Москва. Данилов монастырь. На покое

В стенах Даниловой обители Феотокис провел последние семь с половиной лет своей жизни¹⁸³, посвятив их молитве и книжным трудам, заботясь теперь более всего о благе своей страдающей родины. Еще в молодости он говорил: «В каком бы месте и при каких бы обстоятельствах я ни находился, я буду полезен моему народу». Любовь к своей порабощенной родине воодушевляла его на всех поприщах его разнообразной деятельности, на всех отрезках его не без терний прошедшего жизненного странствия. И именно в России он получил наибольшую возможность послужить своим соотечественникам.

Все, что он теперь писал, предназначалось для Греции. Он собрал воедино толкования и проповеди на воскресные евангельские и апостольские чтения, произнесенные им большей частью в период архипастырского служения в России. Еще при жизни святителя, в 1796 году, в греческой типографии братьев Зосима в Москве на их средства¹⁸⁴ были изданы толкования на воскресные евангельские чтения с приложением бесед «по подражанию Иоанна Златоустого» на греческом языке. Они составили два первых тома четырехтомного труда под общим названием «Кириакодромион», то есть «Путь по дням Господним»¹⁸⁵. Практически весь тираж этого издания (2000 экземпляров) святитель принес в дар своим соотечественникам. Экземпляры «Кириакодромиона» были разосланы по храмам Греции и подарены греческим архиереям. Поскольку первый тираж был скоро исчерпан, уже на следующий год решили выпустить второе издание в Яссах. Толкования и беседы Феотокиса на воскресные апостольские чтения увидели свет уже после его кончины. Они были изданы в той же московской типографии братьев Зосима в 1808 году¹⁸⁶. Как сам Никифор писал в предисловии к этому изданию, целью его было дать своим современникам толкования «боговдохновенных Писаний», читаемых в храме Божием, на понятном для них языке. Составляя их, он подражал древним пастырям, написавшим свои «премудрые и исполненные благодати толкования», язык которых с течением времени, к сожалению, стал непонятен верующим, и потому они вышли из употребления. При этом он полагался «не на собственную силу, но пользуясь толкованиями святых мужей и почерпая из них, как из спасительных источников, очень многое»¹⁸⁷.

«Кириакодромион», составленный Феотокисом в тиши древнего московского монастыря, скоро стал широко известен в Греции и был признан лучшим из всех существующих сборников проповедей. Его читали в греческих храмах и монастырях повсеместно, включая и святую Гору Афон; он стал настольной книгой почти в каждом греческом доме¹⁸⁸. Труд Феотокиса был высоко оценен и в России. Отмечая достоинства «сего прекрасного произведения», русские исследователи указывают на «верность, ясность и удобовразумительность изъяснений, основательные выводы нравственные, в виде Златоустовских, приложения к жизни христианской»¹⁸⁹. «Нравятся мне эти беседы, – пишет епископ Порфирий (Успенский). – Они отголосок мужа, священствующего и витийствующего не без философии»¹⁹⁰. Тот же автор отмечает достоинства новогреческого языка «Кириакодромиона», понятного как для ученых, так и для неграмотных, «по чистоте и сановитости своей» соответствущего как святости предметов, о которых идет речь, так и достоинству епископского сана их автора¹⁹¹. Беседы «Кириакодромиона» ставились даже выше проповедей знаменитого кефалонийского проповедника епископа Илии Минятия (1669–1714). Вскоре после появления греческого издания «Толкований Воскресных Евангелий» при Казанской Духовной Академии был сделан его русский перевод¹⁹².

Русский перевод толкований Воскресных Евангелий Никифора Феотокиса упоминает в своих письмах святитель Игнатий (Брянчанинов, 1807–1867). Он ставит его наравне с творениями святых отцов: Иоанна Златоуста, Димитрия Ростовского, Тихона Задонского, и рекомендует для чтения особенно христианам, «которых жребий – проводить и окончить жизнь среди мира»¹⁹³. В письмах святителя Игнатия мы находим о очень высокую характеристику автора этого труда. Так, в 1848 году он писал своей сестре Елисавете Александровне: «[Архиепископ Никифор] стоит несравненно выше всех наших церковных писателей (т.е.) русских, соединяя в себе основательную ученость с духовным помазанием»¹⁹⁴.

В годы пребывания на покое преосвященный Никифор также переработал свои рукописные пособия по математике, которые составили «Основания математики» в трех томах¹⁹⁵. В 1798–1800 годах они были изданы в Москве также на средства братьев Зосима и предназначались для даровой раздачи греческим школам – в пользу «несчастному роду»¹⁹⁶. Еще одно учебное пособие, составленное Феотокисом, – «Основания географии» – вышло в свет в Вене в 1804 году¹⁹⁷. В это же время он написал несколько небольших произведений на греческом языке и перевел одно французское сочинение против Вольтера, снабдив его многочисленными комментариями¹⁹⁸. В предисловии к этому переводу, поясняя свою цель и задачу, Феотокис писал: «К сожалению, мы слышали, что и в Элладе начали появляться ядовитые ростки от гибельного семени, поэтому, будучи далеки телом, но близки сердцем желая со своей стороны помочь Элладе, решили составить и обнародовать эту книгу, написанную на простом языке, надеясь, что она будет одним – средством ограждения, другим – обращения, третьим – утверждения, всем вообще – руководством ко спасению»¹⁹⁹. Такие же «ядовитые ростки» он мог видеть и в России, в которой вольнодумство, или либерализм мысли, главным учителем которого был Вольтер, сильно распространилось в царствование Екатерины II. Реакция на него со стороны государства началась одновременно с французской революцией, ясно показавшей плоды такого либерализма, и особенно усилилась в царствование Павла I.

Во все годы своего пребывания в России преосвященный Никифор поддерживал переписку со своими соотечественниками как на родине, так и в России.

К первому, полтавскому, периоду относится уже упоминавшееся выше письмо Феотокиса святителю Макарию Нотарасу, который в то время, вынужденно оставив свою епархию, искал тихое и спокойное место, где он мог бы вести аскетическую жизнь и заниматься изданием святоотеческой литературы. Святитель Макарий спрашивал преосвященного Никифора о монастыре преподобного Паисия, в то время Секульском. В ответ, кроме приведенного выше описания устроения Паисиева братства, он получает следующий совет, который Феотокис, очевидно, прилагал и к своей собственной жизни: «Из всего того, что я тебе сказал, ты сам себе можешь посоветовать лучше, чем кто бы то ни было другой. Я же знаю, что не меtста, а оtбраза жизни добродетель является плодом. Ведь среди Содоtмлян вижу Лота святого, и среди апостолов и Спасителя Иуду предателя. Христос за нас пострадал, нам оставив пример, дабы следовали мы по Его пути. На всяком месте и в любом положении любой человек, имеющий непрестанно пред очами этот пример и следуя по такому пути, спасен будет»²⁰⁰.

Тесное сотрудничество и дружба связывала архиепископа Никифора с Дорофеем Вулисмасом, отвечавшим в Константинопольской Патриархии за цензуру и редакцию издаваемых книг. Издание необходимых для Греции книг и учебных пособий и было главной темой их переписки. Именно Вулисмас побуждал Феотокиса к переводу вышеупомянутого сочинения, направленного на опровержение идей Вольтера²⁰¹.

Сохранилось три письма Феотокиса к своему другу Елевферию Ларисскому, последнее из которых относится к 1793 году²⁰². В нем святитель утешает друга в его скорби о скончавшемся брате Николае, бывшем ему вторым отцом и покровителем, и, утешая христианским утешением, сам испытывает боль печали и утирает навернувшуюся слезу. Так глубока и трогательна была их дружба.

Архиепископу Евгению Вульгарису Феотокис писал из Данилова монастыря в Санкт-Петербург, где этот уже 80-летний в то время старец проживал на покое²⁰³. А. Стурдза сообщает, что предметом их переписки было общее беспокойство о своем отечестве, доставшемся возмущенной революцией Франции²⁰⁴. Между прочим в одном из писем Никифор предсказал, что Ионические острова будут освобождены Россией, еще в то время, когда этого ничто не предвещало. «То было, – пишет А. Стурдза, – одно из тех внушений, кои в раздумье уединения осиявают иногда умы благочестивых отшельников»²⁰⁵. Это предсказание испольнилось в 1799 г., когда Ионические острова были освобождены адмиралом св. Федором Ушаковым и была образована Ионическая республика под покровительством русского императора, просуществовавшая до 1807 года.

Находясь на покое в Даниловом монастыре, как его настоятель, архиепископ Никифор пастырски заботился о вверенной ему братии, тогда весьма немногочисленной²⁰⁶. Это были его «присные», с которыми он вместе молился, совершал Божественную Евхаристию, делил каждодневные заботы. Доказательство ответной любви и уважения братии к своему настоятелю мы находим в эпитафии, которой почтили его память «присные, оплакивающие кончину его». В ней отмечены его особенно дорогие им добродетели: истинная вера к Богу, щедрые благотворения ближним, пастырская кротость к подчиненным, чистота сердца и незлобие. Добрая память об архипастыре сохранили даже древние стены Даниловой обители. Так, юго-западная башня монастыря, располагавшаяся в углу настоятельской усадьбы, в XIX веке называлась «Никифоровской» – очевидно, в память почитаемого архипастыря. В верхнем ярусе ее была устроена беседка, так что вместе усадьба с башней представляли собой удобное место для прогулок, уединения и молитвы²⁰⁷.

Архипастырь-старец умел согревать души людей добрым словом, наставлять полезным советом; он «отверзал сокровищницу мудрости и любви» всем прибегавшим к нему, без различия. Замечательное свидетельство о Феотокисе как о духовном наставнике и отце сохранил для нас Александр Стурдза. Отец его, будучи еще юношей, познакомился с иеромонахом Никифором в Лейпциге. Он встретился с ним в храме, и знакомство их продолжилось в «уединенной храмине ученого». Молодой инок «ввел его постепенно в чистые сладости молитвы и сообщил ему навык постоянно углубляться в чтение святого Евангелия». С этого «счастливого времени» и до своей кончины, последовавшей в 1816 году, он «сохранил нерушимо», по свидетельству сына, «залог живой и деятельной веры, полученный от Никифора несмотря на все уветы века сомневающегося и хульного, соблазнившего даже и избранных». Самое драгоценное наследие, оставшееся ему из жизни и наставлений духовного отца, было «то совершенное соглашение внутреннего богопочтения с внешней набожностью, которое он искренне усвоил»²⁰⁸.

Спустя много лет, после тягостных испытаний в своем отечестве, как добровольный изгнанник, С. Стурдза приехал в Россию и поселился со своим семейством в деревне близ Могилева. Он часто бывал в Москве «не столько по делам, как по нетерпению видеться с преосвященным Никифором, духовным его водителем». Никифор любил его как сына. «За скромной оградой Данилова монастыря, – вспоминает А. Стурдза, – отец мой советовался с Никифором, открывал ему тяжко озабоченное свое сердце, а иногда и сожаление об оставленной им родине. Он изливал чувства души, как на первых исповедях своей юности, и почерпал новые силы утешения в недрах чистейшей дружбы и самой высокой набожности»²⁰⁹.

В одной из эпитафий, начертанных на могиле Феотокиса, он назван «отцом отцов и другом несчастных». Слова эти принадлежат Александру Маврокордатосу – знатному греку, бывшему Господарю Молдавии²¹⁰. В 1786 году он был низвергнут турками и нашел убежище в России. Маврокордатос, очевидно, был близко знаком с преосвященным Никифором и не раз испытывал на себе его дар духовного утешения. Он скончался в Полтаве в 1819 году. О том, насколько Александр Маврокордатос и его семья чтили память Феотокиса, можно судить по тому факту, что родные усопшего испросили разрешения Комитета министров перевести тело его из Полтавы в Москву, чтобы похоронить его в Даниловом монастыре, рядом с архиепископом Никифором²¹¹.

На третьем году своего пребывания в Даниловой обители (в 1795 году), очевидно, по причине усилившихся болезней, «опасаясь нечаянной смерти», архиепископ Никифор составил Духовное завещание. Свою огромную библиотеку он разделил между Афоном (греческие, латинские и др. иностранные книги)²¹² и своим верным помощником и собеседником «честнейшим иеромонахом крестовым» Михаилом (русские и славянские). Остальное небольшое имущество и деньги распределил между приютившим его монастырем, в котором он оставлял, в частности, серебряный позолоченный крест с частицей древа Креста Господня, и некоторыми «верными и возлюбленными» своими служителями и друзьями²¹³. Однако жизнь святителя промыслом Божиим продлилась еще на пять лет.

В Духовном завещании упоминается имя «благороднейшего господина Николая Николаевича Бантыш-Каменского, любезнейшего моего друга». Архиепископ Никифор был знаком с ним, еще живя в Астрахани²¹⁴. В 1797–1798 годах известный русский ученый-археограф Н. Н. Бантыш-Каменский, в то время помощник управляющего Архива коллегии иностранных дел, занимался составлением описаний дел греческих духовных и светских лиц, а также дел о выездах в Россию иностранцев. По его просьбе («насилием любви твоея будучи принужден»), в дополнение к упоминавшемуся выше письму 1777 года к Славянскому администратору архимандриту Феоктисту, которым Н. Н. Бантыш-Каменский, как видно из слов Феотокиса, располагал («требовали вы дополнения к письму к архимандриту Феоктисту, от меня писанному...»), архиепископ Никифор изложил основные даты и события своей дальнейшей жизни, а также перечислил труды, написанные им в России²¹⁵. Вскоре эти сведения в сокращении были приведены в «Предуведомлении» к книге архиепископа Никифора «Ответы старообрядцам», вышедшей в Москве в 1800 году, где было опубликовано первое русское жизнеописание святителя. «Ответы» были изданы при участии Н. Н. Бантыш-Каменского. С просьбой о дозволении печатать книгу в Московской Синодальной типографии он обращался в Св. Синод²¹⁶. «Предуведомление», за исключением списка трудов, было дословно перепечатано в вышедшем спустя четыре года втором томе Словаря географического Российского государства в статье о Московском Даниловом монастыре, в работе над которым Н. Н. Бантыш-Каменский также принимал участие. Биография архиепископа Никифора начинается здесь следующими словами: «В сем монастыре жил и им управлял Преосвященный Никифор Архиепископ, бывший прежде Славянский, а потом Астраханский, и Кавалер²¹⁷, муж ученейший и трудолюбивый, издавший в свет многие свои богословские и философские сочинения, в том числе и книгу под названием «Ответы на вопросы старообрядцев»...» После кончины архипастыря под присмотром «действительного статского советника и кавалера Николая Бантыш-Каменского» в Московском архиве Государственной канцелярии иностранных дел был сделан перевод его завещания.

После смерти императрицы Екатерины II (6 ноября 1796 года) на российский престол взошел Павел I. 5 апреля 1797 года, в день своего коронования, император возложил на архиепископа Никифора орден св. Анны I степени²¹⁸.

Прошло уже более тридцати лет с того момента, как Феотокис покинул Керкиру, однако жители острова не прекращали своих попыток вернуть любимого пастыря и проповедника на родину. Среди керкирцев произошло по этому поводу даже некое народное возмущение. 7 июня 1799 года на острове была восстановлена епископская кафедра, и народ пожелал видеть своим архиереем в то время уже престарелого и находящегося на покое архиепископа Никифора. Феотокис противился этому предприятию, но отец известного правителя Греции Иоанна Каподистрии²¹⁹, Антоний Мариа Каподистрия, с которым Никифор находился в постоянной переписке, убеждал его вернуться на родину и принять предложение керкирцев. Керкира в то время находилась уже под протекторатом России и Турции, и начальником острова был адмирал Федор Ушаков²²⁰. Будучи по неизвестной нам причине противником избрания Никифора, он сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать этому. По результатам выборов 11 октября 1799 года на кафедру был избран Петр Вульгарис, однако это избрание не было утверждено Вселенским патриархом. Новые выборы были назначены на 27 декабря. Утром этого дня множество народа вышло на улицы города. Потрясая русскими знаменами, керкирцы требовали избрания Феотокиса. Начальник русской крепости Бороздин был вынужден пообещать им, что вызовет преосвященного Никифора. На следующий день при активном вмешательстве адмирала Ушакова на Керкирскую кафедру был избран архимандрит Иоанн Кигалас²²¹.

Между тем возвращение архиепископа Никифора на Керкиру, к активной архипастырской деятельности, в то время вряд ли было уже возможно – его жизненное странствие на этот раз действительно приблизилось к концу. Святитель мирно скончался 31 мая 1800 года в 3 часа утра – вдали от родины, в стенах древней русской обители, давшей ему покой. В тот же день братия монастыря известили Синод о кончине своего настоятеля. В рапорте казначея иеромонаха Игнатия сообщалось, что «управляющий означенным монастырем преосвященнейший Никифор, архиепископ и кавалер скончался, быв по исповеди елеопомазан и святого Причастия дважды причащен»²²².

Преосвященный Никифор был погребен 2 июня, в день своего небесного покровителя святителя Никифора Константинопольского, в Даниловом монастыре, согласно его завещанию...²²³.

Многие оплакивали кончину любимого архипастыря. Об этом свидетельствуют, в первую очередь, четыре упомянутые эпитафии, составленные разными лицами и на разных языках. На славянском языке начертана эпитафия от «присных, оплакивающих кончину его». На греческом языке почтили память святителя его друг и предшественник по Славянской кафедре архиепископ Евгений Вульгарис и вышеупомянутый князь Александр Маврокордатос. Архиепископ Белорусский Анастасий запечатлел память Феотокиса в латинских стихах²²⁴.

Более чем два столетия минули после кончины просвещеннейшего архипастыря-грека, «пастыря двух паств российских», по слову Александра Маврокордатоса. Его доныне с благодарностью помнят и почитают православные греки, особенно соотечественники на Керкире. Улица, на которой находится церковь во имя св. пророка Иоанна и св. Параскевы, где Никифор Феотокис служил и проповедовал, до сего времени носит его имя. В России в XIX веке архиепископ Никифор почитался как подвижник благочестия. Об этом мы находим очень ценное свидетельство в упоминавшихся уже письмах святителя Игнатия (Брянчанинова), для которого было несомненно его «духовное помазание». Он сообщает, что «есть признаки, по которым догадываются, что тело его нетленно»²²⁵. Духовное наследие Никифора Феотокиса было хорошо известно в России; к нему многократно обращались русские духовные писатели, переводчики и исследователи. Преподобный Паисий Величковский перевел на славянский язык «Четыре слова к монахине»²²⁶,  русский перевод которых неоднократно переиздавался Оптиной пустынью. В келлии преподобного Макария Оптинского, занимавшегося изданием книг, среди изображений «известнейших наших архипастырей и мужей, просиявших подвигами благочестия», висел портрет святителя Никифора²²⁷. Русские богословы и духовные писатели XIX – начала XX века переводили отдельные произведения преосвященного Никифора, а иногда, вдохновляясь его мыслями, составляли новые слова. Таковы «Пять слов христианину», составленные «по мыслям святителя Никифора Феотоки», изданные Афонским Русским Пантелеимоновым монастырем в 1912 году²²⁸. О нем писали известные ученые-археологи и византисты епископ Порфирий (Успенский), А. А. Дмитриевский, Ф. И. Успенский; были опубликованы воспоминания А. Стурдзы и обширная монография о его жизни и творчестве М. Соловьева «Проповеди Никифора Феотоки». Редкое исследование о русском единоверии не упоминает имя архиепископа Никифора – одного из его основоположников. Деятельности святителя в этой области посвящена диссертация В. Грекова «Архиепископ Никифор Феотоки как деятель против раскола», защищенная в Московской Духовной Академии в 1892 году. Несколько ранее, в 1887 году, в Санкт-Петербургской Духовной Академии Константин Смирнов (будущий священномученик митрополит Казанский Кирилл) получил степень кандидата богословия за сочинение «Никифор Феотоки и его значение в истории Русской Церкви и духовной литературы»²²⁹. В настоящее время вышло несколько весьма ценных небольших работ о Никифоре Феотокисе на русском языке, привлекающих неопубликованные греческие источники²³⁰.

Интересно отметить, что русские исследователи никогда не сомневались в принадлежности архиепископа Никифора к православной традиции, несмотря на его частью западное образование, – в отличие от некоторых греческих ученых, рассматривавших его деятельность в связи с европейским, рациональным и секулярным, Просвещением...

Могила преосвященного Никифора сохранялась до начала 1930-х годов XX столетия²³¹, а затем «буря, самим адом воздвигнутая»²³², достигшая России, разрушила Данилов монастырь и стерла ее с лица земли.  Но никакие силы ада не могли истребить память о смиренном труженике на ниве Христовой, по слову псалмопевца: «В память вечную будет праведник» (Пс. 111, 6). Ныне обитель святого князя Даниила, ставшая последним земным пристанищем кроткого и незлобивого святителя-чужестранца и хранящая его останки, вновь восстала из небытия; новые иноки тщательно собрали имена всех своих предшественников по иноческому подвигу и составили новые синодики, где в ряду настоятелей навсегда записано и имя архиепископа Никифора. Даниловские иноки и прихожане, возносящие о нем свои молитвы, верят, что этот добрый пастырь стяжал «венец правды» от Господа (2Тим. 4, 8) и ныне является отзывчивым ходатаем и предстателем перед Престолом Святой Троицы для всех «овец избранного стада» Христова, «христиан возлюбленных», – как для своих соотечественников-греков, так и для русских и всех помнящих его и молящихся о нем.