Слово в день тезоименитства Благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича. (30 августа 1881 г.)

Ищите прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6:33).

В сегодняшний праздник царев, который есть нераздельно и наш праздник народный, мы не даром берем в основание своего слова вышесказанное изречение и заповедь Господню. Тезоименитство Государя, совпадающее с неостывшею еще и горькою памятью о его покойном родителе-мученике, невольно пробуждает в русском сердце пытливую и заботливую мысль о внутренней связи и живой преемственности исторических событий того и другого царствования. Что же досталось в наследство Александру 3-му от 2-го? Совокупность великих реформ прошедшего царствования имела своим последствием величайшее напряжение народных и государственных сил, разбудила и жажду новых и повсюдных преобразований, затронула общее и народное самосознание, расположила государственных и ученых мужей к всестороннему изучению современной русской жизни ее прошедшей истории, к беспристрастному исследованию ее нужд и потребностей, равно как и ее недостатков. Столь серьезное настроение общества, доставшееся в наследство новому Государю нашему, делает в высшей степени серьезным и многотрудным его царственное положение; ибо с напряжением народных сил и с пробуждением общественного сознания пробуждаются обыкновенно и дурные инстинкты некоторых слоев общественных; разгораются страсти, завязывается борьба литературных мнений и ученых убеждений, происходит столкновение многочисленных личностей – как служебных, так и не служебных, и все это волнущееся движение общества требуется упорядочить и сильною рукою направить к общему народному благу. Помочь, каждому по мере сил и способностей, этим великим царственным усилиям – есть священный долг всякого современного русского человека. Но к величайшему сожалению, разность во взглядах на народное благо разобщает русские народные силы; и она то во многих охлаждает любовь к престолу и царю, сеет вражду между отдельными общественными кружками, – и притом так, что чем выше и авторитетнее эти круги, тем горячее и настойчивее ведется в них борьба, и тем недружелюбнее там смотрят друг на друга в случае разногласия мнений. По-видимому все желают одного и того же: желают, чтобы нищеты и нужды было меньше в народе, и чтобы природные богатства России, как можно успешнее разработывались и больше накоплялись; желают, чтобы образование народное как можно выше поднялось и как можно дальше раздвинулось; желают, чтобы государственные учреждения и формы общественной жизни были как можно свободнее, чтобы всем жилось без всякого стеснения и чтобы каждый, дыша совершенно привольно, мог свободно развивать свои природные силы и таланты; желают наконец, чтобы политическое значение нашего отечества в ряду других европейских держав было сильно и могуче. Прекрасные желания! И кто из русских людей не пожелал бы всего этого? Но когда прислушаться к толкам о мерах и способах для осуществления всех исчисленных желаний, то они оказываются до такой степени разноречивы и противоречивы, – что то самое, в чем одни полагают благо для своего отечества, другие называют злом; чем одни надеются достигнуть величия и спокойствия для своей родины, то самое, по мнению других, приведет его к погибели. Кто же должен решить и разъяснить дело, и подарить покой народу? Здесь сама собою выступает великость значения крепкой и могущественной власти правительственной, вспомоществуемой лучшими умами и просвещеннейшими служебными силами народными. Да будет же Господь всесильным помощником Государю нашему в отправлении его великого царского служения, и да соберет вокруг престола его наилучших и благонамереннейших пособников ему!

Но не затем мы поставляем на вид столь обострившееся в наше время разногласие в решении общественных вопросов, чтобы не подать никакого голоса с своей стороны к умиротворению этого разногласия. Может быть и вы ждете теперь какого-нибудь разъяснительного слова от алтаря церковного по поводу самого современного и всеобщего нашего вопроса, как лучше устроить от чего-то поколебавшееся народное благо, как надо понимать это благо, и где лежит к нему путь? Это именно и хотелось бы нам несколько разъяснить, но не в смысле составления каких-нибудь политических программ, или предложения нарочитых мер по тому или другому вопросу народного благоденствия. Церковь Христова к этому не призвана. Господь сказал, что царство его не от мира сего, – это значит, что устроить формы своей политической и общественной жизни Господь предоставил самим обществам людским, и следовательно служители Христовой церкви никогда не должны быть и не будут сторонниками какой-нибудь одной политической партии и противниками другой. Отнюдь не настаивая на закреплении каких-нибудь одних установившихся и старинных форм жизни общественной, и вовсе не желая застоя и окаменелости в развитии этой жизни, в чем иногда совершенно ошибочно обвиняют церковь, – она напротив готова благословлять всякое правильное и зрелое движение вперед и всякое обновление к лучшему в устроении внешнего и материального быта государственного. Но случается, что в этом движении и в этих страстных поисках нового и лучшего забывается общественными деятелями самая существенная и внутренняя сторона дела, без которой решительно невозможно благо народа, какие формы ни придумывай для его жизни и какими порядками его ни наделяй. Случается непостижимое какое-то забвение нравственно-религиозной области, вне которой представляется возможным иногда и не мелким даже умам создать для народа крепкую и здоровую политическую жизнь. Тогда настает очередь служителей Христовой церкви сказать свое слово, и, если можно вернуть с ошибочного пути увлекшихся и забывшихся людей. Нам представляется, что если когда, то теперь в особенности следует провозгласить слова Христа Спасителя всем радетелям народном и искателям общественного блага: ищите прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам!

В самом деле как мало замечается ныне этого искания правды царствия Боэция, как мало видится в людях религиозных порывов и стремлений! Среди горячих споров о разных системах образования и среди всевозможных земских и политических вопросов всего неохотнее занимаются религиозными вопросами, и всего менее озабочены тем, как поднять религию в людях и как расширить нравственно-воспитательное значение церкви в обществе. Люди светской науки как бы не считают этого своим долгом, и потому редко-редко кто из них обмолвится каким-нибудь сочувственным словом о религии и ее значении в обществе. А есть многочисленные кружки, имеющие свои литературное органы, которые создают весьма широкую книжную область с тою, по-видимому, просветительною и назидательною целию, чтобы задушить и последние религиозные искры в читающих людях. Окольным путем и с самыми тонкими учеными приемами проводится и внушается мысль, что религия есть нечто даже мешающее умственной зрелости людей, что она есть такая область, где все держится на темном и безотчетном чувстве, которое есть источник суеверий и предрассудков; и по тому-де мужи науки, а за ними и все ищущие истины, должны слушаться одного только разума и ничего больше. Дело доходит до того, что в самых образованных европейских странах воздвигается прямое гонение на религию, и даже правительственными распоряжениями избираются из школ все предметы, носящие на себе религиозную печать и могущие напоминать учащимся о божественном основателе христианской религии. В христианских государствах целые десятки тысяч людей остаются и живут даже без крещения, как язычники и мытари. У нас, конечно, до этого еще не дошло. Но за то с каким умилением иные наши мыслители, желающие обновления русской земли, смотрят на гражданские и политические порядки этих европейских стран, и какие похвалы им расточают, и как бы хотели они вдруг пересадить эти порядки на свою родную землю, отказываясь от всей прошедшей истории русского народа и пренебрегая основными началами православной, народной – русской жизни! Не решаясь прямо унижать религию и как бы по необходимости уступая ее темному сельскому народу, наши домашние просветители предлагают иногда такого рода проэкты, чтобы служители религии мало чем возвышались над темной и серой средой народной и по своему образованию и по своим привычкам и по всему строю жизни.

На что же надеются, чем хотят поднять общественную нравственность, и на чем думают основать благо народное, если так холодно относятся к религии, и так мало признают за ней значения в улучшении общества? Надеются на два обстоятельства. Во-первых ожидают, что с поднятием умственного уровня в народе и с развитием просвещения расширится и чувство долга, ослабеет порок и явятся сами собою гражданские доблести; ибо все дурное и постыдное, говорят, происходит не от чего иного, как от невежества и нравственной грубости, а они то и пропадают при научно-образовательном свете. Это называют внутренней и положительной мерой к созиданию народного блага. Но более всего, кажется, рассчитывают на внешние и отрицательные меры. Полагают, что в образованной и свободной стране можно создать такие порядки по всем отраслям государственной жизни, чтобы дурные и безнравственные начала, живущие в людях, затруднены были бы до последней степени; так чтобы какой-нибудь например корыстолюбивый богач, если бы и захотел порабощать своими капиталами бедняков, не мог бы этого сделать; чтобы какой-нибудь неспособный, хотя бы и породистый, сановник не мог бы и на короткое время продержаться на своем служебном посту; чтобы какой-нибудь делец, заведующий общественным достоянием, если бы и ухищрялся послужить своему карману и своим только личным выгодам, был бы поставлен в невозможность это сделать, и т. д. Общим же условием для создания таких порядков считают возможное освобождение граждан от правительственного надзора, никем и ничем не нагнетаемую волю земских людей, и добровольный всеобщий надзор народа над своими делами. Если бы все это устроилось, то говорят и благо народное поднялось бы в высшей степени. На разных служебных постах очутились бы только достойные люди, а народная нищета и бедность быстро бы исчезла несмотря даже на противодействие слепых и физических сил нашей страны, в роде чумы, засухи, вредных насекомых и тому подобного.

Основная и самая горькая ошибка здесь та, будто бы просвещение есть коренная мера против людской безнравственности и нечестности. Самые простые, кажется, соображения могут обнаружить эту ошибку. Если бы это было в самом деле так, то мы постоянно наблюдали бы одно и то же явление: т. е. чем человек делался бы умнее и больше бы накапливалось в его голове знаний, тем благороднее становился бы он сердцем и чище по нравственности, – и наоборот: чем не развитее человек в умственном отношении и беднее знанием, тем он хуже был бы по нравственности. Но ведь это же не так в действительности? Хотя и великий мудрец древности Сократ отождествлял добродетель с знанием, тем не менее это ошибка; ибо кто же из нас не знает, что добродетель и нравственность иногда стоят в совершенно обратном отношении к умственной развитости и знаниям. Утонченность порока и многочисленность преступлений замечаются даже и статистикой преимущественно в городских и особенно в столичных населениях, а не в сельских. Не хотим ли мы этим, для своих соображений, унизить просвещение и образованность? Ни сколько. Мы хотим только поставить на вид, что не разум есть единственный руководитель человеческой деятельности, и, следовательно, не от его качеств зависит и качество человеческой нравственности. Образование конечно есть свет, и значит вещь прекрасная и желательная, но света недостаточно, чтобы ходить и действовать. И во тьме, при собственной осторожности и постороннем надежном руководстве можно делать шаги и приближаться к цели, хотя нерешительно и медленно. Но когда поражена и ослаблена самая способность движения в организме человека, то, как ни освещайте ему путь, – он ее сдвинется с места. Так и в нравственной жизни человека. Наука и просвещение конечно разъясняют ему, чем он должен быть; но сил достигнуть идеала сами по себе не дают ему. Надо иметь в виду еще и то важное обстоятельство, что самый свет науки и образования может быть разных достоинств и качеств. Вместо истины и действительных предметов весьма часто люди устремляются к призракам и впадают в заблуждения при фальшивом свете ложного образования и односторонней науки. То, что мнят люди за солнечный животворный свет, весьма часто есть не более как блудящий огонь или смрадный факел. Как бы то ни было, опыт показывает нам, что умственная и нравственная область, как в отдельных людях, так и в обществах людских, суть две самостоятельные и отдельные области, и потому гармоническое соответствие в развитии их далеко не так неизбежно, как это многим представляется.

А если это так; то в случае упадка общественной нравственности никакие внешние и гражданские порядки не управят ее, не поднимут и не дадут желаемого направления. Опять наше слово не к тому клонится, что все равно, какие бы порядки ни существовали в гражданском устройстве нашего общества, худые или хорошие. Нет, при худых, беспечных и недальновидных порядках, нравственная несостоятельность худых членов общества будет быстро возрастать на просторе, и может дойти до самых нетерпимых размеров; между тем как при умных, целесообразных и дальновидных учреждениях, особенно когда они крепки, общеобязательны и настойчивы, много нечестных людей и неспособных тунеядцев должны попрятаться и сойти с служебного поприща, дабы уступить место достойнейшим деятелям. Но, во-первых, когда уже признается нужным для ограждения общественной нравственности настойчивость и общеобязательность, или что тоже строгость гражданских порядков и учреждений; то говорить об общем просторе и всеобщей свободе и независимости приходится уже с большою умеренностию и осторожностию. Если в этом случае нужны примеры, то именно те страны, которые с наибольшим правом могли бы хвалиться своею гражданскою свободою, и страдают именно от непрерывной и ожесточенной борьбы партий, доходящей до неприличия и кулачных приемов, и в них то именно благие правительственные начертания и заботы о народном благе то и дело ослабляются, а иногда и вовсе разбиваются противодействием личного произвола и страстными выходками отдельных граждан, не сочувствующих идеям правительства и ставящих всего выше свои личные убеждения и выгоды. Да и у нас в тех случаях и областях народной жизни, где заявляет себя земская свобода, можно ли указать преимущественное процветание народного блага и развитие особенных удобств и приятностей жизни – особенно в селах и деревнях, куда устремляют свою преимущественную любовь свободолюбивые народные радетели? Трудно это утверждать. Во-вторых невозможно никаким гениальным умам изобрести столь дальновидных законов и всеобъемлющих порядков, чтобы вся масса общественных членов, со всеми неисчислимыми случаями их отдельной личной жизни, была захвачена этими мудрыми законами и управлена этими оградительными порядками. И Корень всего злого таится в сердце человека и его воле, по слову Христа Спасителя: из сердца исходят помышления злыя, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления (Мф. 15:19). Если же не исторгнут злой корень, то он всегда найдет возможность дать росток, проберется сквозь все преграды и на самых глазах блюстителей общественной нравственности пышно расцветет и принесет плод по роду своему. Как вы заставите корыстолюбивого и черствого богача сострадать нуждам трудящихся бедняков и беречь чужие выгоды, когда в сердце его нет любви к ближнему и не посеяно в нем страха Божия? Какими порядками пьяницу и ленивца можно переделать в трезвого и деятельного гражданина, когда несчастная страсть, расслабившая его волю, держит его как на привязи? Какие предписания нужно изобресть, чтобы сластолюбивых развратников принудить уважать честь чужих семей и права женщины, когда сладострастие кипит у них в сердце? Чем и как создать самоотверженных патриотов из людей, которые от молодых ногтей приучались издеваться над своей родной православной верой, или из неблаговоспитанных эгоистов, для которых основное правило жизни «где хорошо, там и родина»? Как оградить от расхищения общественное и государственное достояние от недобросовестных и хитрых дельцов, которые помимо прямой и видимой дороги умеют находить сто окольных и секретных дорог к казенным богатствам? Какие нужно придумать условия гражданского быта, чтобы людей стоящих у святилища науки заставить служить только ей одной и бескорыстно ревновать об обогащении общественной сокровищницы здравых знаний, если этих людей волнуют только личные честолюбивые и грубо-материальные расчеты, или давит раболепное поклонение чужой учености, смеющейся над всем святым и заветным для людей? И если наша страна не хороша и порядка в ней нет, – как многие привыкли теперь повторять это с каким-то рассчитанным намерением, то нельзя ли указать, как на пример, на какую-нибудь свободнейшую и образованнейшую страну на земном шаре, где бы на ночь не запирали домов, верили бы друг другу на слово, где не было бы бедности и нищеты, невежества и суеверий, где правосудие сидело бы праздно за отсутствием грабежей, убийств, злостных посягательств на правительственную власть и всяких других непотребств? Нет, такой страны еще не открыли. Но это можно устроить, и все это непременно будет, – хотят нас уверить горячие головы и страстные поклонники разума и человеческой науки. На все эти уверения, как бы искренни они ни были, можно ответить только одно, что слишком долго человечеству приходится ждать этих услуг от науки и просвещения, этого наступления царства небесного на земле.

А между тем вот что открывает нам святая религия Христова. Все человечество страдает некоторою внутреннею и неисцельною, и притом наследственною болезнию с незапамятных времен. Болезнь эта расслабила волю человека и развратила его сердце до такой степени, что предоставленный самому себе он оказывается с одним исканием добра и с естественным стремлением к нему; достаточных же сил для обладания этим сокровищем у него уже не находится. Борьба со злом, растлившим природу человека, уже стала для него совершенно неровною борьбой; и все человечество в этой изнурительной и несчастной борьбе погибло бы совершенно и развратилось, если бы сам Сын Божий не употребил чрезвычайных средств для восстановления своего образа в падшей человеческой природе. Для этого оказалось нужным Ему самому принять зрак раба и в человеческом немощном образе пожить на земле с людьми, учить их и наконец пострадать на кресте. Для этого принес Он новый завет с неба, основал на земле свою церковь и в ее таинственных учреждениях преподал людям «все потребное к жизни и благочестию» (2Пет. 1:3). Следовательно только в живом союзе с божественным Спасителем рода человеческого, под сению и руководством основанной им церкви и с помощию чрезвычайных благодатных средств люди могут с честию вести борьбу с исконным злом, гнетущим человечество, и выходить победителями из этой борьбы. А говоря ближе к нашему предмету, – только развитие религиозного начала и углубление его в сердцах людей может возвысить нравственное состояние человеческих обществ, и застраховать их от внутреннего разложения; только при всемогущем содействии религии Христовой и при помощи благодатных и таинственных средств, которые она предлагает людям, может совершаться правильное движение вперед – как в научном и умственном, так и материальном развитии человеческих обществ. Тогда-то и могут оказаться истинно плодотворными все правительственные предначертания и гражданские учреждения, на которых думают основать благо народа столь многочисленные теперь вожди его, и столь противоречивые просветители. Религия будто бы противоречит и мешает здравой науке, имеет выгоды держать людей в суеверной и предрассудочной тьме, – какая несчастная ошибка, какое грубое недоразумение Что люди суеверные и упорно-невежественные могут иметь облик людей религиозных, что люди не перенесшие правил религиозных в свое сердце и душу могут быть суровыми ревнителями внешнего благочестия и бессердечными гонителями чужих слабостей и чужих мнении, – это правда. Но разве в этом состоит религия? Когда один только животворный луч ее западет на дно души человеческой, хотя бы самой холодной и развращенной, – он может даровать ей новую жизнь, и преобразовать всего человека в самое короткое время. И разве не было величайших умов и знаменитейших ученых, которые были в то же время нелицемерно – благочестивыми и глубоко религиозными людьми? Как же свет научный не рассеял мнимой тьмы религиозной? Напротив, не религия ли вдохновляла великих людей на их подвиги и бескорыстные труды для человечества? И не от того ли, как прежде, так и теперь пропадает там много талантов и богатых природных дарований, что обладатели их упрямо уклоняются от религиозных влияний и смолоду затрачивают бесплодно свои силы на службе различным постыдным и мирским кумирам? В начале своего слова мы дали вам заметить, благочестивые слушатели, что при всей розни, замечаемой в стремлениях и убеждениях наших общественных деятелей, при всей остроте их споров и жгучести их взаимной борьбы могло бы быть нечто умиротворяющее и объединяющее. Это именно религия, т. е. ее воцарение в людских сердцах. И какую бы тогда необъятную и несокрушимую силу почувствовала в себе наша родина в деле созидания своего общественного и политического блага! Исчезли бы в ней как дым те гибельные и разрушительные начала, которые не дают покоя не только правительству, но и нам всем, и застилают истину от глаз иногда совершенно благонамеренных и очень дельных и умных людей. В самом деле какого зла ни коснись в нашей родине, – непременно придешь к мысли о слабости религиозного начала в людях и с чего ни начни говорить о народном благе, – почувствуешь неизбежную нужду возвысить и расширить это начало в сердцах людских. Говорят например, что наша хлебная дороговизна отчасти искусственно создана неправильными и своекорыстными торговыми оборотами? Это весьма вероятно. Но будь религиознее и честнее люди, в чьих руках эти обороты, – и зло уполовинилось бы. Говорят, наши плодороднейшие земли тощают от нечестного пользования ими временных и наемных владельцев? И это весьма вероятно. Но будь побольше совести и религии в этих людях, – и земля не скупилась бы на свои дары. Говорят, крестьянская нищета зависит иногда не от одних только их собственных пороков, но еще и от умножения в их среде бессердечных капиталистов, и так называемых злостных и алчных мироедов? Но возможны ли были бы эти люди, если бы в душе у них теплилась искра религии? Говорят, наша армия во время войны, кроме невзгод от неприятеля и суровостей природы, терпела еще великие невзгоды и от корыстолюбия людей, заведывавших ее продовольствием? Если это так, то, где же причина зла, как не в забвении этими людьми религии и страха Божия? Говорят, равнодушие к школе и образованию народ почувствовал особенно после того, как потерял веру в своих учителей, которые силились не научать его вере, а отучать от нее. Если это правда, то причину зла здесь не нужно и указывать. Говорят, что юношество наше от того бывает непокорно и слабонравственно, что не всегда слышит разумное, трезвое и богобоязненное слово с ученых кафедр, а из книг и журналов и очень часто веет на него нравственной тлей и развращением? Если это так, то чем же помочь горю, как не обоюдным религиозным отрезвлением и учащих, и учащихся? Говорят, что широкое развитие роскоши и сластолюбия в городских населениях, породившее множество искусственных потребностей и отсюда крайнее несоответствие между потребностями и средствами жизни, стало причиною всеобщего обеднения и недовольства жизнию? Кто же научит людей воздержности и умеренности, и разовьет довольство своим жребием, как не религия? Говорят, что ослабление национального чувства в известных русских кружках, которые с хамовой веселостию глумясь над всем родным и отдаляясь сердцем от престола и царя, горячо и нежно радеют о всяких иноплеменных интересах, а свою родную страну готовы поделить на части и употребить их на удовлетворение каких-то исторических долгов, измышляемых разными притязателями и завистниками нашей русской силы и величия, – этот упадок патриотизма и слепотствующее подслуживанье всяким тайным противорусским надеждам и мечтам, говорят, есть прямое следствие сердечного охлаждения к исконной народной русской святыне православия. Несомненно это так!...

А если все это так, то очевидно, что наша самая серьезная и главная забота должна быть не о чем ином, как о возвышении религиозности в нашем обществе и возвращении на путь веры и православия тех многочисленных русских людей, которые сбились с этого пути, в своей ученой и лжесвободной слепоте покланяются разным греховным и в частности иностранным идолам! О, да соберет Господь теснее вокруг престола царева тех избранных русских людей, которые, как некогда избранные Израильтяне при величайшем ветхозаветном ревнителе веры – пророке Илии, не преклоняют колен пред ваалом лжеименной науки и безбожного и неверующего отрицания, и не целуют сего идола, не смотря на всеобщее развращение и поклонение сему идолу! А мы все, молящиеся здесь о своем дорогом Государе, преемнике великого народного радетеля русского, не забудем в своих поисках народного блага и государственного благоденствия этих божественных слов нашего Спасителя: ищите прежде царствия Божия и правды его, и сии вся приложатся вам. Аминь.