Слово в день восшествия на престол Благочестивейшего Государя Императора, Александра Николаевича. (19 февраля 1874 г.)

Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.

Приятно видеть вас братие всякий раз, когда вы собираетесь сюда – в храм Божий – в особенно многочисленном и избранном обществе. Когда мы выходим к вам в этих случаях с словом поучения, в нас естественно возникает желание сказать вам что-нибудь наиболее жизненное, наиболее вас касающееся и прямо к вам относящееся. Нам представляется, что, задаваясь такими целями, мы идем навстречу вашим собственным желаниям и ожиданиям; ибо что за интерес вращаться в области отвлеченных и общих, хотя и назидательных, вопросов, которые, конечно, никого не затронут, но, разумеется, и пользы никому не принесут? При всем том мы откровенно должны сознаться, что, понимая всю важность и серьезность проповеднической задачи, мы чувствуем однако же некоторое смущение всякий раз, когда приходится исполнять эту задачу; потому что чем более жизни и прямоты в проповедническом слове, тем более есть опасности, что оно не будет приятно. Нас могут упрекнуть, отчасти мы даже и испытали эти упреки, будто бы мы касаемся таких вещей, которые не имеют прямого к нам отношения, т. е. проще сказать вмешиваемся в чужие дела и мелочи житейские. На случай таких упреков просим вас убедительно отделять нашу скромную проповедническую личность от священного и всеобязательного голоса церкви, которой мы лишь смиренные служители и послушники. Мы говорим только то, что могла бы сказать вам она. Чего же она не должна говорить вам, и есть ли такая мелочь, которой она могла бы не коснуться, если эта мелочь имеет связь с делом вашего нравственного преуспеяния? Вот и теперь мы именно хотим повести беседу об одной из таких мелочей. Мелочь эта – карты, вот те самые, в которые играют, которые стали таким обыкновенным, любимым и всеобщим занятием в часы досуга и безделья, и которые подчас так много поглощают у людей их делового и драгоценного времени! Карты, как странно звучит это слово под сводами храма Господня, оглашаемого священными песнями и молитвами! Но что делать, когда есть нужда говорить об них, когда эта мелочь сказывается далеко не ничтожными последствиями в нашей общественной и нравственно-религиозной жизни. Уделите же нам несколько минут вашего внимания!...

Прежде всего мы считаем нужным оговориться в предупреждение всяких недоразумений и пререканий. Пусть не упрекают нас в односторонности и узкости взгляда на обязанности житейского человека и в излишней строгости к его удовольствиям и развлечениям. Мы очень хорошо знаем, что человек не ангел; что непрерывно держаться в сфере одного серьезного и важного ему невозможно; что веселье, игра и удовольствие ему по временам столь же бывают нужны, сколько разнообразие в пище для поддержания бодрости и энергии его духа. Известно, что колеблющиеся волны дают жизнь и движение огромной массе вод; дуновение ветра разносит свежесть и прохладу в атмосфере, которой мы дышим. Мы готовы признать именно такое освежающее значение в человеческих удовольствиях и развлечениях. Но во первых всякое развлечение, чтобы достигало указанной почтенной и истинно человеческой цели, должно все-таки содержать в себе некоторого рода духовную пищу в одно и то же время и легкую и питательную для человеческого духа, конечно соответственно возрасту, наклонностям и темпераменту человека. Т. е. игра и развлечение не должны быть бесцельною тратою или убиванием времени, а должны приятным и достойным образом действовать на воображение и чувство человеческие, дабы, живя на некоторое время преимущественно этими прекрасными и нежными своими способностями, человек нашел успокоение от своих умственных трудов, или невзгод житейских. Короче: игра и удовольствие должны носить на себе печать человеческого достоинства. Такое понятие об этом предмете можно найти в любом рационально составленном педагогическом руководстве. Приложим это понятие к карточной игре. Какая в ней пища для воображения и чувства человеческого? Изящных образов и картин, кроме примелькавшихся значков и фигур, нет никаких. Интересных психологических случаев и явлений, вызывающих на размышление и пробуждающих идеальные мечты и отрадные надежды, здесь тоже нет, кроме монотонно и бесконечно повторяющихся сочетаний различных мастей. На зеленом карточном поле не растет, как известно, и не цветет никаких цветов и в карточной атмосфере не слышится никаких особенно приятных звуков или благовоний, кроме разве табачного дыма, да сдержанно недовольных, а иногда и бранчивых слов играющих. А между тем посмотрите, как это развлечение крепко усаживает, или точнее приковывает людей к одному месту. По их серьезным лицам видно, что они напряженно мыслят; по их сухим и отрывочным фразам видно, что они волнуются, хоть и прячут друг от друга эти свои волнения; по их притворному смеху и напускной веселости и вообще по их нестройным и нервным движениям видно, что кровь у них течет быстрее обыкновенного и что это именно обстоятельство и имеет для них какую-то втягивающую и увлекающую силу. Что-же оказывается, при занимательном наблюдении? Оказывается, что просто корысть-деньги составляют тот секрет, в котором заключается обаятельная сила карточной игры. Оказывается, что это верно не по отношению только к страстным и записным и игрокам, но к играющим вообще. Возражать против этого кажется трудно. Ибо кто же видал, чтобы люди засиделись за картами, когда игра идет безденежная? Увлекает и волнует людей непременно интерес, хоть ничтожный, копеечный, а все же интерес. С исчезновением этой копейки пропадает и весь интерес игры, и карты бросаются, как вещь сама в себе ни к чему ненужная и бесполезная. Не все конечно играющие суть игроки и не все играют с корыстною жаждою приобретения; но несомненно то, что во всяком человеке даже и некорыстном, когда он садится за карты, загорается, – так в виде незаметной и чуть-чуть тлеющей искорки, – желание выиграть и нежелание проиграть, по той естественной причине, что первое приятнее последнего. Судя по характеру и по ценности игры, эта искорка может усилиться и иногда весьма ярко и неожиданно вспыхнуть, чтобы потом опять исчезнуть до нового возбуждения. На такие вспышки человеческая натура, как известно, весьма способна. А давайте им, этим вспышкам хотя из редка пищу, и человек будет уже искать случаев, где бы поиграть! Из всего этого выходит наружу та несомненная хоть с первого раза и незаметная может быть истина, что карточная игра даже в самом простом и, так сказать, невинном своем виде, содержит в себе вредное начало, и что если карточное удовольствие разложить на его составные элементы, то на дне и в основании его получаются деньги и корысть; а подобного рода удовольствия едва ли можно назвать достойными человека...

Есть и еще признак, или условие, ради которого за человеческими удовольствиями и увеселениями можно признать известную долю доброго и воспитательного значения. Признак этот состоит в том, дабы удовольствие имело характер временного отдыха и дабы оно столько брало у человека времени от его серьезных обязанностей, сколько именно нужно для восстановления его нравственно-духовных сил, утомленных серьезными трудами и работой. В противном случае, т. е. если забавы и развлечения, в чем бы оне не состояли, будут поглощать у человека значительную и может быть лучшую часть его времени; если для этих забав и развлечений человек будет урезывать время от своих прямых и серьезных обязанностей; если он с волнением и нетерпеливым беспокойством дожидается тех заветных минут, когда он может предаться своим любимым забавам и удовольствиям, – в таком случае исчезает всякое нравственное значение этих забав и удовольствий, ибо оне делаются целью человеческой жизни, тогда как им нужно бы только быть средством для наилучшего и многоплодного перенесения серьезных жизненных трудов и работ. Всем время, и время всякой вещи под небесем, говорит премудрый, время плакати и время смеятися, время рыдати и время ликовати (Еккл. 3:1, 4). На этом основании не только страстно преданного забавам и надлежащего, мы уже не назовем человеком вполне серьезным, не назовем истинным и верным служакой, и справедливо; ибо в его времяпрепровождении есть уже некоторого рода измена долгу, есть недобрые задатки, ибо время – свой наилучший и драгоценнейший капитал – этот человек способен разменивать на фальшивые и малоценные вещи. Попробуем приложить эти общие и бесспорно истинные рассуждения к карточной игре. Что же, много она берет у нас времени, или нет? Пусть каждый спросит об этом у своей совести. Дело такого рода, что произнести об нем какие-нибудь общие и решительные заключения, которые были бы верны и имели бы значение по отношению к каждому из нас в отдельности, здесь невозможно. Но есть однако же некоторые весьма заметные и крупные явления в нашей общественной и домашней жизни, по которым можно судить о громадном количестве времени, гибнущего пользу карточной игры. К таковым явлениям можно например отнести те многочисленные в году так называемые клубные дни, или точнее клубные вечера, длящиеся обыкновенно до полуночи, а иногда и далеко за полночь, и приносимые весьма и весьма часто почти исключительно в жертву карточной игре. Живой обмен мыслей о разных общественных явлениях и политических вопросах, взаимная и поучительная передача мыслей и чувств в дружеской и откровенной беседе – все это оказывается для большей части клубных членов только благовидным предлогом и отвлеченною целию, красиво стоящею во главе клубных правил и постановлений. В истине же люди тут другой имеют умысел, и другие преследуют цели. Собираются в большинстве случаев просто за тем, чтобы убить время, и действительно убивают его беспощадно за игрой. О клубных карточных подвигах ведутся потом оживленные рассказы и вне клубов. Пусть же каждый клубный член сосчитает те случаи, когда ему приходилось возвращаться домой в глухое полночное время, а иногда и при свете утренней зари, с болью в пояснице, с ослабленными нервами, с вялыми и красными глазами и с воображением, переполненным карточными сценами; пусть сложит вместе все время, проведенное таким образом в продолжение года, и тогда окажется, какая огромная масса времени затрачивается на игру, и какое количество дел самых серьезных, важных и наиполезнейших мог бы каждый наделать за это время!

Но не менее тратится времени на игру и в домашних собраниях. Эти собрания бывают, как известно, весьма часты и многочисленны. Можно сказать вся наша неофициальная общественная жизнь идет по вечерам и ночам, когда настает досуг от службы и казенных трудов. Люди собираются тогда в группы и рассыпаются в гостеприимных семьях своих знакомых, родных и друзей. Предварительные беседы о том, о сем, и посыпанные солью остроумия речи разных текущих событиях дня, скоро истощаются, чувствуется потребность заняться любимым карточным делом, – и вот предупредительный хозяин, подметив это движение в своих гостях, расставляет заветные зеленые столы, и общество оживляется; начинается игра, в которой принимают весьма охотно участие и женщины. Эти домашние игры, также как и клубные, длятся обыкновенно до поздней и глубокой ночи. Если наудачу войти в какой-нибудь из наших, ярко освещенных среди полунощной тьмы, домов, – то не будет удивительно, если попадешь на игру и на играющих. Если бы и здесь можно было сосчитать все время, приносимое в жертву демону игры, то какая поучительная и грустная вышла бы статистика!...

Менее удивительно, но не менее замечательно и то явление, что наклонность к игре и жажда карточных удовольствий весьма широко развита даже в тех средах, которые не могут похвалиться ни особенным избытком досуга, ни житейскими удобствами. Мы сказали, что не особенно удивительно это по сравнению с высшими и образованными классами; потому что если эти классы, как наиболее развитые, могли бы гораздо серьезнее и благороднее наполнять свое время, и если этого иногда не примечается там, то почему же должно примечаться в средах менее развитых и образованных? Но зато здесь с особенною, можно сказать, яркостию выступают те горькие плоды, которые произращает карточная игра. Здесь она облекается в более страстный задорный характер, и ее жалкие удовольствия и волнения покупаются иногда слишком чувствительною и дорогою ценою для ее любителей. Скудные средства, добываемые служебный трудом, весьма, конечно, легко и просто расшатать и уничтожить игрой. Но что потом? Потом начинаются неприятности и ссоры, делаются долги и отыскиваются разные способы поправить дело, употребляются самые отчаянные и безрассудные для сего средства, портящие людям иногда всю последующую служебную будущность. Подобные случаи не редкость и в высших служебных слоях, а в низших и средних чиновничьих – они вещь довольно обыкновенная.

Но, оставь частные случаи и отдельные сцены игры, разнообразящиеся у нас до бесконечности соответственно разным слоям общественным, их вкусам и привычкам, попробуем снова обобщит эти сцены, и поставим вопрос: что значит, что удовольствия и забавы пустые сами по себе и мелкие по своему внутреннему содержанию и характеру, в роде напр. карточной игры, могут однако же приобретать такое сильное и широкое значение в нашем обществе, и так неимоверно много поглощать нашего времени? «Праздны вы, праздны!» говорил некогда Фараон царь египетский евреям, стонавшим под его тяжелым игом. Но эти злые слова могут иметь надлежащий и полный смысл, если приложить их к нашему времени. Действительно одолевает нас сильно Дух праздности, – тот самый, о котором церковь словами св. Ефрема Сирина молится, чтобы Господь не дал его нам! Этот дух праздности сказывается даже в той самой суетливой поспешности нашей, с которой мы беремся иногда за решение всяческих вопросов как житейских, так и общественных и даже научных; строим всевозможные планы для созидания как своего личного, так и общественного благоденствия, а между тем дел-то наших всегда выходит почему-то далеко меньше, чем наших слов и речей. Все приходится нам подражать и со стороны занимать то добро, о котором, по-видимому, мы так искренно мечтаем и сами. Самодеятельности и самостоятельной изобретательности у нас не оказывается. Может быть это именно потому, что мы не охотники трудиться, и не привыкли серьезно работать своею мыслию. Судить и рядить обо всем мы любим, – но большею частию так, чтоб это было при веселой обстановке, в обществе друзей и приятелей, в уютной и удобной гостиной, и даже за карточным столом. Даже самые дела благотворительности мы любим иногда делать не иначе, как веселясь и играючи. Какие же плоды могут созреть на такой мелкой и бессодержательной почве? И не диво, что при подобном направлении игры и забавы, и всяческие развлечения сделались у нас каким-то повальным недугом времени.

Перенося вопрос об играх и забавах из среды общественной жизни в область религиозную, мы приходим еще к худшим заключениям и результатам. Если человеку серьезному и дельному в житейском смысле неестественно наполнять свое время игрою, ибо это признак праздности и мелочности, то еще более противоестественно христианину беспечно тратить время на игорные удовольствия. Истинный и искренний христианин на каждую минуту своего времени смотрит как на шаг, приближающий его к вечности. Он знает, что ценою земной жизни несмотря на ее кратковременность, покупается судьба всей его загробной жизни. Человеку серьезно занятому этою мыслию, человеку заботящемуся о своей душе и ее спасении и имеющему, по выражению Писания, печаль яже по Бозе, пойдет ли на ум игра и станет ли он искать в ее удовольствиях удовлетворения своей умственной и нравственной жажды? Таким образом неумеренное развитие игорных наслаждений, свидетельствуя о праздности и несерьезности тех кружков, где они развиты, еще более свидетельствует об отсутствии в них крепких религиозных начал, о суетном и грехолюбивом направлении целого строя жизни. Мы не то хотим сказать этим, чтобы с картами соединялось что-нибудь особенно преступное и безнравственное, или антихристианское по самому существу их, – оне слишком ничтожны для этого; но оне могут служить вывескою, или одним из признаков внутреннего содержания в человеке. Кто-то справедливо заметил: «скажи, с кем ты знаешься, и я скажу, каков ты!» Но кажется еще справедливее выразиться так: «скажи, чем ты занимаешься и в чем ты находишь свои удовольствия, и я скажу тебе, высокой ли цены все внутреннее содержание твое!» Так вот, если св. церковь плачет и поет в своих храмах покаянные песни, если она призывает к посту и прочим подвигам благочестия своих верных чад; а люди – как и всегда – садятся за карточные столы и беспечно проводят свои вечера в игре и веселом празднословии, то не значит ли это, что сии люди не имеют духа Христова, и не суть чада церкви? А по выражению Апостола – кто духа Христова не имеет, тот (страшно сказать!) и не Его, не Христов (Рим. 8:9)! Чей же?!?...

Не подумать ли об этом серьезнее? Дни наши незаметно бегут за днями. Неуловимое и лукавое время потихоньку проводит морщину за морщиной на наших лицах. Мы и не приметим, как чувства наши то одно – то другое слегка начнут изменять нам, а организм станет расстраиваться, – и наступит пора, когда потребуют от нас отчета в прожитой жизни, когда придется стоять на праведном суде Божием и с трепетом ждать решения своей судьбы. Чем тогда защититься. на что сослаться в свое оправдание? Отрезвимся же, пока есть время. С чувствами раскаяния отзовемся на голос церкви, зовущей нас ко спасению. Се ныне время благоприятно, – время поста, слез и самоуглубления!... Дадим же святой обет пересмотреть тщательно свою жизнь и благоустроить ее на новых христианских началах. С этими благочестивыми мыслями помолимся и о государе нашем, да поможет ему Господь устроить на этих же христианских началах и всю нашу жизнь общественную и государственную. Аминь.

***