Внецерковная беседа Священника с прихожанами о недостаточности для спасения одних внешних дел благочестия
В один из праздников церковных священник вместе с причтом ходил по домам своих прихожан со святою водою. Гулявшие по улице пестрые толпы крестьян при встрече с священником снимали шапки и благоговейно крестились на животворящий крест, бывший в руках священника. Пришли наконец в дом, принадлежавший одному почтенному и многосемейному прихожанину. Вся семья эта издавна пользовалась уважением и любовию своего священника за свое благочестие и усердие к церкви Божией. Хозяин дома считал непременною своею обязанностию всякий раз, когда причт ходил по праздникам со святою водою, приглашать своего батюшку на несколько минут откушать хлеба соли или, как он выражался, побеседовать. Священник охотно соглашался на эти беседы и, как умел, пользовался ими для назидания своих духовных чад. В настоящий раз Он застал целое общество в доме уважаемого им прихожанина, потому что к нему собрались несколько соседних вхожих крестьян. По совершении молебна священник услышал обычное и ожидаемое – хлеба соли откушать, и на сей раз принял это приглашение с особенным удовольствием; потому что давно уже собирался побеседовать с своими прихожанами об одном очень важном предмете. Сначала разговор пошел о житейских и обыкновенных делах, потом коснулся того, как много нынче пожаров стало, и как часто скотские падежи бывают.
Знать прогневали мы, батюшка, Господа Бога грехами своими, – заметил по сему случаю хозяин. Не худо бы помолебствовать нам!
Хорошее это дело, друзья мои, – так начал священник. Только вот что плохо: не искренни мы как-то и не тверды бываем в своем благочестии. Стрясется над нами какая-нибудь беда, – мы как будто хватаемся за ум, готовы помолиться Богу и, по-видимому, начинаем каяться в грехах своих, а между тем продолжаем жить по-прежнему, – по грешному. От того и Господь не приемлет нашего покаяния, не слышит почасту молитв наших и продолжает карать нас различными бедами. Даже и тем из вас, которые всегда имеют, по-видимому, страх Божий и ревнуют о благочестии, недостает весьма часто самого-то главного, чего именно и требует от нас Господь Бог.
Прихожанин. Научи же нас батюшка, как нам душу свою спасти и избежать гнева Божия.
Священник. Давно я хотел, друзья мои, поговорить с вами об этом предмете... И дело-то словно бы очень простое; как не знать, чего требует от нас Господь, и что надо делать, чтобы угодить Ему? А между тем, повторяю вам, весьма многие из вас насчет этого находятся в большом заблуждении. Дело в том, что вы иногда слишком легко думаете заслужить милость Божию и сделаться праведниками в очах Божиих. Отсчитает иной несколько наприм. земных поклонов, – да и думает, что замолил какой-нибудь свой грех, зачастую очень тяжкий и важный. Другой чуть не смертным грехом считает прикоснуться даже к пище, не разрешенной в пост, – а слышишь – постоянно бранится и даже и дерется в своей семье. Особенно у женщин, я знаю, много своих особенных чрезвычайно легких средств задаром, так сказать, войти прямо в царство небесное. Иная напр. думает, что стоит только читать по стольку-то раз в день такую-то молитву, – и все грехи ее будут прощены. Другая уверяет, что кто такие-то и такие дни в году будет проводить в сухоядении, тот за это только непременно будет в царствии небесном. Третья подвешивает себе и детям на кресты разные ладонки с священными вещами, и думает, что в этом состоит самое верное средство избавиться от каких-либо бед. И вообще многие, и очень многие из вас, оставляя вящшая в законе, любят останавливаться на одних внешних делах благочестия, и думая идти по спасительному евангельскому пути, идут по опасному и гибельному пути фарисейскому. Мне хочется предостеречь вас от этого и научить истинному благочестию.
(Слышатся голоса:) Много благодарны вашему благословению!... Душевно ради послушать ваших наставлений!...
Священник. Вот Господь говорит, что если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в царство небесное (Мф. 5:20). Знаете ли вы, что за народ такой были эти книжники и фарисеи?
Один из прихожан. Слыхали батюшка, про них часто упоминается в евангелии.
Священник. Эти люди помногу постились, подолгу молились, и все словно бы такие хорошие дела делали. А между тем Господь как от язвы какой заразительной предостерегал от них народ. Со всеми такой ласковый, кроткий и милостивый, даже с известными и явными грешниками, – Господь наш Иисус Христос приходил в негодование всякий раз, когда случалось ему встречаться и заговаривать с фарисеями. Он называл их лицемерами, слепыми вождями и глупыми, порождениями ехидны, гробами повапленными (раскрашенными), за что же? За то ли, что они постились, что Богу молились подолгу, что на храм много жертвовали?
Прихож. Как можно? вестимо, что не за это, должно быть!
Свящ. Точно – не за это. Это дело хорошее. А за то, что, при их видимом благочестии, душа у них была чернее, чем у всякого грешника. Потому-то, конечно, Господь и ставил их ниже всякого грешника, и так строг был к ним. Подумайте же теперь, как это можно и поститься, и молиться и милостыню творить, – и все-таки иметь черную душу?
Прихож. Объясните же это нам батюшка!
Свящ. Неправда ли, что при внимательном наблюдении над собою каждый из нас может заметить какую-то рознь между нашею душею и телом, даже больше – какую-то вражду и недружелюбие? За примерами нечего ходить далеко. Вот хоть бы это дело, про которое мы ведем теперь речь. Иной раз чем усерднее стараешься кланяться перед образом, тем сильнее душа рвется прочь, не хочет кланяться, а думает про свое, – либо про пустяки какие-нибудь, либо совсем про дурные дела. А то и на оборот бывает: среди самых святых наших помышлений о Боге и небе – вдруг, как нарочно, пробуждаются наши страсти телесные и изо всех сил начинают тащить нас к земле и сквернить наши святые чувствования.
Прихож. Нечего греха таить, батюшка, и зачастую бывает так.
Свящ. Надобно вам сказать, что такое несогласие между нашим духом и телом завелось с тех пор, как мы вместе с праотцем нашим Адамом преслушали заповедь Божию в раю, и чрез это внесли грех в существо наше. С этих несчастных пор кончилось то согласие и любовь, с какими дух и тело наше служили вместе и повиновались Господу. Теперь, по слову Апостола, плоть желает против наго духу, а дух противнаго плоти. Они друг другу противятся, так что вы не то делаете, что хотели бы (Гал. 5:17). И не замечает этой внутренней борьбы в себе один разве тот, кто вовсе и не пробует жить мало-мальски по-христиански, а живет, как ему доведется, все равно что животное какое-нибудь. Понимаете ли вы меня?...
Прихож. Подлинно, батюшка, враг тогда и нападает, когда принимаешься за какое-нибудь святое дело.
Свящ. Вот от этой то разрозненности или раздвоенности нашей природы и случается нам попадать в страшный обман и самообольщение; а лукавый этим и пользуется. Душу держать в непрестанном подвиге несравненно труднее, чем тело, – вот мы и выбираем, что полегче. Согласитесь, что свечку поставить перед образом, класть земные поклоны, простоять несколько часов в церкви, прочитать по книжке или наизусть несколько молитв, уделить несколько копеек на нищую братию – все это еще не так трудное дело. Положим, что и это труд, но к нему так можно приучить себя, что он станет для нас самым обыкновенным делом; а мы и воображаем, что сделались уже истинными христианами, а, пожалуй, и подвижниками... А между тем – что в этом толку, если наша душа, не трудится над собой, когда к нашему сердцу доступны всякие греховные помыслы, нечистые пожелания и страсти? Не строим ли мы в этом случае здания на песке, и не разрушаем ли одной рукой то, что созидаем другой? Ведь Господу и нужна-то главным образом наша душа, та именно душа, которая ни хлеба не ест, ни в землю поклониться не может, ни на колени стать, ибо она есть дух. Даждь ми, Сыне, твое сердце (Притч. 23:26), говорит каждому из нас Господь. И в другом месте: всяцем хранением блюди твое сердце, от сих бо исходища живота (Притч. 4:23). Так поймите, что одни внешние или телесные подвиги благочестия еще не составляют главного дела, потому что в них вовсе может не участвовать душа. Значит, мы должны как можно строже наблюдать над собою, не одним ли телом мы работаем Господу, и потому не трудимся ли понапрасну. А чтобы не ошибиться в этом случае, надо знать, чего прежде всего хочет Господь от нашей души и сердца, и что главным образом привлекает к нам благодать и милость Божию. Как вы думаете, чтобы это было такое?
Один из прихожан. (Подумавши). Мне приходят на мысль слова св. Писания, что близь Господь сокрушенных сердцем, и смиренные духом спасет (Пс. 33:19).
Свящ. Ты это очень хорошо сказал. Вот иной трудится, трудится в самом деле, изнуряет плоть свою постом, кладет множество земных поклонов, ставит большие свечки пред иконами, и на языке у него все такие благочестивые речи, а все у него ничего не выходит, все холодна, суха и бесплодна остается у него душа. А иной ничего, по-видимому, особенного не делает, а только и знает, что мытаревым гласом из глубины души вопиет ко Господу: Боже, милостив буди мне грешному! Господи, прости и помилуй мя окаянного грешника! и теплые слезы льются у него из глаз, и тихим пламенем любви ко Господу горит вся его душа, и Господь приходит и обитель у него творит!...
Один прихожанин. (Тронутый). О батюшка! Нельзя не чувствовать, что вы настоящую истину говорите; продолжайте, продолжайте вразумлять нас!
Другой прихожанин. (В раздумьи). Но чего, кажись, проще смирения? Нот и все мы, батюшка, считаем и называем себя грешниками пред Богом. Это дело словно бы еще легче, чем на молитве стоять, или пост держать, и всякое другое дело делать?
Свящ. С виду бы оно и так, да не так на самом деле; нет, друг мой, истинное и настоящее смирение есть такой великий и высокий подвиг пред Богом, что ему долго и долго, до самого гроба, надо учиться. Ты правду говоришь, что не мудрено сказать языком: я грешник, Господи! Но тут вовсе и не в словах дело. Истинное смирение есть такое состояние души, когда человек ничего не знает отвратительнее греха, и ничего – лучше и сладостнее добродетели. Человек, стяжавший истинно сокрушенное и смиренное сердце, до того переполнен – с одной стороны чувством святости и величия Божия, а с другой – чувством живущего в нашей природе греха, что ему кажутся совершенно ничтожными и нестоющими никакого внимания его собственные какие-нибудь заслуги или добродетели. Кто не испытал этого чувства, тому трудно даже и дать о нем ясное понятие. Но вы возьмите в расчет святых угодников. Самые величайшие из них подвижники всегда сознавали себя самыми недостойными грешниками.
Прихож. Но может быть, они только так это говорили на словах, а в душе иное чувствовали?
Свящ. Это потому нам так кажется, что нам не случалось конечно так сильно искать Бога и так крепко любить Его, как они искали и любили. В потемках мы, конечно, можем не замечать на себе самих даже крупных, грязных пятен. Но чем ближе кто к огню или к свету, подобно тому, как праведники к Богу, тем лучше можно ему рассмотреть свою нечистоту или безобразие. Таким образом живое чувство своей греховности, и потому смиренная и покаянная настроенность души перед Богом есть верный признак, что человек ходит во свете, стоит на настоящей дороге, и что истинно любит и ищет Господа, и тем сильнее любит, чем смиреннее и сокрушеннее себя чувствует. А потому и Господь всего ближе к сокрушенным и смиренным сердцем. Не случается ли и нам грешным испытывать это на себе? Едва успеешь иногда с искренним чувством произнесть: Господи! помилуй меня грешного, – как сей час же затеплится в душе, – словно огонек какой, любовь к Господу: а иногда целую неделю говеешь и молишься, – и все нет ничего!
Прихож. (В размышлении). Это точно, что так... Но как же, батюшка, где вот ни почитаешь про св. отцов, везде написано, что они тоже и постились, и молились, но целым ночам и милостыню творили, – и этим спаслись?
Свящ. Но при этом с какою чистотою сердечною, с каким глубоким смирением и сокрушением соединялись у них эти подвиги! О если бы наши посты, молитвы и другие благочестивые труды походили на те, которыми спаслись угодники Божии! Но с другой стороны – в житиях святых мы встречаем не мало и таких примеров, что самые высокие подвижники, много лет трудившиеся в посте, молитвах и бдениях, вдруг теряли всю цену своих трудов и падали в самые тяжкие грехи, как скоро позволяли себе горделивою мыслию останавливаться на своих подвигах. «Макарий! как много ты досаждаешь мне тем, что я никак не могу одолеть тебя! сказал однажды дьявол, встретив препод. Макария. Что делаешь ты, то и я делаю, еще больше нежели ты; ты постишься, а я никогда ничего не ем; ты бодрствуешь, а я никогда не сплю. Одно только есть в тебе, чем ты побеждаешь меня». Что это такое? спросил препод. Макарий. «Смирение – отвечал дьявол, и вот против чего я устоять не могу!» (Прим. благ. из жит. св. 1860 стр. 96). Вот это-то обстоятельство всегда держали в уме св. угодники, и потому хлопотали не столько о том, чтобы только, как можно поточнее, выполнить все предписанное уставом церковным, а о том, чтобы с корнем вырвать из души своей всякий грех, всякую похоть и всякую страсть. Но так как грех, можно сказать, насквозь проник нашу природу, то они до последнего предсмертного вздоха с глубоким сокрушением и смирением оплакивали свою нечистоту пред святейшим и чистейшим Господом Богом, хотя во всю свою жизнь только и делали, что вели самую упорную войну с живущим в нашей природе грехом. Посты, молитвы и бдения, и вообще все предписания церковного устава для них, служили только средством для победы над грехом, а отнюдь не целию. Здесь-то и открывается та огромная разница, которая весьма часто бывает между нашими поклонами, пастами и молитвами и между теми, которыми спасались св. угодники. У них эти подвиги всегда проистекали из глубины души и были следствием непрестанного внутреннего подвига, – и потому всегда были для них спасительны. Между тем как наши поклоны, молитвы, свечки, посты и милостыни проистекают весьма нередко из одной привычки, обыкновения и приличия, и потому суть призрачные только подвиги и не приносят нам никакой пользы. Господь все-таки далек от нас, и мы в каждую минуту, ври самом легком искушении, – способны бываем на самое дурное и гнусное дело.
(Слышатся вздохи). Ох, Господи Иисусе Христе!
Священ. От того то я и вижу у вас сплошь и рядом, что иной бы с виду и порядочный человек, усерден и к церкви Божией, и говеет и молится и все делает, как следует по-христиански, а глядишь он же, этот же самый человек, такое вдруг сделает дело, что и не ожидать бы от него. Придет какой-нибудь праздник, он напьется до бесчувствия. Что-нибудь не так скажет жена или кто-нибудь из домашних, он начинает шуметь и драться. Представится удобный случай, – он готов прижать своего ближнего, обмануть и допустить самое бесчесное дело... Замолю – говорит – поставлю большую свечку, богатый вклад сделаю в церковь, – и Бог простит!... Несчастный! Господу Богу нужна не одна твоя свечка, не одни твои земные поклоны, не одни твои деньги. Вырви также из души своей любостяжание и гневливость, научись всех любить как братьев, приучи себя прощать обиды врагам твоим, а для сего стяжи смиренное и сокрушенное сердце. В противном случае противны будут Господу и поклоны твои, и свечка, и пожертвования. Что вы зовете меня, Господи! Господи! и не исполняете того, что я говорю? обращается Господь во всем подобным (Лк. 6:46). Приближаются мне людие сии усты своими, и устнами своими почитают мя, сердце же их далече отстоит от Мене: всуе же почитают мя! (Ис. 29:13). Поста, и праздности, и новомесячий ваших, и праздников ваших ненавидит душа моя... ктому не стерплю грехов ваших. Егда прострете руки ваша ко мне, отвращу очи мои от вас: и аще умножите моление, не услышу вас! (Ис. 1:14, 15) Хорошо ли вы понимаете меня, к чему я клоню речь свою?...
(Несколько голосов вместе). Как не понимать, батюшка? Понимаем! Один голос. Молиться в церкви, – молись, и поститься – постись. Так заповедано. А все ты не спасешься, коли злобу, или зависть имеешь в душе против кого-нибудь.
Другой голос. А, пожалуй, и хлеба не ешь вовсе, а все ты грешником будешь перед Богом, ежели не стараешься очистить душу свою от скверных помыслов и дел.
Третий голос. Приятен Господу тот человек, кто исполняет все как следует по церковному уставу, но Господь Бог требует, чтобы все это от души и от смиренного сердца у нас делалось, а не по одному обычаю или привычке. Душа ваша всего дороже перед Богом.
Свящ. Последний из вас лучше всех сказал, хоть и все вы, я вижу, поняли меня хорошо. Да не подумает кто-нибудь из вас, чтобы я унижал посты, стояние на молитве, земные поклоны, свечки и вообще все внешние дела христианского благочестия, – Боже меня сохрани от этого! Вот нынче тоже развелось много людей, которые говорят: зачем ходить в церковь, зачем на богомолье ходить, когда и дома можно помолиться? зачем кланяться в землю и ставить свечки, если я в душе хорошо помолюсь? К чему посты, когда от них, пожалуй, еще заболеть можно? Все эти люди говорят ложь, и только себя обманывают. По опыту замечено, что кто небрежет о соблюдении уставов церкви и внешних обрядов христианских, тот бывает всегда небрежен и холоден и к самому христианству. Нет, други мои, Господу весьма может быть приятна и свечка, которую мы ставим пред иконою, и наши земные поклоны, и наши посты, и молитвы, которые мы читаем по книжке или наизусть. Все это может даже и самую душу нашу согревать и настроивать на христианский дух. Приближи ко Господу дела твоя, и утвердятся помышления твоя, говорит премудрый (Притч. 16:3). Но это только тогда, когда мы не ограничиваемся одними этими внешними делами благочестия, и не о том только хлопочем, чтобы простоять положенные часы в церкви, чтобы отговеть несколько недель и отсчитать несколько поклонов, а о том, чтобы в непрестанной чистоте держать душу свою, и в умилении покаянного и смиренного духа вопиять к Богу: утверди Господи на камени заповедей твоих подвигшееся сердце наше! В противном случае мы впадаем в фарисейство, и не чем иным делаемся, как ханжами и святошами. Противны эти существа и добрым людям, а Богу еще противнее. Простой и обыкновенный грешник скорее может сознать? вину свою и заплакать перед Господом Петровыми слезами покаяния; а фарисействующий ханжа и святоша всегда горд и черств душею, и потому совершенно удален от Бога. От того-то Господь так и не любил фарисеев, тогда как прощал и миловал самых тяжких грешников. Вот от сей-то опасности мне и хочется предостеречь вас.
Прихож. Благодарим вас покорно, батюшка! дай нам Бог вашими святыми молитвами сделаться настоящими христианами, не по наружности только, а и в душе!
Свящ. Сделаю вам еще одно предостережение. Вот, я знаю, наши раскольники любят хвалиться своим наружным благочестием и строгим исполнением всего, что относится к обрядности и внешности церковной. Показывают свои древние и разукрашенные иконы, ездят иногда по селам и деревням с своими старинными книгами, и так. обр. нередко совращают легковерных на свою сторону. Не прельщайтесь, и другим внушайте не прельщаться обманчивым раскольническим благочестием. Не все то золото, что блестит. Вы уже понимаете, что спасение в жизни по духу Иисуса Христа. А этот дух можно найти только в одной православной церкви, в ее спасительном учении в ее богомудрых правилах и в ее божественных таинствах. Згляните-ка вы во внутренние вертепы раскольнические! там часто делаются такие дела, о них же срамно есть и глаголати. Поистине к нашим раскольникам относятся слова нашего Спасителя, что они очищают внешность чаш и блюд, между тем как оставляют важнейшее в законе (Мф. 23:23, 25). Не отлучайтесь же от матери своей – православной церкви, и ревнуйте об истинном благочестии. Благословение Господне да будет над вами! Прощайте.
***