Свод евангельских сказаний

«Воскресное чтение», 1817

Около Иерусалима, за долиною Иосафатовою, при подошве горы Елеонской была весь, именуемая Гефсиманиею. Туда Господь наш удалялся из Иерусалима на время ночи в последние дни пред страданием Своим; там же, в Масличном саду, молился Он до кровавого пота пред самым отшествием Своим на вольную страсть нашего ради спасения. Есть предание, что Гефсимания принадлежала священникам и левитам и что в ней паслись стада жертвенных животных: оттуда же повели на заклание и Агнца Божия, вземлющего грехи мира.

После того как по знаку предателя толпа вооруженных слуг архиерейских с оружием и дрекольями взяла Господа Иисуса, добровольно предавшего Себя в руки врагов Своих, все ученики оставльше Его бежаша, и Святейшего святых, как преступника, повели на суд первее всего в первосвященнику Анне, тестю Каиафы. Надлежало проходить чрез поток Кедрский, на котором был устроен небольшой мост, и здесь, по преданию древности, Иисус Христос, стертый столпившимся народом в самый поток, испил от струй его в утоление жажды, возбужденной в Нем необыкновенными страданиями, душевными и телесными, и таким образом буквально исполнил пророчество псалмопевца: От потока на пути пиет, сего ради вознесет главу (Пс. 109). Из долины Иосафатовой поднялись на Сион и привели Господа в дом первосвященника, находившийся в этой части города (Ин. 18:12–14).

Из всех учеников только Петр и Иоанн осмелились последовать за небесным Учителем своим, но и то – недолго. Сей последний знаем бе архиереови, и потому вошел во двор его, а Петр остался пред дверьми. Иоанн, желая ввести с собою Петра, обратился к придвернице, чтобы она пропустила его, и раба дверница введе Петра, но тотчас же заметила ему: Еда и ты ученик еси Человека Сего? Как ни любил Петр Господа и Учителя своего, но из страха отрекся от Него: глагола: несмь (Ин. 18:15–17).

Архиерей допрашивал Иисуса Христа об учении и учениках Его. Что Мя вопрошаеши? отвечал ему Господь. Вопроси слышавших, что глаголах им: се сии ведят, яже рех Аз. Нечестивый раб нечестивого первосвященника почел ответ Господа дерзостью и ударил Его по ланите, сказав: Тако ли ошвещаеши архиереови? Аще зле глаголах, сказал на сие Спаситель, свидетельствуй о зле: аще ли добре, что Мя биеши? (Ин. 18:19–23).

Рабы и слуги разложили огонь на дворе и грелись, ибо время было холодное; к ним пристал и Петр. Но тут узнала его при свете (Лк. 22:56) другая рабыня и заметила сущим тамо (Мф. 26: 71), что и он был с Иисусом Назарянином (Мк. 14:68). Петр снова отрекся. Мимошедшу же яко часу единому, ин некий начал говорить с уверенностью, что воистину и сей с Ним бе (Лк. 22:59); это был родственник тому Малху, которому Петр уреза ухо в Гефсимании. Не аз ли тя видех в вертограде с Ним? – говорил он Петру (Ин. 18:26). Другие подтверждали, что и самый выговор его обличает в нем галилеянина (а ученики Христовы были все из Галилеи). Тогда Петр начат ротитися и клятися, яко не вем Сего Человека, егоже вы глаголете (Мк. 14:71). И абие еще глаголющу ему, возгласи петел. И обращся Господь воззре на Петра: и помяну Петр Слово Господне, якоже рече ему, яко прежде даже петел не возгласит, отвержешися Мене трикраты. И исшед вон плакася горько (Лк. 22:60–62).

От Анны повели Иисуса Христа связанного к Каиафе, дом которого был также на Сионе и недалеко от дома Анны (Ин. 17:24). Там архиереи и весь сонм искали лжесвидетельства на Иисуса, но не находили. Приступили, наконец, два лжесвидетеля и стали доказывать, что Он хотел разрушить церковь сию рукотворенную и создать в три для иную, нерукотворенную; но и тут расходились их свидетельства (Мк. 14:56; Мф. 22:81). Что было отвечать на такие обвинения? Господь молчал. Востав архиерей посреде, вопроси Иисуса глаголя: не отвещаваеши ли ничесоже, что сии на Тя свидетельствуют! (Мк. 14:60) Господь молчал. Обвинители, сами чувствуя слабость своих обвинений, решились прибегнуть к последним мерам: со страшным заклинанием подошел архиерей к Иисусу Христу, говоря: Заклинаю Тя Богом живым, да речеши нам, аще Ты еси Христос. Тогда Спаситель открыл уста Свои, чтобы засвидетельствовать истину, и отвечал: Ты рекл еси: обаче глаголю вам: отселе узрите Сына Человеческого седяща одесную силы и грядуща на облацех небесных. Услышав такой ответ, архиерей растерзал ризы свои, забыв заповедь Моисееву о первосвященнике: главы да не откроет и риз своих не раздерет (Лев. 21:10). Что вам мнится? сказал он потом, обращаясь к другим судиям. Повинен есть смерти! – отвечали все единогласно. И суд был решен! Судии до утра отошли на свои ложа, а Господа Иисуса отдали на поругание воинам и слугам (Мф. 26:50–66; Мк. 14:55–61; Лк. 22:63–71). На другой день утром снова собрался совет обвинителей и решил окончательно: предать Господа на распятие! Но сего нельзя было сделать без приговора римского прокуратора, и потому отправились все, вместе с Обвиняемым, к Пилату (Мф. 27:1; Мк. 15:1; Лк. 22:66; 23:1).

Пришедши ко двору Пилата, иудеи не хотели войти в претор (в судилище языческое), да не осквернятся, но да ядят пасху, и, предав Иисуса Христа игемону, сами извне клеветали на Него, будто Он возбраняет платить дань кесарю и, выдавая Себя за Царя Иудейского, производит возмущение в народе. Прокуратор, вероятно, скоро понял, в чем, собственно, состоит обвинение, и хотел отдать все дело на их собственный суд, но они отказались судить сами, говоря, что им не достоит убити никогоже (отказываясь судить, произнесли, однако, наперед приговор свой Подсудимому). Тогда Пилат начал допрашивать Иисуса Христа, точно ли Он царь, то есть выдает Себя за царя. Господь с кротостью и смирением отвечал ему, что Он воистину царь, но Царство Его не от мира сего, и потому нет у Него ни рабов, ни защитников земных, – что Он царь, но – духовный, пришедший возвестить истину людям, и кто любит истину, тот и подданный Его Царства. Услышав о Царстве не земном, об истине, Пилат не хотел заниматься таким возвышенным предметом. Напитанный, вероятно, современным духом всеобщего сомнения (или скептицизма), он поспешил отклонить от себя разговор о вещах вышечувственных как нечто достойное занимать только посетителей школы, и потому, прервав ответ Господа восклицанием: Что есть истина? – вывел Его вновь к иудеям и объявил, что ни одной вины не обретает в Нем. Но обвинители с ожесточением настаивали на своем, говоря, что Он развращает народ, уча везде, начиная от Галилеи и до Иерусалима.

Слово Галилея внушило Пилату приятную мысль – устранить себя от дела, в котором ему не хотелось участвовать. Разве Он из Галилеи? – спросил Пилат у иудеев. Так, отвечали обвинители. И прокуратор немедленно после сего отправил их с Обвиняемым к Ироду Галилейскому, бывшему тогда, по случаю праздника, в Иерусалиме. Но Ирод, не получив на вопросы любопытства своего никакого ответа от Господа, только наругался над Ним и, облекши Его в белую одежду (вероятно, в знак Его невинности и вместе поругания над Ним, как над человеком, не стоящим того, чтобы из-за него возникали такие волнения), снова возвратил к Пилату.

Пилат свидетельствовался теперь поступком Ирода, что нет причины осуждать Иисуса Христа на казнь смертную. Посему, если хотят, он готов отпустить Его, во исполнение их же обычая освобождать кого-нибудь из заключенных пред праздником Пасхи. Но раздраженные, может быть, самою медленностью суда иудеи завопили: Не Сего, но Варавву! Варавва же был разбойник. Повинуясь необходимости, прокуратор хотел изведать еще один способ освободить Невинного: он предал Его воинам на раны и бичевания и потом, всего изъязвленного и окровавленного, в терновом венце и багряной ризе вывел снова на террасу (Лифостротон) и сказал: Се, Человек! – Возми, возми, распни Его! – завопили иудеи, рассвирепевшие, как звери, при виде крови своей жертвы. «Возьмите же вы в распните Его сами (если уже непременно хотите этого), а я никакой вины не нахожу в Нем».

«Мы закон имеем, и по нашему закону Он должен умереть, потому что выдал Себя за Сына Божия!» Пилат опять вошел в претор, опять начал допрос: Откуда Ты? Но Господь уже не отвечал ему. Ибо что можно было сказать на вопрос сей? Настоящего ответа правитель не захотел бы слушать. «Мне ли не отвечаешь, – спросил снова Пилат, – когда в моих руках власть и распять и отпустить Тебя?» – «Нет, – отвечал тогда Господь, – не имаши власти ни единыя на Мною, аще не бы тебе дано свыше». То есть ты только орудие (хотя, без сомнения, не чисто страдательное), а дело совершается по высшему предопределению; «посему предатели Мои имеют больший твоего грех».

После такого кроткого и знаменательного ответа Пилат еще более искал отпустить Иисуса; но иудеи решительно говорили: Аще Сего пустиши, неси друг кесарю, а это слово страшно было для прокуратора. Итак, и внутренний голос совести, и порядок судопроизводства побуждали Пилата к делу правому: к тому же сама жена его присылала просить за Праведника, устрашенная сновидением; но сильнее всего было для него: аще Сего пустиши, неси друг кесарю. В последний раз Пилат вышел на Лифостротон и, указывая на Иисуса, сказал: Се Царь ваш! – Возми, возми, распни Его! – закричал народ, еще прежде подущенный архиереями. Царя ли вашего распну? – Не имамы царя, токмо кесаря! – Пилат умыл руки пред народом, говоря: «Я чист от крови Праведника Сего, – смотрите вы!» – Кровь Его на нас и на чадах наших! – заключили безумные обвинители.

Тогда предаде Его им, да распнется (ср. Мф. 27:19–24:25; Лк. 23:1–25; Ин. 18:26–40 и 19:1–13).

Долго жаждавшие полной власти над Господом иудеи устремились на Него теперь как на добычу, которую боялись упустить из рук своих. Они взяли Божественного Страдальца, ввели Его внутрь двора, собрали всю спиру и начали ругаться Ему, кланяясь пред Ним и говоря: радуйся, Царь Иудейский. И били по главе тростью, и плевали на Него (Мк. 15:16–19). Наконец, насытившись зверскими истязаниями бесконечно долготерпеливого и милосердого Страдальца, мучители возложили на Него крест и повели на распятие. Шествие направилось от дворца Пилата к воротам, называвшимся судными, из которых путь шел, между прочим, к лобному месту.

Пресвятая Матерь Божия, говорит предание, услышав об осуждении на смерть Сына и Господа Своего, устремилась к Пилату для испрошения оправдания Ему, но когда прошение Ее осталось без успеха, топ отекла ближайшею улицею навстречу печальной процессии; с Нею был и святой евангелист Иоанн. Место встречи сей осталось памятным для христиан, и святая Едена построила на нем церковь, развалины которой видны еще доселе.

Скоро Спаситель до того изнемог под тяжестью креста, что воины опасались, дабы Он не умер на пути, и потому велели встретившемуся Симону Киринейскому понести крест Его.

Пред концом города сретили Господа жены иерусалимские и плакали, смотря на невинного Страдальца, но, обратившись к ним, Спаситель сказал: Не плачитеся о Мне, обаче себе плачите и чад ваших, потому что для вас наступают дни Страшного Суда Божия (Лк. 23:28–31). Прошедши ворота судные, скоро достигли наконец Голгофы, и там Господа славы распяли на кресте между двумя злодеями!…