Публичные рассуждения и постановления Собора (Деян. 15)

Так как спор об отношении язычников к Евангелию нарушил мир во всей Церкви, то естественно было и разрешить его публично. По этому случаю апостолы и старейшины и много других христиан, интересовавшихся этим спором и имевших жилище здесь в Иерусалиме (Деян. 15, 1, 12, 22), собрались для общественного рассуждения. Здесь дело шло не столько о личных отношениях апостолов друг к другу и об апостольском достоинстве Павла, сколько о правах и обязанностях христиан из язычников. После того, как обеими сторонами много было высказано и за и против, встал ап. Петр, который был, вероятно, председателем на соборе и занимал середину между Иаковом и Павлом «и по деятельности и по учению: он собственным своим опытом в истории Корнилия засвидетельствовал об успехе, какой имело Евангелие между язычниками, и о духовных дарах, какие Бог сообщил им помимо иудейства. При этом ап. Петр высказал чисто Павлово основоположение, что и они, т.е. христиане из иудеев, наравне с необрезанными братьями спасутся не посредством неудобоносимого ига закона, но единственно по благодати Господа Иисуса и живой верой в Него. При этом он ссылался на общеизвестный факт – на обращение и возрождение Корнилия – первенца между язычниками, обратившимся в христианство, и на нем основывал свое учение о правах язычников на свободную благодать Евангелия. Такие речи из уст знаменитейшего апостола не могли не произвести впечатления, которое высказалось в торжественном молчании собрания. Затем выступили Варнава, еще издавна пользовавшийся в Иерусалиме большим уважением, и Павел, – и рассказали о знамениях и чудесах, которыми Бог сопровождал и запечатлевал их деятельность между язычниками.

До сих пор рассуждения, кажется, хотели доставить Павлу полное торжество и подтвердить частные совещания апостолов. Но так как тут присутствовали также христиане из иудеев, вообще еще несовершенные в вере, то и нужно было несколько снисходить их мнительной набожности, их немощной совести, для того, чтобы вполне восстановить мир во всей церкви. Это и делает теперь Иаков, который по своему настроению и жизни был весьма близок к ним и от того-то имел на них огромное влияние. Он высказался посредником между интересами обеих сторон и обнаружил при этом большую практическую мудрость и благоразумие. Именно: он отдал полную справедливость Петрову основоположению, что Бог и из язычников приготовлял для Себя народ в наследие, и видел в этом исполнение пророчества (Амос. 9, 11 и д.) о славном восстановлении и распространении феократии между языческими народами – осуществление вечного божественного домостроительства. Такой ссылкой на Ветхий Завет дан был делу другой оборот, через который оно могло заслужить одобрение от христиан из иудеев. Чтобы вполне их удовлетворить, он сделал предложение, что хотя обратившиеся язычники не подлежат обрезанию, потому что иначе это было бы поблажкой еретическому освобождению «ложных братьев», – все-таки они должны воздерживаться от тех обычаев, которые были особенно соблазнительны для совестливых и сомнительных, и с которыми нельзя согласить истинного благочестия: именно, должны воздерживаться от вкушения идоложертвенного мяса, крови и, содержащего ее, удавленного животного и, наконец, от блуда (Деян. 15, 20). Эти же определения находятся и в Ноевых (т.е., по преданию, еще будто бы Ноем данных) заповедях, соблюдать которые обязаны были пришельцы врат.

Странным, правда, кажется то, что наряду с вещами, которые, по-видимому, безразличны сами по себе и только относительно безнравственны, запрещается и нечто безусловно безнравственное. Но нужно при этом вспомнить, что блудодеяние очень часто соединялось с идольскими жертвами и язычниками считалось за дело · безразличное, так как у них вовсе не было более глубокого взгляда на блуд. Идолослужение, которое в Ветхом Завете так часто называется духовным блудом, имело необходимым следствием телесное осквернение. Оттого-то Павел так часто и предостерегает язычников именно от этого греха (1Кор. 5, 9, Евр. 5, 3, 5, Сол. 4, 3, Кол. 3, 5). Во-вторых, это выражение нужно понимать, вероятно, в более обширном смысле, именно: здесь разумеются супружества с необрезанными язычниками (Исх. 34, 16) и браки в таких степенях родства, которые запрещены не только иудеям в пятикнижии, но и пришельцам врат – заповедями Ноевыми и казались кровосмешением (1Кор. 5, 1, где πορνεία стоит вместо кровосмешения), между тем как язычники не имели об этом никакого понятия.

Такое предложение Иакова, если исключить лишь лжеучителей, которые этим, конечно, как показывают их дальнейшие козни, не могли быть довольны или по временам объясняли в своем смысле, встретило общее одобрение и было принято собором за решение. Оно было и в самом деле для тогдашних отношений как нельзя более, исполнимым и, как нельзя лучше, способным восстановить равновесие между спорящими сторонами и мало-помалу примирить их совершенно, так как оно с одной стороны, ближе ставит иудеев к язычникам, а с другой, отклоняет последних на будущее время от их прежнего образа жизни, равно как от увлечений и соблазнов в идолопоклоннических беседах. Справедливо говорит Гесс, что апостолы сделались через это всем для всех – для иудеев иудеями, для язычников язычниками, доставляя первым случай – без оскорбления своей совести, обращаться с иноплеменниками христианами, а последних уверяя в их свободе. Иаков и Павел здесь с различных точек зрения высказывают одинаковую практическую мудрость и сдержанность, – первый в том, что свою привязанность к иудейству подчиняет общим христианским интересам, а последний в том, что для христиан из язычников, из снисхождения к их немощной совести и ради братского единодушия, не противореча себе, согласился на то ограничение, которое в тогдашних обстоятельствах, правда, было необходимо и весьма полезно, но, что касается одной части его, т.е. воздержания от идоложертвенного мяса, крови и удавленины, должно было утрачивать свою обязательную силу в той мере, в какой исчезала национальная разобщенность между христианами из иудеев и христианами из язычников. Впрочем, и в настоящее время могут случиться такие отношения, в которых воздержание от этих и им подобных предметов, не безнравственных самих по себе, а считаем обыкновенно безразличными, составляет долг христианской любви. Апостол Павел предлагает нам на этот раз прекрасное правило: «Все мне позволено, но не все полезно; все мне позволено, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1Кор. 10, 23, 24). Истинно христианская свобода здесь обнаруживается в снисхождении к немощному, в самоограничении и в нежной осторожности. Так, он с силой советует Коринфским христианам из язычников воздерживаться от вкушения идоложертвенного мяса, чтобы не оскорбить совесть немощных братий, за которых тоже Христос умер (1Кор. 8, 7–13; 10, 14, 24–29); между тем, как в то же время, с другой стороны, утверждает, что земля со всем, что на ней, принадлежит Господу и что каждая пища сама по себе добра, если мы принимаем ее с благодарностью (1Кор. 10, 25, 26; 8, 4, 8; 1Тим. 4, 4). Точно такой же мудрый и истинно свободный взгляд высказывает ап. Павел в споре, возникшем между Римскими христианами о вкушении известной пищи и о соблюдении иудейских праздников (Рим. гл. 14 и 15). Такое примирительное решение от лица собора и в коротком послании, составителем которого был, вероятно, Иаков, было сообщено христианским, образовавшимся из язычников, обществам в Сирии и Киликии двумя знаменитыми мужами Церкви, вероятно, из пресвитеров Иерусалимских, именно Иудою, Варнавою и Силою. Официальный документ должен был послужить для них основанием для более точного и подробного ознакомления с Евангельским учением при посредстве живой речи. Посланные с таким поручением в этот раз до самой Антиохии были спутниками Павла и Варнавы, который опять взял с собою своего двоюродного брата Марка. Таким образом первое важное и серьезное разногласие в христианской церкви было высказано; но в то же время и публично было признано, что разность воззрения у христиан из иудеев и у христиан из язычников, пока они держат себя в должных границах, не касается сущности христианского благочестия и может существовать при единстве Церкви. Конечно, противодействие не исчезло и продолжалось еще немало времени до тех пор, пока не упразднилась совсем древняя фарисейская закваска (Св. апостол Павел. Спб. 1863 г. стр. 27).