Хула

См. также: Наказание хулителей. № 604; Помыслы хульные. №№ 826–828.

1187. Послушник избавился от помыслов хулы и неверия только после исповеди старцу

См. также: Исповедь; Неверие; Помыслы хульные.

Бывший наместник Троице-Сергиевой Лавры, архимандрит Кронид, поведал о себе следующее: “В Лавре я был вручен духовному окормлению старца отца Никодима, мужа простого сердцем, но мудрого по душе, очень доброго, и с ним духовно сблизился. Такая жизнь, видимо, врагу нашего спасения не понравилась. Он напал на меня с такой ужасной злобой, смущал меня помыслами хулы на Бога и неверия, что я едва не помрачился. Настал Великий пост 1878 года. В чистый понедельник я пришел к утрене в трапезную церковь, радуясь, что Господь сподобил дожить до этих великих дней и провести пост в покаянии. Здесь я устремил свой взор на местный образ Спасителя с мольбой к Нему о помощи в деле спасения. Вдруг неожиданно, как молния, в моем уме пронеслась мысль неверия и хулы на Христа Спасителя. Это меня так напутало, что я как бы омертвел. В то же время я почувствовал, как по всему моему телу пробежала искра адского огня, а сердце исполнилось смертельной тоски. В испуге и трепете я тогда перевел свой взор на икону Божией Матери, моля Ее защитить от страшных и пагубных помыслов. Но, к своему ужасу, я заметил, что помыслы богохульства и хулы на Матерь Божию еще сильнее восстают во мне. Тогда я молитвенно обратился к Преподобному Сергию. Но скверная мысленная ругань с ужасной силой обрушилась и на него. Затем слова хулы, неверия и богохульства на все святое и, страшно сказать, даже на Святое Святых, то есть на Тайны Христовы, полились во мне неудержимым потоком. От мучительной тоски я помертвел и не находил нигде места. Моя душевная мука была столь велика, что я за пять дней совершенно изменился в лице. Архимандрит Леонид однажды обратил на меня особое внимание и спросил: “Константин! Что с тобой? Тебя узнать нельзя!” Я отвечал ему, что мне очень нездоровится. Наступила пятница, а помыслы все продолжались. Иду к своему духовному отцу исповедоваться, а помысл подсказывает мне: “Неужели ты поведаешь духовнику все свои пагубные, хульные помыслы?” Я послушался мысленного совета и, исповедуясь, умолчал о помыслах. Но выходя после исповеди из келии духовника, я почувствовал такую сильнейшую тоску, что от страшного внутреннего смятения не мог сдержать своих рыдании и, плача, как дитя, упал на диван, стоявший возле двери. Духовник смутился и спросил меня: “Костя, что с тобой?” Я ему отвечаю: “Батюшка! Я погиб!” – “Как погиб?” Тогда я поведал ему свои душевные помыслы, терзавшие меня всю неделю, начиная с чистого понедельника. Слушая меня, духовник спросил: “Да что ты, утешаешься что ли этими помыслами?” Я отвечаю ему: “Не утешаюсь, батюшка, а стражду неописуемо.” Тогда духовник снова подвел меня ко кресту и Евангелию, снова прочитал разрешительную молитву и отпустил меня. После этого на душе у меня стало так легко, что я от духовника не шел, а летел на крыльях радости. Все страшные помыслы исчезли, и я, грешный, спокойно мог приступить к Святой Чаше.” (Троицкие листки с луга духовного. С. 43).