Марк Эфесский и Флорентийский Собор
Содержание
Часть I. История отделения Западной Церкви от Православной Восточной Церкви Глава I Глава II Глава III Часть II. Переговоры о единстве Церквей между Императором Константинопольским Михаилом Палеологом и Григорием I Папой Римским и Догматическое послание святогорских отцов Императору Михаилу Глава IV Глава V Часть III. Житие иже во святых отца нашего Марка, архиепископа Эфесского Евгеника, и о происходившем на Флорентийском Соборе, созванном ради соединения Церквей Глава VI Глава VII Глава VIII Глава IX
Историческое исследование об отделении Западной Церкви от Православной Восточной Церкви и о бывшем на Флорентийском Соборе коварстве и насилии по отношению к православным.
Предисловие редактора
Представляемая ныне русскому православному читателю книга афонского монаха Каллиста (Властоса) была написана более века назад и посвящена событиям полутысячелетней давности – Ферраро-Флорентийскому Собору 1438–1439 годов, на котором была сделана одна из наиболее решительных и известных попыток воссоединения православного Востока и католического Запада. Относительно недавно, в 1991 году, эта книга была вновь переиздана на Афоне.
Мы видим, что дела далеких, казалось бы, дней вновь и вновь привлекают внимание православных людей. И вряд ли это является случайным. Ферраро-Флорентийский Собор во многом определил как дальнейшее внутреннее развитие Восточной и Западной Церквей, так и характер их взаимных отношений. Задуманный и готовившийся как восьмой Вселенский Собор, он не оправдал возлагавшихся на него надежд, не выполнил своей цели соединения Востока и Запада, и вместо Вселенского стал «суемысленным» и «богоотметным».
Конечно, истинная Церковь, Церковь как Тело Христа – едина, и обусловленное человеческими грехами разделение ее на конфессии является неотступным укором для совести каждого христианина. Лучшие сыны Православия, церковные деятели и богословы, клирики и миряне, всегда скорбели по поводу расколов, раздирающих нешвенный хитон Христов. Онтологическое единство Церкви обязывает ее чад стремиться и к эмпирическому его воплощению. Не следует думать, что Великая схизма есть то глобальное зло, полное и окончательное искоренение которого возможно лишь по скончании времен и преображении всех стихий тварного мира.
Но, признавая правомерность человеческой активности в деле преодоления возникшего в глубоком прошлом и далеко зашедшего разрыва между Восточной и Западной Церквами, не следует и преуменьшать сложности задачи. Об этом свидетельствует история Церкви, хранящая повествования о неоднократно предпринимавшихся попытках соединения, которые все после большего или меньшего периода временного торжества заканчивались неудачей. Многими причинами были обусловлены эти неудачи, и не одни догматические и обрядовые разности тому виной. Следует сказать и о географической разобщенности народов, и о военно-политическом противостоянии стран Запада и Востока, при котором представители иной конфессии неизбежно рассматривались в странах-cocедях как «пятая колонна». Но, разумеется, главной причиной, неизменно приводившей к краху все попытки объединения христиан, был властолюбивый централизм Рима, выразившийся в учении о примате Римского Первосвятителя.
С давних пор история отвержения Флорентийской унии в нашей церковной и религиозно-философской традиции служила важнейшим примером, раскрывающим самую сущность православного понимания Церкви, по которому не отдельное лицо в ней (Папа), не книга (хотя бы и Священное Писание) и не Собор (даже и имеющий все признаки Вселенского) являются верховным критерием церковной истины. Таким критерием является сам церковный народ как целое. Чрезвычайно ярко эта мысль высказывалась выдающимся поборником Православия Алексеем Степановичем Хомяковым1; вслед за ним мысль об отсутствии в Церкви общеобязательного внешнего авторитета (иерархического или соборного) в вопросах веры развивал и другой русский мыслитель Ю.Ф. Самарин, в частности, в своем известном письме к баронессе Раден2, где впервые подчеркивалось «методологическое» значение истории Флорентийского Собора для православной экклезиологии.
Тем не менее исследований на русском языке, специально посвященных Флорентийской унии, вплоть до XX века было немного. Первой значительной работой на эту тему стала вышедшая в 1847 году в Москве без указания автора книга «История Флорентийского Собора»3. Опирающаяся на такие важнейшие первоисточники, как история Флорентийского Собора Сильвестра Сиропула и Дорофея Митиленского и в необходимых случаях на повествования русских авторов, книга эта, несмотря на свою краткость, для своего времени представляла значительную ценность.
В XX веке в связи с повышением интереса к проблеме соединения Церквей увеличилось и число авторов, занимавшихся историейй Флорентийской унии4. Наиболее крупной монографией на русском языке, посвященной этому вопросу, явилась вышедшая в 1963 году в издательстве Свято-Троицкого монастыря (Джорданвиль) книга архимандрита Амвросия (Погодина) «Св. Марк Ефесский и Флорентийская Уния» (репринт: М., 1994) Первоначально автор намеревался ограничить свой труд переводами сочинений святителя Марка, относящихся к его борьбе за Православие на этом Соборе, но затем решил для болое наглядного представления обстановки их возникновения включить также и наиболее существенные исторические факты, касающиеся политического положения Византийской империи перед Флорентийским Собором и хода самого Собора.
Общее между книгами монаха Каллиста и архимандрита Амвросия то, что оба автора отправлялись от интереса к личности святого Марка Эфесского. Но, в отличие от отца Амвросия, отец Каллист – не ученый исследователь, а художник-иконописец. Не удивительно поэтому, что его труд написан «весьма простым для научного сочинения языком (ибо он писался для многих)», эмоционален, а «понимание того, что есть множество гораздо более пригодных к выполнению этой работы авторов, заставило нас добавить и живописных красок на обычную палитру писателя-историка». Всё это делает книгу отца Каллиста весьма занимательной и легкой для чтения (трудности в понимании могут вызвать лишь богословские тексты святого Марка и других борцов за Православие, включенные автором в ход исторического повествования).
Книга афонского монаха состоит из трех частей. В первой излагается история отделения Западной Церкви от Восточной при Патриархах Константинопольских Игнатии и Фотии и Папах Римских Николае I и Адриане II. Вторая часть посвящена истории первой «успешной» (то есть доведенной до подписания унии) попытки воссоединения Востока и Запада при императоре Константинопольском Михаиле VIII Палеологе и Папе Римском Григории X (Лионская уния 1274 года). В заключительной части книги автор описывает ход созванного ради соединения Церквей при Иоанне VII Палеологе, предпоследнем монархе Константинопольском, и Папе Евгении IV Ферраро-Флорентийского Собора, борьбу святого Марка за правые догматы Православной Церкви, обстоятельства подписания унии и возвращение православных участников Собора на родину.
Отец Каллист подробно рассказывает о том, как Флорентийская уния была отвергнута Восточными Патриархами, а также, несмотря на принуждения государственной власти, и в Византии. Но об отвержении унии в России он говорит весьма кратко, а потому для русских читателей будет уместным добавить несколько слов к сказанному автором. Воспользуемся для этого отрывком из книги известного церковного издателя, публициста и мученика за веру Михаила Александровича Новоселова5 «Письма к друзьям» (написана в 1922−1927 годах), в 12-й главе которой автор подробно рассматривает историю Флорентийского Собора в качестве одного из церковно-исторических примеров, иллюстрирующих высказанное им ранее утверждение об отсутствии в Церкви общеобязательного внешнего авторитета в делах веры и совести.
«Бывший на Флорентийском Соборе представитель Русской Церкви митрополит Исидор вернулся в Россию с именем легата апостольского для всех земель северных. Весною 1441 года Исидор прибыл в Москву с учтивым посланием от Папы к великому князю. Духовенство и народ с нетерпением ожидали митрополита в Успенском соборе. Исидор явился, окруженный многими сановниками; пред ним несли крест латинский6. Митрополит, надеясь на простоту и малообразованность своей паствы, поступил решительнее, нежели его собратия в Константинополе7. На первой литургии уже возносимо было имя Папы Евгения, а по окончании службы архидиакон Исидоров с амвона прочитал определение Флорентийского Собора. Все сии новости, неслыханные в Церкви Русской, сильно изумили и духовных, и мирян. Никто не знал, что и думать о виденном и слышанном.
Но великий князь Василий Васильевич, одушевляясь ревностию к чистому учению Церкви, торжественно в храме стал обличать изменника Исидора, называл его лжепастырем, губителем душ, еретиком, наконец велел низвести недостойного митрополита с престола и, посадив под стражу в Чудове монастыре, созвал на Собор епископов и знатнейшее духовенство для рассмотрения Флорентийской соборной грамоты. Когда сие определение признано было противным древнему православному учению и от спутника Исидорова Аврамия узнали весь ход дел на Соборе Флорентийском, тогда великий князь повелел склонять Исидора к раскаянию и исправлению. Но все было напрасно. <...> Пробыв в заключении все лето, осенью лжемитрополит бежал из Москвы в Тверь... но и здесь... он был посажен под стражу. Бежав и оттуда, Исидор явился в Рим с печальною вестию о неудавшемся замысле...8
Обратите внимание, что лицом, авторитетно протестовавшим против унии, оказался мирянин, правда великий князь, но сила его протеста определялась не его великокняжеским титулом, а тем, что его религиозное самосознание совпало с церковным самосознанием верующего православного народа и он явился лишь первым ярким и ревностным выразителем этого самосознания. Мы легко можем представить на его месте ревнителем веры отеческой и обличителем еретического нечестия и рядового боярина, и скромного инока, и юродивого простолюдина. Раздайся в Соборе их убежденный протест против церковного объединения с еретическим Западом – этот протест был бы услышан и принят всем церковным телом, как неподкупный голос подлинного Православия»9.
Флорентийская уния для православных навечно связалась не с самой идеей единства Церкви, а с тем методом, которым это единство пытались осуществлять: методом не внутреннего, братского единения в любви, но внешнего, насильственного, на политических соображениях основанного присоединения одной стороны к другой10.
Современное значение слова «уния» («союз») плохо передает вкладываемое в него католиками содержание: речь здесь идет не столько о соединении «высоких договаривающихся сторон», сколько о присоединении православных «схизматиков» к «единоспасающей» Вселенской == Римско-Католической Церкви. Даже известные нам из новейшей истории «равноправные и взаимовыгодные» союзы отнюдь не отличаются прочностью и стабильностью – что же говорить о «союзе», в котором одна из сторон должна признать другую главенствующей – и отнюдь не только в смысле «первенства чести» или «председательствования в любви», но также и в смысле административного подчинения.
Вывод о неприемлемости такого «союза» для православных особенно актуален и злободневен для нынешнего этапа исторического развития страны и Русской Православной Церкви. Ныне мы переживаем время, когда в результате падения коммунизма и ослабления старых государственных скреп центробежные тенденции, проявившиеся в некоторых регионах бывшего СССР, отразились и на жизни Русской Православной Церкви, что выражается в усилении национально-сепаратистских и в том числе униональных настроений в отдельных ее частях. С другой стороны, усилилась и деятельность инославного прозелитизма, пытающегося по-своему воспользоваться русскими церковными нестроениями и новыми возможностями пропаганды. При этом в последние два десятилетия для уловления душ в ход идут не столько богословские аргументы, сколько щедрые материальные средства (гуманитарная помощь, бесплатная религиозная литература, стипендии и гранты и многое другое).
То увлечение католичеством, которое было характерно некогда для наших «западников», ныне редкость, сейчас не очарование иноземной красотой, символически показанное Гоголем в образе младшего сына Тараса Бульбы – Андрея, определяет тяготение к инославию, но вполне обывательская тяга к благополучию, к мещански-уютной устроенности в сем греховном мире.
Конечно, всякая отдельная конфессия как исторически конкретное воплощение единого христианского откровения несет на себе печать человеческой (национальной и культурной) ограниченности. Однако факт несовершенства отдельных конфессий не есть повод ко всё нивелирующему релятивизму; различные Церкви можно и нужно сравнивать между собой с целью выявить среди них как более, так и менее близкие по своему строю к древней, единой Церкви. И результаты такого сопоставления показывают, что именно Восточная Православная Церковь бесспорно превосходит все другие Церкви верностью апостольским заветам; католичество (не говоря уже о протестантизме) по самому количеству сделанных в нем изменений (прибавок к догматам) сравнительно с православием значительно дальше ушло от уклада жизни первохристианского или хотя бы христианства эпохи разделения Церквей.
И потому по справедливости именно мы, православные верующие, являемся сегодня правопреемниками великого наследия Единой, Святой, Соборной и Апостольской Церкви, и твердо стоять в Православии – наш непреложный долг. История Церкви содержит немало уроков мужественной, бескомпромиссной борьбы святых отцов за истину, и они, как и представленные в книге монаха Каллиста эпизоды борьбы за Православие святителя Марка Эфесского – в трудных, почти безнадежных условиях видимого господства неправды – да послужат для нас вдохновляющим уроком.
Е.С. Полищук
От автора
С самой ранней юности я монашествовал в священном скиту святой Анны святоименной Афонской горы и на жизнь зарабатывал иконописью, а те немногие часы досуга, которые у меня оставались, я с наслаждением посвящал изучению различных вопросов церковной истории. Меня более всего восхищали подвиги Отцов Церкви в разные века. Особое моё внимание привлёк священный Марк, архиепископ Эфесский, по прозванию Евгеник. Его борьба за Православие и страдания, которые он претерпел за время работы Ферраро-Флоронтнйского Собора, многократно заставляли меня плакать.
Видя, что нет специального труда о жизни святителя Марка Эфесского, который бы подробно о нём рассказывал, я решил предпринять его в меру моих сил, дабы исправить такое положение. Основываясь на заметках, которые я делал при изучении разнообразных исторических источников по данному вопросу, а также на рукописях из библиотек монастырей и скитов Афона, я составил краткую книгу, которая при этом ясно и всеохватно повествует об этом вопросе.
Но множество трудностей, с которыми пришлось столкнуться уже при начале работы, и понимание того, что есть множество гораздо более пригодных к выполнению этой работы авторов, заставили нас добавить и живописных красок на обычную палитру писатели-историка. Гесиод сказал: «По силе трудиться любезно вышнему». Мы решили, что наш труд, даже если окажется ненужным для специалистов по богословию и истории, поможет многим христианам и станет, быть может, поводом к созданию более профессионального и более прекрасного труда по этому вопросу. Поэтому мы издали восемь лет назад этот труд, написанный весьма простым для научного сочинения языком (ибо он писался для многих) и подробно исследующий житие священного Марка и его действия на Флорентийском Соборе.
Книга удостоилась самого доброжелательного приёма. Этот факт, а также отзывы многих друзей, которые мы получили, съездив два года тому назад в Афины, Смирну, Эфес и соседние с ним города Малой Азии, побудили нас подготовить второе издание. Мы взялись за эту работу с великим рвением, и переработали написанное нами так, что, смеем сказать, создали совершенно новую книгу. Ибо мы написали для второго издания две новые части, которые сочли необходимыми для понимания основной (третьей) части. А третью часть мы существенно переработали, изменив стиль и значительно расширив за счёт новейших исследований. Также мы приложили на вклейке фотографическое воспроизведение написанного нами маслом на холсте образа священного Марка.
Выражаю благодарность священному Киноту Святой Горы и почтеннейшему Митрополиту Афинскому господину Герману за те ободряющие слова, которые он высказывал в своих рекомендательных письмах, и всей дружине наших сотрудников, любезных музам и Христу, без поддержки которых издание этого труда, вероятно, не было бы осуществлено.
Священный скит святой Анны святоименной горы Афонской
Сентябрь 1895
Каллист Властос, инок, иконописец
* * *
Хомяков А.С. Hесколько слов православного христианина о западных вероисповеданиях. По поводу брошюры г-на Лоранси. 1853 // Полное собрание сочинений, 3-е изд. Т. 2 М., 1880. С. 71–72.
Приведено в работе: Соловьев В.С. Из вопросов культуры. 1. Ю.Ф. Самарин в письме к баронессе Э.Ф. Раден // Собрание соч. 2-е изд. Т. 6. С. 405–408.
История Флорентийского Собора. М., 1847.
Обзор литературы см. в статье автора настоящих строк: «Флорентийский собор и современность» // Грани. 1993. № 170. С. 216–255.
О нем см.: Полищук Е.С. Μ.А. Новоселов и его «Письма к друзьям».– «Журнал Московской Патриархии». 1991. № 11.
Латинский крест – четырехконечный крест, горизонтальная часть которого несколько смещена вверх относительно середины вертикального бруса.
Греческие участники Флорентийского Собора в большинстве своем, прибыв на родину, раскаялись в содеянном, дело унии поддерживал в основном Император, да и то едва ли не скрытно, во избежание открытого народного бунта. Так, сам акт о соединении был прочитан в первый раз в Константинополе (в храме святой Софии) лишь в 1452 году, за полгода до взятия города мусульманами.
Выступление великого князя против митрополита Исидора произошло через три дня после его прибытия в Москву, что объяснялось дипломатическими соображениями: отвергая митрополита Исидора, русские уже знали о падении греков и понимали, что жаловаться им на их же ставленника Исидора бессмысленно. Но меньше всего они хотели быть церковными бунтовщиками, стремясь получить церковную автокефалию не захватническим, но канонически законным путем (что в конце концов и произошло полтора века спусти). Не желая идти на разрыв с Константинополем, униатство которого могло оказаться (и действительно оказалось) временным, они позволили митр. Исидору на деле выявить свою вину, не возбраняя ему в течении трех дней служить «по восточному обряду», после чего обвинили его, как впавшего в ересь единичного деятеля. Видимо, по той же причине великий князь позволил «бежать» незадачливому митрополиту из Москвы в Рим.
М.А. Новоселов. Письма к друзьям. М., 1993. С. 156–157.
Императоры стремились к унии, видя в ней возможность защиты от врагов с помощью пап, папы же думали лишь о том, чтобы подчинить Православную Церковь Латинской, с тем, чтобы папа стал главой Вселенской Церкви. Но Православные Восточные Церкви не могут признать какую-либо другую главу в Церкви, кроме Иисуса Христа, Единородного Сына Божия.