Иларион (Троицкий)

Иларион (Троицкий Василий Александрович [правка от руки: Владимир Алексеевич]) архп. Верейский, вик. Московской епархии.

Родился в 1866 году в семье священника с. Липицы Серпуховского уезда Московской губернии.

День Ангела 28 марта.

В 1910 году окончил Московскую духовную академию со степенью кандидата богословия и оставлен профессорским стипендиатом.

В 1913 г. получил степень магистра богословия.

28 марта 1913 года пострижен в монашество в Троице-Сергиевской Лавре, а через несколько дней рукоположен в иеромонаха и определён исполняющим должность доцента Московской духовной академии. Пострижение доставило иеромонаху Илариону великую духовную радость, о которой он писал впоследствии: «думаю, что не придётся ещё в жизни пережить такой радости». По его словам, эта радость, это ликование продолжалось у него два месяца, так что он порою думал, – не прелесть ли это? И только перемена, происшедшая в его судьбе 30 мая «надолго отогнала эту радость, но не изгнала совсем». В день, на который указывает архимандрит Иларион, 30 мая 1913 года, он был назначен инспектором Московской духовной академии с возведением в сан архимандрита. Странно думать, чтобы назначение, являвшееся естественным этапом на избранном им жизненном пути, могло «надолго отогнать радость». Скорее, кажется, можно предположить, что в этот же день он узнал о другом назначении, которое могло показаться ему очень неприятным. Летом 1913 года архимандрит Иларион (профессор Троицкий [правка от руки: то был проф. С.В. Троицкий]), вместе с епископом Никоном Вологодским, был командирован на Афон Для догматического разрешения спора между монахами, часть которых неправильно судили об Иисусовой молитве (Имясловцы).

3 декабря 1913 года архимандрит Иларион утверждён в звании экстраординарного профессора по Священному Писанию Нового Завета. Был доктором богословия, хотя дата получения степени неизвестна.

Был членом Поместного Собора 1917–1918 гг., на котором выступал как сторонник патриаршества.

12 мая 1920 года был хиротонисан во епископа Верейского вик. Московской епархии.

В июне 1923 года Патриарх Тихон возвёл его в сан архиепископа.

Архиепископ Иларион славился, как выдающийся, неутомимый оратор. Как оратора его ставили наравне с Луначарским и Алекс. Введенским и даже выше.

Он был молодой, физически очень сильный человек, высокого роста, красивый. Большая русая борода, тонкие черты лица, привлекали своей величавостью, строгим изяществом, своеобразной картинностью. Любимец народа, архиепископ Иларион пользовался большим авторитетом также среди духовенства и своих собратий-епископов, называвших его за его ум и твёрдость в вере – Великим.

В журнале «Церковное Обновление» (№ 7–8 за 1930 г., стр. 30) была сделана попытка выставить архиепископа Илариона как сочувствовавшего обновленцам, но эта попытка не имела под собой оснований. Наоборот, он был горячим, убеждённым борцом против обновленчества и обновленцев, о которых отзывался, подчас, очень резко. Например, о митр. Антонине он говорил: «Антонин был сначала заштатным епископом, потом сделался митрополитом Московским, потом митрополитом всея России, а потом епископом не всего Заиконоспасского монастыря».

В другой раз, уже в начале октября 1925 года, ему пришлось спорить о Живой Церкви с обновленческим епископом Гервасием (Малининым). Ему Преосвящен. Иларион сказал: «Восточные патриархи с нами, это я знаю документально; обновленцы врут; Введенский ваш изолгался. Ведь я с ним на диспутах в Москве выступал, я его к стенке прижимал, мне все его хитрости прекрасно известны».

В этом же споре епископ Гервасий употребил выражение – «тихоновцы». Обновленцы любили этот эпитет и всячески старались ввести его в общее употребление, но православные протестовали против него, выдвигая вместо того наименование «староцерковники». Несколько изменяя слова апостола Павла, – «разве Павел распялся за вас, или во имя Павлово вы крестились?»

Они говорили: «Мы веруем во Христа, а не в Тихона».

И на этот раз архиепископ Иларион возразил: «Какие мы тихоновцы? Что вы треплете имя покойного Святейшего Патриарха Тихона? Мы православные».

В сентябре 1923 года архиепископ Иларион вместе с архп. Серафимом (Александровым) Тверским и архиепископом Тихоном (Оболенским) Уральским, участвовал в переговорах с председателем ВЦУ митрополитом Евдокимом о возможности соединения.

Если даже в 1925 году многие не понимали, что соединение с обновленцами невозможно без канонических уступок им, то в 1923 году такое недопонимание замечалось даже среди лиц, близких к патриарху. Недопонимал этого и архиепископ Иларион. Но среди архипастырей, собравшихся в количестве 28 человек, на совещание по этому вопросу 29 сентября 1923 года в Донском монастыре, – нашлись такие, которые ясно видели опасность. Они дружно высказались против соединения. Выслушав их соображения и архиепископ Иларион отказался от своей мысли о возможности соединения, как от неправильной.

С конца 1923 года архп. Иларион епархией не управлял.

В 1924 г. он выехал в Ярославль, а в 1925 году – на Соловецкие острова.

Авторитет его в церковном мире в это время был так велик, что летом 1926 года архп. Григорий Екатеринбургский сделал несколько попыток использовать его для укрепления клонившегося к упадку григорианства. В начале июня 1927 года, едва началась навигация на Белом море, архп. Иларион был привезён в Москву для переговоров с архп. Григорием. Последний, в присутствии светских лиц, настойчиво упрашивал архп. Илариона «набраться мужества» и возглавить всё более терявший значение григорианский ВВЦ Совет. Архиепископ Иларион категорически отказался, объяснив, что дело ВВЦС несправедливое и пропащее, задуманное людьми, не сведущими ни в церковной жизни, ни в церковных канонах, и что это дело обречено на провал. При этом архиепископ Иларион братски увещевал архиепископа Григория оставить ненужные и вредные для Церкви замыслы.

Подобные встречи повторялись несколько раз. Владыку Илариона и умоляли, и обещали ему полную свободу действий и белый клобук, но он твёрдо держался своих убеждений. Был слух, что однажды он сказал своему собеседнику: «Хотя я и архипастырь, но вспыльчивый человек, очень прошу Вас уйти, ведь я могу потерять власть над собой».

«Я скорее сгнию в тюрьме, а своему направлению не изменю», – говорил он в своё время епископу Гервасию.

В таком же духе он держался и дальше. Всегда он был в бодром настроении и поддерживал бодрость в других. В смутное время после обновленческих расколов, когда разногласия проникли и в среду окружавших его архипастырей, он являлся настоящим миротворцем среди них, сумев объединить и сплотить их на почве православия. Он был в числе епископов, выработавших в сентябре 1927 года текст так называемого «Послания соловецких старцев», – послания, имевшего громадное значение в борьбе с возникшими тогда разделениями.

В ноябре 1927 года некоторые из соловецких епископов начали было колебаться в связи с иосифлянским расколом. Архиепископ Иларион сумел собрать до пятнадцати епископов в келье архимандрита Феофана, где все единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой митр. Сергием. «Никакого раскола!» – возгласил архиепископ Иларион. – «Что бы нам не стали говорить, будем смотреть на это, как на провокацию!»

21 июня 1928 года Владыка Иларион писал своим близким, что до крайней степени не сочувствует всем отделяющимся и считает их дело неосновательным, вздорным и крайне вредным. Такое отделение он считал «церковным преступлением, по условиям текущего момента весьма тяжким».

«Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и его Синода, что бы превосходило меру снисхождения и терпения, – заявляет он, а в письме от 12 августа 1928 года развивает свою мысль, – везде писаны пустяки, кто напротив пишет. Какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают и за собой других тащат». – При этом он делает заключение, что митр. Иосифу ничего не докажешь, «хоть лбом об стенку бейся», – что он, как допустивший грех отделения по злобе, останется до конца жизни при своих взглядах.

Много трудов положил архп. Иларион и для того, чтобы переубедить епископа Виктора (Островидова) Глазовского, близкого по направлению к иосифлянам.

– Говорить с ним не приведи Бог, – пишет владыка в том же письме от 28 июня 1928 года. – Ничего слушать не хочет и себя одного за правого почитает.

Несмотря на эту характеристику, архп. Иларион добился того, что еп. Виктор не только сознал свою неправоту, но и написал своей пастве, увещевая её прекратить разделение.

Архиепископ Иларион скончался 15/28 декабря 1929 года.

Он должен был переехать на новое местожительство в Среднюю Азию. В самом начале пути, ещё не доехав до Ленинграда, Владыка заразился сыпным тифом и был положен в Ленинградскую больницу на Обводном канале. По слухам, дорогой его обокрали, и в больницу он явился в лохмотьях. За несколько минут до кончины к нему подошёл врач и сказал, что кризис миновал и что он может поправиться. Владыка едва слышно сказал:

«Как хорошо! Теперь мы далеки от...» – И с этими словами скончался.

Митрополит Серафим (Чичагов), занимавший тогда Ленинградскую кафедру, добился разрешения взять тело для погребения. В больницу доставили белое архиерейское облачение и белую митру. Покойного облачили и перевезли в церковь Ленинградского Новодевичьего монастыря. Он страшно изменился. В гробу лежал жалкий, весь обритый, седой старичок. Одна из родственниц покойного, увидевшая его в гробу, упала в обморок. Так он был непохож на прежнего Илариона.

Похоронили его на кладбище Новодевичьего монастыря, недалеко от могил родственников архиепископа, впоследствии Патриарха Алексия.

Кроме митр. Серафима и архп. Алексия, в погребении участвовали епископ Амвросий (Либин) Лужский и епископ Сергий (Зенкевич) Лодейнопольский.

Архиепископ Иларион был выдающийся учёный и церковный писатель, один из крупнейших церковных деятелей того времени, богатырь духом и телом, чудесной души человек, наделённый Господом выдающимися богословскими дарованиями, непревзойдённый оратор, жизнь свою положивший за Церковь Христову.

Его смерть явилась величайшей утратой для Русской Православной Церкви.

Nach M. Pol’skij, Novye mučeniki I, 125–134, war er seit seiner Bischofsweihe (1920) kaum zwei Jahre in Freiheit. Bevor er am 07/20.12.1923 auf die Solovki-Inseln (Kemskij Lager) verurteilt wurde, war er schon ein Jahr in Verbannung in Archangelsk. Mit dem Patriarchen in Moskau hat er nicht länger als ein halbes Jahr Zusammenarbeiten können. 1929 sollte er nach Alma-Ata verbannt werden. Er starb aber in einem Durchgangslager in Petersburg an Flecktyphus.