Письмо 46
Стужительные твои письма немало меня оскорбляют: на всякое твоё письмо я должен давать ответ с объяснением и оправданием; теперь лежат на столе 50 писем (на которые должен отвечать; но не знаю, скоро ли могу их удовлетворить), но ни одного нет такого.
Что ж за беда, что месяц не имеешь ответа? Я имею и по два месяца лежат письма; да еще и не одно случается: на два, на три одним могу отвечать; но стужения от них не вижу, и ответа не даю. При слабости глаз, так что почти не могу пера починить, бывает и слабость здоровья, так, что в день едва могу два, или три письма написать; а тут занятие с людьми; но ночью писать я уже неспособен! Оставя всех, я виноват пред одною только тобою, что долго не писал. До какой крайности велико твоё самолюбие: ты не уважаешь ничьих нужд, только бы ты была удовлетворена. Ещё твердишь о скорби на тебя: уже о сем дело решено; когда ты спокойна совестью, то советую о сем замолчать; а ежели ещё будешь напоминать, то уже ни слова от меня не получишь.
Ты всё смущаешься за письма, что неверно могут доходить; однако ж, до сих пор, на опыте сего не видала, то и по истине должна себя укорять (что ты и делаешь, как сама удостоверяешь), и вопрошаешь, довлеет ли одно самоукорение, без всякого делания исполнения заповедей Божиих? Ежели истинно будет самоукорение, то принесёт и плод делания заповедей Божиих, а когда мнимое, то и оных не ожидай. Явно, что от самоукорения рождается смирение, а на оное Господь призирает и подаёт силу к деланию; а по слову Исаака Сирина: «одно смирение и без дел благих может нас спасти; а напротив, без смирения дела бесполезны» (сл. 46). Прочти у св. аввы Дорофея о самоукорении, и у Каллиста и Игнатия можешь удостовериться; а ещё у св. Григория Синаита, гл. 117, в конце о смирении, чрез попущение падений даруемом.
Поздравляю мать О. с принятием ангельского образа и прошу её молитв о мне, грешном. Да благословит её Господь, и да сподобит сохранить те чувства смиренные, которые имела, приготовляясь к пострижению. Только таковые дарования, без искушений, весьма опасны; враг может обольстить святынею, а искушения смирят. Буди же воля Господня. Искушений устрашаться не должно, и не наскакивать на них; а какие пошлёт Бог, принимать с благодарением; в кресте познавается любовь Божия, а не в сладости утешения.
У. В–на, кажется, ещё не совсем поняла, что жизнь монастырская есть тесный и прискорбный путь, вводящий в живот вечный. Почему же тесен и прискорбен путь? Не потому, чтобы он был таков в сущности, – что легче любви, кротости и смирения? – Но потому, что мы одержимы страстьми, и не можем им противиться: они-то и делают нам путь скорбным. Она, может быть, думала найти покой в монастыре, а средств к тому не предпринимает, которые Сам Господь нам преподал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим (Мф.11:29). Впрочем, надежды не надобно терять, что она придёт в разум истинный, и какими-нибудь искушениями смягчится её нравственность; а тебе служит щеточкою, очищая ржавчины твоего серебреца; а то мы с тобою тогда только хороши, когда все раболепствует нам, и ничто не противится. И. М. 2 декабря 1844 года.