Некоторые черты из жизни приснопамятного основателя Алтайской Духовной Миссии архимандрита Макария Глухарева во время пребывания его в Болховской Оптиной пустыни, Орловской епархии¹

Собраны Болховскими почитателями о. Макария и изданы с другими дополнительными сведениями под редакциею члена Орлов. Учен. Арх. Комиссии, Свящ. Законоуч. Илии Ливанского.

члена комиссии и подкомиссии, Священника Законоучителя Илии Ливанского,

Сообщение

Честь имею сообщить Архивной Комиссии, что главными образом чрез деятельное посредство жителей г. Болхова Мих. Адр. Венедиктова и П. Н. Шавыкина, почитателей памяти почивающего в Болховской Оптиной пустыни от. Архимандрита Макария Глухарева, основателя Алтайской духовной миссии, мною собраны различные знаменательные сведения из его жизни, как им самим известные и ими засвидетельствованные, так и доставленные им другими почитателями его памяти из жителей же г. Болхова, а именно: А. И. и И. Г. Клягиными, К. Ф., А. О., А. К. и М. Шестаковыми, И. А. Щоголевым, В. И. Ильиными, И. А. Нехорошевым, В. И. Плотниковым, А. А. Жадновым, М. М. и Н. М. Воиновыми (они же Козловы), И. И. Коробковым, А. Г. Третьяковым, А. С. Жучковым, В. И. Федоточкиным, H. Н. Турковым, А.Я. и И. И. Белоусовыми, Н. А. Тихоновым, Глазновым, А. А. Лавровою, А. А. Храповою, В. А. Болотиною, А. Ф. Жареновою, Ф. Ф. и М. И. Новочистовыми, П. А. и П. М. Акуловыми, и др. Означенные сведения, при сем мною представляемые в подлинном своем виде, в большинстве случаев со слов сообщавших оные, записаны М. А. Венедиктовым, также И. Н. Шавыкиным и А. К. Шестаковым, за собственноручными подписями сообщавших и записывавших; остальные записаны М. А. Венедиктовым, К. Ф. Шестаковым и некоторыми другими, как по собственным их воспоминаниям, так и по иным достоверным данным. Эти же сведения представляются здесь мною и в составленных мною копиях, с самыми незначительными изменениями редакционного характера лишь в слоге, с согласия на то доставивших мне оные.

Покорнейше прошу Архивную Комиссию поместить представляемые мною сведения на страницах своих «Трудов», в качестве материала для жизнеописания приснопамятного от. Макария и в дополнение к представленным уже мною раньше сего в разное время сведениям о нем. Названные сведения особенно важны в том отношении, что они довольно подробно изображают последние годы жизни о. Макария в пределах нашей епархии, относительно которых вообще существует мало сведений в изданных уже материалах для жизнеописания великого миссионера, многоопытнейшего переводчика значительнейшей части ветхозаветной библии, высокоавторитетного и глубокопроникновенного учителя веры и благочестия, облагодатствованного «человека Божия», дивного «прозорливца». Напечатание этих сведений несомненно может вызвать новые воспоминания об о. Макарии у лично знавших его старцев, доживающих ныне дни свои и со своею кончиною могущих унести в могилу многое такое, о чем нам, современникам, и последующим поколениям пришлось бы сильно жалеть, если бы мы, пока это возможно, не предали тех сведений гласности во славу Божию и в благоговейную память о приснопамятном. К сказанному дозволяю себе присоединить, что напечатание в настоящее время в «Трудах» комиссии предлагаемых новых сведений об о. Макарии с одной стороны в значительной степени восполнит то, что о нем уже напечатано было раньше сего и печатается теперь, и т. о. станет в соответствие со всем этим, к большему и большему уяснению для вас жизни и деятельности о. Макария, замечательною личностию которого ныне серьезно заинтересованы столь многие, и дорогое имя которого с искренним благоговением произносится и в пределах нашей епархии и соседних с нею, и в Москве, и в Петербурге, и в Костроме, и в Киеве, и в Казани, и в Екатеринославе, и в пределах далекого Алтая – в Томске и Иркутске и, можно сказать, повсюду в нашем обширном отечестве, где только умеют достойно чтить высоких подвижников благочестия, лучших представителей науки и просвещения, истинных носителей зиждительных идеалов нашей жизни. С другой стороны, напечатание в «Трудах» комиссии новых сведений об о. Макарии несомненно будет весьма благовременно теперь, особенно в виду предстоящего скоро, и именно 18 мая приближающегося 1897 года, пятидесятилетия со дня его блаженной кончины. Орел, 15 сентября, 1896 года.

Член Орлов. Учен. Арх. Комиссии и Подкомиссии, Свящ. Законоуч. Илия Ливанский.

«Во Имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Вечная память Архимандриту о. Макарию, Болховского Троицкого монастыря, наставнику нашему.

Я была дочь диакона Волховской Архангельской церкви. Вышла замуж за Болховского мещанина Петра Осипова Храпова; прожила с ним 5 недель. Он отправился в г. Кременчуг, Полтавской губернии. Получила я болезнь, – называли беснованием. По прибытии о. Макария в Болховской монастырь, насколько помню, я первая обратилась к нему. Ходить в церковь и подходить под евангелие для меня было трудно. Во время литургии подводила меня свекровь моя; я не шла с нею. Издали услышал о. Макарий, взял меня за руку и подвел к евангелию. Во время чтения евангелия он со мною, наклонивши голову, простоял. Не припомню, в это ли время, или в другое после литургии, о. Макарий остановил меня; отворив царские врата, вынес из алтаря крест и святое евангелие; пригласил иеромонаха о. Евфимия, вместе молились. О. Макарий читал евангелие. Я закричала во весь голос, сколько было сил. По приходе домой, двое суток была немая и непрестанно икала день и ночь. О. Макарий приказал мне в день Успения Божией Матери принять Святые Тайны и молился со мною. После этого я получила, по благословению и молитвам о. Макария, исцеление от моей болезни и по сие время здорова. – Я скучала. Мужа нет. О. Макарий говорит: «он не долго проживет». Скоро муж мой жизнь кончил.

Приходила я к о. Макарию часто. Он всех питал духовною пищею. Мне он сказал, благословляя меня: «Вот чем занимайся». Он благословил меня седмью разными книгами: псалтирью в переводе, евангелием, катехизисом и еще четырьмя книгами. Его молитвами я и по сие время проживаю.

В одно время мы были у о. Макария в доме, где находится моленная. Он говорит всем: «садитесь». Некоторые женщины приходили для того, угадает ли о. Макарий, зачем они пришли. Он подходит к ним сзади и говорит: «Вы запотели». – Нет, батюшка, – отвечают оне. «Нет, нет, – запотели; выдьте вон».

В одно время напала на меня негодная собака, изорвала на мне верхнее платье и оставила на мне следы крови и слюны. Я томновала (унывала). Пришла к о. Макарию и рассказала ему об этом. Он дал мне просфору, исписанную и омоченную в деревянное масло; также дал масла, смешанного с водою, и приказал мне есть по куску просфоры и запивать данным питьем. Когда я запивала им, оно казалось мне сладким; а прежде масло было мне противно. Я сделалась здоровою.

Накануне на меня посердилась моя свекровь: «Что ты ничего не ешь?» – говорила она мне. А на завтра мы пошли в монастырь и были у о. Макария. Он говорит мне: «Ты вчера поела?» А свекровь моя говорит: «Нет, батюшка, – она ничего не ела». О. Макарий говорит ей: «А ты, небось, сердилась на нее за это; не следует за это сердиться: болезнь только и изгоняется молитвами и постом».

Пришла я со своею свекровью к о. Макарию. Свекровь моя Прасковья Алексеевна просила у него благословения на отправку в Киев помолиться Богу. О. Макарий не благословил ее на это, а обо мне сказал: «Пусть она идет». Все таки свекровь моя пошла в Киев, хотя и без его благословения; но там она не была в церкви: ее затрепала лихорадка, пока она не возвратилась домой. После того, по благословению о. Макария, я сходила в Киев, исповедалась там у духовника о. Алексия, который за исповедь не берет денег. Он сказал мне, что он брат о. Макарию. Он благословил меня книгою. Впоследствии он был у о. Макария.

После смерти о. Макария, не припомню когда, видела я сон. Стою я в церкви. О. Макарий стоит в золотой ризе. Я подумала: у нас ризы такой нигде нет. Я поклонилась о. Макарию. Он благословил меня и дал мне крест серебряный на белом гитане и сказал: «Поеду в Воронеж – привезу тебе другой крест».

В настоящем 1895 году, в первых числах мая, я еще видела сон: будто стою я в пещере, где похоронен о. Макарий. О. Макарий стоит в подряснике и в шапочке и говорит мне: «Подойди ко мне». Я говорю: «Подожди, – я дочитаю книгу». В это время закричал ребенок, и я проснулась.

Я вдова, имею от роду 80 лет.

Орловской губернии города Болхова вдова мещанина Александра Афанасьевна Храпова (имя, отчество и фамилия в подлинной записи – собственноручная подпись).

При сем могу добавить об Александре Афанасьевне, что эта женщина – великая постница с прежних времен и по сие время. Когда она ходит в церковь для принятия Св. Таин, то по целой неделе не ест и не пьет. В год говеет она 4 раза. В посты она не ест и не пьет по средам и по пятницам. Когда я был у нее, то видел имеющийся у нее портрет о. Архим. Макария. Михаил Адрианов Венедиктов (собственноручная в подлинной записи подпись составителя записи).

«Вечная намять Священноархимандриту Макарию!...

Памятую я его благословение мне, как я ходила на акафист к Божией Матери Тихвинской, и в простые дни ходила и получала от старца благословение. В одно время я была у него с соседкой. Она попросила у него книжечку для меня; а он сказал: «А читать она умеет?» – потому что мне было в то время только 9 или 10 лет. Затем он дал мне развернутую книгу, и я ему прочла две строчки хорошо, а он сказал: «О! она читает хорошо, – ей надо дать книгу большую»; и пошел от меня и несет книги и говорит: «Большой нету – пришлют»; дает мне три книги: первую книгу – Евангелие, – читать утром; «Как прочитаешь, – говорил старец, сойди к матери, пособи ей, в чем можешь: ты еще мала – квашню не можешь (поднимать)». Вторую книгу дал он мне Священную Историю – читать по вечерам. Третью книгу дал краткий Катехизис; при этом сказал: «Всегда надо читать эту книгу, и когда пойдешь замуж, бери ее с собою». Я сказала ему на это: «Не пойду замуж», а он сказал: «Пойдешь». – Прошло времени года три. Заболели от простуды у меня глаза; лечили их целый год, и я совсем было ослепла. Потом повела меня мать к Тихвинской Божией Матери и к старцу о. Макарию за благословением и сказала ему: «Батюшка! Вот у девочки болят глаза». Он сказал: «Погоди, я дам от Божией Матери маслица» и прибавил при этом: «Она исцеляет», и помазал мне глаза. Потом он дал мне клочок холстинки и сказал: «Это от моей рубахи; протирай глаза; тебе нельзя глядеть на солнце». Также дал он мне козырек глазной я сам надел его на меня и сказал: «Это мой: я сам его надеваю». Затем велел мне итти домой. Я пошла в козырьке и скоро исцелилась его молитвами от глазной болезни». Рожденка (урожденная) Митина, в замужестве Шестакова Мария, 61-го года. (Вся запись и подпись в подлиннике собственноручные).

«В бытность моего детского возраста, лет 12 и 13 и 14-ти, ходил я в свой Болховской Троицкий Оптин монастырь; а также ходили из нашего дома две сестры мои – Прасковья и Анна, и брат мой Сергей, в бытность в нашем монастыре начальника и духовного наставника, трудолюбивого учителя и ревнителя к духовной жизни отца Макария.

Всю он свою жизнь проводил в нашем Троицком монастыре в науках в духовной жизни. Малых детей мужского пола и женского, взрослых и престарелых, всех принимал ласково и каждому внушал (пребывать) в молитвах и согревал сердца (устремлением) к Богу. И по его приему и наставлению мы не оставляли почти ни одного праздника, чтобы не быть у него в молитвеннице без приходящего народа. Всех он, духовный наставник, питал духовною пищею, так что всегда каждый праздник ходили (в монастырь) к ранней обедне, тут же (выстаивали) и позднюю обедню. По окончании поздней обедни, всегда он в церкви ни одной службы не оставлял без проповеди из уст; а от поздней обедни, после проповеди, (мы) всегда ходили в его молитвенницу и находились у него даже до 7-ми часов вечера и не имели никакой нужды в пище и питии. В особенности он нас утешал (тем, что) дарил (нам) книжечки или листки все относительно к духовному наставлению и (мы) с большим удовольствием (уходили) домой к своим родным с подарком, и каждый от него брал благословение, когда итти домой, и (он) каждого благословлял от старого и до малого. И приходилось так – какие были мнения в притчах (т. е. о. Макарий относительно некоторых обстоятельств высказывался иносказательно, высказывал свое мнение приточным образом, загадочно).

Один раз мой брат Сергей шел к обедни. Ему на дороге случилось увидать (кур) очень хорошего завода. А на уме подержал (он), чтобы на обратном пути, когда пойдет из монастыря, поймать чужую курицу. Но в бытность его в молитвеннице о. Макарий завел речь разных наставлений; тут же упомянул, что и курицу чужую поймать тоже грех. В теж – поры брат Сергий понял его предсказание (указание, намек на то), что он (Сергей) хотел сделать.

В один раз брат Сергей был у о. Макария. В те – поры он, брат, был лет 10-ти. Грамоте он учился у диакона Введенской церкви. О. Макарий стал (у него) спрашивать, где (он) учится грамоте. (Брат) сказал ему, что у диакона. То о. Макарий спросил: «Чем твои родители занимаются и какое имеют состояние»? и сказал брату: «Чтобы тебя заучили (отдали) в школу для учения, так что для тебя со временем необходимо нужна будет Священная История и Катехизис». Через несколько времени оказалось, что по званию Божию ему пришлось лет 18-ти поступить в монастырь Калужской губернии, в Козельскую Введенскую (Оптину) пустынь, где он и по сие время находится в скиту. Еще в бытность старца, Священно-архимандрита Моисея, когда его производили в монашеский постриг, он вместо Сергия назван о. Савватием. Чрез несколько лет, в бытность мою в пустыни, он стал просить меня, чтобы я купил для него в Болхове и непременно переслал к нему в пустынь Священную Историю и Катехизис и чтобы зашил эти книги поаккуратнее, потому, что начальник монастыря приказал (ему) приготовляться к иеродиаконству. В те поры брат мне открылся, что покойный батюшка о. Макарий предупреждал его, что ему будет нужна Священная История и Катехизис. Его немедленно Бог удостоил (быть) иеродиаконом. Он прослужил 4 года; после 4-х лет произведен в иеромонахи и по сие время находится в скиту, как поступил. В настоящее время ему от роду 63 года.

Один раз принесла одна женщина, мне известная соседка, к о. Макарию младенца года полутора. Младенец этот, не в бытность дома никого, по детскому неразумению, вылил на себя купоросное масло, по случаю неосторожности (его) родителей, находившиеся у них (в доме неприбранным) для изделия кожевенного товару, и облил им всю себе груде и живот, так что у него в те же поры вся грудь и живот обезобразились, кожа клоками висела в тех местах и мокла, и не могли ничем вылечить. В одно время при мне принесла мать этого младенца к о. Макарию в молитвенницу. Он посмотрел младенца, взял лампадку от креста Господня, Распятия, бывшего в алтаре в молитвеннице, и перышко и помазал все больное тело (младенца) крестообразно из стаканчика с деревянным маслом в нескольких местах. И так на другой день стало подсыхать, только остались одни приметы, как будто зашито было ниткой, и младенец совершенно стал здоров, потом и совершенно вырос. Болховской мещанин Иван Адрианов Нехорошев, от роду 65-лет. (Как подпись, так и вся запись, в подлинной рукописи собственноручные).

«Имел старец Болховского (Троицкого Оптина) монастыря Архимандрит Макарий прозорливость. Я несколько раз был у него в келии и принимал от него благословение и наставление. Он угощал меня чаем и хлебом наравне с прочими посетителями. Я упросил его (дозволить мне) быть у него на духу, исповедаться. О.Макарий принял меня, исповедывал и преподал мне наставления, который я до сего времени исполняю и его прозорливыми молитвами живу.

Бывало, приходилось мне идти к нему за каким-нибудь советом и получить от него (совет), и думаешь, как ему передать об этом: у него бывает много посетителей, а я нуждаюсь (без стеснения от других) получить от него совет и наставление. О Макарий, по своей прозорливости, начинает при мне с другим лицом говорить о том предмете, относительно которого мне нужно получить от него совет и наставление. А я слушаю и получаю совет и наставление, хотя он со мною и не занимался, а с другим лицом, – Боже мой! Какая была у него прозорливость! – и выхожу от него довольным. Так и прочие получали от него советы и наставления.

Удивлялися мы, какого Бог послал нам старца прозорливого. Кто бы ни пришел из посетителей с какою-либо нуждою, за советом и наставлением, всегда получал их в беседе старца, даже не передавши ему об этом. Кому нужно было получить от него совет, с тем лицом он не занимался, а с другим по своей прозорливости, и тот выходил от него довольным, получивши совет и наставление.

Однажды я был у о. Макария принят в гостиной. Посетителей было много, дворян, купечества и монахинь, и все они были посажены им; в числе их был посажен и я. Только я подумал, что вот-де и меня посадил молодого в числе посетителей почетных и старых, о. Макарий, по своей прозорливости, приказал мне встать с места, на мое место посадил нищего, а меня поставил постоять. Я сперва хотел было уйти, мне было стыдно от публики, я краснел, но вытерпел. О. Макарий заметил и это по своей прозорливости. В то же время была там Орловская монахиня почетная. О. Макарий приказал этой монахине подняться с места, а меня посадил. В одно время он угощал присутствовавших хлебом с малиновым вареньем. Мне желалось получить так же хлеба с вареньем, о чем я и подумал про себя. О. Макарий, по своей прозорливости (зная об этом), выбрал кусок хлеба без варенья и дал мне.

Мне приходилось несколько раз видеть у о. Макария Болховского мальчика из мещан, Илюхина, который приходил к нему в келию. О. Макарий заставлял этого мальчика читать и во время чтения скидал с себя шапочку и надевал ее на него. И в этом высказалась прозорливость о. Макария: этот бывшей мальчик в настоящее время Архимандрит Мценского (Петропавловского) монастыря, о. Иоасаф.

Однажды мой старший брат был в церкви. О. Макарий выходит из алтаря с книгою, начинает читать поучение. А брат подумал про себя: «Вышел болтать..» О. Макарий, по своей прозорливости, обличил брата; обращается к нему и говорит: «Что ты к верху смотришь?.. – Там ничего нет"…

Сестра моя желала исповедаться у о. Макария, по секрету от мужа и семейства, приходила в келию к старцу несколько раз и просила его исповедать ее. О. Макарий обещал ей принять ее на исповедь, но говорит: «Подожди». Она придет с утра, до вечера пробудет в келии старца. О. Макарий говорит ей: «Приходи завтра». Приедет она к мужу и к семейству своему и говорит: «Я была у родственников». О. Макарий намерен принять ее на исповедь, но по своей прозорливости спрашивает у нее: «А домашние твои знают ли об этом»? «Нет, – отвечает она, – Я, батюшка, прихожу к вам по-тихоньку от мужа и семейства». – «Ну, ступай к домашним, – говорит он, – скажись им, попроси у них прощения и сейчас же приезжай ко мне, – я приму тебя на исповедь». Она послушалась, сходила домой, приехала опять к о. Макарию и исповедалась у него.

Художник портретов, по фамилии Федюшин, по своему ли собственному усердию, или по чьей либо просьбе – снять портрет о. Макария, понапрасну несколько раз приходил наравне с другими посетителями в его келию с тем, чтобы получше всмотреться в него и снять его портрет; но о. Макарий, узнавший об этом по своей прозорливости, несколько раз удалял от себя этого портретчика.

До прибытия о. Макария в Болховской монастырь, трудно было содержаться братии монастыря, – бедны были средства. О. Макарий содействовал полному продовольствию братии, и до сего временит монастырь процветает его молитвами.

Когда Архимандрит Макарий ездил и ходил прощаться с жителями г. Болхова, собираясь ехать в Старый Иерусалим, приезжал он и в наш дом к родителю моему и семейству нашему прощаться. Родитель мой говорит ему: «Отец Архимандрит! Когда бы то Бог помог нам увидеться с Вами на возвратном пути»! – Макарий же Архимандрит на эти слова говорит: «Ах, Филипп Григорьевич Если бы то Бог помог мне встретится с Вами в горнем Иерусалиме, вот это было бы хорошо»... Потом о. Макарий вскорости заболел. Покойный мой родитель часто навещал больного. Не упомню, за сколько дней до смерти о. Макария, родитель мой послал меня нарочно в Орел известить Высокопреосвященного Владыку Смарагда, что о. Архимандрит болен. Я передаю Владыке: «Родитель мой прислал меня к Вам известить Вас, что о. Архимандрит Макарий болен». Владыка опрашивает меня, куда я иду; я отвечаю: «Я нарочно прислан к Вам для извещения об о. Макарии». – «Так поезжай же в Болхов, – сказал мне он, – и скажи твоему родителю, чтобы он передал от меня о. казначею: «Как скончается о. Архимандрит, пусть он тотчас же даст мне знать об этом – я приеду хоронить о. Макария». Когда скончался о. Архимандрит Макарий, о. казначей дал знать об этом Высокопреосвященному, и Владыка Архиепископ приехал хоронить его. После отпевания Владыка приказал иеромонахам и иереям поднять гроб с телом о. Макария, – и они понесли его в алтарь царскими дверьми, обнесли кругом престола и вынесли из алтаря в царские же двери и опустили в приготовленную могилу... С тех пор и до сего времени, когда я бываю в монастыре, то без упущения прихожу к могиле о. Макария и кланяюсь. Когда мне предстоит какое-либо серьезное дело и я не могу обдумать его, то иду в монастырь, преклоняю колена пред могилою о. Макария и прошу его благословения и молитвы, его совета и наставления, и всегда чувствую, что он помогает мне своими молитвами, и потому с верою притекаю к о. Макарию и до сего времени живу его молитвами.

В 1892 году 28 мая видел я очень, очень явственно сон. Будто мы с братом покойным Иваном были в келии покойного батюшки Архимандрита Макария, и он давал нам наставления в роде исповеди. У меня он несколько раз спрашивал: «Пьешь водку?» Я отвечал: «Пью, из садочка приходя» (т. е. после занятий в саду?) «Что, ты сегодня был уже (в саду?), делал, поливал?» – Я спрашивал, пить мне (водку), или нет. Он ничего не ответил мне на это. Потом я распрощался с ним, причем он несколько раз благословил меня, и я вышел, а брат остался о чем-то посоветоваться с ним.

Рождение мое в 1820 году первого июля. Я стар и по старинному написано здесь мною. (Собственноручная запись потомственного почетного гражданина в г. Болхове Козьмы Филипповича Шесткакова). У сего собственноручная подпись: «Козьма Филиппович Шестаков, потомственный почетный гражданин».

«Его Высокоблагословению, действительному члену Орловской Ученой Архивной Комиссии, Священнику Законоучителю Илии Васильевичу Ливанскому, в Орле. – До сведения моего дошло, что Ваша уважаемая комиссия собирает сведения о жизни покойного старца, Архимандрита Болховского монастыря, о. Макария, которого мои родители – Козьма Филиппович и Анна Осиповна знали хорошо и бывали у него на поучениях, а потому имею честь довести до сведения комиссии: вот что рассказывают мои родители.

Отец мой был у покойного о. Макария на исповеди, имея в этом необходимость, и получил от него наставление, которое и по настоящее время продолжает исполнять.

Отец мой ходил к о. Макарию за советами и иногда стеснялся, объясняться с ним при публике (так как это всегда бывало в его покоях, и публики там бывало всегда много). О. Макарий в таких слyчaях обращался к другим и говорил то, что отцу было нужно, и он выходил от о. Макария совершенно будто наговорился с ним наедине.

Однажды был такого рода случай. У о. Макария было очень много посетителей из дворян, купцов и мещан, и между ними был мой отец. Сидели они в гостиной. При этом отец мой подумал, что вот он человек еще молодой, а сидит в числе уважаемых старых людей. Лишь только он это подумал – о. Макарий, приказал ему встать с места и стоять, а на его место посадил нищего. Отец хотел было уйти из-за стыда перед публикой, но удержался от этого тоже из-за стыда перед публикой. В это время о. Макарий поднимает с места бывшую тут Орловскую монахиню и сажает моего отца. Отец утверждает, что если бы о. Макарий его не посадил, то он упал бы с ног, а монахиня и еще более сконфузилась.

Отцу моему приходилось видать в покоях о. Макария мещанских мальчиков, которых он заставлял читать книги. При этом он скидал с себя свою шапочку и надевал ее на некоторых мальчиков. Между прочим, в присутствии моего отца, о. Макарий надевал свою шапочку на теперешнего Архимандрита Мценского монастыря о. Иоасафа (он сын Болховского мещанина Илюхина, по ремеслу шорника).

О. Макарий незадолго перед своею смертию ездил из монастыря в город (Болхов) к своим знакомым прощаться и при этом говорил, что он едет в старый Иерусалим. Дед мой, Филипп Григорьевич сказал ему: «Батюшка! Хоть бы Бог дал нам с Вами повидаться на возвратном пути». На это о. Макарий сказал: «О, Филипп Григорьевич! Если бы Бог нас удостоил повидаться в горнем Иерусалиме, – вот бы хорошо то было"… Затем о. Макарий, распрощавшись со всеми в городе, заболел вскорости и 18 мая (1847 г.) скончался, а дед мой умер 4 августа того же года. Ходил ли мой покойный дед к о. Макарию во время его болезни, отец мой не помнит.

За несколько дней до смерти о. Макария, дед мой посылал отца моего в Орел к Владыке Смарагду, известить его, что о. Макарий серьезно заболел и безнадежен. Владыка приказал: «Как только скончается о. Макарий, сейчас же дать мне знать, и я приеду на похороны». Так и было; по кончине о. Макария, извещенный о сем Владыка, приехал в г. Болхов. Во время погребения о. Макария, гроб с его телом вносили в алтарь и обносили кругом престола.

Вот еще знает о чем мой отец. Художник Федюшин просил о. Макария дозволить ему списать с него портрет. Это ему не было дозволено. Но все-таки Федюшин часто ходил к о. Макарию, дабы всмотреться в него. О. Макарий всегда отстранял от себя Федюшина, так что ему пришлось писать его портрет уже заочно; тем не менее он написал портрет очень удачно.

Мать моя рассказывает, как о. Макарий учил ее молиться. Прочитавши: «Во Имя Отца и Сына и Святого Духа», – учил он ее, – следует сказать: «Господи! Ты тут, и я тут. Тебе я, Господи, предаю самое себя; дай мне, Господи, молитву Свою Божественную. После «Отче наш», – говорил он, – прочитать псалом «Помилуй мя, Боже», Заповеди Господни, Символ веры, «Блажени нищии духом», «Пресвятая наша Владычица Богородица! Моли Бога о нас грешных» (о. Макарий предлагал говорить именно: «о нас грешных», а не «о мне грешной»), «Святии Ангели, наши хранители! Молите Бога о Мне грешной»; «Вся силы небесные! Молите Бога о мне грешной»; «Вси святии мученики и мученицы Христовы! Молите Бога о мне грешной»; «Богородице Дево! радуйся»: «Слава в вышних Богу»; «Тебе Бога хвалим».

О. Макарий строго запрещал, когда детей кладут в колыбель, припевать разные колыбельные песни; а если ребенок уже приучен к этому, то он предлагал петь: «Свят, Свят, Свят"… «тогда, – говорил он, сойдут Ангелы и будут хранить младенца».

Матери моей часто снились ее родители. (Ее отец, Осип Димитриевич Акулов, строитель Болховского собора, умер скоропостижно, о чем мать скорбела). Она говорила об этом о. Макарию. О. Макарий сказал: «Они молитвы твоей желают», – и приказал ей молиться так: «Упокой, Господи, рабов Твоих, родителя моего Иосифа и родительницу мою Матрону, ради своего страдания, ради своего на крест распятия, ради своих пяти ран». Быть может о. Макарий и еще что говорил, но мать моя не помнит этого.

Мать моя не рассчитывала исповедываться у о. Макария, но он сам предложил ей это, и она была у него три раза на исповеди. При этом ей приходилось на духу (на исповеди) говорить о том, о чем она и прежде говорила. За это о. Макарий оговаривал ее; он говорил: «Это я и прежде слышал».

О. Макарий приказывл при виде неба, украшенного звездами, читать псалом: «Небеса поведают славу Божию».

Однажды о. Макарий после обедни говорил поучительное слово. В это время в числе слушателей его был мещанин хмельный. Мать подумала про себя, что человек этот хмельный. О. Макарий в это время сказал: «Он может быть вышел из кабака, вздохнул пред Спасителем и приблизился к Нему; а мы осудили его и остались не при чем». И действительно, мать моя видела его, когда он шел к обедне и заходил в кабак.

Однажды в келии своей о. Макарий учил одну женщину как должно молиться за детей и внуков. В это время мать моя подумала про себя: «хоть бы батюшка сказал что-нибудь о моих братьях (а братья ее были малолетние сироты). О. Макарий, стоявший к матери моей спиною, говорит: «Надо за них молиться Богу; Бог вытащит их из грязи – прежде одного, потом другого, а потом третьего» (их и было трое).

В присутствии моей матери, приходят к о. Макарию женщина и девушка. О. Макарий как будто считал женщину за девушку, а девушку за женщину, и, обращаясь все к женщине, долго наставлял ее, как должна вести себя девушка. Затем он спрашивает у нее: «Читала ли ты Новый Завет?» –

«Читала, батюшка, да мало». «А книгу: «Вечный жид» читала?» – «Читала, батюшка». «Небось пела песню: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан?» – «Пела, батюшка», – отвечала она ему на его слова. А он ей: «Вот самые скверные песни ты поешь и книги читаешь» (а к слову Божию невнимательна). – После всего этого о. Макарий долго извинялся перед женщиной и говорил: «Я не знал, что ты женщина – я думал, что ты девушка; прости меня ради Бога».

Мать моя пока более передать ничего не может. Александр Козьмич Шестаков, потомственный почетный гражданину Болховской купец. Вышеозначенные случаи писаны сыном нашим Александром со слов моих и жены моей Анны Осиповны 1895 года августа 1 дня. (Подлинная рукопиcь – собcтвeнноручная запись А. К. Шестакова). Козьма Филиппович Шестаков потомственный почетный гражданин.

«Сведения для жизнеописания Болховского Тихвинского монастыря бывшего священно- архимандрита Макария скончавшегося.

1) Болховской купец Алексей Иванович Клягин и сообщил мне следующее. Поехал я, – передавала он мне, – в Москву купить колокол для своей Сергиевской приходской церкви. Приехавши в Москву, я отправился на колокольный завод Самгина, торговался с ним (Самгиным), давал ему по 44 р. ассигнации за пуд; он никак не соглашался взять менее 45 рублей. Так мы с ним и не сошлись. При разговоре с ним я сообщаю ему: «Здесь в Москве сейчас находится наш о. архимандрит из Болхова, о. Макарий; только я не знаю, где он остановился, а мне хотелось бы повидаться с ним». Самгин говорит мне на это: «Мне бы и самому очень хотелось видеть вашего батюшку и познакомиться с ним; я очень много наслышан о нем. Возьмите моих лошадей и поезжайте по подворьям; вы найдете батюшку – и попросите его пожаловать ко мне». Я поехал и нашел батюшку на Троицком подворье; взошел к нему, по обыкновению поклонился ему в ноги и прошу его благословения. Он поднял меня и говорит: «Зачем вы кланяетесь (в ноги)? все по-болховски делаете: в Москве этого не делают». Затем он спросил у меня, зачем я приехал. Я говорю ему, что приехал для покупки колокола. – «Как велик колокол хотите купить? – спросил он меня далее. – «Пудов в 600», – отвечаю я. Он говорит: «Это бум-бум будет хорошо». Я сказываю ему, что был у Самгина и не сошелся с ним в цене – давал ему 44 рубля за пуд, а он меньше 45 р. не берет. О. Макарий замечает мне на это: «Ничего, возьмет 42 рубля». Тогда я говорю ему: «Батюшка! Он приказал мне просить вас пожаловать к нему в дом и прислал за вами своих лошадей». – «Ну, хорошо», – сказал он и велел своему послушнику подавать ему одеться, – а он был в одном белом подряснике. Оделся он и поехал вместе со мною. Приезжаем к Самгину. Тот встретил нас у ворот.

Идем мы в зал. В это время дочь Самгина играла на рояли. Батюшка, входя в дом, слышал эту игру. Когда он взошел, то игравшая подошла к нему под благословение. Он говорит ей: «Садитесь и играйте; я и сам с вами сыграю». Затем он достал из-за пазухи книжечку, раскрыл ее, разложил на рояли и предложил девице играть. Та стала играть; а он сам сел к рояли и также начал играть и своею игрою всех привел в большое умиление. Всего пробыл он в этом доме часа два – и мы уехали. Про колокол не было никакого разговора. Я и думаю: «Как же это так? Батюшка говорил, что Самгин согласится уступить колокол по 42 рубля за пуд, когда он не согласился уступить и за 44 рубля»? На другой день иду я мимо Самгина. Он стоит возле своего дома и говорит мне: «Ну, что же? Сколько вы согласны дать за колокол»? Я ему говорю, что дам но 42 р. за пуд. – «Как по 42 рубля? – удивляется он, – вы же вчера давали по 44 рубля!» – «То было вчера – отвечаю я, – а теперь я этого не даю. Я решил побывать на заводе Богданова: там может быть возьмут 42 рубля.» На это он говорит мне: «Ну, верно делать нечего, – я согласен уступить за 42 р.» Так мною и был заказан колокол Самгину – и предсказание батюшки о. Макария сбылось». Болховской купец Алексей Иванов Клягин. (Подлинная рукопись составлена и написана в Болхове Петром Николаевичем Шавыкиным со слов А. И. Клягина, которым и подписана собственноручно).

2) Болховской житель Глазнов бывал у о. Макария в числе других многих мальчиков, которых тот всегда любил принимать к себе в келию, экзаменуя их, заставляя учить молитвы, оделяя книжками и листками духовно-нравственного содержания. Глазнов просил батюшку дать ему книжечку. О. Макарий велел ему высунуть язык, посмотрев на оный и говорит: «Ты недостоин читать слово Божие, потому что ты большой сквернослов». Мальчик тут же пал в ноги батюшке, просив у него прощения и обещался никогда больше не ругаться.

4) Болховской купец, Феодор Феодорович Новочистов, бывши у батюшки о. Макария, просил его благословения, получа же оное подумал про себя: «Люди говорят, что он святой человек, а у него так пахнет изо рта». Немного погодя, батюшка обращается к нему и говорит: «Бывает, что когда только что положат в кадило ладан, то от него сперва идет неприятный запах, а когда кадило разгорится, то пойдет ароматный запах». Новочистов тут же сознал свой греховный помысел и просил ν батюшки прощения.

4) Болховская купчиха Марья Петровна Новочистова была однажды у батюшки о. Макария в числе многих других посетителей. Он подходит к ней и говорит: «Марья! Выучи 10 заповедей Господних». Это было великим постом. Она подумала про себя: «Когда мне учить их! Теперь надо к празднику детям шить обновки.» Немного погодя, о. Макарий обращается к ней и говорит: «Душа твоя пред Господом с обновками не явится.» – Все запис. случаи сообщил Болховской купец И. Г. Клягин (собственнор. подпись).

5) Болховская мещанка Александра Афанасьевна Храпова была одержима болезнью сильной икоты, которою так мучилась, что не могла ни спать спокойно, ни ходить. Была она во время этой своей болезни у обедни в Болховском Тихвинском (т. е. Троицком) монастыре (в котором находится чудотворная Тихвинская икона Божией Матери). Во время чтения евангелия батюшка о. Макарий сам ее взял, подвел к аналою, наклонил ее и в таком положении держал все время, пока прочтено было евангелие. Тоже самое повторил он во время выхода со Св. Дарами, велел ей поговеть и приобщиться Св. Таин в день Успения Пресв. Богородицы, сам читал для нее в своей келии правило пред причащением и приобщил ее Св. Таин. Когда она, по принятии Св. Таин, приложилась к сосуду, он спросил у нее после: «К чему ты приложилась»? Она говорит что к сосуду. – «Нет, – говорит он ей, – ты не знаешь, к чему ты прикладалась: ты прикладалась к 5-й ране Спасителя, из которой текла кровь и вода, когда он был распят. Знай об этом и всем говори». Когда я после причащения пошла домой, у меня сделался такой сильный пот, что я была вся как бы облитая водой, и кроме того у меня было такое сильное истечение слюны, точно воды, что я не знала, что мне делать. На другой день я опять пошла к батюшке о. Макарию и рассказала ему об этом. Он дал мне просфору, облитую деревянным маслом, и воды, смешанной с маслом, и велел мне съесть просфору и запивать водою с маслом. Когда я все это исполнила, болезнь моя совершенно прошла.

6) Та же Храпова рассказывала, что батюшка о. Макарий всегда ей говорил, чтобы она не наряжалась, а одевалась просто. «Я была замужем, – говорила она, – но с мужем вместе не жила, – он жил в г. Кременчуге у хозяина». «На что тебе наряжаться? – говорил мне о. Макарий – мужа с тобой нет; когда приедет муж, тогда наряжайся». Когда, в день Успения, я собиралась итти приобщаться Св. Таин и стала одеваться просто, мать моя и свекровь начали настоятельно принуждать меня, чтобы я оделась в лучшее платье. А я одно твердила, что батюшка о. Макарий не приказал мне этого. Так я их и не послушалась и сказала: «Знать вас не хочу – наряжаться лучше ни стану»; оделась по-просту и пошла в церковь. По окончании обедни, батюшка говорит мне: «Где твоя мать и свекровь»? А их он знал; – «Найди их в церкви и приведи сюда.» Когда они пришли, он поставил их рядом и велел мне поклониться им в ноги и просить у них прощения в моем грубом объяснении с ними. Но о моем ослушании никто не сообщал ему.

7) Та же Храпова рассказывала следующее. Прихожу я однажды, – говорила она, – к обедни. По окончании оной захожу к батюшке о. Макарию в келию; поклонилась ему и остановилась около двери. У него в это время сидела какая-то приезжая монахиня, очень солидная женщина. Он говорит мне: «Что же ты стоишь? Подходи сюда, дьяконица»! (он часто так называет меня, потому что я была дочь диакона). Я подошла, получила от него благословение и стала, опустивши руки. Он вдруг и говорит мне: «Ты не так руки держишь». – «Как же, батюшка, их держать»? – спрашиваю я. Он подходит ко мне, складывает свои руки рука на руку на груди у сердца и говорит мне: «Ну, так и ты сделай, а сама смотри, наклони голову на сердце». Я долго стояла в таком положении, так, что мне наконец стало дурно, и я начала думать, что вот я упаду. В это время он подходит ко мне, подымает мне голову и говорит: «Вот ты так всегда смотри на свое сердце». Потом он говорит мне: «Зачем ты так повязалась, что волосы у тебя открыты? Кого тебе прельщать»? Сам развязал платок у меня на голове, сложил его на своих коленах и повязал мне голову, закрыв половину лба, и говорит: «Вот так всегда повязывайся». Потом он велел мне сесть и зовет своего келейника: «Архиппушка! Дай-ко нам чайку – мне и ей», – указывая на меня, – а указывая на монахиню, говорит: «Она не хочет». Келейник принес две чашки чаю и подал их батюшке и мне; при этом он взошел в комнату так тихо, что даже не было слышно его шагов. Батюшка говорит ему: «Архиппушка! Как ты стучишь, когда идешь»! Выпили мы чай. Он берет свою и мою чашки, идет сам в другую комнату и приносит опять чаю. При этом он рассказывал мне многое из священного писания, приводя тексты из оного. Потом он взял стул, отставил его к концу комнаты и велел мне сесть на нем, а сам сел в кресло в углу комнаты и полулежа закрыл глаза и долго был в таком положении. Затем он открывает глаза, обращается ко мне и говорит: «Дьяконица! Знаешь ты, о чем я думал?» – «Почему же я, батюшка, могу знать?» – отвечаю я ему. «Я думал, – говорит он, – как мне сделать новую печку». Потом он вторично закрыл глаза и опять, спустя долгое время, открывает их и спрашивает у меня: «А теперь о чем я думал?» Я опять повторяю, что не знаю. «А теперь я думал, – говорит он, – о том, как мне прорубить новыя двери». Таким образом прошло очень много времени. Наконец в соборе ударили к вечерне. Пробывши столь долго у батюшки, я думала про себя, как я приду домой, что скажу дома свекрови? Не поверит она мне, что я так долго была у батюшки. А он и говорит мне: «Вот уже и к вечери!». Я подымаюсь и хочу уходить; подхожу к нему под благословение, он благословил меня и говорит: «Ну, иди – себе с Богом». Я отошла к двери. Вдруг он ворочает меня назад и говорит: «Что же я ничего не дал тебе»! Берет книжку Псалтирь на гражданском наречии, подает ее мне и говорит: «А что, когда ты шла замуж, отец дал тебе Псалтирь»? – «Нет, батюшка», – ответила я. – «Ну, попроси-ж его теперь, чтоб он непременно дал тебе Псалтирь: он каждый день будет нужен тебе». Я вышла от батюшки, а монахиня все оставалась у него. Придя домой, я пошла к своему отцу и говорю ему: «Батюшка о. Макарий велел непременно, чтобы ты дал мне Псалтирь». Отец дал мне Псалтирь. После этого прошло не более месяца, как получается известие, что муж мой (о котором выше сказано, что он жил в Кременчуге), умер, и я действительно каждый день читала по нему Псалтирь. К чему же относилось все то, что было батюшкой о. Макарием говорено в этот раз о сердце, о громкой ходьбе послушника, о печи и дверях, этого я не знаю.

8) Та же Храпова рассказывала о себе самой следующее. Иду я однажды, – говорила она, – вдруг, откуда ни возьмись, прямо на плечи мне вскакивает белая бешеная собака и всю меня испачкала пеной и кровью изо рта. Я, как могла, отбивалась от нея рукою, и эта рука моя была вся в пене и крови. На крик мой сбежался народ и собаку отогнали от меня. Я едва дошла домой от страху и тревожных мыслей: думаю, пропала я теперь. На другой день иду к батюшке о. Макарию, рассказала ему, что на меня напала бешеная собака и что я теперь пропала. Он говорит мне: «Не бойся! Какая это бешеная! Это шальная собака». Велел мне 40 дней ходить к обедне и заходить к нему в келию, где он несколько раз читал надо мною молитвы. И Господь сохранил меня: никаких опасных последствий от нападения на меня бешеной собаки не было.

9)  Та же Храпова рассказывала следующее. Две Болховские купчихи Куркина и Бекетова были свахи между собою (сын первой из них был женат на дочери второй). Они имели между собою такую вражду, что не могли слышать имени одна другой и старались не встречаться друг с другом. В одно время совершенно случайно сошлись они обе в монастыре за обеднею. Батюшка о. Макрарий в церкви же подозвал их обеих к себе при всем народе и велел им без разговоров поклониться друг другу в ноги и просить взаимного прощения. Они беспрекословно повиновались его приказанию, и с тех пор ссора их окончилась.

Все последние из описанных случаев, под №№: 5, 6, 7, 8 и 9 сообщила А. А. Храпова.

10) Болховская мещанка Варвара Алексеевна Болотина рассказывала о себе следующее. «В бытность мою девочкою 9 лет, родители мои торговали бакалейным товаром в Болхове; во время празднования Чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери они открывали свою торговлю на собиравшейся в ту пору и доселе собирающейся при Троицком монастыре ярмарке. Однажды на Петров день родители мои послали меня с ярмарки домой в город, с тем, чтобы я принесла им оттуда что-нибудь разговеться. Вскорости, по выходе моем из монастыря, нагоняет меня бат. о. Макарий, который ехал на дрожках в город служить обедню вместе с Архиереем, Высокопреосвященным Смарагдом, в Сергиевской церкви. Он спросил меня, куда я иду, и велел мне сесть с собою на дрожки. Затем он начал расспрашивать у меня, какие я знаю молитвы, и велел мне выучить 10 заповедей. В это время и чувствовала я себя весьма неловко, что я сижу и еду с таким великим человеком, и говорю ему: «Батюшка! Как же это я, такая ничтожная, сижу и еду с вами!» А он говорит мне: «Это ничего; – ты будешь со временем сидеть и говорить с людьми много выше меня». – И действительно так сбылось: когда мне было 15 лет, я была в Киеве у благочестивого старца о. Алексия, брата о. Макария. Долго мне пришлось ждать, когда он начнет принимать посетителей. Я с товаркою сидела в саду под сливовым деревом. В это время с дерева упало несколько слив. Мы их подняли и съели. Потом послышалось – народ заговорил: «Батюшка вышел». Мы встали и пошли ближе к его келии. Народу было очень много. Батюшка многих благословлял, давал советы. Меня он раньше того никогда не видал и не знал. Вдруг он зовет меня по имени: «Варвара, иди сюда.» Я никак не воображала того, что он зовет меня. Потом он вторично пальцем махнул на меня со словами: «Что ж ты, Варвара, не идешь?» Я подошла к нему. Он взял меня к себе в келию и говорил со мною обо всем, что мне нужно было ему высказать. Потом он велел своему келейнику дать всем находившимся около него просфоры, а мне и моей товарке велел дать хлеба, говоря: «Им дай хлеба, – они ели сливы, – а просфор не давай». – Потом Господь удостоил меня быть два раза в Старом Иерусалиме, быть вместе с Архиереем и Митрополитом у тамошнего патриарха, сидеть вместе с ними и разговаривать. И таким образом все то, что предсказал мне батюшка о. Макарий, сбылось».

11) Та же Болотина рассказывала следующее. «В Троицкую субботу у батюшки о. Макария было очень много народу, который пришел к нему на исповедь. В том числе была и я, – говорит о себе Болотина. – Он в моленной своей поставил всех в ряд, и вызывал не по порядку, как и кто стоял, а кого ему было угодно, и каждого исповедывал сам. Вызывает и меня. Мне было в то время 12 лет. Исповедывал он меня и велел на завтра, т. е. в день Св. Троицы, приходить сообщаться Св. Таин. Я говорю ему: «Батюшка! Завтра мне некогда будет; на базаре нужно торговать маслом; – я приду приобщаться в понедельник, на Духов день». – «Ну, как знаешь, – сказал он, – в понедельник я не буду служить, – я буду собираться ехать в Старый Иерусалим». В этот день батюшка заболел и вскорости кончил жизнь».

12) Та же Болотина рассказывала следующее. «До приезда батюшки о. Макария в Болхов был такой обычай, что местные девушки всегда говели на первой и второй неделе великого поста. Если же которой из них нельзя было говеть на этих неделях; то они так и оставались до будущаго года и в церковь никогда не ходили. Также поступали и холостые молодые люди. Когда батюшка о. Макарий узнал об этом нелепом обычае, он так много говорил по поводу сего поучений, требуя оставить оную нелепость, что настоял на том, чтобы это было оставлено, и все начали ходить в церковь во время богослужения и говеть, кому когда позволяло время. – Все три описанные случая, под №№: 10, 11 и 12, сообщила Болховская мещанка Варвара Алексеевна Болотина. (Ее собственноручная подпись под записью, составленною с ее слов Петром Николаевичем Шавыкиным).

13) Рассказ Болховского мещанина Алексея Степановича Жучкова. «Я был небольшой мальчик, но умел читать. Часто я ходил с другими мальчиками в монастырь к батюшке о. Макарию. Бывало он нас соберет и заставит петь молитвы. В это время был между нами один мальчик, по имени Иван Илюхин, который ныне о. Иоасаф, Архимандрит Мценского монастыря. Я читал в это время священные книги и потом однажды прошу батюшку: «О. Макарий! Благословите мне прочитать»! Он треплет меня рукою по голове и говорит: «Нет, не тебе проповедывать; – пускай Иван Илюхин проповедует». В другой раз, при отпуске нас домой, он нас дарил книжками и листками дyxoвнo-нpaвственного содержания; но Ивану Илюхину подарил Евангелие, – и он впоследствии сделался проповедником слова Божия; а мне батюшка дал кипарисный крест, – и я поныне несу крест в своей жизни. – Болховской мещанин Алексей Степанов Жучков (в подлинном сообщении собственноручная подпись под записью, составленною, со слов А. С. Жучкова, П. Н. Шавыкиным).

14) Болховской мещанин Василий Иванович Федоточкин, имеющий в настоящее время 90 лет от роду, рассказал следующее. «Когда батюшка о. Макарий приехал в Болхов, то про него все говорили, что он благочестивый и прозорливый старец. Я однажды, – рассказывает Федоточкин, – пошел к нему с тем, чтобы получить от него благословение и исповедаться у него. Долго я сидел в его приемной и мысленно читал про себя псалом: «Помилуй мя, Боже». Батюшка проходит мимо меня, взглянул на меня и так, повел своими глазами, что я невольно, последовал за его взглядом, Который был обращен на стену, где я увидал лист с напечатанным на нем псалмом: «Помилуй мя, Боже», – и затем он отошел от меня. Я встал со своего места, подошел к стене и начал читать псалом. Когда прочитал, то, к ужасу моему, оказалось, что я, читая псалом наизусть, пропускал целых два стиха, и так читал постоянно лет 20 неполный псалом. Семейство у меня было большое; было 9 человек детей. Я имел всегдашнее обыкновение утром, уходя из дома на базар, приказывать домашним, чтобы они без меня пили чай; а сам всегда заходил в гостиницу и пил чай, за что платил 7 коп., да за булку к чаю 3 коп. К батюшке о. Макарию я пришел, не пивши чаю, просидел у него долго и думаю про себя мысленно: «Пора бы теперь попить чайку» – и действительно, мне очень, хотелось пить чаю. О. Макарий подходит ко мне и говорит: «Ну, что? небось устал, долго ждавши? Ну, это ничего: за то в кармане гривенничек будет цел». Затем он взял меня к себе в келию и исповедал. В это время я вполне сознал его великую прозорливость, испытав оную на себе самом». Болховской мещанин Василий Иванов Федоточкин, а по, его слепоте и по приказанию его расписался сын его Иван Васильев Федоточкин, Сведения собрал и записал Болховской мещанин Петр Николаевич Шавыкин. (Собственноручные подписи нзванных лиц).

«Вечная память о. Макарию.

Покойный отец мой Иван Иванович ходил к о. Макарию на беседы. О. Макарий любил детей, наделял их книжками, заставлял читать, питал всех духовною пищею. «Был я, -- рассказывал отец мой, – от литургии с купцами у о. Макария. Он угощал нас чаем. Долго не подают чаю. Я подумал про себя: «Дома есть дело». В ту же минуту о. Макарий приказал подать мне чаю и сказал вслух: «Ему некогда». Я сконфузился и просил у него прощения в своей нетерпеливости». Отец мой скончался в 1862 г.

Бабушка моя Феодосия Михайловна рассказывала про себя, что, о. Макарий говорил ей: «Ты помрешь монахинею, и похоронят тебя в мужском монастыре», – и действительно, впоследствии бабушка моя, в монашестве Феофания, похоронена в мужском монастыре в 1854 году». Болховской мещанин Василий Иванович Плотников. 25 мая 1895 г. (Подпись собственноручная, а запись сделана рукою Михаила Адриановича Венедиктова).

«Вечная память о. Макарию, Архимандриту Болховского Троицкого Оптина монастыря. Сведения, собранные Михаилом Венедиктовым и представленные Священнику Илии Ливанскому для представления в Орловскую Ученую Архивную Комиссию.

«Мне сейчас более 60 лет. Будучи 10 лет, я ходил к о. Макарию вместе с другими мальчиками. Старец учил нас молитвам и заставлял читать. Я получил от него 4 книжки. В другой раз, уже после того, как им были даны мне эти книжки, он говорит мне: «Дал бы я тебе книжку, да у тебя ее отнимут». Когда я пошел домой, меня схватили ребята и начали тормошить, говоря: «Дай нам книжку». Я говорю им, что у меня нет книжки. Когда возвращался я домой от о. Макария, меня никогда не останавливали на дороге ребята, кроме рассказанного случая. Кротким мальчикам о. Макарий давал книжки и говорил им, чтобы они не ссорились между собой. А когда пойдут они от него и поссорятся и опять придут к нему, он говорит им: «Зачем же вы поссорились? За это я не буду любить вас». Шалунов он выгонял вон от себя. Я прежде много раз хаживал к старцу. Он всегда заставлял всех молиться и петь и сам с ними пел и молился. Тех, кто пивал дома чай, он угощал чаем, а кто не пил, тем давал белого хлеба, говоря: «Вы чаю дома не пьете».

Однажды пришла к о. Макарию одна женщина и просила у него благословения итти в Иерусалим Богу молиться. Старец сказал ей: «Мы с тобою вместе пойдем в Иерусалим». Затем эта женщина еще несколько раз приходила к о. Макарию просить благословения. Старец все отклонял ее. Оказалось впоследствии, что она вместе с ним отошла в небесный Иерусалим, прожив после его кончины всего два месяца. В том подписуюсь Болховской мещанин Иван Алексеев Щеголев. (Подпись собственноручная, а запись составлена и написана М. А. Венедиктовым).

Вечная память о. Макарию, Болховского Троицкого монастыря Архимандриту.

Болховской мещанин Алексей Алексеевич Жаднов рассказал мне следующее. Однажды я с сестрою моею, девицею, пришел к о. Макарию в дом. Сестра моя спрашивала его о браке. О. Макарий посадил ее в особую комнату и заставил читать. Она заинтересовалась салфеткою и забыла про чтение. О. Макарий приходит к ней и говорит: „я заставил тебя читать, а не салфетку рассматривать».

Бывши 10-летним мальчиком, я с матерью моею ходил к о. Макарию. Жили мы тогда очень бедно. Мать моя скучала. „Не скучай, Аннушка, – говорит ей однажды о. Макарий, – живы будем, Бог даст хорошо будешь жить». Так и сбылось, по предсказанию о. Макария.

Однажды, в Фомин понедельник, мы пробыли у него до 2 часов. Я читал, потом мне захотелось есть. Только я подумал об этом, как он говорит: „ Артемий, подай Алеше поесть, – он хочет есть».

Я получил от о. Макария несколько книг. Одна из этих книг была о пьянстве, под названием; „Древо пьянства. Древо трезвости». Когда впоследствии я возрос, то пьянствовал целых 20 лет.

Еще Алексей Жаднов рассказывал мне следующее. Болховской купец Алексей Афанасьевич Носов рассказывал ему о том, как вместе с ним однажды ехал о. Макарий по той площади за городом Болховом, на которой в настоящее время построен великолепный девичий монастырь, а прежде на том месте была только одна часовня. „Слушай, слушай, – говорит ему вдруг о. Макарий, – как поют птички – хотя птичек и не было слышно.

В одно время о. Макарий посадил нас, троих ребятишек, вместе с собою в экипаж и долго возил нас и в это время учил нас, как почитать родителей, также учил разным молитвам.

Великий человек был о. Макарий; его предсказания или намеки сбывались.

Алексей Алексеев Жаднов, Болховской мещанин (собственноручная подпись; а самая запись составлена М. А. Венедиктовым).

Вечная память Болховского Троицкого Оптина монастыря Архимандрит о. Макарию.

7 сентября (1895 г.) Болховской мещанин Никалай Матвеевич Козлов рассказал мне следующее. Был он, Козлов, в селе Григорове, Болховского уезда. Тамошний священник о. Феодор Глебов,

в настоящее время находящийся в Козельской Оптиной Пустыни, передавал ему, что будто бы ему, Глебову, некогда сообщал о. Макарий, что впоследствии в лесу при селе Григорове откроются мощи. При этом о. Глебов показывал Козлову в своей комнате на стене портрет о. Макария, писанный помещиком села Григорова г. Жедринским. Этот помещик был сперва будто бы неправославного вероисповедания; но о. Макарий уговорил его принять православие.

Болховской мещанин Николай Матвеевич Воинов, он же Козлов (собственноручная подпись, а самая запись составлена М. А. Венедиктовым).

Матвей Матвеевич Козлов рассказывал мне про своего родителя. „Мой родитель Матвей Иванович, – говорил он – поссорился однажды со своим родным отцем и даже будто бы ударил его. Тот отобрал у него ключи от лавки. Отец мой опечалился и пошел с своею женою к о. Макарию. Пришли они в его моленную. Народу было много. Матвей Иванович стоит, угнувши голову. О. Макарий махает ему рукою. Я не вижу, – рассказывал Матвей Иванович – и стою, призадумавшись. Старец сам подходит ко мне и говорит: „Дурак, дурак! Что ты задумался? Поди, покайся, поклонись в ноги: Бог простит тебя». Я раскаялся. О. Макарий говорит мне: „Поди, поклонись отцу в ноги; он отдаст тебе ключи».

Еще Матвей Матвеевич рассказал мне следующее. Некто Акулов, Болховской купец, торговал скотом. Однажды, собираясь ехать в Москву, он просил и получил от о. Макария благословение на это, а также получил от него два письма – одно к Московскому Митрополиту Филарету, другое – к Московскому же губернатору Закревскому. Запродал Акулов мясо одному купцу; тот принял

товар. В это время приходит к нему некто и говорит: „Вы солонину запродали купцу банкроту и денег от него не получите».

Я понес письма о. Макария Митрополиту Филарету и губернатору и при этом заявил губернатору о происшедшем со мною. Губернатор приказал отобрать товар от банкрота. Таким образом, мне

помогли письма о. Макария. Матвей Матвеевич Воинов, он же Козлов (собственноручная подпись, а самая запись составлена М. А. Венедиктовым).

„Вечная память о. Макарию!

Болховской мещанин Василий Иванович Ильин рассказывал мне следующее. При о. Макарии я ходил в монастырь Тихвинской Божией Матери и пел там в церкви. О. Макарий заставлял петь

заповеди во время причастного стиха; особенно пели заповеди в посты. Заходил я иногда и в молитвенный дом о. Макария. Большая комната; по стенам ее развешаны листы – картоны, на которых печатными буквами написаны чтения из книги Бытия, полагающиеся в пост на всякий день. О. Макарий заставлял читать эти листы тех, кто мог. Читал и я. Преимущественно о. Макарий учил почитать родителей. Он дал мне в благословление лист писания: «Аки благовонная аптека». В настоящее время мне около 70 лет. Мое занятие и доселе – исправлять иногда в церкви должность псаломщика, и почти весь век мой прошел в этом занятии. Болховской мещанин Василий Иванов Ильин. (Собственноручная подпись, а самая запись составлена М. А. Венедиктовым).

„Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Я, нижеподписавшийся, по 1860 год имел жительство в Болховской подмонастырской слободе, всего в 25 саженях от монастыря.

В нашей слободе жила одна замужняя женщина Анна. Ее называли волшебницею. Она ходила к о. Макарию для наставления. О. Макарий приказал ей вынуть зубы, хотя зубы у нее были здоровые и ей всего было не более 45 лет. Она по благословению о. Макария повытаскала все свои зубы собственными руками, безо всяких орудий, и после того долго жила без зубов.

К о. Макарию постоянно, и днем и ночью, ходило множество народу, от малого возраста и до старого. Он всех питал духовною пищею, наделял книжками. Иногда после литургии некоторые пробывали у него до самой полуночи и при этом рассказывали о себе, что им и на ум не приходила пища. Иным из таковых о. Макарий приказывал подать чаю, а иные и так пробывали. Все почитали о. Макария великим человеком Божиим.

По поступлении своем в Болховской монастырь, о. Макарий не принимал в свое заведывание хозяйственной части, а лишь одну духовную. За Богослужениями о. Макарием всегда читались проповеди.

При последних днях жизни о. Архимандрита Макария, послан был его послушник, о. Архипп, в Москву к Высокопреосвященному Митрополиту Филарету. До Жабыни, в 7-ми верстах за Белевом, о. Архипп поехал с моим родителем Адрианом на тройке лошадей. Из Жабыни о. Архипп отправился в Москву через Калугу на переменных лошадях. А мой родитель дожидался его в Жабыни более двух суток. О. Архипп возвратился туда с благочинным Московской епархии. Едва только увидал он в Жабыни моего родителя, то заплакал и спросил его: „Ты ничего, Адриан,

не слыхал?» „Нет, « – отвечал тот. – „О. Макарий скончался», – сказал ему о. Архипп; – „Запрягай поскорей лошадей». О. Архиппу сказано было Митрополитом Филаретом: „Я посылаю вместо себя благочинного, для погребения о. Макария». Когда родитель мой приехал в Болхов, уже последовал вынос тела о. Макария в церковь.

Вышеупомянутый о. Архипп всегда находился при о. Макарии; он был с ним и в миссии. После кончины о. Макария о. Архипп был иеромонахом, а затем принял и схиму. По кончине своей он был похоронен в Болховском Троицком монастыре. Михаил Адрианов Венедиктов, крестьянин. 4 июня 1895 года. (Собственноручная подпись М. А. Венедиктова, и самая запись составлена им же).

„Его Высокоблагословению, члену Орловской Ученой Архивной Комиссии, Законоучителю Орловского реального училища, о. Илии Ливанскому, для сообщения в Комиссию.

Вечная память о. Макарию, Архимандриту Болховского Троицкого Оптина монастыря.

Болховской мещанин Иван Иванович Белоусов рассказал мне следующее. „Ходили мы, – говорил он – покойным братом моим Григорием Ивановичем Белоусовым к о. Макарию. О. Макарий дал моему брату в благословение 6 разных книг». Я, крестьянин Михаил Венедиктов, видел эти книги; из них я помню следующие: „Пространный Катихизис», золотообрезной, подаренный

о. Макарию Московским Митрополитом Филаретом; другая книга: „Лепта, в пользу бедных между новокрещенными при церковной Алтайской миссии», составленная о. Макарием, „Псальмы и разныя песни духовныя», „Плач Иосифа целомудренного в темнице». „Эти книги, – говорит И. И. Белоусов – подарены брату моему о. Макарием 6 августа 1845 года. Однажды, – рассказывает он, – мой брат был у старца. „Хотел было я, – говорит ему старец, – дать тебе книжку, да у тебя отнимут ее». Когда мой брат шел домой, его на дороге схватили ребята; „Давай», – говорят, „книжку», которую хотели изорвать.

„При мне, Иване Белоусове, – рассказывал он мне далее, – был у о. Макария Александр Иванович Голиков. „Зачем ты, – говорит ему старец, ругаешься матерными словами? Смотри-ка, – у тебя на губах дьяволы сидят». Затем он вместе с ним помолился Богу. „Вот враги-то и слетели», – сказал по молитве старец. Вскорости после этого Александр Голиков поступил в Тихонову пустынь, в которой и жизнь кончил.

„Мещанин Петр Гнисов, – рассказывал тот же Иван Белоусов, – просил у о. Макария благословения жениться. Старец говорит ему: „Просишь благословения жениться, – у тебя есть – женись на ней».

Некоторые, по его же словам, приходили к о. Макарию для испытания. Таких он прямо же высылал от себя, говоря: „Идите, – вас дома ждут».

„Я знал грамоте, – рассказывал также про себя самого Иван Белоусов, – а к тому времени, когда меня потребовали в солдаты, я забыл ее. Прихожу я к о. Макарию; он и говорит мне: „Почему ты оставил талант, который был дан тебе?» После того я опять учился грамоте и немного выучился. Писать теперь я не могу. Мне около 80 лет. За неграмотного расписался Михаил Венедиктов (которым составлена и самая запись).

„Его Высокоблагословению, члену Орловской Ученой Архивной Комиссии, Законоучителю Орловского реального училища, о. Илии Ливанскому, для сообщения в Комиссию.

Вечная память о. Макарию, Архимандриту Болховского Оптина монастыря.

Вдова священника Анна Афанасьевна Лаврова рассказала мне следующее. Муж мой, священник Болховской Воскресенской церкви, о. Василий Лавров, скончался более 40 лет тому назад. Я с ним

очень часто ходила к о. Макарию. В первый раз я пришла к нему с своею сестрою, девицею. Он благословил меня и сказал: „Вы духовная», – хотя прежде и никогда не видал меня. Сестра моя в

это время неприлично держала руки. О. Макарий заметил ей: „Вы должны стоять пред Богом поприличнее». В это время было у него до 15 полукрытых девиц. О. Макарий пристально всмотрелся в них, указывая в одну сторону, говорит: „Пошлите ко мне эту женщину». Ему отвечают: „Здесь нет ни одной женщины». – „Вон ту женщину» – повторил он, указывая на одну из девиц. Та сильно сконфузилась и от стыда, вышла вон из комнаты.

Я, Анна Афанасьевна Лаврова, была беременна. На дворе лежал большой камень не на месте. Я взяла да переложила этот камень на другое место. От непосильного напряжения мне сделалось дурно, и я преждевременно родила 7-месячного младенца. – Затем я была беременна другой раз. Приходит это время – я стала скучать. Муж мой говорит мне: „Не скорби! Пойдем к о. Макарию, – он утешит тебя в твоей скорби». И другого ребенка родила я 7-ми месяцев, почти неживого, и он тоже скончался некрещенным. Пришла я к о. Макарию и раскаялась перед ним в своих неосторожных поступках. – „Разве можно так делать? – говорит он мне. – „Батюшка!» –

отвечаю на это ему я, – „я без намерения сделала это». О. Макарий говорит мне: „Молись Иоанну Крестителю: он ходатай пред Богом о таких детях», и дал мне тетрадку, по которой я должна была молиться Богу. Я пробыла у него с мужем моим до полуночи. Между прочим я спросила о. Макария: „Где находятся некрещенные дети? « Он мне ответил: „Не в муке и не в раю, до определения Божия». Пред уходом нашим от о. Макария, он начал прощаться с моим мужем. Они оба кланялись друг другу почти до земли. Указывая на небо, о. Макарий говорил моему мужу: „Мы будем видеться с вами в горнем Иерусалиме». А меня взял он за голову обеими руками и сказал двукратно: „Ох, мать, мать моя!» – Очень скоро после прощания с нами о. Макарий скончался, – так что мы после того раза уж и не видались с ним больше. Затем я в свое время родила третьего сына. Тотчас же по рождении своем он прокричал: „Мама, мама»!.. Младенца окрестили; он был здоровый, но жил всего полгода – и умер.

О. Макарий был великий подвижник Божий. Он учил всех религиозной жизни. Мужа моего он очень любил и называл его своим сотрудником. Мой муж всегда после Богослужения говорил проповеди изустно. После кончины о. Макария он прожил только три года. Мне сейчас от роду 70 лет. Анна Афанасиева Лаврова (собственноручная подпись, а самая запись составлена М. А. Венедиктовым).

„Во Имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Сведения об о. Архимандрите Макарии.

8 июня сего 1896 года, проездом в Калужскую Тихонову пустынь, я заезжал в Шамардинскую Казанскую Женскую Общину. В этом монастыре в настоящее время живет престарелый священник о. Феодор Глебов, бывший духовник покойного о. Амвросия Оптинского, а раньше того состоявший на службе в с. Григорове, Болховского уезда. Ему теперь 76 лет и он уже лишился зрения. Он рассказывал мне об о. Макарии. О. Макарий несколько раз бывал и в с. Григорове. При этом селе жила г-жа Ж. О. Макарий наставлял ее на путь истины. Однажды она приехала к о. Макарию для назидания и при публике сидела в стуле в его моленной. О. Макарий приказал ей встать со стула, а на ее место посадил нищего. Г-жа Ж. сконфузилась и вышла вон. Тогда о. Макарий приказалей стать на паперти вместе с нищими для прошения милостыни с тем, чтобы она, что соберет, раздала нищим. Г-жа Ж. исполнила это. – Затем о. Макарий просил ее достать ему 1000 р. для поездки в Иерусалим. Она привезла ему 1000 рублей; он замедлял брать у нее эти деньги, все говорил: „Немного подождите», – и она скучала, что он не берет денег. Последние дни своей жизни о. Макарий пробыл у г-жи Ж. Он провел трое суток без сна, – все молился; лишь на третий день он немного покушал и тем показал ей, как постятся. В скором времени о. Макарий скончался. После его смерти г-жа Ж. упомянутые 1000 р. Раздала нищим. Говорят, что прежде г-жа Ж. была неодобрительного поведения и разноверка.

Священник Ф. Глебов передавал мне, что некто о. Пахомий, прозывавшийся Петром блаженным, говорил ему о том, что будут открыты мощи о. Макария. О. Пахомий размерял в селе Григорове,

Болховского уезда, местность и ставил тычки, где быть монастырю и при нем скотному двору. О. Макарий написал икону Тихвинской Божией Матери и указал себе место для похорон – там, где лежат мощи о. Никодима. Когда разломали стену, мощи о. Никодима оказались нетленными. Священник Глебов говорит, что это было сотворено чудо.

11 июня сего 1896 года я, Венедиктов, заезжал в Козельскую Оптину пустынь и видел там памятник над могилою вышеупомянутого о. Пахомия, с надписаниями на оном. Ослабев силами,

о. Пахомий за шесть лет до своей кончины остался в Оптиной пустыни, где принял схиму. Он скончался 26 февраля 1877 года 96-ти лет, а по некоторым сведениям 106 лет. (Так значится и на памятнике о. Пахомия, как припоминаю это и я, редактирующий настоящие записи, Свящ. Законоучитель Илия Ливанский, бывавший на могиле о. Пахомия и рассматривавший названный памятник на ней и читавший надписания на оном). Всю свою жизнь о. Пахомий странствовал, – не имел где главы преклонить. В Оптиной пустыни его считали блаженным. Он житель г. Брянска, Орловской губернии; первоначальное его имя было Петр. – Я, Венедиктов, знал лично о. Пахомия, когда он жил в Болхове. Он хаживал к нам после большого пожара. Росту он был среднего; у него была маленькая седая бородка, волосы также были седые, В Болхове его

называли Петрушею. Что где он ни говорил, все сбывалось. Однажды приходит он с посохом ко мне в комнату на прощеный день. Я сижу, сильно задумавшись. Он говорит мне: „Что думаешь?»

– „ А что?» – отзываюсь я. – „Взял посох да и пошел в Козельск», – отвечает он мне на это. А я действительно несколько лет собирался поговеть постом в Козельской Оптиной пустыни, но все никак не мог собраться. На масляной я порешил, что на первой неделе непременно исполню свое намерение, а на прощеный день я опять раздумал. О. Петр напомнил мне, неожиданно для меня, о моем намерении – и я после исполнил оное.

Крестьянин Михаил Адриан. Венедиктов (собственноручная подпись, и самая запись составлена им же).

„Сведения об о. Макарии.

15 июня сего 1896 года Болховской мещанин Петр Иван. Коробков рассказал мне следующее. „Бывши 15-ти лет, я хаживал к о. Макарию для научения. Мы жили тогда очень бедно; оставшись

от родителя сиротами. О. Макарий утешал нас, говоря: „Бог даст, вы будете жить хорошо». Все это исполнилось. Он дал мне в благословение 3 книги».

К сему сведению Петр Иван. Коробков подписался (собственноручная подпись).

Михаил Адриан. Венедиктов (собственноручная подпись составителя записи).

„Вечная память о. Архимандриту Макарию!...

6 июля сего 1896 года Болховской мещанин Алексей Григор. Третьяков рассказал мне следующее. „Я был 9–ти или 10–ти лет. Мать моя осталась вдовою. Вдовы особенно все ходили к о. Архим. Макарию. В ту пору я учился грамоте. В некоторые дни я ходил со своею родительницею в мужской монастырь к обедне; особенно мы ходили по субботам, когда за богослужением читаем был акафист пред Тихвинскою чудотворную иконою Божией Матери. После богослужения очень многие заходили к о. Макарию в моленную, где он кого угощал чаем, кому давал хлебца. Я с родительницею моею обычно всегда заходил от обедни к о. Макарию. В это время он обычно учил народ. Стены его комнат были завешаны разными тетрадями. Однажды я пошел в школу, взявши с собою книжки. А дорогою я подумал: „Пойду в монастырь, попью чайку у о. Архимандрита, он и хлебца мне даст, – а учиться не пойду». После службы я вместе с народом пошел к о. Макарию. У него было много и других ребятишек; я стоял между ними в средине. Но вот подходит ко мне о. Макарий, берет меня за руку, подводит одного к картине на стене и ставит меня против нее на колени. При этом он что–то говорил мне, чему–то учил меня, – но что говорил, чему учил, я сейчас не помню. Я заплакал и без спроса убежал оттуда. Чрез несколько лет после того начались повсюдные разговоры про о. Макария, что он был человек Божий, религиозный; – пришло и мне на память, что со мною случилось: вместо чаю – на колени. В настоящее время мне от роду 60 лет». К сему сведению Алексей Григор. Третьяков подписался (собственноручная подпись). Михаил Адрианович Венедиктов (собственноручная подпись составителя записи).

„Сведения об о. Макарии.

7 августа сего 1896 г. Болховской мещанин Алексей Яковлевич Белоусов рассказал мне, Михаилу Адрианов. Венедиктову, следующее. „Я хаживал очень часто в мужской монастырь к чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери и затем всегда заходил к о. Макарию в моленную. О. Макарий был человек Божий, религиозный, прозорливый. Он подарил мне 8 религиозных листов, Свящ. Историю, Простр. Катихизис, книгу „Лепта», сочин. 47 (т.е. изд. 1847 г.) и книгу о св. Алексии человеке Божием. Однажды в 1895 году я читал, подаренный им мне, Катихизис. Ночью, после того, я видел сон: через дорогу идет ко мне о. Макарий; я встретил его, взял под руку и ввел в дом свой. Что говорил мне в это время о. Макарий, я не помню; только помню, что я сказал своему брату: Брат! О. Макарий к нам идет». После смерти о. Макария, сестра моя Мария Белоусова была однажды в мужском монастыре возле церкви, под которую находится пещера о. Макария. Слышит в церкви пение. Она обошла церковь кругом: все двери заперты, никого нет, а в церкви было пение.

В прошлом 1895 году и в текущем 1896 году жена моего брата Авдотья Белоусова ходила к Тихвинской иконе Божией Матери к литургии, как в прошлом, так и в настоящем году, по 40 дней, и всегда заходила в пещеру, где похоронен о. Макарий. Ею было ощущаемо благоухание в пещере по одному разу в год, как в прошлом 1895, так и в настоящем 1896 году. Авдотья говорит иеромонаху и прочим: „Какое благоухание!» Прочие говорят, что они ничего не слышат.

Сообщающий настоящие сведения Алексей Белоусов имеет от роду 68 лет. Он не женат. По смерти его брата осталось четверо сирот. Потому он раздумал жениться; взял названных сирот к себе и воспитал их. Жизнь Белоусова проходит в трудах; он по ремеслу – шорник».

К сему сведению Алексей Яковлев Белоусов подписался (собственноручная подпись). Михаил Адрианович Венедиктов (собственноручная подпись составителя записи).

„ Сведения об о. Макарии.

27 августа 1896 г. жена Болховского мещан. Пелагея Алексеевна Акулова рассказала мне следующее. Моя мать, – говорила она, – желала, украдкой от своих домашних, быть на исповеди у о. Макария. Он не принял ее, сказав: „У вас есть свой священник». Чрез несколько времени приходит к отцу моему старушка и говорит ему: „О. Макарий прислал меня сказать, чтобы Авдотья Филипповна к 3–м часам приходила к нему на исповедь». Ей говорит об этом муж, а она говорит: „Я ничего не знаю». Затем о. Макарий приезжает к нам в дом и говорит: „Я ездил в поле, где часовня; как хорошо поют птички на том месте, где часовня! Хорошо бы было построить там девичий монастырь». Чрез несколько времени после того был в Болхове пожар. В этот пожар погорели келии при Введенской церкви, в которых жило до 30 монахинь. Они стали переселяться с прежнего своего места на новое, о котором говорил о. Макарий и где теперь великолепный девичий монастырь более, чем с 300 монахинь, и таким образом, предсказание о. Макария исполнилось.

Та же Акулова рассказывала следующее. У моей невестки, – говорила она, – был сын 22 лет. Ему, между прочим, говорил о. Макарий: „Тебе ночью не спится, а ты возьми да перекладывай дрова с места на место». Мать его, вдова, просила у о. Макария благословения на поступление его в люди (т.е. в услужение, на заработки к посторонним людям). Когда она пришла к нему за этим, то в его комнате в этом время стояла толпа народа. Не имевши с нею заранее никаких разговоров об этом, о. Макарий обращается к стоявшим вокруг него: „Пошлите ко мне вдову Акулову», а потом говорит ей: „Пусть сын твой торгует с братом, а жить в люди пусть не ходит».

Та же Акулова сообщила следующее. „Была у нас, – говорила она, – временная работница, девица Феона (Хиония), которая желала поступить в монастырь. Однажды она вместе со своими соседками, развратной жизни, пришла в монастырь к о. Макарию. „Ну, думаю я, – говорила Феона, – о. Макарий будет ка́ять (увещевать) моих соседок прежде». Выходит о. Макарий и говорит Феоне: „Ты желаешь поступить в монастырь, белые перчатки носить; – иди–ка лучше замуж, – там тебе будет монастырь». Феона вышла замуж и несла такую скорбь, какой и в монастыре не бывает.

О себе самой Пелагея говорила следующее. При жизни о. Макария я была девицею 16 лет, а в настоящее время мне 65 лет. Был тогда обычай белиться и румяниться, а я считала это за грех. О. Макарий однажды взглянул на меня и говорит: „Когда будешь де́жку месить, меси, меси хорошенько; спечешь хлеб, дашь Ивану Ивановичу, он покушает и похвалит тебя и скажет: „В Оптиной пустыни такой хлеб (действительно, издавна и доселе в Козельской Оптиной пустыни всегда пекут прекрасный, необыкновенно вкусный хлеб). Вот тебе белила и румянец». Я думаю: Что такое о. Макарий говорит про Ивана Ивановича, когда у нас и на уме не было ни о каком Иван Ивановиче? По предсказанию о. Макария я вышла замуж за Ивана Ивановича».

О. Макарий езжал к нам в дом, учил детей и взрослых, как молиться и читать молитвы. В то время было очень много малограмотных; иные не знали даже Молитвы Господней. – От разных лиц я много слышала различных рассказов про о. Макария, и особенно рассказывают о том, что многое сбывалось по его предсказанию. О Макарий был человек Божий, прозорливый. В подлинном сообщении, по безграмотству передававшей изложенные сведения, за свою свекровь расписалась ее невестка Пелагея Михайловна Акулова. За сим следует подпись изложившего сообщение Михаила Адриановича Венедиктова.

„Живущий в Болховской ямской слободе Алексей Каширин рассказал мне следующее. По соседству с его домом жила религиозная замужняя женщина, по имени Анна Александровна Булгакова. Она очень часто хаживала к обедни в ту церковь в Боховском Троицком монастыре, в котором находится чудотворная Тихвинская икона Божией Матери, и заходила к о. Архимандриту Макарию в его моленную. Однажды вздумалось ей понеси в подарок о. Макарию яблок, потому что у нее был собственный большой сад. А так как в своем саду у нее были яблоки не особенно хороши, то она купила яблок и принесла их к о. Макарию, ничего не сказав ему о том, что это купленные яблоки. О. Макарий говорит ей: „Ты бы мне своих принесла! Для чего ты покупала?» Михаил Адрианович Венедиктов (собственноручная подпись составителя записи).

„Сведения об о. Макарии. Его Высокоблагословению, члену Орловской Ученой Архивной Комиссии, Законоучителю Орловского реального училища о. Илии Ливанскому, для сообщения в Комиссию.

Потомственный почетный гражданин Козьма Филиппович Шестаков передавал мне следующее. О Макарий однажды проезжал с одним Болховским купцом, имени которого он не запомнил, по местности, где теперь построен великолепный девичий монастырь. „Смотри, смотри, – говорит купцу о. Макарий, – касаточки летают. Хорошо бы здесь построить монастырь». – Михаил Адриан. Венедиктов (подпись составителя записи).

„Сон. – 1895 г. 16 августа я, крестьянин Михаил Адриан. Венедиктов, видел во сне про о. Макария. Будто я находился при г. Болхове. Местность подходит к монастырю, где почивает о. Макарий, Архимандрит этого монастыря. Я вижу сад, простирающийся на востоке; не видно конца этого сада. Я стою лицем на восток, как будто не на земле, в тумане. Местность плоская, луг. На этом лугу круглые кочки, похожие на ковриги хлеба; на кочках выплывки, стебли которых около 4¹/₂ аршин высоты, толщиною около 1¹/₂ вершка, расстоянием один от другого аршин на 5, все одинаковой меры. (В подлинной записи представлен примерный рисунок и кочки, и выплавка). Я спросил: „Чей это сад? « На этом не послышался ответ с левой стороны, будто из воздуха: „Сад этот о. Макария». – При беседе со мною Свящ.–Законоуч. Ил. Ливанским, рассказывая мне изложенный сон, М.А. Венедиктов в объяснение его предлагал свою догадку, что представившийся ему в сонном видении обширный и прекрасный сад на востоке означает, основанную о. Макарием, восточно–сибирскую Алтайскую миссию и новопосажденную паству.

„Болховской землевладелец Николай Николаевич Турков рассказывал мне следующее. Ему передавал Михаил Иванович Абрезумов слышанные им от кого–то следующие достоверные сведения об о. Макарии. Однажды о. Макарий просил казначея Болховского Троицкого монастыря о. Иринея послать в Москву деньги за выписываемые им оттуда книги. О. Ириней ответил на это сурово: „ Вам все денег на книги! « В ту пору возле них стоял часто посещавший щ. Макария мальчик Илюхин, в настоящее время о. Иоасаф, Архимандрит Мценского Петропавловского монастыря. О. Макарий, указывая на него, говорит о. Иринею: „Ты пострадаешь от этого мальчика более, нежели я от тебя». Сообщивший эти сведения Н.Н. Туркову М.И. Абрезумов в настоящее время проживает в Москве и с ним я имею переписку относительно о. Макария. А я, Венедиктов, имею жительство в 25 саженях от Болховского Троицкого монастыря, и в свое врем очень хорошо знал и о. Макария, и о. Иринея, который прежде был казначеем, а потом Архимандритом – настоятелем монастыря после смерти о. Макария. Действительно, как я, слышал, о. Ириней пострадал от благочинного Илюхина. О, благочинный Илюхин (о. Иоасаф) раньше находился в Белобережской пустыни иеромонахом. В ту пору некоторые из братии Болховского Троицкого монастыря были до того сварливы, что о. Ириней даже запирался от них. Он даже вынужден был просить себе у епархиального начальства помощника. По этому поводу в монастырь был прислан иеромонах Иоасаф, с назначением его благочинным монастыря. Новый благочинный, как утверждают, довел до сведения епархиального начальства, что о. Ириней слаб и не может управлять монастырем. Тогда в Болхов прислали на его место Архимандрита о. Димитрия из Новгородской губернии. О. Димитрий, действительно, как я хорошо знаю, стеснил Архимандрита Иринея, даже не давал ему лошади съездить в город. О. Ириней ничего не имел в запасе, потому и бедствовал, терпел недостатки, человек он был духовный и религиозный, жизнь вел очень хорошую, но здоровье его было слабое. При поступлении о. Иринея – монастырь был бедный. При нем и казначее Иоанникии были перестроены заново все монастырские ограды, почти вновь построены три церкви, из них две перестроены, а одна, самая великолепная, вновь построена, и самый большой монастырский колокол приобретен при о. Иринее; а при поступлении о. Иринея – в монастыре почте все было в развалинах. – При Архим. Иринее казначей монастыря иером. Иоанникий занимался посадкою леса, устроил пруд и завел в нем немного рыбы, и вообще хорошо занимался хозяйственною частию, и таким образом, о. Иринеем и о. Иоанникием в монастыре все было вновь благоустроено.

Я очень много слышал про о. Макария. Между прочим мне передавали и о том, как, бывши там, где теперь находится Болховский девичий монастырь, о. Макарий говорил: „Как хорошо бы было построить монастырь на том месте. Так и сбылось. И все, которые бывали у о. Макария, говорят, что он был человек Божий, прозорливый и где бы только он ни появлялся, никто не слыхал от него ничего, кроме религиозных речей. М.А. Венедиктов.

Покорнейше прошу простить меня за недостатки в моих заявлениях, происходящие иногда по лености, иногда по нездоровью, иногда по недосугам, а иногда и оттого, что из числа тех, которые в свое время рассказывали об о. Макарии, есть уже многие отшедшие, есть и неграмотные. Во всяком случае, что я пишу, хотя иногда и неотчетливо, за то, что припоминаю, пишу верно, даже могу и под присягою все подтвердить. М.А. Венедиктов. Г. Болхов, 1896 года 27 августа».

„Во Имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

Сведения об о. Архимандрите Макарии, Алтайском миссионере.

1896 года 6 сентября Болховской мещанин Николай Алексеевич Тихонов, 60–лет, рассказал мне, что Болховская мещанка Авдотья Кирилловна Акулова, по мужу Овечкина, передавала ему следующее о себе. Она терпела нападки от своего сверка. Поэтому она задумала покончить жизнь самоубийством. Пришла она в Болховской мужской монастырь, к чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери. „Стою я, – рассказывает она, – в церкви, ничего не говоря. Подходит ко мне о. Макарий и говорит: – Зачем ты пришла в церковь? Выйди вон. Что ты задумала сделать над собою? Разве это можно? Мы христиане… Приди ко мне». – Я пришла к нему. О. Макарий учил меня и дал мне такое наставление, чтобы я целый год ни с кем не говорила. – Бить, ругать тебя будут, – говорил он мне, – все молчи. – Однажды работница наша затопила печку и вышла. Я слышу, что в печке кричит младенец, и – залила дрова. За это работница побила меня. В другой раз поставили самовар. Я слышу, что в самоваре кричит младенец – и залила огонь. И за это работница побила меня. Я перенесла побои, ничего не говоря. И таким образом, в течение целого года, что бы мне ни говорили, били ли меня, я никому ничего не говорила, все терпела. Через год я пришла на исповедь к о. Макарию, раскаялась во всем, приняла Св. Тайны – и Бог простил меня». – После этого Авдотья Акулова жила долго в бедности. Ее любили монахини Болховского девичьего монастыря, и игумения этого монастыря взяла ее к себе в монастырь, в котором она и скончалась.

Еще передавал мне Тихонов следующее. В Болховской монастырской слободе жила одна женщина, по имени Анна. Ее считали нехорошей женщиной. Пришла она к о. Макарию каяться. О. Макарий приказал ей повыдергать себе зубы, что она и исполнила и после долго жила без зубов. До своего раскаяния она была малоумная. Иногда по слободе бежит народ, кричат: „Анна, Анна

пошла топиться». А она влезет в бучило под мельницу, станет по глотку в воде и говорит: „Утоплюсь, утоплюсь». И так она делала по несколько раз; но ничего опасного для нее не случалось.

Николай Алексеев Тихонов (собственноручная подпись сообщавшего изложенное сведение под записью, составленною и изложенною М. А. Венедиктовым).

Еще Николай Алексеевич Тихонов рассказал мне про себя самого следующее. Я ходил, – говорит он, – к о. Макарию в моленную, в которой у него стояло распятие, стены были увешаны картинами и листами, исписанными крупными буквами, изречениями из Священного Писания. О. Макарий учил народ, как Богу молиться, не красть, не блудодействовать. Говорил он свои наставления при всех открыто. Мне он дал несколько книжек Священного Писания. И бывало, в какой день он даст мне книжку, так в этот день мне и есть не захочется; хотя бы даже два дня пробудешь не евши, и все-таки не захочешь есть. О. Макарий был человек Божий, все считали его праведным. К сему показанию Николай Алексеев Тихонов подписался (собственноручная подпись сообщившего изложенное сведение, записанное М. А. Венедиктовым).

„Сведения об о. Макарии.

11 октября 1895 года Болховской мещанин Николай Николаевич Турков сообщил мне, что ему тетка его Анна Фоминична Жаренова рассказывала о себе следующее. „Была я, – говорила она, – за обеднею у Тихвинской Божией Матери. По окончании обедни подхожу под крест, хочу приложиться (ко кресту). О. Макарий отвертывается от меня. Я захожу с другой стороны, с третьей, – о. Макарий все отворачивается от меня. Потом он говорит мне: „Вы дома перессоритесь, а сюда приходите получать утешение; – вы бы дома сперва помирились и тогда приходили бы в храм Божий». Действительно, мы дома накануне перессорились – и о. Макарий обличил меня. Прозорливый был о. Макарий». У сего сообщения подпись записавшего оное: Михаил Адрианович Венедиктов.

Болховская мещанка, девица 84 лет, Авдотья Михайловна Белоусова рассказала мне следующее. „Ходила я, – говорила она, – к о. Макарию просить благословения на путешествие в Киев Богу молиться. О. Макарий говорит: „Ты дома не умеешь молиться», дал мне книжку и заставил меня читать. А у меня на уме: „Вязенки нуждо вязать». За это о. Макарий несколько раз обличал меня, говоря: „Вас заставишь читать, а у вас вязенки на уме»... – Когда я пришла в Киев и спросила в лавре, где мне исповедаться, меня послали в дальние пещеры к о. Алексию, брату о. Макария. Я стою с народом. О. Алексий говорит: „Авдотья! Подойди ко мне». Это он позвал меня, хотя прежде он не знал меня и никогда не видал. Я подошла. Исповедавшись у него, я дала ему 5 коп. А он даль мне три пятачка. Я не брала, а он мне говорит: „Когда дают, то бери».

„В одно время со мною к о. Макарию пришла пожилая девица Пелагея и принесла в монастырь пироги от купца Гулидова. Прежде она оставила три пирога в келии о. Гавриила за дверью, потом приходит к о. Макарию. „Батюшка! – говорит она ему: – Я принесла к вам пироги». „Хорошо, хорошо!» – говорит он ей на это: – „Когда принесла, то для чего же ты три пирога спрятала? – Несла бы все». Пелагея сконфузилась, пала пред о. Макарием на колени и просила у него прощения, говоря: „Простите, батюшка – виновата». О. Макарий несколько раз обличал при мне приходивших к нему в разных предметах. Великий муж был о. Макарий». – У сего сообщения подпись: Михаил Адриан. Венедиктов.

„Во Имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь.

Вечная память о. Макарию, Болховскому Архимандриту, Алтайскому миссионеру.

Болховской 2-й гильдии купец и почетный гражданин Козьма Филиппович Шестаков рассказал мне, Венедиктову, следующее.

„Был я однажды, – говорил он, – у о. Архимандрита Макария в моленной. Вместе со мною было у него в тот раз много другого народа. О. Макарий посадил меня в стул; потом приказал мне встать, а на мое место посадил нищего; после того приказал нищему встать, а меня опять посадил в стул». В объяснение сего, со своей стороны к рассказу К. Ф. Шестакова считаю не лишним добавить, что в означенном поступке о. Макария проявилась, обнаруженная и во многих других случаях, его прозорливость и что он воистинну человек Божий. Когда купец Шестаков был у о. Макария и сидел в стуле, в те времена купцы Шестаковы, три брата: Василий, Иван и Козьма, были люди богатые, отличавшиеся религиозностью и добросовестно вели свои торговые и промышленные дела. Через десятки лет они разделились на три дома и приобедняли. Предуказание сего можно видеть в том, что о. Макарий на место приходившего к нему К. Ф. Шестакова посадил нищего. В настоящее время обстоятельства Шестаковых улучшились по- прежнему, у них хорошие торгово-промышленные дела и прекрасное хозяйство. Это, конечно, и провидел прозорливый о. Макарий, когда К. Ф. Шестакова, ссаженного со своего места, опять посадил в стул на прежнее место.

Спрашивал я К. Ф. Шестакова о портрете о. Макария. Он сообщил мне, что бывший у них в доме прежний его портрет сгорел в 1883 г., а теперешний портрет написан художником, по просьбе К. Ф., с имеющегося у него списка с того портрета. Прежний же портрет о. Макария, который сгорел, он получил от того самого художника, о котором было упоминаемо раньше в настоящих сообщениях и которого о. Макарий несколько раз удалял от себя, когда тот, даже незаметно для о. Макария, пытался нарисовать его портрет, приходя к нему для сего вместе с другим народом

и стараясь быть незамеченным среди народа.

Козьма Филиппович Шестаков передавал, мне и о том, какое участие принимал о. Макарий в освящении Болховского соборного храма. В названном соборном храме находятся три придела внизу. За раннею обеднею 20 ноября 1846 года о. Макарий один освящал придельный храм. В тот же день за позднею обеднею Архиепископ Смарагд освящал второй придельный храм. А на другой день, 21 ноября, Высокопреосвященный Смарагд освящал третий придельный храм совместно с о. Макарием. У сего подпись: Козьма Филиппович Шестаков. Михаил Адриан. Венедиктов (подписи собственноручная, а самая запись составлена М. А. Венедиктовым).

Вышеупомянутый Михаил Иванович Абрезумов в письме своем из Москвы в Болхов на имя Михаила Адриан. Венедиктова, в ответ на запрос последнего относительно сведений об о. Архим.

Макарии, между прочим, пишет следующее. „Многоуважаемый Михаил Адрианович! Вы пишете ко мне об Архимандр. Макарии, чтобы я написал вам что-нибудь о его пребывании в нашем городе Болхове. Вы знаете, что с тех пор прошло много времени, почти 50 лет. Всего трудно запомнить; это было в моем детстве. Мне в то время было 14 или 15 лет от роду. Что запомнил и знаю, о том и напишу. Первое, что много замечено относительно о. Макария и доселе осталось в памяти, это следующее. Когда, много ли, мало ли времени спустя по приезде его в наш город, в точности не знаю, прошел о нем слух, я пошел в монастырь к обедне к Божией Матери (к Тихвинской ее иконе). Прихожу я в церковь, помолился Богу и стал возле правого клироса. При этом я, грешный, прислонился к клиросу. Смотрю, на меня глядит из алтаря, из южной двери, о. Макарий; потом он вышел из алтаря и подходит ко мне. Я испугался. Взял он меня и поставил, как нужно стоять перед Богом. Затем он благословил меня Именем Господним и говорит мне: „Когда будешь чинно стоять в церкви, тогда Ангелы Божии, глядя на тебя, будут радоваться, а бесы будут

плакать». Потом он сказал мне: „Помни всегда мои слова». Я поклонился ему, и он еще раз благословил меня. – После таких слов о. Макария, обращенных ко мне, я уже боюсь прислоняться в церкви. Его слова навсегда остались в моей памяти. Царствие Божие ему за наставление. – Прозорливый был старец о. Макарий.

В другой раз прихожу я в церковь великим постом. В этот раз я стоял так, как приказал мне раньше о. Макарий. Вышел о. Макарий из алтаря, стал благословлять мальчиков и меня грешного благословил. Потом повел он нас всех на левую сторону, а на правой стороне была служба; избрал из нас одного мальчика по своему желанию, дал ему книгу и заставил его читать. Мальчик чатал очень хорошо. О. Макарий говорит ему: „Читай вслух»; нам же говорит: „А вы слушайте слово Божие; придет время – оно вам войдет в сердце, пробудит от сна, придет на мысль, ляжет вам на сердце, и вы постарайтесь сохранить Божие Слово; а когда сохраните Божие Слово, то будете наследниками царствия небесного. „Просил нас о. Макарий держаться смирения, избегать пороков, любить ближних, уважать старших; просил не оставлять церковь Божию, кольми паче в праздничные дни, заставлял и дома молиться всегда чистосердечно, даже плакать во время молитвы, и при этом говорил: „Когда человек плачет о грехах своих, тогда ангелы радуются, а бесы плачут: того человека не обыдет царствие небесное».

Однажды прихожу я к обедне, которую служил о. Макарий. В конце обедни он говорил проповедь. Слова его были так разительны, что все плакали. Он говорил: „У Бога милосердия много; только кайтесь в грехах своих, не скрывайте ничего. Грехов на нас много, но милосердия у Бога больше». Когда он говорил эту проповедь, то у него не было ни книги, ни тетради, а лишь один костыль. Слова его были очень трогательны. Все говорили: „Это не человек, а ангел». Все доказывало его смирение. С народом он обращался очень просто. Все это я хорошо помню, только не могу надлежащим образом выразить его смирение. – После поучения и по окончании обедни он вышел из алтаря и стал благословлять народ. Потом скинул он свою мантию, посмотрел на мальчиков, отдал мне мантию и сказал: „Неси в келию». Я пошел за ним. Тут было много народу и мальчиков. Мы у него пели, и сам он пел с нами, а потом он поучал народ Закону Божию. Очень жаль, что я мало ходил к нему.

Еще об о. Макарии вы можете, Михаил Адрианович, спросить у Ивана Адриановича Нехорошева, который живет сзади Тихонова, или Носова, дом которого за кузницами. Они очень часто ходили к

Архимандриту Макарию. Когда Иван Адрианович просил у о. Макария благословения на поступление в монастырь, он сказал ему: „Какой будешь коваль!» А меньшему его брату Сергею он благословил идти в монастырь, дал ему книжку катихизис и при этом сказал ему: „Она тебе пригодится». Когда он взрос, то ушел в монастырь, в Козельскую Оптину пустынь. По прошествии некоторого времени, ему пришлось ехать в Калугу посвящаться во иеродиакона. Но не на чем ему было учиться, чтобы сдать экзамен пред посвящением. Тогда он вспомнил о катихизисе, данном ему некогда о. Макарием, и говорит: „Есть у меня одна книжка». Покойный Архимандрит (Моисей) посмотрел книжку и говорит: „Это та самая книжка, которая тебе нужна». Таким образом, о. Макарий за 25 или 30 лет предсказал ему о том, когда понадобится ему названная книжка. Сейчас он иеромонах. зовут его о. Савватием. У них (т. е. у упоминаемых здесь братьев) есть сестра, старушка-девица. Если она еще жива, то она многое может рассказать про о. Макария, потому что она часто ходила к нему: она такая набожная. И вообще у нас в Болхове многое расскажут про о. Макария, кто только знал его, – все скажут, что он человек святой.

Еще я расскажу вам про о. Макария. У нас трепач работал пеньку, человек очень хороший. Он говорил про свою жену следующее. Пошла она однажды в монастырь к обедне. Отстояла обедню.

Затем народ пошел в келию к батюшке о. Макарию. „Пойду и я», – подумала она, – а в тоже время поимела в мыслях: „Как бы дома не бранились на меня: некому будет обедать подавать»; все-таки решилась пойти к о. Макарию вместе с другими. Только входит она в его келлию, как он сам идет ей на встречу, благославляет ее и говорит ей: „Иди, иди домой; другой раз придешь,

a то дома браниться будут, – обедать некому собирать».. Так и заставил ее уйти домой. До чего старец был прозорлив! До самой кончины своей все провидел, всех учил...

Вот еще что замечательно. О. Макарий все собирался в Иерусалим. За неделю и даже больше того он сказал народу: „Приходите провожать меня». Народ затужил: такого старца лишаются. Осмелились спросить у него более точно относительно этого. Он назначил день. Народ собрался провожать его. В этот именно день он и кончил жизнь свою – отправился в горний Иерусалим.

Михаил Адрианович! Попросите Николая Николаевича Туркова спросить у Козьмы Васильевича Куркина, и он расскажет ему подробно о следующем, известном мне, обстоятельстве в его родстве. Его мать была в ссоре со своею свахою Бекетовою. Однажды оне обе пришли в монастырь к обедне, но стали врозь, далеко одна от другой. Их заметил старец в церкви, подошел в ним, свел их вместе и говорит им: „Помиритесь, – пора вам беса победить»; затем заставил их поклониться друг другу в ноги и таким образом примирил их. – Вот до чего был прозорлив старец Божий!

Михаил Адрианович! Сколько я мог, все написал. Извините меня, что я плохо пишу. Желаю вам начатое дело (т. е. собирание материалов для жизнеописания о. Макария) кончить благополучно.

Потрудитесь. Михаил Адрианович, – за это Бог не оставит вас, и старец Божий будет молитвенником за вас пред Ним. – Москва, 19 августа 1896 года. (При сем представляется подлинное письмо Михаила Ивановича Абрезумова, равно как и другие подлинные записи).

К изложенным доселе сведениям об о. Архимандрите Макарии считаю уместным присоединить здесь следующие.

Летом 1895 года я перечитывал краткое жизнеописание о. Макария, помещенное к книге почтенного члена нашей Орловской Архивной Комиссии и Подкомиссии Г. М. Пясецкого: „Истор. Очерки г. Болхова и его святыни», Орел, 1875 г., как равно и всю вообще книгу, которую брал на время у не раз упоминаемого здесь К. Ф. Шестакова, заинтересовавшись в ней особенно рукописными заметками г. Шестакова. Оставляя в стороне довольно подробные и интересные заметки об Архимандритах Иринее, Иеремии и Димитрии, приведу здесь некоторые заметки, касающиеся личности Архимандрита Макария.

„В 1792 году 8 ноября – рождение Архимандрита Макария, день Ангела его – 19 января, скончался он 18-го мая 1847 года, имея 55 лет от роду.

„15 июня 1892 года было подано прошение от жителей г. Болхова в Святеший Правительствующий Синод. Получено уведомление. Копия 1892 года. Мы, нижеподписавшиеся, дали настоящую подписку Болховскому городскому приставу в том, что присланная при предписании Орловского Губернского Правления от 22 августа (1892 г.) за № 2432 копия указа Св. Правит. Синода от 17 августа за № 3328 о том, что ходатайство Преосвященного Томского о разрешении перенести останки покойного Алтайского Миссионера Архимандрита Макария из Болховского монастыря в храм Всемилостивого Спаса в Улалинском миссионерском стане на Алтае, Святейшим Синодом отклонено, нам объявлена. Следуют подписи».

„Копия с билета. Мая 10 дня 1849 г. от Болховского купеческого брата Козьмы Филиппова и жены его Анны Иосифовой Шестаковых на имя Болховской Соборной Спасо-Преображенской церкви

(в освящении которой, как выше замечено, участвовал о. Макарий), принято в Московскую Сохранную Казну для приращения процентами сто сорок три рубля на вечное время, с тем, что проценты на оные, по четыре рубля со ста, отпускаемы будут по прошествии года, по силе учреждения Сохранной Казны и по копии с билета, священно-церковно служителям за поминовение Архимандрита Макария, Иосифа и Матроны со сродниками. Директор Максимов. Экспедитор Цветов. Бухгалтер Смирнов. Казначей (не разобрано). У сего печать Московской Сохранной Казны».

7-го марта текущого 1896 года мною были посланы несколько моих книжек, и между прочим об о. Макарии, соборному Священнику в г. Белеве, Тульской епархии, Василию Михайловичу Знаменскому, при письме к нему. В ответном письме своем ко мне от 21 марта, досточтимый о. В. М. Знаменский между прочим писал мне следующее о приснопамятном о. Макарии. „Несказанно

меня порадовали ваши брошюры о в Бозе почивающем в Болховской Оптиной пустыни о. Архимандрите Макарии Глухареве, основателе Алтайской миссии. Пошли вам Господь собрать и издать в свет как можно больше материалов для биографии этого великого, высоко-просвещенного, ученого и святого мужа, которого давным-давно чту от всей души и портрет которого у меня находится пред глазами. Хотя о. Архимандрит Св. Церковию еще не причислен к лику русских святых, но я, грешный, почитаю его за святого и вполне убежден, что его нетленные мощи рано или поздно будут прославлены. Не мне вам передавать, что о. Макарий был высокоученый муж, глубокий богослов, талантливый проповедник и один из усерднейших миссионеров, не только в Сибири, но и здесь – в Болхове, во всей Орловской губернии; мало этого, можно сказать: во всей России. Это был Российский Апостол. Для более понятного изучения народом Св. Библии, о. Макарий перевел ее (в значительнейшей ее части) на русский язык, хотя она почему-то в свое время и не была напечатана, а напечатана гораздо позднее в „Православном Обозрении». – Это был муж слова и дела. Я многократно слышал о нем от прежних, благочестивых помещиков и помещиц, которые по многу раз бывали у него, слышали его наставления о благочестивой жизни и были в восторге от него, от его красноречивых и назидательных бесед. Прекрасно он писал, но говорил еще лучше. Это, говорят, была золотая струя. Посетители его, даже лица высшего круга, заслушивались его речи и, растроганные до глубины души, плакали от умиления. И простой народ чуть ни каждодневно тек к нему учиться молитвам и добродетельной жизни.

Другою чертою его беспримерного характера было бескорыстие и бессребренность: он все раздавал бедным и нищим. За праведную и святую жизнь о. Макария Господь удостоил его и смерти праведника: он умер на молитве, и за три дня до кончины предсказал оную. Мне помнится: об о. Макарии была в свое время помещена в „Страннике» прекрасная статья, составленная бывшим Законоучителем Орловского Кадетского Корпуса, о. Протоиереем Остромысленским».

Летом текущего 1896 года я лично посетил в Белеве сообщившего мне вышеприведенные сведения об о. Архим. Макарии о. В. М. Знаменского и в одушевленной беседе с ним, между прочим, вновь убедился, с какою великою любовию и глубоким почтением относится он к светлой памяти присно-незабвенного о. Макария. о котором обещался мне, по возможности, сообщить и новые сведения, тем более в виду того, что и для Белева с его уездом знаменитый Архимандрит – Миссионер чуть ли ни также дорог и памятен, как для смежного с ним Болхова и его уезда.

В другом своем письме ко мне от 3 октября текущего 1896 г., достопочтенный о. В. М. Знаменский, в предположении, что мною напечатано что-либо новое, просит меня прислать ему это на память,

„Особенно, – пишет он, – по собранию сведений о жизни и дорогих писаниях блаженной, если не сказать святой, памяти о. Архимандрита Макария, почивающего в г. Болхове. Я почитаю, – продолжает он, – о. Макария как бы уже прославленного и причтенного к лику Святых Угодников Божиих. Ваши произведения, – заключает он, – я приму как бы из рук Преподобного отца Архимандрита Макария на поучительную память мне и благословение».

Благодарение Господу, что и для жителей г. Белена дорога память о. Макария, так глубоко чтимая жителями г. Болхова, среди которых в недрах земли почивает он сном смертным, но и живет всегда с ними своим бессмертным духом.

И знаменательное явление – от Волхова (Орловской губернии) чрез Белев (Тульской губ.) до Козельска (Калужской губ.) или даже от Орла до Калуги, так сказать, особенно популярно имя Макария, благолепно украшавшее и украшающее доселе нескольких дорогих для сего срединного края Руси православной лиц; и именно, прежде всего в Болховской Оптиной пустыни и в самом Болхове достойно носил это имя великих подвижников древности о. Архимандрит Макарий, Алтайский Миссионер, уроженец соседственного с названным краем г. Вязьмы, Смоленской губ. Для Белевской Жабынсвкой Макарьевской пустыни и для самого Белева дорого святолепно чтимое имя Препод. Макария Жабынского, Белевского Чудотворца; для Козельской Оптиной пустыни и смежного с нею Козельска незабвенно имя известного всей России о. Иеросхимонаха Макария, уроженца нашей Орловской епархии. Кроме того, в Орле, лет 20 тому назад, святительствовал именитый Архипастырь, замечательнейший проповедник и историк – археолог, Преосвященный Епископ Макарий, недавно скончавшийся в сане Архиепископа Донского и Новочеркасского, а в Калуге в настоящие дни мудро святительствует, окружаемый всеобщею любовию своей паствы, достойный его соименник, Преосвящ. Макарий, также именитый проповедник – импровизатор (каковым был и приснопамятный о. Архим. Макарий), причем Преосвящен. Макарий дорог для Орловской епархии, как ее уроженец и как проходивший в Орле и притом долгое время первоначальное свое служение и оставивший здесь по себе светлую память. Знаменательным именем Макария достойно украшается и святитель далекой от нас Томской епархии, Миссионер – проповедник, Преосвященный Макарий, восприявший в монашестве сие имя по благоговейному уважению к дорогой памяти о. Архимандрита Макария, миссионерского служения которого Церкви и Отечеству он является от юности своей ревностнейшим продолжателем.

К Преосвященному Макарию, Епископу Томскому и Семипалатинскому, минувшим летом, и именно 17 мая текущего 1896 года, т. е. наканѵне дня кончины о. Архим. Макария, я послал изданные мною в разное время различные книжки и между прочим книжки об о. Макарии, при надлежащем письме к Его Преосвященству. В ответ на сие, Преосвященнейший Макарий удостоил меня, много возрадовавшим меня, сочувственно поощрительным письмом и присылкою мне нескольких книг об о. Макарии, как своего собственного сочинения, так и сочинения других авторов, а также и нот к стихотворениям о. Макария в особом сборнике и на отдельных листах. Вместе с тем, Преосвященнейший Макарий, отечески снисходя к моей просьбе, благоволил прислать мне и дорогой для меня свой фотографический портрет. Ответное письмо Преосвященнейшего Макария я получил во время наступивших тогда летних каникул, в родном моем селе, Старых Дольцах, 9 июня, пред самою своею поездкою в пустыни Тульской и Калужской епархий, книги и ноты – 21-го, по возвращении из этой поездки, а портрет – 25-го, как раз во время поездки к празднику Чудотворной Тихвинской иконы Божией Матери в Болховской Оптиной пустыни, в которой почивает приснопамятный о. Макарий, куда ездил по приглашению

о. Архим. Патермуфия, пожелавшего, чтобы я произнес там и праздничное слово, в котором я коснулся и личности о. Макария, особенно в виду предстоящего 18 мая 1897 года пятидесятилетнего юбилея со дня его блаженной кончины. В настоящую свою поездку в Волховскую Оптину пустынь совместно с упоминавшимся уже не раз в моих сообщениях об о. Макарии тестем моим, Свящ. Н. А. Преображенским, подавшим мне главное побуждение писать

об о. Макарии, изучать его печатные и рукописные произведения и собирать материалы для его жизнеописания, я вновь посетил пещерную усыпальницу о. Макария, рассматривал имеющиеся в пустыни его портреты, беседовал о нем с о. Архим. Патермуфием, совместно с тестем моим, при чем читал о. Патермуфию и письмо ко мне Преосвящ. Епископа Макария и показывал ему портрет

Его Преосвященства.

С великим для себя удовольствием и с глубокою благодарностию к Преосвященнейшему Макарию привожу здесь дословно бесценное для меня письмо ко мне высокочтимого Святителя Алтайского, в котором он с такою благоговейною любовию и так сочувственно относится к дорогой для него, как и для нас всех, памяти достоблаженного основателя Алтайской миссии, соименного ему о. Архимандрита Макария. „Досточтимейший отец Илия! Сердечно благодарю

вас за присланныя брошюры и – низкий поклон от нас, Алтайцев, за стихотворения ваши: „Блаженной памяти Архимандрита Макария». Для IV и V гимнов я поручил опытному человеку составить особые мелодии с тем, чтобы канты с нотами напечатать к юбилейному дню Блаженного. Смею надеяться, что вы позволите нам воспользоваться текстом ваших стихотворений для наших мелодий. – У нас в миссии живы два лица, видевшие о. Макария: первый о. Михаил Чевалков, переводчик и ученик его, вторая – его ученица, посланная им в миссию вместе с другой девицей; это Болховская девица Евдокия Васильевна Варламова, потом она монахиня Елена, а теперь схимонахиня Евдокия, 79-ти лет, живущая в миссионерском женском монастыре. Эта схимонахиня прибыла в миссию в 1847 году. А о. Макарий, отправивши их двоих в миссию, писал им напутственное письмо не за долго (дней за 8) до своей скорой кончины. Желательно бы видеть тот портрет о. Макария, на который вы указываете. Весьма интересно было узнать, что у вас нашлись новые материалы для биографии о. Макария... Я думаю, что он стяжал дерзновение у Господа. Замечательно, что он многим миссионерам нашим являлся во сне то с уроками, то с предвещаниями. Я, грешный, в первый или второй год по поступлении в миссию, много былу и ободрен явлением его во сне. Я видел его явившимся мне в алтаре, когда был оттуда слышен шум в самом храме. Указывая на этот беспорядок, как на последствие нерадения тех, которым поручена была Улалинская паства, он сказал мне: „Ты здесь после меня обучайся». Считаю эти слова пророческими. По милости Божией и по молитвам о. Макария, я до-днесь „обучаюсь» миссионерскому делу, и Бог помог мне изучить язык алтайский и полюбить Алтай, как родину свою. – Пишу эти строки в последние часы пред выездом в епархию. Поймете, как в это время неудобно писать тщательно о чем-либо серьезном. Время бежит. Кладу перо. Поручаю библиотекарю послать вам то, что может быть пригодным для вас благоволите прислать мне ваших стихотворений об о. Макарии экземпляров 50 бандерольною посылкою

с наложенным платежом. Призывая на вас благословѳние Божие, с особенным уважением остаюсь ваш о Господе сослужитель и слуга, Епископ Макарий. 29 мая 1896 г.».

Кроме приведенного здесь письма и своего фотографического портрета, Преосвященнейший Макарий благоволил прислать мне в лестный и дорогой для меня дар, за собственноручным своим надписанием, первый выпуск только что изданных им „Слов, бесед, поучений, речей и воззваний» (Томск, 1895 г.), в котором особенное внимание обращает на себя „речь, сказанная» Его Преосвященством» на торжественном собрании по случаю столетнего юбилея со дня рождения Основателя Алтайской Духовной Миссии Архимандрита Макария, 8 ноября 1892 года (стр. 34–39). В этой речи, изображая заслуги делу Миссии ее Основателя, Святитель – продолжатель его великого дела наглядно представляет и современное состояние Миссии и в тоже время живыми чертами рисует поразительную картину Алтая, страны необычайных „контрастов», где по преимуществу чувствуется „подавляющее мысль человека величие творения рук Божиих и поразительная ничтожность дел рук человеческих», где „60 лет назад ничего не было русского – ни храмов святых, ни домов русских, не видно было ни лица, ни одежды русской, не слышно и слова русского, – был нетронутый, полудикий, кочевой, языческий Алтай», а теперь „семя царствия Божия, посаженное о. Макарием, прозябло, выросло и стало древом, широко раскинувшим свои ветви не только по горам и дебрям Алтая, но и за пределы его в соседнюю степь Киргизскую; то, что было при Основателе Миссии единично, или считалось немногими единицами, теперь возросло в десятки, сотни и тысячи», при чем и „внешний вид насельников Алтая, и внутренний характер их постепенно изменяются к лучшему», и вообще Алтай, „стараясь забывать старое дурное, стремится вперед к новому доброму, святому и полезному» (стр. 34–37). – Сверх того, Преосвященнейший Макарий прислал мне следущие издания, касающиеся личности о. Макария, которые нахожу уместным перечислить здесь между прочим в качестве библиографического материала для жизнеописания приснопамятного Основателя Алтайской духовной Миссии, столь дорогого и для нашего Орловского края, где он показал такой доблестный пример внутреннего миссионерства, необходимого и в настоящую пору, во многих отношениях быть может даже и более того, чем сознавалась потребность в этом 50–60 лет тому назад... Вот перечень названных изданий.

1) „Архимандрит Макарий, Основатель Алтайской духовной Миссии. Краткие сведения о его жизни и деятельности. По случаю столетней годовщины со дня его рождения (8 ноября 1792 года)». Издание Спб. Епарх. Комитета Правосл. Миссионер. Общества (Спб. 1892 г., 110 стр., с портр. о. Макария). – 2) „Жизнеописание Архимандрита Макария (Михаила Глухарева), Основателя Алтайской Миссии. По поводу столетнего юбилея со дня рождения (1792 8 ноября/100

1892 гг.) «. Составил студент Спб. Дух. Академии Михаил Макаревский. Спб. 1892 г. 47 стр. с портр. о. Макария). – 3) Архимандрит Макарий, Основатель Алтайской Миссии. – Алтайские Миссияны Тозогон Архимандрит Макарий. (На русском и алтайском языках). Издано на средства Торгов. дома Петрова и Михайлова. (Томск, 1882 г., 19+19 стр., с портр. о. Макария). – 4) Та же брошюра на одном русском языке (16 стр., с портр. о. Макария). 5) К столетней годовщине со дня рождения Основателя Алтайской Миссии Архимандрита Макария (Глухарева). (М. Л. Томск, 1892 г., 19 стр. Перепеч. из № 21 „Томск. Епарх. Ведом». За 1892 г.). – 6) Слово в день поминовения Архимандрита Макария, Основателя Алтайской Миссии, совершенного в Казанском соборе Спб. Епархиальным Комитетом Правосл. Миссионерного Общества в память истекшего столетия со дня рождения его. Свящ. М. Соколова. (Спб. 1892 г. 16 стр.) – 7) Алтайские Миссионеры. Стихотворение *** (Перепеч. из № 3 „Томск. Епарх. Ведом». за 1893 Томск. 8 стр.) – 8) Памятное завещание. Автобиография миссионера Алтайской духовной Миссии, Свящ. М. В. Чевалкова („современника и ученика блаженной памяти Основателя сей миссии, о. Архимандрита Макария, написанная первоначально на алтайском языке под заглавием: „Ундулбас – кеерес», в переводе Преосвященнейшего Макария, Епископа Томского и Семипалатинского, и представляющая собою богатый и небывший в печати материал для характеристики личности о. Архимандрита Макария, в особенности для обрисовки его внутреннего мира. „М. 1894 г. 96 стр. Оттиск из 10 №№ „Православн. благовестника»). – 9) Хоровые духовно-нравственные песнопения, заимствованные из сборников „Лепта» и вторая „Лепта», изданных Алтайской Миссией. (31 №№, 47 стр. Москва, в Синодальной Типографии 1891 г.). – 10) Песнь Иосифа Целомудренного в темнице. Основателя Алтайской Миссии, Архимандрита Макария (как и все последующие стихотворения). Композиция

музыки (как и в последующих стихотворениях) исправлена под редакцией г. Малашкина. Томск, Паров. Типо-Литогр. П. И. Макушина. 1896 года 4 стр.). – 11) Песнь о Лазаре убогом. (Томск,

1896 г., 4 стр.). – 12) Песнь о последнем суде Христовом. (Томск. 1896 г., 4 стр.). – 18) Песнь об Алексие, Человеке Божием. (Томск, 1896 г., 4 стр.). – 14) Урал (Томск, 1896 г., 4 стр.).

Из перечисленных здесь книг, брошюр и листов в книжке об о. Макарии, изданной в 1892 г. СПБ. Епархиальным Комитетом Православного Миссионер. Общества (№ 1) приложен весьма полный библиографический перечень напечатанных до 1892 г. (включительно) „Трудов Архимандрита Макария» и „статей и заметок других лиц об о. Архимандрите Макарии» (всего 89 №№), под заглавием: „Литература об Архимандрите Макарии» (стр. 106–110), каковой перечень весьма полезен для каждого, желающего возможно обстоятельнее изучить замечательную личность приснопамятного о. Макария и познакомить с нею других, во исполнение завета Апостола

языков: „Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр. XIII, ч.).

В сборнике: „Хоровые духовно-нравственныя песнопения» (№: 9-й) внимание читателя невольно останавливают следующие строки предисловия: „Предлагаемая книжка содержит 31 избранных духовно-нравственных песнопений²). Большая часть этих песнопепий принадлежит основателю миссии, приснопамятному Архимандриту Макарию. Выход в свет первого из названных сборников отмечен был в нашей духовной печати сочувственными отзывами. „Песнопения эти исполнены глубоких мыслей и творчества и носят на себе отпечаток таланта и высокой духовной мощи, какою отличался их приснопамятный автор» (Библиогр. лист, при „Руков. для сел. паст.» 1890 г.). Одни из собранных Алтайской Миссией песнопений переделаны Архимандритом Макарием из народных псальм с сохранением отчасти и самых напевов, другие – принадлежат творчеству самого автора; в приискании мелодий к этим последним потрудились вместе с ним и лица, знающие музыку, из служивших в Миссии, при чем о. Макарий внимательно следил, чтобы мелодии соответствовали умилительному характеру пиес. Подыскивая мелодии к песням, он заботился и об их гармонизации; в письмах его к разным лицам, обладающим музыкальными познаниями, встречаются просьбы в этом смысле, напр., „Переложить на голоса звуки, которые несутся к Вам из гор Алтайских, и которые я приискал в душе моей для высоких слов Пророка». Относясь с такой заботливостию к этим песнопениям, Архимандрит Макарий поставил себе целию заменить ими те, часто нескромные, песни, которые поются в народе, чего действительно и достиг в своей Миссии. Желание следовать в этом направлении по стопам автора и дать детям в школах и иночествующим в монастырях возможность наполнить свои досуги исполнением прекрасных и по содержанию и по мелодии песнопений послужило побуждением к изданию настоящего сборника» (стр. I–II). – К сказанному здесь позволяю себе присоединить, что весьма желательно, чтобы настоящий песнопевный сборник, вместе с известными „Духовными псальмами, собранными в назидание христиан» иеромонахом Владимиром Мусатовым, и другими подобными, явился сильным противовесом тем нелепым часто сборникам песен для народа, которые в громадном, в подавляющем множестве изданы и доселе распространяются безо всякого стеснения повсюду, иногда в самых глухих, захолустных весях Руси православной, причем до последнего времени такие издания и однородные с ними – гадательные книги, сонники, оракулы, соломоны и подобные во многих местностях являлись единственными книгами для чтения и для пения и часто для нежелательных сборищ легкомысленной праздности. И не только для школьного употребления или для монашествующих потребны издания, подобные вышеуказанным „Лептам» и „Псальмам», – желательно повсюдное их распространение, и они, несомненно, имели бы весьма благотворное влияние на слишком падающие ныне нравы народные, мало поддающиеся влиянию церкви и школы. А известно, каких прекрасных результатов достигал в этом отношении приснопамятный о. Макарий, столь много потрудившийся и для сего истинно жизненного дела и подавший нам пример для подражания ему в этом. Уже из тех Болховских записей, которые приведены мною выше, неоднократно было видно, как о. Макарий любил церковное и вообще религиозное пение, как любил он собирать вокруг себя детей и, вместе с обучением их молитвам и грамоте вообще, между прочим, обучать их церковно-славянскому чтению и пению, причем и сам пел с ними и в этом находил высокое духовное наслаждение. Подобным образом и в пределах далекого Алтая он любил собирать вокруг себя новокрещенных туземцев, и детей, и взрослых, и обучал их тому же и сам пел с ними, сопровождая пение музыкою и сам перелагал свои собственные стихотворения и стихотворения других на ноты, а равно и других приглашал к сему. В этом отношении особенно памятными остались для меня следующие строки из „Писем» о. Макария, которыми на время ссудил меня достопочтенный о. Архимадрит Иоасаф (Мценский), признательный ученик о. Макария, и которые с величайшим удовольствием прочтены мною в текущем 1896 году, с остановлением особенного

внимания на некоторых из них. В одном из своих писем с дороги из Москвы на Алтай (и именно во 2-м письме к П. П. Д. из Казани, от 9 апр. 1840 г.), о. Макарий между прочим пишет следующее: 10 марта (1840 г.) „Был ямщиком у нас один отрок, по-видимому непорочный и благонравный, который пением гимнов церковных и сам увеселялся богоугодно, и нам предлагал сладчайшее

утешение, от которого сокращались и пространство, и время. Как мне было приятно слышать в этих чувственных звуках пение духа, возносившегося к Богу, без ведома тщеславной самости, в искренности и простоте, правильное и естественное, и притом как-то чистое и любезное неизъяснимо, не ищущее нравиться человекам, но приятное Богу, Богом благословляемое и привлекающее к Богу сердца человеческие. „Слава в вышних Богу!» – пел этот жаворонок в высоте своей, и мне казалось, что искусственные концерты никогда так не радовали меня, как пение юного земледельца; дьячок приходской церкви учил его грамоте. Не правда ли, что грамота далась ему на славу Божию, на украшение и назидание церкви и на пользу души его? Не правда ли, что те сделали доброе, богоугодное дело, которые наделили его умением читать Псалтирь и

Евангелие, священную историю и катехизис, и петь: „Слава в вышних Богу»? О, да устыдятся мнений своих те боязливые, которые хотели бы удержать земледельцев наших во мраке невежества! Но несмотря на крик их, тьма уже проходить, и свет истинный уже сияет» (1Ин. 11:8). (Письма покойн. Миссион. Архим. Макария бывш. начальн. Алт. дух. Миссии. Москва 1860 г., ч. II, стр. 14–15). – Как жаль, что „ Письма» о. Макария, из которых только что приведены мною такие прекрасные строки, составляют ныне библиографическую редкость! И как бы хорошо было, если бы, в виду предстоящего 50-летия со дня кончины их автора, эти письма изданы были вновь или нашею Архивною Комиссиею, или Орловским Петропавловским Братством, или Болховскою Оптиною пустынью, в которой почивает о. Макарий, или Алтайскою духовною Миссиею, или Спб. Епарх. Комитетом Правосл. Миссионерского Общества, уже заявившим себя особенным сочувствием к памяти о. Макария, или другими подобными учреждениями и обществами, – благо исполняющееся 50-летие со дня кончины о. Макария предоставляет им возможность воспользоваться и правом на это. И было бы грустно и печально заметить такое явление, что исполнившимся 50-летием со дня кончины Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Полежаева и других многие издатели воспользовались для того, чтобы во множестве изданий перепечатать вновь и сделать доступными для всех сочинения названных писателей, а 50-летием со дня кончины о. Макария даже почитатели его светлой памяти не воспользуются для переиздания его

напечатанных уже сочинений и для издания вновь еще ни разу нигде не напечатанных. Это даже будет непростительная оплошность для тех, кто имеет возможность сделать это – и не сделает. Если почему-либо каждое из названных обществ и учреждений не могло бы взять на себя издания всех писем о. Макария, тем более с присоединением к напечатанным ранее еще ни разу не напечатанных, то им можно бы было этот труд разделить между собою, на что, между прочим, и указывал мне однажды о. Архимандрит Иоасаф (Мценский), который высказывал желание, чтобы из общего состава писем о. Макария были выделены и изданы отдельно его письма к монашествующим. Соглашаясь с мнением достопочтенного о. Архимандрита, позволительно надеяться, что или он сам лично, или заведываемый им Мценский Петропавловский Монастырь, могли бы взять на себя материальные расходы по изданию этого отдела писем, распространение которых среди почитателей памяти о. Макария несомненно возместило бы те расходы. Болховской. Оптин монастырь мог бы взять на себя издание других каких-либо отделов писем. Редакция Орлов. Епарх. Ведомостей прекрасно бы сделала, если бы в приложении к своему изданию перепечатала замечательное и довольно обширное письмо о. Макария к М. П. П.. последнее во всем печатном издании писем о. Макария (ч. II, стр. 206 – 234), а Орловское Петропавловское Братство могло бы прийти на помощь Редакции в распространении отдельных оттисков этого письма, тем более, что оно и писано в пределах Орловской епархии (Болхов. 27 декабря 1844 г.) В этом замечательном письме предлагается глубоко назидательный подбор многочисленнейших изречений Слова Божия, служащих к умиротвореннию души страждующей и скорбящей. Для характеристики всего содержания этого письма вот несколько вступительных слов из него. „Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа, Отец милосердия и Бог всякого утешения (2Кор. 1:3), да помилует и да укрепит раба своего в спасительном крестоношении по святой воле Его. Предаю вас Богу и благодатному Слову Его (Деян. 20:32), чтоб Сам Он, Создатель и Искупитель

наш, врачевал раны сердца вашего. – Ничего другого не буду предлагать в утешение, кроме глаголов жизни вечной, изреченных Господом нашим и переданных нам в Святом Евангелии (Ин.

6:67–69), и кроме тех радостных истин, которые Апостолам Его открыты Духом Святым, и которые они возвещают нам не такими словами, коим бы научились мы от человеческой мудрости, но каким научились от Духа Святого» (1Кор. 12:12–13). (Стр. 206 ). – Другие общества и учреждения могли бы взять на себя издание вновь других трудов о. Макария, его „Нескольких Слов», первоначально изданных в Москве в 1854 г., и других, раньше изданных и теперь составляющих библиографическую редкость, сочинений. – Само собою разумеется, что Орловский Ученой Архивной Комиссии предстоит немалый труд по изданию рукописей о. Макария, а также и старых рукописей о нем из Елагинской библиотеки, временно находящихся в ее распоряжении, и каковой труд – несомненно труд благодарный и уже отзывно приветствуемый теми, кто знает ему настоящую цену.

Известно, что во дни своего пребывания в Болхове, о. Макарий между другими книгами, раздаваемыми им его многочисленным посетителям, любил давать Псалтирь Давидову, священными звуками которой издавна была переполнена благочестивая его душа, чутко прислушивавшаяся к чудной гармонии таинственных звуков неба. И в Болхове доселе можно встречать у старожилов книжки Псалтири, подаренной им или их сродичам и знакомым о. Макарием. В настоящую пору, когда Псалтирь, помимо церковного своего употребления, вновь становится особенно важною книгою как в школьном, так и в общенародном употреблении, для изучающих возможно всесторонне жизнь о. Макария интересно будет воспроизвести здесь, как он отзывался о Псалтири в своих сочинениях. Указания на это можно найти в рассматриваемых здесь „Письмах» о. Макария. В одном из них, и именно в 5 письме к Г. Т. М. из Улалы (от 19 февраля 1837 года), он, между прочим, пишет следующее. „Расскажу вам нечто, оставшееся у меня на душе от путешествия моего из России в Сибирь, Приближаясь к Нижнему Новгороду, я увидел впереди ехавшую повозку и услышал, что некто, сидящий в повозке, увеселяется псалмопением. Я подошел и нашел одного средних лет человека, который хотя был покрыт пылью, однако в чертах лица своего имел столь резкое и определенное выражение благородных чувств, правил и свойств души, что я невольно восчувствовал к нему почтение. По приглашению моему, предоставив спокойным волам своим тащить телегу, пошел он со мной пешком, и Святая Псалтирь была первым предметом разглагольствия нашего. Здесь еще раз увидел я свидетельство опыта о истине сего изречения: „Заповедь Господня светла и просвещает очи душевныя»; потому что, хотя собеседник мой не более как служитель при доме одного дворянина, но я не мог без удивления слушать его суждения о предметах Божественных; я видел в его суждениях лучи духовного просвещения, и сие просвещение было прекрасным плодом искреннего упражнения в исполнении заповедей Господних» (I. 209–210). – В другом своем письме, и именно в письме к Н. Д. М. (от 12 июля 1837 г.), о. Макарий такими чертами изображает свое собственное отношение к Псалтири. „Желая соответствовать, – пишет он, – благочестивому усердию вашему к церковной Миссии здешней, которого памятники украшают походный храм наш, представляю вам один псалом Давидов с нотами, по которым вы можете догадаться, как я распеваю его в моих прогулках и в путешествиях по службе. Ноты соответствуют еврейскому тексту, который написан под ними с переводом российским. Мне их разыгрывал в Барнауле на фортепиано один молодой

господин; но он не имел времени поправить мои ноты, дать им установленный законами музыки вид и положить на бумагу аккорды. Все это предоставлено вам, и я осмеливаюсь питать весьма приятную надежду, уверяющую меня, что, восприяв в покровительство ваше и как бы усыновив эти звуки, несущиеся к вам из гор Алтайских, звуки, какие приискал я в душе моей для высокой

песни Пророка, Вы дадите им приличное образование и украшение, соедините с ними священные тоны вашего сердца и пришлете мне нечто похожее на концерт, который мне иногда разыгрывали бы в Барнауле на фортепиано. „ Исполняйтесь Духом, – пишет св. Апостол Павел (Еф. 5:19), назидая самих себя псалмами, песнями и пением духовным, поя и воспевая в сердцах ваших Господу. Душа любящая Бога, истину и добродетель; сердце, веселящееся о Господе, непорочная, светлая, Божиим миром исполненная, совесть, – это органы, из которых Дух Святый любит извлекать неизглаголанные тоны удивления, благодарения, богопреданности, святого томления и печали по Боге, блаженнейшей всякого мирского праздника. Верю, что вам благодатию Божиею дарованы сии драгоценные органы; желаю и молю Бога, да сохранить их неповрежденными и чистыми до конца бесконечного, когда вы будете воспевать Ему хвалу вкупе со всеми Святыми чадами Его в небесном царствии». (I. 217–218). – Таких воззрений на священные песнопения держался приснопамятный о. Макарий, и нам теперь становится вполне понятным, почему, например, в Болхове доселе так памятно для старожилов, что он во дни кратковременного пребывания своего в сем городе любил особенно обучать детей, да и взрослых, сим священным песнопениям; почему там доселе, как великую драгоценность, как святыню, кроме упомянутых книжек Псалтири, ревниво берегут полученную от о. Макария на молитвенную память и в благословение его песнопевную „Лепту», почему, наконец, хранят в рукописях составленную им прекрасную „Песнь о Преподобном Алексии Человеке Божием», экземпляр которой мне обязательно доставлен, не раз упоминавшимся в настоящих записках и столь много доставившим мне собранных им в Болхове записей об о. Макарии, М. А. Венедиктовым; а старое, современное о. Макарию, издание „Лепты», для временного пользования предлагал мне, также упоминавшийся в сих записках, составитель записей об о. Макарии, П. Н. Шавыкин. К сожалению, это издание составляет теперь библиографическую редкость; тем не менее о. Архимандрит Иоасаф (Мценский) обещался доставить мне возможность приобрести в собственность экземпляр этой редкой книжки, т. е. в первоначальном ее издании. – И дальний Алтай доселе памятует о тех отрадных звуках священных песнопений, которыми в духовном восторге и сердечном умилении оглашал его дебри приснопамятный о. Макарий – и тамошняя духовная Миссия достойно чтит его светлую память, издавая отдельными листами лучшие песнопения из его „Лепты», с нотами к ним; как равно достойно почтена уже его память и упоминавшимися ранее „Хоровыми духовно-нравственными песнопениями». Года три тому назад мною было предлагаемо Орловскому Комитету Народных чтений, чтобы он, по мере возможности, для своих целей, в видах нравственно-эстетического и религиозно-воспитательного воздействия на народ, между прочим, пользовался песнопениями и из названного сборника, и мое предложение было обсуждаемо на одном из многолюднейших собраний Комитета и принято во внимание. Было бы весьма желательно, чтобы, в виду предстоящего 50-летнего юбилея со дня блаженной кончины о. Макария, и названный Комитет со своей стороны почтил его память как заблаговременными чтениями о нем и пением его песнопений, так особенно исполнением сего в самый день юбилея, тем более что он приходится в воскресенье, или в ближайший воскресный день. Конечно, тоже самое желательно ожидать и от воскресных собеседований с народом, устрояемых Орловским Петропавловским Братством. Само собою понятно, что Орловская духовная Семинария, в свое время так достойно почтившая столетний юбилей о. Макария со дня его рождения, отнесется к этому также вполне сочувственно, и любители религиозно-нравственных песнопений на торжественном собрании в Семинарии в честь о. Макария вновь услышат чудные звуки его умилительно грустного, прекрасного „Привета Алтаю»: „Алтай золотой! прости дорогой», – отголоски которых, можно сказать, и доселе сладостно звучат в ушах тех, кто имел удовольствие слышать их в образцовом исполнении семинарского хора и оркестра. Можно надеяться, что будут спеты и другие стихотворения, как из названного сборника, напр: „К чему скорбеть, о чем крушиться, о чем мне слезы проливать?», так равно и из отдельных изданий Алтайской миссии в листах, напр. „Урал» : „На высоте Урала я в радости стоял». И несомненно, что все это будет иметь самые благотворные результаты, и юбилейные отголоски Макарьевских песнопений разнесутся далеко-далеко и заглушат нежеланные звуки тех нескромных песен и романсов и других мирских пьес, которые ныне слышатся повсюду и так часто доставляют своим слушателям далеко не эстетическое, а скорее лишь чувственное наслаждение, конечно уж вовсе не воспитательное, не облагороживающее... При этом мне невольно вспоминается, с каким большим наслаждением слушал я пение некоторых из названных стихотворений о. Макария минувшим летом в родном своем селе Старых Дольцах, в день храмового праздника 8 июля, незадолго пред которым получены были мною сборники сих стихотворений из самых пределов Алтая, из Томска, от Преосвящ. Епископа Макария. Звуки песнопений о. Макария невольно западают в душу – и несомненно оттого, что это облагодатствованные звуки. Душа о. Макария воистину была цевницею духовною, разумною Псалтирью, органом Духа Святого. И в одной из присланных мне в дар Преосвящ. Епископом Макарием брошюр просто и естественно, а в тоже время прекрасно указано неточное начало песнопевного настроения благочестивой души о. Макария, предуготованной в жилище Духа Святого еще во дни раннего его детства. „Кроме доброго книжного научения, – говорится в названной брошюре, – отрок Михаил рано стал читать в храме, во время служения родителя (священника), священные псалмы. Вдохновенные хваления царя Давида и ежедневное чтение Евангелия положили начало благочестию жизни Михаила и так вкоренились в сердце юноши, что он смолоду начал ощущать блаженство непрестанно поучаться в слове Господнем». (Слово в день помин. Архимандрита Макария, Свящ. М. Соколова, стр. 5). И замечательно, что на о. Макария ни естественные, ни словесные, ни другие мирские науки не повлияли в том отношении, чтобы поколебать в нем наклонности сердца, стремления духа, убеждения религии, на что так нередки ныне указания многих и многих, утверждающих, что будто

бы религиозные наши верования не могут устоять пред серьезным изучением положительной науки. „Проходя низшую школу в Вязьме, – говорится в названной брошюре, среднюю – в Смоленске, высшую – в Петербурге, о. Макарий с любовию усвоял все разнообразные знания человеческие (между прочим, – прибавим от себя, – временно изучая естественные науки в Казанском Университете). Под руководством естествоиспытателей о. Макарий поучался проникать в тайны Божией мудрости, открытой в видимом мире, и в свое время в разговорах, проповедях и письмах принес эти знания к престолу вечного слова Господа, и многими подобиями и сравнениями уяснял учение слова Божия и возносил умы и сердца слушателей и читателей, возносился и сам от временного к вечному, от ограниченная к безграничному, от прекрасного устроения к Дивному Устроителю и – пел славу Творца. Изучая словесные науки, он, подобно Григорию Богослову, ценил правильное, прекрасное человеческое слово и весьма много потрудился над выработкой изящной речи. Успокоительна, пламенна была его живая речь, увлекательны его письма, рассуждения, дошедшие до нас. Сердечны, восторженны его священные песни, входящие в его сборник: „Лепта». Но наибольшую долю своей жизни о. Макарий посвятил на служение слову Божию, изучая его для себя, благовествуя его неведущим – ближним и дальним. Внимательнейшее чтение слова Божия на языках еврейском и греческом, на которых Господу угодно было первоначально возвестить оное, открывало пред о. Макарием глубину и широту содержания слова Божия и о. Макарий блаженствовал в своем сердце от величия содержания и красоты формы Божественного учения, – он сгорал от желания помочь другим понять на своем родном наречии сладчайшее для сердца слово Господне. День о. Макария был посвящен на исполнение обязанностей – то, как учителя, то, как проповедника, то на тысячеверстные разъезды по делам Миссии. Но ночь темная вся была в его власти. Раскрыв книгу слова Божия, он забывал труд дня и немощь сил. – Преисполненный в душе благодатными утешениями от слова Христова к нему, о. Макарий изливал свое блаженство в молитве, ведомой одному Господу, в письмах – к друзьям и сотрудникам по Миссии, которые мы имеем утешение читать и по ним назидаться. Письма эти проникнуты благоговением, полны картинами и выражениями слова Божия. Но еще пламеннее изливалось благоговение о Макария в его священных песнях, который он слагал в утешение себя и назидание ближних. Полночь, часто и утро заставали его среди тайной смены молитвы, слушания слова Господа, беседы в письмах с ближними. Часто боли сильно сжимали грудь. Встанет, бывало, разглаживает свою больную грудь, а сам начинает умилительно петь любимейшую ночную песнь: „Нощь несветла неверным, Христе, верным же просвещение (светла) в сладости словес Твоих; сего ради к Тебе утреннюю и воспеваю Твое Божество» (там же, стр. 5–6).

Из числа других книг, присланных мне в дар Преосвященнейшим Епископом Макарием, в прекрасно составленной и изданной Спб. Епарх. Комитетом Правосл. Миссионерского Общества:

„ Архимандрит Макарий, основатель Алтайской духовной миссии», внимание читателя невольно останавливают на себе следующие строки, живо характеризующие светлую личность великого миссионера особенно с тех сторон, на которые обращается здесь преимущественное внимание. „Макарий, – говорится в названной книге, – от природы обладал глубоким поэтическим талантом. И его он употребил на служение Богу и в орудие своему обновлению. Всегдашняя борьба с своими недостатками, сосредоточение и упоение всем божественным облекли произведения поэтического таланта Макария дивным и многополезным содержанием. Душевные состояния его изливались в чудных стихах то слезно-покаянных, то восторженно-умилительных.

И что вещали его песни? – Это возвышенные красноречивые проповеди, то раскрывающие пред нами глубины христианской догматика (напр. „Песнь о Таинстве Пресвятой Троицы»), то возбуждающие нас к обновлению чрез слезное покаяние („Песнь покаянная», „Слово крестное», „Песнь из псалма L-го»), то сладостно восторгающие дух наш созерцанием неизреченной любви Божией к роду человеческому („Песнь Богородицы», „Нафанаил»), то представляющие живые образы борцов со грехом за нравственные идеалы и воплотителей богоподобных совершенств („Песнь об Алексии человеке Божием», о „Лазаре убогом», „Песнь Иосифа целомудренного в темнице»). Это светлая панорама, где отчетливо созерцается кроткий величественный лик Божественного Искупителя, сшедшего на землю и воплотившегося, распинаемого и страждущего, очищающего Своею кровию кающееся человечество и дивно прославляющегося во Святых Своих. – Так изливалась душа Макария, напоенная словом и любовию божественными. Тем же духом проникнуты и все его письма и разного рода записки» (стр. 31–32).

Это относительно личного настроения о. Макария. А вот что говорится в той же многосодержательной книге о благотворном воздействии о. Макария на других в рассматриваемом отношении. „В видах развития религиозной нравственности, Архимандрит (между прочим) запретил своей пастве пение как языческих, так и русских светских песен. В замен их он учил распевать антифоны, богородичны – догматики, ирмосы и канты из своей „Лепты». Умилялся слух, по свидетельству очевидца, когда вечером на одном конце улицы раздавалось пение „от юности моея», на другом „всемирную славу», из окон какого-либо дома неслось „на горе святой Фаворской» и т. д. – На религиозно-нравственное образование детей о. Макарий обратил преимущественное внимание. С самых же первых лет миссионерствования – учить молодое поколение грамоте, молитвам и пению стало его любимым занятием. Детей он привязывал к себе почти с колыбели, пел вместе с ними „Господи помилуй» и „аллилуиа», рассказывал им события из Священной Истории, иногда играл с ними, бегал в перегонки, комично подчас показывая вид, что силится перегнать какого-либо пятилетнего пузана, но не может, награждал их кусочками сахара. Школу Архимандрит постарался теснейшим образом связать с жизнию, – поставить так, чтобы она была душой и малых, и взрослых. Чрез детей он воздействовал на просвещение самих родителей. С этой целью ученье ведено было так, что дети передавали своим родителям слышанное и выученное. Самый учебник Макарий постарался составить одинаково полезным и малым, и старым, – такой, чтобы с азбукою славянскою и русскою совместить катехизис краткий, составлений из текстов Священного Писания, и небольшой молитвослов. Его „Начальное учение человеком, хотящим учитися книг Божественного Писания», к сожалению, до сих пор неизданное, заключает в себе, кроме, русско-славянской азбуки, чтения из Священного Писания в форме катехизиса, и некоторые молитвы церковные. Сверх сего, здесь в стихах изложены основания христианского учения о Богопознании и Богопочитании. Кроме этого руководства, Макарий приобретал другие общеполезные книжицы духовно-нравственного содержания, которые дети читали своим родителям» (стр. 52–53). – Наглядное подтверждение всего здесь изложенного в общих чертах, ясно видно в вышеприведенных Болховских записях тамошних старожилов о пребывании в их городе о. Макария и о постоянном, неослабном до последних дней жизни, его учительстве; при чем опытом всей своей жизни он показал, что он всегда стоял на одинаковой высоте и как профессор духовной семинарии, и как учитель народной

школы, как великий Миссионер в пределах далекого Алтая, так таковой же по отношению к внутренней Миссии в самом центре нашего отечества. И во всех отношениях приснопамятный о.

Макарий является примером для нашего подражания. А так как он целою головою стоял выше своего времени, подобно своему великому учителю, Митрополиту Московскому Филарету, и во многих случаях проявлял такую деятельность, высказывал такие мысли, планы и предначертания, которые, встреченные недоверчиво в свое время, становятся вполне применимыми к нашему времени, то нравственный долг обязывает нас, особенно в виду предстоящего пятидесятилетия со дня его блаженной кончины, тщательно прислушиваться ко всему, высказанному им, ко всему, сделанному им, и свято хранить и проводить в жизнь его истинно жизненные заветы. Время теперь к тому самое благоприятное – и то, что занимало чутко отзывную на все благое душу о. Макария, ныне составляет главный предмет миросозерцания и жизнедеятельности всех и каждого, кто желает существенной пользы своему дорогому отечеству. Да будет же память праведного с похвалами, пусть по крайней мере истекшее пятидесятилетие со дня кончины о. Макария научит нас быть более внимательными к его великим заветам, служащим к желанному

возвеличению нашего отечества...

„Свет Христов просвещает всех, – эти последние предсмертный слова о. Макария были девизом, программой деятельности и пастырским завещанием приснопамятного Архимандрита. Вся жизнь

и деятельность его были посвящены именно усвоению и усердному распространению просветительного света Христова. В Боге, в общении и соединении с Ним он поставил высшее счастие и блаженство человека. „Сотворил Ты, Господи, нас для Тебя, и безпокойно сердце наше, пока не успокоится в Тебе» – часто вырывались из глубины сердца его сии слова блаженного Августина. Поэтому – Богопознание, Богоугождение, постоянное нравственное очищение и самоусовершенствование, и распространение Царства Божия на земле, – царства добра, света, любви, истины и чистоты: вот цель жизни о. Макария, к которой направлены были все его помыслы и действия. Глубоко и убежденно проникнутый этими идеями, приснопамятный Архимандрит естественно не мог равнодушно относиться к религиозному невежеству и порочной жизни грешников, где бы и как бы они ни проявлялись. Вследствие сего – обращение ко Христу неверующих, просвещение людей темных и неразумно верующих, исправление грешников – было потребностию и первою заботою его религиозной и любящей души, христиански просвещенного ума. Он посвятил все свои силы духовные и телесные на просвещение, вразумление и исправление ближних и дальних, своих и чужих, и на дальнем Алтае, и в Болхове, и всюду он с одинаковою истинно апостольскою ревностию благовествовал Слово Божие, учил, наставлял, вразумлял, исправлял... Как человеку простому и честному, ему любо и легко было не на учебно-административной службе, а среди, хотя грубого, но, и простого и искреннего народа, где нет никаких других целей и соображений, кроме блага ближнего и царствия Божия. Настоящая и плодотворная сфера его деятельности была на Алтае и в Болхове среди грубого народа, где он беседовал от сердца прямо к сердцу, где недаром тратил он свои слова и задушевные стремления. В этих двух местах в полном блеске развернулась его просветительная деятельность – миссионерская и по переводу Священного писания на русский язык». (Стр. 80–81).

Как жаль, что в нашем читающем обществе редко встречаются в обращении издания, подобные напр, тому, из которого делаются здесь заимствования и извлечения для вящшего охарактеризования дивной личности о. Макария. Весьма часто и во множестве, в преизобильном, в подавляющем множестве можно встретить повсюду всевозможные издания, скорее служащие к удовлетворенно праздного любопытства, чем к увеличению полезных знаний, скорее льстящих чувственности, чем облагораживающих эстетическое чувство. И если бы не различные духовно-просветительные общества, содействующие распространению названных истинно-полезных изданий, последние для многих и многих оставались бы совершенно неизвестными, как и остаются таковыми там, где не обращается должного внимания на просветит. общества. И потому-то, раз ознакомившись с подобным упомянутому изданием, как-то трудно расстаться с ним, не запечатлев так или иначе для себя и для других особенно выдающихся его сторон. И в данном случае, прежде чем выпустить из рук рассматриваемую книжку, невольно хочется поделиться с читателями, до многих из которых когда-то еще она дойдет, следующими строками, прекрасно характеризующими о. Макария. „Неутомимо и безбоязненно пробуждая и призывая, – говорится в упомянутой книжке, – „взявших ключ разумения» к религиозному просвещению русских и подданных инородцев, Макарий сам в себе проявил пример редкостного народного учителя. Служение ближним было потребностью его души. „Я примечаю, – пишет он, – что сам безутешен бываю, когда другим не творю утешения, и что те – мои благодетели приснопамятные, которым Промысл Божий повелевает мне прислужиться каким-нибудь образом» („Письма», ч. I, стр. 42). – „Как человек глубоко убежденный и истинно верующий, он не мог равнодушно относиться к религиозному невежеству, где бы и как бы оно ни проявлялось. Душа его так и рвалась разогнать тьму невежества просветительным светом Христовым, и не было

для него ничего приятнее, как говорить о Божественном, видя слушающих с охотою. – В борьбе с невежеством, он забывал про свои болезни, стараясь просветить несчастного. Его сильно огорчало

равнодушие современных приходских пастырей к народному просвещению. – Будучи сам глубоко ученым и образованным человеком, о. Макарий любил учить и беседовать просто и с простыми людьми. Простая, искренняя и сердечная беседа с простым человеком была всегда приятна для него, – такую беседу он называл обыкновенно „сладчайшею для сердца». – Сам опытный в духовной жизни, внимательно следивший за каждым своим душевным движением и помыслом, он своей беседой умел каждого вводить в тайники его души. Глубокое понимание сокровенных движений сердечных являло в нем прозорливость человека Божия; оттого – то он и

был столь мудрым наставником и опытным руководителем в христианской жизни всех, кто обращался к нему за советом в самых разнообразных и трудных обстоятельствах жизни. Благодаря своей прозорливости (примеры которой в изобилии представлены и в вышеприведенных Болховских сообщениях), он всегда попадал как раз в больное место сердца, и редкое слово его не отдавалось в слушателях слезами умиления и неудержимым вздохом. К нему идешь, – говорит очевидец, – чуть не святым и многознающим, а послушаешь его, так выйдешь с глубоким сознанием своего невежества в деле спасения и с смиренным чувством своей греховности» („Материалы для биогр. Архим. Макария,» стр. 206). И действительно, – почитайте проповеди Макария, прочитайте его „Лепту» – сборник чудных стихотворений, посмотрите со вниманием его письма, которые суть не что иное, как глубоко назидательные проповеди, и вы представите себе, почему так говорил очевидец. Вам вполне понятен станет и постоянный призыв Архимандритом каждого к самоуглубленно, к беспристрастному заглядыванию в „Зеркало своей совести», к сдержанности в словах и поведении, к внутреннему духовному обновлению. В „Словах», „Лепте», „Письмах» и „Записках» Макария – интересный и поучительный сборник советов, поучений, наставлений, касающихся житейских обстоятельств, искушений, неприятностей, огорчений. При таком глубоком и верном понимании духовных нужд и потребностей человека, при умении подействовать на чувствительную и отзывчивую струну, при

умении удовлетворять возбужденным душевным запросам, Макарий влиял на народ неотразимо, благодетельно, (и опять, вышеприведенные Болховские записки вполне подтверждают и это). Вспомним, как учил он задушевно молиться в церкви, как врачевал застарелые греховные раны, как учил христианскому обхождению между собой и с детьми, как словом увещания побудил на

Алтае Сайдыбских казачек оставить мирские песни и заменить их пением кант из „Лепты», а Пасху провести в изучении грамоты, как в Болхове уничтожил вредный полуязыческий обычай между девицами, и т. п. Кто знает, – сколько, благодаря своему народному учительству, Макарий отер слез угнетенным бедностию, скорбями, сколько предупредил преступлений, положив в озлобленных, и нравственно слабых зачатки новой жизни; сколько отцев и матерей научил гуманному обхождению с детьми; сколько детей обязано ему своей грамотностью и религиозно – нравственным воспитанием... Недаром так горько оплакивалась потеря любимого наставника в надгробном слове (Болховского) Протоиерея Димитрия Семеновича Попова (дочь которого, здравствующая ныне Анна Димитриевна, была в замужестве за недавно скончавшимся Орлонским Протоиереем М. А. Позднеевым). Потерю его почувствовали и в высших сферах нашей Церкви. В отчете Обер-Прокурора Св. Синода за 1847 год читаем: „Между совершившими земное поприще надлежит упомянуть об Архимандритах и настоятелях монастырей: Ставропигиального Ростовского, Яковлевского, Димитриева – Иннокентии, и Болховского Троицкого – Макарии, которые по своему духовному просвещению и высокой внутренней жизни стяжали всеобщее уважение, посвятив все дни свои назиданию, утешению и утверждению народа в благочестии «(стр. 102–105).

Книжку, из которой только что приведены здесь живые черты, характеризующие личность о. Макария, жизнеописателю великого миссионера следует иметь в виду как одну из лучших в этом

роде и, во всяком случае, ее нужно поставить или наряду, или по крайней мере непосредственно вслед за прекрасными „Материалами для биографии»? о. Макария, уже два раза изданными Д. Д. Филимоновым после предварительная напечатания оных в „Православном Обозрении», в приложениях к которому, как известно, печатались и Макарьевские переводы различных книг Свящ. Писания.

Книжка, под заглавием „ Архимандрит Макарий, основатель Алтайской миссии» (Томск 1892 г.), изложена очень просто, в доступной для каждого форме. Между прочим, в ней обращает на себя внимание читателя то обстоятельство, что вместе с русским текстом она напечатана и на одном из алтайских наречий русскими буквами. В тоже время, будучи особо напечатана и на одном русском языке, всего на 16 страницах, по своей доступной цене она может быть особенно рекомендуема для приобретения теми почитателями памяти о. Макария, которые пожелали бы ко дню его

юбилея приобрести ее в возможно большем количестве экземпляров для бесплатных напр, раздач народу, ученикам народных школ и т. п. Не останавливаясь долго на этой книжке, нельзя не отметить, что в ней особенно живо изображается, как о. Макарий трогательно прощался с Алтаем при своем отъезде из Миссии в Болхов. При новых изданиям книжки хорошо бы было напечатать в ней то вышеупомянутое стихотворение о. Макария, в котором выражены его чувства при прощании с Алтаем.

„Жизнеописание Архимандрита Макария (Михаила Глухарева), Основателя Алтайской Миссии», составл. Студ. Спб. Д. Академии Михаилом Макаревским, написано с живым чувством и невольно

увлекает читателя своим прекрасным изложением. И на этой книжке не останавливаясь долго, нельзя не отметить некоторых ее, невольно заинтересовывающих внимание читателя, частностей. Наприм., в ней с благоговейной любовию к о. Макарию автор именует его „апостолом Алтая»; подробно останавливается на изображении дивных красот Алтая, который „великолепен как Афон», что это „горы Божии». Особенно рельефно в этой прекрасной книжке представлен характернейший и глубоко – проникновенный отзыв об о. Макарии, сделанный бывшим его учеником, Высокопреосвященейшим Афанасием (Соколовым), Архиеп. Казанск. Здесь же обстоятельно указывается на то, каким обширным языкознанием обладал приснопамятный о. Макарий и как это языкознание пригодилось ему в его необычайно разнообразной деятельности. „Уже с семи лет, – говорится в рассматриваемой книжке, – он мог заниматься переводами с русского языка на латинский и восьми лет выдержал экзамен прямо в третий класс („Инфима») Вяземского духовного училища. – В Академии (Спб.) студент Глухарев среди лучших из своих товарищей выделялся своим трудолюбием и отличными успехами, своею привязанностию к изучению истории и языков. Особенно серьезно занялся он изучением древне-еврейского языка и скоро овладел вполне этим языком: он усвоил себе самый дух этого восточного языка, все его особенности, обороты и тонкости. И только столь совершенное знание древнего еврейского языка дало впоследствии смелость о. Макарию взять на себя великий труд перевода святой Библии с еврейского языка на русский». (Стр. 10–11). Он „был – отличным знатоком нескольких древних и новых языков (еврейского, латинского, греческого, немецкого, французского, отчасти – английского и итальянского, а также – татарского „теленгутского„ языка); по латыни и по-татарски он свободно говорил, и мог изъясняться по-немецки, по-французски и по-еврейски. Вообще о. Макарий имел замечательные способности к языкознанию, что для миссионера составляет одно из условий первой важности. Будучи уже почти 40-летним, он принялся за изучение незнакомого алтайского (теленгутского) языка – и в скором времени вполне овладел этим языком, составил грамматику и словарь (до 300 слов) теленгутского языка и перевел на него почти все Евангелие, многие места из ветхозаветной Библии и краткое изложение православного

вероучения для обращавшихся в христианство алтайцев. – Особенно известен о. Макарий, как переводчик святой Библии с древнего еврейского языка на русский и, частию, на инородческое алтайское (теленгутское) наречие. Дело перевода Библии на русский язык составляло для о. Макария любимейшее занятие, которое он продолжал до конца своей жизни и которому посвящал свои досуги от миссионерских трудов – вечера и ночи... Любимою заветною мечтой о. Макария было – дать русскому православному народу в руки св. Библию на его родном, всем понятном, языке» (стр. 6–7).

Брошюра: „К столетней годовщине со дня рождения основателя Алтайской Миссии, Архимандрита Макария (Глухарева)», М. Л., преследует цель „оживить в нашем сознании его образ, чтобы, глядя на его дорогую тень, научиться, как надо быть человеком и христианином», и отличается главным образом не фактическим изложением жизнедеятельности о. Макария, а, так сказать, освещением ее, анализом, обстоятельною характеристикою ее в связи с рельефным изображением личности о. Макария, считая это „лучшею данью уважения к памяти знаменитого делателя на ниве Христовой», (стр. 1). Между прочим, здесь обращается внимание на следующие характеристические черты в личности о. Макария. Любознательность на всю жизнь осталась господствующею чертой в настроении Михаила Яковлевича (мирское имя о. Макария); с нею же он является пред нами и на школьной скамье. Исправно приготовить урок – было кажется главной его заботой, поглощавшей все его детское внимание (еще в Вяземском духовном училище). – Любовь к науке Мих. Яковл. понес с собой и дальше. Он прекрасно кончает курс в Смоленской духовной Семинарии и, как даровитый юноша, посылается начальством в Петербургскую духовную академию. Здесь Глухарев с успехом занимался изучением различных наук и даже таких, как история и языки, которые в ту пору не пользовались уважением духовного юношества. Такая широкая любознательность доставила ему особенное расположение ректора академии Архимандрита Филарета, впоследствии Московского Митрополита. Благодаря своей

любознательности, которая относилась с одинаковым вниманием ко всему, что предлагала школа, студент Глухарев усвоил себе просвещенный и широкий взгляд на вещи. Он не замкнулся в тесную скорлупу специалиста и не пренебрегал ни одной из наук, справедливо находя в них торжество и силу человеческого ума; он глубоко уважал все человеческие познания. – Многостороннее образование Мих. Яковл. не было простым накоплением разнородных познаний; кроме развития и укрепления ума, оно сослужило ему еще другую, столь же важную службу: очищало и возвышало его сердце, помогало постановке и разрешению вопросов нравственного свойства. – Укрепленный образованием ум и, твердо поставленная в соответствие

идеалу, воля произвели свое действие. Самые прихотливая обстоятельства и самая неожиданная новизна дела не могли застигнуть Мих. Яковл. врасплох: он в состоянии был найтись среди самого

изменчивого потока случайностей, потому что всегда оставался верен себе, всегда следовал голосу неусыпного своего руководителя – совести или долга. Современники видали его в разных должностях и службах, но они не могли, конечно, не засвидетельствовать, что с переменою их Мих. Яковл. оставался неизменным, умея всюду находить одну свою прямую дорогу. – Вот в каких чертах восстает пред нашим воображением человеческая тень Мих. Яковл. из немногих уцелевших полуразрушенных воспоминаний о нем. Но эта тень становится яснее и оживляется по мере того, как к ней присоединяются христианские черты» (стр. 3–8). Далее анализируются и фактически подтверждаются следующие черты из нравственного облика великого миссионера, которые, как и те, представляются здесь в кратких извлечениях. „Кротость, благочестие и смирение – эти важнейшие качества христианина – отличали Мих. Яковл. с самых ранних лет. Они помогли ему усвоить все лучшие стороны нашего школьного воспитания и не вызывали в нем того пагубного противодействия, какое к несчастию встречается среди молодежи всех времен. Он вовсе не почитал для себя унижением быть послушным и откровенным пред своими воспитателями; его, напр., христиански – сыновние отношения к ректору академии не только заслуживают упоминания, но и должны быть поставлены в образец. Сам он так говорит об этом: „Я отдал свою волю вполне Преосвященному Филарету, ничего не делал и не начинал без его совета и благословения и почти ежедневно исповедывал ему свои помыслы». „Какие быстрые успехи сделало бы наше воспитание, если бы наши низшие и высшие школы были наполнены подобными людьми! Благодаря своему доверчивому отношению к воспитателям и неизменному благочестию, Мих. Яковл. счастливо прошел тот возраст, в который увлечение часто подвергает молодых людей разным опасностям. С окончанием дней школьной опеки, оказалось, что христианские начала уже глубоко вкоренились в душе Мих. Яковл. Он был образцом благочестия, простоты и воздержания в жизни, скромности, смирения, трудолюбия и той непреклонной прямоты, которой всегда обладают люди непоколебимых, твердых убеждений. Вместе с тем в нем с особенной силой стало обнаруживаться еще одно весьма высокое и вполне христианское качество – уважение к человеческой личности. Это уважение не было похоже на ту вежливую снисходительность, с какою люди склонны бывают скорее послабить пороку, чем удержать от него, но выражало собою христианскую любовь, которая ревнует о благе ближнего, с полною, разумеется, справедливостью почитая таким благом спасение его души» (стр. 8–9). „С такою заботливостью старался о. Макарий воспитать в себе лучшие качества, выжать, выражаясь его языком, всю сырь, сознание которой, очевидно, ни на минуту не позволяло задремать его совести. Между тем, Господь уготовлял великое дело, в котором окрепшие духовные силы о. Макария нашли самое высокое приложение». О. Макарий становится миссионером. „Так собственные желания и стремления, в связи с внешними обстоятельствами, направляемыми рукою Всевышнего, доставили наконец Архимандриту Макарию способ завершить свое духовное развитие и избрать служение, в котором он до сих пор продолжает быть образцом, по тому в высшей степени христианскому духу, каким отличалось оно. Если Господь определил инородцам Алтая иметь в будущем свою историю, то, несомненно, впоследствии они прославят о. Макария, как человека, который ввел их в семью христианских народов, энергически вырвав не только из рук грубого язычества, но и тяжелого гнетущего варварства. Проповедь о. Макария была не одним только научением христианской вере, нет – она являлась полным христианским просвещением края, он разом положил там начатки и гражданственности, и обращения ко Христу, воссоздав, таким образом, в своей деятельности гражданственно – религиозное значение древнерусского монастыря. Он поставил миссию на самых широких основаниях. Здесь поучителен каждый шаг о. Макария. Обладая самыми незначительными сведениями в татарском языке, он однако не хочет терять времени и быстро приступает к своему делу. Несколько случаев бесед с инородцами и счастливого обращения некоторых из них в Христову веру дают уже ему возможность лучше овладеть местными наречиями. Он спешит воспользоваться этим обстоятельством и приступает, так сказать, к закладке местной духовной письменности. В самом обращении инородцев о. Макарий является в полном смысле „ловцом человеков», который не выжидает спокойно или беспечно благоприятного случая, а сам ревностно отыскивает его. Он ищет и ловит людей и, раз встречается с ними, уже все случаи и обстоятельства почитает благоприятными, во исполнение слов апостола, повелевающего проповедовать „благовременно и безвременно». Как выше было замечено, о. Макарий не ограничивался одним преподаванием язычникам учения веры, а старался подвергнуть жизнь каждого инородца всестороннему изменению. Он ревностно следил за недавними христианами во всех проявлениях их жизни: во время труда, молитвы и отдыха.

Труду инородцев он всегда стремился дать полезное направление; что же касается молитвы их, то он с особенною строгостию следит за исправным посещением воскресных и праздничных служб.

Как от мужчин, так женщин и детей он требовал непременного присутствия за вечерними и утренними службами в указанное время, и уклонение от них отнюдь не допускалось без уважительных причин. Каждого члена своей паствы, простиравшейся потом до семи сот человек, о. Макарий знал в лицо; а потому он легко мог заметить отсутствующих во время службы. Если это

случалось за утреней, которую он имел обыкновение совершать довольно рано, то во время обедни нерадивые подвергались строгому выговору и горьким упрекам от о. Архимандрита; тут же им назначалась и соответствующая епитимия, напр, поклоны. Иногда после строгих внушений смиренный о. Макарий сам сочтет себя виноватым, поклонится провинившемуся в ноги и, испрашивая прощения за обиду, Именем Божиим увещевает усердно посещать службы. Время отдыха от трудов, которое люди спешат обыкновенно отдать какому-нибудь развлечению, также не ускользнуло от внимательного глаза ревностного о. Архимандрита. Он хочет занять праздное внимание христиан предметами назидательными, то посещая жилища своих пасомых и проводя с ними время в благочестивых беседах, то приглашая их для этого к себе; причем грамотным он раздавал разные назидательные книги для чтения вслух на других подобных собраниях. Плодом его забот – дать людям христианский отдых и явился потом сборник кантат духовного назидательная содержания с переложением на ноты; этот сборник называется „Лептой» и до сих пор продолжаешь оказывать незаменимую услугу лицам, ищущим в отдыхе не праздного препровождения времени, но пользы и назидания. – Не менее взрослых заботами о. Макария окружены были и дети. Он относился к ним с искусством мудрого и опытного воспитателя. Обучая многих из них грамоте, он обращал внимание на тех, которые почему-либо не имели возможности принимать участие в его школьных занятиях. – При этом он умел не только сообщать им легкость, доступность, но и сделать их приятными: не стыдился вступать с детьми в игры, чередуя, таким образом, отдых и занятия. По рассказам очевидцев, он сам становился в это время как бы ребенком: до такой степени его чистая душа радовалась при виде детского веселья. Дети непосредственно понимали искренность его чувства, его доброту и неподдельную любовь к себе и охотно делили с ним часы своих забав. – Но особенным вниманием о. Макария пользовались дети несчастные, лишенные почему – либо надлежащего ухода и здорового питания. Для них он делал обыкновенно все необходимое. – Так, мы видим, о. Макарий дал рождение всем отраслям бесконечно полезного миссионерского дела: распространению Христовой веры, введению полезных знаний, письменности, школьному делу и, наконец, делу благотворения. Уезжая с Алтая 4 июля 1844 года на покой, он покидал организм миссии, народившийся уже во всех существенных частях. Все, что приобрела она впоследствии, было простым развитием того, что было придано или сообщено ей частию его прямою деятельностию, а частию в мысли, перешедшей, как драгоценное наследство, к его преемникам». (Стр. 10–17). – Последние годы жизни Архимандрит Макарий провел в (Болховской) Оптиной пустыни, в качестве настоятеля этого монастыря. На новом месте он вовсе не отдыхал от миссионерских трудов, а напротив – с прежним жаром продолжал их, по опыту зная, как „неизлишне быть, – говоря словами Митрополита Филарета, – миссионером и среди православных». (Стр. 17).

На первых же порах по своем прибытии в Болхов, о. Макарий „просил, чтобы граждане сами приходили к нему и детей своих приводили учиться. С тех пор монастырь стал наполняться множеством желающих послушать наставлений о. Архимандрита и научиться от него. Он отдался новому делу со всем жаром своей пылкой природы и ревностно занялся научением народа в храме и у себя в покоях... и часто беседовал с своими слушателями более пяти часов сряду». (Стр. 18). В заключение, почтенный автор воспроизводимой здесь в общих чертах брошюры высказывает следующие мысли. „Кончая наш краткий очерк, – говорит он, – еще раз взглянем на то лицо, образ которого мы старались воспроизвести в своем слабом и несовершенном опыте. Мы вспоминаем в лице Архимандрита Макария человека и христианина. Как человек, он представляет образец разумного, а главное – духовно-нравственного отношения к жизни, подавая пример того, как из животного прозябания возвысить ее до степени служения идеалу; как христианин, он представляет пример глубокого уважения к человеку, искреннего и горячего участия к благу ближнего; благо это – есть его спасение. Свое высокое, всестороннее просвещение и богатые духовные силы о. Макарий беззаветно отдал делу спасения ближнего, указав тем наилучшее применение христианской науки и христианского образования. О нем с полною справедливостию можно сказать: он не зарыл данный ему от Бога талант, но возвратил его с громадной прибылью. Позволительно надеяться, что далеко не одна христианская душа вознесла о нем горячую молитву ко Господу, обязанная его неусыпным трудам получением какого либо духовная блага – в виде ли последования Христовой вере, или разумного усвоения ее. О, если бы его пример нашел себе достойных подражателей»! (Стр. 19).

Какое великое было бы приобретение для школ различных ведомств и всевозможных типов, если бы брошюры, подобные рассмотренной здесь и представленной в извлечениях, занимали в их ученических библиотеках подобающее место! Как это было бы воспитательно, и как было бы назидательно для учащихся, и куда как полезнее многих и многих вымышленных иногда рассказов и очерков на педагогические темы!... Какую драгоценность и вообще для народного чтения составили бы подобные брошюры, на которых мы нарочно остановили здесь довольно долго свое внимание и из которых сделали не мало извлечений самого существенного в них – с тем, чтобы не одними только своими словами более живо изобразить дивную личность приснопамятного о. Макария, юбилей которого мы собираемся молитвенно справлять... Как видно уже из одного перечня вышеупомянутых и изложенных брошюр, Алтайская миссия достойно почтила память своего великого основателя между прочим и этими изданиями о нем, хотя они и далеко не исчерпывают всего того, что сделано оною миссиею для достойного почтения со своей стороны его памяти. Несомненно, и Орловской епархии, в которой о. Макарий

в свое время так сказать показал пример учреждения и образцового ведения внутр. миссии следует достойн. образом почтить почивающего в недрах ее земли великого и неустанного труженика для ее истинной пользы. Это тем более благовременно, что вопрос о внутренних миссиях в настоящую пору является особенно важным вопросом нашей церковно-общественной и религиозно-нравственной жизни. Между прочим, в частности, было бы весьма желательно, чтобы ко времени празднования предстоящего юбилея о. Макария и в нашем Орле, и в Болхове не было недостатка в тех изданиях о нем, о которых была у нас речь в предшествовавшем изложении, и чтобы они, наряду с тем, что будет издано к тому времени о нем и у нас в Орле, и в других местах, получили надлежащее распространение среди почитателей его памяти и тем сильнее запечатлели в их сознании светлый его образ, достоподражаемые черты его жизнедеятельности. Иначе и спразднованный юбилей останется лишь смутным воспоминанием у тех, кто не имел возможности обстоятельно изучить жизнь о. Макария и заблаговременно проникнуться благоговением к его памяти.

В заключение обозрения книг и брошюр об о. Архимандрите Макарии, полученных мною от Преосвященнейшего епископа Макария несколько слов об „Автобиографии миссионера Алтайской духовной миссии, Священника М. В. Чевалкова», под заглавием: „Памятное завещание». Эта весьма интересная и глубоко назидательная по своему содержанию книга есть оттиск из 10 №№ „Православного Благовестника» за 1894 г. По словам редакционной заметки – это „автобиография престарелого миссионера Алтайской миссии, священника Михаила Васильевича Чевалкова, современника и ученика блаженной памяти основателя сей миссии, о. Архимандрита Макария. Она написана на алтайском языке и носит заглавие: „Ундулбас – кеерес». Перевод сделан Преосвященнейшим Макарием, епископом Томским и Семипалатинским. Статья представляет собою богатый и не бывший еще в печати материал для характеристики личности о. Архимандрита Макария, в особенности для обрисовки его внутреннего мира» (стр. 1). По этой книге, между прочим, можно проследить, как приснопамятный о. Макарий постепенно воздействовал на ту личность, которую имел в виду присоединить к Христовой вере, как затем последовательно утверждал ее в сей святой вере и возводил от силы в силу, а вместе с тем и старался делать ее полезною для того великого дела, которому он служил так беззаветно, ради которого не щадил своих сил. Из книги о. Чевалкова усматривается и то, каким образом о. Макарий содействовал и внешнему благоустройству обращаемых им ко Христу Алтайских инородцев, о которых всегда имел воистину отеческие заботы. Наглядно раскрывается в этой книге и то, при каких обстоятельствах о. Макарий изучал Алтайский язык, как переводил на него Богослужебные, Священные и другие душеполезные книги, необходимые для новокрещенных; как он радовался, когда замечал у кого любовь к слову Божию, как молитвенно благословлял таковых книгами Священ. Писания и другими хорошими книгами, принимаемыми теми с величайшим благоговением. С достаточною обстоятельностию изображается в этой книге и то, как о. Макарий учил свою паству молиться Богу, с каким настроением посещать храм Божий, как он и сам любил услаждать свою душу пением духовных псальм из своей „Лепты», как располагал к этому и других; как он пользовался всяким случаем для того, чтобы назидать окружавших его, делал это во время своих поездок по делам службы, во время уединенных про гулок по полю ради отдыха, который не желал иметь праздным, а пользовался им для наставительных бесед с сопровождавшими его. Одним словом, в этой интересной книге личность о. Макария представляется особенно живо, и это потому, конечно, что речь об о. Макарии ведет человек, лично знавший его, его ученик и ближайший сотрудник и затем продолжатель его великого дела, беспредельно благоговеющий пред его светлой памятью и желающий запечатлеть ее и в сердцах своих детей и внуков. В этом отношении рассматриваемая книга особенно важна и интересна, и по своему содержанию она много подходит в содержанию тех записей об о. Макарии Болховских старожилов, которые буквально приведены в значительном количестве в начале настоящих сообщений об о. Макарии. Можно сказать, что как те записи особенно наглядно характеризуют личность о. Макария во время пребывания его в Болхове, так и рассматриваемая книга живо изображает личность о. Макария во дни пребывания его в пределах Алтая. Почему жизнеописателю о. Макария нужно особенно дорожить теми и другими сведениями о нем, как сведениями, идущими от лиц, непосредственно знавших его и навсегда запечатлевших его светлый образ в своей благодарной памяти... Позаимствую несколько строк об о. Макарии и из этой прекрасной книги, присланной мне из далеких пределов величественного и дивно-прекрасного Алтая, о котором еще лет 12–15 тому назад с одушевленною восторженностию писал мне принимавшиий участие в Алтайской миссии мой товарищ по Академии А. Н. Голубев, давший мне дружески-товарищеский совет письменно обратиться по вопросу об о. Макарии к его высокочтимому соименнику, Архипастырю Томскому. „В один день вечером, – рассказывается в рассматриваемой книге, – о. Макарий у себя в доме, с послушниками своими напившись чаю, пел из „Лепты». Я тогда еще грамоте не учился, – говорит о себе самом о. Чевалков. – Я с удовольствием слушал их пение. По окончании пения, о. Макарий подошел ко мне и спросил: „Здоров ли сын твой – Григорий»? – „Здоров», – ответил я. О. Макарий сказал: „Отчего твой мальчик так красив»? Я молчал. А он прошел в передний угол, потом воротился назад и ставши возле меня, сказал: „Если у тебя будут дети, отдашь ли ты их на служение Богу»? Я ответил: „Если будут двое, я одного отдам». О. Макарий сказал: „Ты говори: если Богу угодно будет, то всех отдам»! Сказавши это, он спросил послушника Степана Васильевича: „Ты слышал? Вот он обещал, что, если будет у него двое детей, то одного из них он отдаст на служение Богу». Он благословил меня. – Возвратившись домой, я нашел сына своего больным, а на следующий день он отошел и Господу. Когда он помер, я пришел к о. Макарию, и только что я вошел в двери, он спросил: „Здоров ли Григорий Михайлович»? Я сказал: „Отошел к Богу». О. Макарий перекрестился и сказал: „Слава Богу» ! А мне сказал: „Ты не скорби: он за тебя будет Богу молиться; ты же после будешь радоваться. У Бога осталось милостей еще недарованных больше, чем сколько дано» (стр. 28–29). А вот как в этой книге излагается трогательная беседа о. Макария с окружавшими его перед его отъездом из Алтайской миссии в Болхов. „В один день, – пишет о. Чевалков, – меня позвали с пашни. Прихожу: сидят много людей. О. Макарий, благословивши меня, сказал: „Я теперь еду в Россию, – назад не возвращусь; вы за меня грешного молитесь Человеколюбцу Господу Иисусу Христу. Я вас не забуду и буду за вас молиться». Сказавши это, он прослезился. Мы, видя его слезы, не могли удержаться и заплакали. Когда мы плакали, о. Макарий сказал: „Не плачьте, братие; у нас всех Отец Иисус Христос; не будем от Него отлучаться. Если мы от Него отлучимся, то это будет и худо, и горько. Тогда будет такое горе, что люди непрестанно будут плакать и никто не утешит; будут непрестанно скрежетать зубами, и никто не избавит их от этой скорби. Вы думаете, что я ухожу от вас и уже никогда не увижусь? А я думаю, что увидимся с вами в царствии небесном. Молитесь друг за друга, любите друг друга, ибо Бог есть Любовь. Он всех любит; так и вы всякого человека любите, как себя. Я желал бы вместе с вами жить на небесах». Когда он сказал это, из глаз его брызнули слезы. Видя его слезы, и мы не могли удержаться и плакали. О. Макарий сказал: „Теперь вашим отцем будет о. Степан. Я оставляю его вместо себя и призываю на вас Божие благословение. Пусть он учит вас во Имя Божие всякому добру. Как вы меня слушали, так и его слушайтесь». Так о. Макарий до самого отъезда учил нас доброму, подобно тому, как отец, умирая, дает наставление своим детям. Он уехал. Мы, оставшись после него, плакали, подобно сиротам, лишившимся своего отца» (стр. 21–22). Как напоминает только что изложенное все то, что в таких подробных чертах встречается и в вышеизложенных Болховcких записях об о. Макарии! Всюду он был любим всеми, всюду любил всех, всюду оставил по себе светлую память, всюду молятся за него и – веруем – он сам молится за всех.

В представленных мною раньше сего в Архивную Комиссию Макарьевских бумагах из Елагинской библиотеки неоднократно упоминается о Екатерине Феодоровне Непряхиной, которой принадлежат и записки об о. Макарии, находящиеся в числе тех бумаг. Нахожу не излишним привести здесь некоторые сведения об этой личности, усмотренные мною на страницах „Истор. Вестника» в „Воспоминаниях М. Д. Францевой» (за 1888 г. кн. 6). „В круг наших Тобольских друзей, – говорится в этих „Воспоминаниях», – входили и другие прекрасные личности; не могу не упомянуть о наиболее выдающейся из них, именно, о нашей хорошей знакомой Е. Ф. Непряхиной, которая была олицетворенная доброта и любовь к Богу и человеку. – По своему любящему сердцу она, если могла кому-нибудь помочь, ни в чем не отказывала. Она была ученицей или, вернее, духовной дочерью известного Алтайского Миссионера Архимандрита Макария и была даже им тайно пострижена в монахини, по благословению Моск. Митроп. Филарета, лично ее знавшего. Имея на руках престарелую, впавшую в детство, старушку-мать и все хозяйство, она не могла, несмотря на свое влечение, удалиться от людей и идти в монастырь для служения Богу, почему по благословенно Архим. Макария оставалась монахиней тайною от света, носила полумонашескую черную одежду и исправляла, конечно дома, все монашеские келейные правила, ходила каждый день в церковь, призревала разных бедных девочек сирот, учила и впоследствии отдавала замуж. – Получив хорошее образование и от природы очень умная, она имела много друзей – и вела с ними постоянную переписку. В ее красивом лице выражалось что-то ангельское, доброе и приветливое. Е. Ф., несмотря на свои уже немолодые лета, по совету о. Макария, принялась изучать французский язык, и часто шутила над собой, говоря: „Вот как Господь смиряет меня старуху, поставив в ученицы наряду с молодыми» (стр. 610–612). „Упомянув об о. Макарии, считаю уместным, – говорит далее г-жа Францева, – сказать об этой замечательной и редкой личности все то, что имела случай об нем узнать» (стр. 612). Далее сообщаются уже известные нам или общеизвестные сведения об о. Макарии. Затем сообщается следующее. „Ему обязательно нужно было приезжать раза два в год в Тобольск для приобретения всего необходимого для походной церкви и двух устроенных им школ. Эти поездки дали мне случай познакомиться с ним у его духовной дочери Е. Ф. Непряхиной. Он избегал всякого нового знакомства; но по неотступной просьбе Е. Ф-ны в 1845 (?) году согласился быть в двух домах, Фон-Визиных и Черепанова, тогдашнего прокурора, который из светского человека сделался христианином, и E. Ф-на надеялась влиянием о. Макария утвердить его в колеблющейся вере. Замечательна была простота его обхождения, так что не будь на нем монашеской рясы, его можно было бы принять за мирянина; одним лишь резко отличался он от мирских людей: какой бы пустой ни начался разговор, он от него не уклонялся, но, приступая к нему, тотчас же обращал его в духовную беседу, в которой речь его лилась так плавно, обильно и назидательно, что трудно

было оторваться от нее. Он провел один вечер у Фон-Визиных, где, кроме хозяев, находилось еще несколько человек самых близких, и с 8 часов вечера до 4 часов утра, когда зазвонили к утрени, он не переставал говорить на избранный текст Св. Евангелия от Иоанна без перерыва. Все присутствующие были как бы прикованы силою его речей и поражены неутомимостью тщедушного старца. На этом вечере, равно и у Черепановых, он удивлял всех своею прозорливостью, несколько раз проявившеюся во внезапных обличениях тут присутствующих, как бы помимо его воли. Встреча с такою редкою личностью оставляла навсегда глубокое впечатление в душе слушавших его. – Его преклонные лета (ему было за 60 лет (за 50 л.) и непосильный труд, несенный им продолжительное время, заставили его искать покоя. По просьбе его, он был переведен в Болховской монастырь, Орловской губернии. Истощение физических сил понудило его просить Св. Синод о разрешении устроить домовую церковь при его келье. Не получив на это разрешения, он служил у себя всенощную, куда сходился весь город; по окончании службы, он садился на складной стул и приступал к духовной беседе, продолжавшейся за полночь; во избежание утомления слушателей, он приглашал их присесть на пол, и пока он не умолкал, никто не двигался с места. Он до того возбудил во всем обществе доверие, любовь к себе и рвение к благотворительности, что несколько дам посвятили себя на дело миссионерства и

отправились на Алтай для заведывания школами и преподавания детям грамоты и слова Божия. Он давно мечтал о поездке в старый Иерусалим, в чем ему было отказано от духовного начальства; наконец, он получил на то позволение, но не мог им воспользоваться, схватив вследствие простуды воспаление, повергшее его на смертный одр» (стр. 612–614).

Как уже было упомянуто выше в настоящих записках, минувшим летом, в престольный праздник Болховской Оптиной пустыни, а именно 26 июня, по приглашению о. Настоятеля пустыни, Архим. Патермуфия, я посетил названную пустынь вместе с моим тестем, Свящ. Н. А. Преображенским, причем мы участвовали и в праздничном Богослужении. В этот раз так же, как и прежде того мною была посещена пещера о. Макария, произведшая на меня, как и раньше, сильное впечатление, каковое впечатление и выражено было мною в одном из моих стихотворений, обративших на себя благосклонное внимание великого почитателя памяти о. Макария его соименника, Преосвященнейшего Макария, Епископа Томского и Семепалатинского. Во время Божественной литургии, при громадном стечении народа, по желанию о. Архимандрита Патермуфия, мною было произнесено праздничное слово, в котором я коснулся и личности почивающего в обители приснопамятного о. Макария, особенно в виду предстоящего его юбилея. Затем мы втроем, т. е. о. Патермуфий, о. Преображенский и я, беседовали об о. Макарии в предобеденное время в садовой монастырской беседке, более и более утверждаясь в мысли, что всем, дорожащим памятью о. Макария, надлежит достойным образом отнестись к предстоящему его юбилею. Во время обеда опять была беседа об о. Макарии. На этот раз несколько интересных случаев из Болховской жизни о. Макария сообщил присутствовавшим достопочтенный старец, о. Протоиерей Димитрий Исидорович Руднев, местный о. Благочинный, который поступил в г. Болхов во священники в самый год кончины о. Макария. Все присутствовавшие с большим вниманием слушали прекрасные рассказы маститого о. Протоиерея о приснопамятном о. Макарии, светлая этом отношении за настоящею праздничною трапезою в келиях о. Архим. Патермуфия, бывших в свое время и келиями о. Архим. Макария, в значительной степени повторилось тоже самое, что имело место на том же празднике два года тому назад, когда все присутствовавшие также были проникнуты воодушевлением к памяти о. Макария и высказывали свои пожелания относительно достойного празднования предстоящего его юбилея, а о. Архимандрит Патермуфий подарил мне несколько экземпляров, изданных г. Филимоновым. „Материалов для биографии о. Макария», давших мне особенное побуждение к собиранию и изданию новых подобных материалов и в тоже время сильно заинтересовывавших своим содержанием всех тех, кому я давал их для прочтения, или предоставлял в полную собственность. И как в тот достопамятный праздник много воодушевил меня к собиранию и изданию материалов для жизнеописания о. Макария бывший тогда местным Благочинным, Свящ. И. А. Васильевой, так подобным же образом воздействовал на меня и теперешний о. Благочинный, Протоиерей Д. И. Руднев. Я просил о. Протоиерея записать сообщенное им об о. Макарии, а равно и еще что либо известное ему о нем, и прислать ко мне в Орел для присоединения к тем материалам, которые постепенно присылают мне из Волхова вышеупомянутые почитатели памяти о. Макария, и о. Протоиерей благодушно пообещал мне исполнить мою просьбу об этом. При новой встрече с ним в Орле, в архиерейском доме, в день Ангела Преосвещеннейшего Епископа Митрофана, я вновь просил его о том же, и он подтвердил свое обещание, и есть полная надежда, что сообщения маститого старца присоединять новые рельефные черты к характеристике великого миссионера Алтая, великого учителя веры и благочестия и в пределах нашего родного края.

В свои проезды через Болхов в мае, августе, сентябре и октябре текущего года, подобно предшествовавшим моим проездам через этот город, лежащий на перепутье от Орла до моего родного села Старых Долец и находящийся от последнего всего в 20 верстах, я каждый раз пользовался случаем вести беседу об о. Макарии с особенно усердным его почитателем М. А. Венедиктовым, многочисленные записи которого о нем приведены мною выше, и каждый раз уважаемый М. А. сообщал мне что-либо новое и новое об о. Макарии как в устных своих рассказах, так и в записях, составленных им самим или полученных от других. Сверх того я виделся с ним в г. Белеве, Тульской губ., 12 июня, когда он на возвратном пути из Тихоновой в Козельской Оптиной пустынь и Шамардинской общины направлялся в Белевскую Макарьевскую – Жабынскую пустынь, а я лишь только ехал в названные местности Калужской губернии, и затем он посетил меня в Орле 20 сентября. Во всех этих случаях свидания моего с М. А. Венедиктовым я вел самые оживленные с ним беседы об о. Макарии, которого он знал лично и хорошо помнит доселе. Особенно долго, часа 4 или 5, продолжалась эта беседа 20 сентября, когда я показывал М. А-чу имеющийся у меня большой портрет о. Макария, найденный им весьма схожим, и сверх того показывал ему имеющиеся у меня бумаги о. Макария и вместе с ним читал привезенные им для меня из Болхова новые записки об о. Макарии. Мы расстались весьма довольные нашею взаимною беседою о приснопамятном Алтайском миссионере, доблестно послужившем делу миссии и во дни своего пребывания в Болхове, и тем взаимно воодушевили себя к дальнейшему собиранию материалов для жизнеописания о. Макария. М. А Венедиктову, как и другим некоторым, я подарил экземпляр „Материалов» для биографии о. Макария из числа полученных мною в дар от о. Архим. Патермуфия, и он был в восторге от этой книги, особенно когда обстоятельно познакомился с ее прекрасным содержанием, и это обстоятельство послужило для него новым побуждением к дальнейшему собиранию материалов для жизнеописания о. Макария.

31-го же августа я посетил в Болхове П. Н. Шавыкина, от которого раньше также были получены мною, прекрасно составленные и приведения выше, записи об о. Макарии. Уважаемый П. H., глубокий почитатель его памяти, также продолжает собирать новые о нем сведения с тем, чтобы постепенно представлять их мне. В настоящий раз он показывал мне свою переписку об о. Макарии с одним из своих знакомых в Екатеринославе, где, как известно, в свое время тот служил. К сожалению, названный корреспондент П. Н-ча ничего не сообщил ему нового из устных о нем рассказов, а лишь указал ему на то, в каких периодических изданиях было писано что-либо о нем, каковые сведении конечно известны изучающему его жизнь. Во всяком случае, готовность П. Н-ча продолжать содействовать мне в собирании материалов для жизнеописания о. Макария, в соединении с его особенным сочувствием мне в этом и с личным расположением ко мне, выразившимся в тот раз и в весьма радушном гостеприимстве по отношению ко мне, побуждает меня питать уверенность, что уважаемый П. Н. Шавыкин найдет возможным доставить мне новые

сведения об о. Макарии, которых еще много сохраняется в благоговеющей пред ним памяти Болховичей и которые так желательно запечатлеть и в памяти других почитателей великого миссионера, великого подвижника благочестия, великого друга человечества, „человека Божия».

13 августа текущего года, на пути из Орла в Старые Дольцы, по приглашению моего тестя, члена нашей Архивной Комиссии, Священника Н. А. Преображенского, посетил Болховскую Оптину пустынь мой сотоварищ по службе в Орле, уже неоднократно упоминавшийся в моих сообщениях в Комиссию, Петр Андреевич Алпатов, вместе с которым ровно два месяца пред тем я посетил Калужскую Тихонову Пустынь, в предположении тогда же ехать с ним и в наш Белевско-Болховской край, и особенно в Болховскую Оптину пустынь. Ближайшею целью г. Алпатова в настоящий его заезд в только что названную пустынь было – срисовать и сфотографировать там все то, что могло бы иметь такое или иное отношение к личности почивающего в ней о. Макария, как это предполагалось мною и излагалось заранее в моих сообщениях в Архивную Комиссию и было напечатано в ее „Трудах» и что считалось весьма желательным в виду предстоящего юбилея о. Макария. К сожалению, обстоятельства не поблагоприятствовали тому, чтобы П. А. Алпатов привел в исполнение свое прекрасное намерение, а равно и мои задушевные предположения относительно сего. Во всяком случае П.А., уже не мало потрудившийся над изучением местного края и многое нарисовавший и сфотографировавший интересного в его районе (наприм. в имениях Фета, Тургенева, гр. Комаровского, в Белых Берегах и др., а так же и в самом Орле), не отказывается послужить для нашей Архивной Комиссии и кистью своею, и карандашом, и фотографией. Между прочим, позволительно надеяться, что при его посредстве наша Комиссия издаст в приложениях к своим „Трудам», и некоторые портреты о. Макария, и различные рисунки, относящиеся до его личности, а также сфотографирует факсимиле его рукописей, подобно тому, как он сфотографировал некоторые рукописи Тургенева.

Не успев сделать чего-либо существенного в Болхове, кроме разве самого посещения тамошней Оптиной пустыни, в которой почивает о. Макарий, и запечатления в своей памяти этой выдающейся во многих отношениях местности, г. Алпатов отчасти восполнил это тем, что вместе с тестем моим, Свящ. Н. А. Преображенским, во второй половине минувшего августа посетил можно сказать исторический дом г. Беэров в сельце Уткине, верстах в 6 от Старых Долец, в приходе которых состоит это сельцо, и там обозревал так часто упоминавшуюся здесь и неоднократно посещенную мною раньше сего знаменитую Елагинскую библиотеку, которой принадлежат временно находящиеся в нашей Комиссии рукописи о. Макария. Там же он рассматривал и портрет о. Макария, литографированный экземпляр которого был привозим им в Старые Дольцы; это тот самый портрет, копия которого была в свое время помещена при журнале „Странник» и затем в недавнее время помещена в Томских и С.-Петербургских жизнеописаниях о. Макария. – Из своей поездки в Уткино, между прочим отличающееся своим прекрасным местоположением, не уступающим местоположению Мишекского, родного села Жуковского под Белевом, и во всяком случае напоминающим его, П. А. Алпатов вынес самое благоприятное впечатление. И вообще наш Белевский и отчасти Болховский край, можно сказать, изученный г. Алпатовым довольно подробно и обстоятельно, не исключая и самого Белева, в высшей степени понравился ему, и некоторые из его местностей, особенно по берегам Оки и ее притоков, с их курганами, городками и городищами, заставили его невольно остановить на себе особенное внимание, и многое он срисовал и сфотографировал и в Белеве, и в Уткине, и в Старых Дольцах, и в Спас-Чекряке, и по берегам Оки, и в поразительно-прекрасных лесах и рытвинах; причем, проезжая однажды вместе со мною вечером по громадной и грандиозно-живописной котловине, разделяющей село Ментилово от деревни Кочеровой вблизи Старых Долец, он невольно высказался, что эта оригинальная местность много напомнила ему некоторые местности неоднократно посещенного им Крыма. Кстати, из этой овражной местности, равно как и из соседних с нею по берегам Оки и на границе Белевского уезда с Болховским, тесть мой, Свящ. Н. А. Преображенский, достал много предметов, из орудий и оружий каменного периода, равно как и остатки мамонта и других интересных окаменелостей. Только что названные редкости, во множестве собранные о. Преображенским и уже неоднократно обращавшие на себя внимание известных археологов, и между прочим гр. Пр. Серг. Уваровой, в описываемое здесь посещение П.А. Алпатовым моего родного села, и его особенно заинтересовали, и он много времени употребил не только на подробное обозрение их, но, можно сказать, на обстоятельное изучение при помощи имеющихся у моего тестя драгоценных изданий гр. Уварова и других специальных книг, припоминая при этом и изученное им раньше по этой части в Москве и подтвержденное опытами и наблюдениями, изысканиями и исследованиями в области археологии и воспроизведением сего в рисунках и фотографиях. С большою любовию и настойчиво-усидчивым трудом отдался П. А. и воспроизведению художественным образом богатых археологических коллекций моего тестя, которыми и сам он так дорожит, зная настоящую им цену, и которые привлекли уже к себе такое сильное внимание серьезных исследователей старины, частию посещающих его время от времени лично, частию состоящих с ним в письменных сношениях. П. А. сфотографировал и отчасти срисовал многочисленные картоны Н. А. Преображенского, на которых в известном порядке расположены различные предметы старины. Подобным же образом он воспроизвел также богатые коллекции Протоиерея-Благочинного г. Белева и члена нашей Архивной Комиссии, Мил. Феод. Бурцева, к которому нарочно ездил для сего в Белев вместе с о. Преображенским и с которым незадолго пред тем я обозревал многочисленные курганы, городища и городки по Оке и ее притокам в пределах главным образом Белевского и Болховского уездов и по смежности с Чернским и Мценским уездами, между прочим руководствуясь в данном случае указаниями достопочтенного члена нашей Архивной Комиссии, А. Н. Шульгина, и присланными им мне в мое родное село при письме подробными картами местностей Орловской и Тульской губерний. Свои фотографии и рисунки П. А. Алпатов имеет в виду представить, при соответственном докладе, в нашу Архивную Комиссию, в члены которой он желает поступить и о чем просит меня сделать о нем надлежащее заявление. Нахожу уместным присоединить здесь, что уже из того, что здесь вкратце изложено, г. Алпатов будет вполне желанным членом нашей Комиссии и может принести ей существенную пользу, оказать ей важные услуги, особенно в виду предстоящего юбилея о. Макария, а затем и при осуществлении уже высказанной раньше сего мысли высокочтимого Начальника нашей губернии и участливого к нуждам археологии Председателя нашей Архивной Комиссии, А. Н. Трубникова, об учреждении в Орле местного музея.

30 декабря текущего 1896 года получено мною письмо из Тулы от члена нашей Архивной Комиссии, Нив. Ив. Троицкого, состоящего вместе с тем и действ. членом Импер. Моск. Археолог. Общества и Тул. губерн. Статист. Комитета. Одновременно с письмом Н. И. Троицкий прислал мне и прекрасно изданную им в настоящем году в Туле свою книгу, – под заглавием: „Тульский Богородичный общежительный мужской монастырь, что в Щеглове», и бюллетень заседания Рижского Археологическая съезда, 7 августа сего 1896 года, в котором изложено резюме его реферата, прочитанного на съезде: „Влияние космологии на иконографию византийского купола (по поводу новооткрытых фресок в Новгородском Софийском соборе)». Только что названная новая книга г. Троицкого, помимо всей серьезности и деловитости своего изложения, обычно присущих ее почтенному автору, обращает на себя внимание весьма изящною своею внешностию, – и бумага, и рисунки, и фототипический факсимиле, и самый шрифт, и даже формат книги ничего не заставляют желать лучшего; так что по всей справедливости можно сказать, что появление подобного издания трудно бы было ожидать в провинциальном городе, если бы действительность не уверяла в противном, и рассматриваемые качества мы привыкли встречать почти исключительно лишь в столичных изданиях, и в изданиях особенно больших городов, напр. Киева, Одессы, Варшавы, Казани. Смело можно сказать, что новая книга г. Троицкого могла бы послужить во всех отношениях прекрасным образцом для тех изданий об о. Макарии, которые предположены нашею Архивною Комиссиею. Вместе с тем, рассматриваемую книгу было бы хорошо принять за образец многочисленным обителям Орловской епархии при издании их исторических описаний. В деле иллюстрирования подобных изданий в значительной степени несомненно мог бы оказать им свое опытное содействие вступающий в члены нашей архивной Комиссии П. А. Алпатов, у которого уже и есть готовый материал, напр, для иллюстраций в историческому описанию Брянской Белобережской пустыни и др. А так как древняя Болховская Оптина пустынь доселе не имеет отдельно изданного исторического описания, то в настоящую именно пору и было бы весьма благовременно для нее издать таковое, тем более, что она теперь привлекает в себе особенное внимание многих и многих, хотя, впрочем, и всегда стекались в ней почитатели святыни, по благоговению к украшающей ее с давних пор чудотворной Тихвинской иконе Божией Матери. К тому же у нее есть и так сказать подготовительный материал для сего, как в виде разбросанных в разных изданиях статей о ней, так и в виде фотографических снимков с некоторых ее достопримечательностей, имеющихся в ее стенах; каковые фотографии я и сам имел случай неоднократно рассматривать в келиях о. Архимандрита Патермуфия, бывших ранее келиями о. Архимандита Макария. – И позволительно надеяться, что достопочтенный о. Настоятель пустыни, о. Архимандрит Патермуфий, между прочим, и как деятельный и участливый к задачам нашей Архивной Комиссии член ел, и сам лично потрудится для сего немаловажного и столь близкого ему дела, и других привлечет к нему, а Комиссия несомненно с удовольствием поместить в своих „Трудах» предполагаемое историческое описание, подобно тому, как она уже неоднократно помещала в них подобные описания даже целых городов Орловской губернии, равно и отдельных ее местностей.

Как и в прежних своих письмах ко мне, и в только что полученном мною письме своем Н. И. Троицкий интересуется знать о занятиях нашей Архивной Комиссии „по разработке бумаг о. Архимандрита Макария», и особенно его интересует, „что новаго дают эти бумаги, сравнительно с тем, что уже известно».

По поводу присланной мне своей книги г. Троицкий, между прочим, говорит в своем письме во мне: „Вам, как Туляку, конечно, не безынтересно будет знать историю Щегловского монастыря; а потому я и прошу вас принять от меня в дар препровождаемый при сем „Очерк» сего монастыря. Из него вы узнаете, – присоединяет Н. И., – что еще не перевелись на Руси богатыри духа». – Последняя фраза невольно останавливает на себе наше внимание. Так и хочется эту характерную фразу приложить к дивной личности приснопамятная о. Макария, который воистину был „богатырь духа», хотя и постоянно, можно сказать, изнемогал телом, имея для себя в данном случае соответственный прототип в лице великого Апостола языков, которому так много и подражал о. Макарий в своей неутомимой и продолжительной проповеди слова Божия инородческим „языкам» далекого Алтая. И как, с другой стороны, желательно, чтобы эта светлая личность, личность достоблаженного о. Макария, всегда представлялась живою пред нашим мысленным взором и побуждала нас постоянно „исполняться духом„ и „искать прежде всего Царствия Божия и правды его», не теряя надежды, что „и сия вся», т. е. все благопотребное для нас в жизни временной, „приложатся нам"… А в настоящее время, когда замечается такое оскудение в „богатырях духа» по отношению к религиозно-нравственным началам жизни, особенно желательно запечатлевать в своей памяти такие выдающиеся личности, как личность о. Макария, который несомненно сослужит еще великую службу своему отечеству, как сослужил ей верой и правдой, и между прочим своим подвижнически-страстотерпческим крестоношением, во дни своей многотрудной жизни, в своей многоплодной деятельности, и как постоянно продолжал служить ей в истекшее пятидесятилетие со дня своей праведной кончины, возбуждая многих и многих к подражанию себе в многоразличных сферах жизни. Память праведного с похвалами, – говорит слово Божие, и оно же внушает нам поминать наставников наших и, взирая на скончание их жительства, подражать вере их… И несомненно, что как о. Макарий был всегда учительным во дни своей жизни среди нас, так продолжает он быть таковым и по своем преставлении от нас в пределы вечности, и останется таковым всегда, пока будут среди нас желающие псаломски поучаться в Законе Божием, в самом широком его значении, и в сем святом Законе полагать волю свою...

В качестве экзегета и преподавателя Свящ. Писания много интересуясь особенно относящимися до своего предмета трудами о. Макария и потому зорко следя за всем тем, что говорится и пишется о приснопамятном миссионере – библеисте, Н. И. Троицкий вместе с тем, как археолог – учредитель Тульского церковного древлехранилища при архиерейском доме и как член археологических обществ, между прочим, и нашей Архивной Комиссии, уже неоднократно высказывал мне свое желание ближе познакомиться в историческо-археологическом отношении с нашим Орлом и Белевским, уездом, пограничным с Орловскою губерниею, подобно тому, как он и вообще время от времени предпринимает археологические экскурсии. И в воспроизводимом здесь письме своем он касается сего, и именно, он пишет: „Поездка в Орел и в Белевский уезд, отложенная мною в истекшем году, имеет быть непременно весною 97-го года». Весьма желательно присутствие уважаемого Н. И. Троицкого в нашем Орле именно 18 мая 1897 г., когда здесь, совместными усилиями Орловской ученой Архивной Комиссии и Орловской Духовной Семинарии, а вероятно и Орловского Петропавловского Братства, имеет быть справляем предстоящий юбилей о. Макария, когда утром после литургии (тем более, что 18-е мая приходится в воскресенье) несомненно будет торжественное юбилейное собрание в Семинарии, перед вечером вероятно Братство устроит народное юбилейное чтение об о. Макарии в образцовой двухклассной Троице-Васильевской школе, а вечером, также по всей вероятности, наша Архивная Комиссия соберется достойно почтить память о. Макария. – Приезд Н. И. Троицкого в Орел весьма желателен и в том отношении, что в Орле, по инициативе г. Начальника губернии и вместе Председателя нашей Архивной Комиссии А. Н. Трубникова, предполагается в скором времени открытие местного губернская музея; а Н. И., как учредитель замечательного Тульского древлехранилища и вместе член нашей Архивной Комиссии, несомненно мог бы поделиться с членами Комиссии своими практическими советами и указаниями, тем более, что в

Орле, кроме предполагаемого к открытию музея, его может много интересовать, как вообще самый город Орел, между прочим, и как соседний с Тульскою губерниею, так и существующие в нем археологические учреждения, можно сказать, уже стоящие на твердой серьезной почве – архивная комиссия и семинарское древлехранилище, из коих последнее особенно много обязано своею солидной постановкой почтенному и деятельному члену нашей же Архивной Комиссии, Препод. Семинарии, Ив. Ал. Богданову.

Что касается Белевского уезда, куда также намерен отправиться Н. И. Троицкий, нужно полагать, прямо же из Орла – и в таком случае всего вероятнее через Болхов, в котором почивает о. Макарий, то эту поездку г. Троицкого желательно бы видеть поставленной в связь со всем тем, о чем уже так многократно говорилось и в моих сообщениях в Орловскую Архивную Комиссию – относительно граничных местностей Орловской и Тульской губерний, и именно в пределах Болховского и Белевского уездов по Оке и ее притокам, столь изобилующим интересными остатками глубокой, даже доисторической, старины. В этом отношении, далее, было бы весьма желательно предполагаемую археологическую экскурсию почтенного члена нашей Архивной Комиссии видеть поставленною в тесную связь с поездками на курганы в названных местностях, совершенными минувшим летом совместно со мною членами же нашей комиссии, Протоиереем М. Ф. Бурцевым, Священником Н. А. Преображенским и П. А. Алпатовым. А если при этом иметь в виду и уже многие предшествовавшие серьезные археологические исследования в этой области (т. е. в области кургановедения) о. о. Бурцева и Преображенского, и, между прочим, совместно с известным археологом г. Городцовым, нарочито приезжавшим для сего в Белев и Старые Дольцы в прошлом году, то позволительно надеяться, что результат подобных экскурсий мог бы быть далеко немаловажный, могло бы появиться в свет историко-археологическое описание целого края, весьма интересного во многих и многих отношениях. Тогда бы, по всей вероятности, могли быть осуществлены, хотя в некоторой степени, и научные историко-археологические чаяния достопочтенного и многоопытного в исследованиях подобного рода члена нашей Архивной Комиссии, А. Н. Шульгина, высказанные Его Превосходительством минувшим летом в письме ко мне из Орла в Старые Дольцы от 6-го июня, в ответ на мою просьбу о высылке мне карт смежных уездов Орловской и Тульской губерний, в виду предполагавшейся тогда и своевременно осуществленной поездки моей на курганы по Оке и ее притокам вместе с Прот. М. Ф. Бурцевым, а затем со Свящ. Н. А. Преображенским и П. А. Алпатовым. „Намеченный вами для исследования раион, – пишет А. Н. Шульгинх, – может быть богат историческими данными, так как он находится в полосе, бывшей Пронско-Брянской оборонительной укрепленной линии времен: Иоанна III, Грозного, Самозванцев, междуцарствия и первых царей дома Романовых, до присоединения Малороссии». На такое или иное выполнение этой задачи подает надежды, между прочим, то обстоятельство, что данная местность, и в значительной степени в данном отношении, уже сравнительно с давних пор, старательно исследуется членом нашей Архивной Комиссии, Свящ. Н. А. Преображенским, постепенно приходящим к новым и новым открытиям в этой области, между прочим при помощи солидных пособий из архива Елагинской библиотеки, и могущим фактически подтвердить многое редчайшими подчас предметами своей богатейшей археологической коллекции, заслуживающей самого серьезного к себе отношения, самого тщательного, кропотливого описания, что усиливается время от времени делать он и сам, находя для себя авторитетного сочувственника и ревностного сотрудника особенно в лице Прот. М. Ф. Бурцева, также составившая себе богатую археологическую коллекцию, каковые коллекции и были сфотографированы минувшим летом П. А. Алпатовым. Вот тогда-то, можно надеяться, и М.Ф. Бурцев вновь издаст и восполнит свои многочисленные, можно сказать многотомные, изыскания по истории Белева и Белевского уезда, и Н. И. Троицкий продолжит свое солидное издание по истории Тульского края, под заглавием: „Материалы для историко-статистического описания Тульской епархии», еще в 1884 г. предпринятое им совместно с достопочтенным Тульским о. Протоиереем А. Н. Ивановым, Редактором Тульских Епархиальных Ведомостей и Археологом-коллекционером, и Н. А. Преображенский приведет, наконец, в систему и издаст уже отчасти начатия изданием, при посредстве нашей Архивной Комиссии, свои многолетние изыскания по истории Белевско – Болховского края, начало каковых изысканий положено еще в начатой изданием в 1858 году „Белевской Вивлиофике» покойного ныне Н. А. Елагина, располагавшего для сего богатыми рукописными сокровищами архива не раз упоминавшейся здесь своей библиотеки, каковыми пособиями, с согласия С. А. и М. В. Беэров, пользуется теперь и Н. А. Преображенский, чрез посредство которого и наша Архивная Комиссия имеет во временном пользовании из той же библиотеки рукописи о. Макария и то, что писано о нем другими. Понятно, что все это, поставленное в связь с солидными и многочисленными трудами по истории Орловского края достопочтенная члена нашей Архивной Комиссии Г. М. Пясецкого, а равно с трудами по истории этого же края покойного члена нашей же Комиссии А. Г. Пупарева и с трудами по истории Тульского края также покойного ныне Белевского археолога П. М. Мартынова, и опираясь на историко-археологические пособия Орловской Архивной Комиссии, Орловского Семинарского Древлехранилища и предполагаемого к открытию Орловского губернского Музея, а также на пособия Тульского Древлехранилища, Белевской публичной библиотеки имени Жуковского, Елагинской, Уткинской, библиотеки г.г. Беэров и археологических коллекций М. Ф. Бурцева и Н. А. Преображенская, было бы существенно важно и сильно бы подвинуло вперед историю Орловско-Тульского края, обосновав ее на серьезных археологических данных… Так что, с открытием в Орле Губернского Музея, он придет с существенной помощию и к деятельности нашей Архивной Комиссии в рассматриваемом отношении, и она настолько подвинется вперед, что вполне оправдаются заветные чаяния незабвенного Н. В. Калачова, возлагавшего столь большие надежды на деятельность архивных комиссий в России и так много потрудившегося как вообще для археологии, так и в самом деле учреждения и открытия археологических комиссий, в числе их и нашей Орловской (в 1884 году).

Оказывается, что в нашем Орле есть лица, видавшие о. Макария, между прочим в его приезд в Орел по делам службы или по другим каким-либо обстоятельствам, и хорошо помнящие его, несмотря на истекающее уже пятидесятилетие со времени его кончины; на одно из таких лиц и могу указать в настоящий раз. Это маститый старец, о. Протоиерей Авксентий Иванович Слюсарев, Законоучитель местной Классической Гимназии. 27 декабря текущего года я воспользовался случаем моего посещения о. Протоиерея – Законоучителя для того, чтобы вести с ним беседу между прочим и об о. Макарии, каковая беседа, несмотря на краткость его воспоминаний, доставила мне великое удовольствие и прибавила новую черту к моим записям об о. Макарии. А.И. Слюсарев лично видел о. Макария в приезд его из Болхова в Орловскую Дух. Семинарию, при которой о. Слюсарев тогда только что начинал свою педагогическую службу. О. Макарий пробыл в Семинарии с полчаса. Для о. Протоирея Слюсарева особенно осталось памятным необыкновенно чистое и светлое лицо о. Макария, который, по его словам, был его роста, т. е. почти среднего, или немного менее среднего. Из этого сообщения можно заключить, что вполне согласно с действительностию изображение на портретах лица о. Макария необыкновенно светлым. Припоминал о. Протоиерей и то, что о. Макарий немало и в то время смущался тем, что предпринятый им тогда при громадных усилиях перевод Библии на русский язык не имел желанного для него движения вперед, по недоразуменным к нему отношениям тех лиц, от которых зависело дать ему это движение. – Можно полагать, что в это именно время, или вообще в один из своих приездов в Орел, о. Макарий лично познакомился и с известным уже в ту пору и впоследствии знаменитым о. Протоиереем – Законоучителем Орловского Бахтина Кадетского Корпуса, Е.А. Остромысленским, который в свою очередь был и у о. Макария в Болхове, и затем уже по кончине последнего писал свои необычайно живые и восторженно-прочувствованные воспоминания о нем, напечатанные в „Страннике».

26 октября текущего 1896 года мою квартиру посетила Наталья Юрьевна Арсеньева, супруга Почетного Опекуна Московского Присутствия Опекунского Совета, вместе со своею дочерью Надеждою Васильевною Арсеньевою, проездом через Орел в Москву из своего имения в селе Красном, Новосильского уезда. Поводом к сему было то, что Наталья Юрьевна Арсеньева читала одну из моих книжек об о. Макарии и пожелала осведомиться от меня, в каком положении находится в настоящее время вопрос об издании Орловской Архивной Комиссиею бумаг о. Макария и того, что о нем намерена печатать Комиссия, особенно в виду предстоящего юбилея о Макария. Г-жа Арсеньева в свое время, бывши еще 14 – 15 летнею девушкою, лично знала о. Макария и считает себя его духовной дочерью, так как исповедывалась у него и пользовалась его духовными наставлениями, и с тех пор питает всегда благоговейное уважение к дорогой для нее его памяти. В беседе нашей об о. Макарии г-жа Арсеньева сообщила мне некоторые из своих воспоминаний о нем, между прочим, о том, что он имел обыкновение предлагать иногда для пения в церкви десять заповедей Господних. Я показывал своим посетительницам имеющийся у меня большой портрет о. Макария, и Н. Ю. Арсеньева нашла его сходным с памятными для нее дорогими чертами о. Макария. Вместе с тем я просил г-жу Арсеньеву записать свои воспоминания об о. Макарии и прислать мне для присоединения к собираемым мною материалам для его жизнеописания. Наталья Юрьевна изъявила на это свое согласие, при чем высказала и свое желание, по издании нашею Архивною Комиссиею задуманного ею юбилейного Макарьевского сборника прибрести от нее пять экземпляров оного, обещавшись при этом, по мере возможности, содействовать и распространению его. Позволительно надеяться, что успешности распространения этого издания в значительной степени может содействовать то немаловажное

обстоятельство, что и высокопочтенный супруг Натальи Юрьевны, тайный советник Василий Сергеевич Арсеньев, и сама Наталья Юрьевна, и Надежда Васильевна Арсеньева, состоят действительными членами состоящего под ВЫСОЧАЙШИМ Его Императорского Величества покровительством и имеющего обширную сферу деятельности Общества распространения полезных книг.

В заключение всего доселе мною изложенного, воспроизведу здесь отрадные для меня отголоски благоговейных чувств к памяти о. Макария, донесшиеся до меня из городов Белева и Волхова. В только что полученном мною письме своем от 24 декабря истекающего 1896 года, уже неоднократно упоминавшийся в настоящих записках досточтимый о. Василий Михайлович Знаменский, соборный священник г. Белева, между прочим, пишет мне: „Задачу В. В-бл., которую вы мне дали относительно собрания хотя нескольких сведений о Болховском праведнике, Миссионере и Архимандрите, отце Макарии, кажется, придется привести в исполнение. Эти сведения обещали мне доставить благочестивые и интеллигентные лица. Как только получу эти сведения, немедленно отправлю вам. Как бы я желал иметь полную биографию этого замечательного ученого и святого мужа»!! – Со своей стороны, исполняя только что приведенное желание достоуважаемого почитателя памяти о. Макария, я намерен в возможно-непродолжительном времени послать к нему в Белев один из двух еще имеющихся у меня свободными экземпляров „Материалов» для биографии о. Макария, собранных Д. Д. Филимоновым и уже переданных мною нескольким лицам и доставивших им великое духовное наслаждение своим прекрасным содержанием. Кстати, этим же изданием осенью текущего года я поделился с Орловскими почитателями о. Макария, с г. Инспектором Духовной Семинарии Ст. Мих. Яницким, и Преподавателем семинарии, Гавр. Мих. Пясецким, из коих последний сравнительно раньше других из Орловцев, за исключением разве покойного о. Протоиерея-Законоучителя Е. А. Остромысленского, в своих исторических очерках Болхова сообщил интересные биографические сведения об о. Макарии, особенно из времени пребывания его в Болхове, а первый почтил недавний столетний юбилей о. Макария со дня его рождения изданием

интересной и содержательной книжки о нем и подобное же издание готовит в настоящее время к приближающемуся 50-летнему юбилею о. Макария со дня его кончины.

28-го текущего декабря меня почтил своим посещением о. Настоятель Болховской Оптиной пустыни, Архимандрит Патермуфий, один из преемников о. Макария по настоятельству в названной пустыни и так много уже потрудившийся для прославления памяти о. Макария и для возбуждения благоговейного внимания к сей священной памяти как в среде жителей Болхова, так и на стороне и, между прочим, в качестве деятельного члена нашей Архивной Комиссии. Как и раньше сего, о. Архимандрит вновь рассматривал вместе со мною имеющийся у меня в квартире большой портрет о. Макария, сходство которого уже тогда было подтверждено и им, как и другими, рассматривавшими его, лицами, и, между прочим, из числа знавших его лично, напр. о. Архимандритом Иоасафом, Н. Ю. Арсеньевою, М. А. Венедиктовым и другими. – О. Архимандрит Патермуфий с удовольствием сообщил мне, что жители г. Волхова и предстоящий юбилей о. Макария собираются почтить достойно, подобно тому, как они торжественно справили предшествовавший его юбилей, о чем ему говорили в день праздника Рождества Христова почетные из горожан, посещавшие его с праздничным поздравлением. Относительно же самого монастыря своего, в котором почивает о. Макарий, о. Патермуфий сообщил мне, что им также будет сделано все благопотребное для достойного поминовения приснопамятного Архимандрита – Миссионера, и среди Болховичей еще при жизни своей стяжавшего наименование „человека Божия», „прозорливца», учительного подвижника благочестия, „отца родного"… При этом о. Архимандрит, подобно тому, как и года два тому назад, воспользовался случаем для того, чтобы вручить мне 5 рублей для передачи в нашу Архивную Комиссию в качестве своего членского взноса, также заявил мне, что ассигнованные им раньше сего 50 рублей для Архивной Комиссии на предмет издания имеющихся временно в Комиссии рукописей о. Макария, а равно и рукописей о нем, будут им переданы Комиссии, когда в них представится ближайшая надобность.

Позволительно заметить в заключение, что все доселе изложенное здесь достаточно свидетельствует о том, что в преддверии предстоящего юбилея о. Макария благоговейное к его памяти настроение многих и многих высказалось уже в значительной степени, и притом со стороны различных представителей нашей общественной жизни. И дай Бог, чтобы и всегда была среди нас „память праведная с похвалами»; дай Бог, чтобы достоблаженный, учительный o. Макарий еще раз совершил среди нас свое воспитательно-благочестное, внутренне-миссионерское служение, в котором и ныне настоит существенная потребность в виду повторяющихся время от времени весьма ненормальных явлений в нашей религиозно-нравственной народно-бытовой жизни... Весьма желательно, чтобы о. Макарий чаще и чаще представлялся примером для подражания как вообще пастырям церкви Христовой, как особенно тем из них, которые взяли на себя далеко не легкий труд миссионерства внешнего и внутреннего. А в жизни и деятельности о. Макария есть для них многое и многое, чему они могут научиться с великою пользою для себя, и не только они одни, но и вси, хотящии благочестно жити, не по стихиям мира, a во Христе. Сему немало может содействовать и предположенное нашею Архивною Комиссиею издание неизданных до сих пор трудов о. Макария, равно как и того, что писано было о нем в разное время и пишется доселе другими.

В то время, когда воспроизводимые здесь Болховские записи и другие сведения о приснопамятном о. Архимандрите Макарии были в предположенном своем составе закончены и приготовлены к печатанию, мною 14-го сего января были получены из Болхова от достопочтенного о. Протоиерея-Благочинного Димитрия Исидоровича Руднева те самые сведения об о. Макарии, о сообщении мне которых я просил его ранее неоднократно при личных с ним свиданиях в Болхове и Орле и о которых было упомянуто выше. С великим удовольствием и благодарностию к доставившему воспроизвожу здесь эти многосодержательные сведения, которые могут служить прекрасным заключением ко всему, доселе здесь сообщенному мною, как

по своему содержанию и изложению, так в значительной степени и потому, что идут из Волхова, в котором проводил последние годы своей жизни и блаженно почил о Господе о. Макарий, и собраны и составлены маститым старцем о. Протоиереем, вступившим на свое пастырское служение в Болхове в самый год кончины о. Макария и начавшим оное под непосредственными впечатлениями отголосков предшествовавшей жизнедеятельности в Болхове только что отошедшего тогда в вечность великого миссионера, богомудрого учителя веры и нравственности, прозорливого человека Божия.

В письме своем ко мне от 13-го сего января, достопочтенный о. Протоиерей-Благочинный между прочим свидетельствует, что он сообщает в присланных мне записках именно то, „что слышал об о. Макарии от его современников в г. Болхове, которые имели утешение беседовать с ним и получать чрез него благодатную помощь». Вместе с тем, в письме указывается и на то, что „факты верны».

Вот самый текст присланных мне о. Димитрием записей об о. Макарии, в буквальной их точности.

„Сказания об о. Макарии его современников в г. Болхове, переданные в 1848 г. Священнику соборной церкви г. Болхова о. Димитрию Рудневу, ныне штатному Протоиерею того ж собора.

О. иеродиакона Болховского Троицкого Оптина Монастыря Арсения, впоследствие иеромонаха.

В 1848 году в г. Болхове появилась холера. Для избавления от этой болезни, носили по домам святые иконы: из Тихвинского монастыря – Тихвинской Божией Матери, и из собора – Святителя и Чудотворца Николая. В доме купца Сергея Афанасьевича Петухова, после молебствия, предложили нам чаю. Со мною сидел рядом о. Иеродиакон Арсений (впоследствие Иеромонах, – ныне умерший), – очень скучный. „О чем скучаешь, о. Арсений»? – спросил я. – „Есть о чем скучать, о. Димитрий. Видите, смерть пред глазами, – а на тот свет явиться не с чем. Уж лучше было бы, если б я, по призыву в 12 году, пошел в военную службу сражаться з Наполеоном. Положил бы я тогда живот свой за веру, Царя и отечество, был бы мучеником; а теперь – убьет холера – кому угодна смерть моя?» – „Ведь вы, о. Арсений, монах, носите ангельский образ». –

„Какой я монах!.. Видите, чай пью, а иногда и от рюмочки не откажусь. Вот был у нас настоящий монах, – постник, настоящий подвижник, о. Макарий. Только одного в нем я не мог понять. Вы

знаете, он был Архимандрит, ученый, всеми уважаемый от мала до велика, и богатыми и бедными, и знатными и простецами; нужно бы ему и показывать пред всеми свое достоинство, а иногда вдруг он становил себя и хуже и ниже всех. Однажды, 8 мая (1847 года) (1846 г.?) ходил я по домам служить молебны пред нашею иконою Тихвинской Божией Матери. После молебнов кое-где предлагали нам пить и рюмочки. От усталости, признаться, я не всегда от них отказывался, отчего пришел в обитель прямо ко всенощному богослужению немного хмельный. Об этом узнал Архипп Абрамовичу келейник о. Макария (солдат, воевавший с Наполеоном в 12 году, впоследствии умерший схимником в Болховском Оптине монастырь) и донес о. Макарию. Получив от о. иеромонаха благословение, я облачился в стихарь и по каждении, начал на амвоне

читать великую ектению. Вдруг о. Макарий бежит в церковь прямо ко мне на амвон и громко говорит мне: „Арсюшка – пьяница, такой – сякой! Недостоин ты говорить ектению на сем свят. месте; ступай ко входным дверям и сними стихарь»! Я, сурово посмотрев на о. Макария, продолжал и кончил ектению. Когде же я вошел в алтарь, о. Макарий с гневом начал поносить меня: „Пьяница, дурак Арсюшка! Что ж ты не снял стихаря, где я приказал тебе»? Под влиянием лишней рюмки, я с великою дерзостию отвечал ему: „Не я дурак, а д… Архимандрит Макарий; ты вина не пьешь, а хуже пьяницы». О. Макарий вдруг совсем изменился. Сложив на груди своей руки, он кротко и самоуничиженно сказал: „О, Арсений! Какой же я д… ? Чем я хуже пьяного»? – „Разве можно, – ответил я ему запальчиво, – посылать иеродиакона разоблачаться к бабам (у дверей стояли женщины) во время богослужения? Ведь ты произвел бы в церкви большой соблазн и смущение, если б я тебя послушался». Смущенный такою моею дерзостию, о. Макарий с глубоким смирением сказал мне: „О. Арсений, милый мой! И то я д-к… Что ж – это я сказал? Прости меня». И поклонился мне. „Что-ж нам теперь делать»? – продолжал он. – Я остолбенел и

ничего не мог сказать о. Макарию. – „О, Арсений! – сказал он, – положим пред Престолом Божиим по три поклона, приложимся к нему, поклонимся друг другу до земли, – и Бог нам простит грехи наши». Так мы и сделали. – Дивный был наш о. Макарий! До сих пор я его не понимаю. – О. Арсений был из дворовых людей, малообразованный.

„Однако, скоро, – продолжал о. Арсений, – заболел я тяжкою болезнию, был недвижим. Трудно найти такую нежную, чадолюбивую мать, которая так ухаживала бы за своим больным ребенком,

как служил мне больному о. Макарий. По несколько раз в день приходил он к моему одру, доставлял мне все, что только было нужно, – чего у него самого не было, просил у богатых граждан, которые, по его просьбе, все нужное мне доставляли; два раза в день приезжал ко мне, по приглашению о. Макария, доктор. Но болезнь была упорная. По совету врачей, меня отвезли в градскую больницу, версты за две от нашей обители. И в больницу ко мне о. Макарий ездил каждый день и справлялся у врачей о моей болезни. Врачи мало его утешали и наконец сказали ему, что я больше дня не проживу на этом свете. Опечаленный такою вестию. о. Макарий приходит ко мне и говорит: „Ну, о. Арсений! Помощь земная нас с тобою оставила: врачи назначили тебе только день жизни. Обратимся теперь к помощи небесной. Ныне же возьму я шесть иеромонахов, сам буду седьмой; приедем мы к тебе и совершим над тобою Таинство св. Елеосвящения». – И вечером с шестью иеромонахами о. Макарий приехал ко мне и особоровал меня св. елеем. И, о чудо! тотчас же, по окончании Таинства, мне стало легче. Утром вновь приехал ко мне о. Макарий и в радостном восторге благодарил Господа за исцеление меня от болезни, по мнению врачей, неисцельной». Сказание об о. Макарии Анны Михайловны (ныне почившей), жены градского головы (в г. Болхове) Косьмы Васильевича Губарева.

„По приезде в г. Болхов о. Макария, я с мужем своим Косьмою Васильевичем поехала в монастырь поздравить его с поступлением в нашу обитель и получить его благословение, и мы привезли ему хлеб-соль (и голову сахару с чаем). Сверх всякого чаяния, о. Макарий принял нас очень сурово: мужу и мне наговорил много неприятного и оскорбительного, хлеб-соль отверг, – и мы оставили покои о. Макария, дав обещание никогда не беспокоить его своим посещением. Отдав хлеб-соль о. Казначею Иеремии, впоследствии Архимандриту Оптина же нашего монастыря, мы отправились домой в печальном настроении духа. Чрез год, в тот же самый день и час, когда мы были у о. Макария, он сам без приглашения приезжает к нам. Мы его приняли с радостию и глубоким уважением. Благословив меня и мужа, о. Макарий сказал: „Косьма Васильевич! в д...ках-то остался не Косьма Васильевич, а Архимандрит Макария. За что я оскорбил вас, когда вы приезжали засвидетельствовать мне свое уважение и приветствие, по прибытии моем в г. Болхов? Простите меня, Господа ради!» – И с этими словами он низко нам поклонился. – „Не знаю я, – продолжал он, – как изгладить мне мою вину пред вами, Косьма Васильевич! Я проведу у вас весь этот вечер и даже всю ночь». – Мы усердно поблагодарили о. Макария, и он весь вечер и всю почти ночь утешал нас такою душеспасительною беседою, что мы и не видали, как наступил следующий день. Утром, во время чаю, по-видимому ни с того – ни с сего, он говорит: „Косьма Васильевич! Скоро будет угрожать тебе опасность, беда, – прошу тебя, дорогой мой, не страшись и не беспокойся, а только читай и повторяй слова Молитвы Господней: „Да будет, Господи, воля твоя, яко на небеси и на земли; – не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого». – И все время за чаем он повторил это с особенным нам внушением. Прощаясь с нами, благословляя нас, садясь в экипаж, все говорил: „Да не забудьте ж, рабы Божии: читайте Молитву Господню по моем отъезде». Удивил нас о. Макарий этим наставлением: – все у нас обстояло благополучно, никакой беды мы не ждали, никакая опасность нам не угрожала, а он постоянно напоминал нам о них… Но не доехал еще о. Макарий до своей обители, как Косьма Васильевич увидел в окно, что соседний двухэтажный дом, трактир Марка Петровича Круглова, объят пламенем, – и это всего в 15--ти саженях от нашего дома – через дорогу, против нашего дома. Тут только поняли мы, к чему относились слова о. Макария. Опасность угрожала большая. Народ бросился со всех сторон спасать – выносить из дома наше имущество (что было тоже не безопасно). Но Косьма Васильевич, помня наставление о. Макария, запер ворота и калитку, никого не пустил на двор и, благодарение Господу, опасность миновала нас; дом Круглова весь сгорел, наш же остался неприкосновенным для пламени, хотя ветер дул на него. – Спасение нашего дома мы относим к молитвенному ходатайству за нас о. Макария и его наставлению, которое мы приняли к сердцу и исполнили.

Примечание. Об изложенных здесь знаменательных обстоятельствах из жизни приснопамятного о. Макария точно таким же образом года полтора – два тому назад сообщал в устном оживленном рассказе на одном из заседаний нашей Архивной Комиссии член Комиссии, д. ст. сов. П. Ф. Новоселецкий, который одновременно с сим сообщал и другие интересные сведения об о. Макарии, достоверно ему известные, и предлагал к напечатанию в „Трудах» Комиссии имевшуюся тогда у него в копии и затем переданную в Архив Комиссии одну из записок о. Макария. Как бы хорошо было, если бы достопочтенный Петр Феодорович также записал свои воспоминания и вообще известные ему сведения о Болховской жизни о. Макария и сообщил их для напечатания в нашем издании, в качестве материала для жизнеописания воистину великого человека Божия, блаженно почивающего (и притом, по верованию многих и многих, нетленно) в пределах нашего Орловского края... Позволительно надеяться, что воспроизводимые здесь сведения об о. Макарии вызовут и новые воспоминания о нем как у лично знавших его, так и у других, кому дорога его светлая память и особенно кто на себе самом испытал силу его молитвенного предстательства пред Богом в нужде и обстоянии… И как это желательно, особенно в виду предстоящего 50-летия со дня его кончины.. И какую великую пользу Церкви и Отечеству вообще, и в частности нашему Орловскому краю, несомненно принесет и наше скромное издание, наряду с другими историко-археологическими исследованиями и материалами для истории края, время от время помещая на своих страницах и сведения об о. Макарии, достойно украшающем сей край и являющемся молитвенником за него пред Богом вместе с просветителем оного, Священно-мучеником Иоанном Кукшею и другими истинными радетелями о его духовном просвещении. А обстоятельства времени побуждают нас особенно дорожит такими явлениями нашей исторической жизни… Одна уже внутренняя миссионерская деятельность о. Макария в пределах Орловской епархии сильно останавливаем на себе наше внимание, – не говорим о других сторонах его изумительно-обширной и необычайно-благотворной деятельности, в которой он всегда может служить образцовым примером для каждого труждающегося на ниве Божией… Священ. Законоуч. Илия Ливанский.

Сказание об о. Макарии старицы Домники Кирилловой в 1848 году, ныне умершей – солдатки.

„Очень часто с другими старушками ходили мы к о. Макарию послушать его душеспасительные речи. Никто так, как он, не утешал нас в горькой непоправимой нашей доле. Раз я, в большой своей скорби, пришла к нему. Вижу у него много народу всякого – и богатого, и бедного. Утешив Божескою речью, он оставил меня послушать его беседу с другими. Долго, часов до 11-ти ночи, говорил он с разными пришельцами приезжими. Была слишком плохая погода: дождь и снег. – „Теперь ночь и такая ненастная погода, – говорил он, – куда ж вы, старушки, пойдете? – останьтесь, помолимся вместе Господу. Долго о. Макарий молился, а нам в сенях велел подремать. После молитвы, часов в 12-ть, он сел писать. Пробил час, два по полуночи; – видим, о. Макарий изнемог, положил на стол, (на котором писал), свою голову и, немного подремав, опять стал писать. Я, не знал его обычая, подошла к нему и сказала: „Батюшка! Вы хотя немного могли бы отдохнуть, – Вы крепко устали». – Разгневался на меня за эти слова о. Макарий. „Неразумная ты, – сказал он, – разве птичка Божия ложится спать!.. Она подремлет немного на веточке – и потом начинает славословить Господа. Так проводить ночь тварь неразумная – птичка, а мы – тварь разумная, по образу и по подобию Божию созданная: нам более, чем птичке, должно бодрствовать и все время жизни своей посвящать на славословие своего Творца и Спасителя. В миру спят на тюфяках, матрацах, перинах, – нам, монахам, грешно так нежить тело

свое»... – Скоро заблаговестили к утрени, и о. Макарий, не ложась спать, не раздеваясь, не разуваясь, пошел в храм Божий.

В Болхове, при жизни о. Макария, был Священник Введенской церкви, о. Николай Сахаров, одержимый болезнию алкоголизмом, за что он лишен был должностей благочинного и присутствующего в Болховском духовном Правлении, но не лишен места. По мнению Болховитян, о. Николай стоял так низко, что падать ему было некуда. И жена его, как говорили, была пиющая, три дочери – невесты были оставлены безо всякого воспитания. Дом о. Николая, как и сам он (ему было уже 60 лет), ветхий, клонился к разрушению; о поправке его он не думал; – обстановка в доме также была очень неприглядная. На что ни взглянешь, все походило на хозяина. И к такому-то иерею Божию о. Макарий имел большое расположение: ездил к нему даже пить чай. Подходит престольный праздник Введенской церкви – о. Макарий едет служить с о. Николаем Божественную Литургию. – „Скоро будет у о. Николая праздник в честь св. иконы Смоленской Божией Матери, или Великомученицы Варвары, – поеду служить с ним Божественную Литургию», – с любовию говорил о. Макарий. По окончании Литургии, о. Макарий посещал убогий дом о. Николая и пил у него чай. – „Ангельская душа у о. Николая, – говорил о. Макарий, – а вот что с ним делает сатана… Будем молиться Господу, чтобы он утешил его и спас». В предсмертной своей болезни, о. Макарий просил Преосвященнейшего Смарагда оказать великую милость о. Николаю Сахарову, пристроить его бедных дочерей; – и Владыка всем им оказал великую милость: дочери о. Николая были впоследствии женами священников. В виду такой милости Преосвященного Смарагда, оказанной дочерям о. Николая Сахарова, и я, пишущий сии строки, дерзнул утруждать прошением Преосвященного о дозволении круглой сироте, моей свояченице, девице Дарии, избрать жениха для поступления на священническое место ее деда в село Каменку, Болховского уезда. Владыка мне отказал: нет права предоставлять места девицам. – „Не по праву, а милости прошу у Вашего Преосвященства бедной сироте, какую Вы благоволили оказать дочери Священника Введенской г. Болхова церкви Сахарова». – „Эту милость оказал я, – сказал Владыка, – по предсмертной просьбе о. Макария. О. Макария другого в России нет; а ты далеко не о. Макарий». – Но Владыка Смарагд все-таки впоследствии дал место круглой сироте, просьбою о которой утруждал его я. – По смерти о. Макария, о. Николаю омерзела страсть к винопитию, – три года не пил он ничего хмельного, был молчалив, избегал общества – и почил христианскою кончиною, – верю, за молитвы о. Макария.

Когда было писано это повествование, пришел к пишущему, 11 января 1897 года, церковный староста Покровской церкви г. Болхова, Иван Феодор. Корольков, и сказал: „Пишете об о. Макарии, – запишите следующий, бывший со мною, случай. Когда я был учеником Болховского уездного училища, в один день пошел я после уроков с тремя моими: товарищами к о. Макарию получить благословение. Никогда не видав нас, он ласково принял нас и благословил. Потом, обратясь ко мне (и не спросив моего имени) он сказал: „Ну, ты, Ванюша, где учишься»? – Говорю: „В городском училище». – „В какие дни у вас Закон Божий»? – Говорим: „Во вторник и четверг». – „Какой был последний урок»? – Сказали. – „Умники, – говорит о. Макарий, – пойду, принесу вам по книжке». И выносит нам по маленькой книжке и перелистывает одну книжку. Я подумал: „Небольшую книжку дает мне о, Макарий, – отчего не дать мне книжку побольше»! О. Макарий вдруг взглянул на меня, пошел в свою комнату – и несет мне полный Новый Завет) с Евангелием и апостольскими посланиями. Всем я рассказывал этот случай. И мысли-то наши знал о. Макарий!!!» – Г. Болхова Спасо-Преображенского Собора Протоиерей Димитрий Руднев. 12 января 1897 года.

5-го сего февраля я послал в Белев упоминавшемуся уже неоднократно в настоящем сообщении Священнику тамошнего собора В. М. Знаменскому „Материалы» для биографии о. Макария, Д. Д. Филимонова, исполняя тем высказанное им мне раньше сего желание иметь у себя под руками подобную книгу. В ответ на это 21-го числа сего же февраля мною получено от него прекрасное письмо от 19-го числа. В этом письме достопочтенный о. В. М. Знаменский, глубокий почитатель о. Макария, всегда с особенным благоговением относящийся к его светлой памяти, между прочим пишет мне следующее. „Приношу В. В-б-ю глубочайшую и искреннейшую благодарность за присланную вами мне книгу: „Материалы для биографии основателя Алтайской миссии Архимандрита Макария». Как вам не безызвестно, я, недостойный, состою в числе сердечных и глубоких почитателей о. Архимандрита Макария. Но внимательное прочтение присланной мне вами книги еще усугубило мои чувства к этой великой и замечательной в истории Российской Иерархии личности. Это в полном смысле Российский Апостол, которому в ревности распространения в нашем отечестве христианской веры и благочестия нет примера. Это беспримерный труженик просвещения народа в духе православия чрез распространение Слова Божия путем перевода священных книг с еврейского языка на русский. Это истинный воин Христов, который был готов душу свою положить за братий своих по вере и за веру. Это, наконец, земной Ангел и небесный человек. Духовным образованием своим и просвещением он чуть не на целое столетие опередил наших передовых архипастырей и пастырей, сделав огромный вклад в духовную литературу своими драгоценными сочинениями. Жаль только, что сочинения этого великого по духу мужа не все напечатаны и обнародованы во славу Божию и прославление Угодника Божия, которое, как я, многогрешный, от всей души уповаю, скоро или не скоро, но совершится, подобно прославлению Святителя Феодосия Углицкого, на всю Россию». –

Таковы отголоски благоговейного внимания к блаженной памяти о. Макария, донесшиеся до моего слуха из Волхова и Белева в самое последн. время и служащие прекрасн. завершением всего того, что сообщено мне из разн. местностей наш. отечества, и особенно с далекого Алтая и из близкого к нам Волхова, которым по преимуществу пред всеми другими местностями своего служения о. Макарий отдал так много своих дорогих сил. Позволительно надеяться, что эти отголоски доставят светлую отраду всем благоговейным сердцам, чутко отзывающимся на все истинно-жизненное, заветное, благодатное. А в настоящее время, когда уже многим так прискучили назойливые отголоски всуе мятущейся мирской суеты, конечно весьма благопотребно

отовсюду собирать воедино подобные воспроизводимым отголоски и сводит их в одну стройную гармонию, могущую умиротворить истомленную суетою мира душу...

В заключение всего доселе изложенного и для того, чтобы собственными словами приснопамятного о. Макария осветить величайший труд его по переводу Священного Писания с еврейского языка на русский, не могу не привести здесь свидетельства самого о. Макария, как он относился к этому своему труду, которым так дорожил и необходимость которого для своих соотечественников так хорошо сознавал. Желательно коснуться сего, между прочим, и в виду того,

что занимающийся ныне составлением нового биографического очерка о. Макария достопочтенный член нашей Архивной комиссии, Ст. Мих. Яницкий, особенное свое внимание, как и в прежнем подобном очерке, так и в теперешнем, обращает именно на этот великий труд о. Макария, с которым он не расставался до самых последних дней своей многотрудной и истинно подвижнической жизни в Болхове. И о. Протоиерей М. Ф. Бурцев, также член нашей Комиссии, совместно с членами же оной о. Архимандритом Патермуфием и Священником Н. А. Преображенским, в последнее время немало потрудились над просмотром и изучением рукописей о. Макария из Елагинской библиотеки г.г. Беэров по переводу Свящ. Писания и сравнением их как с Синодальным переводом Библии, так и со славянским его текстом, а равно и над сравнением напечатанного из переводов о. Макария с его же собственными рукописями, иногда в нескольких экземплярах различной редакции; каковой просмотр библейского текста и Св. Синодом в последнее время признан весьма желательным по отношению ко всему тексту Библии, как об этом и сообщалось несколько лет тому назад на страницах Синодальных Церковных Ведомостей, при чем предлагалось все замечания по сему предмету представлять в особую комиссию, занятую всесторонним пересмотром текста Библии. И, несомненно, классический, необычайно замечательный труд о. Макария, при том оставленный им нам в многочисленнейших рукописях тщательно проредактированных, еще раз может сослужить великую службу переводу Библии. Причем не следует забывать, что в бумагах о. Макария остались и краткие толкования некоторых книг Священного Писания и обозрения их, или введения к оным. Если не ошибаюсь, это еще не было издано доселе. Да если бы это и было издано раньше, то весьма бы благовременно было это вновь переиздать теперь, так как этого нет теперь под руками не только у обыкновенных читателей Слова Божия, но и у изучающих оное в научных целях. И как бы хорошо было, если бы Орловское Петропавловское Братство взяло на себя труд издать эти экзегетические и исагогические труды о. Макария, и особенно в виду приближающегося пятидесятилетия со дня его блаженной кончины!.. Это был бы труд воистину благодарный, и какую пользу принес бы он всем изучающим Слово Божие, всем поучающимся из Слова Божия!..

Вот что в свое время писал сам о. Макарий как относительно предпринятого им перевода Священного Писания с еврейского языка на русский, так и вообще о значении Слова Божия. В 4 своем письме к. Г. Т. М. из Бийска, от 29 марта 1835 года, он, между прочим, относительно сего пишет следующее. „В первом письме упомянули вы, что чувствуете слабость в зрении; и у меня оно ослабевает, напоминая, что сии окна в хижине бренного тела скоро закроются, как говорит Соломон в живописном изображении старости; а между тем, скажу опять словами Екклезиаста, и миндальное дерево у меня уже давно расцветает, и седины, в темно-русых волосах умножаясь, давно серебрят грешную голову. Все это знамения, которые возбуждают в душе мысли о смерти и чувствования сообразные оным; и при всем том, представьте себе, я собираюсь еще приступить к изучению еврейской Библии. Охота открылась недавно в прикосновении по службе к некрещенным евреям; и хотя я не надеюсь уже прочитать все книги ветхого завета на еврейском языке до смерти, однако думаю, что Господь, не оставивший тщетными усилий моих в знакомстве с безграмотными наречиями полудиких племен, дарует некий плод в возобновлении занятий, начавшихся в семинарии и продолжавшихся в Академии, впрочем, давно уже, к чувствительнейшему раскаянию моему, пресеченных. Но пожелайте, чтобы познание чудес от Закона Божия не прервалось для меня смертию, и чтобы сие позднее обращение к священному языку Пророков приготовляло и вело меня к слышанию и разумению сих великих органов Слова Божия на небесах. Я желаю, чтобы эти очи не служили более орудием для греха, но исчезали в слово Твое, всеблагий Боже, и наконец совершенно исчезли в испытании Св. Писаний, чтоб и сей труд вошел в то всесожжение, о котором св. Павел говорит в послании к Римлянам сими словами: „Умоляю вас, братия, милосердием Божиим, принесите ваши тела в жертву Богу, в жертву живую, как сего требует разумное служение ваше, как сие долженствуешь быть необходимым следствием единой единою за всех и за все принесенной жертвы Христовой, если только мы христиане и члены тела Церкви Его, и вмещается в нас сие слово того же Апостола: „Если один умер, то и все умерли». Но поддерживайте, подкрепляйте, молю, верный сотрудник, сие желание мое молитвою вашею; для того вам и открыл я мое намерение»! („Письма» ч. 1, стр. 203–205).

В другом месте, и именно в 1 своем письме к П. П. Г., от 26 марта 1840 г., о. Макарий о св. Библии выражается так. „Не правда ли, – пишет он, – что мы сделались еще в св. крещении учениками Иисуса Христа? Если же Он есть тот Учитель единственный, который везде и всегда с каждым учеником своим; то священная Библия есть учебная книга, по которой Он преподает человечеству

уроки небесной премудрости, а притом дарует каждому ученику такого. Руководителя, который бы изъяснял ему Писания, который бы приводил ему на память глаголы вечной жизни, когда случилось бы впасть в забвение, и который бы утешал его, когда ему учиться стало бы скучно (Ин. 14:26. 16. 16:13). Училище же Христово есть внутреннейшее в душе; там же и дом молитвы, и обитель Пресвятой Троицы (Ин. 14:23. Откр. 3:20). – Не новое что-нибудь и неслышанное я написал вам, но то, что всегда возвещается в церкви, учение святых учеников и Апостолов Христовых, и живоносные слова самого Учителя их и нашего, которые неоднократно были по вечерам и в доме вашем предлагаемы для общего соутешения в Слове Божием. Сии слова всегда будут иметь для нас приятность и важность новости, если ми будем постоянно стараться опытом познавать силу и сладость их» („Письма», ч. II, стр. 4, 10).

О сем же важном предмете своих заветных дум и помыслов уже не задолго до своей блаженной кончины о. Макарий писал следующие знаменательные строки в 3 своем письме к А. П. Ж. из Орла, от 20 августа 1846 г. „Всем сердцем желаю, – пишет он, – чтобы сам Господь Иисус Христос наставлял вас на всякую истину и добродетель Духом Своим Святым посредством благодатного Слова Своего, переданного нам в Св. Писании Ветхого и Нового Завета. Там Он – Премудрость и Сила Божия – сообщает нам мысли свои, и объявляет нам волю Свою, и уверяет нас в искренней и неизменной во веки любви своей к нам, и все это говорит нам на человеческом языке, и научает нас соответствовать Ему всякими образами молитвенных возношений к Нему ума и сердца. И так Библия есть педагогическая книга Отца нашего небесного, по которой Он, в Единородном Сыне Своем Иисусе Христе, Духом Святым научает нас всему, что делать и знать прилично, необходимо для нас, предназначенных быть чадами Божиими и наследниками царства небесного. Потщимся, имея самого Господа помощником, соответствовать такому о нас благоволению Божию сообразными Ему желаниями, помышлениями, собеседованиями друг с другом и всякими занятиями, памятуя, что челнок жизни нашей по реке времени несется в безбрежный океан вечности. Господь с вами. Простите». („Письма», ч. II, стр. 144–145).

В частности, о св. Евангелии о. Макарий выражается так в 5 своем письме к П. П. Г. из Улалы, от 26 сентября 1840 г., „Самое дело покаяния, – говорит он, – должно быть неразлучно с действованием Евангелия в наших душах; а Евангелие есть всерадостный манифест Царя и Бога нашего, возвещающий, провозглашающий пред лицем неба, земли и во услышание преисподней, что прощаются нам грехи ради Господа Иисуса Христа, распявшегося за нас, и умершего, и воскресшего, что кровь Иисуса Христа очищает совесть нашу от всех грехов и что мы, принадлежа Ему и служа Ему, имеем в дому Отца Его и Отца нашего место светлое, которое Он заслужил и приготовил для нас». (1Ин. 2:12. Евр. 9:13, 14. 1Ин. 1:7–10. 2:1. 2Ин. 14:1–3). („Письма», ч. II, стр. 53–54).

И, наконец, в письме своем к Н-е Д. М., от 12 июля 1837 г., о. Макарий, между прочим, говорит следующее: „Исполняйтесь Духом, – пишет Св. Апостол Павел (Еф. 5:19), – назидая самих себя псалмами, песнями и пением духовным, поя и воспевая в сердцах ваших Господу. – Прочитайте (вместе со своими домашними) послание Св. Ап. Павла к Филиппийцам. Впрочем, я думаю, что вы весьма часто, и даже каждый день, читаете Новый Завет. Так и свойственно всеблагому Отцу беседовать с Своими чадами, которые впрочем различных возрастов и на различных степенях разумения. Помните, что Он Сам говорит вам, когда вы читаете Св. Писание, и что вы говорите Ему и пред Ним изливаете душу свою, когда молитесь». („Письма», ч. 1, стр. 218–219).

Таковы черты из жизнедеятельности приснопамятного о. Макария, собранные нами и из устных преданий о нем, и из всевозможных записей о нем, как отчасти уже напечатанных, так в значительнейшей степени еще нигде не напечатанных, а равно и из его собственных сочинений, подтверждающих оные и дающих им авторитет несомненности. Позволительно думать, что характеристика о. Макария представлена здесь возможно полная и притом на основании источников самого разнообразного содержания, но в то же время взаимно согласных между собою. Видимо, всеми писавшими об о. Макарии руководило благоговейное уважение к нему, вызываемое действительностию, а не чем-либо воображаемым только; что лишь желательно иногда видеть в человеке и что так часто носит лишь субъективный характер, характер преднамеренности; тенденциозности. Исполняющееся пятидесятилетие со дня кончины о. Макария уже достаточно выяснило как общее значение его личности; так в частности и важное его культурное значение в самом широком смысле этого слова. Болховские сведения об о. Макарии восполняют многое иль того в его жизни, что доселе было недостаточно ясно, недостаточно полно представлено в его жизнеописаниях и что являлось в них существенным пробелом, на что так жаловался почтенный Д. Д. Филимонов в своих прекрасных „Материалах для биографии» о. Макария. Кажется, ничего здесь не упущено, и что особенно дорого, многие черти из нравственного облика о. Макария выступают пред нами вновь, не будучи доселе нигде записаны, ни в чем не воспроизведены и только благодаря особенному благоговению к нему его усердных почитателей оне уцелели в памяти народной и передаются в неизменной сохранности из уст в уста, от поколения к поколению. Нынешнее время преимущественно заявило себя тщательным воспроизведением всевозможных воспоминаний о прошедшем и много денных материалов для истории собрало оно, сгруппировало, систематизировало и тем многое из исторических, явлений жизни осветило новым светом, хотя и не подвело еще желанных итогов многому из сего существенно важному, особенно с прагматической точки зрения, в недавнее прошлое, к сожалению, весьма нередко пренебрегавшейся, отчего исторические явления жизни порою представлялись в несвойственном им виде. Несомненно, имеют свое серьезное значение и воспоминания старожилов об о. Макарии, в известном отношении даже большее, чем научно-исторические исследования патентованного ученого, кабинетного труженика, не всегда знакомого по опыту жизни с тою средою, с тою обстановкою, в которой вращалась изображаемая им личность. Благодаря упомянутым воспоминаниям, светлая личность о. Макария является для нас еще более обаятельною, чем была доселе, и особенно привлекают, наше внимание те черти из его жизни, которые ставят его рядом с такими дорогими для всех нас личностями, как почившие о Господе приснопамятные Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Феофан Затворник, и здравствующий среди нас, и всех нас радующий, о. Иоанн Кронштадтский. И дай Бог, чтобы эта светлая личность всегда стояла пред нашим мысленным взором во всем своем увлекательном обаянии. Дай Бог, чтобы великий миссионер Алтая, великий учитель Болхова и вновь сослужил духовно-просветительную службу нашей дорогой родине, твердою стопою шествующей ныне по пути истинно-христианского прогресса. Дай Бог, чтобы достоблаженный о. Макарий соделался для нашего Орловского и в частности Болховского края таким же многомощным предстателем за него и молитвенником пред Господом, каковым считается по отношению к нему равноапостольный просветитель его, Священ. Муч. Иоанн Кукша, и в частности для Брянского края преподобные Поликарп и Олег, Брянские чудотворцы, и каковым является для соседственного нам Тульского и в частности Белевского края Преподобный Макарий Жабынский, Белевский чудотворец, для Калужского края – Преподобные Тихон Калужский, Пафнутий Боровский и Праведный Лаврентий, для Воронежского – Святители чудотворцы – Митрофан Воронежский и Тихон Задонский, для Курского – Белоградского – нетленно почивающий Святитель Иоасаф Горленко, и для Черниговского – новопрославленный Угодник Божий, Святитель – Чудотворец, Феодосий Углицкий. Будем же твердо веровать, что все сие и исполнится по желанию сердца нашего для высшего нашего блага, для большего и большего нашего совершенствования при свете религии Христовой в истинно-православном ее понимании и исповедании. А сие несомненно может быть при том необходимом условии, если мы свое благоговейное отношение к памяти о. Макария будем тщательно сообразовать с священным заветом Апостола Христова: „Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие, их же взирающе на скончание жительства, подражайте вере их». (Евр. 13:7).

Член Орлов. Учен. Архив. Комиссии и Подкомиссии, Священник – Законоучитель Илия Ливанский.

1) «Каин. и Авель», библ. поэма в стих., ц. 15 коп., с перec. 20 коп.

2) «Многостр. Иов», б. п. в ст., с рис., 2 изд., ц. 15–20 к. 3) «Св. Св.-муч. Иоанн Кукша, Просветитель Вятичей», стихотв., ц. 7–10 к., 4) «Преп. Тихон, Калуж. Чудотв.», стихотв. «по нов. исполн. 10 июня 1892 г. 400–л. со дня его блаж. кончины», – нет в ирод. 5) Тоже стихотв. в юбил. изд. «Тих. Пустынь 16 июня 1892 г. Праздн. 400–л. со дня блаж. конч. (1492 года 16 июня ) основ. пуст., Пред. Тихона, К. Ч.». 6) Тоже стих., изд. 2., знач. испр. и дополн., с 2 изобр. Уг. Б., ц. 7–10 к. 7) «На смерть Монарха – Отца, Царя – Миротворца», стих. ц. 1–3 к. 8) «Свящ. памяти в Бозе поч. Монарха – Отца, Царя – Миротв.», стих., д. 1–3 к. 9) «Блаж. памяти Свят. Б. Иосифа Семашко, М. Лит. и Вил.»,

стих., ц. 5–7 к. и 7–10 к. 10) «Из записок М. Иос. Сем.» – нет в прод. 11) «На см. В–пр. Димитрия, Архиеп. Херс. и Одес.», стих., цена 1–3 к. 12) «Блаж. нам. В–пр. Димитрия», стих., ц. 3–5 к. 13) «Поминки», сборн. стих., ц. 75 κ. – 1 р. и 1 р. – 1 р. 25 к. 14) «Св. нервоверх. Ап. Хр. Петр и Павел»,

речь. 15) «О деят. Бр. – хр. любви к ближнему», речь; нет в продаже. 16) «Два слова» по нов. Пережит. и перечувств., ц. 20–25 к. 17) «Свящ. Памяти Царя – Освоб. и Его славн. сподвижн.», слово, ц. 10–15 к. и 15–20 коп. 18) «За Крест Христов и Веру Святую», ц. 10–15 к. и 15–20 к. 19) «Отголоски современности» (две предш. брош. вм.), ц. 20–25 к. и 30–35 к. 20) «Слово в день 19 октября 1889 г.» – нет в прод. 21) «Слово в день Восш. на прест. Благоч. Гос. Имп. Николая Александровича», – нет в продаже. 22) «Слово в день Тезоимен. Госуд. Наслед. Цесарев. Георгия Александровича», – нет в прод. 23) «Привет. речь Орлов. Кафедр. Прот. П. Ф. Полидорову», – нет

в прод. 24) «Слово при погреб. Свящ. Законоуч. А. И. Вознесенского», – нет в прод. 25) «Архим. Макарий Глухарев (К свед. о его личности и к материалам для его биографии)», – нет в прод. 26) «Блаж. памяти Архим. Макария, основ. Алт. миссии», стих., ц. 5–7 к. и 7–10 к. 27) «Почив. в Болховской Оптин. пуст. Архим. Макарий Глухарев, основатель Алтайской миссии», ц. 7–10, 10–15 и 15–20 к. 28) «Некоторые черты из жизни Архим. Макария во вр. пребывания его в Болхове», ц. 50–65, 40–55 и 75 к. – 1 р. Имеющиеся в продаже издания, из числа означенных здесь, можно получать у автора, Законоуч. Александр. Орлов. Реал. учил., а также в Орлов, книжн. магазинах, в Спб. в кн. м. И. Л. Тузова, в Москве, Туле, Воронеже, Белеве, Болхове, Мценске и других городах.

Отдельн. оттиск из брош., печат. с разреш. Председ. Орловской Ученой Архивной Комиссии.

Орел. 1897 г. Твпография С. А. Зайцевой.