Глава 2

1–7. Третья строфа первого отдела книги. Невеста и Жених взаимно обмениваются похвалами друг другу, но затем под сильными впечатлениями пламенной любви Невеста изнемогает, испытывает как бы болезнь любви и наконец, погружаясь в полусознательное состояние, заклинает дщерей иерусалимских не будить любовь до тех пор пока она не явится сама собою. 8–17. Описание Возлюбленного со стороны Невесты, весенний привет любви первого к последней и обратно.

Песн.2:1. Я нарцисс Саронский, лилия долин!

Высказавши выше (Песн. 1.15–16) призыв Возлюбленному своему последовать на лоно природы, Невеста теперь скромно и себя саму представляет дитятею девственной природы (как бы в противоположность искусственному великолепию дворца Соломонова), восклицая о себе: «я – нарцисс Саронский, лилия долин». Евр. хабаццелет (встреч. еще в Ис 35.1), переданное в русск. перев. словом "нарцисс», имеет, впрочем, неопределенное и скорее более общее значение, как и стоит у LXХ: ανθος του πεδιου, Vulg. flos campi. Поэтому все попытки – точнее определить название этого цветка: нарцисс (уже Таргум передает: наркос), роза (Бётхер), тюльпан (Вайгингер) имеют гадательное значение, по Гезениусу это – (по терминологии Линнея) Colchium autumnale.

Под именем Сарона Евсевий и Иероним (Onomast. 834) различают две местности: одну между Фавором и морем Тивериадским (теперь Сарона к северу от вади ел-Бире), другую – более известную по побережью Средиземного моря и горам Израильским от Ионнии до Кесарии (1Пар 27.29; Ис. 33:9, 35:2). Может быть, в данном случае в виду близости первой местности к городу Сонаму, родине Невесты Суламиты (ср. Песн 7.1), имеется ввиду именно она. Евр. шошан (ср. Песн 2.16, 4.5, 5.13, 6.2, 7.3) обыкновенно переводами (LXX: κρινον, Vulg. lilium) и толкователями передается словом: лилия, хотя, вероятно, в древности означало цветы не одной только породы и не только белого цвета (по Песн 5.13, лилия имеет красный или розовый цвет – в роде lilum rubens у Плиния); по Гезениусу, Anemone соronaria. Ориген, относя стих 1-й к словам Жениха, комментирует ст. 1 так: «Ради меня, находящегося долу, Он – сходит в долину, и, приведши в долину, делается лилиею. Вместо древа жизни, которое насаждено было в раю Божием, Он сделался цветком целого поля, то есть целого мира и всей земли. Ибо что может быть цветком мира в такой степени, как имя Христово?» (с. 163).

Песн.2:2. Что лилия между тернами, то воз­люблен­ная моя между девицами.

Если Невеста только из скромности называет себя лилиею долин (ст. 1), то Жених сравнение ее с лилиею берет образом ее великой красоты и несравненного превосходства пред всеми другими придворными женщинами (ср. Песн 6.8–9). «Как лилия не может быть сравниваема с тернами, между которыми она всегда появляется, так ближняя моя над всеми дщерями есть то же, что лилия посреди тернов» (Ориген – Иероним, с. 163).

Песн.2:3. Что яблоня между лесными деревьями, то воз­люблен­ный мой между юношами. В те­ни ее люблю я сидеть, и плоды ее сладки для гортани моей.

Ответные слова Невесты (ст. 3а) представляют полную параллель похвал ей со стороны Жениха (ст. 2). Яблонею (евр. таппуах, греч. μηλον, лат. malus), как и ниже под яблоками (ст. 5, см. Песн 8.5), разумеется не наша яблоня, не имеющая тех свойств плодов своих, которым усвояются плодам этой яблони (ст. 5), не растущая в качестве лесного дерева и вовсе не встречающаяся в Палестине, а другое какое-то плодовое дерево: апельсиновое, лимонное или абрикосовое. Пребывание в тени этой яблони и вкушение ее плодов здесь, как и ниже (ст. 5, сн. Песн. 4.16, 7.14) образ привлекательной близости и отрады ласк Возлюбленного. «Все деревья, все древесные произрастания в сравнении с Словом Божиим почитаются неплодоносными лесами. Для Христа все, что бы ты ни назвал, есть лес, и все бесплодно. Ибо что, в сравнении с Ним, может быть названо плодоносным? Даже деревья, которые, по-видимому, гнутся от множества плодов, в сравнении с пришествием Его, оказываются бесплодными» (Ориген – Иероним, с. 163).

Песн.2:4. Он ввел меня в дом пира, и знамя его надо мною – любо­вь.

Песн.2:5. Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви.

«Он ввел меня в дом пира» – выражение совершенно параллельное словам Песн 1.3 «царь ввел меня в чертоги свои», но в отличие от этого места, имеет метафорический смысл, образное выражение родственной мысли, как показывает уже выражение (4б): «знамя его надо мною – любовь». Смысл тот, что пламенная любовь, подобно воинскому знамени, защищает Невесту, развеваясь над ее главою (см. Песн 6.4, 10). Не столь ясно чтение ст. 4 по славянск. тексту «введите мя в дом вина, вчините ко мне любовь», представляющее точный перевод с греческого текста. «Вино» здесь берется в ассоциации с Песн 1.1, 3, как образ веселья, и «дом вина» (Vulg. cella vinaria), вопреки буквальному пониманию у многих новых толкователей, есть только образ полноты радостей любви. Мидраш истолковывает ст. 4 так: «Общество Израилево говорит: Бог ввел меня в великое виноградное точило, на Синай, и там дал мне мое знамя, – закон, заповеди и добрые дела, – и я приняла их с великою любовью» (S. 59).

Преисполненная впечатлениями любовных ласк Жениха, как бы опьяненная их действием (сн. Песн 5.8), Невеста переживает своеобразную болезнь любви, как бы раненная (LXX) или уязвленная (слав.) стрелою любви, почему, обращаясь к дщерям иерусалимским, она просит их подкрепить ее вином (точнее: «пастилою», как в перев. архим. Макария; евр. ашиша означает именно пирожное из прессованных ягод, вообще фруктов, ср. Ос 3.1) и освежить яблоками (ст. 5).

По мнению некоторых (Беттхер и др.), здесь разумеются особого сорта яблоки, относительно которых восточные женщины, особенно обитательницы гаремов, были убеждены в связи их с половою любовию. Но нечто подобное из Библии известно лишь об «яблоках любви» – мандрагорах (Быт 30.1; Песн 7.14). Мидраш вторую половину ст. 5 перефразирует так: «Община Израилева говорит пред Богом: все страдания, какие причиняют мне народы, происходят только оттого, что я люблю Тебя» (S. 60).

Ориген и Иероним понимают болезнь любви тоже в нравственно аллегорическом смысле: «Как прекрасно, как привлекательно получить рану от любви! Иной принял в себя стрелу плотской любви, другой уязвлен земною страстью; ты же обнажи члены твои и предоставь себя стреле избранной, стреле прекрасной, ибо стрелок есть Бог (Ис 49.2, 6)… Этою стрелою были уязвлены те, которые рассуждали между собою: «не сердце ли наю горя бе в наю, ...егда сказоваше нам Писание» (Лк 24.32)» (с. 167).

Песн.2:6. Левая рука его у меня под головою, а правая обнимает меня.

Данный стих представляет обоснование предыдущего и содержит указание источника страстно и как бы болезненно развитой и напряженной любви: нежнейшая любовь и заботливость со стороны Возлюбленного обнимают все существо и наполняют всю жизнь Невесты (сн. Песн 8.3). «Слово Божие держит премудрость и в шуйце и в деснице, и премудрость эта, хотя по различию ее разумения бывает многоразлична, но в своем источнике одна. Сам Соломон учит о шуйце и деснице Премудрости: «долгота бо жития и лета жизни в деснице ея, в шуйце же ея богатство и слава.» (Притч 3.16).» (Ориген-Иероним, с. 168. См. Толков. Библ, т. IV, с. 904).

Песн.2:7. Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или по­левыми ланями: не будите и не тревожьте воз­люблен­ной, доколе ей угодно.

Первый отдел книги заканчивается своеобразною клятвою или заклинанием, три раза встречающимся в книге Песнь Песней (Песн 2.7, 3.5, 8.4) и более нигде в Писании, клятвою к иерусалимским женщинам сернами или полевыми ланями не возбуждать любовь (а не «возлюбленную», как в Вульгате и в русск. Синодальном и Архим. Макария), пока она пробудится сама.

Формула клятвы «сернами или полевыми ланями» по мазоретскому тексту подтверждается текстами; Сирским, Вульгатою (per capreas cervosque camporum) и русским и заслуживает предпочтения пред формулою греч. и слав. «в силах и крепостях села». Основание своеобразной поэтической формы этой клятвы заключается не в чем ином, как в особенной грации и красоте газелей и ланей, в силу чего они являются наиболее подходящим образом – женской красоты и миловидности ( (Притч 5.19); Толков. Библ. т. IV, с. 908), а вместе и женской любви; особенна уместна и естественна такая клятва в устах женщины и в обращении к женщинам же (во всех трех названных случаях: Песн 2.7, 3.5, 8.4), которых Невеста настоятельно предостерегает от соблазна преждевременно и искусственно вызывать и воспламенять в себе пламя любви, напротив советует предоставить пробуждение и развитее этого чувства природе и Богу. Здесь – мораль всего отдела 1 (Песн 1.1 – Песн 2.7): последовательное развитие чувства любви – от первого искания лобзания Возлюбленного до полного изнеможения любви послужило для Невесты основанием сделать упомянутое предостережение подругам. Указываемый ею закон нормальной постепенности в любви имеет силу и в аллегорическом толковании – в применении содержания книги к природе, к истории Израиля и к истории спасения. По объяснению проф. Олесницкого, первый отдел книги Песнь Песней может быть назван зимнею или предвесеннею песнью сетования обетованной земли о солнце, уклонившемся от нее в своем зимнем течении, а также песнью первого, печального периода в истории Израиля – пребывания в Египте и странствования по пустыне (Цит. соч. с. 368–369).

Песн.2:8. Голос воз­люблен­ного моего! вот, он идет, скачет по горам, прыгает по холмам.

Песн.2:9. Друг мой по­хож на серну или на молодого оленя. Вот, он сто­ит у нас за стеною, заглядывает в окно, мелькает сквозь решетку.

Новая картина открывается рядом воспоминаний Возлюбленной о блаженных минутах имевшего место ранее единения ее с Возлюбленным. Монолог Суламиты, передающий это свидание (Песн 2.5), по мнению некоторых комментаторов, может считаться написанным раньше первого отдела, так как в нем идет речь о причине, по которой Суламита разлучилась с отцовским домом; «автор поступил очень тонко, воспользовавшись предшествующими главному действию событиями только как первыми нитями для остальной ткани» (Карпелес, стр. 81). В изображении в ст. 8–9 Возлюбленного, отличающемся черезвычайною живостью, выставляется на вид величайшая подвижность и неуловимость Возлюбленного, так что невольно возникает аналогия ею с быстро движущими стихиями. «Второй отдел Песни Песней 2:5, говорит проф. Олесницкий, в отличие от первого, может быть, назван Песнью весны. Скрывавшееся от земли солнце теперь само вызывает ее к жизни. Отдел начинается отрывочными словами «голос возлюбленного моего». Жених находится в таком отношении к невесте, что она слышит только его голос, чувствует его дыхание, но не знает, откуда приходит и камо идет (Ин 3.8). Подобно неуловимому ветру и быстроногой серне, он пробегает по стране, перескакивает через горы и холмы. В отношении к человеческому образу такое представление было бы весьма неестественно; но в отношении к вольному лучу солнца, не знающему препятствий ни в горах, ни в долинах, это в высшей степени натурально. Прекрасно идет сюда и то, что говорится в следующем (9) стихе о возлюбленном, засматривающем на бегу в окна, мелькающем сквозь решетки домов» (с. 369). Ещё более удобопонятными отмеченные черты являются при типическом истолковании их о Христе, какое дает Ориген (с. 170 ср. Мидраш, с. 67–68). В тексте LXX и слав. в ст. 9 имеется прибавка: επι τα ορ Βαιθηλ, Вефильских; в др. текстах и переводах прибавка эта не находит для себя опоры.

Песн.2:10. Возлюблен­ный мой начал говорить мне: встань, воз­люблен­ная моя, пре­красная моя, выйди!

Песн.2:11. Вот, зима уже про­шла; дождь миновал, пере­стал;

Песн.2:12. цветы по­ка­за­лись на земле; время пе­ния настало, и голос горлицы слы­шен в стране нашей;

Песн.2:13. смоковницы распустили свои почки, и виноградные лозы, расцветая, издают благо­воние. Встань, воз­люблен­ная моя, пре­красная моя, выйди!

Здесь имеем законченную строфу, начинающуюся и оканчивающуюся приглашением Возлюбленного Невесте пользоваться прелестями наступившей весны, скрывающейся в Палестине по миновании «времени дождей» (этгешамим 1Ездр. 10:9, 13), частнее позднего дождя (малкош). Весенний солнечный луч, прободающий природу, касающийся высоких палестинских гор, не забывает заглянуть и в жилище человека. Встань, прекрасная моя, говорит он всему живущему во святой земле, пора оставить зимний покой и выступить на простор для новой жизни… Стихи 12–13 изображают вешний вид палестинской природы в это время года, по преимуществу называвшееся месяцем цветов, ziv, подобно нашему месяцу маю». (Олесницкий, с. 370). Священный поэт при этом выбирает такие черты весны – цветы, пение, благоухание, – какие способны возбуждать любовь к природе и людям. По нежной любви к природе и свежему аромату, эта «весенняя песня» есть редкое явление в целой древности.

Песн.2:14. Голубица моя в ущелье скалы под кровом утеса! по­кажи мне лице твое, дай мне услы­шать голос твой, по­тому что голос твой сладок и лице твое при­ятно.

Песн.2:15. Ловите нам лисиц, лисенят, которые по­ртят виноградники, а виноградники наши в цвете.:

«О, голубица моя, говорит Палестине любующееся ею солнце, дай мне смотреть на лице твое и слышать голос твой», очевидно, разумеется тоже лицо природы, покрытое цветами, и тот же голос возвратившихся в Палестину перелетных птиц, о которых говорилась непосредственно пред тем. Прибавочное выражение: «из-под ущелий и скал и утесов» (покажи мне лице твое) – самое точное описание грунта Палестины, покрытой суровыми скалами и только из долин и воды смотрящей свежестию и жизнию» (Олесницкий, с. 370). Ст. 15 является совершенно неожиданною вставкою, прерывающею диалог жениха и невесты; может быть, это отрывок песни рабочих виноградника, приводимый Суламитою по воспоминанию о своей подневольной службе в охранении виноградника (Песн 1.5). Смысл стиха ясен: «сила, покровительствующая Палестине, не может смотреть равнодушно на врагов ее, кто бы они ни были, простые лисицы или лисицы политические» (Олесницкнй, с. 370).

Песн.2:16. Возлюблен­ный мой при­надлежит мне, а я ему; он пасет между лилиями.

Песн.2:17. Доколе день дышит прохладою, и убегают те­ни, воз­вратись, будь подобен серне или молодому оленю на рас­селинах гор.

С ст. 16 данной главы по ст. 4-й главы 3-ей изображается ответное – на призыв Жениха, ст. 8–14, – стремление Невесты к нему. Эпитет Возлюбленного (ст. 16, сн. Песн 6.2–3) «пасущий между лилиями» лучше всего показывает, что Жених Песни Песней лишь в несобственном смысле на метафорически-поэтическом языке называется пастухом. Невеста высказывает крепкую уверенность в незыблемой твердости взаимных чувств, любви, соединяющих ее с Возлюбленным (ст. 16, сн. Песн 7.11). Однако сейчас же она предвидит и предстоящую разлуку с ним и потому в ст. 17-м, имеющем отношение к первым стихам следующей главы. Она ввиду наступающего заката солнца умоляет Возлюбленного скорее вернуться с «гор разделения» (евр. гape – батер, LXX: τα δρη κοιλωματων, Vulg. montes Bether, слав. «на горах юдолий»). Подобный же оборот речи речи имеет место ниже в Песн 4.6.