Благо высшее

Благо высшее. Человеческое поступание всегда имеет перед собою какую-либо «цель». В свою очередь, все в отдельности цели группируются около какой-либо одной из них, являющейся высшей, конечной, главнейшей, дающею собою тон всей жизнедеятельности человека, определяющею основной характер последней. Эта высшая и конечная цель, преследуемая человеком, в тоже время является для него и его «высшим благом», которое всегда предносится его внутренним очам, чтобы он ни делал. Определением того, в чем надлежит искать сущность этого «высшего блага», как конечной цели человеческой жизнедеятельности, занимались уже издавна. Решение вопроса стояло в непосредственной связи с особенностями мировоззрения тех или других лиц и народов. Так, напр., с точки зрения буддиста, высшим благом или, что то же, блаженством было «отрицание бытия»; по мнению «Сократа (и циников) – знание»; по Платону – богоуподобление; по учению Аристотеля «сущность высочайшего блага или ευδαιμονίας тождественно или с созерцательной, теоретической, научной, чистой деятельностью разума (это – высшая ступень ευδαιμονίας, или же с деятельностью чисто практической нравственности (это – занимающая второе место ступень ευδαιμονίας); внешние блага и удовольствие – в известном (ограниченном) смысле относятся к числу других составных элементов ευδαιμονίας»; «высшее благо», рассуждают эпикурейцы, «приятно жить»; по мнению стоиков, высшее благо – это – «состоящее в равнодушии по отношению к действительному миру блаженство, которое доставляет мудрецу сама в себе замкнутая добродетель»; неоплатоники стали уже на мистическую точку зрения и проч. Таким образом, сферою, где древний философский мир пытался отыскать и находил для себя высшее благо или, что тоже, конечную цель своей жизнедеятельности, были «мир» и «человек». Исключение составляет собственно только платоновское мировоззрение, отсюда приближаемое, напр. бл. Августином, к христианскому пониманию дела. Что же касается последнего, т. е., христианского взгляда на высшее благо, то он здесь вполне ясен и понятен. Человек создан Богом по Его образу и подобию, введен в рай, где и наслаждался блаженством, богообщением, которого лишился затем вследствие своего грехопадения. Все дальнейшие усилия ветхозаветного человека были направлены к тому, чтоб восстановить прежнее богообщение путем исполнения божественного нравственного закона, путем уподобления Богу, Его божественным свойствам. Однако, несмотря на усилия лучшей части ветхозаветного человечества, водимой божественным Промыслом, несмотря на ее возвышенную настроенность (ср. Пс.62:4; Пс.62:2; Пс.41:3; Пс.107:6 и мног. друг.), усилия ее, указанные выше, оставались бесплодны вследствие глубины грехопадения прародителей, отозвавшегося слишком существенно на их потомках. И лишь только с вочеловечением Бога Слова у людей явилась возможность небесплодно стремиться к восстановлению райского богообщения путем богоуподобления (ср. Мф.5:48). Они и стремятся к этому, сознавая, что исполненный благодати и истины (Ин.1:14) Господь – источник покоя для их душ (Мф.11:29), что Он – мир их (Еф.2:14) и т. д. К Нему, как Такому, люди и стремятся, видя в этом своем стремлении единственно – удовлетворяющую их внутреннее существо цель, усматривая в богообщении, поскольку это представляется им достижимым, единственно-мыслимое для них блаженство, высшее благо. Возвышаясь своим христиански – просвещенным умом до постижения божьих свойств, до некоторого общения его с Богом уже здесь – на земле, возвышаясь до этого своею христиански настроенною жизнедеятельностию, созданием внутри себя полного мира, полной внутренней гармонии и равновесия, христианин всегда сознает, что полное, т. е., возможное для него, как человека, обладание высшим благом здесь – до гроба немыслимо (вопреки Аристотелю и др.) и что оно наступит после смерти – в будущей бесконечной жизни. О том, чтоб в этой последней не лишиться обладания высшим благом, он и заботится, соответственно чему устраивает и самую свою земную жизнь. Все это в христианстве – истины общеизвестные.

Подобным образом понимается христианская точка зрения на вопрос и святыми отцами и учителями церкви, напр. Климентом Александрийским, Лактанцием, св. Григорием Великим и др., а особенно бл. Августином. «Конечное благо, которым мы могли бы быть истинно блаженными, есть святое общение с Богом. Из желания быть в этом общении, христианами и предпринимаются все их подвиги и труды, и только то дело считается истинною жертвою, которое совершается из этого желания». Так учил этот христианский мыслитель. При этом богообщению, составляющему конечную цель и высшее благо для христианина, чужд «корыстный» элемент: «благо богообщения», по святоотеческому учению «состоит в святости, а не в услаждении, как таковом».

А. Бронзов