Керженец

Керженец (или Кержанец) – левый приток Волги, длиною около 200 в., шириною 10–20 саж., глубиною от 1 ½ до 3 арш.; место впадения – верстах в 6 от большого торгового села Лыскова. Имя реки, захватывающей своим течением, вместе с притоком Белбаш, значительную часть Семеновского уезда Нижегородской губ., усвоилось и всей окрестной местности, некогда игравшей весьма видную роль в жизни старообрядческого раскола. Распространение его здесь почти совпадает с самым моментом возникновения, а местные условия, как нельзя более, благоприятствовали упрочению его здесь и успехам раскольнической пропаганды. Обширные леса керженские и чернораменские привлекали к себе последователей «древлего благочестия», как безопасное убежище, во время правительственных преследований раскола, начавшихся после собора 1667 г.; с другой стороны, близость к знаменитой Макарьевской ярмарке немало содействовала материальному благосостоянию насельников керженского края и поддержанию деятельных сношений их с раскольниками других местностей. Благодаря этим обстоятельствам, уже в последней четверти XVII в. этот край успел приобрести первенствующее значение в расколе и стать местом правления для него.

Средоточием религиозной жизни здесь были многочисленные скиты, влияние которых простиралось далеко за пределы соседних раскольнических поселений. Местное предание связывает начало скитов с именами первых проповедников раскола в нижегородской области: игумена Бизюковского монастыря Сергия Салтыкова (происходившего из рода смоленских бояр), монаха Ефрема Потемкина и др. выходцев смоленского края. Основанный ими скит Смольяны возник, будто бы, еще в 1656 г.; в нем поселились царские бояре, не хотевшие принять Никоновых «новшеств». Для 2-й половины XVII в. это был главный центр поповщины на Керженце. Такое значение названный скит получил благодаря своему руководителю, черному попу Дионисию Шуйскому, который утверждал, что имеет при себе запас св. даров и мира, освященных еще при п. Иосифе. Преемником Дионисия, около 1690 г., сделался черный же поп Феодосий (из г. Рыльска), подобно своему предшественнику крещенный и рукоположенный еще до начала отвергнутых расколом книжно-обрядовых исправлений. Вместе с настоятельством в ските, Феодосий заправлял внутренними делами раскольничьего мира и на всем Керженце, ревностно занимаясь распространением раскола, собирая соборы и принимая беглых попов. Начавшиеся по поводу его деятельности правительственные розыски заставили Феодосия бежать сначала в Калугу, а отсюда, с захваченным в старой, заброшенной церкви древним антиминсом, на Ветку – другой тогдашний центр поповщинского раскола. Отсюда он продолжал, однако, управлять и Керженцем, рассылая послания и в них давая разрешение или запрещение обращаться за удовлетворением дух. нужд к местным беглым попам.

Возникновение другого скита предание относит ко временам Соловецкого бунта: когда царский воевода Мещерин обложил мятежную обитель и уже не оставалось надежды на избавление «сидельцев», монастырская икона Казанской Божией Матери, бывшая раньше комнатной иконой царя Алексея Михайловича, была чудесным образом перенесена по воздуху в пустынные леса чернораменские, на урочище Шарпан (близ г. Семенова); руководимый ею, также чудесно, через дебри, непроходимые болота и другие препятствия, пришел ветхий инок-схимник Арсений и основал здесь свой скит, послуживший рассадником множества новых скитов по заволжским лесам. С именем соловецкого же выходца, священноинока Софонии, связывается начало Софонтиева скита (верстах в 15 от г. Семенова), основатель которого прибыл в керженские леса еще при Дионисии Шуйском (около 1677 г.) Из насельников этого скита получил большую известность в начале XVIII в. белый поп Аврамий Иванов, прозванный у раскольников «патриархом». – Почти одновременно с двумя последними скитами (не позже 1678 г.) возник скит Онуфриевский. Во главе его стоял некий старец Онуфрий, пользовавшийся громадным влиянием на окрестных скитников благодаря тому случайному обстоятельству, что присылавшаяся из разных мест милостыня на керженские скиты была направляема прежде всего к Онуфрию и уже по его усмотрению: распределялась между остальными. Из истории внутренней жизни раскола инок Онуфрий известен своим участием в спорах из-за еретических писем протопопа Аввакума о Св. Троице, адресованных к одному из обитателей того же скита, иноку Сергию (участнику смуты 1682 г.). Противники Онуфрия и его единомышленников, отстаивавших священный авторитет аввакумовых писаний, были главным образом обитатели Софонтиева скита, под руководством своего настоятеля. Споры длились более 20 лет, сопровождаясь большим возбуждением с обеих сторон, и закончились уже в 1717 г. соборным приговором керженских скитников, осудивших «спорные письма». – Из женских скитов, появившихся на Керженце также еще во 2-й полов. XVII в., большою известностью пользовался в течение многих лет Оленевский скит (в 12 в. от г. Семенова), основанный родственницей св. митрополита Филиппа Анфисой Колычевой.

К началу ХVIII в. многочисленные керженские скиты привлекли на себя внимание правительства, как главные очаги старообрядческого раскола. Особенно энергичной деятельностью против них заявил себя нижегородский архиеп. Питирим, сам происходивший из раскольников и хорошо знакомый с их заблуждениями. Еще в бытность свою игуменом и потом архимандритом, он вел устную и письменную полемику с местными раскольниками, преимущественно – «Дьяконова согласия», основателем которого был настоятель Лаврентиева скита, дьякон Александр. Плодом этой полемики со стороны раскольников были «Керженские ответы» на 130 вопросов, предложенных Питиримом; ответы были составлены известным раскольническим писателем – беспоповцем Андреем Денисовым при участии дьяконовца Василия Флорова и были поданы вопрошателю в 1719 г., уже в бытность его архиепископом. Со своей стороны Питирим ответил на предложенные ему керженскими скитниками 240 вопросов целой книгой, изданной в 1721 г. под названием «Пращицы». Не довольствуясь средствами духовного увещания, Питирим охотно прибегал и к мерам внешнего воздействия на раскольников. Число последних, за 19-летнее управление его Нижегородской епархией, уменьшилось здесь на 80.000 душ; часть их обратились к православию, а другие – в громадном большинстве – бежали за границу. Керженские и скиты (числом более 90) запустели и были уничтожены; уцелели только бедные остатки двух из них: Оленевского и Шарпанского.

Двукратное разорение Ветки, главного центра зарубежного старообрядчества, и указ 16 окт. 1762 г., дозволивший удалившимся а границу раскольникам вернуться в Россию, послужили причиною нового оживления раскола в нижегородском Заволжье. В окрестностях г. Семенова появились опять многочисленные скиты на месте и прежних, разоренных Питиримом. В начале XIX в. их насчитывалось до 35, в том числе 22 принадлежавших поповщине, 8 – спасову согласию и 5 – поморскому. Последние две группы, впрочем, не имели большого значения и число как принадлежавших к ним скитов, так и их насельников постепенно шло на убыль. В противоположность этому, скиты поповщинского толка по-прежнему являлись не только средоточием жизни местного раскола, но и центрами широкого влияния на единомышленный им раскольничий мир. По внешнему устройству скиты были двух типов. Одни по виду не отличались от обыкновенной деревни, с той только разницей, что избы не располагались в однообразном порядке вдоль улицы, а были разбросаны как попало, иногда на довольно большом расстоянии друг от друга. Такой скит состоял обыкновенно из нескольких обителей, иногда мужских и женских вперемешку; в каждой обители была своя моленная, при которой жили уставщица или старец-игумен. Большинство керженских скитов были устроены именно таким образом. Наряду с этим существовали скиты, состоящие из одной обители и своим устройством ближе напоминающие православный монастырь. Внутренняя жизнь в скитах, насколько она была доступна стороннему наблюдателю, шла по строго установленному порядку: в определенное время чинно и уставно совершалось богослужение, монастырский строй жизни клал на все свой яркий отпечаток; все это привлекало к скитам обильные пожертвования, дававшие возможность не только самим безбедно существовать, но и оказывать помощь нуждающимся, что еще более усиливало их влияние на окрестное население. Наиболее замечательными по своему многолюдству и значению были старые скиты – Оленевский и Шарпанский, а также Чернухинский и особенно Комаровский (в 25 в. от Семенова, близ дерев. Елфимовой). Последний состоял из нескольких обителей, мужских и женских, числом до 20, с количеством «стариц», доходившим до 500 при стольких же послушницах; мужчин – бельцов и иноков – было значительно меньше. В одной из мужских обителей скита в последней четверти XVIII в. жил известный раскольнический писатель Иона Курносый, автор «Истории о бегствующем священстве» (напечат. у Есипова, Раск. дела XVIII ст, т. II, прилож., стр. 182 сл., Спб. 1863) и деятельный участник Московского «перемазанского» собора (1779–1780 гг.). Вопрос о чиноприеме белых попов, рассматривавшийся на этом соборе, вообще сильно занимал керженских скитников на протяжении XVIII в. Голос их не утратил значения и в 1-й половине XIX в. при обсуждении религиозных нужд старообрядчества и вызванных ими крупных событий, волновавших тогда раскольнический мир. В 1832 г. представители керженских скитов присутствовали на Рогожском совещании, постановившем «искать архиерейства и утвердить владычный стол в коем-либо зарубежном городе». Под давлением рогожских заправил постановление это было, впрочем, вменено «яко не бывшее»; зато и керженские скитники, со своей стороны, не сразу согласились принять появившееся через несколько лет после того (в 1846 г.), помимо их прямого участия, так называемое австрийское священство. Но религиозное значение скитов для раскольнического мира за этот второй период их существования заметно подтачивалось разнообразными недостатками их внутреннего быта, далеко не стоявшего на высоте нравственных требований. Это и привело, в конце концов, некогда знаменитые и влиятельные скиты к полному упадку.

Еще во время наполеоновского нашествия московские беглопоповцы рогожского согласия, укрывшиеся со своими семействами в керженские скиты, имели возможность убедиться в наличности здесь многих темных явлений, значительно охладивших ревность щедрых благотворителей. Приток пожертвований из Москвы после этого заметно сократился, а вместе с тем стало уменьшаться и число скитов. В 1827 г. их было уже только 28, с 90 обителями, в которых было 2.813 чел., в том числе 2.304 принадлежавших к поповщинским толкам. Вслед за тем начался ряд правительственных распоряжений, имевших целью окончательное уничтожение раскольнических скитов в нижегородском Заволжье: воспрещено было вновь приписывать раскольников к скитам, строить новые и исправлять старые моленные, устраивать их в домах и иметь колокола. Распространение единоверия подрывало скиты с другой стороны. В 1836 г. основан был близ г. Семенова Покровский единоверческий женский монастырь, в который перешли многие скитницы. Всего же более содействовало уменьшению числа скитов усиление надзора за ними со стороны духовных и светских властей, начавшееся со времени назначения на Нижегородскую епархию (в 1847 г.) преосв. Иакова. Последний нередко сам объезжал скиты и о замечаемых в них беспорядках сообщал губернатору, который в свою очередь установил строгий надзор за внутренней жизнью этих средоточий местного раскола, передавши производство следственных дел о скитах и общее наблюдение за ними из рук небезукоризненной в таких делах тогдашней земской полиции своим чиновникам особых поручений. Одним из них был известный знаток и бытописатель раскола, П. И. Мельников (писавший под псевдонимом «Печерский»). В 1848 г. он, по поводу одного уголовного следствия, запечатал керженский Благовещенский скит, основанный в 1814 г. иноком Тарасием на правом берегу Керженца, и убедил настоятеля перейти в единоверие; в следующем году скит был превращен в Керженский Благовещенский единоверческий мужской монастырь (общежительный 3-го класса), первым игуменом которого был тот же Тарасий. Тогда же склонен был к единоверию и женский Осиновский скпт (в 55 в. от Семенова), также обращенный в третьеклассный единоверческий монастырь. Одновременно с этим, по требованию духовного начальства, были отобраны из скитов иконы, оглашаемые у раскольников за чудотворные, – в том числе икона Казанской Божией Матери из Шарпана (передана в упомянутый Благовещенский монастырь) и св. Николая Чудотворца из Оленевского скита (ныне находится в Осиновском женск. монастыре). Наконец, 1 мая 1853 г. последовало Высочайшее повеление о высылке из скитов всех не приписанных к ним по последней ревизии, причем они обязывались подпиской снести дома свои и сами выселиться не позже 1 ноября того же года. Это распоряжение нанесло окончательный удар керженским скитам и вызвало глубокую скорбь среди их обитателей (см. «стих о разорении керж. скитов» в «Русск. Стар.». 1878 г., июнь, стр. 341 сл.). Правда, к назначенному сроку в Семеновском у. еще оставалось 16 гласных скитов с 49 обителями и 1.002 жителями обоего пола, в скитах было 29 часовен или моленных, 2.128 комнат, сверх того 200 светлиц, в которых жили только летом, и до 1.500 холодных надворных строений; но все это было уже бесповоротно обречено на постепенное оскудение и разрушение. В настоящее время существует лишь несколько женских скитов: в керженеких лесах – Шарпанский, Оленевский, Чернухинский и Комаровский, а в чернораменских лесах – Улангерский, с бедными постройками и ничтожным количеством скитниц.

И. Громогласов.