Кальвин и кальвинизм.

Кальвин и кальвинизм. Иоанн Кальвин, по французскому произношению Жан Ковен или Кольвен, родился в 1509 г. на севере Франции, в провинции Пикардии, в городе Нойоне. Его предки были городские простолюдины: дед был бондарь, а отец Жерар Ковен – чиновник, занимавший должности поверенного по казенным сборам в нойонском округе, епископского секретаря и члена совета при кафедральном соборе в Нойоне. Средства Жерара Ковена были не велики, но ему посчастливилось дать сыну хорошее воспитание и образование, хотя и не в своей семье. Кальвин очень рано лишился своей матери. Отсутствие матери почти всегда бывает неблагоприятно для воспитания и первоначального обучения детей полусирот. Но для развития Кальвина смерть его матери сопровождалась тем благоприятным обстоятельством, что отец отдал его на воспитание в дружественную семью Моммор. Момморы были одною из первых дворянских фамилий в округе, и Кальвин получил наравне с детьми Моммора воспитание и первоначальное обучение гораздо лучшее, нежели какое могли дать ему дома. Однако жизнь хотя и среди дружественной, но все-таки чужой семьи и, в особенности, отсутствие в юные годы ласк и нежной попечительности матери, думаем, способствовали развитию в Кальвине суровости, чрезмерной нравственной строгости (ригоризма) и мрачного характера. Уже с юного возраста стали обнаруживаться в нем нравственная строгость и сильное религиозное чувство. Отец его, заметивши это настроение, да и сам вращаясь среди духовных лиц, прочил сына на духовную службу и доставил ему место капеллана при кафедральном соборе в Нойоне. В 1523 г. для дальнейшего образования Кальвин отправился в Париж и жил там в коллегиях сначала Марше, а потом Монтегю. В 1527 г. по ходатайству отца он получил место патера в Мартвиле, а в 1529 г. перешел на такое же место в Пон-Левек. При злоупотреблениях в клире латинской церкви Кальвин будто бы был священником без хиротонии, получивши только тонсуру. При своем уме, трудолюбии, твердом характере, выдержанности и нравственной строгости, Кальвин, без сомнения, достиг бы высокого положения в клире латинской церкви. Но обстоятельства сложились так, что он очень скоро стал на другую дорогу. Толкнул его на другой путь, – хотя совсем не тот, какой выпал впоследствии Кальвину на долю, – его отец, родительской власти которого Кальвин вполне подчинялся. Потому ли, что Жерар сильно рассорился с нойонским соборным капитулом, так что и умер, находясь под отлучением с запрещением хоронить его по церковному обряду, или ему казалось, что подававший большие надежды сын достигнет более блестящего положения на другом поприще, только Кальвин начал изучать юридические науки в университетах в Орлеане, а потом в Бурже. В первом он слушал лекции знаменитого юриста Петра Этуаля, а во втором лекции не менее известного Андрея Алсиа и по окончании курсов был удостоен степени доктора юриспруденции. Кроме юридических наук в Бурже Кальвин занимался словесными науками, изучению которых он предался с особенным рвением после смерти отца, последовавшей в мае 1531 г. Один из преподавателей этих наук, профессор греческого языка немец Мельхиор Вольмар, приверженец Лютера, заронил семена протестантизма в душу Кальвина, в занятиях богословием указал ему его настоящее призвание и будто бы даже предугадал в нем будущего реформатора. Плодом изучения гуманитарных наук был первый, единственный небогословский, ученый труд Кальвина, вышедший в свет в апреле 1532 г. в Париже, куда Кальвин прибыл летом 1531 г. Именно, он издал сочинение Сенеки в двух книгах: „О милосердии к кесарю Нерону», снабдивши его своим Комментарием. Из классиков избрал он Сенеку по внушению товарища по юридическим курсам Коннана, да и сам он считал Сенеку первым стилистом после Цицерона и высоким авторитетом в нравственных вопросах. Следуя взглядам своих учителей юристов, Кальвин в Комментарии на сочинение Сенеки, в разрез со взглядами самого Сенеки, осуждает неограниченную власть и тиранию. Протестантских взглядов в этом сочинении Кальвина еще не заметно. Тем не менее Лефран и некоторые другие биографы Кальвина полагают, что именно в 1532 г. произошел религиозный переворот в душе Кальвина. Может быть, это и правда, но нет документов, в которых обнаружилась бы наличность переворота. В следующем 1533 г. 1-го ноября, в праздник всех святых, друг Кальвина ректор университета Николай Коп произнес в Париже в торжественном годичном собрании университета речь, обращенную к французскому королю Франциску I.

По мнению одних, основная идея речи внушена была Копу Кальвином, а другие считают Кальвина даже автором речи. Эта речь по духу была протестантскою. Впрочем, иные отрицают участие Кальвина в этом деле. Как бы то ни было, Кальвин после этого события вынужден был удалиться из Парижа переодетым, из опасения преследования. Он бежал в южную Францию и жил там в Сантонже и Ангулеме под чужим именем. В Ангулеме он нашел убежище и радушный прием у молодого каноника Людовика Дю-Тиллэ, склонявшегося к протестантизму. Пользуясь обширною библиотекой Дю-Тиллэ, Кальвин, как полагают, в это время уже задумал составить систему богословия.

На юге Франции Кальвин, однако, жил не безвыездно: он ездил отсюда в Париж и в Нойон. В Нойоне он отказался от должности патера, а по мнению Лефрана будто бы вызвал раздражение в местном духовенстве своими протестантскими взглядами, так что был якобы подвергнут аресту по случаю беспорядка, произведенного в церкви под Троицын день в 1534 г. Но было ли вызвано раздражение Нойонского духовенства против Кальвина неприязнию, которую оно уже питало к семье Ковенов, или же проповеданием со стороны Кальвина его протестантских воззрении, сказать трудно. В Нойоне Кальвин провел в 1534 г. несколько месяцев, а это показывает, что серьезной опасности для себя в это время он не видел. Весьма возможно, что Кальвин сначала считал нужными только умеренные церковные реформы в духе эразмовского гуманизма, которым в то время увлекались многие и в частности королева наваррская Маргарита и ее двор в Ангулеме, а не был еще настоящим протестантом по своим внутренним убеждениям, но высказывал их осторожно и не публично. Как известно, Кальвни вообще отличался сдержанностию. Лефран утверждает, что Кальвин в 1534 г. в Нойоне решительно примкнул к протестантскому движению и открыто провозглашал свои чисто протестантские воззрения. Провозглашал ли он эти воззрения публично, это неизвестно; но в письме его к страсбургскому реформатору Буцеру, посланном из Нойона в начале сентября, Кальвин выступает настоящим протестантом: в отличие от прежних писем, оно начинается обычным у протестантов евангельским приветствием; нойонские протестанты названы в нем братьями; положение приверженцев протестантизма во Франции представляется Кальвину невыносимым. В это время, очевидно, он уже далеко ушел от умеренных требований гуманистов. По свидетельству биографа Кальвинова, Безы, на развитие его реформационных идей оказал значительное влияние ученик Буцера, приятель и родственник Кальвина Пьер Робер Оливетан. Сам Кальвин считал 1534 г. временем своего истинного обращения, и притом происшедшего будто бы внезапно. Эту внезапность нужно понимать так, что под влиянием какого-нибудь события или гуманистические воззрения Кальвина изменились в чисто протестантские, или колебания и сомнения в истинности новых идей разрешились в пользу этих последних. Таким образом документально известно, что к сентябрю 1534 г. Кальвин был протестантом, а за сколько времени до сентября совершился в нем разрыв с католицизмом и окончательный переход к протестантству, сказать трудно. В том же 1534 г. Кальвин был в Орлеане и посетил своих друзей в Париже. Но не позже октября этого года он покинул отечество. В то время протестанты во Франции подверглись преследованию за распространение листка: „Об отвратительных и великих злоупотреблениях папской миссы“, и многие представители протестантства во Франции уезжали из нее, каковы: Оливетан, Коп, Кастеллион; за ними последовал и Кальвин. Они полагали, что во Франции пока еще не возможно вести дело реформации. В обращении к французскому королю Франциску I Кальвин высказал мысль, что как ни жаль ему родины, но при теперешнем положении вещей он не очень огорчен разлукой с нею. Кальвин выехал из Франции вместе с своим другом Людовиком Дю-Тиллэ чрез Страсбург в Базель, куда он прибыл в начале 1535 г. В последние дни своего пребывания в отечестве Кальвин написал или по крайней мере начал писать свое первое богословское сочинение: „Рsychopannychia». Первое предисловие к этому сочинению помечено: „1534 г., Орлеан“. Замечательно, что в нем Кальвин борется не против католицизма и его злоупотреблений, не против своего главного врага, а опровергает учение об одном частном пункте протестантской же секты – анабаптистов, а именно, доказывает вопреки им, что по смерти до всеобщего воскресения души людей не пребывают в сонном, похожем на смерть, состоянии. Но друзья Кальвина Капитон и Буцер посоветовали ему не печатать это сочинение, чтобы не разжигать раздора между протестантами в тяжелое для них время; и оно вышло в свет только уже в 1542 г. В Базеле на свободе Кальвин предался ученым занятиям, именно, изготовлению главного своего сочинения: „Institutiones religionis christianae“ (Наставления в христианской вере). Он намерен был дать в нем сумму, систематический свод всего протестантского учения. В обращении к королю, предпосланном сочинению в виде предисловия, он говорит, что оно должно придти на помощь тем его соотечественникам, которые исполнены стремления ко Христу, но далеки от познания Его, т. е., оно должно служить руководством к усвоению системы нового учения. Другая задача сочинения состояла в том, чтобы возбудить в иных народах сочувствие к французским протестантам, которых в отечестве преследовали, и чтобы разоблачить клевету гонителей, будто они преследовали только анабаптистов и мятежников, которые своими сумасбродными учениями старались ниспровергнуть не только веру, но и государственный порядок. Сочинение было написано и издано на латинском языке, так как предназначалось для ученых и образованных людей, к какому бы народу они ни принадлежали; и только позже, в 1541 г., в интересах французских читателей, Кальвин перевел его на свой отечественный язык. Первые четыре главы чисто догматического содержания были написаны Кальвином, по-видимому, еще во Франции; все же произведение окончено в Базеле к зиме 1535 г., чрез год после выезда из Франции, а вышло оно в свет весною 1536 г. Сочинение было разделено на шесть глав: 1) о десятословии, 2) о вере, 3) о молитве, 4) о таинствах – крещении и евхаристии, 5) о прочих пяти таинствах, не признанных Кальвином за таинства, 6) о церковной свободе, о церковной власти и политическом управлении. Во втором издании, вышедшем в 1539 г. в Страсбурге, книга была значительно увеличена и имела двадцать одну главу. Второе издание представляет основательную переработку первого. Первое издание в догматической части было и общедоступным руководством, и серьезным введением в изучение Писания с протестантской точки зрения. Новое издание должно было преимущественно выполнить вторую из этих задач. Книга была предназначена главным образом для студентов-богословов, вообще для начинающих ученых. В ней догматы раскрыты подробнее; цитат из Писания, из классических писателей и отцов Церкви гораздо большее; система сложнее. Первая часть расширена по крайней мере втрое; но вторая, апологетическая и практическая часть, осталась почти без перемены. Второе издание ученее первого. В частности, вследствие столкновения с светской властию и борьбы против католицизма, анабаптизма и церковного анархизма, Кальвин во втором издании расширил учение о церкви, признавши авторитет за отдельными церквами, как частями всемирной Церкви и как обладающими проповедью Евангелия и правильным совершением таинств, и отвергнувши поднятие о церкви анабаптистов, как обществе одних святых людей. Третье издание „Наставлений“ вышло также в Страсбурге в 1543 г. с следующим пополнением заглавия: „Наставления в христианской вере, наконец действительно отвечающие своему заглавию». Особенность этого издания составляет обширная восьмая глава об устройстве церкви, ее управлении, власти и церковной дисциплине. Эта новая вставка увеличила книгу чуть не на четвертую часть. Кальвин учит, что священники (между которыми Кальвин различает проповедников и богослов-учителей), старейшины, надзирающие за нравами, и диаконы, ухаживающие за сиротами и бедными, избираются народом под исключительным руководством церковной власти; что церкви принадлежит суд над проступками ее членов, дополняющий мирской суд; что церковь от светской власти независима и даже может судить ее; что для решения вопросов веры должно созывать соборы священников; что церковь не должна употреблять меча. В общем, взгляд Кальвина на устройство церкви демократический и на отношение ее к государству теократический. Эти теоретические принципы устройства церкви были осуществлены более или менее и на практике в женевской и других кальвиновских общинах. Следующие издания „Наставлений в христианской вере“ – четвертое в 1545 г., пятое в 1550 г., шестое в 1553 и седьмое в 1554 годах отличались от третьего только мелкими дополнениями. Восьмое, последнее при жизни Кальвина, издание этой книги вышло в свет в 1559 г. Его и стали перепечатывать после смерти Кальвина, как окончательную и самую полную редакцию книги, превышающую объемом первое издание почти в пять раз. Это восьмое издание разделяется на четыре книги, и во всех них 80 глав (18+17+25+20): 1) О познании Бога творца; 2) О познании Бога Искупителя во Христе...; 3) О способе восприятия благодати Христовой, о плодах ее и действиях; 4) О внешних средствах, которыми Бог призывает нас в общество Христово и в нем удерживает (о Церкви и таинствах). Извлечение из „Наставлений христианской веры“ образовало Катехизис, изданный на французском языке в 1536 г., а на латинском в 1538 г. В этом Катехизисе нет вопросов и ответов и его нужно отличать от Малого женевского Катехизиса, составленного в вопросах и ответах.

Ко времени приезда Кальвина в Базель реформация уже широко распространилась по Швейцарии: в иных местах протестантизм стал господствующим вероисповеданием, в других он боролся с католицизмом за преобладание и был на пути к нему. Как известно, отцом реформатского исповедания, распространившегося первоначально в Швейцарии, был Цвингли. В те же годы, как Лютер в Виттенберге, Цвингли начал провозглашать протестантские идеи в Цюрихе, и уже в начале двадцатых годов XVI ст. Цюрих стал городом протестантским. Хотя армия католических кантонов: Люцерна, Ури, Швица, Унтервальдена и Цуга, разбила цюрихское войско при Капеле в 1531 г., и сам Цвингли был убит в этом сражении, и хотя после этого католичество было восстановлено в некоторой части немецкой Швейцарии, однако реформатское исповедание продолжало распространяться в этой стране. В частности, во французской Швейцарии предшественником и соработником Кальвина в проповедании реформатства был француз Фарель, изгнанный из Франции и приехавший в Базель в 1523 г. Он распространил реформатство во многих городах юго-западной Швейцарии в двадцатых и тридцатых годах шестнадцатого века. В Женеве не было благоприятной почвы для реформации, и Фарель был даже изгнан из нее в 1532 г., пробывши только несколько дней. В это время Женева стала вольным городом, освободившись от подчинения Савойскому герцогу. Это освобождение было достигнуто союзом Женевы с Фрейбургом и могущественным Берном. В Берне тогда уже господствовало учение Цвингли, и Берн стал оказывать влияние на Женеву. Фроман несколько месяцев распространял в Женеве реформатство. Явился опять сюда и Фарель. Женевцы разделились на две партии: католическую и реформатскую; последняя усиливалась более и более, и в 1535 г. Женева стала реформатским городом. Хотя Фарель был покинут наиболее деятельными своими помощниками, Вире уехал в Неуенбург, Фроман отказался от общественной деятельности; но утрата этих людей для реформатства в Женеве была вознаграждена деятельностию здесь Кальвина. Окончивши „Наставления в христианской вере“, он в 1536 г. отправился из Базеля в Италию к герцогине Ренате феррарской, дочери французского короля Людовика XII, расположенной к протестантству; однако пробыл там не долго. Уехавши из Италии, он посетил свой родной город и был намерен веселиться в Страсбурге или Базеле. Во время путешествия он заехал на несколько дней в Женеву в августе 1536 г. Но последствием этого случайного проезда Кальвина чрез Женеву было то, что здесь он остался жить и действовать, и Женева стала для него вторым отечеством. Друг Кальвина Людовик Дю-Тиллэ, рассорившийся с Кальвином после его возвращения из Италии и проживавший теперь в Женеве, рассказал своим друзьям о приезде Кальвина в Женеву. Слухи дошли и до Фареля. Он стал убеждать Кальвина остаться в Женеве, а когда убеждения не помогли, то принудил его к этому угрозами суда Божия, чтобы иметь в нем помощника в церковном реформировании Женевы. Отправившись для устройства своих дел на короткое время в Базель, Кальвин возвратился в Женеву. Теперь началась разнообразная, ученая и практическая, деятельность Кальвина в Женеве и для Женевы. По предложению Фареля Совет (городской) разрешил Кальвину читать в соборе св. Петра объяснения Свящ. Писания, имевшие характер богословских лекций. Кальвин одержал победу над авабаптистами в публичном состязании в присутствии Совета и народа. В 1537 г. Фарель и Кальвин представили Совету составленный, по-видимому, Кальвином проект правил церковного устройства Женевы. В проекте две стороны: полемическая, против католицизма, который еще глубоко коренился в сердцах женевцев, и положительная, излагавшая план протестантского обучения, правила нравственной дисциплины и особенности богослужения. Основная мысль проекта – чуждое швейцарским общинам обособление церковной власти от гражданской и главенство первой над последнею. Проект правил имел много пробелов, не имел определенности и законченности и обнаруживал неопытность составителя. Вместе с правилами были предложены „Исповедание» и Катехизис, или возвещалось, что они скоро будут представлены. Исповедание, по-видимому, составлено Фарелем, но не без участия Кальвина. Его нужно отличать от „Исповедания Швейцарского“. Катехизис был конспектом „Наставлений в христианской вере“, о чем мы упомянули раньше. Совет принял правила, но с большими урезками, а с другой стороны значительно дополнил их. „Исповедание“ было принято, а также было принято и предложение, сделанное, по-видимому, Кальвином, чтобы правительственные делегаты и проповедники опросили каждого жителя, принимает ли он „Исповедание“, и отбирали присягу. Этим путем можно было узнать, кто принадлежит к протестантской церкви. Не присягнувших стали изгонять из города. Но эта крутая мера вызвала сильное противодействие правительству, которым многие были не довольны и за его самовластие. В ноябре 1537 г. собралось очередное народное вече. Оно восстало против управления города немногими лицами, потребовало демократического строя правления. На выборах в 1538 г. многие из членов Совета были забаллотированы и выбраны лица из оппозиций. Новое правительство не сочувствовало Фарелю в Кальвину, тем более, что оно угождало Верну, а некоторые бернские пасторы, особенно Кунц, не сочувствовали Фарелю и Кальвину. В марте 1538 г. было приказано проповедникам, т. е. Фарелю и Кальвину, не вмешиваться в политику и дела магистрата, а только проповедовать Евангелие. Совет принял бернский регламент о церковных обрядах, не спросившись проповедников. Берн в посланиях к правительству и к проповедникам Женевы просил их в силу дружеского и братского чувства выразить согласие на три пункта: введение баптистериев, четырех больших праздников и опресноков в причащении. Проповедники не хотели принять предложения Берна, резко осуждали действия правительства с кафедры, не подчинились приказу правительства прекратить проповедование, а Кальвин назвал собрание Совета „диавольским сборищем“. Вообще, проповедники, признавая себя посланниками Божиими, выказали надменность и неуступчивость в отношении светского правительства, власти которого над собой они, по-видимому, не признавали. Тогда вече постановило изгнать их из города. Кальвин подал жалобу в Берн с программою условий, на которых могло бы состояться примирение проповедника с Женевой. Но эта попытка не достигла цели. В апреле 1538 г. Кальвин выехал из Женевы в Страсбург, к своему приятелю Будеру, который уже лет десять как ввел реформацию в этом городе. В Страсбург стекались французские, нидерландские и английские протестанты и отсюда расходились в разные страны. Страсбургская протестантская община держалась примирительного направления, она принимала к сердцу интересы протестантских общин в других странах и была посредницею между лютеранами и цвинглианами. Под влиянием этого направления Кальвин во втором издании „Наставлений в христианской веры“ выставил идею всемирной Церкви. Он отдает явное предпочтение Лютеру пред кумиром швейцарцев Цвингли и жалуется на крайнюю несговорчивость цвинглиан. Занятый прежде вопросами отвлеченными и интересами местными, Кальвин теперь впервые знакомится с общеевропейским, а в особенности германским реформационным движением, принимает деятельное участие в нем и вступает в сношения с германскими реформаторами. Желая под влиянием Буцера соглашения и примирения между различными партиями и направлениями протестантства, Кальвин в отношении католиков по-прежнему остается непримиримым, резко осуждает всякие уступки им и провозглашает воинственную политику. Поэтому он не мог слишком близко сойтись с Меланхтоном, с которым он познакомился, как участник франкфуртского рейстага в 1539 г., и виделся во время вероисповедного совещания в Ворсме в 1540 г. и в Регенсбурге в 1541 г. В 1540 г. он присутствовал еще на совещании в Гагенау. При первом знакомстве с германскою реформацией она показалась ему способной к быстрому росту и решительному успеху; но скоро он заметил недостаток строгой дисциплины в протестантстве и его стали раздражать примирительные приемы Меланхтона и Буцера. В Страсбурге Кальвин был проповедником у протестантских выходцев из Франции и предлагал богословские чтения. Осенью 1540 г. он женился на вдове Иделетте Буре. Она умерла в 1549 г., а единственный сын их скончался в детском возрасте. Кальвин переписывался и с женевскими своими друзьями. Когда в 1539 г. ученый епископ и кардинал Садолет отправил послание в Женеву, убеждая жителей вернуться к прежней вере, Кальвин написал опровержение послания, и это опровержение оказало действие, так что даже некоторые из его противников склонились на его сторону. Между тем столкновения Женевы с Берном привели к падению тех членов женевского правительства, известных под именем „Артишо“, при которых состоялось изгнание Кальвина из Женевы, и власть перешла к так называемым „Гиллерменам“, приверженцам Вильгельма (Guillaume) Фареля и Кальвина. Осенью 1540 г. женевцы уже просили Кальвина вернуться к ним. Но он, занятый устройством страсбургской общины, в которой ввел строгую дисциплину, и питая еще нерасположение к Женеве, согласился не сразу. Только когда просьбы возобновились настойчиво и после того как народное постановление об изгнании проповедников было формально отменено вечем 1-го мая 1541 года, он возвратился в Женеву 11 сентября 1541 г. Немедленно по приезде своем Кальвин внес в, Совет проект церковного устройства. Получивши в Совете существенные поправки, этот проект стал церковным законом под названием „Церковные ордонансы 1541 г.“. Этот проект гораздо полнее и совершеннее правил 1537 г.

В проекте три отдела: 1) О выборе, положении и обязанностях церковных чинов и о нравственном надзоре среди них и над ними, при чем проект различает четыре церковные чина, „установленных Самим Господом: пасторов, докторов или ученых богословов, старейшин и диаконов“; 2) О церковной и общественной деятельности церковных чинов; 3) О строе нравственной дисциплины. Члены церковной общины привлекаются в собрание пасторов и старейшин за мнения, не согласные с церковным учением, за нехождение в церковь и пренебрежение к церковному порядку и за безнравственный образ жизни. Виновных положено увещевать, а в случае упорства не допускать до причащения и отделять от общины до исправления.

Главные тенденции проекта – выдвинуть, на первый план нравственную дисциплину, провести во все области жизни церковное влияние и обеспечить независимость церковной общине, не сливая ее с гражданской, между тем как цвинглианство допустило такое слияние. Но Совет не пожелал предоставить церковной власти, названной им Консисториею, всех административных и судебных прав, заявленных в проекте, и предоставил церковным чинам почти только нравственное и религиозное воздействие, лишивши их гражданской власти. Таким образом проект Кальвина хотя и был принят, но существенно измененный. – Кальвин принимал участие и в выработке „эдиктов 1543 года“, составивших первую политическую конституцию независимой Женевы и благоприятствовавших олигархическому образу правления. В письмах этого времени к разным лицам Кальвин горячо отстаивает права церкви и независимость ее от светского правительства. Он доказывает, что церкви, а не правительству должны принадлежать имущества, принадлежавшие ей, когда она была еще церковию папистической, причем одна часть церковных доходов должна идти на содержание пасторов, другая на помощь бедным, третья на пособие школам, а остатки откладываться на чрезвычайные расходы. Установление догматов и обрядов, по мнению Кальвина, должно быть исключительным правом церкви, именно церковных соборов. Кальвин сознается, что дисциплина среди самих пасторов слаба, но до времени лучше терпеть плохих пасторов, чем прибегать к воздействию на них светской власти. В этих идеях Кальвин нашел сочувствие со стороны бернских, базельских и страсбургских пасторов. Эти идеи выражены и в третьем издании „Наставлений в христианской вере“. Однако светское правительство в Женеве часто вмешивалось в церковные дела, и Кальвин иногда делал ему уступки. Вообще же он был полновластным главою женевской церковной общины, а также принимал живое участие в гражданском управлении и имел значительное влияние на дела его. Но подавляющее личное влияние Кальвина на дела отчасти мешало успеху его начинаний, напр., ослабляло корпоративную силу пасторов, которая могла дать опору независимости церкви от светского правительства. Огромно было личное влияние Кальвина на дела и жизнь Женевы, но он подчинял своей власти граждан и косвенно, чрез Консисторию, учрежденную ордонансами 1541 г. и состоявшую из духовных и светских членов. На первых порах деятельность и влияние Консистории на дела были незначительны. Консистория преимущественно испытывала граждан в знании вероучения. Права ее на отлучение граждан Кальвину пришлось усиленно оспаривать у Совета, который было присвоил их себе. Кальвин и Консистория вооружались также против поползновений Совета смещать и поставлять пасторов. Кальвин настаивал на праве пасторов обсуждать и осуждать действия правительства в проповедях, и сам осуществлял это право. Из личного уважения ему это спускали, но не прощали подобной всенародной критики прочим пасторам. Постепенно Консистория расширяла пределы своего надзора и воздействия. Суеверные обычаи, обряды, мнения, иногда и невинные, рассматриваются Консисторией. Еще более Консистория следит за правами. На суд ее привлекают замеченных в пьянстве, азартной игре, танцах, за домашние ссоры, непочтение детей к родителям, за брань, леность, не говоря уже о прелюбодеянии, богохульстве и других важных проступках против веры и нравственности. Пасторы в Консистории являлись обвинителями, свидетелями и судьями. Консистория становилась учреждением следственным и полицейско-судебным. Она отыскивала виновных, допрашивала их и судила, или же в иных случаях препровождала на суд светской власти. Она имела силу подвергать частную жизнь разнообразным, иногда очень мелочным и придирчивым, дисциплинарным стеснениям. Она превышала права, предоставленные ей ордонансами; напр., она стала не только церковным судилищем, не только делала внушения и предостережения и налагала наказание в виде отлучения, но и вела следственный процесс о проступках, подлежавших не одному церковному, а и гражданскому суду, и представляла подробные доклады о подсудимых светскому правительству. Какую силу имела Консистория, показывает случай, когда за участие в танцах на семейном празднике пред суд консисторский предстали председатель ее синдик Корн и генеральный капитан, т. е., главнокомандующий войском, Ами Перрэн с женою. Им поставили на вид, что духовный суд одинаково строг как с высоко поставленным, так и с последним человеком в городе. Сознавая свою вину, Корн сам отказался от должности председателя Консистории. Решения Консистории были почти безапелляционны. Имея такую огромную власть, действуя настойчиво, проникая своим неослабным и строгим надзором не только в общественную, но и семейную и личную жизнь граждан, Консистория скоро изменила характер жизни Женевы. А главным действующим лицом в Консистории, фактическим хозяином ее был не светский синдик, а Кальвин. Это он преобразовал нравы и характер жизни Женевы. Он признавал необходимым постоянно и сильно сдерживать людей, а „иначе они способны обратиться в дьяволов“. Молва о строгости Кальвинова управления распространилась и по другим землям. Страсбургский ученый Севен, отправляя в Женеву студента, пишет Кальвину в 1546 г., что выбрал этот город потому, что он выдается учреждениями Кальвина и очень строгой дисциплиной. Не одна Консистория, а и светские учреждения в Женеве прониклись духом нравственного ригоризма и подвергли жизнь граждан надзору и опеке. Так, в 1541 г. Совет запрещает азартные игры, а в 1543 г. воспретил приготовлять предметы для католического богослужения; в 1546 г. запрещено петь неприличные песни. В этом же году, отчасти по совету Кальвина, правительство решило закрыть все трактиры в городе и устроить правительственные по кварталам харчевни, в которых гости находились бы под непосредственным надзором синдиков и других сановников, еду и питье начинали бы молитвою и там совершалось бы чтение Библии. Впрочем, эти харчевни существовали только один месяц. В том же году светское правительство сделало распоряжение, направленное против католицизма, чтобы при крещении были даваемы имена только библейские и преимущественно ветхозаветные, но не имена святых небиблейских. Строгость правительственного суда в Женеве в эту эпоху обнаружилась в смертных приговорах, которых нужно считать десятками. Конечно, смертные казни в то время не были редкостью и в других странах, но, по-видимому, в Женеве в век Кальвина их было больше, нежели в прочих швейцарских городах, напр., в Берне или Базеле. Но напор вызывает отпор, одна крайность вызывает другую крайность. Излишний ригоризм в нравственных требованиях, строгость и мелочность надзора, соединенного со шпионством, невозможность укрыться от соглядатайства агентов Консистории, требование подробного изложения мелочей семейной и личной жизни пред Консисторией, публичное раскаяние в проступках, а еще нерасположение к пасторам, вследствие того, что большинство их были выходцы из Франции, – вызвали раздражение против Консистории, особенно в той части населения, преимущественно в богатой молодежи, которая не прониклась идеями Кальвина и тяготилась слишком строгими нравственными и дисциплинарных требованиями его и Консистории и тираническим духом надзора и правления. К этому присоединилась борьба светской власти против Консистории из-за преобладания. Теократический, нравственно-дисциплинарный, религиозный, а отчасти и политический деспотизм Кальвина вызвал противодействие во многих гражданах Женевы, причем во главе его оказались некоторые из ревностных приверженцев реформации и бывших сторонников Кальвина. Эта борьба против представителей и учреждении церкви в Женеве особенно была сильна с 1547 по 1555 годы, но обнаружилась она раньше, так как еще в 1545 г. Кальвин издал сочинение „Против сумасбродной секты Либертинов, названных духовными». В действительности, партия противников Кальвина и церковного строя Женевы вовсе не была какою-то сектой людей в роде гностиков-антиномистов, а к недовольным принадлежали люди различного образа мыслей, и в числе их были люди, желавшие жить вольно и весело, стеснявшиеся надзором, строгою дисциплиной и ригоризмом нравственных требований со стороны церковного и светского правительства; были среди недовольных и люди рационалистического образа мыслей, а также защитники гражданской и политической свободы, боровшиеся против теократического и государственного деспотизма Кальвина. Партия противников Кальвина позже получила название „перрэнистов», по имени упомянутого Ами Перрэна. Иные нападали и на догматические воззрения Кальвина, напр., Бользек и Троллие отвергали учение его о предопределении и были за это осуждены Советом Женевы. Особенно сильны были нападения на Кальвина и его систему в течение первой половины пятидесятых годов XVI в. Противники церковного устройства в Женеве замышляли даже упразднить Консисторию и отменить отлучение от причащения. Правительство дружественного Женеве Берна объявило учение Кальвина о предопределении вредным и запретило говорить и писать о нем, да и в самой Женеве распространилось пущенное в ход Бользеком меткое изречение, что Кальвин делает Бога виновником греха. В это же время германские лютеранские богословы нападают на Кальвина по вопросу об Евхаристии, в котором лютеране разошлись с цвинглианами. По поводу процесса Сервета протестанты – гуманисты во главе с Кастеллионом выступают в защиту веротерпимости против наказания еретиков мечем и нападают на Кальвина, как виновника первой протестантской смертной казни еретика и автора первой систематической апологии преследований из-за религии. В самой Женеве авторитет Кальвина несколько поколебался. В 1552 г. была принесена жалоба Совету на резкость проповеди Кальвина, и Совет постановил сделать ему выговор. Вопреки распоряжению „Малого Совета», чтобы пасторы не препятствовали давать имена, употребительные в Женеве, нарушавшему эдикт 1546 г. об именах, Кальвин ссылался на суеверия, связанные со многими именами, доказав, что подобное решение не может быть принято без согласия пасторов, и требовал для обсуждения дела сознания „Совета Двухсот“; но ему ответили, что на ближайшем собрании Совета Двухсот ( – в Женеве были Советы Двухсот, Шестидесяти и Малый – ) этот вопрос не будет поставлен, а затем его и совсем не обсуждали. Совет переместил пастора Бургуэна из города в село, не спросившись пасторов, протест их оставил без внимания и даже формулировал расходившееся с практикою постановление, что Совет и не обязан при перемещении пастора справляться с мнением пасторов. Рукопись сочинения Кальвина „О вечном предопределении Божием...“, написанного в 1552 г. вслед за спором с Бользеком, Совет отдал на просмотр своему юрисконсульту Троллие, противнику Кальвина, и Бельжаке. Кальвина раздражал даже установившийся обычай, чтобы сочинения его и пасторов были просматриваемы синдиками „Малого Совета». Троллие и Бельжаке нашли в сочинении Кальвина формальные недостатки, а содержание его хотя официально одобрили, но частным образом Троллие его критиковал, и это несмотря на то, что коллегия или „конгрегация“ пасторов утвердила Кальвиново учение о предопределении. Этим, а также и запрещением Кальвину говорить о предопределении в проповедях, чтобы никого не вводить в соблазн, Совет в сущности уничтожил решение „конгрегации“ пасторов и чрез то сильно подрывал авторитет ее. Очевидно, светское правительство не только старалось удержать и расширить свои права вопреки стремлению Кальвина подчинить светскую власть церкви, но и усиливалось господствовать над церковию в делах церковных. Впрочем, благодаря воздействию на Совет приглашенных со стороны друзей Кальвина проповедников Фореля и Вире, спор Кальвина с Троллие был решен в пользу Кальвина. Совет постановил считать Кальвина „истинным и добрым пастырем города», а его „Наставления в христианской вере» и его учение о предопределении „святыми и истинными“ и произнес угрозу тем, кто осмелился бы впредь восставать против этой книги и этого учения Кальвина. Совет долго препирался с Кальвином и Консисторией из-за права отлучения провинившихся граждан от причащения, усиливаясь присвоить себе часть этого права, власть контролировать и перерешать постановления Консистории; но и этот спор окончился в пользу Консистории. Еще более сила и влияние Кальвина в Женеве обнаружились в процессе пантеиста и антитринитария испанца Михаила Сервета. Спасаясь от преследований инквизиции за свое сочинение „Восстановление христианства“³, Сервет прибыл на короткое время в Женеву в августе 1553 г. Кальвину сообщили об этом приезде, и Кальвин предложил Совету немедленно схватить и посадить Сервета в тюрьму, что и было исполнено. Замечательно, что во время суда над ним, продолжавшегося два с половиною месяца, противники Кальвина или не желали, или не считали удобным и возможным заступиться за Сервета, чтобы смягчить его участь, а Кальвину наделать хлопот. По приговору Совета Сервет был сожжен на костре 26 октября за ереси и богохульство. Что Кальвин был главных виновником этой казни и в этом деле оказался не лучше католических инквизиторов, это несомненно. Он еще задолго до приезда в Женеву Сервета писал Фарелю: „если он придет, то отсюда уже не выйдет живым, поскольку мое мнение что-нибудь еще значит“. Кальвин забыл слова Христа Апостолам, хотевшим низвесть огонь с неба на самарян, не принявших Его: не знаете, какого вы духа. В своем сочинении: „Защита православной веры о Св. Троице против ужасных заблуждений испанца Михаила Сорвета», Кальвин, ссылаясь на некоторые изречения Ветхого Завета и с натяжками изъясняя места Нового Завета, доказывает право церкви бороться с врагами своими и врагами веры мечем, или же просить светское правительство наказывать мечем отступников от истинной веры и совращающих в свое заблуждение членов церкви. Прерванная процессом Сервета борьба партии Кальвина с его противниками опять возобновилась. До процесса обе партии были приблизительно равносильны, а после него перевес стал склоняться на сторону Кальвина. Вопрос об отлучении был решен в том смысле, что в деле отлучения нужно руководствоваться существующими правилами, т. е. вопрос решен в пользу Консистории. Выборы на вече прошли очень благоприятно для партии Кальвина. Большую поддержку партия Кальвина нашла в лице чужеземцев, которые, будучи гонимы за протестантство в своем отечестве, стекались в Женеву из разных. стран, преимущественно из Франции. С 1549 по 1554 г. их прибыло в Женеву 1.376 человек, а в конце пятидесятых годов их прибывало по тысяче и почти по две тысячи человек в год. В 1555 г. партия Кальвина сделала предложение дать этим пришельцам права гражданства. Этим способом Кальвин, сам француз, приобретал много сторонников своей партии на вече. Перрэнисты протестовали, напоминая неотмененное правило не допускать иноземцев, даже и принятых в число граждан, в течение десяти лет на вече. Мало этого: ночью 16-го мая 1555 г. они произвели бунт против французов, сопровождавшийся драками. Бунтовщиков предали суду, при чем из них 14 человек казнили, прочих изгнали из Женевы, а иные сами бежали. Партия Перрэна была разгромлена, руки Кальвина были развязаны. Бунт перрэнистов был чисто гражданский или политический, но он имел значительные последствия для церковной деятельности Кальвина. С этого времени влияние Кальвина и церкви на светское правительство и на жизнь Женевы чрезвычайно усилилось, теократическое начало и церковно-нравственная дисциплина приобрели решительное преобладание и в светском правительстве находили не противодействие, а поддержку. Так, на подобие взаимного нравственного контроля пасторов был установлен в 1557 г, взаимный нравственный надзор между членами „Малого Совета“. В протоколы Совета начали вносить целые проповеди. Важные гражданские меры предваряются уже не одною молитвой, а и проповедями. Проповеди на вече и в собраниях Совета имеют иногда вид политических программ. Мнением пасторов дорожат не меньше, чем голосом юристов и профессоров, и не в одних только церковных вопросах. Усиливаются и нравственная дисциплина, и ригоризм. В 1555 г. Кальвин от имени Консистории вносит в Совет предложение за прелюбодеяние и богохульство сажать в тюрьму. Однако хотя это предложение прошло в Малом Совете, но на вече оно не было принято, так как эта мера есть возвращение к еврейскому закону и противоречит евангельскому закону милосердия и прощения. В 1557 г. постановлено отлученных за нераскаянность и упорство изгонять из города. В 1558 г. по докладу Консистории было постановлено противодействовать роскоши в одежде и излишествам в пище. Но, с другой стороны, Кальвин осуждает предложение шотландского реформатора Нокса запрещать крестить детей отлученных и упрекает его за чрезмерную суровость в истреблении обрядов. Одному слишком суровому пастору Кальвин пишет, что не должно отлучать родителей за их пренебрежение к обучению детей, и что в деле подаяния не должно быть принуждения. В 1559 г. Кальвин учредил в Женеве академию. Ближайшею целию ее было подготовлять образованных духовных лиц для романских земель и первые шесть лет она была только богословским факультетом. Но уже при самом основании задачею ее было поставлено готовить государственных людей для Женевы, и чрез год по смерти Кальвина в академии была учреждена юридическая кафедра, В 1560 г. Кальвин предложил Совету ряд мер, направленных к тому, чтобы церковь была независима от правительства и была церковию чисто народной: светские члены Консистории должны быть избираемы из всех классов населения, лишь бы они были истинными христианами; при выборе членов Консистории должны участвовать все пасторы; синдик уравнивается с прочими членами Консистории; кандидаты в пасторы должны быть представляемы народу и каждый житель в течение трех воскресений имел право указать и доказать непригодность того или иного кандидата; нераскаянные из отлученных должны подвергаться публичному наказанию в церкви, а не изгнанию. Почти все эти меры были приняты и вошли в ордонансы, изданные в 1561 г. В этих ордонансах упомянуто о совершаемых пасторами и старейшинами генеральных обходах домов с целию опроса жителей об их религиозных понятиях, чтобы недостойные не могли подойти к причастию. Эти визитации в Женеве уже существовали на практике и раньше и вместе с отлучением составляли главную особенность романских реформатских общин от цвинглианских швейцарских общин. Теперь круг дел, подлежавших ведению Консистории, расширился и придирчивость и строгость ее суда усилились. Она стала судилищем церковно-мирским. Она судит не только ростовщиков, но и торговцев, продававших свои товары выше установленной цены, домовладельцев, берущих слишком высокие цены за квартиры, врачей за высокий гонорар и т. п., и наказывает отлучением от причащения. Она наблюдает, чтобы не прокрались в город изгнанные из него. Она наблюдает, чтобы не были печатаемы и читаемы книги недозволенные или подозрительные. Цензуре ее подлежат все книги, предназначенные к печати. Консистория просит Совет о том, чтобы в речах адвокатов не было слов соблазнительных и обидных, чтобы музыканты не играли по ночам пред домами видных людей, чтобы похоронной прислуге был сделан особый костюм; излагает правила о коммерческих сделках и т. п. Консистория постановляет приговоры и по некоторым мирским делам, хотя и в интересах церкви. Она преследует за противодействие светскому правительству. Она проявляет свою власть даже за пределами Женевы: в 1562 г., узнав, что женевцы дурно ведут себя в Лионе, она просит тамошнего пастора составить список их, чтобы выгнать их из Лиона. Кальвин, конечно, был доволен таким возвеличением церковной власти. Но он не мог не заметить, что хотя государство более и более проникалось церковным духом, однако и церковь в лице своего главного учреждения, т. е. Консистории, слишком далеко зашла в область мирских дел и являлась как бы обмирщенной. Это противоречило требованию (прямо выставленному в „Наставлениях“ 1543 г.) о разграничении власти и дел церковных от светских. Сознание этого противоречия в идее церкви внесло колебания в планы Кальвина в последние годы его жизни. Но вообще церковное устройство Женевы было признано образцовым; Женева стала называться „священным городом“, „святою республикой“. Незначительный до Кальвина город стал теперь оказывать влияние на протестантские общины во Франции и в Швейцарии. Сила его влияния заключалась и в личности Кальвина, и в своеобразном строгом государственном, гражданском и церковном строе и Женевы, заведенном Кальвином. Личное влияние Кальвина в гражданской и церковной жизни Женевы было очень велико. Он был почти диктатором города. Но сила и влияние Кальвина простирались далеко за пределы Женевы. Во внешней политике Совет не только выслушивает его мнения и поручает редактировать важные и трудные дипломатические ответы, но и пользуется доставляемыми Кальвином сведениями, извлекает выгоду из его обширных заграничных знакомств, опирается на его авторитет в других городах. Так, в 1542 и 1543 гг. Кальвин принимает деятельное участие в переговорах Женевы с Берном о совместных владениях. Несколько позже Совет, опасаясь, что в договоре между германским императором и французским королем Берн и Женева не получат обеспечения против покушений Савойи, поручает Кальвину снестись со своими немецкими друзьями, чтобы на основании полученных сведений завязать переговоры с Берном о союзе. По просьбе Буцера Кальвин написал горячее обращение к германскому императору и чинам империи, созванным в Шпейер в 1544 г., приглашая их немедленно приступить к преобразованию церкви. При этом, опровергая возражения и нападки противников протестантства на недостатки последнего, Кальвин считает эти недостатки наследием от прошлого состояния церкви и указывает на следующие достигнутые улучшения: приняты меры для возвышения умственного и нравственного уровня пасторов; мирянам предоставлено надлежащее участие в церковной жизни; введены дисциплинарные законы; устранены идолослужение, суеверия и грубые внешние недостатки; разъяснено учение и многие обращены на путь истины. В 1546 г. Кальвин сообщает Совету тревожную весть, что в Швейцарии подозревают сближение Женевы с Францией и готовятся к войне против Женевы. Совет немедленно поручил Кальвину составить опровержение этого слуха и препроводить его в Берн. Сам Кальвин желал поддерживать мирные отношения как с сильным Берном, так и с Францией, но с тем, чтобы церковная и политическая независимость Женевы была неприкосновенна. Переписывался Кальвин и с главою Цюриха Генрихом Буллингером, почитателем и преемником Цвингли. В 1549 г. Кальвин отправился в Цюрих, там в публичном собрании вел беседу о таинствах и, благодаря осторожным, умно подобранным выражениям своих взглядов, ему удалось склонить к ним своих слушателей. Результатом этой беседы был Соnsenus Tigutinus или „взаимное соглашение в деле таинств предстоятелей Тигуринской (Цюрихской) церкви и Иоанна Кальвина», сочинение, обсуждающее в 26 членах только учение об евхаристии и скоро одобренное всеми реформатскими кантонами. Вообще, ставши твердою ногой в Женеве, Кальвин домогался на основе своей системы соединить в одно вероисповедное общество всех реформаторов Швейцарии. Но эти домогательства не всегда увенчивались успехом. Так, в конце пятидесятых годов по его почину и при его содействии пасторы подчиненного Берну города Лозанны представили Бернскому правительству программу церковного управления, по которой Консистория в Лозанне должна была получить полную независимость от светского правительства и большую власть, нежели в Женеве (председательствует в Консистории пастор; право отлучения безапелляционное; снятие отлучения сопровождается публичным покаянием). По-видимому, эта программа была идеалом церковного устройства, который Кальвин желал, но не имел силы вполне осуществить в Женеве, равно как и в других реформатских общинах. Кальвин убеждал своего друга в Лозанне Вире крепко стоять в столкновении с Берном из-за этой программы. Но Берн не только не принял ее, а даже отрешил от должности пасторов. Да и в самой Женеве влияние Кальвина в иные годы, особенно во время борьбы с перрэнистами, значительно падало, так что ему иногда приходилось жаловаться, что он слишком мало знает о сношениях правительства с Берном и другими швейцарскими городами. В своих отношениях к людям Кальвин сам вредил себе раздражительностию, резкостию тона и страстностию в столкновениях. Кроме швейцарских городов Кальвин оказывал значительное влияние на протестантов во Франции. Это влияние началось в половине сороковых годов. Из письма Кальвина к Лютеру в 1545 г. видно, что в это время французские протестанты колебались в выборе между Лютером и Кальвином. Но в половине пятидесятых годов хотя французские протестанты еще продолжают официально называться лютеранами, однако они уже вполне подчиняются авторитету Кальвина. Послания Кальвина ко вновь возникающим общинам протестантов во Франции имеют характер предписаний от имени женевской церкви. Руководителями французских общин становятся присылаемые из Женевы пасторы, которых не просто рекомендуют, но выбирают и ставят во французские общины. Эти пасторы представляют обстоятельные отчеты в Женеву, просят советов и указаний, и, по-видимому, они были снабжаемы широкими и определенными инструкциями, которые в случае надобности дополнялись или изменялись по указаниям из Женевы. Кроме того Кальвин своими советами и указаниями в письмах направлял церковную и гражданскую жизнь французских общин. Обращение бордосской церкви к Кальвину в 1558 г. показывает, как высоко ценили французские протестанты духовную власть Кальвина. Но с конца пятидесятых годов Кальвин разошелся с значительною частию французских протестантов в политических взглядах: они одобряли восстание с оружием в руках против Гизов; а он советовал обратиться к генеральным штатам, чтобы они назначили регентство, и добиться суда над Гизами. Он развил программу как религиозной, так и государственной политики очень умеренную. Хотя в принципе Кальвин и признает за протестантами право и обязанность сопротивления, но в начале шестидесятых годов в письмах к разным протестантским общинам он твердит одно: надо терпеть насилия, воздерживаться от крайностей, как захваты церквей или зажигательные публичные проповеди, располагать врагов в свою пользу уступчивостию и даже принижением и не подавать им ни малейшего повода к раздражению и насилиям, вообще рекомендует французским протестантам и их пасторам полное внешнее повиновение. А высокопоставленным вождям движения, напр. королю наваррскому Антуану Бурбону и (по смерти последнего) его вдове, он дает грозные наставления, резко осуждает их образ действия и предвещает разрушение всякому царству, не служащему Христу. В письме к адмиралу Колиньи он повторяет слова, сказанные им участникам амбуазского восстания: „стоит пролить одну каплю крови и прольются целые потоки ее по всей Европе“. Припомнивши кровавые события, совершившиеся в Западной Европе после смерти Кальвина: Варфоломеевскую ночь во Франции, крестьянские войны и тридцатилетнюю войну в Германии, нельзя не признать, какой широкий и проницательный взгляд имел Кальвин и каким высоким чисто государственным умом он обладал, как благоразумны были его советы и указания французским протестантам, и как жестоко последние поплатились за свое непослушание ему. Широта влияния Кальвина как церковного реформатора, а отчасти и как политического деятеля, обнаруживается в его переписке. Он вел переписку с коронованными особами, с выдающимися церковными и политическими деятелями, с пасторами и друзьями. Шли от него послания и к церковным общинам. В Швейцарии, во Франции и в Германии было много людей, которым он посылал письма по разным церковным, общественным и политическим вопросам и обстоятельствам. Как в письмах, так и в сочинениях отразились не одни только его богословские учения и мнения, не одни только взгляды на церковное устройство и на разнообразные церковные события и на церковных деятелей его времени, но и гражданские и политические его убеждения. Это и понятно: ведь Женева была не только церковною общиной, но и государством, политически самостоятельною страной, хотя и маленькой по размерам, и Кальвин был душою не только женевской церковной общины, но и устроителем и первым лицом, почти главой женевского гражданства, а вместе с тем и международным деятелем. По своим политическим убеждениям Кальвин был республиканец, склонный к демократии, но не чуждавшийся и аристократии. Монархического образа правления он не любил, и в „Наставлениях“, а также в некоторых комментариях на ветхозаветные книги Свящ. Писания он изображает недостатки, свойственные монархам и деспотам. Полной демократии он тоже не сочувствует, так как и она ведет к деспотизму. Деспотизм и несдержанный произвол лица и деспотическая сила массы не могли найти одобрения в его духе, любившем свободу и независимость. Но Кальвин был политическим деятелем в малой мере и как бы по необходимости; главная сфера его деятельности была богословская и церковная; он был не государственный деятель, а церковный реформатор. Уже по этой причине для него церковь важнее государства, и государственный строй должен зависеть от церкви. Идеальная церковно-государственная программа Кальвина состояла в том, чтобы церковь, пользуясь полною самостоятельностию в своей области и владея постоянною поддержкой и охраной со стороны светского правительства, могла направлять и вдохновлять представителей последнего согласно требованиям закона Божия и свободно критиковать, порицать и карать их в случае нарушения ими правил этого закона, Идеалом государства для Кальвина служило царство или общество теократическое, на подобие ветхозаветного еврейского царства. Но на практике в Женеве, в церковном и государственном устройстве этой республики, ему удалось осуществить этот идеал только отчасти. Кстати заметим, что Кальвин и как богослов, и как церковный реформатор, и как государственный деятель больше тяготел к Ветхому, нежели к Новому Завету, больше был провозвестником закона Божия, нежели благодати Христовой. А это верный признак, что самый идеал его вероисповедный, церковный и государственный ниже идеала, открытого людям Христом в Евангелии и осуществленного в первенствующей Церкви в высокой степени. Кальвин, как и прочие протестантские реформаторы, отвергая извращения, излишние прибавки и злоупотребления, вкравшиеся в католичестве в вероучение, в богословие, в церковное устройство, в обычаи и нравы Христиан, домогался восстановить христианство, проповеданное Христом и Апостолами, христианство библейское, и церковь первых веков; но никому из них не удалось выполнить эту задачу надлежащим образом. В вероучении и богословии протестантов получился совершенно чуждый библейскому христианству рационализм, и та же односторонняя рассудочность и связанное с нею пренебрежение ко многим потребностям религиозного чувства обнаружились в церковном устройстве и в богослужении их. Направленное против обрядовых излишеств католицизма упрощение богослужения у протестантов не похоже на безыскусственную простоту церковного устройства, церковной жизни и церковного богослужения древней Церкви. В отрицании церковной обрядности Кальвин пошел дальше Лютера. Однажды, заметивши значительное число собравшихся в храме в праздник Рождества Христова, Кальвин в проповеди упрекнул их, что он видит в этом проявление их прежних суеверий. В реформатских храмах нет ни алтаря, ни престола и никаких священных изображений, ни даже распятия, допущенного лютеранами. Но хотя в отрицании католицизма как в области вероучения, так и в обрядах и в церковном устройстве Кальвин превзошел в некоторых пунктах даже Лютера, однако, в своих сочинениях он относится к папе и к католическому духовенству и к католической церкви гораздо сдержаннее, деликатнее и хладнокровнее, нежели Лютер. Издевательств, насмешек, грубой и резкой брани, которыми Лютер постоянно осыпает папу и католическое духовенство в своих сочинениях, нет в сочинениях Кальвина, и это несмотря па горячность и раздражительность его характера и реформаторскую суровость и даже фанатизм. Лютер подчинялся порывам чувства, а Кальвин руководился принципами. Выдержанность характера, нравственная суровость, строгость мысли, постоянство взглядов, государственный ум Кальвина были чужды Лютеру. Отличительные свойства ума Кальвина – ясность, твердость, логичность. Устойчивость и выработанность его характера обнаружились уже в том, что, не взирая на слабость здоровья, он еще со школьной скамьи усвоил привычку к постоянству в труде. До конца жизни Кальвин вставал около 5 ч. утра и трудился, будто бы, до полуночи. Кальвин проповедовал почти ежедневно; руководил деятельностию общества проповедников, не пропускал ни одного заседания Консистории, участвовал в еженедельных заседаниях конгрегации пасторов, обсуждавшей богословские вопросы и церковные дела, вел важнейшие политические дела, писал сочинения, вел обширную переписку и проч. Кроме напечатанных сочинений о его трудолюбии свидетельствуют его различные рукописные произведения, хранящиеся в библиотеках Женевы и Цюриха. Большое количество его сочинений и высокие достоинства многих из них говорят также о сильном уме его, который отражался в его высоком и чистом лбе, в строгом и проницательном взоре. Но тело его было не крепко, как показывали бледность и худощавость его лица, с длинной гладкой бородой. Несмотря на строгость и воздержность жизни, излишек умственного труда в сидячем (большею частию) положении истощил его силы. Удушье, лихорадка, ревматизм, подагра, мигрень, геморрой, болезнь почек – эти болезни почти все обнаружились в концу жизни, но некоторые из них уже давно гнездились в нем и постепенно его подтачивали. Он умер 27-го мая 1564 г.

Главнейшую особенность догматического учения Кальвина, отличающую кальвинизм от всех других христианских исповеданий, составляет его учение о безусловном предопределении. Предопределение Кальвин определяет, как вечное решение Божие касательно участи отдельных людей, и допускает, что одни единственно но благоволению Божию и без внимания к их делам ( – так как не добрые дела составляют основание избрания, а наоборот, избрание есть основа добрых дел, однако без ущерба для правды, ибо все праведно, чего желает Бог – ) предопределены к жизни, а другие к осуждению. В древности это учение было высказано блаж. Августином, но не было проведено им с такою последовательностию, как Кальвином. Другая догматическая особенность заключается в учении Кальвина об евхаристии. Его учение об евхаристии занимает средину между учением Цвингли и Лютера: с одной стороны он, как и Цвингли, исповедует, что хлеб и вино суть только видимые знаки, символы, которые представляют тело и кровь Христа; но с другой стороны он утверждает, что верующие по обетованию Христа действительно приобщается Его тела и крови. На вопрос, как же в евхаристии предлагаются тело и кровь Христа, Кальвин в издании „Наставлений» 1539 г. ответа не дает и даже сознается, что это слишком высокая тайна, чтобы ее можно было понять и высказать. Так как реальное присутствие Христа в таинстве было отринуто, а между тем действительное причащение тела и крови Его в евхаристии принималось, то на поставленный вопрос возможен только один ответ: Христос сообщается вкушающему хлеб и вино Своим духом или Своею силой. Действительно, в последнем пожизненном издании „Наставлений“ 1559 г. Кальвин говорит, что духом Своим Господь дает нам, чтобы мы были едино с Ним телом, духом и душою; посему дух Христов есть и связь, посредством которой мы соединяемся со Христом, и как бы некоторый канал, чрез который вводится в нас то, что Сам Христос есть и что Он имеет. Во „Второй защите“ против Вестфаля Кальвин упраздняет пространственное расстояние между телом Господа, находящимся на небе, и нашею душою тем, что Христос сходит к нам Своею силой. Учение Кальвина об евхаристии вызвало ученую полемику об этом предмете между Кальвином и лютеранами Вестфалем и Гессгусом. Кальвин и Лютер питали взаимное глубокое уважение друг к другу, выразившееся в похвальных отзывах Лютера о некоторых сочинениях Кальвина и о личности последнего, как человека ученого, благочестивого и способного нанести смертный удар папству, и в наименовании Кальвином Лютера выдающимся апостолом Христовым, который своим служением и деятельностию более кого бы то ни было может восстановить чистоту Евангелия. Единственное письмо Кальвина к Лютеру в 1545 г., не дошедшее, однако, до последнего, живо выражает преклонение первого пред последним. Не в плохих отношениях был Кальвин и с Меланхтоном, которому он посвятил свое сочинение против Пигия и который высказал по этому поводу свое удовольствие. Напротив, о Цвингли Кальвин отзывался не благосклонно. Сочинение Цвингли „О провидении“, где изложено учение о предопределении, показалось Кальвину наполненным парадоксами. А учение Цвингли об евхаристии он прямо признал ложным и вредным и оспаривал его еще во время своего пребывания во Франции, где многие приняли это учение с большою охотой. По взгляду Кальвина, высказанному в письме к Зеведею в 1539 г., Цвингли чрезмерно был проникнут желанием искоренить заблуждение о телесном присутствии Христа в евхаристии и чрез это упустил из вида или, по крайней мере, затемнил положительную сторону – идею общения со Христом. В письме к Фарелю в 1540 г. Кальвин жалуется, что жители Цюриха дурно поступили, отдавши предпочтение Цвингли пред Лютером. В письме к Вире в 1542 г. он называет взгляд Цвингли на таинства нечестивым. При этом Кальвин высказал предположение, что может быть в позднейших сочинениях Цвингли видоизменил свое учение, сознаваясь, что он читал не все произведения Цвингли. Из сказанного видно, что по вопросу об евхаристии Кальвину скорее можно было ожидать нападений со стороны цвинглиан, а не лютеран. Но случилось обратное. Желая, чтобы протестантские церкви жили в единении, полагая, что ученые и благочестивые люди могли бы соединиться, чтобы выработать одно вероисповедание христианского учения, мечтая даже о созвании вселенского протестантского собора с целию осуществить святое общение членов Христовых и разделяя, быть может, взгляд Лютера, что в учении об евхаристии спорящие: партии могли бы примириться и соединиться, Кальвин в 1549 г. в Цюрихе устроил по вопросу о причащении соглашение своего учения с учением цвинглиан. Это соглашение было выражено в членах, напечатанных в 1551 г. и изданных под именем „Тигуринского Соглашения“. Так как оно очень скоро было принято всеми. реформатскими общинами в Швейцарии и в других странах, то учение об евхаристии но отделяло уже цвинглианских общин от кальвиновых. Но за то это согласительное „Исповедание“ и самый факт соглашения Кальвина и его последователей с цвинглианами вооружили против Кальвина и кальвинистов лютеран. Лютер и Цвингли резко разошлись именно из-за учения Цвингли об евхаристии. Из-за него же продолжалось разъединение и между цвинглианами и лютеранами. Соглашение в этом учении Кальвина с цвинглианами подало лютеранам основание полагать, что Кальвин и его последователи в учении об евхаристии – те же цвинглиане. Лютера в это время уже не было в живых, но против Кальвина и „Тигуринского Соглашения» выступили соработники и последователи Лютера. Меланхтон, не взирая на свое расположение к Кальвину и на свою мягкость и уступчивость, не одобрил „Тигуринского Соглашения“, отчасти и потому, что в нем есть учение о предопределении. Вестфаль начал в 1552 г. борьбу маленьким сочинением, в котором он призывал лютеран к оружию. Борьба со стороны лютеран скоро сделалась яростной и проявилась не в одних только сочинениях, но и в неприязненных действиях. Лондонская реформатская община, выселившаяся из отечества, ставшего негостеприимным для нее после вступления на престол католички Марии, не была принята ни в Германии, ни в Дании. Вестфаль назвал этих переселенцев мучениками дьявола; а Бугенгаген объявил, что протестанты скорее будут терпеть папистов, нежели их.

Только в Данциге и Эмдене переселенцы нашли прием. Возмущенный этим, Кальвин начал борьбу и написал много полемических сочинений против Вестфаля и Гессгуса.

В этой борьбе принимали участие и другие лица; однако Меланхтон, несмотря на настойчивую просьбу Кальвина, хранил во время этого спора необъяснимое молчание. Но и после этого столкновения, в котором отчуждение лютеран от кальвинистов обнаружилось не менее резко, чем их неприязнь к цвинглианам, Кальвин не терял еще надежды на примирение и единение с лютеранами, так как в 1556 г. он желал для достижения этой цели устроить съезд. При всем том соглашение и соединение реформатов (как цвинглиан, так и кальвинистов) с лютеранами но состоялась. Должно заметить, что в „Тигуринском Соглашении» Кальвин выразил свой взгляд на евхаристию не так отчетливо, как в „Наставлении“ и в специальном сочинении об евхаристии. Часто встречающиеся в „Тигуринском Соглашении“ отрицания чисто лютеранского и католического понимания евхаристии суть приспособления Кальвина к цюрихским цвинглианам, сильно возмущенным лютеранами. Но это не значит, чтобы Кальвин при этом отвергнул свое прежнее учение и принял цвинглианское.

Центром кальвинизма при жизни Кальвина была Женева. Таким же центром кальвинизма вместе со всею французской Швейцарией остался этот город и после Кальвина. Кроме Швейцарии кальвинизм распространился в Голландии, а позже в бывших южно-африканских республиках – Трансваале и Оранжевой, населенных выходцами из Голландии, бурами.

Затем кальвинисты были издавна и существуют доселе в Англии и во Франции. Есть они и в Соединенных Северо-Американских штатах. В Польшу и Литву кальвинизм проник еще при жизни Кальвина в царствование Сигизмунда Августа (1548–1572 г.), сочувствовавшего протестантизму. Лютер посвятил ему свой перевод Библии, а Кальвин – толкование на послание к Евреям и прислал ему в дар свою догматическую систему. Кроме короля кальвинизм широким и быстрым распространением в Польше и Литве был обязан князю Николаю Радзивиллу Черному. Потомок знаменитых православных князей, – оп во время пребывания своего за границей заразился учением Кальвина и Цвингли в 1553 г. Владелец многочисленных имений и богатейших староств, первый в государстве вельможа, великий маршал и канцлер литовский, родственник и друг короля, второй король и правитель королевства, – Радзивилл все свои связи, силы, средства и власть употребил на обращение литовцев в кальвинизм. Он вызвал из-за границы и Польши выдающихся проповедников, которые разъезжали по всей стране, поучали народ и своею образованностию и вкрадчивостию затмили ксендзов, так что даже иные из этих последних стали кальвинистами. Во многих городах он основал школы, устроил типографии для печатания кальвинистических сочинений, построил много кирх или же обратил в кирхи православные храмы и католические костелы, помогал и покровительствовал принимавшим кальвинизм, вообще употреблял все возможные средства для распространения этого исповедания. Кроме того, кальвинисты привлекали к себе строгою нравственностию. Скоро огромное большинство католиков, а также и множество православных сделались кальвинистами. В столице Литвы, Вильне, кальвинизм стал господствующим исповеданием, а также чрезвычайно усилился и в других городах, местечках и селениях Литвы. Но после смерти Радзивилла Черного в 1565 г. и Сигизмунда Августа в 1572 г. кальвинизм уже не имел столь сильных покровителей в Литве и Польше. Началась продолжительная и упорная борьба против него католиков и особенно иезуитов, и с течением времени он ослабел.

В России кальвинисты в то время были в Архангельске и в Москве, но было их там мало. В настоящее время в России реформатские общины, достаточно численные, чтобы иметь храмы, есть только в больших городах. Вообще в России их немного.

А. Беляев