Иерархия первохристианская: ее происхождение

Иерархия первохристианская: ее происхождение. На вопрос: откуда ведет свое начало иерархия христианской церкви? кратко и ясно отвечают нам так: „от самого Иисуса Христа и от сошествия на Апостолов Св. Духа и с тех пор непрерывно продолжается чрез преемственное рукоположение в таинстве священства“. Разумеется, с высшей догматической точки зрения все, что происходит в церкви великого и святого, – все это совершается Христом и Св. Духом. С этой догматической стороны вопрос рассмотрев в „Энц.“ VI, 255–264, но что касается собственно происхождения первохристианской иерархии, то здесь поможет нам лишь историческая перспектива, ибо законы истории проявили свою силу и в настоящем случае.

Начнем с епископата. Апостола Иакова обыкновенно называют первым иерусалимским епископом, но с этим наименованием несправедливо соединять мысль, что в Иерусалиме раньше, чем где-либо, возник епископат и что отсюда это установление перешло в другие страны и церкви. Иакова мы именуем епископом, применяясь к позднейшему словоупотреблению. На самом деле он был епископом иерусалимским в качестве организатора иерусалимской церкви, каким считается и Ап. Петр для римской церкви, если только сказание о его продолжительном пребывании в Риме не есть совершенная легенда. Иаков нигде в апостольских писаниях не именуется епископом: да он и не был епископом в позднейшем смысле слова: он стал во главе общины не по избранию от своей церкви (а избрание – характеристическая черта епископской должности), но единственно потому, что был „брат Господень“ по плоти. Пример деятельности Иакова не имел никакого влияния на появление и развитие епископата. Указание на должность епископа встречается только в посланиях Павла к церквам и лицам, находившимся среди христианского общества в языческом мире (Филипп. 1,1; в Пастырских посланиях), или же в его речах, обращенных к епископам языческих местностей (Деян. 20, 28). К сожалению, мы не обладаем никакими фактическими данными для разъяснения вопроса о происхождении епископата. Приходится прибегнуть к предположениям. Вероятно, дело происходило довольно просто. Образовалась, положим, какая-либо христианская община. Нужен был руководитель для нее. Апостол Христов или какой-либо другой „евангелист“ предоставлял общине выбрать из числа обращенных предстоятеля, руководителя и управителя, – и вот появлялся руководитель общины, который потом, подобно прочим своим собратьям, получил имя епископа, причем название это не новое: оно встречалось в языческом мире⁴³. Епископ должен был в воспоминание последней Христовой вечери совершать евхаристию, т. е. литургию (она, вероятно, на первых порах совершалась только в дни воскресные); крестил новообращенных; возбуждал паству к пожертвованиям и раздавал их бедным, страждущим, странникам, не исключая харизматических пророков; входил в сношения с другими церквами. Вообще, он являлся лицом административным в общине. Но его положение заставляло еще желать многого, чтобы стоять во главе общины. И действительно, епископы, на их счастие, вследствие хода исторической жизни не остались на той ступени, на какой они стояли сначала. Они стали возрастать в своем авторитете по сравнению с более ранним положением. Но они возвысились не во всех местах христианского мира одновременно: в одних церквах возвышение епископов произошло раньше, в других позже (первое встречаем в Малой Азии, Сирии, а второе в Египте и на Западе). Тем не менее в средине II века или несколько позднее этот факт стал несомненным достоянием истории: все епископы этой эпохи возросли в своем значении. Такое возвышение епископата совершилось не путем какой-нибудь узурпации и не было плодом каких-либо деспотических стремлений, как утверждают иногда протестантские теологи, недолюбливающие епископский институт. Ничего такого не замечается. Дело происходило на почве строгой законности и с соблюдением всех правил. Кончили жизнь, переселились в вечность люди, которые оставили после себя богатое наследство. Прямых наследников не оказалось. За отсутствием ближайших родственников, наследство по закону перешло к боковой линии. А такою боковою линией оказались епископы, почему они и получили наследство. Вот и все... Такой памятник, как Διδαχή, прекрасно разъясняет, в чем дело. Здесь (гл. 15, ст. 1–2) заповедуется христианам: „не показывайте пренебрежения к епископам⁴⁴; они должны почитаться вами вместе с пророками и дидаскалами (т. е. харизматическими лицами); ибо они совершают для вас служение пророков и дидаскалов“. Итак, писатель этого памятника требует почтения для епископов на том основании, что они стали исполнять в общине служения пророков и дидаскалов. Другими словами: здесь предписывается оказывать епископам ту честь, которая доселе принадлежала другим лицам – пророкам и дидаскалам. Это значит, что теперь, когда писал автор Διδαχή, епископы стали заменять собою этих последних, приняв на себя их миссию. Так действительно и было. Тот же памятник дает разуметь, что в иных местах, в иных церквах, уже не встречалось пророков (13, 4). Вот наследством от этих-то вымирающих (с постепенным упадком христианского энтузиазма) пророков и дидаскалов и воспользовались епископы. Оно перешло к ним, потому что епископы были самыми видными представителями общины, после пророков и дидаскалов (ibid. 15, 1). Это было чрезвычайно выгодно для авторитета епископов. Они стали пользоваться таким же почетом, каким доселе пользовались пророки и дидаскалы, эти важные лица, действовавшие во имя Св. Духа. Наследие, доставшееся епископам от пророков и дидаскалов, было очень значительно. Пророки и дидаскалы были проповедниками в общинах, наставниками в „правде и знании Господа“ (ibid. 11, 2). Стать на месте этих пророков и дидаскалов значило занять то видное положение, которое занимали вымиравшие пророки и учители. Эти последние были мужи (как их и называли) глаголавшие слово Божие (Евр. 13, 7). Теперь же, с исчезновением специфических проповедников, такими должны были сделаться епископы. Они стали возвестителями „здравого слова“ (Тит. 2, 8), чем доселе были харизматические учители. Пророки и дидаскалы, по своей задаче, не были проповедниками местными; они принадлежали многим или всем церквам, почему и были странствующими. Заняв место этих лиц, сами епископы таким образом являлись вождями не одной своей церкви, а – подобно харизматическим учителям – представителями всей церкви. Положение вещей, совершенно независимо от личной воли епископов, создавало условия, очень благоприятные для развития их авторитета. Они стали учить в церкви, как доселе это делали пророки и дидаскалы. По спрашивается: разве раньше этого времени епископы не учительствовали в церкви? Ап. Павел в Пастырских посланиях требует от епископов учительности (1Тим. 3, 2. Тит. 1, 9), но последующая церковь не настаивала на проявлении этого качества. Это и понятно: институт апостолов, пророков и дидаскалов, который существовал такое продолжительное время с его миссиею „глаголать слово Божиие“, т. е. учить христиан, делал не столь настоятельною потребность в учительности епископата. Памятник Canones ecclesiastici, рисующий положение церкви конца II века, говоря о требованиях по отношению к: епископу, замечает: „если епископ безграмотен (ἀγράμματος), то он должен быть, по крайней мере, кроток“ и т. д.⁴⁵ Подробного же рода заметку находим в так наз. „Постановлениях апостольских“, где говорится: „да будет епископ, если возможно, обучен, а если он будет безграмотен (ἀγράμματος;), то да будет“ и проч. (кн. II, гл. 1). Примеры епископов, не имевших никакого образования, неучей, очень не редки в древнейшей церкви⁴⁶. Следовательно: если епископы, будучи поставлены на месте пророков и дидаскалов, при этом начинают дело новое для них – учить народ, то в этом факте нет ничего удивительного и спорного⁴⁷. К сожалению, мы мало знаем таких епископов, которые носили бы на себе ясные следы той перемены в положении епископов, о какой у нас речь. Впрочем, мы не совсем лишены возможности привести пример двух епископов II века, которые жили на рубеже, отделяющем церковь с пророками и дидаскалами от церкви, где место этих лиц в известном отношения только что занято и епископами. Разумеем двух епископов и малоазийских II века: Поликарпа смирнского и Мелитона сардийского, о которых дается понимать в источниках, что они (по терминологии Διδαχή) „исполняли служение пророков“, хотя они несомненно были епископами; о Поликарпе даже замечено, что он был не только пророком, но и дидаскалом (Евсевий., Церк. Ист. 15; V, 24).

Итак, епископы, заняв место прежних пророков и дидаскалов, усвоили важное отличие в сравнении с тем, чем они были до сих пор. Они стали вождями христианских обществ в учении. С этих пор, – приблизительно с конца II века, – первым предикатом епископского звания стало учительство. „Постановления Апостольские», определяя признаки епископа, на первом месте ставят: он есть „служитель слова» (II, 26)⁴⁸. Вместе с тем епископы в качестве наследства от прежних пророков и учителей получили и многое другое, весьма существенное. Впоследствии епископы стали называться „первосвященниками“ (ibid. II, 19) пo наследству от пророков, которым было усвоено это имя⁴⁹. Если с конца II века начинает упоминаться кафедра епископов (и пресвитеров)⁵⁰, то можно утверждать, что это та самая кафедра, на которой первоначально восседали пророки и дидаскалы⁵¹. Если в памятниках часто упоминается о начатках (Постан. Апост., Прав. Апостольск., Ориген)⁵², как нормальной принадлежности епископа, то из Διδαχή мы знаем (гл. 13), что начатки ранее назначались для вознаграждения пророков.

Заметим, что все эти определения епископской должности, какие мы перечислили и разъяснили выше, сами по себе, быть может, не абсолютно новы: они – explicite или implicite – были уже даны в Пастырских посланиях, но только они раскрывались путем жизненного развития в течение истории и получили здесь – с постепенностию – свой должный смысл. С указанным наследством епископат вскоре достигает той высоты, на какой он и остается в истории церкви.

Теперь попытаемся, на основании имеющихся в нашем распоряжении скудных данных, представить себе тот исторический процесс, чрез который прошел епископат, чтобы сделаться тем, чем он есть. Процесс этот показывает, каким образом епископский институт, обладая сначала второстепенным и даже третьестепенным значением в церковной общине, наконец стал во главе этой последней. Ап. Павел в послании к Коринфянам (около 57 г.) говорит: „иных Бог поставил в церкви, во-первых, Апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее, иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки“ (1Кор. 12, 28). Если здесь под именем лиц, которым принадлежит управление (κυβερvήσεις), станем разуметь таких предстоятелей церкви, которые потом получили наименование епископов (Гарнак), то для нас открывается, что около 57 года епископы стояли очень не высоко на лестнице церковного предстоятельства. Они стояли не только ниже харизматических учителей, но и двух – трех классов лиц, обладавших особливыми чрезвычайными дарованиями; они, можно сказать, отнесены Апостолом Павлом не более, как к третьему разряду церковного чиноначалия. Спустя лет пять после этого, тот же Апостол в послании к Ефесянам дает новый список предстоятелей церковных, более краткий (потому что в нем не упомянуты лица, обладавшие чрезвычайными дарованиями), и в этом перечне „пастыри“, под которыми будем разуметь епископов, занимают второстепенное место, после трех степеней харизматических учителей (Ефес. 4, 11). Положение дела в общем осталось без перемены⁵³. Затем в истории нашего вопроса замечается большой пробел. Обращаемся к средине II века. В так наз. „Учении двенадцати Апостолов“ церковные предстоятельство представлено в яркой и довольно полной картине. Первое место отводится здесь известным хариматическим учителям (гл. 11. 13), а второе по ним епископам с диаконами (гл. 15). Видно, что удержались еще порядки апостольского времени (так было, вероятно, в Египте). Нормирующим началом, но этому памятнику, представляются в церкви харизматические учители: не харизматические учители берут пример с епископов, а епископы с этих последних, ибо они заслуживали уважения, как лица, подражающие (исполняющие) служению пророков и дидаскалов (15, 1–2). Но в то же время, когда появился памятник „Учение 12-ти“ или даже ранее того, в важнейшей из церквей – римской замечается сильное течение, очень неблагоприятное для харизматических учителей и выгодное для епископата. Разумеем эпоху написания книги „Пастыря“ Ермом. Правда, в этом сочинении, когда перечисляются лица, составляющие церковное представительство, первое место, по обычаю, отводится харизматическим учителям, а уже после них упоминается епископ с диаконом („Подобия“ IX, гл. 25–27); но, с другой стороны, ясно открывается, что лучшая пора харизматических учителей невозвратно прошла. Ерм много непохвального приписывает пророкам, находя в них „дух земной, легкомысленный, лишенный силы“. По Ерму, пророки, „будучи суетными, суетно и отвечают суетным людям»; он даже ставит им в вину, что они „желают иметь председательство“ („Заповеди“, XI). Им, как видим, отказывают в том, на что они имели право – быть впереди других, находиться во главе прочих. Мало того: в некоторых случаях, когда Ерму приходится одновременно говорить о епископе и харизматическом учителе, этот писатель, не согласно с обычаем, епископу отводит высшее место в сравнении с харизматическим учителем („Видения» III, гл. 5). Видно много признаков, что в это время в Риме и, может быть, вообще на Западе честь и слава харизматических учителей блекнут и уменьшаются, а авторитет епископата растет на их счет. Епископы восхваляются за то, что „живут всегда непорочно“ („Подобия“ IX, 27). Видимо, пришел конец для харизматических учителей и главным образом для пророков. – После этого о них нет речей в том роде, как это видим в „Учении 12-ти». Canonех ессlеsiastici знают епископов, пресвитеров, диаконов, но молчат о пророках и дидаскалах. Значит, в конце II века на Востоке они уступили свое высокое место епископам. В „правилах Ипполита“ нет ни слова о пророках и учителях. Следов., в конце II и начале III века на Западе или уже забыли, или начали забывать о них. Во главе общины, по правилам Ипполита, стоит епископ с прочими иерархическими лицами.

Обыкновенно думают, что диаконат возник в иерусалимской церкви, ранее всех других иерархических степеней. Мы не разделяем этого воззрения. Когда утверждают, что диаконат возник в Иерусалиме, тогда ссылаются на известную историю избрания Апостолами „семи“ мужей, которые должны были заменить Апостолов при раздаче пособий бедным из церковного достояния (Деян. 6, 1–5). Но если мы рассмотрим, когда это было и сколько продолжалось, то увидим, что служение этих „семи“ в целях „ежедневного раздаяния потребностей» продолжалось очень короткое время. Нужно помнить, что в Иерусалиме сделана была попытка устроить христианскую общину на началах общения имений. Вот при этом-то случае и понадобилось избрать семь мужей, которые должны были сделаться главными распорядителями при раздаче всего нужного лицам нуждающимся. Как скоро по сошествии Св. Духа введено было общение имений в Иерусалиме, – мы не знаем; но во всяком случае оно длилось недолго. Лет через пять по сошествии Св. Духа, воздвигнуто было гонение на христиан со стороны иудеев, при чем христиане должны были временно покинуть Иерусалим: когда же они снова возвратились в город (а это произошло в том же году), то общение имений не восстановлялось. С этим вместе кончилась и миссия „семи» пещись о „раздаянии потребностей“. Далее, из книги Деянии (гл. 8) видно, что, напр., один из них, Филипп, действует, как могущественный харизматический учитель, а не как диакон. К разряду харизматических лиц следует вообще относить этих „семь“ мужей. В книге Деяний (6, 8) о Стефане говорится: он „исполнен (был) веры и силы, совершал великие чудеса и знамения в народе“. Это уж не диакон, а лицо „апостольского“ достоинства. При этом нужно помнить, что указанные „сем“ мужей в книге Деяний не называются диаконами. Название диаконов приписано им в позднейшее время. Диаконы, по вашему глубокому убеждению, появились впервые там же, где появились и епископы, т. е. не в иерусалимской церкви, а в церквах, образовавшихся из обращенных язычников. По всем источникам, диакон является ближайшим и постоянным сотрудником епископа. Он разделял в древности все функции епископа: он участвовал в богослужении, совершаемом епископом, помогал материально бедным, посредствовал в сношениях между епископом и другими церквами и пр. Епископ не мог обходиться без диакона. Возникновение епископата само собою вело к появлению диаконата. Диакон был младшим братом епископа. В древности какая-нибудь небольшая община могла не иметь пресвитеров, но без диакона обойтись она не могла. Св. Епифаний, епископ кипрский, пишет: „где (в какой-либо общине) не оказывалось человека, достойного епископства, там место оставалось без епископа; где же была нужда и были люди достойные епископства, там поставляемы были епископы. Если народа было немного и из них не кого было ставить во пресвитеры, то довольствовались одним местным епископом. А без диакона епископу быть невозможно“, заявляет св. отец⁵⁴. Следовательно, если диаконат есть необходимое восполнение епископата, то он и мог возникнуть там, где впервые появились епископы. Но так как епископы впервые появились, как мы знаем, в странах языческого мира, то там же нужно искать и первых христианских диаконов, напр., в Македонии (в Филиппах: Филипп. 1, 1) и в Малой Азии (Пастырские послания).

Такова была первая стадия развития диаконата. Все обещало ему блестящую будущность. Но не так было на деле. Дальнейшее развитие диаконата не было благоприятно для него. Вместо того, чтобы расти, он стал молиться. Исторический процесс не дал диаконам ничего из того, чем воспользовались епископы. Разумеем наследие, оставшееся от так называемых харизматических учителей (пророков и пр.). Этим наследием воспользовались епископы, на долю же диаконов ничего не пришлось. Как скоро это наследство миновало диаконат, диаконы мало стали походить на епископов, потеряли сродство с ними и вследствие того отторглись от близкой связи с епископатом. Они сильно отстали в развитии от епископата⁵⁵. Причин такого явления набиралось немало. Во-первых, епископы с исчезновением харизматических учителей, в виду потребности времени, сделались истолкователями слова Божия и христианского учения с церковной кафедры; а это намного возвысило их авторитет. Примеру епископа, хоть и не скоро, последовали пресвитеры. Что же касается диаконов, то они остались в стороне от этой функции в первые три века, от чего бы это ни зависело. Таким образом диакон отрывался от епископа, уступая место другим лицам. Ясно, что диаконам оставалось только занять следующее низшее место. К указанной причине присоединились и другие. Епископов стали уподоблять ветхозаветным первосвященникам, пресвитеров – священникам, а диаконов – левитам (Постан. Апост. II, 25 аd fin). А так как левиты имели второстепенное церковное значение, то подобная аналогия повела к уничижению самого диаконата.

Обращаемся к вопросу о происхождении пресвитерства. Кто такие были пресвитеры первоначального христианства? Под понятие пресвитеров тогда подходило много классов людей. Пресвитерами назывались старцы, принявшие христианство в зрелых летах, христиане давно принявшие христианство и состарившиеся в исповедывании новой религии, все вообще первообращенные в какой-либо общине христиане, люди влиятельные в этой последней (достаточные благотворители); могли называться почетным именем пресвитеров и все лица, исполнявшие определенные церковные обязанности, или, иначе сказать, лица должностные в христианской общине, напр., епископы⁵⁶. В виду того, что под понятие пресвитеров подходило много лиц в данной христианской общине, на языке первохристианском употребление слова „пресвитер“ в единственном числе почти не встречалось; оно употреблялось большею частию во множественном числе. Это и понятно. Пресвитеры выступают на сцену тогда, когда нужно было подать совет или вынести определенное решение. Пресвитеры составляли коллегию, которой принадлежало решение какого-либо трудного вопроса в церкви; она выступала, когда нужно было произвести суд, подать нужный совет и т. д. Пресвитерству больше всего принадлежала дисциплинарная часть в церковном управлении. Само собою понятно, что пресвитеры не были избираемы общиною и не были назначаемы кем-либо на эту должность. Пресвитерство, как видно из книги Деяний (11, 30), впервые в в определенной форме появилось на почве иудейской, в самом Иерусалиме, на первых же порах христианской церкви здесь. Пресвитеры составили из себя нечто подобное иудейскому синедриону после того, как христиане стали выделяться из состава иудейского народа и образовывать самостоятельную религиозную общину. Привычка видеть во главе своей прежней общины синедрион побудила христиан из иудеев завести у себя подобие синедриона. Так мог возникнуть иерусалимский пресвитерий. Что касается самого названия этого, то книги Нового Завета, можно сказать, испещрены наименованиями: „старцы, старейшины», а поэтому нет ничего удивительного в том, что передовые лица христианского общества в Иерусалиме получили это имя. Можно утверждать, что из общего числа пресвитеров иерусалимских некоторые принимали на себя чисто церковные функции, напр., молитвенное помазание больным (Иак. 5, 14). В этом случае они получали наименование „пресвитеров церковных“. Но участвовали ли они, эти „пресвитеры церковные», в общественном богослужении апостольского времени, – мы не знаем. Одно с несомненностию можно полагать, что пресвитерство церковное впервые появилось на почве иудейско-иерусалимской. Возможное дело, что этому сильно содействовало обращение „многих» иудейских священников в христианство (Деян. 6, 7). Быть может, они-то и составили первых церковных пресвитеров. Из Иерусалима этот институт легко и удобно мог распространиться по христианскому Востоку. В Пастырских посланиях можно уже находить следы пресвитерства церковного (1Тим. 5, 1), хотя наряду с этим здесь говорится и о пресвитерах – епископах (Тит. 1, 5–7), и о пресвитерах – старцах вообще (Тит. 2, 2). Как явление иудео-христианского характера, институт церковного пресвитерства особенно успешно прививается в Сирии, Малой Азии, вообще на Востоке. Медленнее на Западе. Во времена мужей; апостольских этого рода пресвитерство является прочно утвердившимся в Сирии и Малой Азии. К сожалению, мы не имеем в свидетельствах мужей апостольских определенного указания⁵⁷ на то, участвовали ли пресвитеры этого времени в общественном богослужении в качестве непременных совершителей его. Пресвитеры этого времени действуют коллегиально и единодушно, но яснее всего обозначаются лишь судебные и дисциплинарные их функции. Как пресвитеры этой эпохи достигали своей должности, – остается неясным. Вероятно, их избирал и поставлял епископ; участия народа в выборе пресвитеров не видно.

Когда пресвитеры получили свое главное отличие участвовать активно в общественном богослужении, – не знаем. Во всяком случае, судя по содержанию памятника Canones ecclesiastici, можно утверждать, что в конце II века пресвитеры обладали этим правом; в предстоянии епископа, они уже принимали деятельное участие в совершении евхаристии. Так было на Востоке. Из «правил“ же Ипполита открывается, что или в конце II века или в начале ІІІ-го пресвитеры и на Занаде в предстоянии епископа активно могли участвовать в совершении литургии (случалось даже, что они в это время служили литургию и без епископа).

Вот и все, что мы можем сказать о развитии пресвитерата в I-II веках. Еще должно было пройти немало времени, прежде чем пресвитер сделался в полном смысле слова помощником епископа, его аlter еgо. В течение первых двух веков пресвитеры не имели ни права, ни обязанности поучать ст. церковной кафедры христианским истинам; они не могли самостоятельно совершать богослужение ни в городе, ни в селе: каждый раз они должны были получать для этого особое разрешение от предстоятеля церкви. Тогда еще не было ни независимых приходов в городах, ни сельских церквей. Паствы у пресвитера не было. Пастырем считался только епископ. Пресвитерий состоял при нем в качестве совета и свиты. Эти права, каких не было у пресвитеров I-II века, они приобретают постепенно⁵⁸.

См. несколько подробнее в „Богословском Вестнике“, 1907 г., № 3, стр. 460–474.

Ал. Лебедев