Ересь, еретик

Ересь, еретик. В современном церковно-догматическом употреблении именем ереси обозначается такое христианско-религиозное учение, проповедник которого вступает в сознательное и явное противоречие с ясно раскрытыми и строго формулированными церковью догматами христианства.

История самого термина. Как и большинство других древне­церковных терминов, термин «ересь» – классического происхождения: здесь слово αἵρεσις (αἱρέω, capio, беру, захватываю, присвояю) в отвлеченном смысле, между прочим, означало захват истины, или, точнее – горделивое усвоение своему личному, субъективному мнению значения абсолютной, объективной истины и вытекающее отсюда стремление к самовозвышению и обособлению. Это основное понимание ереси проходит через всю историю христианской догматики, начиная еще с апостольских писаний: так, в книге Деяний ап. именем ереси называется сущность фарисейства и саддукейства (Деян.5:17, 15:5, 26:5), в посланиях ап. Павла – существовавшие в некоторых церквах разделения и партии (1Кор.11:19; Гал.5:20), наконец, в соборных посланиях апп. Петра, Иоанна и Иуды – те пагубные заблуждения, от прельщения которыми они так настойчиво предостерегают верующих (2Пет.2:1, 10–22, 3:3–4; 1Ин.2:18–19, 22–26; 4:1–8; 2Ин.7; Иуд.8:10, 12, 16, – хотя термин «ересь» здесь и не всегда употребляется, но он заменяется такими синонимами, которые несомненно описывают одно и то же явление).

В период святоотеческой литературы первых трех веков христианства термин «ересь» получает еще большую определенность, служа обозначением всех тех отступлений от богопреданных основ христианства, которые возникали в силу личного произвола еретиков и вели к нарушению единства веры и любви в ограде христиан. церкви. Так, напр., Тертуллиан в своем специальном трактате о ересях («De praescriptionibus adversus haereticos») самое происхождение термина «ересь» выводит из филологического анализа греческого слова αἵρεσις, в основе которого лежит понятие личного выбора или произвола: Haereses dictae graeca voce ad interpretatione electionis, qua quis sive ex instituendas sive ad suscipiendas eas utitur. На этот же субъективный момент, как основу ереси, указывает и Климент Александрийский (Strom. VII, 16); его же, как утверждение собственной мудрости, своего «я», выдвигает на первый план и Ориген (Comment. in Ер. ad Rom. II, 6). Но особенно сильно на это чувство горделивого самопревозношения еретиков и на вытекающую отсюда их страсть к разделениям и обособлениям указывает знаменитый борец против них св. Ириней, который, м. пр., говорит: «каждый из них, всецело заблудившись и развратив истину, однако провозглашает, что его не должно смешивать с другими» (Adver. haeres. III, 2, 1).

В эпоху Вселенских Соборов с IV по VIII в. содержание и значение понятия «ересь» сложилось окончательно: этим именем стало называться всякое различное учение, которое не согласовалось с общецерковным взглядом, выраженным в догматических определениях Вселенских Соборов и заключенным в строго формулированный и неизменный Символ (Никео-Цареградский и соответствующие разъяснения к нему в канонах последующих соборов). Заключив к концу этого периода все свое вероучение в стройную систему («Точное изложение православ. веры» св. Иоанна Дамаскина), церковь тем самым раз навсегда определила свое отношение ко всяким, как прошедшим, настоящим, так и будущим ересям, сказав еще устами ап. Павла, что всяк неверующий в ее учение есть уже «самосужден» (ἀυτοκατάκριτος – Тит.3:11). И, если еще прежде, когда церковь – столп и утверждение истины (Ириней) – не имела возможности или повода выразить своего авторитетного взгляда на существенные догматы, оспариваемые еретиками, некоторое разномыслие было простительно и понятно, то теперь, когда все существенное в христианстве ясно и строго формулировано церковью, всякое серьезное иномыслие является уже положительной ересью и осуждается, как таковое: «Кому церковь не мать, тому и Бог не Отец» (Киприан).

Происхождение и значение ересей. Появление ересей почти современно началу самого христианства: уже в посланиях свв. апостолов мы встречаем энергичную борьбу с довольно развитыми формами евионитства и гностицизма, которые в послеапостольский период со II по IV в. достигают своего пышного расцвета. А в эпоху Вселенских Соборов церкви пришлось выдержать сильный напор от рационализма во всех его видах. Эта последовательная историческая смена ересей уже сама по себе достаточно объясняет и причины, или источники их происхождения. Таковыми были: 1) стремление вступивших в христианскую церковь иудеев и язычников искусственно соединить свои прежние религиозно-философские взгляды с новыми христианскими доктринами, вложить новое содержание в старые формы (евионитство, гностицизм, манихейство и пр.), и 2) самоуверенная попытка отдельных, более сильных умов рационализировать христианство, снять покров с его тайн и изложить всю догматику христианства в ясных, логически определенных и эмпирически осязательных формулах (арианство, несторианство, иконоборчество и пр.). Если первая из этих причин носит более или менее пассивный характер и является как бы неизбежным пережитком старого, то последняя отличается активным характером и полна разрушительной силы для христианской догматики, почему она и вызвала тот усиленный отпор, о котором свидетельствует история всех Вселенских Соборов. В этой-то реакции ересям со стороны церкви и заключается их главное значение. Они послужили главными возбудительными толчками к тому, чтобы христианство, во-первых, определило свое истинное отношение к ранее существовавшим религиозно-философским учениям; во-вторых, чтобы оно более сознательно и научно раскрыло свое собственное содержание, и, наконец, чтобы оно выработало твердые и всеобщеобязательные нормы своего учения и привело их в систему, т. е. создало свою догматику. Но нельзя, конечно, подражая некоторым немецким ученым, преувеличивать здесь значение ересей и думать, что без них не было бы и самой догматики в христианстве: последняя развивалась из своих внутренних основ и роль ересей была здесь чисто служебная и гораздо больше отрицательная, чем положительная.

История ересей, строго говоря, заканчивается эпохой Вселенских Соборов, так как все, впоследствии возникавшие и даже теперь существующие, ереси, не исключая, напр., современного толстовства, есть не что иное, как воскрешение древних ересей, с примесью каких-либо незначительных новых прибавлений. Но от той древнейшей эпохи мы не имеем почти никаких подлинных сочинений еретиков, так как они усердно истреблялись церковью; зато мы имеем целый ряд прекрасных и сильных обличений этих ересей, из числа которых, кроме апостольских посланий, заслуживают особенного упоминания ересеологические труды св. Иринея, св. Ипполита Рим., Тертуллиана, Киприана, Климента Александр:, Оригена, Евсевия, Феодорита, Августина и Евфимия Зигабена.

Еретик – последователь ереси и член еретич. общества. В своих отношениях к еретикам православная церковь руководствуется заповедью самого Господа Иисуса Христа, Который упорного и нераскаянного грешника приравнивает к язычнику и тем самым, следовательно, исключает его из ограды церкви (Мф.18:15–17). В этом заключается право анафемы (отсечения) или церковного отлучения, которое – отнюдь не акт насилия и жестокости, но дело сострадательной любви, предохраняющей др. членов от заражения ересью, и последний призывной голос церкви к вразумлению и обращению самого еретика.

Литература. Источниками служат сочинения вышеуказанных писателей-ересеологов, большинство которых существует и в русском переводе. Из пособий по общей характеристике ересей отметим Neander’а, «Algemeine Geschichte d. Christ. Rei. und Kirche» (4 Auf), Иванцова-Платонова, «Ереси и расколы трех первых веков», Μ. 1877, и обстоятельную статью Kahnis’а in «Real-Encyklopedie» Herzog'a, 2 Auf., V В.