Даниил Заточник

Даниил Заточник – автор известного литературного произведения, занимающего видное место в ряду древнерусских памятников; называется оно «Слово» или «Моление Дан. Зат.» До нашего времени оно не дошло, сохранились только два отдельных слова, представляющих собою измененные редакции подлинного. Оба слова, сходные по содержанию, различаются в порядке изложения и называют различных князей, к коим адресовано «Моление». По одному – мол. адресовано Юрию Владимировичу Долгорукому (ум. 1157 г.), по другому – Ярославу Всеволодовичу Переяславскому (ум. 1247 г.). Более вероятно предположить, что «Слово» составлено во времена последнего из этих двух князей, хотя вообще трудно определить, какая из этих двух редакций наиболее близка к подлиннику. Высказывалось даже (Модестов, Ж. Мин. Н. Пр. 1880 г. окт.), и теперь еще поддерживается предположение, что самое имя автора вымышлено и присоединено к популярному народному чтению. В летописи память о Д. З. сохранилась до XIV в.: случайно упоминается под 1378 г. В народной памяти это имя, очевидно, оставило по себе память в пословицах: «как Данило бессчастный не заслужив ни хлеба мягкого, ни слова сладкого», в сказках «О Даниле бессчастном», в былинах: «О Ставре», которого иногда называет Данилом. В самом молении есть указание на личность автора: он – подданный переславского князя, сын его рабыни, родом из Переяславля; возрастом юн, любит словесную сладость, обогащающую его ум и дающую ему перевес над другими: «аще ти есмь на рати не храбр, но на слове ти есмь кроток, да тем избираю сладость словесную, совокупляя, аки воды морския, и извития словес, и речения причтами хитрыми, а глаголив язык и... уветливы уста, яко струя речныя быстрины». Обыкновенно, в нем видят дружинника или, точнее, члена младшей дружины князя. Как памятник старины, моление очень интересно и с бытовой, и с литературной стороны. Оно дает материал для характеристики древнерусской жизни, указывает на объем начитанности тогдашних книжников и заключает в себе несколько старинных пословиц и поговорок. Автор сумел так изложить свою просьбу к князю, что, несмотря на личную цель, его моление сделалось распространенным чтением в русском обществе. Характер слова нравоучительный. Собственно, оно представляет сборник статей о разных предметах, написанный в форме просьбы к князю; автор почти обо всем говорит в сатирическом или юмористическом тоне и все свое послание испещряет разными книжными изречениями: из Псалтири, Притчей Соломона, Прем. Иисуса сына Сирахова, из Слова о злых женах и пр. под. Следует предполагать, что автор, лицо близкое к князю, навлек гнев последнего на себя и был сослан на оз. Лаге (Олонецкой губ.), по другой редакции – на Белое озеро. Оттуда он пишет послание к князю, умоляя его простить провинившегося и вернуть ему свою милость. «Вострубим, братие, так начинается моление: аки в златокованную трубу, в разум ума своего начнем бити в серебреные органы и возвеем мудрости своея, и ударим в мысли ума своего, поюще в богодухновенныя свирели, до восплачутся в нас душеполезные помыслы»... Далее следует обращение к князю, которого автор вообще восхваляет: «ведый господине, твое добродушие, притекох к обычней твоей любви... Тем же, господине, приклони ухо твое в глаголы уст моих, и от всех скорбей моих избавь мя». Чтобы сильнее подействовать на князя, заточник противопоставляет свое положение положению его князя и просит всегда вспоминать о нем и его горькой участи. «И насыщался многоразличных брашен, помяни мене, сух хлеб ядущего; весляся сладким питием, помяни мене, пеплу воду пиющего; облачался в красоту риз твоих, помяни мене в неисправнем вретище; лежа, господине, на мягце постели, помяни мене, под единем рубом лежащего, зимою умирающа, и каплями дождеными, яко стрелами, пронзаема». Князь должен простить его, потому что, хотя он и не храбр на войне, зато умом и остроумием превышает всех. У князя без него не осталось хорошего советника, а между тем, «не море потопляет корабль, но ветры: тако и ты, княже, не сам впадешь в печаль, но введут тя думцы». Последняя часть представляет ответы на предполагаемые замечания князя на просьбу. Юморизируя, автор сильно нападает на бояр, которые введут князя в печаль: «лучше мне видеть свою ногу в лапте, но в твоем, княже, дому, нежели в красном сапоге в боярском дворе», тиунов: «княжого тиуна боится несчастный, как огня, а рядовичей его, как искр», монахов: «или речеши, княже: пострижися в чернцы... Лучше мне тако скончати живот свой, нежели, восприимши ангельский образ, Богу солгати. Лжи бо, рече, мирови, а не Богу: Богу не льзе лгати, ни вышним играти», на злых жен: «Или речеши ли, княже: у богача тестя женися; ту пей, ту и яждь; то лучше бы мне трясцею болети ни со злою, с нелюбою женою быти. Трясца бо тряся пустит, а злая жена и до смерти сушит... Кто поимет злообразну жену придатка деля или тестя деля богата; то лучше бы мне бур вол видети в дому своем, нежели жена злообразна... Лучше бы мне железо варити, ни со злою женою быти. Жена бо злообразна подобна перечесу: сюде свербит, а сюде болит». Вообще, в молении затрагиваются самые разнообразные предметы; здесь говорится: об уме и глупости, о богатстве и бедности, о добрых и строптивых господах, о добрых и злых женах и пр. Есть, по-видимому, указания на современные обстоятельства: княжеские усобицы, недоброжелательность советников князя: «с добрым думцей князь додумается высокого стола, а с лихим думцей и малого стола лишится», бедствия чужеземного (татарского?) ига: «не дай, Господи, земли нашей в полон языкам, не знающего Бога».

Заканчивается послание пожеланиями благ князю и земле его: «Се уже оставила речи и речем сице: воскресни, Боже! Суди земли, воздвигни князя, убуди бояр, умножи силу князю нашему; укрепи ны и утверди ленивыя, вложи ярость страшливым в сердце. Не дай же, Господи, в полон земли нашея языкам, не знающим Бога, да не рекут иноплеменницы: где есть Бог их?... Подай же им, Господи, победу на вся, восстающая на ны. Подай же им, Господи, Сампсонову силу, Александрову храбрость, Иосифа ум, Соломонову мудрость, кротость Давидову. Умножи люди во веки, да тя славят вся страны и всяко дыхание человече. Слава Богу во веки. Аминь». Неизвестно, дошло ли до князя моление заточника и имело ли оно какие-ниб. для автора последствия, но в одной из редакций есть такая прибавка: «Сия словеса аз Данил писах в заточении на Белоозере, и запечатав в воску, и пустих в озеро, и взем рыба пожре, и ята бысть рыба рыбарем, и принесена бысть ко князю, и нача ю порти, и узре князь сие нисание, и повеле Данила овободити от горького заточения». Многие изречения и пословицы, встречающиеся в слове, вошли в позднейшие сборники «Измарагд».

Изд. «Слово» Калайдовичем в «Памятниках росс. слов. XII в.» Μ. 1821; привед. в Русск. Хрест. Ф. Буслаева, Μ. 1901 г. См. Лященко «О мол. Дан. Заточн.» Спб. 1896 г. И.Шляпкин: «Слово Дан. Заточн.» Спб. 1889 г· в «Памятн. древн. письм.»; Безсонов в Москвитянине 1856 7–8. Буссов, К вопросу о ред. мол. Дан. Зат. в «Лет. истор. фил. общ. при Новор. унив.» VII. Од. 1899. Евп. Будде: «О слове Д. З. в его отнош. к др.-русск. Пчеле» в Юб. сборн. в честь Н. И. Стороженко Μ. 1902 г. Б. М. Истрин: Был ли Д. З. дейст. заточен. Од. 1902 г. Цыпин, Ист. р. лит., т. 1.

Д.