Кондильяк

Кондильяк Стефан [Etienne Bonnot Condillae de МаЫу, родился 30 сентября 1715 г. в Гренобле; умер 3 августа 1780 г.], – аббат, творец сенсуалистической теории познания; из которой делались широкие метафизические выводы. Сущность воззрений Кондильяка, которые сложились у него не сразу и окончательно развиты им в сочинении Traité des sensations (2 vol. in 12, Paris et Lion dres 1754), заключается в следующем. Душа человека при рождении есть tabula rasa (термин взятый Кондильяком у Локка). Человек не имеет врожденных идей или, – говоря языком послекондильяковского времени, – человек не имеет врожденных принципов ни интеллектуальных, ни моральных. Для объяснения того, как происходит развитие человека, Кондильяк пользуется получившим широкую известность образом статуи. Представим себе живую, но неодушевленную статую, – она имеет такую же организацию, как и наша. На статую воздействует внешний мир. Простейшие воздействия идут от запахов, – их воспринимает орган обоняния. Запахи возбуждают в статуе первые ощущения. Кондильяк представляет, как воспринимают воздействие и другие чувства порознь и затем вместе. Пока различные ощущения имеют одинаковую силу, душа есть только комплекс ощущений, но когда одно ощущение оказывается сильнее других, оно преобразуется во внимание, причем внимание есть трансформированное ощущение. Когда предмет исчезает, а ощущение от него остается, то оно является памятью. В душе имеются ощущения от исчезнувших и от наличных предметов; их совместность, при которой выступают их сходство и различие, есть сравнение. Сравнение производит суждения, а ряд суждений представляет собою рассуждение и размышление. В конце концов вся умственная деятельность оказывается только совокупностью трансформированных ощущений. То же и в сфере воли. Всякое ощущение или приятно или неприятно. Приятное ощущение возбуждает желание сохранения или повторения, желание преобразуется в стремление, стремление реализуется актом воли. Воля есть только комплекс трансформированных ощущений. На высокую ступень развития человек поднялся благодаря языку. Уже Локк коснулся вопроса о значении языка для мышления, но Кондильяк – в деле обсуждения этого вопроса пошел значительно дальше. Можно мыслить без знаков, но при этом для мысли открывается очень тесная территория. Тогда существовало бы лишь восприятие наличных ощущений и воображение, воспроизводящее отсутствующее предметы, но не могло бы быть абстракции, обобщения, размышления, – вообще, разум человеческий не превосходил бы тогда разума животных. Язык есть условие и причина прогресса.

В Кондильяке видят Локка, доведшего свою теорию до крайних материалистических выводов, – Берклея, предлагающего теорию крайнего идеализма. На самом деле Кондильяк – ни то, ни другое. Кондильяк – не материалист: он признает бытие души как способности ощущений и чувствований, и Кондильяк – не идеалист, так как фактором, возбуждающим ощущения и создающим их прямую и трансформированную совокупность, он признает внешний материальный мир. Психология Кондильяка напоминает психологию некоторых индийских систем (особенно санхиа). Душа у него пассивное начало, действительность выдавливает на ней всевозможные образы. Комплекс этих образов – то ярких и глубоких, то слабых и полуистершихся и образует душевное содержание. Представление души, как абсолютно пассивной, вытекает у Кондильяка из его теории внимания. И здесь заключается коренное заблуждение Кондильяка. Причина внимания у него лежит в ощущении, а на самом деле причина внимания лежит в самостоятельном усилии души. Душа – начало не только пассивное, но и активное. В сущности мы не знаем в природе чисто пассивных начал. Всякий предмет не только притягивается, но и притягивает и отталкивает. Если бы Кондильяк стал всецело на материалистическую точку зрения, по которой душа есть функция материи, он был бы, по крайней мере, последователен в учении о душе, как таком явлении, которое не имеет активности; но противопоставив душу материи и установив воздействие материи на душу, он неизбежно должен был принять и то, что душа воздействует на материю. Если на самом деле душу нельзя представить, как функцию материи, то точно так же волю нельзя представить функцией мысли и чувства. Из теплоты и звука нельзя вывести света, из знания и боли нельзя вывести стремления избавиться от боли, не предположив заранее существования способности стремлений. Работы Кондильяка, бесспорно, дают много ценного для выяснения пассивной деятельности души, но при отрицании активности – они в общем создают совершенно неверное представление о душе. Затем и в представлении пассивных душевных процессов у Кондильяка оказывается много неясного, и он допускает немало скачков. Непонятно у Кондильяка, почему у животных из ощущений не создалось такого же комплекса понятий, каким обладает человек? Непонятно и отсутствие языка у животных. Язык помогает мысли, – это указал уже Локк, это развил Кондильяк, – но вопреки Кондильяку не язык есть причина мысли, а мысль – причина языка. Человек обобщает, составляет суждения, создает абстракции, потому что он обладает сознательным мышлением, способностью наблюдать за процессами собственного мышления. Язык является превосходнейшим орудием для представления результатов этого наблюдения. Сущность и происхождение связи звука с мыслию не выяснены. Заслуга Кондильяка состоит в том, что он остановил внимание на этой связи, а в недостаток ему должно поставить, что при определении этой связи взаимоотношение мысли и языка он представил неверно.

Теории Кондильяка способствовали развитию сенсуалистических выводов в гносеологии и материалистических в метафизике. Но сам Кондильяк не высказался до конца. Нельзя допустить, чтобы он не думал об отношении своих теорий к учению церкви, священником которой он был. Но едва ли можно решать вопрос, насколько он был католиком и насколько материалистом? Да и нужно ли решать этот вопрос? Дело науки принять от Кондильяка то, что есть ценного в его трудах, а его верования нужно предоставить его собственной совести.

С. Глаголев.