Клопшток

Клопшток – Фридрих Готтлиб – первый по времени национальный поэт новой Германии – родился 2-го июля 1724 в Кведлинбурге, городе короля Генриха Птицелова. Отец его был юристом. Духовно религиозное развитие мальчика совершалось под влиянием деятельного, серьезного и религиозно-настроенного родителя, с одной стороны, и бабушки, матери отца с другой. По выходе из монастырской шульпфортской школы Клошиток осенью же 1745 г. поступил в иенский университет для изучения богословия, но 1746 г. перешел в Лейпциг откуда выпущен кандидатом богословия в 1748 г. Умер он в Гамбурге после почти годичной болезни, 14-го марта 1803 г., 79-ти лет от роду.

Патриотическим и истинно христианским настроением Клопшток превосходил всех своих современников. В редком сочетании в нем соединились: любовь к отечественным героям (см. оды: „Король Генрих“, „Мое отечество“, „Генрих Птицелов“, „Фридрих V“, „Королева Луиза“), природе (см. оды, в которых воспевается, катанье на коньках в ясный зимний день, „Цюрихское озеро“, „Фриденсбург“), родине и радость о спасении, покоящаяся на его личном внутреннем стремении к последнему, вере в воскресение мертвых и вечную жизнь, радость о Господе (см. „Мессиаду“, оды: „К Богу“, „Искупителю“, „Вездесущему“. „Созерцание Бога“, „Милосердый“, а также песнью воскресении мертвых). Вильмар говорит, что более, чем за сто лет до Клопштока, христианство евангелической церкви обратилось в учение, в ученость, в мертвую форму привычки. Против этого-то холодного изучения христианства, против этого то мертвого исповедания и выступил с огнем живой веры Клопшток.

Главным его произведением была „Мессиада“. Содержание ее, в самых кратких чертах, таково. Христос на горе Елеонской чувствует приближение Своих искупительных страданий и посылает Гавриила отнести Его молитву к сонму небесных сил (песнь 1-я). Совет демонов в аду, под главенством сатаны и злейшего из духов – Абрамелеха, единогласно (за исключением одного только Абдиэля Аббадоны) обрекает Мессию на смерть (2). Сатана искушает Иуду (3). После тайной вечери Иисус опять восходит на Елеонскую гору (4), страдает там и страдания Его привлекают кающегося Аббадону (5). Страдальца схватывают, ведут к Анне, Каиафе, Пилату. допрашивают и осуждают на смерть (6 и 7). Он умирает на Голгофе, окруженный Ангелами и (оживленными для сего) патриархами, пророками и любящими его людьми (8–10). Патриархи, пророки и другие блаженные возвращаются к своим могилам (11). Друзья погребают Мессию (12). Погребенный воскресает (13) и является многим (14). Весть об Его победе над смертию распространяется далеко (15). Он судит на горе Фавор души людей со всех концов земли и нисходит в ад. Трон сатаны разваливается. Абрамелех и все осужденные обращаются в скелеты; только Аббадона сохраняет форму падшего ангела (16). Мессия является Фоме (17), дает позволение Адаму видеть последние дни мира и страшный суд, прощает покаявшегося Аббадону (18–19) и среди гимнов Ангелов и блаженных возносится на небеса для сидения одесную Отца (20). Ни одно немецкое сочинение не возбуждало такого удивления и не было встречено современниками с таким восторгом, как „Мессиада“, по крайней мере, – первые три песни ее. И на самом деле, здесь было много нового и прекрасного, а именно: гигантский план, возвышенность мысли, сила и важность языка и, наконец, древний размер стиха (гекзаметр). Элегически-чувствительный тон „Мессиады“ сделался надолго общим настроением.

Но, с другой стороны, уже во времена Гете и даже при жизни самого автора многие говорили – и справедливо, – что ее больше хвалят, чем читают. Полная искренней религиозности, многих глубоко-поэтических эпизодов, она все же была чем-то мертворожденным. Будучи по своей природе не эпиком, а лириком, творец „Мессиады“ только приурочивал свой лиризм к эпическому сюжету. Принимаясь за свою поэму, он не изучал ни Палестины, ни окружающих его людей, а черпал все из своего чувствительного сердца и связывал свои излияния воображением и вкусом, развитым посредством изучения Мильтона. Оссиана и других поэтов. Задумав эпопею, героем которой должен быть Иисус Христос, он вынуждался совместить два диаметрально-противоположные по характеру явления: древний эпос и Евангелие, равно как и их отличительные черты – яркие образы и сильные страсти первого и идею простоты и самоотречения второго. Но, спрашивается, можно ли было соединить в одном произведении подобные противоположности, не нанося ущерба одной на счет другой? Для пополнения пробелов Клопшток измышляет целый ряд лиц и несообразных фактов. Потому-то Гербель советует желающим восхищаться, во что бы то ни стало, „Мессиадой» забыть, что это – эпическая поэма, а читать ее просто, как сборник лирических стихотворений, нисколько не заботясь об их связи. И вообще, критики говорят, что Клопшток ошибся как в выборе предмета поэмы, так и в способе его изложения. Это признавали и более беспристрастные из его современников. Несмотря, однако, на эти недостатки, критика все же признает, что с „Мессиадой» начинается новый период немецкой литературы – национальный. „Поэзия сердца и чувства» Клопштока является желаемым противовесом холодной схоластике и риторике и порождает ту поэтическую струю, которая так сильно бьет в произведениях Шиллера и Гете. Для немецкой поэзии Клопшток оказывается тем же, чем для русской впоследствии времени был Карамзин со своей „Бедной Лизой». Ближайшими последователями Клопштока являются так называемые „серафимские» лирики, библейские эпики и риторические барды, понемногу выступающие в немецкой литературе в последнюю треть ХVIII в. Кроме лирики, несомненно сильное влияние оказал Клопшток и на область языка. Со времени Лютера ни один поэт не был в такой мере, как он, властителем силы и богатства немецкой речи. Часто одно его слово не только дает ясное и поэтическое представление о предмете, но и возбуждает в душе читателя такое же настроение, какое было у поэта. Клопшток создал новую, поэтическую речь, послужившую основой для Гете и Шиллера. Он первый провел мысль, что „возвышенные чувства» должны выражаться и более возвышенным слогом, что и изложил в небольшом сочинении: „Об языке поэзии».

Ар. Ласкеев.