Аристотель

Аристотель (384–322 гг. до Р. Х.) – знаменитый греческий философ, который особенно интересен как моралист: он положил начало этической науки в языческом мире, создал стройную этическую систему и пользовался громаднейшим влиянием в последующие века, и преимущественно в эпоху схоластики. В основе нравственного мировоззрения этого античного моралиста, к сожалению, не положено религиозных данных. Интересно было бы знать, как в аристотелевской этике отразились бы его весьма возвышенные для языческого ума религиозные воззрения: известно, что ему удалось «обосновать» монотеистическое учение удачнее, чем кому бы то ни было другому из языческих философов (у Аристотеля встречаемся с так называемым «космологическим доказательством» бытия Божия); его учение о Боге, как πρῶτον κνοῦν – «Перводвижителе», «едином, вечном, неизменном, нематериальном, уме, ничего не желающем…», весьма характерно для язычника (впрочем, аристотелевское божество «ничего не творит»; притом, он дошел до своего возвышенного учения под влиянием своих предшественников и преимущественно Платона…) Оставив религиозные основания, Аристотель построил свою этику только на психологических. Он усматривает в душе две части или способности: «неразумную» и «разумную» и в первой элементы: «растительную или питающую» часть и «желательную или стремительную», а во второй – «имеющую разум в самой себе» и «обдумывающую». На этом фундаменте, пользуясь критическим и опытным методом, Аристотель и строит свое нравственное мировоззрение. Исходным основным пунктом последнего служит «высочайшее благо», сущность которого или, что тоже, «εὐδαιμονίας», тождественна или с «созерцательно, теоретической, научной, чистой деятельностью разума» (это – «высшая» ступень «εὐδαιμονίας»), или же с «деятельностью чисто практической нравственности» (это – занимающая «второе» место ступень «εὐδαιμονίας»), «Внешние блага» (здоровье, богатство и проч. в этом роде) и «удовольствие» в «известном» (ограниченном) смысле относятся к числу «других» составных элементов «εὐδαιμονίας». В виду безрелигиозного характера аристотелевской этики, совершенно последовательно утверждение этого древне-греческого моралиста, что «высочайшее благо» достижимо для человека здесь на земле. Оно, по аристотелевскому представлению, не имеет никакого смысла после телесной смерти человека. «Существенной» составною частью, элементом «высочайшего блага» служат «добродетели», речь о которых ведется Аристотелем в остальной части (т. е., кроме трактующей о «summum bonum») его нравоучительной системы. «Добродетель» по ее существу – «навык», сохраняющий «средину» между двумя крайностями (средина эта, конечно, не всегда математическая), причем она, т. е., добродетель, всегда дело нравственной «свободы» субъекта, так как при ином представлении дела невозможно было-бы говорить и о самой нравственности. Соответственно разделению души на две части, и добродетели подразделяются Аристотелем на два вида: «нравственные» добродетели и «умственные». Первые – это: мужество, воздержание, щедрость, великолепие великодушие, кротость, вежливость, правдивость, стыдливость, дружба и друг. Вторые – это: наука (она, впрочем, не есть сама по себе добродетель), искусство (также не есть собственно добродетель), разум (не есть в строгом смысле добродетель), мудрость и благоразумие. Из нравственных добродетелей с особенной любовью характеризуются Аристотелем последние две, т. е. справедливость и дружба, а из умственных мудрость и благоразумие. Нравственное мировоззрение Аристотеля вполне соответствовало общему направлению понимания дела древне-греческим сознанием. В виду этого ученые всех времен усвояют данному моралисту титло «выразителя греческого духа» в рассматриваемой нами области. Это мировоззрение сложилось под влиянием, между прочим, и предшетвовавших Аристотелю философов – моралистов и именно – Сократа и особенно Платона. Об отношении Аристотеля к восточной философии следует говорить с большою осторожностью и осмотрительностью. Это – с одной стороны. С другой, влияние этических воззрений Аристотеля на последовавшее за ним время отразилось в нравственном учении – перипатетиков, стоиков, эпикурейцев. даже академиков, экклектика Цицерона..., арабов, евреев, находившихся под властию сарацин, – особенно средневековых схоластиков и весьма многих мыслителей дальнейшего времени до настоящего включительно. Сравниваемое с христианским учением о нравственности, Аристотелевское является с совершенно иным содержанием и характером. 1) По вопросу о нравственной свободе человека Аристотель, с одной стороны, понимал дело слишком широко (он не знал о грехопадении и его следствиях для свободы, о благодати и ее значении; по его мнению, человек рождается без всякой наклонности ко злу, с состоянием совершенного безразличия в отношении ко злу или добру), а с другой, слишком узко (в полном смысле свободным, по его мнению, являются только так называемые «свободно-рожденные» греки, следовательно, не все люди). 2) Этика Аристотеля, в противоположность христианской, безрелигиозна. 3) «Строгого» разграничения «духовной личной» сущности от «материи безличной» (делаемого в христианстве) у Аристотеля нет; ему в данном случае принадлежит лишь слабая попытка к установлению подобного разграничения. 4) «Тождество нравственного достоинства человеческой природы» у всех людей (признаваемое в христианстве) Аристотелем отрицается. Наконец, 5) по вопросу о благах человеческой жизни у Аристотеля видим следующее: а) внутреннее настроение человека не имеет значения (в христианстве наоборот); б) раз добродетель и порок – «навыки», самоисправление человека в старости или вообще после того, как навык во «зле» успел уже пустить в нем глубокие корни, есть собственно дело немыслимое (в христианстве оно считается всегда возможным); в) различие между добром и злом – только «количественное», «случайное» (в христианстве – «качественное», «существенное»); г) нормальная «средина» в поступании человека определяется собственно мнением, приговором греческого народа (в христианстве имеет место богооткровенный критерий); д) добродетель практикуется субъектом ради его личных, эгоистических целей и расчетов (в христианстве совсем не то); е) Аристотель не знает (христианских) добродетелей смирения, терпения, веры, надежды, самопожертвования, истинной любви и проч.; ж) внешние блага – не простые только – случайные и потому не существенные средства для добродетельного поступания человека, суть не внешнее только «выражение» благ внутренних (как учит христианство), а настолько «необходимая» сторона благ «внутренних», что отсутствие ее делает совершенно невозможным как добродетельное поступание человека, так даже и полное блаженство последнего; 3) εὐδαιμονία – блаженство, по мнению Аристотеля, достижимо уже здесь – до гроба (по христианскому учению – только в будущей жизни). Все указанные моменты делают аристотелевскую этику совершенной, можно сказать, противоположностью христианской, где видим решительно иное понимание дела.

См. Виндельбанд: «История древней философии» (С.-Пб. 1893 г., стр. 223–225). Здесь же указана и литература по вопросу об Аристотелевской «теологии» (стр. 225). Но гораздо более интересны статьи по данному вопросу проф. Корсунского в «Вере и Разуме». Подробности см. в нашем иcследовании: «Аристотель и Фома Аквинат в отношении к их учению о нравственности» (С.-Пб. 1884 г.).

А. Бронзов.