Антоний, митрополит С.-Петербургский и Ладожский, первенствующий член Св. Синода
Сын священника села Ширингуши, Спасского уезда, Тамбовской губернии, в мире Александр Васильевич Вадковский (родился в 1846 г.). Высокопр. митр. Антоний получил в родной семье первые задатки строгого религиозно-нравственного воспитания и затем, пройдя обычный путь образования в местных духовно-учебных заведениях, двадцатилетним юношей, как один из лучших воспитанников Тамбовской духовной семинарии, поступил в 1866 г. в число студентов Казанской духовной академии, где и окончил курс в 1870 году. Известно, какое это было смутное время, когда впервые народилась та умственная эпидемия отрицания, которая с запада охватила всю нашу так называемую интеллигенцию, вскружила голову недозрелой и легкоувлекающейся всякой новинкой молодежи, жадно прислушивавшейся к фанатическим пророкам отрицания и неверия. Эта эпидемия успевала отчасти проникать даже и в наши духовно-учебные заведения, в которых немало даровитых людей тяжко поплатились за свое увлечение целыми годами испытания и раскаяния; но не с целью отдаваться модным увлечениям поступил в духовную академию молодой студент Вадковский, а с целью учиться, чтобы впоследствии достойно послужить церкви и отечеству.
В таком его настроении сказалась вся сила тех религиозно-нравственных задатков, которые заложены были в его душу еще в родной семье, с ее благочестивым укладом, и укреплены в низшем и среднем учебных заведениях. Во всеоружии нравственного самоопределения, молодой студент остался и в академии верен себе, и выдавался среди других студентов тем, что не зарывал в землю данных ему богатых талантов, усердно учился и еще усерднее посещал богослужения, в которых принимал деятельное участие чтением и пением. И академия навсегда оставила в нем наилучшие воспоминания, которые нашли себе выражение в собственном признании Владыки. «Здесь, в академии, –говорил впоследствии владыка, – положено начало моей духовной самодеятельности; здесь же я получил зачатки той нравственной устойчивости, которая поддерживала меня во всех моих несчастиях; здесь же сложился окончательно мой внутренний человек с известным складом миросозерцания, с известным воззрением на задачи и цель человеческой жизни. Академия, духовная мать моя научила меня находить для себя во всех превратностях жизни точку опоры в той области, которая не знает ни смерти, ни разрушения, ни уничтожения: в области духа». Вот поистине чем должна быть духовная академия для каждого из ее воспитанников, и счастлив тот из них, кто так именно сумеет установить свои отношения к академии, как к своей духовной матери! И Казанская академия вполне оценила дарования и серьезности своего лучшего воспитанника, и вверила ему кафедру церковного проповедничества и его истории (1870 г.). Отдавшись совсем пылом юности своему любимому предмету, молодой ученый через год получил утверждение в степени магистра, а через два года сделался семьянином, и не смотря на крайнюю скудость доцентского содержания, заставившего его поселиться на глухой окраине города, зажил счастливой жизнью скромного труженика духовной науки. Кроме чтения лекций, молодой доцент занимался описанием рукописей Соловецкой библиотеки, тогда поступившей в Казанскую академию, печатал статьи в академическом журнале «Православном Собеседнике», а с 1874 г. состоял и его редактором. За это же время, под влиянием охватившего все русское общество движения к освобождению своих братьев-болгар от турецкого ига, он напечатал в журнале свое ученое исследование: «Константин, епископ Болгарский, и его Учительное Евангелие». Все по-видимому обещало ему спокойную профессорскую жизнь, имеющую свою особую прелесть в самой скромности своего внешнего уклада. Но «от Господа направляются стопы человека», говорит боговдохновенный царь и пророк Давид, сам испытавший множество всяких превратностей в своей жизни. И это вполне оправдалось на судьбе молодого доцента.
Когда он только что успел укрепиться в своем служебном и семейном положении и испытать всю сладость семейного счастья, благословленного Богом двумя нежными малютками, как над его головой, точно гром на безоблачном небе, разразился страшный удар, сразу разбивший так любовно устроенный скромный семейный очаг. В 1879 г. скончалась его нежно-любимая жена, а через три года дифтерит унес в могилу и обоих его детей, на которых он только было сосредоточил всю силу любви и попечительности своего истерзанного горем сердца. Поистине только человек, одетый в несокрушимую броню веры в мудрость неисповедимых путей Промысла Божия, мог выдержать этот страшный удар судьбы, который сразу разрушил все, в чем были смысл и счастье жизни скромного труженика науки. И тут именно и сказалась вся сила внутренней жизни человека, который не пал под этим ударом, а мысленно повторив изречение знаменитого библейского Иова: «Бог дал, Бог и взял», увидел в самом этом ударе голос Божий, призывавший его к иному пути жизни – иночеству, о котором он когда-то мечтал, еще будучи мальчиком, в своем детском уповании молившимся о том, чтобы Господь привел его к этому состоянию ими же весть судьбами. И вот молодой ученый вдовец, пред которым сразу погас весь свет его счастливой жизни в мире, идет к своему архипастырю Высокопр. Палладию, тогдашнему архиепископу Казанскому, и излив перед ним свое семейное горе, просил принять его в сан иноческий. Архипастырь, сам некогда испытавший подобное же горе, с радостью принял молодого ученого, даже переселил его в свой архиерейский дом, чтобы иметь его под своим ближайшим попечением и руководством, и 4 марта 1883 года, в пятницу на первой неделе великого поста, в своей архиерейской церкви, при многочисленном стечении народа и в присутствии профессоров и студентов академии, постриг его в монашество под именем Антония. Академия отнеслась к этому шагу своего любимого сочлена с восторженным сочувствием и в своем органе писала: «Из недр нашей академии выходит не юноша, могущий временно увлечься высоким идеалом, а зрелый муж в полном развитии своих духовных сил. Что убо будет отроча сие? Мы не можем знать всех его убеждений, но мы знали его как человека, христианина и товарища, и веруем, что идеал монашества найдет в нем художественное воплощение с своими лучшими и светлыми сторонами». С своей стороны и Высокопр. Палладий обратился к новопостриженному иноку с восторженною речью, в которой между прочим говорил: «Приветствую тебя, возлюбленный брат, приветствием святым мира и любви. В постигших тебя столь неожиданно тяжелых событиях жизни твоей верующее око ума твоего усмотрело десницу Божию, приведшую тебя к тихому и доброму пристанищу, где наболевшая душа твоя может обрести истинный покой под благим и легким игом Христовым. Радуюсь духом, что в лице твоем повергается к алтарю Господню человек науки, несущий с собою доспехи христианского любомудрия и истинности; в нынешнее трудное для церкви время необходимы добрые и искусные деятели на ниве Божией…»
Посвящение в иноческий сан как бы вновь окрылило скромного ученого подвижника, который, обновившись яко орля, сбросил с себя уныние, начавшее было закрадываться в его душу под тяжелыми ударами судьбы. Он порвал с этим заурядным миром, который причинил ему лишь жестокие сердечные раны, и бодро пошел новой стезей, поведшей его в область совершенно иных подвигов и чаяний. Наделенный высокими дарованиями ума и сердца, он всей душой отдался служению в иноческом сане и быстро пошел по лестнице иноческого служения. Возведенный 14 ноября 1883 г. в сан архимандрита, он через год назначен был инспектором родной академии, а в августе 1885 г. переведен на туже должность в С.-Петербургскую духовную академию, и с этого момента собственно и начинается его видная административная деятельность. Столичная академия представила конечно более простора для применения широких начал разумновоспитательной деятельности, и ученый инок быстро освоился в совершенно новой для него среде и приобрел любовь как академической корпорации и студентов, к которым он стал в чисто-отеческие отношения, так и в духовном, и светском обществе, с которым по необходимости должен был соприкоснуться инспектор духовной академии. Через два года, именно 15 апр. 1887 года, архимандрит Антоний назначен был ректором академии, а 1 мая состоялось наречение его в сан епископа Выборгского, викария С.-Петербургской митрополии, и академия, пережившая по случаю нового устава переходное время и естественно испытавшая в учебно-воспитательном состоянии некоторое колебание, радостно приветствовала своего нового ректора, в полной уверенности, что он твердой и опытной рукой установит те научно-воспитательные идеалы, к которым должны быть направляемы питомцы духовных академий, будущие руководители юношества в духовно-учебных заведениях и пастыри православной церкви. С такою же радостью приветствовали его назначение во епископа и столичное духовенство, и общество, среди которых о. Антоний, несмотря на кратковременность своего пребывания в столице, снискал своей мягкостью, приветливостью и откровенностью полное благорасположение и любовь. Присутствовавшие при наречении его во епископа профессора, студенты и многочисленные почитатели его никогда не забудут той речи, которую новонареченный епископ произнес пред святейшим собором, излагая в ней переполнявшие его душу мысли и чувства. «Любиши ли мя? – паси овцы Моя» – был текст этой речи, и в ней вполне вылился весь дух внутреннего настроении оратора. 3 мая состоялась с соборе Александро-Невской лавры хиротония, совершенная маститым митрополитом Исидором в сослужении с сонмом шести иерархов, в числе которых были в Бозе почившие высокопр. митрополиты: Киевский Иоанникий, Петербургский Палладий, тогда еще архиепископ Казанский и преосв. Арсений, только что назначенный тогда из ректоров академии на рижскую кафедру, ныне архиепископ Казанский. Вся академия радостно встретила своего ректора в сане архиерейском и студенты массой приветствовали его громким «исполла-эти-деспота», лишь только он показался из лавры во дворе академии, и «славою» проводили его в академическую церковь, где было совершено торжественное благодарение Господу Богу. И эта радость была не напрасна. «Все учившиеся в академии с 1887 по 1892 год, – пишет один из бывших студентов этого времени, – хорошо помнят, какое это счастливое для академии было время, когда управлял ею преосвященный Антоний: как поднялось благородное самосознание студенческого достоинства, как академия сделалась известною и близкою высшему петербургскому свету и как в ней самой, наконец, изменилось ее направление, из отвлеченного в практическое, деятельное; кроме книжных, замкнутых в себе работников науки, академия стала воспитывать церковных деятелей, стремившихся вынести плоды духовной науки из стен академии в народ; под крылом преосвященного ректора образовался кружок студентов-проповедников, которые с юношеским жаром понесли народу догматику, апологетику, церковную историю, все богословские науки, в общедоступных внебогослужебных беседах по церквам, общественным залам, тюрьмам и ночлежным домам. Как тогда горело молодое сердце искренним святым стремлением!»
Во время ректорства неослабно продолжалась и учено-литературная деятельность владыки. Начавшись с первых лет его академической службы, она развивалась постепенно и выразилась в ряде ученых и публицистических статей, которые помещались сначала в «Православном Собеседнике», затем в «Страннике», «Православном Обозрении», а со времени перехода в Петербург главным образом в «Церковном Вестнике» и «Христианском Чтении», откуда перепечатывались и в других газетах, и журналах. Учено-литературные статьи были изданы отдельной книгой под заглавием: «К истории христианской проповеди, – очерки и исследования» (два издания – 1892 и 1895 гг.), а проповеди и речи, произносившиеся в разных местах и по разным случаям, собраны были в отдельную книгу под заглавием: «Слова и речи Антония, епископа Выборгского, ректора С.-Петербургской духовной академии» (первое издание – в 1890 г.). Во внимание к этой широкой ученой и учительной деятельности Казанская духовная академия удостоила высокопреосвященного Антония высшей ученой степени – доктора церковной истории, в которой он и утвержден Св. Синодом в 1895 году, и в то же время академии – Казанские, Московская и Петербургская избрали его своим почетным членом, в чем соревновали с ними и многие другие общества и учреждения.
За время же ректорства преосвящен. Антония в нем самом окончательно определился его «чисто академический» дух, который и давал ему возможность осуществлять его благородный идеал главы высшего духовно-учебного заведения, где от начальника требуется не столько практическое участие во всех мелочах обыденной академической жизни, сколько умение задавать тон всему ходу дела в заведении и вливать в него животворящий дух жизни. И в этом отношении С.-Петербургская академия никогда не забудет счастливого времени этого ректорства. А насколько академия умела ценить такого своего начальника, это показали глубоко трогательные проводы, которые она устроила своему возлюбленному ректору при назначении его (24 октября 1892 г.) на новооткрытую кафедру финляндской епархии в сане архиепископа. Назначение было высокое и для академии радостное, но эта радость академии, как прекрасно было выражено в прощальном адресе от профессорской корпорации, – была «радостью сквозь слезы». «Забвена буди десница наша, –говорилось далее в этом адресе, – если мы забудем тебя, наш добрый владыка, являвший нам живой пример добросовестного отношения к делу, умевший совмещать точное соблюдение долга с простым сердечным обращением со всеми и старшими, и младшими, никогда не отделявший своих личных интересов от интересов заведения и своих сотрудников, ставивший свою похвалу и славу в участливом отношении, и в посильном содействии, и материальным и нравственным нуждам всех и каждого». Прощальное богослужение, за которым преосвященный Антоний в глубоко трогательном слове излил одушевлявшие его чувства по случаю разлуки с дорогой его сердцу академией, навсегда останется памятным в летописях академии, как наглядно показавшее, какая глубокосердечная связь существовала между академией и ее ректором. Когда преосвященный Антоний по окончании литургии вышел на солею и при глубоком безмолвии собрания начал свою речь словами: «Господь изрек о мне волю Свою, призвав меня на новое поприще служения святой Его церкви, и я расстаюсь со всеми вами», – то слезы неудержимо брызнули из глаз как всей многочисленной массы присутствовавших, так и самого оратора. Это был один из тех глубокопатетических моментов, которые навсегда неизгладимо запечатлевают внутреннее единение сердец, способное устоять против всяких превратностей времени, и вся последующая деятельность преосвященного Антония была лишь подтверждением непоколебимости этого глубокого сердечного единения его с академией.
С назначением высокопреосвященного Антония на вновь открытую самостоятельную финляндскую епархию пред ним открылось новое широкое поприще. Эта окраина дотоле находилась в полном пренебрежении по отношению к ее церковно-религиозным нуждам. Немногочисленное православное население, разбросанное на огромном пространстве среди иноверного лютеранского мира, чувствовало свое полное сиротство и бессилие, и невольно поддавалось давившему его иноверному влиянию. Церкви находились в упадке, церковное хозяйство в расстройстве, православно-просветительной деятельности не существовало и православная паства жила как бы без пастыря, чем не преминули пользоваться хищные волки, дерзко вторгавшиеся в православное стадо. Высокопреосвященный Антоний имел возможность ознакомиться с таким печальным состоянием финляндской паствы уже раньше, – в качестве епископа Выборгского, викария С.-Петербургской митрополии, и, сделавшись самостоятельным архипастырем этой епархии, он с необычайною энергией взялся за благоустроение ее и – в несколько лет эта паства стала неузнаваемой! Своими частыми личными объездами обширного края архиепископ Финляндский сразу поднял в нем православно-русский дух, повсюду началось церковное строительство, организовались религиозно-просветительные союзы, повсюду закипела церковно-религиозная деятельность и православным благовестом оживились даже и самые глухие уголки угрюмой Финляндии, а та часть ее, которая прилегает к русской границе, сплошь на сотни верст покрылась православно-русским звоном. И финляндская епархия глубоко полюбила своего отечески попечительного архипастыря, который, как на орлиных крыльях, ежегодно летал по ней, повсюду являясь с словом назидания, ободрения, любви и совета, и своим личным, всегда благовременным и желанным посещением, высоко поднимал в ней дух русского патриотизма и преданности св. православной церкви.
Церковно-административная деятельность высокопреосвященного Антония в качестве архиепископа Финляндского, а также и постоянного члена Св. Синода, естественно должна была наложить особую печать на характер собственно учено-литературной деятельности владыки, которая, не прерываясь и за это время, приняла лишь более учительное и практическое направление. С 1893 года ученая деятельность владыки получила особенно важное приложение, когда он поставлен был во главе ученой комиссии, которой поручено было обсудить старокатолический вопрос в видах уяснения возможности соединения восточной и западной церкви, и выработанные комиссией ответы старокатоликам получили европейскую известность, как чрезвычайно важный документ новейшей церковной истории. С этого времени имя высокопр. Антония получило широкую известность и в западноевропейских богословских кругах, а когда в 1897 году он назначен был в качестве представителя от русской церкви на юбилейных торжествах в Англии по случаю юбилея королевы Виктории и совершил эту трудную миссию с блистательным успехом, то популярность его за границей и особенно в Англии возросла до высшей степени, никогда еще не достигавшейся русскими епископами (за исключением разве Филарета Московского), и высокопреосвященный Антоний возвратился в Россию с докторскими дипломами от знаменитейших очагов английской учености – университетов Оксфордского и Кембриджского и с горячими симпатиями от многочисленных его английских почитателей, не преминувших выразить чувства своего уважения к дорогому гостю Англии ценным подарком в виде коллекции церковных сосудов высокохудожественной работы. Финляндская паства с понятной гордостью следила за этой высокой миссией своего возлюбленного архипастыря, и когда он, по возвращении из Англии, почти прямо с поезда, отправился для совершения богослужения в любимом им приходе в Териоках, то местная паства восторженно встретила его и в лице одного из своих сочленов (проф. А. П. Лопухина) в приветственной речи высказала, что финляндская паства с восторгом следила за исполнением высокой миссии в Англии и глубоко радовалась, видя, как в лице ее архипастыря «православно-русская церковь нашла достойнейшего представителя, который сумел еще более возвысить в глазах английского, да и всего западно-христианского общества, славу нашей святой церкви». «Имя Ваше, – говорилось далее в этой речи, – в последнее время не сходило со столбцов всей европейской печати, и видя это, мы радовались и благодарили Всевышнего, который благоволил чрез Вас показать свет православия пред западным человечеством. И оно оценило это, что и доказало восторженными приемами и проводами в Англии, и в других столицах Европы. В виду этого Вы являетесь пред нами в ореоле необычайного величия, и мы приветствуем в Вашем лице теперь не только нашего возлюбленного и высокочтимого архипастыря, но и знаменоносца торжествующего православия».
После этого высокопр. Антоний уже высоко стоял на свещнице церковной, и как «не может укрыться град, стоящий на верху горы», так не мог уже укрываться и архиепископ Финляндский от всенародного взора. Не укрылся он и от взора Царева, и Высочайшим указом в знаменательный день Рождества Христова, 1898 года, возведен в сан митрополита царствующего града св. Петра, а 9 июня 1900 г. назначен первенствующим членом Св. Синода.
А. Л-н.