По поводу иконографии сошествия Святого Духа

В настоящее время в нашей церковной практике употребляются две иконографии Сошествия Святого Духа на Апостолов: с Богоматерью во главе апостольского круга и традиционная иконография – без Нее. Это сосуществование двух иконографий одного и того же праздника одними признается нормальным и даже безразличным, другими же оспаривается и даже отрицается. Для одних отсутствие Высшей из всех находившихся в Сионской горнице, – Богоматери – представляется, как ущербление исторической истины и более того, полноты самого события Пятидесятницы. Другими же, присутствие Богоматери воспринимается, как несоответствие содержанию праздника. Поскольку оба эти иконографические варианта имеют своей отправной точкой событие, происшедшее в Сионской горнице на десятый день после Вознесения Господня и различие их заключается лишь в присутствии или отсутствии Пресвятой Богородицы, то возникает вопрос: чем обусловлено это различие в содержании того и другого варианта? Одно и то же ли они выражают?

Поскольку наше время отмечено особым интересом к Церкви, поисками ее сущности, обостренным ощущением нужды в ней, иконографические темы экклезиологического характера приобретают особую актуальность. Среди них, может быть, главная тема – Пятидесятница. Поэтому содержание ее, в наше время особенно не может быть безразличным. Отсюда потребность осмыслить значение того и другого варианта иконы.

Настоящая работа, не претендуя на исчерпывающее исследование иконы Сошествия Святого Духа, является попыткой разобраться в этих вопросах.

***

Главными аргументами в пользу изображения Пресвятой Богородицы на иконах Сошествия Святого Духа являются текст Деяний Апостольских (Деян.1:13–14) и текст Синаксария Вознесения, из которых явствует присутствие Богоматери в момент Сошествия Святого Духа. К этому добавляется древнейшее, дошедшее до нас, изображение Пятидесятницы, иллюстрация сирийского Евангелия Равулы VI века, где среди апостолов изображена Богоматерь, (иллюстр. № 1), а также наличие изображений Пятидесятницы с Богоматерью в русских иконах и в Сийском иконописном Подлиннике XVIII века¹.

Кроме этого, приводятся и богословские доводы. Они вкратце сводятся к следующему: поскольку православная Церковь не изымает Божию Матерь из рядового потомства Адамова, т. е. при Ее личной безгрешности, не считает Ее свободной от первородного греха, то естественно Ее изображение на иконах Сошествия Святого Духа, так как Пятидесятница есть следствие дела Христа, – личное освящение Духом Святым, которого Богоматерь, наряду с другими присутствовавшими, не была лишена. Отсутствие же Ее на этой иконе может быть истолковано в римо-католическом смысле, потому что по учению римо-католичества, Богоматерь, в силу непорочного зачатия, является особым существом, свободным от первородного греха, который в Ней уничтожен особым даром сверхъестественной благодати; Она, так сказать, искуплена раньше искупления в виду будущих заслуг Ее Сына и, следовательно, Пятидесятница является для Нее излишней. В том же, т. е. римо-католическом смысле, может быть истолкована икона Сошествия Святого Духа без Богоматери, как изображение одной лишь церковной иерархии.

Из этих рассуждений вытекает, что исходя из учения православной Церкви, в православных иконах Сошествия Святого Духа нужно изображать Богоматерь и наоборот: исходя из римо-католического учения, Она не должна бы здесь помещаться. Однако на деле происходит обратное: на православных иконах Пятидесятницы Пресвятая Богородица не изображалась вплоть до XVII века; в римо-католических же изображениях этого праздника, начиная со средневековья, Она неизменно присутствует.

***

Хотя Деяния Апостольские прямо не говорят о присутствии Богоматери в момент Сошествия Святого Духа, из контекста и смысла повествования явствует, что Она была в числе присутствовавших. Перечисляя поименно возвратившихся после Вознесения Христова апостолов, дееписатель говорит: «Сии вси бяху терпяще единодушно в молитве и молении, с женами и Марией, Матерью Иисусовой, и с братией Его» (Деян.1:14). И после избрания Матфия двенадцатым учеником вместо Иуды, он начинает вторую главу Деяний словами: «Егда скончавахуся дние Пятиде (...)² вянское чтение; в русском переводе слова «апостолы» нет. Нет его и в греческом тексте. И тот и другой читаются так: «все они были единодушно вместе»³. Слова «все они» можно понимать здесь, как относящиеся только к перечисленным в первой главе апостолам (на такое понимание наводит и общий смысл греческого текста) и как относящиеся ко всем присутствовавшим, т. е. «яко сто и двадесять» (Деян.1:16). Но если даже считать, что тексты первой и второй глав Деяний не имеют между собой прямой связи и что в начале второй главы речь идет только о перечисленных апостолах, сути дела это нисколько не меняет, поскольку, по учению православной Церкви, Богоматерь не изъемлется из человеческого рода, т. е. при личной Ее безгрешности, Она по природе Своей остается подверженной первородному греху, последствия которого Она несет, как общую немощь, разделяемую Ею со всем человеческим родом. Она также нуждалась в искуплении и спасении от Сына Своего. Следовательно, нуждалась Она и в Пятидесятнице, как в личном обожении⁴. На присутствие Богоматери с апостолами в Сионской горнице указывает и Синаксарий Вознесения, перефразируя цитированный выше текст первой главы Деяний.

Как видим, для православного сознания совершенно несомненно, что Богоматерь нельзя исключать из числа присутствовавших при Сошествии Святого Духа. Почему же тогда ставится вопрос о Ее изображении на иконе этого праздника?

***

Поскольку в православной Церкви, в соответствии с содержанием и смыслом Пятидесятницы, существует две собственно пятидесятичных иконы – Святой Троицы и Сошествия Святого Духа на апостолов, то в дальнейшем, чтобы уяснить содержание этой последней иконы, мы будем разбирать ее в связи с иконой Святой Троицы, а также отчасти с содержанием иконы Вознесения. Вознесение является необходимым условием Пятидесятницы «Уне есть вам, да Аз иду, говорит Господь, аще бо не иду Аз, Утешитель не приидет к вам: аще ли иду, послю Его к вам» (Ин.16:7). Эта необходимость обуславливается онтологической связью между вознесением обоженного во Христе человеческого естества и обожением человека сошедшим в Пятидесятницу Духом Святым. Именно Вознесением определяется содержание Пятидесятницы, а, следовательно, и пятидесятничных икон.

Итак, в Синаксарии Вознесения, мы читаем: «Возвращшася же апостоли (после Вознесения Господня), внидоша в горницу, в ней же беша сошедшеся с мироносицами женами и Матерью Слова, постом и молитвами, и молением упражняющиеся, и нашествия Святого Духа ожидающе, якоже бе обещание». По этому тексту, как мы видим, исполнение обещания относится к Богоматери так же, как ко всем собравшимся в Сионской горнице, где Она, наряду с другими, ожидала сошествия Утешителя. Перед этим, тот же Синаксарий дважды упоминает о присутствии Богоматери при Вознесении Господнем.

Если же мы обратимся к новозаветным текстам, повествующим о Вознесении, то увидим, что присутствие при нем Пресвятой Богородицы обходится полным молчанием и в Евангелии (Лк.24:50–53) и в Деяниях Апостольских (Деян.1:4–12). Мы не находим в них даже намека на Ее присутствие при этом событии. Все здесь сосредоточено на апостолах. И, тем не менее, мы не только не имеем, но и не можем себе представить иконы Вознесения без Богоматери. Именно Она занимает здесь центральное место среди апостолов и ангелов. Внешне ничем не оправдано здесь и противоречит историческим данным и присутствие апостола Павла.

Что же касается иконы Сошествия Святого Духа, то она не только по самой своей схеме и по изображенным лицам, но и по своей внутренней настроенности находится в значительном противоречии с текстом Деяний (илл. 2). В самом деле, не говоря уже о числе изображенных лиц (12, а не около 120), вместо общего смятения (Деян.2:1–13), которым сопровождалось Сошествие Святого Духа, мы видим совсем обратное: иератическое спокойствие и торжественность; Апостол Павел в это время также, как в момент Вознесения, не имел никакого отношения к христианству и был еще Савлом; а изображается он во главе апостольского круга вместе с апостолом Петром. Евангелисты Лука и Марк из числа 70-ти, хотя и были в числе присутствующих, к кругу собственно двенадцати апостолов не принадлежат; однако они изображаются именно в числе двенадцати. Евангелия, которые держат евангелисты на иконе, еще не были написаны и т. д. Словом, если основываться лишь на тексте Деяний, как на историческом источнике, то вообще нужно отвергнуть существующую в Церкви иконографию праздника, так далеко она отходит от тех данных, которыми мы располагаем о событии, имевшем место в этот день в Иерусалиме.

Приведенные примеры показывают, что Церковь, в содержании икон Вознесения и Сошествия Святого Духа, очевидно, не ограничивается лишь теми текстами, которые повествуют об этих событиях, а основываясь на этих текстах, стремится к наиболее ясному выражению экклезиологической сути этих праздников, как мы увидим дальше. Здесь нужно подчеркнуть основную черту православной иконографии праздников вообще. Эти иконы не ограничиваются соответствием одним новозаветным текстам, непосредственно описывающим празднуемое событие; в службу праздника входят и чтения из Ветхого Завета, имеющие прообразовательное значение, и сами новозаветные тексты сопоставляются с другими, исторически с ними не связанными, но раскрывающими внутреннюю сущность и смысл праздника. И те, и другие имеют для иконы и ее понимания не менее важное значение, чем историческое свидетельство (уже не говоря о том, что некоторые праздничные иконы вообще не основаны ни на каком новозаветном тексте, как например, Рождество Богородицы или Ее Успение). Поэтому, как правило, полагая в основу изображения данное историческое событие, икона передает его вероучебный смысл, который раскрывается всей совокупностью богослужения. В противном случае, икона была бы лишь иллюстрацией священного текста, чем она никогда не была, также, как и богослужение никогда не сводилось к простому чтению Священного Писания. Можно сказать, что икона – образное выражение Священного Предания Церкви, живущего в Священном Писании и богослужебных текстах. Поэтому вне службы праздника в целом невозможно ни понять, ни разобрать ни одной православной праздничной иконы.

Обращаясь же к богослужению Вознесения, мы видим следующее: в противоположность новозаветным текстам, которые, как было отмечено, обходят молчанием присутствие Богоматери при Вознесении Ее Сына, богослужебные тексты, как бы в дополнение к ним, а вернее в порядке раскрытия смысла этого события в деле домостроительства, настойчиво подчеркивают Ее присутствие при этом завершительном акте телесного пребывания на земле Ее Сына. Например: «…пришел еси со ученики Твоими на гору Елеонскую, имея Рождшую Тя Творца и всех Содетеля…» (Стихира литийная на Слава и ныне). Или что может быть выразительнее прямого обращения к Ней: «Се Сын Твой, Богородице, (…) востече к небесным» (тропарь 8-й песни канона). Причина Ее присутствия здесь вытекает, очевидно, из Ее роли в деле воплощения: «Воплощение было делом не только Отца, Его Силы и Его Духа, говорит Николай Кавасила, но и делом воли и веры Девы Марии. Без согласия Пречистой, без содействия веры, оно было бы также неосуществимо, как и без содействия самих трех Лиц Божества. Бог делает Ее Своей Матерью лишь научив и убедив Ее и принимает от Нее плоть, которую Она дает Ему по Своей воле»⁵. Другими словами, сочетав Свою волю с волей божественной, Она стала орудием божественного Промысла, средством воплощения и потому, непосредственной участницей нашего искупления. В Ее лице, человечество дало свое согласие на воплощение Искупителя, на то, чтобы Слово стало плотью. Поэтому, будучи необходимым условием спасения со стороны человеческой, Она «рождшая Творца и всех Содетеля», и изображается на иконе Вознесения, как непосредственное свидетельство Его воплощения. Возносящийся Христос есть истинный Бог и истинный Человек, единосущный Отцу по Божеству, единосущный нам по человечеству (Халкидонский догмат). Это не призрак, не дух, за который приняли Его апостолы при первом Его явлении после Воскресения (именно этим текстом – Лк.24:37 – и начинается евангельское чтение на Литургии Вознесения), а нераздельно и неслиянно сочетавшееся с Божеством наше человеческое естество, воспринятое от Девы Марии, Богочеловек, плоть Которого осязал Фома. Именно Ей, «матерски паче всех болезновавшей, подобаше славою плоти Его премногия насладитися радости» (Стихира литийная на Слава и ныне), видеть Его преславное Вознесение, торжество воспринятого от Нее человечества, обоженного и поставленного превыше небес одесную Отца. Будучи в самом прямом смысле храмом невместимого Бога, храмом предуготованным ветхозаветным человечеством, Она изображается здесь, как образ обновленного во Христе человечества, как образ Церкви.

Обращаясь к богослужению Пятидесятницы, мы видим совсем обратное тому, что видели в службе Вознесения. Из текста первой главы Деяний вытекает присутствие Богоматери при Сошествии Святого Духа; но здесь следует подчеркнуть, на наш взгляд, особенно важное обстоятельство, которое упускается из вида сторонниками изображения Богоматери на иконе Сошествия Святого Духа; сам текст, на который они ссылаются (Деян.1:14), Церковь не включила в праздничные чтения службы Пятидесятницы. Он в ней отсутствует⁶. Следовательно, ссылка на первую главу Деяний не может быть решающим аргументом. Раз этот текст отсутствует в службе, значит, к раскрытию основного смысла Пятидесятницы прямого отношения он не имеет. Икона же является частью богослужения и поэтому в основном своем содержании не может следовать текстам, которые в него не входят⁷. Более того, в контексте самого события Сошествия Святого Духа, служба праздника Богоматери не упоминает и никак не выделяет Ее из общего числа присутствовавших, покрывая всех собирательным наименованием «ученики и апостолы»⁸. Молчат о Ней и Синаксарии, как Троицына, так и Духова Дня. При тайне Сошествия Святого Духа, Богоматерь, как бы уходит в тень⁹. Не находим мы упоминания о Ней и в словах на Пятидесятницу святых отцов, как например, Иоанна Златоуста, Амвросия Медиоланского, Григория Богослова и других. Все это вместе взятое является довольно показательным. Там же, где в службе Пятидесятницы Церковь прославляет Богоматерь в связи с Духом Святым (а это имеет место, гл. обр., в каноне Святому Духу на повечерии), она делает это не в контексте празднуемого события, подчеркиваем это, а в контексте воплощения, т. е. в контексте христологическом, а не пневматологическом, не в связи с сошествием в мир третьей Ипостаси Святой Троицы, а в связи с ролью Духа Святого при воплощении второй Ипостаси. Например: «Храм, Дево, бывши Божий, нашествием Духа, содетельной силой Его, силу дарующего рождественну, Благодатная, ею же родила еси Слово безначальное» (Богородичен 1-й песни канона). Или: «Врата умного света именуем Тебе, Богомати, имиже вниде к нам Христос, красен явися блистанием Божества, в плотстем одеянии покровен, невидим яко Бог; ныне же по нам видим» (Канон Святому Духу на повечерии, на слава и ныне). Здесь следует отметить, что в Пятидесятницу Церковь, как бы суммирует действия Святого Духа до самовластного Его схождения в мир, хотя они и носят совершенно разный характер: наитие на Деву Марию в Благовещении, действие Его в ветхозаветных пророках и в апостолах до Пятидесятницы…

Итак, повторяем: в богослужении нет ни одного текста, который указывал бы на роль Богоматери в событии Сошествия Духа Святого и на Ее участие в нем наряду с апостолами.

Зато, в течение всей службы Пятидесятницы первого и второго дня, Церковь решительно и подчеркнуто сосредотачивает наше внимание на апостолах и на их роли именно в связи с Сошествием Святого Духа: «Егда Духа Твоего послал еси, Господи, сидящим апостолам…» (Литийная стихира на слава и ныне); «Ныне облачатся державой Христовой с высоты апостоли» (3-я стихира на стиховне Духова Дня); «Духа источник пришед на землю (…) апостолы орошаше, просвещая» (Седален 8-го гласа), или тропарь праздника: «Благословен еси, Христе Боже наш, Иже премудры ловцы явлей, низпослав им Духа Святого, и теми уловлей вселенную… ¹⁰ и т. д., и т. д. Не случайно, наконец, и само наименование в нашей Церкви иконы «Сошествие Святого Духа на Апостолов».

Таким образом, как в Вознесении, так и в Пятидесятнице, мы сталкиваемся с одним и тем же явлением соответствия иконы службе праздника: богослужение Вознесения утверждает присутствие Богоматери среди учеников при Вознесении Христове и икона этого праздника изображает Ее, помещая в центре всей композиции, несмотря на то, что в новозаветных текстах нет на это ни малейшего намека. В Пятидесятнице наоборот: из текста первой главы Деяний вытекает, что Она присутствовала в Сионской горнице; служба же, в связи с Сошествием Святого Духа, нигде Ее не упоминает и традиционная икона праздника Ее не изображает.

Итак, в службе праздника, где раскрывается его экклезиологический и духовный смысл, апостолы постоянно выделяются из общего числа присутствовавших при Сошествии Святого Духа. После трех Лиц Святой Троицы именно они ставятся на первый план, именно они здесь главные действующие лица. Богоматерь же прославляется, повторяем, не в контексте самого события Сошествия Духа Святого, а в контексте христологическом (и то, главным образом, на второй день праздника в каноне Святому Духу). Иначе говоря, в контексте празднуемого события, Богоматерь, как бы отходит на второй план по отношению к апостолам, заслоняется ими. Получается как раз обратное тому, что мы видим на иконе с Ее изображением. Следовательно, одно из двух: или неправо богослужение, не выделяющее Богоматерь на главное место по отношению к апостолам и традиционная иконография праздника, Ее не изображающая, или же неправа икона, помещающая Ее во главе апостольского лика и тем самым расходящаяся со службой праздника.

Итак, в результате внешнего сопоставления богослужения Пятидесятницы и иконы праздника с изображением Пресвятой Богородицы среди апостолов, мы сталкиваемся с противоречием, которого на самом деле не может быть. Следовательно, те причины, по которым Она не упоминается в богослужении в контексте празднуемого события и отсутствует в традиционной иконе праздника, следует искать в содержании и направленности праздника Пятидесятницы, которые должны быть и содержанием, и направленностью иконы Сошествия Святого Духа.

***

Празднику Пятидесятницы в православной Церкви соответствуют две совершенно различные по содержанию, наименованию и значению иконы – ветхозаветная Троица в виде трех Ангелов (илл. 3) и икона Сошествия Святого Духа на Апостолов.

В православной Церкви, где нет праздника Святой Троицы в буквальном смысле слова, Ее прославлению преимущественно посвящается первый день Пятидесятницы.

Пятидесятница есть откровение третьего Лица Святой Троицы, сошедшего в мир, точнее в Церковь, в 50-й день после Воскресения Христова. Но это ипостасное схождение Святого Духа есть следствие домостроительства второго Лица Святой Троицы: «Слово приняло плоть, чтобы мы могли получить Духа Святого», – говорит святой Афанасий Великий¹¹. Искупленная кровью Христовой от рабства греху человеческая природа становится способной к приятию Духа Святого, способной к осуществлению конечной цели твари, к обожению, т. е. к достижению человеком совершенного единства с Богом по благодати. Для этой цели обожения и совершилось Сошествие Духа в Пятидесятницу. «То и было целью и концом всего воплощенного домостроительства Христова, чтобы Духа Святого приняли верующие в Него» по выражению преподобного Симеона Нового Богослова¹². Обожение же есть «Духа действо (…) имже Троица познавается» (Канон Троицына Дня песнь 7. См. также коленопреклоненную молитву св. Василия Великого на вечерне). Принимая обожающие дары Духа Святого, человек становится причастным троичному Бытию, потому что познание и есть общность бытия; начаток обожения есть начаток жизни во Святой Троице «Со Святым Духом входит в нас и созерцается и Сын со Отцом», – говорит святой Симеон Новый Богослов¹³, или же, по слову святого Василия Великого, «привлекший Духа, привлекает вместе и Сына и Отца»¹⁴.

Сошествием Святого Духа «по подобию Святой Троицы нераздельной и неслиянной, образуется новое существо, святая Церковь, единая по существу, но множественная по лицам, имея Главой Христа, а членами ангелов, пророков, апостолов, мучеников и всех, в вере покаявшихся»¹⁵. Виновница нашего спасения и обожения, Святая Троица, полагается в основу бытия Церкви. Церковь есть завершение домостроительства Святой Троицы, откровение Отца в деле Сына и Духа Святого, многоединство лиц по образу божественного Триединства. И завершительным моментом ее образования является Пятидесятница. Сошествием Святого Духа дается окончательное откровение о триедином Боге, центральном догмате христианства. Поэтому естественно, что первый день праздника, т. е. день собственно Сошествия Святого Духа, посвящается поклонению Святой Троице и сам праздник в нашей Церкви носит наименование Троицы. Это вытекает из самого смысла события. Искупление человеческого рода совершилось участием всех Лиц Святой Троицы в силу единства Их воли. Следовательно, и само освящение человека совершается волей и действием не только Духа Святого, но и всей Святой Троицы. В Пятидесятницу сама троичная жизнь сходит на землю и становится жизнью человека. «Не действием уже, как прежде (в пророках и учениках Христовых до Пятидесятницы), но существенно присутствует (…), сопребывает и сожительствует Дух», – говорит святой Григорий Богослов¹⁶. Откровение, полученное человеком в день Пятидесятницы, носит совершенно особый характер. Если в Крещении и Преображении откровение Святой Троицы было обращено к внешним чувствам человека (Иоанн Предтеча и избранные апостолы слышали голос Отца и видели Сына и Духа Святого, снизошедшего в виде голубине или в виде облака), то в Пятидесятницу видимого проявления Святой Троицы нет. Есть лишь видимое проявление третьей Ипостаси; внешним чувствам здесь доступны только огненные языки и сопровождающий их явление шум. Перед нами, как бы нарастание откровения, ведущего к его завершению в Пятидесятницу, от видимого образа к его духовному постижению. Здесь откровение Святой Троицы обращено уже не к внешним чувствам, а повторяем, к внутренней жизни человека: "В той день (т. е. когда придет Дух Святой) уразумеете вы, яко Аз во Отце Моем, и вы во Мне, и Аз в вас» (Ин.14:20). Следовательно, троичный догмат не является отвлеченным учением, абстрактной формулой или истиной, познаваемой интеллектуальным процессом, подобно истинам, которыми оперирует наука. Познание Святой Троицы совершается не путем внешнего научения, а путем внутреннего живого опыта христианской жизни: «Кто слово Мое соблюдет (…) к нему приидем и обитель у него сотворим» (Ин.14:23).

Раскрытие Троичного догмата является основной богословской мыслью праздника и икона ветхозаветной Троицы, выносимая в этот день, как бы связывает начало ветхозаветной Церкви, обетование Аврааму, с завершительным моментом установления Церкви новозаветной, замыкая начало обетования с его исполнением в день Пятидесятницы. Другими словами, в Пятидесятницу раскрывается преемство и связь между Ветхим и Новым Заветом, между началом откровения и его завершением, началом Завета и его исполнением.

Икона Святой Троицы в образе трех Ангелов есть исторический образ Ее явления Аврааму, и это явление раскрывается и осмысляется, как образ Святой Троицы лишь в свете Ее откровения: только в свете этого новозаветного откровения, мы знаем, что образ Божества в виде трех Ангелов указывает на Его Триединство, на равночестность Лиц и на домостроительство Святой Троицы в мире, – показывает то, что в день Сошествия Святого Духа становится первообразом жизни Церкви и человека, и как мы увидим, передается самой иконографией Сошествия Святого Духа.

Икона Сошествия Святого Духа выносится у нас на второй день праздника, посвященный прославлению третьего Лица Святой Троицы. Однако ее иконография и содержание, как и иконы Святой Троицы, охватывают оба дня. Изображая событие 50-го дня, она передает и совокупность содержания всего праздника, и как мы увидим, вообще выходит за рамки празднуемого события.

В традиционной иконе Сошествия Святого Духа изображается всегда двенадцать апостолов, сидящих в Сионской горнице. Как всегда в иконах, где действие происходит внутри здания, это действие показывается не внутри, а на фоне здания, как указание на то, что значение происходящего в определенном месте и в определенное время, не ограничивается данным местом, как не ограничивается оно и определенным моментом времени. Вверху над апостолами символическое изображение неба в виде полукруга, из которого на них спускаются лучи. Внизу, в арке изображение мира, космоса, под видом мужской фигуры в царских одеждах, держащей в руках плат с двенадцатью свитками. Апостолы расположены на скамье, имеющей форму дуги; они сидят на ней не непрерывным рядом, а с двух сторон дуги. Таким образом, получается два ряда апостолов, сидящих друг против друга. Вверху эти ряды завершаются первоверховными Петром и Павлом. Поскольку, ряды апостолов обращены один к другому, между Петром и Павлом образуется более или менее пространное пустое место. Благодаря так называемой обратной или повышенной перспективе, все изображенные апостолы находятся на одном плане, все они равночестны. Здесь нет центрального лица, вокруг или по сторонам которого они бы группировались. Изображенные вверху Петр и Павел получаются крупнее, чем апостолы первого плана, но так как они находятся в глубине и в плане зрительном не выделяются из среды других, то ничто не нарушает равночестия двенадцати апостолов. Характерной чертой иконы Сошествия Святого Духа является то, что в ней нет второстепенных лиц, нет и возглавления¹⁷.

«Душа всякого праздника есть присутствие того, кому празднуют», по выражению митрополита Филарета Московского¹⁸. В иконе Сошествия Святого Духа зримого образа этого главного Лица, Которому празднуют, нет. Потому что, «если в истощании Сына нам явлена Его Личность, тогда как Божество Его скрыто зраком раба, то Дух Святой в Своем пришествии открывает общую природу Троицы, но скрывает Свою Личность Своим Божеством. Он остается не открытым, так сказать, скрытым за Своим даром»¹⁹. Личного образа Его мы не имеем и, следовательно, изобразить Духа Святого не можем. Поэтому в традиционной православной иконописи праздника место главного Лица оставляется пустым. Но поскольку ипостасное схождение Духа Святого есть завершение откровения Святой Троицы, то икона Сошествия Святого Духа относится к иконам Троичным. Так понимает ее православная Церковь. Чин освящения Троичных икон озаглавлен в Требнике так: «Чин благословения и освящения иконы Пресвятой и Живоначальный Троицы во образе трех Ангелов, или Крещения, или Преображения, или Сошествия Святого Духа». Таким образом, наряду с иконой, именуемой ветхозаветная Троица, существует три новозаветных Троичных иконы, в том числе и образ Сошествия Святого Духа²⁰. Поскольку же ипостасного образа Его мы не имеем, то не может быть и ипостасного образа Святой Троицы. Поэтому изображается на иконе лишь то, что доступно нам: образ явления Духа Святого. Открытое же место, подчеркивающее отсутствие видимого образа Божества, есть указание на иной род познания, который дается человеку в Сошествии Святого Духа.

Число именно двенадцати изображенных лиц (исключений мы не знаем. Космос не идет в счет, так как находится в другом плане) имеет здесь очевидно решающее значение. Двенадцать апостолов – число, как мы знаем, избранных Самим Христом, постоянных, всегдашних Его спутников. «Призва ученики Своя; и избра от них дванадесяте, ихже и апостолы нарече» (Лк.6:13; см. также Мф.10:1, Мк.3:13–14, а также Лк.9:1 и др.). Перед самой Пятидесятницей, апостолы восстанавливают это число, т. е. полноту апостольского круга, избранием Матфия (изначально бывшего спутником Христовым) «прияти жребий служения сего и апостольства, из негоже испаде Иуда» (Деян.1:25). Это восполнение показывает, что полнота апостольского круга была необходима для Сошествия Святого Духа²¹: не группа, не отдельные лица, а именно полнота: «беша вси вкупе» – собрание изначальных свидетелей жизни, чудес и воскресения Спасителя в указанном месте: «вы же седите во граде Иерусалиме, дóндеже облечетеся силою свыше» (Лк.24:49)²². Также, как двенадцать колен Израилевых представляли полноту Церкви ветхозаветной, предобразовавшей новозаветную Церковь, так и полнота новозаветной Церкви, Тела Христова, в иконе Сошествия Святого Духа символически выражается числом двенадцати изображенных²³.

Числовая символика стала для нас мертвым звуком и может показаться казуистикой в данном случае. И, тем не менее, она в Церкви существует и совсем не случайно в традиционной иконе Сошествия Святого Духа число двенадцать никогда не нарушается. Иначе и быть не может, так как Церковь не статическая форма, ограниченная определенными рамками, а живой организм, меняющийся во времени. Поэтому и полноту ее можно выразить не тем или иным числом присутствовавших в исторический момент Сошествия Святого Духа, или составлявших ее в какой-либо другой момент ее истории, а только символически, – числом двенадцать. Числовая символика эта указывает на важнейший догматический аспект Пятидесятницы; на получение даров Духа Святого всей полнотой Церкви.

Изображая 12 апостолов, как собственно апостольский круг, икона указывает, наряду с другими дарами Святого Духа, о которых будет речь ниже, на то, к чему восходят все служения церковные: собор апостолов, через которых осуществляется власть вознесшегося Спасителя, собор двенадцати строителей тайн Божиих, облеченных свыше равной силой (Лк.24:48–49) и одинаковой властью вязать и решить (Мф.18:18; Ин.20:23). Другими словами, изображенные на иконе апостолы представляют здесь апостольский круг, как основание Церкви и вершину ее иерархии, тех к которым восходит преемство власти в Церкви. Именно на это и указывают чтения праздника, как ветхозаветные, так и новозаветные; первая паремия об избрании 70 мужей в помощь Моисею, «да подымут с тобою устремление людей и не будеши водити их ты един» (Числ.11:17); евангельское чтение на утрени Троицына Дня, повторяющее чтение вечерни первого дня Пасхи (Ин.20:19–23), которое кончается словами «Приимите Дух Свят. Имже отпустите грехи, отпустятся им, а имже держите, держатся». И наконец, особенно характерно в этом смысле Евангелие на Литургии Духова Дня о спасении душ человеческих, о церковном суде, о миссии пастырей в отношении стада, о власти вязать и решить (Мф.18:10–20).

Но служба праздника, говоря об апостолах, нигде не определяет их числа, т. е. собственно апостольского лика двенадцати. Она говорит об апостолах вообще, очевидно имея в виду и круг 70-ти, также принявших Духа Святого в Пятидесятницу. «Ныне утешительный Дух на всякую плоть излился: от апостольских бо ликов наченший…» (первая стихира на стиховне); не лика, а ликов во множественном числе²⁴. Как же справляется икона с задачей расширения апостольского круга? Число двенадцать в ней неизменно, но она, как и служба праздника, не ограничивает апостольского круга только апостолами, перечисленными в Деяниях; обычно она добавляет трех апостолов, которые к числу собственно двенадцати не принадлежат. Это святые апостолы Павел и два евангелиста, Марк и Лука. Но при этом, она изымает трех других²⁵, т. е. попросту заменяет одних апостолов другими. Но именно таким образом апостольский круг расширяется и вместе с тем, число определенное Богом, число выражающее полноту, не меняется; оно всегда остается двенадцать. Можно объяснить присутствие апостола Павла его преимущественным положением среди апостолов, как первоверховного и апостола языков, присутствие же Марка и Луки, как евангелистов. Действительно, это и является одной из причин их присутствия на иконе. Однако, это все же не объясняет замены ими трех апостолов из основоположного круга избранных Самим Христом. Объяснение этому, нам кажется, нужно искать в чтениях праздника, о которых упоминалось выше. Каждый из апостолов является носителем власти вязать и решить, и отпускать грехи. Но каждый из них получил эту власть не лично, в отдельности от других, а как член апостольского круга, собора апостолов: «И став посреде, рече им…» Число присутствовавших при этом не указывается ни в Евангелии от Матфея (Мф.18:18), ни у Иоанна (Ин.20:19–20). Мы знаем, что в последнем случае апостол Фома отсутствовал. Значит, ни вся совокупность апостольского круга, ни его большинство не обуславливает этой власти; она и не замыкается кругом избранных Христом двенадцати апостолов, а распространяется и на других семьдесят, переходит и к их преемникам²⁶. Таким образом, апостольский круг расширяется и как в иконе, и службе Пятидесятницы, не ограничивается собственно двенадцатью. В этом смысле присутствие на иконе апостола Павла и евангелистов Марка, и Луки нужно понимать, как указание на распространение этой власти за пределы лика двенадцати (апостол Павел, как мы знаем, получил Духа Святого уже от апостолов, через возложение рук Анании, одного из семидесяти. См. Деян.9:17).

Кроме того, дар Духа Святого полагает начало служения апостолов в Церкви и осуществляет его; тотчас после сошествия Утешителя, они приступают к исполнению своей миссии, в первую очередь проповеди. Но икона показывает не какой-либо частный момент этой проповеди, хотя бы и первой Петровой, а то ведение и научение, которое Церковь получила на все времена: ведение тайны Святой Троицы и ведение Богочеловечества, которое Сошествие Святого Духа дало апостолам, а через них и всей Церкви. Мы видим апостолов благословляющими и со свитками (символ учительства, проповеди), а четырех евангелистов с евангелиями в руках, хотя евангелия эти еще не были написаны. Но они-то, эти свитки и евангелия, – и есть исполнение обещания Христова о научении Духом Святым. «Егоже послет Отец во имя Мое, Той вы научит всему, и воспомянет вам вся, яже рех вам» (Ин.14:26); они и есть плод этого «научения» и «воспоминания». Евангелие – образ Христа, Богочеловека, переданный живыми свидетелями Его жизни, чудес, воскресения и вознесения. Это свидетельство стало, через сошествие Святого Духа, словом Божиим, просвещающим концы земли. «Но приимете силу, нашедшу Святому Духу на вы, и будете Ми свидетели (…) даже до последних земли» (Деян.1:8). Поэтому, евангелисты Марк и Лука изображаются здесь в числе двенадцати, заменяя собой двух других апостолов. Они – славные и всехвальные благовестники слова Божия наряду с евангелистами из собственно апостольского круга, носители и свидетели исполнения заповеди Христовой.

***

Если икона Святой Троицы в образе трех Ангелов указывает на тайну божественного бытия, на тот Первообраз, образом которого является Церковь, то икона Сошествия Святого Духа на апостолов показывает нам этот образ – следование Первообразу, раскрывая внутреннюю жизнь Церкви, иначе говоря, промыслительное действие Духа Святого в человеке и мире.

В Святой Троице, как в Первообразе, даются основные свойства Церкви: единство, святость, соборность, которые находят свое выражение в апостоличности Церкви, конкретной исторической реальности апостольского круга двенадцати. Эти свойства Церкви и показывает нам икона Сошествия Святого Духа и прежде всего, первое из них: «Егда же огненные языки раздаяше, в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятого Духа» (кондак Пятидесятницы). С этого времени Церковь получает полноту своего бытия и становится одновременно Телом Христовым и «исполнением исполняющего всяческая» Духа Святого (Еф.1:23). Это «соединение» есть выражение всей жизни Церкви, ее сущность, – единство Тела Христова, которое не может быть делимо, единство, как первое и основное свойство Церкви, «ибо единым Духом мы вси во едино Тело крестихомся» (1Кор.12:13). Мы видим собор равночестных членов, объединенных общей благодатной жизнью. Сохраняя индивидуальные черты апостолов, икона вписывает их в одну общую форму, как сплавляющую их воедино в строгом иератическом порядке, как выражение единства их общей жизни по образу Святой Троицы²⁷.

Икона изображает апостолов с венчиками и огненными языками над ними: «Начаток Божества ныне дарует естеству перстному Дух Отчий» (Трипеснец, второй тропарь 9-ой песни, Пяток Святой Троицы). Как отдельная человеческая личность, каждый апостол приемлет свое личное освящение, дар святости, начаток обожения. Но дар Духа Святого, который принял каждый из присутствующих в виде огненного языка, сошел на всю Церковь. Полнота исполняющего все во всем Духа Святого есть святость, сообщенная Церкви, как Телу Христову; она есть источник и цель ее существования.

Два первые свойства Церкви, единство и святость, обуславливают третье ее свойство – соборность. Расширение апостольского круга, подчинение единой форме и общему ритму иконы не налагает на апостолов печати однообразия. Каждый из них сохраняет свое лицо. Этим многообразием в единстве и единством в многообразии выражается, по образу Святой, единосущной и нераздельной Троицы, строй Церкви, единой по существу и состоящей из множества лиц, ее соборность. Этой монолитной группой апостолов, как бы спаянных огнем Духа Святого, пламенем нового жизненного принципа любви, икона показывает не внешний аспект события, не смятение апостолов, представлявшееся окружающему миру, как «пьянство» и нестроение, а его содержание, недоступный непросвещенному взору строй новой в Духе Святом жизни Церкви²⁸.

И, наконец, Церковь – апостольская, основанная апостолами и на апостолах, в учении которых содержится вся полнота ее вероучения, на которых зиждется ее власть вязать и решить.

Апостолы изображаются благословляющими. Это тот жест благословения, источником которого является благословение возносящегося Христа, переданное Им апостолам, а через них их преемникам и всем тем, кого они благословляют.

Итак, Духов День, праздник даров Духа Святого, есть праздник Церкви. Если на Литургии первого дня Пятидесятницы поется прокимен апостолов («Во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их»), то в Духов День поется прокимен 6-го гласа: «Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое» – Церковь единую, святую, соборную и апостольскую, непрерывно и неизменно сохраняющую преемство, учение и дары Духа Святого, полученные через тех, во главе которых стоит лик двенадцати, как ее основание.

Если в иконе Святой Троицы многоединство выражается тремя Ангелами, часто вписанными в одну общую, объединяющую их форму и форма эта (как, например, в наиболее глубоком догматическом видении у преподобного Андрея Рублева) замкнута и представляет круг, то на иконах Сошествия Святого Духа композиция не замкнута, а подчеркнуто открыта вверху и внизу; она, как бы вытянута вверх к своему завершению, вернее к отсутствию видимого, земного завершения. Собор апостолов остается открытым вверху тому, на что указывает символ неба, нетварному, божественному миру, из которого на них нисходят лучи, – ток божественной благодати.

Не замкнуты ряды апостолов и внизу. Они открыты для нас; Церковь не ограничивается ни апостольским кругом, ни апостольством вообще, ни иерархией. В первосвященнической Своей молитве, Спаситель просит Отца не об одних апостолах: «Не о сих же молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя; да вси едино будут; якоже Ты, Отче, во Мне и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут; да и мир веру имет, яко Ты Мя послал еси» (Ин.17:20–21). Незамкнутость иконы вверху и внизу, и есть открытость Церкви; вверху, через Духа Святого, причастию нетварному троичному бытию, внизу, через нас, всему миру. Мы продолжаем эти ряды апостолов и будем продолжать до скончания века, потому что домостроительство Святого Духа имеет начало, но не имеет конца. Дух, сошедший в пятидесятый день по Воскресении Сына Божия, не ушел из мира, Он пребывает в Церкви; Утешитель послан «да пребудет с нами во век» (Ин.14:16). Это вечное пребывание и есть продолжающаяся Пятидесятница в Церкви. В этом плане падает преграда времени и Пятидесятница является нашей жизнью в Церкви во все времена. Входя в Церковь, мы входим в тот же строй иконы, в жизнь Церкви по образу Святой Троицы. Церковь есть та среда, в которой происходит единение человека с Богом. Мы рождаемся в Церкви через то, что она получила от апостолов и передает через их преемников. «Мы чтим апостолов, говорит святой Симеон Новый Богослов, (…) потому что Им (Спасителем), они были посланы сделать нас сынами Богу по благодати, наследниками вечной жизни и причастниками неизреченных благ, посредством проповеди Евангелия и святого Крещения»²⁹. Обожение достигается только в Церкви и икона указывает нам на то, посредством чего оно достигается, т. е. не только на субъективную сторону Церкви, личное обожение апостолов, присутствовавших в Сионской горнице, но и на объективную, сакраментальную ее сторону: обе эти стороны Церкви становятся действенными и осуществимыми личным присутствием Духа Святого. Поэтому то, что изображено на иконе Его Сошествия и открывает нам путь к обожению, и ведет нас по этому пути; проповедь слова Божия и совокупность даров Духа Святого, которые преподаются нам через апостолов и их преемников в таинствах. Другими словами, изображается то, что относится именно к домостроительству Духа Святого; строители Таин Божиих, апостолы, – непосредственные, активные делатели Пятидесятницы.

Но Церковь не ограничивается человечеством; человека невозможно отделить от всего видимого мира. «Сложный состав нашей тварной природы, телесно-душевно-духовный (…) ставит нас в неразрывную связь со всей совокупностью сотворенного космоса»³⁰, потому что «тело наше, – сокращенный и малый мир»³¹. В воплощении Сына Божия весь мир стал храмом Божества. Поэтому Церковь включает в себя весь тварный мир, призванный к единению с Богом. В каждом из своих членов, она соединяется с миром; через нас она открыта для всей твари. Поэтому содержание повествования Деяний и богослужебных текстов не ограничивает апостольскую проповедь не только народами, окружавшими апостолов в день Пятидесятницы, но и человечеством вообще; дело Церкви обращено ко всему видимому миру. «Аз есмь свет миру»; «идите в мир весь», «проповедуйте Евангелие всей твари«… Икономия Духа Святого и есть исполнение этого завета Христова. «Свет прииде Утешителя и мир просвети…» (седален 2-го гласа, утреня Пятидесятницы), апостолы «весь мир проидоша (…) и просветиша всю тварь ученьми» (стихира 4-го гласа на Господи воззвах в среду Пятидесятницы). Синаксарь Духова Дня называет их «всея поднебесные учители». Благая весть проповедуется всей твари. В этом залог и обетование единства мира, воссоединения его в Боге. Через человека Пятидесятница обращена ко всей низшей твари. Своим грехопадением человек привел ее к «суете», в которой она «совоздыхает и соболезнует даже доныне», она «откровения сынов Божиих чает» (Рим.8:19–22) и через них своего освобождения.

Как же изобразить на иконе не только все то множество народов, к которым на протяжении тысячелетий была и будет обращена проповедь Церкви, но и всю видимую тварь? В нижней части иконы, мы видим олицетворение всего мира в виде аллегорической фигуры человека царя, как главы всей видимой твари. Всякое другое решение было бы ограничением всеобъемлющего, вселенского характера действия Церкви в мире³². Только человек сознательно и свободно может принять откровение; он – носитель вселенского, космического всеединства. Просвещение и освящение мира было и остается задачей Церкви во все времена. Эта задача существует и в наше время в той же мере, как существовала во времена апостольские.

Открытость миру и есть служение ему Церкви, та постоянная живая связь с миром, ради которой Церковь и существует, ибо это ее задание и назначение³³.

Детали фигуры Космоса соответствуют богослужению праздника. Если в Евангелии Троицына Дня (Ин.7:37; Ин.8:12) и апостольском чтении Духова Дня (Еф.5:9–19) мы слышим о свете и тьме, и о различении между ними, то и в иконе мы видим контраст между светом, который окружает апостолов, и тьмой, окружающей космос. Это и есть та катастрофическая тьма, в которую ввержен мир падением человека и вызывание из этой тьмы Духом Святым есть пробуждение твари. Фигура царя с надписью «космос» (иногда «весь мир») это мир, не только призванный к просвещению, но и готовый принять апостольскую проповедь. На это указывают символы этой проповеди, свитки, которые он держит и то почтение, которое он им оказывает, держа их покровенными руками, как полагалось держать особо чтимые предметы (так держат на иконах, например, ангелы орудия Страстей Господних и часто епископы Евангелие)³⁴.

Итак, икона Сошествия Святого Духа есть образ экономии третьего Лица Святой Троицы, а домостроительство Святого Духа есть жизнь Церкви со всеми ее установлениями и таинствами; это харизма Церкви: «Вся подает Дух Святый; точит пророчествия, священники совершает, некнижныя мудрости научи, рыбари богословцы показа, весь собирает собор церковный» (Стихира 1-го гласа на Господи Воззвах на великой вечерне праздника)³⁵. Пятидесятница есть постоянная, ежедневная жизнь Церкви до последнего ее дня. Если Вознесение Господне обусловило пришествие Святого Духа в мир, то пребывание третьей Ипостаси в Церкви обуславливает и подготовляет в мире второе и славное пришествие Спасителя, когда двенадцать апостолов сядут на престолах судить двенадцать колен Израилевых. В этом смысле Церковь ведет нас к эсхатологическому свершению, к явлению того, что показывает нам икона Вознесения: Спаситель «такожде приидет, имже образом видесте Его идуща на небо» (Деян.1:11). Спаситель Вознесения есть Спаситель второго пришествия³⁶. Иначе говоря, Пятидесятница ведет нас к новому миру, новой земле, к Царству Славы Божией. Здесь икона подводит нас к конечной тайне, к упразднению всякого образа, когда мы будем видеть уже не «в зерцале и в гаданиях» (1Кор.13:12), т. е. в образах, а лицом к лицу в непосредственном общении.

Итак, икона Сошествия Святого Духа – образ пути, а не его завершения, образ того, что мы имеем на земле и будем иметь до второго пришествия, образ осуществления дела Христова в мире.

Как мы видели, по своему содержанию, по тому, что Церковь нам через нее раскрывает, икона Сошествия Святого Духа настолько отходит от повествования об этом событии в Деяниях Апостольских, что из фактического описания в ней остается очень немногое. Действительно, из всех праздничных икон, образ Пятидесятницы меньше всех связан историческими рамками события, которое находит здесь лишь минимальное отражение; Дух Святой сошел в виде огненных языков, опустившихся на главу каждого из присутствующих; в смысле исторической точности это все. Все остальное относится к содержанию Пятидесятницы, раскрываемому службой праздника. Если ограничивать изображение Пятидесятницы историческими рамками, то конечно, следовало бы показать то смятение, которое фактически произошло или же непосредственный результат случившегося, и претворение его в жизнь, выразившееся в первой апостольской проповеди: «Став же Петр со единонадесятью…». И то, и другое мы находим в западной религиозной живописи, чуждой богословского содержания иконы, а также в православных иконах, начиная с XVII века³⁷.

***

Как мы уже говорили, в иконе Вознесения, праздника «завершенного спасения», Богоматерь находится в центре и во главе группы, которая есть достояние Спасителя, стяженное Его кровью, оставляемое Им телесно на земле, Церковь, которая через обетованное сошествие Святого Духа в наступающую Пятидесятницу, получит всю полноту своего бытия. В иконе же Пятидесятницы, праздника по самому существу своему пневматологического, который является завершительным моментом образования Церкви, апостольский круг изображается без видимого завершения.

Церковь основана на двойном схождении в мир: Сына Божия и Духа Святого. В цепи двунадесятых праздников, Пятидесятница имеет особое значение, как начало домостроительства третьего Лица Святой Троицы. В Вознесении «кончились дела Христовы телесные (…)», – говорит святой Григорий Богослов. Что же относится ко Христу? – спрашивает он и отвечает: «Дева, рождение, ясли…»³⁸, т. е. то, к чему Богоматерь имеет непосредственное отношение, как Осуществительница воплощения с человеческой стороны, то, что имеет отношение к нашей природе, воспринятой Христом. С Пятидесятницы «начинаются дела Духа», продолжает святой Григорий Богослов, начинается земной путь Церкви в полноте ее благодатной жизни.

Домостроительство второго и третьего Лиц Святой Троицы имеет каждое свой особый характер и смысл. Они неотделимы одно от другого и не на это ли указывает то, что в каноне Духова Дня повторяются ирмосы Рождества Христова (кроме первого)? Ведь именно в свете сошедшего Святого Духа открывается Богочеловечество Христово и Богорождение³⁹. Но домостроительство Христово и домостроительство Духа Святого, хотя и неотделимы друг от друга, но и не сливаемы воедино. «Кончились дела Христовы (…), начинаются дела Духа. И ино есть, – говорит святой Симеон Новый Богослов, воплощенное рождение Бога Слова, бывшее от Пресвятой Богородицы и ино то, которое бывает духовно в нас. В том воплощенном рождении, в коем Пресвятая Богородица родила Сына Божия и Бога воплощенного, совершилось таинство воссоздания рода человеческого и спасения всего мира (…). А это духовное рождение совершает в нас таинство обновления душ человеческих, благодатью Святого Духа соединяя и сочетавая нас с воплотившимся Сыном Божиим и Богом…»⁴⁰. Из слов святых Григория Богослова и Симеона Нового Богослова ясно, что Церковь проводит между тем и другим домостроительством четкую грань и не потому ли нет в службах праздника особого упоминания о месте и роли Богоматери⁴¹, и не потому ли и в иконе не помещается то, что относится к домостроительству Христову во плоти – Богоматерь? К «делам Духа» Пресвятая Богородица не имеет того непосредственного, активного отношения, как к воплощению Сына Божия. Основная роль Ее в домостроительстве нашего спасения относится к воплощению, а не к действию в нас Святого Духа. Ее личная роль непосредственной Участницы в искуплении – по ту сторону Пятидесятницы. В икономии Духа Святого, Она – одна из бесчисленных целей, хотя и первая из них, а не средство нашего спасения, каким Она была в домостроительстве второго Лица Святой Троицы⁴².

Присутствие Богоматери в иконе Сошествия Святого Духа стирает грани между домостроительством Сына Божия и домостроительством Духа Святого, и Пятидесятница превращается в простое продолжение воплощения. Числовая символика двенадцати, как полноты Церкви нарушается.

***

На чем же основывают и как объясняют присутствие Богоматери во главе апостольского лика в иконе сторонники Ее изображения?

У прот. С. Булгакова мы находим следующее объяснение, хотя и не по поводу, но в связи с иконографией: по его толкованию «Она уже имела Свою личную Пятидесятницу в Благовещении, когда сошел на Нее Дух Святой (по свидетельству иконографии также в виде голубине как при Крещении Христове), и лично Она была уже совершенно освящена и облагодатствованна (…)». Но «Она еще имела, вместе со всем человечеством и всем миром, принять Духа Святого в Пятидесятницу, которая для Нее означала спасение, т. е. упразднение силы первородного греха во всем творении и в Ней, как личном его средоточии. Богоматерь присутствовала в Сионской горнице в день Сошествия Святого Духа и приняла огненный язык Его для Себя и от лица всего творения»⁴³. Здесь, как мы видим, проводится сравнение между двумя событиями, в корне различными: Благовещением, т. е. согласием Девы Марии и приятием Ей в Себя Бога от лица всей твари (чем обуславливается и наше спасение; иначе Благовещение было бы лишь делом одной единственной человеческой личности) и Пятидесятницей, т. е. схождением Духа Святого на каждую отдельную человеческую ипостась, на каждого члена Церкви. Но ведь «обожение есть конечная цель всякого творения, ради которой воплотился Сын и Дух Святой сошел в Пятидесятницу. Если творение, в Лице Богоматери, могло быть обожено наитием Святого Духа в Благовещении, зачем нужно было еще воплощение Сына, Его крестная смерть, воскресение и вознесение на небо? (…). Если конечная цель уже достигнута в самом начале, в «главизне нашего спасения», все дальнейшее домостроительство нашего спасения и обожение мира становится бессмысленным топтанием на месте»⁴⁴. Если же здесь, подобно Благовещению, Богоматерь является Представительницей всего творения, от лица и для которого Она принимает Духа Святого, то становится непонятным Его схождение на других членов Церкви (илл. 4). Здесь, мы сталкиваемся со смешением того, что относится к природе, с тем, что относится к личности⁴⁵.

Мы не приемлем римо-католического догмата о непорочном зачатии, пресекающего связь Пресвятой Богородицы со всем человеческим родом, делающего из Нее особое, сверхъестественное существо, отличное от других. Не приемлем мы и учения об обожении Богоматери в Благовещении. В этом смысле Евангелие категорично и притом именно Евангелие, читаемое на Литургии первого дня Пятидесятницы: «Не у бе Дух Святый (т. е. еще не был в мире), яко Иисус не у бе прославлен» (Ин.7:39); т. е. до прославления Сына Божия, до Его Вознесения, не могло совершиться Сошествие Святого Духа и следовательно, невозможно было обожение человека, т. е. почивание Духа Святого во святых, в том числе и первой из них – Богоматери⁴⁶.

Присутствие Богоматери на иконе Сошествия Святого Духа объясняется и тем, что Она является, как бы образом Церкви, т. е. благодать Духа «покоится не только на двенадцати апостолах, но и на всей Церкви»⁴⁷. Такое соображение делается, очевидно, по аналогии с иконой Вознесения. Но нельзя механически проводить аналогию между двумя изображениями, значение которых совершенно различно. При таком понимании присутствия Богоматери становится непонятным двойное изображение Церкви: в Ее Лице и в лице двенадцати апостолов. В таком случае, можно было бы понимать апостолов, как представляющих только церковную иерархию, т. е. так, как понимает их римо-католичество. Конечно, в Пятидесятницу Дух Святой сошел на всю Церковь. Но освящение Его сообщается не одному человеку за всех других, не одной личности, как представительнице других, а именно каждому члену Церкви. Поэтому и сошествие Его на Богоматерь не может пониматься, как сошествие в Ее Лице, на всю Церковь. В этом плане олицетворение не имеет никакого смысла: Пресвятая Богородица может олицетворять Церковь, как сосуд, вместивший Бога, но никак не как совокупность отдельных личностей, составляющих Церковь. Ни одно конкретное человеческое лицо не может олицетворять другое лицо или сумму других лиц; олицетворять можно вообще лишь то, что у этих лиц общее: человеческую природу, падшую до Боговоплощения, облагодатствованную после него.

Правда, поскольку Пятидесятница есть обожение человека, то первая и высшая из всех обоженных – несомненно Богоматерь. Основываясь на этом, некоторые оправдывают Ее изображение в Пятидесятнице, как образ первого человека, достигшего полного единения с Богом, как вершину человеческой святости. Но, конечно, личный подвиг Богоматери – единственный и не может сравниться ни с каким другим человеческим подвигом. Икона же Сошествия Святого Духа есть образ Церкви с ее таинствами, учением, установлениями и святостью, т. е. образ нормы. И в этом плане Богоматерь, в силу Своего Богоматеринства, не может стоять на одном уровне с другой, хотя бы даже апостольской святостью. Пресвятая Богородица является исключением, а не нормой: Она не в ряду со всеми, а над всеми.

Празднование всех святых, как результата и плодов Пятидесятницы, вынесено Церковью на первое воскресение после Пятидесятницы; здесь Богоматерь прославляется во главе всей ангельской и человеческой святости. И Синаксарий праздника всех святых, как бы подводит итог дарам Пятидесятницы: «Прежде же всех и во всех, и со всеми, святых святую, пресвятую и тех пребезсравнительно лучшую ангельских чинов, Госпожу нашу Владычицу Богородицу, Марию Приснодеву» (конец Синаксария)⁴⁸.

Епископ Кассиан, в своей книге «Христос и первое христианское поколение» говорит следующее: «Хранители иконописного предания, изображая на иконах Пятидесятницы Пресвятую Деву среди апостолов, свидетельствуют, сознательно или бессознательно, об этом распространенном понимании апостольского лика, исходя из конкретного свидетельства Деяний (Деян.1:13–14) о том, что по Вознесении в общении с двенадцатью были жены и «Мария, Матерь Иисусова, и братия Его»⁴⁹. Но, как мы видели, распространение апостольского лика в традиционной иконописи именно сознательно выражено Церковью совсем иначе, т. е. в соответствии со службой праздника и в строго экклезиологическом плане⁵⁰.

Следует подчеркнуть характерные черты, свойственные всем без исключения приведенным обоснованиям изображения Богоматери во главе апостольского круга в Пятидесятнице: 1) все они сводятся к самому факту присутствия в Сионской горнице и получения Духа Святого Богоматерью, с чем никто не спорит; 2) все они обосновываются исключительно текстом Деяний (Деян.1:14), не включенным Церковью в службу Пятидесятницы, ни первого, ни второго дня; 3) все они настолько сосредоточены на изображении Богоматери, что контекст богослужения опускается. Вопрос о содержании иконы и ее соответствии православному вероучению не ставится.

***

Как мы говорили в начале настоящей работы, в православных иконах Пятидесятницы Богоматерь не изображалась вплоть до XVII века. В XVII же веке, в результате западных влияний, в связи с изменением в понимании церковного искусства и отношения к нему, иконография Сошествия Святого Духа переключается с догматического и экклезиологического содержания на историзм (на основании того же стиха Деян.1:14). Традиционная иконография объявляется «невежеством иконописцев». Открытое место представляется непонятной пустотой и появляется стремление ее заполнить. Во главе апостольского круга помещается Богоматерь (илл. 5). В ХVII–ХVIII веках, старинные иконы «исправляются», как писал Н. Покровский. На пустое место между Петром и Павлом втискивается небольшое изображение Богоматери. Она изображается здесь с молитвенно воздетыми руками, как в иконе Вознесения. Помещенная во главу апостольского круга, Она тем самым становится центральным лицом всей композиции и, следовательно, главным лицом в иконе. Поскольку же Она является главным Лицом, а в ряду апостолов мы не можем мыслить Ее иначе, апостолы тем самым неизбежно становятся по отношению к Ней второстепенными лицами и весь апостольский лик отходит на второй план. Иконография может оставаться одной и той же, т. е. сохраняться в своем традиционном виде и значение апостольского круга остается, казалось бы тем же, что и в традиционной иконе. На самом же деле, как мы увидим дальше, это не так. Как мы можем судить по существующим примерам, строй иконы может нарушаться в большей или меньшей степени, вплоть до полного отрыва от традиционной иконографии, вплоть до разрушения всего строя иконы, ее содержания и смысла. «Стремление к исторической точности», – уже в свое время писал Покровский, – «заставляет исключить апостола Павла из числа присутствовавших здесь апостолов. Всем присутствующим сообщается движение, выражаемое сильной жестикуляцией. Вместо стилизованного неба появляются облака. Лучи имеют вид пламени, развеваемого ветром, фигура царя опускается. Таким образом, изменяется здесь и общая композиция, и сам стиль»⁵¹. Числовая символика выпадает, так как количество изображенных увеличивается и становится произвольным (илл. 6).

Икона Сошествия Святого Духа, как мы видели, есть икона Троичная. Поэтому место, оставляемое открытым, следует рассматривать, как место Божества. «Не во плоти, какую принял Сын, не во образе человеческом и не в виде голубя, как в водах Иордана, явил присутствие Духа»⁵². Заметим, что даже в период формирования иконографии Пятидесятницы и поисков наиболее верного ее содержания (за исключением совмещений икон двух праздников, Вознесения и Пятидесятницы) никогда здесь не помещалось никакое тварное существо, ни ангел, ни человек⁵³. Поскольку икона Сошествия Святого Духа есть икона Церкви, то Богоматерь, помещенная во главе апостольского круга, оказывается во главе Церкви. Но «человечество Богоматери принадлежит к существу сотворенному, происшедшему от человека перстного. Глава нового человечества не Пресвятая Богородица, а Ее Сын: Он Глава выше всех Церкви, еже есть Тело Его (Еф.1:23)"⁵⁴. Следовательно, такое возглавление немыслимо для православия. Но оно созвучно римо-католическому пониманию Пятидесятницы, в изображении которой, по утверждению Зеелигера, начиная с XIII века, Богоматерь присутствует неизменно и окончательно⁵⁵. И действительно, в римо-католическом Миссалии, мы находим следующее толкование Пятидесятницы: «Именно от этого Духа происходит во все века эта чудесная сила, вероучебная и мистическая (курсив оригинала), олицетворенная в Сионской горнице Петром и Марией. Дух Святой, вдохновивший святых авторов, подает папе и сгруппированным вокруг него епископам вероучебную непогрешимость, позволяющую учащей Церкви продолжать дело Христово (…). Дух Святой порождает также, вне иерархии, верные души, которые, как Дева Мария, покорно отдаются Его освящающему действию и святость эта, являющаяся торжеством божественной любви в сердцах, приписывается справедливо третьему Лицу Святой Троицы, Которое есть личная любовь Отца и Сына»⁵⁶. Итак, апостол Петр олицетворяет здесь иерархию, ее вероучебную непогрешимость, учащую Церковь, что и объясняет его помещение во главе апостольского круга, частое в изображениях Пятидесятницы. Эта вероучебная непогрешимость, в свою очередь, передается преемнику апостола Петра, викарию (наместнику) Христа, папе. Дева же Мария олицетворяет святость вне иерархии, покорность Духу Святому. С точки зрения православной, мы не можем принять ни деления духовной жизни на догматическую и мистическую, ни тем более понимание Духа Святого, как личной любви Отца и Сына, хотя разбор этих положений не входит в нашу тему. Заметим только, что с римо-католической же точки зрения, Богоматерь олицетворяет святость рядовых верующих, т. е. как раз то, чем Она от них отличается и не имеет Себе никого подобного в силу Ее непорочного зачатия. В силу очевидно того же догмата, папа Павел VI, в речи при закрытии третьей сессии Второго Ватиканского собора, провозгласил Деву Марию «Матерью Церкви». С православной точки зрения эта добавочная функция ничего не добавляет к Ее прославлению (скорее наоборот). Основная Ее функция – Богоматеринство и что может быть выше этого с человеческой стороны? По слову святого Иоанна Дамаскина «именование Матери Божией содержит в себе всю историю божественного домостроительства в мире»⁵⁷.

Поскольку схоластическое учение о тварности благодати прерывает связь между миром божественным и тварным, и нет взаимопроникновения тварного и нетварного бытия, то нет и причины оставлять открытым вверху образ Церкви. Следовательно, помещение Богоматери во главе апостольского лика получается вполне оправданным; замыкая его, Пресвятая Богородица оказывается на Своем месте, во главе церковной иерархии, как «Мать Церкви». Если икона Сошествия Святого Духа есть икона Церкви, то в таком случае, Церковь оказывается замкнутой и отделенной от того, что составляет сущность праздника – своей связи с троичным бытием.

Итак, мы видим, что помещение Богоматери во главе апостольского круга не противоречит римо-католическому пониманию Пятидесятницы, как представляют себе некоторые православные, а как раз наоборот, выражает его. У православных же иконописцев, мы имеем дело с бессознательным подражанием римо-католичеству, подражанием, которое сочетается с сознательным переключением образа с догмата и церковного культа на индивидуальное благочестие с его психологизмом. В результате, какова бы ни была степень искажения православной иконографии Сошествия Святого Духа, уже одно помещение Богоматери во главе апостольского лика вносит искаженное понимание православной экклезиологии. Динамика Пятидесятницы упраздняется.

Если во главу Троичной иконы помещается Богоматерь, то мы стоим перед противоречием: икона Пятидесятницы есть, прежде всего, икона Троичная и в этом смысле она превосходит икону Богородичную. Присутствие Богоматери заменяет собой основное – невидимое присутствие Божества (илл. 7). Но, как бы ни было велико почитание Пресвятой Богородицы в православной Церкви, оно все же никогда не заслоняет собой поклонение божественным Лицам Святой Троицы.

С другой же стороны, икона Сошествия Святого Духа является иконой Церкви, указывая нам на нормы человеческой святости. В этом смысле, она ниже иконы Богородичной, так как Пресвятая Богородица превосходит эти нормы. Она – единственный человек, достигший полного единения с Богом, воскрешенный и вознесенный с телом в «славе боголепной», и изображение Ее на этой иконе приуменьшает это Ее исключительное значение.

***

Итак, Богоматерь отсутствует в традиционной иконе праздника не потому, повторяем еще раз, чтобы Она не находилась в Сионской горнице в момент Сошествия Святого Духа, а потому, что Ее присутствие и место в иконе не соответствует тому, что Церковь раскрывает нам в службах праздника Пятидесятницы.

Если во главе апостольского лика помещается Пресвятая Богородица, то икону эту нужно понимать как икону Богородичную, т. е. как образ Богоматери среди апостолов (как существует и образ Христа среди апостолов), но отнюдь не как икону Пятидесятницы (илл. 8). И содержание этой иконы исключает всякую совместимость ее с традиционной иконой Сошествия Святого Духа⁵⁸.

При современном интересе к православию и Церкви, а, следовательно, и к иконе, не только со стороны инославных, но и среди самих православных, нельзя оправдать это римо-католическое заимствование; нельзя всякое искажение, будь то в слове или образе, оправдывать «божественным соизволением» или «церковным благочестием». По слову святого Киприана Карфагенского, «обычай без истины есть лишь застарелое заблуждение»⁵⁹.

Веками вырабатывалась иконография Сошествия Святого Духа именно, потому, что Церковь, так же как и в словесном выражении своего учения, в богослужении, стремилась здесь к его наиболее ясному и точному выражению, исключающему возможность неверных, произвольных и двусмысленных толкований. Соборный разум Церкви, водимой Духом Святым и остановился на иконографии Сошествия Святого Духа, получившей свое высшее и наиболее полное выражение в изображении апостольского круга без видимого возглавления.

В суждениях об иконе, критерий может быть только один: ее соответствие богослужению и тем самым, догмату, ибо догмат и культ неотделимы один от другого в церковном сознании. Соответственно, церковное благочестие и есть верность догмату, живущему в церковном Предании, т. е. в богослужении и иконе. В данном случае праздник есть выражение Троичного догмата, его претворение в жизнь через апостолов. И смысл, и содержание традиционной иконы совершенно исключает всякое возглавление апостольского круга. Апостолы – не только человеческие личности, получившие дар обожения, но и продолжатели дела Христова и Пятидесятницы, совершители таинств и установлений Христовых, которые они передают другим; они осуществители устроений церковных. Именно от них начинается непресекаемый ток благодати Духа Святого, напаяющий Тело Церкви. Именно апостолы, а не Богоматерь, посланы в мир Христом, также, как Сам Он был послан Отцом (Ин.20:22). От апостолов, а не от Пресвятой Богородицы Церковь получает учение и таинства, и Символ Веры именует Церковь апостольской, а не богоматеринской. Именно в иконографии Сошествия Святого Духа Церковь выражает учение о самой себе: Она – единая, святая, соборная и апостольская. В этих четырех определениях выражена вся полнота Церкви.

Икона Сошествия Святого Духа на апостолов – единственная икона, повторяем, которая передает непосредственно домостроительство третьего Лица Святой Троицы. Поэтому и изображает она то, что относится к этому домостроительству – продолжающуюся Пятидесятницу в Церкви. Бесконечно расширяя исторические рамки события в соответствии с богослужением праздника, через исторический момент, не останавливаясь на частностях, она передает основное откровение, полученное миром в Пятидесятницу; откровение Святой Троицы и таинственную, по образу Святой Троицы, жизнь Церкви, водимой пребывающим в ней отныне Духом Святым.

Исследователи, занимавшиеся иконографией Пятидесятницы и касавшиеся интересующего нас вопроса, приходят к следующим выводам:

«Только в Евангелии Равулы в круг апостолов введена Богоматерь», – говорит известный историк церковного искусства Н. Покровский, – «в других памятниках византийских нет Ее. К Евангелию Равулы с этой стороны примыкают памятники западные, в которых, по крайней мере, с X века (Библия в церкви св. Павла) (илл. 9), Богоматерь почти всегда ставилась среди апостолов. Отсюда, с Запада, Она перенесена была в XVII веке в иконографию греческую и русскую»⁶⁰.

Другой исследователь, А.И. Кирпичников (в статье «К иконографии Сошествия Святого Духа», Москва 1893, стр. 7–8), говорит следующее: «К его (Покровского) вполне справедливому утверждению, мы можем прибавить такое ограничение: в X и XI веках (…) в миниатюрах латинских рукописей Богоматерь отсутствует; в XII в. появляется иногда и притом к концу этого столетия всё чаще и чаще. В XIII столетии, Она присутствует среди апостолов в большинстве случаев, но это большинство пока еще незначительное. В XIV и XV столетиях, изображение Богоматери окончательно утверждается в западной иконографии Пятидесятницы и на этот раз уже навсегда; позднее, под влиянием высокоразвитого в техническом отношении западного искусства, этот тип переходит и на христианский восток, где иногда сливается, как это указано проф. Покровским, с элементами византийской композиции (…). Итак, можно утверждать твердо установленным факт, что Богоматерь, отсутствующая в византийских изображениях Сошествия Святого Духа, в иконографии западной закрепляется постепенно, вместе с общим развитием культа Мадонны и к концу средних веков становится главной, центральной фигурой» (стр. 9).

Η.П. Кондаков не разбирает иконографии Пятидесятницы, но в «Иконографии Богоматери» (Том 1, стр. 132) говорит следующее: «Появление средней, как бы председательствующей Божией Матери в группе апостолов, собравшихся подобно синклиту в Пятидесятнице, тесно связано с почитанием Божией Матери именно на Сионе, где совершилось чудо нисхождения огненных языков». Однако никаких доказательств или примеров, подтверждающих это предположение, Кондаков, к сожалению не приводит. В другом исследовании Кондаков говорит: «Характерно, что древнейшие иконы Сошествия Св. Духа не представляли Богоматерь» («Русская Икона» ч. 1, стр. 132).

Из современных исследователей, А. Грабар в статье «Иконографическая схема Пятидесятницы»⁶¹, хотя и делает оговорку о том, что присутствие или отсутствие Богоматери для его исследования безразлично, приводит всё же в качестве примера православной иконы Пятидесятницы, классический ее перевод: «Византийская иконография Пятидесятницы общеизвестна, говорит он: 12 апостолов сидят на высокой дуге, внутри которой показываются представители народов (Деян.2:5 и сл.) или символический мир…».

Др. В. Пандурский, профессор Софийской Духовной Академии, начиная свою работу об иконографии Пятидесятницы с разбора двух древних изображений её (ампулы Монцы (илл. 10) и миниатюры Евангелия Равулы), пишет следующее: «Итак, в этих двух наиболее ранних (уцелевших и дошедших до нас) изображениях, особенно типична центральная группировка свв. апостолов по сторонам Святой Богородицы. В этом виде изображение Пятидесятницы было воспринято и в Византии⁶². В качестве примера такой иконографии Др. В. Пандурский приводит мозаику в куполе гинекея Константинопольской Св. Софии (илл. 11).

Из западных исследователей, известный историк искусства, Л. Рео⁶³ пишет: «Византийцы и западные согласно отводят если не главную роль, то центральное место в сцене Пятидесятницы Деве Марии». К сожалению, также как и Н. Кондаков, в подтверждение своего утверждения, Л. Рео никаких данных не приводит.

Немецкий ученый С. Зеелигер, который в своем исследовании разбирает преимущественно западную иконографию Пятидесятницы, объясняет непременное присутствие в ней Божией Матери, начиная с XII века влиянием Бернарда Клервосского, «великого обновителя почитания Божией Матери»⁶⁴. С. Зеелигер указывает, что Божия Матерь с самых ранних времен так тесно связана с Матерью Церковью, что между ними возникло «единосущие» (Sic!); «Мария и есть Церковь и тем самым, Сошествие Святого Духа становится торжеством Богоматери»⁶⁵.

В богословской литературе разбора иконы Пятидесятницы, насколько нам известно, не существует. Здесь мы находим на нее лишь небольшие ссылки. Так, например, прот. Сергий Булгаков в своем труде, посвященном Богоматери, объясняя разницу между наитием Святого Духа в Благовещении и в Пятидесятнице, ссылается при этом на православную иконографию: «На иконах Сошествия Св. Духа», – говорит он, – Богоматерь всегда изображается в центре апостолов, приемлющей Свой особый огненный язык»⁶⁶.

Архимандрит Кассиан так же краток, но менее категоричен. «Интересно, говорит он, что очень распространенное иконописное предание передает изображение Пятидесятницы с Богоматерью среди апостолов»⁶⁷. И в другом месте: «Хранители иконографического предания в Церкви, изображающие на иконах Пятидесятницы Пресвятую Деву среди апостолов, свидетельствуют, сознательно или бессознательно, об этом распространенном понимании апостольского лика; т. е. от конкретного свидетельства Деян.1:13–14, по Вознесении в общении с двенадцатью были жены и «Мария, Матерь Иисуса», «и братия Его»⁶⁸.

***

Как мы видим, научные выводы по интересующему нас вопросу далеки от единомыслия.

Обращаясь к фактическим данным, мы видим следующее: памятников до VII в., кроме вышеупомянутой ампулы Монцы (рис. 10) и сирийского Евангелия Равулы, мы не имеем. При этом ампула Монцы, в связи с нашей темой, должна быть опущена. Изображение на ней представляет собой классическую иконографию Вознесения Христова, соединенную с темой Пятидесятницы и символическим изображением св. Троицы таким образом, что оба события изображены вместе. Это объясняется тем, что праздники Вознесения и Сошествия Святого Духа составляли единый праздник, на что указывал уже Кирпичников (ук. соч. стр. 2), ссылаясь на Евсевия «Жизнь Константина» (4.6, П.Г. 20, 1210). Кроме ампулы подобные примеры имеются и в миниатюрах. Такова, например, хотя и в другом варианте, упомянутая выше миниатюра Библии церкви св. Павла в Риме.

Как мы видели выше, Др. В. Пандурский утверждает, что иконография Пятидесятницы с Богоматерью среди апостолов, подобно миниатюре Евангелия Равулы, была воспринята в Византии и в подтверждение этого приводит пример мозаики храма св. Софии в Константинополе. Однако и этот пример отпадает по той простой причине, что изображение Пятидесятницы, в том виде, в каком его передает В. Пандурский, никогда не существовало. Приводимое им, по Н. Покровскому, изображение этой мозаики (стр. 463, рис. 48), представляет не саму мозаику, а по словам того же Покровского, её реконструкцию, сделанную Зальценбергом (рис. 11)⁶⁹. Правда, Др. Пандурский не датирует мозаику и ссылается на работы Покровского общего характера («Очерки памятников христианской иконографии» стр. 149–150, изд. 1 и «Церковная археология», стр. 59, рис. 123), в которых последний лишь вскользь о ней упоминает. Однако, в специальной работе, посвященной изображению Пятидесятницы («Евангелие в памятниках иконографии» гл. 9 – «Сошествие Св. Духа на апостолов», стр. 452), Покровский говорит следующее: «Мозаическое изображение поврежденное, относимое к VI в., открыто было в 50-х годах в Софии Константинопольской. Оно находится в куполе гинекея и сообразно с этим местоположением имеет оригинальные формы. В центре купола – трон; Зальценберг помещает на нем Спасителя, но по аналогии с миниатюрами кодексов – № 510 и Лобковского, мозаиками св. Луки в Фокиде и венецианскую, едва ли не следует предположить, что трон имел форму этимасии с книгой и Св. Духом. Трон заключен в концентрические круги, по радиусам которых расположены 12 апостолов». Действительно, судя по зарисовкам Зальценберга, которыми он пользовался для своей реконструкции, в его время оставались фрагменты фигур апостолов и большая часть трона. Но никаких следов Спасителя на этой части зарисованного им трона нет. Нет здесь и Божией Матери, как нет Её и в его реконструкции⁷⁰. Так описывает остатки этой мозаики Η. П. Кондаков: «От помещенного в центре купола трона – гетимасии – исходят 12 лучей на головы апостолов, стоящих по кругу; по углам четырехугольника, охватывающего круг, представлены группы народов (…). Судя по рисунку одной сохранившейся группы и фигурам апостолов, мозаика относится также к юстиниановской эпохе»⁷¹. Относится ли она к эпохе Юстиниана (527–565) или Юстина 2-го (565–578), как предполагает В. Н. Лазарев⁷² для нашей темы большой роли не играет. Важно то, что эти остатки мозаики св. Софии принадлежат древнейшей из дошедших до середины XIX века композиции Пятидесятницы. Это значит, что иконография Пятидесятницы с символическим указанием на Св. Троицу (как предполагает Покровский и как оно без сомнения и было) и двенадцатью апостолами без Богоматери, применялась в росписях храмов в Константинополе еще до появления Евангелия Равулы, относящегося к 587 г. Следовательно, мы никак не можем рассматривать иллюстрацию этого Евангелия, как единственную существовавшую в то время иконографию Пятидесятницы. Это, во-первых. Во-вторых, иллюстрация Евангелия Равулы стоит совершенно особняком; Покровский правильно отметил, что миниатюра эта имеет гораздо больше сходства с римо-католической иконографией Пятидесятницы, чем с православной. Действительно, хотя и принято считать, что эти иллюстрации имели большое влияние, но в данном случае никакого доказательства в виде повторения этой иконографии Сошествия Св. Духа мы не имеем; нам не известна ни одна православная икона, ни одна роспись, ни даже иллюстрация, которая следовала бы этому образцу.

Что же касается других примеров Пятидесятницы, приведенных Др. Пандурским, как появившихся под влиянием Византии и которые по контексту можно отнести к той же группе, что и якобы реконструированная Зальценбергом мозаика Св. Софии и Евангелие Равулы, то ни в одном из этих примеров Богоматери нет. К ним относятся: Пала д’оро (ризница собора св. Марка в Венеции), где мы видим два изображения Пятидесятницы без Божией Матери и барберинский триптих слоновой кости.

К VII в. относится икона Пятидесятницы из Синайского монастыря св. Екатерины⁷³. На этой иконе (часть ее утеряна), под сохранившимся изображением Вознесения Христова с Богоматерью в центре, помещена Пятидесятница (илл. 12). В этой древнейшей дошедшей до нас иконе этого праздника от доиконоборческого периода, Богоматери нет. Апостолы сидят здесь по горизонтали. Над пустым же местом между Петром и Павлом изображен Спаситель в круге, из-за которого на апостолов исходят лучи. Христос изображен здесь не только, как невидимо присутствующий (круг), но и как посылающий Духа Святого.

В известных нам памятниках IX в., Богоматерь в Сошествии Св. Духа изображена только на одной западной миниатюре, а именно в упомянутой уже иллюстрации каролингской Библии храма св. Павла в Риме (ок. 870 г.), где Сошествие Св. Духа изображено вместе с Вознесением. Следует отметить интересную деталь: над Богоматерью здесь нет огненного языка. В византийских памятниках этого времени, как то в Хлудовской Псалтири и в Кодексе св. Григория Богослова (№510 парижской Национальной Библиотеки) в изображениях Пятидесятницы Богоматери среди апостолов нет⁷⁴. На главном месте здесь символическое указание на Святую Троицу: престол – символ Бога Отца, на нем Евангелие – символ Христа и на Евангелии символическое изображение Духа Святого в виде голубя (илл. 13)⁷⁵. 12 апостолов и то же символическое указание на Святую Троицу мы видим и в купольной мозаике св. Луки в Фокиде XI в. Фреска св. Софии Киевской того же времени представляет только 12 апостолов (нет там и изображения Космоса, хотя оно могло просто не сохраниться). К концу того же XI в. относится византийская миниатюра Евангелия Пармской Палатинской библиотеки⁷⁶; здесь мы также видим классическую иконографию без Богоматери и с Космосом внизу.

В последующие столетия, среди изображений Пятидесятницы, которые известны в большом количестве в иконах, фресках, металлических изделиях, резьбе по дереву, вышивках (и одном Синайском собрании, опубликованном Г. и М. Сотириу, имеется 9 икон Пятидесятницы с VII по XIII вв.) мы не знаем до XVII века ни одного изображения Пятидесятницы с Божией Матерью. Может быть, такие изображения и встречаются, но в таком случае, они представляют собой явление редкое и исключительное, и в общей массе их можно понимать лишь, как отступления от общепринятого образца, а не наоборот. Они ни в коем случае не позволяют утверждать существования в православной Церкви до XVII в. двух иконографий Сошествия Святого Духа: с Богоматерью и без Нее.

Что же касается Сийского иконописного Подлинника (как первого, так и второго) второй половины XVII в., на который делались ссылки, то «кроме иконописных переводов, они заключают в своем составе несколько иностранных гравюр»⁷⁷. Помимо этих иностранных гравюр, он представляет собой первый иконописный подлинник, зараженный католическими искажениями, а потому не может быть принят, как авторитет для православного иконописания.

По приведенным примерам можно предположить несколько неустановившийся характер иконографии Пятидесятницы до иконоборческого периода. После же иконоборчества в восточной иконографии Пятидесятницы наступает полная ясность и устойчивость. В росписях и мозаиках изображается символически Святая Троица, в иконах же отсутствует и этот образ.

Наоборот, на Западе иконография Пятидесятницы долго находилась в состоянии колебания в отношении главного, центрального лица композиции. В миниатюрах главное место часто занимает апостол Петр⁷⁸. Иногда центральное место занимает голубь⁷⁹. Иногда оно остается пустым. Наряду с этим, в некоторых миниатюрах на нем изображен Спаситель (иногда в медальоне над апостолами, как в Клюнийской и Ватиканской миниатюрах, так же, как в некоторых стенных росписях (св. Жилль в Монтуаре) и на портале в Везле). Однако это разнообразие сводится в средние века, т. е. ко времени окончательного самоопределения Запада на своих собственных, не православных путях, к классическому католическому типу Пятидесятницы с Богоматерью в центре.

Внизу иконы Сошествия Св. Духа изображается человеческая фигура, именуемая «Космос». Вопрос происхождения этой фигуры довольно сложен. Во многих древних изображениях, как восточных, так и западных, мы видим группу, состоящую из людей разных рас и народов. Это народы, о которых говорится в Деяниях апостольских: «Парфяне, Мидяне, Еламиты, жители Месопотамии, Иудеи, Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, Критяне и Аравитяне» (Деян.2:9–10)⁸⁰. Бывает, что группа сводится к трем или даже двум лицам⁸¹, очевидно представляющим Иудейство и Языки, на что указывает надпись: φυλαί и γλωσσᾶι и толкование св. Григория Богослова⁸². Покровский предполагает⁸³, что одно из этих лиц пророк Иоиль в соответствии с его прямым пророчеством о Сошествии Святого Духа, читаемым, как одна из паремий праздника.

Иногда в иконах и росписях место, занимаемое народами, остается пустым⁸⁴, иногда изображается закрытая дверь – символ отделения апостолов от мира; но чаще всего, мы видим здесь одну лишь фигуру, символизирующую не народ и даже не народы, а весь видимый мир⁸⁵. Встречаются и изображения Пятидесятницы, где фигура Космоса помещается впереди толпы народов⁸⁶. По утверждению В. Н. Лазарева, впервые замена (народов фигурой царя) произошла в византийском искусстве в Х в.⁸⁷, т. е. в период, непосредственно следовавший за иконоборчеством, когда как раз происходил отсев и уточнение православной иконографии. Поэтому можно утверждать, что выделение и осмысление этой аллегорической фигуры царя является следствием богословско-догматического уточнения и углубления содержания иконы Пятидесятницы.

Что касается римо-католического искусства, то в нем фигура «Космоса не встречается: «Эта аллегория (…) осталась чуждой западной иконографии», говорит Л. Рео»⁸⁸.

Л. Успенский

1. Миниатюра сирийского Евангелии Равулы, 587 г.

2. Икона Пятидесятницы XVI в.

3. Святая Троица (рисунок с иконы Андрея Рублева).

4. Стенная живопись середины XX в. Париж

Это изображение, написанное одним из учеников прот. С. Булгакова, хорошо иллюстрирует рассуждение последнего на эту тему: Поскольку Богоматерь получила Духа Святого «от лица всего творения», человеческая личность теряет свое решающее значение. Человек обезличивается, остаются одни нимбы; а живое разнообразие поз и жестов сменяется однообразным схематизмом.

5. Икона XVII в.

6. Сошествие Св. Духа. Прорись из подлинника XVII в.

7. Икона середины XX в. Париж

8. Икона середины XX в. Париж

9. Миниатюра из Библии IX в. в храме св. Павла и Риме

10. Ампула Монцы, VI в.

11. Реконструкция мозаики VI в. (Константинопольской св. Софии), сделанная Зальценбергом

12. Схема иконы VII в. из синайского монастыря св. Екатерины

13. Миниатюра Хлудовской Псалтыри, IX в.