Авторитет Августина, епископа Иппонского, в области христианского богословия по суду древних христианских писателей

Бл. Августин, епископ иппонский (354–430), – бесспорно выдающаяся личность в истории христианского богословия. Его значение коренится главным образом в его многочисленных литературных произведениях, в которых он старается дать ответ положительно на все злобы дня современной ему богословской и философской мысли. Академический скептицизм с его отрицанием возможности познать истину, манихейство с его дуалистической системой религиозного-философского миросозерцания, донатизм с его своеобразным ригористическим взглядом на жизнь церкви и ее задачи, пелагианство и полупелагианство с их деистическим рационализмом в решении вопросов христианской антропологии, арианство и духоборчество с их лжеучением, низводящим личность Сына и Духа на положение простых тварных существа, иудейство с его узко-националистическими тенденциями и мечтами, язычество с его горделивым отношением к откровенной христианской мудрости и целый ряд других вопросов¹ нравственно-религиозного самосознания современного ему общества – все это было предметом глубоких, обстоятельно научных размышлений для всестороннего гениального ума знаменитого иппонца. Отсюда естественно, что имя Августина очень скоро завоевало себе почетное положение в истории христианской мысли не только запада, его родины, но и чуждого ему востока. Его значение в области богословия можно сравнить с тем широким влиянием, каким пользовался александриец Ориген. Подобно тому, как сочинения Оригена были настольными книгами для Афанасия Великого, Василия Великого, Григория Нисского, Григория Богослова, Амвросия Медиоланского, Иеронима Стридонского, подобно этому сочинения Августина легли в основу богословствования многочисленных писателей последующего времени. Особенно же усердно сочинения Августина изучались во времена средневековой схоластики и мистики, во времена реформационных движений Лютера и Меланхтона.

Замечательно, что богословы самых разнообразных направлений старались прикрыть свои богословско-философския рассуждения авторитетом Августина. И в данном случае, по справедливому замечанию немецкого историка Гергенротера² «с Августином произошло то же самое, что и с апостолом Павлом: его учение много раз объяснялось, как его друзьями, так и противниками, и при этом различным образом – с точки зрения односторонних предвзятых мнений различных религиозных партий». Августину его тенденциозными комментаторами навязывались самые противоположные мысли и богословские положения. Особенно антропологическое учение знаменитого епископа иппонского в ученой богословской литературе составляет предмет самых противоположных суждений. Вероисповедные особенности католичества и протестантства, –которые, нужно заметить, создались по преимуществу на почве антропологического учения, отразились и на толковании августиновской антропологии³.

Весь запад в своих взглядах на последнюю, можно сказать, разделился на два противоположных лагеря, из которых раз даются совершенно различные – до противоположности – суждения и мнения. Протестанты, приступающие к изучению августиновских взглядов с протестантскими тенденциями, сообщили эту тенденцию и его антропологическому учению. Проводя крайний взгляд на значение свободы в деле спасительного воссоединения человека с Богом, считая ее совершенно неспособной, помимо благодатного возбуждения, к спасительной жизни и признавая абсолютное, совершенно безотчетное предопределение одних людей к блаженству, а других к наказанию, протестанты нашли такие же воззрения и в сочинениях блаж. Августина. Словом, он сделался в их глазах основой и опорой протестантства. Его сочинения явились обильным источником для символьных определений их догматики.

Но наряду с этим крайним протестантским воззрением на антропологию Августина в западной ученой литературе существует и другое – еще более сильное направление в понимании августинизма. На западе можно отметить целый ряд писателей, которые решительно отвергают протестантизм Августина. Впрочем, все эти писателей, принадлежащие в большинстве случаев к католической церкви, при всяком удобном случае стараются навязать Августину оттенки католической антропологии. Если таким образом под пером писателей протестантов Августин по преимуществу является протестантом, то под пером писателей католиков его воззрения приобретают оттенок католического богословия.

Наши отечественные современные богословы, по какому-то странному недоразумению, по преимуществу, можно сказать – даже почти исключительно, придерживаются протестантского взгляда на антропологию бл. Августина. Самая личность его, как писателя, у на Руси не пользуется авторитетом и должным уважением. Доказательством служит хотя бы тот факт, что Августин в виде какого-то особенного исключение из целого ряда древних христианских писателей востока и запада, обыкновенно считается не святым мужем, а просто блаженным. Этим не столь почетным, по крайней мере с точки зрения современной богословской терминологии⁴, наименованием как бы оттеняется та мысль, что он не может стоят в ряду писателей авторитетных, отличающихся святостью своих религиозно-богословских убеждений.

В русской богословской литературе можно указать факты, когда Августин иппонский, независимо от усвоения ему менее почетного (с точки зрения современной богословской терминологии) титла – блаженного, даже прямо лишается права на авторитетность в решении догматико-богословских вопросов. Профессор А. Ф. Гусев, известный апологет христианства, защитник устоев православия, поп поводу ссылки старокатолических богословов на авторитет Августина в решении догматического вопроса об исхождении Св. Духа и от Сына, в своей последней статье, направленной против старокатолического учения о «Filioque» прямо и решительно, с авторитетом ученого историка, заявляет, что «Августин – не отец и не учитель церкви»⁵.

Таким образом и в западной (как протестантской, так и католической) и в православно-русской богословской литературе высказывается до противоположности противоречивый взгляд на личность Августина и его догматико-богословскую систему (главным образом по вопросам христианской антропологии и по вопросу об исхождении Св. Духа).

Чтобы выпутаться из этого лабиринта, противоречивых мнений об Августине, чтобы найти в данном случае какую-нибудь более устойчивую историческую точку опоры, по нашему мнению, необходимо обратиться к голосу древней восточно-западной нераздельной христианской церкви и посмотреть, как она, в лице своих авторитетных представителей, относилась к личности иппонского богослова-мыслителя.

Обращаясь прежде всего к истории западной церкви, мы находим, что там бл. Августин, как при жизни, так и после смерти, пользовался большим авторитетом, как муж благочестивой жизни и защитник правой христианской веры. Его учение о благодати и предопределении, по-видимому, не возбуждало никаких подозрений со стороны авторитетных представителей западной церкви. В продолжение последних двадцати лет своей жизни он ревностно боролся с пелагианством и полупелагианством и принимал самое деятельное участие на целом ряде поместных африканских соборов, которые собирались по делу Пелагия и Целестия. Всякий раз учение этих лиц подвергалось на этих соборах решительному осуждению, но мы положительно не видим, чтобы одновременно с этим возбуждалась хотя бы какая-либо тень подозрения насчет учения самого Августина, рьяного противника пелагианских взглядов. Правда, еще при жизни Августина образовалась довольно сильная партия защитников пелагианских воззрений Юлиана экланского и более сглаженного взгляда так называемого полупелагианства, именно та партия, которая критически относилась к положениям антропологии Августина⁶. Но, замечательно, что это богословское движение, направленное против личности Августина, не встретило сочувствия со стороны римских пап. И прежде всего папа Целестин (422–432), современник Августина, известный деятель на ефесском вселенском соборе, муж, пользующийся авторитетом святого даже и в восточной церкви, в виду указанного выше богословского движения, прямо и решительно высказался в пользу Августина и его воззрений. В своем письме на имя галльских епископов⁷ он писал буквально следующее: «Августина, мужа св. памяти, за его жизнь и заслуги мы всегда имеем в тесном общении; народный голов никогда (nec umquam) не подвергал его дурному подозрению (sinistrae suspicionis). Мы помним, что он в свое время обладал таким знанием, что мои предшественники считали его в числе выдающихся учителей (inter magistros optimos). Все вообще были о нем хорошего мнения (bene senserunt)». Подлинность этого письма св. Целестина не подлежит никакому сомнению. О нем упоминает Проспер аквитанский⁸, Викентий лиринский⁹, Петр диакон¹⁰. Это письмо Целестина, в котором римский папа расточает по адресу Августина столь лестные похвалы, замечательно еще в другом отношении. С конца 5 столетия к этому письму в качестве введения начали присоединять точно также и с именем Целестина еще 10 глав, под заглавием: «Praeteritorum sedis apostolicae Episcoporum auctorilates de gratia Dei». Содержанием этих глав служат изречения двух предшественников Целестина по римской кафедре – папы Иннокентия I и папы Зосимы, те именно изречения о благодати, которые составляют вывод из постановлений карфагенского собора 418 г. и которые устанавливают авторитет августиновской теории о благодати и предопределении.

Далее, папа Лев Великий (440–461), замечательный богослов своего времени и защитник православия на четвертом вселенском соборе, засвидетельствовал тожество всей августиновской теории о благодати с общецерковным учением. В своих произведениях, письмах и речах, направленных против пелагиан¹¹, он прямо объявлял себя вернейшим учеником Августина, что он и засвидетельствовал фактически, когда в своем письме к епископу аквилейскому присоединил целых две главы из сочинения Августина против пелагиан¹².

Голосу Льва вторил и папа Геласий I (492–496). Этого папу ученые исследователи не без основания называют «последователем Августина во всем» (per omnia Augustianus)¹³. Действительно, если мы внимательно проследим содержание двух писем Геласия, написанных им Гонорию далматинскому по поводу пелагианской ереси, то найдем в них сжатое и точное изложение собственно взглядов Августина, которого Геласий называет «светильником церковных учителей» (lumen ecclesiasticorum magistrorum)¹⁴.

А папа римский св. Гормизда (514–523) в своем письме к епископу Посессору¹⁵, в качестве руководительных источников, при изучении вопроса о благодати и предопределении указывает на произведения Августина. «Как и чему, говорит он, учит по вопросу о благодати и свободной воле римская католическая церковь, это можно узнать в различных книгах бл. Августина, в особенности же в книгах к Иларию и Просперу»¹⁶. Эту же ссылку папы Гормизды на авторитет Августина повторили затем африканские епископы в своем окружном послании¹⁷.

Замечательно, что отцы африканских церквей, как и пап Гормизда, при изучении Августиновской теории о благодати рекомендуют «преимущественно» обратиться к сочинениям Августина, написанным по поводу писем Илария и Проспера, словом к тем сочинениям, которые написаны были Августином незадолго до смерти и считаются ( по крайней мере защитниками так называемых крайних взглядов Августина) выразителями крайнего учения о благодати.

Характерно также свидетельство об Августине Григория I Великого. В своем письме к Иннокентию, африканскому префекту, он писал: «если вы желаете питаться более изысканной (delicioso) пищей, то тогда читайте произведения бл. Августина, вашего соотечественника»¹⁸…

Вообще нельзя не видеть, что Августин с самой глубокой древности пользовался в западной церкви большим авторитетом и уважением, как выразитель истинного христианского учения, как борец против пелагианских и полупелагианских заблуждений в особенности. Во всей западно-католической церкви он и теперь пользуется непререкаемым авторитетом святого и знаменитого отца и учителя церкви. Его имя помещается там обыкновенно наряду с громкими именами: Амвросия Медиоланского, Иеронима Стридонского, Григория Великого и вместе с этими последними противополагается четверице знаменитых восточных отцов и учителей, каковы: Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоустый¹⁹.

Древняя восточная церковь точно также возвышала свой авторитетный голос в пользу Августина. И она так же, как и западная, ни разу не высказывалась за осуждение его личности и его взглядов. Осуждая ересь Пелагия, Целестия и Юлиана, при том в самых решительных выражениях, третий, пятый и шестой вселенские соборы в то же время не осуждают епископа иппонского и не набрасывают даже малейшей тени подозрения на его личность и убеждения. Напротив, пятый вселенский собор, разбирая заблуждения еретиков, в качестве руководства прочитал несколько больших отрывков из сочинений Августина и одобрил заключающийся в них мысли²⁰. Шестой вселенский собор на десятом заседаний точно также обращался к авторитету Августина и наряду с другими свидетельствами приводил выдержку из противопелагианского «против Юлиана»²¹. А пятый вселенский собор на третьем заседании, указывая на древних христианских писателей, как на авторитетных выразителей христианских писателей, как на авторитетных выразителей христианских писателей, как на авторитетных выразителей христианской истины, в числе авторитетных имен упомянул и имя Августина, выражаясь буквально так: «мы следуем во всем св. отцам и учителям церкви – Афанасию, Иларию, Василию, Григорию Богослову, Григорию нисскому, Амвросию, Августину, Феофилу, Иоанну константинопольскому, Кириллу, Льву, Проклу. Принимаем все, что они изложили о правой вере и в осуждение еретиков²². Шестой вселенский собор из уст Мансвета, епископа медиоланского, точно также выслушал свидетельство об авторитете Августина, как св. отца и учителя церкви, в следующих выражениях: «со всяким уважением приемлем, содержим, защищаем предания св. апостолов и достопочтеннейших отцов;… приемлем также православных отцов, которые…оставили нам спасительные учения, как то: учение досточтимой памяти Григория, епископа города Назианза, Василия, епископа каппадокийского, Кирилла, предстоятеля александрийского, Афанасия, первосвященника той же александрийской церкви, Иоанна, предстоятеля константинопольского, Илария епископа пиктавийского, славного всякою мудростью Августина, епископа иппонийского, досточтимого венца христова – исповедника Амвросия, предстоятеля медиоланской церкви, и также ученейшего и просвещеннейшего пресвитера Иеронима²³. Таким образом на пятом и шестом вселенских соборах был подтвержден и засвидетельствован, между прочими громкими именами, также авторитет Августина, как св. отца и учителя церкви. А на седьмом вселенском соборе папа римский Адриан в особом послании на имя императора Константина, приводя свидетельство из творений Августина, выразился об иппонском богослове, как «славнейшем отце и прекрасном учителе»²⁴.

Независимо от вселенских соборов некоторые отдельные личности из числа ученейших и авторитетных представителей православной восточной богословской науки точно также высказали свое лестное суждение об Августине. Известный писатель св. Леонтий Византийский в своем сочинении «De sectis», перечисляя еретические движения в древнейшей и новой истории христианской церкви, указывает достойных обличителей еретиков – «учителей и отцов церкви» (διδάσκαλοι καὶ πατέρες), и в числе их, на ряду с Афанасием Александрийским, Юлием Римским, Иларием Пиктавийским, Амвросием Медиоланским, Василием Великим, Григорием Нисским, Григорием Богословом, Кириллом Александрийским, упоминает и Августина Иппонского, как «отца и учителя церкви»²⁵. Другой ученейший муж древнего христианского востока св. патриарх константинопольский Фотий, известный знаток христианской истории и литературы, в своей «Библиотеке христианских писателей»²⁶ отводит несколько страниц сочувственно-похвальной характеристике личности Августина и его богословской деятельности. Замечательно, что Фотий имеет в виду главным образом противо-пелагианскую полемику иппонского богослова, указывает кратко на все важнейшие моменты этой полемики и приводит сочувственные отзывы об учении Августина о благодати, сделанные со стороны Целестина, Льва Великого и Проспера. Сам Фотий делает общий вывод, что ересь пелагианская была собственно «изобличена и ниспровергнута Августином». При этом в словах Фотия ясно поглядывает полное сочувствие к личности этого обличителя пелагианской ереси. Он везде называет епископа иппонского «святым Августином» (ὁ ἅγιος Αὐγουστίνος), «Августином, иже во святых» (ὁ ἐν ἅγὶοις Αυγουστίνος), «мужем божественным» (ὑπέρ τοῦ θεὶοσ ἀνδρός). Таким образом Фотий решительно называет Августина св. отцом. С таким же титлом святого Августина занесен в некоторые прологи восточной церкви. В так называемых стишных греческих синаксарях он прямо называется святым отцом²⁷.

В нашей древней русской богословской литературе точно также раздавались решительно-сочувственные отзывы об Августине и его творениях. Замечательно, что его произведения у наших предков пользовались большим почетом и наряду с произведениями других видных представителей древней христианской письменности востока и запада (Иоанна Златоуста, Афанасия, Григория Богослова, Василия Великого, Амвросия Медиоланского) очень охотно переводились на славянский язык. Доказательством может служить значительное количество рукописных славянских переводов Августиновских творений, которыя составляют неотъемлемую принадлежность почти каждого книгохранилища древних славянских рукописей. Есть такие рукописи и в Соловецкой библиотеке Казанской духовной академии²⁸. Некоторые древние ученые русские богословы были в совершенстве знакомы с творениями Августина и почерпали из них свои богословские знания. Особенно нужно указать на Максима грека и Феофана Прокоповича. Максим Грек (†1556), этот ученейший муж своего времени, получивший широкое богословское образование на восток и запад, прекрасный знаток латинского, греческого, французского и итальянского языков, в своих многочисленных полемико-догматических произведениях очень часто ссылается на отцов церкви. И патристическим авторитетом, между прочим, для него служит бл. Августин²⁹, которого он очень часто цитирует наряду и вместе с Василием Великим³⁰, Афанасием³¹, Григорием Богословом³², Григорием Нисским³³, Иоанном Златоустом³⁴, Амвросием, Кириллом александрийским³⁵, Иоанном Дамаскиным³⁶. При чем Августина он называет «мужем философом изящным во всех (отношениях?)», написавшим «книги нарочитейший и всякие мудрости и пользы духовныя исполнени»³⁷, «свидетелем неотметаемым и священным»³⁸, «божественным»³⁹, «блаженным»⁴⁰. Замечательно, что в своих спорах, веденных с Николаем Немчином по вопросу об исхождении Св. Духа, Максим считает неосновательной ссылку Николая на бл. Августина, как писателя, свидетельствовавшего будто бы об исхождении Св. Духа и от Сына. Максим с решительностью знатока августиновских творений отвечает Николаю: «и ты его (т. е. Августина), Николае, оболгуеши, что он сице установил в своих писаниях»⁴¹. С такою же настойчивостью стремится оправдать Августина от обвинения в учении об исхождения Св. Духа и от Сына и другой из указанных нами древних русских духовных писателей – ученый Феофан Прокопович, знаменитый иерарх времен Петра Великого. В своем обстоятельном трактате: «Об исхождении Св. Духа» (написанном на латинском языке), в опровержении католического учения о Filioque. Феофан очень долго останавливается, между прочим, на разборе учения бл. Августина об исхождении Св. Духа и совершенно категорически отвергает принадлежность этого учителя церкви к разряду филиоквистов⁴². К самой личности Иппонского богослова Феофан относится с надлежащим уважением, считается его одним из знаменитейших учителей древней церкви и окружает его ореолом святости и церковно-учительного авторитета. Таким образом, и в нашей древнерусской богословской литературе признавался авторитет Августина, как святого мужа. Правда, в святцах, прологах и календарях нашей отечественной церкви нет даже упоминания об имени Августина иппонского. Но, однако, твердые исторические данные дают полное право восстановит доброе имя Иппонского ученого богослова и причислить его к сонму святых правомыслящих отцов православной церкви. И новейший исследователь в области агиологии, преосвященный Сергий уже исправил эту ошибку и внес имя Августина с титлом святого в список святых угодников Божиих, чтимых православной церковью, на том основании, что его имя с титлом святого встречается в греческих предлогах и синаксарях. Мы со своей стороны, на основании целого ряда приведенных исторических фактов, на основании непосредственного знакомства с сочинениями Августина⁴³, с полным убеждением присоединяемся к этой авторитетной поправке преосвященного Сергия и с удовольствием констатируем тот факт, что бл. Августин в сознании древних представителей христианства мыслился, как авторитетный св. отец и учитель церковной веры и нравственности. И нам, православным богословам, нужно не умалять значение Августина, не отказываться от его доброго, ничем незапятнанного имени, а с полным доверием и любовью черпать из его многочисленных произведений обильный глубокомысленный богословско-философский материал для упрочнения здания православно-богословской науки.