Книга о семи печатях (новая литература об апокалипсисе)

Кажется, ни одна новозаветная книга, не привлекала к себе за последнее десятилетие такого внимания исследователей, как Апокалипсис. Не считая специальных монографий, и, с другой стороны, толкований, не имеющих самостоятельного научного значения, каковы, например, книги Loisy¹ и Couchoud², за эти годы вышли тома, посвященные Апокалипсису в Etudes Bibliques, в International Critical Commentary, в комментарии Zahn'a и в Handbuch'e Lietzmann'a. И то, что все эти работы появились как раз в наше время, едва ли случайно. Выпуская в свет после двадцати пяти лет подготовительных исследований свой большой комментарий, Charles отмечал в предисловии, что появляется он «после разрушения величайшего заговора силы против права, какой только имел место в истории мира, и, в то же время, после величайшего исполнения пророчества Апокалипсиса» (Т. I., стр. XV). Апокалипсис для Charles'a «a book for the present day». Те же мысли мы встречаем и у Allo³. Правда, для западных толкователей, если не считать беглого и, может быть, случайного замечания Zahn'a,⁴ «апокалиптическое» содержание нашей эпохи ограничивается мировой трагедией Великой войны...

Вышеупомянутым четырем работам, и будет посвящен настоящей обзор. Это –

ALLO., Е. В. St. Jean. L'Apocalypse. (Etudes Bibliques). Paris, Gabalda 1921 gr. 8 , стр. 6 б. н. – CCLXVIII † 376.

CHARLES, R. H. A critical and exegetical Commentary on the Revelation of St. John, with introduction, notes andices, also the Greek text and Englisch translation (The International Critical Cimmentary), Edinburgh 1920, 8, vol, стр. CXCII †373 vol. II, стр. VIII  † 498.

ZAHN, Theodor. Die Offenbarung des Johannes (Kommentar zum Neuen Testament, heraugegeben von Th. Zahn, Band XVIII Leipzig-Erlangen, 8 . Erste bis dritte Auflage. Erste Halite 192, Кар. 1–5 mit ausfuhrlicher Einleitung стр. 4. б.н. † 346. Zweite Halfte. 1926, Кар. 6–22, стр. 2 б. н. † 347 – 633.

LOHMEYER, Ernst, Prof. zu Breslau. Die Offenbarung des Johannes (Handbuch zum Neuen Testament, herausgegeben von Hans Lietzmann. 16). Tubingen (Mohr). 1926, gr. 8, стр. 4 б. н. † 203.⁵

Пророческая книга Нового Завета всегда представляла исключительные трудности для экзегета. Об этом говорит история толкования последовательно сменявшимися попытками найти ключ к запечатленному в ней откровению в плоскости толкования эсхатологического, в привлечении аллегорического метода, в историческом освещении апокалиптических образов. История новозаветного канона свидетельствует о тех сомнениях, которые уже с III-го века вызывал Ап. в церковном сознании Востока. И, если эти сомнения мало-помалу и смолкли, тем не менее, Апк. и в церковном каноне остался книгою за семью печатями, не был допущен к литургическому употреблению наряду с другими апостольскими писаниями и не получил общеобязательного истолкования.

В проблеме Апк. можно различать несколько сторон. Первый вопрос, который встает перед экзегетом, касается понимания Апк., в целом: надо ли понимать его конкретно-эсхатологически, или «духовно»? Если чисто аллегорическое, «духовное» понимание в настоящее время представляется уже богословским пережитком, то встает вопрос о пределах понимания эсхатологического. Можно ли ограничивать собственно эсхатологическое содержание Апк. главами IV-XXII, относя «послания» к семи церквам (главы II-III) к непосредственному пастырскому попечению Тайнозрителя об окормляемых им церквах, вызванному, таким образом, историческими потребностями момента? Если в основании числа зверя (Откр.18:18) и счета голов в главе XVII лежат современные Иоанну исторические факты, в каком отношении находятся эти образы к тому эсхатологическому контексту, в котором они даны? С этим вопросом о пределах эсхатологического толкования связан центральной важности вопрос о плане Апк. В построении Апк. наблюдаются повторяющиеся ряды: семь печатей (Откр.6:1–8:1), семь труб (Откр.8:2–9:15), семь чаш (XV-XVI) и др. При сравнении семи чаш с семью трубами этот внутренний параллелизм выступает особенно выпукло. Уже в древности получила распространение теория рекапитуляции, которая состоит в том, что Тайнозритель якобы по нескольку раз возвращается к предсказанию одних и тех же событий и только с разных сторон к ним подходит. Этому пониманию противостоит другое, которое видит в Апк. непрерывное развитие последовательно сменяющихся событий. Последнее понимание, наиболее естественное, наталкиваясь на образы, нарушающие строгую последовательность хронологического ряда, делает иногда уступки теории рекапитуляции, допуская «пролептические» отступления, предвосхищающая последующее раскрытие апокалиптических образов. Таким образом, восстановление плана Апк. ставит для всей книги или для отдельных ее частей философскую проблему времени, а, с другой стороны, требует ответа на целый ряд частных вопросов: как понимать, напр., образ двух свидетелей в гл. XI, или жены, облеченной в солнце, в главе XII? Что значат оба зверя в главе XIII или великая блудница, сидящая на звере, в главе XVII? Как понимать тысячелетнее царство в главе XX? и т. д. Научное изучение еще более осложнило проблему Апк. Выдвинутые наукою вопросы касаются происхождения и состава Апк. Кто был автор Апк? Каково отношение Апк. к другим иоанновским писаниям и к Новому Завету вообще? Откуда заимствовал писатель Апк. те образы, которые он развертывает перед читателем? Если в основе апокалиптических образов лежат исторические события, можно ли с точностью эти события восстановить? С другой стороны, сравнение канонического Апк. с апокалипсисами апокрифическими передвинуло проблему в плоскость религиозно-историческую и поставило вопрос об отношении апокалиптических образов и выражающихся в них верований к религиозному миру Греции, и, еще более, Древнего Востока, – прежде всего, Вавилона. И, наконец, последний вопрос, к Началу XX века особенно острый: в какой мере вообще можно говорить о единстве Апк? не состоит ли Апк. из источников разного происхождения, искусственно между собою связанных? Как же решается проблема Апк. в предлежащих нашему вниманию комментариях?

Начнем с книги Allo.

Она начинается с большого введения, разделеннаго на пятнадцать глав. Гл. I посвящена той исторической обстановке, в которой возник Апк. Гл. II содержит общую характеристику писателя Апк. и его богословия, а гл. III – его первых читателей. Гл. IV трактует об «апокалиптической форме» и устанавливает различия между апокалипсисами апокрифическими и Апк. каноническим, приближающимся по духу, а не по форме, к ветхозаветным пророкам. В гл. V говорится о «символическом материале Апк. и его происхождении». Материал этот относится к апокалиптическому преданию, из которого черпали и другие апокалиптики. Ближайшим источником является Ветхий Завет и то, что Allo называет «ensemblemythologique» (преимущественно вавилонского происхождения). Allo старается привести это апокалиптическое предание в некоторую систему. Он отмечает те образы нашего Апк. (напр. второго зверя и др.), которые не имеют параллелей в апокалиптическом предании. Особый интерес представляют главы введения VI и VII. В гл. VI «о взаимном отношении символов в Апк.» Allo обращает внимание на употребление одного символа для обозначения разных понятий (пример: толкование семи голов зверя в смысле семи холмов и семи царей в одном и том же контексте: Апок.17:9–10) и на употребление разных символов для обозначения одного понятия (пример: Христос является в образе Сына Человеческого, в образе Агнца, и в образе всадника на белом коне). В этом чередовании символов Allo видит одну из трудностей Апк., но и одну из характерных особенностей литературной манеры автора, которую он подмечает и в четвертом Евангелии (напр. в притче о дворе овчем в гл.Х)⁶. Глава VII посвящена «литературному построению Апк.» Кажущиеся нарушения ритма Allo объясняет выводимыми им законами литературного построения. Эти законы: 1) loi de l'emboitement, соответствующий закону concatenatio в поэтике и выражающиеся в многочисленных антиципациях последующего содержания книги. Allo отмечает следующие ряды повторений: XI, 7 и XIII; XIV, 10 и XV-XVI; XVI, 12–16 и XIX, 17–21; XIX, 7–9 и XXI-XXII и др.; 2) loi des ondulations (повторения, напр., в гл. XII представляют собою как бы концентрические волны); 3) loi de perpetuité de l'antithese (его пример: противоположение жены, облеченной в солнце в гл. XII, и великой блудницы в главе XVII; противопоставление Вавилона и Иерусалима и др.); 4) loi de periodicité dan la position de l'antithese (в силу этого закона антитетические образы находятся или в конце подготовительного видения перед началом каждой седьмерицы, как, напр., VI, 1 – VII перед седьмерицею труб, и XIV, 6 – XV, 5 перед седьмерицею чаш, или в шестом моменте каждой седьмерицы, напр., IX, 13–21 и XI, 1–14, XVI, 14 и 15); 5) loidesdeuxphases, выражающийся в той двойственности, которая присуща Апк. в изображении града Божия, как Церкви и воинствующей и торжествующей в одно и то же время (пример: главы XII, XX и слд. чередование praesens и futurum в главе VII, и т.д.). Кроме этих законов, Allo наблюдает в построении Апк. образы, проходящие через всю книгу (напр., образ книги жизни, царства зла, как пародии на царство добра, упоминание белого цвета и т. д.). Седьмеричный принцип в построении Апк. совмещается с делением седьмерицы на группы по четыре и по три. В главе VIII дается план Апк., в основание плана Апк. положены принципы, установленные в главе VII. Allo различает в Апк. пролог (Апок.1:1–9) и три основные части с эпилогом. Первая часть (Апок.1:9–3:22) содержит видение (Апок.1:9–20), имеющее значение вводное для всей книги, и семь посланий (II-III), обращенных к современным Иоанну малоазийским церквам (ἅ εἰσἰν – то, что есть, 1, 19). Вторая часть (Апок.4:1–21:8) содержит эсхатологию в прямом смысле этого слова (ἅ μελλει γενεσδαι μεὸα ταῖτα – то, что будет после сего, 1,19). В третьей части (Апок.21:9–22:5) видение нового Иерусалима изображает Церковь во времени и в вечности. Стихи Апок.22:6–21 являются эпилогом. В построении плана главной эсхатологической части Апк. Allo является сторонником теории рекапитуляции, которую считает возможным оправдать установленными им законами его литературной архитектоники. В главе XI дается сопоставление Апк. с другими книгами Нового Завета с точки зрения эсхатологии. По мнению Allo, эсхатологическое учение Нового Завета обнаруживает несомненное внутреннее единство, поскольку и в Апк. и в других новозаветных писаниях последние времена начинаются с воплощения Сына Божия, и обычное утверждение, будто новозаветные писатели верили в близость парусии, опровергается более внимательным анализом тех мест в посланиях Апостола Павла, которые привлекаются для обоснования этого утверждения. В понимании Allo Апк. только конкретизирует и дополняет другие новозаветные пророчества. Глава X дает основные особенности греческого языка Апк. Глава XI «о единства Апк.» содержит критику тех теорий, которые считают его сшитым из большего или меньшего числа самостоятельных источников. Этим теориям в главе XII противопоставляется «подлинность видений Апк.» Однако, неизреченность апокалиптических видений потребовала от Тайнозрителя и работы мысли, которая выразилась в составлении плана книги, в установлении связи между разновременными видениями – Allo допускает наличность видений и до ссылки Иоанна на Патмос – и даже в привлечении другого апокалиптического материала. Впрочем, независимый иудейский источник, который Иоанн включил бы в свою книгу, притом в переработанном виде, Allo соглашается допустить только в Апок.14:14–20. В главе XIII «об авторе и дате Апк.» Allo по вопросу об авторе дает историческую сводку мнений, начиная с 11 века до наших дней⁷. Считая авторство Апостола Иоанна Зеведеева для четвертого Евангелия и всех трех посланий, носящих его имя, твердо установленным последними научными исследованиями, Allo ведет свое исследование, направленное к доказательству авторства Апостола Иоанна и для Апк., путем сравнения Апк. с другими иоанновскими писаниями. Он признает, что язык Апк., с одной стороны, и остальных иоанновских писаний, с другой стороны, при всем различии, содержит общие элементы, позволяющие допустить для обеих групп одну и ту же среду, в которой бы они возникли, а, в конце концов, и общего автора. Различия в учении легко объясняются различием цели. Allo подчеркивает многочисленные точки совпадения в общем характере учения, в употреблении тех же символов, в одинаковых приемах литературной композиции и т.д. По вопросу о дате Апк. Allo дает обзор мнений древних толкователей и высказывается в пользу написания Апк. в конце I века при Домициане. Так как эта поздняя дата затрудняет объяснение различий: языка Апк. и четвертого Евангелия, то Allo предлагает на выбор две возможности, на мой взгляд, одинаково неправдоподобные; одна: Иоанн, плохо владевший греческим языком, при составлении Евангелия в Эфесе пользовался услугами секретаря; другая: Апк., писанный на Патмосе в тяжелых условиях каторжных работ и спешно посланный в Ефес, представляет собою как бы черновик, не «исправленный автором». В главе XIV, посвященной «толкователям Апк», Allo дает в восьми параграфах систематический обзор древних и новых толкований и формулирует в заключительном § 9 свой собственный экзегетический метод. Глава XV касается текста Апк. Allo дает список дошедших до нас рукописей и версий; преимущественное значение он признает за кодексом А. В основу текста, печатаемого в комментарии, Allo кладет издание Westcott'a и Hort'a с привлечением одних только существенных разночтений. Введение заканчивается библиографическим указателем.

За введением следует в собственном смысле комментарий. Весь Апк. разделен на отрывки, которые предваряются частными введениями, напечатанными курсивом. В этих частных введениях устанавливается основное содержание отрывка, его место в плане Апк., его языковые особенности, разбираются связанные с ним критические проблемы (теория источников) и т.д. Затем идет греческий текст Апк. с параллельным французским переводом и подстрочными примечаниями, разделенными на рубрики А, В, С. Под рубрикою А даются разночтения и замечания филологические. В отделе В приводятся параллели из Священного Писания и других древних авторов. Само толкование отнесено в отдел С. Allo при этом внимательно приводит мнения Отцов и других древних экзегетов, до нас дошедшие. Специальные вопросы выделены в экскурсы (числом 39), помещенные в конце каждого отрывка. Некоторые из этих экскурсов представляют несомненный интерес. Таковы: экскурс I о семи духах. Allo видит Третью Ипостась Святой Троицы в Ее седмичастном благодатном действии; экскурс XII о белом цвете в Апк., экскурс XIX, дающий убедительное обоснование высказываемой автором мысли, что образ первого апокалиптического всадника на белом коне, являющегося при снятии первой печати (Апок.6:1–2), надо понимать по аналогии с главою XIX в смысле явления Слова; экскурс XXII о двух свидетелях в главе XI, понимаемых Allo вопреки распространенному преданию, усматривающему в них Илию и Еноха, в смысле коллективных сил Церкви, для изображения которых послужили ветхозаветные образы Илия и Моисея, с одной стороны, Зоровавеля и первосвященника Иисуса (Зах. IV), с другой стороны; экскурс XXIII, в котором дается очень обстоятельное толкование символических чисел (3 1/2 года – половина седьмерицы, и 42 месяца – число мессианское, во-первых, но, в то же время, и произведение 7 на 6 (7 – 1, т.е. на ущербленную седьмерицу: царство зверя представляет собою пародию на мессианское царство); экскурс XXVI о происхождении образов главы XII; экскурс XXX о двух зверях, императорском культе в Асии и пророческом характере главы XIII; экскурс XXXI о числе зверя, в котором Allo видит, с одной стороны, вместе с большинством исследователей, гематрию имени Кесаря Нерона, написанного по-еврейски, но, с другой стороны, усматривает и символический смысл (числу 666 противостоит число 888, встречающееся в Сивиллиных книгах, как гематрию имени Иисуса, и заключающее идею преизобилующей полноты); экскурс  XXXIX о форме Нового Иерусалима, которую Allo склонен считать формою пирамидальною, и др.

В понимании плана главной части Апк. Allo, как уже было указано, является защитником теории рекапитуляции. Основные положения, намеченные во Введении, раскрываются в комментарии. Чтение книги, запечатанной семью печатями, которую Агнец берет у Сидящего на престоле (V), начинается, по мнению Allo, только по снятии последней, седьмой, печати, т.е. c VIII главы. Предшествующее видение VI и VII глав, открывающееся явлением Слова, имеет значение подготовительное: это – «идеальное» явление на небе суда Божия, имеющего «реально» совершиться на земле. Возглашением семи труб, последовательность которых, надо понимать не в хронологическом, а в  логическом смысле, покрывается вся мессианская эпоха, простирающаяся от момента прославления Христа – Агнца до конца мира, наступающего с седьмою трубою (Апок.11:15) С главы XII (точнее, с Апок.11:19) начинается второй ряд пророчеств. Эти пророчества, заключенные в той книжке, которую Тайнозритель съедает в главе IХ, и связанные с пророчествами глав VI-XI, поскольку возвещение третьего горя (Апок.11:14) раскрывается, как падение дракона на землю (Апок.12:10–12, ср. экск. XXVII на стр. 79) и начало религиозных преследований (XIII), – Allo выделяет в особую группу пророчеств исторических. Они относятся не к судьбам мира вообще, а к Церкви и Ее торжеству над противниками, олицетворяемыми в образах двух зверей. В этом – смысл рекапитуляции: излияние семи чаш гнева Божия (XV-XVI) параллельно возглашение семи труб. Главы XII-XIV имеют, подобно главам VI-VII, значение подготовительное: они изображают царство дракона, которому противостоит царство Агнца, и изображают сущность суда, как оправдания и осуждения, в благодетельном образе жатвы и грозном образе сбора винограда. Ближайшее отношение этот второй ряд пророчеств имеет к Римской империи, великой блуднице (гл. XVII и сл.), являющейся конкретным выражением противостоящей Церкви силы зверя. Но предсказанное в Апк. поражение блудницы, по самому смыслу предсказания (гл. XVII), еще не предполагает немедленного наступления действительного торжества Агнца. По мнению Allo, Тайнозритель предвидит и дальнейшее течение истории воинствующей Церкви. Естественно, что и видение тысячелетнего царства в главе XX Allo отказывается понимать в духе древнего хилиазма. Он видит в нем образ духовного господства Церкви воинствующей, соединенной с Церковью торжествующей, от прославления Христа до конца мира, а в восстании Гога и Магога и их поражении, которым заканчивается тысячелетнее царство – рекапитуляции той последней борьбы с антихристовыми силами, которая дана в конце главы XIX и подготовляется в главе XVI. В последних главах в явлении Нового Иерусалима Allo видит учение о Церкви в ее двух аспектах – во времени и в вечности, – данных не раздельно, а в одном цельном образе, и таким образом, разрешает ту трудность, на которую наталкиваются и другие толкователи Апк.: я разумею вопрос о совместимости являющегося во славе Нового Иерусалима с упоминанием несовершенства и зла (ср. Апок.21:27, 22:2).

При всех своих достоинствах, комментарии Allo проблемы Апк. не решает. Несомненною заслугою Allo является литературный анализ Апк. и установление законов его композиции. Allo глубоко – благоговейно и любовно – продумал апокалиптические образы, но предлагаемый им план Апк. из установленных законов не вытекает, и теория рекапитуляции представляет слабое место комментария. Апк. в целом производит впечатление последовательно развивающейся драмы. Этому непосредственному впечатлению должны быть противопоставлены серьезные основания. Allo их не дает, и все его построение оказывается висящим в воздухе. Это касается не только Апк. в целом, но и отдельных частностей. Та грань, которую Allo, вместе со многими другими толкователями, проводит между главами XI и XII, является, в значительной мере, искусственною и произвольною. Чтение запечатанной книги Allo начинает с восьмой главы. Такое понимание связано с тем, как он представляет себе форму книги и способ наложения печатей (экск. XVII). Но из контекста оно не следует и, наоборот, естественно считать, вместе с большинством экзегетов, что чтение совершается постепенно и начинается с главы VI, т.е. со снятием первой печати. Если так, то главам VI-VII подготовительное значение приписано в комментарии Allo без достаточного основания. Столь же произвольно понимание тысячелетнего царства в смысле Церкви воинствующей и торжествующей (экск. XXXVII) и то разрешение проблемы зла в Новом Иерусалиме, которое Allo предлагает в комментарии к последним главам. Недостатком комментария Allo является и то, что в нем не было уделено достаточного внимания критике  текста и исследованию языка, т.е. как раз тем сторонам связанной с Апк. критической проблемы, освещение которых особенно необходимо для решения острого вопроса о его единстве.

На этих сторонах вопроса сосредоточил свое главное внимание Charles в большом двухтомном комментарии, вышедшем почти одновременно с книгою Allo⁸.

Как уже было указано, комментарий Charles'а представляет собою плод двадцатипятилетней работы. За эти четверть века Charles прославил свое имя изучением и критическим изданием большинства ветхозаветных апокрифов. Этот  английский исследователь является в наше время, несомненно, самым выдающимся авторитетом в области внеканонической апокалиптики. Ему же принадлежит и статья об Апк. в 11-м издании Enciclopaedia Britannica (т. XXIII, 1911 г. стр. 212 и слд.) и Studies in the Apocalipse⁹, предварившие выход его комментария. В течение работы над Апк. и его понимание Апк. успело эволюционировать. Комментарий отличается от статьи в Энциклопедии. Есть несогласованности и в самом комментарии. Греческий текст и английский перевод, данные во второй половине II-го тома после большого введения и комментарии занимающих том I и начало II-го. В подстрочных примечаниях к переводу Charles берет назад или дополняет некоторые объяснения, нашедшие место в комментарии¹⁰. Это, конечно, затрудняет пользование комментарием, но свидетельствует о той громадной работе, которую выполнить автор.

Большое, очень сжатое и содержательное введение начинается «краткими сведениями о Тайнозрителе и его труде» (гл. 1, §1), представляющими собою конспективное изложение тех выводов, к которым Charles приходит в последующих главах введения. Гл. I, §2 содержит план Апк. Теорию рекапитуляции Charles признает несостоятельною, хотя допускает наличность пролептических отступлений (Апок.VII:9–17, X-XI:13, гл. ХIV), нарушающих хронологическую непрерывность действия¹¹. Он понимает Апк., как послание, в котором надо различать, кроме пролога и эпилога, семь главных частей: I, 4–20; II – III; IV-V; VI-XX, 3. Конец Апк. (XX,4 – XXII, 21) разделен у Charles'a на три части и эпилог, но этому разделению предшествовала очень сложная перегруппировка отдельных стихов и их частей, которая была произведена Charles'ом, и о которой будет  сказано ниже (обоснование этой перегруппировки дано Charles'ом в тексте комментария (т. II, стр. 144–154). Главы II и III посвящены вопросу об авторе иоанновских писаний. Charles подверг специальному изучению язык четвертого Евангелия и Иоанновских посланий и пришел к убеждению, что автор малых посланий (II и III), с одной стороны, и четвертого Евангелия (а, должно быть, и I послания), с другой стороны, – одно и то же лицо. Но сравнение языка Евангелия с языком Апк. не позволило Charles'y приписать и их одному писателю, хотя несомненны точки  соприкосновения в языке, в символике, в приемах  литературной композиции (седьмеричный принцип) и в учении – говорят, по мнению Charles'a, в пользу одного круга, к которому надо относить возникновение Евангелия и Апк. Автором Евангелия и посланий он склонен считать Иоанна – пресвитера, ученика Иоанна – пророка, автора Апк. Этот Иоанн-пророк был, по мнению Charles'a, палестинский иудей, галилеянин по происхождению, в старости переселившейся в Ефес, где он приобрел большое влияние на Асийскую церковь. Тем не менее, Charles отказывается видеть в Иоанне-пророке Апостола Иоанна Зеведеева, который, по его мнению, в Ефесе никогда и не был, претерпев, во исполнение предсказания Христова (Мк. X, 39 – Мф. XX, 23), мученическую смерть. Так как, по свидетельству Папия, Иоанн пострадал от иудеев, то его мученичество имело место до 70 года. Но те многочисленные аргументы, которые Charles выставляет с присущею ему ученостью для обоснования факта мученичества (III, §8, стр. XLV сл.), не производят убедительного впечатления. Можно смело утверждать (особенно, после анализа Zahn'a, о котором ниже), что доказать этого, модного в наше время, тезиса Charles'y не удалось. Следующие две главы (IV и V) Charles посвящает указанию следов той редакционной работы, которая была произведена над текстом Апк. Ряд стихов он выделяет, как интерпелляции, о личности которых он заключает на основании усматриваемых им отличий языка и нарушений контекста. Такие интерпелляции он видит в 1,4, 8, VIII, 7–12, XIV, 3,4, 15–17; XX, 13, XXII, 18, 19 и др. Некоторые стихи, принадлежащие Иоанну, попали, по мнению Charles'a, в чуждый им контекст. Он усматривает сложные перемещения в главе XVIII и переносит XVI, 5b-7 после XIX; 15 после III ЗЬ; XVII, 15 перед XVII, 1; XIV, 12, 13 перед XIV, 1. Полная перегруппировка текста произведена им в главах ХХ-ХХII. В других местах он предполагает лакуны: так, после XIX, 9а, вместо интерполированных стихов 9в – 10, Charles ожидал бы исполнения предсказания XVII, 14 об уничтожении парфянских царей. При составлении Апк. Тайнозритель пользовался, по мнению Charles'a, источниками (гл. VI). Такие источники Charles усматривает в VII, 1–8; XI, 1–13; XII; XIII; XIII; XVII и XVIII и, может быть, в XV, 5–8¹². Charles старается установить язык (греческий или еврейский), на котором каждый источник был написан, и время его возникновения. По мнению Charles'a, первоначальное значение источника иногда сильно отличалось от того, которое он получил в контексте Апк. В главе VII указаны книги, которыми пользовался Тайнозритель. Для понимания Апк. Charles считает совершенно необходимым знание ветхозаветных апокрифов. Он полагает, что из новозаветных Иоанну были известны Мф., Лк., I и II Кор., Фес., Кол., Ефес., Гал., I Пет. и Иак. Встречающиеся в Апк. многочисленные ветхозаветные места, по мнению Charles'a, чаще всего самим Иоанном переведены с еврейского (см. VII, §3), иногда его перевод обнаруживает влияние перевода LXX, (VII, §4), или одного из позднейших переводов (VII, §5). В других случаях Charles усматривает только отзвуки ветхозаветных образов (VII, §6). Глава VIII посвящена вопросу о единстве Апк. Наряду с вышепоименованными источниками, Иоанн включил в Апк. свои собственные раннейшие писания, как-то: IV, 1–8 и, в первую очередь, II-III, первоначально также имевшее значение отличное от того, которое они получили в контексте Апк. Смерть помешала Иоанну совершенно устранить противоречивые черты. Но использование источников не нарушает единства Апк., которое проявляется как в целом, так и в частностях (ср. стр. LXXXVII). Наглядным признаком единства является и язык Апк. Тожество языка в разных частях Апк. Charles устанавливает путем сравнения – III с XX, 4 – XXII, с одной стороны, и с IV-XX, 3, с другой стороны. Следующая (IX) глава посвящена установлению даты Апк. Сопоставление с новозаветными писаниями, переработка семи посланий (II-III), более развитая форма императорского культа, предполагаемая Апк., и исторически известная не ранее эпохи Домициана, эволюция мифа о Neroredivivus, осложненного чертами Антихриста – Велиара, – таковы основания, заставившие Charles'a остановиться на той же Домициановой дате, – которую защищает и Allo. Глава X содержит историю Апк. в христианской церкви. В главе XI «о предмете и методах Тайнозрителя» Charles показывает, что цель его была провозглашение явления Царства Божия на земле и конечного торжества добра, и говорит затем об апокалиптических символах, в которые необходимо облекались недоступные человеческому слову откровения Тайнозрителя. Систематизация материала, построение философии религии, создание аллегории, усвоение и истолкование материала традиционного – оставалось на долю работы мысли. В главе XII излагается догматическое учение Апк. Исключительное научное значение имеет большая глава XIII, содержащая «краткую грамматику Апк.». По мнению Charles'a, греческий язык Апк. не имеет аналогий во всей истории греческого языка, представляя собою явление, в полном смысле этого слова, единственное. Иоанн думал по-еврейски, писал по-гречески. В иных случаях для надлежащего понимания греческого текста Charles считает целесообразным его обратный перевод на еврейский язык. Глава ХIV посвящена критике текста (во II томе изданию текста предпослан список дошедших до нас рукописей Апк. ср. стр. 226 и слл.), Charles'ом было изучено большое число греческих унциальных и курсивных кодексов, и, кроме того, целый ряда версий: латинских, сирийских, армянских, египетских и эфиопских. Charles тоже отдает предпочтение тексту кодекса А и отчасти С. На стр. CLXXXI он поместил наглядную генеалогическую таблицу рукописей и версий. В главе XV Charles перечисляет те экзегетические методы (общим числом 9), которыми он пользовался в комментарии. Особое значение Charles придает методу филологическому в его новейшей форме. Приложение этого метода произвело переворот  в изучении Апк., позволив безошибочно, по его мнению, отличать подлинные и неподлинные части. Введение заканчивается в главе XVI краткой библиографией.

Как уже было указано, греческий текст и английский перевод напечатан во II томе отдельно от комментария. Текст снабжен очень большим числом разночтений. При переводе Charles старался соблюсти поэтическую форму подлинника. Отдельные стихи выделены в печати новою строкою. Предлагаемую им реконструкцию текста Charles счел настолько обоснованною, что в издании текста, перевода и комментария расположил отдельные стихи в том порядке, который они должны иметь согласно этой реконструкции.

Комментарий, непосредственно следующий за введением, предшествует тексту и переводу и дается по главам. В каждой главе комментарий в собственном смысле, предваряется частным введением, в котором Charles разбирает содержание главы, ее значение и место в контексте Апк. При этом особое внимание уделяется тщательному филологическому анализу.

Нужно признать, что предлагаемый Charles'ом план Апк. отличается, вообще говоря, естественностью и простотою. Charles понимает план Апк. хронологически. Усматриваемые им нарушения хронологической последовательности, отвечавшие мысли Иоанна, были указаны. Начиная с XX, 4, Charles предполагает целый ряд нарушений, мысли Иоанна не отвечавших. Он утверждает перерыв в развитии философии истории, являющейся главной темой Апк. до XX, 4. 0снованием для такого утверждения является та же трудность в последних главах, устранением которой был озабочен Allo. Charles полагает, что после истребления зла в главе XX и видения XXI, 1–4 для зла не остается места. Между тем, оно фактически продолжает существовать, что видно из XXII, 2 и 15. С другой стороны, и тысячелетнее царство, которое Charles понимает, как последний период милости, предполагается еще существующим такими указаниями, как XXI, 24, XXII, 14, 17 (ср. XIV, 6, 7, XV, 4). Наиболее естественное объяснение этих противоречий допущением различного происхождения тех частей, из которых состоят главы XX-XXII, оказывается бессильным пред лицом филологического анализа. По убеждению Charles'a, последние три главы также принадлежать перу Тайнозрителя. Для объяснения противоречий Charles выдвигает то, что можно назвать «Теорию перепутанных листков». Теории этой, которую он впервые опубликовал в 1915 году¹³, он серьезно придает очень важное значение. Несмотря на отрицательное отношение критики разных направлений¹⁴, Charles в своих Lectures on the Apocalypse, напечатанных спустя два года после появления комментария¹⁵, свидетельствует, что возражения его не убедили, и он остается при своей реконструкции. По мнению Charles'a, материалы для составления Апк. были приготовлены Тайнозрителем и им же приведены в порядок, кончая XX, 2. Тут его постигла смерть. Остающиеся материалы были приведены в систему учеником Иоанна, неумным и недобросовестным, вольно и невольно исказившим мысль своего учителя. Ученик был малоазийский иудеохристианин. Его разговорным языком был греческий; еврейского языка он, должно быть, не знал, греческим литературным языком владел лучше своего учителя. Этот же ученик подверг редакционной обработке и всю книгу. Отсюда – наблюдающиеся в Апк. перемещения и неясности. Charles задается целью восстановить тот порядок, который отвечал мысли Иоанна, иными словами, исправить искажение, допущенное еще в конце I века, и перешедшее во все списки и во все версии. Материалом для суждения об этом идеальном порядке служат для него аналогии апокрифической литературы (ср. т. II, стр. 148 и слл.), в совершенстве ему известной. В результате получается такой порядок стихов, в котором раскрывается учение о двух небесных градах. Один предполагает наличность нашей земли, и является средоточием тысячелетнего царства прославленных мучеников со Христом (Апок.21:9–22:2, 14–15, 17, 20:4–6). Другой – Новый Иерусалим: – существует вне времени, потому и называется Новым (), и в нем уже нет зла (Апок.21:1–4, 22:3–5). Его явлению предшествует поражение Гога и Магога, низвержение Сатаны, общее воскресение, и суд над воскресшими из мертвых (Апок. XX, 7–15). Как сказано, было выше, Charles усматривает перемещения и в других местах и тоже пытается восстановить первоначальный порядок. Это касается главы XVII, и еще более, главы XVIII, порядок которой вызывал сомнения еще и со стороны старых толкователей  (Ф. Безы и Витринги).

Комментарий Charles'a имеет очень большое научное значение, и по труду, на него положенному, и раскрывающейся в нем эрудиции представляет собою своего рода научный подвиг. Комментарий прямо пестрит ссылками на изученную Charles'ом богатую апокрифическую и раввинистическую литературу (ср. напр. к II, 17; IV, 6; V, 1, 8, VI, 9, 11; VII, 1; VIII, 3; IX, 1; XII, 7; XX, 2, 7– 10, 13, XXI, 10; XXII, 9). Некоторым вопросам посвящены специальные экскурсы, представляющие собою небольшие самостоятельные исследования (ср. напр., к гл. XVII о слиянии в учении об Антихристе мифов об Антихристе и Велиаре и сказаний о Нероне; примечание к XIII, 18 об исчислении числа зверя или еще – тоже в тексте комментария – все объяснение XXI, 19, где двенадцать драгоценных камней связываются с двенадцатью коленами Израилевыми и двенадцатью знаками зодиака). Большую ценность представляют работы Charles'a по установлению текста Апк. по древним спискам и версиям, и, в особенности, его филологические изыскания.

Но комментарий Charles'a не свободен и от очень серьезных недостатков, несомненно, умаляющих его значение. При всей ценности его филологических выводов Charles придает им преувеличенное значение, думая, что нашел, таким образом, безошибочный критерий для установления подлинных и неподлинных частей, и распознавания источников. Еще больший произвол допускают усмотрения противоречий и другие методы, которыми он пользуется для этой цели. Неудивительно, что многие из его заключений лишены той убедительности, которую он им приписывает. Суждение Charles'a об авторе Апк. не выходит за пределы гипотезы. Это же касается и тех интерполяций, которые он старается установить. Исключение этих «интерполяций» иногда серьезно мешает правильному пониманию Апк. Так, напр., исключая как интерполяцию 1, 4, Charles получает основание для утверждения, – совершенно неправильного, – что в Апк. нет ясного учения о Св. Духе (ср. т. I, стр. CXIV). Послания к семи церквам были, по мнению Charles'a, написаны при Веспасиане, так как находятся в противоречии с тем предсказанием о всеобщем мученичестве, которое проходит через главы от IV-XXII (ср.Апок.2:25, 3:11). Но для защиты этого положения Charles'у пришлось исключить III, 10, как редакционную вставку, имевшую цель согласование послания с целой книгой. Не проще ли, в таком случае считать главы II-III написанными одновременно с последующею частью? Ведь и мнение Charles'a, будто Апк. содержит предсказание всеобщего мученичества, вызвало тоже возражение критики¹⁶. Суждение об источниках Апк. вообще не отличается убедительностью. Наиболее слабым местом является коренная и – надо признать – совершенно необоснованная реконструкция последних глав.

В результате, комментарий Charles'a, как и книга Allo, не дает решения проблемы Апк. Радикализму Charles'a противостоит консервативное понимание, которое предлагается в вышедшем в 1924–1926 г.г. комментарии Zahn'a, престарелого корифея правой протестантской экзегетики в Германии, к которому мы сейчас и перейдем.

Двухтомный труд Zahn'a построен проще, чем комментарии Charles'a и Allo. Книга тоже разделена на введение и комментарий в собственном смысле. Но греческий текст Апк. не дается, и нет особых экскурсов. Введение (т. I, стр. 1–130) также не отличается такою широтой затрагиваемых в нем тем, как введения Charles'a и Allo. Оно разделено на пять параграфов. §1 посвящен анализу древнего предания об авторе и дате Апк. Это предание об Апостоле Иоанне Заведееве, сохранившееся в Асии благодаря долгой жизни Апостола и ученика его Поликарпа и дошедшее до Иринея, написание относит Апк. к эпохе Домициана, исключая, таким образом, раннейшую датировку. Возражения против исторической достоверности свидетельства Иринея Zahn считает неубедительными и опровергает. В §2 Zahn собирает те данные об авторе и дате Апк., который могут быть выведены из изучения самой книги. Автор сознает себя пророком. Его связь с окружающею его жизнью (в главах I-III) еще теснее, чем у пророков Ветхого Завета. Почерпаемые из Апк. указания также говорят в пользу его написания Апостолом Иоанном Зеведеевым в эпоху Домициана. §3 отведен разбору отрицательной критики Апк. в древней Церкви, начиная от алогов и Дионисия Александрийского. Несостоятельность этой критики вытекает для Zahn'а из отсутствия исторического предания, которое ее представители могли бы противопоставить положительному свидетельству наших древнейших источников о Иоанновских писаниях. Этому положительному свидетельству противостоит теория, которая получила большое распространение в наше время, и которую, как мы видели, разделяет Charles, будто Иоанн Зеведеев приял мученическую смерть от иудеев. Zahn подвергает эту новую теорию внимательному разбору; он готов ее приветствовать, поскольку она кладет конец различению двух Иоаннов и теории пресвитера Иоанна, но, анализируя те данные, от которых отправляются ее защитники: указания старых мартирологов и месяцесловов и слабо засвидетельствованное предание, возводимое к Папию позднейшими авторами, – он считает их недостаточными. По мнению Zahn'a, упоминаемого в этих источниках Иоанна надо понимать не в смысле Иоанна Апостола, а в смысле Иоанна Крестителя. Если это мнение справедливо – a Zahn аргументирует его очень вескими доводами, – теорию мученической смерти Иоанна Зеведеева следует признать окончательно сданною в архив. §4 введения содержит обзор экзегетической литературы, посвященной Апк. Из древних писателей Zahn помещает в этом обзоре Иринея, Тертулиана, Ипполита, Оригена¹⁷, Мефодия Олимпского, Викторина, Тихония и испытавших его влияние Примасия, Беата и Беду. Из восточных комментаторов он останавливается на Икумении (которого он относит к 610–670 г.г.) и Андрее Кесарийском (до 614 года). Из средневековых комментаторов он уделяет внимание Иоахиму Флорскому. Далее, в эпоху реформации, он дает оценку понимания Апк. Эразмом, Лютером и Кальвином и его толкования в художественных образах А. Дюрера и др. Из послереформационной эпохи он говорит о Гроции, Боссюэте, Витринге, Венгеле, Гердере и др. Последний [5] § посвящен критике текста и содержит краткий обзор древнейших рукописей и версий.

В плане Апк. Zahn различает тринадцать частей: надписание Апк., имеющее значение пролога (Апок.1:1–3), эпистолярное вступление (Апок.1:4–8), десять видений: первое – 1,9-III, второе – IV, 1, – VIII, 1, третье – VIII, 2 – XI, 19, четвертое – XII, 1 – XIII, 18, причем его заключением является отрывок XIV, 1 – XV, 5, пятое – XV, 5 – XVI, 21, шестое – XVII, 1 – 18, седьмое – XVIII, 1 – 24, восьмое – XIX, 1–21, девятое – XX, I – XXI, 8, десятое – XXI, 9 – XXII, 7, и стихи XXII, 8 – 21, содержащие заключение Апк.

Таким образом, содержание Апк. определяется, по мнению Zahn'а, объективным фактором. На стр. 528 мы читаем: «не было заранее известно, дано ли ему будет созерцать дальнейшие видения» (ср. еще на стр. 319, 382). Тайнозритель писал то, что ему открывалось, и по мере того, как ему открывалось. Между III и IV главами Zahn предполагает перерыв, необходимый Иоанну для записи виденного (ср. стр. 317 и слл.) Такие же продолжительные перерывы, по мнению Zahn'a, надо допустить и в других местах (ср., напр., стр. 534 и 614).

Механическое деление Апк. на видения не осталось без влияния и на понимание видения по содержанию. Zahn принимает принцип толкования, предложенный Викторином, в силу которого «последовательность видений Апк. не исключает тожества изображаемых в них предметов и явлений». (стр. 538 со ссылкою на стр. 104). Практически это выражается в том, что Zahn сближает между собою образы XVI, 12 и IX, 14 (ср. там же), VII, XIV и XX и сл. (ср. стр. 616) и т.д. Но теории рекапитуляции, которая восходит к Викторину, мы у Zahn'a, все-таки, не видим. Порядок видений, вообще говоря, отвечает хронологической последовательности раскрывающихся в них образов.

При изъяснении апокалиптических образов Zahn отдает явное предпочтение толкованию буквальному и строго историческому. Он не склонен рассматривать обращения к семи церквам, как послания, возникшие независимо от Апк. в целом. Каждое из семи обращений имеет общее значение для всех церквей. Но для Zahn'a характерно, что он отмечает совпадение семи церквей со списком городов в географии Птоломея, и отсутствие в Апк. упоминаемых в списке Троады и Иераполя объясняет отдаленностью Троады и принадлежностью Иераполя к области апостольского служения благовестника Филиппа, т.е. причинами чисто внешнего порядка (стр. 193 и слл.). Он вдается в пространное рассуждение об именах двенадцати апостолов Агнца на двенадцати основаниях нового Иерусалима (к XXI, 14) и высказывает соображения, почему надо думать, что двенадцатым, вместо имени предателя Иуды, должно быть написано имя Апостола языков Павла (стр. 619 и предыд.). Грядущее исчезновение моря (XXI, 1) он объясняет необходимостью освободить место, где могло бы жить в будущем веке христианское человечество (стр.615) и т. д. Для понимания Апк. эти частности имеют второстепенное значение. Гораздо важнее, что Zahn буквально понимает и те места Апк., где говорится о иудеях и Иерусалиме, напр.: VII, 1–8 (число 144.000 отвечает фактической численности иудейского народа, а не упоминание колена Данова – его фактическому исчезновению), XI, 1 – 13, XIV, 1 – 5, и что, по мнению Zahn'a, иудеохристианскому элементу в Церкви учением Апк. вообще уделено большое место. К иудеохристианам последних времен Zahn приурочивает и жену главы XII с венцом из двенадцати звезд (Апок.12:1), решительно отрицая какое бы то ни было отношение этого видения к Рождеству Христову от Девы Марии. Со святою землею связывает Zahn и тысячелетнее царство (стр. 596 и сл.), в котором особое место будет опять-таки принадлежать иудеохристианам (стр. 616). Во всех этих отрывках иудеохристианские элементы Церкви мыслятся наряду с более многочисленною группою христиан из язычников (стр. 368, 441 и др.). Комментарий Zahn'a к главам XX и слл. столь же характерен и заслуживает особого внимания. Буквальное понимание тысячелетнего царства он считает заслугою Иринея, сохранившего таким образом истинное толкование Апк. (стр. 624). К тысячелетнему царству он относит и десятое видение, начинающееся с Апок.21:9, и подчеркивает мысль Иринея, что «тысячелетнее царство есть приготовление общины к имеющему за ним последовать полному приобщению Богу и Его Славе в вечности» (стр. 625). Такое понимание тысячелетия и его места в плане Апк. заключает ответ и на известную трудность, связанную с главами XXI-XXII. Оно совместимо с тем, что преображение естества совершается уже в millenniumi (стр. 592, 620). Предполагаемое «первым воскресением», открывающим участие в тысячелетнем царстве, второе воскресение наступит по истечении тысячи лет, и «вторая смерть» будет конечным уничтожением злых. Zahn со всею решительностью отрицает учение об аде и бесконечности мучений (стр. 608, ср. стр. 604). «Во веки веков» (Апок.20:10) означает, по его мнению, не безвременную вечность, а продолжительность процесса уничтожения.

Несмотря на это понимание эсхатологии, главным достоинством комментария Zahn'a остается его положительный характер. В этом отношении убедительная защита традиционного мнения об авторстве Апостола Иоанна Зеведеева во введении к комментарию выгодно отличает комментарий Zahn'a от гипотез Charles'a. Наиболее существенные достижения автора заключены в исторических примечаниях к отдельным стихам Апк. Не все объяснения, предлагаемые в этих примечаниях, представляются одинаково и до конца убедительными. Так, трудно думать, чтобы он был прав, настаивая на известном понимании ангелов церквей (I-III) в смысле епископов. Принимая для числа зверя разночтение 616 (вместо б66, Апок.13:18), Zahn видит в нем гематрию греческого имени Γάιοςκαῖσος, и таким образом усматривает прототип антихриста в лице Калигулы. С этим выводом также согласиться трудно. Не бесспорным является и толкование семи голов зверя в смысле сменяющих друг друга мировых держав: египетской, ассирийской, нововавилонской, персидской, греческой и римской. Но даже в тех случаях, когда выводы Zahn'а вызывают недоумение, его эрудиция поражает, и отдельные факты, им сообщаемые, представляют интерес. В других случаях его выводы являются прямым вкладом в науку. Сюда надо отнести, в первую очередь, тот богатый материал, который собран Zahn'ом в комментарии к главам II и III по истории семи церквей, напр., о гонении в Смирне при Поликарпе, являющемся, по мнению Zahn'а, исполнением предрекаемого Смирнской церкви; сведения о культе Асклепия в Пергаме; интереснейший материал о Николаитах; далее, справка из римского права по вопросу о снятии семи печатей (к главе V); сведения об архангелах (к VIII, 2–5); объяснение имени «Αρμαγεδόν» (XVI, 16); примечание к XVI, 17–21 о Риме,  как Вавилоне, к главе XVIII о мучениках в Риме в эпоху написания Апк., и некоторые менее значительные, напр., о термине «апокалипсис», как неупотребительном до Иоанна (к надписанию); о халколиване (к I, 15, ср. II,18), который Zahn считает испорченным χαλκοκλίβανος – медный горшок (до красна раскаленный в печи), о белом камне победителя на греческих играх (к II, 17); об извержении Везувия в 79 году (к VIII,6–13 и ХVIII) и т.д.

Но в этом исключительном внимании Zahn'a к детальному историческому исследованию заключается и главный источник его слабости. Как вы могли заметить, в догматических вопросах он постоянно впадает в поверхностный рационализм и психологизм (ср. выше о второй смерти или толкование XXI, 1). А, с другой стороны, и некоторые из его ученых примечаний просто излишни и представляют собою ненужное загромождение комментария, как напр. примечание к I. И о надписании древних книг и об апокалипсисе Варуха, подстрочное примечание 67 (на странице 264) об отношении ритора Аристида к Новом Завету, и т.д. Мало того – и тут мы переходим к основному возражению – центр тяжести современной проблемы Апк. лежит не в этих частностях. И главного Zahn как раз и не касается. В его комментарии, вышедшем в 1924–26 г.г., нет ни одной ссылки на толкования Charles'a и Allo, появившиеся в 1920 и 1921 г.г. Аргументируя свое отрицательное отношение к теории о мученической смерти Апостола Иоанна, Zahn, по-видимому, не знает, что ее новейшая защита во введении к комментарию Charles'a оказалась совместимой с гипотезою о двух Иоаннах. Если не считать отдельных замечаний вроде встречающегося на стр.369 (ср. стр. 410), то и вопроса об источниках Zahn не ставит. Проблема религиозно-историческая для него словно не существует. Это игнорирование проблем и комментария, которые их ставят, связано с общею точкою зрения Zahn'a и приводит к тому, что комментарий Zahn'a еще меньше, чем комментарий Charles'a и Allo, может притязать на значение последнего слова науки об Апк.

Проблему Апк. во всем ее объеме и во всей ее остроте ставит новейший комментарий Lohmeyer'a. В противоположность Zahn'у, Lohmeyer считается с работами своих предшественников. Он цитирует и Allo, и Charles'a и Zahn'a (т. I).

Книга Lohmeyer'a отличается чрезвычайной сжатостью. Комментарию предпослано указание содержания, дающее план Апк., как его понимает Lohmeyer, и обозрение литературы. Греческий текст не помещен. Автор пользовался 11-м изданием Nestle (1920). Немецкий перевод ритмический. Стихи разделены пробелами, строфы – особыми разделительными знаками. Подстрочному комментарию предпосланы в начале каждого отдела специальные обзоры с указанием места данного отдела в контексте Апк., его характерных особенностей, связанных с ним научных проблем и его ритмической структуры, которой Lohmeyer вообще уделяет большое внимание. Специальные вопросы выделены в особые экскурсы (общим числом девять), напечатанные мелким шрифтом в соответствующих местах комментария. За комментарием следует отдел выводов под общим заглавием Allegemeines.

Этот отдел, отвечающий, по своему значению, введениям других комментариев, разделен на шесть параграфов. §1 посвящен форме Апк. По мнению Lohmeyer'a, Апк. из всех новозаветных книг отличается наиболее стройным планом. План этот построен по седьмеричному принципу; проведение которого Lohmeyer считает возможным проследить до мельчайших частей. Семь главных частей (Prooemium: I, 1–3). Пролог: 1,4–8. Часть назидательная: 1,9 – III, 22. Часть апокалипсическая: IV, 1 – XIX, 4. Часть обетования: XXI, 5 – XXII, 7. Эпилог: XXII, 8–19. Заключение: XXII, 20, 21) выделены в оглавлении литерами А – G. Так как седьмерица связана с божественною полнотою, проведение седьмеричного принципа имеет религиозное значение. Центральное место в апокалиптической части принадлежит, по мнению Lohmeyer'a главе XIV. Видение суда в главе XIV подготовляет и заключается тремя седьмерицами видений. Подготовительные видения изображают вражду мира, достигающую своей высшей точки во власти зверя; заключительные видения изображают свершение суда до полного истребления сатанинских сил. Отдельные образы внутренне между собою связаны. Снятие седьмой печати раскрывается в образах семи труб; возглашение седьмой трубы вызывает семь образов царства дракона. Главы VII, X и XI имеют значение пролептическое, а в главе XV резюмируется содержание первых шестнадцати глав. Язык Апк. ритмический и делится на строфы; но принцип деления не всегда ясен. Для уяснения ритма Lohmeyer привлекает еврейский parallelismus membrorum, принимает в соображение счет стихов и усматривает элементы тонического стихосложения. § II касается содержания Апк.: между Богом, Христом и общиною верующих, с одной стороны, и миром, с другой стороны, существует глубокое противоречие, вызывающее необходимость эсхатологии. Эсхатологическое свершение есть выражение существующего вне времени и совершившегося исторически, в смерти Агнца. Отсюда – проходящее через Апк. смешение планов времени. Lohmeyer не видит в Апк. полемики против Рима. В Апк. с христианами ведут борьбу не исторические, а сверхисторические силы. Lohmeyer признает близость Апк. и четвертого Евангелия; обе книги иудеохристианские по духу, и в то же время отличаются универсализмом. И в Евангелии, и в Апк. иудейство несет одинаковое осуждение. При несомненных различиях, они друг друга восполняют. Но в Апк. еще яснее, чем в четвертом Евангелии, отразилась вера в искупителя, дошедшая до нас в писаниях мандеизма. В §III Lohmeyer говорит о материале Апк. Материал этот – вполне традиционный. Он восходит к Ветхому Завету, к апокрифам, к экзегетическому преданию иудейского гносиса (Lohmeyer и здесь видит точки соприкосновения с манихейскими и мандейскими источниками). С этим сложным преданием связаны, собственные видения Тайнозрителя. § IV посвящен языку Апк. Lohmeyer признает его своеобразие, выражающееся в том еврейском характере, который Тайнозритель сознательно ему усвоил в виду пророческого содержания книги, и считает его тожественным с языком четвертого Евангелия, принимая, однако, теорию Burney¹⁸ об арамейском оригинале Евангелия.

Апк. написан сразу по-гречески. §V озаглавлен «Тайнозритель и его творение». Lohmeyer отмечает в Апк. тесную связь между образом и смыслом и находит, что в книге совмещается чрезвычайная предметность (gegesâtndliche Bestimmtheit), сознательное устранение всего личного, с отражением духа великого художника и пророка. Автор Апк. предстает пред читателем, как тайнозритель и учитель в одно и то же время. Свидетель и мученик, он пишет книгу для мучеников, в которой совпадают свершение индивидуальное и свершение эсхатологическое. §VI и последний озаглавлен: «Иоаннов Апк. и Иоанново Евангелие». По мнению Lohmeyer'a, обе книги соотносятся, как платоновские μῦθος и λόγος, что отвечает особенностям иудейского гносиса. Но элементы μῦθος'а наблюдаются и в Евангелии, а элементы λόγος'а – в Апк. (ср. гл. XIX). Принимая для объяснения языка Евангелия теорию Burney, Lohmeyer считает Евангелие написанным раньше – может быть, в Сирии, а Апк. – позже (в конце 1-го века) в Ефесе. Lohmeyer отказывается видеть в писателе Апостола Иоанна Зеведеева и склоняется в пользу гипотезы пресвитера Иоанна. Переселение автора (eines Johannes) из Палестины в Ефес Lohmeyer ставит в связь с перенесением туда центра христианства из Иерусалима через Антиохию. Книга Lohmeyer'a заканчивается приложениями (Beilagen), содержащими параллели к разным текстам Апк. из раввинистических, гностических, мандейских и др. древних источников.

Работа Lohmeyer'a отмечена критикою, как весьма значительное явление. В своей рецензии, помещенной в «Revue Biblique» за 1928 год, Allo признал ее «вместе с комментарием Bousset самым заметным вкладом, внесенным независимой критикой в толкование Апк.» (стр. 147). Она, несомненно, отличается большими достоинствами. При всей своей смелости, Lohmeyer не чужд и осторожности в гипотезах. К теории расчленения последних глав, предложенной Charles'ом, он относится отрицательно и совершенно разумно решает связанную с этими главами трудность. Он видит в гл. XXI, 5-ХХII, 5 слово ободрения, обращенное Иоанном к его современникам. – В видении раскрывается содержание обетования, являющегося предметом веры. Вообще, в лице Lohmeyer'a мы имеем убежденного защитника единства Апк. В комментарии он постоянно ставит вопрос об источниках и интерполяциях, подвергает пересмотру доводы своих предшественников и решает этот вопрос отрицательно (ср. напр., комментарий к proomium, к VIII, 7 и слл.: IX, 4, XI, 2,7, XIV, 13, 15–17, XIX, 9, 10 и др.). Даже обращения к семи церквам не являются, по мнению Lohmeyer'а, посланиями, которые существовали бы независимо от Апк. Только в редких случаях усматривает Lohmeyer нарушение порядка в нашем тексте Апк. (так, напр., XVI, 15 и он отводит место после III, 3 и допускает перемещения в главе XVIII) и отмечает следы раннейших преданий (ср. напр., к XI, 2 или к гл. XVII). Мало того, Lohmeyer, как уже сказано, является защитником единства авторства для всех Иоанновских писаний, как бы он ни понимал этого единого автора. Особый интерес представляет исследование ритма Апк., на котором Lohmeyer останавливается со специальным вниманием. Эта заслуга Lohmeyer'a уже отмечена критикою¹⁹. Исследование ритма является в руках Lohmeyer'a сильным оружием для защиты единства книги в ее теперешней форме. Художественный ритмический перевод Апк. также дает Lohmeyer'у право на благодарность читателя. И, наконец, необходимо упомянуть те ценные экскурсы, которыми Lohmeyer снабдил свой комментарии. С некоторыми из тех выводов, для обоснования которых экскурсы служат, согласиться трудно: например, с толкованием главы XVII, которую Lohmeyer объясняет мандейскими параллелями, или с пониманием 666 в смысле «треугольного числа» 36 (сумма членов арифметической прогрессии и 1...2...3... 36), являющегося, в свою очередь, «треугольным числом» 8, – а 8 он сближает с восьмым зверем XVII, 11. Другие экскурсы заслуживают несомненного внимания: например, экскурс об ангелах церквей, в которых Lohmeyer отказывается видеть епископов, или, в еще большей степени о семи писаниях и семи общинах (к гл. II-III). Эти писания имеют в понимании Lohmeyer'a троякое значение. Они относятся: 1) к семи малоазийским церквам; 2) к малоазийскому провинциальному союзу и 3) ко всей совокупности первохристианских общин. Возможность этого третьего понимания связана, по мнению Lohmeyer'a, с тем, что после падения Иерусалима в малоазийских общинах с Ефесом во главе возникло сознание принадлежащего им права выражать весь христианский мир. Это значение малоазийской церкви, несомненное в эпоху Игнатия Богоносца, Lohmeyer пытается установить и в конце апостольского века. Он обращает внимание на надписание IПетр., на раннюю канонизацию ефесских писаний (Ефес, паст., Иоанновские писания) и т.д. Lohmeyer напоминает переезд членов Иерусалимской церкви в Ефес и говорит о переходе центра христианства из Иерусалима в Рим через Антиохию и Ефес. Это напоминание исторического значения Ефеса представляет одну из самых больших заслуг Lohmeyer'a.

Но центральная проблема Lohmeyer'a, с постановкою которой связаны и его главные достижения и его наиболее серьезные промахи, лежит в другой области. Эта центральная проблема есть проблема времени. В экскурсе к главе XII Lohmeyer обосновывает свое понимание этой главы в смысле эсхатологического, а не исторического рождения Мессии совместимостью «с религиозною вневременностью эсхатологического будущего, исторического прошлого и настоящего» (стр. 106). Так же, по мнению Lohmeyer'a, надо понимать и образы главы V: интронизация Агнца будет иметь место в конце времен, но исторически она уже совершилась в прошлом, как это ясно из III, 21. Ангелы церквей для Lohmeyer'a – не только их ангелы: хранители, но, в известном смысле, и их двойники, поскольку слово обличения, обращенное к ангелам, может относиться только к самим общинам. Здесь раскрывается то сочетание идеального и исторического, которое присуще понятию Церкви. Обращением к «ангелам» церквей оттеняется религиозная сторона понятия.

К этому решению проблемы времени римско-католическая критика отнеслась очень отрицательно. По поводу комментария Lohmeyer'a Allo писал об «опасном сочетании синкретизма (гностического или иранского, по своим тенденциям), системы Formgeschihte... наконец, нового богословия К. Bart'a²⁰. Allo подверг беспощадной критике проводимое Lohmeyer'oм сближение жены главы XII с учением о Премудрости в той форме, какую оно имеет в гностицизме и у Филона²¹. Эта католическая критика не видит положительной стороны того решения проблемы времени, которое предлагает Lohmeyer. Преодоление времени совершается и в Евангелии от Иоанна. Прощальная беседа, явление Воскресшего – короче говоря, все Иоанново Евангелие в целом может быть понято, насколько оно вообще доступно человеческому пониманию, только при этом условии. Мало того, и синоптическая проблема не допускает чисто-исторического решения. В Евангелии отражается истинное бытие: различия отражения отвечают различия, наблюдаемые между синоптиками, и свидетельствующая о естественной ограниченности человеческого восприятия. Lohmeyer показал, что это же относится и к Апк. Он показал и в Апк. возможность разных планов и их скрещений (особенно в главе XII).

Построение Lohmeyer'а вообще отличается антиисторическим характером, и, в этом отношении, его комментарий является прямой противоположностью комментарию Zahn'a. Антиисторический характер проявляется и в частностях. Сюда относится отвлеченный схематизм в понимании плана Апк. – разделение его по седьмеричному принципу с выдвиганием центрального места главы XIV. Историческому объяснению апокалиптических образов Lohmeyer всюду предпочитает объяснение мифологическое (ср. комментарий к главам XII, XVII, экскурс к  XVI, 16 для объяснения имени и т.д.). При этом, с особым ударением, как уже видно из предыдущего, подчеркивается связь апокалиптических образов и раскрывающегося в них учения с мандейскими параллелями. Эту связь с мандеизмом Lohmeyer подчеркивает в кратком «Предисловии», необходимость обосновать эту связь он оправдывает превышением тех размеров, которые были первоначально поставлены для комментария. О значении мандеизма для понимания Апк. Lohmeyer говорит и в заключительных выводах (Allgemeines), напр., в §II о содержании Апк., в §III о материале Апк. и §IV о языке. Это внимание к мандеизму проникает и весь комментарий (ср. к V, X, XIV, XVII, ХIХ и слл. и др.). С мандеизмом связывает Lohmeyer и свое решение проблемы времени (ср. комм. к гл. V, экск. к гл. XII и т.д.)

Здесь слабое место работы Lohmeyer'a. За последнее десятилетие памятники мандеизма вызвали большой интерес ученых. Но проблема мандеизма остается до сих пор нерешенною, как это ясно показывает Allo в той же своей статье в Revue Biblique за 1928 год, которая уже несколько раз была цитирована²². Наука еще не сказала своего решительного слова о времени и месте его возникновения и о его религиозных корнях. Привлечение мандейских источников для объяснения трудных вопросов, связанных с историей первохристианства, есть, в лучшем случае, объяснение неясного неясным. Мало того. Увлечение гипотезою мандеизма привело Lohmeyer'a к освещению сложных образов главы XVII мандейскими параллелями. Так как эти параллели подходят только отчасти, Lohmeyer'y пришлось допустить, что первоначальное значение этих образов было Иоанну уже непонятно (ср. большой экскурс к главе XVII, особенно стр. 143). Этим допущением нарушается стройность общей концепции, та тесная связь между образом и раскрывающимся в нем смыслом, которую Lohmeyer справедливо утверждает. И, наконец, последнее. Выше было указано, что слабость Zahn'a – в исключительности исторического метода. Комментарий Lohmeyer'a счастливо избегает этой односторонности. Но он впадает в другую крайность. И здесь новая опасность влечет за собою пренебрежение историей тонкого монофизитства, которую не избежать. Этой опасности Lohmeyer не избежал. Он не раз указывает на эсхатологическое содержание Апк., будущее противопоставляет настоящему, допускает пролептические отступления, но общее впечатление от его комментария таково, что эсхатологическому будущему уделено только второстепенное место, и конкретно-пророческое значение Апк. его не интересует.

Нам остается подвести итоги.

Мы видали, что ни один из четырех больших комментариев, появившихся за последние годы, проблемы Апк. не решает. Но каждый из них вносит свой вклад в толкование пророческой книги Нового Завета. Allo дает методологии толкования апокалиптических символов. Charles заложил прочное филологическое основание для последующей экзегезы и произвел необходимую работу сличения древних списков и версий. Заслугою Lohmeyer'a является изучение ритма, и сосредоточение внимания на центральной проблеме времени. Ценность комментария Zahn'a – в тщательном историческом исследовании целого ряда специальных вопросов. Эту заслугу детального исследования разделяют с Zahn'ом и остальные толкователи, с которыми мы имели дело. Таким путем собираются и пригоняются друг к другу отдельные камни, из которых должно быть построено здание. Общею заслугою наших толкователей является и положительный характер предлагаемых ими решений проблемы Апк. Это касается, в первую очередь, Allo и Zahn'a, но даже Charles с его субъективным выделением источников и интерполяции и необоснованным расчленением последних глав, и Lohmeyer, погрешающий чрезмерным пренебрежением к истории и увлечением мандеизмом, дают в целом построения положительные. Либеральным комментарием Lohmeyer'a, который, однако, защищает единство Апк., теории источников, даже в той смягченной ее форме, какую она получает у Charles'a, наносится новый серьезный удар. Нужно сказать, что и в вопросе об авторе главное уже достигнуто. Установлено единство Иоанновских писаний. Даже Charles, различающий Иоанна пресвитера, автора Евангелия и посланий, и Иоанна пророка, автора Апк., считает пресвитера учеником пророка. Но личность пресвитера и у Charles'a и у Lohmeyer'a остается все тем же бледным призраком. Гораздо естественнее, вместе с Zahn'ом, совершенно отказаться от гипотезы пресвитера и признать тожество Иоанна, пророка и тайнозрителя, с Иоанном – Апостолом. К этому ведет и эволюция науки.

Каково же современное положение проблемы Апк.?

Если ни один из наших комментариев, взятых в отдельности, проблемы не решает, но каждый вносит свой вклад, – то все-таки надо признать, что друг друга они восполняют недостаточно, и целый ряд вопросов требует еще дальнейшего исследования. Эти вопросы связаны, главным образом, хотя и не исключительно, с пониманием плана Апк. Общий вопрос о построении плана Апк. предполагает ряд частных вопросов о взаимном отношении отдельных глав, о связи между собою отдельных образов. Некоторые из этих частных вопросов, оставленные без ответа в наших комментариях, представляют существенную важность для понимания Апк.

Первый вопрос: как следует мыслить отношение глав II и III, содержащих обращения к семи церквам, к последующей части Апк.? Обыкновенно между главами III и IV проводится довольно резкая грань. С главы IV начинается новая часть, и связь между этими двумя частями предполагается довольно внешняя. Это понимание вызывает целый ряд недоуменных вопросов. Прежде всего, можно ли противопоставлять главы IV и следующие, как часть эсхатологическую, главам II и III, как относящимся, по своему содержанию, непосредственно к эпохе Тайнозрителя? Нельзя упускать из виду, что обетования побеждающему имеют содержание также эсхатологическое (ср. Апок.2:7, 10–11, 17, 26–28, 3:4–5, 12, 20–21). С другой стороны, не подлежит сомнению связь этих обетований с характеристикою Говорящего в каждом отдельном обращении и ближайшее отношение характеристики Говорящего к явлению Подобного Сыну Человеческому в гл. I? Не означает ли эта двоякая связь, что блаженство, назначенное в удел побеждающему, надо понимать, как приобщение славе Сына Человеческого и обожение нашего естества в Царствии Божием? С этим первым вопросом связан второй. В главах IV и V следует – непосредственно за обращениями к семи церквам – явление Триипостасного Бога и Небесная литургия. Совершенно естественно видение Царствия Божия поставить в связь с обетованиями предыдущих глав. (И, действительно, некоторые черты, с которыми мы встречаемся в обетованиях, глав II-III, повторяются в главах IV и V (ср. IV, 4 и III,21, II, 10; IV, 5 и II, 1; IV, 10, 11, V, 8 и слл., особенно стих 10 и III,12; V, 1 и слл. и 111,5; V, 6 и слл., и II, 8 и т.д.). В свою очередь, отдельные образы глав IV и V повторяются в видении Нового Иерусалима в заключительных главах Апк. (ср. IV, 3 и XXI, 11, 18–21, 23, XXII, 5). Это взаимное отношение заслуживает самого серьезного внимания. Главы IV и V, несомненно, представляют собою вступление к последующим видениям. Но, с другой стороны, нельзя ли их понимать и как заключение глав II-III, раскрывающее их эсхатологическое содержание, то звено, которым главы VI и слл. крепко связаны с обращениями к семи церквам? На все эти вопросы наши комментарии ответа не дают.

За этими вопросами встает ряд других вопросов. В каком отношении находятся снятие семи  печатей,  возглашение семи труб и последующие образы Апк.? Мы видели, что в наших толкованиях это отношение понимается по-разному. Но мы видели и то, что теория рекапитуляции грешит искусственностью и произволом, a Lohmeyer, связывая с седьмою печатью семь труб,  выводить из седьмой трубы семь образов царства Дракона. Их  седьмеричное число прямо не указано. Оно получается путем различения отдельных образов в сложном видении глав XII  и  III  и предварения их заключительным видением в главе XI. И потому неизбежно возникает вопрос: было ли самому Тайнозрителю так же ясно седьмеричное число этих образов, как оно ясно Lohmeyer'у? За седьмерицею труб (VIII-XI) следует (XV-XVI) седьмерица чаш. Седьмеричное число чаш указано несколько раз. Излияние чаш являет многочисленные параллели возглашению труб. И, если теория рекапитуляции вызывает серьезный сомнения, то не следует ли в преемственной смене апокалиптических образов выводить из седьмой трубы семь чаш гнева Божия, а не произвольную седьмерицу образов царства дракона? В самом деле, что влечет за собою седьмая труба? Седьмая труба возвещается как третье горе (Апок.11:14). Ясно, что она должна принести новую казнь. Кроме первого всадника, и печати и трубы отмечают наступление бедствий. Только седьмая печать влечет за собою не одно определенное бедствие, а предваряет седьмерицу карающих труб. Совершенно естественно заключение по аналогии. Но тут сразу же встают дальнейшее вопросы. От возглашения седьмой трубы (XI, 15) излияние семи чаш отделено целым рядом промежуточных видений (XI, 16-XIV). Как понимать эти видения? Не позволительно ли и здесь обратиться к аналогии? За снятием седьмой печати (Апок.8:1) следуют стихи 2–5, раскрывающие смысл возглашения семи труб, связанных с седьмою печатью. Не надо ли в таком же смысле понимать и заключительное видение главы XI(15–19)?  За седьмою трубою (которая раскроется в образах семи чаш) наступит желанный конец; царство мира станет царством Божиим? Если так, то и видение двух свидетелей (Апок.11:1–13) получает, по аналогии с главою VII, значение отступления, пролептического по отношению к главам XII-XIV, a смысл этих последних глав придется видеть в характеристике того момента, к которому относится возглашение седьмой трубы. Это – восстание зла в плане небесном, вневременном (XII), и в плане земном (XIII) в образах дракона и двух зверей, которым противополагается слава Агнца и Его воинства (Апок.14:1–5). Возглашение седьмой трубы означает наступление суда (Апок.14:6–20). Суд совершается в излиянии семи чаш (Апок.XV-XVI, ср. XVII, 1 и XVIII).

Наконец, правильное понимание плана Апк. требует ясного ответа и на вопросы, вызываемые построением последних глав. И, прежде всего, действительно ли существует та трудность, с которой считались наши толкователи? К настоящему решению подошел, как мы видели, Lohmeyer. Но нельзя ли поставить вопрос еще проще и еще общее? Апк. есть слово ободрения в гонении (ср. напр., Allo, стр. IV, Charles, стр. XXII) или, по определению Lohmeyer'a, книга мученика для мучеников. Таково его ближайшее назначение. Не естественно ли, в таком случае, понимать XXII, 14, 15 и даже XVI, 15, как отступления автора, имеющие целью предостеречь читателя против грозящих ему опасностей? И неужели в таких стихах, как XXI, 27 следует видеть указание на существующее еще зло, а не ссылку на конечное разделение XX, 13–15 (ср. XXI, 8)?

Это не все. Выше был указан дефект комментария Lohmeyer'а, недостаточное внимание к эсхатологии, как таковой. До известной степени, – может быть бессознательно, – этим пренебрежением к конкретно пророческой стороне Апк. и преувеличенным вниманием к тому, что составляет его значение для наших дней, погрешают и другие толкователи. К комментарию Zahn'a это замечание относится меньше, чем к другим. Но чрезмерный интерес к истории, характерный для толкователя рационализм и психологизм лишает и его надлежащего понимания эсхатологической перспективы. Charles перечисляя во Введении те экзегетические методы, которыми он пользовался при толковании, называет на втором месте – и притом с особым ударением – метод эсхатологический, предполагаемый пророческим содержанием книги (стр. XIII-СLХ и сл.). и переходит затем к возражениям против аллегорического толкования тысячелетнего царства. Этим методологическим предпосылкам, формулированным во введении, он остается верен и в комментарии. Но психологическое ударение незаметно перемещается в другую область. Считая Апк. a book for the present day(ср. т. I.,стр. XV), Charles нигде не высказывает мысли, чтобы наша эпоха – the present day – была, «началом болезней». Совершенно наоборот. В дополнительном примечании (additional note) к главе XVII об Антихристе, Charles пишет (т. II,стр. 86): ни одно великое пророчество не находит своего совершенного исполнения в каком-нибудь одном событии или ряде событий. Фактически оно может и вовсе не исполниться в отношении к тому объекту, против которого оно было первоначально направлено пророком или тайнозрителем. Но если оно есть выражение великой моральной или духовной истины, оно, несомненно, исполнится многочастно и многообразно и с разной степенью полноты». Конкретно, для Иоанна выражением Антихриста был Риме и его кесарь, для Charles'a современным его представителем является кайзер и его народ. Ясно, что при таком подходе эсхатология в собственном смысле, как учение о последних временах, фактически отодвигается на задний план. Для Allo как было отмечено выше, эсхатологическая эпоха уже наступила с воплощением Христовым. И поскольку, таким образом, грань, отделяющая века, перемещается из будущего в прошлое, и многие предсказания Апк. оказываются уже исполнившимися, как напр., предсказание о двух зверях – во втором и третьем веке (ср. введение, стр. CXXV и слл. и экскурс XXX), – преимущественное внимание и у Allo направляется не на грядущее преображение, и главы ХХ-ХХII толкуются применительно к Церкви. Но Апк. есть книга пророческая, и его пророческого значения толкователь никогда не должен упускать из виду. Где же ключ к его пророческому толкованию?

Некоторые данные для ответа на этот вопрос мы имеем в комментариях Charles'a и Lohmeyer'a к главе VI (ср. еще у Lohmeyer'a к главе XVI стр. 130). И Charles и Lohmeyer обратили внимание на тот параллелизм, который наблюдается между бедствиями, наступающими при снятии первых шести печатей, и пророческими образами эсхатологической речи у синоптиков (Мф. XXIV и паралл.). И болезни, предрекаемые Спасителем, следуют в том же порядке²³, в каком они наступают по мере снятия апокалиптических печатей. Как далеко идет этот параллелизм? Синоптическую параллель шести печатям мы имеем Мф. XXIV, 6–29. Но эта синоптическая параллель содержит и некоторые другие предсказания (Мф. XXIV, 11, 12, 14–28), которые допускают сближения с другими апокалиптическими образами (ср., напр. Мф. XXIV, 11, 23, 24 и Апок. XIII, 11 и слл.). Тем не менее, вопреки Lohmeyer'у (стр. 130), который с синоптическою эсхатологиею сближает всю первую половину Апк. до XIV, 14 включительно, бесспорный параллелизм может быть установлен только между Мф. XXIV, 6–29 (с указанными пропусками) и апокалиптическими шестью печатями. Если так, то не вытекает ли отсюда, что мы вправе ожидать параллелизм и дальше? У синоптиков непосредственно за стихийными знамениями следует явление Сына, предполагающее суд (ср. Мф. XXIV, 29, 30 и слл., 40, 41 и паралл.). Но о совершении суда в эсхатологической речи не говорится, и только приточно раскрывается его смысл (Мф. XXV). Понятие суда предполагает возможность двоякого исхода; осуждения и оправдания; и торжество добра предполагает поражение зла. Мы видели, что снятие седьмой печати приводит к возглашению семи труб, а седьмою трубою, по мысли Тайнозрителя, весьма вероятно, возвещается наступление суда, изображаемого в символах жатвы и сбора винограда и совершающегося в излиянии семи чаш. Если эти сопоставления заслуживают внимания, то встает вопрос: не вправе ли мы видеть в апокалиптических образах глав VIII и слл. раскрытие не более как намеченного у синоптиков явления Сына? Иными словами, не начинаются ли главные предсказания Апк. как раз там, где кончается предреченное Спасителем ученикам накануне Страстей? Вопрос этот должен быть поставлен и требует ответа. Для понимания эсхатологического содержания Апк. он имеет первостепенное значение.

На этом можно кончить. Дело науки указать метод. Только в эсхатологическом свершении станет доступна человеческому духу тайна новозаветного пророчества, запечатленная семью печатями. Но, введя запечатленную книгу в священный канон, Церковь указала нам долг исследования и лежащий перед нами плод испытующей мысли заслуживает благодарного признания и повелительно требует дальнейших усилий.

С. Безобразов.

Июль 1928.

Селевац (Сербия).