О городищах древнего Волжско-болгарского и Казанского царств в нынешних губерниях казанской, симбирской, самарской и вятской

Столицею Волжско-Булгарского царства служил город Булгар на Волге в Казанской губернии, Спасского уезда, в 125 верстах от Казани и в 6-ти от Волги, верстах в 30 ниже впадения в нее Камы, где ныне находится село Успенское с развалинами этого города. (См. его на приложенной при сем карте городищ). Основание Булгара теряется в отдаленной древности. Татарские летописи, впрочем большею частью исполненные, баснями, между прочим построение его приписывают Александру Македонскому, творцу всех древних городов в Азии, как замечает г. Савельев¹. Во всяком случае достоверно известно, что Булгар на Волге существовал уже и был столицею царства в первой половине X века. В 309 г. гиджры (921 по Р. Хр.) Булгарский царь Алмас, имевший свою резиденцию в означенном городе Булгаре, решившись принять или уже приняв магометанскую веру чрез посольство свое в Багдад к калифу Муктедиру, просил прислать к нему людей, сведущих в мусульманском законе и художников для постройки мечети и крепости. Калиф послал к нему в булгар Соусена эль-Раси и Ахмеда ибн-Фоцлана. Они ввели или утвердили здесь магометанство, – и Ибн-Фоцлан при этом составил любопытное описание Волжской Болгарии, столицы ее Булгара и прочих на пути виденных им стран². По этому описанию, послам выслал на встречу далеко от столицы Булгарский повелитель (Малек эль Саклаб – владавец Славян) своих братьев, детей и четырех подвластных ему царей, потом сам встретил их и между прочим осыпал их мелкими серебреными деньгами, сам прочел письмо к себе Багдадского калифа и его визиря и принял послов в своей палатке сидя на престоле, покрытом Греческой парчею, окруженный детьми и подвластными ему царями. В столице этого царя, говорит Ибн-Фоцлан, мы видели такое множество удивительных вещей, что и перечесть невозможно, город примерно отстоял от реки Ителя (Волги) на парасангу (версты 4). После Ибн-Фоцлана был в Булгаре на Волге около 970 г. многостранствовавший и любознательный купец из Мосуля Ибн-Гаукаль, в своем «Землеописании» также сообщающий нам довольно о нем известий. В это время город Булгар имел в себе до 10 т. жителей, дома здесь строили искуснее, чем в Итиле (Астрахани), хотя не было таких высоких минаретов при мечетях и каменного дворца, как в Итиле; изб, обыкновенно деревянных, считалось не много более пяти сот. Из этого числа домов и жителей нельзя впрочем заключать о незначительности города: потому что Ибн-Гаукаль видел Булгар после разорения его Руссами в 968 г. и имел в виду только уцелевшую часть или центр города из настоящих домов, не упоминая о подвижных жилищах, кибитках и юртах, обыкновенно окружавших тогдашние Волжские и Азиатские города. В начале XI в. по свидетельству Абу Хамеда Андалузи, также бывшего в Булгаре, город был обнесен дубовыми стенами³.

Развалины Булгара посещали и описали многие знатные и ученые лица. Сколько известно, Петр Вел. первый обратил царственное внимание на эти развалины. В 1722 г. во время Персидского похода, плывя Волгою из Казани в Астрахань, он осмотрел бывшую столицу Волжских Булгар и отдал приказ о поддержании и предохранении от разрушения клонящихся к тому зданий. Тогда же были сняты и переведены на Русский язык 49 Татарских и Армянских надписей на памятниках Булгарских Татарским ученым ахуном Кадыр-Маметем и Армянином Иваном Васильевым. Но обстоятельно описал развалины Булгара прежде всех академик Паллас в 1768 г.⁴ и в том же году студент Озерецковский⁵. В 1822 г. сделал ученое описание его с новыми открытиями и объяснениями профессор Ердман⁶. В 1824 г. красноречиво описал развалины Булгара Павел Свиньин, с видом их⁷, в 1832 г. более обстоятельное описание составил некто г. Кафтанников, житель Казанский⁸, потом профессоры Казанского университета Второв⁹ и Березин¹⁰. Известно наконец нам, что к настоящему Съезду Русских археологов в Москве Казанский помещик Спасского уезда близ бывшего Булгара на Волге г. Лихачев прислал в Московское Археологическое Общество литографические рисунки древностей найденных в Булгаре и приготовленных им для особого исследования об этом замечательном городе.

По мнению г. Березина¹¹, весьма вероятному, существующие ныне остатки от Булгара принадлежат все без исключения мусульманской эпохе, т. е. с X по XV столетие, притом преимущественно ближе к XIII столетию. Последнее выводится из характера самых зданий (раскрытого далее) и подтверждается историческими известиями, – о разрушении Монголами Булгара в XIII в. после коего вскоре однако он оправился, как летняя резиденция золотоордынских царей. Для безопасности от неприятеля город был обведен валом и рвом, уцелевшими доселе, и по всей вероятности – деревянною только стеною.

В знаменитых развалинах Булгара на Волге, как это было нередко в древней России, что в седалищах язычества или магометанства открывались иноческие обители, в 1712 г. учрежден мужеский монастырь. Казанский митрополит Тихон относительно сего писал тогда к Казанскому губернатору Апраксину, что издревле по походе благоверного князя Андрея Боголюбского¹² пустеет в Казанских пределах царственное Болгарское мусульманское городище, весьма преславное и прекрасное, что царь Феодор Алексеевич весьма любил и почитал оное и потому тогдашнему митрополиту Казанскому Иоасафу указал писаться Казанским и Болгарским митрополитом, и что весьма прилично сие городище возобновить и просветить строением в нем церквей Божиих, основанием монастыря и населением благочестия. Когда это дело по общему рассудительному совету митрополита с губернатором было решено так, чтобы в городище устроить монастырь в честь Успения пресв. Богородицы: то в том же 1712 г. назначенный в новоначинающийся монастырь строитель Авксентий просил Губернаторскую Канцелярию об отмежевании земли, положенной под строение монастыря, братских келей и разных служб, также и пашенной земли, сенных покосов и поверстного леса, и о даче ему на все это владение выписи с межевых книг. В наказе из Губернаторской Канцелярии дьяку Михайлову, посланному по сей просьбе на Болгарское городище, вменено было в обязанность «осмотря, что на городище какого древнего строений есть, описать, и землю отмеря отвесть под монастырь». И опытный в своем Деле дьяк в сентябре того же 1712 г. хорошо исполнил то и другое, обстоятельно описав бывшие на Булгарском городище древние строения. Это описание для нас теперь весьма замечательное, составлено таким образом ровно за 10 лет до посещения Булгарских развалин Петром Вел. и слишком за 50 лет до описания их знаменитым Палласом. Мы нашли означенную Выпись с межевых книг Успенскому монастырю с описанием всех зданий Булгарского городища в архиве Симбирской Гражданской палаты, в одном спорном деле о землях в позднем списке (Старые дела №2, 215), который мы потом имели случай поверить с подлинною Выписью, хранящеюся в Московском Государственном архиве старых дел, в числе грамот и других актов по Казани с городами под №227-м. Естественно, что некоторые здания Выпись представляет в более цельном виде, нежели как они оказались при Палласе (см. ниже здания №№12–15, 18), некоторым дает иное и весьма правдоподобное значение, напр. три палаты под №№8–10 называя царскими, №№7, 14, 15 мечетями, другие же напротив при Палласе напр. слывущие под именами Греческой и Судной палат, не отмечает сими названиями, хотя представляет, особенно о первой, замечательные известия. Название царских палат и мечетей, данное вышепоказанным зданиям, тем более должно иметь для нас правдоподобие и важность, что, как видно, дьяк при этом следовал указаниям одного уважаемого и сведущего, здесь или по близости жившего, Татарского ахуна Кадырмамета, того самого, которому и при Петре I поручено было рассмотрение и перевод Арабских надписей на Булгарских памятниках. Против поздних описателей городища иногда оказывается разность в измерении, в Выписи вообще несколько уменьшенном. Мы передаем буквально эту, по старому выражению, Владеную выпись, доколе она содержит описание Булгарских развалин и имеет для нас историко-археологический интерес.

Выпись с межевых книг, письма и меры дьяка Андрея Михайлова, на землю новостроящегося Болгарского Успенского монастыря 1712 года.

«В нынешнем 712 году сентября в 15 день бил челом Великому Государю, царю и великому князю Петру Алексеевичу, всея великия и малыя и белыя России самодержцу, у межевого дела дьяку Андрею Михайлову новоначатого Болгарского монастыря строитель Авксентий с братиею. По указу де Великого Государя велено под строение того монастыря и брацких келий и иных служеб и конюшенного и житного дворов отвести земли на Болгарском городище, да к тому ж монастырю пашенной земли и поверстный лес и сенные покосы, против указного числа, как о том определено губернаторским приказом. И та земля и сенные покосы и лес к тому монастырю отведена и отмерена и межи и грани той земле учинены. А для владенья впредь в тот монастырь на ту землю и на сенные покосы и на поверстный лес от межевого дела ему строителю Выписи не дано. Чтоб Великий Государь пожаловал его велел, в тот монастырь на ту землю и на другие угодьи с межевых мерных книг дать Выпись. А в наказе, каков дан из Губернаторской Канцелярии дьяку Андрею Михайлову, написано: прошедшего августа 18 дня в письме преосвященного Тихона, митрополита Казанского и Свияжского, к ближнему боярину Казанскому и Астраханскому губернатору к Петру Матвеевичу Апраксину, в Казани, в большую Губернаторскую Канцелярию писано: издревле де по пленении благоверного князя Андрея Георгиевича Боголюбского пустеет в Казанских пределех оное царственное Болгарское мусульманское городище, которое весьма преславно и прекрасно, иже на оном месте ниже яковых не точию православных, но ни мусульманских селений есть, разве древних каменных зданий, иже высокодостоблаженнейшия памяти благочестивейшим Великим Государем, царем и великим князем Феодором Алексеевичем, всея великия и малыя и белыя России самодержцем, весьма любимо и почитаемо бысть, иже тогда бывшему в Казани архиереови преосвященному Иоасафу указал писатися Казанским и Болгарским митрополитом, иже достодолжно оное царственное древнее место во славу Христа Бога, ради многолетнего здравия благочестивейшего монарха нашего и благополучного его царствования, возобновить и просветить строением святых Божиих церквей и населением благочестия, и состроить монастырь: понеже оное мусульманское царство, по пленении оного благочестивого князя Российского пустеет, посреди благочестия, кроме всякия святыни, по гранографам пять сот тридцать семь лет, и иже ныне, по предуведению Божию, по усмотрению же и ревностному во благочестии разширению, он преосвященный митрополит, по разсудному совету с ближним боярином и губернатором Петром Матвеевичем Апраксиным, намерялся на том царственном Булгарском городище строить на общее жительство монахом монастырь, во имя пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и приснодевы Марии, всесвятейшего и преславного ее успения, и на соборную молитву из оных каменных древних зданий церкви святые возградить, и ближнему боярину и губернатору Петру Матвеевичу Апраксину о отводе под то монастырское строение оного Булгарского городища, и ко удовольству к тому Булгарскому Успенскому монастырю пашенной земли и сенных покосов и всяких угодей учинить указ Великого Государя, по своему рассмотрению. И по указу Великого Государя, царя и великого князя Петра Алексеевича, всея великия и малыя и белыя России самодержца, ближний боярин Казанский и Астраханский губернатор Петр Матвеевич Апраксин, слушав того доносительного письма, приказал под то монастырское строение оное Булгарское городище отвесть, да к тому монастырю около того городища намеря отмежевать земли пять сот четьи в поле, а вдву потомуж, да сенных покосов на пять тысяч копен, да лесу поверстного в угодье, вверх и вниз по реке Волге, и к степи по две версты длиннику и поперечнику, кроме помещиковых и вотчинниковых дач; а на строение того монастыря велено дать из казны Великого Государя, из большой Губернаторской Канцелярии, денег двести Рублев, железа сто пудов, извести двести бочек четвертных, да хлеба, ржи и овса по сту четьи. А для отводу оного Булгарского городища под монастырское строение и к тому монастырю земли и всяких угодей велено из Казани ехать ему дьяку Андрею, а приехав то Булгарское городище, осмотря, что на нем какого древнего строения есть, описать, и землю измеря отвесть под тот новоозначенный Успенский монастырь, положа в десятины, что его будет; да к тому монастырю около того городища намерять и отмежевать земли на пашню пять сот четьи в поле, а в дву потомуж, да сена пять тысяч копен, да лесу поверстного в угодье вверх и вниз по реке Волге и к степи по две версты длиннику и поперечнику, и учинить межи и грани и всякие признаки по статьям писцоваго наказу. И как оное Булгарское городище под тот новоозначенный Успенский Булгарский монастырь отведено, и земля отмежевана будет, и по которым урочищам, тому всему учинить, написав со всяким известием, книги; да те книги за своею и сторонних людей за руками подать в Казани ему ближнему боярину и губернатору Петру Матвеевичу Апраксину.

И по оному врученному ему наказу дьяк Андрей Михайлов, приехав на то прежде бывшее Булгарское городище, древнее строение, что во окружном земляном валу ныне есть, описал, и землю и лес и всякие угодья и сенные покосы мерил, и измерив под строение того монастыря, и для населения крестьян пашенные земли и лесу и сенные покосы, против положенного указу, к тому монастырю отвел, и той описи и земляной мере учинил мерные межевые книги».

Следующее за сим описание Булгарского городища и древних его зданий для большей определенности ^– и ясности мы изложим в сличении вышепоказанных позднейших описателей городища – Палласа, Лепехина (собственно Озерецковского), Свиньина, Кафтанникова, Второва и Березина, текст Выписи отличая от их описаний коммочками. Самые здания подведем под числа. Думаем, что не безполезен будет этот свод и самих прежних описателей между собою, тем более с первоначальным описанием зданий у дьяка Михайлова. Для большей ясности к статье прилагается: план местности Булгарского городища и отдельно некоторых более или менее сохранившихся зданий, нарочито сделанный на самом месте для председателя Московского Археологического Общества, графа А.С. Уварова в 1869 году. Сверх сего мы будем ссылаться на виды Булгарских зданий, отлитографированные в Иллюстрации 1846 г. №4 и 5. Издателю их, Кавелину, достались они по случаю от изыскателя древностей, вышепомянутого Казанского жителя Кафтанникова. Рисунки эти, говорит Кавелин, сняты Кафтанниковым с натуры во время неоднократного посещения развалин. В настоящее время они тем более интересны, что теперь против них в зданиях многое уже утратилось.

«А в межевых книгах писано: по осмотру и по мере того городичного места в окружном валу длиннику девять сот двадцать сажен, поперек шесть сот девяносто сажен трех-аршинных, а десятинами триста двенадцать десятин три четверти».

Позднейшие описатели в сем случае не согласны с Выписью, равно и между собою. Паллас стр. 186 говорит, что укрепление имеет вид неправильного полукружия, примыкающего концами к крутому берегу (с севера), и вал, оное окружающий, длиною (в Нем. подлиннике im Umfange – в объеме) по крайней мере на шесть верст, по Лепехину стр. 266 он имеет целую милю в окружности, или по Второву стр. 181 около 7 верст, по Свиньину стр. 7 вал заключает в себе 7 верст в длину (слишком преувеличено!) и около 4 в ширину, по Березину стр. 13 около 9 верст в окружности, считая и северный бок обращенный к утесу. См. план местности Булгарского городища 1869 г. и общий вид Булгарских развалин в Иллюстрации 1846 г.

«И из того числа под строение того монастыря отведено земли внутрь малого окопа, где был царский дом, длиннику восемьдесят, поперек шестьдесят сажен трех-аршинных».

Позднейшие описатели – Паллас и другие вовсе не упоминают об этом окопе: видно, что тогда следы его уже сгладились. Он находился на северной части окружного вала, в центре нынешнего села и обнимал нижеописанные четвероугольник, большой минарет, здания, бывшие под церковью и погребом монастырским, и три царских палаты. Этот окоп надобно отличать от другого так называемого малого городка, находившегося уже за окружным валом, на юге, который также был обведен небольшим валом в виде четвероугольника и составлял предместие или цитадель города. Об этом малом городке все означенные описатели Булгара говорят в другом месте, и описывают его иначе, кроме Палласа и Кафтанникова, которые о нем вовсе не упоминают. См. Лепехина стр. 271 (№№40–44), Свиньина стр. 31, Второва стр. 195, Березина стр. 11 и 12, слич. стр. 26. Тогда как Березин ханский дворец полагает в этом малом южном городке или цитадели (стр. 26), приведенные и нижеследующие слова Выписи с большим, конечно, авторитетом ханский дворец указывают в северном окопе. Свиньин стр. 11 находит и ясные признаки бывшего здесь большого ханского дворца, имевшего в фундаменте до 80 футов в длину и ширину, с башенками по углам.

Развалины №№1–4: «Да на том городичном месте, в окопе, где напред сего был тот царев дом, древнего каменного строения, по четырем углам четыре палаты круглых, в знак малого городка, мерою палата от палаты по восемнадцати сажен, вышины те палаты по полуторы сажени, а внутри тех полат, по одним стенам тринадцать, а по другим пятнадцать сажен» (т. е. такова мера уцелевшим между палатами стенам, слич. нижеприведенные слова Кафтанникова, также и Лепехина №33, где в длину вм. 30 чит. по 13 сажень).

У Лепехина сии четыре башни описаны под №№30–33, у Кафтанникова на стр. 42, 43, у Второва на стр. 184, у Свиньина помянуты на стр. 10. Кафтанников о четвероугольнике, каковой здесь изображается, пишет так: в средине селения, по близости новой церкви, видны развалины в виде ограды, окружавшей неправильно четырехугольное место или площадь; к углам ограды примыкают основания бывших башен... Длина стен между этих башен: западной 14 сажен – в средине ее были ворота, что приметно по углам; восточной 12 сажен, южной и северной длина с небольшим по 12 сажен. Тоже повторяет и Второв: минарет примыкает к неправильно – четвероугольному месту, образующемуся из следов стен, совершенно уже разрушенных, по углам которых видны четыре основания, как полагать можно, башен. Березин (стр. 19): большой минарет стоял в связи стен четвероугольника, по углам которого находятся основания башен. См. сей четвероугольник с прилежащим к нему большим минаретом на плане Булгарских зданий 1869 г. под №1.

№5. «Да исходный столп, которого еще и ныне в вышину одиннадцать сажен, а по сказке Татарского ахуна Кадыр-мамета, что де между тех (т. е. в числе тех четырех?) палат была мусульманской веры большая мизгить» (т. е. мечеть).

Всходный этот столп, известный под именем большого минарета, подробно описан Палласом, который представил и вид его (стр. 186, 187), и всеми другими, Лепехиным (№№270 и 341), Свиньиным (стр. 1 – 9), Кафтанниковым (стр. 43 и след.), Второвым (стр. 182, 183) и Березиным (стр. 18, 19). Вид его см. в Иллюстрации под заглавием: столп первый. Он находится вблизи вышеупомянутого четыреугольника, в одной только сажени (Лепехин и Кафтанников) от угловой северо-западной его башни; он весь сложен из дикого камня, основание имеет квадратное, в поперечнике 7½, арш., в высоту 5 арш., второй уступ осмиугольный высоты 4 арш. и на нем возвышается круглый столп в 8 арш. (Кафтанников); отсюда открывается все позорище развалин Булгара и богатая перспектива окрестности верст на 20. Паллас говорит, что столп этот или минарет несколько выше 12 сажен и ведущая наверх его лестница имеет 72 ступени, покрыт вновь сделанною деревянною крышею. Помянутая в Выписи палата, служившая мизгитью, на северо-западном угле четыреугольника, к которому примыкал минарет, по словам Палласа, было большое каменное здание с толстыми углами, в котором он также предполагает большую мечеть. Минарет преимущественно пред прочими зданиями уцелел от того, что Петр I-й, посетив развалины Булгара, приказал верхнюю часть его оковать железными обручами, а Казанский вице-губернатор Гурьев покрыл досчатою кровлею (Свиньин). Подкапываемый крестьянами, ищущими клада под ним, около 1832 года он значительно наклонился к церкви (Кафтанников), а около 1837 года, не смотря на эту наклонность, Казанскими Татарами он был оштукатурен и покрыт железною кровлею (Второв); но в 1841 году он пал и теперь уже не существует (Березин). Существование при этом минарете в четвероугольнике большой сборной или ханской мечети Кафтанников, Второв и Березин выводят и из того, что приезжающие к развалинам Магометане, Казанские Татары, Башкирцы, Хивинцы и Бухарцы, на этом месте совершают свое обрядное поклонение.

№6. «Да подле тех четырех палат пятая (а в общем счете 6-я) палата круглая ж, в которой ныне назначена Николаевская церковь; а мерою та палата длины и ширины по четыре сажени без пол-аршина, вышины четырех сажен».

Более обстоятельное описание делают Паллас и другие. Паллас говорит (стр. 187): в восточной стороне от минарета (по Кафтан. в 12 саж.) находится небольшая Татарская мечеть со сводами, которая очень крепко складена из разных и неровных камней. Нижняя часть оной четвероугольна, а верхняя осмиугольна и величиною простирается до пяти сажен квадратно. Вычинив мечеть посвятили церковью Николая Чудотворца и пр. У Лепехина см. под №29, у Кафтанникова стр. 52, 53, у Второва стр. 185, 186, у Березина стр. 20. Вид ее см. в Иллюстрации под заглавием: палата обращенная в церковь, а на плане 1869 г. под №2-м. Кафтанников и Второв замечают, что вход в здание был прежде с южной стороны чрез полукруглую дверь, которая впоследствии закладена и сделано в средине окно потому, что в палате окон не было. При переделывании ее в церковь дверь сделана с западной стороны; в стенах внутри четыре круглые впадины или ядра. Березин основательно предполагает, что это была первоначально магометанская надгробная молельня, а Свиньин стр. 10 замечает, что церковь Николая Чудотворца, по построении в 1734 году нового каменного храма усердием купца Вихляева, оставлена без всякого употребления.

№7. «Да посторонь тех палат еще палата четвероугольная, в которой есть и каменья кладбищные с Татарскою подписью, длиною и шириною по четыре сажени с аршином».

Из описания Кафтанникова, более точного и обстоятельного, видно, что здесь разумеется здание, в бытность здесь монастыря обращенное в погреб. На плане 1869 г. см. оное под №3-м. Кафтанников говорит (стр. 52): от минарета к северу в 16 саженях находится палатка. Основание этого здания четырехугольное, в поперечнике внутри четыре сажени один с четвертью аршин, высота до свода две сажени, а к верху снаружи имеет осьмиугольный вид: палатка эта, как заметно, была со сводом, который теперь уже обвалился, внутри ее круглые (как у предыдущей палаты) ядра или впадины и также, как там, вход в палатку с юга чрез полукруглую дверь, и окошек нет, кроме фальшивых внутри. Здание складено из дикого камня значительной величины. Близь дверей снаружи по обе стороны видны признаки бывших галерей. Во время существования здесь монастыря палатка эта служила ему вместо погреба. Тоже отчасти повторено у Второва стр. 186. У Палласа о сем здании упомянуто стр. 188 также вслед за предыдущим, обращенным в Никольскую церковь, у Лепехина оно значится под №35. Березин стр. 20, судя по сходству его с предыдущим, полагает, что и это здание было надгробной молельней. Такое предположение совершенно подтверждается известием нашей Выписи о надгробных здесь камнях с Татарскою подписью. Паллас и другие описатели умалчивают о сих камнях, конечно, потому, что при обращении здания в погреб, они были отсюда вынесены или, вероятнее, употреблены в Фундамент выше помянутой новой церкви, так как для сего, по сказке старожилов, собраны были сюда таковые камни со всех развалин (см. Свиньина стр. 12). Свиньин (стр. 10) это, равно как и предыдущее здание Николаевской церкви, несправедливо считает наугольными башнями четвероугольника.

№8–10. «Да против тех четырех палат отшед сажень с десять три палаты больших, в которых был дом прежних царей».

Кажется, об этих зданиях вслед за монастырским погребом говорит Паллас с. 188: все прочие старинные строения, из коих еще четыре стоят без повреждения, находятся внутри вала со множеством развалившихся стен и с основаниями жилых домов. Но прямо существование здесь трех ханских палат признает Свиньин. Он говорит стр. 11: можно полагать, что и прочие три башни (близь четвероугольника) были подобного размера и вида, – и далее из огромности фундаментов выводит, что здесь был ханский дворец. – От этого ханского дворца нужно отличать так называемые ханские палаты надгробные или мавзолеи, о которых говорят Кафтанников и Второв. Первый на стр. 55: на этом кладбище (царском или ханском к востоку от малого минарета) одна из палат, выстроенная над прахом какого-то Болгарского хана, и до сих пор называется ханскою. Второв на стр. 194 пишет: так называемые ханские палаты, лежащие саженях в 200 от предыдущей палаты к северу (отстоящей в 15 саженях от малого минарета, см. о нем ниже) ныне совершенно уже разрушились. По грудам камней, которые теперь можно видеть здесь, трудно решить об устройстве здания.

№11. «Да за окопом в большом окружном валу палата снизу четвероугольная, мерою все стены по три сажени без полуаршина, – знатно была о дву жильях, с исподи вход в одни двери, в верхнем жилье шестеры двери, вверх до сводов осмигранная; в той палате окон, в нижнем ярусе четыре окна четвероугольные, в верхнем ярусе восемь окон круглых, вверху свода окно круглое. Круг тоя палаты приделы без сводов, ветхие: с одной стороны с приходу от монастыря на правой стороне два придела длины по две сажени, ширины по сажени, на левой стороне той же палаты один придел длины пять сажен с аршином, поперек сажень с аршином».

Из сличения прочих описателей местности видно, что здесь говорится о слывущей в народе Черной или судебной палате: здание великолепное, отстоящее по Второву (стр. 187) саженях в 200 от большого минарета к югу. Вид этой палаты см. в Иллюстрации: Черная палата и внутренность ее, на плане 1869 г. №6. Предварительно мы разрешим здесь некоторые кажущиеся несогласия Выписи с помянутыми описаниями. Во 1-х, выражение «да за окопом в большом окружном валу» отнюдь не означает, чтобы сей окоп был вне окружного вала. Он был в черте сего же вала, но составлял особую в нем часть с вышеописанными зданиями, особенной важности: все нижеследующие здания находились вне этой части, в черте лишь большого окружного вала. Во 2-х, палата эта по Выписи снизу четвероугольная, мерою все стены по три сажени без полуаршина, тогда как Свиньин (с. 21) в основании ее показывает около 4 сажен, Кафтанников (с. 59) с северной и южной стороны по 4 сажени с половиною, а с восточной и западной по 4 саж. с аршином, что самое по Второву (с. 187) составляет 17 аршин в диаметре. Но надобно заметить, как мы сказали в самом начале, мера дьяка Михайлова вообще несколько меньше нынешней, если и не брать во внимание разных способов измерения (см. и ниже меру Белой палаты). Далее Выпись говорить только о двух жильях или этажах здания, и притом лишь предположительно: знатно была о двух жильях. Два эти жилья, очевидно, включают в себе все четыре этажа, в описаниях допускаемые, именно нижнее жилье означает 1 и 2-й этаж, а верхнее 3 и 4-й.

Таким образом в нижнем жилье Выпись указывает четыре окна четвероугольные; по прочим описаниям это суть четыре полукруглые (точнее арочные) двери во втором этаже. Если описателям, между 1-м и 2-м этажами не допускавшим никакого сообщения, для входа во второй естественно было предположить в нем двери (но к чему такое множество дверей?): то дьяку, составившему настоящий акт, когда он два мнимые этажа совмещал в одно жилье, естественно было те же самые отверстия назвать окнами, – и в этом случае, как увидим ниже, правда была на его стороне. Только эти окна назвал дьяк четвероугольными, а не арочными, не потому ли, что арки над окнами вероятно сделаны уже после, когда вновь были пробиты здесь же два небольших окна с южной и западной стороны (см. о сем ниже). В верхнем жилье восемь окон круглых, очевидно, суть восемь окон в осмерике (на мнимом 4-м ярусе) с овальными или острыми сводами находящиеся в 3-м ярусе окна с длинными и многогранными капителями дьяк принял за двери, как скоро допустил в здании два жилья: только вместо четырех окон откуда у него взялось шесть дверей, не понимаем. Что касается до пристроек или приделов, то, когда, по словам дьяка, с приходу от монастыря на правой стороне два придела, а на левой один, полагая монастырь с северной стороны под сею правою стороною здания мы разумеем с-западную, а под левою с-восточную. В сем случае Выпись ближе подходит к словам Свиньина, показывающего на восточной стороне одну только пристройку, а на западной три, тогда как по Палласу, Кафтанникову и Второву выходит совсем на оборот.

Теперь мы приведем слова прочих описателей, служащие к объяснению описываемого здания. Паллас говорит, стр. 189, что оно находилось в самой средине бывшего города Булгара и, по отменной архитектуре его, при своем описании помещает самый рисунок его на таблице к стр. 186 под буквою С. Склоняясь к молве народной, что это была судебная палата, и предполагая в здании несколько отделений или ярусов, Паллас замечает, что нижний ярус со вторым не имел никакого сообщения. О пристройках по Палласу сказано выше. Свиньин стр. 20 и след. также склоняется признать здание верховным судилищем и допускает в нем 4 яруса, отделяющиеся между собою деревянными полами или и накатами. В нижнем ярусе, по его словам, не имеющем никакого сообщения с следующим и ни одного окна к освещению своему, он предполагает тюрьму, а пристройки около сего этажа считает галереею всего здания. Во втором этаже, говорит, находится по полукруглой двери в средине каждой из четырех сторон, а с южной и западной стороны еще по два окошечка по бокам; третий ярус освещен только четырьмя окошками, устроенными над дверьми второго яруса и украшенными карнизом с острыми углами или фронтоном; четвертый ярус, представляя вид осьмиугольника, имеет столько же окошек, подобных сим последним. Но, заметим мы, когда эта мысль о 4-х ярусах, якобы разделяющихся накатником, ничем не доказана и явно несообразна с высотою самых ярусов (см. ниже): то при этом само собою падает и предположение о тюрьме в нижнем этаже. Кафтанников стр. 59, допуская в здании 4 яруса, говорит однако же, что они, кажется, не отделялись между собою, кроме нижнего, над которым приметны гнезда для перекладин пола; единственный вход в нижний этаж с северной стороны, во втором этаже над северною дверью с наружной стороны сделана каменная доска, на которой, кажется, была надпись. Пристройки к зданию (с восточной стороны три, с южной две, с западной одна) Кафтанников считает основаниями для галереи. Второв, как и вообще, повторяет здесь (стр. 187, 188) слова Кафтанникова, но уже решительно опровергая мнение Свиньина об отделении четырех этажей здания одного от другого деревянным полом. Тщательнее всех и ближе к истине исследовал и определил здание г. Березин стр. 15–18. Мнение, что здесь было ханское судилище с тюрьмами внизу, говорить он, во всех частях своих совершенно ложно: Судная палата есть нечто иное, как одна из лучших Булгарских мечетей. Расположение здания переднею частью на юго-запад (т. е. к Мекке) указывает его назначение, а название Судной палаты принадлежит к числу новейших и притом ложных толкований. Единственный вход был с северо-восточной стороны; – прямо против входа внутри здания находился «михраб» – указание Меккской стороны с разными украшениями и ниши квадратные или полукруглые. Мечеть делится на четыре яруса только разною фигурою кладки их, но не на самом деле, и напрасно некоторые видят здесь даже следы полов и потолков: деление на ярусы полами и потолками нельзя допустить самым неопытным глазом даже и потому, что в этих ярусах приходилось бы не ходить прямо, а ползать на четвереньках, – так они оказались бы низки. Архитектура здания и его отделка, продолжает Березин, совершенно следуют правилам Арабских архитекторов; но мечеть представляет и некоторые оригинальности – в окнах с их овальными или острыми сводами, в пилястрах с длинными и многогранными капителями, в больших звездах по бокам окон третьего этажа, в фальшивых арках, в переходе из четвероугольного здания в круглое с куполом, – все это вполне соответствует условиям Арабской архитектуры, притом Месопотамской, так как Болгары состояли преимущественно в сношениях с Багдадом. Освещение мечети достаточно от тех окон, которые она имеет. Небольшие четвероугольные отверстия с южной и западной стороны Березин объявляет вновь пробитыми, а в самом начале не бывшими, и наконец оригинальность постройки мечети находит еще в делении ее на ярусы, хотя, говорит, подобное встречается и у Арабских мечетей, но не в таком числе ярусов. Примыкавшие к мечети постройки весьма правдоподобно Березин считает помещениями для служителей мечети и может быть для духовного магометанского училища (медресе). Все это объяснение г. Березина сколько сообразно с устройством Арабских мечетей, столько же с словами первого описателя Булгарских развалин дьяка Михайлова.

№12. «Палата крестообразная, мерою пяти сажен, в той палате в глубину восемь ходов выкладены каменьем, а сколь те ходы глубоки и какое там строение, того осмотреть за утеснением проходов не возможно; в той же палате в стенах четыре окна круглых, да вверху свода окно круглое ж. Да в углах той палаты четыре палаты, мерою длины и ширины по сажени с аршином, в том числе в дву палатах в глубину ход; да во всех тех палатах вверху сводов по одному окну круглых. Да с дву сторон большой палаты две палаты ветхи, длиною (1-я) по три сажени с аршином, шириною по сажени с аршином; у той же палаты в сторонах две палаты ветхи и своды обвалились; (2-я) палата четвероугольная, мерою длины и ширины по три сажени с полуаршином, ход в одни двери, в ней два окна четвероугольные, да вверху свода окна большое круглое».

Очевидно, здесь описано другое не менее предыдущего замечательное по строению своему здание, известное в народе под именем Белой палаты, отстоящее от Черной по прямой линии к югу во 100 саженях. У Палласа представлен как вид, так и план палаты с масштабом на таблице к стр. 190 под буквами: D и E. Вид ее см. в Иллюстрации: Белая палата и средняя в ней комната, на плане 1869 г. №7-й. Описание ее в настоящем акте отчасти представляет существенные дополнения и объяснения позднейшим описаниям, по которым с большею вероятностью можно заключать и о назначении здания. Мера палате, т. е. главному квадрату без пристроек его, положена здесь во все стороны 5-ти саженная, также, как выше, с некоторым уменьшением против нынешнего; во глубине или под полом ее имеется восемь ходов, выкладенных камнем, которых глубину и строение за теснотою проходов не мог осмотреть описатель – дьяк: очевидно, здесь разумеются открытые впоследствии профессором Ердманом пять параллельных каналов под полом крестообразной палаты от севера в югу и столько же от запада на восток, так что они пересекаются прямыми углами, каждый из сих каналов, по мнению профессора, имел не более 1½, фута шир. и 2½, глубины. В стенах палаты по Выписи четыре окна круглых, да вверху, обнимающего ее свода окно круглое же: последнее Свиньин (стр. 25) и за ним прочие точнее называют осьмиугольным; а окон по сторонам у Свиньина показано только два, но у Кафтанникова (стр. 61) и Второва (с. 190), равно и у Березина (стр. 23) все четыре, только последний (стр. 24) напрасно сомневается в существовании отверстия в главном куполе. Две угловые палаты или точнее комнаты, из коих по Выписи был спуск вниз в вышеозначенные каналы или каменные ходы, по слонам Березина (там же) были южные, т. е. юго-восточная и юго-западная (тоже и Паллас стр. 191 и друг.). Значащиеся по сторонам главной крестообразной палаты две пристройки, первая, состоящая из трех комнат, по прочим описаниям должна быть с южной стороны, вторая – четвероугольная – с северной стороны; о круглом окне в своде ее говорит и Кафтанников (стр. 61), но странно, что Выпись не упоминает о следующей за сим продолговатой комнате, из которой ход был в главную крестообразную палату. Паллас (стр. 190) в дополнение Выписи говорит, что северная пристройка, содержащая четвероугольную, т. е. квадратную переднюю и потом продолговатую комнаты, сделана из кирпичей, а главное здание – из огромных отесаных камней, длиною почти в аршин, шириною больше полуаршина, и толщиною в пядень, что четыре угловых комнаты в главном здании, между которыми в средине остается просторный ход накрест, имеют двери не в боковых своих стенах, но в самом том углу, который выходит к этому среднему ходу. В подпольных ходах или погребе, Паллас думает, хоронились тела умерших, а в пристройках были медресе или мусульманские духовные училища. Свиньин (стр. 24–30) замечает, что кирпичная пристройка с северной стороны с двумя означенными комнатами в его время совершенно уже разрушилась и от нее остались только два отдельные столба или полуарки, а от южной пристройки только фундамент, равно как обрушилась и капитальная стена с сей южной стороны, – и не знает, за что принять все здание, за храм ли Греческий, судя по крестообразному его строению, за магометанскую ли мечеть, как думал Паллас, или за ханскую баню, которой довольно признаков открыл Ердман. При этом Свиньин высказывает свое (впрочем странное) мнение: что здание первоначально, когда Болгары исповедовали еще Браминскую веру (?), было не что иное, как Индийский пагод, но потом по обстоятельствам из сего назначения перешло в другое, при чем и деланы были к нему разные пристройки и поправки. Кафтанников (стр. 60–64) длину всего здания с пристройками от севера к югу определяет 13 саж. и 2 арш.; в обеих комнатах пристройки с северной стороны, равно и в главном здании в угловой юго-западной комнате находит следы вставленной в стены глиняной трубы, а в юго-восточной комнате признаки бассейна; находящиеся под полом ходы, совершенно теперь разрушенные и заваленные мусором, Кафтанников рассмотреть не мог, но из рассказов старожилов и собственных вышеозначенных открытий убедился, что здесь были водопроводы, и в здании вслед за Ердманом признал ханскую баню, указывая сходные с нею и в Крыму и в Азове. Второв (стр. 190–192) между прочим пишет, что в главном здании четыре отдельные купола, бывшие над угловыми комнатами, большею частью обрушились, кроме юго-западного, более прочих уцелевшего. Высота большому среднему куполу над крестом 3 сажени, а этим четырем над угловыми комнатами с небольшим 2 саж. В назначении здания Второв согласен с предположением Ердмана, перечисляя все сделанные им в подтверждение сего открытия. По словам Березина (с. 22–26) крестообразная архитектура Белой палаты с угловыми комнатами весьма употребительна на Востоке, что в Персии, Турции и других странах с одной стороны так строятся увеселительные загородные дачи или приемные залы в больших домах и дворцах, а с другой мусульманские бани. Сам он решительно склоняется в Белой палате признать таковую баню, хотя и представляет некоторые на то возражения, северную и южную пристройки он оставляет за служителями в бане. – С своей стороны, предположению проф. Ердмана, основанному на ясных, открытых им признаках и так распространившемуся, мы думаем найти подтверждение в Землеописании Абулфеды. Здесь в 28 таблице, описывая Булгар на Волге, никакой другой замечательности в нем Абулфеда не поставляет на вид, кроме трех бань, которыми, видно, славился город. Именно он говорит: Болар, у Арабов называемый Болгар, город на крайнем обитаемом севере, не далеко от берега Волги... находится на низменном месте: три там бани. Жители – мусульмане Ганефитского толка¹³; нет там ни плодов садовых, ни дерев, производящих оные, по чрезвычайной стуже, равным образом вовсе нет там винограда¹⁴.

№13–15. «Всходный столп вышины семь сажен, кругом восемь сажен. У того столпа две мечети четвероугольные, без сводов, мерою те мечети длины и ширины по три сажени, в том числе у одной мечети трои двери, четыре окна четвероугольных, у той же мечети приделок без своду длины и ширины по сажени, вход в одни двери без окон, у другой мечети три стены целых, на тех стенах по окну четвероугольных, четвертой стены половина до своду вывалилось. Вышины те палаты по две сажени».

Всходный столп, о котором идет здесь речь, по соображению с другими описателями, есть названный у них малый минарет, с прилежащими к нему зданиями. Вид сего минарета с прилежащими к нему палатами см. в Иллюстрации №8 и 9, план минарета 1869 г. под №5, а смежных зданий под №4-м. Малый минарет, по Второву, находился в полуверсте от большого минарета к юго-востоку, а две мечети саженях в 15 от малого минарета к северо-западу.

Паллас говорит стр. 188,что эта башня или минарет находилась в поле (т. е. за селом) в 50 саж. от монастыря (т. е. от ограды или черты монастырской) в юго-западной (ЮВ?) стороне, что в стенах она очень толста и вышиною (д. б. в окружности, см. ниже у Второва) около 9 сажен. Не далеко от оной и несколько ближе к монастырю, продолжает Паллас, видно основание пространного строения, на котором, может быть, находилась принадлежащая к сей башне мечеть. По Лепехину (стр. 267, №5. 6.) минарет этот есть круглый каменный столп, в окружности 8, а вышиною 7 сажен. При оном столпе стоят две палаты, из коих одной длина и ширина по 3 сажени с половиною, а другой ровно по 3 саж.: вышина обеих в две сажени. Свиньин (стр. 19) башню или малый минарет называет подобною большому минарету и при ней, замечает, – фундамент мечети или неправильного четвероугольника в 3 ¼ саж. длины, а с юга и запада от них, говорит, еще остатки двух небольших палат, при коих, по преданию, похоронены мусульманские святые. Но здания более обстоятельно описаны у Кафтанникова стр. 53. 54. и Второва стр. 192–194. Лестница, ведущая на высоту малого минарета, говорит Кафтанников, о 48 каменных ступенях. Здание, теперь в большом упадке и потому решаться взойти на него трудно и опасно. К востоку от него в 60-ти шагах (по Палласу, Второву и Березину к северо-западу) два четвероугольные здания, которые прежде были соединены между собою¹⁵ длина и ширина первого около 4 саж., верх второго яруса внутри осьмиугольный. Заметно, что здание имело свод, в южной и западной сторонах небольшие полукруглые двери. У восточной стороны снаружи приметно основание четырехугольного здания.¹⁶ Второе здание, продолжает Кафтанников, от первого в расстоянии 2½ саж., в основании продолговато-четырехугольное а к верху осьмиугольное; северная и восточная стены совершенно разрушены. Второв говорит о малом минарете: квадратное основание его, имеющее около 9 саж. в окружности и до 4-х арш. высоты, переходит потом в осьмиугольный уступ, вышиною в 2 арш. На этом уступе возвышается круглый столб в 4 сажени, оканчивающийся отступом вышиною в сажень. За сим говорится о недавнем возобновлении этого столба на пожертвования Татар и о развалинах палат близь него. Саженях в 15 от малого минарета к северо-западу (по Кафтанннкову в 60-ти шагах к востоку) лежат развалины палаты, имеющей квадратное основание, до 4-х сажен в диаметре. Палата сия из квадрата переходит в осьмиугольник, а потом в шестнадцатиугольник и, как заметно, оканчивалась круглым сводом, ныне совершенно обрушившимся. Вышина ее 2½ саж., входы с южной и западной сторон чрез полукруглые двери. Палата освещается только двумя небольшими окнами, находящимися в тех же стенах, где двери. К восточной и западной сторонам примыкали строения, из коих около последней еще уцелели две стены. По предположениям некоторых путешественников это развалины мечети, вблизи которой находящаяся башня служила минаретом. Березин стр. 21 в малом минарете также дает заметить совершенное сходство с большим. Здание, находящееся к северо-западу от малого минарета также, говорит, есть не что иное, как сборная мечеть, в которой моление совершалось, вероятно, в нескольких отделениях. Главное, оно же и среднее, отделение стоит доныне, и направлением к юго-западу указывает свое назначение (т. е. мечети). Остатки здания на запад носят тот же характер. – Вообще эти здания ни способом постройки, ни архитектурою не отличаются от тюрбэ – надгробных молельней, пристраиваемых при мечетях. Здания сии, вероятно, состояли в связи с малым минаретом и, глядя на молящихся здесь Татар, обведших особенною загородкою могилы своих шейхов, я согласен допустить на дворе этой мечети кладбище, на коем действительно, как утверждает Татарское предание, были похоронены какие-нибудь Булгарские чтимые мужи.

№16. «Палата четвероугольная без своду, мерою длины полсемы сажени (т. е. 6 ½ саж.), ширины пять сажень с аршином, вышины полторы сажени; посреди с тех двух сторон вывалилось до пошвы стен (sic)».

Ни у кого из прочих описателей нет ни описания, ни даже упоминания об этой палате. Только Лепехин под №1, кажется, ее описывает следующим образом: палата, стоящая в околице Болгарской слободы, длиною 6, шириною 5 сажен, а вышины показать не можно, потому что стены ее развалились.

№17. «Палата четвероугольная с одного угла до половины стены до своду целы, мерою по пошве длины и ширины по три сажени, вход в одни двери».

И об этой палате у прочих нет никакого известия, исключая разве того же Лепехина, разумеющего ее под 2 или 3 №№описываемых им зданий. Под №2 он говорить: в той же околице палата, расстоянием от первой в 45 саж., в длину и ширину по 3 сажени, а верх у оной, также как и у первой, развалился. Под №3: расстоянием от второй палаты в 16 саженях видно одно только палаты основание, которое в длину и ширину по три сажени.

№18. «Да за валом к Волге реке палата четвероугольная без сводов, мерою длины пять сажень с аршином, поперек полчетверты (т. е. З ½) сажени, вышины сажень: вход в тое палату в одни двери, – знатно, что та палата была напред сего церковью; потому что около ее многие есть кладбищные каменья с подписьми, а подписи походили на Армянские письма. От той палаты столп небольшой в знак часовни, вышины полторы сажени, кругом три сажени».

Изображаемую здесь палату прочие описатели называют Греческою, которая по Второву стр. 194 находилась около полторы версты от большого минарета к западу, в лесу за валом. Паллас о ней говорит стр. 188: за валом есть в западной стороне остатки знатного строения, которое мужики, не знаю по какой причине, называют Греческою палатою. Лепехин, вероятно, это строение разумеет под №40: за валом от столба в 79 саженях (а столб сам отстоял от вала в 67 саж.) развалившейся палате длина и ширина по 5 саж. Свиньин стр. 31 на то, что здание простолюдины называют Греческою палатою, замечает, что нет никакого признака, по коему археолог мог бы угадать и подтвердить истину сего предания: в таком развалины его находятся разрушении, и оно должно быть весьма давнее, ибо на самом фундаменте выросли толстые березы. Второву (стр. 194) также неизвестно, почему палата, теперь почти совсем уже разрушившаяся, называется Греческою: стены ее, говорит он, возвышающиеся еще аршина на два, составляют четвероугольник, имеющий около 6 сажен в длину и до 5 в ширину. Березин говорит (стр. 26): в предместий городском сохранилось основание одного здания, известного под именем Греческой палаты (у Лепехина №40). Направление здания показывает, что это не была церковь: вероятно, здесь было складочное место для ценных товаров, или жилище какого-нибудь богатого иностранного купца, – постоянного жителя Булгара. Г. Шмидт придает этому зданию башни и вал, но этого ныне не приметно. – Что касается до значащегося в Выписи небольшого столба при палате, принятого дьяком за часовню, то о ней из означенных описателей ни у кого никакого следа нет. Относительно назначения палаты с своей стороны скажем, что объяснению Березина противоречат указываемые при ней дьяком кладбищные каменья с подписями, показывающие, что здесь был храм. И храм этот сам дьяк предполагает не магометанский, а христианский, когда называет его не мечетью, как выше, а церковью, и столп при ней не мизгитью, а часовней. Не принимая и не отвергая предания, по сказанию простолюдинов, чтоб это была Греческая церковь, мы можем указать на вещи, по-видимому, подтверждающие оное: на найденный в развалинах Булгара медный, вызолоченный образ древней Греческой работы и такой же работы медный Крест, о которых говорит Свиньин (стр. 17–28) и Березин (стр. 68–71). Но, с другой стороны, когда дьяк надгробные подписи находит Армянскими, и когда в развалинах Булгара действительно открыты и при Петре 1-м и в недавние времена эпитафии христианских Армян (Березина – Булгар на Волге, стр. 64–66), а никаких Греческих не найдено: то это наводит на мысль, не был ли означенный храм Армянский.

№19–21. «Да у другого конца того ж поперечника (?!), за валом же, три палаты, две стоят одна против другой, развалились до половины, а третья особо от них, в десяти саженях, развалилась вся».

Место это так неопределенно, что из сличения с прочими описателями (хотя и в них, сказать вообще не к чести Русского пера, замечается подобная неопределенность) нельзя понять, что такое описывается. Кажется, что об этих зданиях говорит Лепехин под №№36, 37 и 38.

Этим заключается у дьяка Михайлова описание развалин Булгарских. При этом странно нам кажется, что ни в Выписи, ни у прочих описателей не видно того хорошо уцелевшего и описанного Палласом на стр. 188 квадратного здания, которое он принимает за мечеть и на таблице к 188 листу прилагает самый вид его. – Далее в Выписи следует длинное и утомительное описание межей и граней отведенной монастырю земли, что к нашей статье вовсе не относится. Заметим разве здесь для топографии Болгарского городища два следующие места: в первом из них говорится, что грани стоят в углу подле увалу и речки Меленки по конец старого Татарского селища, где наперед сего бывал их Татарский Яга-Базар. Речка Меленка протекает от развалин Булгара на запад в Волгу. А помянутый Ага-Базар, известный и ныне, есть пристань, находящаяся в 6 верстах от Булгара близь Волги (как оказывается она и по Выписи) с признаками и остатками бывших зданий. Во втором месте говорится, что монастырю сверх указного числа земли оставлено «длинного болота, сквозь которое течет вышеписанная речка Меленка, на скотинный выпуск 50 десятин для того, что та речка и болото под самым Болгарским городищем». Означение показанного селища Ага-Базар, речки Меленки и этого болота в настоящем акте, относительно древнем, имеет вес и в решении вопроса, занимающего многих, о первоначальном течении Волги мимо самого Булгара (см. Свиньина стр. 6, Кафтанникова 50. 51, Второва 180 и Березина 7–9).

Южный городок и другие там здания не показаны в Выписи: ибо дьяк по делу своему занимался только северною половиною развалин. Этому недостатку мы несколько поможем выпискою из другого акта XVII в. У Березина (стр. 26)говорится, что в этом южном городке или цитадели находился якобы ханский дворец с помещением для войск и придворных служителей, что дворец был обведен особым неглубоким рвом; у северного входа его стояли две башни, у южного одна, – все четвороугольные, что к СВ. углу дворца примыкал небольшой четвероугольник, обведенный валом. Все это утверждается лишь по фундаментам зданий, и уже по аналогии наводится, что башни и дворец был каменный. Сверх того Второв (стр. 195) говорит, что в недальнем расстоянии от подошвы горы, на которой находятся развалины малого городка, за болотом возвышается довольно большой бугор с кучею камней, свидетельствующих, что и на этом месте было здание, – по преданию тут стоял маяк. В нижепомянутой памяти 1659 г. о патриаршей земле и угодьях по рекам Майне и Утке¹⁷ указываются эти ров и вал и башни каменные и вышепомянутый маяк таким образом: «а едучи дорогою (от Балымского городища, т. е. с юга) к Болгарскому городищу да по каменной старой Татарской столб, а стоит тот столб возле дороги на правой стороне, а с того каменного столба направо по старому Татарскому валу во рву береза, а с той березы на старые Татарские каменные на две палаты, а на тех палатах выросли рябины, а перед теми палатами стоит дуб кудреватый в долине, а перед тем дубом стоит близко третья Татарская палата каменная».

Верстах в 15-ти от Булгара на Волге к югу протекают две реки, Утка и Майна, параллельно одна другой идущие, но в устьях соединяющиеся и обе впадающие в Волгу. На этих двух реках было четыре городища или укрепленных места: 1) Маинское 2) Кокрышское, 3) Балымерское и 4) Уткинское. Все они – Казанской губернии, Спасского уезда. Мы имеем сведения о них из двух древних актов: а) из памяти Макарию Кисловскому 167 (1659) года Марта 31 о бывших по вышеозначенным двум рекам Майне и Утке за Патриаршим Домом рыбных ловлях, земли и покосах, которые теперь велено было отдавать в оброк охочим людям¹⁸, и б) из отводных книг Казанца Баранова и при нем подъячево Чередеева по наказу от Казанских воевод в апреле 176 (1668) года об измерении и описании земли по рекам Майне и Утке, особенно же старых городищ, валов, осыпей и бывших крепостей, с тою целью, чтоб отдать сии земли под поселение и в надел пленной (после Польской войны). Польской шляхте полковнику Гаславскому с прочими, а бывшие городища и всякие крепости обновить¹⁹. В памяти пишется: «меж рек Майны и Утки 1) Маинское городище в длину сажень в пятьдесят, поперек сажень с сорок». По Подробной карте Российской Империи, сочиненной при собственном Его Императорского Величества депо карт, на карте XVIII здесь означен Городок, от Булгара на Волге по прямому направлению верстах в 20-ти на юге; см. и его на приложенной при сем карте городищ. «Меж Утки и Болгарского городища (Булгара на Волге) – продолжает память – пашенной земли на 4200 чети и вверх той пашенной земли стоит 2) Старое Татарское городище, близко Утки реки, словет Кокрышское (в той же Подробной карте оно названо: Козмодемьянское, Кокрятское городище тож, верстах в 8 от Майнского городища на СВ. См. карту городищ), а ныне на том городище варят селитру про государев обиход, а того Кокрышского городища по мере в длину на полверсты, поперек тоже. А едучи от того Селитренного городища к Волге реке, по одной стороне подле Утки реки на низ хоромной лес длины 3 версты, поперек полверсты, да в отмерной пашенной земле два озерка небольших круглых длиною по сту сажень, поперек по 70-ти сажень – а переедучи ту отмерную пашенную землю на высокой горе 3) Татарское Балымерское городище (в вышеозначенной Подробной карте оно стоит под сим же именем Балымер, см. на карте городищ – от Кокрятского городища верстах в 15-ти на СЗ). В длину того Балымерского городища на 300 сажень, поперек на 250 сажень. От Волги версты с две, а от того Балымерского городища, версты с четыре, близко Утки реки другое 4) Татарское городище словет Утинское (чит. Уткинское, как в других местах), а около того городища ров, глубиною в сажень, а по мере того селища (т. е. как из последующего видно, бывшего тут села, Никольского-Полянки, см. на Подробной карте Рос. империи, и на нашей карте городищ) в длину на 70 сажень, поперек на 40 сажень. От Болгарского городища и до Балымерского городища хоромного соснового лесу и с бортными ухожаи на 12 верст, поперек 4 версты». В отводных книгах Баранова говорится: (отведено сенных покосов) «по Волге реке и за Майною рекою от Вышнего городища вверх по Майне реке (это – по предыдущему акту Майнское городище, в отводных книгах далее названное Высоким городищем, видно, по возвышенному своему положению, около него пишется ров)... да подле Балымского городища от Утки реки с верху (т. е. с самой северной ее оконечности, подходящей к Балымскому городищу) где прежь сего была патриаршая деревня Полянка. А Балымское городище отписано на Великого Государя». Ниже: «по другую сторону Утки реки городище (по предыдущему акту и нижеследующим словам – Уткинское), а в нем осыпь, а круг осыпи три рва, а по обе стороны того городища селище, что прежь сего было патриаршее село... За тем болотом городище, и на нем преже сего варена селитра, а круг того городища вал да два рва, а от того Селитреного городища едучи вверх по Утке реке над Уткою ж рекою городище, словет Кокря». (Из предыдущего акта, представляющего селитренное производство в Кокрышском городище, видно, что это Селитреное городище есть не что иное, как продолжение того же Кокрышского). При всем старании и переписке с разными лицами мы не могли добиться сведений о настоящем положении всех сих городищ. – Древний Татарский город Балымер, о котором пишет в своем Журнале капитан Рычков (см. ниже о городище Билярском) по всей вероятности надобно отличать от вышеозначенного Балымерского городища: он находился близь пригорода Билярска.

Верстах в 20-ти от устья Майны на юго-запад, вниз по течению Волги, в 5 от нее верстах, находится старое село Ботма, Архангельское и Репьевка тож (ныне Самарской губернии, Ставропольского уезда. См. на карте городищ). Священник этого села Валентин Умов очень обязательно сообщил нам, что в ограде их церкви, за особою загородкою, есть старинный надгробный камень с Татарскою подписью в длину четвертей 9, в ширину 3, толщины 5½, верш., а за тем, по просьбе нашей, прислал на тонкой прозрачной бумаге и точную копию с сей подписи. Копия эта для рассмотрения и перевода препровождена в С.-Петербург к известному ориенталисту и г. академику Влад. Влад. Вельяминову-Зернову. Но к сожалению, мы не имеем еще ни перевода, ни частнейших сведений о подписи: знаем только вообще, что она относится к XV или XVI веку и такого же характера, как три надгробные Булгарские надписи, перевод с коих помещен в Известиях Спб. Археологического Общества т. IV стр. 395. Во всяком случае памятник показывает, что прежде здесь жили Татары, как это видно, по словам священника, и из Татарского названия речки Бикуль, при коей стоит село. За тем тот же священник писал, что около села Репьевки есть следы нескольких кладбищ с костями человеческими, думать надобно, Татарских. Одно из них в версте от Репьевки, другое в трех верстах, третье верстах в семи близь приходской деревни Ерзовки, и верстах в 13-ти на СЗ. близь села Головкина; последнее кладбище у народа называется мазарским, т. е. Татарским²⁰. Крестьяне не редко из земля выпахивают серебреные вещи, наприм. запястья и мелкие с Татарскою надписью серебреные деньги. «В приходской нашей деревне Юрманках (в 10 верстах на восток, см. ее на карте городищ), говорит он, тоже есть место с костями человеческими, а местонаселение самой деревни, по моему мнению, замечательно тем, что деревня эта стоит на мысу, с двух сторон ее топкие болота, по третью сторону река Урень, а с четвертой, при въезде в деревню – ров, который по отзывам стариков был весьма глубок, он был, как говорят, наполнен водою и чрез него был мост. Ров этот ныне не так уже велик, но вал очень порядочный. Предполагают, что тут была крепостца во время населения этой местности неверными».

Все эти городища более или менее удовлетворительно описаны в 1770 г. капитаном Рычковым в его Журнале или Дневных Записках путешествия по России стр. 3–24. Первое (Самарской губернии, Ставропольского уезда, см. на карте городищ) находится на высокой горе при речке Кандале, впадающей в Майну, против самого села Кандалы, стоящего на другой стороне речки. От Кокрякского городища это будет верстах в 15 на юг. Городок укреплен или обнесен с трех сторон двумя крутыми валами, – отделенными один от другого довольно глубоким рвом, в виде дуги или точнее скобы с немного закругленными углами, так что оба конца его упираются в крутизну горы, на которой он стоит. У Рычкова приложен и вид его с масштабом. Окружность городка, определяемого сими валами, составляет 300 сажен. По преданию туземцев это было Болгарское жилище. Далее по дороге к пригороду Билярску, верстах в 15 от Кандалинского городища, при Татарской деревне Старый Боран (Казанской губернии, Спасского уезда, см. на карте городищ) в густом лесу такой же и в ту же меру городок, укрепленный валами, а в 4-х от него верстах еще третий, с двойными валами, и недалеко от него четвертый. В 15 от них верстах, а в 3-х от Татарской деревни Чибаш (того же уезда, см. на карте городищ) такое точно, как Кандалинское в виде дуги или скобы укрепление, обнесенное тремя высокими валами и тремя глубокими каналами. Концы их обращены к речке Чибаш, за коей – места болотистые. Широта городка 86 саж., а длина 91 саж., внутри – бугры из красного кирпича и белого дикого камня, показывающие, что тут были здания. Эти признаки зданий находятся и вне укрепления на большое пространство. Приложен вид и этого городища. Верстах в 15 от него по той же Билярской дороге при Татарской деревне Камкиной (того же Спасского уезда, см. на карте городищ) на берегу малого Черемшана на верху крутой горы, находится также городок, представленный на рисунке Рычкова. Своею дугообразною формою он совершенно похож на предыдущие, укреплен валами и рвами, в окружности более 300 сажен, а высоты валы, считая и с глубиною рва, около 3 сажен, и сверх того хорошо защищен и укреплен самою природою; внутри его также довольно дикого камня и кирпича. В 20 отсюда верстах – пригород Билярск (Казанской губ., Чистопольского уезда, см. на карте городищ) близ малого Черемшана, стоящий на развалинах обширного Болгарского города, второго по Булгаре на Волге, от которого он отстоит по прямой линии на восток верстах в 70. Город обнесен тремя высокими валами и тремя глубокими рвами, во время Рычкова хорошо еще сохранявшимися: первый вал в окружности более 12 верст; потом на довольное расстояние, наполненное каменными развалинами, другой вал; последний вал, более прочих укрепленный, вероятно заключал замок или Кремль города, – и Рычков среди других развалин в центре его видел большой каменный столп из красного кирпича и дикого камня, не смотря на всегдашние расхищения их, имевший тогда высоты более 5 аршин, толщины 7, а в окружности 24 аршина. – Считаем не лишним сделать здесь выписку из Шереф еддина, Булгарского летописца XVI в., о проповедниках магометанства в Билярске: «в Билярске на вершине одной горы находятся могилы трех великих шейхов (святых): первый Ходжа Асгар, иначе Малюм Ходжа; второй Абдулла Ходжа Чубар, известный под именем Абдуллы, третий шейх Мухаммед. Из аула Баганэ Чакган-бай, сын Тирака, учившийся в Багдаде, пришел в Билярск и здесь наставлял людей»²¹. Рычков принимает Билярск за упоминаемый в одном акте XVII в. город Булымер²². Место это читается так: «в прошлом 185 (1677) году били челом Великому Государю мурзы и служилые и ясашные Татара всего Казанского уезда: в прошлых годах до Казанского взятия изстари построен был бусурманский город Балымерской за Камою рекою, а в нем был царь Балын-Гозя, и он де, Балын-Гозя, умер; да в тоже время был царь Татарской Сафаралей, и того де Балымерского царя похоронил и построил над ним палату каменную». Эту палату Рычков полагает в трех верстах от Билярска к северу на Татарском кладбище, называемом Балын-Гусь и особенно чествуемом магометанами, где кроме надгробных камней есть остатки каменных зданий. Палата (уже несомненно) оказывается здесь и по дальнейшему содержанию акта. За этим кладбищем находятся также глубокие рвы и крутые валы, защищающие оное. Означенный царь Балын-Гозя, очевидно, жил в конце XV или начале XVI в., когда по дальнейшим словам акта один из приставленных Сафаралеем к палатке его сторожей татарин Барамгоскя умер уже по взятии Казани; самый этот похоронивший его Татарский царь Сафаралей должен быть Сафа-Гирей, царствовавший в Казани от 1524 до 1549 г.²³ А потому Балын-Гозя XV–XVI в. не мог быть строителем или основателем города Балымерского, чего не требует и акт, а был только одним из поздних царей этого города. На этом основании Билярску, судя по развалинам, очень древнему городу, и можно усвоить другое наименование – Балымерского города. В противном случае с большою натяжкою надобно предположить, что Балын-Гозя из другого царственного града своего Балымерского, примерно из вышепомянутого городища Балымерского, по смерти перенесен на Билярское кладбище, где мог лежать род его.

Соображая изложенные городища 2–9 мы видим, что столица Булгарского царства обведена была полуциркульною линиею укреплений по рекам Утке, Майне и малому Черемшану, начиная от Балымерского городища и кончая Билярским. Скажем еще более. Далее за Билярском прямо на север к Каме доселе видны еще три городища: первое на речке Изгар, впадающей в малый Черемшан, село Никитинское Городище, Изгар тож, от Билярска по прямому направлению 25 верст, второе прямо против этого городища на север, в 10 верстах от него деревня Городище, Студеный Ключ тож (равно и соседственная деревня Ромашкина), третий на Каме близь Чистополя Жукотинское городище и Змиево Жукотинское тож²⁴. О всех этих городищах говорит осматривавший их г. Артемьев в статье своей: Древний город Жукотин²⁵. Никитинское городище по нему окружено было тройным валом, как и Жукотинское, о коем и сами мы скажем ниже. Таким образом помянутая укрепленная линия городищ идет от Булгара полукругом, простираясь до самой Камы, в том месте, где ныне город Чистополь. – Так точно по Исследованию городищ оказывается, что в половине XII века южную границу Руси с кочевыми племенами составляла река Донец и впадающие в нее Уда и Можа, – и по берегам сих рек шла оборонительная линия укреплений или городищ. Именно на правой стороне Донца городище Белгород, потом Салтановское, ниже его Колковское, еще ниже Гумнинье, за ним Чугуево городище, еще далее Мохначево, на устье Уды Баново или Каганово, вверх по Уде Хорошово и выше его Донец-Городок, при вершинах Мерефы огромное городище Кукулевского. Все эти древние укрепления, как и окружающие Булгар на Волге, расположены одно от другого верст на 10, на 20 и редко далее²⁶.

В Казанских писцовых книгах Семена Волынского 7156 (1648) года²⁷ л. 343 об. после города Тетюш (ныне Казанской губ.) пишется «Государево дворцовое село Федоровское, Новый Усад тож, на реке Улеме (к северу от Тетюш верстах в 7-ми, см. на карте городищ село Федоровку). Того села полянка подле реки Машновки, да за нею полянка подле черного леса и по речке Городище и вверх до пустоши Городища Татарскова 125 десятин». И затем о самом этом городище: «того ж села пустошь Городище, что бывал городок Татарской на речке Городище» (см. оное на карте городищ). В переписных книгах Казани с городами 125 (1617) года²⁸ на л. 1375 в дозорных книгах поместным и порозжим землям около Тетюш 127 (1619) года между прочим пишется: «сказали старожильцы Тетюшские: Государева дворцового села Федоровского, что под Тетюшами, крестьяне владеют сенными покосы на диком поле до реки до Брусянки, а от Брусянки до Татарского старого городища, без дачи, на 15 верст и больше в длину; того ж села Федоровского Мордва владеют сенными покосы, без дачи, на диком поле по Татарскому старому городищу и за городищем будет на столько же (?), что владеют крестьяне села Федоровского».

В дельной статье о городе Тетюшах²⁹ неизвестный автор, исторически показав, что построение Тетюш Русскими по взятии Казани для утверждения Русского там владычества надобно относить к 1565–1575 годам, замечает: «впрочем, нет никакого сомнения, что на месте, где ныне стоит город Тетюши, и в самые древнейшие времена находилось какое-нибудь поселение. Действительно, есть предание, что на месте Тетюш находился какой-то Болгарский город, и в нем, также как и в самой Болгарской столице (развалины которой лежат в 18-ти верстах от Тетюш), был выстроен высокий столп или башня, служившие телеграфами между столицею и этим городом. На северной стороне за Тетюшами указывают даже неясные признаки когда-то существовавших укреплений». Затем автор, излагая рассказ летописи о нападении в 1181 году Вел. Князя Всеволода Юрьевича на столицу Болгарскую и о скороподанной ей помощи от Болгар Тимтюзей, этих Тимтюзей хочет отожествить с Тетюшами, и отсюда вывести, что город Тетюши был Болгарский город. На это мы заметим: а) что указанные автором на северной стороне признаки укреплений суть именно вышеизложенное нами старое Татарское Городище; б) в Булгарской летописи Шереф-еддина, XVI в., в главе о проповедниках магометанства в этой стране, между прочим говорится, что в ауле Тетюш был (проповедником и погребен) Бадам сын шах Селимов³⁰. Это ли именно место Тетюши, где ныне город сего имени, разумеется здесь, или другое какое, – во всяком случае отсюда видно, что слово, а потому и место Тетюши, где ныне город, Болгарского или точнее Татарского происхождения. В другом месте тот же летописец Булгарский, рассказывая об основании разбежавшимися из Булгара, когда он взят был Тимуром, многими знатными лицами разных городов, прямо говорит о построении Тетюш³¹: «старик Тетюш с поколением своим пришел к оврагу Булги (Волги) – и стало селение Тетюш». Этим свидетельством о позднем построении Тетюш XIV–XV в. опровергается производство Болгаров Тимтюзей от Тетюш. – Это же, вероятно, городище значится и в акте у Мельникова 1636 г. в межах Татарской деревни Чирков «старое городище близко Свияги реки»³².

План Ундорской местности с городищами

Симбирской губернии и уезда Симбирского, в 35 верстах от Симбирска, находится в 2 верстах от Волги старое село Ундоры, принадлежащее ныне А.П. Языкову (см. на приложенной при сем карте городищ). По преданию Ундоры первоначально было селение Татарское, и у некоторых крестьян его доселе сохраняются Татарские Фамилии или прозвища. Место это посетил в 1636 г. и в своих записках передал от Русских конечно слышанное для нас важное известие о нем знаменитый Олеарий, плывший от нас в Персию рекою Волгою. 19 августа был он у острова Старицы (на Волге повыше Ундор) и против него на правом берегу Волги набрал несколько круглых камней (коими берег был усеян) в разломе с звездообразными фигурами серебристого и золотистого цвета, содержащих серу и селитру. «Затем, говорит, мы достигли до зеленой, прекрасной площадки, на которой некогда находился Татарский город Унеровска гора (Unerofska gora); здесь погребен один знатный Татарин, которого Татары считают за святого и к гробу его и теперь еще ходят на поклонение окрест живущие Татары. Место это от Тетюш лежит в 65-ти верстах». Очевидно, что Unerofska gora или сам Олеарий при переписке своих записок или в типографии при издании их ошибкою поставили вместо Undorofska gora – Ундоровска гора, и что здесь именно разумеется вышеозначенное село Ундоры, стоящее на горах, именуемых Ундорскими. В дачах села Ундор и доселе обилует горючий сланец и серный колчедан серебристого и золотистого видов³³. Отсюда до города Тетюш действительно 65 верст, а ниже находится остров Ботемский, при котором впадает, речка Ботма: на нем Олеарий был в следующий день 20 августа³⁴. На месте нынешних Ундор Unerofska gora показана Олеарием на карте и в Немецком подлиннике его путешествия³⁵. Значение бывшего здесь прежде немалого города может подтверждаться тремя указываемыми в древних актах Ундоровскими городищами. Именно в Казанских писцовых книгах Сем. Волынского 7156 (1648) г.³⁶ на л. 362 пишется: «за Казанцом Иваном Елизаровым сыном Юрьева, да за сыном его Михаилом село Новое Воскресенское близко реки Волги на Укоровских (чит. Ундоровских) горах, на большом враге, что было городище Ундоровское (sic) Середнее, на диком поле, по одной стороне врага на ключе... За ними ж на реке Волге на берегу Старое Укоровское (чит. Ундоровское) городище Середнее (Нижнее?) с поляною, мерою 13 длинников, 6 поперечников... Государевы порозжие земли, что владели Иван Юрьев и сын его Михайло и осталось за их дачами и за граньми посторонь поль в Верхнее Укоровское (чит. Ундоровское) городище, пашни и дикова поля по мере 24 длинника и 69 поперечников».

И так здесь различаются три городища: Середнее Ундоровское, где теперь село, Старое Середнее (чит. Нижнее) и Верхнее Ундоровское городище. По распоряжению владельца села Ундор Александра Петровича Языкова доставлено нам от г. Русина сведение о нынешнем состоянии упоминаемых здесь трех городищ с планом их, при сем отлитографированным. «Позади села Ундор, к северу, пишет г. Русин, за крестьянскими гумнами в околице так называемой части села Красной слободы находится вал, без рва, длины 170 сажен, шириною 6 саж., высоты 2 саж., состоящий из трех ломаных линий». (См. оный на плане под буквою А). Надобно заметить, что в этом месте идут на подобие вил два отрога или две вершины большого Черталинского оврага, при котором стоит село, и один отрог длиною в половину меньше другого, с ключом того же имени: от него-то в параллель полному «отрогу, упирающемуся в лес, и сделан означенный вал к тому же лесу. Таким образом, здесь и образовался с трех сторон укрепленный городок, имеющий с четвертой стороны лес. Он в Казанских писцовых книгах назван Городищем Середним что стало потом село Ундоры, на большом враге, у коего с одной стороны ключ. В двух верстах от села Ундор и прямо против него на восток, над Волгою, на горе по г. Русину – другое укрепление: в углу, образуемом здесь с одной стороны Черталинским оврагом и ключом, идущими в Волгу, или точнее Воложку, а с другой крутым берегом этой Воложки, проведен по прямой между ними линии вал и ров, длиною на 130 сажен, ширины 2½ саж., высоты 3 арш. Таким образом и здесь мы находим городок, в виде треугольника, с одной стороны обезопашенный крутизною Черталинского оврага, с другой такою же крутизною к Волге, а с третьей укрепленный рвом и валом. (См. на плане под буквою В). Этот городок в Казанских писцовых книгах по отношению к нижеследующему описанному там прежде его, как замечает и г. Русин, назван Верхним Ундоровским Городищем. В двух верстах отсюда вниз по Волге, в Ундоровских же дачах, близко берега на горе в поляне, между двумя крутыми оврагами, Пустынным и Писцовым, сходящимися у берега почти углом, проведены два вала с двумя же рвами (по 6 сажен ширины, 2 саж. высоты). Эти валы идут не прямо, но косвенными линиями от того и другого оврага, по одной 95 сажен, по другой 108 сажен, так что в средине их соприкосновения выходит угол. В этом городке поляны 5 десятин, а кругом лесу 4 десятины. (На плане см. оный под буквою С). Далее за означенным Писцовым оврагом, где ныне деревня Городищи, впереди ее по горе опять идет от этого самого оврага вал и ров (ширины 6 сажен, высоты 3 саж.), поворачивая круто в утесистый берег Волги. Здесь опять выходит городок, почти квадратный, величиною почти равняющийся предыдущему и с двух сторон обезопашенный крутизнами. (См. на плане под буквою В). Позади той же деревни Городищи в 450 саженях от предыдущего передового городка, также по горе, опять проведен вал и ров прямо с востока на запад от крутизн берега Волги в кручу того же Писцового оврага, на протяжении 470 сажен. (См. на плане букву Е). Площадь между сими двумя укреплениями деревни Городищ, составляющая трапецию, распахана, и крестьяне, по известию г. Русина, выпахивали здесь железные бердыши, топорики, молотки, наконечники стрел, медные бляхи (?) от конской сбруи и проч. Сверх сего от этой же деревни Городищ идет вал к лесу, т. е. на юго-запад к Мордовской деревне Вышке, и от нее через Тетюшскую дорогу лесом же, потом пашнею и наконец по низкому месту лугом к деревне Ростоке и к реке Свияге, при которой стоит деревня, расстоянием от деревни Городищ верст на пять: вал шириною 4, а высоты 2 сажени, глубина рва 1½, саж. (дер. Растоку см. на карте городищ). О деревне Городищи и укреплениях ее и за ней пишут в своих записках Паллас и Лепехин. Первый говорит³⁷: «при северной стороне (оконечности) гор, называемых Городищенскими, быстротекущая весенняя вода сделала на обеих сторонах мыс, верхняя лощина которого (разум. Пустынный овраг) укреплена поперек проведенным к нижней лощине (разум. Писцовый овраг) валом и рвом. Сказывают, что сие укрепление сделал прежде славный разбойник Ерасим, также как приписывают ему и другие малые окопы, которые в лесистой стране близь соседственной деревни (чит. села), Ундоры называемой, и поныне еще видны³⁸. На вершине укрепленной горы построена ныне господская деревня, которая по оному укреплению Городищи называется». О вале от сей деревни Паллас говорит ниже (стр. 183): «внизу горы, почти в двух (?) верстах от деревни Городищи проведена с крутого подмытого берега Волги прямая линия к западу сквозь небольшой лес, которая, прошед мимо отстоящей в шести (в трех) верстах деревни Вышки, кончится при текущей в девяти (пяти) верстах от Волги реке Свияге, на берегу которой построена там деревня Растока. Но можно ли – справедливо замечает теперь Паллас – и сию линию приписать вышепомянутому разбойнику, или кто-нибудь другой оную сделал, о том я ничего заподлинно сказать не могу». Лепехин пишет³⁹: «на другой день (28 апреля 1769 г.) на рассвете мы приехали к Ундорским горам, которых конец составляют Городищенские горы, названные от Городища или земляным валом укрепленного места, в окружности около 200 сажен составляющего: а когда, кем и для какой причины сделано сие укрепление, неизвестно». – Из всего вышеписанного видно, что деревня Городищи, с укреплением по ту сторону Писцового оврага, как видно впоследствии случайно образовавшегося, должно быть значащееся в писцовых книгах Сем. Волынского Старое Ундоровское городище с поляною. Это, конечно, та самая зеленая прекрасная площадка, на которой по Олеарию находился Татарский город Ундоровский.

Что касается до проведенного от деревни Городищ через Тетюшскую дорогу к Свияге вала, о коем пишет Паллас и подтверждает теперь Русин: то оный можно относить также к Татарским укреплениям. Потому что в тех же Казанских писцовых книгах Сем. Волынского 1648 г. (л. 363 об.) здесь при Свияге, где ныне деревня Ростока, указывается «деревня новая, Завороткова тож, ставшая на реке Свияге, подле Уланова городка, под самым городищем Улановым считается пашни и дикова поля 170 десятин, дубровы 42 десятины в поле, а в дву потому ж». Городище это, по вторичному ныне осмотру, действительно оказалось близь деревни Ростоки: позади ее параллельно с валом в 40 от него саженях тянется к верху к деревне Вышке на одну версту крутой овраг, в конце круто поворотивший и впадший в ров вала. Название: Уланово городище – чисто Татарское: в Русской истории известен Татарский вельможа царевич Улан⁴⁰, и близ Казани есть село Карамыш, Уланово тож. Впоследствии этот вал и городище вошли в состав новой Тетюшской засеки (о которой сейчас скажем).

В древних актах нередко упоминается старая Тетюшская засека, т. е. оборонительная линия, состоящая из валов, завалов, сторожей и городков. Вал этот, как видно, шел от Тетюш к Свияге и отсюда на запад по течению реки Карлы, верстах в двух и трех от нее, так что верховья реки Улемы и реки Кильны в актах из Казани пишутся за сею старою Тетюшскою засекою⁴¹. Иногда эта засека называлась старою Кирленскою засекою или валом⁴². О нынешних остатках этой засеки говорится в Описании Симбирской губернии, сост. полковником Липинским (в Материалах для географии и статистики России, Сиб. 1868, ч. 1 стр. 12) и в Сборнике историч. и статист. материалов о Симбирской губернии (изд. Симб. Статистическим Комитетом, Симбирск 1858, с. 112). Тетюшская засека или черта эта проведена уже Русскими при Феодоре Ивановиче или Борисе Годунове⁴³. Впоследствии южнее ее проведена новая Тетюшская засека, началом которой (от Волги до Свияги) служил прежний вал, может быть теперь поновленный, от деревни Городищ до деревни Ростоки, потом верстах в пяти отсюда к ней относилось Мошково городище, где ныне село Алекино, а отсюда за Свиягою черта шла на юго-запад. Городище Мошково на означенном месте при Свияге значится в Казанских писцовых книгах Сем. Волынского 1648 г.⁴⁴; в 183 (1675) году оно отдано со смежною порозжею землею Григорию да Маркеллу Васильевым детям Алекина, и здесь впоследствии явилось нынешнее село Алекино, в актах пишущееся селом Рождественским, Алекиным, Мошково городище тож⁴⁵. В ввозной грамоте 157 (1649) г. Мордвину Безсонку Сатушу, построившему деревню Безсонову (по Подробной карте Российской империи верстах в 10-ти от села Ундор к северу, см. на карте городищ), место сей деревни (Безсоновой) означено так: «а от старой Тетюшской засеки то место по старой Самарской (ныне Тетюшская) дороге 15 верст, а от новыя засеки 10 верст»⁴⁶. Село Алекино по этой дороге именно отстоит от дер. Безсоновой в 10 верстах. По этому городища на той и другой засеке, помянутое Мошково, Куларово близ дер. Пилюгиной на сухом Бирюче, городище близь села Кезмина и некоторые другие, как уже поздние Русские укрепления, не входят в настоящее наше обозрение.

Симбирское городище находилось не на правой стороне Волги, где ныне Симбирск, а на левой, верст 13 ниже нынешнего города Симбирска, в Самарской губернии, между селами Красным Яром и Кайбелою. В писцовых книгах Казанского уезда Ивана Болтина 7111 (1603) года, хранящихся в Московской Межевой канцелярии под №332, на л. 55 об. так описывается один Татарский, бортной ухожей, данный еще в 1597 г.: «за князь Яковом (новокрещенным) по выписи с Казанской дачи 105 (1597) года, что было за отцом его бортной ухожей и бобровые гоны и рыбные ловли за рекою Камою, и по реке Волге на Нагайской стороне по Самарской дороге ниже Тетюш, по Майне реке Алтыбаевский луг по речке Уреню по вершине да к малому бору, а от малого бору по верхней бор и дубровник и по Волгу реку, а по Волге реке на низ от Майнского устья нижняя межа по Красной Яр, повыше Синбирского городища». Следовательно самое городище было несколько ниже Красного Яра. Дети этого новокрещенного князя Якова Асанова, Казанцы князь Степан и князь Яким Асановы в 7189 (1681) году продали Казанцу же Федору Зеленому эту «родовую свою вотчину от Маинскова устья по Красной Яр и по Синбирское городище, рыбные ловли и бобровые гоны и пр., – и Зеленый, очищая ее от посторонних вступщиков, просил из Казани выписи на нее из писцовых книг, каковая и дана ему из Казани с означенных писцовых книг Болтина в тех самых словах о Синбирском городище, которые мы привели выше⁴⁷. Олеарий, ученый Голштинец, путешествовавший по России в царствование Михаила Феодоровича 1636 г. и тщательно описавший виденные им местности, плыл от нас в Персию Волгою. В описании сего пути он говорит, что лежащая на правой стороне Волги Синбирская гора (Simberska gora) получила свое имя от прежде бывшего города, разоренного Тамерланом, но на карте самую эту гору (Simberska) полагает не на правой, а на левой стороне Волги ниже Ботмы реки, в том именно месте, где по писцовым книгам Болтина значится Синбирское городище. У Олеария при этом следующим образом очерчен, может быть, вид остававшихся еще здесь зданий

крепости⁴⁸. Замечательно еще, что лет через 30 после Олеария, именно в 1668 г. путешествовавший по Волге Голландец Стрейс эту Синбирскую гору прямо указывает на левой стороне Волги. Он говорит: из Казани продолжая плавание вниз, прошли мы 23 июля мимо развалин городов, разоренных Тамерланом, Синбирской горы, лежащей на левом берегу Волги, и Арбухима, стоявшего некогда на горе сего имени, 29 прибыли к горе, у которой жители занимались добыванием соли⁴⁹. Таким образом под именем Синбирской горы здесь разумеется лежащая за селом Крестовое городище утесистая гора, упирающаяся в Волгу, о которой говорит Паллас, что на ней было городище – Синбирское (см. ниже): Арбухим город находился в так называемой от него впоследствии Арбугинской волости, близь города Сингилея (о чем см. ниже в главе об Арбухимском городище). Лежащая затем гора, жители коей занимались добыванием соли, есть известное ныне на правой стороне Волги село Усолье. В след за Симбирским городищем упоминал и Олеарий о бывшем городе Арбухиме на горе сего имени на правом берегу Волги⁵⁰. На карте Витзена, конца XVII в., но составленной по древним картам (Imperii Rossii s. Moscoviae status generalis etc.), как Симбирская гора, так и город показаны на левой стороне Волги, а ранее сего у Клювера (Phil. Cluveri Introductio in universam Geographiam) и Витта (Tabulae Russiae vulgo Moscoviae) вместо этого здесь или вблизи показана Sepultura celeberrima – знаменитейшая могила⁵¹.

Симбирск, основанный по Татарской летописи, как мы слышали, одним знатным Булгарским князем, от коего и получил свое имя, в древние времена был важный город Волжских Болгар, главный в особенной области этого царства, по нему названной Симбирскою. Шереф-еддин, Булгарский писатель, живший в первой половине XVI в. и написавший краткую Булгарскую летопись, вот что между прочим говорит в ней о распространении магометанства в Булгарском царстве: «в ауле Терберды-Чалли был из Булгар Идрис сын Зуль-Мугаммедов. Он отправился в Яркенд⁵², поступив послушником к шейху Гидает Улле, и 15 лет учился там магометанским уставам и созерцаю⁵³. Потом, после кончины суфия⁵⁴ Иш-Мугаммеда, Идрис сей был послан на место его в город Булгар, Тубулгу и в области Уфимскую, Казанскую и Симбирскую (по Татарски Синбир), чтобы учить созерцанию». Время этого Идриса-пропагандиста определяется тем, что учитель его Гидает Улла, как говорится выше, сам был послушник Ходжи Ахмета Есевия, жившего по Татарским сказаниям во второй половине XIV в. и слывущего в средней Азии одним из величайших святых, над которым каменную мечеть в городе Туркестане построил сам Темир Аксак или известный Тамерлан. С другой стороны, как говорится ниже, ученик Идриса шейх Касим, сын Ибрагимов, был из новой уже Казани и сделался его наместником. А новая Казань, как известно, образовалась около 1445 г., вместо прежнего города старой Казани⁵⁵. По сим соображениям проповедь Идриса в Симбирской области надобно относить к началу XV столетия. Наши ориенталисты, заметим мимоходом, Сенковский и Григорьев, смешивают Симбирск с другим знатным городом Булгарским Сивар, в коем били и монету⁵⁶. Об этом Сиваре говорит Якут, что он в отношении к городу Буртасу, лежавшему к северу от земли Хазарской, находился на западе и имел две мечети, простую и соборную⁵⁷. Город Буртас, по сему свидетельству Якута, надобно положить в нынешней Саратовской губернии по правую сторону Волги (в чем согласен и г. Сенковский, ibid.) и Сивар прямо против него – на западе в той же или Тамбовской, Воронежской губерниях, между тем Симбирск находится совсем в другой – северной стороне, что чувствовал и сам Сенковский. С другой стороны, смешивать Сивар с Симбирском, допуская, что так собственно назывался Симбирск, не позволяет прямое название его у Шереф-еддина Симбирском, а не каким-нибудь Сиваром.

Что древний Булгарский или Казанский Симбирск существовал ниже нынешнего Симбирска верст 13 на левой стороне Волги близ сел Крестового городища и Кайбелы, на это есть и другие доказательства. И Симбирск и Кайбела – имена Татарские⁵⁸. В одной из грамот Симбирской провинции, хранящихся в архиве Симбирской Гражданской Палаты, связка 5 №218, данной в сентябре 190 (1681) года, между прочим пишется: «а есть-де в Синбирском уезде на луговой стороне ниже Красного Яру на речке на Кайбуле городище, по обе стороны Кайбулы речки до Волги реки». В 1767 году П. Рычков в своей Казанской истории писал: сверх других городищ недалеко от Синбирска на луговой стороне Волги близ села, называемого Крестовым городищем, по уверению г. генерала-майора Брахфельта есть знаки бывших тут многих каменных строений, земляной вал и рвы поныне еще видимы⁵⁹. В след за Рычковым Паллас в своем Путешествии по России говорит: к Красному Яру продолжали мы путь свой накось по Волге, но как по чрезвычайной вышине левого берега в сем месте подняться на оный невозможно было, то ехали (т. е. плыли) мы еще 5 верст далее до стоящей на низком месте деревни Крестовое городище, проименованной по старинному окопу, который в южной стороне от деревни находится на простирающейся вдоль реки, а к северу и востоку утесистой горе⁶⁰. Городище названо Крестовым уже впоследствии Русскими, как говорят старожилы, от крестообразного взаимного пересечения здесь двух истоков Волги. Сие видно и из отводных книг Арбугинским крестьянам в 1670 году: «от Бельснова озера по мирские Синбирские воды, по прорву и по вышку и по озера и волошки, Застенная и Кайбелина, и озера, что под Красным Яром, и исток, что под Крестовым городищем, и те воды им отведены»⁶¹. К югу за селом Крестовое городище доселе виден вал, и другой от востока к западу, упирающийся обоими концами в крутояры. В 1851 г. неподалеку от этого места при селе Кайбеле рыбаки нашли в Волге весьма древнюю, хорошей работы, золотую цепь с бляхою, которая, как мы достоверно знаем от Симбирских очевидцев, украшена была мусиею, зернами и двумя золотыми подвесками. Она представлена была покойному Государю Императору Николаю Павловичу, – и Его Величество, наградив поднесшего деньгами и золотыми часами, приказал самую цепь хранить в Московской Оружейной Палате, где она под именем Булгарской гривны заняла одно из первых мест между редкостями Палаты. В описи Оружейной Палаты, заведенной в 1836 г., эта цепь на л. 115 под №439 записана так: «Декабря 31 (1851) Гривна золотая, состоящая из четырегранной витой в виде жгута цепи, украшенной крупными и мелкими бусами в виде городков⁶². По ободу у ней (т. е. бляхи) сквозной узор (филогранная работа), каковой находится также и с обеих сторон (бляхи, т. е. лицевой и оборотной) в виде полумесяца; половина одного ушка (коими бляха прикреплялась к цепи) отломлена. Весу в ней с цепью 1 ф. 10 золотн. Куплена Государем Императором у Московского купца Дементия Пискарева и по Высочайшему повелению поступила в Палату 1851 г.». Так как гривна своим достоинством и древностью обратила на себя особенное внимание: то нашедшие ее впоследствии доставили к ней одну из привесок, совсем утратив другую. Эта привеска в той же описи на л. 133 записана так: «1853 апреля 7 – Золотая вещица в виде привески от древней золотой гривны, найденной близ Кайбелы, Самарской губернии. Поднесена Государю Императору крестьянином Алексеем Комаровым». Такая находка, если принадлежала близ находящемуся Симбирскому городищу, также свидетельствовала о богатстве и важности этого места⁶³.

Что касается до правой стороны Волги, где ныне существует Симбирск: то до царствования Алексия Михайловича место сие было покрыто лесом и составляло Мордовский бортный ухожей (пчеловодное место) и бобровые гоны. В 1686 г. по сказке деревни Татаровы Кирдяева тож (Карсунского уезда) посопной Мордвы Москатки Туушева с товарищами «вотчина у них была за валом, за рекою Свиягою, верховой бортной Сингальской ухожей и бобровые гоны, и рыбные ловли были по Волге и по Чувичинскому острову и по реке Свияге (Чувичинский на Волге остров находится против самого Симбирска, а город расположен между рек Волги и Свияги). И как построен город Синбирск и отъезжие слободы, продолжает сказка – и та вотчина запустела, дельные деревья вырублены и вызжены и ничего дельных деревьев и бобровых гонов нет и рыбные ловли розданы в раздачу градским и уездным людям»⁶⁴. Мордва и другие рыбаки, имея на Волге против нынешнего Симбирска всегда удачный рыбный лов, ставили на берегу шалаши, рыбные дворы и хижины, и таким образом здесь под горою основалась рыбная слобода. Но на горе собственно город Симбирск началом своим одолжен мысли Правительства провести черту или военную укрепленную линию от Волги до Суры и далее к прежде устроенной Тамбовской черте для сбережения Русских границ от набегов Крымских и Нагайских Татар. Первым укрепленным городом и исходным пунктом этой черты долженствовал быть Симбирск, при Волге на высокой и крутой горе, Симбирск вновь теперь построенный и так названный от древнего знаменитого, на другой стороне бывшего, Синбирского городища. Такие переведения древних разоренных городов, смотря по современным обстоятельствам и большим удобствам, на новые места нередки в нашей Русской истории: вспомним о старой и новой Рязани, о старой и новой Казани и т. д. Город Симбирск строил теперь довольно известный в XVII в. стольник, в последствии оружейничий и боярин Богдан Матвеевич Хитрово и преемники его в 1648 и следующих годах. По черте построены были городки или острога, обведенные валами: Юшанск, Тагай, Уренск, город Корсунь, малый Карсунов или Погорелый, Аргаш, Сурский острог. Но эти собственно Русские и не древние укрепления не входят в настоящее обозрение городищ.

В удостоверение сказанного нами о местоположении Симбирского городища, за сим мы вполне помещаем вышеозначенную Казанскую отписку о купленной вотчине Феодора Зеленого.

Отписка Казанского воеводы Урусова Симбирскому воеводе Головину о вотчине Федора Зеленова, с выписью о ней из Казанских писцовых книг.

Господину Матвею Алексеевичу, да дьяку Алексею Григорьевичу Петр Урусов с товарищи челом бьют. В нынешнем 195 году декабря в 10 день бил челом Великим Государем Федор Зеленой: в прошлых-де годех купил он у Казанцов у князь Степана да у князь Якина Асановых родовую их вотчину от Маинскова устья по Красной Яр и по Синбирское городище рыбные ловли и бобровые гоны и бортной ухожей и сенные покосы со всеми угодьи, и завладел тою вотчиною Артамон Максимов сын Репьев, а называет тое его вотчину Синбирского уезду, а не Казанскова. А в писцовых-де книгах во многих та вотчина написана за родственники их в Казанском уезде, а не в Синбирском, и Великие Государи пожаловали бы ево, велели послать в Синбирск к вам для ведома с писцовых книг отписку, что та вотчина Казанского уезду. А в писцовых книгах Ивана Болтина прошлого 111 (1603) году написано: в Казанском уезде за князь Яковом Асановым по выписи с Казанские дачи 105 (1597) году, что было за отцом его бортной ухожей и бобровые гоны и рыбные ловли за рекою за Камою по реке по Волге и на Нагайской стороне по Самарской дороге ниже Тетюш, по Майне реке Аттабаевской луг по речке по Уреню по вершину да к малому бору, а от малого бору по верхний бор и по дубровник и по Волгу реку, а по Волге реке на низ от Майнского устья нижняя межа по Красной Яр повыше Синбирского городища, а верхняя межа по Майне реке по нижнюю (т. е. по левую) сторону вверх, и по тем урочищам бобровые гоны и рыбными ловлями и сенными покосами владеет сам князь Яков, рыбу ловят и бобры гоняют на него его князь Яковлевы люди. А в писцовых книгах Семена Волынского с товарищи прошлых 156 и 157 и 158 и 159 и160 и 161 годов та вотчина написана за князь Иваном да за князь Степаном Яковлевыми детьми Асанова в Казанском же уезде. А в купчей, какову дали Федору Зеленому князь Степан да князь Яким Асановы в прошлом 189 году написано: продали они в Казани Федору Зеленому свою родовую вотчину рыбные ловли и бобровые гоны и бортной ухожей и с сенными покосы и со всеми угодьи против жалованой грамоты, какова дана прадедам и дедам и отцам их, и та де их вотчина по Волге реке на луговой стороне верхняя межа Майнское устье, а нижняя межа Красной Яр, что ниже Синбирска⁶⁵ по Волгу реку и по Самарскую большую дорогу с Ботмою и с Уренем речками с верхней и с нижней меж, с истоки и с протоки и с озеры, которые в тех межах, которая вотчина вопче с дядею их с князь Степаном и с сыном ево князь Петром, да с братьями с князь Григорьем Микитиным сыном да князь Яковом Павловым сыном Асановыми. И вам бы о той вотчине против челобитья Федора Зеленова учинить по указу Великих Государей.

(Из архива Симбирской Гражданской палаты, Грамоты Симбирския №1002).

На следующий день, как Олеарий проплыл мимо Симбирского городища (Simberska gora), 22 августа, пишет он, «мы переплыли через три мели, одну перед горою, а две другие Позади горы Арбухим (Arbuchim), лежащей на правом берегу (Волги). Гора эта удержала имя свое от города, который когда-то находился на ней». Это было писано в 1636 году. Тоже писал в 1668 г. другой путешественник Голландец Стрейс: «из Казани продолжая плавание вниз (по Волге) прошли мы 23 июня мимо развалин городов, разоренных Тамерланом, – Симбирской горы (см. выше), и Арбухима, стоявшего некогда на горе сего имени»⁶⁶. Переводчик последнего путешествия напрасно считает Арбухим за упоминаемый в наших летописях Бряхимов. Он находился в известной по актам XVII в. Арбугинской волости, лежавшей по Волге ниже нынешнего Симбирска на правой ее стороне и состоявшей из сел Панского, Криуши, Шиловки, Тушны и Ключищ (см. приложенную при сем карту городищ). Арбугины горы значатся уже в одной грамоте 1631 года⁶⁷, данной Тетюшскому Покровскому монастырю «на монастырские воды – на озеро Белое по конец Арбугиных гор на луговой стороне (Волги) против Косломского яру, да на горах озеро Торопово, озеро Подгорное, озеро Княинка... да две волошки Щучья и Криуша»⁶⁸. Эти Арбугинские горы, без сомнения, суть выдающиеся по берегу Волги массы Тушнинских и Шиловских гор. Высшая точка их, так называемая Шиловская Шишка, выдвигается высоким конусом, имея над Волгою до 85 сажен высоты⁶⁹. В 7173 (1665) году по указу царя Алексия Михайловича заведена здесь, на Арбугинских полях, десятинная пашня и построены на тех пашенных полях дворцовые волостные беглые крестьяне⁷⁰. В переписных книгах Семена Нестерова 7186 (1678) г. эту Арбугинскую волость, имевшую свое особенное управление, составляли вышепом. пять слобод: Кременская, Шиловская и др., в коих оказалось 333 двора крестьянских и 266 бобыльских; они пахали на Великого Государя по 130 десятин в поле, а вдву потомуж⁷¹. Соображая теперь слова Олеария о городе Арбухиме, стоявшем на горе сего имени, мы должны принять, что он стоял на месте городища близ села Криуш, в 30 верстах от Симбирска и в 20 от Сингилея, на берегу Волги⁷². Вот что благосклонно писал нам об этом городище о. благочинный и протоиерей гор. Сингилея К.С. Базилевский в прошлом 1870 г.: «близ Криуш на высоком утесе, по известию ко мне священника сего села, еще и теперь видны развалины городка, на берегу реки Арбужки, впадающей в Тушонку. Крестьяне рассказывали ему (священнику), что на этом городке находили прежде много металлических вещей, относящихся к оружию, украшению женщин и лошадей, а также вырывали и выпахивали на этом месте много глиняных вещей, но ничего этого не сохранено по их невежеству. В этом городке недавно найдены и древние, медные и серебряные монеты, круглые с Татарскою надписью и треугольные, несколько из них отправлено в Моск. Археологическое Общество. Если там покопать, прибавляет уже от себя о. протоиерей, то может быть и теперь что-нибудь найдется». Помянутые серебряные монеты действительно получены председателем Моск. Археологического Общества гр. А.С. Уваровым и оказались Татарскими. На месте нынешней Криуши показан Арбухим у самого Олеария в Немецком издании (Schleswig 1671 p. 340 Delineatio fluminis Wolgae). К сожалению дальнейших сведений об этом городище мы не могли приобрести⁷³. В след за приведенными словами о гор. Арбухиме Олеарий сообщает след. курьезное, но и загадочное известие: здесь с реки (Волги) виден выдающийся на берегу, между двух холмов, большой камень, длиною в 10 локтей, а вышиною несколько ниже. На одной стороне этого камня высечена следующая подпись (Олеарий приводить ее сперва по Славянски и Славянскими буквами, а потом то же самое Латинскими, и к этому приставляет свой Немецкий перевод):

Бꙋдеⷨ҇ ти ма добро тобѣ бꙋдет.

Budech ti mae dobro tobae budet.

Hiebstu mich auff, so wird dirs gut seyn.

т. е. поднимешь ты мя, добро тебе будет. Перевод этот, совершенно идущий к делу, показывает, что в приведенной Олеарием по Славянски подписи первое слово: подъял или тому подобное пропущено, или вместо бꙋдеⷨ҇ нужно читать поⷣимеⷨ. Однажды Русский струг, продолжает Олеарий, должен был стать на этом месте на якорь, по причине противного ветра, – и 50 человек, прочитавши надпись на камне, и думая найти под ним большие сокровища, с великими усилиями подкопали и перевернули камень, но ничего не нашли, кроме следующей надписи, высеченной на другой стороне камня:

Чсто ищеⷨ҇ нечево положеⷨ҇.

Tsto isches netzebo polosschen.

Was suchestu? ist doch nichts hingeleget.

т. е. что ищешь ты? ничего не положено. – По сказанию Геродота⁷⁴ Семирамида, Ассирийская царица, на своей гробнице приказала высечь следующую надпись: «если кто из царей Вавилонских нуждается в деньгах: то, открывши гробницу сию, получит там то, чего желает». Прочитав эту надпись, Дарий Истасп Персидский открыл гробницу, но вместо денег нашел там другую подпись: «если бы ты не был ненасытно жадным до денег и гнусным корыстолюбцем: то не раскрывал бы гробницы мертвых». Русские в XVII в. или ранее могли знать это сказание из хронографов, так называемой книги Пчелы или других сборников, и потому означенная шутка была подражанием сего, хотя не удивительно принять ее и за оригинальную выдумку Русскую. Шутка эта указывает на то, что на этом месте действительно было городище, привлекавшее кладоискателей.

Вообще в этой местности, т. е. в означенной Арбугинской волости, около Сингилея, замечает Олеарий (стр. 425), там и сям виднеются признаки и следы бывших когда-то тут городов и сел, которые все были разрушены и опустошены нашествием Тамерлана. Действительно, предание и остатки указывают здесь и другие еще городища, сколько мы могли узнать.

Верстах в 10 от Криушинского городища на юго-восток и верстах в 7 от города Сингилея на запад между речек Тушнинки и Сингилейки также есть слывущий в народе Городок (см. оный на карте городищ). Он, как древний, значится и в актах XVII в. В 1679 г. станичные казаки Сингилеевской слободы (ныне город Сингилей) в челобитной своей писали: в прошлом 174 (1666) году дана им из Казани земля и сенные покосы против Белого Яра (ныне пригород Ставропольского уезда, Самарской губ.) на нагорной стороне (Волги), по речке Сингилейке с вершин (ее) до Волги реки, и на той де земле были они небольшое время. И как был в Синбирску воеводою князь Иван Дашков (1665–1669 г.), с той земли перевел их от Башкирского разорения жить на порозжую землю для крепости (ближе) к Волге реке на городище промеж Тушны и Сингилейки»⁷⁵. Ясно, что это укрепление, названное в акте городищем, существовало задолго до перевода на оное станичных казаков и, по всей вероятности, было построено Татарами, а не Русскими. Предание, доселе живое, представляет оное жилищем какого-то князя Кудеяра. Кудеяр или Кудояр – имя Татарское, и у нас в делах Крымских довольно известен мурза и князь Кудеяр⁷⁶. С другой стороны и название Сингилей также звучит по-татарски. И об этом городище, в каком оно теперь положении, мы имеем лишь скудные сведения. Г. Масленицкий, в 1783 г. составивший Топографическое описание Симбирской губернии⁷⁷, в статье о городе Сингилее (№21), где прежде жили для наблюдения и охранения края станичные казаки, говорит о нашем городище: «знаки старинных крепостных строений и деревянная дубовая башня видны еще и поныне в 6 верстах от Сингилея на возвышенном месте, окруженном стремниною, называемою Широкий овраг». О. протоиерей К.С. Базилевский, обещавшись впоследствии лично осмотреть и описать это городище, на первый раз писал мне: «в лесных дачах верстах в 8 от Сингилея есть местность, именуемая Городки, где и сам я бывал еще в отроческом возрасте и смутно помню, что это место представляло как бы развалины древних жилищ и укреплений, а в народе есть легенда, что здесь жили давно Татары и существовал их город. Рассказывают, будто на этом месте есть подземные ходы, и в них когда-то видели бочки, висящие на цепях. Князя этого города звали Кудеяром». Священник села Тушны Ив. Остроумов в письме стороною заметил об этом городище, что в нем кроме окопов хорошо и теперь заметны остатки каменных строений, в самых окопах вырос большой величины лес, – и за тем о висящих с деньгами бочках, привлекающих кладоискателей, и о князе Кудеяре то же, что и выше. Городище со стороны Волги ограждено двумя валами и рвами (длиною каждый верст на 15-ть) между теми же речками Сингилейкой и Тушонкой, у Сингилея впадающими в Волгу. Валы эти теперь большею частью распаханы; по большой дороге из Сингилея в Симбирск их нужно переезжать. По замечанию полк. Липинского (в Описании Симбирской губ.2:736) вообще по берегу Волги между Симбирском и Сингилеем и внутри страны в дачах села Шиловки, при последнем измерении лесов удельных имений, найдено несколько городков.

В этих же местах, в горах, из коих берет свое начало речка Тушонка, между нынешних сел Солдатской и Ясашной Ташлы (см. карту городищ) Татищев⁷⁸ по дошедшему до него известию указывает развалины, как он полагает, города Ташлы, о котором будто бы упоминают летописи. Но мы не имеем сведений, есть ли тут какие развалины.

На юг от Сингилея к селению Елаур (см. карту городищ), по письму того же о. прот. Базилевского, находятся три кургана: первый на 6-й версте в лесу, близ дороги в 200 саженях в правой руке с дороги к западу, второй на 8-й версте, близ дороги, третий на 16-й версте на правой руке. Эти и некоторые другие смежные курганы под туземным именем маров значатся в Межевых книгах земель кн. Менщикова 1710 г.⁷⁹ л. 175, далее на л. 185 объяснено, что Чуваши и Татары маром называют большие бугры, и именно один из них был длиною 27 сажен, а шириною 8 саж., на л. 118 мар между селом Бехтяшной и (Татарской) деревней Тукилумом назван курганом. В прошедшем 1870 году на этих местах, в 14 верстах от Сингилея, близь деревни Елаур пахавшим землю крестьянином найден стальной круг, с одной стороны гладкий и хорошо отполированный, а с другой имеющий изображения рыб и каких-то химерических животных. Часть этого круга, изломанного и обезображенного еще на месте, препровождена о. прот. К.С. Базилевским в Московское Археологическое Общество, – и по ней круг, очевидно, составлял употребляемое на Востоке и у здешних Болгаров и казанских Татар зеркало и в диаметре имел вершка 2½ или менее. В нашем собственно владении есть зеркало из такого точно стильного кружка (только поменьше) с одной стороны гладкого, а с другой с изображениями рыб. Найдено на противоположной стороне за Волгою близ Черемшана, где процветало как Булгарское, так и Казанское царство.

Прямо против города Сингилея на другой, левой стороне Волги лежит пригород Белый Яр (Самарской губ., Ставропольского уезда); вниз по Волге в семи от него верстах впадает в эту реку небольшая речка Бушуйка, а за нею (в десяти верстах от Белого Яра) река большой Черемшан. По течению той и другой реки были Татарские городища.

В помянутых Межевых книгах Ив. Лосева вотчинам бывшего князя Менщикова в Казанском и Симбирском уездах 1710 г.⁸⁰ л. 194 пишется: (межа начинается) «от реки Волги от устья речки Бушуйки вверх по ней 900 сажен, от речки вправо подле угору, по залив вешней воды, до гранного дуба 300 саж., (речка Бушуйка от него в правой стороне, а озеро Чертаны впереди в левой стороне в 39 саж.), от того дуба подле того ж угору до другого дуба (что на угорке против озерка с левой стороны в 22 саж.) 674 саж., отсюда прямо по тому ж угору и увалу до осокори (что от Камышева озера в 10 саж.) 324 саж., от осокори по тому ж увалу прямо, подле Камышова озера до осокори ж 195 саж., отселе прямо по тому ж увалу 217 саж. поставлен столб с гранью, а от того столба прямо по тому ж увалу до Татарскова городища (что от межника в левой стороне в 18 саженях) 265 сажен, да по тому ж увалу прямо мимо того Татарского городища до гранного дуба и ям межеванья стольника Петра Бестужева-Рюмина, который написан у другого Татарского городища у валу во рву, 258 саж., на валу от дуба немного влево старая яма подновлена, а то городище на берегу реки старой Бушуйки в левой стороне, а от того дуба и ям через валы того городища подле речки Бушуйки до Белоярской дороги в степь 130 сажен»... Мы с намерением буквально выписали все это место, дабы дать возможность найти по признакам эти два (или одно и то же) Татарские городища, потому что сами, при всех стараниях, добиться таковых сведений не могли, и только приблизительно поставили это городище на нашей карте городищ. Далее в тех же переписных книгах л. 215 и след. пишется, что в 1706 году по указу Великого Государя из Казанской Губернской канцелярии в Черемшанской волости (т. е. на реке большом Черемшане) поселены села Никольское Черемшан тож на р. Черемшане, Богородское Грязнуха тож, на речке Грязнухе, Архангельское Городище тож на реке Черемшане и речке Городище и еще некоторые другие. Из них село Архангельское (верстах в 25 от Белояра на СВ. за р. Черемшаном, Самар. губ. Ставроп. уезда, см. на карте городищ) названо Городищем по остаткам бывшего здесь, конечно, Татарского городища. «В семи верстах от деревни Бирля, говорит об этом месте Лепехин⁸¹, находится село Городище, которого наименование происходит от остатков земляным валом обведенного небольшого пространства, на подобие крепостцы; а кем и для какой причины сделано сие укрепление, спроведать не могли». Тоже пишет и Паллас⁸²: «на южной стороне (от села Никольского на Черемшане), находится деревня Городище называемая, при которой видны еще нарочито высокие остатки крепкого и как то сказывают Татарского шанца на самом берегу Черемшана находившегося; и так думать должно, что оная деревня по нем проименована».

В 1652 г. сделана так называемая Закамская черта или оборонительная линия с городами, острогами и всякими засечными, земляными и деревянными крепостями от реки Волги до р. Ика и до Камы, в которую впадает Ик. По этой черте, определяющей самое ее направление (см. карту городищ), построены были тогда при Волге город (ныне пригород) вышепомянутый Белой Яр, Ярыклинской и потом Тиинской остроги (ныне оба пригорода Самарской губ.), Новошешминской и Кечевской остроги и город Заинск (все три Казанской губ.), наконец Мензелинский острог на р. Ике (ныне город Уфимской губ.)⁸³. Черта эта с ее укреплениями к нашему делу не относится. Но для нас важно следующее место из строильных книг ее: «а от тое валежные засеки (по прямому направлению из Тиинского острога к Новошешминскону в 43 верстах от малого Черемшана и верстах в 20 от пригорода Билярска к ЮВ.) делан вал на версте и 848 саженях, в вышину и с обламы две сажени, поперек тож, и в том числе на 500 саженях рублены тарасы в вышину и с обламы по полуторе сажени, для того, что деланы по старому Татарскому валу. В этом месте на речке Шербень стоит деревня Шербень⁸⁴. Г. Артемьев действительно указывает здесь доселе видное древнее городище⁸⁵. Около этих же мест в вершинах речки Мурасы в Актах у Мельникова указывается старое (Татарское) городище⁸⁶.

Самарская Лука в юго-восточной оконечности Симб. губернии, состоящая из кряжа гор, омываемых Волгою, есть замечательнейшая местность в Российском государстве. (См. карту городищ). Доселе Волга стремительно текла с севера на юг, но здесь встретила она выступивший поперек ей громадный оплот гор, должна была уступить исполину, обогнула его на восток, дав крюку верст на 200 (тогда как по прямому направлению чрез эти горы в иных местах считается от 25 до 30 верст), и за тем потекла опять прямо на юг до Каспийского моря. По этой самой излучине Волги, в вершине коей стоит города Самара, вся местность называется Самарскою Лукою. Местность эта сколько поражает своею возвышенностью, столько же дикостью и живописностью своих видов, и напоминает собою и наш Крым и Кавказ и Швейцарию Запада⁸⁷. Весьма она замечательна и в геологическом отношении, и потому издавна привлекала к себе ученых и естествоиспытателей как Русских, так и иностранных. Горы с северной и восточной стороны почти обрывом или стеною, поросшею однако лесом или кустарником, упираются в Волгу, и голые верхи их, конусообразные, часто увенчанные дикими скалами, возвышаются над уровнем Волги – Усольская Вышка до 100 сажен, Девичий Курган и Два Брата до 110 сажен, Лысая Гора до 120 сажен. Южная сторона вообще имеет отлогости к Волге, исключая Печерских и Костычевских гор, однако не столь высоких и крутых, как северные. Центр или площадь гор отличается холмами и многими глубокими оврагами, лощинами и буераками, идущими в Волгу; северная половина ее покрыта лесами⁸⁸. Таковая местность представляла много удобств для безопасности, ограждения и укрепления жилищ, а с другой стороны привлекала всякую вольницу, беглых и голытьбу, которые и безопасно могли здесь укрываться, и в тоже время наблюдать и грабить идущие по Волге суда.

Сколько нам известно из указаний в актах, предания и памятников, первоначально здесь жили и имели укрепления или городки Татары Ногайские или вернее Казанского царства. Памятников Татарского владычества довольно встречается на Самарской Луке, и оное показывают также доселе сохранившиеся названия урочищ Ногайского Брода на реке Усе выше селения Шигон, и Ногайского Ключа в дачах села Куськина, и впадающая в Усу река Иштерек (так по древним актам, Русскими впоследствии переделанная в Тишерек) – от Татарского собственного имени. Урочища сии пишутся на означенных местах и в межевых книгах землях кн. Менщикова⁸⁹. Во владеной выписи, данной 1690 г. Мордве деревни Бахиловки на бортные ухожья против деревни Маркваш, значилась жалованная ей на них грамота Казанского хана Сафая 6858 (1350) года и царя Бориса Годунова 7108 (1600) г.⁹⁰. Хотя в показания года или имени хана могла быть ошибка, однако эта грамота в всяком случае показывает бывшую зависимость Самарской Луки от Казанских властителей⁹¹. Соображения по летописям, что Казанское царство простиралось до Самары, см. в Записках Русского Географического Общества кн. VI Спб. 1852 г.: Географические сведения на Руси в IX–XII столетиях стр. 231–232. Русские появились и укрепились здесь, «по всей вероятности, во второй половине XVI в., когда покорено было царство Астраханское, – и первое Русское поселение, заведенное здесь для соленых промыслов именитыми людьми Строгановыми, было нынешнее Усолье – в начале Самарской Луки (см. на карте городищ Надвино Усолье). Это был укрепленный городок сперва внизу при Волге, а потом перенесенный на нынешнее место на горе. Олеарий говорит о нем⁹²: «25 августа прибыли мы к одной соленой горе (Salzberge), где находятся хижины Русских, в которых они варят соль, добываемую ими из лежащих вокруг соляных копей. Соль эту, обращенную действием солнечной теплоты в куски и высушиваемую, Русские отправляют по Волге вверх и в Москву в громадном количестве⁹³». С покорением Казани и Астрахани и водворением Русских на Самар. Луке, жившие грабежем и набегами Татары должны были оставить ее и перейти в степи за Волгу и другие места, так что ныне здесь не осталось ни одного Татарского селения. С того же XVI в. это место является притоном всякой вольности и разбойников. Здесь, по преданию, имел свое пребывание славный разбойничий атаман, впоследствии покоритель Сибири Ермак Тимофеевич с своею шайкою, – и это подтверждается названным по имени его селением в южной части Луки Ермачихой⁹⁴. Олеарий пишет о разбойничавших в то время на Самарской Луке казаках⁹⁵, а предание указывает и на известного в XVII в. казацкого атамана Стеньку Разина. Но этим разбойничим шайкам, ни Правительству в ограждение от них, конечно, нельзя приписать тех значительных укреплений, валов и городков, какие встречаются на Самарской Луке, а нужно относить их к оседло жившим здесь прежде Татарам⁹⁶.

Усольский о. прот. Преображенский, по просьбе нашей, сообщил нам краткую, но верную Записку об остатках городищ в Самарской Луке, о чем мы имеем еще некоторые другие известия.

1. «В Усольских дачах, пишет о. протоиерей, есть много курганов или на ровных местах насыпей круглых и возвышенных, доселе не уничтоженных землепашеством. Одну такую насыпь, по приказанию управляющего, недавно разрыли и вынули из нее множество камня дикого, неотесанного, какой и теперь есть при подошве Усольских гор. Внутри этих камней найден череп человеческой головы и некоторые кости большого размера, крупного возраста, некоторые металлические вещи на подобие браслет на рунах, по-видимому медные. Более не найдено ничего. Значит, все эти курганы не что иное, как могилы знаменитых людей своего времени и местности, согласно с общим мнением и преданием. Величина курганов в окружности сажен 8–10, а в вышину не более или даже менее одной сажени, в настоящем виде». Мы с своей стороны к этому прибавим свое мнение о значительной древности сих курганов, и желание, чтобы и прочие нетронутые курганы были раскрыты и описаны – по правилам науки.

2. «Между селами Жегулихой и Валами, ближе к последнему, влево от большой Самарской дороги (верстах в 18 от Усолья, см. карту городищ) есть валы, ряда в два. Они начинаются из оврага Яблонного возле самых Жегулевских гор и, продолжаясь кругообразно верст более трех, оканчиваются в том же овраге. Площадь внутри этих валов по склону к оврагу представляет, удобное место для обширного поселения или городка. Внешние рвы у этих валов широки и глубины более сажени, высота же валов почти уничтожена землепашеством. Предание говорит, что здесь жила Орда». В параллель этому известию о. протоиерея мы приведем описание сего же городища, за сто «лет ранее у акад. Лепехина⁹⁷. «Село Валы наименование свое имеет от древнего укрепленного места. Оно находится верстах в трех между оным селом и селом Жегулихою. С северо-восточной стороны противоположны ему Яблонные Волжские горы, с которыми параллельно идет глубокий буерак. От северо-западной стороны другой находится буерак, глубиною сажени в три, а инде и более. С северо-западным буераком параллельно лежит третий буерак, в расстоянии от него около 200 сажен. Оба сии противолежащие буераки пересекают параллельный буерак с Яблонными горами (т. е. упираются в них). От концов противолежащих буераков начинаются три нарочито высокие вала с принадлежащими каналами (т. е. со рвами при них), из которых средний всех ниже, а задний или внутренний выше. Они ведены на подобие полукружия так, что если избрать среднее место в укреплении, то средина валов будет соответствовать южно-западной стороне. Рытвины, с которыми соединяются валы, продолжаются к Яблонным горам даже до Волги верст на 10, на которых есть другое укрепление. Дуга валов в своей окружности составит около четырех сот сажен. Самое пространство, валами и рытвинами окруженное, перерыто самородными прокопами, и тем место делает больше укрепленным. – Кем укреплено сие место, заподлинно сказать не можно. Старожилые из предания объявляют, что тут до взятия Казани обитали Татары, а по взятии оные место сие оставили. Впрочем не видно тут никаких других остатков древности, как-то: развалин, каменных зданий и сему подобного, но единственно на пашне, которою все сие пространство занято, выпахивают иногда черепицу и другие глиняные обломки. Как по валам, так и в околичности оных не к малой пользе жителей довольно растет диких яблоней, которые, без сомнения прежними сего места насаждены были обитателями. Да и на Яблонных горах по-видимому в старину были сады оных; ибо и там много яблоней находится, от чего и наименование дано горам»⁹⁸. Тоже о сем городище пишет и Паллас⁹⁹: «деревня Валовка проименована по находящемуся за две версты на дороге в Жигулихе позади Яблонного буерака обширному, и как то сказывают Татарскому шанцу, состоящему из трех валов со рвами, и имеющему несколько верст в окружности. В сем, шанце нет никаких следов строения; однако во время пахания попадаются иногда Татарские кирпичи, и то может быть о находящихся в земле могил».

3. По Записке о. прот. Преображенского «за означенным селом Валами (т. е. если ехать от Усолья) есть еще валы, идущие поперек Самарской Луки с севера на юг и поросшие по местам небольшим лесом. С северной стороны они начинаются из того же оврага Яблонного, выходящего в Волгу среди Жигулевских гор пониже города Ставрополя и простираются на юг в другой овраг, впадающий также в овраг Сухую Врусьяну, а им в Волгу в южной половине Луки. Таким образом поперечник между обеими Волгами (т. е. северною и южною) составлял некогда препятствие в сообщении – естественное означенными оврагами и искусственное – валами между теми оврагами. Валы эти вышиною сажени полторы со рвом, в сажень глубины, а длиною более настоящей версты».

4. На южной стороне Сам. Луки ближе к Сызрану при Волге стоят два села Переволока и Печерское (см. карту городищ). Первое (в 40 верстах от Сызрана) так названо, говоря словами древнего акта¹⁰⁰, от того, что здесь «переволочатся с Волги в Усу реку» (разделяемую от нее перешейком версты на три) и Усою вниз плывут в Волгу, а Печерское (в 30 верстах от Сызрана) названо от многих пещер или печор, вымываемых в здешних берегах Волгою. Между этими селами верстах в четырех от Переволоки к Печерскому, на левой стороне дороги также было некогда укрепленное место. С восточной и западной стороны здесь идут параллельно один другому два больших оврага, упирающиеся в Волгу, с южной стороны – берега этой реки очень круты и высоки. Это естественное укрепление с северной стороны довершено искусственным проведением валов от одного из вышепомянутых оврагов до другого. Посреди валов сделан въезд в городок или ворота, а против въезда на южной стороне крутой спуск на Волгу, на верху которого и на углах с этой стороны у обоих оврагов были некогда каменные кирпичные укрепления, может быть, башни. Валы идут менее полверсты и с одной стороны между ними и берегом Волги, а с другой между означенными оврагами выходит квадратная площадь, простирающаяся от валов до берега сажен на 200 и более. Так пишет о. прот. Преображенский. По другому сообщению от Сызранского о. протоиерея Арс. Петр. Успенского здесь – с южной стороны от Волги отвесная гора и также (как на севере) небольшой вал, внутренность городка – с четверть версты, а внутри его почти четверть же обнесена еще особым валом; вал в вышину аршина два, в ширину аршина три. В настоящее время крестьяне пашут в городке и будто бы (с сомнением пишет сам о. протоиерей) находили иногда оружие и монеты; по его же словам в самом селе Переволоке никаких признаков города нет. По третьему сообщению от одного воспитанника Симбирской Семинарии – с северной стороны канава или ров был вырыт не по прямому направлению, а под различными углами зигзаговою линиею, которая концами своими примыкала к отвесным берегам буераков, но ныне только по местам сохранилась и то не во всей целости, по преданию городок устроен и был занимаем Татарами, жившими в давнее время; вещей никаких в нем не находят. Сверх сего, по этому же сообщению, верстами двумя выше села Переволоки на перешейке, между Волгою и Усою, в три версты по прямому направлению с юга на север, от Волги к Усе также проведен был вал со рвом, но остатки от них сохранились только кое-где. Это известие, нигде и ни от кого нами не встречаемое, кажется основательным: помянутый вал был очень уместен для описываемого городка, защищая и в дальнейшей территории вход в него с восточной стороны, с севера и юга обезопашенный Волгою и Усою.

За сим вполне приведем гораздо полнейшее описание сего городища у Лепехина¹⁰¹, подтверждающее и пополняющее современные известия. «Между селом Переволокою и Печерским, расстоянием от первого верстах в четырех, наехали мы еще на остатки древнего жилища. Оно от проезжей (в Сызран) дороги в левую сторону лежит сажен на сто. С восточной стороны, то есть от села Переволоки, обросло частиком и для (по причине) чрезмерной рытвины, простирающейся до самой Волги, неприступно. С полудня защищается крутизною Волжского берега; с западной стороны возпящает всякий доступ подобная прежней рытвина. Концы сих рытвин на север соединены двойным изогнутым валом, по средине которых находится проезд или остатки бывших ворот. Впрочем сие укрепление гораздо меньше прежнего (вышеписанного под числом 2-м, описанного у Лепехина на стр. 336, 337). В нем длиннику только 650, а поперечнику 360 шагов. Внутри не видно никаких остатков, кроме многих маров или холмиков, разрытых от лакомых кладоискателей. Между валами к северу обыскали мы глубокую яму, которой отверстие завалено огромным четвероугольным камнем. Сил наших не достало, отворить себе вход далее; но камень, будучи ударяем обухом, отдавал звук пустого погреба». За тем г. Лепехин справедливо делает общее замечание о подобных древних укреплениях: «из описания сих малых остатков древности видно благоразумие древних Волжских жителей, которые избирали для укрепления) такие места, чтобы они более неприступны были своим положением, нежели укреплением искусства». Паллас (стр. 245) только в трех строках упоминает об окопах между Переволокой и Печерской слободою.

Об этом городище, как о древнем Татарском, есть свидетельства и в древних встречавшихся нам актах. В переписных и межевых книгах по Самарскому уезду 180 (1672) года¹⁰² говорится: «и у Волги реки, у Переволоки, промеж дву буераков бывало городище, а меж городищев (раз. буераков?) сажень с 60 от степной стороны были три рва, а от Волжской стороны на том городище бывали большие каменья и заросли». В отказных книгах на землю казакам новопостроенного города Сызрани Савве Богомолову с товарищи 192 (1684) года¹⁰³ ободная межа сей земли означена так: отведено в Синбирском уезде из порозжей земли в урочищах от новопостроенного города Сызрани по Самарской дороге от первой речки до Печерских гор до осми изб, и вверх по Волге реке до Татарского городища и до реки Усы, и вверх по Усе реке и до реки Киширека и до первой речки, что от новопостроенного города Сызрани. И далее: а межа той земли от Печерские горы и от буераку, что выше Татарского городища, через Волгу реку на луговую сторону против нижней изголовки Васильчиковой волошки.

«Рассказывают жители деревни Шелехмети, что в недавнее время по северному и южному склонам горы и в ложбине оврага, прерывающего весь хребет и идущего в параллель ему с северной стороны, находили различные вещи из домашнего быта: горшки дельные и разбитые, котлы, ножи, цепи и др., некоторые из вещей, составляющих женский убор Татарок, Чувашок и Мордовок – серьги, браслеты, кольца и перстни и янтарные бусы, также оружие и части вещей, составляющих наезднические доспехи – ружья, пистолеты, железные стрелы, кинжалы, стремена, арчаки в медной оправе; находили также и монеты медные и серебреные; в овраге попадаются в настоящее время остатки доменных печей, кузнечных горнов с множеством шлака, также черепки от горшков и кости человеческие и конские в могилах. Черепки и другие остатки домашних вещей показывают, что вещи эти в отделке были гораздо грубее нынешних, – черепки эти толстые и шероховатые. Все эти остатки обыкновенно попадались вместо искомых сокровищ кладокопателям. В одной из ям, вырытых ими по склону горы и на верху ее, они вынули ружье большого калибра».

«Предание о строителях крепости и прежних ее обитателях различно. Одни говорят, что крепость устроена Татарами в давние времена; другие утверждают, что Ермак стоял в этой крепости и подтверждают это в 15 верстах от Шелехмети находящеюся деревнею Ермановкою и в 10 от нее Кольцовкой, так названными по имени Ермака и его товарища; иные устроение крепости усвояют Стеньке Разину – и в доказательство представляют три яблони на южной стороне горы, посаженные в ряд будто бы руками самого Разина». – Доселе корреспондент.

Что касается до нас: то по сообщенным от него известиям мы полагаем, что это городище было древнее, Татарское, но впоследствии занято было Русскими, казаками, охранявшими край или разбойничавшими, и состояло под каким-нибудь заводом или кузницами. Потому вместе с огромными камнями и с древними вещами Татарского употребления здесь встречаются и ружья и признаки доменных печей и кузнечного производства.

6. В 24 верстах от Переволоки и 16 от уездного города Сызрани при подошве Костычевских гор и при Пустыльском буераке находится село, с древним укреплением, Городище-Костычи (см. карту городищ). По названию «Костычи» можно подумать, что это укрепление собственно Русское. На это скажем, что, тогда как укрепление было издревле, земля, занимаемая им, и вся окрестность до конца XVII века» состояла пустопорожнею, и только теперь, в конце XVII века, появилось на ней Русское селение – Костычи. В 7200 (1692) году игумении Московского Вознесенского монастыря Варсонофии Бутурлиной Симбирянами Вас. Аверкиевым и Дав. Ильиным было выменено и потом отмежевано «из диких поль остаточной земли за дачами Сызранских солдат от реки Волги и от Печерских гор, и за рекою Волгою, и по реке Иштереку (ныне Тишереку) пашни и сенных покосов и всяких угодий по 50 чети в поле, а в дву потомуж, сенных покосов по 500 копен»¹⁰⁴. На этой земле уже в 1700 г. является населенное монастырскими крестьянами село Вознесенское, Городищи тож¹⁰⁵, в 1710 и след. годах 1721. 1724. 1729, называемое также Городецкою слободою или селом Городищем Костычи тож, или селом Вознесенским Костычи тож¹⁰⁶. Костычами, как передают старожилы, селение названо от того, что прежде жители долгое время промышляли распродажею хостычей (крестьянского простого платья – пониток).

Если эта монастырская вотчина в вышепоказанных актах с самого начала называется Городищем: то значит, она была построена на месте бывшего городища (новое монастырское построение нельзя было назвать городищем), – и из последующего мы видим, что это было городище Татарское.

Городище сие описали видевшие еще каменные развалины его академики Лепехин и Паллас в 1769 г. Первый говорит¹⁰⁷: «село Кастычи (sic) весьма пространно и живут в нем государственные крестьяне; а в старину сие место принадлежало Волжским нагорным Татарам. Татарского обиталища видны еще и по сие время остатки, которые состоят из каменных развалившихся стен. Числом их три; а с полуденную сторону защитою служит крутой Волжский берег. Они складены были из известкового камня, братого с Волги, что проседающие жилки горной смолы свидетельствуют. Обширность сего места средняя между укреплениями при селах Валы и за селом Переволокой находящимися¹⁰⁸. Внутри также не видно никаких древних развалин, но только ныне служит оградою сельскому погосту, и находящейся внутри деревянной церкви. Пожилой старик в селе Кастычах нам сказывал, что отцы их, поселившиеся на сем месте за 120 лет, (следов. в 1650 г., но это в отношении к самому месту Костычам слишком преувеличено), нашли сей городок уже обвалившийся, и для защиты от набегов диких народов, кочующих по луговому берегу реки Волги, построена была на сих развалинах деревянная крепостца; однако оной ныне никаких не видно признаков»¹⁰⁹. Паллас пишет о селе и городище Костычах¹¹⁰: «за две версты от большой слободы Костычей пред въездом на гору, на которой стоит оная слобода, ездят по мосту чрез глубокой между горами издалека простирающейся буерак. Он называется Пустыльский овраг, а небольшой лес, в котором он начинается, – Пустыльский лес. Сия слобода, прежде сего к монастырским деревням принадлежавшая, состоит из 300 домов, построенных улицею, которая в длину почти до трех верст простирается. Два глубокие буерака разделили сию слободу на три неравные части. Верхний или при восточном конце деревни находящийся называется банный взвоз, а другой почти в средине слободы проходящий именуется монастырской. При сем буераке посреди слободы на высокой части берега остатки старой крепости, состоявшей из толстой каменной стены, основание которой еще и ныне видно. Она построена была полукружием до 500 шагов и простиралась от заключающегося между помянутым буераком и Волгою угла до крутого ее берега. Внутри сей разоренной: крепости находится ныне несколько крестьянских (д. б. церковного причта) хижин и слободская деревянная церковь».

В 1857 г. вышепомянутый воспитанник Симбирской Семинарии (пожелавший скрыть свое имя) писал о Костычевском городище: среди села Старых Костычей на площади, где ныне стоит церковь, видны следы бывшего здесь некогда укрепления. В старину оно окружено было канавою, за которою во внутрь крепости шла каменная стена; ныне заметна только небольшая возвышенность или фундамент каменной стены, устланный кое-где твердым плитняком. Лет 70 или 80 назад стена, говорят, имела еще по местам высоты 3 четверти аршина, но из нее жители села Костычей на свои постройки постоянно выбирали твердый и крупный плитняк и таким образом довели ее до настоящего едва заметного состояния. Укрепление это сделано было с востока и севера в виде правильного полукруга, который одним концом (восточным) примыкал к глубокому, имеющему отвесные стороны, оврагу, а на западе к другому его концу шла от берега реки Волги по прямой линии каменная же стена; южную сторону крепости составлял берег Волги, который в этом месте имеет семь сажен отвесной высоты¹¹¹. На площади, которую занимала крепость, ныне кроме церкви построены удельные приказ и училище и дома священно-церковно-служительские, она занимала пространство около 6000 квадратных сажен. Предание об этом укреплении говорит, что оно было устроено Татарами во дни их владычества на Волге. В двух верстах от Костычей на одном кургане было Татарское кладбище, на котором и ныне находят остовы человеческие, похороненные в сидячем положении, и мелкую серебряную Ордынскую монету. Лет семь назад один крестьянин села Костычей в окрестностях его нашел кольчугу, а в настоящем году в колке (рощице, в леску – местное слово), недалеко отстоящем от села Костычей, найден в земле жерновой камень.

Наконец в прошлом 1869 г. местный священник села Костычей Арс. Забелин об этом городище сообщил: в этом селе до населения Русскими жили Татары, у которых здесь был небольшой городок, обнесенный каменною стеною с глубоким рвом с наружной стороны; Признаки этой стены сохранились до ныне, – доселе уцелели остатки каменного фундамента стены, судя по которым стена начиналась от берега Волги саженях в 30 от церкви (нынешней) и, полукругом обходя церковную площадь, другим концом опиралась в берег реки за домами священноцерковников. И если посему эта крепость надежна была с северной стороны: то с южной при обрывистом береге Волги была неприступна. Когда и чья рука разрушила стену – неизвестно, но ров сравнен с землей в недавнее время, по распоряжению удельного начальства. – Татары имели свое кладбище на бугре, называемом Пустыльным бугром, что около Пустыльного оврага (слич. вышеприведенные о нем слова Палласа). На бугре этом нередко находили крестьяне черепа и другие человеческие кости. Это место долгое время привлекало охотников до кладов. В разное время пытались отыскивать здесь клады; некоторые из них, как говорят, действительно находили старинные Татарские серебряные монеты, с которыми, вероятно, Татары хоронили своих покойников. Сказывали также, что назад тому не более 15 лет приезжал сюда чиновник, назвавшийся чиновником Департамента уделов, и на этом бугре, в указанном им месте, заставлял крестьян рыть землю. Бывший участником при рытье рассказывал мне, что на саженной глубине найден ими человеческий скелет женска пола в сидячем положении. Этот скелет и был, как открылось после, предметом исканий. Чиновник взял с собою головной череп и украшения, которые были на скелете. Сказывают, на шее был крупный жемчуг, на руках блестящие наручни, но – какие, объяснить не могут. Говорят также, что вблизи Пустыльного оврага доселе сохранился когда-то и кем-то устроенный подземный ход на расстоянии двух верст, который, начинаясь от берега Волги, оканчивается в Пустынном овраге под Черным мостом. Многоразличные толки об этом ходе приводят к мысли, что может быть и в самом деле есть ход. Рассказывают, будто бы некоторые из крестьян не так давно пытались тут совершить подземное путешествие, но по удушливости воздуха отказались от своего предприятия.

В дозорных книгах Чаллынсной пустоши, что близ Чаллынского городища, 127 (1619) года¹¹² пишется, что «по указу ездил из Казани Григ. Кузминский по Зюрейской дороге на пустошь, что бывало Чаллынское городище, близко деревни Чаллов. Для того во 126 (1618) году били челом Государю Казанские служилые Татары Ишей Хозяшев и другие, чтобы Государь в их поместье пожаловал их по Зюрейской дороге, что было изстари городище Чаллынское на речке Чаллынской вверх Мамы речки, по обе стороны, а та де пустошь Татарская изстари от Казанского взятья лежит впусте. А в ясашных хлебных книгах написано: прошлого 121 (1613) года дана грамота Зюрейской дороги деревни Чаллов Чувашенину Сатышу, велено ему жить, по Зюрейской дороге на пустоши, что по конец деревни Чаллов. И Григорий, приехав на пустошь, взял с собою тутошних и сторонних людей деревень Шихазды, Пимер, Мосляк, Биюрт (чит. Скиюрт), верхних Чаллов новых, и нижних Чаллов, и теми людьми дознал про тое пустошь, что бывало изстари Татарское городище и от Казанского взятья лежит впусте. По смете на том городище пашни паханые 20 чети, да перелогу на 200 чети». Зюрейская дорога, так названная в Казанских писцовых, переписных и других книгах по селу Зюрям, на восток от Казани (см. карту городищ), шла в эту восточную сторону, направляясь к нынешнему городу Мамадыш. В Казанских писцовых книгах Сем. Волынского 156 (1648) года¹¹³ л. 153 об. вышепоказанная деревня и сельцо Чаллы по Зюрейской дороге описываются так: «деревня Чаллы на реке Суле за служилыми новокрещены Афанасием Бурнаковым с товарищи... Сельцо Чаллы на реке Суле, по обе стороны, за Кадрейком мурзою князь Камаевым сыном Смиленева». Затем пишется деревня новая Мамла – выставок (выселок) из ясашной старой деревни Мамлы на р. Мешляке. Она указывает в предидущем акте на Маму реку. Выше, л. 123 об., по этой же Зюрейской дороге и на той же реке Суле пишутся сельцо Шигалеево, и выставка из него – починок Шигадеевской, село Большая Шихазда и выставка из него – Малая Шихазда, л. 134 сельцо Карамыш-Уланово; подле них, хотя уже не на Суле, л. 122, – сельцо Новоцаревское, л. 123 сельцо Шемелка, л. 133 село Петрицы. Все эти селения, начиная с Шигалеева, в Подробной карте Российской империи, изданной при «Императорском депо (1805 г.), действительно показаны на восток от Казани на одной безимянной речке, впадающей в Мешу, по Зюрейской дороге в 20 верстах от Казани. (См. их на карте городищ). Там же находится и помянутая в дозорных книгах 127 г. дер. Пимер или Бимер. Село Большая Шихазда значится на р. Суле и в других древних актах – в отводных книгах 157 (1649) года¹¹⁴. И так здесь, на вышеозначенной речке, впадающей в Мешу, надобно полагать Чаллынское городище, о местоположении и настоящем состоянии которого, хотя мы и сносились, но не получили никакого сведения. А на нынешней реке Суле, на северной стороне от Казани впадающей в реку Казанку, как она показана в некоторых картах, искать его не следует.

Когда по взятии Казани луговая Черемиса и другие инородцы взбунтовались против Русского владычества и война длилась не один год: весною 1556 года посланный против них боярин Морозов с казаками, стрельцами и новокрещенными инородцами выступил к «Чаллинскому городку» и сжег его, повоевавши и побивши затем многих людей, которые встретили его на Меше¹¹⁵. По всему видно, что этот Чаллынский городок был вышепоказанное нами Чаллынское городище. С другой стороны можно допустить, что это было то самое место Чалли или Терберды-Чалли, довольно важное в Булгаро-казанском магометанстве, о котором пишет в своей Истории этого царства Шереф-еддин (XVI в). В главе о знаменитых шейхах – проповедниках магометанства в Булгаре¹¹⁶ – он говорит: из Булгарского племени из аула Тербери-Чалли¹¹⁷ (происходил) Идрис сын Зуль Мугаммеда, – и сказав, какое важное занимал он место и какие оказал услуги магометанской пропаганде, замечает: он скончался (в том же) Терберди-Чалли. Потом говорит о двух других проповедниках магометанства: близ Чалли (родился) в ауле Казанском Ахунд Шем бен Иштерек, учился в Багдаде и проч. – могила его находится в Тербери-Чалли у казаков¹¹⁸. Близ Чалли-Терберди в ауле Бердибек хана находится могила наместника ходжи Хабиб-Уллы из Бухары.

В Казанских писцовых книгах Семена Волынского 156 (1648) года¹¹⁹ л. 47 пишется: «в ясашной деревне Таш-Кирмене, на реке Меше, что у Татарского старого городища, за служивыми новокрещены за Елизарком Ивановым сыном Парфенова и другими 77 десятин». В жалованной грамоте Казанскому Преображенскому монастырю на рыбные ловли в Чертыке (большом рукаве Волги, ниже устья Камы) 1639 г.¹²⁰ в межах сих ловель значатся сенные покосы деревни Епанчины, да деревни Таш-Кирмен Татар. Деревня Епанчина стоит на большой луговой дороге из Казани в Симбирск, при впадении Меши в Каму и соседственна с помянутым Чертыком, следовательно здесь надобно искать Таш-Кирменское городище. В вышепом. Подробной карте Российской империи, сост. при Императорском депо, действительно показана Татарская деревня Таш-Кирмень по той же дороге в 6 верстах от Епанчина на реке Меше (Лашпевского уезда, см. на карте городищ) и по рассказам бывших на месте нам известно, (а путем корреспонденции сведений добиться мы не могли), что здесь доселе видны остатки городища.

В помянутое возмущение (вскоре по взятии Казани) Черемис, Чуваш, Вотяков и др. сии инородцы – Арские Татары, побережные (д. б. прикамские) и луговые Черемисы в 1553 году, как пишет летописец, поставили себе город на Меше в 70 верстах от города Казани и землею стену насыпали, хотяще тут отсидетися (т. е. сделав насыпь, хотели в ней выдерживать осаду). Отсюда они непрестанно безпокоили горную сторону набегами. Но вскоре эта Мешенская крепость была сожжена и разорена Русскими¹²¹. Нет сомнения, что эта крепость было вышеописанное Таш-Кирменское городище на реке Меше. От Казани доселе считается именно 70 верст, и отселе мятежникам легко было волновать и безпокоить горную сторону или правый берег Камы и Волги.

В летописях наших неоднократно упоминается Болгарский город Жукотин. Первое о нем известие встречается в Никоновой летописи т. III, стр. 216 под 6868 (1360) годом, именно, что «сего лета из Великого Новгорода разбойницы приидоша в Жукотин и множество Татар побита и богатство их взяша».

Это впрочем, по сказанию той же летописи, не прошло даром: во 1-х, в отмщение от Татар пограблены были христиане в Булгаре на Волге, во 2-х, Жукотинские князи жаловались на это разбойничество Ордынскому хану Хидырю, – и сей потребовал от Русских князей выдачи разбойников, которые и были выданы. – Когда в 1391 г. отправленный Тохтамышем царевич Бектут разорил Вятку, перебил и пленил жителей ее: Новгородцы, соединясь с Устюжанами и другими, все вместе в следующем 1392 г. поплыли на судах по реке Вятке и Каме в Болгарию, «и взяша Жукотин и Казань и пакы (т. е. далее) поидоша на Волгу и пограбиша гостей всех и тако возвратишася во свояси со многою корыстию и богатством» (там же т. IV стр. 198. 199.). Подобным образом в 1399 г. Вел. Князь Василий Дмитриевич, услышав о взятии Болгарами Нижнего Новгорода, отправил против них брата своего Юрия Дмитриевича; но сей, не нашедши их под Нижним, двинулся далее в Болгарскую землю «и взя город Болгары Великие, и град Жукотин, и град Казань и град Керменчюк (чит. Кременчюк) и всю землю их повоева и много Бесермен и Татар побиша» (Воскрес. летоп. в Пол. Собрании Рус. лет. т. VII, ч. 2 стр. 72). Наконец под 1411 г. Никонова летопись (т. V, стр. 36. 37) говорит о битве близ нынешнего села Лыскова князя Петра Дмитриевича Московского с Нижегородским Данилом Борисовичем и союзниками его Болгарскими князьями и Жукотинским. Этот ли самый Жукотинский князь назван далее царевичем Талычею, с которым Данил Борисович ограбил город Владимир, неизвестно, а скорее – иной. За сим в летописях о Жукотине вовсе не упоминается. Вероятно, в 1431 г. он разорен вместе с прочими Болгарскими городами Федором Давидовичем Пестрым. В Никон. летописи об этом походе говорится так: «тое же весны (6939 г.) Князь Великий Василий Васильевич посылал ратью на Болгары Воложския (Волжские) и Камские князя Федора Давыдовича Пестраго; он же шед воева их и всю землю их плени».

По некоторым из выписанных мест можно заключать, что город Жукотин находился на Каме. Но несправедливо Карамзин (Ист. Гос. Рос., т. IV прим. 396) в след за Татищевым принимает его на устье Камы¹²².

Древние акты ясно указывают этот город на Каме совсем в другом месте. В Казанских писцовых книгах Сем. Волынского 156 (1648) года¹²³ л. 121 об. пишется по Нагайской дороге село Новое Никольское Жукотино тож в вотчине за Саввою Тимофеевым сыном Аристова, у речки Жукоти. В выписи с межевых книг, данной Моск. Донскому монастырю в 194 (1686) году на рыбные ловли и перевозы по реке Каме¹²⁴, пишется «перевоз по Каме реке на большом Берсуте (другой) перевоз Жукотинский, а по мере от перевозу до перевозу 7 верст 700 сажен, а остров Нагайский дан к селу Никольскому Жукотинское тож на животинный выпуск.» В отказных книгах... Аристову¹²⁵: отказано ему отписное поместье Саввы Аристова село Никольское Жукотино тож за Камою рекою (в отношении к Казани); близ нее значатся деревня Кривуша Кубердеева тож и Жукотинский острог на речке Жукотке, близ Камы реки. В отказных же книгах Ив. Змееву в 202 (1694) году¹²⁶ читается: «в поместном столу 190 (1682) г. написано: дано Ивану Змеову в Казанском уезде по Нагайской дороге за Камою рекою в степи пустое дикое поле словет Змеево городище, а Жукотинское тож, по Ирыкле и по иным степным речкам, – да против того городища на Каме реке сенные покосы Жукотинский остров.» Из всех этих вместе взятых выписок видно, что древний город Жукотин, по коему названы означенные село Никольское, острог, остров и Змеево городище Жукотинскими, находился на Каме с левой стороны ниже нынешнего города Чистополя верст шесть. Здесь и доселе существует село Никольское, Жукотино тож: против него на другой стороне – речка и деревня Криуша, на Каме – остров, а село Воскресенское, Змеево городище тоже, подалее от них по Каме же выше Чистополя версты с две¹²⁷. Отсюда до устьев Камы считается еще слишком 70 верст.

В этой самой местности не путем актов, а по народному преданию и остаткам укреплений, нашел и описал Жукотинское городище г. Артемьев¹²⁸. Именно он указывает Жукотинское городище в 6 верстах от города Чистополя вниз по Каме при деревне Донауровке, так названной от фамилии владельцев ее гг. Донауровых, и известной еще под другими названиями – Высокого Городка, Савина Городка и Жукотина. Высоким, замечает г. Артемьев, названо оно, очевидно, по весьма возвышенному положению своему на крутом берегу Камы; Жукотиным потому, что как говорят и окрестные крестьяне, здесь был в старину неверный (т. е. Болгарский) город Жукотин. Почему слывет еще Саввиным – допытаться он не мог и недоумевает. Потому же, скажем мы, почему ныне селение называется Донауровкой, т. е., как видно из вышеприведенных нами актов, от имени древнего владельца его Саввы Аристова, так как и по фамилии его близ лежащая деревушка (о коей говорит и сам Артемьев) называется Аристовою или городком. По фамилии древних же владетелей Змеевых вышепомяпутое смежное и сюда же относящееся селение названо Змиевым или Жукотинским городищем.

«Деревня Донауровка, говорит г. Артемьев, расположена на берегу ручья, именующегося Каменным мостом, потому что из беретов его добывают камень, а может быть потому, что был когда-нибудь через него перекинут каменный мост.

В полуверсте от деревни, с северной ее стороны, находится самое «городище». Оно расположено на высоком, крутом мысе, образуемом с севера Камою, а с запада ручьем Каменный мост. Обе эти стороны обрыты, а с севера даже сделан небольшой ров. С востока и юга городище обведено тремя валами, из которых средний – самый высокий. Валы образует неправильный полукруг, восточная половина которого или, правильнее, юго-восточный угол, разделена на четыре отдельные части. Два из этих разрывов, проходящие через все три вала, как видно, служили воротами, сообщали крепость с предместьями, потому, что с восточной стороны и частью с южной заметны признаки бывших строений: попадаются кирпичи, черепки, куски перегнившего дерева. Самые большие ворота, лучше других сохранившиеся, находятся почти посредине полукруга валов, в юго-восточном углу городища Валы и рвы более двух сажен шириною. Более трех четвертей, кроме северо-западного угла, городище распахано. На всех местах выпахиваются кирпичи и черепки, но более в углу северо-восточном. Здесь находятся также и куски перетопившегося стекла и обгорелые камни, что заставляет предполагать, что разрушение города произведено было также огнем. Признаки действия огня видны и со внешней стороны валов... Против городища, на другом берегу ручья, находилось кладбище или, – как принято в Казанской губернии называть по-татарски, – мазарка. На нем еще в недавнее время стояли надгробные камни: ныне нет ни одного, потому что их растаскали окрестные крестьяне на каменки и под фундамент, остальные же увезены Татарами, которые всегда свято чтут места погребения предков. Ручей называется Каменным мостом может быть от того, что кладбище и действительно соединено было с городом посредством каменного моста, – перенесение умерших с одного берега на другой по таким обрывистым крутизнам было невозможно без моста. – Верстах в двух ниже городища, продолжает г. Артемьев, по скату берега раскинута деревня гг. Аристовых – Городок, названная так, без сомнения, по ее близости к Жукотинскому городищу». Наконец в примечании говорит о находках здесь монет и между ними Куфических. С своей стороны к этому прибавим, что и в нашем собственном владении имеются три Татарские монеты, найденные на этом Жукотинском городище. Одна из них серебряная времени хана Узбека (1315–1340 г.), другая медная – хана Хизыря или Хидыря (полов. XIV в.), третья медная же – пуло Татарское, бита в новом Сарае. Не зная подробно местности, полагаем, что описанное г. Артемьевым городище при деревне Донауровке соответствует в вышеприведенной Аристову выписи Жукотинскому острогу на речке малой Жукотке, теперь слывущей под именем Каменного ключа. Что касается до Змеева городища, находящегося отселе верстах в семи и более: то как и оно в акте называется Жукотинским, надобно думать, что и оно относилось в Жукотинским укреплениям, составляя может быть предместие или цитадель города.

Вятской губернии, близ уездного города Елабуги, верстах в двух или менее от него на высокой горе (25 отвесных сажен от подошвы) при Каме, находятся остатки древнего укрепления или города, известного в народе под именем Чертова городища (см. карту городищ). О нем мы имеем известия летописей Татарских и Русских и письменные документы: из первых во всяком случае видна древность городища. Шереф-еддин, бен Хисам-еддин, Булгарский писатель, живший в половине XVI в., в книге своей «Булгарская летопись», говоря о проповедниках магометанства между этими Булгарами, вот что пишет о начале и судьбе Елабужского городища: «с северной стороны от реки Белой¹²⁹ на устье реки Туймы¹³⁰, вышел из Суддума то есть Алабуги (Суддум на Юнанском языке значит Алабуга, т. е. рыба – окунь: это был большой город, его основал Искандер Зуль-карпейн; ныне он точно также, как и Булгар, разорен Аксак-Тимуром). Из этого (говорю) города вышел Акбаш-ходжа, один из величайших Булгарских последователей (т. е. Магомета), отличавшийся превосходным знанием Корана». И в последней главе о могилах знаменитых шейхов в Булгаре сказано: в Алабуге находится гроб Амлян-ходжи¹³¹. В этой выписке из летописи два курсивом набранные слова: Суддум и Юнанский, представляющие особенную важность, мы привели по Татарскому подлиннику. Первое гг. Березин и Вельяминов-Зернов, нам кажется, несправедливо приняли за Содом. Магометанам Содом не был хорошо известен и с Еврейского отнюдь не означал, какую-нибудь рыбу, а сожжение¹³². Вместо: на Юнанском – те же гг. Березин и Вельяминов-Зернов поставили – на Греческом языке. Хотя известно, что Юнанами Восточные народы действительно называют Греков¹³³, но на Греческом языке рыба окунь отнюдь не называется суддум и никакого такого или подобозвучного слова там нет. Потому, оставив Юнанский без перевода, мы предоставляем филологам решить, какой народ или племя разумеется здесь под Юнанами, о коих и впереди еще будет речь. Основание города приписывается Искандеру Зуль-карпейну, т. е. Искандеру Двурогому. Так восточные народы называют завоевателя вселенной Александра Македонского¹³⁴. Ему они имеют обыкновение приписывать построение древних и важных городов, начало коих теряется во мраке времен. Указание на Александра Македонского во всяком случае показывает древность Елабуги¹³⁵. В другом месте той же Татарской летописи Шереф-еддина Булгарского¹³⁶, в речи о завоеваниях Тамерлана, хотя довольно искаженных анахронизмами и другими сбивчивостями, о Елабужском городище говорится: «из Казани (т. е. из Булгара) Тимур пришел в Суддум (и здесь слово это несправедливо переведено: Содом) то есть город Елабугу. В то время в Суддуме ханом был. Иль-бакши, сын Ураз-бакши хана. Этот хан не знал никакой веры и религии; эмир Тимур обращал его в ислам, но они не согласились. Упомянутый Суддум был небольшой городок; его также Тимур обратил в прах, и, приказав разломать ворота, бросил их в Каму, жителей же взял в плен, а остальных разогнал всех по разным странам света. За тем от посетил могилы последователей (Магомета), находящиеся на устье Туймы. Оттуда, переправясь через реку (Каму) и остановившись в деревне Мялкас¹³⁷, он поклонился последователям (т. е. Магомета же)». К этому мы прибавляем еще следующий отрывок из другой, или в другой редакции той же Татарской летописи, составленной в 992 году гиджры (от Р. X. 1584) и найденной у Татар Елабужского уезда. Отрывок сей мы сообщаем в переводе одного тамошнего муллы, не, ручаясь вполне за перевод, равно как и за самые известия. «Сафиулла, говорится здесь, происходил из Касура, он был из бабалар (т. е. учитель мусульманский), на 36-м году возраста своего переехал жить в город Самарканд в Бухару, и там прожил еще 90 лет и умер в Самарканде. Это племя Касур называлось тогда Юнанами. А на Юнанском языке Сюддум означает рыбу окуня, которая на Татарском языке называется Алабуга-балык, означающее рыбу окуня. В то время, когда Сафиулла доживал остатки дней своих в Самарканде, тогда царствовал (где?) первый султан Альгарфим и потом Хуча Ахмет Сеит, и еще Хуча такой-то и еще Хуча такие-то. В Елабуге жителей какое количество было, неизвестно, но домов было 520. Первый царь в Елабуге был Айдар, из Черемис, у которого была больная дочь Туйбика¹³⁸. Для проповедания магометанской веры (тогда же или после?) завоеватель Константинополя Магомет 2-й прислал в Елабугу трех проповедников магометанской веры». Сперва заметим на этот отрывок, что известия в нем о числе домов (520) в Елабуге и первом царе ее Айдаре с больною дочерью Туйбикой, равно как о трех проповедниках ислама (только не от Магомета 2-го, а от самого лжепророка Магомета) в вышепомянутой летописи Шереф-еддина относятся к Булгару на Волге, столице здешних Булгар¹³⁹. Равно и вышепомянутый Касур по другим Татарским летописям¹⁴⁰ не племя какое-нибудь, а шах Самаркандский, 90 лет проживший в Самарканде, считается основателем этого же Волжского Булгара. Такая компиляция и смешение одного города с другим подрывают достоверность настоящего отрывка. Не смотря на это, отрывок возбуждает серьезные вопросы. Во 1-х, о племени Касур, называвшемся тогда Юнанами: что это было за племя, о котором говорит и Шереф-еддин в вышепомянутом месте о Елабуге? – во всяком случае отсюда видно, что это были не Греки. Далее из отрывка видно, что первоначальное название Елабуги Сюддум взято из языка этого Юнанского племени и означало на нем рыбу окуня. Думая, что это слово из Финского или Чудского языка, мы спрашивали о сем г. Тизенгаузена и, чрез одолжительное посредство его, г. Европеуса и других наших филологов, но получили отрицательный ответ, что там нет такого слова.

Из Русских летописей о Чертовом городище Елабужском некоторые указывают на то место, где говорится о взятии Андреем Боголюбским Болгарского города Бряхимова в поход 1164 г., разумея под этим Бряхимовым Елабугу. См. Воскресенскую и Никоновскую летописи (в Полном собрании летописей т. 7. стр. 77; т. 9. стр. 230 под 1160 г.), Летописец Переславля Сузд., относящийся к началу XIII в. и изданный кн. Оболенским (Моск. 1851, стр. 75), Степенную книгу (Москва 1775, ч. I стр. 299), вышепомянутую историю о Казанском царстве – неизвестного (Спб. 1791, гл. I. стр. 4). Историограф Миллер, отличая этот Бряхимов от Булгара на Волге и производя название его от жившего в нем Болгарского князя Ибрагима (слич. ниже Переяславский летописец), справедливо полагал его на Каме¹⁴¹. А вышепомянутый автор Вятской истории Вештомов в гл. 11 под Бряхимовым определительно указал Чертово Елабужское городище, что приняли и некоторые другие¹⁴². Мнение, это подтверждается тем, что из вышеозначенных летописей Никоновская, Степенная книга и История царства Казанского, также Древний летописец (Спб. 1775, ч. 2. стр. 251) Бряхимов прямо указывают на р. Каме¹⁴³. Там же поставляют оный и многие списки и издания Прологов, равно и Четь-Минеи в древнем сказании на празднество 1 Августа, учрежденное вследствие вышепоказанной победы Боголюбского над Болгарами и в одно с нею время Греческого царя Мануила над Сарацинами. Таковое сказание, нач. Ведети есть осем нам взлюбленная братия, читается Синод. библиотеки в Макариевской Четь-Минее за Август №183 л. 14, и в Успенском экземпляре №997 л. 11., в Чудовской Четь-Минее за Август №317, 1600 г., л. 15 об., в Прологах Синодальной типографии №1472 (общий) XVI–XVII в. нал. 411, Синод. библиотеки №241 правленный XVII в., л. 861, в старопечатных Прологах 1643 (вместо на Каме здесь напечатано: на камени) 1677 г. и во всех последующих изданиях доселе, в Сборнике Синод, библиотеки №556 XVI в. л. 426 об. По конечным словам своим «аз же написах ти се повелением царя Мануила» означенное сказание признается очень древним, переведенным отчасти с Греческого и, может быть, современным самому событию, так как и самое празднество в воспоминание той победы Боголюбского, ознаменованной особым чудом от иконы Господа Вседержителя, несомненно совершалось уже в XII веке¹⁴⁴. В сказании говорится: и шедше взяша 4 городы Болгарские, пятый Бряхимов на Каме. В летописях же читается – в Никоновой: идоша на Болгары Воложскиа и Камскиа и поможе им Бог и пречистая Богородица, и избита множество Измаильтян. В Никоновой, Воскресенской и Переславской: а князь их (Воскр. и Пересл. Болгарский) едва утече с малою дружиною (до Великого города, прибавлено в Воскрес. и Пересл. – то есть Булгара на Волге). В Воскресенской же и Переславской: князь же Андрей (с этой погони) воротися с победою (к своим в стан): и падше вси поклонишася святей Богородице. Воскресенская, Никоновская и Переславская: и шедше (после сего) взяша град их славный Бряхимов (Пересл. Ибрахымов) на Каме (в Воскрес. и Пересл. на Каме нет), а преднии (Пересл. переди, Воскрес. друзии) городы их пожгоша. В Степенной книге, равно и в вышепомянутом древнем сказании об этом определеннее: и поидоша в путь и четыре града взяша и пятый град их славный Бряхимов взяша, иже на Каме. Из этого сличения летописей между собою и с древним сказанием дело оказывается так: когда князь Болгарский укрылся в главном своем, великом и укрепленном городе, то Русские, оставя его там с малою дружиною и простирая, как говорит Щербатов¹⁴⁵, свои завоевания, вошли внутрь их страны – Камской Болгарии, здесь три их города (предние по Ник. лет.) сожгли и знатный их град Бряхимов взяли. Если они, как видно, от Булгара шли пеши Камской Болгарией, направляясь к Каме: то на этом пути перед Бряхимовым-Елабугой доселе видны остатки нескольких, может быть, тогдашних еще городов, которые и могли они взять: городище Куларово близ гор. Спасска, пригород Билярск (знатный Болг. город), городище Никитино на р. Изгари и Жукотино близ Чистополя на Каме, отсюда могли они пересесть в лодки и взять на Каме же город Бряхимов (см. карту городищ). Эпитет славного города также приличествовал Елабужскому городищу, судя по вышеприведенным Татарским о нем известиям. Обратим еще внимание на то, что в некоторых рукописях и печатных книгах (Пролог 1643 г., История царства Казанского) Бряхимов вместо Камы полагается на Камени. Это кажется нам не ошибкою, а другим определением местности, подтверждающим наше разумение под Бряхимовым Елабужского Чертова городища. Впоследствии бывший здесь Троицкий монастырь (о коем скажем ниже), в древних актах обыкновенно писался Троицким монастырем или пустыней в Каменном городище, или монастырем Каменного городища, что на Елабуге¹⁴⁶. Что такое название дано монастырю не от каменного только строения на городище, а и от самой местности, видно из следующего места оброчной грамоты на рыбные ловли 1616 г.¹⁴⁷: дали живоначальные Троицы Каменного городища игумену Ионе рыбные ловли по Каме реке повыше каменных гор в Кривой волошке. Гора, на которой стоит Чертово городище, доселе обилует огромными дикими камнями, которые жители употребляют на фундаменты домов. Поэтому Бряхимов, лежащий на Каме, можно было писать с одинаковою верностью на Камени, – и последнее прямо указывало на Елабужское городище¹⁴⁸. Далее г. Вештомов этот самый Бряхимов считает резиденцией первых ханов Золотой орды – Батыя и его преемников. Он говорит (Вятской История в гл. 11-й): Ордынский хан Саин, первый после Батыя¹⁴⁹ около 1250 года построил город Казань, который от имени его Саинов юрт именовался; и любя он сие место для великой его выгоды жил вместо Болгарского города Бряхимова, что ныне именуется Чортово городище при реке Каме, от города Елабуги в одной версте. О построении означенным Саином старой Казани, под именем Саинова юрта, и о пребывании его в тех и смежных странах говорит вышепомянутый неизвестный писатель Истории царства Казанского стр. 9–11. А о том, что Казань сделалась столицею вместо Бряхимова, Болгарского города, задолго до Вештомова писал Дм. Зиновьев¹⁵⁰. Заметим однако же, что у того и другого, как нам кажется, смешивается в этом известии с Бряхимовым известный Булгар на Волге, служивший летнею резиденциею Золото-ордынских повелителей, начиная с Батыя¹⁵¹.

Но прямо и определенно говорит о Елабужском Чертовом городище, как о древнем Болгарском городе, вышепоказанная летопись XVI века. Сочинитель Истории о Казанском царстве, изд. в Спб. 1791 г., священник Иоанн Глазатый или кто другой, 20 лет проживший в плену в Казани до взятия ее Грозным, в 34-й главе (стр. 127) о Елабужском городище пишет следующее: «к сему же и се иное знамение при мне же бысть. Еще бо ми тогда живущу в Казани, бе в некоем улусе Казанском градец мал (в вариантах: пуст), на брезе высоце Камы реки стоя, его же Русь именуют Бесовское городище, в нем же живяше бес, мечты творя от многих лет. И бе той градец еще старых Болгар молбище жертвенное, и схожахуся людие мнози со всея земли Казанския варвары и Черемиса, мужи и жены, жруще бесу и о полезных вопрошающе». Посему, продолжает за сим автор Истории, и известная царица Казанская Сююнбека, имея войну с Московским царем, послала в этот градец спросить прорицалище об успехе ее. Бес после десятидневного моления и поста посланных от нее и местных жрецов наконец открыл, что он должен навсегда удалиться от этого места, будучи прогнан силою Христовою, что отселе здесь воцарится христианство, – и сам действительно с великим дымом в виде огненного змея полетел на запад, «всем нам стоящим и чудящимся, и невидим бысть от очию нашею». Это место очевидца, там передающего, объясняет и наименование городища Чертовым, наименование, данное ему уже Русскими и в позднее время – по библейскому представлению в языческом прорицалище или идоле беса (Второзак. 32, 17 Псал. 105, 37. 1Кор. 10, 20). С другой стороны это наименование могло произойти, при неизвестности первоначальных строителей городища, и от оригинальной кладки его зданий. Взгромождение диких огромных камней в натуральном их виде, кое-как скрепленных цементом, в стране язычества или магометанства Русская фантазия легко могла приписать нечистой силе, как она приписывала ей безобразные береговые рытвины, вообще ложбины и т. д. (отсюда название: черторыя, и выражение: у чорта на кулижках)¹⁵².Хотя же повествователь это Чертово городище и во времена старых Болгар назвал только жертвенным мольбищем: но слова его, относясь к более или менее близкому для него времени, не исключают того, что в отдаленной древности был здесь знатный и большой город, от которого превратностями судьбы остался теперь только «градец малый и пустый» с знаменитым капищем.

По покорении царства Казанского, когда эти места заняты были Русскими, на месте Елабужского Чертова городища является иноческая обитель. Г. Рычков по преданию туземцев пишет, что сей монастырь был построен самим царем Иваном Васильевичем в то время, когда взял он город Казань и вознамерился рекою Камою ехать до города Соликамска, но, доехав до места, где ныне Елабуга, заболел и для сего принужден был оставить предпринятое путешествие. Начало пригородка (Елабуги) считают с того времени, продолжает Рычков, и есть тут церковь, построенная им (царем) во дни его в нем пребывания. Сей монастырь таким образом Рычков считает первым, который царь Иван Васильевич воздвигнул в знак благодарности к Богу за множество побед, одержанных в сей стране¹⁵³. Здесь, во 1-х весьма сомнительно, чтобы не сказать более, самое предание о путешествии Иоанна IV в Соликамск. По Царственной книге (Спб. 1769, стр. 315–317) и Истории Карамзина (т. 8 стр. 114–117) все пребывание Иоанна в Казани ограничивалось десятью днями 2–11 Октября, после чего по Волге он отправился прямо в Москву. Во 2-х, основание села Тресвятского (как первоначально называлась Елабуга) и Покровской в нем церкви точно относилось ко времени Иоанна и более или менее ко взятию Казани, но нельзя этого сказать о Троицком монастыре на Чертовом городище. По прямым документам он построен уже при Михаиле Феодоровиче около 1614 года. В грамоте, данной этому монастырю на закамскую землю и угодья 1638 г. говорится: в прошлом 145 (1637) году били челом Государю живоначальной Троицы Каменного городища, что на Елабуге, келарь старец Моисей с братьею, а сказал: в прошлом де во 124 (1616) году поставили они в том Каменном городище монастырь, и в том де монастыре устроили две церкви во имя живоначальные Троицы да Сшествия Святаго Духа, и у тое де пустыни земли мало, питаться им в той пустыне не чем¹⁵⁴. Из сличения с другими актами видно, что здесь говорится только об окончательной постройке монастыря и церквей его в 1616 г. Самое же начало ему положено года за два пред сим или немного более строителем Ионою, бывшим до того казначеем Костромского Богоявленского монастыря. Этому строителю Елабужского монастыря иеромонаху Ионе в 122 (1614) году на содержание монастыря дана была пустошь на речке Анзирке в 30 верстах от Елабуги, а в 124 (1616) году, когда отстроен был монастырь с церквами, по челобитью того же строителя Ионы пожалованы были ему на церковные потребы (на темьян и на вино церковное) безоброчно смежные с монастырем рыбные ловли по реке Каме повыше Каменных гор в Кривой волошке до Чертовых гор (на коих стояло городище) с прибрежными озерками и заводками. В следующем 1617 году монашествующие в означенной волошке на устье речки Танайки распахали пашню и для своей нужны поставили двор и мельницу и просили эту пашню и строение оставить за ними, а первоначально пожалованную пустошь Анзирскую, по отдаленнности ее от монастыря, отписать на Великого Государя, что по царской грамоте и было им дозволено в 1619 году. При повальном обыске и дозоре оказалось в означенном месте пустоши поросшей березником десятин с 12-ть, на устье Танайки поставленных от монастыря семь дворов, сенных покосов отсюда по Каме реке копен на 500, черного лесу вдоль верст на 10, поперек на 4¹⁵⁵. Что касается до строителя монастыря старца Ионы: то в 1659 г. игумен Костромского Богоявленского монастыря Герасим, называя этого старца того Богоявленского монастыря казначеем старцем Ионою Зеленым, писал, что он строил Елабужский Троицкий монастырь их Богоявленского монастыря казною, и потому игум. Герасим изявлял теперь свои притязания на Троицкий монастырь, но братия этого монастыря вопреки ему неоднократно писали, что Елабужский Троицкий монастырь старец Иона строил сборными и вкладчиковыми да прикладными деньгами, а не их Богоявленскою казною¹⁵⁶. Каким образом явился близ Елабуги и по какому поводу стал строить здесь иноческую обитель Костромского Богоявленского монастыря казначей Иона, можно объяснить, кажется, тем, что Богоявленский монастырь около Елабуги имел свои владения, и казначей, может быть, хотел распространить их, или с другими целями образовать особую обитель построением пустыни на Чертовом городище. По крайней мере в описях мы встречали 164 (1655) Нояб. владеную выпись Костромского Богоявленского монастыря игумену Герасиму на землю по реке Каме против устья реки Ика, т. е. где ныне стоит село Икское Устье в 35 верстах от Елабуги¹⁵⁷. Распаханная и отчасти застроенная пустошь в Кривой волошке была первоначальная вотчина Троицкого монастыря по сю (правую) сторону Камы. В 1637 г., как видели, другой настоятель монастыря, келарь старец Моисей, ссылаясь на малость земли монастырской и недостаточность средств к содержанию, просил – и по царской грамоте получил на церковное строение, на воск и на фимиам и на вино церковное, и им на пропитание за рекою Камою лежащую против самого же, почти монастыря землю между речками Беткою и Курчею в 200 четей, с сенными покосами и рыбными ловлями – Тростинским истоком с озерами¹⁵⁸. Но в следующем 146 (1638) году тот же старец Моисей, когда сторонние люди новой беззащитной обители стали чинить обиду и налогу многую, для обережения от них, просил приписать сию обитель – и она была приписана к славному в свое время Пыскорскому Соликамскому монастырю, построенному Иоанникием Строгановым в 1560 г. Большие на крестьян налоги, опустошение монастырской казны, растрата имущества и другие злоупотребления этого Пыскорского управления через 21 год вынудили Троицкую братию и крестьян в 1660 году искать себе защиты у епархиального архиерея, Казанского митрополита Лаврентия, и просить его о приписке их обители с вотчинами к домовым Его Преосвященства вотчинам; но в этом им митрополит почему-то отказал. В тоже время игумен Костромского Богоявленского монастыря Герасим, ссылаясь на вышеозначенное построение Елабужской пустыни их Богоявленским старцем Ионою якобы на счет их же казны, предъявлял свои права на обитель, но братия ее по печальному Пыскорскому опыту просили Правительство избавить ее от приписки к Богоявленскому монастырю и сделать свободным Великого Государя монастырем под ведением лишь и защитою Казанского митрополита. После этого Троицкий монастырь с крестьянами в течении 30 лет, не исправляя никаких повинностей и платежей собственно в Архиерейский Дом, отбывал только под ведением епархиального начальства государственные повинности и подати, и не редко терпел разорения и убийства от набегов Башкир и Татар. По Казанским писцовым книгам Сем. Волынского 7156 (1648) г. значится «Троицкого монастыря Каменного городища, что на Елабуге, монастырские пашни и розчисти 27 десятин, да того же монастыря в сельце, что была деревня Таны (чит. Танайка), пашни и розчисти 94 десятины в поле, а в дву потомуж, черного лесу, обще с селом Тресвятским, от монастыря до монастырской деревни Таны по смете вдоль на 10 верст, поперек на 5 в. Здесь сенокосной земли 4509 десятин, с коей сена ставится 90,190 копен¹⁵⁹. По переписным книгам 186 и 187 (1678 и 79) годов значилось в вотчинах его, населенных крестьянами (по сю сторону Камы) в Подгорной (подмонастырской) слободе и в селе Танайке, (за Камою) в селе Бетках и в деревне Простях 64 двора крестьянских, 25 дворов бобыльских, а всего 89¹⁶⁰. Но в 7200 (1692) г. по челобитью Казанского митрополита Маркелла Елабужский Троицкий монастырь был вполне приписан к Казанскому Архиерейскому Дому и сравнен с прочими его вотчинами в платежах и повинностях. В сделанной при этом подробной описи монастырю и вотчинам значилось: в монастыре 1) церковь Сошествия Святаго Духа, каменная ветхая, трапеза деревянная (см. о ней ниже); 2) холодная церковь деревянная Успения пресвятыя Богородицы; 3) на оградных вратах церковь Гурия и Варсонофия Казанских недостроена; ограда рублена в тарасы, недостроенаж. Кельи – строительская, казначейская и три братских, в коих братии 11 человек; в монастыре же – двор конюшний и воловий или скотный. В вотчинах 1) в Подгорной монастырской слободе дворов, кроме причта церковного, крестьянских 5, в них всех душ муж. рода (не исключая и малых детей) 35; 2) в селе Танайке церковь архангела Михаила; дворов, кроме причта церковного, монастырский, 4 мельничных, кузнечный, 2 рыбачьих, 23 крестьянских и 11 бобыльских, во всех душ 332, да мельница об одном поставе; 3) в селе Бетках (за Камой) церковь во имя пресв. Богородицы Владимирской; дворов, кроме причта, всех 29, в них 302 души; 4) в деревне Простях (за Камой же) двор монастырский и 16 крестьянских, в них 106 душ; 5) в деревне Соболековой (за Камой же) двор монастырский и 9 крестьянских, в них 63 души¹⁶¹. В последствии и эти две деревни, Прости и Соболекова, во владении монастырском являются селами. В возделании монастырскою экономией этой земли по ту и другую сторону Камы, в населении ее крестьянами, в основании здесь сел и деревень – заслуга государственная. Вместо вышепомянутой церкви святителей Казанских на оградных вратах в последующих актах является церковь Рождества Богородицы, со всем своим имуществом сгоревшая в 1733 г.¹⁶² В 1751 г. в монастыре значатся только две церкви: 1-я, Успения пресв. Богородицы, деревянная, холодная с колокольнею, 2-я, вновь построенная, деревянная, Сошествия Святаго Духа¹⁶³. Эти две церкви, как видно, существовали до 1764 г., когда Елабужский Троицкий монастырь, вместе со многими другими в Российской империи, был упразднен: потому что в репортах о монастыре 1767 и потом 1772 г. (кои увидим ниже) значатся в нем только две деревянные церкви. По упразднении монастыря предписано было тогдашнему игумену Макарию всю церковную ризницу и утварь лично доставить в Казанский Архиерейский Дом, каковая со всем прочим имуществом туда и отвезена была им, кроме больших местных икон за трудностью перевозки оставленных на месте в двух монастырских церквах¹⁶⁴. В помянутом 1767 г. просвещенный Казанский архиепископ, впоследствии бывший митрополитом, Вениамин Пуцек-Григорович требовал археологических сведений от настоятелей Елабужского Троицкого монастыря и бывшего в зданиях и на развалинах Булгара на Волге Успенского Болгарского монастыря. Именно: сведений а) о имеющихся в том и другом монастыре древних каменных зданиях; б) об иноверческих древних надписях, какия встретятся на камнях, с тем, чтобы их чрез приглашенных Татар или других инородцев разобрать и перевести на Русский язык, а если сие будет невозможно, то сделать с них точную копию (facsimile); в) нет ли где курьезных древних вещей, как-то: костей древних людей или животных и прочего тому подобного? Не известно, что на это отвечал настоятель Болгарского Успенского монастыря; а из Елабужского Троицкого послан был репорт, названный «описью древнему каменному зданию», с ответом и на прочие пункты. Сей акт по важности и краткости его, хотя в конце есть и повторение, помещаем здесь вполне. «Оный Троицкий монастырь состоит близ Камы реки, на высокой горе, под которою в реку Каму течение имеет с востока мало к полудню река Тойма. По берегу той самой горы древнего здания стена из мелкого камню деланная, длиною двенадцать сажен, толщина одного аршина, вышина пять аршин. В той стене с концов и на срединах (sic!) три круглые печуры в подобие башни, в них входы извнутрь монастыря, из которых одна, что от реки Камы с конца, пред другими выше – четыре аршина, в коей напред сего была церковь во имя Сошествия Святаго Духа¹⁶⁵, сверху покрыта шатром деревянным. В том монастыре две церкви, кельи и прочее строение и ограда деревянные, все ветхое. Кроме вышеписанного каменного здания ничего нет и надписей никаких и курьезных древних вещей не имеется. В том монастыре строение две церкви, кельи и прочее, також от каменные стены вкруг монастыря ограда – деревянное все, ветхое¹⁶⁶».

Через два года после сего, в 1769 г., Елабужское Чертово городище было посещено и описано капитаном Рычковым¹⁶⁷. Описание это, за сто слишком лет пред сим сделанное и гораздо обстоятельнейшее, чем вышеприведенный репорт монашеский, для нас весьма важно. «Близ пригорода Елабуги на верху крутой горы, говорит он, находятся остатки древнего города. С южно-западной стороны подле самой подошвы горы сея течет река Кама, а с восточной стороны протекает река Тойма, впадающая в Каму. Хотя не видно тут никаких других зданий кроме каменной стены, сделанной из белого дикого камня; но сие самое тем большего заслуживает внимания: ибо оная стена так порядочно построена, что ни самая древность не могла еще истребить удивительного искусства древних сего места обитателей. Она построена вдоль крутой и почти неприступной горы, и соответствует течению реки Тоймы. Длина еще и доныне безвредно стоящей стены составляет тринадцать, а вышина оныя более двух сажен, и в разсуждении так малого пространства (т. е. и не смотря на столь малое пространство) находятся три круглые и довольно пространные башни, которые выдались из стены на подобие полукружия. Из них на двух верхи не имеют никакого прикрытия, и видно, что изломаны или разрушились от продолжительной древности так, что они уже равны с стоящею стеною: но одна из них гораздо возвышенна и покрыта досками, на подобие обыкновенной башни. Вокруг ее находится шесть небольших окошек; а внутри палата, величиною и окружностью с ней равна. Из чего, кажется, можно заключить, что в сем месте были градские врата, которых довольной вышины отверстие и до днесь видно, хотя оно и закладено внутрь сей стены недавно жившими монахами, и деревянное прикрытие сей возвышенной башни без сумнения сделано руками сих новых обитателей». За тем Рычков передает предания местных жителей о Чертовом городище, в которых смешиваются известия о нем Казанской летописи (Ив. Глазатого) с вышеприведенным же местом Татарской летописи Шерефа-еддина Булгарского. Именно говорится, что по одному преданию в сем месте был храм древних язычников, столь славный своим оракулом, что народ отовсюду стекался к нему для вопрошения; а по другому, что внутри храма обитал ужасной величины змей, в жертву коему жрецы приносили людей, исчезнувший пред падением царства Болгарского, что царь Болгарский, видя приближение к нему с севера идущих неприятелей – Татар, тщетно умилостивлял и вопрошал теперь это божество; не получив ответа, он принужден был возвратиться в свой город, в коем сделался с своими подданными жертвою неприятелей. За тем сообщается еще третье предание, будто Темир-Аксак, разоря многие закамские города, пришел и к сему городищу, которого местоположение так ему понравилось, что он несколько времени препроводил тут посреди веселия и покоя, что и самая стена была построена им же, Темир-Аксаком, но оставлена им неоконченною. «Упомянув о бывшем здесь монастыре, Рычков (стр. 49) замечает, что именно монахи стали разрушать внутри ограды стоявшие здания городища, не могши терпеть остатков храма языческого, и это подтверждает превеликими кучами дикого камня и кирпича, лежащими посреди монастыря без всякого употребления. Замечательно еще следующее известие Рычкова (стр. 50): кроме каменной стены от юго-восточной стороны, укрепляет еще оное городище довольно глубокий ров с изрядными по нем валами, которые, обошед вокруг монастыря, кончатся у весьма крутой долины, из которой выходят два источника с весьма приятною и чистою водою, текущие по мелкому песку... Не малую красоту сему городищу придает находящаяся внутри означенного вала отрощенная и приятная березовая роща. – Не входя в объяснение, какие народы жили здесь и строили городище, с вероятностью впрочем Рычковым приписываемое Болгарам, а не Скифам, в заключении он говорит: для меня останется то только несказанным утешением, что я имел счастье видеть остатки древностей, которые возбудят внимание и труд какого-нибудь человека искусного. Весьма замечательно, что у Рычкова приложен и подробный план Чертова городища, каменной стены, двух церквей, монашеских келий и окружного вала, даже вид самой стены с башнями и вала со рвом; вал имел высоты 2 ½ аршина, ров, изрытый под линию вала, глубиною был около двух аршин, так что неприятелю с основания рва до верха вала предстояло крутизны под одну линию около 4 ½, аршин.

В 1834 г. был на развалинах Елабужского Чертова городища профессор Казанского университета Ердман, также оставивший описание его с видом и планом тамошней башни¹⁶⁸. Приведши выписанное нами место из Записок Рычкова о двух башнях, равных со стеною, и о третьей довольно над нею возвышающейся, покрытой сверху, с 6 окнами, Ердман замечает, что «от двух первых башен теперь осталось только одно основание прочной каменной кладки, немного возвышающееся над землею», а что касается до третьей, то на ней «также нет уже крыши, однакож с северо-западной стороны видны ворота, которых верх поддерживается на подобие полукруга высеченным камнем; а над оными окно, укрепленное вверху двумя дубовыми досками, сомкнутыми под тупым углом; прочие окна, особливо с западной стороны, уже разрушились, и потому более походят на ворота, нежели на окна. Следуя довольно вероятному предположению, башня сия заключала в себе два этажа, потому что и теперь еще во внутренности видно место, где из бревен сделан был накат. Она скреплена была вложенными внутри стен довольно толстыми дубовыми бревнами, которые и по сие время в некоторых местах еще приметны. Стены впрочем в толщину имеют немного более аршина, но весьма крепки. Они стояли бы еще долгое время, если бы не разбивали их безпрестанно без нужды или из шалости; ибо известь, смешанная с алебастром, так затвердела, что превратилась в камень. Башня сия в поперечнике имеет 2 сажени, в окружности 7 сажен и 2 аршина, а высота ее 3 сажени и 1 аршин; комната же (палата) и ворота, о коих упоминает г. Рычков, не оставили уже по себе никаких следов». Предание, записанное г. Рычковым; о бытии на Чертовом городище языческого храма с оракулом или змием, и о царе Болгарском, вопрошавшем его и потом погибшем от неприятелей своих – Татар, до сих пор еще повторяется старожилами Елабуги, писал Ердман. За тем словами Рычкова же он передает другое предание старожилов о Темир-Аксаке и пишет о бывшем здесь монастыре, наконец заключает известием из Казанского летописца о жилище здесь оракула, полагая, что по тесноте места и не могло быть здесь города или какой крепости. Заметим, что это мнение, как мы сказали уже, отнюдь не вытекающее из слов Казанского летописца, противоречит древним Татарским известиям о Елабуге, представляющим ее городом и городом знатным, долго противящимся самому Тамерлану. В неизданных, но по рукам ходящих записках Елабужского священника Кулыгинского на сей счет сказано, что если для некоторых к населению города на Чертовом городище представляются препятствием большие здесь лога (овраги) с восточной стороны; то надобно заметить, что сии лога суть произведение позднейших времен. Вода от проливных дождей, никем и ничем не удерживаемая, при скате горы к востоку произвела лога, а (к западу) берега Камы не имеют логов и по местоположению и удобности здесь и к северу от развалин можно было поместиться огромному городу.

Тот же священник Кулыгинский, составивший свои записки около 1847 г., так говорит о современном положении развалин на Чертовом городище: «самые развалины бывшего города находятся в жалком состоянии и не в том виде, в каком свидетельствовали оные гг. Рычков и Ердман. Из описания Рычкова видно, что до Ердмана многое изменилось и исчезло... А ныне самого основания северо-восточных башней, равно и стены крепкой не видно, превеликие кучи дикого камня и кирпича не заметны. Близ бывших зданий ныне находятся пахотные поля крестьян деревни Подмонастырки, огороженные пряслами, но самое место древних зданий выгорожено: ибо нельзя оных распахивать по причине фундаментов в земле и всюду находящихся диких камней и кирпича. Пыль, наносимая ветрами отовсюду, а особенно с пахотных полей, по времени засыпала землею основания стен, башен и прочих зданий, которые заросли дерном, что служит приманкою для одних только коз, которым не трудно взбираться на высокий утес. Одна только башня, описанная подробно обоими самовидцами, имеющая в поперечнике две сажени, семь сажен и два аршина в окружности, а в вышину три сажени и один аршин, оставила также жалкий остаток своего существования. Не более трех тому лет, как она от небрежения и шалости жителей потеряла три бока (стороны) к берегу реки Камы – к югу, остались только у ней к северу ворота и наверху их окна. В этом положении со стороны Елабуги представляет она вид стоящей доски, почему и этот остаток приближается к скорому падению, – и в наш просвещенный век изгладятся и самые развалины здешнего места, а с ними вместе и название Чертова городища: ибо имя без предмета исчезнет в памяти народной». Опасение это, как увидим ниже, в счастью не исполнилось.

В конце 1855 г. из любви к отечественной археологии, особенно же к знаменитым памятникам своей родины, от коей и дым, по стиху поэта, нам сладок и приятен, вступили мы в сношения с почтеннейшим соотчичем, несколько лет бывшим градским головою, купцом Иваном Васильевичем Шишкиным, человеком весьма любознательным, начитанным и много лет занимавшимся Елабужскими древностями. Предметом переписки нашей было Чертово городище, и потом особенно Ананьинский Могильник, о коем ниже следует особая статья. Сын этого 80 летнего теперь старца, Иван Иванович Шишкин, обучавшийся сперва в Москве, потом в С. Петербурге в Академии художеств и для высшего образования посланный за границу, бывши на родине в 1855 г., по просьбе нашей, с помощью родителя своего, тщательно исследовав и измерив местность Чертова городища, составил нам а) план всей местности Чертова городища, б) вид Чертова городища с окрестностями его и в) точный рисунок оставшейся части от башни городища. План и вид Чертова городища за сим представляются при самом тексте, а вид оставшейся части башни см. в числе рисунков на табл. XI.

План крепости на Чертовом городище по чертежу г. Шишкина был весьма правильный и более или менее сообразный с прочими Татарскими городищами или укреплениями. Крепость (см. букву а) по нему была квадратная в 10 сажен с севера на юг и 9 с востока на запад, с четырьмя по углам круглыми башнями, и с четырьмя же между ними полубашнями, в средине каждой стены выдающимися полуциркулом. Не совсем ясны следы или основания этой полубашни с юго-восточной стороны к реке Тойме; но в этом случае помогает Рычков, видевший ясно оные и положивший их на своем плане. На северо-востоке между угловою башнею и следующею полубашнею, равно и на северо-западе у полуциркуля представляются груды камней и цемента – конечно от бывших здесь, в первом пункте – стены, во втором – полубашни. Места двух бывших монастырских церквей показаны вне этой крепости в нескольких от нее саженях на запад (см. буквы б, в). Сверх сего, почти в параллель северо-восточной и северо-западной башням, в одинаковом от них расстоянии, представляются фундаменты каких-то зданий, против первой – квадратной формы, против второй – круглой (см. буквы г, д), а за ними еще квадратный фундамент (см. букву е). С юго-западной стороны крепость ограждена тремя валами и рвами (см. буквы з, и)¹⁶⁹, из коих первые два идут по прямой линии параллельно один другому, а третий вал и ров в средине имеют острый угол, и в этом углу видны два фундамента такого же материала, как и прочие здесь фундаменты: вероятно, здесь была караульная башня и еще что-то (см. буквы к, л)¹⁷⁰. Все почти пространство, ограждаемое первым валом и рвом, усеяно камнями и ничем не засевается, восточная часть его за крепостью изрыта: по признакам и преданию здесь был монастырский сад и огороды (см. букву ж). А пространство за первым валом, равно за вторым и третьим и далее на запад версты на три состоит в полях, засеянных рожью и огороженных пряслом (см. оное под буквою м). Затем версты на четыре до села Танайки – сосновый лес. Несообразность этого новейшего плана со старым Рычковским во многих отношениях, еще более симметрия и правильность его и аналогия с древними Татарскими городищами, весьма изумили нас и обрадовали; но не доверяя плану молодого человека и своему удовольствию, мы послали оный в Елабугу вместе с планом Рычкова, и просили самого Ивана Васильевича Шишкина тщательнее проверить план сына его, и дополнить, что откроется вновь. «По письму вашему, отвечал мне на это Иван Васильевич, и при нем приложенному чертежу двух планов Чертова городища я делал тщательную поверку, брал рабочих и раскрывал фундамент стены, и нашел сходно во всем по чертежу сына моего. Не подумайте того, чтобы я в поддержку сына это делал, я знаю важность этого обстоятельства для последствиев, где нужна непременно верность». Затем объясняется а) что точно крепость имела такую правильную форму с 4 башнями по углам стены и четырьмя полубашнями в средине; б) что фундамент стен оказался глубиною 5 четвертей, шириною 4 четверти, камень вообще известковатый, цемент решительно во всех местах окаменел и сделался тот же камень, только несколько белее; в) церкви на плане сыновнем правильно поставлены – они от башен в близком расстоянии, не более 4 сажен; г) о фундаментах и ямах против СВ и СЗ башен замечено, что тут надобно полагать, были какие-нибудь строения монастырские поздние, потому что известка мягкая, старого цемента нет, кругом их лежит мелкий камень; д) «валов точно три, первый от крепости в 34 саженях, и он длиною до 60 сажен; второй вал от первого в 30 саженях, и он длиною до 60 же сажен; третий вал от второго в 45 саженях и длиною до 70 сажен и он – углом, в углу точно видно, было какое-то строение; цемент при нем окаменелый старинный; где оканчиваются валы, – теперь очень большой овраг, и кажется, что они шли и далее». В плане г. Шишкина, таким образом становящемся теперь несомненным, особенно замечательно то, что по нему Елабужское городище или крепость, не говоря о городищах древле-болгарского царства, описанных и изображенных в той же книге Рычкова, имело ближайшее сходство с описанным и изображенным у академика Зуева городищем близ. Белграда Курского¹⁷¹. Это городище (только в большем размере) также было квадратное с четырьмя по углам круглыми башнями и между ними полуциркулами, также, как Елабужское, к югу имело утес, а за ним реку Северный Донец, к западу безымянный ручей, с севера окружено было двумя валами и рвами. Оно существовало еще при самом начале России, до Владимира святаго¹⁷². Судя по малому размеру крепости на Чертовом городище (в 10 и 9 сажен квадр.), мы предполагаем: не был ли это только замок, городок или цитадель города, каковая была и при столице Булгарской – Булгаре на Волге, каковою (по крайней мере впоследствии) было и вышеупомянутое на Сев. Донце городище в отношении к Белгороду Курскому¹⁷³.

Вид елабужского Чертова городища

Из всех зданий этой крепости – замечательное обстоятельство – уцелела только та башня со стороны Камы, т. е. с юго-западной, в которой некогда был храм Сошествия Святаго Духа. Она сложена из больших необделанных камней, сцепленных цементом; внутри ее мелкий щебень и доски, в которых он, вероятно, был заключен; подобным образом складены и древние строения в Булгаре на Волге, и вообще так строились на всем мусульманском Востоке¹⁷⁴. Находимые на Чертовом городище и около него медные вещи из домашнего быта, изображения барана и других животных, указывают на глубокую древность этого места. Об этих находках свящ. Кулыгинский пишет так: «времена идолопоклонства оставили здесь памятники в земле, которые были находимы в разные времена близ города Елабуги. В полях крестьяне выпахивали из земли медные большие топоры и ножи, которые, конечно, служили жрецам при их жертвоприношениях; ибо таковые в домашнем быту не могли быть в употреблении. Однажды нашли они в земле на медном блюде¹⁷⁵ довольно большое медное изображение животного похожего на барана, кроме головы, которая как будто похожа на змеину. Крестьяне отдавали их в переливку на подсвечники или на колокольцы к дугам, и один из таковых мастеров старик сказывал, что он много подобных древних вещей переформировал на новый лад, по желанию просителей. Не далеко от бывшего капища (на Чертовом городище) в поле крестьянином найдено было изображение животного, малое вершка в полтора; хотя оно отделано было весьма чисто из стали или вылито из чугуна, но трудно разобрать, какое животное оно представляло: голова похожа на змеину, а прочие части на барана; внизу вместо ног были сделаны кольчики, которые при взятии в руки друг о друга бречали. Изображение это, находясь в земле, разумеется не один век, нисколько не пострадало от времени, и, как редкость, находится теперь в Казанском Университете». Если это действительно так: то точно баран с древнейших еще времен между прочим служил предметом религиозного почитания язычников, и в этом смысле изображения барана часто встречаются и в Сибирских Древностях, как то и другое мы покажем в нижеследующей статье об Ананьинском Могильнике, куда мы теперь и отсылаем читателей.

Сим оканчиваются известия наши о Елабужском Чертовом городище. Прибавим к этому еще то, что граждане Елабужские, видя постепенное разрушение и последней, оставшейся башни, в 1867 г. по инициативе и старанию Ив. Вас. Шишкина восстановили ее в первоначальный вид. Три стороны этой башни, как мы видели и из описания ее свящ. Кулыгинским в 1847 г., уже в то время не существовали, а оставалась только одна северная часть с воротами, и над ними окном. Эти отвалившиеся стороны были вновь построены из кирпича на прежнем основании и соединились в одно и под один уровень с оставшеюся в первоначальном виде северною частью, и гребень во всю окружность башни покрыт железом. При этом со стороны Камы в башню вложили чугунную доску с следующею надписью: «сей древнейший памятник до разрушения не допущен, возобновлен Елабужкими гражданами в 1867 году». Эта восстановленная башня, на высокой горе, издалека обращает на себя взоры.

Когда уже печаталось об этом городище, находящемся Симбирской губернии, Сингилеевского уезда близ села Криуш, по просьбе нашей мы получили в письме от священника сего села Феодора Смирнова довольно обстоятельное описание бывшего там городища, каковое и решились мы поместить здесь в качестве дополнения к прежним нашим скудным о нем известиям. «Около села Криуши – пишется в письме – два места носят название городков: один городок между селами Криушей и Панской слободой, а другой на речке Арбуге при впадении оной в речку Тушонку. Народное предание дает им название Татарских. От первого городка, что между Криушей и Панской слободой, остались ров и вал сажен на 100 вдоль озера Криушки, а на месте второго, что на речке Арбуге, видны два рва, параллельно идущие на запад от Арбуги сажен на 150, – по крайней мере теперь столько заметно. Пространство между рвами – сажени три, и имеет возвышение; вероятно, эта насыпь была сделана при рытии рвов. Рвы осыпаются уже в речку Арбугу. Здесь находили много металлических и глиняных вещей, из коих первые относились к оружию, конскому украшению и проч., а последние к домашнему употреблению. Из вещей металлических что-нибудь я не мог ни у кого отыскать: все годное крестьянами переделано на вещи для домашнего употребления, негодное заброшено, а глиняные вещи тем более не сберегались. – Земля, занимаемая обоими городками, самого худого качества, какая бывает, по словам крестьян, после перегоревшего навоза: трухлява и суха, как зола, и потому не плодородна¹⁷⁶. Городок между Криушей и Панской слободой, вероятно, есть только продолжение этого городка Арбужского, так как расстояния между ними не более одной версты и разделяются они ныне только одним селом Криушей, если не считать речки Тушонки. – Городок на Арбуге с востока защищен глубоким оврагом, по которому течет речка Арбуга, а за ним тотчас же поднимается весьма высокий хребет Арбуженских гор; на вершине их, противу самого городка, виден вал сажен 6-ти (здесь и хребет горы не шире 6-ти сажен, следовательно вал пересекает пеперечно всю гору), и около его несколько ям, каждая сажен по 10-ти в окружности. Вероятно, это было сторожевое место, откуда в известных случаях давали сигнал в город. Для сторожевой стоянки нельзя приискать более лучшего места, как это: отсюда открывается вид во все стороны на необозримое пространство, а внизу широкою, исчезающею в дали, лентой извивается Волга. Все эти горы, по сказанию старожилов, покрыты были прежде сосновым лесом, корни коего в некоторых местах сохранились доселе. – Недалеко от городка есть на Арбуженские горы взвоз, известный в народе и доселе под именем Татарского. В полугоре при этом взвозе находили много человеческих костей, от чего можно заключать, что здесь было кладбище, что́ и народная молва подтверждает. – Вы пишете, что Олеарий от Симбирского городища переплыл через три мели, одну перед горою, а две другие позади горы Арбухим, и спрашиваете: какая это должна быть гора Арбухим? – Это именно гора близ Криуш, которая прямо начинается высочайшими отрогами. А старожилы рассказывают, что перед горой на месте нынешней Волги действительно протекал неглубокий рукав от нее, через который переходили пешие на остров, самая же Волга текла другим берегом близ Кайбелы. Речка Арбуга (о которой также спрашиваете) течет по очень глубокому оврагу при подошве Арбуженских гор с западной стороны оных: течения ее не более 12-ти верст, вода в Арбуге чиста, приятна на вкус и здорова». – При письме приложен и план обоих городков и всей окружающей местности, который теперь отлитографировать не было уже времени. Сверх сего священник весьма обязательно хотел собрать и сообщить сведения о недавно найденном денежном кладе в самом селе Криушах, очевидно, входившем в черту Арбухимского города, и прислать самые монеты, какие удастся приобрести.