3. Что есть безмолвие, и о мире

Определенно, что безмолвие есть удаление от чувственного и стремление к умопостигаемому, почему оно и является по преимуществу приближением к Богу. Сказано: «Далеко удалился... я, бегая, и водворился в пустыне» (Пс. 54, 8). Для чего же? – ибо «ожидал я Бога, спасающего меня» (Пс. 54, 9): ведь, упомянув о многом, рассказывает сей божественный [муж] происходящее во граде, достойное всяческого осуждения, малодушием и смутой зовя творимое там. И воистину, трудно избежать опасности греха тому, кто оказался среди мира, чтобы не сказать, в среде демонов. Ибо велика и жестока ведомая демонами в мире война, немалое содействие в чувственном для себя почерпающая. Для тех же, кто утвердился вдали от чувственного и к тому же, как следствие, силится задушить в себе всякое чувственное [восприятие], сильно отличается накал [этой] войны и ровно настолько, насколько более слаб этот накал для обстреливаемого только, да и то издали, чем для того, кто идет в самые руки врагов для рукопашной. Потому-то божественный муж, далеко бежав и удалившись, приходя в пустыню и водворяясь там, вопиет, объясняя причину своего похвального бегства, и говорит открыто: «Многим мраком исполнился мир, и многое уязвимо из-за грехов многих, и весьма трудно превозмочь войну демонов в миру: ведь до того, как откроется злой умысел оной, причиняет вред тот, кто правит разумом большинства. Поэтому «далеко удалился... я и оставался в пустыне» (Пс. 54, 8), именно для того, чтобы не одолела меня запутанная сеть прихотливых козней демонов. Ибо знаю я, что «ежели не возобладают надо мною, тогда я буду непорочен и чист от великого греха и будут во благоволение слова уст моих, и поучение сердца моего пред Тобою всегда, Господи, Помощниче мой и Избавитель мой» (Пс. 18, 14–15). Затем, успокоившись в бегстве от мира и безмолвии, как подобает, достигнув очищения от грехов, я дождусь момента, когда «и поучение сердца моего пред Тобою всегда, Господи" (Пс. 18, 15), подобно сказанному: «ожидал я Бога, спасающего меня» (Пс. 54, 9). Ибо обращение разума ни к чему другому, а только к Богу, как я считаю, свойственно чину очищения, в целом же, скорее, [чину] просвещающему и сообщающему совершенство».