Глава 7. Старец иеросхимонах Макарий

Иеросхимонах Макарий – старец Оптиной Пустыни, в миру Михаил Николаевич Иванов, из дворян Дмитровского уезда, Орловской губ., родился 20 ноября 1788 г. и скончался 7 сент. 1860 г. Он старчествовал в Оптиной Пустыни совместно со старцем Леонидом, в схиме Львом, а затем до самой смерти нес единолично великий и святой подвиг старчествования в обители.

Начнем с описания первой встречи одного инока со старцем. Она происходила в ранней его юности, когда жаждал он монашеского жития. «В те времена скитский лес был гуще и величественнее, чем теперь, и, в вечном полусумраке его святой тайны Божьего девственного создания, догорающий день  быстро сменялся мраком ночи и ночная тень ложилась плотнее и гуще, чем на просторе обширного Оптинского монастырского двора. Красотой был в то время скитский лес, когда в благоговейном трепете подходил я со своим путеводителем к св. воротам, скрывавшим за собой, казалось мне, истинных небожителей, временно и только для назидания, сшедших с горнего неба на грешную землю. Вспомнил я по дороге, что о. Герасим, прощаясь со мной в Сергиевой Лавре, сказал мне: «А ты постарайся найти, как придешь в Оптину, в скиту двух рясофорных монахов, отца с сыном – они ваши, Саратовские. Зовут отца Никитой, а сына Родионом; они наверное к тебе будут ближе других».

И, вот, идя дорожкой по лесу в скит, я и думал: ах, если бы мне найти своих земляков – все бы было лучше…

Когда ушел мой старец-путеводитель, я, еще не входя в святыя ворота, бросился на колени перед изображением свв. Отцев на стенах св. входа и слезно им помолился, чтобы они меня приняли в скитскую братию, и затем трепетно переступил порог скита, осенив себя крестным знамением… Меня сразу обдал густой, чудный запах резеды и всей роскоши скитских цветов благовонной вечерней зари догоравшего знойного летнего дня. Прямо передо мною, пересекая мне дорогу, смотрю, идут два инока. В скитском храме звонили во все колокола …

Я поклонился инокам в землю.

«Откуда брат?»

Я назвал свою родину. Иноки переглянулись между собой…

«Не знаете ли, – спросил я, – где мне здесь найти двух монахов, отца с сыном из Саратовской губернии, по фамилии, кажется, Пономаревых?» «А, что ж, они родственники тебе, что ли?»

«Нет, – говорю, – не родственники, а как у меня здесь никого нет, то я ищу хоть земляков».

«Ну и слава Богу: твои земляки с тобой-то и разговаривают – я отец, а это – мой сын».

При этом они мне дали братское целование. Это были Никита и Родион Пономаревы, в монашестве Нифонт и Иларион. Сильно обрадовался я этой встрече, в которой не мог, конечно, не усмотреть промыслительного о мне грешном Божьего усмотрения. Скит мне сразу сделался родным. «А где бы мне увидать старца Макария?» – спросил я земляков. Отец Родион, сын старика Никиты, сказал мне:

«Пойдем за мной в церковь – он там, и я тебя поведу к нему под благословение».

Батюшку Макария мы, действительно, застали на молитве в церкви. Шло бдение. Доложили ему обо мне:

«Какой-то странник, батюшка, Вас спрашивает. Желает Вас видеть и сказывает, что наш земляк», – доложил старцу о. Родион.

Надо сказать, что Пономаревым я при встрече не успел ничего другого объяснить, кроме того, что я ихний земляк: ни имени моего, ни фамилии они не знали, да и во всей Оптиной меня никто знать не мог. «Где он?» – спросил старец. «Стоит у церкви».

«Приведите его сюда ко мне…»

И меня ввели в церковь к старцу. Я упал ему в ноги с замирающим от волнения сердцем и, когда встал, старец, благословляя меня, сказал: «Э, да это, знать Феодор!» Дивное прозрение… «Откуда ты сегодня пришел?»

«Прямо из Калуги», – ответил я вне себя от изумленной радости, представ перед дивным старцем.

«Так, веди же его скорей в трапезу, – сказал батюшка отцу Роддону. – Да скажи повару, чтобы он хорошенько, чем Бог послал, его накормил… Да, ты уж, – обратился ко мне старец, – после ужина-то не ходи ко бдению, а ложись спать, а то ты устал, голодный!» (С. Нилус. «Сила Божия и немощь человеческая», записки игумена Феодосия. Сергиев Посад, 1908 г.).

Старец среднего роста, лицом не красив, со следами оспы, но было оно белое, светлое. Взгляд был тих и полон смирения. Нрав его был чрезвычайно живой и подвижной. Память прекрасная: после первой исповеди на всю жизнь запоминал он человека. Был он косноязычен: не хватало дыхания при разговоре. Это его смущало всю жизнь. Одет был всегда бедно.

С тех пор, как появился в скиту о. Макарий, где его возвели в настоятели, жизнь его приняла характер не изменявшийся до самой смерти. Она была полна попечений, как чисто пастырских, так и о внешнем благоустроении, с раннего утра до поздней ночи. В церкви им было установлено пение киевского распева, введена должность канонарха, плавное чтение и пение «на подобны». Вокруг храма благоухали массы цветов, расходясь по бокам многочисленных скитских дорожек. Внутренность скита, превращенная в плодовый сад ее основателем отцем Моисеем, усердно поддерживалась заботами о. Макария, и нередко зимою городские и сельские жители просили плодов для болящих. Сам о. Макарий, хотя и был иеромонахом, не служил по физическому недостатку косноязычия, но более по глубокому своему смирению. Но зато с усердием певал он часто и со слезами. Особенно любил он «Чертог Твой».

Об его внешности так говорит жизнеописатель:

«Лицо – ничем не поражающее с первого взгляда, вовсе некрасивое по обыкновенным понятиям о красоте физической, даже неправильное, по недостатку в глазах, с печатью постоянного углубления в себя, следовательно, на вид более строгое, нежели ласковое; но такова сила благодати, что лицо это, служа зеркалом чистой, любвеобильной и смиренной души, сияло какою-то неземною красотою, отражая в себе то или другое из свойств внутреннего человека, плодов духа, исчисленных Апостолом. Вообще в нем было редкое соединение детской простоты, тихости и смирения, делавшее его приступным всем и каждому («Жизнеописания отеческих подвижников благочестия XVIII и XIX веков». Москва, 1909 г. Книга за сентябрь, стр. 120).

А вот что пишет один светский человек, как мы узнаем из дневника иеромонаха Евфимия:

«Первая наша встреча со старцем, против нашего ожидания, не имела ничего особенного. Припоминая себе рассказ o. К., мы думали встретить подвижника с особенным выражением в лице, с особенными приемами: оказалось, что это был простой, обыкновенный монах, чрезвычайно скромный, неразговорчивый и к тому же косноязычный. Я положительно был разочарован; но жена моя, несмотря на свою светскую бойкость, с первого раза почувствовала какой-то безотчетный страх, смешанный с благоговением; а в следующие его посещения привязалась к нему всей душой. В следующую осень мы опять посетили Оптину Пустынь. О. Макарий был уже обходительнее и откровеннее с нами. Он подробно расспрашивал о нашем житье-бытье, говорил о Петербурге и встречающихся в нем на каждом шагу искушениях. Когда я признался в смущениях, которые так безотвязно преследовали меня среди столичных развлечений, о. Макарий заговорил так, как никогда до того не говорил с нами. Жадно ловили мы каждое слово подвижника и, по уходе его, советуя друг другу, записали чудную речь старца Божия…

Вся пошлость жизни светской встала перед нами во всем своем безобразии; в груди стало тесно от накопившихся слез, которые неудержимо потекли потоком из глаз моих. Да, мы плакали! и сладки были эти слезы глубокого раскаяния в грехах. О. Макарий посоветовал нам поговеть и, благословив нас, пошел в другие номера гостиницы для назидания и поучения посетителей, которые жаждали его внушающего слова. Во все время приготовления нашего к исповеди и Св. Причащению, старец ежедневно навещал нас и назидал духовно» (С. Нилус. «Святыня под спудом». Тайна православного монашеского духа. Сергиев Посад, 1911 г.).

* * *

Иеросхимонах Макарий родился 20-го ноября 1788 года. Он происходил из дворянской семьи Орловской губернии. Семья отличалась благочестием. Прадед его, Иоанн, стал иноком. Родители, коллежский асессор Николай Михайлович Иванов и мать Елизавета Алексеевна, нарекли старшего сына Михаилом, в честь св. князя Тверского, память которого 22-го ноября; после было еще трое сыновей и одна дочь. Жили они в окрестностях Калуги, весьма красивом месте, близ Лаврентьева монастыря, архимандрит которого, Феофан, духовно окормлял их.

«Среди впечатлений, приятных для зрения и отрадномирных для сердца видов сельской природы, имея перед глазами тихую иноческую обитель, из которой ежедневно доносился до слуха обитателей Ж. звон колоколов, призывающий иноков к молитве, возрастал будущий инок и молитвенник, еще тогда неведомый миру», так описывает жизнеописатель первые впечатления мальчика.

Когда Михаилу было пять лет, скончалась любившая его больше других детей мать, не раз говорившая про тихого и кроткого сына: «Сердце мое чувствует, что из этого ребенка выйдет что-нибудь необыкновенное!» В связи с болезнию матери, семья меняла место жительства. В городе Карачеве он начал и окончил школьное образование, а уж на 14-ом году поступил на нелегкую службу бухгалтера, с чем отлично справился, обратив на себя внимание. Однако, Михаил продолжал жить своим мирком. Много читал, ища разрешения важнейших вопросов ума и сердца. Любил музыку, отлично играл на скрипке, находя в ней большую отраду. На 24-м году жизни, уже по смерти отца, вышел в отставку и поселился в деревне. Управлял хозяйством плохо. Однажды мужики покрали множество гречихи. Михаил их долго вразумлял, ссылаясь на Св. Писание. В результате мужики пали на колени в искреннем раскаянии, на посрамление родным Михаила, которые над ним смеялись. Была сделана попытка его женить, но как и лицом он был непригляден, да и стремления не имел, то так это и осталось. Съездил он на Коренную ярмарку, купил там книг духовного содержания и в них зарылся. Изредка выходил в столярню, там работал до усталости, покоряя юную плоть духу.

В 1810 г. осенью он поехал на богомолье в Площанскую Пустынь, где познал свое давнишнее влечение и решился посвятить жизнь Богу. Он там и остался. Прислав братьям отречение от имения, он одно лишь просил: построить на тысячу рублей часовню на могиле родителя.

В то время в Площанской Пустыни находился ученик великого старца Паисия Величковского Афанасий, который не мог не заинтересовать юного молитвенника. Под его полное руководство он и отдал себя, получив тем правильное начальное направление. К сожалению, почти нет материалов, проливающих свет на эту дивную личность. У него было много переводов аскетических творений древних отцов монашества, сделанных о. Паисием. Они потом перешли в Оптину и были изданы в переводе со славянского на русский.

Тут послушник Михаил изучил церковный устав и нотное пение. Помогал в письмоводстве. 7 марта 1815 г. был пострижен в мантию с именем Макария, в честь преп. Макария Великаго. Пешком, с посохом, ходил в Киев. На обратном пути был в Глинской пустыне, где познакомился со старцем Филаретом, игуменом. В 1824 г. ездил в Ростов на поклонение мощам Св. Димитрия Ростовского, после чего впервые был в Оптине. На другой год умирает его старец. Макария назначают духовником Севского девичьего монастыря. Так начинается его духовническая деятельность.

Трудно было Макарию без своего учителя. Но вот происходит замечательная встреча. В его обитель приезжает со своими учениками отец Леонид, который был под руководством у схимонаха Феодора, ученика того же Молдавского архимандрита Паисия. О. Макарий вновь обрел себе руководителя. Это был ответ на его молитвы, ибо духовное сиротство тяжелее плотского. Хотя о. Леонид считал о. Макария сотоварищем в деле монашеском, но, уступая просьбам и смирению его, решился с ним обращаться как с учеником. Впрочем, их совместное пребывание скоро прекратилось: о. Леонид был отправлен в Оптину. Шла переписка, кончившаяся переездом о. Макария в Оптину, что стоило немалых затруднений. К Площанской Пустыни он долго хранил любовь.

Старец Леонид был необыкновенный человек. Он вел постоянную внутреннюю борьбу, творил Иисусову молитву, имел дар прозрения и исцеления. Чтоб укрыться от суетной славы слегка юродствовал. Он не терпел неискренности, самомнения, теплохладности. О. Макарий был постоянно при нем до самой его смерти. Оба они «вынянчили» великого старца Амвросия, прозорливца и чудотворца. Это была атмосфера, насыщенная благодатью, совершающая чудеса. Стопами страждущих и убогих, физически и духовно, была истоптана тропинка к Оптине еще с большей силой, чем к обычным монастырям. Старец Леонид принимал всех с огромной любовью, он научил и учеников своих целить недуги приходящих, не гнушаясь ничем, но презирая один лишь грех. Под его руководством они отдавались всецело к ним приходящим: выслушивали все, что открывали им возмущенные грехом души, принимали откровение помыслов, отвечали и на письменные вопрошения. Старец нередко прозревал, где кроется что недоброе, обличал их, но для того лишь, чтоб потом таким теплом любовным обдать их, что им особо запоминалась радость обретения чистой совести. Отец Макарий был более мягкого склада души. Он занимался много корреспонденцией. По смерти о. Леонида вся тяжесть подвига духовного руководства легла на него. Тихая радость о Господе никогда не покидала этого святого делания, целившего и души, и тела. «Помазуя елеем из лампады, горевшей в его келлии перед чтимою им Владимирскою иконою, старец приносил великую пользу больным телом, и случаи таких исцелений немалочисленны. Особенно часты были исцеления бесноватых» («Русские подвижники XIX века». Е. Поселянин. С-Петербуг. 1910 г., стр. 240).

Старец жил в келлии, с левой стороны у самых скитских врат, разделенной коридором на две половины, для него и келейника. Старцева половина состояла из приемной и спальни, т.е. маленькой келлии с одним окном на юг, откуда открывался вид на дорожку, ведущую от скитских врат к церкви, а перед ним стол. На нем в полном порядке лежали кучами письма, спешные и неспешные, письменный прибор, новые духовные журналы и всегда две-три святоотеческие книги на главном месте. Перед ним кресло с подушкой. В восточном углу – иконы, виды монастырей и т.д. Главная тут была икона Владимирской Божией Матери с неугасаемой лампадой, а под ней деревянный угольник вместо аналоя для совершения правила, со Следованной Псалтирью и Св. Евангелием и другими книгами. Вдоль западной стены – узкое ложе с Распятием у изголовья, а выше образ Спасителя с овцой на руках. Вдоль стены портреты: Св. Тихона Задонского, Симеона Белобережской Пустыни, иеромонаха Филарета Новоспасского монастыря, старцев Афанасия, Феодора, Леонида. В этой келье он пробыл 20 лет. Все свидетельствовало о его тайных воздыханиях и о духе, отрекшемся от уделов земли. Тут проводил он частые безсонные ночи и вставал на правило при ударе скитского колокола в 2 часа утра; часто сам будил своих келейников. Прочитывали: утренние молитвы, 12 псалмов, 1-й час, Богородичный канон с акафистом. Ирмосы пел он сам. В 6 часов ему вычитывали «часы с изобразительными», и он выпивал одну-две чашки чаю. Скрипела затем дверь в переднюю, и появлялись посетители. Женщин принимал за вратами скита в особой келье. Тут внимал он горю людскому. У него явно был дар духовного рассуждения, а также сила смирения и любви, что делало его слово особенно властным. После беседы с ним люди обновлялись. Приемная была увешена портретами святителей и подвижников, живых еще, или недавно минувших дней.

В 11 часов звонили к трапезе, и старец туда шел, после чего отдыхал, а затем опять принимал посетителей. В два часа старец, с костылем в одной руке и четками в другой, шел в гостиницу, где его ждали иногда сотни народа, каждый со своими нуждами, духовными и житейскими. Всех он с любовью выслушивал: одних вразумлял, других возводил от рова отчаяния. Он понимал и разрешал современные вопросы: об улучшении народного быта, грамотности, воспитании. Когда ему сообщили о безнадежном состоянии Севастополя, он зарыдал и упал на колени с мольбой пред образом Владычицы. Он был глубоко тронут кончиной Государя Николая Павловича. Следующий случай стоит внимания:

«Один образованный человек подвергся припадкам беснования, проявлявшимся при приближении к священным предметам; долго родные, не хотевшие признать сущность болезни, лечили его за границей, у докторов и на водах; пользы не было. Один верующий товарищ привез его в Оптину, и из гостиницы послал потихоньку просить старца. Больной, не слыхавший о нем никогда, стал беспокоиться и заговорил: «Макарий идет, Макарий идет!» – и едва вошел старец, бросился на него с неистовым криком, заушил его. Великий подвижник, познав козни врага, употребил сильнейшее орудие – смирение, и быстро подставил ему другую ланиту. Опаленный смирением, бес вышел из страждущего, который в оцепенении лежал долго у ног старца, а потом, не помня о своем поступке, встал исцеленным» («Русские подвижники XIX века». Е. Поселянин. С-Петербург, 1910 г., стр. 240).

Измученный, едва переводя дыхание, возвращался он с ежедневнаго подвига. Время подходило слушать правило, состоявшее из 9-го часа, кафизм с молитвами и канона Ангелу Хранителю. Звонят к вечерней трапезе. Иногда ее ему приносят. Но и в это время он принимает монастырскую и скитскую братию, если кто из последних не успел побывать днем на ежедневном откровении помыслов. Если долго не бывает кто-либо из относящихся к нему постоянно – он обеспокоивается, сам приходит к тому в келью и притом всегда вовремя, оставляя после себя успокоение и веселие. Он же давал послушание: чтение святоотеческих книг, назначая это по мере духовного возраста каждого. Начинал он с книги аввы Дорофея, называя ее «Монашеской Азбукой». Праздности не терпел. Завел он поэтому в скиту рукоделья: токарное, переплетное и др. Каждый из братии знал и чувствовал, что бремя его трудов и скорбей разделяется любвеобильным и мудрым отцом. Он так умел утешать и ободрять, что виновный выходил из кельи его, себя не помня от радости.

Поэтому подвижническая жизнь казалась легкой.

Заканчивая день, выслушивали правила: малое повечерие, молитвы на сон грядущим, две главы Апостола, одну Евангелия, потом краткое исповедание, старец благословлял и отпускал. Было уже поздно. Старец входил в свою келью, где мерцала лампада перед образом Заступницы. На столе лежала кипа писем, требующих ответа. Тело ныло от изнеможения, а сердце от впечатлений обильно открывавшегося человеческого страдания. Глаза орошались слезами, а в уме звучало дивное песнопение:

«Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный, и одежды не имам, да вниду в онь: просвети одеяние Души моея, Светодавче, и спаси мя».

За окном огоньки скитских келлий давно уже потухли. Воцарилась молитвенная ночь. Старец опускался к столу. Он писал. Вот одно письмо:

«Как можно мимолетное чувство умиления и слез считать уже любовью Божией? Ум тайно увлекается сам и стяжевает высокоумие и гордость, и всего онаго лишается, а смирения тут не бывало. Бог показал вам, что есть благодать Его с нами и отнял, да не превозносимся; впрочем, не лишил совершенно, но скрыл от нас, чтобы мы смиренно к Нему припадали. Ему угодно иногда попускать на нас протяжную тьму и мрак духовный, холодность и окаменение, чтобы мы считали себя последнейшими и худшими всех и не искали бы духовных утешений, считая себя оных недостойными; в этом-то и состоит совершенная, смиренная преданность Спасителю. Он шел скорбным путем и даже в молитве Своей к Отцу Своему произнес: прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26:38), но предавался воле Его и нам повелел идти путем креста, а не отрады. Вы, думая найти в утешительных чувствах любовь Божию, ищете не Бога, а себя, т.е., своего утешения, а прискорбного пути уклоняетесь, считая себя будто погибшими, не имея духовных утешений; напротив, лишение оных нас смиряет, а не возвышает». ["Старец Макарий Оптинский». Харбин, 1940 г., стр. 100].

Потухла свеча. Старец стал на молитву… Молитва в нем не прекращалась, будь он в многолюдствии, за трапезой, в беседе, или в тиши ночи. Она источала елей его смиренномудрия.

За год до своей смерти старец предсказал одной тяжко болящей помещице: «Ты выздоровеешь, а умрем мы вместе». Она скончалась 23-го августа 1860 г. Спустя три дня старец внезапно заболел. 30-го его соборовали. Он раздавал свои вещи, прощаясь и наставляя. Народ стекался. За два дня до смерти, по его желанию, его вынесли в переднюю и положили на пол, чтоб посетители смогли видеть его через окно. «К вечеру больному сделалось значительно хуже, и он вновь пожелал приобщиться Св. Таин, что и исполнил в 8 часов, сидя в креслах. Около полуночи старец потребовал к себе духовника и, после получасовой беседы с ним, попросил читать отходную. – «Слава Тебе, Царю мой и Боже мой!» – восклицал Старец при чтении отходной, обращая свои взоры то на стоявшую у его ложа на столике икону Спасителя в терновом венце, то на особенно чтимую им икону Владимирской Божией Матери – «Матерь Божия, помози мне!» – так молился Ей, отходящий в путь всея земли батюшка, прося скорейшего разрешения от уз тела».

Ночь была очень тяжелой, но и тут через пожатие рук, благословение и взглядами – выражал он свою благодарность ухаживающим за ним. В 6 часов 7 сентября он приобщился Св. Христовых Таин в полном сознании и умилении, а через час, на 9-ой песни канона на разлучение души от тела – Великий Старец Макарий тихо и безболезненно отошел ко Господу в Чертог Небесный.

Такова краткая история, миру чуждого, великого смиренномудрца. [Глеб Подмошенский, «Прав. Жизнь», 1960 г., № 9].

Оптинское книгоиздательство

Отцу Maкapию принадлежит неоценимая заслуга и подвиг его в издании святоотеческой литературы.

Дело этого издания было событием первостепенной важности и вот почему: в силу Духовного регламента Петра I-го и указами 1787 и 1808 гг. печатание книг духовного содержания предоставлено было на усмотрение Св. Синода, а согласно цензурному уставу 1804 г. они могли печататься только в духовной типографии. Всего лишь одна аскетическая книга – «Добротолюбие» была напечатана в 1793 г. по распоряжению Св. Синода. Таким образом, читатель был лишен духовной литературы. Например, Исаака Сирского можно было достать лишь в рукописи, или в заграничном издании Паисия Величковского и тоже как редкость. Тогда как светская печать породила большое количество переводных произведений западного лжемистического направления, и многие из них, печатавшиеся с дозволения гражданской цензуры, были прямо враждебны Православию. При таком положении вещей начало издательства святоотеческих творений было делом, имеющим историческое значение. Совершилось оно только благодаря покровительству мудрого митрополита Филарета Московского. Эта работа объединила вокруг себя духовно-устремленные интеллектуальные силы. В ней участвовали профессора: Шевырев, Погодин, Максимович, писатель Гоголь, братья Киреевские, издатель «Маяка» Бурачек, Аскоченский, Норов, А.Н. Муравьев и впоследствии Л. Кавелин (арх. Леонид), Карл Зедергольм (о. Климент), и Т.И. Филиппов. Но центром этого дела была Оптина Пустынь, душею же всего и инициатором и возглавителем был старец Макарий при ближайшем участии И.В. Киреевскаго, который служил и знанием греческого языка и философских терминов. Он и жена держали корректуру, причем издания делались большею частью на их средства.

Все эти лица, помимо литературных отношений, многие пользовались и духовным руководством старцев. Гоголь писал в Оптину: «Ради Самаго Христа, молитесь: мне нужно ежеминутно быть мыслями выше житейскаго дрязгу и на месте своего странствования быть духом в Оптиной Пустыне» (Ист. опис. Оп. Пуст., Троиц. Лавра, 1902 г., стр. 102). Началось это дело при следующих обстоятельствах: Ив. Вас. Киреевский, редактор учено-литературнаго журнала «Москвитянин», предложил старцу Maкapию напечатать статью духовного содержания. О. Макарий пожелал поместить жизнеописание старца Паисия. Таковая статья появилась в 12-ой книге «Москвитянина» за 1845 г. и была украшена портретом старца Паисия.

В следующем 1847 г. о. Макарий гостил у Киреевских в их имении Долбино, где, обсуждая общее духовное положение, старец коснулся о недостатке духовных книг, руководствующих в деятельной христианской жизни. Он упомянул, что у него имеются рукописи творений св. Отцов, переведенные с греческого старцем Паисием. Н.П. Киреевская сказала, что и она хранит рукописи, доставшиеся ей в наследство от ее покойного старца Филарета Новоспасского. Супруги Киреевские тут выразили пришедшую им на сердце мысль: «Что мешает явить миру эти духовные сокровища?» Старец с обычным смирением отвечал, что он никогда таким делом не занимался и что может быть не пришло еще время и нет воли Божией… Киреевские предложили попробовать просить о сем Владыку Митрополита и если не будет удачи, то тогда и они готовы признать, что нет воли Божией. И с этими словами великое дело Божие и было начато: было постановлено, что прежде всего необходимо написать предисловие. Принесена была бумага и прочее и все трое помолились Богу. Хозяева удалились, оставив старца одного в комнате. Через час он позвал их к себе: первая страница была написана и прочтена. Киреевские, близко знавшие старца Филарета Новоспасского, присоединили сведения о нем. Макарий взял этот листок и показал о. игумену Моисею, который присоединил сведения об архимандрите Александре.

Игумен Моисей и брат его о. Антоний также представили для издания свои рукописи, списанные ими во время их подвижнической жизни в Рославльских лесах, где они подвизались совместно с прямыми учениками старца Паисия, доставившими в Россию списки его переводов. Это были: схимонах Феофан, иеросхимонах Афанасий и его сопостник Досифей, с ними-то и даже в одной келлии поселился Тимофей, как звали до пострига о. Моисея.

Собрав все рукописи, их начали переписывать и готовить для печати. Киреевские написали профессору московского университета С.П. Шевыреву, прося его взять на это дело благословение митрополита Филарета. Митрополит не только благословил, но обещал свое покровительство. Чтобы иметь некоторое представление о том, как м. Филарет принимал близко к сердцу дело оптинского издания, мы приведем выдержку из письма Н.П. Киреевской к старцу Макарию, которая подносила Митрополиту только что вышедший печатный экземпляр Варсануфия и Иоанна: «Владыка с большим удовольтвием принял книгу, – пишет она, – и сказал: – У старцев как все поспевает, удивительно! очень им благодарен». Я просила Владыку обратить внимание на печать, на алфавит, и Владыка все очень, очень одобрил. Любезно говорил. Я подала Владыке (экземпляр) 3-й сотницы перевода Фалассия. Владыка спросил: «Что это?» – «Остальная сотница Фалассия – самыя последния главы 4-ой сотницы батюшка о. Макарий не перевел, потому что боялся погрешить в изложении сих высоких предметов и оставил это на волю В. В-а, и как Вам Господь возвестит». «Напрасно, лучше бы перевели и мне бы помогли. – Погодите, сейчас» – пошел Владыка в другую комнату. Владыка возвратился, держа в руках 1-ую сотницу св. Фалассия. «Вот 1-ая сотница, я ее прочитал, некоторое изменил, в одном месте думал, что догадался, переправил, а как здесь в лавре нашел греческий подлинник, то увидел, что я ошибся, и изменил поправку. В другом же месте было не так, вероятно, потому, что пропущено было одно слово в подлиннике. Вот, отдайте от меня старцам и спросите, угодны ли будут им мои поправки? Я озабочивался и не знал, как мне им переслать эту сотницу, очень рад, что могу Вам отдать ее!» Потом я спросила: «Когда старцы перепишут, то позволите к Вам обратно доставить?» – «Можно и в цензуру отдать, – как хотите».

Великое дело издательства творений св. Отцов началось с выпуском в свет книги «Житие и писания Молдавского старца Паисия Величковского». К материалу, напечатанному перед этим в «Москвитянине», было прибавлено: А) предисловие, заключающее в себе краткое сказание о жизни и иноческих подвигах учеников старца Паисия и некоторых ему современных старцев духовной жизни, с которыми он был в духовном и единомысленном общении и Б) всех известных писаний старца Паисия. Это святое дело продолжалось и при преемнике старца Макария – старце Амвросии.

Бог, – как говорил о. Макарий, – посылал средства на благое дело через добрых людей, и одно за другим было издано большое количество книг.

Занятия о. Макария состояли в приготовлении к печатанию славянских переводов (снабжение примечаниями малопонятных мест) и перевод некоторых на русский язык. Деятельность в этом отношении о. Макария была изумительна. Он жертвовал для этого дела своим кратким отдыхом, и, не отказываясь от своего старческого подвига в отношении приходящего народа, он неотступно следил за своими помощниками из скитской братии. Всякое слово взвешивалось, обсуждалось и без благословения старца ни одно не вписывалось в рукопись, приготовляемую для типографии. Сотрудниками старца были: о. Ювеналий, о. Леонид и о. Амвросий. Впоследствии – о. Климент (Зедергольм), магистр греческой словесности.

Ввиду того, что издания эти совершались на средства благотворителей, старец Макарий и игумен Моисей щедро рассылали книги во все библиотеки, как академическия, так и семинарския, почти всем архиереям, ректорам, инспекторам семинарий и академий, а также во все общежительные монастыри на Афоне.

Вот заглавия изданий, вышедших с 1847 до 1860 года.

1. Житие и писание Молдавского старца Паисия Величковского.

2. Четыре огласительных слова к монахине.

3. Преподобного отца нашего Нила Сорского, предание ученикам своим о жительстве скитском.

4. Восторгнутые классы в пищу души.

5. Преподобных отцов Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни, в ответ на вопрошание учеников (по-славянски).

6. Преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова (12 слов).

7. Оглашение преподобного Феодора Студита.

8. Преподобного отца нашего Максима Исповедника толкование на молитву «Отче наш» и его же слово постническое по вопросу и ответу.

9. Книга преп. отцов Варсануфия и Иоанна, руководство к духовной жизни (в русском переводе).

10. Преп. отца нашего аввы Фалассия, главы о любви, воздержании и духовной жизни.

11. Преподобного отца нашего аввы Дорофея, душеполезные поучения и послания.

12. Житие преподобного отца нашего Симеона Нового Богослова.

13. Преподобного и богоносного отца нашего Марка подвижника, нравственно-подвижнические слова.

14. Преп. отца нашего Орсисия, аввы Тавенисиотского, учение об устроении монашеского жительства.

15. Преподобного отца нашего аввы Исайи, отшельника египетского, духовно-нравственные слова.

Просветительная деятельность Оптиной Пустыни была значительна. В XIX веке ею выпущено свыше 125-ти изданий в количестве 225.000 экземпляров. Библиотека, собранная о. Моисеем, состояла из 5 000 книг.

Письма Оптинского Старца Иеросхимонаха Макария

Старец Макарий великий учитель смирения. «Ибо, – как говорит преп. Исаак Сирский, – смирение и без дел многие прегрешения делает простительными, потому что без смирения напрасны все дела наши, всякие добродетели и всякое делание» (Слово 46, стр. 202, Серг. Посад, 1893). Старец Макарий не сказал ничего нового от себя, но в его учении, как в тихой водной глади, отразилось все звездное небо святоотеческого учения. Его духовное учение, главным образом, запечатлелось в сборниках его писем. Интересно отметить его личные взгляды на современность. Эти взгляды можно назвать «Оптинскими». Их разделяли духовные лица «оптинского духа», как напр. о. Антоний (Бочков), так думали и мирские «оптинцы», как братья Киреевские и многие другие. В письмах к монашествующим (письмо № 165) Старец пишет: «Сердце обливается кровию при рассуждении о нашем любезном отечестве России, нашей матушке, куда она мчится, чего ищет? Чего ожидает? Просвещение возвышается, но мнимое; оно обманывает себя в своей надежде; юное поколение питается не млеком учения св. нашей Православной Церкви, а каким-то иноземным мутным, ядовитым заражается духом; и долго ли это продолжится? Конечно, в судьбах промысла Божия написано то, чему должно быть, но от нас сокрыто по неизреченной Его премудрости. А, кажется, настает то время, по предречению отеческому: «Спасай да спасет свою душу!» В письме № 172 Старец говорит: «Нам надобно, оставя европейские обычаи, возлюбить святую Русь, и каяться о прошедшем увлечении во оные, быть твердыми в православной вере, молиться Богу, приносить покаяние о прошедшем». В следующем письме он пишет: «Благодетельная Европа научила нас внешним художествам и наукам, а внутреннюю доброту отнимает, и колеблет православную веру; деньги к себе притягивает».

Подобное неодобрение старцем погони за европейскими обычаями и презрения обществом добрых нравов прежней Св. Руси можно не раз встретить в письмах о. Макария.

Что касается до Алексея Степановича Хомякова, который неизвестно бывал ли в Оптиной Пустыни и во всяком случае не может считаться послушником Оптинских старцев, о нем, или о его мировоззрении, не встречается никаких отзывов в старческих письмах.

Славянофилы относились отрицательно к византизму. Для Оптиной же Пустыни святые византийские служили базой и основой ее веры и идеологии. Киреевский, который был совершенно единомысленен со старцами и был одного духа с ними, принимал личное и деятельное участие в издательстве святоотеческой литературы, не может быть назван «славянофилом». Это доказывает незнание истории Оптиной Пустыни и ее значения.

Письма старца Макария вышли в двух книгах: 1) Собрание писем блаженныя памяти опт. старца иеросхимонаха Макария к монашествующим лицам. И приложение: Две статьи сост. старцем на основании Слова Божия и писаний св. отцов и его же выписки о смирении. Изд. Коз. Введ. Опт. Пуст. Москва, 1862. 343 стр., и 2) Собрание писем блаж. памяти опт. старца иеросхимонаха Макария к мирским особам. Изд. Коз. Введ. Опт. Пуст. Москва, 1862. 700 стр.

Мы ниже предлагаем читателю семь первых писем из последняго собрания, разобранных И.М. Концевичем незадолго до смерти.

Введение

«Будучи любознателен, будь и трудолюбив, ибо голое знание надымает человека» (Марк Подвижник).

В основу всякого созидания надо класть правильное основание: от этого зависит доброкачественность и прочность творимого.

Будь это постройка дома в мире материальном, или в сфере умственной приобретение знаний, творчество, или в духовной жизни внутреннее делание, одним словом, во всем, где происходит созидание, все зависит от основания, от фундамента, на котором оно строится. Дом может быть выстроен на камне или на песке; в последнем случае падение его бывает великое, как говорит нам Евангелие.

Мы имеем намерение изучать творения святых отцов, а в ближайшее время письма старца Макария, органически связанные с этими творениями. Что же мы должны положить в основание нашего этого изучения?

Прежде всего мы должны дать себе ясный отчет в том, что такое представляют собою творения святых отцов. Кроме канонического и литургического богатства, в них заключен благодатный многовековой психологический опыт православных подвижников. На протяжении веков восточные аскеты при содействии благодати Святаго Духа в совершенстве изучили душу человека, законы ее жизни и путь к духовному ее восхождению. В их творениях разработан и указан правильный и единственный путь к высшему совершенству святости и Боговедению на все времена и для всех народов.

В этих творениях дивное единомыслие и все органически вытекает одно из другого. Святые отцы в благодати Святаго Духа говорили только истину, а потому авторитет их для нас должен быть абсолютным. Теперь разберем с каким настроением мы должны подойти к этому делу.

Господь говорит: «Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся» (Мф. 5:6). Здесь открывается нам закон познания высших духовных истин: целью познания должна быть истина ради самой истины, ради правды Божией в ней заключенной, ради желания ее и любви к ней; и тогда и только тогда, она будет открываться нам.

Но может быть и иной подход, когда истина уже не является целью самой по себе, но средством для иных целей.

В этом случае может быть много различных побуждений: и честолюбное стремление достигнуть успеха в жизни, и простое тщеславие – блеснуть богатством своих познаний; может быть и простое любопытство – нахватать побольше всяких сведении. Может быть много еще и иных побуждений.

Во всех этих случаях знание остается поверхностным, внешним; оно не проникает вглубь души и не приносит плода подобно приточному зерну, упавшему на каменистую почву, и может причинить только вред. Истинное познание правды Божией – Евангельских заповедей непременно влечет и к исполнению, а голое знание надымает человека» (Марк Подвижник, 4,7).

От такого поверхностного восприятия истины не спасает человека никакое его положение: он может быть и ученейшим богословом, и ректором духовной академии, и высоким иерархом в Церкви, и подвижником в монастыре, и так далее, не говоря уже о тех, кто живет всецело мирской жизнью.

Принимая это во внимание, мы не будем удивляться тому, что и богословы и иерархи впадали в ереси и учиняли расколы и смуты в Церкви, а прославленные подвижники впадали в прелесть (прельщение) и гибли.

Все это происходит от того, что «строители отвергают камень, который должен лечь во главу угла». Камень же Христос и заповеди Его! Пренебрежение заповедей Божиих ведет к остращенности; всякая же страсть, как дым, застилает умственный взор, и он не может уже постигать истину.

Самый разительный пример этого дает нам Евангелие в лице Иуды-предателя: даже исключительная близость к Спасителю, его апостольское звание не спасло его от гибели. Иуде, как и другим апостолам была дана власть творить чудеса, изгонять бесов; он был свидетелем бесчисленных чудес и дивных деяний Самого Господа; как апостол Иуда знал сокровенный смысл притчей и учения Христова, ему были открываемы тайны Царствия Божия. И, несмотря на все это, страсть сребролюбия осталась неисцельной; мало того, она возросла до таких чудовищных размеров, что даже подвигла Иуду на предательство своего Учителя.

Письма старца Макария

Первыя сорок писем относятся к одному лицу и охватывают собою период почти в 11 лет: с мая 1840-го года по январь 1851-го.

Это лицо молодой богатый помещик. Он служит чиновником, но не по нужде, а ради принесения пользы ближним. Он читает духовные книги, стремится достигнуть безстрастия, но оно ему не дается: постоянные «поползновения». Он унывает: «Увы мне! «Раб лукавый и ленивый есмь, и потому добыча ада и смерти»; «погибшее овча аз есмь».

В душе его смущение и борьба: он никак не может решить, какой избрать путь в жизни: идти ли в монастырь, или оставаться в миру. Затем заметен в переписке некоторый пробел, может быть, по интимности содержания писем получатель не решился предать их гласности, но возможно, что писем и вовсе не было вследствие личных встреч со старцем.

После этого уже иной период жизни: он женат. Умирает сын-первенец; следуют и другия скорби, и в духовной жизни затруднения и борьба.

По поводу всего этого духовный сын старца обращается к последнему за советом и утешением. Прозорливый старец видит его устроение, и дает совет, точно соответствующий нужде; но не от себя, не от своего мудрования, но от святых отцов, которых он знает в совершенстве. Прозорливость свою старец Макарий так искусно прикрывает, что очень легко ее и вовсе не заметить.

Семь писем Старца Макария к мирянину

Письмо 1

Приносимая Вами малая жертва – лампада, да будет благоприятна пред Богом.

Она только символ Вашего усердия, а не Ваших благих дел, о коих надобно иметь старание, дабы исправить сердце свое по заповедям Божиим, просите же на cиe Его помощи, потому что без Него не можем творить ничесоже (Ин. 15:5). Но диавол яко лев рыкающий кого поглотити (1Пет. 5:8) сопротивляется благому нашему произволению, ведет с нами брань и привлекает к страстям.

Когда же не успеет сего, то вводит во мнение о своих добродетелях – десными и шуими ратует воина Христова.

Несомненное оружие против него смирение. О нем всемерно должно иметь попечение, как при исправлениях, так и при наших немощах душевных.

Осуждение признак гордыни, также и гнев.

Желающие себя исправить, но побеждающиеся страстями, промыслительно искус сей приемлют, чтобы смиряли себя хотя бы невольно, и этим привлекли к себе Божию благодать.

Имейте и вы всегдашнее смирение, то и гнев вами не пообладает; побеждаясь же оным, не смушайтесь, но кайтесь и смиряйтесь, и с помощью Божией оный от вас отыдет.

Письмо 2

Предлагаю вам малое рассуждение не от моего скудного разума, но уповая на Бога разумов и Господа, дающего слово и безсловесным к пользе людей Своих; от слова Его и от писаний Боговдохновенных отцев, кои после деятельной жизни, оставили нам в руководство свое учение.

Вера есть основание всех благ, и без веры невозможно угодити Господу (Евр. 1:6), она же и дар Божий (Мк. 15:16; Мф. 28:19–20).

Св. Ап. Иаков учит: «Кая польза, братие моя, аще веру кто глаголет имети, дел же не имать; еда может вера спасти его? Вера аще дел не имать мертва есть о себе… и якоже бо тело без духа мертво есть, тако и вера без дел мертва есть (Иак. 2:14,17, 19, 21, 22, 24, 26).

К нашему спасению нужна не одна вера, но и дела. Слова Ап. Павла: «От дел закона не оправдится всяка плоть» (Рим. 3:20) относятся к ветхозаветным обрядовым делам, а не к новоблагодатным заповедям.

Мудрование же, что оправдание обретается одною верою, без дел, есть лютеранское, неправославное. Но кто на дела свои надеется даже при вере – заблуждается.

По крещении непременно нужно делание заповедей Божиих, коими сохраняется данная в крещении благодать и по мере успеяния в них умножается.

Преступая же заповеди, покаянием опять приобретаем благодать. И все это действуется чрез веру, а без веры и к делам покаяния не приступили бы. Везде вера и дела.

Но нельзя думать делами своими заслужить спасение: его доставляют нам заслуги Спасителя.

Должно делать, но не полагать на дела надежду. Полагать же на дела надежду – признак самонадеяния. Егда не подает нам Господь силы к исполнению добродетелей, но паче попускает на нас укрепиться страстям, чтобы мы познали свою немощь и смирились пред Богом, помня заповедь Божию: «Аще и сотворите вся повеленная вам, глаголите, яко раби неключимы есмы, еже должны бехом сотворити, сотворихом» (Лк. 17:10). Прочтите в Добротолюбии и у Марка Подвижника о мнящихся от дел оправдиться (4,17,1124).

Зная, что для спасения необходимы дела, и стремясь исполнять их, не находите в себе силы и побеждаясь страстями – смущаетесь и недоумеваете, что делать? Конечно, возложение надежды на Бога и на молитвы угождающих Ему много может помогать в деле нашего спасения, но смущение при поползновениях происходит от духовной гордости. Злые духи сопротивляются нашему спасению: супостат наш диавол яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити (1Пет. 5:8).

«Будучи любознателен, будь и трудолюбив, ибо голое знание надмевает человека» (Марк. Подв. 4, 7).

«Несть наша брань к крови и плоти, но к началом и ко властем и к миродержителем тьмы века сего, к духовом злобы поднебесныя» (Еф. 6:12).

С такими-то борцами боровшись, надобно на них оружие крепкое иметь, а оно есть смирение, которому они не могут противиться. А без онаго сражаясь с ними самонадеянно и гордо, всегда бываем побеждаемы. Для того Господь и попускает нам падать, чтобы смирились (См. 58 слово Исаака Сирина; а также Добр. 4-ое, 7 и 46 слова Иоанна Карпафийскаго). «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50:19) и «Близ Господь сокрушенным сердцем и смиренные духом спасет» (Пс. 33:19).

Письмо 3

Отсечение своей воли и непоставление своего разума (не полагаться на свой разум) есть первое средство к стяжанию смирения, а от онаго рассуждения раждается смирение. Но вы, только рассуждая об этом, возмущаетесь умом и сердцем, корень же сего есть самолюбие и гордость.

Вы до сих пор на своем мнении и разуме и своею волею основывали свое исправление и спасение; от того и силы ваши в противоборстве изнемогают, что по причине онаго самомнения имеет враг свободный и сильный к вам приступ. Что делается не рассуждая с повиновением, исполняется весьма легко и спокойно с пользою. (Как враг не терпит того, кто находится в покорении отеческом и какия совершает козни см. Добр. 4, Феодор. Эдесский, гл. 44).

Вы пишете: «Надобно меньше рассуждать, а стараться, чтобы мысли были заняты молитвою». Но вся ваша беда в том, что все это зная, не исполняете и при том еще чувствуете, что совершенно будете безответны на Страшном Суде. Если это последнее сильно на вас действует и смущает, то это козни вражии и плод гордости.

Вы, сознавая себя грешным, не должны отчаяваться, а больше смиряться и дивиться человеколюбию Божию, терпящему вас и ожидающему вашего обращения и покаяния. (См. И. Злат. О покаянии).

«Покаяние есть пластырь прегрешений, потребление беззаконий, отъятие слез, дерзновение к Богу, оружие на диавола, меч, главу его отсекающий, спасения надежда, отчаяния истребление. Оно человеку отверзает небо, оно в рай вводит, оно диавола одолевает.

Грешен ли ты? не отчаявайся… Оружие ваше против диавола неотчаяние ваше… Ежели во всяк день  согрешаешь, во всяк день  и каяться должен. Обветшал ли ты сегодня от греха? Обнови себя покаянием … Всю жизнь провел я во грехах, аще покаюся, буду ли спасен? Конечно, будешь!

Потому что с покаянием милость Божия сопряжена, а человеколюбие Божие безмерно, и благость Его изрещи неможно, ибо твоя злоба имеет меру, твой грех, каков бы ни был, есть грех человеческий, а милосердие Божие есть неизреченное; то и надейся, что оно одолеет злость твою; вообрази себе искру в море впадшую, может ли она устоять или являться? Сколь мала есть искра против моря, столь мал есть грех противу человеколюбия Божия. Паче же и не столький, но зело меньший поскольку море хотя и велико есть, однако меру свою имеет, Божие же человеколюбие беспредельно». (См. также Добротолюбие, т. III, Петра Дамаскина.) «Вы просите научить вас стяжать дар молитвы. Это похоже на то, как бы у нищего кто просил богатства. Я сознаю себя в сем отношении в весьма нищенском положении. Как же могу научить тому, чего сам не имею?» Но предлагаю о сем учение Св. Отцов.

Молиться мы должны по долгу нашему, по заповеди Божией и апостольской и учению Св. Отцов о всем; как то: о сохранении нас, о спасении нашем, о прощении грехов, о ближних наших и о прочем многом, но с великим смирением, и не искать в себе дара. Оный Сам Господь дарует, но достойным того, как пишет св. Исаак Сир., Слово 2:

«Яже Божия, само от себя приходит тебе неощущающу, но аще место будет чисто, а не скверно. Аще ли же зеница очесе души твоея чиста несть, да не посмееши воззрети на округ солнца, да не лишишися и самыя тоя зари, яже есть простая вера и смирение, и исповедание сердечное и малая дела, яже по силе твоей, и отвержен будеши во едино место мысленных, еже есть тма кромешная, внешняя от Бога, образ носящая ада, якоже он,  обезстудствовавыйся внити на брак в скверных ризах».

Макария В. (Сл. 1, №9): «Глава всякия добродетели и верх исправляемых дел есть непрестанное в молитве пребывание, чрез что и прочия добродетели испрошением у Бога ежедневно получати можем. Но если смиренномудрием, простодушием и благостью украшени не будем, образ молитвы ничтоже нас воспользует». И учит как должно надо пребывать в молитве: начать с того же, «во-первых, веровати Господу твердо, и предати всего себя глаголам заповедей Его, и отречься мира во всем, дабы ни в чем же из видимых вещей обращался ум и выну пребывати непоколебимо в молитвах, и не отчаяваться в ожидании Господня призрения и помощи на всякое время, предложение ума своего всегда в Нем имея» (Сл. 1,13).

«Если же кто насилует себя в молитве, пока не получит дарования некоего от Бога; а к смиренномудрию, к любви, к кротости и к прочим добродетелям тем же образом насилия себе не творит, и леностью одержим есть, таковому хотя иногда по прошению его и дается благодать Божия: благ бо есть и милостив Бог, и просящим Его дает по их прошениям; но т.к. не приуготовил себе и не приобрел навыка к реченным добродетелям, то или погубляет благодать, или приемлет, и снова падает, или ничтоже преуспевает, впадая в высокоумие. Селение бо и покой Духа Святаго смиренномудрие есть, любовь и кротость и прочия заповеди Господни» (Сл. 1,14).

«Если со смиренномудрием и любовию, простодушием же и благостью соединена не будет в нас молитва, то это не молитва, но только маска молитвы есть, ни единыя же пользы принести нам могущая» (Сл. 3, 5). Видите, какое должно быть приуготовление к молитве и ее прохождение и достижение ее дара. Рассмотрите же себя, на той ли степени вы стоите, и вашей ли меры достигнуть высоты такой добродетели, которой и удалившиеся из мира и все отвергшие не многие достигли.

Исаак Сирин говорит: «Якоже едва от тем человек един обретается исполнивый заповеди и законная мало недостаточне и достиг в чистоту души; тако един от тысящи обретается сподоблься достигнути со многим охранением в чистую молитву, и расторгнути предел сей и получити оно таинство. Зане же мнози и чистыя молитвы никако сподобившася, но мали к таинству же оному еже по оней и на об он пол достигнувый, едва обретается в роде и роде благодатию Божиею» (Сл. 16) (Перевод: Как из многих тысяч едва находится один, исполнивший заповеди и все законное с малым недостатком и достигший душевной чистоты: так из тысячи разве один найдется при великой осторожности, сподобившийся достигнуть чистой молитвы, расторгнуть этот предел и приять оное таинство; потому что чистой молитвы никак не могли сподобиться многие: сподобились же весьма редкие; а достигшие того таинства, которое уже за сею молитвою, едва по благодати Божией, находятся и из рода в род (Стр. 69. Москва, 1893 г. Серг. Посад). А о прежде времени желающих достигнуть в какое-либо дарование Св. Иоанн Лествичник пишет:

«Загляни в помышление неискусных послушников и обрящешь там мысль заблужденную: обрящешь в ней желание крайняго безмолвия, жесточайшаго пощения, неразвлекаемой от разных помыслов молитвы, совершеннаго славы суетныя отвержения, незабвенныя смертныя памяти, безпрестаннаго о грехах сокрушения, наикротчайшаго безгневия, глубокаго молчания и превосходнейшаго целомудрия. Они, при вступлении в иноческий подвиг, сих добродетелей, по особенному Божию промыслу не достигнув, напоследок в намерении своем обманувшись вовсе от него отпадают. Ибо враг внушает искать их прежде времени с тем, да по довольном в них обращении в настоящую пору оных не получат» (4 Степень).

Прочтите еще в Добротолюбии 1, Григ. Синаит 8 гл., с половины «простых убо"… и «Те, о прелести», увидите, что память Божия или молитва умная выше всех деланий есть и какое бывает наказание дерзающим самочинно проходить ее.

Все это написал Вам не отводя вас от молитвы, но предлагая, как опасно искать дара ее прежде времени и самочинно, и выше своей меры. Видите какая бывает прелесть от сего, ибо:

«Чем кто о большем даре прилежит, тем большим усилием нападение чинит лукавый, почему и нужно пещись о плодах любви, смиренномудрия и прочих» (Макарий Великий, Слово 3, 2), а как думаю, вы сознаетесь в неимении еще смирения, то и опасно высоких искать.

Молитесь просто в определенное время количеством со смирением, от чего раждается и качество, понуждая себя к молитве, о чем пишет Св. Зосима: «Еже бо с нуждею молитися от произволения есть, а еже с покоем се от благодати есть» (Восторгнутые Класы. Беседы Св. Зосимы, стр. 166, 1848).

Св. Петр Дамаскин (Добр. 111, 2 книга, сл. 24): «Даяй молитву молящемуся, сиречь молящемуся добре телесною молитвою, дает Бог умную молитву…»

Рассеянностью в молитве не надо смущаться, но смирять себя и окаевать, что может нас успокаивать, в чем Св. Иоанн Лествичник укрепляет, поучая: «Старайся всегда бродящия твои мысли собрать воедино. Бог не взыскивает того, чтобы ты во время молитвы совсем никаких не мог иметь других мыслей; не отчаявайся, будучи мыслями расхищаем, но благодушествуй, созывая всегда бродящие свои помыслы: никогда бо не быти расхищаему мыслями, единому ангелу свойственно» (Ст. 4).

Можно молиться и не в определенное время, а и всегда, но только, принимая меч сей против врагов, надо остерегаться, чтобы не обратить оный против себя, «не у пришедшу времени».

Хотя многие отцы пишут о молитве и действиях ее, но к тем, кто пришли в меру cегo, и по чину оную проходили; но между тем смотрите, какие делали и предосторожности, зная многое множество подсад вражиих, являемых в виде истины и прельщавших тех, кои дерзновенно приступают к сему священному, умному деланию, желающим и ищущим в себе дарование. Исаак Сир. говорит:

«Посему умоляю тебя, святый, да не входит тебе и на помысел это, но больше всего приобрети терпение для всего, что ни бывает с тобою, и в великом смирении и сокрушении сердца о том, что в нас и о помыслах наших, будем просить отпущения грехов своих и душевнаго смирения». Одним из святых написано: «Кто не почитает себя грешником, того молитва не приемлется Господом». Если же скажешь, что некоторые отцы писали о том, что такое душевная чистота, что такое здравие, что такое безстрастие, то писали не с тем, чтобы нам с ожиданием домогаться этого прежде времени; ибо написано, что «не приидет царствие Божие с соблюдением» (Лк. 17:20) ожидания. И в ком оказалось такое намерение, те приобрели себе гордость и падение; а мы область сердца приведем в устройство делами покаяния и житием благоугодным Богу; Господне же приидет само собою, если место в сердце будет чисто и неосквернено. Чего же ищем с соблюдением, разумею Божии высокия дарования, то не одобряется Церковью Божией; и приемшие это приобретали себе гордость и падение, и то не признак того, что человек любит Бога, но душевная болезнь» (Исаак Сирин, Сл. 55, стр. 258, рус. изд.).

Кто прежде совершенного обучения в первой части – а именно, полного очищения сердца от страстей внешними подвигами и исполнением заповедей Божиих, стремится перейти ко второй части, т.е. уже умозрительной, ищет высоких духовных дарований, того постигает гнев Божии за то, что не умертвил прежде уды свои «яже на земли» (Кол. 3:5) терпеливым упражнением в делании крестного поношения, но дерзнул в уме своем возмечтать о славе крестной.

Другими словами, сначала Голгофа подвига, а потом уже слава Воскресения: утешение в молитве и высокие дарования.

И еще: «Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части, переходит к сей второй, привлекаемый ее сладостью, не говорю уже своею леностью, постигает гнев за то, что не умертвил прежде уды свои «яже на земли» (Кол. 3:5), т.е. не уврачевал немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, но дерзнул в уме своем возмечтать о славе крестной» (Сл. 2, стр. 20, рус. пер.). Первая часть есть: «деяние, исполняемое действом яростной части души в претерпении скорбей плотских, очищающее страдательную часть души силою ревности; а вторую – видение, совершаемое тонким деланием ума и божественным приснопоучением и пребыванием в молитве и прочими».

Таково учение отцов, которых молитвами да поможет Вам Господь идти путем истинным, смиренным, непрелестным и получить спасение души.

Письмо 4

Упоминая о причащении св. Таин, говорите:

«Но если на мое окаянство назрит Господь, то едва ли и когда-нибудь буду я допущен к причащению от источника безсмертия. Увы мне! раб лукавый и ленивый есмь, и потому добыча ада и смерти!»

Ответ:

Считать себя достойным – признак недостоинства. Василий Великий, Иоанн Златоуст говорят: «Вем, Господи, яко недостойне причащаюся«… «Несмь достоин, Господи, да внидеши под кров души моея»…

Письмо 5

«Однако не подобает нам отчаяваться (не сущим яко же быти подобает). Это зло, потому что ты этим согрешил, человек. Что же ты Бога прогневляешь, и от своего неразумия немощным вменяеши Его. Разве не может спасти твою душу, сотворивший толикий мир ради тебя. Если же говоришь, что и это послужит мне к осуждению, как Его снисхождение, то покайся и приимет покаяние твое, якоже блуднаго и блудницы. Если же и этого не можеши, но по навыкновению согрешаеши, хотя бы этого и не хотел, то имей смирение, яко же мытарь, и довлеет и этого для спасения. Ибо непокаянне согрешающий и не отчаявающийся вынужден считать себя хуже всей твари и не дерзает осудити или укорити кого-либо, но больше дивится человеколюбию Божию, и благодарным к Благодетелю пребывает и иная многая благая имети может. Если и диаволу в согрешении повинуется, но ради страха Божия преслушает врага, понуждающаго его к отчаянию и от сего часть Божия есть» (1 Добр. Петр Дамаскин), и еще о том: «о еже яко велие благо есть истинное покаяние: если кто захочет, опять полагает начало покаянием. Пал ли, говорит, возстани; если снова пал, снова возстань, отнюдь не отчаявайся о своем спасении, если что-либо и будет. Не предавай себя волею врагу и довлеет тебе терпение cиé с самоукорением во спасение».

«Ты же отнюдь не отчаявайся, не ведая Божией помощи, может бо, что захочет сотворити, но уповай на Него и одно из сих сотворит тебе: или некиими искушениями, или другим образом, ими же Он весть, устроит твое исправление, или приимет твое терпение и смирение вместо делания, или иным образом, его же не веси, по упованию соделает человеколюбиво, чтобы спасти бездерзновенную твою душу; но только не оставляй Врача, т.к. за оставление люто потерпишь двойную смерть за неведение сокровеннаго Божьяго намерения».

Кажется, cиé должно вас возставить от рва отчаяния. Я напомнил Вам, что смущение Ваше происходит от духовной гордости. Св. Дорофей говорит: «Если страсть и досаждает нам, мы этим не должны смущаться, потому что это смущение происходит от безумия и превозношения, а также от неведения (незнания) своего устроения и от уклонения от труда, как сказали отцы» (Авва Дорофей).

Желаю вам умудряться в духовных бранях, познавать козни вражия, и более всего смиряться. Смирение есть сильнейшее оружие против врага и его стрел.

Да укрепит вас Господь на брани сей, и да увенчает в день он, а теперь не ищите в себе воздаяний: смиренный не видит себя того достойным, а пред Богом велик.

Святые имели себя хуже всей твари в своих помыслах, а Бог их прославил.

Письмо 6

«Слава Богу, даровавшего Вам с жизнью и возможность пользоваться благами оной. Чувствуя неисповедимую благость к щедротам Его, должны стараться, исполнением святых Его заповедей, стяжать любовь Его по слову святых уст Его: «Любяй Мя, заповеди Моя соблюдает» (Ин. 14:23).

Вы жалуетесь на недосуги, на волны житейского моря, и на невозможность, как бы следовало, заняться своею душею. Но в житейских волнах при общении с людьми дается нам средство к занятию своею душею, т.е. исполнению заповедей Божиих. Как же мы их исполним, не имея с людьми общения?

Вы еще не такой меры, чтобы могли вести жизнь совершенно отшельническую и уединенную и бороться с одними бесами или наслаждаться умозрением сокровенных таинств, об этом вы уже читали в 55-ом и 2-ом словах Исаака Сирина, а Иоанн Лествичник даже след безмолвия не позволяет видеть имеющему о себе мнение.

За исполнение заповедей Божиих должно много потерпеть от миpa, плоти и диавола, ибо «хотящии благочестно жити, гоними будут» (2Тим. 3:12), говорит Апостол Павел, и «хотящий быти друг миpa, враг Божий бывает» (Ин. 4:4). «Мудрование плотское вражда на Бога есть» (Рим. 8:7). «Диавол же, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1Пет. 5:8). Вот препятствия нам от сих 3-х врагов, к исполнению заповедей Божиих. Враги эти – мир, т.е. страсти, плоть наша и диавол.

Они и в монастыре противятся нам, но в монастыре меньше соблазнов, и в малолюдстве удобнее исполнить заповеди Божии (см. Авву Дорофея об отвержении миpa).

Но вы еще не находите себя в силах оставить житейския вещи. Что же вам делать? – Подражать св. Петру, утопавшему в волнах: Господи, спаси мя, погибаю (Mф. 14:31) и св. Давиду вопиющему: скажи мне, Господи, путь, в оньже пойду (Пс. 142:8) и путь неправды отстави от Мене (Пс. 118:29).

Причина всех ваших поползновений гордость: отрасли ея – превозношение, о себе мнение, зазрение людей и осуждение их. Как бы мы ни старались делать добродетели, но при сих действиях они мрачны и не приносят пользу, потому что они-то и суть преступление и сопротивление воле Божией.

Учение Господа и самая жизнь есть кротость и смирение; чему и заповедал нам поучаться от Него. Всех наших зол причина гордость, а всех благ ходатай смирение!

Если даже при исполнении благих дел должны мы иметь сердце сокрушенно и смиренно и дух сокрушен, коих Бог не уничижит (Пс. 50:19), кольми же паче в нищете нашего устроения должны повергать себя в бездну смирения.

Читайте отеческие книги, но более деятельные, потому что при вашем устроении умозрительные могут принести больше вреда, чем пользы. А из деятельных вы будете познавать свою немощь и смирять свое сердце, и тогда Бог призрит на вас и пошлет Свою помощь к исполнению Его воли.

А то хоть весь разум Писания будете иметь, но с самомнением никакой пользы не обрящете. Ибо враг умеет строить подсады и прельщать таковых мнимым утешением, как он является и во образе Ангела светла (2Кор. 11:14), так и в мысленных и душевных деланиях производит свои действия, от которых да избавит Вас Господь (I Тим. 2:4).

Господь печется о тварях Своих и промышляет по премудрому Своему промыслу и предведению, кого наказует, и кого награждает. Судьбы Его нам непостижимы.

Письмо 7

Вы пишете, что при чтении духовных книг вы приходите в уныние, чрез то, что понуждая себя на пост, бдение, молитву, думаете, что делаете это, сами не зная для чего, а надо делать это из любви к Богу, а этой любви в себе не ощущаете. Когда мысль сия отходит, и занимает другая, и страсти одна другой передают ваше бедное сердце, и просите моего совета.

Ответ: Чтение отеческих книг очень нужно и полезно к познанию воли Божией, ибо отцы исполнили Слово Божие, переданное нам в Писании и прошли его деятельной жизнью и оставили пример в своих учениях. Если вы читаете только слово Божие, не читая отцов, то, не зная образа жизни и борьбы, думаете, что можете его исполнить и не смиряетесь.

А читая отцов, вы стремитесь исполнить написанное, но не достигая их меры, познаете свою немощь и смиряетесь и получаете милость Божию, которая особенно на смиренных простирается.

В Отечнике написано:

«Брат вопроси старца, глаголя: что сотворю, яко чту писания отец и не творю? Отвеща старец: Чтя словеса отеческия и не творя, смиряется и получает милость Божию, а не чтя не смиряется и не получает милости Божией».

Посему не малая польза читать деятельные их поучения.

Исполняемые вами телесные делания, «сами не зная для чего» – неверно, а совершаете это из любви к Богу, но несовершенной, но как зародыш малый в сердце имея, от веры происходящей.

Читая слово Божие и примеры жизни отцов, победивших страсти и достигших любви Божией, веруем сему и понуждаемся исполнять прежде деяния телесные и показать делом любовь к ближнему.

Когда совершаем это правильно, со смирением, то переходим к видению, получаем душевное утешение и любовь Божия (к Богу) показывается нам явственней.