От редакции

Соловецкая история насыщена событиями, она накладывает отпечаток на судьбы отдельных людей и прослеживается в глобальных общественных процессах. Известны целые эпохи, когда история страны не просто находила свое отражение на островах этого северного архипелага, но буквально зарождалась здесь, о чем свидетельствует один из лозунгов лагерной поры: «Сначала на Соловках – потом в России».

Будучи не только политическим, но и духовный средоточием Отечества, Соловки испокон веков отражали и явления Горнего мира, были прообразом Царствия Небесного на земле святых, идущих по пути добровольного уподобления Христу.

Достойно внимания то, что сонм преподобных угодников завершает имя Феодора Санаксарского. Жертва оговора, он почти 10 лет провел в монастырской тюрьме, став примером для тысяч заключенных XX в., которые, следуя по его стопам, прославляли Бога в подвиге мученичества и исповедничества.

Рай в глазах многих современников превратился в ад: «на месте, где пятьсот лет чувствовалось дыхание Всевышнего, теперь лилась кровь невинных, и дьявол, ликуя, плясал свою пляску смерти... Слово “Соловки” из символа светильника веры и подвижничества стало “Самым Страшным Словом России” – С.С.С.Р. »¹, – писал об этой, сравнительно недавней, эпохе заключенный СЛОНа Борис Солоневич.

До сих пор остается загадкой: сколько человек прошло через соловецкое заключение, сколько людей осталось лежать в этой каменистой и болотистой земле?² Но не менее важным представляется вопрос и о том, что происходило в умах и душах заключенных, что они теряли, а что приобретали, следуя своим скорбным путем? Ведь не «только страшной, зияющей ямой, полной крови и растерзанных тел...», по словам Бориса Ширяева, были Соловки в один из наиболее трагических периодов русской истории, но и местом, где «стоны родили звоны, страдание – подвиг, а временное сменилось Вечным...»

Изданием настоящей книги, Соловецкий монастырь открывает серию «Воспоминания соловецких узников 1923–1939 гг.». В рамках этого долгосрочного проекта, нацеленного на поиск новых и углубленное изучение уже известных источников, планируется опубликовать все доступные мемуары, посвященные описанию соловецкой каторги XX в.

Актуальность подобного издания очевидна. Сам по себе опыт лишения свободы – одна из вечных тем, раскрытию которой посвящено немало произведений мировой культуры. И это вполне закономерно, учитывая то, что во все времена в местах лишения свободы общественные отношения не просто отражались, но, обостряясь, просматривались, как бы, через увеличительное стекло³, давая возможность по-новому взглянуть на проявления человеческой природы в условиях, где люди, в борьбе за выживание, показывают свое истинное лицо⁴.

Не нуждается в особом обосновании и изучение советской тюремно-лагерной системы, где, вероятно, «в наибольшей степени выявляются механизмы тоталитарного режима, модельные для нашей истории последних десятилетий»⁵. Сказанное о ГУЛАГе, в целом, относится и к Соловкам, которые были прообразом «всего последующего террора и произвола»⁶ и представляют безусловный интерес при изучении новейшей истории России.

Другим важным аспектом издания соловецких воспоминаний является обращение к нашей памяти. Воспоминания не дают «забывать о тех чудовищных преступлениях, которые совершались по отношению к русскому народу и к людям других национальностей»⁷. Публикация этих свидетельств внушает надежду на то, что «описание фактов из социалистического опыта будет назидательно для потомства»⁸.

Можно возразить, что мемуары каторжан полны фактологических неточностей, и тем самым оспорить историческую ценность их свидетельств. Ниже, в тематических статьях и комментариях к тексту, еще будет сказано об ошибках, встречающихся на страницах воспоминаний. Однако, уже сейчас необходимо указать, что, расходясь в деталях, бывшие узники поразительно точны в общих оценках, касающихся положения дел в Советской России, в ее тюрьмах и в лагерях. И эти, возникающие на фоне частных противоречий выводы, принадлежащие очень разным и, в большинстве случаев, незнакомым между собой людям, приобретают исключительную достоверность.

Книга представляет собой антологию отдельных произведений, а также фрагментов рукописей и публикаций, среди которых, наряду с хорошо известными воспоминаниями о Соловках 1920–1930-х гг., встречаются и ранее не издававшиеся в России мемуары.

При их отборе и подготовке к печати учитывалось соотношение общего объема и той части, которая непосредственно посвящена описанию Соловецкого лагеря. В этой связи, некоторые мемуары публикуются полностью, другие – частично. Случаи, когда содержание фрагментов выходит за рамки «соловецкого периода» жизни того или иного автора, объясняются желанием придать тексту некоторую литературную законченность, необходимостью сделать более понятными описанные в нем факты либо стремлением максимально полно раскрыть личность того или иного писателя.

Последнее – вообще, является одной из важнейших задач издания. Не случайно все произведения предваряют вступительные статьи, повествующие об авторах и особенностях их литературного наследия.

Стремясь к тому, чтобы перед читателем не только прошли судьбы отдельных людей, но и предстала общая картина генезиса Соловецкой каторги, составители сборника учитывали момент прибытия и продолжительность пребывания узников в лагере.

В результате, в первый том вошли мемуары заключенных, чье пребывание на Соловках не выходит за пределы 1927 г.

В этих источниках описывается быт политических заключенных, покинувших острова архипелага летом 1925 г., рассказывается о возникновении и расцвете театра, общества краеведения и лагерной периодики, повествуется о переходе к использованию труда осужденных в экономических целях, что впоследствии стало краеугольным камнем всей системы ГУЛАГа.

Стоит отметить, что часть мемуаров принадлежит людям, которые никогда не были на Большом Соловецком острове (например, узники Кемперпункта) или в стенах монастыря. Это, например, политические заключенные, один из которых – социал-демократ Борис Сапир – пишет о том, что «на Соловках мы находились в изоляции и не видели, что происходило за пределами нашего скита». Этим, т. е. изначальным отсутствием полноценной информации о некоторых аспектах лагерной жизни или порядках, царящих в других отделениях, а также отсутствием справочных материалов в момент работы над воспоминаниями, объясняются встречающиеся в них ошибки и противоречия.

В публикуемых текстах, зачастую, можно найти явные опечатки (это «епитрахиль митрополита Филарета (Колычева)» у Б. Ширяева, вместо «Филиппа (Колычева)»), фактические ошибки, связанные с событиями общероссийской истории (у того же Б. Ширяева, уже низложенный патриарх Никон посылает стрелецкое войско на осаду Соловков), или с историей Соловецкого монастыря (у А. Шауфельбергера и Б. Седерхольма, насельники дореволюционной обители представлены большим числом, чем это было на самом деле).

Особенно часто на страницах мемуаров встречаются неточности в написании личных имен и географических названий. Наряду со случаями неправильного написания одной или нескольких букв (Курчинский вместо Курчевский), можно наблюдать и полное, до неузнаваемости искажение той или иной фамилии. Например, у Б. Ширяева, уже упомянутый конструктор Л. В. Курчевский значится как Стрижевский. Немало аналогичных примеров можно привести и в случае с топонимами: Муксалма – Муксульма, Кондостров – Конт, Рымбак – Рембот.

Путаница встречается и при изложении статистических данных. Выше уже приводился пример с неправильным числом насельников дореволюционной обители, то же относится и к количеству заключенных в лагере или погибших на Соловках людей. Наиболее примечательным здесь является случай с описанием числа политических заключенных, которые стали жертвами расстрела 19 декабря 1923 г. в Савватьевском скиту. Так, у Мечислава Леонардовича, вместо шести погибших упоминается: «10 убитых и 16 раненых».

Страдают погрешностями и данные о структуре и организации лагеря. Типичная ошибка, встречающаяся, практически, во всех воспоминаниях данного периода, – размещение заключенных в Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря, тогда как они располагались в, находящемся по соседству, Свято-Троицком соборе обители.

Отдельно можно упомянуть об ошибках, проистекающих от незнания особенностей русской жизни, в частности, жизни Русской Церкви, что особенно характерно для иностранцев («Московская епископия», вместо «епархии» у А. Клингера, или «Епископ Серафим Колпинский» вместо «Епископ Колпинский Серафим» у Б. Седерхольма и пр.)

Как уже было сказано, настоящее издание ориентировано и на популяризацию, и на дальнейшее изучение соловецкой истории. Отсюда, содержание книги рассчитано, как на самый широкий круг читателей, интересующихся, скорее, общей фабулой произведений, так и на самых взыскательных специалистов, для которых даже явные ошибки могут стать бесценным источником информации.

С учетом возможных запросов потенциальной аудитории, было принято решение, во-первых, насколько возможно, стремиться к сохранению аутентичности текстов; во-вторых, не перегружать сборник тяжеловесными подстраничными комментариями и давать их лишь в случаях крайней необходимости; в-третьих, снабдить издание справочным аппаратом, который поможет заинтересованному читателю разобраться в нюансах жизни и быта заключенных, в, упомянутых выше, ошибках и неточностях повествования.

К справочным материалам относятся: статьи, повествующие о разных периодах в истории Соловецкого монастыря и лагеря, справочники и указатели, где даются правильные написания топонимов и личных имен, а также приводятся соответствующие справки.

В завершение вступительной статьи, члены редакционной коллегии хотят выразить благодарность всем участникам проекта и упомянуть еще одну, стоящую перед ним задачу, по объединению специалистов и всех неравнодушных людей, которым дорога история России и ее величайшей святыни – Соловецкого монастыря.