Глава XIII. Via dolorosa
«Via dolorosa“ такое поэтичное название носит крестный путь, указываемый старым католическим преданием.
«Via dolorosa“ начинается с того места, где была так называемая цитадель Антония. Место, бесспорно, историческое, освященное страданиями Спасителя.
Здесь жил Ирод, правитель Галилеи, приехавший перед праздником Пасхи в Иерусалим.
Ирод – это ничтожнейшее из действующих лиц той страшной и великой мировой драмы, которая происходила в те дни в Иерусалиме. Христос, разговаривавший даже с Пилатом, ни слова не ответил ни на один вопрос Ирода. Правитель Галилеи, Ирод, много слышал о Христе, Его учении, чудесах, и даже обрадовался, когда к нему привели Иисуса. Это его очень заинтересовало, он надеялся, что Христос покажет ему какое-нибудь чудо. Он забросал Христа вопросами, но Пленник молчал и ни одного из праздных вопросов не удостоил ответом. Тогда разозленный правитель надругался сам над Беззащитным, приказал надругаться своим воинам, – чтобы не отставать в остроумии от Пилата, приказал одеть Христа в светлые одежды и отправил Его к правителю Иудеи.
Это был обмен любезностями между Пилатом и Иродом, бывшими в ссоре и желавшими примириться. Пилат отправил Христа на суд правителя Галилеи, как галилеянина. А Ирод спешил ответить на любезность любезностью и признавал право суда над Пленником за Пилатом. И после этого между ними воцарились мир и дружба.
Так два правителя обменивались любезностями и состязались в остроумии над Беззащитным, в то самое время, когда история мира делилась на две половины.
Старое католическое предание указывает на цитадель Антония, как на место претории Пилата.
Здесь находится арка, вероятно, остаток триумфальной римской арки, которую предание называет «Ecce Homo“.
В те времена улицы Иерусалима были вдвое шире теперешних. Триумфальная арка, перекинутая через тогдашнюю улицу, теперешнюю улицу покрывает одной своей половиной. Другая половина арки уходит в монастырь дервишей.
В этой то арке, по словам католического предания, Пилат показал народу истерзанного, измученного Христа, со словами: «Се человек!“
Место, где Христа подвергали пытке, по католическому преданию, находится в десятке саженей от этой арки, против теперешних турецких казарм. Там были казармы легионеров, и там скучавшие в Иудее грубые римские солдаты варварски издевались над Пленником, представителем побежденного и ненавистного народа.
На месте указываемой преданием претории находится женский монастырь Notre-Dame de Sion.
Мы осматривали этот монастырь вместе с небольшой группой католических поклонников.
В то время, как русское паломничество в Святую Землю, благодаря Православному Палестинскому обществу, все растет и растет, паломничество из католических стран, сравнительно, не велико. На тысячи русских паломников, прибывающих в Иерусалим к празднику Пасхи, едва можно насчитать сотни паломников-католиков. В то время, как караваны православных паломников, отправляющихся в Назарет, в 1.000 – 1.500 человек, явление самое обычное, католические караваны редко превышают 100 – 200 человек. Католический караван в 300 паломников – это в Палестине уже событие.
Мы вошли в монастырь Notre-Dame de Sion с маленькой группой поклонников в несколько десятков человек.
Надо отдать полную справедливость католикам: они относятся к своим святыням с величайшим вниманием, содержат их в идеальном порядке. На всем, что мы видели здесь, в этом монастыре, лежал отпечаток нежной женской руки, заботливо относящейся к святыне.
Нас встретила молодая, еще красивая сестра с печальным лицом. Ея бледность еще больше выделялась на белом фоне этих огромных лопастей, который украшают головной убор католических монахинь. И печальное бледное лицо, и тихая скорбь, которая светилась в ее глазах, и ее голос, в котором звучала грусть, – все это удивительно гармонировало с теми преданиями, которые связаны с этими печальными местами.
Она ввела нас в большую церковь, простой архитектуры, алтарь которой составляла хорошо сохранившаяся древняя арка.
От этих линий, простых, строгих и суровых, от гладких колонн, без всяких украшений, поддерживавших свод, от свода арки, словно вычерченного циркулем, веяло Римом. Какая разница между линиями этого стиля и воздушными, изящными, красивыми, слегка выпуклыми, словно живыми линиями древне-греческой архитектуры. Суровым римским владычеством дышит эта уцелевшая арка.
Мы взяли зажженные свечи и вошли под своды темных боковых коридоров монастыря.
Стук шагов по каменному помосту глухо отдавался под сводами.
– Это лифостратон! – послышался торжественный и печальный голос
нашей проводницы.
Толпа остановилась, замерла, словно боясь извлекать звуки из этих камней, молчащих о том, что они видели.
Многие опускались на колени и целовали эти холодные, вылощенные человеческими ногами камни. Становилось как-то жутко касаться ногой этих камней, которых касались устами столько сот тысяч человек, столько поколений.
Когда толпа двинулась дальше, стук шагов стал уже значительно тише. Все шли на цыпочках, стараясь как можно осторожнее касаться этих камней. Теперь шум шагов раздавался как шепот под темными сводами.
Я остановился, чтобы при свете свечи рассмотреть одну плиту, всю изрезанную какими-то линиями, полуистершимися от времени. Эта плита служила для игры в кости римским солдатам, смертельно скучавшим в покоренной варварской стране.
Толпа поклонников отдалилась, и теперь, в глубине катакомбы, при дрожащем свете восковых свечей, они казались толпою теней с мелькающими между ними призрачными огоньками.
Шелест шагов стих. Из конца коридора послышался голос сестры:
– Здесь Господь наш принял на себя крест, чтобы идти на Голгофу.
Поклонники упали на колени.
И из-за этой коленопреклоненной толпы, шептавшей молитвы, на меня взглянуло измученное, мертвенно-бледное лицо с каплями крови, катившимися по щекам.
В глубине пещеры стояла статуя, склонившаяся под тяжестью креста и готовая упасть на колени, как пала теперь толпа поклонников.
В полутьме, при мерцающем свете лампады, освещенная дрожащим светом свечей, статуя, казалось, шевелилась. Эффект несколько театральный, но производящий потрясающее впечатление на поклонников.
В коленопреклоненной толпе послышались всхлипывания, сдержанные рыдания; какая-то женщина, не в силах сдержать подступавшие к горлу слезы, рыдала все громче и громче. Поклонники, шепча молитвы, на коленях подползали к статуе и целовали край одежды изображения, смотревшего среди этого полумрака с таким бесконечным страданием и скорбью.
От монастыря Сионской Богоматери Via dolorosa спускается по узенькой улице, чтобы круто повернуть влево.
На углу лежит поверженная колонна. Здесь, по католическому предании, на повороте улицы, Христос изнемог и в первый раз упал под тяжестью креста. Здесь же стояла, по одному древнему преданию, Богоматерь, и здесь Она увидала Своего Сына, идущего на казнь, изнемогавшего от мук.
Это место, священное для католиков, находится во владении армянского католического монастыря. Все, вообще, священные места Via dolorosa находятся в руках католиков. Это щедрый подарок, сделанный султаном католической церкви после крымской кампании. Франция всегда была покровительницей католичества на Востоке, и султан, желая отблагодарить Наполеона III, подарил католикам все те места па Via dolorosa, на которые указывали их предания.
По крутой лестнице мы спускаемся в подземную церковь монастыря. Монахиня подводит нас к престолу, устроенному в нише, и свечей освещает нам место под престолом.
Старинная мелкая розоватая мозаика, по которой черным контуром выложены следы двух женских ног.
– Здесь стояла Святая Дева, когда встретила Господа, идущего на Голгофу.
В глубине ниши за престолом скульптурная группа изображает это событие: Христа, падающего под тяжестью креста, и Божию Матерь, поддерживающую Его в эту минуту.
Этот кусок мозаики, с изображением стоп женской ноги, открыт при раскопках. Это, вероятно, остаток храма, построенного крестоносцами на том священном месте, на которое им указало предание.
Вас не должно смущать это точное до одного сантиметра, указание священных мест на Via dolorosa.
Пусть это ошибочно, но отнеситесь с величайшим почтением к этому шепоту старого предания. Это шепот веры крестоносцев, донесшийся к нам через 8 веков.
Они пришли сюда, бросив все – семьи, дома, одушевленные горячей верой в Христа. Эти закованные в сталь и железо люди, только босою ногой решавшиеся касаться святой земли. Они пришли сюда с сердцем, переполненным верой и открытым для шепота легенд и преданий. Здесь все казалось им святым, каждый вершок земли, которую они всю покрывали поцелуями. И когда им говорили: «Вот здесь происходило то-то и то-то “, они строили храмы с теплою, чистою, наивною верой во всякое слово предания. Пусть этот шепот, указывающий через 1864 года с такой пунктуальностью даже где кто стоял в те времена, – и наивен. Но отнеситесь, к нему с великим почтением в силу той веры, трогательной и восторженной, которая слышится в нем, в честь тех слез, прекрасных и чистых, который исторгал этот шепот у поколений людей, в память той крови, которая лилась за эти священные места. Пусть точное знание указывает нам, где в действительности происходит скорбный путь, эти места все же священны: они освящены миллионами чистых восторженных поцелуев верующих.
От этого места, на которое старое предание указывает как на место скорбной встречи Богоматери с Христом, Via dolorosa идет некоторое время по совершенно ровной улице, чтобы круто повернуть вправо, в гору.
На этом повороте снова поверженная колонна и снова католическая часовня, где скульптурная группа изображает тот момент, когда Симон Киринеянин принимает на себя крест изнемогшего Спасителя. Молодой римский воин, остановившись и опираясь на копье, нетерпеливо ждет, когда возобновится прерванное шествие, и словно хочет крикнуть:
» Скорей“.
Старое предание говорит, что это случилось здесь, на углу двух улиц.
Отсюда Via dolorosa поднимается не особенно круто в гору. Под палящими лучами весеннего солнца, с лицом, облитым кровью от израненного чела, шел Христос, и здесь, по преданию, Его встретила блаженная Вероника.
Ее дом был на пути, и она, увидав приближающееся шествие, не обращая внимания на разъяренную толпу, повинуясь только прекрасному голосу женского сердца, полная сострадания, вышла навстречу и подала Христу кусок полотна, чтобы хоть чем-нибудь облегчить страдания. И эта трогательная заботливость не осталась без награды. На полотне, которым она вытерла слезы и кровь, остался слезами и кровью начертанный образ Спасителя мира.
Через маленькую часовенку мы со свечами спускаемся под старые своды, поддерживаемые колоннами, вероятно, какого-нибудь разрушенного храма.
Это, по католическому преданию, и есть остатки дома Вероники.
Эти своды производят сильное впечатление. Это настоящий храм сострадания, храм милосердия, высших и лучших проявлений человеческой души.
В то время, как одни видели в распятии акт правосудия, акт справедливости, другие – акт, необходимый в интересах политики, – словно бриллиант, словно звезда на темном небе, сияло и сверкало среди всех этих высоких соображений одно соображение, родившиеся в душе, продиктованное сердцем, – милосердие. Изменились понятия о правосудии, и справедливость уже начали находить не там, где находили ее раньше, и взгляды на интересы политики стали уж не те, и только одно понятие, понятие о милосердии, осталось нетронутым, неизмененным, незыблемым, – и маленький акт милосердия светит из глубины и мрака веков своим теплым, своим мягким лучом. И светлой звездочкой сверкает на мрачном, грозном, темном фоне тех событий. И приводит нас в сумрак этого дома, священного потому, что он носит имя Вероники, у которой было доброе сердце. Имя, никогда не меркнущее, как никогда не меркнет одно милосердие.
Пройдя это место, осененное такими прекрасными воспоминаниями, мы чрез несколько шагов доходим до русской постройки, где находится порог Судных ворот.
Отсюда скорбный путь уже становится общим для всех вероисповеданий.
Дорога поднимается круто в гору, скорее по лестнице, чем по улице.
Via dolorosa вьется по закоулкам арабских улиц, исчезает в полутьме и прохладе крытых восточных базаров и останавливается у маленькой калитки в стене.
Чрез эту калитку вы входите на площадку пред храмом Воскресения.
Здесь пестрая шумная толпа. Здесь слышится речь на всевозможных языках.
Здесь когда – то толпилась тоже разноязычная толпа, тоже собравшаяся в Иерусалим на праздник Пасхи.
Здесь стояли они, глядя на страшное зрелище. Здесь проходящие кивали головой и говорили:
– Разрушающий храм и в три дня созидающий его, сойди со креста!
Здесь эта разноязычная толпа, собравшаяся из разных уголков света на праздник Пасхи, кричала: «Он зовет Илию спасти Его“, когда с Голгофы прозвучал полный страдания голос:
– Элои! Элои! Ламма савахфани!