В. А. Андреев и его дар для студенческой библиотеки Московской Духовной Академии

(Страничка из истории академической библиотеки.)

В Московской Духовной Академии, в одном из старых ее корпусов, есть особая комната, заключающая в себе студенческую библиотеку Андреева. Библиотека эта, при внешней незначительности своей сравнительно со всей академической библиотекой в ее целом, имеет большую научную, и не научную только, а и материальную ценность и значение. По воле жертвователя она назначена собственно или прежде всего для студентов, должна быть в заведывании их и не сливаться с фундаментальной библиотекой. И они, конечно, пользуются ею и знают ее – ее состав и значение; но если теперь, когда среди гг. профессоров, как бывших студентов Московской Духовной Академии, еще есть налицо лично знавшие покойного архиепископа Литовского Алексия, через которого библиотека эта поступила в собственность Академии, и, слава Богу, здравствует еще сам жертвователь и некоторые знают обстоятельства этого пожертвования, то едва ли есть такие знающие среди студентов, а пройдет десяток-другой лет, таких лиц и совсем не будет. Между тем обстоятельства эти не лишены интереса для характеристики и прежней Академии, и личности знаменитого ее профессора Александра Феодоровича Лаврова, впоследствии архиепископа Алексия, и отношения к Академии светского общества, – для характеристики таких лиц, которые, будучи по внешнему своему положению далеки от Академии, по духовной своей жизни могут быть названы близкими, родственными ей.

Таковы побуждения к написанию настоящей памятки и ее задачи.

Отец Василия Алексеевича Андреева Алексей Васильевич Андреев – Потомственный почетный гражданин († 1878 г.), женатый на Наталье Михайловне Королевой, в конце прошедшего столетия был хорошо известен и почитаем в Москве, как один из видных представителей московского купечества; большой, с миллионными оборотами, колониальный магазин его на Тверской, против генерал-губернаторского дома, считался одним из лучших магазинов в Москве, в котором заведующим, вместе с родителем, был и Василий Алексеевич, как старший из сыновей его. По его, В. А-ча, инициативе и под его руководством в постановке торгового дела, в отношении к покупателям, приказчикам и всем вообще служащим, вместо царившей всюду так называемой гостинодворской некультурности, введены были рационально-благородные принципы в лучшем смысле слова; напр., устроена была школа для малолетних служащих, пенсии, приют для престарелых и больных и т. п. По окончании домашнего образования В. А-ч поступил в Московский университет на историко-филологический факультет и здесь уже, слушая и теперь хорошо известных ученых того времени, как Соловьев, Буслаев, Тихонравов и др., не только развил в себе с детства коренившуюся в нем любовь к языковедению и истории, а и заявил себя печатными трудами в этой области. Первый печатный труд его «О православии на Литве и Волыни по переписке кн. Курбского» помещен был в «Православном Обозрении» за 1874 год; особенно много помещено было им ценных статей по языковедению в «Филологических Записках» Хованского, издававшихся в Воронеже. Как истинный ученый, В. А-ч любил копаться в книгах и доискиваться всего «по первоисточникам»; а так как он обладал средствами, то, естественно, старался и приобретать их в собственность, входя для этого в живые сношения с разного рода антиквариями и солидными издателями даже заграничными: на приобретение редких и дорогих изданий он не жалел денег. И таким-то путем в течение нескольких лет он составил громадную библиотеку высокой ценности, состоявшую, главным образом, из святоотеческих творений на их подлинных языках и из произведений классических писателей – русских и иностранных. Здесь были, напр., творения св. Ефрема Сирина на сирском языке параллельно с латинским переводом, или блажен. Августина юбилейное папское издание (1640 г.) в 18-ти томах in folio – издание крайне редкое и очень ценное¹¹⁷². Из редких изданий светских писателей можно указать, напр., 70 томов первого издания сочинений Вольтера, напечатанных на средства Императрицы Екатерины II, весьма ценный словарь Дюканжа, и др. Не чуждался В. А-ч и современной литературы: в его библиотеке были не только лучшие издания Шиллера, Гёте и др., а и полные комплекты таких литературно-исторических русских журналов, как «Вестник Европы», «Русский Вестник» и др. С любовью отдаваясь чтению и изучению научных трудов по языковедению, святоотеческих творений в их подлинниках, особенно на любимом им греческом языке, В. А-ч не замыкался в этой работе и не уходил от дел обыденной жизни и особенно любимого им сельского хозяйства, внося и сюда научное отношение к делу; так, напр., он несколько лет был редактором журнала по птицеводству, печатая в нем свои тонкие по наблюдательности за жизнью птиц статьи и заметки.

В 1881 году профессор Московской Духовной Академии Александр Феодорович Лавров, незадолго перед тем (в августе 1880 г.) овдовевший и принявший иночество (в декабре того же года), возведен был в сан епископа Можайского и поселился на Саввинском подворье в Москве, недалеко от магазина Андреева. «Из простого любопытства, – сказывал В. А-ч, – посмотреть архиерея с короткими волосами, пошел я в одно из воскресений к обедне на Саввинское подворье, где поселился преосвященный, и по окончании службы подошел к нему получить благословение. Благословив меня и узнав мою фамилию, владыка спросил, не я ли автор статей в «Православном Обозрении» о князе Курбском, и после утвердительного ответа пригласил меня к себе на чашку чая. Так началось мое знакомство с преосвященным, с которым меня связывала общая любовь к древней святоотеческой письменности. Я стал часто бывать у преосвященного Алексия, засиживаясь у него иногда подолгу. Во время этих-то посещений я не только узнал, а и полюбил владыку, научился уважать его». Это-то уважение к преосвященному Алексию и склонило В. А-ча к мысли пожертвовать свою библиотеку для студентов Московской Духовной Академии. Побуждением к этому пожертвованию именно тогда же, скоро после начала их взаимного знакомства, было то, что в том же 1881 году В. А-ч должен был уехать за границу для лечения своей давней болезни и был в таком настроении, что мало надеялся на счастливый исход лечения. И вот, озабочиваясь судьбой своей библиотеки и просто опасаясь ее расхищения или передачи в ненадежные и неспособные руки, он перед отъездом своим и обратился к преосвященному, в котором увидел единомышленника своего в отношении к любимым им книгам и от которого узнал, так сказать, об академическом студенчестве, с просьбой принять его библиотеку в дар от него, не для преосвященного, конечно, лично, на что последний едва ли бы и согласился, а именно для студентов Московской Духовной Академии, но с тем, чтобы официально дар этот в Академии был бы от имени преосвященного Алексия, а не от имени В. А-ча. Это последнее условие В. А. поставлено было для того, чтобы уклониться от неизбежных в противном случае и столь им нелюбимых официальных изъявлений благодарности со стороны академического начальства; но с другой стороны, несомненно, и то, что и преосвященный, который свои литературные произведения обыкновенно издавал без имени автора, согласился сделать это приношение от своего имени только потому, что в библиотеке В. А-ча обыкновенно на каждой книге, на заглавном листе ее по диагонали страницы, всегда собственноручно помечались его имя и фамилия. Все это, конечно, не лишено своего значения для характеристики как преосвященного Алексия, так и самого жертвователя.

Передавая свою библиотеку преосвященному Алексию, В. А-ч просил его поскорее прислать кого-либо из Академии для записи жертвуемых книг и составления каталога их. Преосвященный не замедлил снестись с бывшим тогда ректором Академии прот. С. К. Смирновым, который летом того же года прислал для этого дела в Москву студента IV курса С. С. Виноградова (ныне священника). Около месяца Виноградов провел в этих занятиях, являясь для них на квартиру В. А-ча ежедневно от 10 ч. утра до 6 ч. вечера. Всего было переписано им свыше 800 названий в 2–2¹/₂ тысячах томов. Переписанная и запакованная в ящики библиотека В. А-ча на его же счет и отправлена была тогда же в Академию и здесь поступила в заведывание студентов, из среды которых избирались и библиотекари.

Опасения В. А-ча относительно печального исхода болезни, к счастью, не оправдались; он возвратился из-за границы здоровым и доселе, слава Богу, здравствует. И доселе не оставляет он ни своих научных занятий, ни собирания книг, ни жертвования их на благое просвещение.

В доказательство первого достаточно указать на три небольших по размеру, но в научно-богословском и церковно-историческом отношениях несомненно ценных книжки. Одна из них: «Сербский иеромонах Софроний Младенович в России 1721–1760–1781 гг.», составленная по архивным документам синодальной типографской библиотеки, дает ясное и точное представление о том, как вершилось у нас в XVIII ст. дело перевода святоотеческих творений, в документальных данных до очевидности ясно представляя и неопровержимо подтверждая неправду общепринятого почти мнения о какой-то значимости участия в этом деле вызываемых для него иноземных ученых. Другие две: «О толковании на Псалтирь Иринея, архиепископа Псковского», есть два первые выпуска широко задуманного историко-библиографического очерка, имеющего целью также документально, путем сравнения текстов, выяснить характер зависимости этого толкования от западных богословов и в частности от Беллярмина, а затем Беллярмина от предшествовавших ему средневековых писателей и даже до подлинных текстов святых отцов и учителей древней Церкви включительно. Любопытную картину представляют собой постоянные ссылки позднейших толковников на святоотеческие творения, приводимые ими якобы по подлинникам, а на самом деле из вторых и из третьих рук, и нередко в искаженном виде. Можно судить поэтому, какой высоко-научный интерес должен иметь этот очерк и как много труда, и самого кропотливого и не для всех доступного, полагается на него В. А-м. Как жаль, что труд этот, стоящий в связи с подобного же рода изысканиями по отношению к другим памятникам древне-русской переводной письменности и потому имеющей существенно важное значение для истории этой письменности, проходит почти незамеченным и неотмеченным в современной богословской литературе и так медленно появляется в печати. Мне кажется, что наши академические периодические издания должны были бы так или иначе откликнуться на эти работы В. А-ча, которых, я знаю, у В. А-ча в рукописях целые вороха. К счастью все это В. А-ча, как истинного ученого, мало смущает, и он продолжает неустанно заниматься этим делом в синодальных библиотеках, копаясь в фолиантах и не щадя средств на их приобретение.

В 25 лет, протекших со времени пожертвования им своей библиотеки в Московскую Духовную Академию, он успел собрать другую такого же характера и достоинства и не только собрать, а и передать, но, к сожаленью, уже не в Московскую Духовную Академию, а в Московскую синодальную типографскую библиотеку, светскую же часть ее – в народный университет Шанявского.

А ведь могло бы быть и иначе, тем более, что обе эти передачи совершились так недавно. Мы не беремся судить, как это случилось и кто в этом виноват...

Прот. И. Соловьев.