I ГЛАВА. ОТНОШЕНИЯ СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА И РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В 1943–1958 гг.

К началу ХХ века, российское общество, внешне религиозное, на самом деле отошло от православия очень далеко. Русская Православная Церковь превратилась всего лишь в одну из составляющих государственного механизма. Сложный и неоднозначный процесс ее ослабления и низведения до уровня безынициативной иерархической структуры – бесправной, затравленной и привыкшей подчиняться светской власти, при повсеместном распространении атеизма – начался задолго до 1917 года¹⁴. В воздухе носилось ожидание какой-то катастрофы. В проповеди на новый 1907 год протоиерей Иоанн Кронштадтский говорил: «Посмотрите, как мир близится к концу; смотрите, что творится в мире: всюду безверие… повсюду хула на Создателя… повсюду в мире вооружения и угрозы войною.… Смотрите и сами судите: мир окончательно растлен и нуждается в решительном обновлении, как некогда через всемирный потоп»¹⁵.

Отношение к самодержавию в среде духовенства не было однозначным. Даже Патриарх Московский и Всея Руси Тихон, в то время архиепископ Литовский, спокойно отнесся к его свержению и подписал в числе ряда других архиереев приветствие Временному правительству¹⁶. Таким образом, революция не была для России неожиданностью. Но всех масштабов этой катастрофы духовенство еще не осознавало. Первое давление со стороны государства Церковь ощутила уже при Временном правительстве. Кроме имевших место фактов грубого вмешательства советской власти в сугубо церковные вопросы, Временным правительством было принято постановление об объединении всех учебных заведений, включая церковно-приходские школы, которых было около 37 тысяч, в ведение министерства народного просвещения. Постановление объективно подготовило дальнейшие шаги сначала временного, а затем и Советского правительства по усилению бесконтрольного вмешательства властей в дела Церкви¹⁷.

В то же время, Февральская революция, которая сопровождалась рядом антицерковных действий, фактически стала и «религиозной революцией», уникальной в истории Православия. В марте-апреле 1917 года по стране прокатилась волна чрезвычайных епархиальных съездов духовенства и мирян. В соответствии с их решениями, с кафедр были смещены свыше 10 наиболее скомпрометированных архиереев, избранные епархиальные советы значительно ограничили епископскую власть. Вводился выборный порядок замещения всех духовных должностей, коллегиально – представительское начало церковного управления, демократизировалась приходская жизнь¹⁸.

Протопресвитер Николай Любимов, вошедший в 1917 году, после Февральской революции, в состав Священного Синода Русской Православной Церкви вспоминал, что, например, депутация из Владимирской епархии «решительно требовала увольнения архиепископа Алексия; иначе произойти могут в епархии прискорбные эксцессы. В некоторых храмах перестали уже поминать архиепископа. Из 372 членов Владимирского съезда не нашлось ни одного защитника архиепископа и съезд единогласно постановил ходатайствовать об удалении его на покой»¹⁹. Архиепископ Алексий, будучи вызван для объяснений в Петроград, прислал телеграмму о том, что по болезни приехать, не может, просит дать ему 2-х месячный отпуск, после которого уволить его на покой, дав ему в управление какой-либо монастырь в Москве или Киеве. Синод постановил уволить его, согласно прошению, сразу же, ввиду тревожного состояния епархии, а суждение о его дальнейшей судьбе иметь по окончании его отпуска²⁰.

Через свободное избрание, тайным голосованием, на Владимирскую кафедру был избран архиепископ Сергий (Страгородский), впоследствии Патриарх²¹, 28.11 (11.12).1917 года он был утвержден в должности архиепископа Владимирского и Шуйского Патриархом Тихоном²².

Демократические выборы при решении вопроса с замещением постов приходскими священнослужителями нередко принимали самые уродливые и гротескно – комические формы. В той же Владимирской епархии, в одном селе, мужики – прихожане миром порешили избрать в диаконы своего «голосистого» односельчанина и, желая видеть, как этот мужик будет выглядеть во время священнодействия, силой и угрозами заставили своего батюшку допустить его к диаконскому служению Божественной Литургии. И этот мужик, облаченный в диаконские священные одежды, начал служить Литургию. Правда, в алтарь священник его не допустил, но, тем не менее, он сказал великую ектенью и две малых и только перед малым входом священник опять взмолился перед прихожанами о прекращении этого лицедейства, угрожая прекратить служение Литургии, и кощунство было прекращено²³.

Но в то же время были и положительные перемены. Церковь получила возможность проведения Поместного Собора и восстановления Патриаршества.

Всего с 5(28) августа 1917 года по 7(20) сентября 1918 года состоялось 3 сессии Собора, затем он был вынужден прекратить работу не завершив ее. 5(18) ноября 1917 года Собор избрал Патриархом Московским и Всея Руси митрополита Московского Тихона (Беллавина)²⁴.

С первых дней Октябрьской революции стал завязываться трагический конфликт Церкви с новой властью. Само избрание Патриарха происходило в период ожесточенных боев за Московский Кремль, в ходе которых серьезно пострадали его храмы. Большая часть иерархов и клира без энтузиазма или враждебно встретила приход вооруженным путем к руководству страны крайне левого фланга общественно – политических партий²⁵. Но Церковь не ввязалась в политическую борьбу, обличения и анафематствования Патриарха Тихона были адресованы не советской власти, как таковой, а обезумевшим людям, попирающим всякие христианские и общечеловеческие законы: «Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело: это – поистине дела сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей, загробной, и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной»²⁶.

Отстраняясь от участия в политике, Патриарх Тихон давал свое благословение священнослужителям, готовым бороться за права Церкви. Так в грамоте от 03(16).04.1918 года, данной им священнику г. Кинешмы Костромской епархии отцу Николаю Юницкому говорилось: «Мы с благодарением приемлем Вашу готовность встать на защиту попираемых ныне прав нашей Матери-Церкви…»²⁷. В 1924 году им была награждена наперсным крестом монахиня Феодоровского Переславского женского монастыря Владимирской епархии Алипия (Большакова) за понесенные ею труды по питанию и обслуживанию заключенных и ссыльных архиереев²⁸.

Ореол Патриаршего служения оказался для святителя Тихона защитой от рук гонителей, заключивших его под домашним арестом, но побоявшихся казнить²⁹. Однако реальной возможности управления Церковью он не имел. Его деятельность ВЧК сводила практически к нулю, не позволяя назначенным им архиереям даже доехать до своей епархии направляя их в места заключения и ссылки³⁰. Так, например, 4 марта 1923 года епископом Иваново-Вознесенским был назначен епископ Василий (Преображенский). 16 мая 1923 года он был выслан в Зарянский край, сроком на 2 года³¹.

Свою борьбу за власть и уничтожение старого строя большевики соединили с борьбой против Русской Православной Церкви, так как она отождествлялась ими со старой Царской Россией. Поэтому многие епископы – первым был убит 12(25).01.1918 года митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) – и тысячи священников, монахов, монахинь и мирян были подвергнуты репрессиям вплоть до расстрела и потрясающих своей жесткостью убийств³².

Советскими органами разгонялись крестные ходы, на которых присутствовало множество верующих, недовольных антирелигиозной политикой новой власти. Во Владимире при разгоне крестного хода произошло столкновение верующих с красногвардейцами³³. 3 мая 1918 года, ночью, в Костроме был убит протоиерей Алексий Андронников, 88-летний старец, прослуживший более 60-и лет в одном и том же храме святых страстотерпцев Бориса и Глеба³⁴.

К 1922 году по суду расстреляно белого духовенства 2691 человек, монашествующих мужчин 1962, монахинь и послушниц 3447, без суда расстреляно не менее 15 000, ликвидировано более 700 монастырей³⁵.

Повсеместно закрывались и церковные учебные заведения профессионального религиозного образования. Так, в 1918 году, были закрыты Костромская духовная семинария³⁶, Шуйское Духовное училище³⁷ и целый ряд других учебных заведений.

Однако Церковь не сдавалась, делались попытки активизации церковной деятельности за счет открытия новых епархий.

Первые попытки советского правительства уничтожить Русскую Православную Церковь с помощью одной грубой силы оказались неудачными. Превратившаяся в царской России в бюрократический аппарат, перед лицом гонений, она вновь осознает себя Церковью, мистическим организмом, Телом Христовым. В этом была причина того, что многие, ранее религиозно индифферентные люди, во время гонений, не задумываясь, отдавали свою жизнь за свои религиозные убеждения. Революция вскрыла тот духовный нарыв, который созрел в Российской Церкви и обществе, способствовала уходу из Церкви тех, кто находился в ней из меркантильных побуждений (впоследствии из них будет создано движение обновленцев), а также способствовал религиозному сопротивлению тех, кто до революции не шел в Церковь, видя в ней бюрократическую машину. Октябрь 1917 года ознаменовал начало гонений на Церковь. Начались закрытие учреждений профессионального религиозного образования, убийства священнослужителей, разгон крестных ходов. Не смог завершить своей работы проходивший в крайне тяжелых условиях Поместный Собор.

Попытки ввести в Церкви выборное начало на местах во многих случаях выродилось в гротескные ситуации, в силу которых на должность священнослужителей выбирались люди, весьма далекие от Церкви. Но, тем не менее, можно сказать, что в чем-то революция оказалась для Русской Православной Церкви явлением положительным, освободившим ее от того неестественного состояния, в котором она находилась в царской России, начиная с Петра I. Правда, за освобождением этим последовало новое порабощение Церкви государством, но уже совсем иным государством, в совсем иных формах и на иных условиях.

В наступлении на Русскую Православную Церковь, особенно на Патриарха Тихона, большевики прибегли к помощи модернистской схизмы обновленцев. Это движение разбивалось на несколько более или менее радикальных группировок, преследовавших среди прочих следующие цели: второбрачие священников-вдовцов, отмена традиционного монашества и, в этой связи, введение женатого епископата. Замена церковно-славянской Литургии русскоязычной и ее сокращение, обширная проповедь с актуальной тематикой. Однако единства в этих требованиях у обновленцев не было. Они всячески поддерживали большевиков, чтобы с их помощью уничтожить Патриаршую Церковь. Большевики же поддерживали обновленцев, чтобы расколом ослабить Патриаршую Церковь. На практике это покровительство выражалось в предоставлении обновленцам большей части храмов, причем самых крупных³⁸.

Часть духовенства, не разделявшая реформаторских устремлений обновленчества, но напуганная кровавым террором признала раскольническое Высшее Церковное Управление; одни по малодушию и в страхе за собственную жизнь, другие в тревоге за Церковь.

16 июня 1922 года правящие архиереи Владимирский Сергий, Нижегородский Евдоким и Костромской Серафим напечатали в «Живой Церкви» (печатном органе раскольнического движения) воззвание, в котором признавали каноничность обновленческого ВЦУ и призвали свою паству и всю Церковь подчиниться ему.

Митрополит Владимирский (Страгородский) был одним из самых авторитетных архипастырей Русской Церкви. Его временное отпадение, вероятно, было вызвано надеждой, что ему удастся перехитрить и обновленцев, и стоящее за их спиной ГПУ. Зная о своей популярности в церковных кругах, он мог рассчитывать, что вскоре окажется во главе ВЦУ и, постепенно сумеет выправить обновленческий курс этого учреждения. Его викарный епископ Афанасий (Сахаров), возглавивший борьбу с раскольничеством во Владимирской епархии, на первых порах тщетно пытался переубедить митрополита. Но, в конце-концов, митрополит Сергий и сам убедился в пагубности выпущенного воззвания, покаялся в содеянном и вернулся в лоно канонической Православной Церкви. Через покаяние вернулся в церковь из раскола и архиепископ Костромской Серафим (Мещеряков)³⁹.

В Ивановской области обновленцы действовали особенно активно. Необходимо отметить, что в связи с созданием в 1929 году Ивановской промышленной области 3 июля 1929 года, состоялся пленум обновленческого Ивановского епархиального управления, на котором присутствовали представители Костромской, Владимирской и Ярославских епархий. Пленум вынес решение об образовании Иваново-Вознесенской митрополитанской области⁴⁰.

Начало деятельности обновленцев в Иванове датируется 1922–1923 годом. В архивном фонде отдела общего управления Иваново – Вознесенского губисполкома есть дело о создании епархиального комитета группы «Живая церковь» (обновленцы). Устав группы был утвержден 24 декабря 1922 года, заявление же о регистрации Иваново-Вознесенского епархиального управления обновленцев, направленное в губисполком, датируется 7 июля 1923 года⁴¹. Характерно, что православный архиерей Ивановской епархии того времени, архиепископ Иерофей (Померанцев), перешел к обновленцам и в дальнейшем находился в конфронтации с православными архиереями Ивановской епархии, назначенными Патриархом Тихоном – епископом Василием (Преображенским) и архиепископом Августином (Беляевым)⁴².

В г. Иваново обновленцам был передан целый ряд храмов, среди которых можно отметить переданную им в 1924 году Скорбященскую церковь на Дмитровке (угол улиц Рабфаковской и Кузнецова), церковь Троицы в Авдотьине, Покровский собор, на месте которого в настоящее время выстроен дворец искусств. Из сохранившихся по сей день храмов, принадлежавших в 20–30-е года обновленцам, можно отметить Успенскую кладбищенскую церковь (деревянную), Преображенский собор на улице Колотилова, использовавшийся с 1931 года одновременно православной и обновленческой общинами. Последняя перешла в него из закрытого в 1931 году Покровского собора. В 1935 году обновленцам была передана Введенская церковь в центре города⁴³.

Поначалу советская власть охотно поддерживала обновленческое движение, предполагая, что оно в кратчайшие сроки сумеет подорвать в народе веру и отвратить народ от религии. Основания для этого могло им дать, например, заявление одного из лидеров обновленческого движения В. Красницкого, сделанное им в печатном органе этого движения, называвшемся «Живая церковь»: «Революционные священники не постеснялись одни, без монаха – епископа, войти в митрополичью крестовую церковь…, а потом – сесть за стол в митрополичьей гостиной и открыть действия своего революционного епархиального управления. …Революционная стихия победила в Петрограде и на церковном фронте»⁴⁴.

После таких заявлений можно ли удивляться, например, тому, что начальник Ивановского губотдела ОГПУ писал в секретной инструкции о передаче Покровского собора г. Иваново обновленцам: «Передача является крайне желательной, даже необходимой. Группа, подавшая заявление на получение Покровского собора, принадлежит к легализованной Советским правительством Синодской церкви, которая пользуется тремя небольшими церквами на окраине города, в то время как черносотенная тихоновская церковь держит в своих руках все центральные храмы города»⁴⁵.

Нужно отметить, что первоначально обновленцы вообще пользовались большой поддержкой со стороны советских органов власти. Но это не способствовало повышению их авторитета в глазах верующего народа. В одном из секретных документов государственных Органов в сентябре 1923 года отмечается: «За последнее время Тихоновщина захлестывает все больше и больше обновленческое движение, которое идет на убыль и остается лишь благодаря некоторым стойким обновленцам. Обновленцы все больше и больше теряют свой авторитет в глазах приверженцев»⁴⁶.

17 октября 1928 года в Покровском соборе г. Иваново – Вознесенска состоялся епархиальный съезд обновленцев⁴⁷.

Но и обновленцы не долго пользовались покровительством со стороны советской власти. Со временем предоставленные им храмы стали пустеть, в немногочисленных же приходах Православной Церкви собиралось все больше верующих. Своими интригами обновленцы способствовали аресту Патриарха Тихона в мае 1922 года. Когда ему стало ясно, что Церкви придется долго сосуществовать с советской властью и что обновленческий раскол в союзе с государством представляет угрозу для традиционного православия, он начал искать, исходя из принципа политической лояльности соответствующую гражданскую позицию Церкви во враждебном к религии государстве, стараясь придать ей новозаветную основу. Он сделал официальное заявление, в котором сказал, что раскаивается в своей антисоветской деятельности, решительно отмежевывается как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции⁴⁸.

Продемонстрированная в «раскаянии» Патриарха Тихона лояльность по отношению к советскому государству отвела от Церкви самую страшную угрозу и позволила со временем преодолеть обновленческий раскол, представителям которого с середины 20-х годов даже большевики отказали в поддержке.

У обновленцев один за другим стали отбирать пустующие храмы, но православным их не возвращали, а уничтожали или же использовали в хозяйственных целях. В 1931 году в г. Иваново были снесены Троицкий и Покровский соборы, в 1937 году Спасская церковь в Хутурове, в 1938 году была закрыта Успенская кладбищенская церковь, в 1938 году была закрыта Введенская церковь, в 1940 году закрыли Преображенский собор⁴⁹. Вообще, по справедливому замечанию Ивановского ученого-краеведа А.М. Тихомирова, «в 1930-е годы интерес к обновленцам утратили не только верующие, но и поддержавшие их органы власти, поскольку обновленцы не сумели разрушить православие»⁵⁰.

Закрытие храмов зачастую происходило следующим образом. Обновленцы захватывали церкви, но содержать их не могли. Накапливали большую задолженность, а затем церковь сдавали государству и в то же время подавали заявление на другую церковь. Так было с закрытием Преображенской и Троицкой церкви в г. Шуе и с общиной в г. Середе⁵¹.

А в 1937 году гонениям со стороны государственной власти подверглись и обновленцы. В Ивановской области причиной для гонений были обвинения в контрреволюции.

В связи с принятием Конституции СССР в 1936 году у духовенства и верующих появилась надежда на прекращение прежней политики властей, направленной на попирание прав и религиозных свобод верующих, в том числе на возвращение отобранных и закрытых ранее молитвенных зданий. Духовенство всерьез собиралось использовать и другие права, впервые предоставленные им Сталинской Конституцией.

На декабрь 1937 года Советское правительство объявило выборы в Верховный Совет СССР, на 1938–1939 годы – в республиканские и местные Советы, и духовенство кое-где намеревалось баллотироваться в депутаты. В Горьковской, Ленинградской, Ярославской, Сталинградской, Кировской областях, в Чувашии, Татарии, Дагестане, кандидатуры священнослужителей были выдвинуты в депутаты Совета.

Опасность проникновения «поповских элементов» в Советы побудила руководство ЦС СВБ направить в партийные организации директиву немедленно усилить антирелигиозную работу в массах. В результате в большинстве мест обрушились репрессии на духовенство, секты, опять стали административным путем в массовом порядке закрываться Церкви и молитвенные дома. Духовенство не было избрано в Советы, но это была «заслуга» НКВД, арестовавших всех потенциальных кандидатов накануне их выдвижения⁵².

В Ивановской области в 1937 году была «выявлена контрреволюционная группа» обновленческих епископов, которую возглавлял обновленческий архиепископ Ивановской митрополии Александр Адвентов. В группу входили епископ Серафим Андриевский, епископ Палладий Селецкий, епископ Николай Потехов, архиепископ Николай Автономов, архиепископ Софроний Ясневич, всего 17 человек. Епископы эти имели в своем административном руководстве достаточно незначительные территории. Многие из них просто исполняли служение приходских священников или благочинных. Деятельность группы, якобы «выражалась в подготовке обновленческого духовенства и верующих к предстоящим выборам в Советы по новой Конституции, которую участники группы имеют в виду использовать в контрреволюционных целях, в частности, предполагают выдвинуть своих кандидатов в низовой советский аппарат для защиты интересов религии и Церкви. На группе обсуждался вопрос о необходимости укрепления приходских советов надежными кадрами с тем, чтобы они (приходские советы) в предстоящих выборах могли оказать нужное влияние на верующих в интересах церкви»⁵³.

В деле НКВД говорится также о попытке создания на территории Советского Союза, так называемой «автокефальной» церковной организации, которая имела бы непосредственную связь с заграницей через восточных патриархов. Влившись филиалом в иностранную церковь «антисоветские элементы» имели бы сильную защиту и покровительство заграничных церковных организаций. По этому делу был расстрелян архиепископ Александр Адвентов⁵⁴.

В январе 1938 года в г. Иваново было возбуждено дело против нелегальной контрреволюционной организации церковников, так называемой «Автокефальной черной церкви». Организация эта якобы была создана обновленческим духовенством и ставила перед собой следующие задачи:

1.     Создать массовую антисоветскую организацию церковников, для чего добиваться объединения всех церковных группировок.

2.     Систематически и организованно вести борьбу с мероприятиями Советской власти, добиваясь сохранения Церкви в СССР.

3.     Развертывание активной контрреволюционной агитации с тем, чтобы создать враждебное отношение к существующему строю и тем самым обострить внутреннее положение во время интервенции.

4.     Насаждение тайного монашества, как наиболее враждебного и контрреволюционно устойчивого кадра организации.

5.     Вредительство в колхозах.

К отягчающим обстоятельствам НКВД относило то, что вся эта деятельность проводилась под прикрытием обновленчества и показаний лояльности Советскому Правительству⁵⁵.

В состав «контрреволюционной организации» «Автокефальная черная церковь» якобы входили следующие лица: архиепископ Евстафий, митрополит Тихон Попов, митрополит Пимен, митрополит Петр, епископ Арсений Белевский, протоиерей Михаил Тархов, митрополит Александр Введенский, митрополит Николай Автономов, митрополит Александр Смоленский, епископ Владимир, епископ Серафим Андриевский, епископ Андрей и другие⁵⁶.

Контрреволюционные группы были якобы созданы в Московской области – несколько групп (г. Москва) – осуществляет руководство, «центр» организации; в г. Можайске – 1 группа, руководит иеромонах Парфений; в г. Орехово-Зуево – 1 группа, руководит священник Леонид Фаустов; в Ивановской области несколько групп; во Владимире – 1 группа, руководитель заштатный священник Петр Щукин; в г. Александрове – 1 группа, руководитель – заштатный протоиерей Михаил Тархов; в Калужской области – одна группа с центром в г. Калуга, руководитель – епископ Андрей; в Новосибирске возглавляет митрополит Александр Введенский; в Брянской области – 1 группа с центром в г. Брянске, руководитель епископ Владимир⁵⁷.

По этому делу были расстреляны: епископ Серафим (Андриевский); протоиерей Михаил Тархов; протоиерей Александр Никитин; священник Петр Щукин⁵⁸.

Еще до этих открытых на них гонений многие из обновленческих иерархов и священнослужителей стали приносить покаяние и возвращаться в Православную Церковь. Священник Ефимий Преображенский при возвращении из обновленчества приносил покаяние, во время которого, при скоплении до 500 человек, на заданные вопросы о причинах перехода в свое время в обновленчество заявил о том, что он в обновленцы перешел под давлением органов советской власти для того, чтобы самому не подвергаться преследованиям, а также защитить от них своих детей. С подобными заявлениями выступали и другие⁵⁹. Митрополит Павел (Гальковский), управляющий Ивановской епархией в 1929–1936 годах, принял публичное покаяние от священников-обновленцев Димитрия Невского, Владимира Вознесенского, Николая Свирелина, Ефимия Преображенского и других⁶⁰. Через покаяние вернулся в православие из обновленчества епископ Михаил (Постников), управляющий епархией в 1947 году⁶¹.

Годы Великой Отечественной войны стали временем ликвидации обновленческого раскола. Весной 1943 года началось все нарастающее стихийное возвращение обновленческих приходов в Патриаршую Церковь, однако, окончательный перелом произошел в конце года. Решающими факторами здесь явились избрание митрополита Сергия Патриархом и прием И.В. Сталиным церковного руководства, удовлетворение предложений и пожеланий последнего. Теперь обновленчество утрачивало свою юридическую сущность и в глазах правительства⁶².

Всего, по некоторым сведениям, принесли покаяние 25 обновленческих архиереев старого – до 1923 года поставления (т.е. рукоположенные не обновленцами) и 13 архиереев нового поставления. Таки образом, в 1946 году остатки обновленчества практически прекратили свое существование⁶³.

Ликвидация обновленческого движения сопровождалась давлением на него государственных органов. Советское руководство, прежде всего из прагматических соображений, осенью 1943 года сделало окончательный выбор в пользу Московской Патриархии. Его диктовала Сталину политическая ситуация в СССР и за рубежом. Кроме того, Патриаршая Церковь была кровно заинтересована в ликвидации расколов. К середине 1940 годов обновленчество практически исчезло⁶⁴.

Церковно-государственные отношения в СССР в 20–50-е годы изменялась от явных гонений послереволюционного времени и в 30-е годы, до послевоенного потепления и начала новых скрытых гонений в 1958-м году. В 20-е годы большую роль играл процесс насильственного изъятия церковных ценностей; в 1937 году духовенство истреблялось в качестве «врагов народа»; после Великой Отечественной войны, когда Церковь активно доказала свою патриотическую позицию, наступило временное потепление, которое сменилось новыми гонениями при Хрущеве. Если вплоть до 1941 года храмы практически только закрывались, то уже во время войны начинают отмечаться случаи открытия новых храмов, многие из которых будут вновь закрыты при Хрущеве и Брежневе. Изменяется и характер гонений: изучение архивных уголовных дел того времени показывает, что много значил каждый год. По практически одним и тем же обвинениям в 1935 и 1936 году священнослужитель получает 3 года заключения, а в 1937 году – расстрел. Если в 20–30-е годы священнослужителей судят, как контрреволюционеров и врагов народа, то при Хрущеве обычно выдвигают обвинения в экономических преступлениях.

Нужно остановиться и на советском законодательстве в отношении Церкви. 20 января 1918 года был принят, а 23 января опубликован декрет СНК, вошедший в историю под названием «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви». В декрете провозглашалось запрещение религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализация церковного имущества⁶⁵. 8 апреля 1929 года ВЦИК и СНК РСФСР приняли постановление «О религиозных объединениях», по которому вся жизнь последних ставилась под контроль государства⁶⁶. Священнослужители исключались из состава «двадцаток», религиозным объединениям запрещалась благотворительная деятельность, частное обучение детей религии, дозволенное Декретом 1918 года об отделении Церкви от государства, интерпретировалось в предельно суженом объеме лишь, как право родителей обучать религии своих детей⁶⁷. И по этому репрессивному закону, по которому «служители культа» были лишены даже избирательных прав, Церкви пришлось жить многие десятилетия, причем были мнения, что и он слишком мягок⁶⁸.

1922 год – время, когда 23 миллиона жителей России голодало. Патриарх Московский и Всея Руси Тихон обратился к своей пастве с воззванием, в котором призывал помочь голодающим. Тогда же, по благословению Патриарха был основан Всероссийский Церковный комитет помощи голодающим. В храмах и среди верующих начались сборы средств; в годину величайшей скорби Православная Церковь уверенно и авторитетно становилась во главе движения помощи голодающим. Для советского правительства это было невыгодно, и оно потребовало роспуска Всероссийского Церковного комитета и передачи собранных средств государству.

Однако и полное устранение Церкви от помощи голодающим тоже было не выгодным, и в декабре 1921 года советское правительство предложило Церкви снова начать сбор средств в помощь голодающим. 19 февраля 1922 года Патриарх обратился к православной пастве с воззванием.

Большевики ждали от Патриарха подобного воззвания. Ждали они и деятельного участия Церкви в сборе денежных средств. Но они никак не желали, чтобы Церковь встала во главе движения помощи голодающим и, как бывало в прошлом, призывала к жертвенности, милосердию и любви. А 26 февраля был издан декрет об изъятии «из церковных имуществ, переданных в пользование группам верующих… всех драгоценных предметов из золота, серебра и камней…», в том числе всех священных предметов (драгоценных). Декрет бесповоротно уничтожал добровольность пожертвований, а священство принудительно ставил в положение святотатцев⁶⁹. В Послании от 28 февраля 1922 года Патриарх Тихон объявил: «… 13/26 февраля ВЦИК для оказания помощи голодающим постановил изъять из храмов все священные предметы. С точки зрения Церкви, подобный акт является актом святотатства. Мы, священным нашим долгом, почли выяснить тогда взгляд Церкви на этот акт, а также оповестить о сем верующих духовных чад наших»⁷⁰.

Первые выстрелы в ходе кампании по изъятию ценностей прогремели в г. Шуе Ивановской области. «6 марта 1922 года была произведена опечатка кладовых наиболее богатых церквей г. Шуи. 8 марта произведено изъятие из 3-х храмов наиболее бедных: кладбищенского больничного и Ильинского. 15 марта в 10утра секретарь Шуйского укома… получает извещение о насилиях, учиненных против милиции и гарнизона, а также о случаях стрельбы из толпы. Колокольный звон привлек большое количество народа. До 30 красноармейцев были обезоружены. Пулеметная стрельба рассеяла толпу, был убит «гражданин, прицелившийся из русской винтовки в шофера». Остальные жертвы были до появления автомобиля с пулеметами.»⁷¹.

Заключением особой комиссии ВЦИК от 22 марта 1922 года, под председательством П. Смидовича, действия комиссии по изъятию ценностей были признаны правильными и согласованными с распоряжениями центра, но недостаточно энергичными и планомерными. Комиссии по изъятию ценностей было поручено довести работу до конца. Губернским и уездным властям было предложено принять меры к тщательному расследованию всех случаев нарушения общественного порядка в связи с изъятием ценностей, выяснить виновников… дело передать в гентрибунал⁷².

В результате волнений при изъятии ценностей в Шуе пять человек было убито и пятнадцать ранено. Делом занялось Иваново-Вознесенское ГПУ. Из Москвы был отряжен в качестве следователя по особо важным делам зампредверхтриба ВЦИК Яковлев.

Судебному процессу придавалось большое пропагандистское значение. Распоряжением ВЦИК стали проводиться массовые аресты. После окончания следствия к суду были привлечены девятнадцать человек. Троих – священников Павла Светозарова, Иоанна Рождественского и мирянина Петра Языкова приговорили к расстрелу. 4 мая приговор был утвержден на заседании Политбюро⁷³.

Органы советской власти не скрывали того, что «тактика заключается не только в выколачивании из храмов золота и серебра на помощь голодающим, а и в том, чтобы этим способствовать разложению Церкви»⁷⁴. В связи с изъятием ценностей участились случаи ограбления Церквей⁷⁵.

Сопротивление изъятию ценностей отмечалось не только в Шуе. В селе Яковлеве Савинского района крестьяне заявили комиссии по конфискации церковных ценностей: «Берите что хотите, но Евангелие и крест алтарный не отдадим». В некоторых храмах комиссии проводили по две-три ревизии, изымая все, что имело какую-либо ценность. Всего в ходе этой кампании в Ивановской губернии было конфисковано 366 пудов серебра, золота, бриллианты, жемчуг и другие предметы⁷⁶.

Одним изъятием церковных ценностей антирелигиозные репрессии не ограничились. Начался процесс разрушения храмовых зданий, который облегчался тем, что согласно декрету СНК никакие церковные и религиозные организации в России не имели права владеть собственностью, не имели прав юридического лица, все их имущество было объявлено народным достоянием. Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдавались по особым постановлениям местной и центральной власти лишь в бесплатное пользование соответствующим религиозным обществам⁷⁷. Поэтому местные органы власти «по желанию трудящихся» могли легко отобрать у Церкви то или иное здание, кощунственным образом перепрофилировав его, а то и просто уничтожив. Впервые в истории мировой цивилизации, начиная с 1920-х годов, по всей нашей стране началось организованное и планомерное уничтожение церквей, колоколов, икон. Поскольку изменить психологию людей было невозможно, борьба с религией свелась к массовому закрытию и разрушению храмов, что и выдавалось за успехи антирелигиозной работы.

В Ивановской, Владимирской и Костромской губерниях (с 1929 по 1936 год входивших в состав Ивановской промышленной области) закрытие храмов началось практически сразу после революции. Так в 1918 году было закрыто Ивановское реальное училище и домовой храм Спаса, устроенный в нем в 1890 году⁷⁸.

Массовое закрытие храмов начинается параллельно с изъятием ценностей. В Иваново – Вознесенске в 1923 году была разрушена церковь Александра Невского, как «мешавшая уличному движению» (она стояла на перекрестке проспекта Энгельса и улицы Садовой). В конце 20-х годов снесли Казанскую часовню, стоявшую на месте современного главпочтамта, закрыли Вознесенский храм на современной площади Ленина и разместили в нем городскую библиотеку⁷⁹. В Шуе и ее окрестностях в первые годы советской власти были закрыты все монастыри и церкви без приходов, изъяты их архивы и библиотеки. В Гавриловом-Посаде прекратилось богослужение в зимней церкви, в 1925 году она была преобразована в клуб, в 1930 в кинотеатр⁸⁰.

После смерти Патриарха Тихона правительство не допустило выборов нового Патриарха. В дискуссии о преемственности в иерархических структурах шла речь, как о каноничности кандидатов, так и об их позиции по отношению к государству. Наконец Митрополит Сергий (Страгородский) взял верх над своими внутрицерковными противниками, которые отвергали все попытки устроения церкви в советском государстве, как губительные для души, как служение антихристу, как готовность к компромиссу. Митрополит Сергий, как и Патриарх Тихон, не желавший «отойти ни на йоту от настоящей веры», был, однако, достаточно реалистичен, чтобы не искать место Церкви в катакомбах, а нести тяготы подсоветской жизни вместе со всем многострадальным народом. Декларация митрополита Сергия от 27.09.1927 до самого 1990 года определяла отношение Русской Православной Церкви к государству⁸¹.

В частности, в декларации говорится: «Мы хотим быть православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской Родиной, радости и успехи которой – наша радость и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому⁸², сознается нами как удар, направленный на нас. Оставаясь православными, мы помним свой долг – быть гражданами Союза «не только из страха, но и по совести», как учил нас апостол» (Рим. 13, 5)⁸³.

Декларация была опубликована в центральной советской прессе и не дала окончательно уничтожить легально существующую Церковь. Но антицерковные репрессии все равно приняли самый широкомасштабный характер.

15 мая 1932 года было опубликовано правительственное Постановление, объявлявшее в стране «безбожную пятилетку». Еще в 1925 году возникла всесоюзная организация «Союз безбожников» (с 1929 года – «Союз воинствующих безбожников»), имевший целый ряд отделений на местах, они вели активную антирелигиозную агитацию. В 1932 году в Иваново-Вознесенске возник театр «безбожник», который выступал со своими антирелигиозными спектаклями перед жителями области, а также за ее пределами⁸⁴.

18.02.1930 года облисполком Ивановской промышленной области выпустил циркуляр о порядке расторжения договоров на пользование молитвенными зданиями с группами верующих при неуплате ими платежей по государственному страхованию, налогу со строений и земельной ренты. В нем устанавливалось, что при отказе самой группы верующих от пользования молитвенным зданием, соответствующий горсовет или райисполком принимает меры к передаче этих молитвенных зданий другой группе верующих, в порядке, установленном ст. 34 и 35 Постановления ВЦМК и СНК о религиозных объединениях, причем в объявлении, вывешиваемом на дверях молитвенного здания, должно было указываться, что передача в пользование этих зданий может быть произведена лишь после ликвидации новой группой верующих всех долгов предыдущей группы. При отсутствии заявления о желании взять молитвенное здание и фактической уплаты при этом всех указанных платежей в речение недельного срока с первого дня объявления о передаче, эти молитвенные здания считаются ликвидированными, о чем горсовет или райисполком сообщает облисполкому.

В циркуляре указывалось также, что «при наличии достаточных оснований – требований местного населения и организаций, наличия потребности в помещениях для культурно-просветительских целей и для других государственных и общественных нужд, горсоветы или райисполкомы могут возбудить вопрос о ликвидации пользования этими зданиями и при отсутствии задолженности»⁸⁵. О том, насколько легко было найти эти «достаточные основания» в советское время – говорить не приходится. Предлогом могло послужить все, что угодно, например, то обстоятельство, что на расстоянии менее 1 километра от храма находится школа, а чаще всего – арест священнослужителя или кого-либо из членов приходского совета – «двадцатки». Достаточно было обвинения против одного из членов «двадцатки», чтобы общину объявить распущенной⁸⁶.

Началось массовое закрытие церквей. В 1931 году постановлением одного только Нерехтского райисполкома за неуплату налога были закрыты Казанская, Благовещенская и Богоявленская церкви г. Нерехты, церкви в селах Владычнево, Богослово, Троицы, Давыдово, Блазново, Арменки, Пригово, Печенегово, Семеновское, Выдолово, Федоровское, Княжинское, Киеменовское и др.⁸⁷ Владимирским окрисполкомом были приняты решения о закрытии церквей в с. Ставрово, Беренцах Гороховецкого района, поставлен вопрос о закрытии Никольской церкви в г. Владимире⁸⁸, закрыта церковь в с. Косунове⁸⁹.

Закрытия сопровождались множественными нарушениями законности, превышением местными органами власти своих полномочий. В связи с передачей дел по религиозным вопросам облисполкомом обладмуправлению для окончательного оформления и представления таковых на утверждение Президиума облисполкома обладмуправлением был выпущен циркуляр от 10.12.1930, который ограничивал власть райисполкомов в вопросе закрытия церковных зданий. Было отмечено, что райисполкомы при закрытии молитвенных зданий допускали грубые искажения постановлений ВЦИК и СНК от 8 апреля 1929 года. По поводу закрытия церквей имелось большое количество жалоб верующих в административные органы власти⁹⁰.

В Коврове за закрытие церкви велась большая борьба. Постановлением Владимирского губисполкома от 16 ноября 1928 года и Ковровского уписполкома от 20 апреля 1929 года о закрытии Спасо-Преображенской церкви в г. Коврове было отменено постановление Президиума ВЦИК от 20 марта 1930 года. Однако местная власть проявила настойчивость и, постановлением ВЦИК от 20 июня 1931 года, храм был закрыт⁹¹.

Несмотря на попытки верующих и пытающихся соблюдать законность представителей власти, как-то ограничить антирелигиозный террор и беспредел, он продолжал нарастать. Все также отмечались факты незаконного действия местных низших органов власти (например, в августе 1932 года отмечались незаконные действия местных с/совета с. Новоселки при закрытии церкви)⁹². В 1931 году со стороны облисполкома Ивановской промышленной области (ИПО) не было препятствий даже к слому Георгиевского придела в Успенском соборе г. Владимир⁹³. Решением исполкома Ивановского областного совета от 11 сентября 1940 года, этот уникальный памятник, построенный в 1158 году, расписанный Рублевым, Иконниковым был передан под склад зерна Владимирской базы «Заготзерно», а 6 июня 1941 года поменял владельца и перешел к антирелигиозному музею⁹⁴.

Тем более не жалели советские органы власти те храмы, которые не представляли такой большой исторической и культурной ценности.

Постановлением президиума Ивановского облисполкома от 2 октября 1937 года были закрыты Крестовоздвиженская, Покровская, Всехсвятская и Воскресенская церкви г. Шуи, здания переданы Шуйскому горсовету на местные нужды⁹⁵.

С церквей в селах Исаково, Горки, Старково, и др. Юрьев-Польского района в 1935 году были сняты колокола и сданы в металлолом⁹⁶. В Юрьевецком районе в селах Соболево, Завражье, Дорках, Столпино были разобраны ограды церквей, чтобы полученный материал использовать на строительство школ. Это притом, что внутри указанных оград имелись действующие кладбища! Учитывая это, райисполком обязали установить деревянные ограды⁹⁷.

Закрывали не только православные храмы. Дело об изъятии костела в г. Костроме у католической общины тянулось около года, с середины 1930 до августа 1931 года. В результате костел был изъят, несмотря на жалобы верующих⁹⁸. Постановление Президиума Костромского окрисполкома была ликвидирована мечеть в слободе Татарской Костромского района в 1930 году, здание передано под избу-читальню⁹⁹.

О масштабе репрессий того времени против священнослужителей и верующих позволяет судить следующая информация: «С 9 по 17 сентября 1937 года в Шуйском районе были арестованы почти все священники, диаконы, церковные старосты и ревностные миряне. В Шуйской тюрьме их запугивали, били, пытали, требуя признания в антисоветской деятельности. Следственные материалы тех лет почти не содержат достоверных данных. Для ареста достаточно было священнического или диаконского сана. Участь многих была одинакова: и тех, кто соглашался подписывать выдумки следователей, и тех, кто отвергал презренную ложь, несмотря на пытки и устрашения, всех ждал расстрел»¹⁰⁰.

Достигнув к началу 1934 года пика, гонения на Православную Церковь затем начинают постепенно ослабевать. Но эта оттепель была весьма кратковременной. Антицерковные гонения, вспыхнувшие вновь в связи с убийством С.М. Кирова, в 1935–1938 годах шли по нарастающей линии¹⁰¹. К 1941 году по стране было репрессировано за веру 350 тысяч человек (в том числе не менее 140 тысяч священнослужителей). Из них 150 тысяч было арестовано в 1937 году (80 тысяч расстреляно). К осени 1938 года антирелигиозная политика государственных органов достигла пика своего развития. А 7 октября Президиум Верховного Совета РСФСР постановил отменить положение о Центральной и местной комиссиях по рассмотрению религиозных вопросов. Это означало уничтожение самой возможности контакта Церкви и государства¹⁰².

В конце 1938 года период открытого, активного наступления на Церковь подходил к своему завершению. В закрытых циркулярах различных административных органов стали появляться указания проявлять сдержанность в ликвидации храмов¹⁰³.

Епархий, как административных единиц в 1939 году уже почти не существовало, и отдельные приходы поддерживали нерегулярную связь с Патриархией¹⁰⁴.

Закрытие храмов продолжалось вплоть до самой Великой Отечественной войны. В 1941 году постановлением Ивоблисполкома был закрыт целый ряд церквей: в селе Березники Комсомольского района, селе Оделево Середского района, в селе Красноармейское Сергеевского сельсовета Шуйского района, в селе Приклон Меленковского района, в селе Иваново-Шуйское Суздальского района, в г. Суздаль, в селе Красное Суздальского района, причем часть церковных зданий было разрешено использовать в культурно-просветительских, а часто в хозяйственных целях¹⁰⁵.

Развитие внутрицерковной жизни и церковно-государственных отношений в советской и постсоветской России нельзя рассматривать в отрыве от развития государственного законодательства в отношении религии. Уже в Декрете «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», опубликованном 23 января (5 февраля) 1918 года, последовательно проводился принцип секуляризации государства, которая со временем все нарастала.

Советское государство ни в коей мере не собиралось считаться с внутренними установлениями, иерархией каких бы то ни было религий, и Православия в том числе. Церковь была поставлена в условия полулегального существования.

Согласно с постановлением народного комиссариата юстиции и внутренних дел от 19 июня 1923 года «ни одна религиозная организация не имеет права вмешиваться, как власть имущая, в деятельность какой-либо другой религиозной организации против ее воли… ибо отдача в ее пользование храма или молельни местным исполнительным комитетом происходит не в пользу какой либо церковной иерархии, а лично тем гражданам, которые подпишут договор с исполнительным комитетом»¹⁰⁶.

Тем самым государство подрывало основу для деятельности Русской Православной Церкви, основой которой является иерархичность. Исходя из смысла этого постановления, каждый приход оказывался «самоуправляемым», его актив, следуя букве советского права, вполне мог игнорировать распоряжения епископа.

Русская Православная Церковь – единая организация, с единой иерархией и ей естественно было обладать в целом единым имуществом. После октябрьской революции все церковное имущество было национализировано, право же бесплатного пользования церковными и молитвенными зданиями было предоставлено исключительно группам верующих или религиозным обществам, причем, всякого рода центральные организации (всероссийские, епархиальные и т.д.), а также съезды религиозных обществ и избираемые ими исполнительные органы, не могли: 1) обладать культовым имуществом или получить его по договору; 2) заключать какие бы то ни было имущественные договоры и сделки; 3) устанавливать принудительные сборы¹⁰⁷. Таким образом, вся высшая церковная иерархия практически оказывалась лишенной источников существования, так как не только все имущество было у нее отнято, но и появились законодательные препятствия к получению обязательных взносов от приходов.

Согласно Постановлению ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года религиозные общества и группы верующих были лишены прав на статус юридического лица. Каждое религиозное общество или группа верующих могли пользоваться только одним молитвенным помещением. Число учредителей религиозного общества должно было составлять не менее 20 человек¹⁰⁸. Духовенство было решено избирательных прав.

На «совершенно законных основаниях» советской властью проводились в жизнь дичайшие надругательства над религиозными чувствами миллионов верующих (во время изъятия церковных ценностей, ликвидации мощей). Причем, если изъятие церковных ценностей еще можно, если не оправдать, то объяснить, то надругательство над мощами почитаемых народом святых, не имеет никакого разумного объяснения. Согласно постановлению Наркомгоста «Местные исполкомы при соответствующей агитации последовательно и планомерно проводят полную ликвидацию мощей, опираясь на революционное сознание трудящихся масс, избегая при этом всякой нерешительности и половинчатости при проведении своих мероприятий»¹⁰⁹.

Конституция СССР 1936 года, провозглашавшая равноправие граждан и свободу совести, тем не менее, предоставляла лишь право на «свободу отправления религиозных культов и свободу антирелигиозной пропаганды»¹¹⁰.

Таким образом, неравноправие верующих и атеистов было закреплено конституционно. Безбожники имели все возможности для активной деятельности, а религиозным объединениям воспрещалось: «1) создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные объединения и вообще пользоваться находящимся в их распоряжении имуществом для каких-либо иных целей, кроме удовлетворения религиозных потребностей; 2) оказывать материальную поддержку своим членам; 3) организовывать как специально детские, юношеские, женские молитвенные и другие собрания, так и общие библейские, литературные, рукодельческие, трудовые, по обучению религии и т.п. собрания, группы, кружки, отделы, а также устраивать экскурсии и детские площадки, открывать библиотеки и читальни, организовывать санатории и лечебную помощь»¹¹¹. Существовал и еще целый ряд запретов.

В руках атеистов были все средства массовой информации, «Союзу воинствующих безбожников» делегировались самые широкие права: для Церкви же любая попытка говорить о каких-то своих правах, была чревата обвинением в контрреволюции.

Процедура закрытия храмов была предельно легкой, а открытия крайне тяжелой.

Исходя из всего этого, даже, если бы не было красного террора в отношении духовенства в годы гражданской войны и сталинских репрессий, то и тогда жизнь Русской Православной Церкви в правовом поле советского государства была бы необычайно тяжелой. А, учитывая масштабы репрессий против духовенства и верующих, можно говорить о том, что Церковь в СССР сохранилась лишь чудом Божиим.

Потепление в церковно-государственных отношениях наступило в годы войны. Великая Отечественная война началась 22 июня 1941 года, в день всех святых, в земле Российской просиявших. Начавшаяся война не только не обострила отношения противоречия между Русской Православной Церковью и государством, но напротив подтолкнула Церковь подчинить свою деятельность патриотическому долгу – защите Отечества.

В первый же день войны к народу обратился Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий. О нападении Германии на СССР он узнал, вернувшись в свою скромную резиденцию из Богоявленского собора г. Москвы, где в тот день служил Литургию. Митрополит сразу же ушел к себе в кабинет, написал и собственноручно напечатал на машинке «Послание пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви». «Несмотря на свои физические недостатки – глухоту и малоподвижность, – вспоминает позднее архиепископ Димитрий (Градусов), – митрополит Сергий оказался на редкость чутким и энергичным – свое послание он не только сумел написать, но и разослать по всем уголкам необъятной Родины»¹¹².

В своем послании митрополит Сергий писал: «Фашиствующие разбойники напали на нашу Родину… Не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божьею помощью и на сей раз, он развеет в прах фашистскую вражескую силу… Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла и утешалась его успехами. Не оставит она своего народа и теперь… Положим же души своя вместе с нашей паствой… Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей Родины. Господь нам дарует победу»¹¹³.

Затем последовали послания с аналогичным содержанием. Митрополит Сергий выступил с поддержкой партизанского движения и резко осудил епископов, оказавшихся на оккупированной фашистами территории, приветствовавших и благословлявших гитлеровскую армию¹¹⁴. С аналогичными обращениями выступили и другие православные иерархи.

Послания главы Русской Православной Церкви носили не только призывной и консолидирующий характер, но имели и разъяснительные цели. В них определялась твердая позиция Церкви по отношению к захватчикам и войне в целом независимо от положения на фронте. Так, 4 октября 1941 года, когда Москве угрожала смертельная опасность, и население переживало тревожные дни, митрополит Сергий выпустил послание к Московской пастве, призывая верующих к спокойствию¹¹⁵. Митрополит Сергий, митрополит Алексий (Симанский) и Николай (Ярушевич) выпустили за время войны около 30 патриотических обращений к духовенству и верующим, размножавшихся в большом количестве и приурочивавшихся к тому или иному событию или празднику¹¹⁶.

В посланиях иерархов и проповедях священников Церковь не только утешала верующих в скорби, но и поощряла к самоотверженному труду в тылу, мужественному участию в боевых операциях, поддерживала веру в окончательную победу над врагом, способствуя тем самым формированию высоких патриотических чувств и убеждений среди тысяч соотечественников. Кроме того, и от имени Церкви подвергались осуждению дезертирство, сдача в плен, сотрудничество с оккупантами. Все это способствовало изживанию пораженческих настроений, получивших определенное распространение в первые дни войны и, в конечном итоге, создавало «нравственные условия победы», которые в значительной мере изменили ход военных событий¹¹⁷.

Проявления патриотической деятельности Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны многообразны. Архиереи и священники не только словом поддерживали народ, но многие из них участвовали в войне в рядах действующей армии.

Так священник Владимирской епархии Сергей Фестинатов (с 1944 года – епископ Владимирский и Суздальский Онисим) был призван в 1942 году на защиту Родины. За заслуги в рядах армии и в тылу он был награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 г.г.»¹¹⁸. Управляющий Ивановской епархией в 1963–1964 годах архиепископ Леонид (Лобачев) участвовал в войне в сане архимандрита в звании старшины. В 1943 году был ранен. За воинскую доблесть был награжден орденом Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда», «За взятие Будапешта», «За взятие Вены», «За победу над Германией»¹¹⁹. Протоиерей Борис Васильев, до войны диакон Костромского кафедрального собора, в Сталинграде командовал взводом разведки, а затем сражался в должности начальника полковой разведки¹²⁰. Многие священнослужители прошли через тюремное заключение и ссылку, но, несмотря на это, мужественно встали на защиту Родины, когда началась Великая Отечественная война. Таким образом, например, клирик Владимирской епархии протоиерей Николай Сергеевич Сушко¹²¹.

С конца 1943 года призыва священнослужителей в действующую армию не производилось; воевавшие же, как правило, с фронта возвращались к приходскому служению, что было связано с той высокой оценкой, которую советское правительство дало патриотической деятельности Русской Церкви в годы Великой Отечественно войны.

Нужно отметить также, что священно – церковнослужители и иные церковные работники проходили воинское служение весьма усердно.

Активно участвовали священнослужители и в партизанском движении. На оккупированной территории они являлись подчас единственным связующим звеном между населением и партизанами. Священники укрывали отставших при отступлении своих частей красноармейцев, сбежавших из лагерей военнопленных, вели патриотическую агитацию среди населения, сами вступали в ряды антифашистских отрядов. Десятки священнослужителей были награждены медалями «Партизану Великой Отечественной войны»¹²². Верующими были и многие из советских представителей комсостава. Доподлинно известно, что начальник Генштаба – маршал А.М. Василевский был сыном Кинешемского церковнослужителя. Верующим был маршал Л.А. Говоров, после Сталинградской битвы стал посещать православные храмы маршал В.Н. Чуйков; верующим был также маршал Ф.И. Толбухин (брат его, протоиерей, служил все годы блокады в Ленинграде) Начальник Генштаба В.Н. Шапошников носил финифтевый образ святителя и чудотворца Николая. О Г.К. Жукове известно, что он во всё время войны имел при себе образок святого Георгия Победоносца, которым благословила его мать¹²³.

16 февраля 1944 года при взятии города Луги советскими войсками генерал Лобанов вызвал в деревню Заозерье ранее помогавшего партизанам священника М.С. Образцова и предложил ему в присутствии населения окрестных деревень отслужить благодарственный молебен за одержание Победы. После молебна генерал публично поблагодарил священника за антифашистскую деятельность. В отчёте уполномоченного Совета по делам РПЦ в Марийской АССР за 1944 год отмечалось: «К великому сожалению, Церковь посещает даже командный состав воинских частей. Характерный случай: верующие переносили в сентябре месяце икону из Цибикнурской церкви в Йошкар-Олу, и по пути следования к этим иконам прикладывались… командиры воинских частей и жертвовали деньгами – было собрано 17 000 рублей»¹²⁴.

Неоднозначно оценивается деятельность священнослужителей на оккупированных территориях. «Наша жизнь и работа при немецкой оккупации была непрерывной борьбой с немцами за душу русского человека» – так писал один из священников, участников так называемой Псковской Духовной Миссии, работавший на территории, превращенной большевиками за четверть века своего владычества в духовную пустыню, с августа 1941 по февраль 1944 года. Из более чем 400 храмов, действовавших здесь до революции, к началу войны не осталось ни одного. За два с половиной года местное население с помощью 14 приехавших из Риги миссионеров – священников восстановили 330 храмов, оставшихся открытыми и при советской власти вплоть до хрущевских гонений на Церковь. Все, причастные к деятельности Миссии, оставшиеся на территории СССР, были впоследствии арестованы и отправлены в лагеря на верную смерть. «И сегодня – писал один из миссионеров, – нашу борьбу хотят изобразить, как сотрудничество с фашистами. Бог Судья тем, кто хочет запятнать наше святое и священное дело, за которое одни из наших работников, в том числе священники и епископы, погибли от пуль большевистских агентов, других арестовывало и убивало гестапо»¹²⁵.

Так, например, в Новгородской области, отступая, оккупанты сожгли Долошинскую и взорвали Северную церкви; в ноябре 1943 года вывезли отцов В. Ерина и А. Георгиевского в Латвию¹²⁶.

С первых же дней войны верующие единодушно откликнулись на обращение митрополита Сергия «трудом и пожертвованиями способствовать нашим доблестным защитникам». Все без исключения приходы начали широкий сбор денежных пожертвований и ценных предметов на нужды страны. Так, в течение нескольких месяцев, верующие одного только Троицкого храма в Горьком, внесли в фонд обороны более миллиона рублей¹²⁷.

Катастрофический для СССР ход боевых действий в начале войны заставил Сталина мобилизовать для обороны все национальные резервы, в том числе и Русскую Православную Церковь в качестве народной моральной силы, а также Грузинскую Православную Церковь, баптистов и евангельских христиан, мусульман. Сразу для богослужения открылись храмы, священнослужители, включая епископов, были выпущены из лагерей, а антирелигиозная деятельность приостановлена¹²⁸. Находившиеся в действующей армии священнослужители демобилизовываются при согласии вернуться к церковной службе. В сентябре 1941 года были закрыты антирелигиозные издания, распущен «Союз воинствующих безбожников»¹²⁹.

Русская Православная Церковь оказала Родине и большую материальную помощь. 30 декабря 1942 года митрополит Сергий обратился к архипастырям, пастырям, приходским общинам с призывом соорудить на пожертвования танковую колонну имени Димитрия Донского. Вся Церковь откликнулась на это благословение. В сроки было собрано свыше 8 миллионов рублей, большое количество золотых и серебряных предметов¹³⁰. В советских документах можно встретить самые разные суммарные цифры патриотических взносов Русской Церкви в годы войны – от 50 миллионов до 10 миллиардов рублей. Но, если первая сумма явно занижена, то вторая представляется завышенной. По подсчетам Московской Патриархии, к лету 1945 года было собрано более 300 миллионов рублей, не считая драгоценностей, вещей и продуктов. Представляется, что общая сумма была больше как минимум на несколько десятков миллионов рублей, так как далеко не везде был организован четкий учет взносов¹³¹.

Кульминацией этого процесса, который можно охарактеризовать, как сближение государства и Церкви в «патриотическом единении», был прием Сталиным 04.09.1943 года Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) и митрополитов Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича)¹³². На этой встрече Сталин официально согласился на созыв Архиерейского Собора и проведение выборов Патриарха. 8 сентября 1943 года в Москве состоялся Собор епископов Православной Церкви, созванный для избрания Патриарха Московского и Всея Руси и образования при Патриархе Священного Синода, который единодушно избрал митрополита Сергия Патриархом Московским и Всея Руси¹³³.

14 сентября 1943 года при СНК СССР был создан Совет по делам Русской Православной Церкви для осуществления связи между правительством и Патриархом по вопросам, требующим разрешения Правительства, и для контроля над правильным применением законодательства о культах¹³⁴. Совет возглавил Г.Г. Карпов и под его руководством отношения между государством и Церковью развивались для советских условий весьма успешно. В большом количестве открывались храмы, священники возвращались из лагерей, снова стал выходить «Журнал Московской Патриархии»¹³⁵.

Во время войны позиции Церкви в обществе укреплялись. Этому способствовал ряд факторов. Вот некоторые из них. Фактор первый: тяготы войны, несущие массовые страдания. Трудности военного времени, потери родных и близких, беды и лишения вернули в Церковь часть тех людей, которые покинули ее в предвоенные годы.

Руководство страны во главе со Сталиным вынуждено было считаться с той ролью, которую играет духовенство среди верующих. Нельзя было не учитывать и международный фактор. В антигитлеровской коалиции имелись влиятельные силы, которые следили за положением Церкви в нашей стране. Все эти обстоятельства заставили И.В. Сталина внести существенные изменения в отношения государства и Церкви. Сталин с помощью религиозного вопроса пытался поднять свой престиж перед международной общественностью, укрепить антигитлеровскую коалицию, где были глубоко религиозные традиции¹³⁶.

Великая Отечественная война дала Русской Православной Церкви возможность показать всему миру свою ярко выраженную патриотическую позицию, то, что любовь к Родине для нее сильнее обид и ненависти, вызванных годами жесточайших гонений на религию. Проявление патриотического служения Русской Православной Церкви были многообразны: морально-нравственная поддержка населения страны (через послания, обращения, проповеди), сбор денежных средств, драгоценностей, медикаментов, одежды, продуктов в фонд обороны, большое количество священнослужителей проходило во время войны службу в действующей армии, участвовало в партизанском движении и т.д. Все это способствовало потеплению церковно-государственных отношений.

Многие священнослужители участвовали в боевых действиях в рядах советской армии, собирали пожертвования для помощи фронту; многие из священнослужителей – участников войны, были награждены орденами и медалями. Большая патриотическая деятельность Церкви в годы Великой Отечественной войны не могла не получить высокой положительной оценки государства и общества: начали открываться храмы; на пустующие архиерейские кафедры посвящаются архиереи; большое количество духовенства освобождается из лагерей. Создается специальный исполнительный орган для связи Церкви с советским правительством – Совет по делам Русской Православной Церкви при Совнаркоме СССР. В результате всего этого Церковь вновь на некоторое время стала в стране структурой не только терпимой, но и достаточно уважаемой.

К концу войны были открыты кафедральные соборы Владимирской и Ивановской епархий: Успенский в г. Владимире и Преображенский в г. Иваново¹³⁷. Верующими ставятся вопросы об открытии новых храмов. В 1942 году были предприняты попытки открытия церкви в г. Иваново. Ставился вопрос об открытии Благовещенской, Введенской, Казанской церквей¹³⁸. Верующие ходатайствовали об открытии храмов в с. Никологоры, с. Орехово Сокольского района, с. Зарайское Пучежского района, с. Красносельское Гороховецкого района¹³⁹, в с. Пруднов, Песчанов, Кидекши и Б. Борисово¹⁴⁰, в г. Александрове¹⁴¹. Малое количество этих попыток увенчалось успехом, но процесс открытия храмов начался.

Давая общую характеристику динамике церковно-государственных отношений в 1917–1943 годы, необходимо обозначить то, что антирелигиозные репрессии, начавшиеся в 20-е годы, а в какой-то степени даже раньше, то усиливались, то, спадая, продолжались вплоть до начала 40-х годов. Епархии центра России – Владимирская, Ивановская и Костромская – в полной мере разделили судьбу всей Русской Православной Церкви. Ивановская область стала местом начала репрессий, связанных с изъятием церковных ценностей. В своей борьбе против Церкви советская власть использовала не только внешнее, но и внутреннее воздействие. Так, была сделана попытка уничтожить Церковь изнутри, с помощью обновленческого движения. Происходило массовое закрытие храмов.

Но нельзя не отметить и того, что времена внешних гонений стали для Русской Православной Церкви временами духовного расцвета: яркими звездами просияли на церковном небосклоне новые герои Церкви – новомученики и исповедники, не страшившиеся претерпеть за веру гонения и даже смерть. Их пример явился большим укрепляющим началом для религиозного состояния общества, был одной из причин, по которым Церковь не исчезла даже во времена самых сильных антирелигиозных репрессий.

Октябрь 1917 года явился для Русской Православной Церкви особой границей, перейдя которую она, с одной стороны, перестала быть государственной религией и, в связи с этим, смогла более полноценно осуществлять свое сакральное служение, с другой, стала жертвой страшных гонений, превосходящих те, которые устраивали для христиан римские императоры в первые века по Рождеству Христовом. Вообще между теми гонениями, которые устраивали на христиан язычники-императоры и теми, которые устраивала советская власть, есть немало общего. В обоих случаях христиане рассматривались, как люди, крайне политически неблагонадежные. В Риме – неприношение жертв перед статуей императора, быстрое распространение христианства, угрожающее языческой идеологии. В Советской России – непризнание атеизма, обвинения в скрытой контрреволюции, борьба с христианством, как идеологией, являющееся конкурентом в борьбе за общественное сознание. В обоих случаях имелось множество случаев репрессий, сопряженных с жесточайшими пытками и истязаниями – и здесь цивилизованный ХХ век нисколько не отставал от грубого язычества. В обоих случаях происходило массовое закрытие, разрушение и перепрофилирование христианских храмов, ущемление гражданских прав христиан (например, в Риме при Диоклетиане, все, содержащее христианство, лишалось достоинства и гражданских прав¹⁴², в Советской России «служители культа, действительно отправляющие культ» были по этому признаку лишены избирательных прав).

В обоих случаях все происходило «на законных» основаниях, имея своим основанием эдикты императоров и постановления исполкомов. В обоих случаях казалось, что Церковь неминуемо должна погибнуть, бессильная перед государственной машиной. И в обоих случаях Церковь продолжала существовать, когда не стало ее гонителей – ни в Римской языческой империи, ни в Советской России.

Советская власть начала гонения на Церковь в первые же годы своего существования. Динамику этих гонений можно хорошо проследить на примере провинциальных областей центра России Уже в 1918 году закрываются многие профессиональные религиозные образовательные учреждения, например, Костромская духовная семинария, Шуйское духовное училище. В 1922 году начинается изъятие церковных ценностей и массовое закрытие храмов. Повсеместно идут репрессии против духовенства и верующих, достигшие своего пика в 1937 году. К началу Великой Отечественной войны число оставшихся храмов ничтожно мало, во Владимире и Иваново закрыты даже кафедральные соборы.

Казалось бы, Церковь имеет все основания для того, чтобы ненавидеть Советский Союз, который, не довольствуясь гонением извне, предпринял попытку разложить и уничтожить Церковь изнутри с помощью модернистской схизмы обновленцев. Но, как только началась Великая Отечественная война, первым обращается к народу предстоятель Русской Православной Церкви с призывом не жалеть сил на защиту Родины. Подвиг иерархов, священнослужителей и рядовых верующих в годы Великой Отечественной войны, не смогло не оценить даже безбожное советское правительство. С 1943 года начинается процесс церковного возрождения, продолжавшийся примерно до 1958 года.

Характерно, что времена внешних гонений были для Русской Православной Церкви временами духовного подъема, когда от нее отошли все случайные люди, когда верующие христиане проявляли чудеса преданности и героизма. Не страшась смерти и пыток, отстаивали они свои убеждения, укрепляя слабых в вере. Послевоенное же спокойствие для Церкви было благоприятным тому, чтобы в нее попало немало случайных людей, многие из которых бежали из Церкви в годы хрущевских гонений на нее, причем некоторые спешили отречься от Бога, которого никогда не знали, чтобы получить определенные материальные блага.

Неоднозначными были на протяжении всего этого периода и отношения Церкви с государством: часть духовенства и верующих придерживались принципов, изложенных в «Декларации» Патриарха Сергия, другая же часть считала, что компромиссов с безбожной властью быть не может и место Церкви в катакомбах. Но все же явные кровавые гонения времен Ленина и Сталина Русская Православная Церковь пережила. Она сохранила свою иерархическую структуру, внутреннее единство, определенное количество монастырей и храмов, иерархов и духовенства. В последние годы появилась надежда на возрождение Церкви. Однако, начиная с 1958 года, правительство вновь начинает широкомасштабные антицерковные акции и, к началу 1960-х годов, иерархи и духовенство могли явно видеть, что находятся перед лицом новых гонений.

1943–1958 гг. были временем, когда гонения на Русскую Православную Церковь со стороны советского государства были практически прекращены. Открывались вновь поруганные храмы, из мест лишения свободы, из действующей армии к местам церковного служения возвращались священнослужители. Даже создание Совета по делам Русской Православной Церкви было позитивным шагом, так как через него Церковь получила возможность более-менее полноценного диалога с государством. Однако вряд ли правомочно охарактеризовать 1943–1945 гг. как время «церковного расцвета» в России. Хотя вынашивались даже планы проведения в Москве «Вселенского» Собора Православной Церкви, государство финансировало зарубежную деятельность Московской Патриархии, получившей возможность открыть духовные учебные заведения, начать издательскую деятельность. Хотя Советским правительством финансировались в определенном объёме древние Православные Патриархаты. Но в то же время не изменилось отношения к Церкви со стороны государства в принципе; предпринимались попытки новых гонений на неё как при жизни Сталина так, и особенно, после его смерти.

В 1943 году митрополит Сергий (Страгородский) был избран Патриархом созванным в чрезвычайной спешке Архиерейским Собором. Возобновил свою работу Священный Синод. В 1945 году прошел Поместный Собор, избравший Патриархом митрополита Алексия (Симанского) вместо умершего Патриарха Сергия. На Соборе был принят весьма важный для того времени документ «Положение об управлении Русской Православной Церковью», превращавший Церковь пусть в контролируемую, но централизованную организацию, что, после регистрации документа в Министерстве Юстиции, придавало ему характер законного в глазах Советского государства, хотя и входившего в противоречие с основным законодательством о религии, запрещавшего наличие централизованного урпаления в религиозных организациях.

Созданный в октябре 1943 года Совет по делам РПЦ при СНК СССР был призван осуществлять связь между Правительством СССР и Патриархом, контролировать деятельность местных епархий, информировать Правительство о нуждах Церкви, готовить проекты государственных законодательных актов по церковным делам.

Одним из главных вопросов в деятельности Совета стала проблема открытия храмов. От верующих Верхнего Поволжья поступали наиболее активные ходатайства, но из них за 1944–1945 гг. удовлетворили не более 5% . В 1944 г. В Ивановской и Ярославской областях возобновились службы в 9 храмах, что составляло чуть более 4% от общего числа храмов, открытых в тот год Советом по делам РПЦ. В 1945 г. Этот показатель возрос до 11%¹⁴³ за 1945–1948 гг. только в областях Верхнего Поволжья возобновили деятельность 115 храмов¹⁴⁴.

К концу войны были открыты кафедральные соборы Владимирской и Ивановской епархий: Успенский в г. Владимире и Преображенский в г. Иваново¹⁴⁵. Верующими ставятся вопросы об открытии новых храмов. В 1942 году были предприняты попытки открытия церкви в г. Иваново. Ставился вопрос об открытии Благовещенской, Введенской, Казанской церквей¹⁴⁶. Верующие ходатайствовали об открытии храмов в с. Никологоры, с. Орехово Сокольского района, с. Зарайское Пучежского района, с. Красносельское Гороховецкого района¹⁴⁷, в с. Пруднов, Песчанов, Кидекши и Б. Борисово¹⁴⁸, в г. Александрове¹⁴⁹. Малое количество этих попыток увенчалось успехом, но процесс открытия храмов начался. На март 1950 года в Ивановской епархии было уже 57 открытых церквей¹⁵⁰. В 50-е годы были предприняты попытки открытия храмов в селе Дунилово Шуйского района, в г. Плес, деревне Кулыево Пестяковского района¹⁵¹.

Наблюдается поддержка Церкви и в государственных учреждениях. Решением Ивановского облисполкома от 8 июля 1950 года был снят с работы председатель исполкома Юрьевецкого района за незаконное получение и расходование денежных средств церковной общины¹⁵².

Ивановской общине старообрядцев 11 мая 1946 года передали древнюю Успенскую кладбищенскую церковь на окраине г. Иваново, после чего ее освятили в честь Казанской иконы Божией Матери¹⁵³. Но, несмотря на старания и хлопоты верующих, в г. Иваново, например, оставался только один православный храм вплоть до 1989 года.

Русская Православная Церковь начинает активную работу по реставрации возвращенных ей храмов. За 1949–1957 годы Московской Патриархией на восстановление и ремонт храмов и монастырей и на выдачу пособий епархиям было израсходовано 25151350 (двадцать пять миллионов сто пятьдесят одна тысяча триста пятьдесят) рублей¹⁵⁴.

В первые годы своего существования (1943–1944) Совет очень неохотно давал добро на открытие храмов. Так, в Горьковской (ныне Нижегородской) области, где был 1101 недействующий храм (из них почти 200 непереоборудованных и ничем незанятых) и всего 22 открытых храма, из 212 ходатайств об открытии приходов к 1945г. удовлетворено было лишь 14, т.е. менее 7% просьб. Самая благоприятная пора для верующих приходилась на 1947–1948 гг. Так, в протоколе от 12 марта 1947 г. отмечается, что из рассмотренных 64 ходатайств удовлетворено 64. В протоколе от 20 мая 1947 г. говорится об удовлетворении всех 62 ходатайств, рассмотренных в этот день. Сама же процедура получения разрешения на открытие храма длилась 2–3 года с момента подачи первого заявления даже в эти лучшие годы. Вот характерные случаи: в г. Иланский Красноярского края верующие хлопотали об открытии храма с 1945 г., а ходатайство было удовлетворено 17 апреля 1948 г. в одном из сел Горьковской области фактически действующая община с незарегистрированным священником и до тысячи верующих ходатайствовала о регистрации с 1945 г., а была зарегистрирована лишь в 1948 г.¹⁵⁵

Однако уже в 1948 году начинается новый виток антицерковных акций. Прекращается процесс открытия новых храмов, начинается их закрытие. За 1949 год в РСФСР закрыто около 600 храмов. Однако закрытие храмов в данный период носило скорее локальный, чем тотальный характер.

Если, например, в Верхнем Поволжье за 1945–1947 гг. численность действующих храмов увеличилась на 110, то за 1948–1954 гг. уменьшились на 30 храмов¹⁵⁶.

Нужно учитывать, что на формирование политики Правительства по религиозным вопросам, большое воздействие оказывала позиция антицерковных коммунистических органов. Силами отдела пропаганды и агитации ЦК ВКБ(б) была урезана самостоятельность Совета по делам Русской Православной Церкви и по делам религиозных культов. Однако в 1955 году вновь начинают открываться, молитвенные здания, утихает антирелигиозная пропаганда¹⁵⁷.

В целом, 1943–1958 годы не вполне можно охарактеризовать как единый период. Поэтому некоторые из современных исследователей делят его на три периода¹⁵⁸, а другие даже на шесть периодов¹⁵⁹. Государственно-церковные отношения изменялись в зависимости от перемен политической ситуации в стране, большие перемены были связаны со смертью И.В. Сталина.

По мнению некоторых зарубежных авторов как услуга за услугу во время двух встреч со Сталиным в 1943 и 1945 гг. Церковь взамен относительной литургической свободы и некоторой терпимости государства обязалась служить государственным интересам в области внешней политики и пропаганды¹⁶⁰. Например Патриарх Алексий I во время службы по случаю 70-летия И.В. Сталина (21.12.1949 года) сказал: «Сталин – первый борец за мир между народами… наш вождь, чье личное обаяние обезоруживает всякого, кого бы он не встречал, добротой и вниманием к нуждам других… силой и мудростью речей»¹⁶¹. Однако можно предположить, что такое отношение Церкви было предопределено самой историей Российского Православия, являющегося наследником Византийского, где симфония Церкви и государства считалась величайшем достижением. Нельзя здесь не отметить и того, что архиерей, ответственный за взаимодействие с государством, председатель отдела внешних церковных сношений митрополит Николай (Ярушевич), говорил, что на возобновление преследований Церкви в 60-е годы он ответил проповедями против преследователей «не такими проповедями, которые публикуются в «Журнале Московской Патриархии», но теми, которые произносятся в храмах»¹⁶².

Годы Великой Отечественной войны стали временем ликвидации обновленческого раскола. Весной 1943 года началось все нарастающее стихийное возвращение обновленческих приходов в Патриаршую Церковь, однако, окончательный перелом произошел в конце года. Решающими факторами здесь явились избрание митрополита Сергия Патриархом и прием И.В. Сталиным церковного руководства, удовлетворение предложений и пожеланий последнего. Теперь обновленчество утрачивало свою юридическую сущность и в глазах правительства¹⁶³.

Еще до открытых на них гонений многие из обновленческих иерархов и священнослужителей стали приносить покаяние и возвращаться в Православную Церковь. Священник Ефимий Преображенский при возвращении из обновленчества приносил покаяние, во время которого, при скоплении до 500 человек, на заданные вопросы о причинах перехода в свое время в обновленчество заявил о том, что он в обновленцы перешел под давлением органов советской власти для того, чтобы самому не подвергаться преследованиям, а также защитить от них своих детей. С подобными заявлениями выступали и другие¹⁶⁴. Митрополит Павел (Гальковский), управляющий Ивановской епархией в 1929–1936 годах, принял публичное покаяние от священников-обновленцев Димитрия Невского, Владимира Вознесенского, Николая Свирелина, Ефимия Преображенского и других¹⁶⁵. Через покаяние вернулся в православие из обновленчества епископ Михаил (Постников), управляющий епархией в 1947 году¹⁶⁶.

Всего, по некоторым сведениям, принесли покаяние 25 обновленческих архиереев старого – до 1923 года поставления (т.е. рукоположенные не обновленцами) и 13 архиереев нового поставления. Таким образом, в 1946 году остатки обновленчества практически прекратили свое существование¹⁶⁷.

Ликвидация обновленческого движения сопровождалась давлением на него государственных органов. Советское руководство, прежде всего из прагматических соображений, осенью 1943 года сделало окончательный выбор в пользу Московской Патриархии. Его диктовала Сталину политическая ситуация в СССР и за рубежом. Кроме того, Патриаршая Церковь была кровно заинтересована в ликвидации расколов. К середине 1940 годов обновленчество практически исчезло¹⁶⁸.

Основное большинство православного народа не поддержало обновленцев; не сумевшие полностью разложить Церковь, они стали не нужны и атеистическому государству.

Определенным усилением антирелигиозной борьбы был отмечен 1947 год. Впервые после войны «Комсомольская правда» заявила, что членство в комсомоле несовместимо с верой в Бога. «Учительская газета» писала, что верующий не может быть учителем и восстала против «ложной» теории безрелигиозного образования – образование может быть только антирелигиозным. Главный идеологический орган КПСС журнал «Большевик» провозгласил, что борьба против религии – это борьба против реакционной буржуазной идеологии. Том Большой Советской Энциклопедии «СССР» вышел с утверждением о непримиримости КПСС по отношению к любой религии. Во многих городах были открыты «дома научного атеизма»¹⁶⁹.

Причиной изменения государственно-церковных отношений стало и то, что Русская Церковь недолго играла одну из центральных ролей в «большой политике» советского руководства – с осени 1943 по лето 1948 гг. В этот период она являлась одним из важнейших инструментов реализации наступательной стратегии СССР, осуществления попытки установить доминирующее влияние в послевоенном мире. Основными направлениями международной деятельности Московской Патриархии в эти годы были переводы в свою юрисдикцию всех русских заграничных приходов, обеспечение поддержки христианскими конфессиями в восточно-европейских странах режимов народной демократии, борьба с Ватиканом и утверждение своего первенства в Православии и даже во всем христианском мире. Далеко не все из поставленных задач были реализованы. Но это объясняется прежде всего их чрезмерной глобальностью, авантюристическим подходом советских государственных органов, разрабатывавших данные планы¹⁷⁰.

В последние годы жизни И. В. Сталина государственные органы взяли на вооружение тактику постепенного повсеместного ограничения влияния Церкви при сохранении внешне ровных отношений. Антирелигиозная пропагандистская кампания, начавшая было разворачиваться в 1949–1950 гг., вскоре оказалась свернутой. На XIX съезде партии в октябре 1952 г. эта тема практически вообще не поднималась. Но уже в октябре 1949 г. Г. Карпов указал Патриарху Алексию, что «Синоду и Патриархии следовало бы продумать сумму мероприятий, ограничивающих деятельность церкви храмов и приходов». Неоднократные попытки Первоиерарха добиться встречи со Сталиным и как-то изменить ситуацию закончились неудачей. Совет по делам РПЦ все больше сосредотачивался на функциях надзора, хотя от части сохранял прежнюю традицию, порой амортизировал особенно ущемлявшие интересы Церкви указы и постановления.

Начиная с 1949 г., постепенно были прекращены службы вне стен храмов, отменены крестные ходы, кроме Пасхальных, ограничены разъезды духовенства по населенным пунктам, не допускалось обслуживание одним священником нескольких церквей. Стали еще активнее преследоваться совершавшие религиозные обряды коммунисты и комсомольцы. Так, бюро Ивановского обкома ВКП(б) по этой причине исключило из партии в 1949 г. 105, а в I квартале 1950 г. – 44 человека. В 1950 г. по рекомендации Совета был принят указ о пострижении в монашество только с разрешения Патриарха, начали призывать в армию учащихся Духовных школ, не имевших сана. Увеличились налоги. В 1951 г. не только стали облагать ими причтовые отчисления в пользу епархии и подарки духовенству, но и в принудительном порядке заставили уплатить соответствующие суммы за 1949–1950 гг.

В начале 1950-х в государственном и партийном аппаратах началась переориентация в отношении к религиозному вопросу. Если Сталин и Молотов выступали в общении с Церковью от имени Советского государства, то с 1953 года эти вопросы переходят в сферу партийного влияния (в том числе атеистического).

Первые предпосылки гонений появляются в 1954 году, вместе с ростом политического веса Хрущева. По его указаниям Сусловым М.А., Шепиловым Д.Т. и Шелепиным А.Н. было подготовлено постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах ее улучшения» от 7 июля 1954 года. В нем была подвергнута жестокой критике та линия в отношениях с Церковью, которую проводил Сталин с 1943 года. Начавшаяся антирелигиозная кампания оказалась не долгосрочной. Негативное отношение к ней Запада заставило советское правительство, искавшее в то время пути по выводу страны из изоляции и смягчению холодной войны, свернуть антицерковные акции. 10 ноября 1954 года вышло новое постановление ЦК «Об ошибках в проведении научно-атеистической работы среди населения»¹⁷¹.

1954 год – время массированного наступления на Церковь. Преследовались прихожане, закрывались Церкви, разгонялись молящиеся. Все это вызвало сильнейшую негативную реакцию духовенства и мирян. В ЦК КПСС, правительство стала поступать информация не только о случаях недовольства новой религиозной политикой, но и о росте церковных обрядов, массовом крещении детей. Новый натиск на Церковь получил широкую огласку на Западе и критические комментарии в зарубежной печати. Это оказалось совсем не ко времени и подрывало авторитет советского руководства, предпринимавшего особенно энергичные усилия по выводу страны из изоляции, по смягчению холодной войны и предотвращению угрозы третьей мировой войны. Аргументы противников развязывания новой кампании борьбы с Церковью дошли до Хрущева, и он согласился с ними. По его инициативе 10 ноября 1954 г. было принято новое постановление ЦК под названием «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». Ссылки на «грубые ошибки на местах» – это обычный прием при обосновании изменения линии партийного руководства, открытая критика которого считалась недопустимой, ведь советскому народу внушалась мысль о непогрешимости партии в лице ее вождей. В постановлении не было и намека на отказ от атеизма как главного идеологического фундамента коммунистической партии, но после издания нового постановления утихла кампания пропагандистской агрессии против Церкви. В последующие годы атеистическое воспитание советского народа велось на, так сказать, конструктивной основе – религии противопоставляли реставрированный культ Ленина, который в последнее десятилетие сталинской диктатуры изрядно потускнел. Кроме того против антирелигиозных акций выступили часть членов Президиума ЦК – Маленков, Ворошилов и Молотов. И в этом же 1954 году давление на Церковь было свернуто вплоть до начала массовых антицерковных акций в 1958 г. по инициативе Н.С. Хрущева.

Таблица 1¹⁷⁹