Глава 4. Таллиннская и Эстонская епархия (1945–1992)

К 1945 г. ЭАПЦ лишилась 19 священнослужителей, репрессированных советскими карательными органами, из которых ни один не вернулся из заключения. Будем помнить их имена: Печерский викарный епископ Иоанн (Булин) – арестован 18 октября 1940 г.; священник Александр Филомафитский – арестован в 1940 г., скончался в 1941 г.; протоиерей Иоанн Коведяев – арестован в 1940 г.; протоиерей Валентин Смирнов – арестован 5 ноября 1940 г.; протоиерей Владимир Иродиопов – арестован в 1940 г.; священник Константин Хиоб – арестован 12 июня 1941 г., скончался в 1942 г.; диакон Симеон Карпин – арестован в 1941 г., скончался 16 июля 1941 г.; протоиерей Константин Колчин – арестован в июле 1941 г., скончался 18 июля 1941 г.; священник Иоанн Краав – расстрелян 7 июля 1941 г.; протоиерей Василий Ристкок – арестован в июне 1941 г., скончался 6 января 1942 г.; священник Иоанн Толстяков – арестован и убит в 1941 г.; священник Артемий Ваннер – арестован в 1941 г., скончался 7 августа 1943 г.; священник Николай Лейсман – арестован 13 июня 1941 г.; диакон Петр Козлов – арестован в 1941 г.; священник Иоанн Сергиев – арестован в 1941 г., скончался 22 марта 1943 г.; диакон Василий Астанин – арестован в 1941 г.; священник Леонид Лавров – арестован в 1944 г.; иеромонах Лин (Никифоров) – арестован в 1944 г.; священник Владимир Вихерпуу – арестован в 1945 г. Да упокоит Всемилостивый Господь в небесных селениях души Своих верных рабов!

Таким образом, к середине 1940-х гг. ЭАПЦ утратила большую часть своего клира, и, несмотря на это, владыка Павел с присущим ему сознанием глубокой ответственности и архипастырского долга делал все возможное, чтобы упорядочить жизнь православной Церкви в Эстонии в специфических условиях Советского государства. Владыка Павел страдал тяжелым сердечным недугом, но это никак не отражалось на его повседневной деятельности, включавшей ревностное совершение богослужений, вдохновенную проповедь слова Божия, постоянное посещение приходов епархии и заботу о пополнении клира, о восстановлении разрушенных и пострадавших в военное время храмов. Архиепископ Павел возглавлял Эстонскую Апостольскую Православную Церковь полных шестнадцать месяцев до своей праведной кончины, наступившей в полночь 1 февраля 1946 г.

Последней волей владыки стал призыв ко всем приходам православной Церкви в Эстонии делиться с особо нуждающимися, разоренными войной приходами церковной утварью, иконами, облачением, богослужебными книгами. «Пусть эта передача от имущих к неимущим будет данью благодарения Господу за то, что Он сохранил множество наших храмов среди бури и ужасов войны и дал нам возможность совершить дело любви – помочь нашим родным братьям и родным приходам в трудные годы», – заключил свое обращение святитель Павел. По благословению Святейшего Патриарха Алексия отпевание и погребение владыки Павла совершил митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) в сослужении сонма духовенства в переполненном молящимися Александро-Невском соборе Таллина 6 февраля 1946 г. Многолюдная траурная процессия проследовала за гробом на Александро-Невское кладбище, где тело почившего владыки было предано земле. На протяжении всей жизни я сохраняю в сердце светлый образ покойного владыки, оказавшего большое влияние на мое духовное формирование и решение посвятить свою жизнь служению Церкви Христовой.

Временное управление Таллиннской и Эстонской епархией Святейший Патриарх Алексий I возложил на митрополита Ленинградского и Новгородского Григория (Чукова), продолжившего начатый архиепископом Павлом многотрудный процесс послевоенного восстановления и упорядочения жизни православной Церкви в Эстонии.

Решением Священного Синода бывший настоятель Александро-Невского собора в Таллинне и первый ректор восстановленной в октябре 1946 г. корпорации Ленинградских Духовных школ протоиерей Иоанн Богоявленский был назначен на кафедру епископа Таллиннского и Эстонского. 12 июня 1947 г. отец Иоанн принял монашество с наречением имени Исидор в честь священномученика Исидора, пресвитера Юрьева-Ливонского, прославленного Церковью святого Эстонской земли.

Накануне рукоположения в своей речи при наречении архимандрит Исидор справедливо отметил трудности архиерейского служения в Эстонии: «Тяжелая для архипастырского делания та часть Российской Православной Церкви, которая ныне поручена мне Спасителем, – территория моей будущей епархии является местом встречи разных исповеданий – Православия и лютеранства, разных национальностей – русских и эстонцев и представляет собой окраину нашего государства; нелегко будет собирать плоды в этом винограднике, и не раз собирающая рука покроется колючками, терниями и ранами... Но моим вождем в предстоящей мне архипастырской деятельности является мой небесный покровитель священномученик Исидор. Почти пятьсот лет назад он в Тарту (Юрьеве) во время богослужения вместе со своими прихожанами был схвачен немцами, отправлен в тюрьму, и затем все они были утоплены в протекающей в Тарту реке Эмайыги. Своею жизнью и смертью священномученик Исидор и иже с ним показал, что он держал знамя Православия в своей земле твердо, даже до смерти, чем указал и мне принцип моей будущей архипастырской деятельности». 22 июня 1947 г. в Николо-Богоявленском кафедральном соборе Ленинграда состоялась хиротония архимандрита Исидора, которую совершили Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I, митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) и епископ Лужский Симеон (Бычков).

Владыке Исидору было суждено трудиться на Таллиннской и Эстонской кафедре два с половиной года. Однако хорошо знавший проблемы и нужды православной Церкви в Эстонии, опытный и ревностный архипастырь немало преуспел в устроении ее жизни. Преосвященный делал все, что мог, для упорядочения пастырского окормления приходов своей епархии после потрясений предвоенного времени и войны. Он был инициатором восстановительных работ в разрушенных храмовых зданиях и, насколько было возможно, содействовал этому процессу Владыка не оставлял заботу о Пюхтицком женском монастыре, особо нуждавшемся тогда в помощи. Большим подспорьем в исполнении всего задуманного было освобождение Таллиннской и Эстонской епархии от установленных священноначалием денежных взносов на общецерковные нужды, которые все епархии обязаны были посылать в Москву, введение бесплатного обучения в духовных семинариях и академиях Русской Православной Церкви для кандидатов из Эстонии, по окончании принимавших священный сан, а также выплаты пенсий престарелым и больным священнослужителям этой епархии за счет средств центрального пенсионного фонда Церкви.

Как епархиальный архиерей владыка Исидор в июле 1948 г. возглавил празднование православными в Эстонии 500-лстия автокефалии Русской Православной Церкви.

Скоропостижная смерть преосвященного епископа Исидора наступила в результате кровоизлияния в мозг в середине дня 18 декабря 1949 г. Святейший Патриарх Алексий I выразил глубокое соболезнование духовенству и пастве епархии в связи с кончиной владыки Исидора и благословил митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Григорию совершить отпевание и погребение почившего. Патриарх вновь возложил временное управление Таллиннской и Эстонской епархией на владыку Григория. Заупокойная литургия состоялась в Александро-Невском соборе Таллина в четверг 22 декабря. Проводить архипастыря в путь всея земли в храме собрались многие клирики епархии, духовные чада владыки Исидора, ревностные прихожане. Сердечным словом отдал долг памяти своему собрату высокопреосвященный митрополит Григорий. От имени епархии простился с усопшим председатель Епархиального совета протоиерей Георгий Алексеев, впоследствии епископ Таллиннский и Эстонский. Погребение приснопамятного епископа Исидора было совершено на Александро-Невском кладбище, рядом с его предшественником по кафедре владыкой архиепископом Павлом. В своем сердце я храню память о достойнейшем труженике на ниве Божией преосвященном епископе Исидоре, продолжателе лучших пастырских и духовно-просветительских традиций, сделавшем все возможное, дабы внести ощутимый вклад в возрождение жизни Русской Православной Церкви.

По предложению митрополита Григория Священный Синод учредил Таллиннское викариатство в составе Ленинградской епархии и определил протоиерею Роману Тангу, настоятелю йыхвиского Богоявленского храма, быть епископом Таллиннским, викарием Ленинградским. При пострижении в монашество было сохранено прежнее имя ставленника. 16 апреля 1950 г. в Николо-Богоявленском кафедральном соборе Ленинграда отец Роман был хиротонисан во епископа. Посвящение совершили Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I, митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий и епископ Лужский Симеон.

Епископ Роман (в миру Роман Иоганнович Танг) родился 3 октября 1893 г. в эстонской семье в Аренсбурге на острове Сааремаа. Среднее образование он получил в родном городе и восполнил его в Москве. Трудовую деятельность начал в судебном ведомстве Аренсбурга. Будучи глубоко верующим, Роман Иоганнович в 1920-х гг. приступил к служению в святой Церкви в качестве чтеца и певчего. Одновременно он изучал церковные дисциплины, знание которых необходимо для пастырского служения. Сдав экзамены, Роман Иоганнович принял 7 марта 1931 г. целибатом сан диакона, а 8 марта – пресвитера в йыхвиской Богоявленской церкви. С марта 1933 по июнь 1940 г. отец Роман был священником в Успенском Пюхтицком женском монастыре, а затем снова в йыхвиском Богоявленском храме. Яркое пастырское дарование, пытливый ум и острая память, постоянный настойчивый труд по совершенствованию своих богословских познаний выдвинули отца Романа в число первых священнослужителей православной Церкви в Эстонии, что и способствовало его избранию к архиерейскому служению.

26 марта 1951 г. Священный Синод восстановил Таллиннскую и Эстонскую кафедру и утвердил преосвященного епископа Романа ее правящим архиереем. Новопоставленный архипастырь энергично продолжил дело своего предшественника. Особое внимание он уделял восстановлению и реставрации православных храмов, остро в этом нуждавшихся. Успешное решение столь важной для Церкви задачи стало возможным при щедром материальном участии Московской Патриархии. Таким образом был восстановлен храм во имя праведных Захарии и Елисаветы в местечке Ряпина близ Тарту, освященный в сентябре 1952 г., к празднованию двухсотлетия местного православного прихода. Решением Священного Синода от 20 декабря 1955 г. епископ Роман был освобожден от управления Таллиннской и Эстонской епархией и вновь назначен викарием Ленинградской епархии с титулом «епископ Лужский» в помощь тяжело болевшему митрополиту Ленинградскому и Новгородскому Елевферию (Воронцову). Вспоминая досточтимого владыку Романа, думая о его многополезной для православной Церкви в Эстонии архипастырской деятельности, считаю необходимым сказать и о высоких достоинствах его личности. Приведу всецело мной разделяемое свидетельство одного из современников: «Преосвященный Роман особенно благоговейно чтил великого святителя Николая Чудотворца и всегда старался подражать житию и добродетелям его: кротости, незлобию, смирению, нестяжательности и милосердию. Высокие душевные качества преосвященного Романа влекли к нему сердца людей, так что повсеместно, во всех епархиях, которые ему приходилось возглавлять, он приобретал всеобщую любовь и уважение». Преставился владыка Роман 18 июля 1963 г., будучи архиепископом Виленским и Литовским. Да упокоит всемилостивый Господь душу блаженнопочившего собрата в Своих небесных селениях!»

Священный Синод на заседании 20 декабря 1955 г. назначил на вакантную Таллиннскую кафедру архимандрита Иоанна (Алексеева), настоятеля Александро-Невского собора Таллина. Хиротония архимандрита Иоанна происходила в Москве, в патриаршем Богоявленском соборе в воскресенье 25 декабря 1955 г. в ней участвовали Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий I, митрополит Крутицкий и Коломенский Николай (Ярушевич), архиепископ Алеутский и Североамериканский Борис (Вик) и епископ Лужский Роман (Танг).

Епископ Иоанн (в миру Георгий Михайлович Алексеев) родился 20 января 1892 г. в Гатчине в семье служащего Петербургского епархиального управления. Окончил гатчинское реальное училище и прошел курс обучения в Технологическом институте, в 1918 г. окончил Петроградскую Духовную Академию со степенью кандидата богословия, в 1920-х гг. занимался педагогической деятельностью в средних школах, в 1931 г. Георгий Алексеев был рукоположен в сан диакона и затем во пресвитера, пастырское служение проходил в Таллинне, в сане протоиерея около десяти лет отец Георгий был председателем епархиального совета. 17 декабря 1955 г. в Троице-Сергиевой лавре он принял монашеский постриг с именем Иоанн в честь особо чтимого им Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, а 22 декабря того же года был возведен в сан архимандрита.

Владыка Иоанн, четверть века совершавший пастырское служение в Таллинне, был в продолжение многих лет председателем епархиального совета Таллиннской и Эстонской епархии, знал жизнь, нужды и проблемы своей епархии, был лично знаком с каждым ее клириком. Для преосвященного не составляло труда войти в управление епархией, с большой ревностью владыка принял от своих предшественников архипастырское попечение о Православии в Эстонии. В период своего пастырского служения владыка исключительное внимание уделял богослужению, совершая его неустанно с особой истовостью. Восприняв благодать епископа, он неукоснительно продолжал благочестивую традицию торжественного совершения богослужений в своем кафедральном соборе, при многочисленных посещениях приходов епархии, возгревая дух молитвы у сослужившего ему духовенства и наполнявшего храмы народа Божия. Обладая гомилетическим даром, владыка каждое богослужение стремился сопроводить проповедью, научая молящихся основам веры и благочестия, раскрывая великое духовное богатство святого Православия. Своей добротой и благородством преосвященный владыка привлекал сердца людей, снискал всеобщую любовь и почитание.

Высоко оценивая архипастырские достоинства епископа Иоанна, священноначалие возложило на него 25 мая 1958 г. временное управление Рижской и Митавской епархией, которое с большим усердием он исполнял до 14 августа 1961 г., делая все в то время возможное для устроения жизни православной Церкви в Латвии.

Архипастырское служение преосвященного епископа Иоанна в Эстонии проходило в период гонений на Русскую Православную Церковь, другие Церкви и религиозные объединения в СССР, развернутых Н.С. Хрущевым, Первым секретарем ЦК КПСС и председателем Совета министров СССР. Причины, побудившие возобновить в 1958 г. активную антирелигиозную политику, кроются, скорее всего, в желании Хрущева нейтрализовать накал ненависти к нему, возникший в определенных кругах партийной и государственной номенклатуры в результате развенчания им культа личности Сталина на XX съезде КПСС (февраль 1956 г.), а также в планах ускоренного построения в СССР коммунистического общества. XXII съезд КПСС в октябре 1961 г. постановил завершить построение коммунизма в СССР к 1981 г. Усиление гонений на Церковь было наиболее наглядным способом показать свою приверженность и лояльность делу вождя пролетариата, преследовавшего православную Церковь с первых дней захвата власти большевиками. «Светлое» коммунистическое будущее должно было принять «освобожденный от религиозного дурмана» советский народ, и КПСС с удвоенной силой принялась осуществлять поставленную своим лидером задачу.

Центральная, а вслед за ней республиканская, местная государственная власть, нередко вопреки советскому законодательству и многим международным соглашениям по правам человека, обрушилась на церковные приходы, добиваясь под любым предлогом самороспуска «двадцаток», что вело к закрытию храма или молитвенного дома общины. Особое внимание власти уделяли закрытию кафедральных соборов. Дабы уничтожить широко распространенную и сохранявшуюся в народе традицию крещения детей, была установлена обязательная регистрация паспортов родителей и доведение сведений о состоявшихся крещениях детей по месту работы родителей. Подчас это влекло за собой серьезные последствия, вплоть до увольнения с работы осмелившихся на этот шаг. Власти запрещали причащение детей, не допускали их на богослужение в храмы.

Беспощадному гонению подверглись обители. Подавляющее их число было закрыто, а в действовавших монастырях власти стремились до минимума сократить количество насельников. Без того небольшое число духовных учебных заведений было сведено до минимума. Делалось все, чтобы затруднить и в конце концов не допустить поступления в духовные учебные заведения установленного количества учащихся, равно как и воспрепятствовать принятию достойных абитуриентов.

Все это относилось и к Таллиннской и Эстонской епархии: здесь также закрывались храмы, угроза закрытия нависла над Александро-Невским собором в Таллинне и Успенским Пюхтицким женским монастырем. Значительному сокращению числа сельских приходов способствовала депортация местных жителей в связи с коллективизацией и борьбой с эстонским национализмом в 1940–1950-х гг. Еще сохранявшееся в собственности Церквей и религиозных объединений Эстонии (как и двух других Прибалтийских республик) недвижимое и движимое имущество было национализировано.

Борьба с религией осуществлялась Н.С. Хрущевым в обстановке острой социальной, экономической и политической неустойчивости в государстве. Последнее было не только закономерным следствием перехода общества от сталинской автократии к «хрущевской» оттепели, но и явилось результатом непродуманных инициатив руководителей партии и государства в экономике, административном устройстве и социальной сфере. Это весьма тяжелое состояние общества и государства усугублялось немалыми трудностями при претворении в жизнь внешнеполитического курса СССР: с одной стороны, декларировалось мирное сосуществование и сотрудничество двух социально-политических систем, не затрагивающее идеологию; с другой – была налицо неспособность СССР содействовать установлению и поддержанию внутренней стабильности социалистических стран Европы. Отсюда острые кризисные явления и трагические события в Венгрии в октябре–ноябре 1956 г., сооружение вопреки четырехстороннему Потсдамскому договору 1945 г. Берлинской стены в августе 1961 г., установка на Кубе ядерных ракет средней дальности и возникновение в октябре 1962 г. так называемого Карибского кризиса, поставившего мир на грань ядерной катастрофы.

Желание еще раз продемонстрировать народам земного шара свою миролюбивую политику и открытость к сотрудничеству побудило руководителей СССР поддержать движение сторонников мира независимо от того, какой конфессиональной и политической ориентации они придерживались. Как правило, религиозное миротворческое служение встречает в международных, государственных и общественных сферах самое серьезное к себе отношение и тем реально оказывает оздоравливающее влияние на тягостную обстановку в нашем смятенном мире. Тогда, в условиях «холодной войны» и глубокой политической конфронтации в Европе, парализовавшей нормальное общение народов и государств, только Церкви и религиозные объединения нашего континента, а также США и Канады, сохраняли определенную возможность взаимообщения и сотрудничества. Парадоксально, что в обстановке официального воинствующего атеизма государственная власть нашей страны в то время не только не препятствовала развитию межцерковных связей как внутри СССР, так и за его пределами, но, наоборот, проявляла к этому определенный интерес. Конечно, это было не отступлением Н.С. Хрущева от своей цели, а скорее тактическим приемом. Но как бы то ни было, рассматриваемый период по справедливости следует признать исключительно плодотворным для интенсивного продолжения братских отношений нашей Церкви с поместными православными Церквами и развития ее сотрудничества с инославием.

С октября 1958 г. началась активная работа многих Церквей Европы по созданию Конференции европейских Церквей (КЕЦ). Эта организация имела целью содействовать взаимопониманию между Церквами и христианами Востока и Запада Европы и помогать их сотрудничеству в служении во благо человечества. Владыка Иоанн братски сотрудничал с архиепископом Яном Кийвитом в решении вопросов, относившихся к деятельности КЕЦ в пределах Эстонской Республики. Следует отметить, что и в Рижской епархии владыка Иоанн поддерживал добрые отношения с архиепископом евангелическо-лютеранской Церкви Латвии доктором Густавом Турсом, с руководителями других Церквей и религиозных объединений.

Архипастырское попечение владыки Иоанна о Таллиннской и Эстонской епархии продолжалось до 14 августа 1961 г., когда Священный Синод переместил его на Горьковскую и Арзамасскую кафедру с возведением в сан архиепископа, а епископом Таллиннским и Эстонским определил быть мне, в то время молодому иеромонаху, настоятелю Успенского собора в Тарту и благочинному Тарту-Вильяндиского благочиния Эстонской епархии. Только четыре года Господь судил архиепископу Иоанну окормлять Горьковскую кафедру, после продолжительной и тяжелой болезни он скончался 16 июня 1966 г. и был предан земле на таллиннском Александро-Невском кладбище, я с глубокой любовью храню в своем сердце память о добром пастыре, показавшем своей жизнью высокий пример окружавшему его миру, мудром святителе, в тяжелейшее для Русской Православной Церкви время достойно исполнявшем свой архипастырский долг, и неустанно поминаю его в молитвах. Раздел о моем управлении Эстонской Православной Церковью является для меня, наверное, наиболее сложным для изложения: трудно судить о своей деятельности. Но Эстонская епархия была под моим архиерейским попечением более тридцати лет – срок для нашего быстро меняющегося времени огромный, и потому без осмысления, хотя бы самого предварительного, событий этого периода в жизни Православия на Эстонской земле книга была бы далеко не полной.

Я родился 23 февраля (но новому стилю) 1929 г. в Таллинне в глубоко религиозной семье, крещен с именем Алексий в честь преподобного Алексия, человека Божия, с детства я не представлял для себя иного жизненного пути, кроме служения Церкви. С шестилетнего возраста прислуживал в храме под руководством своего духовного наставника протоиерея Иоанна Богоявленского, впоследствии епископа Таллиннского и Эстонского Исидора. В 1944 г. я стал старшим иподиаконом у архиепископа Таллиннского и Эстонского Павла, затем у владыки Исидора, в 1947 г. поступил сразу в третий класс Ленинградской духовной семинарии. Спустя два года перешел учиться в Ленинградскую Духовную Академию, которую окончил в 1953 г. уже священником: 15 апреля 1950 г. состоялось мое рукоположение в сан диакона, а через день, 17 апреля, – во пресвитера с назначением настоятелем Богоявленского храма в Йыхви. В Богоявленском храме в Йыхви я прослужил до 1957 г. с июня 1957 г. был настоятелем Успенского собора в Тарту и благочинным Тартуского округа; в августе 1958 г. был возведен в сан протоиерея, а в марте 1959 г. был назначен благочинным Тарту-Вильяндиского округа.

3 марта 1961 г. в Троицком соборе Свято-Троице-Сергиевой лавры я принял монашеский постриг с именем Алексий в честь святителя Алексия, митрополита Московского. Тогда в раку преподобного Сергия были положены два жребия с именами святителя Алексия, митрополита Московского, и преподобного Сергия Радонежского, и вытянутый жребий сохранил мое имя. Наречение во епископа Таллиннского и Эстонского происходило в Александро-Невском кафедральном соборе Таллина 2 сентября 1961 г. Чин наречения совершили архиепископ Ярославский и Ростовский Никодим (Ротов), архиепископ Горьковский и Арзамасский Иоанн (Алексеев) и епископ Костромской и Галичский Никодим (Руснак). Чувства, с какими я воспринял решение Священного Синода о хиротонии, я старался передать в традиционной для этого события речи, я говорил о переживаемых мной великом смущении и трепете, о сознании своей немощи и неопытности, о моей молодости, об ожидающих меня трудностях служения в пределах Эстонской епархии. Говорил о заветах Христа Спасителя пастырям святой Церкви душу свою полагать за овцы свои (Ин. 15:13), являться для верных образцом словом, житием, любовью, духом, верою, чистотою (1Тим. 4:12), в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости, подвизаться добрым подвигом веры (1Тим. 6:11–12), свидетельствовал о своей дерзновенной вере, что Господь укрепит меня и сподобит как делателя непостыдна, право правяща слово истины (2Тим. 2:15) дать достойный ответ на суде Господнем за души паствы, вверяемой моему водительству.

Моя хиротония была совершена в воскресенье 3 сентября 1961 г. за Божественной литургией в Александро-Невском кафедральном соборе теми же архипастырями, и сразу же я был поставлен в крайне тяжелое положение: Ян Самойлович Кантер, уполномоченный Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете министров СССР по Эстонии, сообщил мне, что еще летом 1961 г. было принято решение о закрытии Пюхтицкого монастыря и 36 «нерентабельных» храмов (под таким предлогом атеистические власти любили закрывать храмы в годы хрущевского наступления на Церковь). До своей хиротонии, в бытность мою настоятелем Успенского собора в Тарту и благочинным Тартуско-Вильяндиского округа, я и представить себе не мог масштабов надвигавшейся беды. Времени почти совсем не оставалось, ибо закрытие храмов должно было начаться в ближайшие дни, было определено и время разорения Пюхтицкого монастыря – 1 октября 1961 г. я понимал, что нельзя допустить, чтобы Православию в Эстонии был нанесен такой удар, и тогда я упросил уполномоченного отсрочить хотя бы ненадолго исполнение этого ужасного приговора. Я убедил его, что мне, молодому епископу, нельзя начинать свое служение в епархии с допущения массового закрытия храмов и разорения общеправославной святыни – Пюхтицкого монастыря. «Как я буду объясняться с паствой, кому я смогу доказать, что не я виноват в закрытии, что решение было принято до меня, – говорил я Я.С. Кантеру. – Никто меня и слушать не будет, при ком закрыли – тот и виноват». Мне удалось убедить его отказаться от немедленного закрытия монастыря и храмов. Церковь в Эстонии получила небольшую передышку, но самое главное было впереди – надо было оградить монастырь и храмы от посягательств властей.

Атеистическая власть, будь то в Эстонии или в России, понимала и принимала во внимание только политические аргументы, в те тяжелые для Церкви годы у нас было не так много способов убеждения, и наиболее действенным часто оказывалось положительное упоминание той или иной обители или храма в иностранной печати. Этим путем я и пошел. В начале мая 1962 г. появилась возможность привезти в Пюхтицы первую делегацию евангелическо-лютеранской Церкви ГДР из восемнадцати человек, они побывали в монастыре и затем опубликовали статью с фотографиями обители в немецкой газете «Нойе цайт». Затем появилась возможность привезти в монастырь протестантскую делегацию из Франции, представителей Христианской мирной конференции (ХМК) и Всемирного совета Церквей (ВСЦ). Около года опасность закрытия Пюхтицы еще сохранялась, но после такого активного посещения монастыря иностранными гостями вопрос о разорении обители больше не поднимался.

Удалось отстоять и таллиннский кафедральный Александро-Невский собор, который тоже, казалось, был обречен. 9 мая 1962 г., в светлые дни пасхальной радости, а Пасха в 1962 г. приходилась на 16(29) апреля, преставился мой отец протоиерей Михаил Ридигер, настоятель храма в честь Казанской иконы Божией Матери, почти двадцать лет отдавший священнослужению в Таллиннской епархии. Хоронил я его в субботу 12 мая, сразу после похорон ко мне подошел уполномоченный по делам Русской Православной Церкви и предложил подумать о том, какому из таллиннских храмов стать новым кафедральным собором, я с недоумением спросил: «А как же Александро-Невский кафедральный собор?» И услышал в ответ, что городская молодежь решила переоборудовать собор в планетарий и это вполне достаточное основание, чтобы главный православный храм Эстонии был закрыт. Я попросил уполномоченного немного подождать с решением – до праздника Троицы, чтобы дать мне время подумать, а сам стал готовить материалы в защиту собора.

Мне пришлось обратиться к изучению далекого и недавнего прошлого и подготовить для властей исчерпывающую справку по истории собора, рассказать о том, как пронемецкие силы в Эстонии пытались закрыть собор, свидетельствующий о нерушимой духовной связи Эстонии и России. Самым серьезным политическим аргументом оказался тот факт, что сразу после оккупации Таллина немецкими войсками в 1941 г. собор был закрыт и бездействовал во все время оккупации. Перед уходом германские власти решили сбросить с колокольни знаменитые соборные колокола, но и это им не удалось, они смогли снять лишь язык малого колокола, который, несмотря на горы опилок и другие меры предосторожности, разбил при падении паперть придела в честь князя Владимира. «Вот обрадуются реваншисты в Германии, – сказал я, передавая свою записку, – то, что они не сумели сделать, свершила советская власть». Весомым эстетическим и политическим аргументом в защиту собора стал и использованный мною фотомонтаж из архитектурного журнала 1930-х гг. – вид Таллина без крестов и куполов Александро-Невского собора, и вновь, как и в случае с Пюхтицким монастырем, по прошествии некоторого времени уполномоченный информировал меня, что вопрос о закрытии кафедрального собора больше не стоит. «Мало ли чего молодежь хочет, – сказал он сурово,– не следует нам идти у нее на поводу».

Вообще, в первые годы моего архиерейского служения, которые пришлись на самый пик хрущевских гонений, почти все силы уходили на противостояние атеистической агрессии, на спасение храмов и святынь. Вот еще два показательных случая. По генеральному плану развития Таллина новая городская трасса должна была пройти прямо по территории, где стоит храм в честь Казанской иконы Божией Матери. Самое древнее сохранившееся деревянное строение города – Казанская церковь, построенная еще в 1721 г., казалось, была обречена. Люди старшего поколения могут себе представить, каких сил стоило заставить изменить утвержденный генеральный план строительства, убедить пойти на дополнительные расходы и спроектировать на трассе изгиб в объезд храма. Вновь пришлось апеллировать к истории, к архитектурной ценности храма, к чувствам исторической и национальной справедливости. Нам удалось опубликовать статьи о Казанской церкви в прессе, в том числе и в журнале «Архитектура», после чего власти решили сохранить храм.

В 1964 г. руководство теперь уже Йыхвиского райисполкома приняло решение об отчуждении от Пюхтицкого монастыря храма в честь преподобного Сергия Радонежского и бывшей летней резиденции князя Сергея Шаховского на том основании, что они находились вне монастырской ограды (что соответствовало истине, так как обнести всю территорию монастыря новой оградой мне удалось лишь через несколько лет). Ясно было, что защитить храм и резиденцию, указывая на невозможность закрытия действующей церкви, не удастся; на это нам отвечали, что в монастыре есть еще три храма «для удовлетворения ваших религиозных нужд» (было в ходу такое выражение), и вновь на помощь пришла историческая справедливость, которая всегда оказывается на стороне правды, а не силы. Мне удалось доказать, что уничтожение или превращение в госучреждение храма, где находится усыпальница губернатора Эстляндии князя Сергея Шаховского, столько сил положившего на объединение Эстонии и России, исторически и политически нецелесообразно.

Однако часть храмов за время моего управления епархией все же была закрыта. Это было связано не с давлением властей, которое в большинстве случаев удавалось нейтрализовать, а с тем, что в сельской местности среди эстонского населения количество прихожан резко сокращалось из-за смены поколений. Старые люди, сохранявшие в душе веру еще с досоветских времен, умирали, а новое поколение воспитывалось в лучшем случае равнодушным к Церкви. Были еще и чисто бытовые проблемы: в местах преобладания эстонского населения из-за сопротивления пасторов и землевладельцев православные храмы чаще всего строились вне населенных пунктов, за несколько километров от города или поселка. Пока в Эстонии не прошла коллективизация, верующие крестьяне могли добираться до храма на лошадях; после реквизиции лошадей в колхозы у них такой возможности не осталось. Часть храмов, таким образом, как бы потихоньку пустела и приходила в упадок. Но даже в случае, если оставались хотя бы несколько прихожан или даже надежда на их появление, я в течение нескольких лет искусственно поддерживал такие храмы, выплачивая за них все налоги из епархиальных, общецерковных или собственных средств. Так, например, сохранялся приход в Кавильда, где храм был закрыт только после смерти жившего рядом протоиерея Михаила Вознесенского.

Вообще положение духовенства в Таллиннской епархии было крайне тяжелым. Для священника в Эстонии было нормальным служить в четырех, а то и в пяти храмах (из которых большинство было храмами без приходов), да еще трудиться на светской службе – кочегарами, почтальонами, совхозными работниками. Священников катастрофически не хватало, и в то же время было очень трудно обеспечить хотя бы минимальное материальное благополучие церковнослужителей, в Эстонии даже была такая поговорка: «Сам служу, сам пою, сам кадило подаю». Вот так и жил священник: окормлял приход в несколько десятков человек, раз в месяц служил еще в трех-четырех «бесприходных» храмах, а по ночам кочегарил. Очень тяжелое было время, особенно для священников, служивших в эстонских приходах. Но, наверное, более всяких материальных невзгод угнетали их полупустые храмы, когда на службу собирались от силы 10–15 человек, я старался всеми доступными мне способами поддержать эстонское духовенство: и внеочередными наградами, и церковными орденами, и пенсиями. Это порой вызывало недоумение у русской части духовенства, на что я им отвечал: «Вы молитесь со своей паствой, а они и этого не имеют». Служение эстонского духовенства было поистине подвижническим. Когда в марте 1970 г. я возглавил пенсионный комитет Московской Патриархии, то постарался оформить пенсию для тех священников Эстонской епархии, которым было уже за пятьдесят, дав им возможность существовать на пенсионные деньги и тем самым освободить их от светской работы. Из пенсионного фонда Московской Патриархии Таллиннской епархии на эти нужды ежегодно выделялось около 20 000 руб.

Среди верующих эстонцев были люди глубоко религиозные и очень преданные Церкви. Помню, когда в 1950 г. я стал настоятелем храма в Йыхви, ко мне на службу регулярно приходили шестеро эстонцев, причащавшихся каждое воскресенье. Они были из известной в 1930-х гг. так называемой группы последователей Норманна, считавшей необходимым причащаться каждую неделю, в свое время именно запрет на еженедельное причащение толкнул их на переход из лютеранства в Православие. Русская часть прихода была смущена их поведением и даже осуждала их. Я же говорил своим русским прихожанам: «Вы их не осуждайте, посмотрите, как они в любую погоду за 18 километров то на попутках, то пешком добираются до храма. Посмотрите, как они готовятся к причастию, как вычитывают на коленях все правило. Смотрите на их рвение и в этом берите с них пример».

Еще очень важно отметить, что в мое время не было никаких осложнений между русской и эстонской частью клира и паствы. Не было ни национального антагонизма, ни ненависти; эти проблемы, искусственно созданные новым поколением священнослужителей и частью паствы, – плоды сегодняшнего дня, неумного подчеркивания своей национальной особенности и обособленности. Свою заметную роль в создавшейся ситуации сыграла несправедливая, захватническая позиция Константинопольского Патриархата. Уверен, все эти нестроения в нынешней эстонской православной пастве будут преодолены и правда воцарится на Эстонской земле.

Огромное значение и для священника, а тем более для архиерея, имеет знание эстонского языка, я знаю разговорный язык, знаю службу на эстонском, но проповедовать мне было трудно, потому что язык проповеди отличается от бытового. Первую мою архиерейскую проповедь в эстонском приходе я говорил через переводчика и убедился, что слово пастыря не доходит до верующих при переводе, говорить надо на родном для верующего языке. Поэтому впоследствии я старался проповедовать не очень длинно, но по-эстонски.

Тридцать семь лет продолжается мое архипастырское служение. Не мне судить о его результатах, о мере исполнения данных мною при хиротонии обетов. Народ Божий видит деяния своих пастырей, и Господь будет нелицеприятно судить каждого из нас по его делам (1Пет. 1:17). Но точно знаю одно: если и удалось мне совершить что-то важное на пользу Церкви и на благо эстонской паствы, то только потому, что Господь даровал мне преданных Церкви и Эстонской земле помощников – ревностных пастырей. Протоиерей Эллий Андре, благочинный Нарвского округа, происходил из священнического рода, его отец был известным в Печерском крае священником. Сын нес послушание в Нарве и отдал служению Эстонской Православной Церкви пятьдесят лет своей жизни, возглавляя жизнь Нарвского благочиния в течение трудных послевоенных десятилетий.

Когда я был настоятелем тартуского Успенского собора, вторым священником у меня служил протоиерей Иоанн Энвере. Высокообразованный священнослужитель, выпускник Санкт-Петербургской Духовной Академии, в свое время он много сил отдал переводу на эстонский язык богослужебных текстов. Эстонец, он пользовался большой любовью русского прихода. При моем содействии он уже в преклонном возрасте был награжден правом ношения митры и радовался этой награде, как ребенок, и мы, священнослужители и прихожане, разделяли с ним эту радость от заслуженной награды.

Духовно окормлял прихожан в Тарту и протоиерей Алексий Херман, ревностный священнослужитель, который был настоятелем Георгиевского храма в Тарту и храма Александра Невского в Вельги. Обладавший прекрасным голосом, он всегда принимал участие в богослужениях, которые я совершал в Пюхтицком Успенском монастыре.

Также остался в моей памяти протоиерей Юлий Нинеметс. Духовно одаренный человек, с редким в те времена среди священнослужителей юридическим образованием, он служил на трех приходах: в Ряпина, в местечке Выпсу и на острове Пийрисаар. Ревностный священнослужитель духовно окормлял и православных эстонцев, и верующих русских, которые дружно жили в этих местах.

В большом по эстонским меркам городе Пярну на приходе и благочинным был протоиерей Николай Бежаницкий, являвшийся настоятелем Преображенского храма. Он окормлял еще три небольших прихода своего благочиния, и когда в 1986 г. мы в епархии отмечали 35-летие его настоятельства в Преображенском храме, то на этот же год пришлись и еще две даты – 20– и 30-летия окормления им приходов в Йыыпре.

Сложная судьба была у протоиерея Христофора Винка, служившего настоятелем Иоанно-Предтеченской церкви в Таллинне до назначения на этот приход в ноябре 1960 г. протоиерея Вячеслава Якобса, нынешнего архиепископа Таллиннского и всей Эстонии Корнилия. В годы эстонской схизмы Христофор Винк возглавлял так называемый Синод, но именно он в 1945 г. вместе с теми, кто не покинул родную землю и не отправился в эмиграцию в военное время, принес покаяние от имени Эстонской Церкви и был с любовью принят в единение с Матерью-Церковью, в Иоанно-Предтеченском храме отец Христофор служил с самого его основания, когда этот приход был в 1920-х гг. создан русскими людьми в тогдашнем пригороде Таллина Нымме. Пастырь был очень скромный, музыкальный. Он перекладывал на эстонский язык православные песнопения и сам гармонизировал их.

Настоятелем таллиннской Никольской церкви был протоиерей Валерий Поведский. Москвич, последователь и ученик отца Алексия Мечева, он оказался в Эстонии не по своей воле, а был вывезен немцами в лагеря под Таллином. Он был очень хорошим духовником, к которому приходили люди, открывая свое сердце, и он становился для своих духовных чад истинным отцом и наставником. Столь же любимым пастырем был протоиерей Иоанн Кукк. Он прошел через сталинские лагеря и вернулся, чтобы совершать священнослужение на эстонских приходах Пярнуского благочиния. Пройдя через все испытания, отец Иоанн сохранил доброту и любовь к людям. Сталинские лагеря не сломили и протоиерея Иоанна Юмарика, который во время моего настоятельства в Успенском соборе в Тарту был настоятелем тартуской Александро-Невской церкви. Когда же я стал епископом, то перевел отца Иоанна вторым священником в Александро-Невский кафедральный собор. К нему, человеку исключительной доброты, сердечности и любвеобильности, тянулись прихожане нашего кафедрального собора, избирая его своим духовным наставником. Украшали богослужение в храмах Таллиннской епархии ревностные протодиаконы Сергий Подекрат, Петр Давидович и Евгений Аникеев.

С первых шагов в своем архиерейском служении мне пришлось включиться в интенсивную работу в сфере внешних сношений нашей Церкви, продолжавшуюся до 22 декабря 1964 г. В этот день определением Священного Синода я был назначен управляющим делами Московской Патриархии и постоянным членом Священного Синода. На этом посту я трудился до 29 июля 1986 г., когда Священный Синод определил меня на кафедру митрополита Ленинградского и Новгородского, с сохранением за мной управления Таллиннской епархией.

И все же главным для меня всегда было не исполнение административных обязанностей, но пастырское окормление своих «словесных овец», своего народа, и основа этого служения – совершение Божественной службы у престола Господня – занимает самое важное место в моей жизни, дает силы нести все остальные послушания, с 1969 г. я вел своего рода статистические заметки о совершаемых мною богослужениях, необходимые для правильного и своевременного посещения разных частей епархии. Зная, как ценны для истории любые конкретные статистические данные, приведу их в виде таблицы.

К некоторым записям у меня сохранились пометы, характеризующие положение Православия в Эстонской епархии. Например, за литургией в Александро-Невском соборе 11 апреля 1971 г. на праздновании Входа Господня в Иерусалим я причастил Святыми Дарами 470 человек, в том же году, на три недели раньше, в общей пассии участвовали 

Количество совершенных богослужений

%tr%

%td%Год

%/td%

%td%Александро-Невский собор в Таллинне

%/td%

%td%Храмы

епархии

%/td%

%td%Пюхтицкий

монастырь

%/td%

%td%Всего в Таллиннской епархии

%/td%

%td%Другие

епархии

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1969

%/td%

%td%36

%/td%

%td%20

%/td%

%td%39

%/td%

%td%95

%/td%

%td%26

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1970

%/td%

%td%34

%/td%

%td%8

%/td%

%td%19

%/td%

%td%62

%/td%

%td%39

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1971

%/td%

%td%36

%/td%

%td%6

%/td%

%td%33

%/td%

%td%75

%/td%

%td%32

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1972

%/td%

%td%40

%/td%

%td%17

%/td%

%td%26

%/td%

%td%83

%/td%

%td%44

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1973

%/td%

%td%22

%/td%

%td%5

%/td%

%td%17

%/td%

%td%44

%/td%

%td%15

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1974

%/td%

%td%39

%/td%

%td%15

%/td%

%td%12

%/td%

%td%66

%/td%

%td%25

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1975

%/td%

%td%45

%/td%

%td%4

%/td%

%td%14

%/td%

%td%63

%/td%

%td%13

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1976

%/td%

%td%40

%/td%

%td%4

%/td%

%td%19

%/td%

%td%63

%/td%

%td%29

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1977

%/td%

%td%36

%/td%

%td%4

%/td%

%td%32

%/td%

%td%72

%/td%

%td%29

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1978

%/td%

%td%34

%/td%

%td%19

%/td%

%td%28

%/td%

%td%81

%/td%

%td%31

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1979

%/td%

%td%37

%/td%

%td%15

%/td%

%td%36

%/td%

%td%88

%/td%

%td%26

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1980

%/td%

%td%38

%/td%

%td%6

%/td%

%td%16

%/td%

%td%60

%/td%

%td%59

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1981

%/td%

%td%44

%/td%

%td%10

%/td%

%td%22

%/td%

%td%76

%/td%

%td%38

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1982

%/td%

%td%33

%/td%

%td%13

%/td%

%td%18

%/td%

%td%64

%/td%

%td%45

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1983

%/td%

%td%41

%/td%

%td%18

%/td%

%td%20

%/td%

%td%79

%/td%

%td%64

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1984

%/td%

%td%45

%/td%

%td%17

%/td%

%td%22

%/td%

%td%84

%/td%

%td%64

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1985

%/td%

%td%46

%/td%

%td%13

%/td%

%td%22

%/td%

%td%81

%/td%

%td%56

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1986

%/td%

%td%46

%/td%

%td%16

%/td%

%td%23

%/td%

%td%85

%/td%

%td%89

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1987

%/td%

%td%29

%/td%

%td%7

%/td%

%td%24

%/td%

%td%60

%/td%

%td%138

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1988

%/td%

%td%17

%/td%

%td%4

%/td%

%td%18

%/td%

%td%39

%/td%

%td%159

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1989

%/td%

%td%14

%/td%

%td%7

%/td%

%td%16

%/td%

%td%37

%/td%

%td%117

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1990

%/td%

%td%16

%/td%

%td%3

%/td%

%td%6

%/td%

%td%25

%/td%

%td%201

%/td%

%/tr%

более 600 прихожан. Да и в последующие годы в Александро-Невский кафедральный собор на эти службы собирались многие сотни верующих:

%tr%

%td%Год

%/td%

%td%Соборная пассия (дата и число молящихся)

%/td%

%td%Вход Господень в Иерусалим (дата и число причастников)

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1971

%/td%

%td%21. III – 618 чел.

%/td%

%td%11.IV – 470 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1972

%/td%

%td%12.III – 649 чел.

%/td%

%td%2.IV – 500 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1974

%/td%

%td%3 III – 550 чел.

%/td%

%td%7.IV – 651 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1975

%/td%

%td%23.III – 450 чел.

%/td%

%td%27 IV – 440 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1976

%/td%

%td%14.III – 445 чел.

%/td%

%td%18.IV – 475 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1977

%/td%

%td%20.III – 500 чел.

%/td%

%td%3.ІV – 488 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1978

%/td%

%td%данных нет

%/td%

%td%23.ІV – 446 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1979

%/td%

%td%11. III – 400 чел.

%/td%

%td%15 IV – 464 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1980

%/td%

%td%24.II – 334 чел.

%/td%

%td%20.ІІІ – 442 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1981

%/td%

%td%15.III – данных нет

%/td%

%td%19.ІV – 424 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1982

%/td%

%td%данных нет

%/td%

%td%11.ІV – 497 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1983

%/td%

%td%27.III – данных нет

%/td%

%td%1.V – 165 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1984

%/td%

%td%11.III – данных нет

%/td%

%td%данных нет

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1985

%/td%

%td%3. III – данных нет

%/td%

%td%7.ІV – 493 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1986

%/td%

%td%23. III – данных нет

%/td%

%td%27.ІV – 434 чел.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1987

%/td%

%td%5.IV – 500 чел.

%/td%

%td%данных нет

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%1988

%/td%

%td%28.11 – 618 чел.

%/td%

%td%данных нет

%/td%

%/tr%

Архиерейские службы в кафедральном соборе проходили с большой торжественностью и благочинием. Но это, казалось бы, неотъемлемое свойство православного богослужения тоже приходилось отстаивать в борьбе с атеистическим окружением. Еще за год до моего назначения на Таллиннскую кафедру, в 1960 г., были прекращены пасхальные крестные ходы из-за хулиганства во время ночной службы. В первый год и я решил на Пасху служить утром во избежание недоразумений. Отслужил и понял, что это совсем не то, нет столь животворящей пасхальной радости ни у служащего духовенства, ни у паствы. Во второй год решил служить ночью; народу пришло так много, что утреню начали служить на паперти, чтобы праздник почувствовали все собравшиеся, и за все время службы не было ни хулиганства, ни злобных выкриков, с тех пор пасхальные богослужения стали совершаться ночью.

Особую гордость Александро-Невского собора составляют его колокола, долгое время бывшие самыми большими колоколами в нашей Церкви. Большой колокол, весом в тысячу пудов, разносил благовест на 12 км. Им пользовались довольно редко, только по особым праздникам, опасаясь, что власти могут вообще запретить звонить. Рассказывали, что в 1940-х гг. на праздник в честь святого благоверного князя Александра Невского был многолюдный крестный ход и били в этот колокол. Звон был слышен так отчетливо, что первый секретарь райкома, разговаривая со Сталиным, не слышал своего собеседника, и прислал своих помощников остановить праздничный трезвон. Так что в обычные дни использовали малый колокол, который созывал верующих на службу.

Множество людей собиралось и на ежегодные вселенские панихиды, которые в день Всех Святых я с сонмом таллиннского духовенства служил на Александро-Невском кладбище города, где погребены архиепископы Павел (Дмитровский) и Иоанн (Алексеев), епископ Исидор (Богоявленский), в совершении панихиды участвовали хоры всех таллиннских храмов. Следует сказать, что нам пришлось спасать от разорения и закрытия и само это кладбище. Когда мой отец служил настоятелем Казанской церкви, он проводил исследования и выяснил, что на Александро-Невском кладбище похоронено шестьдесят священников. Эти сведения помогли мне доказать историческое значение кладбища, и оно было сохранено и существует ныне под названием «Центральное».

Конечно, кафедральный собор собирал больше молящихся, нежели обычные приходские храмы, но записи свидетельствуют и о том, сколь велика была активность верующих во всех приходах: 1978 г. – на праздник Покрова в Покровской церкви села Нина литургия с молебном и крестным ходом, 350 молящихся; 3 декабря, литургия в приходе г. Хаапсалу, 100 причастников; 1979 г. – 25 марта, храм в честь Казанской иконы Божией Матери, пассия, «полный храм»; 7 декабря, литургия в Екатеринском храме Пярну, 250 причастников; 1980 г. – литургия на Преображение в Преображенском храме г. Обинитса, причастников 57, крестный ход – «полный храм», 159 автомашин, 14 лошадей, 2 автобуса, 2 грузовика, 8 мотоциклов с колясками, а в следующем, 1981, году в том же храме на Преображение 38 причастников, 187 автомашин, 9 автобусов, 15 лошадей, 5 грузовиков. Преображенский храм находится вдалеке от населенных пунктов, в 9 км от Псково-Печерского монастыря, почти на самой границе с Псковской областью. Настоятель этого храма протоиерей Филимон Таломеес более полувека окормлял паству не только своего прихода, но и целого ряда других близлежащих храмов, которые пустовали в послевоенное время. Первоначально храм был в одном здании со школой: наверху – церковь, а внизу – классы общеобразовательной школы. Но через какое-то время это соседство стало невозможным, и тогда прихожане своими руками – а настоятель был инженером-строителем – на собственные средства выстроили недалеко от кладбища деревянный храм. Мне приходилось довольно часто бывать в этом приходе, проводя там, среди грибных лесов, свой короткий отпуск. Можно и далее продолжать приводить записи, свидетельствующие о живой жизни Православия в Эстонии. Уникальную часть Эстонской епархии составляют островные приходы Сааремаа и Муху (Сааре-Мухуское благочиние), Хийумаа, Кихну. Не реже одного раза в пять лет я приезжал на острова Сааремаа и Муху, которые соединяла дамба. Там было 12 действующих приходов, живших особой жизнью, не похожей на жизнь на материке. Население Сааремаа делилось примерно пополам на православных и лютеран, я начинал служение с города Курессааре, где настоятелем церкви был Феликс Кадарик, прекрасный семьянин, заботливый пастырь и благочинный, и мы вместе с ним объезжали приходы этого острова. Особо следует сказать о приходе в местечке Ээрику, где служил протоиерей Николай Ярвесалу. Здесь у него был основной приход, но он окормлял еще два или три прихода на островах, в Ээрику ему удалось осуществить огромный капитальный ремонт храма, который предстал в своей первозданной красоте.

Отец Николай был музыкально одаренным человеком. Когда я совершал богослужение в этом храме, собирался большой хор, и богослужению сопутствовало великолепное церковное пение, что воодушевляло верующих на горячую молитву. Реже я бывал на острове Хийумаа и только три раза на Кихну. В середине XIX в. весь лютеранский приход этого острова перешел в Православие. На острове Кихну все жители были рыбаками и промышляли ловлей угрей.

Особой областью в Эстонской епархии было Причудье, т. е. местность на берегу Чудского озера, где храмы были разрушены в войну. Именно там православных верующих после войны окормлял протоиерей Алексий Добряков, ревностный пастырь из простецов, рукоположенный в священный сан в военные годы. Он долгие годы потом служил настоятелем храма во имя святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, в г. Муствеэ и окормлял еще приход Богоявленской церкви в Лохусуу. Воссоздание порушенных храмов Причудья началось позже – уже в 1970–1980-х гг. Сначала постепенно стал возрождаться Ильинский храм в деревне Васкнарва, бывший Сыренец. Это был большой трехпрестольный храм, почти полностью разрушенный. Вторым восстановленным храмом стал Никольский в селе Ямы. И здесь также остались одни лишь стены, но храм все-таки возродили. В те годы восстановление осуществлялось в основном силами рабочих, которые трудились в Пюхтицком монастыре, у меня сложилась особая традиция проведения 10–15 дней отпуска, которые я с трудом выкраивал. Я приезжал в Пюхтицкий монастырь, садился за руль автомобиля и отправлялся на юг Эстонии, объезжая приходы и участвуя в приходских богослужениях.

Предметом моих постоянных забот и попечений был, конечно же, Пюхтицкий Успенский женский монастырь. После того как его удалось спасти от, казалось бы, неминуемого закрытия, я все силы отдавал его правильному устроению и укреплению, в первые годы моего предстательства монастырь возглавляла игуменья Ангелина (Афанасьева), человек очень пожилой, с подорванным здоровьем. Под ее началом здесь подвизалось 107 насельниц, из них 48 монахинь и 59 послушниц, в обители было четыре храма: Успенский собор, церковь во имя святых Симеона Богоприимца и Анны Пророчицы, кладбищенская церковь во имя святителя Николая и преподобного Арсения Великого и церковь во имя преподобного Сергия Радонежского. Монастырь имел 14 жилых зданий и 16 хозяйственных построек, владел 77,47 га земельных угодий, с конца 1960-х гг. Пюхтицкий Успенский монастырь стал безусловным центром духовной жизни в Эстонской епархии и одним из центров монашеской жизни во всей стране. Фактически в эти годы в СССР оставалось немного действующих женских монастырей: Корецкий, Рижский, Пюхтицкий и два киевских, которые в основном обеспечили и сохранили преемство женского монашества, решив, таким образом, главную задачу при восстановлении монастырей. Уже в конце 1960-х гг. Пюхтицкий монастырь начал готовить насельниц для Горненского монастыря в Иерусалиме, для чего, как правило, требуется не менее года. Люди обычно приходили в монастырь из городов, где очень развит индивидуализм, где зачастую даже живущие на одной лестничной клетке соседи не знают друг друга, а в монастыре надо вместе работать, вместе трапезовать, вместе молиться. Поэтому молодые послушницы жили с более опытными старицами, под их присмотром и духовным окормлением. Для того чтобы привыкнуть к общежительному монастырю, требуется время, а ведь нужно получить еще и навык клиросного послушания, чтения и пения, надо привыкнуть к работе в огороде, в саду, на кухне, в последнее время мы стали готовить сестер, которые могут и небольшие ремонтные работы проводить, и мастерок в руках держать, и кисть, чтобы самим, если понадобится, подновлять домики для приема паломников в Горненском монастыре. Для осуществления такой духовной и профессиональной подготовки был построен Иерусалимский корпус, где мы размещали сестер, которых готовили для будущего служения в Иерусалиме.

В то же время возникла настоятельная необходимость создать благоприятные условия для паломников и гостей обители. С помощью сотрудников Хозяйственного управления Московской Патриархии началось строительство сначала архиерейского дома, затем помещения для представительских целей с большим конференц-залом, где можно было проводить собрания епархиального духовенства. Здесь же проходили и так называемые Пюхтицкие семинары, на которые я как президент КЕЦ приглашал представителей всех Церквей – членов КЕЦ от Советского Союза: Русской Православной Церкви, Армянской Апостольской Церкви, Грузинской Православной Церкви, Всесоюзного Совета евангелистов-баптистов, лютеранских церквей Латвии, Литвы и Эстонии и реформаторской церкви Закарпатья. Приезжал на эти семинары и генеральный секретарь КЕЦ доктор Г.Г. Вильяме, в течение двух-трех дней собравшиеся обсуждали и вырабатывали общее мнение по тем вопросам и проблемам, какие входили в повестку дня предстоящей ассамблеи, чтобы на ее заседаниях быть не зрителями, а активными и подготовленными участниками. Наши семинары высоко оценивались всеми Церквами и генеральным секретарем КЕЦ. Несомненно, все это укрепляло позицию Пюхтицкого монастыря как места проведения международных христианских встреч. Позднее было построено еще несколько домов для многочисленных паломников. Престольный праздник Успения Пресвятой Богородицы был и самым хлопотным временем, ведь приезжало до полторы тысячи паломников, и всем надо было дать кров и еду.

Я довольно часто служил в Пюхтицком монастыре, и всегда эстонское и русское духовенство не только Нарвского благочиния, но и из центра Эстонии собиралось на эти богослужения. И это объединение эстонских и русских клириков в едином богослужении, а затем и в простом человеческом общении давало многим священнослужителям, особенно тем, кто нес свое послушание в труднейших материальных и моральных условиях вымирающих приходов, чувство поддержки. Они осознавали, что их не оставят один на один с их проблемами и горестями, с особой торжественностью проходили дни памяти преподобного Серафима Саровского, потому что один из приделов монастырского соборного храма был освящен в его честь, и Успения Пресвятой Богородицы, престольный праздник монастыря, когда собиралось особенно много духовенства. Например, в 1979 г. на праздничной литургии мне сослужили 4 архиерея, 24 священника, 6 диаконов, в этот день было 600 причастников; в 1981 г. на всенощной под престольный праздник обители молилось более 1000 человек, а на следующий день в сослужении трех архиереев и 17 священников я причастил 620 верующих. Еще через год, в 1983 г., количество причащавшихся достигло 700 человек.

Но особенно много гостей и паломников собралось на празднование столетия Пюхтицкой обители, которое отмечалось 4–5 сентября 1991 г. Это было тревожное время и для России, и для Эстонии. В Москве закончилась неудачей попытка политического переворота, ускорившая многие центробежные политические процессы, в том числе и выход из состава Советского Союза Эстонии, чья независимость была провозглашена сразу после августовских событий. Тогда на праздник в Пюхтицы приехал президент Эстонии Арнольд Рюйтель, и я, приветствуя его, выразил надежду, что в условиях суверенной Эстонии деятельность монастыря будет успешно продолжена, в те дни в праздничных богослужениях участвовали архипастыри, десятки священнослужителей и сотни паломников и гостей. Торжественным был момент награждения обители орденом святой равноапостольной великой княгини Ольги I степени, а игуменью Варвару, к тому времени почти четверть века управлявшую обителью, я наградил орденом святой равноапостольной великой княгини Ольги II степени. Эти празднества остались в памяти многих клириков и мирян Русской Церкви как переломный, знаковый момент, ибо вскоре посещение обители для многих паломников из России стало все более и более затруднительным, появились новые государственные границы и правила въезда на территорию Эстонии. Но думаю, что общий процесс объединения европейских стран, расширение зоны свободного передвижения людей через границы со временем непременно затронет и наши государства, и вновь возродятся традиции паломничества в святую обитель у подножия Журавлиной горы.

Как управляющий делами Московской Патриархии я должен был продолжать самое деятельное участие во внешних церковных связях, не говоря уже о необходимости исполнения мной многих других программ общецерковного значения. Как я сочетал эту деятельность с управлением Таллиннской епархией? Конечно, это давалось нелегко, учитывая мои различные по продолжительности частые отъезды из епархии: служение требовало от меня строгого распределения времени и использования его с максимальной эффективностью, а также наличия авторитетных и усердных помощников и исполнителей.

В то время моя жизнь была в буквальном смысле слова кочевой. Работая в Москве и первые годы не имея московской прописки, я мог жить только в гостиницах, каждый месяц переезжая из одной в другую. Так вот и кочевал между гостиницами «Украина» и «Советская», а ведь за месяц и книги приобретаешь, и вещами какими-то обрастаешь, поэтому я все свозил в свой кабинет сначала на улице Рылеева, а затем в Чистом переулке. Но каждый месяц, а то и не один раз, я выезжал в Таллин, где решал насущные епархиальные вопросы и проводил архиерейские богослужения, в эти годы было утеряно чувство дома, я даже считал, что 36-й поезд, который курсирует между Таллином и Москвой, стал моим вторым домом. Но, признаюсь, я с радостью хотя бы на время отрешался от московских дел и ждал этих часов в поезде, когда можно было почитать и побыть наедине с собой. Приезжая в Таллин, я тотчас же погружался в круговорот дел и проблем, свойственных любому епархиальному управлению.

Что в те годы представляла собой епархия? По данным на 1 января 1965 г., в Таллиннскую и Эстонскую епархию входили 90 приходов, в том числе 57 эстонских, 20 русских и 13 смешанных. Эти приходы духовно окормлялись 50 пресвитерами. На всю епархию было 6 диаконов. Епархия имела 42 пенсионера. Приходских храмов было 88, молитвенных домов – 2. Приходы территориально были разделены на девять благочиний: Таллиннское, Тартуское, Нарвское, Харью-Ляэнеское, Вильяндиское, Пярнуское, Выруское, Сааре-Мухуское и Валгаское. Свое архипастырское служение я начал в сотрудничестве с епархиальным советом, долголетним членом которого, а с 1 октября 1961 г. председателем был мой отец протоиерей Михаил Ридигер. После его кончины я, взвесив все за и против, принял решение об упразднении епархиального совета и о передаче его функций возглавлявшемуся мною епархиальному управлению. Своим секретарем я назначил одного из опытнейших клириков епархии, настоятеля Преображенского собора в Таллинне протоиерея Николая Коклу. До марта 1945 г. он был членом Синода ЭАПЦ, затем секретарем епархиального совета и хорошо знал все стороны епархиальной жизни, персонально клир и многих других тружеников. Отец Николай реально представлял и правильно оценивал положение Церкви в Советском Союзе и имел большой опыт сотрудничества с уполномоченным Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР по Эстонии Я.С. Кантером и теми государственными учреждениями, с которыми приходилось вступать в деловые отношения для обеспечения жизнедеятельности Церкви. Причина изменения существовавшей ранее структуры управления Таллиннской епархией в основном заключалась в том, что было необходимо, во-первых, исключить любую возможность непосредственного давления официальных светских кругов на Эстонскую Православную Церковь в мое отсутствие и, во-вторых, обеспечить контроль за решением всех вопросов, касающихся взаимоотношений с государством.

В этот период особенно острой стала кадровая проблема. Уходило старое поколение, которое окончило Печерскую духовную семинарию, и надо было замещать его новыми священнослужителями, а кандидатов было не так много. Как управляющий делами Московской Патриархии и председатель Учебного комитета я знал, что эта проблема была актуальна не только для Эстонской епархии, но и для всех других епархий Русской Церкви. Решали мы ее традиционно: рукополагали новых священнослужителей, выявляя кандидатов среди младших членов клира – иподиаконов и псаломщиков, проводили с ними предварительную работу и много сил полагали на то, чтобы они воспринимали свое служение как подвиг, чтобы достойно продолжили дело просвещения и окормления православной паствы Эстонии, которое было начато их отцами и дедами. А богословское обучение зачастую начиналось уже после рукоположения. Каждый год наша епархия издавала «Православный церковный календарь» на эстонском языке тиражом 3000 экземпляров, Пасхальное и Рождественское послания правящего архиерея на эстонском и русском языках тиражом 300 экземпляров, листки для общецерковного пения на эстонском языке на богослужениях Страстной и Пасхальной седмиц, в праздник Богоявления, на вселенских панихидах, при отпевании почивших и другие, тиражом более 3000 экземпляров. Послания и календари направлялись также и во все эстонские православные приходы в эмиграции.

Следует сказать, что в эти особо тяжкие для православной Церкви, как, конечно, и для всех других Церквей и религиозных объединений в Эстонии, годы большое значение имела взаимная поддержка, которую оказывали друг другу различные христианские конфессии. Добрые отношения связывали православную Церковь в Эстонии прежде всего с лютеранской церковью, которую возглавлял архиепископ Ян Кийвит, человек очень интеллигентный, образованный. Он, так же как я, был президентом КЕЦ, но, к сожалению, наше сотрудничество продолжалось недолго, он был вынужден гражданской властью уйти на покой. Но и с его преемниками мы поддерживали хорошие отношения, понимая, что у нас есть общий враг – атеизм, которому мы вместе противостояли. По моей инициативе в Таллинне был создан Совет Церквей, и его работа помогала нам осознавать и решать общие проблемы и принимать верные решения.

17 декабря 1985 г. я направил письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС М.С. Горбачеву, в котором впервые поставил вопрос о перестройке церковно-государственных отношений. Моя позиция и тогда, и сегодня заключается в том, что Церковь должна быть реально отделена от государства. Я считаю, что в дни Собора 1917–1918 гг. духовенство еще не было готово к реальному отделению Церкви от государства, что отразилось в документах, принятых на Соборе. Главный вопрос, который ставился в переговорах со светской властью, был вопрос о том, чтобы не отделять Церковь от государства, потому что многовековая тесная связь Церкви с государством создавала очень сильную инерцию. И в советский период Церковь также не была отделена от государства, а была им придавлена, и вмешательство государства во внутреннюю жизнь Церкви было полным, даже в такие сакральные области, как, скажем, можно или нельзя крестить, можно или нельзя венчать, создавались возмутительные ограничения в совершении таинств и богослужений. Общегосударственный террор зачастую усугублялся просто безобразными, экстремистскими выходками и запретами уполномоченных «местного уровня». Все это требовало немедленных перемен. Но я сознавал, что у Церкви и государства есть и общие задачи, ибо исторически Русская Церковь всегда была со своим народом в радостях и испытаниях. Вопросы морали и нравственности, здоровья и культуры нации, семьи и воспитания требуют объединения усилий государства и Церкви, равноправного союза, а не подчинения одного другому, и в связи с этим я поставил самый насущный и кардинальный вопрос о пересмотре устаревшего законодательства о религиозных объединениях.

Мое обращение было разослано М.С. Горбачевым всем членам Политбюро, но одновременно Совет по делам религий указал, что поднимать такие вопросы нам не следует. Реакция властей была еще в соответствии со старыми традициями: меня отстранили от ключевой в то время должности управляющего делами и назначили на Ленинградскую кафедру. Это назначение я не воспринял болезненно и даже, более того, считаю четыре года, проведенные мною на Ленинградской кафедре, когда происходило возрождение церковной жизни в уникальной по своей истории епархии, одними из самых светлых в моей жизни. Назначение на Ленинградскую кафедру сохранило за мной управление и Таллиннской епархией, поскольку православное духовенство Эстонии просило, чтобы я не оставлял их. Управлять таким большим регионом было совсем непросто, ведь получалось, что под моим окормлением оказался почти весь северо-запад страны: Ленинградская, Новгородская, Олонецкая и Таллиннская епархии, я старался не оставлять Эстонию своим вниманием и постоянно занимался вопросами ее управления, не оставлял и Пюхтицкий монастырь, традиционно совершая там богослужения в день преподобного Серафима Саровского, на праздник Успения Божией Матери, в дни праздников Святой Пасхи и Рождества Христова.

С момента избрания на Первосвятительский Престол я начал искать себе преемника на Таллиннскую кафедру. Он должен был обладать определенными способностями, опытом и обязательно знать эстонский язык, потому что Эстония стала самостоятельным государством. Кандидатура отца Вячеслава Якобса нашла поддержку не только среди русского, но и среди эстонского духовенства. Приезжая в Таллин, я обсуждал этот вопрос с эстонским духовенством, добиваясь реального преемства в управлении епархией, чтобы появление нового епископа не вызвало никаких осложнений. Мое тридцатилетнее управление Таллиннской епархией составило в ее истории целую эпоху, и многие привыкли к моему стилю руководства, к моим методам, в определенной мере обусловленным тем, что мне приходилось часто пребывать вне епархии. Было решено, что я временно сохраню за собой общее управление епархией, а отец Вячеслав по принятии им монашеского пострига будет помогать мне в качестве викарного архиерея.

Тридцать лет отец Вячеслав служил Эстонской Церкви в сане протоиерея, а 21 августа 1990 г. в Псково-Печерском монастыре протоиерей Вячеслав Якобс принял монашеский постриг с именем Корнилий в честь преподобного Корнилия, игумена Псково-Печерского. 15 сентября того же года, незадолго до этого возведенный в сан архимандрита, отец Корнилий был хиротонисан во епископа Таллиннского, патриаршего викария. Я еще сохранял управление епархией за собой, чтобы дать возможность новому епископу войти в круг дел и архиерейских обязанностей. Вручая епископу Корнилию архиерейский жезл, я сказал: «Сегодня, будучи хиротонисан во епископа Таллиннского, патриаршего викария, ты будешь разделять со мной ответственность за дело святого Православия на Эстонской земле. Тебе будет поручено управлять церковной жизнью епархии. Ты исповедал пред нами свои немощи, ты не желал епископского служения, но так как ты все-таки призван к нему, на тебя ложится вся ответственность за высоту этого служения и за дело Божие, которое тебе ныне вверяется. Немало духовных сил я вложил в защиту и укрепление Православия в Эстонии. Не мне судить, много ли я смог сделать для святого Православия на Эстонской земле, но, несомненно, тебе предстоит сделать очень многое. Условия твоего служения будут иными, чем у меня. Нет уже прямых или замаскированных гонений, нет угрозы Церкви извне. Но еще сложнее преодолевать искушения и опасности внутренние».

Это предчувствие новых невзгод, к сожалению, оправдалось очень скоро. Почти два года продолжалось мое управление Таллиннской епархией через Патриаршего викария епископа Корнилия. В 1991 г. я дважды был в Эстонии, в том числе на празднике, посвященном 100-летию Пюхтицкого Успенского монастыря.

В апреле 1993 г. в связи с государственным суверенитетом страны православной Церкви в Эстонии была предоставлена широкая автономия в управлении, епископ Корнилий стал правящим архиереем с титулом «Таллиннский и всей Эстонии». 25 февраля 1995 г. он возведен в сан архиепископа.

Владыке Корнилию в окормлении православной паствы Эстонии пришлось и до сих пор приходится сталкиваться с совершенно неизвестными во времена моего управления этой епархией проявлениями национализма и внутрицерковными раздорами. Результатом этих нестроений стал переход части духовенства в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Впрочем, эти события относятся уже к современному состоянию Эстонской Церкви и пока не могут являться предметом исторического исследования. Завершая свой труд, я не могу не сказать о том, что Православие в Эстонии обретет и спокойствие, и процветание, и духовное возрастание только в единстве с Матерью – Русской Церковью. Об этом свидетельствует вся история Православия в Эстонии и мой более чем тридцатилетний опыт архипастырского окормления Эстонской епархии.

6–7 апреля 1917 г. – вскоре после Февральской революции и в преддверии Всероссийского церковного Собора – в Таллинне состоялось собрание эстонского духовенства, на котором представители почти всех уездов Эстонии (27 священников, 4 диакона и 30 мирян, а также 9 участников, приславших письменные мнения) сформулировали свое отношение к происходившим в стране переменам. Признавая Эстонию неотъемлемой частью России, а эстонскую паству частью Русской Православной Церкви (стремление к отделению названо в документе «недальновидным») и одновременно следуя господствовавшему тогда на окраинах гибнущей империи настрою на «широчайшее самобытное развитие», эстонское духовенство выдвинуло свои требования по обновлению церковной жизни в Эстонии. Требования носили непоследовательный характер, они касались как конкретных проблем управления (например, была отмечена необходимость «без промедлений обновить состав Рижской духовной консистории⁶², где сейчас только 1–2 действующих члена, таким образом, что в дополнение к 2 членам из русских избрать 2 эстонских и 2 латвийских членов и саму консисторию перевести в Тарту, к архиепископу⁶³»), так и многих мелких вопросов (в частности, было решено предложить Синоду, «чтобы духовные лица в частной жизни могли по желанию носить гражданскую одежду, как это принято за рубежом, а также короткие волосы и бороду»). Участники собрания были едины в стремлении к автономии в составе Русской Православной Церкви и к разделению приходов по национальному признаку: эстонские приходы на территории Эстонии должны были управляться отдельно от русских, а для эстонских приходов вне Эстонии предлагалось «назначить странствующих священников, которые с разрешения местных епископов будут заниматься устроением жизни приходов эстонских православных поселенцев». Епископом эстонского «православного сообщества» мог бы стать кандидат, отвечающий следующим требованиям: из местных жителей, знающий местные языки и не имеющий монашеского пострига⁶⁴.

Архиепископ Рижский Иоанн (Смирнов), избранный 8 августа 1917 г. на предсоборном совещании Рижской епархии в Юрьеве делегатом Поместного Собора Православной Российской Церкви, принял далеко не все предложения эстонского церковного собрания. Вместе с латвийскими и эстонскими участниками Поместного Собора он представил в Синод проект создания в Рижской епархии двух викарных кафедр – для Латвии и Эстонии, а также подготовил проект инструкции с обозначением прав и обязанностей викарных епископов. В процессе обсуждения будущего устройства православной Церкви в Прибалтике архиепископ Иоанн поддержал предложение епископа Старицкого Иоанна (Поммера) о разделении Рижской епархии с выделением эстонской ее части в новоучреждаемую Ревельскую епархию. Одновременно с соответствующим представлением Патриарху Тихону архиепископ Иоанн подал ходатайство о переводе на Рязанскую кафедру⁶⁵.

24 февраля 1918 г., в условиях военных действий на территории Эстонии с участием немецких и советских войск, эстонских подразделений и отрядов Белой гвардии, эстонский Комитет спасения провозгласил суверенитет Эстонии. За месяц до того православная Церковь в Эстонии обрела своего архиерея. Им после принятия монашеского пострига стал вдовый священник Платон (Кульбуш), настоятель эстонской Исидоровской церкви в Санкт-Петербурге, избранный духовенством и мирянами Эстонии⁶⁶. Хиротония архимандрита Платона во епископа Ревельского (Таллиннского), викария Рижской епархии, состоялась в Таллинне 13 января 1918 г. Через десять дней Святейший Патриарх Тихон назначил Ревельского епископа Платона временно управляющим вакантной Рижской кафедрой – так что фактически православной Церковью в Эстонии управлял самостоятельный архиерей. Спустя год священномученик Платон вместе с группой духовенства и мирян был убит в Юрьеве красноармейцами перед их отступлением из Эстонии.

Пять лет спустя рассказывая об этом событии в письме к Патриарху Московскому и всея России Тихону, митрополит Александр (Паулус), уже перешедший в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, писал: «В конце 1917 г. после долгих ходатайств и лишь отеческим содействием Вашего Святейшества православные эстонцы получили первого архипастыря, владеющего эстонским языком и знающего местные условия жизни, в лице доблестного епископа Платона, жизнь свою положившего за святую Церковь»⁶⁷.

9 февраля 1919 г., спустя 20 дней после гибели епископа Платона, эстонская часть Рижского епархиального совета, основываясь на завещании епископа Платона о передаче совету всей власти в епархии в случае невозможности для епископа исполнять свои обязанности, приняла следующие решения: о переименовании Рижского епархиального совета в епархиальный совет Эстонии и о его переезде из Тарту в Таллин, о замене русского языка в качестве официального языка епархиального делопроизводства на эстонский, о выборах делегатов от приходов Эстонии на общеепархиальное собрание, на котором предполагалось обсудить отношения Эстонской Православной Церкви с Русской Православной Церковью, провести разграничение с Латвийской Православной Церковью, определить кандидатуру нового епископа, провести выборы нового епархиального совета, обсудить взаимоотношения Церкви и государства в независимой Эстонии⁶⁸.

21 марта 1919 г. состоялось общее собрание православных приходов Эстонии, на котором было принято решение о желательности полной независимости (автокефалии) Эстонской Православной Церкви: «Православная Церковь в Эстонии, с точки зрения потребностей эстонского народа и государственного суверенитета Эстонии, должна быть отдельной, независимой, автокефальной Церковью и [находиться] в братской связи и единстве со всеми другими апостольскими православными восточными Церквами». Границы Эстонской Православной Церкви определялись в соответствии с границами Республики Эстонии. Полномочному представителю епархиального собрания – епархиальному совету – поручалось незамедлительно принять меры к реализации этого решения, прежде всего к обретению Эстонской Православной Церковью высшей иерархии – епископа, и хотя в резолюции собрания отмечалось, что Русская Церковь, частью которой являются эстонские приходы, «ослаблена неустройством и крайним небрежением со стороны властей» и «отсутствует всякое общение с прежней Матерью Церковью в России, и в любом случае получить оттуда епископа совершенно невозможно», главным аргументом против получения иерархии от Матери Церкви являлся тот, «что национальные основы Российской Церкви не соответствуют национальным чаяниям эстонцев, многие местные требования Эстонской Апостольской Православной Церкви не встретили отклика, и надеяться на это в будущем не приходится». Основываясь на вышеизложенном, собрание приняло неожиданное решение: просить Англиканскую Церковь о даровании иерархии, для чего «выяснить, в какие отношения могла бы вступить Эстонская Апостольская Православная Церковь с Англиканской епископальной церковью; через Англиканскую Церковь необходимо попросить поддержки у правительства Англии, чтобы мы смогли утвердить в ближайшее время свое высшее иерархическое представительство»⁶⁹. «Иерархическое представительство», по мнению участников собрания, должно было состоять из правящего архиерея в сане архиепископа и одного викарного архиерея в епископском сане. Кандидатами на эти должности были определены эстонцы: член Всероссийского Поместного Собора выдающийся психолог, приват-доцент Московского университета Александр Каэлас и вдовый священник из Пярну Александр Паулус. Если кандидатура А. Каэласа была принята собранием единогласно, то в голосовании за кандидатуру священника Александра Паулуса отказались участвовать представители русских приходов. А. Каэлас находился в это время в Иркутске и, узнав о решении собрания, решительно отказался от священного сана, предпочтя ему преподавание в Тартуском университете, в апреле 1920 г. А. Каэлас внезапно скончался в Иркутске.

Из экстравагантной затеи с Англиканской Церковью ничего не вышло. Неизвестно даже, были ли попытки ее осуществить, тем более что уже в октябре 1919 г. Высшее церковное управление Российской Православной Церкви поручило епископу Псковскому «по удостоверению в канонической правоспособности священника Александра Паулуса к посвящению в сан епископа» рукоположить его во епископа Ревельского, викария Рижской епархии⁷⁰. Однако эстонский епархиальный совет с этим решением не согласился и через своего председателя протоиерея К. Тизика обратился к Патриарху Московскому и всея России Тихону с просьбой о назначении в Эстонию самостоятельного, т. е. «независимого от Рижской или какой-либо другой епископской кафедры», архиерея. На место правящего архиерея эстонским епархиальным управлением был вновь предложен священник Александр Паулус.

Патриарх Тихон пошел навстречу просьбам эстонского духовенства: в ноябре 1919 г. соединенное присутствие Святейшего Синода и Высшего церковного совета РПЦ под председательством Святейшего Патриарха Тихона вынесло постановление: «учредить в Эстонской республике самостоятельную Эстонскую епархию на одинаковых с прочими епархиями Российской Православной Церкви основаниях и с назначением на кафедру новоучрежденной епархии по хиротонисании во епископа назначенного постановлением Святейшего Патриарха и Священного Синода епископом Ревельским, викарием Рижской епархии, священника Александра Паулуса, с предложением ему именования епископом Эстонским и Ревельским»⁷¹. Однако и это решение долгое время оставалось нереализованным: эстонское духовенство в обращении к Патриарху Тихону от 16 февраля 1920 г. категорично требовало: «Православная Церковь в Эстонии, сохраняя апостольскую преемственность, отныне должна быть автокефальной, независимой от какой-либо другой церковной власти и именоваться Апостольской Православной Церковью Эстонии, оставаясь в догматическом и каноническом братском единении с восточными православными Церквами»⁷².

С миссией добиться автокефального статуса для Эстонской Церкви 1 июля 1920 г. в Москву к Патриарху Московскому и всея России Тихону был командирован новый член епископского совета (так стал именоваться епархиальный совет после получения от Русской Православной Церкви согласия на учреждение самостоятельной епархии), кооптированный в него уже после смерти епископа Платона, мирянин П.И. Сепп⁷³. Публикуемое в томе 2 «Документы» письмо члена Священного Синода Русской Православной Церкви митрополита Владимирского Сергия (Страгородского) является ответом П.И. Сеппу как уполномоченному представителю Эстонской Церкви на его просьбу, доложенную Патриарху Тихону и высшему руководству Русской Церкви. Русская Православная Церковь даровала Эстонской Православной Церкви статус автономии, о чем сообщается в письме митрополита Сергия: «...признать Эстонскую Православную Церковь, согласно ее желанию, автономною впредь до разрешения вопроса об автокефалии ее Всероссийским церковным Собором»⁷⁴. Очевидно, что получение Эстонской епархией автокефалии от Русской Церкви в тот период было нереально – не только из-за полной невозможности собрать Поместный Собор Русской Церкви, но и из-за того, что православная Церковь Эстонии, только начавшая свой самостоятельный путь в сложных политических условиях того времени, не была готова к полной независимости.

В октябре 1920 г. Патриарх Московский и всея России Тихон утвердил совершенное православным духовенством Эстонии избрание священника Александра Паулуса на кафедру правящего архиепископа Эстонской Православной Церкви⁷⁵. В этот момент Синод Эстонской Церкви предпринял еще одну попытку воплотить свои автокефалистские устремления, столь дорогие националистически настроенному тогда эстонскому духовенству, которое вместе с другими представителями образованного эстонского общества находилось в состоянии эйфории от впервые неожиданно возникшей эстонской государственности, в чин архиерейской присяги при поставлении архиепископа всея Эстонии вместо слов о подчинении Патриарху Всероссийскому как главе Матери Церкви были внесены слова о «братском единении» с ним⁷⁶. Патриарху Тихону пришлось привести документ в соответствие с каноническими нормами⁷⁷. 4 декабря 1920 г. в Таллинне в здании Синода по благословению Патриарха Тихона бывший архиепископ Псковский и Порховский Евсевий (Гроздов) и архиепископ Финляндский и Выборгский Серафим (Лукьянов) совершили наречение протоиерея Александра Паулуса во архиепископа Ревельского и всея Эстонии⁷⁸, на следующий день в таллиннском Александро-Невском соборе состоялась хиротония. 4 февраля 1921 г. Патриарх Тихон поздравил архиепископа Александра с хиротонией и, как будто предчувствуя будущие испытания, выразил свою надежду на то, «что дарование автономии Эстонской Церкви послужит залогом преуспеяния ее на путях устроения Царства Божия в людях, и что Ваше Высокопреосвященство, озаряемые воспринятою Вами благодатию Святого Духа, сумеете без потрясений провести корабль церковный среди «напастей» современного житейского моря»⁷⁹. Нет никаких сомнений в том, что автономия православной Церкви в Эстонии была предоставлена Русской Православной Церковью на безусловно каноническом основании и позволяла православной Церкви в Эстонии осуществлять полноценное служение.

Однако спустя всего полгода руководство Эстонской Церкви вновь стало предпринимать шаги по отделению от Матери Церкви и даже попыталось организовать Собор духовенства трех прибалтийских автономных Церквей – Эстонской, Латвийской и Финляндской, что вызвало недоумение у правящих архиереев Финляндии и Латвии⁸⁰. Еще спустя год архиепископ Александр принял решение о переходе в юрисдикцию Константинопольского Патриархата⁸¹. Объясняя причины своих действий, архиепископ Александр в письме к Патриарху Тихону от 12 декабря 1923 г.⁸² и 20 лет спустя в письме к местоблюстителю Патриаршею Престола митрополиту Сергию (Страгородскому) от 10 ноября 1940 г.⁸³ писал о «некоторых внутренних разногласиях» и о «затруднительности общения с представителями Российской Церкви». «Затруднительность общения» с Матерью Церковью ни тогда, ни сегодня не может быть признана существенной причиной отделения, так как именно это затруднение было полностью преодолено решением 1920 г. о даровании православной Церкви в Эстонии автономии, что означало «самостоятельность во всех делах церковно-хозяйственных, церковно-административных, школьно-просветительных и церковно-гражданских». Осенью 1921 г. архиепископ Финляндский Серафим в письме к архиепископу Рижскому Иоанну особо подчеркивал, что «с Москвой сношения возможны и из Латвии, и из Эстонии, и из Финляндии»⁸⁴. Более того, факт обращения архиепископа Александра к Патриарху Тихону с объяснительным письмом в 1923 г., спустя пол года после перехода в юрисдикцию Константинопольского Патриархата, свидетельствует, что «затруднительность» не была непреодолимой, а перерыв в переписке, как следует из публикации писем этого времени в томе 2 «Документы», не превышает трех лет: последнее известное письмо Патриарха Тихона к архиепископу Александру (полученное последним) датируется февралем 1921 г., а письмо митрополита Александра к Патриарху Тихону (также полученное адресатом) с объяснением причин перехода под власть Константинополя – декабрем 1923 г., окончательное же решение о поездке к Константинопольскому Патриарху было принято главой Эстонской Церкви весной 1923 г. Очевидно, что причиной «поспешного», по выражению митрополита Сергия (Страгородского)⁸⁵, решения о смене юрисдикции была не «затруднительность общения».

Так почему и, главное, ради чего руководство автономной православной Церкви в Эстонии решилось на антиканонический шаг – переход в юрисдикцию другой Церкви без согласия Церкви Матери, да еще спустя всего два с небольшим года после канонического обретения автономии, условия которой обеспечивали всестороннее развитие церковной жизни? Помимо митрополита Александра и близкого к нему руководства Эстонской Церковью участниками этого события являлись: невольно – Русская Православная Церковь, утратившая часть своей канонической территории; добровольно и осознанно – Константинопольский Патриархат, незаконно принявший православную Церковь в Эстонии в свою юрисдикцию; эстонская политическая элита, о роли которой вскользь сообщают современные событиям и позднейшие документы.

К 1923 г. на западной границе Советской России уже несколько лет существовали государства, образовавшиеся на бывшей территории Российской империи вскоре после Октябрьской революции 1917 г.: 6 декабря 1917 г. финский Сенат провозгласил независимость Финляндии, 16 февраля 1918 г. литовская Тариба (Высший совет) объявила о восстановлении самостоятельного Литовского государства, 24 февраля того же года была декларирована независимость Эстонии, 6 октября польский Регентский совет известил о создании независимого Польского государства, 18 ноября правительство Карлиса Улманиса провозгласило независимость Латвии. Эти события развивались на фоне развала Российской армии и прекращения ее участия в Первой мировой войне (в результате сепаратного мира между советским правительством и кайзеровской Германией в марте 1918 г.), а к концу 1918 г. и на фоне поражения Германии в войне. К 1921 г. самостоятельность этих государств была закреплена в итоговых документах нескольких проигранных вначале немецкими, а затем и советскими войсками локальных войн. В соответствии с Тартуским мирным договором от 2 февраля 1920 г. Советская Россия признала независимость Эстонской Республики и передала ей исконно русский Печерский край. По Рижскому договору от 11 августа 1920 г. была признана независимость Латвии, к которой также отошла часть Псковской губернии. По Тартускому договору от 14 октября 1920 г. Финляндия получила восточную Карелию, в том числе остров Валаам и ряд других территорий. Рижский договор с Польшей от 18 марта 1921 г. также содержал значительные территориальные уступки Польше. Литва же, ставшая ареной двух войн – советско-польской и польско-литовской, потеряла значительную часть территории: Вильно и Вильнюсская область отошли к Польше.

Провозглашение независимости и последующие военные действия во всех названных государствах были связаны с деятельностью авторитарных национальных лидеров (Юзев Пилсудский в Польше, Карлис Улманис в Латвии, Карл Густав Эмиль Маннергейм в Финляндии, Антанас Сметона в Литве и Константин Пяте в Эстонии), которые выражали наиболее радикальные настроения новых политических элит в своих странах. Характеристику позиции новообразованных прибалтийских государств по отношению к Советской России дал У. Черчилль: «Эти балтийские государства были наиболее яростными антибольшевистскими областями Европы. Во время гражданской войны 1918–1920 гг. они отделились от советского правительства и жестокими методами, какими в тех областях проводятся революции, построили тип общества, основным принципом которого была вражда к коммунизму и к России»⁸⁶. Правительства этих стран требовали разорвать все отношения с Россией, в том числе и церковные.

Религиозной и национальной нетерпимостью было вызнано, в частности, желание властей большинства указанных государств разрушить на своей территории православные храмы и часовни «русскою времени». Если в Эстонии православным удалось отстоять величественный Александро-Невский собор в Таллинне⁸⁷, то главный православный собор Полыни – Александро-Невский в Варшаве – был уничтожен, так же как и еще более 100 православных церквей, исчезнувших в 1921–1939 гг.

В религиозном отношении новые государства принадлежали к странам с преобладающим католическим (Польша, Литва) или лютеранским (Латвия, Эстония, Финляндия) населением; православные общины в этих странах были вторыми по численности⁸⁸. Православие в этих регионах было неразрывно связано с Русской Православной Церковью и от начала своей истории до 1920-х гг. было частью Русской Православной Церкви. В начале XX в. православные приходы этих стран были разделены на четыре епархии: общины Латвии и Эстонии составляли Рижскую епархию, общины Литвы – Виленскую епархию, общины Финляндии – Финляндско-Выборгскую епархию, приходы Царства Польского – Варшавскую епархию. После образования самостоятельных государств православным епархиям этих стран был дарован статус автономных Церквей в юрисдикции Русской Православной Церкви: в 1920 г. автономию получила православная Церковь в Эстонии, в 1921 г. стали автономными православные Церкви в Финляндии, Латвии и Польше. Православная Виленская и Литовская епархия, разделенная в 1922 г. границей между Польшей и Литвой, сохранилась на территории Литвы, в пределах бывшего Ковенского викариатства.

Правящие элиты Польши, Финляндии, Эстонии и Латвии не были удовлетворены автономным статусом православных Церквей своих стран и требовали полного разрыва отношений «национальных» Церквей с Матерью Церковью. Требование автокефалии выдвигалось правительствами Польши, Эстонии, Финляндии, под сильным давлением властей находилась и православная Церковь в Латвии. В такой ситуации судьба православного диоцеза зависела как от стойкости правящего архиерея в его верности церковным канонам и собственной архиерейской присяге, не допускающим изменения статуса местной Церкви без согласия Матери Церкви, так и от того, насколько далеко в реализации своих планов были готовы пойти власти той или иной страны. Факт давления со стороны правительства Эстонии позже подтвердил и митрополит Александр (Паулус): «...на грех раскола... пошли под давлением б[ывшего] эстонского правительства»⁸⁹.

Для Русской Православной Церкви 1922 год, предшествовавший поездке делегации эстонского духовенства во главе с архиепископом Александром (Паулусом) в Константинополь, был одним из самых тяжелых в XX в. Развязанный в начале года открытый государственный террор против Церкви привел к небывалым в истории жертвам: в 1922 г. общее число погибших священно- и церковнослужителей (убитых без суда и казненных по суду) составило более 8000 человек: 2691 представитель белого духовенства, 1962 монаха, 3447 монахинь и послушниц⁹⁰. Был арестован Святейший Патриарх Тихон. Власти готовились вынести ему смертный приговор, и только давление мирового общественного мнения заставило их отказаться от запланированной казни. Ослабленная небывалыми гонениями, насильственно изолированная от всего мира, Русская Церковь не могла в то тяжелое время защитить свои канонические права. Вот почему на сообщение post factum о совершенном антиканоническом деянии архиепископ Александр (Паулус) не дождался ответа, хотя и был уведомлен из Москвы, что письмо дошло до адресата⁹¹.

Делегации к Константинопольскому Патриарху Мелетию из Финляндии и Эстонии прибыли в Стамбул в 1923 г. одновременно. Делегацию Эстонской Церкви возглавлял архиепископ Ревельский и Эстонский Александр, делегацией из Финляндии руководил эстонец протоиерей Герман (Аав), долгие годы служивший приходским священником в эстонском приходе на острове Сааремаа, в 1922 г. он, уже вдовец, был избран кандидатом на епископскую кафедру в Нарве, но в июне того же года перешел в автономную Финляндскую Церковь и был избран викарным Сортавальским епископом. На июньском Соборе 1922 г. церковное управление православной Церкви в Финляндии приняло решение просить Константинопольский Патриархат о даровании автокефалии, в отличие от Эстонской Церкви, где во главе автокефалистского движения стоял глава Церкви, в Финляндии этот процесс шел вопреки воле канонического правящего архиерея – архиепископа Финляндского и Выборгского Серафима (Лукьянова), который не признал ни выборов нового викарного епископа, ни решения о направлении делегации в Константинопольский Патриархат.

Архиепископ Финляндский Серафим так описывал усилия по обретению Финляндской Церковью автокефалии в письме к архиепископу Латвийскому Иоанну (Поммеру) от 29 мая 1923 г.: «Финляндское правительство и члены церковного управления скоро посылают делегацию в Константинополь к Вселенскому Патриарху для исходатайствования автокефалии и хиротонии протоиерея Аава в викарные епископы для Финляндской Церкви. В состав делегации входят профессор Сетям – лютеранин, протоиерей Солнцев и протоиерей Аав. Последний – эстонец, избран на здешнем Соборе в июне 1922 г. большинством голосов против моего желания викарным епископом. Он ни мне и никому другому совершенно не известен, его усиленно рекомендует архиепископ Ревельский Александр (Паулус. – Ред.). Он просил о хиротонии Аава митрополита Антония (Храповицкого. – Ред.), но тот решительно отказал ему в просьбе, я просил Вселенского и Сербского Патриархов, а также Синоды Румынской, Болгарской, Эллинской и Польской Церквей не посвящать Лава в епископы, так как избрание его противоканонично. Несмотря на то, Лав усиленно домогается хиротонии. По поводу дела об автокефалии я заявил всем кому следует свой протест. Из-за этого, а также из-за моего нежелания насильственно везде ввести новый стиль вопреки указанию Святейшего Тихона на меня воздвигнуто большое гонение – требуют удалить меня с кафедры и выслать меня из Финляндии»⁹².

Мнение главы автономной Финляндской Церкви было проигнорировано, а в церковную делегацию в Стамбул был включен представитель правительства Финляндии. Этим несогласием с мнением правящей элиты Финского государства архиепископ Серафим определил и свою собственную судьбу: в 1924 г. указом президента Финляндии он был отстранен от управления православной Церковью и вскоре выслан из Финляндии. Действовавшие, очевидно, в согласии церковные делегации из Эстонии и Финляндии приехали просить Константинопольского Патриарха об автокефалии, а архиепископ Александр (Паулус) также ходатайствовал о рукоположении епископом Финляндским Германа Аава при действующем каноническом архиепископе Финляндском Серафиме⁹³. Вот как об этом спустя полгода писал митрополит Александр Патриарху Тихону: «Мы, согласно общему желанию представителей нашей Церкви, решили поведать о нашем положении Константинопольскому Патриарху и просить его и Священный Синод Константинопольской Церкви довершить каноническое устройство нашей Церкви, начатое с благословения Вашего Святейшества высшим управлением Русской Церкви, – тем, чтобы мы получили все канонические права автокефальной Церкви». Таким образом, основная задача эстонской делегации, отправившейся в Стамбул, была та же, что и три года назад у командированного в Москву П.И. Сеппа, – получение полной независимости (автокефалии) Эстонской Церкви.

Православная Церковь в Латвии оставалась верной Матери Церкви еще почти 15 лет, до трагической кончины священномученика архиепископа Иоанна (Поммера), зверски убитого латышскими националистами в своей резиденции в 1934 г. После его кончины повторилась ситуация, похожая на события в Финляндии: правительство Латвии не допустило к управлению православной Церковью архиепископа Литовского Елевферня, назначенного местоблюстителем Патриаршего Престола митрополитом Сергием (Страгородским) временно управляющим Латвийской Церковью; проходивший под контролем властей Собор Латвийской Церкви постановил просить Константинопольский Патриархат о принятии Церкви в Латвии в его юрисдикцию и избрал кандидатуру нового архиерея – священника Августина (Петерсона), в незаконном рукоположении которого участвовал и митрополит Александр (Паулус). Спустя год Латвийская Православная Церковь перешла в юрисдикцию Константинопольского Патриархата со статусом автономной Церкви. В Польше после трагической смерти в начале 1923 г. митрополита Варшавского Георгия (Ярошевского) новым главой Церкви стал епископ Кременецкий Дионисий (Валединский). давший согласие польским властям на разрыв с Матерью Церковью и получение автокефалии от Константинопольского Патриарха. 13 марта 1924 г. (за полгода до издания какого-либо документа, регулирующего отношения Константинопольского Патриархата и православной Церкви в Польше) Патриарх Мелетий, не ставя в известность Патриарха Тихона, утвердил Дионисия Предстоятелем Польской Православной Церкви, а 13 ноября того же года, после переговоров с активным участием польских властей, даровал Польской Церкви автокефалию. Гражданские власти Польши принимали немаловажное участие в обретении Польской Церковью самостоятельности: по свидетельству профессора канонического права Виленского университета Виляновского, ссылающегося на документы из архива польского МИД, сумма, переданная польским правительством Константинопольскому Патриарху, составила 3 миллиона новых польских злотых, что в 1924 г. было равно 600 000 долларов США или 900 кг золота⁹⁴.

Действительно ли столь всеобщим для всех православных в Эстонии, как описывал митрополит Александр, было стремление к церковной независимости? По крайней мере, часть русскоязычных приходов Печерского края в принятии этого решения не участвовала. Обращаясь к этим событиям, причт печорского Сорокамученического прихода в 1940 г. писал, обращаясь к Синоду Эстонской Церкви: «Митрополит Александр и Синод в 1923 г. тайно, без нашего ведома и согласия, пошли на разрыв с Русскою Церковью, – это непреложный исторический факт! Если бы Собором Эстонской Церкви в 1919 г. было постановлено перейти в ведение Константинопольского Патриарха, то почему же об этом не было сообщено в свое время законной российской иерархии, которая 5 декабря 1920 г. рукоположила тогдашнего иерея Александра Паулуса во архиепископа Ревельского? А какой же состоялся церковный Собор в 1923 г. у нас, в Эстонии? Мы, печеряне, такового не знаем и в нем не участвовали!»⁹⁵ Необходимо уточнить: хотя на Соборе 1919 г. не было сказано ни слова о Константинопольской Церкви, но об автокефалии речь шла, причем русские приходы Таллина (Ревеля) соглашались на автокефальный статус Эстонской Церкви только с благословения Патриарха Московского и всея России Тихона: «Представители всех русских приходов г. Ревеля на соединенном заседании приходских советов вынесли резолюцию, в первой части которой говорится, что для признанья автокефалии русскими приходами необходимо по сему вопросу решенье и благословенье Святейшего Патриарха Тихона, а во второй: что русские приходы г. Ревеля воздерживаются от всяких участий в каких бы то ни было торжествах»⁹⁶.

В Константинополе ни финская, ни эстонская делегации не получили желаемого. Томосы, изданные Константинопольским Патриархом Мелетием (Метаксакисом) о православной Церкви в Финляндии (6 июля 1923 г.) и на следующий день о православной Церкви в Эстонии (7 июля 1923 г.), определили статус этих Церквей как автономных (для Эстонии, например, как «отдельного церковного округа» Константинопольской Церкви с наименованием «Эстонская православная митрополия»). При этом во внимание был принят тот факт, «что Блаженнейшим Патриархом Московским и всея Руси владыкой Тихоном святая Православная Церковь Эстонии выделена в автономную». Вот как комментировал результаты этого деяния для Эстонской Церкви местоблюститель Патриаршего Престола митрополит Сергий (Страгородский) в 1940 г.: «в результате Эстония лишь сменила одного кириарха на другого: своего изначального и законного кириарха Московского на приглашенного со стороны самими эстонцами и, неизвестно на каком основании, решившегося принять такое приглашение»⁹⁷.

Митрополит Сергий поставил важный вопрос: насколько правомерным было решение Константинопольского Патриархата принять в свою юрисдикцию православную Церковь в Эстонии (так же как и другие автономные православные Церкви, являющиеся частью Русской Православной Церкви) без согласия Русской Церкви? Оставляя на совести Патриарха Константинопольского Мелетия нравственную составляющую данного поступка (это небратское деяние было совершено Константинопольским Патриархом в период, когда Русская Церковь находилась в крайне тяжелых обстоятельствах – в разгар антирелигиозных гонений в Советской России), попробуем выяснить, какие основания для принятия этого решения нашла Константинопольская Церковь? Из Томоса 1923 г. понять это невозможно – здесь названы лишь обстоятельства, не имеющие для церковного деяния определяющей силы: «новые политические условия», «возникшие в России церковные нестроения», отсутствие для Церкви Эстонии «постоянного попечения» со стороны Русской Православной Церкви. Все это нельзя назвать канонически обоснованными доводами в пользу изменения юрисдикционной принадлежности, скорее это неубедительные оправдания совершившегося факта, причины которого лежат в иной плоскости. Не приходится сомневаться в том, что соображения, которыми руководствовался в 1923 г. Патриарх Мелетий, были иными, нежели те, что указаны в Томосе.

В XIX и в начале XX столетия ранее огромная территория Константинопольского Патриархата, в общем соответствовавшая границам Османской империи, сжималась, как шагреневая кожа. Обретавшие государственную независимость древние православные народы (болгары, румыны, албанцы) стали добиваться и восстановления церковной самостоятельности. Появилась Элладская Церковь, объединившая православных греков на освобожденных от владычества Османской империи греческих землях⁹⁸. После поражения греческих войск в греко-турецкой войне 1919–1922 гг. начались бегство и насильственная депортация православных греков из Турции (добровольно или насильственно Турцию покинули более полутора миллионов греков). Константинопольский Патриархат практически утратил свою некогда огромную паству, в этих условиях появилось новое церковно-политическое учение Константинополя, автором которого следует считать избранного 25 ноября 1921 г. Патриархом Константинопольским бывшего Афинского митрополита Мелетия (Метаксакиса).

Мелетий (Метаксакнс) родился 21 сентября 1871 г. и получил при крещении имя Эммануил, в 1889 г. он поступил в семинарию Святого Креста в Иерусалиме, в 1892 г. был пострижен в монашество с именем Мелетий и рукоположен во диакона, в 1900 г., после получения Мелетием богословского образования, Патриарх Дамиан назначил его секретарем Священного Синода Иерусалимской Патриархии, в 1908 г. тот же самый Патриарх изгнал Мелетия из Святой земли за «деятельность против Святого Гроба». В 1910 г. Метаксакис – митрополит Киттийский (Кипр), в 1918 г. при поддержке своего родственника – главы правительства Греции Венизелоса стал архиепископом Афинским, главой Элладской Церкви. Через год Венизелос проиграл выборы, и архиепископ Мелетий потерял Афинскую кафедру, в 1921 г. митрополит Мелетий возглавил греческие приходы в США. Деятельность митрополита Мелетия в Северной Америке, не согласованная с руководством Элладской Церкви, вызвала большие подозрения – в ноябре 1921 г. была сформирована комиссия для расследования его деятельности в США. Комиссия еще собирала материалы, а митрополит Мелетий неожиданно был избран Патриархом Константинопольским. Несмотря на это, синодальная комиссия продолжила свою работу, и на основании ее выводов 9 декабря 1921 г. Священный Синод Элладской Церкви изверг Мелетия (Метаксакиса) из сана за ряд нарушений православных канонов, а также за учинение схизмы. Само избрание Мелетия Патриархом Константинопольским проходило под жестким давлением его партии, рассчитывавшей на финансовую помощь из США. Были применены и грязные избирательные технологии (например, замена несогласных епископов на сторонников Мелетия). 24 января 1922 г. состоялась интронизация Патриарха Мелетия, а 24 сентября под сильным политическим давлением постановление Элладской Церкви о его извержении из сана было отозвано. Патриарх Мелетий начал свою деятельность с кардинального реформирования церковных установлений в духе западных традиций: в 1922 г. было принято решение о признании действительности англиканского рукоположения, в 1923 г. – о переходе на новый календарный стиль. Новшества Мелетия вызвали значительное противодействие паствы в Константинополе, начались демонстрации и даже нападения на резиденцию Патриарха. 10 июля 1923 г. Патриарх покинул Константинополь, 20 сентября ушел в отставку в 1926 г. Мелетий при поддержке англичан, управлявших Египтом, занял Патриарший Престол Александрийской Церкви, где вскоре также ввел новый календарный стиль. Скончался в июле 1935 г.

Основываясь на весьма вольном толковании 28 правила IV Вселенского (Халкидонского) Собора, гласящего: «Митрополиты областей Понтийской, Асийской и фракийской, а также епископы у иноплеменников вышереченных областей да поставляются от вышереченного Святейшего престола Святейшей Константинопольской Церкви», Патриарх Мелетий присвоил Константинопольскому престолу право на управление православной диаспорой во всем мире. Однако указанное право на поставление митрополитов и епископов «у иноплеменников» в этих областях было обусловлено конкретными историческими обстоятельствами, а именно тем, что Константинополь во время проведения Собора, т. е. в середине V в., был столицей Византийской империи. Отцы Собора прямо об этом пишут: «Престолу ветхого Рима (т. е. собственно Риму как столице Римской империи. – Ред.) отцы прилично дали преимущества, так как это был царствующий град. Следуя тому же побуждению, и сто пятьдесят боголюбезнейших епископов предоставили равные преимущества святейшему престолу нового Рима (т. е. Константинополю. – Ред.), праведно рассудив, что град, получивший честь быть градом царя и синклита (т. е. правительства. – Ред.) и имеющий равные преимущества с ветхим царственным Римом, и в церковных делах возвеличен будет подобно тому»⁹⁹. Ко времени Патриаршества Мелетия IV Византийской империи уже не существовало более 450 лет, Константинополь (так продолжали в России и в Европе именовать Стамбул) был столицей мусульманской Османской империи, но в 1923 г. столицей Турции стала Анкара, после 1929 г. название Константинополь исчезло и из международных документов.

Кроме того, названные в каноне области – Фракия, Асия и Понт –являлись, по административному делению Византийской империи, тремя диоцезами (областями) одной префектуры – Восток и в церковном отношении управлялись Константинопольской Церковью, в то время как общины двух других областей той же префектуры – диоцезов Египет и Восток – входили в Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский Патриархаты.

Каковы бы ни были права Константинопольского Первоиерарха на названные в соборном правиле области «Понтийскую, Асийскую и Фракийскую», эти регионы, в начале XX в. входившие в состав Турции (Асия, Понт и часть Фракии), а также Греции и Болгарии (Фракия), очень далеки от Северной Европы и Северной Америки, куда обратил взоры Патриарх Мелетий в поисках новой паствы. Еще в бытность главой Афинской кафедры митрополит Мелетий встал на путь захвата зарубежной паствы Русской Православной Церкви. Именно он разделил по национальному признаку единую православную паству в США, до тех пор окормлявшуюся Русской Церковью, учредив Греческую архиепископию в Северной и Южной Америке, в декабре 1921 г., уже будучи Патриархом Константинопольским, он выступил с требованием подчинить всех православных Америки Вселенскому Патриархату. Это требование было отвергнуто конференцией православных епископов Америки, что, впрочем, не изменило позицию Патриарха Мелетия, ориентировавшего Константинопольский Патриархат на захват всей православной диаспоры, возникшей в результате исторических катаклизмов XX в., когда миллионы православных оказались за пределами стран традиционного проживания. 1 марта 1922 г. Синод Константинопольской Церкви принял решение о вхождении Греческой архиепископии в Америке в Константинопольский Патриархат и о подчинении Константинопольскому Первоиерарху всех православных в диаспоре. Это канонически безосновательное решение, принятое без согласия других православных Церквей, было поддержано преемниками Патриарха Мелетия¹⁰⁰ и на многие годы стало угрозой единству православного мира.

Возвращаясь к истории Эстонской Церкви, мы должны вновь подчеркнуть, что Томос 1923 г. не соответствовал ожиданиям эстонской стороны и, как будет показано ниже, в Эстонии вовсе не стремились следовать его положениям. Отделившись от Русской Православной Церкви, Эстонская Церковь по сути игнорировала положения Томоса и выстраивала свое существование фактически как автокефальная Церковь. В официальных документах митрополит Александр старался обойти результаты переговоров с Константинополем (получение статуса автономной митрополии внутри Константинопольского Патриархата), зачастую используя сомнительные с канонической точки зрения определения. В послании к приходам Эстонской митрополии в сентябре 1923 г. он обозначил статус Эстонской Церкви как «независимой части Восточной Церкви»:

«Наше единство с прежде бывшей Матерью Церковью прервалось в связи с войной в России и политическими обстоятельствами, и продолжение его стало невозможным, пока все проблемы, связанные с соседней Российской Церковью, наконец не разрешатся. Это признал Глава Русской Церкви Патриарх Тихон, чьей отеческой доброте мы обязаны получением в конце концов своего эстонского епископа, потому что наша Церковь по своему устроению является независимой автономной церковной единицей. А поскольку во внутренних делах Русской Церкви в последнее время царила смута, Патриарх Тихон долгое время был в тюрьме, а со стороны духовенства Русской Церкви пребывающего за границей также не было надежды на какое-либо братское участие в устройстве дел Эстонской Церкви, глава Эстонской Церкви, согласно канонам, попросил присоединения приходов Эстонии к Матери всех православных – Константинопольской Церкви. При ознакомлении с положением дел Константинопольская Церковь пошла навстречу Эстонской Церкви с самым сердечным расположением, и 7 июля с. г. Эстонская Церковь пришла наконец к канонически независимому положению. Отныне Эстонская Церковь стала законной частью Церкви Вселенской и носит имя Эстонской митрополии»¹⁰¹.

Поначалу надежды на получение заветной автокефалии митрополит Александр связывал с готовившимся Всеправославным Собором.

Эти надежды отразились, в частности, в письме протоиерея П. Пяхкеля к архиепископу Рижскому и всея Латвии Иоанну летом 1926 г.: «В июне месяце на Афоне должен был собраться Вселенский Собор, но он не состоялся. Почему? у нас церковные самостийники поговаривают, будто бы Собор был отложен по проискам русского эмигрантского духовенства. Правда ли? А ведь наши ожидали добиться на Соборе полной автокефалии для Эстонской Церкви. Разумеется – разочарование! Как Вам, конечно, известно, у нас ведь все было подготовлено для автокефалии, т. е. было приведено в исполнение требование Константинопольского Патриарха о том, чтобы в Эстонской митрополии было не меньше трех епископов. Теперь у нас их три, причем один без прав управления; готовятся посвятить еще четвертого – для острова Эзеля. Вероятно, скоро архиереев будет больше, чем попов»¹⁰².

Когда стало очевидно, что Собор не состоится, митрополит начал игнорировать положения Томоса, что отчетливо проявилось уже при принятии первого Устава Эстонской Церкви в 1926 г, – всего через три года после обретения Эстонской Церковью статуса митрополии Константинопольского Патриархата. Следует учесть, что Томос был дан Константинопольским Патриархом Эстонской Церкви при условии «неукоснительного соблюдения» изложенных в документе требований. Посмотрим, как эти требования соблюдались. Согласно Уставу 1926 г., Эстонская Апостольская Православная Церковь есть «независимое, самоуправляемое учреждение с правами юридического лица и, как часть вселенской ап[остольско]-православной Церкви, состоит в братских отношениях со всеми другими ап[остольско]-православными Церквами». Органами высшего управления этой «части Вселенской Церкви» являются Поместный Собор и митрополит Эстонский. В Уставе не говорится ни о поминовении Константинопольского Патриарха, ни о получении от него священного мира, ни о его праве суда. Да и сам Константинопольский Патриархат, чьей автономной частью, согласно Томосу 1923 г., являлась Эстонская Митрополия, в Уставе 1926 г. не упомянут ни разу (говорится лишь, что она является частью вселенской апостольско-православной Церкви и следует ее догматам)¹⁰³, в Уставе Эстонской Апостольской Православной Церкви, принятом в 1935 г., эти положения немного смягчены. При этом основная идея – полная независимость – сохранена. Константинопольский Патриархат упомянут в Уставе однажды, как и дарованный Томосом статус Эстонской Церкви (митрополия), – в скобках при полном наименовании Эстонской Церкви. Сопоставление положений Томоса 1923 г. и Устава ЭАПЦ 1935 г. представлено в виде таблицы:

%tr%

%td%Томос 1923 г.

%/td%

%td%Устав ЭАПЦ 1935 г.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Обязательность для Эстонской Церкви «канонической связи со Святейшим апостольским Патриаршим Престолом».

%/td%

%td%Упоминание о такой связи отсутствует.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Ответственность Эстонской Церкви «перед Вселенским Патриархом и его Синодом за соблюдение Божественных догматов, канонического правопорядка и изданных в развитие его собственных установлений».

%/td%

%td%Не упоминается.

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Митрополит Таллиннский «имеет право с уведомлением об этом Вселенского Патриарха приглашать из Финляндии либо из других митрополий Вселенского Престола местных епископов для восполнения состава собственного Синода».

%/td%

%td%«Митрополит, или в случае его отсутствия замещающий его епископ, или в случае отсутствия последнего Синод может с разрешения правительства республики обратиться к церковному управлению какой-либо другой апостольской православной Церкви (выделено нами. – Ред.) с просьбой прислать потребное для хиротонии число епископов».

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%»Установления, касающиеся епископов, вводятся митрополитом, а касающиеся митрополита – Вселенским Патриархом».

%/td%

%td%«Митрополит есть высший духовный руководитель и Предстоятель Эстонской Апостольской Православной Церкви. Митрополит избирается пожизненно Собором Эстонской Апостольской Православной Церкви... о своем избрании на должность митрополита... сообщает главе государства и Константинопольскому Патриарху».

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%»Епископы, осужденные епископским Синодом, имеют право обжалования такого решения Вселенскому Патриарху, который вместе с митрополитами своего Синода выносит окончательное заключение по этому делу».

%/td%

%td%"Приговоры высшего суда Эстонской Апостольской Церкви (по Уставу высшим судом ЭАПЦ является епископское совещание. – Ред.) суть окончательны и обжалованию не подлежат». В другом параграфе: «Решения митрополита суть окончательны».

%/td%

%/tr%

%tr%

%td%Митрополит должен поминать «Вселенского Патриарха, от которого он получает священное миро».

%/td%

%td%Митрополит «заботится о снабжении Церкви священным миром» (без указания источника получения). О богослужебном поминовении Патриарха Константинопольского в Уставе не сказано.

%/td%

%/tr%

Таким образом, по Уставу 1935 г. не Константинопольский Патриарх, но митрополит Таллиннский «есть высший духовный руководитель и Предстоятель Эстонской Апостольской Православной Церкви». Согласно Уставу, Константинопольский Первоиерарх не имеет в Эстонской Церкви ни судебных, ни канонических полномочий, даже поминание его за богослужением не является обязательным, так как связь с ним Эстонской Церкви Устав не предполагает. Следовательно, Устав 1935 г. отражает самопровозглашенное автокефальное состояние Эстонской Церкви, не желавшей признавать зависимость от Константинополя.

Томос не принес мир во внутреннюю жизнь православной Церкви в Эстонии. «Затруднения», о которых писал митрополит Александр в 1923 г. как о причине обращения в Константинопольский Патриархат, не только не исчезли, но становились все более явственными и непреодолимыми.

Единая православная Церковь Эстонии раскалывалась на эстонские и русские приходы. «Насильственное введение нового стиля», «принудительное обэстонивание печорских полуверцев», «протестантизация Православия» – обо всем этом писал уже в 1925 г. священник-эстонец П. Пяхкель, полагая, что «никого мы этими нововведениями не приобрели, а русских уже утеряли»¹⁰⁴. Еще более резкими были отзывы русских приходов: «Печальным опытом недавно минувшего прошлого, когда полицейскими протоколами и денежными взысканиями мы принуждались остерегаться даже проявлять свое стремление совести служить в наших церквах по православным праздникам одновременно со всем православным миром по православной пасхалии и стилю, мы потеряли всякое доверие к нашим духовным властям в лице своих представителей на местах, натравлявших на нас, простой верующий народ, полицию»¹⁰⁵.

События 1939–1940 гг. коренным образом изменили и политическую, и гражданскую, и церковную жизнь в Эстонии. Данная статья не предполагает анализа причин и последствий присоединения Эстонии к СССР. Однако очевидно, что Эстония, как и другие прибалтийские государства, стала заложником мировой геополитической катастрофы – Второй мировой войны. Сложившаяся перед войной ситуация не оставляла для прибалтийских стран возможности сохранить нейтралитет: им было уготовано или присоединение к Германии (в качестве плацдарма для нападения на СССР), или присоединение к СССР (в качестве расширения «зоны безопасности» в преддверии военного столкновения с Германией).

Документы предвоенного периода свидетельствуют о том, что влиятельная часть эстонской политической и экономической элиты активно сотрудничала с Германией, подконтрольные немецкому генштабу и спецслужбам немецкие компании скупали земли в Эстонии, а руководство Эстонии вкладывало личные и государственные средства в активы в Германии, приобретало германское вооружение и т. д.¹⁰⁶ Позицию же СССР хорошо характеризуют слова министра иностранных дел СССР В. Молотова, произнесенные на переговорах с министром иностранных дел Эстонии К. Селигером 24–25 сентября 1939 г. в Москве: «Советскому Союзу требуется расширение системы своей безопасности, для чего ему необходим выход в Балтийское море. Если вы не пожелаете заключить с нами пакт о взаимопомощи, то нам придется использовать для гарантирования своей безопасности другие пути, может быть более крутые, может быть более сложные. Прошу вас, не принуждайте нас применять силу в отношении Эстонии. Требования Советского Союза не противоречат принятым им ранее обязательствам, а развивают их, укрепляя безопасность, которую существующие соглашения должны были обеспечить, но не сделали этого»¹⁰⁷.

28 сентября 1939 г. между СССР и Эстонией был заключен пакт о взаимопомощи, предусматривавший создание на территории Эстонии советских военных баз и ввод 25-тысячного контингента Красной Армии. 16 июня 1940 г. советское правительство направило властям Эстонии ультиматум с требованием в течение 8 часов принять решение о четырехкратном увеличении присутствия советских войск на территории страны без ограничения мест размещения. Ультиматум был принят, и 17 июня советские войска вошли в Эстонию. Меньше чем через месяц, 14 июля 1940 г., прошли внеочередные выборы в Риигикогу (парламент Эстонии), 21 июля первая сессия нового созыва Риигикогу провозгласила в Эстонии советскую власть, а на следующий день была принята декларация о вхождении в СССР. Окончательно присоединение Эстонии к СССР совершилось 6 августа 1940 г., когда сессия Верховного Совета СССР приняла постановление о принятии Эстонской ССР в СССР. Вхождение Эстонии в состав Советского Союза означало кардинальные перемены во всех сферах жизни, при этом в отличие от гражданской власти, активно насаждавшей в республике новые политические институты, руководство Русской Православной Церкви не предпринимало действий по принуждению церковных организаций в Эстонии к возвращению в юрисдикцию Московского Патриархата. По итогам немецко-польской войны 1939 г. Вильнюсский край был возвращен Литве. 21 октября митрополит Литовский Елевферий подписал постановление литовского епархиального совета о прекращении действия на территории Литовской епархии структур Польской Церкви и о порядке возвращения приходов, состоявших в автокефалистском расколе, в юрисдикцию Московского Патриархата. Летом 1940 г. митрополит Елевферий являлся единственным иерархом Русской Православной Церкви в Прибалтике. Именно к нему 5 августа 1940 г. обратился приход церкви в честь Сорока мучеников Севастийских в городе Печоры с просьбой о воссоединении с Русской Православной Церковью¹⁰⁸. Митрополит Елевферий в письме от 1 сентября 1940 г. приветствовал желание печорского прихода, принял его во временное управление и выразил надежду, «что сей первенец в святом и спасительном деле будет светлым примером в твердом пребывании в православной Церкви для всех, кого Господь призовет из церковного раскола к ожидающей Матери Церкви»¹⁰⁹. 7 сентября 1940 г. печорский Сорокамученический приход информировал другие приходы Печерского края о благожелательном ответе митрополита Елевферия. Община сразу же подверглась жесткому давлению со стороны митрополита Александра и его Синода. В изданном в связи с данным событием циркуляре желание прихода воссоединиться с Матерью Церковью было охарактеризовано «вредным не только для церковной жизни, но и для общественного порядка». Поступок печорской общины подтолкнул руководство Эстонской Церкви к действиям по захвату инициативы в свои руки. Позднее митрополит Александр вспоминал о столкновении с приходом: «Чтобы избежать вмешательства таких безответственных людей в общецерковные дела и предотвратить возможное возникновение разногласий, Синод сам взял на рассмотрение вопрос об объединении с Московской Церковью»¹¹⁰. И уже 25 сентября Синод Эстонской Церкви информировал Нарвское благочиние о своем положительном решении о воссоединении с Матерью Церковью и запросил мнение нарвского духовенства¹¹¹. Кроме того, по настойчивому требованию и под давлением делегатов печорского прихода митрополит Александр разрешил в Сорокамученическом храме совершать богослужения по старому стилю.

Впоследствии митрополит Александр писал о том, что решение о воссоединении с Русской Православной Церковью было вызвано давлением со стороны советских властей и руководства Русской Церкви¹¹². Жестокость органов НКВД по отношению к Церкви известна: в Советской России только в 1940 г. были арестованы 5100 священно- и церковнослужителей, 1100 человек расстреляны¹¹³. Однако в Эстонии осенью 1940 г. дело обстояло иначе: аресты этого времени затронули главным образом русское духовенство, прежде всего Печерского края, – были схвачены епископ Иоанн (Булин), протоиереи Иоанн Коведяев, Валентин Смирнов, Владимир Иродионов, священник Александр Филомафитский. Свидетельств об угрозе и давлении на митрополита Александра или на членов эстонского Синода со стороны властей осенью 1940 г. нет. Массовые репрессии в Эстонии были проведены НКВД позже – в июне 1941 г., когда были арестованы и депортированы свыше 10 000 человек, в том числе и представителей духовенства¹¹⁴.

Что же касается отношения к «эстонской автокефалии» руководства Русской Православной Церкви, то со стороны последнего не было не только давления на митрополита Александра, но и вообще какого-либо пожелания восстановить общение. Инициатором контактов выступили митрополит Александр и Синод ЭАПЦ, направившие в Москву 10 ноября 1940 г. прошение о воссоединении с Русской Церковью. В ответном послании Патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) писал митрополиту Александру: «Так как мы с Вами уговариваемся о мире, то прошу Вас с миром принять в свою систему и все, что сделано по Вашей епархии нами отсюда (мной и Владыкой митрополитом Елевферием [подразумевается воссоединение осенью 1940 г. части приходов на территории Эстонии с Русской Православной Церковью. – Ред.]). Считаться с управлением церковным, которое для нас было незаконным и как бы несуществующим, мы не могли, но и откладывать прошений паствы на неопределенное время, не зная, какую линию поведет Ваше управление, мы тоже не считали себя вправе»¹¹⁵. Важно отметить, что ознакомительная поездка в Эстонию викария Патриаршего местоблюстителя архиепископа Дмитровского Сергия (Воскресенского), будущего митрополита Виленского, экзарха Эстонского, о чьей властности не раз потом упоминал митрополит Александр, состоялась позже, в конце 1940 г., и была также вызвана обращением митрополита Александра с просьбой о воссоединении¹¹⁶.

Истинные причины обращения митрополита Александра к руководству Русской Церкви состояли в том, что процесс воссоединения с Матерью Церковью в 1940 г. усиливался, грозил выйти из-под контроля митрополии и митрополит Александр мог оказаться перед угрозой утраты власти. Когда игнорировать желание приходов, в основном русских, вернуться в Русскую Православную Церковь стало уже невозможно, он решил перехватить инициативу и сам выступить с просьбой о воссоединении. Глава Эстонской Церкви в своем обращении, практически проигнорировав переход в юрисдикцию Константинопольского Патриархата в 1923 г., писал о важных для него условиях воссоединения с Русской Церковью – автономии Эстонской Церкви, целостности ее территории и сохранении себя в качестве ее главы: «Ныне – с переменой обстоятельств и со вступлением в состав Союза Советских Социалистических Республик – Эстонской Православной Церкви открылась возможность возобновить прежние отношения с Российской Церковью и вступить с нею в тесное каноническое единение. Ввиду этого Синод Эстонской Православной Церкви, всесторонне обсудив этот вопрос, постановил просить меня обратиться к Вашему Блаженству с просьбой о принятии Эстонской Церкви в качестве автономной Церкви в единение с Московской Патриаршей Церковью на условиях и основаниях, предусмотренных в письме Священного Синода от 15/28 июня 1920 г. за № 1780, с сохранением нынешних границ нашей Церкви и оставлением на своих местах архипастырей ее, т. е. меня и Преосвященнейшего Павла, епископа Нарвского. На основании вышеизложенного обращаюсь к Вашему Блаженству с покорнейшею просьбою: принять Эстонскую Православную Церковь в единение с Московскою Патриаршею Церковью на указанных ныне условиях и вместе с сим прошу Вас не отказать в указании необходимых дальнейших шагов для завершения просимого единения»¹¹⁷.

Ответ митрополита Сергия (Страгородского) содержал подробный и благожелательный разбор обращения митрополита Александра, о сохранении территории Эстонской Церкви митрополит Сергий писал: «Вопрос о границах отпадает. Мы с Вами ничего здесь не можем ни убавить, ни прибавить. По общему правилу, церковные границы следуют государственно-административным; так что, если со временем будет признано необходимым расширить или сократить территорию Эстонской ССР, соответственно изменятся и Ваши церковные границы»¹¹⁸. По вопросу об автономии местоблюститель, хорошо знакомый с политикой руководства СССР по отношению к Церкви и потому сознававший неисполнимость этого пожелания, отвечал: «Вопрос об автономии я бы советовал теперь не ставить. Он только осложнит наше дело, а чего-либо практического, осязательно полезного, в частности для Вашей Церкви, не принесет. Прежде всего, теперь и оправдать такую для Вас привилегию довольно мудрено. Автономия понятна для Церкви, находящейся на территории независимого государства, но теперь мы вас принимаем как граждан нашего же Союза, во всем с нами равноправных. По какому же признаку мы выделим вас в особую группу? Национальный признак опять-таки не годится, потому что в Эстонии проживают, хотя и в меньшинстве, и русские православные, да и немало соседних национальностей. Главное же, отдельная, да еще автономная Церковь (не епархия) потребует для себя довольно громоздкой и сложной организации (и периодические Соборы, и постоянный Синод, и высший церковный совет, и архиерейский Собор, и по епархиям съезды и советы, и пр.), и все это будет стоить не дешево. При союзе с государством финансовый вопрос разрешался для Церкви почти безболезненно. Теперь же совсем другое дело, к тому же и оправдать необходимость столь сложной и дорогой организации будет не так легко, в силу того же отделения Церкви от государства добрых 9/10 дел, проходивших через наши церковные учреждения, теперь изъяты государством и переданы в свои государственные учреждения, у нас остается почти только область так называвшегося непосредственного архипастырского окормления, дела чисто канонические и пастырские. Теперь даже наши прежние учреждения епархиального масштаба кажутся излишне громоздкими и неудержимо стремятся к сокращению: архиерей, при нем два-три помощника духовных, из которых один заведует канцелярией, и слава Богу! Несомненно и у Вас будет то же самое. Поэтому лучше и не задаваться многим, а возвратиться к более скромному: Эстонская епархия. Архиепископ (или митрополит) Эстонский и Таллиннский имеет в своем попечении всю православную паству, проживающую на территории Эстонской ССР. Под своим общим руководством он выделяет участки остальным архиереям, если такие епархии есть, для их непосредственного архипастырского делания на общих основаниях»¹¹⁹.

Чрезвычайно важным для митрополита Сергия был вопрос об искренности митрополита Эстонского в его желании воссоединиться с Матерью Церковью и об оценке митрополитом Александром поступка, совершенного в 1923 г. Митрополит Сергий обратил внимание на легкомысленное отношение митрополита Александра к этому деянию: «Вы просите о сохранении за Вами лишь автономии, дарованной Вам еще Московским Патриархом, прежде чем обстоятельства и всякие внешние давления увлекли Вас в сомнительное предприятие с Константинополем, о последнем Вы как будто и забыли: вычеркнуть его совсем из вашей истории, конечно, нельзя, но оно для Вас как будто уже не имеет никакой нормативной силы»¹²⁰. Действительно, в письме митрополита Александра события 1923 г. поданы как не имеющие канонического значения: «Так как в означенном докладе¹²¹ указано, что Эстонская Православная Церковь и впредь будет поминать имя Святейшего Патриарха Тихона и что о вступлении в должность каждого нового митрополита Эстонии будет сообщаться Патриарху Российскому, как и Константинопольскому, то формального отделения Эстонской Православной Церкви от Российской и не было»¹²².

Митрополит Сергий был вынужден разъяснить митрополиту Александру всю тяжесть его деяния: «Совершенная Эстонией перемена пред судом предания нашей Христовой и апостольской Церкви может быть оценена лишь как самочиние, раскол и неизбежно подпадает тем суровым прещениям, которыми наша Церковь карает в особенности неверность иерархии и клира принятым ими обязательствам и обетам (напр., Двукр. 14–15 и мн. др.)»¹²³, в случае если виновник «пребывает в своем прежнем расположении: виновным себя пред Церковию не признает, свое деяние оправдывает и всего менее думает о восстановлении прежних отношений к своему кириарху, столь незаконно порванных», он подлежит прещениям. Если же виновник «внутренне уже и сам отказывается от своего деяния, сожалеет, что его совершил, готов исправить все его последствия, тем более если просит принять его в прежние отношения и готов прекратить свои обращения к другому кириарху, – такого виновника св. Церковь встречает обычно словом Христовым: «Грядущего ко Мне не изгоню вон»¹²⁴.

Отношение митрополита Сергия к «эстонской автокефалии» раскрыто в Указе местоблюстителя Патриаршего Престола от 1 марта 1941 г.: «Характеристику, данную эстонскому расколу митрополитом Александром и членами Синода, нельзя не признать изложенною очень смягченно. Правда, конечно, что эстонская иерархия пошла на раскол под давлением тогдашних политических обстоятельств (и, вероятно, еще более под давлением политических деятелей) и вопреки желанию православной паствы. Правда и то, что имя Святейшего Патриарха Тихона по-прежнему возносилось митрополитом Эстонским (конечно, лишь до кончины Святейшего 25 марта/7 апреля 1925 г.), а «в храмах Эстонской Церкви не переставали возносить молитвы о Русской Церкви и поминать ее святых». Но не подлежит сомнению и то, что из двух сторон, образовавшихся в следствие раскола: с одной стороны, Московская Патриархия, а с другой – отколовшиеся от нее Латвийская, Польская, Финляндская Церкви и эмигрантские группы в Европе, Америке и пр. – Эстонская Церковь все время неизменно держалась второй стороны, а не первой. Наиболее яркие примеры: А) по смерти архиепископа Латвийского Иоанна (Поммера) управление церковной Латвией Московская Патриархия поручила митрополиту Елевферию. Вопреки этому поручению латвийские политики приглашают Эстонского митрополита, и он отнюдь не отказывается; Б) хиротония нового Латвийского митрополита¹²⁵ была грубым нарушением канонических прав Московской Патриархии и вместе вызывающей демонстрацией против Русской Церкви вообще. И среди совершителей хиротонии мы опять видим эстонских архиереев, хотя ни в первом, ни, в особенности, во втором случае участвовать им никакой необходимости не было: приехавшие греки совершили бы хиротонию и без эстонцев. Не будем доискиваться других примеров, чтобы показать, что Церковь Эстонская держалась раскола не в теории только, но и весьма практически, активно»¹²⁶. Иначе говоря, сомнения в искренности митрополита Александра у местоблюстителя Патриаршего Престола оставались. Вероятно, именно этим, а также просьбами православных верующих, не доверявших митрополиту Александру, о присылке архиерея из Москвы обусловлено решение митрополита Сергия назначить (в связи с кончиной митрополита Елевферия) нового митрополита Литовского Сергия (Воскресенского) быть экзархом Латвии и Эстонии, сохранив, впрочем, на своих кафедрах вернувшихся из раскола митрополитов Александра (Паулуса) и Августина (Петерсона)¹²⁷.

Решение митрополита Александра о воссоединении с Русской Церковью на условиях, обозначенных местоблюстителем Патриаршего Престола, было подтверждено решением Синода ЭАПЦ 17 января 1941 г.: «Постановили: Первое обращение митрополита Эстонской Православной Церкви и Синода к Московской Патриархии подтвердить и вновь просить Матерь Церковь принять Эстонскую Церковь в каноническое общение, покрыв любовью невольный грех отпадения»¹²⁸. 30 марта 1941 г. в Москве состоялся чин воссоединения. Перед совершением Божественной литургии в Богоявленском соборе митрополит Александр «выразил местоблюстителю свое искреннее убеждение, что эстонская автокефалия была учреждена вопреки дарованной автономии во внутреннем управлении Эстонской епархии без благословения законного кириарха – Святейшего Патриарха Московского и всея России Тихона... что теперь он, митрополит Александр, от имени клира и мирян Эстонской Православной Церкви, переживая со скорбью свою виновность в грехе раскола, сыновне просит принять его в молитвенно-каноническое общение с Матерью Церковью». Затем после взаимного архиерейского приветствия со словами «Христос посреде нас» была совершена Божественная литургия. «Акт о присоединении из бывшей эстонской автокефалии к Матери Церкви Российской митрополита Александра (Паулуса)» был подписан митрополитом Александром, митрополитом Сергием, Патриаршим местоблюстителем, и еще девятью архиереями¹²⁹. 10 апреля 1941 г. митрополит Александр направил экзарху рапорт о том, что «церковная жизнь в ЭССР идет нормально»¹³⁰.

1 июля 1941 г., через две недели после начала Великой Отечественной войны, в Ригу вошли немецкие войска. 17 июля 1941 г. указом А. Гитлера был образован рейхско-миссариат «Остланд» (РКО) во главе с X. Лозе, куда вошли четыре генерал-бецирка – Литва, Латвия, Эстония и Белоруссия. Находившийся в Риге экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский) остался в городе, был арестован 1 июля, но через четыре дня выпущен под поручительство и сразу же заявил о своей готовности сотрудничать с оккупационными властями. Мотивы действий митрополита Сергия до конца неясны, в литературе приводятся различные версии – от желания стать при помощи немцев Патриархом до выполнения задания советской разведки.

В частности, версия о желании митрополита Сергия (Воскресенского) стать Патриархом приводится в письме митрополита Августина (Петерсона) к митрополиту Александру (Паулусу) от 19 мая 1942 г.: «У нас все говорят со слов самого Сергия (Воскресенского), что немцы его поставят Патриархом в Москве. Конечно, дай Бог скорее занять Москву, но немцы немного переоценивают свои права: как меня экзархом назначить во Псков они не могли – не имели канонических прав, точно так же они Сергия Патриархом в Москву назначить не смогут. Московского Патриарха будут выбирать «князи Церкви», которые Сергия (Воскресенского) ни в коем случае не выберут». Однако в том же письме присутствует и другая версия: «Сергий [неразб.], вероятно, по указанию НКВД остался в Риге. Полиция (местная) его арестовала (теперь жалеют, что не расстреляли), а Янсон и Бенигсен поручились за него, и высшие власти его освободили и взяли под свое покровительство, и он теперь стал их доверенным лицом». Эта же версия повторена в статье генерала КГБ А.П. Судоплатова «Остаюсь единственным свидетелем...» (Молодая гвардия. 1995. № 5. с. 40). Современный исследователь М.В. Шкаровский приходит к следующему выводу: «Во всяком случае, представляется вероятным, что он остался в Риге с санкции Патриаршего местоблюстителя. Это подтверждается их близкими личными отношениями и обдуманным, энергичным характером действий митрополита Сергия (Воскресенского) в первые месяцы после начала оккупации»¹³¹.

Однако если говорить не о предполагаемых мотивах поступков митрополита Сергия, а о его действиях, то складывается следующая картина, в августе 1941 г. митрополит Сергий организовал православную Псковскую миссию, направленную на возрождение религиозной жизни в Псковской области и шире – на всем северо-западе России. В письме к митрополиту Александру от 16 сентября 1941 г. митрополит Сергий писал: «Есть и более важное событие в жизни нашей Церкви, с разрешения германских властей мною направлена в Псков православная миссия для вразумления заблудших и утоления духовно жаждущих в освобожденных областях России. Дело великое и святое! Из поступающих донесений видно, что сами наши «апостолы» не ожидали такого небывалого религиозного подъема в массах. Казалось бы, что 23 года безбожного воспитания должны были бы оставить пагубные следы в народе, во всяком случае в среде молодежи, но в действительности большевики не достигли ни малейших успехов в вытравлении из души русского народа веры и он остался православным. Да, положим, Вас в этом и не следует уверять, ибо Вы свидетель при посещении Москвы и Патриархии величайшего религиозного подъема москвичей, наблюдавшегося за нашими богослужениями в кафедральном соборе, в самое ближайшее время миссию нужно будет пополнить новыми силами, и потому не найдете ли возможным, Владыка, опросить духовенство, а список желающих отбыть в миссию направить мне в Ригу. Вы, конечно, понимаете, что на миссионерское дело нужны силы молодые, энергичные пастыри, но и люди, заслуживающие доверие. По правде сказать, мы пожертвовали своими лучшими священниками в ущерб нашей пастве, но верим, что Господь не попустит оскудения в жителях на ниве латвийской»¹³².

О религиозном подъеме на оккупированных территориях свидетельствовали и немецкие чиновники. Вот что писал в своем отчете руководитель группы религиозной политики Министерства занятых восточных территорий К. Розепфельдер: «Православная Церковь ощущает себя больше чем когда-либо заботящейся о народе. Также по моим сегодняшним наблюдениям и впечатлениям во время моей поездки в Остланд сформировалось представление, что Церковь и христианство на востоке после исчезновения большевизма переживают новый подъем»¹³³.

Уже в первые дни оккупации митрополиту Сергию пришлось столкнуться с проявлениями церковного сепаратизма, когда только что вернувшиеся из раскола главы местных прибалтийских епархий вновь заявили о разрыве с Русской Православной Церковью, желая при этом опереться на оккупационные власти.

Митрополит Августин уже 20 июля направил германским властям просьбу о восстановлении автономной Латвийской Православной Церкви в юрисдикции Константинопольского Патриарха и о выдворении из Латвии «большевистского ставленника», «агента ЧК» экзарха митрополита Сергия (Воскресенского), в письме к митрополиту Александру от 19 мая 1942 г. митрополит Августин вспоминал, что летом 1941 г. он писал записки немецким властям о том, что митрополит Сергий «антиканонично сидит в Риге», а помощники Латвийского митрополита «ходили в разные учреждения и выясняли незаконность пребывания Сергия в Риге»¹³⁴.

В этих условиях ради спасения единства Русской Православной Церкви и ее сохранения на канонической территории митрополит Сергий предпринял все необходимые шаги, в том числе по обеспечению признания иерархии и учреждений Русской Православной Церкви в Прибалтике оккупационными властями.

«В сводке СД от 27 сентября 1941 г. сообщалось, что национально-латвийские круги настаивают на обязательном и срочном отстранении экзарха. А тот со своей стороны день ото дня увеличивает активность и пытается привнести в руководящие германские органы свои далеко идущие планы, касающиеся православных Церквей балтийских стран и даже всей России и сводящиеся, по всей вероятности, «к панславянской идее». При этом СД занималось расследованием прошлой деятельности Сергия и имело серьезные подозрения, что он «состоял на службе большевистских политических органов»... Митрополит Сергий убеждал сохранить каноническое подчинение Прибалтики Московской Патриархии и заявлял, что она никогда не примирялась с безбожной властью, подчинившись ей только внешне...»¹³⁵

Митрополиту Сергию принадлежала инициатива по окормлению русских военнопленных, в течение некоторого времени проходили богослужения в лагерях для военнопленных, о которых остались яркие воспоминания современников¹³⁶, но уже в 1943 г. богослужения были запрещены. Все попытки митрополита Сергия добиться их возобновления остались безрезультатными. Совершать богослужения позволялось только для солдат Русской освободительной армии генерала Власова на территории Псковской миссии специально присланному из Германии священнослужителю Зарубежной Церкви архимандриту Гермогену, которому экзарх дал понять, «чтобы он не пытался предпринимать попыток совершать богослужения для власовских частей и военнопленных в церквах, находящихся в ведении управления миссии».

Особую важность для оценки деятельности митрополита Сергия имеет вопрос о его взаимоотношениях с Патриаршим местоблюстителем и Московской Патриархией в эти годы. Обе стороны находились под жесточайшим давлением властей: немцы требовали от экзарха выйти из юрисдикции Московской Патриархии, советские власти настаивали на осуждении Патриаршим местоблюстителем действий митрополита Сергия (Воскресенского), в этих условиях и экзарх, и Патриарший местоблюститель в своих выступлениях по возможности избегали резких формулировок, не допуская разрыва общения. Экзарх осудил патриотические воззвания Патриаршего местоблюстителя, но продолжал возносить его имя за богослужением. Ситуация обострилась после избрания 8 сентября 1943 г. местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Сергия (Страгородского) Патриархом Московским и всея Руси. Оккупационные власти потребовали от всех русских православных организаций на контролируемых рейхом территориях признать избрание неканоничным. 8–13 октября в Вене состоялось совещание духовенства Зарубежной Церкви, исполнившее требование властей. Митрополит Сергий, напротив, решительным образом отказался выполнять приказ оккупационной власти и даже предпринял попытки убедить немецкое руководство признать выборы Патриарха. Экзарх за богослужением возносил имя Патриарха Сергия и даже в публичных выступлениях и воззваниях называл его Первосвятителем¹³⁷. в последний раз категорическое требование осудить выборы Патриарха Сергия и признать Патриарший Престол вакантным было предъявлено экзарху за несколько дней до его гибели, но он и на этот раз решительно отказался¹³⁸. 28 апреля 1944 г. митрополит Сергий был убит. Немецкие власти попытались возложить вину за преступление на партизан, но проведенные после войны расследования выявили причастность немецких спецслужб к смерти экзарха¹³⁹.

Со своей стороны, Патриарший местоблюститель делал все, чтобы избежать окончательного осуждения экзарха в Москве. На заседании Священного Синода 22 сентября 1942 г. слушалось дело митрополита Сергия (Воскресенского), из которого следовало, что «в Риге, Латвия, в начале августа состоялся съезд православных архиереев Прибалтики под председательством митрополита Литовского Сергия (Воскресенского), экзарха Латвии и Эстонии, с участием архиепископа Елганского Иакова (Карпа), епископов Нарвского Павла (Дмитриевского) и Ковенского Даниила (нам неизвестного). Названные иерархи, оставаясь в юрисдикции Московской Патриархии, послали приветственную телеграмму Гитлеру и тем самым пошли в услужение фашизму. Чтобы скрыть от международного общественного мнения причины, толкнувшие их на такой позорный шаг, они, продолжая услужать фашистам, дошли до невероятнейшего и нелепого утверждения, будто православный епископат в СССР не искренне стоит на позиции защиты своей Родины». При таком вступлении казалось неизбежным решение о лишении сана или, в лучшем случае, о запрещении в священнослужении и удалении на покой. Однако никакие меры дисциплинарно-канонического характера не были приняты: митрополиту Сергию было предписано объясниться, в случае подтверждения их позиции «принять все меры к исправлению допущенного ими уклонения от линии поведения, обязательной для архиереев, состоящих в юрисдикции Московской Патриархии». Единственной мерой наказания стало прекращение возношения имени митрополита Сергия (Воскресенского) в храме Преображения на Преображенской площади в Москве «впредь до новых распоряжений»¹⁴⁰. Сохранились воспоминания, что Патриарх тяжело пережил известие о гибели митрополита Сергия, ускорившее его кончину, которая наступила 15 мая 1944 г.

Немецкие войска вошли в Таллинн в начале августа 1941 г. Вскоре, по свидетельству митрополита Сергия (Воскресенского), митрополит Александр «решил вновь выйти из канонического повиновения Церкви-Матери... Он издал обращение к пастве, где объявил к сведению клира и мирян, что «он признан гражданской властью единственным главой Эстонской Церкви», и, не обинуясь, угрожал ответом перед гражданскими властями тем, кто не подчинится ему»¹⁴¹. Впоследствии, в письме от 30 декабря 1942 г., митрополит Александр так описывал события осени 1941 г.: «3 сентября 1941 г. от полиции безопасности Германии и 10 сентября от руководителя самоуправления Эстонии мне было дано задание в качестве ответственного главы апостольской Церкви руководить религиозной жизнью православных в Эстонии. На основании этих распоряжений я разослал в начале сентября 1941 г. обращение к приходам и 11 октября того же года распространил через благочинных циркуляр, в котором призывал всех духовных и светских деятелей апостольско-православной Церкви приступить к мирной и созидательной работе, напомнив при этом, что нарушителям мира и порядка придется иметь дело с правящими властями. Последняя фраза не содержит угрозы, как упоминал митр. Сергий, но только напоминание и заботу о предотвращении возможных нарушений мира и правопорядка»¹⁴². Слова о том, что письмо «не содержит угрозы», по-видимому, не соответствовали истине, ведь иначе как угрозу трудно истолковать слова в циркулярном письме митрополита Александра от 14 октября 1941 г.: «Священнослужителям, членам причта, деятелям приходским или прихожанам, не исполнившим моих распоряжений и тем нарушившим церковную дисциплину и порядок, придется иметь дело с властями»¹⁴³. Это циркулярное письмо было разослано митрополитом Александром уже после получения им письма от экзарха митрополита Сергия от 16 сентября 1941 г., в котором последний информировал главу Эстонской Церкви о сохранении экзархата и прежнего порядка церковного управления; «к сведению Вашему и экзаршего управления сообщаю, что каноническое положение экзархата сохраняет прежний порядок в управлении»¹⁴⁴. Что же касается присоединения к Русской Православной Церкви весной 1941 г., то, по свидетельству экзарха митрополита Сергия, митрополит Александр объясняет те события «обстоятельствами времени» и «даже как бы похваляется, что он этими действиями, попросту говоря, обманул Церковь». Нельзя не согласиться с митрополитом Сергием, что «это, пожалуй, самая печальная подробность во всем печальном деле митрополита Александра»¹⁴⁵.

Что же заставило митрополита Александра вновь отделиться от Русской Церкви? Угроза его жизни? Таковой не было, ведь митрополит Сергий (Воскресенский) и еще несколько епископов Прибалтики остались верны Русской Церкви и до 1944 г. не подвергались репрессиям (важнейшими направлениями немецкой политики на оккупированных территориях были инспирирование и поддержка внутрицерковных разделений). Желание консолидировать православную паству в Эстонии? Такую цель митрополит Александр, по-видимому, никогда себе не ставил. Характеристика его политики в отношении русской паствы в Эстонии содержится в докладной записке «Православная Церковь в Остланде» от 6 июля 1942 г., написанной руководителем особого штаба 10-й главной рабочей группы «Остланд» оперативного штаба Розенберга В. Холлбергом (Тарту), где говорится, что внутрицерковная борьба в Эстонии, вероятно, закончится разгромом русской части православной Церкви: «о многом говорит уже то, что ситуацию характеризуют... национальное преследование русских внутри православной Церкви руководителем этой Церкви»¹⁴⁶. Шаги, предпринятые митрополитом Александром, в действительности раскололи Церковь – значительная часть приходов во главе с епископом Нарвским Павлом сохранила верность Матери Церкви и перешла в прямое подчинение экзарха¹⁴⁷. Возможно, митрополит Александр стремился восстановить связь с Константинопольской Церковью? И это не так, поскольку немецкие власти распоряжением от 28 октября 1942 г. запретили эстонскому митрополиту контакты с Константинополем¹⁴⁸.

Конечно, свою роль в принятии этого решения сыграли успехи немецкой армии в первые месяцы войны. Вот как сам митрополит Александр объяснял свои действия в уже упомянутом письме от 30 декабря 1942 г.: «в настоящее время Московская Церковь не является истинной и канонической Церковью Христовой, с тех пор как ее глава митрополит Сергий действует в соответствии с пожеланиями и инструкциями антирелигиозных большевиков. Например, в своем послании, датированном 22 июня 1941 г., он призывает пастырей и пасомых Христовой Церкви бороться за атеистов-большевиков против немцев, которых он называет фашистскими убийцами»¹⁴⁹. Иначе говоря, митрополит Александр ставил в вину Русской Церкви ее патриотическую позицию в годы войны. Тщетно пытался епископ Павел убедить митрополита Александра не раскалывать Эстонскую Церковь: «Как бы в дальнейшем обстоятельства ни сложились, я не вижу никаких оснований порывать связь с Русской Церковью, и никто из нас не имеет права даже ставить такой вопрос. ...Церковь-мученица пред всем миром засвидетельствовала свою преданность Христу, а мы здесь решаем вопрос, согласиться ли нам быть ее членами! По справедливости, мы должны поставить другой вопрос: достойны ли мы быть членами этой Церкви?»¹⁵⁰ Безуспешными оказались попытки провести переговоры с митрополитом Александром и специальных посланцев экзарха митрополита Сергия (Воскресенского). Указом митрополита Литовского Сергия, Патриаршего экзарха Латвии и Эстонии, 5 ноября 1942 г. митрополит Александр был запрещен в священнослужении и предан суду Собора архиереев¹⁵¹. Действия бывшего главы Эстонской Церкви стали причиной многих болезненных явлений в церковной жизни Эстонии и заложили предпосылки церковного кризиса 1990-х гг.

После гибели митрополита Сергия (Воскресенского), согласно его завещанию, обязанности экзарха исполнял архиепископ Ковенский Даниил, который характеризовался оккупационными властями следующим образом: «...фанатичный и при этом духовно неполноценный приверженец унизительной покорности Патриаршему Престолу в Москве. Для него даже вопрос непоминания титула «Патриарха» был большим ударом. Даниил принципиально против активной деятельности Церкви в борьбе против большевизма»¹⁵². Общение с митрополитами Эстонским Александром и Латвийским Августином, которых архиепископ Даниил называл «схизматиками» и «эксмитрополитами», для последнего было невозможным. После получения известия о смерти Патриарха Сергия немецкие власти вынудили архиепископа Даниила 9 июня 1944 г. выпустить распоряжение о запрете его заупокойного поминовения в храмах экзархата. Нарвская епархия во главе с епископом Павлом отказалась выполнить это предписание¹⁵³.

Перед освобождением Таллинна от немецкой оккупации (22 сентября 1944 г.) митрополит Александр вместе с архиепископом Елгавским Иаковом (Карпом) и 22 священниками эмигрировал в Германию, затем в 1947 г. переехал в Швецию и обосновался в Стокгольме, где был создан «Синод» во главе с митрополитом Александром, в ведении новой церковной структуры находились 12 эстонских православных эмигрантских приходов, шесть из которых были расположены в Швеции. «Синод» и подчинявшиеся ему приходы входили в Западноевропейский экзархат Константинопольского Патриархата, возглавлявшийся в то время архиепископом Фиатирским Германом. После смерти митрополита Александра «Синод», согласно завещанию бывшего главы Эстонской Церкви, должен был быть распущен. Однако «Синод» упразднен не был, и после кончины митрополита Александра, в 1953 г., эстонскую диаспору в составе Константинопольского Патриархата возглавил Юрий Вяльбе, получивший епископскую хиротонию с титулом «епископ Равеннский, викарий митрополита Швеции». После его кончины в 1961 г. эстонские приходы были включены в местные епархиальные структуры Константинопольской Церкви. «Синод», перестав быть церковным органом при архиерее, продолжил свою деятельность как посредник между приходами и правящим архиереем, не владевшим эстонским языком.

3 апреля 1978 г. Патриарх Константинопольский Димитрий I и Священный Синод Константинопольской Церкви издали Томос об упразднении автономии Эстонской Православной Церкви в составе Константинопольского Патриархата и о прекращении действия Томоса Патриарха Мелетия 1923 г.: «Поскольку в настоящее время каноническое общение Святейшей Русской Церкви с православной Церковью Эстонии должным образом восстановлено и Русская Церковь вновь может осуществлять над ней свою пастырскую защиту и заботу, Наша Мерность вместе с нашими Преосвященными митрополитами и почтенными братьями и сослужителями в Духе Святом, соборно обсудив этот вопрос, признали своим долгом объявить вышеупомянутую деятельность нашей святой великой Христовой Церкви оконченной, а Патриарший и синодальный Томос от июля месяца лета Господня 1923 и индикта 6 – недействительным»¹⁵⁴. Спустя месяц, 3 мая 1978 г., Константинопольский Патриарх Димитрий разъяснил это решение в письме митрополиту Шведскому и всей Скандинавии Павлу и подтвердил сохранение за митрополитом Шведским Константинопольского Патриархата непосредственного архипастырского окормления эстонских православных приходов в Швеции¹⁵⁵.

Сразу после освобождения Эстонии от немецких войск архиепископ Нарвский Павел и члены Синода Эстонской Православной Церкви обратились к эстонской пастве с воззванием, в котором осудили «самовольные и для Церкви вредные действия» митрополита Александра и просили местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Алексия (Симанского), вскоре возведенного на Патриарший Престол, рассмотреть их просьбу о воссоединении с Матерью Церковью¹⁵⁶. Патриарх Московский и всея Руси Алексий I направил в Таллинн архиепископа Псковского Григория (Чукова), который совершил 6 марта 1945 г. в таллиннской Симеоновской церкви «воссоединение с Московской Патриархией русско-эстонского духовенства и мирян Эстонской епархии, самочинно отколовшихся от Матери Церкви Российской», о чем был составлен Акт. Члены бывшего Синода Эстонской митрополии во главе с его председателем протоиереем Христофором Винком принесли покаяние в грехе раскола и «в соучастии нарушения клятвы, данной митрополитом Александром (Паулусом) от имени клира и мирян Эстонской Церкви в верности Московской Патриархии в 1941 г. 30 марта»¹⁵⁷.

Первым послевоенным Эстонским архиереем стал Нарвский епископ Павел, затем ему наследовал епископ Исидор (Богоявленский), много лет бывший настоятелем таллиннского Александро-Невского собора, затем епископ Роман (Танг), служивший настоятелем Богоявленского храма в Йыхви, его преемником стал архиепископ Иоанн (Алексеев), ранее настоятель Александро-Невского собора Таллина, после которого более 30 лет Эстонской епархией управлял будущий Патриарх Московский и всея Руси Алексий II (Ридигер). Все эти годы Предстоятелями Эстонской Православной Церкви были уроженцы Эстонии, многие годы до своего назначения служившие ей на разных церковных послушаниях. По свидетельству Патриарха Алексия II, тогда «не было никаких осложнений между русской и эстонской частью клира и паствы. Не было ни национального антагонизма, ни ненависти, эти проблемы, искусственно созданные новым поколением священнослужителей и частью паствы, – плоды сегодняшнего дня, неумного подчеркивания своей национальной особенности и обособленности»¹⁵⁸.

В конце 1980-х гг. в Эстонии, как и в других национальных республиках СССР, по мере ослабления авторитета центральной власти стали нарастать сепаратистские настроения, в обществе резко усилилось стремление к отделению. В 1987–1988 гг. практически любое общественно значимое событие, будь то собрание сторонников экологического движения или праздник национальной музыки, сопровождалось политическим требованием об отделении от СССР. В последующие два года эти требования обретали уже статус государственных решений: деклараций Верховного Совета Эстонской ССР о независимости, решений об аннулировании договоров 1940 г., о переименовании Эстонской ССР в Эстонскую Республику и т. д. в январе 1991 г., после подписания с РСФСР договора об основах межгосударственных отношений, обретение Эстонией полного суверенитета стало делом недалекого будущего. 20 августа 1991 г., на следующий день после выступления в Москве Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), в Москве Верховный Совет Эстонской Республики принял постановление о независимости Эстонии. Спустя две недели суверенитет Эстонской Республики был признан СССР.

Можно ли было прогнозировать тогда, в начале 1990-х гг., раскол в эстонском Православии? Конечно, не впервые за многие века церковной истории стихии мира вторгаются в жизнь Церкви. Однако трудно было предвидеть раскол Церкви, в которой на протяжении многих лет мирно сосуществовали эстонские, русские и смешанные приходы. Сложно было помыслить, что кто-либо из эстонского духовенства, которое в условиях господства атеизма было окружено особенной заботой архипастырей (насколько это было возможно)¹⁵⁹, когда-нибудь заявит, что «задыхается» в лоне Матери Церкви, с зарубежными православными эстонцами также сохранялись добрые отношения. Невозможно было себе представить, что православные братья из новообразованных в небольшом числе после Второй мировой войны зарубежных эстонских приходов станут предъявлять претензии на правопреемство по отношению к православной Церкви в Эстонии, объявляя себя ее законными наследниками, а тех, кто перенесли вместе со своей страной все тяготы гонений и сберегли храмы от закрытия и разорения и с кем они, приезжая в Эстонию, неоднократно сослужили, объявят «оккупантами».

Не было прямой угрозы для православной Церкви в Эстонии и со стороны правительства Эстонской Республики, объявившего о реституции недвижимого имущества (в том числе церковного) на основании его принадлежности до 1940 г.

Закон об основах реформы собственности был принят в Эстонии 13 июня 1991 г. и вступил в силу 20 июня 1991 г. На основании этого закона должна была быть осуществлена «компенсация допущенной нарушениями права собственности несправедливости» (ст. 2 п. 1). Согласно ст. 6 п. 2, «в качестве противоправного отчуждения имущества в настоящем законе рассматриваются национализация, коллективизация, а также отчуждение имущества в ходе противоправных действий, в том числе массовых репрессий, и иными способами... в период с 16 июня 1940 г. по 1 июня 1981 г.». Согласно ст. 9 п. 1, «правомочными субъектами реформы собственности являются действовавшие в Эстонской Республике до 16 нюня 1940 г. общественные организации и религиозные общины, если их уставная деятельность не прерывалась».

31 марта 1992 г. делегация епархиального совета Эстонской епархии Московского Патриархата на приеме у премьер-министра Т. Вяхи представила правительству Эстонской Республики свидетельства преемственности представляемой ими Церкви по отношению к действовавшей до 1940 г. Эстонской Апостольской Православной Церкви¹⁶⁰. На основании справки, представленной делегацией, таллиннский городской суд решением от 29 июня 1992 г. признал православную Церковь в Эстонии субъектом реформы собственности, после чего начался процесс возвращения церковного имущества приходам¹⁶¹. Правда, служба по делам вероисповеданий¹⁶² пыталась оспорить данное решение и 29 августа 1992 г. подала надзорную жалобу в Верховный суд Эстонской Республики, но он оставил эту жалобу без удовлетворения. Спустя всего лишь год именно государственная служба по делам вероисповеданий станет главным орудием гонений на каноническую православную Церковь в Эстонии.

Руководствуясь стремлением к благу Церкви и стараясь учитывать исторические и политические реалии, уже в 1992 г. Священный Синод Русской Православной Церкви приступил к восстановлению автономного статуса Эстонской Православной Церкви, предоставленного ей Русской Церковью в 1920 г. Первым шагом в этом направлении было решение Священного Синода от 11 августа 1992 г., которым подтверждалось совместное постановление Священного Синода и Высшего церковного совета от 10 мая 1920 г. о признании Эстонской Православной Церкви автономной¹⁶³. Правда, термин «автономия» в 1992 г. не был употреблен, вероятно, по церковно-дипломатическим соображениям, поскольку вопрос о порядке провозглашения церковной автономии все еще стоит на повестке дня ожидаемого Всеправославного Собора. В синодальном определении термин «автономия» был заменен более широким понятием «самостоятельность», при этом область самостоятельной деятельности Эстонской Церкви была очерчена так же, как и в постановлении Священного Синода и высшего церковного управления 1920 г.: «в делах церковно-хозяйственных, церковно-административных, школьно-просветительных и церковно-гражданских»¹⁶⁴. Патриарший викарий епископ Таллиннский Корнилий¹⁶⁵ стал правящим архиереем с титулом «Таллиннский и Эстонский», ему было поручено в течение месяца подготовить проект Устава православной Церкви Эстонии в составе Московского Патриархата для последующего принятия его Священным Синодом Русской Православной Церкви и для регистрации его в Эстонии. За основу предписывалось взять Устав Эстонской Апостольско-Православной Церкви 1935 г.¹⁶⁶ с внесением в него изменений, соответствующих современному положению Церкви.

Данное постановление Священного Синода было неоднозначно встречено православным духовенством в Эстонии. Одни были рады предоставлению самостоятельности, но не вполне удовлетворены отсутствием термина «автономия», указывали также на несоответствие назначения епископа Священным Синодом нормам Устава 1935 г., предусматривавшего избрание главы Эстонской Церкви. Другие, напротив, считали, что Эстонская епархия пока не нуждается в автономии, и заявляли о необходимости более полного учета мнений всего духовенства епархии. На заседании епархиального совета православной Церкви Эстонии 2 сентября 1992 г. постановление Священного Синода было принято к сведению. На том же заседании был рассмотрен вопрос о наименовании православной Церкви Эстонии. Поскольку в Уставе 1935 г. (на основании которого Священный Синод предписал разработать новую редакцию Устава) православная Церковь в Эстонии именовалась Эстонской Апостольской Православной Церковью¹⁶⁷, было решено исходить из этого названия. Устав был разработан епархиальным советом и представлен Святейшему Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II. 10 октября 1992 г. Устав был Патриархом одобрен, 20 октября утвержден на заседании Священного Синода.

Такое развитие событий не устроило националистические круги в правительстве Эстонии, и 28 января 1993 г. Министерство культуры Эстонской Республики, в чьем ведении тогда находились вопросы религиозных организаций, выступило с заключением, что Устав, утвержденный Патриархом, «1. ...Не обеспечивает православным права свободного самоопределения и самоуправления, а оставляет эти права за Патриархом Московским и всея Руси. 2. При сравнении положения об Эстонской Апостольской Православной Церкви, утвержденного в 1935 г. и опубликованного в «Ведомостях Эстонской Республики» (№ 48, ст. 474), с Уставом Эстонской Православной Церкви, утвержденным 10 октября 1992 г. Патриархом Московским и всея Руси, можно сделать вывод, что Эстонская Православная Церковь не является правопреемником Эстонской Апостольской Православной Церкви и ей не могут принадлежать имущественные и неимущественные права Эстонской Апостольской Православной Церкви»¹⁶⁸. Ответ епископа Корнилин содержал подробный разбор претензий Министерства культуры и жестко ставил вопрос о самом факте появления такого заключения: «Ваше заключение незаконно, некомпетентно и некорректно. 1. Незаконно потому, что оно вынесено на основании проекта, находящегося в рабочем состоянии. Впереди еще предстоит доработка и принятие поправок, утверждение конечного варианта на общеепархиальном собрании Эстонской Православной Церкви, представление его Святейшему Патриарху Алексию II, а затем – правительству Эстонской Республики для регистрации. Только тогда на основании представленного нами варианта Устава (с нашими пояснениями) Вы можете составлять заключение и присылать его нам. 2. Некомпетентно потому, что из текста «заключения» следует, что Вы не знакомы ни с каноническим правом, ни с историей православной Церкви (Эстонской, в частности). Рассуждать о правопреемстве можно только с точки зрения самой Церкви, то есть, руководствуясь каноническим правом так, как это заповедуется святыми апостолами. 3. Некорректно потому, что: а) Вы вторгаетесь в наш рабочий процесс – это недопустимое вмешательство во внутреннюю жизнь православной Церкви»¹⁶⁹.

Характерно, что заключение Министерства культуры (в сущности, созданный по инициативе министерства рабочий документ) было направлено помимо епископа Корнилия (единственного, кому он мог быть адресован) президенту Эстонской Республики, премьер-министру, министрам внутренних дел, юстиции и даже министру иностранных дел. Это не оставляло сомнений, что документ имел политический характер и означал начало полномасштабной кампании против Эстонской Церкви в юрисдикции Московского Патриархата.

По-видимому, неслучайным было то обстоятельство, что одновременно с заявлением Министерства культуры в начале 1993 г. некая инициативная группа, называвшая себя «чадами Эстонской Православной Церкви», обнародовала декларацию (датированную 31 декабря 1992 г.), в которой отчетливо прослеживалось намерение создать оппозицию законной церковной иерархии, образовать структуру, претендующую в исключительном порядке на юридическое и каноническое правопреемство по отношению к ЭАПЦ довоенного периода, в декларации использовались популярные в Эстонии в те годы антироссийские политические клише: «Нам говорят о Москве как о Церкви-Матери. Такое понимание является для нас чуждым и обидным... Мы хотим служить Иисусу Христу и признаем своей Церковью первоначальную христианскую Церковь, основанную апостолами, первоисточником которой является Константинополь – местонахождение первого Патриархата Нового Рима. Мы, христиане Эстонской Православной Церкви, утомлены и пресыщены политическим давлением Москвы. Мы хотим служить Богу в духе и истине (Ин. 4:23). Исходя из всего вышеизложенного, мы признаем только каноническую связь с Константинополем, которую Эстонская Православная Церковь сохранила неизменно с 1923 г.»¹⁷⁰. Посредником сохранения «канонической связи» объявлялась «Эстонская Православная Церковь в эмиграции».

В связи с появлением этих документов в феврале 1993 г. было экстренно созвано расширенное заседание епархиального совета Эстонской Церкви с участием духовенства и мирян. Никто из присутствующих не признал себя автором декларации, и даже те, кто выразили сочувствие этому документу, не заявили о намерении выйти из подчинения Русской Православной Церкви. Один из участников собрания, председатель «Православного фонда» и референт епископа Корнилия по имущественно-хозяйственным вопросам X. Тоссо, ссылаясь на международную правовую практику, по аналогии с Эстонской Республикой, легитимность которой подтверждалась признанием ее эстонским «правительством в изгнании», предложил Эстонской Православной Церкви обратиться за признанием к зарубежному «Синоду ЭАПЦ в изгнании». Так началось навязывание Церкви шаблонов светского политического мышления. Однако из выступлений на собрании было очевидно, что государственные чиновники не смогут манипулировать церковной жизнью до тех пор, пока клирики и миряне самостоятельно решают церковные споры и заботятся об ограждении внутрицерковной жизни от вмешательства извне. Единодушным голосованием участники собрания осудили декларацию.

На состоявшемся 22 марта 1993 г. расширенном заседании епархиального совета Эстонской Церкви были выявлены три позиции, существовавшие в эстонском православном сообществе относительно статуса, Устава и структуры Эстонской Православной Церкви. Представители одной из крайних точек зрения ратовали за подчинение Константинопольскому Патриархату, считая это восстановлением ситуации, существовавшей до 1940 г., сторонники противоположной позиции выступали за придание Эстонской Церкви статуса зарубежной епархии Московского Патриархата и принятие в качестве единственного руководства Устава Русской Православной Церкви 1988 г. в результате был утвержден компромиссный план действий, направленный на сохранение церковного мира. Одним из условий стабилизации церковной жизни епископ Корнилий и солидарное с ним большинство духовенства считали принятие поправок к Уставу и получение от Русской Православной Церкви Томоса о восстановлении автономии 1920 г., дарованной Святейшим Патриархом Тихоном.

29 апреля 1993 г. в Пюхтицком Успенском монастыре под председательством прибывшего в Эстонию с Первосвятительским визитом Святейшего Патриарха Алексия II состоялся Поместный Собор Эстонской Православной Церкви. В итоговом документе Собора была сформулирована позиция Церкви по вопросу правопреемства: «Считать Эстонскую Православную Церковь преемницей православного наследия в Эстонии в дореволюционный период, так же как и после образования Рсвельского викариатства Рижской епархии в 1917 г., а затем по получении от Святейшего Тихона, Патриарха Всероссийского, в 1920 г. статуса автономной Церкви, признанной в 1923 г. Святейшим Патриархом Константинопольским Мелетием. В дальнейший период ряд происшедших структурных изменений не исказил ее существа, и на этом основании Эстонскую Православную Церковь при ее нынешней структуре следует признать субъектом канонического и государственного права, который не прекратил своего существования в 1940 г., но приспосабливал свою внешнюю структуру к реалиям времени для продолжения и осуществления главного назначения Церкви»¹⁷¹.

Главным событием Собора явилось вручение епископу Таллиннскому и Эстонскому Корнилию Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II Патриаршего и синодального Томоса от 26 апреля 1993 г. о восстановлении автономии, содержащего историческую справку и изложение условий, на которых автономия должна осуществляться 11 Собор принял решение подготовить к 1 июля 1993 г. на основании Томоса 1993 г. и Устава Эстонской Апостольско-Православной Церкви 1935 г. проект нового Устава, затем провести опрос всех священнослужителей епархии, чтобы с учетом их пожеланий и поправок обсудить к 1 августа 1993 г. новый Устав на епархиальном совете. Принять Устав должен был Поместный Собор, затем его надлежало представить на утверждение Патриарху Московскому и всея Руси как главе кириархальной Церкви. Собор избрал членов редакционной комиссии. За принятие решений, изложенных в итоговом документе, голосовали 74 из 93 участников Собора, против проголосовали шестеро, воздержались четверо, и девять делегатов не участвовали в голосовании.

Одновременно с Пюхтицким Поместным Собором в таллиннском Преображенском храме 28–29 апреля прошло собрание, назвавшее себя «собранием членов приходов апостольско-православной Церкви граждан Эстонской Республики» (Eesti Vabariigi kodanike apostliku xigeusu Kiriku koguduste liikmete koosolek). Епископ Корнилий предупредил инициаторов собрания о его незаконности письмом от 21 апреля 1993 г. в самом названии этой группировки – «Церковь граждан Эстонской Республики» – ясно отразились ее политические устремления, противоречащие церковным канонам и традициям. Собрание также именовало себя «расширенным собранием Синода Эстонской Апостольско-Православной Церкви». Председательствовал на нем клирик Константинопольского Патриархата, глава эстонского стокгольмского «Синода» протоиерей Николай Суурсеет¹⁷², из эстонского духовенства участвовали лишь пять человек, зато присутствовал представитель государственной службы по делам вероисповеданий. На собрании было принято два обращения: одно – 28 апреля 1993 г. к Патриарху Московскому и всея Руси Алексию II, другое – днем позже к Патриарху Константинопольскому Варфоломею¹⁷³. Выразив Патриарху Алексию II глубокую благодарность «за духовное окормлепие в период репрессий и застоя», участники собрания ставили его в известность, что намерены добиваться восстановления Эстонской Апостольской Православной Церкви, исходя из Устава 1935 г., и что в связи с восстановлением суверенитета Эстонской Республики у православной Церкви Эстонии есть возможность обрести полную самостоятельность. Если Пюхтицкий Собор стремился к обретению каноническим путем внутренней самостоятельности для Эстонской Церкви, то участники таллиннского собрания явно имели своей основной целью разрыв с Московским Патриархатом. Тот факт, что сторонников константинопольской ориентации в Эстонии совершенно не интересовало упрочение самостоятельности Эстонской Церкви, стал особенно очевиден впоследствии, когда новоучрежденная в Эстонии константинопольская структура утвердила свой Устав 2003 г., в котором зависимость Эстонской Церкви от Константинопольского Патриархата описана очень подробно¹⁷⁴.

24 мая 1993 г. епископ Корнилий от имени восстановленной на Пюхтицком Соборе Эстонской Апостольско-Православной Церкви направил письмо президенту Эстонской Республики, премьер-министру и министру внутренних дел, в котором сообщил о решениях Пюхтицкого Поместного Собора и разъяснил их содержание¹⁷⁵. Важнейшей частью письма было изложение соборного определения о восстановлении Эстонской Церковью своего статуса, названия и структуры. Епископ Корнилий особо обратил внимание на то, что отредактированный Устав Эстонской Апостольско-Православной Церкви 1935 г. после его утверждения на Соборе будет вскоре представлен для регистрации в службу по делам вероисповеданий, о результатах Пюхтицкого Собора епископ Корнилий рассказал Константинопольскому Патриарху Варфоломею в июле 1993 г., во время визита Константинопольского Патриарха в Россию. Патриарх Варфоломей обещал, что после совещания с Синодом Константинопольского Патриархата пришлет письменное разъяснение позиции Константинопольской Церкви, касающееся ситуации в Эстонии. Однако это не было сделано.

20 мая 1993 г. был принят закон Эстонской Республики «О Церквах и общинах Эстонской Республики», предусматривающий, что «правоспособность Церкви, общины или союза общин как юридического лица возникает со дня регистрации их устава» (ст. 10.1), на регистрацию отводилось шесть месяцев (ст. 25.1)¹⁷⁶. В этих условиях продолжение дискуссий по поводу статуса Церкви становилось опасным, а между тем противоречия в церковной среде продолжали углубляться.

11 августа 1993 г. служба по делам вероисповеданий, не извещая епископа Корнилия, зарегистрировала с названием «Эстонская Апостольско-Православная Церковь» структуру, возглавляемую стокгольмским «Синодом»¹⁷⁷ и представленную двумя клириками (членом епархиального совета Эстонской Церкви протоиереем Эммануилом Кирссом и диаконом Аифалом Сарапиком) и одним мирянином (председателем «Православного фонда» X. Тоссо¹⁷⁸). Регистрируя церковную структуру во главе с зарубежным учреждением, служба по делам вероисповеданий грубо нарушила закон Эстонской Республики «о Церквах и общинах...». Согласно ст. 2.1 данного закона, Церковь – это «епископальная структура». Однако в то время раскольники не имели ни архиерея, ни епархиальной структуры, ни документального свидетельства о принадлежности к какой-либо православной поместной Церкви. Получилось так, что служба по делам вероисповеданий зарегистрировала как Церковь несколько приходов, принадлежавших Эстонской Апостольско-Православной Церкви в юрисдикции Московского Патриархата. Признание руководящим органом данной структуры зарубежного учреждения – «Синода» в Стокгольме¹⁷⁹ стало прямым нарушением ст. 15.2 закона «О Церквах и общинах...», согласно которой «правление Церкви, общины или союза общин находится в Эстонии независимо от местонахождения его духовного центра».

11 августа, т. е. в день признания Эстонским государством стокгольмской «Эстонской Апостольско-Православной Церкви», в юрисдикции последней были зарегистрированы два прихода – во имя святого апостола Иакова в Удувере и таллиннский Преображенский, настоятелем которых являлся протоиерей Эммануил Кирсс. В сентябре 1993 г. без уведомления прихожан и священноначалия протоиерей Валентин Савин зарегистрировал в юрисдикции стокгольмского «Синода» возглавляемый им валгаский приход во имя священномученика Исидора. Так же поступил член епархиального совета протоиерей Симеон Кружков в отношении окормляемого им тартуского Успенского прихода, в те же дни протоиерей Эммануил Кирсс зарегистрировал в составе новоучрежденной структуры окормляемый им приход святого Иоанна Предтечи в Велизе, затем еще один свой приход – Рождества Богородицы в Эммасте на острове Хийумаа. Скорость, с которой государственные органы регистрировали переходившие в раскол приходы, свидетельствовала о предоставлении раскольникам прямой поддержки или, по крайней мере, «режима наибольшего благоприятствования». Вскоре, во время визита в Стокгольм Патриарха Константинопольского Варфоломея, организаторы раскола протоиереи Николай Суурсеет, Эммануил Кирсс, а также X. Тоссо были удостоены Патриаршей аудиенции и наград¹⁸⁰. Это событие широко освещалось в прессе, при этом обращения законного главы ЭАПЦ епископа Корнилия к Константинопольскому Патриарху оставались без ответа.

На состоявшемся 6 сентября 1993 г. заседании епархиального совета Эстонской Церкви инициаторы раскола подверглись церковным наказаниям: протоиерей Э. Кирсс и диакон А. Сарапик были запрещены в священнослужении, а мирянин X. Тоссо отлучен от церковного общения до покаяния. 8 сентября 1993 г. епископ Корнилий направил заявление в службу по делам вероисповеданий, в котором указал на грубые нарушения закона «о Церквах и общинах...», допущенные при регистрации раскольничьей структуры, и напомнил, что Министерство внутренних дел Эстонской Республики было заблаговременно извещено о восстановлении автономии и названия Эстонской Апостольско-Православной Церкви и о готовящейся для регистрации новой редакции ее Устава. Епископ Корнилий настоятельно просил пересмотреть решение, принятое властями. На следующий день заявление архиерея было опубликовано в газете «Эстония»¹⁸¹. Через десять дней пресс-служба Министерства внутренних дел опубликовала заявление, в котором утверждала, что стокгольмский «Синод» «как правопреемник незаконно и репрессивно ликвидированного церковного управления имеет право вновь ввести в силу принятое в 1935 г. положение об Эстонской Апостольско-Православной Церкви»¹⁸². Несоответствие историческим фактам в этом заявлении очевидно: высшее управление Эстонской Церкви не было «репрессивно ликвидировано» ни в 1940 г., когда митрополит Александр (Паулус) воссоединился с Русской Церковью, ни в 1944 г., когда он добровольно эмигрировал из Эстонии (о давлении на него со стороны различных правительств, в том числе эстонского, митрополит Александр говорил неоднократно при различных обстоятельствах, однако прямым репрессиям, широко практиковавшимся в тот период, он не подвергался). Решение о регистрации, игнорировавшее и канонические нормы православной Церкви, и историю Православия в Эстонии, и его настоящее положение, исходило из политических задач – во что бы то ни стало разрушить многовековую связь православных Эстонии и России. Что же до нарушения этими действиями закона, то весьма примечательна фраза руководителя службы по делам вероисповеданий Т. Сеппа, сказанная им в беседе с православными священниками: «я вправе обходить букву закона, если это в интересах эстонского народа»¹⁸³. События принимали все более тяжелый для верных Русской Православной Церкви духовенства и мирян характер: служба по делам вероисповеданий подала жалобу в Верховный суд Эстонской Республики на решение таллиннского городского суда от 26 июня 1992 г. о признании православной Церкви в Эстонии субъектом реформы собственности. Всего год прошел с тех пор, как Верховный суд отказал в удовлетворении подобной жалобы, но теперь, в изменившейся политической обстановке в стране, в сентябре 1993 г. Верховный суд Эстонской Республики, рассмотрев дело в надзорном порядке, отменил упомянутое решение таллиннского городского суда и направил дело на пересмотр. 14 сентября таллиннский городской суд признал только что зарегистрированную Эстонскую Апостольскую Православную Церковь (стокгольмского «Синода») «полноправным субъектом реформы собственности с правом возврата незаконно отнятой собственности»¹⁸⁴. Через десять дней (по окончании срока апелляции) эта организация была признана правопреемницей исторической Эстонской Православной Церкви.

В своем желании оторвать верующих от Русской Церкви служба по делам вероисповеданий шла на прямой шантаж духовенства и прихожан: те, кто желали сохранить церковное имущество, в том числе храмы, приглашались регистрироваться в составе признанной государством религиозной организации со стокгольмским «Синодом» во главе, те же, кто стремились сохранить верность Матери Церкви, должны были, по мысли чиновников, состоять в Таллиннской епархии Русской Православной Церкви, которую власти предлагали зарегистрировать в качестве новой структуры, не имеющей права на владение довоенной недвижимостью. В заявлении пресс-службы Министерства внутренних дел говорилось: «в соответствии с действующими в Эстонской Республике Основным законом и законом «о Церквах и общинах» все лица в Эстонии вправе на основании свободы вероисповедания образовать общины или присоединиться к существующим. Так, общины и члены бывшей Таллиннской епархии Русской Православной Церкви имеют право свободного выбора по своей совести – или принадлежать к ЭАПЦ (возглавляемой стокгольмским «Синодом». – Ред.), или... создать новую церковную организацию»¹⁸⁵.

Не все представители духовенства сумели противостоять такому нажиму, кому-то казалось, что можно согласиться на требования государства, не нарушая церковной присяги и сохраняя верность Церкви. «Регистрация ведь не на небесах совершается», – оправдывались они. Однако для епископа Корнилия и для большинства духовенства было очевидно, что регистрация предложенным образом означала бы согласие с противоправными действиями властей и отказ не только от прав на имущество, но и от своей преемственности по отношению к прежним поколениям православных христиан в Эстонии. Предстояла многолетняя и очень непростая борьба за сохранение в стране исторической православной Церкви.

4 октября 1993 г. под председательством епископа Корнилия состоялось расширенное заседание епархиального совета, в котором приняли участие представители различных точек зрения относительно юрисдикционного вопроса¹⁸⁶. Было принято решение зарегистрировать Эстонскую Церковь с Уставом 1935 г., который признавался непрерывно действующим (предполагалось позднее соборно принять его отредактированный вариант), в связи с тем, что председателем стокгольмского «Синода» являлся клирик Константинопольского Патриархата протоиерей Николай Суурсеет, епископ Корнилий направил обращение епархиального совета к Константинопольскому Патриарху Варфоломею, в котором описывалось создавшееся положение и высказывались следующие просьбы: дать письменное подтверждение постановления Святейшего Патриарха Димитрия от 3 мая 1978 г. о прекращении действия Томоса Патриарха Константинопольского Мелетия 1923 г.; сообщить, какими полномочиями обладает «Синод» ЭАПЦ в Стокгольме и его председатель протоиерей Николай Суурсеет; выразить свое авторитетное мнение по поводу канонической правопреемственности церковной структуры во главе с епископом Корнилием¹⁸⁷. Ответа на это обращение не последовало. Безрезультатными оказались и обращения епископа Корнилия к министру внутренних дел X. Арике и президенту Эстонской Республики Л. Мери¹⁸⁸.

17 ноября 1993 г. в таллиннском кафедральном соборе во имя святого благоверного князя Александра Невского состоялся Поместный Собор Эстонской Апостольско-Православной Церкви Московского Патриархата, на котором в соответствии с повесткой дня предполагалось принятие новой редакции Устава ЭАПЦ 1935 г. За несколько минут до начала Собора группа священников и мирян, имевших намерение перейти в подчинение стокгольмскому зарубежному «Синоду», предъявила епископу Корнилию ультиматум: или на Соборе предлагается к утверждению Устав ЭАПЦ 1935 г. без каких-либо изменении, или они (восемь священников и представители окормляемых ими 40 приходов) уходят, кворума не будет и Собор не состоится. Накануне данная группа провела отдельное собрание в здании Национальной библиотеки, где, вероятно, и было принято такое решение. После короткого совещания с членами епархиального совета и редакционной комиссии епископ Корнилий согласился на это условие.

Собор прошел сравнительно спокойно. Самочинная регистрация стокгольмской группировки в качестве Эстонской Апостольской Православной Церкви была осуждена подавляющим большинством присутствующих. Также большинством был принят Устав ЭАПЦ 1935 г. Собор избрал временный Синод ЭАПЦ. В итоговом документе были отражены основные решения Собора: «1. Считать регистрацию ЭАПЦ через зарубежный «Синод», проведенную 11 августа 1993 г. департаментом по делам вероисповеданий при МВД Эстонской Республики, незаконной. 2. Регистрироваться в департаменте по делам вероисповеданий на основании Устава ЭАПЦ 1935 г. в юрисдикции Московского Патриархата, признавая нынешнее положение переходным периодом. 3. Для урегулирования вопросов юрисдикционной принадлежности и (в случае необходимости) проведения размежевания каноническим путем образовать конфликтную комиссию, которая будет состоять из членов временного Синода и редакционной комиссии. 4. Во избежание соблазна и для разрешения сомнений относительно соответствия статуса епископа Корнилия Уставу Поместный Собор ЭАПЦ постановляет: опрос мнений, проводившийся среди духовенства Эстонской епархии перед епископской хиротонией владыки Корнилия (не было заявлено ни одного протеста), и саму хиротонию, в которой принимало участие все духовенство епархии, считать эквивалентными избранию на Поместном Соборе».

19 ноября 1993 г. епископ Корнилин обратился в службу по делам вероисповеданий с письмом, в котором извещал регистрирующий орган о решениях Поместного Собора и выражал надежду на положительное рассмотрение заявления о регистрации Эстонской Церкви, поданного 29 октября 1993 г. в соответствии с постановлением расширенного заседания епархиального совета от 4 октября 1993 г. Вскоре из Министерства внутренних дел был получен отказ в регистрации. 2 декабря 1993 г. епископ Корнилий вновь обратился в МВД с заявлением о продлении срока перерегистрации ЭАПЦ и через неделю получил от вице-канцлера МВД X. Арике очередной отказ, содержавший рекомендацию не ходатайствовать больше об этом, «т. к. права названной Церкви в Эстонской Республике восстановлены 11 августа 1993 г.»¹⁸⁹. 20 декабря 1993 г. епископ Корнилий обратился в службу по делам вероисповеданий с официальной претензией, которая осталась без ответа, в тот же день епископ Корнилий направил Константинопольскому Патриарху Варфоломею еще одно послание о ситуации, сложившейся в Эстонии. Ответа также не последовало. 25 декабря 1993 г. истек срок перерегистрации. Прежние регистрационные свидетельства утратили силу. Новое заявление о регистрации было подано 14 февраля 1994 г. в течение этого же года дважды подавались заявления о продлении срока перерегистрации, чтобы сохранить возможность хотя бы временного существования Церкви в правовом поле.

Между тем продолжалась беззаконная регистрация приходов в юрисдикции стокгольмского «Синода», в конце 1993 – начале 1994 г. таким образом были зарегистрированы приходы в Ряпина, Выыпсу и Мехикоорма, в Хаапсалу (где такая регистрация была проведена старостой без ведома настоятеля священника Ювеналия Каарма и против воли большинства прихожан), в Вяндра, на острове Кихну и в Синди, в Ангерья и в Лелле, в Аруссааре и в Карула. 12 апреля 1994 г. те 8 священников, которые в ноябре 1993 г. предъявили ультиматум Поместному Собору, не дожидаясь исполнения соборных решений, одновременно обратились к епископу Корнилию с просьбой дать им отпускную грамоту и к Патриарху Константинопольскому Варфоломею с прошением принять их в свою юрисдикцию, а также, пока у них не избран свой архиерей, поручить их духовному попечению митрополита Шведского и всей Скандинавии Павла.

ЭАПЦ Московского Патриархата пыталась отстоять свои права в судебных инстанциях, в таллиннский административный суд была подана жалоба на превышения главой службы по делам вероисповеданий своих полномочий в связи с регистрацией ЭАПЦ во главе с зарубежным «Синодом» и о нарушении чиновником ст. 15.2 закона «О Церквах и общинах...». Решением суда от 4 июля 1994 г. жалоба епископа Корнилия была оставлена без удовлетворения. Непосредственно после этого заседания из правоохранительной комиссии Государственного собрания было получено письмо от 5 июля 1994 г., подтверждающее возможность регистрации только той церковной структуры, чей орган управления находится в Эстонии. Не рассматривая конкретного случая регистрации зарубежного «Синода», правоохранительная комиссия косвенно подтвердила обоснованность требований ЭАПЦ признать незаконной регистрацию под ее именем самочинной структуры. 14 июля 1994 г. на решение таллиннского административного суда была подана апелляционная жалоба в таллиннский окружной суд. Заседание состоялось 23 сентября, и 3 октября 1994 г. вновь было вынесено решение оставить жалобу без удовлетворения. В государственном суде апелляционную жалобу и вовсе не приняли к рассмотрению¹⁹⁰. Последовал ряд безрезультатных обращений в международные инстанции. Наконец, 5 декабря 1995 г. вновь было подано заявление на регистрацию. Ответом стало лишь подтверждение отказа двухлетней давности. Эстонская Православная Церковь пребывала в состоянии глубокого поражения в правах.

В сентябре 1994 г. премьер-министр Эстонской Республики М. Лаар обратился к Константинопольскому Патриарху Варфоломею с просьбой «сообщить свою позицию по вопросу церковно-канонической преемственности Эстонской Апостольской Православной Церкви», в начале 1995 г. к Патриарху Варфоломею обращались президент Л. Мери¹⁹¹ и министр по европейским делам Э. Липпмаа. Смысл обращений был общий – получение одобрения проводимого эстонским государством курса на отрыв эстонского Православия от Московского Патриархата.

5 октября 1994 г. Священный Синод Русской Православной Церкви принял решение вступить в переговоры с Константинопольским Патриархом в связи с противоправными действиями поддерживаемого эстонским правительством «Синода Эстонской Апостольской Православной Церкви в изгнании»¹⁹². Во исполнение этого решения делегация Московского Патриархата во главе с председателем Отдела внешних церковных сношений митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом (ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси) побывала 5–8 ноября 1994 г. в Стамбуле, где имела встречу со Святейшим Патриархом Варфоломеем, который, выслушав гостей, заявил, что считает нужным направить в Эстонию делегацию для изучения ситуации на месте, в конце декабря митрополит Кирилл приехал в Эстонию, желая помочь урегулированию церковно-государственного конфликта. Председатель Отдела внешних церковных сношений встречался как с владыкой Корнилием, клириками и мирянами ЭАПЦ, так и с министром внутренних дел Эстонии X. Арике. Однако власти Эстонии не проявили готовности к поиску решения.

С 4 по 6 февраля 1995 г. делегация Константинопольского Патриархата во главе с генеральным секретарем Священного Синода митрополитом Филадельфийским Мелитоном без предварительного согласования с Русской Церковью посетила Эстонию. Первым делом делегация отправилась в Преображенский собор, где была встречена протоиереем Э. Кирссом, от которого гости приняли крест для целования, игнорируя наложенное на него епископом Корнилием запрещение в священнослужении. Делегацию принимали президент Эстонии Л. Мери, премьер-министр А. Таранд и министр внутренних дел К. Кама. Также состоялась встреча делегации с епископом Корнилием. На пресс-конференции представители Константинопольского Патриарха заявили, что нарушений прав православных в Эстонии они не усматривают. Вместе с тем они признали епископа Корнилия единственным законным архиереем для всех православных в Эстонии.

23–28 февраля 1995 г. делегация Константинопольского Патриархата в составе архиепископа Австралийского Стилиана, митрополита Пергамского Иоанна и митрополита Филадельфийского Мелитона нанесла визит в Москву. 27 февраля 1995 г. они были приняты Святейшим Патриархом Алексием II. в переговорах принимали участие председатель Отдела внешних церковных сношений митрополит Кирилл, его заместитель архиепископ (ныне митрополит) Калужский и Боровский Климент, а также архиепископ Таллиннский и всея Эстонии Корнилий. Константинопольская делегация сообщила о посещении Эстонии, проинформировала Патриарха Алексия II о позиции правительства Эстонской Республики по вопросам регистрации и собственности православных приходов, а также заявила о желании ряда приходов на территории Эстонской Республики перейти в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. При этом число таких приходов, как показало дальнейшее развитие событий, было существенно преувеличено. Святейший Патриарх Алексий II ознакомил делегацию с историей Православия в Эстонии и особо обратил внимание на то, что Русская Церковь всегда бережно относилась к национальным традициям эстонского Православия и никогда не стремилась к русификации: во множестве приходов богослужения совершались и совершаются на эстонском языке, все правящие архиереи были местными уроженцами, владели эстонским языком, в том числе и он сам, в течение трех десятилетий возглавлявший Церковь в Эстонии. Московская Патриархия на протяжении десятилетий оказывала финансовую поддержку храмам и предоставляла пенсии духовенству. Патриарх Алексий II выразил сожаление, что посланники Константинопольского Патриарха не заметили в Эстонии нарушений прав православных верующих, как они заявили на пресс-конференции. Обращаясь к митрополиту Иоанну, Патриарх Алексий сказал: «Церковь, которую Вы видели, – преемница Эстонской Православной Церкви, составляющей часть Московского Патриархата. За это время мы выстроили храмы, много выстрадали, и когда говорят, что Русская Православная Церковь оккупировала Эстонию, это нас оскорбляет».

Митрополит Кирилл информировал делегацию Константинопольского Патриархата о том, какие притеснения испытывает русскоязычное православное население в Эстонии, лишенное избирательных прав. Несомненно, что регистрация стокгольмского «Синода» в качестве руководящего органа Церкви также рассматривается властями как способ вытеснить из Эстонии Русскую Православную Церковь, дочерней Церковью которой является ЭАПЦ. в ходе дискуссии был поставлен вопрос о неканоничности стокгольмского «Синода» и было отмечено, что необходимо обеспечить сторонам данного конфликта равные гражданские права, тогда можно будет справедливо оценить ситуацию и организовать церковную жизнь на основании канонических норм. Взаимопонимание с представителями Константинополя на этой встрече не было достигнуто.

18 мая 1995 г. Святейший Патриарх Алексий II обратился к Патриарху Константинопольскому с посланием, в котором, упомянув о встрече с делегацией Константинопольского Патриархата в связи с ситуацией в Эстонии, отметил несоответствие позиции делегации активно утверждаемому Константинопольским Патриархатом в других случаях каноническому принципу: «Один город – один епископ», а также то, что в отношении Эстонии этот принцип почему-то предается забвению и представители Константинопольского Патриархата предлагают создать на канонической территории Московского Патриархата параллельную юрисдикцию. Святейший Патриарх Алексий II выразил в письме категорическое несогласие с такого рода действиями, ибо «они нарушают принцип канонической самостоятельности поместной Церкви и усугубляют появившийся в Эстонии церковный раскол. Все проблемы Православия в Эстонии должны решаться на основе священных канонов и в условиях невмешательства светских властей во внутрицерковную жизнь»¹⁹³.

Ответом на это письмо стала встреча Патриарха Варфоломея 29 мая, во время визита в Финляндию, с делегацией раскольников из Эстонии, на которой Константинопольский Патриарх передал благословение «своей пастве» и заявил, что в независимой Эстонии «само собой разумеется и восстановление старого канонического порядка в Эстонской Православной Церкви в таком виде, как он был представлен в Томосе Патриарха и Синода от 1923 г.». Патриарх Варфоломей говорил, что «зависимость эстонского Православия от Москвы представляется последним остатком сталинской тирании». Одновременно глава Константинопольской Церкви заявил об особых правах Вселенского престола, который, по его убеждению, «образует центр единения, простирающийся через все национальные границы, и питает братское сотрудничество всех православных народов»¹⁹⁴. Письменный ответ Патриарха Варфоломея Патриарху Алексию II, датированный 12 июля 1995 г., по сути являлся уведомлением о твердом намерении поддержать эстонский раскол. Патриарх Варфоломей писал о Константинопольской Церкви как имеющей полномочие, право и компетенцию восстанавливать «исторический церковный порядок». Патриарх Варфоломей также обвинил Русскую Церковь в «антиканонических действиях», совершавшихся «по указке и под давлением тоталитарного атеистического режима»¹⁹⁵. На просьбу эстонского министра по европейским делам Э. Липпмаа о скорейшем принятии эстонских приходов в юрисдикцию Константинополя Патриарх Варфоломей в конце июля ответил обещанием «в скором времени» сообщить «добрые вести по этому вопросу»¹⁹⁶.

В письме от 20 июля 1995 г. к Предстоятелю Константинопольского Патриархата Святейший Патриарх Алексий II был вынужден обратить внимание на то, что оскорбительно обвинять в «сожительстве» с атеистическим режимом Русскую Православную Церковь – Церковь мученицу и исповедницу, претерпевшую неслыханные ранее гонения и украсившуюся сонмом новомучеников. Особый акцент Предстоятелю Русской Православной Церкви пришлось сделать на антиканоничности встречи Патриарха Варфоломея с эстонской делегацией 29 мая 1995 г., в частности, на противоречащем 13 правилу Сардикийского Собора общении с запрещенными клириками, а также на недружественном по отношению к Русской Православной Церкви обращении Константинопольского Патриарха к «возлюбленным чадам из соседней Эстонии», бывшим, выражаясь словами Патриарха Варфоломея, «Патриаршим благословением всем православным приходам Эстонии, которые в феврале минувшего года просили... о восстановлении автономной канонической зависимости Эстонской Православной Церкви от Вселенского Патриархата». Патриарх Алексий II писал о том, что все эти факты свидетельствовали о желании Константинопольского Патриарха принять данные приходы в свою юрисдикцию без отпускной грамоты вопреки 8 канону III Вселенского Собора, а также 12 и 16 Апостольским правилам. Дав подробное описание исторических этапов формирования эстонского Православия в лоне Русской Церкви, Патриарх Московский заключил свое письмо пожеланием не подавать никому повода к соблазну и хранить единение православных Церквей¹⁹⁷. Еще более резко охарактеризовал ситуацию, сложившуюся в Эстонии, в своем заявлении от 21 августа 1995 г. Отдел внешних церковных сношений Московского Патриархата: «Поддержав так называемый стокгольмский Синод Эстонской Апостольской Православной Церкви в его совершенно необоснованных претензиях на обладание церковной властью в Эстонии и имуществом православной Церкви в этой стране, Константинопольский Патриархат фактически стал инициатором и средством кампании эстонских властей по искоренению канонической Эстонской Апостольской Православной Церкви, являющейся самоуправляемой частью Московского Патриархата»¹⁹⁸.

Святейший Патриарх Варфоломей откликнулся 3 сентября 1995 г. пространным посланием, в котором обосновывал позицию Константинопольского Патриархата аргументами нецерковного характера. Отколовшиеся от Эстонской Церкви названы в письме «потомками и законными представителями прежнего большинства православных Эстонии – тех, кто после 45 лет советской оккупации был низведен до положения меньшинства в своей родной стране в сравнении с числом православных русских. ...Мы знаем, что большая численность русских является результатом их массовых переселений в Эстонию в годы советской оккупации. ...Подавляющее большинство православных в Эстонии сегодня составляют русские, и этим объясняется решение подавляющего большинства сохранять единство с Московским Патриархатом. Неужели Вам кажется справедливым, чтобы это решение связывало и православных эстонцев, число которых столь печальным образом сократилось в советские годы? Кажется ли Вам справедливым, чтобы в их собственной стране решения за них принимало некое большинство представителей иного народа, массово переселившихся сюда в годы иноземной оккупации? Кажется ли Вам справедливым, чтобы православные эстонцы у себя на родине не имели права решать сами за себя?»¹⁹⁹

Таким образом, средствами церковной политики Константинополь углублял болезненное разделение жителей Эстонии, которое было введено в начале 1990-х гг. и столь остро переживалось эстонским обществом. Законом «Об иностранцах», принятым в 1993 г., все жители страны независимо от национальности были разделены на граждан по праву рождения (тех, чьи предки были гражданами Эстонии до 1940 г.) и «прочих», которым на жестких условиях и со значительными ограничениями предоставлялась возможность со временем приобрести эстонское гражданство. Это дискриминационное разделение в цитированном письме Константинопольского Первоиерарха было выдвинуто в качестве главного аргумента для создания константинопольской структуры в Эстонии. «Церковь граждан Эстонской Республики», от лица которой выступили участники самочинного собрания 28–29 апреля 1993 г. в Преображенском соборе, провозглашала курс на устроение церковной жизни именно по этим – чуждым христианским нормам – критериям. Спустя два года эта идея нашла поддержку у Вселенского Патриарха.

К концу 1995 г. напряжение вокруг эстонского Православия достигло предела. Уроженец Эстонии, три десятилетия окормлявший Эстонскую епархию, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II обратился к генеральному секретарю Всемирного совета Церквей (ВСЦ) К. Райзеру и генеральному секретарю Конференции европейских Церквей (КЕЦ) Ж. Фишеру с просьбой о помощи. Церковные деятели направили 8 декабря 1995 г. президенту Эстонии совместное обращение, в котором определенно дали понять, что им небезразличны события, происходящие в стране. Весной 1996 г. и от Совета Церквей Эстонии поступило обращение, призывающее руководство Эстонской Республики к поиску решения проблемы. Почти одновременно, 9 декабря 1995 г., в Таллинне состоялся крестный ход верующих Эстонской Православной Церкви, права которых государство не желало признавать. Были опасения, что шествие, в котором участвовало около 21 000 человек, может вылиться в беспорядки, но оно прошло без эксцессов.

3 января 1996 г. делегация Русской Православной Церкви, возглавляемая председателем Отдела внешних церковных сношений митрополитом Кириллом, прибыла в Стамбул на переговоры по урегулированию ситуации в Эстонии. Константинопольская сторона объявила о своем намерении в феврале принять в свою юрисдикцию раскольническую группу запрещенных в служении клириков и последовавших за ними мирян, полагавших, что они и составляют Эстонскую Апостольскую Православную Церковь.

Делегация Московского Патриархата, основываясь на решениях Поместного Собора Эстонской Апостольской Православной Церкви от 17 ноября 1993 г., внесла ряд компромиссных предложений, предусматривавших определенные шаги навстречу тем, кто желали бы перейти в юрисдикцию Константинопольского Патриархата. Предложенный план подразумевал, что Эстонская Апостольская Православная Церковь, возглавляемая архиепископом Корнилием, регистрируется в полном составе как правопреемница исторической Эстонской Церкви; после регистрации все приходы получают возможность добровольного самоопределения в выборе юрисдикции; процесс перехода общин, изъявивших желание войти в Константинопольский Патриархат, должен осуществляться согласно каноническим нормам, после двустороннего соглашения Московского и Константинопольского Патриархатов. Стороны достигли согласия только в одном вопросе. Признано было, что все православные приходы в Эстонии независимо от их канонического самоопределения должны быть зарегистрированы как правопреемники соответствующих довоенных приходов со всеми вытекающими имущественными последствиями.

Продолжение переговоров было запланировано на начало февраля в Москве. Однако, несмотря на незавершенность переговорного процесса, генеральный секретарь Священного Синода Константинопольской Церкви митрополит Филадельфийский Мелитон уже 4 января обратился к православным общинам Эстонии с посланием, в котором сообщалось о намерениях Константинопольского Патриархата «возобновить деятельность автономной Эстонской Апостольской Православной Церкви на основе Томоса Патриарха Мелетия IV от 1923 г. Такая автономная Церковь может включать в себя все православные общины на территории Эстонии с отдельной епархией для русскоязычных приходов»²⁰⁰. В том же послании упоминалось о перспективе временного присутствия на одной территории двух Патриархатов, что предполагает разделение приходов на две юрисдикции, которое следует совершить «в братском согласии и мире».

На это послание митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл отозвался заявлением от 17 января 1996 г., в котором выразил энергичный протест Русской Православной Церкви: «Сам факт направления такого послания православным общинам Эстонии является грубейшим нарушением православных канонов, запрещающих епископу одной поместной Церкви обращаться к пастве другой поместной Церкви. «Да не будет позволено епископу во ином граде, не принадлежащем ему, всенародно учити» (Трул. 20)». Митрополит Кирилл напомнил, что «православные общины Эстонии, к которым направлено данное обращение из Константинопольской Патриархии, прошли длинный исторический путь в лоне Матери Церкви Московского Патриархата, от которой они благословением прославленного во святых святителя-исповедника Патриарха Московского и всея Руси Тихона после провозглашения Эстонией политической независимости в 1920 г. получили статус автономии». Особо указывается, что Патриарх Мелетий IV принял Эстонскую Церковь под свое управление, «воспользовавшись неспособностью руководства Русской Церкви, находившейся в условиях антицерковного геноцида, повлиять на ситуацию». Митрополит Кирилл также отметил, что «в 1978 г. Константинопольский Патриарх Димитрий официально подтвердил отказ от юрисдикционных претензий на православную Церковь в Эстонии», в заявлении была изложена позиция делегации Русской Православной Церкви на встрече в Стамбуле 3 января 1996 г. и выражена озабоченность выходящими за рамки двусторонних обсуждений акциями Константинопольского Патриархата, которые несут серьезную угрозу межправославному миру и каноническому единству²⁰¹.

В тот же день Святейший Патриарх Алексий II направил послание православной пастве в Эстонии, в котором выразил ей духовную поддержку и призвал хранить верность Матери Церкви, с сердечной скорбью обращаясь к родной пастве, Патриарх Алексий II предупреждал ее, что «распространенное канцелярией Константинопольской Патриархии послание «православным общинам Эстонии» антиканонично как по своему содержанию, так и по самому факту данного обращения». Патриарх также призвал власти Эстонии «проявить благоразумие и не поощрять попыток разделить православную Церковь по национальному прзнаку»²⁰².

Русская Церковь настаивала на исполнении достигнутых в январе договоренностей и на продолжении переговоров. Константинопольская же Патриархия уклонялась от направления делегации в Москву. Так, в письме к Патриарху Алексию II от 1 февраля 1996 г., подписанном эпитропом Константинопольского Патриарха митрополитом Имвросским и Тенедосским Фотием, были выдвинуты уже ультимативные требования: встреча делегаций двух Патриархатов должна быть проведена не в Москве и не в Стамбуле, но в Эстонии, должны быть сняты канонические прещения, наложенные архиепископом Корнилием на некоторых клириков за попытку несанкционированного, без отпускных грамот, перехода в юрисдикцию Константинопольского Патриархата («Мы считаем это наказание вызывающим и оскорбительным»,– говорилось в письме). Более того, в письме содержалось и требование отказаться от выдвинутых ранее Русской Церковью предложений по выходу из кризиса. В противном случае, отмечалось в послании, «диалог будет затруднен»²⁰³.

В этих условиях Патриарх Алексий 2 февраля 1996 г. был вынужден особым посланием оповестить Предстоятелей поместных православных Церквей о кризисной ситуации в Эстонии: «Эстонское правительство, взяв курс на вытеснение из страны православного русскоязычного населения, продолжает всячески препятствовать регистрации канонической православной Церкви в Эстонии как правопреемницы Эстонской Апостольской Православной Церкви... требует срочной передачи всего церковного имущества в руки незначительной группы запрещенных в священнослужении клириков», одновременно «Константинопольский Патриарх заявил о своей готовности учредить свою юрисдикцию на территории Эстонии». Святейший Патриарх с горечью писал, что «сложившаяся ситуация достигла критического предела и может спровоцировать необратимые разрушительные процессы», просил Предстоятелей братских православных Церквей «оказать... авторитетное влияние в поддержке нашему братскому призыву к Святейшему Патриарху Варфоломею продолжить начатый диалог и воздержаться от принятия скороспешных и не согласованных с нашей Церковью односторонних мер по эстонскому вопросу»²⁰⁴.

В письме от 6 февраля 1996 г. Патриарх Алексий II разъяснил Патриарху Варфоломею, что запрещение в служении было наложено на нескольких клириков Эстонской Церкви не за общение с Константинопольской Церковью, как это следовало из письма Константинопольского Патриархата, но за «организацию общества, отдельного от епископа, и учинение таким образом раскола в Церкви». Выдвижение же Патриархом Константинопольским требования снять с данных клириков запрещение по сути является вмешательством во внутренние дела братской поместной Церкви вопреки православным канонам, «предполагающим единственно возможным условием снятия правящим архиереем наложенного им канонического прещения с провинившегося против святых канонов клирика его раскаяние и примирение с епископом».

6 сентября 1993 г. за раскольническую деятельность каноническим прощениям подверглись протоиерей Эммануил Кирсс, диакон Аифал Сарапик и мирянин X. Тоссо. 16 февраля 1994 г. был запрещен в служении прот. Симеон Кружков, позднее запрещение было снято по просьбе протоиерея Симеона после его письменных заверении, что он «по-прежнему в ведении Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, канонической связи с которым никогда не мыслил прерывать». 30 марта 1995 г. за учинение раскола и множество других нарушений канонического и нравственного характера был запрещен в служении священник Владимир фон Беренс. 15 января 1996 г. после неоднократных увещеваний архиепископ Корнилий запретил в священнослужении за регистрацию в юрисдикции стокгольмского «Синода» протоиереев Ермила Аллика, Симеона Кружкова, Иннокентия Хиета, священников Иоанна Кесккюла, Рафаила Хиприкуса и Андреаса Пыльда. К февралю 1996 г. девять священнослужителей находились под запретом в служении и одни мирянин был отлучен от церковного общения.

Взывая к архипастырской ответственности Патриарха Варфоломея, Предстоятель Русской Церкви предупреждал; «Если в условиях, когда русские православные в Эстонии систематически притесняются и фактически лишаются элементарных прав на существование, Константинопольский Патриархат предпримет какие-либо односторонние действия, противоречащие достигнутой договоренности, это будет означать, что Константинополь поддерживает дискриминационную по отношению к русскоязычным гражданам политику эстонского правительства». Патриарх Алексий II выразил надежду, что Патриарх Варфоломей «осознает всю меру ответственности в этот судьбоносный для Православия момент и... согласится на продолжение двусторонних переговоров в Москве, как это было ранее согласовано, без выдвижения каких-либо препятствующих условий»²⁰⁵.

Однако усилия священноначалия Русской Церкви были тщетными. В ответной телеграмме от 19 февраля 1996 г. Патриарх Варфоломей заявил, что позиция Константинопольского Патриархата по вопросу Эстонской Апостольской Православной Церкви «будет пребывать неуступчивой»²⁰⁶. В послании от 24 февраля, уже после объявления о возобновлении действия Томоса 1923 г., глава Константинопольской Церкви заверял Патриарха Алексия II, что действия Вселенского Патриархата не направлены «против проживающих в Эстонии православных русских». Однако эти слова не согласуются с другими положениями того же послания: «Паства архиепископа Корнилия также не может считаться преемницей паствы Эстонской Апостольской Православной Церкви до 1940 г., так как подавляющее большинство в ней составляют русские иммигранты, которых Сталин вынудил массово переселиться в Эстонию, чтобы изменить этнический состав населения страны», и далее Патриарх Варфоломей задает вопрос: «Как может называться Эстонской Церковь, состоящая из русских иммигрантов?»²⁰⁷

Что это, как не прямая поддержка этиофилетизма – национализма в церковной жизни – вопреки декларативному осуждению данного явления, часто повторяемому представителями Константинопольской Церкви в случаях, когда речь идет о желании русских верующих, живущих вдали от Родины, сохранять каноническое единство с Русской Церковью? Безосновательной следует признать и содержащуюся в том же письме ссылку на 34 правило святых апостолов, гласящее: «Епископам всякого народа подобает знати первого из них, и признавать его как главу, и ничего превышающего их власть не совершать без его рассуждения». Искусственным выглядит предложенное Патриархом Варфоломеем толкование древнего канона в националистическом духе: эстонцы, «будучи отдельным народом, имеют право, согласно 34 правилу святых апостолов, образовать свою Церковь со своими епископами из числа их собственного народа, тем более что они образуют самостоятельное и независимое государство». Надуманность и неискренность аргументации, использованной Патриархом Варфоломеем в конфликте с Русской Церковью, стала очевидной после того, как цель включения эстонских приходов в константинопольскую юрисдикцию была достигнута. Ничто не помешало Вселенскому Патриархату в 1999 г. назначить главой своей церковной структуры в Эстонии отнюдь не епископа «из числа их собственного народа», но грека Стефана (Хараламбидиса) – уроженца Африки, не знающего эстонского языка. В то время как Предстоятель Эстонской Церкви в юрисдикции Московского Патриархата, которую Константинополь называет «Церковью, состоящей из русских», митрополит Корнилий является коренным жителем Эстонии, свободно владеет эстонским языком и был связан с Эстонской Церковью и Эстонией всю свою долгую жизнь.

20 февраля Патриарх Варфоломей подписал «Патриарший и синодальный акт о возобновлении действия Патриаршего и синодального Томоса от 1923 г. об Эстонской православной митрополии». В этом документе законными преемниками Эстонской Апостольской Православной Церкви названы «принимающие данный Томос и сохранившие непрерывное каноническое преемство данной Церкви». Особо определен статус «пришельцев»: «Одновременное этим мы, принимая во внимание беспокойство нашего Блаженнейшего брата Патриарха Московского и всея Руси Алексия в отношении проживающих в Эстонии православных верующих – иммигрантов русского происхождения, поселившихся в стране в тот период, когда Эстония являлась частью бывшего Советского Союза, заявляем о нашем твердом намерении обеспечить им беспрепятственную церковную жизнь в качестве неотъемлемой части автономной Церкви Эстонии под руководством собственного русскоязычного епископа»²⁰⁸. Трудно воспринимать это деяние иначе как акт неприкрытой агрессии, попытку похитить паству у Церкви, уже многие века ее окормляющей. Важной частью своей архипастырской деятельности в Эстонии Константинопольский Патриарх полагает разделение православной паствы на основе дискриминационного по отношению к русским эстонского гражданского законодательства. Русской Церкви о своем деянии Константинопольский Патриархат не сообщил.

При этом в тот же день Константинопольский Первоиерарх направил послание министру по европейским делам Э. Липпмаа, одному из главных деятелей раскола, «лично заинтересованному», как отмечается в письме, «в прогрессе эстонского Православия»: «Мы рады сообщить Вашему возлюбленному Превосходительству, что прилагаемым Патриаршим и синодальным актом, отвечая с материнской любовью на просьбу независимого и суверенного Эстонского государства и большинства православных общин страны, мы возобновляем действие Патриаршего и синодального Томоса 1923 г., признавшего автономию Эстонской Православной Церкви под духовным покровительством Вселенского Патриархата Константинопольского. Кроме того, в настоящем Акте мы заявляем о том, что признаем законными преемниками Эстонской Апостольской Православной Церкви до 1940 г. православных эстонцев, сохранивших эту преемственность в изгнании, а также согласных с ними православных, проживающих в Эстонии»²⁰⁹.

И только когда спустя два дня в Константинополе была получена телеграмма Патриарха Алексия II с предупреждением о тяжелейших последствиях в случае реализации планов по антиканоническому введению Эстонской Апостольской Православной Церкви в юрисдикцию Константинопольского Патриарха²¹⁰, 24 февраля было опубликовано коммюнике генерального секретариата и Священного Синода Константинопольского Патриархата, в котором указывалось, что решение это было принято 20 февраля «вследствие настоятельной просьбы Эстонского государства, а также подавляющего большинства православных приходов Эстонии, которые выразили желание вновь присоединиться к Вселенскому Патриархату и категорически заявили, что в случае отказа Патриархата принять их они ни при каких условиях не останутся долее в юрисдикции Московского Патриархата»²¹¹. Непосредственное управление Эстонской Апостольской Православной Церковью в качестве местоблюстителя ее кафедры было поручено архиепископу Карельскому и всей Финляндии Иоанну.

23 февраля 1996 г. Священный Синод Русской Православной Церкви постановил: «Ввиду того что неоднократные братские увещевания Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и его обращение от имени Священного Синода и епископата Русской Православной Церкви к Патриарху Константинопольскому Варфоломею были им проигнорированы, с глубокой скорбью и сожалением должны признать данную акцию раскольнической, вынуждающей нашу Церковь приостановить каноническое и евхаристическое общение с Константинопольским Патриархатом и Финляндской автономной архиепископией, а также прекратить поминовение Константинопольского Патриарха по диптиху Предстоятелей поместных православных Церквей»²¹². В телеграмме Патриарху Варфоломею был выражен протест против антиканоничных его и архиепископа Иоанна действий. Главе Константинопольского Патриархата напоминалось, что Эстония – признанная со времени Константинопольских Соборов 1590 и 1593 гг. каноническая территория Русской Православной Церкви. «Совершенное беспрецедентное антиканоничное деяние, как мы ранее предупреждали, разрушает вековые нормы взаимоотношений между поместными православными Церквами и наносит сокрушительный удар всеправославному единству, ибо вторжение в каноническую область другой поместной Церкви и принятие в общение запрещенных в священнослужении клириков полагает преграду евхаристическому и каноническому общению Русской Православной Церкви с Константинопольским Патриархатом».

Русская Церковь ясно сознавала, что разрыв евхаристического общения с Константинопольским Патриархатом – событие исключительное, поскольку оно затрагивало две самые влиятельные поместные православные Церкви. Это понимали и главы других поместных Церквей, обратившиеся к Московскому и Константинопольскому Предстоятелям с призывами найти выход из кризисной ситуации, породившей «смятение среди Церквей», и восстановить единство православного мира. Патриарх Александрийский Парфений так охарактеризовал отношение всеправославного братства к разрыву евхаристического общения между двумя Патриархатами: «Это скорбь, стенание и всеправославная печаль». Столь же тревожные письма поступили от глав Антиохийской, Грузинской, Сербской, Румынской, Кипрской и Американской Церквей. Все Предстоятели писали об одном – о необходимости «срочно найти выход из этой тревожной ситуации, которая волнует все Православие». Признавая остроту эстонской проблемы, православные Первоиерархи призывали к примирению и просили о готовности к жертвам ради восстановления православного единства²¹³.

Патриарх Московский и всея Руси Алексий II в послании к архиепископу Таллиннскому и всея Эстонии Корнилию, пастырям, монашествующим и всем верным чадам Эстонской Апостольско-Православной Церкви, изданном 23 февраля 1996 г., призывал православных клириков и мирян быть мужественными и стойкими, твердыми в вере и преданности Матери Церкви, которая не оставит их своей заботой²¹⁴. Клирики и миряне ЭАПЦ выразили свое отношение к действиям Константинопольского Патриарха, собравшись на состоявшийся 16 марта 1996 г. крестный ход, в котором приняло участие около 26 000 человек. Верующие мирно прошли по Старому городу с церковными песнопениями на церковнославянском и эстонском языках.

В 1996 г. серьезно осложнилась обстановка в тартуском Успенском приходе, одном из крупнейших в ЭАПЦ, который без уведомления прихожан был зарегистрирован его настоятелем в юрисдикции стокгольмского «Синода». 25 февраля 1996 г., вскоре после издания Патриархом Варфоломеем вышеупомянутого акта, настоятель Успенского собора протоиерей Симеон Кружков поставил своих прихожан перед фактом, что они находятся в юрисдикции Константинопольского Патриархата. Прихожане обратились к архиепископу Корнилию с просьбой о помощи. 4 марта 1996 г. архиепископ Корнилий направил протоиерею Симеону Кружкову письменное уведомление о своем прибытии с членами временного Синода ЭАПЦ на приходское собрание, которое состоится по требованию прихожан 9 марта. На этом уведомлении протоиерей Симеон Кружков наложил следующую возмутительную «резолюцию» (передается дословно): «в восстановленной автономной православной Церкви Эстонии тартуский Успенский собор с 20 февраля 1996 г. окормляется архиепископом Иоанном Карелии и всей Финляндии, я как настоятель собора не имею права допускать каких-либо церковных собраний в своем соборе и на его территории посторонним церковным структурам и лицам, о чем и сделано мною соответствующее распоряжение»²¹⁵.

И все же намеченное приходское собрание состоялось, правда, не в Успенском соборе, двери которого оказались запертыми, а в Георгиевском храме Тарту, в собрании участвовали 218 человек, а перед его началом архиепископу Корнилию были переданы заявления, подписанные 1026 прихожанами, которые изъявили желание остаться в Московском Патриархате. На собрании все, за исключением одного воздержавшегося, единодушно свидетельствовали, что переход Успенского храма в юрисдикцию Константинопольского Патриархата не был согласован с прихожанами. Собрание переизбрало председателя приходского совета, которым, согласно Уставу ЭАПЦ 1935 г., является настоятель. По предложению владыки Корнилия временно исполняющим обязанности настоятеля и председателем приходского совета стал настоятель Георгиевского прихода священник Александр Айм. Принимая на себя попечение об Успенском приходе, отец Александр, однако, не собирался служить в Успенском храме. Тут же на собрании он объявил, что по воскресеньям в Георгиевском храме литургии будут служиться, как и раньше, по-эстонски, а по субботам – на церковнославянском языке. Приходское собрание постановило обратиться в Тартуское городское собрание и в службу по делам вероисповеданий с ходатайствами об отмене регистрации Успенского прихода в юрисдикции Константинопольского Патриархата и о регистрации в юрисдикции Московского Патриархата. Кроме того, прихожане приняли обращение к архиепископу Карелии и всей Финляндии Иоанну, которое заключалось словами: «Умоляем Вас. Ваше Высокопреосвященство, не совершайте духовного насилия над собратьями-христианами, прислушайтесь к голосу тысячи верующих, не отрывайте их против воли от Матери Церкви»²¹⁶. 14 марта архиепископ Корнилий издал указ о назначении настоятеля Георгиевского прихода села Вярска протоиерея Алексия Самолдина исполняющим обязанности настоятеля тартуского Успенского прихода. Затем он обратился с посланием к верующим Успенского прихода, в котором акцентировал внимание на том, что Симеон Кружков запрещен в священнослужении, и благословил их до нормализации приходской жизни в стенах Успенского собора посещать храм во имя великомученика Георгия Победоносца.

Агитаторы раскольников ездили по приходам, пытаясь склонить священников и прихожан к беззаконной регистрации. Некоторые общины X. Тоссо регистрировал без ведома настоятеля, посылая в «несговорчивые» приходы письма с угрозами лишения имущества, в том числе и храмов. Причем такие письма получали и те немногие приходы, которые были собственниками своего имущества, поскольку сравнительно недавно выстроили или только начали строить храмы.

Все это происходило на фоне непрекращавшейся травли исторической Эстонской Церкви, в отношении которой эстоноязычные издания, печатавшие материалы оскорбительного характера, поддерживали «образ врага». Желтая пресса, публикуя издевательские карикатуры, требовала: «Корнилия – на скамью подсудимых!» При этом забывалось, что на этой-то скамье владыка Корнилий уже побывал при советской власти и за свою пастырскую деятельность был осужден на заключение в концлагере. Очернительные статьи появлялись и продолжают появляться в зарубежных изданиях.

Все это время Отдел внешних церковных сношений Московского Патриархата не прекращал консультации с константинопольской стороной. Приостановление евхаристического общения с Константинопольским Патриархатом побудило священноначалие Русской Православной Церкви направить высокопоставленных иерархов для проведения переговоров с Предстоятелями поместных православных Церквей о сложившейся ситуации в Эстонии. Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, председатель Отдела внешних церковных сношений, с 8 по 9 марта 1996 г. находился в Сирии для переговоров с Антиохийским Патриархом Игнатием, с 9 по 10 – в Израиле, где он встретился с Иерусалимским Патриархом Диодором, с 10 по 13 марта он в Швейцарии провел переговоры с представителями Константинопольской Патриархии, с 8 по 10 марта митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий посетил Сербскую Православную Церковь. Архиепископ Калужский и Боровский Климент 11–12 марта провел встречи в Болгарии, 12–13 марта – в Польше. 21 марта Священный Синод Русской Православной Церкви выразил благодарность Предстоятелям упомянутых поместных Церквей за их позицию по эстонскому вопросу. Для участия в переговорах с представителями Константинопольской Патриархии были назначены митрополиты Крутицкий и Коломенский Ювеналий, Смоленский и Калининградский Кирилл и архиепископ Таллиннский и всея Эстонии Корнилий.

Необходимо было искать путь к компромиссу ради сохранения единства мирового Православия, которому односторонними действиями Константинопольского Патриархата был нанесен тяжкий урон. 3 и 22 апреля 1996 г. в Цюрихе состоялись переговоры по эстонскому вопросу, на которых были выработаны предложения, одобренные Синодами Русской и Константинопольской Церквей 16 мая 1996 г. В соответствии с этими предложениями православным клирикам и мирянам ЭАПЦ предоставлялась свобода выбора юрисдикционной принадлежности. Запрещенные клирики и отлученный от церковного общения мирянин были признаны Священным Синодом Русской Православной Церкви освобожденными от прещений. Не определившимся до того момента в своем выборе приходам предоставлялся четырехмесячный срок для принятия решения. Константинопольский Патриархат приостановил на это время исполнение своего постановления от 20 февраля 1996 г. о возобновлении действия Томоса 1923 г. На этих условиях восстанавливалось прерванное ранее общение между двумя Патриархатами²¹⁷. Предполагалось, что 20–24 августа того же года состоится визит объединенной делегации Московского и Константинопольского Патриархатов в Эстонию с целью проведения переговоров с эстонским правительством, встреч с клириками и представителями православных приходов. Сохранялась надежда, что это с трудом достигнутое решение, на которое Русская Православная Церковь пошла по крайнему снисхождению и лишь ради предотвращения раскола всемирной православной семьи, будет реализовано и положит конец противостоянию в Эстонии. Поэтому Московский Патриархат незамедлительно исполнил все взятые на себя обязательства. Однако Константинопольский Патриархат не спешил выполнять договоренности; вскоре его представители постепенно обратили вспять начатое движение к церковному миру.

В приходах прошли опросы по выбору юрисдикционной принадлежности. Желание общин остаться в юрисдикции Московского Патриархата было подтверждено множеством подписей под соответствующими обращениями. Русская Православная Церковь выполняла условия соглашения и ждала ответных шагов от Константинопольской Церкви. Однако действия константинопольской стороны носили совершенно иной характер: сторонники константинопольской юрисдикции развернули широкую агитационную кампанию в первую очередь в колеблющихся общинах, которая сопровождалась совершением богослужений, раздачей гуманитарной помощи и всевозможных щедрых обещаний. При поддержке государственных структур Эстонии продолжалась беззаконная регистрация приходов в константинопольской ЭАПЦ. Так, священник Московского Патриархата Иаков Метсалу был поставлен перед фактом, что возглавляемый им Иоанно-Предтеченский приход в Меекси 21 мая 1996 г. был зарегистрирован в константинопольской юрисдикции и там будет служить другой священник; приход во имя святой мученицы Параскевы в Саатсе, где служил отец Антоний Сырг, был зарегистрирован 10 июля, и туда был назначен протоиерей Август Кальюкоск (многолетний настоятель этого прихода, уволенный по собственному желанию за штат еще в 1992 г.), не подававший прошения об отпускной грамоте. Вместе с тем любые контакты представителей Московского Патриархата с властями Эстонии вызывали негативную реакцию архиепископа Карельского и всей Финляндии Иоанна и иерархов Константинопольского Патриархата, появление же представителей Московского Патриархата в спорных приходах становилось причиной бурного возмущения константинопольской стороны. 17 июля митрополиту Смоленскому и Калининградскому Кириллу из Константинопольского Патриархата было направлено резкое по тону письмо, содержащее ряд надуманных претензий в связи с якобы имевшимися нарушениями четырехмесячного моратория (в частности, обвинение архиепископа Корнилия в том, что он совершил диаконскую хиротонию)²¹⁸. Митрополит Кирилл ответил письмом, в котором опроверг необоснованные претензии, указав, в свою очередь, на неблаговидные действия, совершавшиеся представителями Константинопольского Патриархата вопреки решениям Священных Синодов обеих поместных Церквей от 16 мая 1996 г²¹⁹.

23 августа 1996 г. в Таллинне совместная комиссия двух Патриархатов согласовала списки определившихся в своей юрисдикции приходов. Относительно тартуского Успенского и валгаского Исидоровского приходов делегации не достигли согласия ни по их каноническому статусу, ни по путям юридического решения вопроса.

Валгаской Исидоровской общине пришлось вести упорную борьбу за сохранение своего юрисдикционного статуса. Как уже было сказано выше, настоятель Исидоровского храма протоиерей Валентин Савин одним из первых без ведома прихожан зарегистрировал свой приход в подчинении зарубежному «Синоду». 11 декабря 1994 г. протоиерей Валентин скончался, в январе следующего года прихожане обратились к архиепископу Корнилию с прошением воспрепятствовать закрытию храма или «передаче его другой конфессии» и назначить на приход священника. Архиепископ Корнилий поставил исполняющим обязанности настоятеля священника Геннадия Кружкова, которого полиция не допустила в храм. Основанием для таких действий полиции стало письмо Т. Сеппа от 13 января 1995 г. в Валгаское уездное самоуправление и в местный департамент полиции, в котором он просил у местной власти содействия, чтобы «валгаский собор св. Исидора не оказался бы в пользовании нелегально действующей в Эстонии церковной структуры», в письме указывалось, что приход принадлежит «полноправной в Эстонской Республике ЭАПЦ», от которой после смерти протоиерея В. Савина туда назначены служить священник В. фон Беренс и диакон А. Сарапик.

Община Исидоровского храма не сдалась. 29 января было созвано приходское собрание, на котором обсуждалось создавшееся положение. Участники единодушно выразили желание пребывать в Московском Патриархате и просили архиепископа Корнилия помочь им навести в приходе порядок. Пока же церковная жизнь шла так, как будто вернулись времена атеистического режима: требы совершались на кладбище и в квартирах. 4 ноября 1996 г. новоназначенный на приход священник Иаков Метсалу обратился к архиепископу Корнилию за благословением начать служить во временном помещении и с просьбой выделить богослужебную утварь. Вскоре под временный храм был арендован частный дом, в котором регулярно по субботам и воскресеньям стали совершаться богослужения. Народу приходило много, до 100 человек, было очень тесно, в связи с достигнутыми договоренностями между Московским и Константинопольским Патриархатами архиепископ Корнилин 13 февраля 1997 г. предписал священнику Иакову составить график попеременного служения с клириком константинопольской юрисдикции в храме священномученика Исидора. Настоятель пытался наладить общение со старостой и активными прихожанами константинопольского прихода, поскольку священника у константинопольской общины в то время не было, просил городские власти о помощи в улаживании конфликта, но все было тщетно: храм стоял пустой, потому что, несмотря на отсутствие клирика, допустить в храм священника ЭАПЦ Московского Патриархата священноначалие константинопольской структуры не собиралось.

В январе 1998 г. лишенная храма Исидоровская община решила строить новую церковь. Было учреждено благотворительное объединение «Православие», приобретено здание бывшего клуба, началась работа над проектами. Когда вновь зашла речь о попеременном служении в Исидоровском храме, священники Московского Патриархата (с января 1999 г. на приходе появился второй священник – отец Алексий Колосов) и прихожане единодушно отказались. 23 августа 2000 г. Исидоровский приход в юрисдикции ЭАПЦ Московского Патриархата по просьбе его членов получил архиерейское благословение на переименование в общину в честь Владимирской иконы Божией Матери.

В сентябре оба Патриархата решениями своих Синодов утвердили списки определившихся в своей юрисдикции приходов²²⁰. В связи с тем, что по спорным приходам не было достигнуто соглашения, мораторий на решение от 20 февраля 1996 г. было определено продлить еще на три месяца. Однако запланированные совместной комиссией на 8 и 9 сентября и уже объявленные приходские собрания в Тарту и Валга не состоялись, поскольку представитель Константинопольского Патриархата не прибыл в Эстонию. Затем последовало нарушение моратория константинопольской стороной: 18 октября 1996 г. архиепископ Карельский и всей Финляндии Иоанн совершил в тартуском Успенском соборе литургию и рукоположение.

Русская Православная Церковь неоднократно напоминала Константинопольскому Патриарху о необходимости исполнять совместно принятые обязательства. Так, на прошедшей 24 сентября 1997 г. в Патриаршей резиденции в одесском Успенском монастыре встрече Патриарха Алексия II с Патриархом Варфоломеем вновь была затронута проблема Эстонии. Предстоятель Русской Православной Церкви отметил, что, несмотря на выработанное год назад решение о поочередном использовании некоторых храмов (особенно в Тарту и в Валге, в отношении которых 12 декабря 1996 г. была достигнута особая договоренность на очередной встрече подкомиссий в Афинах), клирики Константинопольского Патриархата в ряде случаев не допускали клириков Московского Патриархата к совершению богослужений. Патриарх Алексий II выразил уверенность, что благополучному разрешению конфликта могло бы послужить совместное обращение Предстоятелей двух Церквей к эстонскому правительству. Однако это предложение не было услышано. Единственным итогом беседы стало признание того факта, что необходимо «предпринять дальнейшие шаги для решения этой и других существующих проблем».

Попытка достичь конкретных договоренностей по этому вопросу была предпринята 27 ноября 1998 г. на рабочей встрече делегаций двух Патриархатов в Женеве. Делегацию Русской Православной Церкви возглавлял митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, делегацию Константинопольского Патриархата – митрополит Пергамский Иоанн. Обсуждалась, в частности, возможность предусмотренного ранее попеременного служения духовенства обеих юрисдикции в приходах, не определившихся в выборе своей принадлежности. Была достигнута и договоренность о направлении в Эстонию смешанной делегации двух Церквей для проведения переговоров с премьер-министром республики по вопросам урегулирования юридических и имущественных проблем православных приходов в этой стране. Тем самым планировалось реализовать один из важнейших пунктов достигнутых в 1996 г. в Цюрихе соглашений о том, что «два Патриархата будут совместно сотрудничать в вопросе представления их позиции перед эстонским правительством с целью, чтобы все православные в Эстонии получили одинаковые права, включая право на имущество». 29 декабря решение о направлении в Таллинн совместной делегации было одобрено Священным Синодом Русской Православной Церкви, о чем митрополит Кирилл проинформировал генерального секретаря Константинопольского Священного Синода митрополита Мелитона. Однако планировавшаяся поездка так и не состоялась. Приходилось констатировать, что Константинопольский Патриархат всячески затягивает исполнение цюрихских договоренностей.

Одновременно Константинополь приступил к устроению в Эстонии своей иерархической структуры, в 1998 г. викарным епископом по Эстонии архиепископа Финляндского Иоанна был поставлен Симеон Кружков. Он был к тому времени тяжело болен и вскоре скончался. Очередной шаг, усиливший напряжение во взаимоотношениях двух Патриархатов, был сделан константинопольской стороной 13 марта 1999 г. Невзирая на то что еще совсем недавно Константинопольская Церковь признавала единственным каноническим главой православной Церкви в Эстонии архиепископа Таллиннского и всея Эстонии Корнилия, Священный Синод Константинопольского Патриархата назначил на Эстонскую – уже занятую – кафедру правящего архиерея – митрополита Таллиннского и всея Эстонии Стефана (Хараламбидиса) и предложил Русской Православной Церкви «разделить радость в связи с возвращением в каноническое лоно нашей православной Церкви святой Церкви Эстонии» и признать митрополита Стефана в качестве «канонического и законного Первоиерарха Эстонской Православной Церкви»²²¹. В ответном письме митрополита Кирилла сообщалось, что «Святейший Патриарх и Священный Синод Русской Православной Церкви не могут принять это предложение, убежденно считая регион Эстонии автономной частью исторической канонической территории Московского Патриархата».

Назначение на Таллиннскую кафедру ранее служившего во Франции епископа Стефана, не знакомого с культурой Эстонии и с эстонским языком, вызвало протесты и среди сторонников константинопольской юрисдикции в Эстонии. Состоявшийся 9 июня 1999 г. в Тарту «чрезвычайный собор Эстонской Апостольской Православной Церкви» в составе четырех священников (включая настоятеля кафедрального Преображенского собора в Таллинне протоиерея Эммануила Кирсса) и нескольких мирян выразил протест против назначения нового митрополита Константинопольским Патриархом вместо избрания его Собором ЭАПЦ в соответствии с се Уставом, в принятом заявлении говорилось о раскрывшейся теперь «подлинной цели Константинопольского Патриархата», которая, по мнению участников встречи, заключалась в превращении автономной Церкви в «местную подструктуру иностранной организации». Не признавая назначенного из Константинополя митрополита Таллиннского, собравшиеся избрали для посвящения на Таллиннскую кафедру протоиерея Эммануила Кирсса, тартуский священник Самуил Пуусар был избран на епископскую кафедру в Тарту. Тартуский Александровский и валгаский Исидоровский приходы подали в суд исковое заявление в связи с несоответствующим Уставу назначением епископа Стефана на Таллиннскую кафедру, в результате по представлению митрополита Стефана отец Самуил Пуусар и настоятель прихода в Валге священник Гавриил Керес были лишены священного сана Синодом Константинопольского Патриархата «за канонические проступки против своей церковной власти, народа Божия и вообще Церкви».

Вслед за проблемами определения юрисдикционной принадлежности приходов стал актуальным вопрос о порядке регистрации учреждений Московского и Константинопольского Патриархатов в Эстонии, в 1997 г. состоялись встречи председателя ОВЦС митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла и секретаря ОВЦС по межправославным отношениям игумена Елисея (Ганабы, ныне архиепископ Сурожский) с министром внутренних дел Республики Эстонии Р. Лепиксоном, в ходе которых министр высказался в пользу скорейшей регистрации церковной структуры Московского Патриархата в Эстонии. Необходимость ускорить регистрацию была обусловлена проводившейся в это время подготовкой к принятию нового закона, согласно которому все религиозные организации должны были пройти перерегистрацию в МВД. Однако представители эстонского правительства предлагали самоуправляемой Эстонской Православной Церкви в составе Московского Патриархата регистрироваться в качестве епархии, представляющей подразделение иностранной религиозной организации и не могущей претендовать на правопреемство по отношению к довоенной ЭАПЦ. Это фактически означало бы отказ от прав на историческое церковное имущество.

Чтобы отвести угрозу, нависшую над двумя главными центрами Православия в Эстонии – таллиннским Александро-Невским кафедральным собором и Пюхтицким Успенским ставропигиальным женским монастырем, их пришлось зарегистрировать в 1999 г., не дожидаясь общей регистрации. Александро-Невскому собору для этого потребовалось придать ставропигиальный статус. Согласно Уставу, зарегистрированному в Министерстве внутренних дел Эстонии 16 марта 1999 г., он был призван «совмещать церковноприходскую деятельность и функции официального представительства Московского Патриархата в Эстонии»²²². Этому решению предшествовала состоявшаяся в Москве 23 февраля встреча Патриарха Алексия II с министром внутренних дел Эстонии о. Таалем.

В марте 1999 г. в целях осуществления планомерного диалога с правительством Эстонии и для поддержки и развития отношений с религиозными и общественными кругами страны Священным Синодом Русской Православной Церкви и Патриархом Алексием было учреждено постоянное представительство Московского Патриархата в Эстонии. Представителем назначен архимандрит Елисей (Ганаба). 31 марта это решение Патриарха было утверждено Священным Синодом²²³. Отец Елисей включился в активные переговоры с Министерством внутренних дел Эстонии, с эстонскими парламентариями и представителями общественности, а также с митрополитом Стефаном, стремясь прежде всего к урегулированию имущественного положения приходов, сохраняющих верность Московскому Патриархату. Для достижения этой цели предстояло пройти немалый путь. Митрополит Стефан выдвигал неприемлемые условия, да и у эстонских властей политической воли к решению этого вопроса в то время не находилось. Однако обращения в международные организации, в частности письмо архиепископа Корнилия главе миссии ОБСЕ в Таллинне от 16 февраля 1999 г., побуждали эстонское руководство обсуждать компромиссные варианты. Главным препятствием на пути к их реализации оставалась крайне неуступчивая позиция главы константино-польской церковной организации в Эстонии.

28 марта 2000 г. в Женеве вновь состоялись переговоры между делегациями Московского и Константинопольского Патриархатов. Делегация Русской Церкви, которую возглавлял митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, выдвинула предложение решить проблему, заключив юридическое соглашение между двумя параллельными церковными структурами в Эстонии, предусматривающее право собственности на de facto используемое ими историческое имущество. Однако митрополит Стефан, участвовавший во встрече, выставил категорическое условие: не заключать никаких юридических соглашений, пока Московский Патриархат не признает возглавляемую им структуру единственной в Эстонии автономной православной Церковью. Делегация Русской Православной Церкви отвергла это условие, справедливо считая, что так и не реализованные в полной мере цюрихские договоренности 1996 г. на данном этапе представляют собой предельный возможный церковный компромисс.

19 апреля Священный Синод Русской Православной Церкви выразил сожаление по поводу проявившейся на женевской встрече неконструктивной позиции митрополита Стефана, помешавшей решению вопроса о юридической регистрации храмов Московского Патриархата и окончательному урегулированию взаимоотношений Константинопольской и Русской Православных Церквей в свете решений, совместно принятых в Цюрихе в 1996 г. Константинопольский Синод, как стало известно из письма его генерального секретаря митрополита Мелитона от 8 апреля, ограничился выражением «пламенного пожелания Вселенской Патриархии к нахождению решения» всех вопросов, включая имущественный, в следующем письме митрополита Мелитона от 25 мая содержалось уточнение: по мнению Константинополя, осложнение в решении имущественного вопроса «происходит от эстонского законодательства, а не от действий митрополита Стефана». Константинопольская Церковь считает, что цюрихские соглашения «обязательно должны реализовываться», но «с приобретением упомянутой Эстонской автономной Церковью архиерея, который ее представляет» вмешательство Константинопольской Патриархии более «не является необходимым».

Юбилейный Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, проходивший 13–16 августа 2000 г. в Москве, в связи с последними событиями в церковной жизни Эстонии принял следующее определение: «1. Принимая во внимание достигнутые договоренности между Константинопольской и Русской Православными Церквами о вынужденном параллельном присутствии двух канонических юрисдикций на территории Эстонии, Архиерейский Собор не считает возможным положительно ответить на предложение священноначалия Константинопольской Православной Церкви о признании Русской Православной Церковью канонического статуса автономии за церковной юрисдикцией Константинопольского Патриархата, присутствующей в Эстонии с 1996 г., поскольку признание за ней такого статуса не соответствует в полной мере историческому развитию и современному состоянию всего Православия в Эстонии. 2. Архиерейский Собор настаивает на необходимости выполнения соглашений двух Церквей, достигнутых в мае 1996 г. в Цюрихе, о предоставлении одинаковых прав, включая права на историческое церковное имущество, для всех православных в Эстонии»²²⁴.

В то же время каноническая Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата продолжала переговоры с государством. Шли поиски компромиссного решения, позволяющего получить регистрацию. Одной из уступок стал отказ от исторического наименования в пользу названия «Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата (ЭПЦ МП)». Был разработан новый проект Устава в соответствии с проектом нового закона «о Церквах и приходах». Особое внимание было уделено тем положениям Устава, в которых шла речь об историческом преемстве Эстонской Церкви по отношению к Ревельскому викариатству Рижской епархии Русской Церкви (через дарование Святейшим Патриархом Тихоном в 1920 г. автономии Эстонской епархии) и далее – по отношению к традициям Православия на Эстонской земле, начало которым было положено миссионерами Русской Православной Церкви. 27 июля 2000 г. в Таллинне состоялся Собор Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата, на котором был принят Устав Эпц МП и избран ее Синод. 7 августа Устав и сопровождающие документы были поданы для регистрации в МВД Эстонии.

26 октября – 1 ноября 2000 г. состоялся визит Патриарха Варфоломея в Эстонию. Патриарха сопровождали архиепископ Карельский и всей Финляндии Иоанн, иерархи, духовенство и миряне Финляндской Православной Церкви. Русская Православная Церковь не была уведомлена об этом посещении, и все же Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата предпринял все усилия для того, чтобы использовать и этот случай для уврачевания четырехлетнего конфликта. Представителям двух православных юрисдикций в Эстонии было предложено издать в соответствии с достигнутыми в Цюрихе договоренностями совместную декларацию о восстановлении одинаковых прав для всех православных приходов, в том числе на историческое церковное имущество. Эти предложения были представлены на переговорах митрополита Кирилла с константинопольской делегацией во главе с митрополитом Мелитоном в Москве 20 октября 2000 г. Однако константинопольская сторона отказалась от предложенных инициатив. Более того, в ходе своего визита Патриарх Варфоломей и члены константинопольской делегации неоднократно заявляли, что договоренности между двумя Церквами относительно церковного положения в Эстонии, заключенные в Цюрихе в 1996 г., нельзя толковать как «решение, позволяющее существовать в Эстонии двум параллельным юрисдикциям», что в Эстонии может быть только один митрополит или архиепископ с титулом «всея Эстонии» «и в дополнение к нему – экзарх приходов, подчиненных другой, например Русской, Церкви»²²⁵. Выдвигалось даже требование, чтобы Московский Патриархат сместил со своего поста архиепископа Корнилия.

К концу 2000 г. стало очевидно, что Константинопольский Патриархат, пренебрегая договоренностями, достигнутыми в Цюрихе в 1996 г., осуществляет наступление на права Московского Патриархата в Эстонии и стремится к полному вытеснению его из страны, в заявлении Священного Синода Русской Православной Церкви от 8 ноября 2000 г. в связи с положением в Эстонии было отмечено, что «в сложившихся условиях было бы лицемерием демонстрировать миру наше единство, когда разрушено доверие и попраны основы братского соработничества на пути к подлинному уврачеванию тягостного разделения Православия в Эстонии». А потому «до восстановления согласия в вопросах канонического бытия православной Церкви в Эстонии и достижения мира и справедливости по отношению ко всем православным в этой стране Московский Патриархат решительно отстраняется от любых собраний с участием Патриарха Константинопольского Варфоломея, Преосвященного Иоанна, главы Финляндской архиепископии Константинопольского Патриархата, и Преосвященного Стефана, главы юрисдикции Константинопольского Патриархата в Эстонии»²²⁶.

Проходившая в Стамбуле 25–26 декабря 2000 г. встреча глав и представителей поместных православных Церквей состоялась по этой причине без участия Русской Православной Церкви. Однако на встрече присутствовал митрополит Стефан, представленный организаторами в качестве главы автономной Церкви. Ситуация была использована для заявлений о том, что присутствие на встрече митрополита Стефана и подписание им – наряду с главами и представителями поместных православных Церквей – принятых документов подтверждает общеправославное признание его статуса главы Эстонской Церкви.

В связи с этим Патриарх Алексий II обратился к главам поместных православных Церквей с просьбой сообщить, означает ли наличие их подписей под принятыми в Стамбуле документами наряду с подписью митрополита Стефана признание его главой Православия в Эстонии и одобрение действий Константинопольского Патриархата в этой стране²²⁷. Ответные послания Предстоятелей Александрийской, Антиохийской, Грузинской, Сербской, Румынской, Болгарской и Польской Православных Церквей²²⁸ не содержали поддержки позиции Константинопольского Патриархата, в них была выражена надежда, что эстонский церковный вопрос получит свое разрешение в ходе двусторонних переговоров Константинопольского и Московского Патриархатов. Святейший Патриарх Болгарский Максим сообщил, что участники церемонии подписания Рождественского послания «не были уведомлены о предусмотренной там подписи митрополита Стефана» и что «не было предварительного обсуждения и согласия по данному вопросу»²²⁹. «Подписи Предстоятелей Церквей вместе с митрополитом Стефаном... не означают признания его действий в Эстонии», – писал Блаженнейший митрополит Варшавский и всея Польши Савва²³⁰. Еще более твердо и определенно ответила Сербская Православная Церковь: «святой Архиерейский Синод Сербской Православной Церкви полностью поддерживает позицию сестринской нам Русской Православной Церкви по этому вопросу, в том числе одобряет и меры, которые предпринимаются для его решения»²³¹.

Позиция братских православных Церквей помогла в продолжении переговорного процесса. Очередным его этапом стали встречи делегаций Московского и Константинопольского Патриархатов в Вене 16 января и в Берлине 19 февраля 2001 г. По инициативе митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла участники переговоров обратились к Священным Синодам обоих Патриархатов с предложением призвать иерархов двух православных юрисдикций в Эстонии заключить одобренный на встрече в Берлине проект соглашения о прекращении имущественных споров, в соответствии с которым каждая из церковных структур получит права собственности на фактически используемое ею церковное имущество. Текст соглашения, подготовленный для подписания митрополитами Корнилием и Стефаном, предусматривал, что структура, состоящая в юрисдикции Константинопольского Патриархата, «в течение 60 дней со дня регистрации устава структуры, находящейся в юрисдикции Московского Патриархата, либо передает в собственность последней вышеупомянутое церковное имущество на основании договоров дарения или купли-продажи по символической цене, либо передает его Эстонскому государству для последующей передачи этого имущества в собственность церковной структуры в юрисдикции Московского Патриархата»²³². Подписание этого документа и воплощение в жизнь провозглашенных в нем намерений могло поставить точку в затянувшемся межцерковном конфликте.

Московский Патриархат незамедлительно одобрил берлинский проект на ближайшем заседании Священного Синода 22 февраля 2001 г²³³. Содержательного ответа из Константинополя пришлось ждать более двух лет. Однако 15 марта 2001 г. митрополит Кирилл получил письмо от генерального секретаря Священного Синода Константинопольской Церкви, в котором сообщалось, что «вследствие действующей автономии православной Церкви Эстонии, которая подчиняется Вселенскому Патриархату лишь в духовном отношении», Константинопольский Патриархат «не может занять независимую позицию по обсуждавшемуся проекту соглашения об урегулировании некоторых не чисто духовных нерешенных вопросов между православными Эстонии, принадлежащими к двум различным духовным юрисдикциям»²³⁴. В ответном письме от 26 марта 2001 г. митрополит Кирилл выразил разочарование: зачем тогда нужны были эти столь непростые переговоры, если Константинопольский Патриархат не может повлиять на решения состоящего в его юрисдикции Таллиннского митрополита?²³⁵

19–20 апреля 2001 г. в Цюрихе главы делегаций двух Церквей митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл и митрополит Филадельфийский Мелитон подписали коммюнике, подтверждавшее желание сторон «содействовать нормализации отношений между православными юрисдикциями в Эстонии»²³⁶. Константинопольский Патриархат не мог более уклоняться от поиска совместных решений по преодолению кризиса в Эстонии.

Диалог продолжался и в переписке Предстоятелей двух Патриархатов. В письме Патриарха Варфоломея от 29 ноября 2000 г. было выражено мнение, что Константинопольский Патриархат следует Цюрихским договоренностям и, в соответствии с ними, допускает в Эстонии присутствие Московского Патриархата, например в форме «экзархии или ставропигии», но не может «предписать эстонскому государству какое-либо распределение церковного имущества»²³⁷. Такая позиция была признана неприемлемой в ответном письме Патриарха Алексия: «Эстония на протяжении веков составляет часть канонической территории Русской Православной Церкви», и последняя «не может низводить статус своей самоуправляемой части в Эстонии до уровня экзархии или ставропигии только лишь потому, что в этом регионе позднее появилась другая церковная структура с таким же названием»; однако ради блага паствы и ради упразднения разделений, омрачающих единство святого Православия, Московский Патриархат готов и далее продолжать «диалог по спорным вопросам относительно дальнейшего благоустроения церковной жизни в Эстонии»²³⁸. В новом послании Патриарха Варфоломея от 29 марта 2001 г. подчеркивалось, что «каноническим митрополитом Эстонии» является Стефан, а не Корнилий, который упорно отвергает каноническое общение со своим собратом. Приводились утверждения о «строжайших епитимиях», которые митрополит Корнилий якобы наложил, вопреки Цюрихскому соглашению, на священников, перешедших в Константинопольскую юрисдикцию. Было выражено недоумение в связи с письмами Патриарха Алексия к Предстоятелям православных Церквей: почему Москва не хочет признавать митрополита Стефана предстоятелем автономной Православной Церкви Эстонии и как это согласовать с соблюдением соглашения 1996 года?²³⁹ Патриарх Московский и всея Руси Алексий в письме, направленном в Константинополь 22 июня, пояснил, что Русскую Церковь интересовал вопрос о том, считают ли собратья Предстоятели митрополита Стефана «всеправославно признанным Предстоятелем единственной в Эстонии автономной Церкви», и ознакомил Патриарха Варфоломея с полученными ответами. Сведения о новых прощениях, якобы наложенных митрополитом Корнилием на бывших клириков Московского Патриархата, были проверены и оказались не соответствующими действительности²⁴⁰.

Тем временем в Эстонии продолжались усилия, направленные на восстановление справедливости в отношении Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата. Ее Собор, прошедший в Таллинне 27 июня 2000 г., принял Устав Церкви, который в августе был представлен для регистрации. Министерство внутренних дел указало на некоторые недоработки в документе. 24 января 2001 г. было подано новое заявление с исправленным Уставом. Тогда от ЭПЦ МП потребовали протоколы собраний с нотариально заверенными подписями, что соответствовало порядку регистрации новоучреждаемой Церкви. Начались трудные переговоры.

Позиция государства была выражена в письме министра внутренних дел Т. Лоодуса митрополиту Таллиннскому и всея Эстонии Корнилию от 18 апреля 2001 г.: учреждаемая ныне ЭПЦ МП не должна претендовать на преемственность по отношению к довоенной ЭАПЦ²⁴¹. В ответных письмах митрополита Корнилия выражено несогласие с предлагаемой процедурой регистрации «по типу новообразованной структуры»²⁴²; ЭПЦ МП настаивала, что является давно действующей, а не вновь учреждаемой Церковью, и не намерена отказываться от упоминания в Уставе о своей долгой истории в Эстонии²⁴³. В новом письме от 21 мая министр внутренних дел указал, что название Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата якобы недостаточно ясно отличается от наименования уже зарегистрированной Эстонской Апостольской Православной Церкви, хотя независимая филологическая и правовая экспертиза, проведенная специалистами Тартуского университета и Института эстонского языка, пришла к противоположным выводам. В письме от 5 июля премьер-министр М. Лаар предложил свои формулировки Устава, предусматривающие понижение статуса ЭПЦ МП до зарубежной епархии Русской Православной Церкви. Такое предложение митрополитом Корнилием было, разумеется, отвергнуто²⁴⁴.

Становилось все более очевидно, что возражения представителей государства в отношении Устава носят не юридический, а политический характер, в официальном заявлении Службы коммуникации Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата подчеркивалось, что переговоры о легализации ЭПЦ МП продолжаются уже более семи лет, и все это время Церковь, объединяющую большинство православных Эстонии, пытаются представить «как только что образованную религиозную общину», что лишает ее законных прав на владение историческим церковным имуществом. «Московский Патриархат не оставит без внимания систематическое нарушение прав своих верующих и (...) употребит все возможности для скорейшего и справедливого решения вопроса», – говорилось в заявлении²⁴⁵. 17 июля Священный Синод Русской Православной Церкви одобрил позицию митрополита Корнилия во взаимоотношениях с государственными властями Эстонии и выразил глубокую озабоченность в связи с неоднократными отказами в регистрации ЭПЦ МП, подчеркнув, что ее верующие подвергаются многолетней дискриминации, нарушающей их конституционное право на свободу вероисповедания, закрепленное также в международных правовых документах²⁴⁶.

Дискуссия о положении Эстонской Православной Церкви все более и более принимала политический характер. Вопрос о правах православных в Эстонии подняли национальные и международные политические и правозащитные организации. Да и в самой Эстонии многие политические деятели и даже предприниматели стали обращать внимание на то обстоятельство, что из-за позиции эстонского руководства в данном вопросе формируется негативный образ Эстонии не только в соседней России, но и у мирового сообщества. Отдел внешних церковных связей Московского Патриархата также не упускал возможности свидетельствовать о продолжающемся нарушении прав православных верующих в Эстонии с трибун авторитетных международных организаций, включая Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе, в контактах с комиссаром Совета Европы по правам человека А. Хилем-Роблесом и другими правозащитными органами.

Летом 2001 г. председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Кирилл направил письмо комиссару Совета Европы по правам человека А. Хилю-Роблесу, в котором рассказал о положении православных верующих в Эстонии, в ответном послании А. Хиль-Роблес отметил, что неоднократно получал сообщения из разных источников о фактах нарушения прав верующих в этой стране, и выразил обеспокоенность данной проблемой. Комиссар Совета Европы проинформировал митрополита Кирилла о предпринятых шагах и заверил, что будет пристально следить за развитием ситуации.

Озабоченность нарушением прав верующих в Эстонии выражали и представители российского государства. Министр иностранных дел России И.С. Иванов 7 июня 2001 г. на совместной пресс-конференции с министром иностранных дел Германии Й. Фишером в Гамбурге заявил: «Эстонские власти под различными предлогами на протяжении вот уже нескольких лет отказывают в регистрации Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата. Конечно, это является не чем иным, как ущемлением религиозных прав. Мы надеемся, что этот вопрос будет рассматриваться в соответствующих международных организациях», с принятым единогласно заявлением «о нарушении прав православных верующих в Эстонии» 21 июня 2001 г. выступила Государственная дума России. «Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата, объединяющая более ста тысяч прихожан, имеет глубокие корни на Эстонской земле и пользуется заслуженным авторитетом. Лишение ее под надуманными предлогами права на регистрацию и законную деятельность является нарушением прав человека [...] Подобные действия, имеющие явную политическую подоплеку, тесно связаны с нарушениями прав национальных меньшинств, ограничением использования русского языка и другими проявлениями национализма в Эстонии», – говорилось в заявлении, содержащем рекомендацию правительству России «воздержаться от проведения визитов в Российскую Федерацию представителей руководства Эстонской Республики и при рассмотрении вопросов развития российско-эстонских торгово-экономических связей учитывать позицию эстонских властей в отношении российских соотечественников, проживающих в Эстонии». Резонанс, который эстонская церковная проблема вызвала в 2001 г., наносил все больший ущерб международному авторитету Эстонии и приводил к снижению внимания российских предпринимателей к сотрудничеству с эстонским бизнесом, в котором последний был весьма заинтересован.

Синод ЭПЦ МП обжаловал отказ в регистрации в судебном порядке, что открывало возможность последующего рассмотрения искового заявления в Европейском суде по правам человека, в сложившихся условиях премьер-министр Эстонии М. Лаар, продолжая ранее начатую переписку со Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием²⁴⁷, 4 сентября сообщил: «Эстония соглашается с предложением, содержащимся в вашем письме,– официальное название регистрируемой Церкви на эстонском будет Moskva Patriarhaadi Eesti Õigeusu Kirik и на русском Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата»,– признав, что с резким протестом против регистрации такого названия «выступала также зарегистрированная Эстонская Апостольская Православная Церковь»²⁴⁸, в дальнейшей переписке²⁴⁹, а затем – в контактах Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата с послом Эстонии в Москве К. Яани, а также другими представителями эстонского государства было достигнуто согласование и всех вопросов, связанных с упоминанием об исторической преемственности ЭПЦ МП, являющейся продолжательницей многовекового присутствия Православия на эстонской земле.

Итогом совместных усилий Эстонской Православной Церкви, Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата и широкой общественной поддержки стала регистрация 17 апреля 2002 г. МВД Эстонии Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата²⁵⁰ на основании поданного ею Устава²⁵¹ и регистрация первых трех приходов: таллиннского Никольского (на ул. Вене), таллиннского Иоанно-Предтеченского в Нымме и маардуского Михаило-Архангельского. Вскоре были зарегистрированы и другие приходы ЭПЦ МП. Вместе с тем, еще предстояло урегулировать вопрос о признании ее прав на исторически и фактически принадлежащее ей имущество, которое юридически было уже передано или находилось в процессе передачи ЭАПЦ Константинопольского Патриархата, представители которой в публичных комментариях крайне негативно отзывались о регистрации ЭПЦ МП под ее уставным наименованием и даже пытались заблокировать восстановление ее членства в Совете Церквей Эстонии, учрежденном некогда при активном участии Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия, в то время – митрополита Таллиннского и Эстонского.

В условиях, когда Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата после долгих лет существования «вне закона» наконец была юридически признана государством, казалось бы, отпадали выдвигавшиеся представителями Константинопольского Патриархата возражения против возможности урегулирования и имущественного вопроса. С этой целью представлялась наиболее плодотворной выработка трехстороннего договора между церковными структурами двух Патриархатов и Эстонским государством²⁵². Однако митрополит Стефан в письме от 22 апреля 2002 г. на имя премьер-министра С. Калласа заявил, что будет вести переговоры только с правительством, в итоге между структурой Константинопольского Патриархата и властями Эстонской Республики 4 октября 2002 г. был заключен протокол о намерениях²⁵³, согласно которому ЭАПЦ КП отказывается в пользу государства от юридически, но не фактически переданного ей имущества, которым в действительности пользуются приходы ЭПЦ МП, а также от реализации ранее признанного за нею права на передачу ей такого же имущества, до того момента еще не полученного. Государство, согласно этому протоколу, передает имущество приходам ЭПЦ МП в платное пользование, но не в собственность, что было особенно оговорено как непременное условие со стороны константинопольской структуры²⁵⁴. На основании этого протокола в тот же день между ЭПЦ МП и правительством Эстонии в лице министра внутренних дел А. Сепика был заключен другой протокол о намерениях, предусматривающий передачу церковных объектов в аренду на 50 лет с правом застройки, причем арендная плата государством была назначена символическая²⁵⁵. Государство щедро отблагодарило ЭАПЦ КП за этот «шаг навстречу» ЭПЦ МП, выделив компенсацию в 35,5 миллиона эстонских крон. Процесс передачи имущества сдвинулся с мертвой точки. Некоторые местные самоуправления (в Кивиыли, Нарва-йыэсуу, Тюри) пошли навстречу приходам ЭПЦ МП и передали им находившееся в муниципальном владении историческое имущество в собственность. Однако в целом процесс носил дискриминационный характер и противоречил договоренностям от 16 мая 1996 г. о стремлении к обеспечению для всех православных Эстонии равных прав, в том числе имущественных.

15–16 апреля 2003 г. на состоявшейся в Москве встрече (со стороны Русской Церкви председательствовал митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл) делегаты Константинопольского Патриархата признали необходимость для Патриарха Варфоломея проявить большую активность в диалоге с митрополитом Стефаном. 22 апреля 2003 г. Патриарх Варфоломей направил митрополиту Стефану письмо с просьбой, «чтобы был найден способ передачи в полное владение ее [Русской Церкви. – Ред.] структуре и приходам в Эстонии уже переданного им государством в пользование недвижимого имущества Эстонской Апостольской Православной Церкви, которое последняя уступила государству в целях передачи в пользование вышеупомянутой структуре Московского Патриархата в Эстонии и се приходам», прибавив, что Вселенская Патриархия «не возражает против нахождения решения»²⁵⁶. 2 мая 2003 г. митрополит Филадельфийский Мелитон в письме к митрополиту Смоленскому и Калининградскому Кириллу сообщил о том, что Священный Синод Константинопольского Патриархата наконец-то одобрил согласованный в Берлине более двух лет назад проект соглашения о передаче недвижимого имущества в собственность церковной структуры в юрисдикции Русской Православной Церкви²⁵⁷.

Однако митрополит Стефан отказался последовать совету своего Первоиерарха, назвав эту тему «окончательно закрытой», тем более что ЭАПЦ уже «получила первый транш компенсации размером 20 миллионов крон». Именно поэтому попытка пересмотреть договор, по его мнению, «будет означать акт самоубийства»²⁵⁸, в действительности же решение о передаче ЭПЦ МП имущества в собственность отнюдь не требовало пересмотра всего соглашения. Такая возможность в нем уже была предусмотрена: «2.2.1. Эстонская Республика обязуется не отчуждать имущество, если стороны не договорятся в части относящегося к числу имущества какого-нибудь или каких-нибудь предметов иначе». В письме митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла, направленном 2 июня 2003 г. митрополиту Филадельфийскому Мелитону, прямо указывалось, что «на сегодняшний день именно позиция митрополита Стефана является единственным препятствием для справедливого разрешения эстонской проблемы»²⁵⁹.

19 мая 2003 г. митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий был принят министром внутренних дел Эстонии Я. Ыунапуу, который заверил Предстоятеля ЭПЦ МП в готовности эстонского правительства продолжать линию на обеспечение полноты гражданских прав возглавляемой митрополитом Корнилием Церкви. 8–9 июля 2003 г. состоялась еще одна встреча делегаций Московского и Константинопольского Патриархатов в Стамбуле. Главе делегации Русской Православной Церкви митрополиту Смоленскому и Калининградскому Кириллу было сообщено, что Синод Константинопольского Патриархата, возможно, направит письмо президенту Эстонской Республики с ходатайством о скорейшей передаче имущества Церкви, возглавляемой митрополитом Корнилием. Однако такое письмо так и не было написано. Константинопольская сторона ссылалась при этом на позицию директора департамента по делам религиозных организаций МВД Эстонии И. Ау, который якобы заявил о невозможности передачи недвижимого имущества церковной структуре в юрисдикции Московского Патриархата ранее чем через 50 лет после подписания протоколов об имуществе, в связи с этим 11 августа 2003 г. митрополит Кирилл направил Я. Ыунапуу письмо, в котором просил прояснить позицию эстонского правительства²⁶⁰. Министр 8 сентября 2003 г. прислал в Москву разъяснение, в котором было указано, что 50-летний срок аренды не ограничивает возможности передачи храмов и иного имущества в собственность в любое время в том случае, если между Московской и Константинопольской Церквами будет достигнута договоренность. Более того, в письме подчеркивалось, что «сохранение перечисленного в приложениях к протоколам сакрального имущества в собственности государства было ограничением, которое в ходе переговоров предложили представители ЭАПЦ. Если ЭАПЦ и ЭПЦ МП в результате взаимных переговоров придут к выводу о том, что по части указанного в протоколах имущества вопрос о сохранении имущества в собственности государства возможно пересмотреть и от прежних договоренностей необходимо отказаться, то, по-видимому, и для правительства было бы разумно акцептировать точки зрения православных Церквей»²⁶¹. Митрополит Кирилл проинформировал Константинопольский Патриархат о состоявшейся переписке, которая подтверждала, что препятствием к достижению имущественного равноправия двух юрисдикций является позиция не МВД Эстонии, но представителей Константинопольского Патриархата.

Регистрация Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата и начало процесса закрепления за нею ее исторической собственности – пусть и не на тех же правах, которыми пользовалась константинопольская юрисдикция, – открывали для Святейшего Патриарха Алексия II возможность снова побывать на своей родине, поклониться родительским могилам, посетить места, где так долго протекало его церковное служение. Это было давнее желание немолодого уже Предстоятеля, в Эстонии он не был десять лет, справедливо полагая, что не может наносить визит в страну, где попираются гражданские права многих тысяч православных верующих, почитающих его своим отцом и Патриархом. Визиту предшествовало важное для православной Эстонии событие: обретение в г. Раквере мощей священномученика Сергия Флоринского, причисленного к лику святых Священным Синодом Русской Православной Церкви 17 июля 2002 г. Это первое во всей истории ЭПЦ МП обретение святых мощей, совершившееся после всецерковного прославления мученика. Церковное празднование этого события состоялось 13 сентября 2003 г. в раквереском храме Рождества Пресвятой Богородицы. При огромном стечении молящихся митрополит Корнилий в сослужении духовенства ЭПЦ МП совершил Божественную литургию, после которой рака со святыми мощами была поставлена слева от царских врат.

25 сентября 2003 г. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II прибыл в Эстонию, в переговорах с премьер-министром Эстонии Ю. Партсом Святейший Патриарх особо остановился на судьбе верующих, принадлежащих к ЭПЦ МП, выразив мнение, что недавнее их дискриминационное положение было серьезной ошибкой политиков начала 90-х гг. Большое внимание было уделено разрешению проблем в области имущественных прав Церкви. Патриарх свидетельствовал, что принципиальной позицией Русской Православной Церкви остается необходимость обеспечения равенства условий, на которых обе православные церковные структуры использовали бы церковное имущество, о чем была достигнута договоренность в Цюрихе еще в 1996 г. в ответ Ю. Партс заявил о готовности правительства сделать все от него зависящее, чтобы эти вопросы решались успешно.

Вечером 26 сентября, в канун праздника Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, Святейший Патриарх Алексий II совершил всенощное бдение с чином воздвижения Креста в таллиннском ставропигиальном соборе во имя святого князя Александра Невского. Ему сослужили митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, митрополит Рижский и всея Латвии Александр, архиепископ Истринский Арсений, епископ Сергиево-Посадский Феогност и клирики ЭПЦ МП. Для верующих, которые не смогли попасть в заполненный до предела собор, богослужение транслировалось на большой монитор на площади перед собором, в праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня в Александро-Невском соборе была совершена Божественная литургия. Вечером 27 сентября Святейший Патриарх прибыл в Пюхтицкий Успенский ставропигиальный женский монастырь и на следующий день служил Божественную литургию в монастырском Успенском соборе. Как оказалось впоследствии, эта поездка стала прощанием Первосвятителя с дорогими его сердцу святынями, которые ценой предельного напряжения усилий и сопутствовавшей им горячей молитвы ему удалось уберечь от закрытия и разорения более 40 лет назад.

29 сентября в президентском дворце в Таллинне состоялась встреча Патриарха Алексия II с президентом Эстонской Республики А. Рюйтелем. 30 сентября прошла встреча Первоиерарха Русской Церкви с представителями Совета Церквей Эстонии, в завершение своего визита Святейший Патриарх Алексий II принял главу церковной структуры Константинопольского Патриархата в Эстонии митрополита Стефана по просьбе последнего, в состоявшейся беседе приняли участие митрополит Таллиннский и всея Эстонии Корнилий, председатель ОВЦС МП митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, секретарь по межправославным отношениям Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата протоиерей Николай Балашов. Представители Московского Патриархата указали, что для нормализации отношений между православными в Эстонии требуется прежде всего реализация договоренностей, достигнутых ранее на встречах делегаций Константинопольского и Московского Патриархатов в Цюрихе и Берлине. Исполнение принятых решений откроет дорогу для развития братских канонических взаимоотношений, включая возможность литургического сослужения и сотрудничества в области православного свидетельства, образования, социальной и иной деятельности.

Возобновление в апреле–июле 2003 г. активных переговоров с Константинопольским Патриархатом по эстонскому вопросу вселяло надежду на то, что договоренности 1996 г. удастся исполнить полностью. Однако последующее развитие событий не оправдало этих ожиданий²⁶².

В октябре 2003 г. ЭАПЦ Константинопольского Патриархата приняла новый Устав, в котором в отличие от Устава 1935 г. зафиксировано подчинение Эстонской Церкви Константинопольскому Патриархату, в 2008 г. константинопольское присутствие в Эстонии было укреплено избранием архиереев на новоучрежденные епархии Тарту и Пярну–Сааремаа, что, по мнению константинопольской структуры, свидетельствовало о завершении процесса «воссоздания Эстонской Православной Церкви» путем учреждения ее Архиерейского Синода. Однако процесс «воссоздания» имел, по-видимому, преимущественно бюрократический характер: как было отмечено в заявлении службы коммуникации Отдела внешних церковных связей от 18 июня 2008 г., ко времени выдвижения Собором ЭАПЦ кандидатур двух епископов в епархии Пярну–Сааремаа числились шесть клириков, а в епархии Тарту, для окормления которой был избран иеромонах, менее двух лет до этого прослуживший в священном сане, из девяти священнослужителей иные возглавляли по три прихода, а один клирик служил в двух епархиях одновременно²⁶³.

Решения протоколов о намерениях 2002 г. со временем были реализованы, имущество Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата закреплено за ее приходами, но с правом использования, а не собственности. Глава эстонской структуры в константинопольской юрисдикции митрополит Стефан не прекращал нападок на Московский Патриархат и его Предстоятеля Святейшего Патриарха Алексия II, которого иерарх Константинопольской Церкви в одной из греческих газет характеризовал следующим образом: «Сам он из пастыря единого народа превратился в расчленителя вместе с другими расчленителями»²⁶⁴. Выступая на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в октябре 2004 г., митрополит Корнилий с горечью заметил: «Налицо лицемерная политика священноначалия Эстонской Апостольской Православной Церкви, ищущего с нами евхаристического общения – единства во Христе, но в то же время не желающего ничем поступиться для достижения не просто компромисса, но восстановления хотя бы некоей меры справедливости по отношению к нам». Предпринимавшиеся все это время попытки развивать диалог между двумя юрисдикциями в Эстонии пока не принесли ощутимых плодов. Встречи митрополита Корнилия с митрополитом Стефаном, собеседования клириков двух церковных юрисдикций не привели к сближению позиций. Представители ЭАПЦ заявили, что вопрос о передаче в собственность ЭПЦ МП используемых ею храмов они готовы рассматривать лишь в обмен на признание константинопольской церковной структуры в качестве автономной поместной Церкви.

Нежелание Константинопольского Патриархата допустить равноправное сосуществование юрисдикций на территории Эстонии, на которое ради церковного мира пошла Русская Православная Церковь, вновь проявилось при рассмотрении возможности членства Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата в Конференции европейских Церквей (КЕЦ). На ежегодной сессии центрального комитета КЕЦ в мае 2006 г. представитель Константинопольского Патриархата митрополит Сассимский Геннадий неожиданно для всех зачитал заявку ЭАПЦ константинопольской юрисдикции о соискании членства в Конференции. Встречное предложение принять в КЕЦ также ЭПЦ МП вызвало негодование со стороны представителей Константинопольского Патриархата. Инспекционные группы, направленные в Таллинн для изучения соответствия ЭАПЦ и ЭПЦ МП критериям членства в КЕЦ, вынесли положительные решения в отношении обеих структур. 30 сентября 2008 г. в ходе встречи со Святейшим Патриархом Алексием II и митрополитом Кириллом в Москве генеральный секретарь КЕЦ обещал сделать все возможное для того, чтобы ЭПЦ МП была принята в Конференцию. Однако на сессии центрального комитета КЕЦ 6–11 октября 2008 г. в Паралимни перед началом голосования по вопросу о принятии ЭПЦ МП греческие участники демонстративно покинули зал заседания, ЭПЦ МП не была принята в КЕЦ. Результатом стала приостановка членства Русской Православной Церкви в этой межхристианской организации.

Осенью 2007 г. митрополит Пергамский Иоанн в одностороннем порядке, нс предупредив об этом ни Московский Патриархат, ни других участников, направил в ЭАПЦ приглашение принять участие в заседании смешанной международной комиссии по богословскому диалогу между православной и Римо-католической Церквами. 8 октября 2007 г. делегация Русской Православной Церкви во главе с Венским и Австрийским епископом Иларионом (ныне митрополит Волоколамский, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата) обнаружила на заседании делегата от ЭАПЦ и, следуя постановлению Архиерейского Собора 2000 г., покинула зал заседаний²⁶⁵. Это событие, выведшее эстонский церковный вопрос за рамки межправославных конфликтов, послужило поводом для нового обсуждения эстонской темы на встрече делегаций Патриархатов 26 марта 2008 г. в Цюрихе²⁶⁶. При этом представители Московского Патриархата внесли ряд предложений, касающихся решения вопроса об участии в межправославных встречах Церквей, статус которых не получил всеправославного признания. Ни одно из них не было принято делегацией Константинопольского Патриархата²⁶⁷. Единственным результатом встречи стало заявление о том, что дальнейший переговорный процесс между двумя Патриархатами будет направлен на достижение всеобъемлющего соглашения, которое будет включать как решение по вопросу церковного имущества в Эстонии, так и решение по вопросу канонического статуса церковных юрисдикций Константинопольского и Московского Патриархатов в этой стране. Тема юрисдикционного статуса Православия в Эстонии продолжала обсуждаться в переписке Предстоятелей. 3 июня 2008 г. Святейший Патриарх Алексий II в ответном письме на приглашение принять участие во встрече Предстоятелей православных поместных Церквей в Стамбуле в октябре в связи с юбилейным годом, посвященным памяти святого апостола Павла, вновь подчеркнул, что Московский Патриархат не признает за структурой Константинопольского Патриархата в Эстонии статуса автономной православной Церкви²⁶⁸. 1 октября 2008 г. в Стамбуле митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл получил заверения от Патриарха Варфоломея в том, что ЭАПЦ не будет представлена на предстоящей встрече. Однако митрополит Стефан прибыл на встречу в Стамбул 10 октября, и председателю ОВЦС Русской Православной Церкви пришлось выступить с особым заявлением о том, что присутствие делегации Московского Патриархата на встрече Предстоятелей и представителей православных поместных Церквей не означает признания ЭАПЦ в качестве автономной православной Церкви²⁶⁹. По результатам состоявшегося обсуждения в послании – итоговом документе встречи – было указано, что на последующие Всеправославные совещания «будут приглашены все автокефальные Церкви согласно с порядком и практикой, существовавшими до Всеправославных совещаний на Родосе», что означало невозможность дальнейшего участия ЭАПЦ в подобных встречах. Решение об участии во Всеправославных совещаниях только автокефальных Церквей позволило продолжить подготовку Святого и Великого Собора православной Церкви, которая фактически была приостановлена в связи с эстонским церковным кризисом, и успешно провести в Шамбези близ Женевы с 6 по 13 июня 2009 г. заседания IV Всеправославного предсоборного совещания, посвященного вопросу пастырского взаимодействия в странах православной диаспоры. Удастся ли предстоящему Всеправославному Собору найти окончательное решение «эстонского церковного вопроса», возникшего в результате односторонних действий Константинопольского Патриархата на эстонской земле? Трудно говорить об этом с уверенностью, даже в случае успешного завершения длящейся уже около полувека подготовки этого долгожданного общеправославного события.

Русская Православная Церковь со своей стороны всемерно стремится к укреплению сотрудничества поместных православных Церквей и к разрешению спорных вопросов путем братского диалога, что было подчеркнуто, в частности, в определениях Архиерейского Собора 2008 г. Обращаясь в определении «о единстве Церкви» к чадам Русской Церкви, «живущим в пределах ее исторических границ, но отделившимся от нее под влиянием различных политических и националистических взглядов, в результате вторжения стихий мира сего в церковную жизнь», Собор призвал их вернуться «в общение любви Христовой, которая «не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1Кор. 13:5–7)». Собор выразил солидарность «с православными верующими в Молдове и Эстонии, где действиями внутренних и внешних сил нарушен церковный мир посредством создания параллельных юрисдикций иных поместных Церквей. Мы призываем наших братьев и сестер к твердому стоянию в вере и сохранению канонической правды, к терпеливому преодолению возникших разделений». Ко всем, кто, содействуя разделению, полагали, что «они тем служат Богу» (ср.: Ин. 16:2), Собор обратился с призывом осознать подлинные последствия этих деяний, которые обернулись расколом церковных общин, страданием верующих, умалением влияния православной Церкви на жизнь народа и, таким образом, стали препятствием на пути великого дела спасения. Собор призвал «Константинопольский и Румынский Патриархаты к братскому соработничеству с нашей Церковью на пути преодоления сложившихся канонических аномалий в Эстонии и Молдове, ослабляющих православное свидетельство в этих странах».

«Дорожа единством со всеми поместными православными Церквами и в особенности с Матерью Церковью Константинопольского Патриархата, с которым многовековыми историческими узами неразрывно связано наследие Святой Руси», Собор выразил «глубокую озабоченность в связи с тенденциями пересмотра канонической традиции, проявляющимися в высказываниях и действиях некоторых представителей святой Константинопольской Церкви». Считая, что нынешнее особое «видение Константинопольским Патриархатом собственных прав и полномочий вступает в непреодолимое противоречие с многовековой канонической традицией, на которой зиждется бытие Русской Православной Церкви и других поместных Церквей, а также с их реальными пастырскими задачами по духовному окормлению диаспоры», Собор призвал Константинопольскую Церковь впредь до общеправославного рассмотрения данного вопроса «проявлять осмотрительность и воздерживаться от шагов, могущих взорвать православное единство». «Со своей стороны Русская Православная Церковь выражает готовность со всем усердием служить делу православного единения, содействуя гармонизации интересов православных Церквей в диаспоре в рамках двусторонних и многосторонних обсуждений, развивая положительный опыт пастырского взаимодействия, накопленный в отдельных регионах, например, в Северной Америке», – отмечалось в определении Собора. В определении «о вопросах внутренней жизни и внешней деятельности Русской Православной Церкви» Собор призвал «к полной реализации ранее достигнутых соглашений по эстонскому церковному вопросу» и решительно отверг попытки Константинопольского Патриархата «создать видимость всеправославного признания своей церковной структуры в Эстонии в качестве автономной поместной Церкви без учета мнения и интересов подавляющего большинства православных верующих в Эстонии».

Поместный Собор Русской Православной Церкви, проходивший в Москве 27–28 января 2009 г., в своем определении «О жизни и трудах Русской Православной Церкви» подчеркнул, что «Московский Патриархат сохраняет неизменную приверженность делу утверждения общеправославного единства в исповедании спасительной веры, в общении таинств и молитвы, в совместном с православными Церквами-сестрами свидетельстве о вечных ценностях нашей общей духовной традиции. Развивая в духе любви и мира взаимоотношения с православными поместными Церквами, наша Церковь будет и далее стремиться к разрешению возникающих иногда разногласий посредством братолюбивого диалога при неуклонном соблюдении священных канонов».

Встречаясь с Константинопольским Патриархом Варфоломеем во время посещения Турции в июле 2009 г., Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выразил надежду, что его визит в пределы братской Константинопольской Церкви «послужит благим началом для обновления братских во Христе взаимоотношений между двумя великими православными Патриархатами единой, святой, соборной и апостольской Церкви Христовой», в ходе этого первого визита нового Предстоятеля Русской Православной Церкви в пределы Константинопольского Патриархата обсуждалась и эстонская церковная проблема. Очевидно, что возможность ее взаимоприемлемого решения находится в прямой зависимости от общего состояния отношений между двумя Патриархатами, от уровня взаимопонимания между ними. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл намерен приложить все усилия, для того чтобы атмосфера сотрудничества, ощущавшаяся во время визита в Стамбул в июле 2009 г., получила прочное закрепление в практических делах, направленных к благу мирового Православия.

Тем временем Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата продолжает свое спасительное служение. Она объединяет, несмотря на пережитые испытания, подавляющее большинство православных жителей Эстонии. Согласно официальной статистике Министерства внутренних дел Эстонской Республики, которое едва ли заинтересовано в преувеличении численности «московской» юрисдикции, к ЭПЦ МП принадлежит7/8 православного населения страны – около 170 000 верующих²⁷⁰. Многие эксперты считают эти данные заниженными. По соседству с почти пустующими старинными церквами, занятыми ЭАПЦ константинопольской юрисдикции, на средства верующих возводятся новые храмы, которые в ближайшем будущем примут на соборную молитву сохранивших верность Матери Церкви православных христиан, в столичном районе Ласнамяэ, более чем на 3/4 населенном русскими, продолжается строительство величественного храма в честь иконы Божией Матери «Скоропослушница». Закладной камень этого храма был освящен 30 сентября 2003 г. Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II в ходе его визита в Эстонию. Примыкающая к храму площадь носит имя этого великого иерарха XX в., уроженца и архипастыря Эстонии. Из-за финансовых затруднений строительство храма продвигается небыстро, однако в будущем он обещает стать одним из важнейших религиозных центров Таллина. Синод ЭПЦ МП заботится о совершенствовании образования и катехизации, при храмах действуют воскресные школы, образован общецерковный издательский отдел. 19 июня 2009 г. состоялись торжества по случаю 85-летия митрополита Таллиннского и всея Эстонии Корнилия. Поздравляя маститого архиерея, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл дал высокую оценку его деятельности: «За годы Ваших усердных пастырских, а затем и архипастырских трудов Вы внесли существенный вклад в развитие церковной жизни Эстонии, сумели расширить и укрепить взаимодействие духовного и светского руководства, добрым примером и мудрым словом помогли многим людям обрести дорогу к храму». Предстоятель Русской Православной Церкви особо отметил мужество, проявленное юбиляром на пройденном им жизненном пути, в продолжение которого он стремился «в ограниченных условиях религиозной свободы неленостно трудиться во славу Божию». 19 июня 2009 г. также состоялась презентация автобиографии митрополита Корнилия «о моем пути».

Расширение деятельности Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата и ее спасительной миссии на Эстонской земле с неизбежностью потребовало избрания помощника ее Предстоятелю. 21 июля 2009 г. Патриарх Московский и всея Руси Кирилл возглавил в храме Христа Спасителя в Москве архиерейскую хиротонию архимандрита Лазаря (Гуркина) во епископа Нарвского, викария Таллиннской епархии. Вручая епископу Лазарю архиерейский жезл, Святейший Патриарх Кирилл напомнил, что ему предстоит нести церковное послушание в стране с давними европейскими традициями, история, настоящее и будущее которой тесно связаны с жизнью России. «Эстонская Православная Церковь выступает оплотом русской культуры в Прибалтике, сохраняя традиции русской общины, чьи предки принесли христианство в этот край», – сказал Святейший Патриарх. Обратившись к истории, Предстоятель Русской Православной Церкви напутствовал новопоставленного епископа Нарвского следующими словами: «Трагические события XX века внесли сумятицу в уклад духовной жизни этого благодатного края. Люди стали заложниками политических и общественных процессов. XXI век расплачивается за грехи и богоотступничество века XX. И тебе предстоит многое сделать для укрепления Эстонской Православной Церкви, дабы «возвратить сердца отцов детям, и непокоривым образ мыслей праведников, дабы представить Господу народ приготовленный» (Лк. 1:17). Поэтому, преодолевая искушения прошлого и простираясь мысленным взором в будущее, следует делать все возможное для утверждения в Эстонии позиций канонического Православия».

Остается надеяться на то, что со временем и внешнее положение православной Церкви в Эстонии, исторически связанной с Русской Церковью, станет таким же прочным, как и ее внутренняя жизнь. Для этого есть все предпосылки: непрекращающееся присутствие этой Церкви на Эстонской земле с первых времен проповеди здесь христианства, верность церковным канонам и стойкость народа Божия в хранении истины.