Наглимозерская – Артова пустыня⁵⁵⁰

Еще одно последнее сказанье

И летопись окончена моя.

В 65 – 72 верстах от г. Каргополя – на северо-запад – находится единственное, по своему картинному положению в Каргопольском уезде, да едва ли и не во всей Олонецкой губернии, озеро Наглимо, красоты которого почти не поддаются описанию... На острове этого-то озера и имеется Наглимозерская пустынь. Но при всей своей поразительной красоте – скорбное место это, скорбное!.. Вот жизнь человеческая!.. Было время стояла здесь обитель малолюдная, славили Бога иноки смиренные, служа данным обетам по мере сил своих... Более полуста лет существовала (самостоятельно) пустынь, не одного человека укрывала под кровом своим... И где все это?!.. Даже едва-едва осталось одно название «монастыря»... И никто из близ живущих (о дальних уже умолчим) не ведает о подвижниках здесь погребенных... Увы! Всеразрушающее время даже стерло с лица земли, сравняло с земной поверхностью могилы их!.. Между тем эта пустынная земля, – которую несколько раз попирали и мы ногами своими, – сколько слез, сколько горя людского приняла и скрыла в недрах своих!.. Скольких безобразий, зверств была невольной свидетельницей!.. И никто из окрестных современников не видел их подробностей... Опять – то же место и всестирающее время видели, конечно, праведную кончину праведных, страшное горе притесняемых, зверства и мучительства грешников... но опять ничего нам не сказали... Было и, как будто не было!.. Наконец, никого и почти ничего не стало: все смолкло и ста тишина, превратившись, по прежнему, «в древнее», первобытное «молчание»... как будто бы и действительно здесь никого, ничего, никогда не бывало.

Основателем Наглимозерской⁵⁵¹ пустыни был некто инок Тимофей. Происхождение, родина, год рождения, место и время пострижения и пришествия его на Наглимозеро – не известны.

«В прошлых-де годех он, инок Тимофей, построил тую пустыню, на том Аглиме озере, на острову, на диком лесу, один – собою», говорилось в царской грамоте 7157 – 1649 г.⁵⁵² – Список с этой грамоты отдан иереем Лекшмозерского прихода Дм. Малиным олонецкому архиерею Игнатию, по личному его требованию, в 1834 г. Подлинная же грамота в 1755 г. хранилась, в числе двенадцати актов сей пустыни, в Каргопольском Спасском монастыре и в описи названного года была внесена так: «4. Грамота государя царя и великого князя Алексия Михайловича об отдаче Аглима – Арто озера и пашенной земли в тое пустыню строителю Тимофею, з братиею, за печатью и за приписью Ивана Головленкова» (каргопольского воеводы), «7157 г., марта в 9 день»⁵⁵³.

Тимофей поселился на острове Наглимозера, по всей вероятности, не позже – если только не раньше – начала сороковых годов XVII века. В 7150 – 1642 г., 29 января, была дана ему, разумеется по предварительной его просьбе, (будто бы Евфимием (?) митрополитом) разрушительная грамота о построении храма, в коей основатель назван уже строителем.

Устраивалась новооснованная пустынь, по крайней мере, три года... И устроилась она только в 4 – 7 верстах от «жила» – Лекшмозерского погоста, вблизи которого уже и так имелись две пустынныя обители – Челменская в 11-ти, Хергозерская в 15-ти верстах, (если только последняя к 1642 г. была уже основана) – и где следовательно устраивать новую пустынь не представлялось никакой надобности... Она могла породить только ненависть в окрестных жителях... Ибо у них отнимались многие угодья, которые они привыкли считать своими... Последствия этой ненависти в свое время сказались...

И что же? Через четыре года по освящении храма, т. е. в 1649 г. основатель пустыни, строитель монах Тимофей бил челом царю Алексею о том, чтоб пожаловал «на содержание тоя пустыни и для братского пропитания Наглимо озерко с (вытекающим из него) ручьем Наглимицей, и с островки, а с берешками и с лесом, да Сярго озерко, с ручьями, и с островки, да Шолмо озерко, с ручьями, и с островки, и с лесом, с Хожмицей (речкой?), да Лармо озерко, и по Лебяжей ручей и по Лебяжье озерко, с лесом, и с пашней, и сенными покосы», которые «в тое пустыню строителю Тимофею, с братией, по государеве цареве и великого князя Алексия Михайловича всея России, присланной в Каргополь, к воеводе Головленкову, грамоте во 157 (1649) году, марта в 9 день отданы на оброк для того, что оные Наглимо – Артово озеро и другие, показанныя в челобитье, озера и ручьи по писцовым и дозорным 123, 129 и 130 (1615, 1621 – 1622) годов книгам ни за кем в тягло к тяглым и оброчным землям не приписаны»...⁵⁵⁴ А чтоб утвердить эти земли навсегда за Наглимозерской пустынью основатель – монах Тимофей испросил с помощью усердных челобитий и молений подтвердительную грамоту (в 1563 г.).

Основатель пустыни желая обеспечить ее в материальном отношении, испросил у царя «дачу в тое пустыню к строению и на клирас руги по 10-ти рублев в год...» Желание его было исполнено, и он в течение 12-ти лет успел не только устроить пустыньку, но и обеспечить ее и землей, и водой и даже царским жалованьем... Так что на каждого чернеца приходилось по полторы квадратных версты земли и воды и почти по полтора рубля деньгами из царской казны... Если же они и платили оброк за земли и воды, то он в сравнении с царской ругой, был весьма ничтожен...

Долго ли жил еще на Наглимозере основатель-строитель Тимофей после ходатайства «о даче руги» (1654 г.) – не знаем. Год, месяц, день смерти, равно как и место вечного его упокоения – не известны. Сохранились от него два железные пояса и железная же колчуга. По последней можно заключить, что он был роста никак не ниже среднего и, быть может, из воинов... И если одежду эту носил не напоказ, а для умерщвления плоти, то это – великий труженник. Вещи эти хранятся в особом, нарочно для того устроенном шкафике, в теплом храме Наглимозерской пустыни. На их дверцах, покрытых бледно – красноватой краской, начертано белыми буквами: «кольчуга и два пояса инока Тимофея, начальника Наглимозерского». Кольчуга имеет вид жилета, состоит из сравнительно крупных колец, и железных наплечников (некоторое подобие подковы, дуги); полы ее застегиваются железными же крючками. Она весит 20 фунт. Один пояс из шинного железа, толщиной 1/8 вершка, составлен из двух полукругов, носился, вероятно, под одежой. Другой же пояс из листового железа, носился, вероятно на одежде... В ночь на праздник чудотворца Николая (6 декабря и 9 мая) некоторые из богомольцев, посещающих Наглимозерскую пустынь, все эти вещи надевают на себя и молятся в них.

2. Строитель черной поп Филарет, 1664 г. С 1654 г. в течение десяти лет кто был настоятелем Наглимозерской пустыни-основатель ли Тимофей, черной ли поп Филарет, или другой кто – не известно. Филарет упоминается несколько раз именно: в 1664, 1673, 1682 и 1689 годах, т. е. в течение целых двадцати пяти лет. Посему можно бы предполагать, что Филаретов было несколько, если бы нам не была известна малобратственость обители, а главное слова росписки 7190 – 1682 г. данной старцам Наглимозерской пустыни крестьянином Колодозерской волости (теперь Пудожского уезда) Максимом Сисоевым «на владение сенных покосов», в которой упоминается, что строитель черной поп Филарет «сожительствовал» основателю «иноку Тимофею в той пустыни»⁵⁵⁵. Из сего уже можно заключить, что один и тот же Филарет настоятельствовал – управлял обителью до трех или четырех раз...

От первого управления его – в 1664 г. – отыскана нами только одна купчая о покупке в г. Каргополе половины избы. Подлинная купчая писана на свитке (столбце); начало ее до слова- «...ну своей избы» – оторвано. Первые слова восстановлены нами по списку XVIII века⁵⁵⁶. На обороте свитка подпись: «У купъчей, седел Никифорко Федоров и руку приложил, к сей купчей вместо продавца Корнила Михайлова сына, по его веленью, Сенька Ерьмилов сын руку приложил». Половина избы куплена строителем Филаретом, вероятно, для пристанища-подворья в г. Каргополе. Иной причиной объяснить покупку не возможно. Но долго ли существовало у наглимозерцев это подворье – не знаем.

Засим в течение 8 лет, что происходило в Наглимозерской пустыни, когда и по какой причине оставил в первый раз Филарет настоятельство – не известно.

3. Строитель старец Александр (1) Неросликов, 1672 г. Строителей Александров было два, если не три. Когда избран в настоятели Александр Неросликов – не известно. Он упоминается в следующей отписе – росписке.

«180-го (1672) году, февраля в 26 де(нь) Каргопольские съезжие избы подьячей Петрушка Михаилов взял в Государеву казну на 180-й год Наглимозерские – Артовы пустыни у строителя старца Александра Неросликова с пустотной земли оброку и пошлин пять алтын две деньги. Отпись писал Петрушка своей рукой». Отпись длиною З 1/8, шириной 3 5/8 вершка.

Вторично, почти через девять лет (в 7181 – 1673) строителем опять значится черной поп Филарет, а затем снова старец Александр, – 1675, 1678, 1679 и 1681 гг. По «Истории Российской Иерархии» в 7184 (1676) г. было здание в обители сей все деревянное: 1) церковь во имя Неопалимыя Купины, с приделом св. Николая; 2) колокольня; 3) кельи (сколько – не сказано) и 4) ограда. Настоятельство строительское, монашествующих 4 человека и 1 работник⁵⁵⁷.

Мы уже упоминали выше, что основателем Наглимозерской пустыни, монахом Тимофеем, выпрошена была у царя «к строению и на клирас» руга «по 10-ти рублев в год», о чем и дана была царская грамота. Но, по тогдашним порядкам все таковые и им подобные грамоты обязательно представлялись для подтверждения каждому новому царю – иначе грамота не имела силы, – таковые или вновь переписывались от имени уже нового царя, или только подтверждались простой припиской какого-либо подьячего с дьяком. В данном случае и грамота царя Алексея о руге должна была подвергнуться подобному же утверждению при воцарении Феодора, о чем и принужден был обратиться с челобитьем тогдашний наглимозерский строитель монах Александр. Вследствие сего и состоялась новая, подтвердительная царская грамота 7186 (1678) г., 6 марта.

Приведя в порядок денежные дела пустыньки обеспечением за нею, по-прежнему, царской десятирублевой руги, строитель монах Александр стал было помышлять о постройке второго деревянного храма во имя трех святителей восточных и обратился уже с челобитной к архиерею о разрешении в этом смысле; но почему-то храм этот не был тогда построен.

Этим настоятельская деятельность монаха Александра и заканчивается. Когда и где он умер – не известно.

В 1682 – 1689 гг. в третий раз настоятельствует строитель черной поп Филарет. Так как около этого времени цари менялись часто, то и монастырские настоятели вообще, а наглимозерские в частности, принуждены были часто же испрашивать себе подтвердительные грамоты, на таковые же прежних царей. В 1682 г., после предварительных челобитен наглимозерских строителей, получены были: а) «грамота государей царей и великих князей Иоанна Алексеевича, Петра Алексеевича, о выдаче тех же жалованных денег (т. е. десятирублевой руги), 7190 г., июля в 19 день»; б) «Их же великих государей граммата об отдаче Наглима – Артова озера и с пашенной землей, и о владении по прежнему из оброку без перекупки, впредь до указу; за печатью и за закрепой дьяка Максима Бурсова. 7190 г. июня в 23 день»⁵⁵⁸.

Долго ли однако, выдавалась десятирублевая руга Наглимозерской пустыни – не известно; предполагаем – не далее конца XVII века. В начале XVIII столетия денежная руга выдавалась уже в половинном, против прежнего, размере, именно: вместо 10, только пять рублей, да и ту приходилось выпрашивать через настоятельницу Каргопольского Успенского женского монастыря⁵⁵⁹. Долго ли продолжалась эта пятирублевая дача – не знаем.

Со времени получения митрополичьей грамоты о построении в пустыни второго храма, грамоты испрошенной еще строителем Александром в 1679 г., истекло шесть лет, а храм во имя трех святителей все еще не был построен на Наглимозере. Вследствие этой медленности сам ли архиерей послал сюда подтвердительную грамоту, или же чернецы наглимозерские вынуждены были испрашивать таковую – не известно. Во всяком случае была получена здесь «вторая» грамота по сему же предмету, 7193 – 1685 г. от 20 марта⁵⁶⁰. Однако и в этот раз постройка храма почему-то опять замедлилась и откладывалась почти на пять лет. Он был освящен только 1-го декабря 1690 года.

Несмотря на то, что немногочисленное – в 7 – 4 человека – братство Наглимозерской пустыньки допетровским правительством было обильно обеспечено и денежной царской ругой и наделено «без перекупки» – «без наддачи» – огромными водами и землями, оно – братство это – не умело и не хотело извлекать из этих земель и вод своих выгод, не желало приложить труда, чтоб, по крайней мере, толковым сельским хозяйством снискивать себе пропитание. Это говорим потому, что наглимозерские чернецы, не прилагая личного уменья и труда к земле, принуждены были, при своем огромном водно-земельном владении – бедствовать... Однако и несмотря на бедность наглимозерских монахов, несмотря на то, что митрополичьи «посланные подвод и кормов у них не имали», несмотря, наконец, и на то, что «и дорога большая к ним не бывала», – все таки «лекшмозерский петровский поп Семен Андреев, с причетники, посланных наших – говорит со слов наглимозерцов митрополит Корнилий в своей грамоте – стали вновь к ним привозить и подводы наваливать, чего и вечно не бывало. А сам он подводы, с причетники, только возят до них – «версты с три. А прежние де тое волости попы, с причетники, возили мимо их и на прогонной счет с ними он, строитель, с братией, не бывали; а начали де он, поп Семен, с причетники, подводы привозить тому назад всего лет с пять. А когда де у них в пустыни лошадей не лучитца и они де, поп с причетники, емлют за подводы деньги за десять верст. А приход де у него попа Семена большой – крестьянских сто двадцать дворов; да у него ж де церковная белая деревня», объясняли архиерею наглимозерцы, забывая пословицу: «в чужих руках ломоть – всегда велик»!.. – «И от тех де подвод они (чернецы) вечно разорились, и только де ис той пустыни врознь разбрестись»...

Вследствие такой несправедливости попа лекшмозерского погоста Семена Андреева строитель Наглимозерской пустыньки иеромонах Филарет, с братиею, и вынужден был в мае 1689 г. обратиться с челобитной к новгородскому митрополиту, прося «пожаловать ево, строителя Филарета, с братьею, не велети б подвод ему, попу с причетники, к ним в пустыню привозить и за подводы денег с них имать». В июне того же года состоялось, по поводу сей челобитной, архиерейская грамота в желательном для пустыни смысле⁵⁶¹.

4) «Строитель иеромонах Александр (II?) Морохов, и 5) Управляющий «белый поп Иван Слава». «Оба родом лекшмозеры»⁵⁶². Время настоятельства их – не известно. Думаем, что они настоятельствовали после последнего управления иеромонаха Филарета, т. е. в девяностых годах ХVII века. В 1694 г. оброк за землю платит уже не настоятель – вероятно его и не было, – а простой монах Варлам.

Наконец, с наступлением XVIII века, Наглимозерская пустынная обитель утратила свою и самостоятельность. При открытии в Спасском Каргопольском монастыре архимандрит и, в марте 1702 г., она была приписана к сему последнему Иовом, митрополитом новгородским, о чем в монастыре и грамота имелась⁵⁶³. В вышеупоминаемой описи 1755 г. она записана так: «1. Грамота преосвященного Иова митрополита о приписки тое пустыни к Каргопольскому Спасскому монастырю 1702 года, марта в день». Таким образом описываемая пустынь самостоятельно существовала только – со времени получения (или издания) первой грамоты «о поставлении» храма иконы Б. М. «Неопалимыя Купины» (1642 г.) – 60, а со дня освящения его (1645 г.) – 57 лет... И это короткое, почти безлюдное время ее существования – в сравнении с последующим и постигшей ее «судьбой» можно еще смело назвать цветущим. Ибо в ней, кроме двух храмов, «обреталось» – если верить архимандриту Спасского же монастыря Иоасафу – братства: «строитель, иеромонахов по одному и по два, да монахов по 10 (?), а иногда и больше (?) и меньше»⁵⁶⁴... (Такого числа монашествующих в Наглимозерской пустыни потом уже никогда не было!)... Говорим: «верить», потому что этот архимандрит – как нам известно – не очень ревновал об исторической верности, и там, где было можно безнаказанно прибавить, он прибавлял, а там, где монастырские выгоды требовали не оказательства, а убавления, он сознательно же убавлял.

Теперь благовременно сказать о всех сборах, взимаемых с Наглимозерской пустыни... Размер сборов становится известным только с 1672 – 1673 гг. Но они, – как видно из наглимозерских грамот – взимались и раньше... со времени, можно сказать, устройства пустыни. Платежи эти состояли из: 1) церковной дани, 2) рождественскаго хлеба, 3) – оброков «с пустотной земли», 4) рыбных ловель, 5) с мельницы, и 6) из – «подушных – с трех душ»... – Затем упоминаются еще оброки, так сказать, общие, без означения – за что именно.

Начнем с первых. Страшные поборы произвел в 1673 г. каргопольский протопоп Автоном в Наглимозерской пустыни. Но поборы эти, вероятно, одним годом не ограничились, а продолжались ежегодно... Так что наглимозерские чернецы, наконец, не вытерпели и, чрез 6 – 7 лет обратились к новгородскому архиерею с челобитной, прося об убавке. Вследствие сего и выдана была, 23 мая 1680 г., грамота «о платеже церковной дани, по окладу, с убавкой»... Однако по неимению первых, – после издания сей грамоты, – отписей мы не знаем – велика ли была эта убавка... Первая отпись по сему предмету сохранилась до нас только от 1734 г., т. е. через 54 года после издания архиерейской грамоты о сбавке сих поборов (и чрез 61 год после 1-й отписи по сим платежам). «С Наглимозерской пустыни – говорится в отписи 1734 г. – «церковной дани 2 алтына с денгою, за десятильничи доходы тож число, казенных и отвозных 5 алтын 2 денги»⁵⁶⁵, – всего значит 9 алт. 2 коп. То же количество платежа видим и в следующих годах: 1737 – 1740, 1747, 1750, 1755, 1756, 1758 и 1761. Новые налоги по сему предмету встречаем только в двух годах: в 1737 – «на содержание обретающейся в Санкт-Питеръбурхе домовой конторе, по исчислению церковной дани с одной стены, за прошлой 1736 и на... 1737 годы – две копейки»⁵⁶⁶; – в 1747 г. «на всякой, при каргопольском духовном правлении, розвод, с платежного десятильного рубля по 10-ти алтын... за Аглимозерскую пустыню две копейки»⁵⁶⁷. – 2) Взимание «двадесятой части», кроме нижеприведенных сведений за 1729 – 1733 гг., – известно только из двух памятников – отписи 1736 и квитанции 1761 г. «За двадесятую часть», – говорится в 1-й… «за рожь – 3 четверика – денег 84 коп., 3 чети; жита – полчетверика – 12 коп. с 1/2-ю; за овес – 4 четверика – 70 коп.; обоего денег 1 р. 67 к. с четью»... – «С Наглимозерской пустыни – говорится в квитанции... – на прошлой 1760 г. за двадесятую часть и рожественской хлеб семь четвериков с половиной – денгами рубль трицеть восемь копеек с четью»... – 3) Оброки – платежи «за пустотную землю 5 алт. 2 денги известны только с 1672 г. Отписи сохранились только от 11-ти лет, именно: 1672, 1675, 1681, 1682, 1694, 1713, 1715, 1716, 1725, 1733 и 1737 гг. (последняя общая – платеж с пустотной земли и мельницы). 4 – 5) Платежи с рыбных ловель и мельницы становятся известными только с 1711 года: «Оброчных денег... с Наглимо-Артова озерка за рыбные ловли по накладным книгам стольника Ивана Трусова – 23 алтына 2 денги» в год, именно: в 1711, 1713, 1715 – 1717 гг. В 1726 – 1729 гг. взимали еще «новой наддачи и пошлин и других находов по семи алтын по полторы денги на год» – всего значит в год З0 алт. 3 1/2 денги. За – сим платежи известны только через 21, 31 год: в 1750 и 1761 г. взималось «оброчных денег с рыбных ловель, за Аглимозерскую пустыню 70 коп., с четвертью». – Платеж «с мельницы» упоминается в тех же отписях – за рыбные ловли: в 1711 – 1725 гг. – 5 алт. 3 денги; в 1733 г. за 1730 г. уже ровно 6 алт. Платеж в последний раз «с мельницы аглимозерской» упоминается в 1738 г. – 6) Подушный платеж «за три души», из росписок известен только с 1735 г., хотя производился и раньше, но с которого года и когда прекратился – не знаем; в последний раз упоминается с 1746 г. Размер сего платежа и названия его – различны: ⁵⁶⁸ «в рекруцкой набор» (1735 г.) 75 к.; «подушных семигривенных денег на 1-ю половину...» такого то «году... рубль 5 коп.» (1736 – 1740, 1745 гг.); – «подушных семигривенных денег, за зачетом, складкой и поставкой драгунской лошади, мужеска полу с дву душь и с пяти осмых доль души, на 2-ю половину... 738 году по 30 по 5 коп. с души, итого 93 к. с четвертью; а зачтено за поставку лошади 11 коп. 3/4... (1738 г.); – «в сенокосца – 3 душь – 75 к.» (1738 г.); в 1746 г. получено «сверх настоящего подушного окладу той пустыни со крестьян, с трех душ, по 10-ти коп. с души – 30 к.».

Наконец общие платежи. Они известны только по четырем отписям: двум – 25 марта 1729 г., в платеже за 1726 – 1727 гг. «оброчных денег 10 алт. 5 денег»; одной – 28 октября 1735 г. – «оброчных денег» – «34 к., да на канцелярскую издержку 6 к.»; одной – «оброчных денег... за приписную Аглимозерскую пустыню 50 коп.».

Из только что приведенного обозрения различных платежей Наглимозерской пустыни, видно что первоначально (в XVII в.) платежи эти, – за исключением поборов, под именем «церковной дани», – были ничтожны, особенно в сравнении с получаемой десятирублевой ругой. Эти же платежи значительно увеличиваются уже в XVIII веке: но и тогда наглимозерские иноки еще более сами получали от правительства (пять рублей в год), чем платили ему...

Несмотря на то, что описываемая пустынька в 1702 г. утратила свою самостоятельность, – некоторые из ее управителей, то по прежнему назывались строителями, то – просто монахами. В ряду их встречаем строителя Варлаама (быть может упоминаемый в выше приведенной отписи 1694 г. монах). Далее известны строители монах Феодосий (1713) и монах Аарон (1717, 1721 г.г.).

Однако и эти монахи – настоятели не всегда были в Наглимозерской пустыни: «после строителев – иеромонахов и грамоте умеющих монахов – говорил на суде поверенный строкинских чернецов около 1734 г . – стали владеть той пустыней, простые, неученые грамоте монахи, а потом и простые мужики, а именно: наиболее владел кенозерец Стефан Иванов Третьяков». Это безграмотное братство не могло даже приносить славословий Господу Богу в храме, не могло отправлять богослужения. И для этого «точию на храмовые и прочие викториальные дни посылался из Спаского иеромонах», если верить архимандриту Иоасафу. Так было до 1733 года. Так было и потом. В 1733 г., по прошению того же Иоасафа, определен в Наглимозерскую пустынь для священнослужения красновского прихода (теперь Пудожского уезда), поп Симеон Никитин, который, как сдавший должность свою сыну, должен был, по тогдашним постановлениям, идти в какой-либо монастырь, а потому и изъявил на это свое согласие.

Долго ли жил в Наглимозерской пустыни уже не молодой «поп Симеон», когда и где умер – неизвестно. Во всяком случае в 1742 г. его уже там не было.

Не будем останавливаться на рассмотрении состояния хлебопашества этой пустыни, которое в общем не отличалось в этом отношении от других северных монастырей, для характеристики чего были в обилии приведены материалы уже раньше, а теперь обратимся к дальнейшей истории пустыни, в лице ее управителей. В челобитной «от 2 ноября 1732 г. (о самовольных распашках крестьянами наглимозерских земель), упоминается монах Иона. Но был ли Иона управляющим или только послан из монастыря за каким-либо делом на время – не известно. Вероятно сего «инока Иону» и упоминает г. Е. Барсов в своем «Указателе» 5-м и последним настоятелем, основываясь на словах старика – крестьянина, которого не видал, и который не был современником ни монаху Ионе, ни даже г. Е. Барсову⁵⁶⁹.

В отписи 1736 г. назван строителем сей пустыни монах Киприан, 1735 – 1738 гг. (Впоследствии жил в каргопольском монастыре).

За 1737 г. указаний о монахе Киприане мы не встретили. За то в расходной книге Спасского монастыря за 1738 г. читаем: 6 февраля «Аглимозерской пустыни монаху Киприану на наем работных людей дано рубль»; 9 марта «Аглимозерской пустыни монаху Киприяну дано для покупки скоту корму рубль»; – 23 июня: «Монаху Киприану дан рубль для наймования казаков (работников) в Аглимозерской пустыни»⁵⁷⁰. В квитанции 1739 г. Киприан назван уже монахом «Спасова монастыря», следовательно – в Наглимозерской пустыни не жил.

Итак, с 1739 г. становится не известным: жил ли кто-либо из монашествующих в Наглимозерской пустыни, или – нет. Архимандрит Спасского монастыря Иоасаф, говоря – в ноябре 1742 года – о неимении в ней иеромонахов совершенно не упомянул о простых монахах – были ли они; вероятно и их не было. Таким образом монашество прекращается в пустыни за 25 лет до ее упразднения. Между тем из ведомости за 1741 год видно, что в Спасском монастыре братство состояло еще из 11 человек, из которых было 5 иеромонахов и 2 рядовых монаха⁵⁷¹, следовательно было еще можно послать даже на постоянное жительство на Наглимозере иеромонаха для отправления хотя еженедельной божественной литургии. Но настоятели видимо не заботились о приписанной обители, о славе Божией в храмах ее. Они предпочитали всему этому пуды лекшмозерских сигов. Разве иногда, как бы в ограждение ее состояния, давали подъячим небольшие подарочки. Наприм., в расходной книжке Спасского монастыря за 1731 г. записано его казначеем (после 20 августа): «за Аглимозерскую пустыню новгородскому подьячему Никите Кондратьеву дал гривну денег»⁵⁷².

«А после (1740 г.) монашество в сей пустыне перевелось и уничтожено (?!); и более десяти годов жили тут беглые люди и бродяги и землю пахали; а церкви стояли без служения», – читаем в записках сороковых годов настоящего века, в коих о сем сказании замечено: «сие сказывал Корбозерского погоста престарелый пономарь Петр Дмитриев, сын (первого наглимозерского) священника Дмитрия Федорова, который пономарь в Аглимозерской пустыни и родился».

Что монашество с 1740 г. «перевелось» – в этом нет сомнения: но чтобы «более десяти годов жили» в пустыни «беглые люди и бродяги», жили самостоятельными хозяевами – этого допустить никак нельзя (хотя «старые времена» и «проще были»); тем более что пустынь была несамостоятельной и при том – не далека от жилья.

Впрочем этот туманный рассказ старца, слышанный им, быть может, в детстве и впоследствии перезабытый, разъясняется нижеследующим.

В 1742 – 1745 гг. управлял Спасским монастырем иеромонах Серафим⁵⁷³. Он отдал «на оброк» земли Наглимозерской пустыни крестьянину Тихманской волости (теперь Вытегорского уезда) Якову Чертову, который и жил здесь до сентября 1748 г., т. е. в течение 4 – 6 лет⁵⁷⁴. Вероятно эти-то Чертовы как не местные урожденцы и послужили для «престарелого пономаря» «беглыми людьми и бродягами»; а быть может они имели притон и для беглых, которые им помогали в сельских работах.

Члены новгородской консистории архимандриты монастырей: Иверского – Трифилий, Хутынского – Дамаскин, Вяжицкого – Виссарион, зная безмонашеское состояние монастырей Новгородской епархии, – в состав которой входила тогда и теперешняя Олонецкая губерния, – их безлюдье, и желая как-либо помочь этому печальному состоянию обителей, вошли о сем к «Стефану архиепископу великоградскому и великолуцкому» «докладом». Вследствие сего, от 28 марта 1748 г. и состоялся «указ ея i-го в – ства самодержицы всероссийской из новгородской духовной консистории». Этим указом приписывались к Спасскому монастырю три обители: Кодлозерская Кенская и Челменская. Далее в нем предписывалось: 1) в приписные обители «для надлежащего повседневного богослужения, распределить пристойное число иеромонахов, а ежели теми чинами, за недостатком монашествующих, наполнить будет не можно, то белыми священно-и-церковнослужительми, 2) »...о всецелом оных монастырей и пустынь хранении...» причем также приказывалось составить подробные описи каждой приписной и приписываемой обители и проч. Наконец в 6 пункте предписывались Спасскому монастырю: «6) Також в приписных издревле монастырех и пустынях к степенным монастырем, в том числе ко оному Спаскому монастырю Наглемозерской пустыни об отправлении в ней, к славе Божией, ежедневно священнослужения и уставленных молебствий и поминовений и о всецелом оных хранении, и о возобновлении к церковному благолепию и созиданию оных монастырей и пустынь поступать по силе вышеписанных 1 и 2 пунктов, и о том, естли его преосвященство по сему учинить приказать соизволит из консистории оных степенных монастырей ко властем с братией и духовные правления послать указы, на котором докладе марта 23 дня 1748 года его преосвященством подписано тако: учинить по сему, кроме Чернозерского, Аркажского и Спаской – Оскуской пустыни, которые приписать к Духову монастырю. О чем сей указ к вам – властем с братией и посылается. И Каргопольского Спаского монастыря с братией учинить о том по сему ее и-го в-ства указу. А в прочие монастыри и в епархиальные духовные правления о том надлежит, указы из оной консистории посланы. Марта 28 дня 1748 года». – «Подлинный указ за закреплением архимандритов Трефилия иверского, Дамаскина хутынского, Виссариона вяжицкого, секретаря Михайла Литвинова, за справою подканцеляриста Филимона Иванова»⁵⁷⁵.

Но 1 и 2-го пунктов консисторского указа Спасский монастырь не в состоянии был тогда исполнить: не мог послать в Наглимозерскую пустынь ни иеромонаха, ни белого попа, потому что сам не имел их. Даже монастырь не имел своих лиц, чтоб послать их на Наглимозеро для исполнения второстепенных подробностей указа. Вот до чего довели указы Петра 1-го и его преемников и приспешников!.. Вследствие сего, вместо Спасского монастыря, распоряжалось уже Каргопольское духовное правление, которое по поводу сего указа от 28 марта издало 21 сентября того же 1748 г. нижеследующую инструкцию «попову брату»⁵⁷⁶.

Небезынтересно отметить здесь в качестве эпизода историю наглимозерского псаломщика Маркелла Ив. Попова, интересную и по судьбе его семьи. Псаломщик Маркелл Иванов, со своим семейством, состоявшим из девяти человек – жены, снохи, трех сыновей и трех же дочерей, – жил благополучно в Наглимозерской рустыни в течении семи лет, т. е. до 1755 года. По крайней мере не сохранилось до нас ни одной его жалобы до названного года. Маркелл уже видимо старел. Ему было около 61 года. – Но лишь только наступил март 1755 года, и страшная беда постигла и его самаго и семью его!.. Кто был первой причиной его несчастий – не известно. Быть может и происки крестьян Чертовых, которым, вероятно, не хотелось расстаться с Наглимозером, – отчасти споспешествовали ему. Вероятнее же – предательство чернеца Феодорита, быть может, по злобе, быть может – по зависти. Но претерпевшему несчастья тяжело говорить даже о чужих бедах... В таком случае пускай сохранившиеся памятники сами говорят за нас...

Вот как передает об этом печальном событии Виссарион, настоятель Крестного монастыря (что на Белом море, в Архангельской губернии), заведывавший тогда и Спасо-Каргопольским монастырем, с приписными к нему обителями: «ныне приписного ко оному Спаскому монастырю Челмогорского монастыря монах Феодорит доношением мне, архимандриту, объявил: сего де марта 1 часа ночным временем, а воровским умыслом, на спавших приехал во оной Челмогорской монастырь гвардии Измайловского полку порутчик Иван Никитин, сын Лихачев со многими людми и нарядным делом и, пришед в келию ево, в которой он, монах, жительство имел; в коих признал он, монах, Каргопольского уезду, Тихманской волости, государственного крестьянина Емельяна Кондратьева, сына Чертова, который жительство имеет в Ягремской волости, в монастырской нашей деревне Ивашевской, взяв ево, монаха, сильно с собой и трех лошадей монастырских и с саньми. При котором безвременном приезде и насильном взятье он, монах, ему, порутчику, спорил и монастырских лошадей, без ведома настоятельского, не отдавал, за что он, порутчик, ево, монаха, всякими ругательными словами бранил и бил своеручно и люди его палкой и (е)фесами по всем местам смертным боем били. И все(е) выехав изо оного Челмогорского монастыря в приписной же к тому Спасскому монастырю во Аглимозерскую пустыню, – которая пустыня от того (т. е. от Челмогорского) монастыря имеет расстояние в 13 верстах, – и не доехав той пустыни на Аглимозерском озере вторично ево, монаха, били палками и эфесами и, оставя ево на том озере у бани и недопущая ево, монаха, в ту Аглимозерскую пустыню, оной порутчик с своими многими людьми пришед той пустыни на скоцкой двор и не в бытность того двора и дому, той же пустыни ис церковников псаломщика Маркела Иванова, детей ево, Маркеловых, Каргопольского уезда, Лекшмозерской волости, деревни Гужевской, государственных крестьян Андрея и Якова, кои в той пустыни в монастырских работах обращались, и оных бив смертельным боем, також и мать их, а жену помянутого Маркела и дочерей девок: Евдокию, Федору и Анисию связали, а людям своим он, порутчик, приказал по клетям и анбарам ходить и все обирать⁵⁷⁷, – и что в избе обрано и в клетях пограблено и тому пожитку, при сем челобитье, сообщен именной реэстр, – и монастырских троих лошадей и с саньми и с конским убором угонил, и связанных людей на своих нарочно приуготовленных многих подводах – все увез в село свое Кемское, которое состоит в Белозерском (теперь в Вытегорском) уезде, в Кемском погосте, из которого, из помянутых лошадей челмогорских трех привел обратно во оной Челмогорской монастырь человек его, Лихачева, Василей; а о отечестве своем и о прозвании себя не объявил»...

Узнав о случившемся происшествии, архимандрит Виссарион (который находился тогда в Спасо-Каргопольском монастыре) тотчас же послал Спасского монастыря иеромонаха Серафима и испуганного, несчастного, в то время находившегося в монастыре, псаломщика Маркела – тщательно узнать о случившемся, которые 3-го марта были уже в Лекшмозерской волости и Наглимозерской пустыни. Забранные ими сведения, записанный на двух бумагах, приводим здесь:

1) «1755 году, марта 3 дня, по наказу Каргопольского Спасова монастыря иеромонаху Серафиму ехать в приписную ко оному Спасову монастырю в Аглимозерскую пустыню для того, что известно учинилось: во оную пустыню внезапно незнаемые люди многолюдством наехав, в тое пустыню (и) людей, скот и протчее, что ни было монастырского заводу, пограбили, увезли неведомо куда; и велено просить посторонних людей для свидетельства. Приехав в Лекшмозерскую волость, взял тое волости для свидетельства старосту Василья Поповых с посторонними людьми. Приехав в Аглимозерскую пустыню и во оной пустыни только живущих людей псаломщика Маркела Иванова невестка, а другие люди все вывезены. И оная невестка сказала: приехали де к нам в нощь незнаемыя люди и с ними был Чемленского монастыря монах Феодорит. И оне пришед в избу людей наших всех разлучили, и перевязали, и смертно били, и по клетям сами ходили и что было – то все выбрали, и воробью казенную с крепостями и с казной монастырской денежной, а именно: тритцеть рублев восмидесять копеек, и другие коробьи с нужными потребами монастырскими и трех лошадей, с уздами и хомутами, и трои сани, двои вожжи заечьи (морского заяца) с крюками, три ужища сенные, сохи, косы, и топоры, и железа два пуда, якорь, и ключей церковных и амбарных – в сыску не явились: в церковь, к Трем Святителям попасть и в анбар – не можно. А сами оне, незнаемые люди, говорили монаху Феодориту, словесно пустыню отводили как с хлебом и скотом: «Архимандриту де до той пустыни дела нет». И в том сию записку учинили и в рукоприкладстве подписуемся: к сей записке вместо старосты Василья Поповых и крестьян Андрея Поповых, Егора Рогова, по их прошению, и за себя пономарь Иван Яковлев руку приложил, Лекшмозерской волости при церкви правящий дьяческую должность Михайло Григорьев при свидетельстве у оной записки был и своеручно подписуюсь. (Подлинник: поллист, согнутый пополам, ¼ – порожняя).

2) Крестного монастыря пречестнейшему (!) господину священноархимандриту Виссариону доношение. Сего 1755 году, марта 3 дня, посланы мы нижеименованные по данному от вашего преподобия наказу в Аглимозерскую пустыню для осмотру, что в ней пограблено наездом белозерского дворянина Ивана Лихачева с многолюдством оружейным; и по прибытии нашем во оную пустыню допросили мы оставшую от увезенных невестку мою Анну, при свидетелех Лекшмозерской волости: при старосте Василье Поповых, со крестьяны; а что она сказала, о том значит за их, старостиной со крестьяны, руками поданная к вашему преподобию записка. А что во оной пустыне пограблено о том представляю, при сем доношении, реэстр. – О сем доносит каргопольского Спасова монастыря иеромонах Серафим и тое Аглимозерской пустыни псаломщик Маркел Иванов. К сему доношению иеромонах Серафим руку приложил».

«Реэстр Наглимозерской пустыни псаломщика Маркела Иванова, что казенного пограблено из(ъ) оной пустыни и с казенных чуланов, а именно:

На обороте: «(А в вышеписанных семи коропках имелось) четыре сарафана крашенинных, синих – три рубли, сто аршин холста белого – цена три рубли, десять рубах женских – пять рублев, десять утиральников, по концам шитые, в три рубли, в разных концах простого холста и мужских рубах и мелких платков по цене на пять рублев, пятдесят ложек кленовых – тридцать копеек, две тетради: житие Никона патриарха – пятдесят копеек, десть бумаги пищей – семь копеек, букварь печатной в шесдесят копеек. И всего, по цене, на сто на сорок на семь рублев на 78 копеек.

«Доношение» Серафима с реэстром Маркелла писаны на одном листе.

Получив исследование от Серафима и Маркелла, Виссарион, через первого, подал 14 марта в Каргопольскую Воеводскую Канцелярию прошение – челобитную, писанную 13 числа, изъясняясь, разумеется, по установленной форме, так: «Всепресветлейшая, державнейшая великая государыня Императрица Елисавета Петровна, самодержица всероссийская, государыня всемилостивейшая. Бьет челом, новгородской епархии, каргопольского уезда, Крестного монастыря архимандрит Виссарион, а в чем мое прошение, тому следуют пункты. 1) Сего 1755 года, генваря 21 дня по указу вашего императорского величества из новгородской духовной консистории велено мне, нижайшему, над Каргопольским Спаским монастырем и с приписными к нему монастыри надлежащее смотрение и управление имеет, дабы оному и с протчими монастыри какого-либо и от кого разорения не последовало. 2) А ныне приписного ко оному Спаскому монастырю... Здесь изложены подробности грабежа, уже приведенные нами выше. – В заключение своей челобитной Виссарион писал: «И, дабы высочайшим», вашего Императорского Величества, указом повелено было сию мою челобитную и с сообщенным реэстром в Каргопольскую Воеводскую Канцелярию принять и объявленного крестьянина Емельяна Чертова сыскать и допросить, и других, кого он покажет, при том грабеже быть имелись, сыскать и допросить же. И о защищении предписаных монастыря и пустыни вышеозначенным воровским умыслом – показанным порутчиком Лихачевым, со многолюдственным числом в предреченные монастыри ночным временем приезде и о грабеже им монастырской казны и протчего, також и о возвращении обратно помянутого Маркела жены и детей на оного порутчика, где он в команде состоит, от Каргопольской воеводской канцелярии пре(д)ставить, и учинить, как Вашего Императорского величества указы повелевают. – Всемилостивейшая государыня прошу вашего императорского величества о сем моем челобитье решение учинить. Марта 13 дня, 1755 года. Сию челобитную, которая к поданию надлежит в каргопольской воеводской канцелярии, писал Крестного монастыря служитель Федор Борисов. – Такова челобитна в Каргопольской воеводской канцелярии иеромонахом Серафимом (подана) «марта 14 дня, 1755 года».

Канцелярия челобитную приняла «и по той челобитной и по учиненной в Каргопольской Воеводской Канцелярии резолюции велено по оной челобитной о приезде означенного порутчика Лихачева с людьми к показанный Челмогорской монастырь, Наглимозерскую пустыню, и о показанном грабеже пожитков с приобщением со оного реэстра копии гвардии Измайловского полку в полковую канцелярию о учинении по указом, а в Белозерскую провинциальную канцелярию о отыскании показанных увезенных, женки с детьми, и пожитков представить доношениями, о чем Белозерской правинциальной канцелярии Каргопольская Воеводская канцелярия сим доношением и представляет. И означенным увезенным пожитком с реэстру при сем доношении сообщена копия, а в Ызмаиловскую полковую канцелярию от Каргопольской канцелярии доношением, и с реэстру копия, представлено марта 18 дня 1755 году. – Таково доношение и при нем с вышеписанного реэстра копия за закрепой порутчика и воеводы г. Маслова, за прописью Петра Бонина послано в провинцию вышеписанного числа с каргопольцем Акимом Холмовым. На подлинном в приеме подписано (тако): Аким Холмов принял и росписался. – Печатных пошлин взятье подписано на посланном в Ызмаиловскую полковую канцелярию доношении. – Таково же деношение и при нем с вышеписанного реэстра копия за закрепой порутчика и воеводы г-на Маслова, за приписью Петра Бонина, отдано для посылки по почте в Ызмаиловскую полковую канцелярию почтовому писарю Ивану Визговатых, под № 137. – Печатных пошлин 75 1/2 к.».

Затем Воеводская кавцелярия 16 марта издала «рассыльщику Конану Березину инструкцию, по которой приказывала чинить следующее: 1) следовать тебе, Каргопольского уезда в Ягремскую волость, а по прибытии в той волости сыскать, Тихманской волости крестьянина Емельяна Чертова и, по сыску, онаго привесть в Каргопольскую воеводскую канцелярию, против челобитья Крестного монастыря архимандрита Виссариона о бытии им, Чертовым, при грабеже из Аглимозерской пустыни лейб-гвардии Измаиловского полку порутчиком Иваном Лихачевым казенной коробьи з грамотами и казенными деньгами и протчего монастырского пожитку и при битье и увозе из той де пустыни оным же порутчиком Лихачевым псаломщика Маркела Иванова жены и детей, – к произведению суда в самой скорости, и при репорте объявить неукоснительно».

Дело повидимому началось... но только повидимому!.. Что далее сделала Каргопольская воеводская канцелярия – не известно, не известно также, что показывал в ней крестьянин Емельян Чертов... Нам впрочем известно показание сего последнего (без конца), равно показание и чернеца Феодорита (без конца же), но отобранные уже не канцелярией, а каргопольским Спасским монастырем, в октябре 1755 г., т. е. спустя целых семь месяцев, после печального происшествия в несчастной семье псаломщика Маркелла... Из показаний однако не видно, чтобы Чертов или Феодорит подвергнуты были какому-либо взысканию... По словам же первого, оказывается, что чернец был первым зажигателем сего поистине варварского дела... Однако при допросах лже-инок, во всем том, в чем обвинял его Чертов, – отпирался, представляя себя каким-то мучеником... И что же?.. Этому пропойце оказывается еще доверие: в ноябре, того же 1755 г. он посылается архимандритом Виссарионом в сбор – просить «на церковное строение» Челменской пустыни... Сбор этот нам уже известен из описания названной обители»⁵⁷⁸...

Приводим показания крестьянина Чертова и монаха Феодорита. «1755 года, октября 7 дня, в бытность Крестного монастыря г-на о. архимандрита Виссариона в Каргопольском Спасском монастыре, того монастыря монастырской Ягремской деревни половник, государьственной крестьянин Каргопольского уезда, Тихменской волости, деревни Киршевской Емельян Кондратьев Чертов сказал: в тое де Ягремской монастырской деревни он, Чертов, половником обращается, тому уже минуло многие годы, по владении деда Емельяна и отца своего Кондратья и по ныне. И минувшего февраля месяца в последних числах приехал того Спаского монастыря монах Феодорит в ту Ягремскую монастырскую деревню и пристав в дом к государьственному крестьянину Игнатью Родионову, на монастырской лошади, Каргопольского же уезда, Лекшмозерской волости, Орловской деревни, с государственным же крестьянином Федором Терентьевым, и в небытносгь ево, Чертова, в монастырском доме, пришли с вышеписанным Игнатьем Родионовым, и к себе он, монах Феодорит, в тот монастырской дом собою призвал тоя ж Ягремской волости земского писца крестьянина ж Л(ь)ва Козмина Чертова. И как он, Козмин, к нему, Феодориту, пришел, тогда оной монах Феодорит приказал ему, Козмину, письмо написать Белозерского (теперь Вытегорского) уезду, Кемозерской волости к г-ну порутчику Ивану Никитичу Лихачеву, чтоб он приехал во Аглимозерскую пустыню для поимки Маркеловых детей – Андрея и Якова затем, что ныне де в тое пустыни оного Маркела с сыном Иваном не имеется. И он, Козмин, оное письмо написав, начал ево, монаха Феодорита, самого к нему, Лихачеву, звать⁵⁷⁹. И при том он, Козмин, говорил: «и я де к нему, Лихачеву, с тобой иду»; с которым он, Феодорит, напивши(сь) вина до пьяна, ездил к помянутому Лихачеву, в Кемозерскую волость, на вышеписанной же монастырской лошади. И оного Лихачева он, монах Феодорит, подозвал, с которым того ж февраля в последних числах в тое Ягремскую волость приехал он, Лихачев, со своими крестьянами многолюдством, на своих лошадях, которых в тое Ягремской волости у старосты Федора Михайлова переменил, и поехал на тех лошадях до Челмогорского монастыря. А он, монах Феодорит, взял сильно (?) с собой в повозники и ево, Емельяна Кондратьева. И как в тот монастырь приехали, и он, монах Феодорит, под себя и под него, Лихачева, еще взял монастырских двух, итого на трех лошадях. Оттоль поехали в помянутую Аглимозерскую пустыню, куда и он, Емельян, по принуждению (?) ево, Феодорита, с ним на лошади ездил. И как на Аглимозеро приехали ночью, тогда оной Лихачев, как ево, монаха Феодорита, так и других, напоив вином, а сам оной Лихачев с тремя человеки на одной лошади поехал прежде в тое пустыню, а прочим велел ехать за собой. И как он, монах Феодорит, с прочими ево крестьяны во оную пустыню за ним, Лихачевым, приехали и в монастырскую избу зашли, где оный Лихачев обретается, и означенных: Маркела Иванова жену Матрону Степанову и Детей – Андрея и Якова, и девок Авдотью, Феодору и Анисью, взяв, связали. И при том он, Лихачев, тем девкам говорил: «Естли у вас платье свое? Буде есть, то и обирайте! Больше вам здесь не жить». Которое тогда забрав, оных всех их взяв, повез с собой на тех лошадях. Да к тому в прибавок взал из тое Аглимозерской»...

К сожалению окончания показания Чертова не имеется. Подлинник сохранился только на полу-листе.

Показание чернеца Феодорита: того же «1755 г. октября 21 дня в бытность Крестного монастыря г-на о. архимандрита Виссариона в Каргопольском Спасском монастыре, того монастыря монах Феодорит против показания, Каргопольского уезда, Тихменской волости, деревни Киршевской государственного крестьянина Емельяна Кондратьева Чертова о нижеписанном допрашиван; а в допросе своем сказал: «обращается де он, монах Феодорит, в приписном к тому Спаскому монастырю, Челмогорском монастыре с прошлого 1749 года и по ныне. И минувшего февраля в последних числах подлинно он, монах Феодорит, на монастырской лошади ездил Каргопольского уезда, в Ягремскую волость, к государственному крестьянину Игнатью Родионову для взятья монастырских заемных денег семидесяти дву копеек. А повозником был при нем, Феодорите, Каргопольского же уезда, Лекшмозерской волости, Орловской деревни, государьственной крестьянин Федор Терентьев. И пристали к помянутому Родионову и обывал он, Феодорит, у него Родионова, токмо одне судки никуда не отлучно. И в бытность ево, монаха Феодорита, в тое Ягремской волости в монастырской дом, по призванию ево, Феодорита, подлинно приходил к нему тое Ягремской волости государьственной крестьянин земской писец Лев Козмин Чертов для писма в Тихменскую волость, к старосты Конану Прокопьеву, чтоб он взял вышеписанные деньги семьдесят две копейки у помянутого Игнатья Родионова в платеж подушных денег за работника ево, Феодоритова, Конана Яковлева, которой в оной Тихменской волости в подушном окладе записан. Токмо оной Козмин того писма не писал – пошел в дом свой. А он, монах Феодорит, оттоль пошел в дом к вышеписанному Игнатью Родионову. А что оной Емельян показал яко бы он, монах Феодорит, велел помянутому писцу Козмину писмо написать Белозерского уезда, Кемозерской волости, к порутчику Ивану Никитину сыну Лихачеву, что б он приехал во Аглимозерскую пустыню для поимки Маркеловых детей Андрея и Якова, токмо он, Козмин, такого писма не писал, и он, Феодорит, оного письма ему писать не велел, и с ним, Козминым, он, монах Феодорит, к нему, Лихачеву, в Кемозерскую волость не ездил: – в том, он, монах Феодорит, шлется на ево, Емельяна, и на помянутого писца Льва Козмина⁵⁸⁰ и желает с ними очной ставки. Затем, что тогда из тое Ягремской волости обратно он, монах Феодорит, взяв ево, Емельяна Кондратьева, повозиком, на оной монастырской лошади приехал в тот Челмогорской монастырь без него, Лихачева, – в том он, Феодорит, шлется на вышеписанного Игнатья Родионова. А после (?) их, в след приехал в тот монастырь вышеозначенной поручик Лихачев, со многолюдством, взяв силно монастырских трех лошадей и ево, монаха Феодорита, из того монастыря, поехал во Аглимозерскую пустыню. И как на Аглимозеро приехали ночью, оставя ево, монаха Феодорита, у бани на берегу, за караулом, а сам он, Лихачев, (с) своими людьми пошел в тое пустыню: и в монастырскую избу зашли, и Маркела Иванова жену Матрону Степанову и детей Андрея и Якова, и девок Овдотью, Феодору и Анисью взяв связали, тогда и ево, монаха Феодорита, в тое избу взяли. И при нем, Феодорите, он, Лихачев, говорил оным девкам: «Есть ли у вас платье свое? Буде есть, то обирайте; – больше вам здесь не жить». И показывал и(з) своих людей оного Маркела жене и детям: «вот де ваш сродник, а отцу вашему брат от родных». – «И помянутое платье тогда забрав, оных всех их взяв, повез из тое пустыни с собою вместе, да монастырских трех лошадей из тое пустыни угонял, которых и по ныне в тое пустыню не возвратил. И ево, монаха Феодорита, оттоль вывес(з) в помянутой Челмогорской монастырь. А вышеписанных челмогорских трех лошадей он, Лихачев, с собой угонил, которых в тот Челмогорской монастырь с человеком своим Васильем, после проезду ево, Лихачева, на третий день, неведомо отколь прислал. И сколко какова платья и протего им, Лихачевым, в тое Аглимозерской пустыни забрано, и с собой увезено – про то он, Феодорит, сказать не знает. И сим»...

Окончания показаний Феодорита не имеется. Подлинник сохранился только на полу-листе.

Между тем, пока происходило отобрание показаний от чернеца Феодорита и половника Емельяна, пока происходила переписка с разными канцеляриями – Белозерской провинциальной, Измайловской полковой, пока тосковал, находясь, быть можеть, в отчаянии, несчастный псаломщик Маркелл; в то время Лихачев – этот истинный варвар и разбойник, – не дремал: он, при явном потворстве и предательстве местных чиновников, свободно мог скрывать у себя некоторое время жену, сыновей и трех дочерей, причем варварски бил, мучил – тиранил Андрея и Якова, для того только, чтоб соблюв выгоду в своих крестьянах, сдать сих пленных в солдаты для чего требовалось, чтоб они не сказывали действительного своего происхождения, а сказывались крестьянами Лихачева... Наконец несчастные были свезены в Белозерск, к Провинциальную канцелярию... Но там как будто бы ничего не знали о подвигах Лихачева, несмотря на известие о сем Каргопольской воеводской канцелярии и, вероятно подкупленные сим помещиком, не обращали внимания на заявления Маркелловых сыновей, – что они не Лихачевы крестьяне; – их все-таки держали под караулом и потом предательски опять предали сему «тайному советнику»... На этот раз Лихачев употребив еще большие истязания над Андреем и Яковом и наконец 24 апреля и 10 июня 1756 г. сдал их в солдаты...

Совершив такой рыцарский подвиг, Лихачев боялся его последствий или, по крайней мере, совесть его мучила... Однако прежнего разбойничьего ремесла своего не оставлял, но сам быв грабителем еще и рабов своих приучал к тому же... Он, – мало того, – что разорил Маркелла, увез семейство его к себе в плен, но чтоб не подвергнуться за это законной ответственности, желал погубить и его самого и прежде всего узнать, где находится потерпевший, чрез того же чернеца Феодорита, которого заманивает к себе, напаивает вином, грозит, бьет, и наконец, по обычаю, ограбляет... Вот слова самого Феодорита, относящиися к сему событию... Насколько они верны – сказать не можем. – В Каргополе, вначале марта 1756 г. «Лихачева люди... взяли и посадили» его, Феодорита «в сани и повезли к Василию Прибыткову, где он, Лихачев, постой имел, и привезли к нему Лихачеву. И он, Лихачев, напоил – вином и стал опрашивать: »Скажи про Маркелла, где он живет? А ежели ты не скажешь, то я тебя закую и роскую к стене и ноги заклеплю в глухие железа, и отошлю в провинцию к розыску«. И убояся его угрозов – говорит сборщик чернец – дал ему, Лихачеву, рубль денег, чтоб он меня никуда не вез и не отсылал. А про оного Маркелла я, монах Феодорит, сказал: «не знаю»; то он, Лихачев, еще меня подпоил и увез из Каргополя – не помню – в нощи, сонново. И доехали до Ягремской волости, и меня, монаха, разбудил; и я стал ему, Лихачеву, говорить: «Для чего ты меня, Иван Никитич увез из Каргополя?» И он против того стал говорить: «Хожбы и управитель ваш (управлявший Спасским Каргопольским монастырем иеромонах Феодул) попал ко мне, и его б скована увез!» И я, монах, его, Лихачева, просил, чтоб меня, монаха, отпустил домой, и он, Лихачев, того прошения не примал, и повез сильно вперед, и довез до поместья и ночевал у него, Лихачева, нощь. «И спрашивал у меня, монаха: »скажи подлинно про оного вышеписанного Маркела Иванова, и про сына ево, Ивана». И стал меня всякими угрозами грозить: «я тебя, чернца, отошлю в провинцию или в губернию». И ему, Лихачеву, я говорил, что «про Маркелла и про сына ево Ивана – не ведаю, потому что приехал из дороги (сбора) недавно». И отвез меня он, Лихачев, до Ухтозера, ту и бросил. А денег у меня монаха, сборных с собой было двадцеть рублевиков, три полтинника, четыре полуполтинника, четырнадцать гривенников, да медных рубль двадцеть копеек (всего. 25 р. 10 к.!). У меня, монаха Феодорита, был извощик Ягремской волости Меркурей Козмин. Того моего извощика с саней от меня, монаха, его люди столнули, и деньги мои, вышеписанное число, отняли. А по признаю – ево человек, Фома. И я ему, Лихачеву, на его человека просил, чтоб он деньги отдал. И он, Лихачев, моего прошения не принял, а сам говорил: «Хожбы у тебя сто рублев было, мы бы у тебя не боячись взяли»!...⁵⁸¹

Из всех учреждений, к каким обращался архимандрит Виссарион по делу псаломщика Маркелла Иванова – как нам известно – ответила одна только Новгородская духовная консистория. «И тою консисториею требовано от него, архимандрита, известия: чем оного Лихачева о таковом разорении изобличить можно? И он на то представлял, что оной Лихачев о том ево наезде и раззорении тое пустыни может изобличится ис писм некоторых ево, Лихачева, с которых в тое консистории сообщены копии⁵⁸², и увезенными вышепомянутыми государственными крестьяны, Маркелловыми детми, когда оные сысканы и возвращены будут на свои места, кои и по ныне где обывали – не известно было, о чем и следствие имеется в той консистории"…⁵⁸³ Но дети Маркелла – по крайней мере сыновья, – как мы уже упоминали выше, – лишены были возможности возвратиться на родину; даже возвращены ли были три дочери и жена его – и то нам не известно. К большому несчастью псаломщика Иванова и защитника его архимандрита Виссариона вызвали из Крестного и Спасского монастырей в Петербург, в кои он уже и не возвращался... И остался несчастный без защиты, без пощады!..

И вот слишком через год после несчастья, в апреле 1756 г. берет он у властей Спасского монастыря паспорт и направляет стопы свои в столицу к архимандриту, чтоб походатайствовать о розыске детей своих... В паспорте прописано: «Ис Каргопольского Спасского монастыря отпущен от отца управителя иеромонаха Феодула з братиею того Спасова монастыря подписной Наглимозерской пустыни псаломщик Маркел Иванов до Санкт-Петербурга, до отца нашего архимандрита Висариона для монастырских необходимых нужд. И тебе псаломщику Маркеллу явитце в Санкт-Питербурге отцу архимандриту Висариону в самой скорости. И на учрежденных от Каргопольского Спасова монастыря и до Санкт-Питербурга трактом чинить господам командующим по заставам оного вышеписанного псаломщика Маркела пропущать без задержания, как о том установленные ея и-го в-ства указы повелевают и обратно и(з) Санкт-Питербурга до Каргопольского Спасова монастыря. А по приходе явится ему с сим отпуском в Каргопольском Спаском монастыре немедленно. Апреля дня 1756 году. Каргополского Спасского монастыря управитель иеромонах Феодул. Того ж монастыря казначей иеромонах Викентий». – Паспорт писан на простой бумаге, вдоль полулиста.

Когда прибыл Маркелл в столицу не известно. Но во всяком случае он прожил в ней и ее окрестностях долго, – около 8 месяцев, а то и больше, ходатайствуя и разыскивая своих сыновей... Так наприм. на обороте сего паспорта имеется помета: «Записан в Кроншта(д)ской порт, генваря 11 дня 1757 году». Таким образом оказывается, что он побывал и в Кронштадте, чтоб, по крайней мере, увидать сына своего, матроса Якова, обращался с жалобой и в Государственную адмиралтейскую коллегию», но встретил ли где-либо какой-нибудь успех – не знаем...

Чем кончилась эта кровавая драма?!. Получил-ли Лихачев достойную кару, или вышло по пословице: «у сильного всегда бессильный виноват»?.. К сожалению все это покрыто мраком неизвестности... Нам даже не известно: были ли возвращены Маркеллу его жена и три дочери... О несчастных сыновьях его Андрее и Якове сданных в солдаты, должны предположить, на основании тогдашних законов, что они оставались в солдатах, даже понесли еще наказание за то, что при отдаче в военную службу, вследствие страшных истязаний, не сказали о своем действительном состоянии, заявив о сем уже после...

Паспорт Маркелла доказывает, что он действительно возвратился из столицы в Спасский монастырь, но когда, с какими плодами?!. Долго-ли жил он еще после такого страшного потрясения которое преждевременно должно было свести его в могилу, когда умер и где похоронен – ничего не известно!..

Долго ли жили эти лица на Наглимозере – не знаем, так как за целые восемь лет события описываемой пустыньки нам неизвестны. Во всяком случае в 1763 г. их уже не упоминается. – Жителями сей обители в 1763 – 1764 гг. были крестьяне Троицкой вол. Ив. Васильев, Плесской – Гавриил Моисеев, определенные сюда Спасским монастырем, вероятно, в качестве половников»...

Хотя точных указаний о времени упразднения Наглимозерской пустыни мы и не встречали, но, если основываться на времени выгона отсюда скота в Спасский монастырь, оно состоялось в феврале 1765 г., и кто жил в бывшей Наглимозерской обители в 1765 – 1767 гг. – не знаем... Во всяком случае, на первых порах, она не предназначалась к запустению; напротив, предположено было поселить сюда клириков, которые вначале 1768 г. в ней уже и были…

Дальнейшая история описываемой пустыньки коротка, отрывочна, частью – и только частью- блестяща, частью же опять-таки печальна, даже более чем печальна... ужасна, отвратительна, беспросветна... Верно такова ее историческая «доля»!..

1) Первым пресвитером Наглимозерской пустыни был некто Дмитрий Федоров, произведенный сюда в 1768 году, здесь и скончавшийся⁵⁸⁴, но в котором году – не известно. В 1778 г. он был еще жив: 23 июня приводил к присяге крестьян Ягремской волости (теперь Вытегорского уезда), по делу о находящейся в ней земле Спасского монастыря, и под присяжным листом подписался: «Выше объявленные крестьяне (12 человек) у сей присяги были и мною священником Дмитрием Федоровым приведены июня 23 дня 1778 года. Подписал Аглимозерской пустыни священник Дмитрий Федоров своеручно»⁵⁸⁵.

2) Иоанн Васильев Арефенский⁵⁸⁶ – из пономарей Лекшмозерского погоста. Когда произведен сюда в иереи – не известно. В имевшихся у нас записках настоящего столетия, сказано, что он, «произведен» будто бы в 1772 г., но это не верно. Не следует ли читать: в 1782 г.? Впоследствии этот иерей переведен в Лекшмозерский приход.

3) Стефан Евдокимов, 1797 – 1807 гг⁵⁸⁷. Из пономарей соседней Хергозерской пустыни (в 20 верст, от Наглимозерской) он произведен был в 1797 году в священники и жил здесь в течение десяти лет. В 1807 г., вероятно по ходатайству, получил повышение: был переведен в Троицкий приход, что на р. Онеге, Каргопольского же уезда, который, в сравнении с безприходной и бездоходной Наглимозерской пустынью можно назвать очень богатым.

Однообразна, скучна, бедна была тогда жизнь иерея на Наглимозере... Жалованья тогда сельские клирики еще не получали; дохода, по отсутствии прихожан на Наглимозере, не было... Приходилось пропитываться единственно трудами рук своих.

На этот раз мы пользуемся устным преданием, сообщенным бывшим иереем Кенозерского прихода Василием Федоровым своим детям, который «служил на Наглимозере причетником четыре года», именно: около 1797 – 1801 гг.

«Не было прихожан, не было и дохода... Но несмотря на это скота у иерея было таки довольно. За то не было у него ни гумна, ни овина. Снопы сушили в избе почти каждый день, по полтора суслона (15 снопов); и почти каждый же день молотили в сенях; сени были большие. Молотили в простые дни, молотили в воскресные и праздничные, молотили, наконец, и в св. Пасху. Работы эти исполнялись при помощи единственного причетника – пономаря, который отвечал иерею и за работника... даже кормил скот его... – Жена иерея – «попадья» отличалась неопрятностью. Полы у ней мылись однажды в год – перед Пасхой и то при помощи железного заступа, которым и отскаркивали накопившуюся в течение года грязь»...

4) Александр Иванов Арефенский, 1808 – 1818 гг.⁵⁸⁸, – из дьячков сей опустевшей пустыни; рукоположен во пресвитера в 1808 г. и в этом сане прожил на Наглимозере еще 10 лет. Этот ревностный пресвитер оставил по себе в пустыни незабвенный памятник – каменный храм. Не будь его, не позаботься он и не употреби своих трудов – теперь, быть может, даже не было бы следов Наглимозерской обители.

Александр Иванович видя храмы опустевшей пустыни приходящими в развалины, испросил у новгородского митрополита Амвросия сборную книгу «на поправку ветхостей» и сам лично отправился в сбор... благо требы не задерживали; а богослужение отправлять быть может не на что... Он, говорят, был смел и потому без доклада входил к высокопоставленным лицам, прося жертв... Раз таким образом будто бы забрался к какому-то великому князю и получил разом 60 рублей: жертва, по тогдашнему времени, значительная... Вследствие энергии сборщика и сбор производился скоро и успешно.

Собрав значительную сумму, Арефенский испросил благословение Амвросия построить новый каменный храм. Посему «разобрав построенную иноком Тимофеем ветхую, деревянную церковь, заложил, в 1809 г., на том же месте», каменный с колокольней храм, который и был окончен в 1812 году и, при помощи продолжавшихся сборов, снабжен всеми потребностями – утварью и ризницей... Храм этот разделен на два: западная его часть теплая, восточная – холодная... 17 января 1813 года были освящены два (?) придела теплого храма протоиереем г. Каргополя Иоанном Нечаевым. – К сожалению строитель почему-то переменил название главного храма: вместо иконы Б. М. Неопалимыя Купины, посвятил во имя Тихвинской Б. М. Главный же храмовой престол переделал в придельный, поместив его на левой северной стороне теплого храма; на правой, южной – во имя Св. Николая Чудотворца.

В апреле 1818 г. иерей Александр Арефенский был переведен, вероятно, в виде повышения в соседний Лекшмозерский приход, где 16 сентября того же 1818 г. и умер.

С его переходом все постройки и починки прекратились в Наглимозерской пустыни.

Иоанн Вас. Арефенский, вторично, 1818 – 1821 гг.⁵⁸⁹ На место иерея Александра в том же 1818 г. вторично переведен, через целые двадцать с лишним лет, отец его родной Лекшмозерского же прихода пресвитер Иоанн Арефенский. Сей, по всей вероятности, уже глубоюй старец на этот раз не долго жил в Наглимозерской пустыни. В 1821 г. поступив в Ошевенский монастырь, принял монашество, причем наречен был Иоасафом.

С 1821 до 1826 г., т. е. в течение пяти лет иереев на Наглимозере не упоминается; вероятно в это время заведывал пустынью пресвитер Лекшмозерского прихода.

Но вот еще, еще печальная страница из истории несчастной Наглимозерской пустыни и увы – еще не последняя!..

Стефан Евдокимов вторично, 1826 – 1829 гг.⁵⁹⁰ Через целые 19 лет за какие-то дела вторично удален он (в 1826 г.) в Наглимозерскую пустынь – место, повидимому, «неблазненное», но за что именно – нам не известно. Знаем, впрочем, что он и в первые годы служения своего в Троицком приходе уже начал проявлять свои «художества»: уже в 1808 г. притеснял вдову-попадью Агафью Афанасьеву; однако в чем состояли эти притеснения – не знаем; знаем, что в 1809 г. задержал у крестьянина Никиты Дмитриева лошадь⁵⁹¹; ведаем, что, наконец, в феврале 1823 г., по указу новгородской консистории, был послан в Каргопольский Спасский монастырь «на четыре месяца в клиросные труды»⁵⁹², но опять-таки за что – не знаем. Печальную память оставил о себе у окрестных жителей на сей раз этот иерей. Лекшмозеры так передавали нам о нем: «поп Степан хоть родных брата с сестрой за деньги повенчает»... – Но этого мало: разбойники свили себе гнездо у Стефана Евдокимова и выходили отсюда на разбой.

Первоначально поселилось у Евдокимова два разбойника: один урожденец дер. Салмозера (Пудож. у., верстах в 20 от Наглимозера): другой или местной же, или, быть может, сам Одоевский. Они, чтоб не быть пойманными, в своей, т. е. Лекшмозерской волости вреда будто-бы никому не делали, а ходили разбойничать в соседние приходы. Один из них был высокого роста, широкоплечий, сильный, – другой не обладал этими качествами, но слыл сильным колдуном; на деле же был просто обманщик... – Раз, ходя на свой кровавый промысел, захватили они в соседней волости Пудожского уезда девушку и увели в плен. Каждому из разбойников хотелось владеть одному своей добычей и потому спросили ее: с кем она согласна жить? Девушка, наслышавшись ли о чарах мнимого колдуна, или он был красивее силача, указала на ложного чародея. Пристыженный, разъяренный силач бросился на своего соперника и одним взмахом топора хотел лишить его жизни. Но хитрый разбойник – колдун, желая спасти свою гнусную жизнь, ласковыми словами начал уговаривать своего свирепого товарища: «Полно брат!.. Что нам из-за ней ссориться... Лучше кончим – ко ее»... Сказано – сделано! Через минуту девушки уже не было. Вскоре шайка разбойников увеличилась до семи человек. Награбленное добро они, вероятно не смели прятать в Наглимозерской пустыни, а зарывали в горе Петушьей, в 8 верстах от дер. Труфановы, на восток.

Быть может долго бы свирепствовали в крае разбойники: убивали, увечили, позорили и притесняли мирных жителей, если бы крестьяне кенозерской волости, преимущественно дер. Спицыной не истребили их...

Уже по открытии Олонецкой епархии, при епископе Игнатии, в 1829 году иерей Стефан Евдокимов был «отрешен от должности и уволен от служения»⁵⁹³.

Остаток дней своих Евдокимов провел в Троицком же приходе, где и умер.

5-й и последний иерей Иван Андреев, 1830 – 1834 г.г.⁵⁹⁴ Из иереев Ряговского прихода (каргопольского уезда) переведен сюда в 1830 г., а жил до 1834 года. При нем был пономарем некто Тимофей Филиппов, определенный из послушников Спасского монастыря⁵⁹⁵. – Каков был Андреев – не знаем... Что же касается Филиппова, то «выпивал» и пьяный был «не спокойный»... 4 апреля, 1834 г., в отсутствие настоятеля Спасского монастыря «был во время вечернего священнослужения произведен на монастыре (Спасском же) и в церкви пономарем Аглимозерской пустыни Тимофеем Филипповым шум и остановлена божественная служба. О чем удостоверившись от всей братии вместе, что оный беспорядок был действительно», строитель Феофан I, и донес от 14 апреля, того же 1334 г., за № 45, епископу Игнатию…⁵⁹⁶ Последствия сего, однако, не известны.

***

Вот и последняя печальная страница исторической драмы Наглимозерской пустыни!..

В 1834 г., по донесению местного благочинного, состоялся окончательной, роковой приговор относительно бывшей Наглимозерской пустыни: «причт» ее «уничтожен», якобы «за скудостью содержания»... и переведен на другое место... Даже не оставлено ни одного причетника, хотя бы в качества сторожа, чтоб, по крайней мере, охранять храмы Божии от недобрых людей, или приютить случайного богомольца, ввести его в эти храмы – излить молитвы свои... – И место святое, место, при том крови и стольких страданий человеческих разом опустело... – Населить его уже не так легко, как разорить... Храмы Наглимозерские с имуществом и угодьями приписаны к храму св. Апостол Петра и Павла, что в Лекшмозерском погосте. В том же 1834 г. деревянный храм во имя Трех Святителей, построенный в 1690 г., за ветхостью, упразднен, (просуществовал таким образом 144 года) и образа из него вынесены, а св. антиминс отослан в консисторию...

Храмы Наглимозерской пустыни стоят на возвышенной местности – саж. на 8 над поверхностью воды... На юг довольно крутой скат, занятый полем, спускается к озеру, на коем виднеются два небольшие островка; далее темный бор – «заповедная роща», стоящая уже на материке, за озером. На восток и запад склоны возвышения – отлогие; на север же ската не замечается...

1) Каменный храм, разделен как сказано выше, на два – холодный (в восточной его части) во имя иконы Тихвинской Божией Матери и теплый (в западной), с двумя приделами, – во имя святителя Николая – направо, и иконы Б. М. Неопалимой Купины – налево; длиной весь храм – 10, шириной – 5, вышиною 8 – сажен (с крестом). На крыше холодного храма восьмигранный купол, увенчанный одной луковичной главкой... Над теплым храмом имеются две, а над алтарем одна, очень маленькие главки... Над папертью сего храма каменная колокольня, такой же высоты, как и храм... На ней когда-то висели пять колоколов, самый большой из них в восемь пуд... Но теперь ничего нет... Колокольня увенчана куполом, с иглой... Нижний этаж колокольни разделяется на три части: – средняя составляет собственно паперть, южная – ризницу, вход в которую из теплого храма (с восточной стороны), в северной – лесница на колокольню... В теплом храме имеется шесть окон – по три на стороне; иконостасы столярной работы, покрыты голубой краской... Пред иконостасом придела во имя св. Николая стоит на скамье его образ больших размеров... Он, говорят, современник основателю пустыни Тимофею... Но лет 30 назад «подновлен» – вернее переписан вновь: лицо представлено багряным... Между алтарями оставлено пустое пространство для прохода в холодный храм. На северной стене южного Никольского алтаря помещается небольшой, уже описанный нами вначале, шкафик, содержащий кольчугу и два железные пояса инока Тимофея, начальника Наглимозерского. Больше ничего замечательного в теплом храме не представляется... Бывшая же храмовая икона Неопалимой Купины – небольших размеров, ничем не отличается.

Войдем в холодный храм! Глаз наш привыкший видеть на иконостасах, если не позолоту, то, по крайней мере, краску, сильно поражается, как бы неестественным видом сего иконостаса: он не только не позолочен, даже не выкрашен!... Но, несмотря на это «бельмо», иконостас – в несколько ставов, «изрядно» украшен резьбой; нижний его став с колоннами, капителями, карнизами и арабесками разными... Царские врата резные, так же не крашенные... Вероятно все это было подготовлено под позолоту, но за переводом иерея Арефенского – ничего не сделано; св. иконы греческого искусства, писаны – правильно... В храме очень светло: окна в два яруса – верхние круглые: тех и других по три на стороне: всего 12 не включая алтарных, где окна в один ярус...

Отметим некоторые достопримечательности.

1) Храмовой образ Тихвинской Божией Матери, в серебрянной ризе, 84 пробы, весом 10 фунтов, венец и цата на ней позлащенные, той же пробы, вес полтора фунта. – Этот образ из опасения хищения вынесен в Лекшмозерский Петро-Павловский храм и находится в иконостасе. Перед иконой лампадка серебрянная, 84 пробы, вес 1 фунт».

2) Сосуды – серебрянные же, 84 пробы, извне и внутри позлащенные, со всеми принадлежностями; вес. полтора фунта.

3) Крест серебрянный, 84 пробы, позлащенный; вес полтора фунта.

Все эти драгоценности приобретены, по всей вероятности, иереем А. Арефенским.

4) Три Евангелия на полу-александрийской бумаге: два из них в красном бархате, с серебрянными позлащенными евангелистами; третье – аплеко.

5) Фелоней когда-то было разных материй шелковых 14; лучшие из них одни – парчевые, ветхие. Стихарей 4: два шелковых и два ситцевых.

Книг для священнослужения недостаточно.

Все имущество, подлежащее опасности хищения, в том числе и три колокола, вынесено в Петро-Павловский храм Лекшмозерского погоста. В Наглимозерском храме оставлено и хранится только нужное для богослужения... оставлены и два маленьких, в несколько фунтов колокольчика, в которые и чинится звон по праздникам... в другое же время лежат они в вышеупомянутой ризнице...

Замечательно что ни в храмовой праздник – Неопалимыя Купины (4 сентября), ни в праздник Тихвинския иконы Божья Матери (26 июня) – богослужение в сем храме не отправляется... В эти дни будто бы служат в Петро-Павловском храме – на Лекшмозере... Богослужение же совершается здесь только дважды в год, – к коему собирается несколько народа из окрестных деревень, – именно во дни святителя Николая – 9 мая и 6 декабря...

Против северной стены каменного храма, саж. в 6 – 10 от него – находится деревянный, во имя Трех Святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого. Мы уже говорили, что храм этот, построенный в 1690 г., за ветхостью упразднен в 1834 г. и образа из него вынесены... В 1867 – 1871 гг. он находился в таком состоянии. Он состоял из трех, почти равных в длину, частей: сеней, собственно храма, который на много был выше, и алтаря; вся длина его заключала не более 4, ширина – 1 1/2 саж.; вышина паперти и алтаря 2, средней части три, с крышей около 4 саж., если не более. Крыша на два ската; на ней единственная глава, но без креста; гнездо куда вкладывался крест – выгнило... Широкая, убогая, покривившаяся лестница, аршина в 2 высоты, вела через широкие же двери, которые на замок не запирались, в сени храма, в коих даже окна не было; в храме – по одному окну на обе стороны, досчатая стенка, составлявшая иконостас, была еще цела, но образов уже не было; однако «царские двери» имелись: В алтаре св. престол еще стоял, покрытый ситцевой одеждой темно-коричневого цвета... Небольшой дощатый ящик, поставленный в угол на лавку у восточной стены, составлял жертвенник... Потолок на правой половине алтаря обвалился. Теперь же, говорят, весь храм пришел в разрушение...

Между храмами стоят огромные, толстые березы и 2 – 3 ели, высотой переросшие крест Тихвинского храма... У северной же стены деревянного храма так был густ лес, особенно мелкий, что между им и стеной невозможно было пройти... Но при посещении нашем в 1869 г. оказалось, что весь этот лес был вырублен дьяконом (из дьячков) Покровским; вместо его стояла безобразная «поленница» дров; местность через это обезображена... Как будто бы мало на острове леса – нечего рубить!..

Саженях в 80 от Тихвинского храма, на восток, в углу острова, саж. в 10 от берега стоит ветхий деревянный дом – место жительства иереев, – немой свидетель трудов А. Арефенского, бытия С. Евдокимова и его жильцов. Тяжелые мысли навевают эти развалины!.. Дом этот, по виду, та же крестьянская изба, крыт на два ската, лицевой стороной обращен к храмам; одна боковая стена (южная) и зад – к озеру.

На север от сей избы находилось старое, раскрытое гумно...

Вот и все здания пустыни...

Наконец благовременно и необходимо возбудить вопрос о будущности бывшей пустынной обители. Что теперь сделать для нее или – из нее? Не должна же она оставаться во всегдашнем, вечном запустении.

При недостатке чернецов страны Олонецкой, – учреждать вновь монастырь, – было бы безумием; самое лучшее, по нашему мнению, учредить на острове бывшей Наглимозерской пустыни земледельческую школу (Лекшмозерскому же причту довольно и своей земли!) благо каргопольским земством давно уже пожертвовано на сей предмет 1,000 руб. которые и лежат без употребления; не остает сумм, но нет и земли... Здесь же земли с избытком.

Но прежде всего прочего необходимо исправить храмы Наглимозерские, привести их в должный порядок, оградить их неприкосновенность водворением хотя бы одного псаломщика – и это необходимо в самом непродолжительном времени!.. В противном случае починять и охранять уже будет нечего... Но где для сего средства?.. – У нас не только в обеих столицах, но и во многих других больших городах не мало имеется людей состоятельных, которые, при всем своем желании оказать какую-либо материальную помощь действительно нуждающимся, положительно лишены возможности это сделать, по незнанию куда направить эту помощь, так как в таких местах (как большие города) храмы и обители снабжены всем до излишества; истинная же, непритворная бедность им неизвестна. Вот таким-то именно лицам мы бы и желали указать истинно бедствующие храмы бывшей Наглимозерской пустыни, для которых необходимы приношения и вещественные (хотя бы в роде кровельного железа, красок) и денежные, хотя бы в самом ограниченном количестве, чтобы произвести только самые необходимые починки, не давая пищи всюду присущему и приседящему хищничеству!..

Карп А. Докучаев-Басков