№30, преосвященного Флавиана, митрополита Киевского, от 11 декабря 1905 года

Под именем собора в церковно-каноническом смысле всегда разумелось собрание представителей высшей иерархии, именно епископов, для обсуждения и решения вопросов христианской религии и морали, а также и предметов церковно-канонического характера, относящихся к внутренней стороне церковной жизни.

Соборная форма церковного управления – весьма древнего происхождения; но по вопросу относительно её происхождения, по вопросу о том, кому принадлежит первоначальное установление соборного института, существуют различные мнения. Главное из них то, по которому первоначальное установление соборов принадлежит Самому Иисусу Христу, Который сказал: «Идеже бо еста два, или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их» (Мф.18:20). Практическое применение этого божественного установления соборной формы церковного управления усматривается в апостольских соборах, которые приводят в непосредственную связь с церковными соборами вообще. Но это мнение не может быть признано состоятельным. В приведённых словах Спасителя невозможно без особенной натяжки видеть установление соборов, как особенных органов церковного законодательства и управления. Слова эти проще и правильнее можно отнести ко всякому собранию христиан во имя Христово, а более всего к собранию молитвенному (Архим. Михаил: «Толковое евангелие», т. I, с. 334). А потому едва ли апостольские соборы можно привести в непосредственную связь с последующими церковными соборами. Особенности церковной жизни в век апостольский до того были исключительны, что Церковь последующих, даже ближайших столетий, стараясь во всём, во всех своих учреждениях сохранить дух апостольской Церкви, должна была по необходимости изменить некоторые формы её. Так случилось и с соборным институтом. В апостольских собраниях принимали участие все христиане, как об этом свидетельствует книга апостольских Деяний (гл. I, VI, XV), а на соборах последующего времени решающее значение принадлежит уже одним епископам. Такое изменение произошло, конечно, как оттого, что миряне после апостольского времени не имели уже тех «даров духовных», которыми обладала «братия» апостольского времени, так и от той высоты положения, которое заняла в жизни Церкви епископская власть.

В настоящее время как историки, так и канонисты согласны в том, что право решающего голоса на соборах всегда принадлежало только епископам.

Иначе и быть не может. Епископы суть преемники апостолов, получившие от них все права иерархического служения в Церкви и всё полномочие в управлении духовным стадом, почему, как говорит св. Игнатий Богоносец, каждый епископ в своей частной Церкви есть местоблюститель Христа. Вместе с учением и священнодействием епископам принадлежит и вся власть духовного управления.

Первая их обязанность – забота о чистоте истинной веры. Поставляя епископов на высокое служение в Церкви, апостолы заповедали им учить и наставлять других в истинах веры и жизни: «Вникай в себя и в учение; внушая сие братиям, будешь добрый служитель Иисуса Христа, питаемый словами веры и добрым учением; негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии; проповедуй сие и учи» (1Тим.4:16, 6, 7, 11), пишет апостол Павел Тимофею, – требуя от епископа, чтобы он непременно был учителей (1Тим.3:2). Как сами апостолы, проповедуя истинное учение Христа, внимательно в то же время следили за тем, как оно прививалось к сознанию верующих и осуществлялось в жизни, для чего они не раз настойчиво повторяли и выставляли то, что ещё не было надлежащим образом понято и усвоено младенчествующими христианами, – так поступать они завещали и епископам: «Проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всём, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твоё» (2Тим.4:2–5). В другой раз св. апостол внушает епископу Тимофею, чтобы он согрешающих обличал перед всеми, чтобы и прочие страх имели (1Тим.5:20).

Епископ должен воспитать и приготовить и других учителей веры: «Что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить» (2Тим.2:2), говорит апостол Павел Тимофею. «Достойно начальствующим пресвитерам должно оказывать сугубую честь, особенно тем, которые трудятся в слове и учении» (1Тим.5:17).

Учение составляет, таким образом, одну из существеннейших обязанностей епископа. Вот почему христианские апологеты с особенной силой и настойчивостью утверждали ту истину, что учение Христово могло сохраниться и действительно сохранилось в Церкви только через непрерывное предание епископов, как учителей и хранителей евангельской истины (Ириней, Тертуллиан).

Епископы суть ближайшие преемники и власти апостольской, полномочные правители, пастыри и начальники вверенного им духовного стада. Поручая духовному их попечению и управлению общество верующих, св. апостолы с тем вместе передавали епископам и всю власть в их частной Церкви. И, во-первых, епископы имеют власть над лицами иерархическими – пресвитерами и диаконами, которых они поставляют (Тит.1:5), судят (1Тим.5:19), награждают (1Тим.5:17) и возводят на высшую степень, смотря по нравственному их достоинству и по тому, как они проходят своё служение (1Тим.3:13). Таким образом, в первенствующей Церкви диакон и пресвитер ничего не могли совершать без дозволения епископа или вопреки его воле.

Слова Спасителя, обращённые к апостолам: «Слушающий вас Меня слушает, и отвергающийся вас Меня отвергается» (Лк.10:16), после апостолов относятся по преимуществу к епископам, как руководителям верующих на пути спасения. Верующие поэтому обязаны оказывать им полное доверие и быть у них в послушании. В противном случае они не повинуются Самому Господу, установившему власть в Церкви и оградившему покорность ей страшными угрозами (Мк.16:15, 16; Лк.10:16). Без епископа, говорит св. Игнатий Богоносец, и Церковь не именуется.

Согласно с таким назначением епископата в Церкви, исторически выясняется его значение в жизни её. Значение это сказывается решительно на всех сторонах церковной жизни и во всех областях её. Частнее, на соборах исключительно епископам принадлежал решающий голос; диаконы и пресвитеры участвовали на соборах только по приглашению епископов.

Такой вывод следует сделать из практики по этому вопросу древнехристианской Церкви.

Определения соборные всегда произносят епископы. У Биния («Concilia generalia et provincialia») постоянно встречается фраза: episcopi dixerunt. Утверждение соборных определений считалось необходимым и со стороны тех епископов, которые должны были присутствовать на известном соборе, но по какой-либо причине отсутствовали. За отсутствующих епископов подписывались обыкновенно пресвитеры и другие клирики, как уполномоченные ими. Так, на первом Вселенском Соборе, за отсутствием Римского епископа, подписались два пресвитера; на втором Вселенском Соборе за своих епископов подписались пресвитеры антиохийские. Изложение веры и правила соборные всегда надписываются именем только епископов: «Изложение», например, «веры трёх сот осминадесяти святых отец, собравшихся в Никее»; «Правила двух сот святых и блаженных отец, собравшихся в Ефесе»; «Изложение веры ста пятидесяти святых и блаженных отец, собиравшихся в Константинополе».

Историки постоянно упоминают о том, сколько епископов было на известном соборе; так, на Поместном Соборе Александрийском, осудившем Ария, по счёту Созомена, было до ста епископов; на Сардикийский – из западных областей съехалось до трехсот епископов, а из восточных – семьдесят шесть; на Медиоланском Соборе было западных епископов более трёхсот и т. д.

Светская власть, обращаясь с грамотами к соборам, обращалась только к епископам, бывшим на известном соборе. Такова, например, грамота Юстиниана, посланная им на V Вселенский Собор: «Блаженнейшим епископам и патриархам (перечисляются имена) и прочим благоговейным епископам, собравшимся из разных стран».

Участвовали на соборах и пресвитеры с диаконами. На первом Вселенском Соборе их было много. Созомен, сказавши о том, что всех епископов собралось на Никейский Собор около ста двадцати, продолжает: «Вероятно, не малое также число было пресвитеров и диаконов, приехавших вместе с епископами». Римского епископа по причине глубокой старости не было на Соборе; вместо себя он прислал двух пресвитеров «с уполномочием соглашаться на постановления соборные», свидетельствует Феодорит. Этот историк, рассказывая о том, что Константин Великий приказал давать епископам общественные подводы, прибавляет: «То же самое и их спутникам», а спутниками этими были пресвитеры и диаконы. «Вместе с епископами прибыло на Никейский Вселенский Собор множество пресвитеров и диаконов», читаем в актах первого Вселенского Собора, когда идёт речь о составе Собора. Есть достаточно свидетельств о том, что на поместных соборах в IV веке присутствовали пресвитеры и диаконы. Но все они или посылались на собор епископами вместо себя, или являлись от какой-либо Церкви, за неимением в ней в то время епископа, представителями, или являлись на собор в качестве спутников епископа.

Константин Великий в письме к Сиракузскому епископу, в котором приглашает этого епископа явиться на Арелатский Собор, велит ему взять с собой по собственному выбору двух пресвитеров: «Повелев к календам августа собраться в город Арелат, – пишет Константин Великий, – весьма многим епископам из разных и бесчисленных мест, я счёл нужным написать и тебе, чтобы, потребовав общественную подводу... взяв с собой по собственному твоему выбору, два духовных лица... и с тремя слугами, ты отправился» ... В подписях, собранных на Арелатском Соборе, у Биния есть несколько пресвитеров и диаконов, подписавшихся вместе со своими епископами («Concilia gener, et provinc.». S. 266). На Тирском Соборе тоже были пресвитеры и диаконы. Феодорит, говоря о том, что этому Собору велено было отправиться в Иерусалим для освящения храма, прибавляет, что и епископам и их спутникам приказано было выдавать всё нужное.

Вообще можно сказать, что на соборах, по желанию епископов, могли присутствовать и присутствовали пресвитеры и диаконы, хотя на некоторых соборах IV века их, по-видимому, не было; по крайней мере, о них совсем не упоминается в актах Соборов: Анкирского, Неокесарийского, Сардикийского и др. Как на обыкновенный состав соборов, указывают на состав Толедского Собора, бывшего в 633 году. В актах заседание этого Собора описывается так: «После того, как пошли (в храм) и сели епископы, призваны были затем пресвитеры, какие по обстоятельствам дела удостоены были права войти; после них входят достойнейшие диаконы, каких пожелали допустить епископы; и, когда образовался венок из седалищ епископских, пресвитеры уселись сзади их, диаконы стояли в виду (in conspectu) епископов; затем входят миряне, какие удостоились чести войти по избранию Собора» (Mansi, t. X, р. 617). Как видим, состав собора зависел от усмотрения епископов.

Если не упоминают ни историки, ни соборные акты о присутствии пресвитеров и диаконов на некоторых соборах, то это, очевидно, по той причине, что они имели второстепенное значение на соборах и о них упоминается только по особым обстоятельствам, а также и потому, что они могли и не быть на некоторых соборах, так как присутствие их на них не было таким необходимым, как присутствие епископов.

Относительно участия на соборах клириков, низших пресвитеров и диаконов, можно вывести заключение из указания, например, на то, что, на Александрийском Соборе, осудившем Ария, присутствовал весь клир. Уполномоченными от епископов могли быть на соборах и низшие клирики. На втором Вселенском Соборе подписался под актами Атарбий, епископ Птолемаидской области, в лице своего чтеца. На Соборе Селевкийском за отсутствием епископов подписались чтецы. Значит, епископы могли давать полномочия и давали их тем из клириков, кому им угодно было дать. Эти уполномоченные имели такое же значение на соборах, какое имели бы сами епископы, если бы присутствовали на них. Подписи уполномоченных на соборных актах показывают, что они пользовались теми же правами, что и епископы. В ряду подписей уполномоченные почти всегда занимают места своих епископов и подписываются той же формулой, что и епископы, например: «Юлиан, епископ города Мостены, определивши, подписал», – а уполномоченные так: «Роман, – например, – епископ Евдоксиопольский, определивши через пресвитера Василиска, подписал».

Определить значение пресвитеров и диаконов, присутствовавших на соборах самостоятельно, довольно трудно. Из того, что пресвитеры представляются заседающими вместе с епископами на соборах, а диаконы – предстоящими своим епископам, можно вывести только то заключение, что пресвитеры и диаконы пользовались на соборах неодинаковыми правами. Впрочем, и сам термин «самостоятельно» к деятельности пресвитеров на соборах, собственно, неприменим. Пресвитеры на соборы являлись почти исключительно в качестве спутников епископов. Есть только один факт из IV века, по-видимому, противоречащий нам, это – скрепление определений второго Вселенского Собора некоторыми пресвитерами, как самостоятельными лицами. Но если в этом случае не упоминается, что они были уполномоченные епископов, то это потому, что не было епископов в тех Церквах, к которым принадлежали пресвитеры, подписавшиеся от своего лица на этом Соборе; по крайней мере, положительно известно, что в Антиохии в то время не было епископов (подписались два пресвитера антиохийских), потому что на втором Вселенском Соборе был рукоположен Флавиан во епископа Антиохийского. В послании этого Собора к Римскому епископу читаем: «Для старейшей, именно апостольской Церкви в Антиохии сирской, собравшиеся как из той самой епархии, так и из восточных диоцезий епископы законно рукоположили епископом благоговейнейшего и боголюбивейшего Флавиана». Можно думать, что и другие пресвитеры по таким же или подобным обстоятельствам являются как бы самостоятельными на этом соборе. Так что из того, что пресвитеры представляются заседающими на соборах вместе с епископами или присутствующими при решениях соборов, а также из того, что пресвитеры в тогдашнем епархиальном управлении составляли совет при епископах, можно вывести заключение, что пресвитеры пользовались правом совещаний на соборах, были советниками епископов. Диаконы не имели и этого права. Они исполняли служебные обязанности при своих епископах и только в редких случаях, по необыкновенным личным своим дарованиям и познаниям, пользовались правом участия в обсуждении вопросов и совещаниях, как например, на I Вселенском Соборе Афанасий Великий, на IV – архидиакон Аеций, на V – Диодор. Но диакон Диодор, например, ничего не говорит от себя, а всё от лица епископов.

Таким же значением пользовался клир и при выборе епископов. Поставление епископа принадлежало епископам и митрополиту области. Но так как епископы обыкновенно избирались из клира той же самой Церкви, для которой рукополагались во епископа, то само собой разумеется, что клирики могли быть и действительно были самыми лучшими советниками епископов при этих избраниях. Они могли хорошо знать всю жизнь избираемых лиц и свидетельствовать поэтому об их достоинстве и недостоинстве, соглашаться на выбор одного и не соглашаться на выбор другого.

В послании отцов II Вселенского Собора Римскому епископу говорится, что рукоположение во епископа совершалось в присутствии клира. Клир, конечно, мог свидетельствовать о достоинстве избираемого лица. Точно таким образом совершалось избрание епископов и на Западе (Биний).

Итак, епископы были главными лицами как на соборах, так и в избрании епископов; а остальной клир был только помощником и советником епископов в этих частях церковного управления.

Когда на Халкидонском Вселенском Соборе произошли споры, то египетские епископы воскликнули: «Зачем кричат клирики? Собор составляют епископы, а не клирики». Или: «Мы просим выгнать лишних. Император созывал епископов: Собор составляют епископы; лишние зачем кричат?»

Какое участие в Соборах принимали миряне?

Вскоре после вознесения Господня, на место отпавшего Иуды было произведено избрание в апостолы св. Матфия. В церковном собрании, на котором избран св. Матфий, участвовали и народ – ὂχλος. Ещё яснее и определённее описывается в книге Деяний состав церковного собрания, на котором избраны были диаконы (VI гл. Деян.). Апостолы созывают особое нарочитое собрание: «двенадцать» созвали «множество учеников». Слово «ученик» у дееписателя употребляется для обозначения обыкновенных верующих (например, ст. 7). «Всё множество» соглашается на меру, предложенную апостолами («угодно бысть»). Апостолы, следовательно, созывают собрание, выступают на нём с предложением, устанавливают, как видно из рассказа, качества избираемых и рукополагают избранных. Народ выражает только согласие. На Соборе апостольском (XV гл. Деян.), по случаю разногласия относительно соблюдения обрядов ветхозаветных и в христианстве, были и пресвитеры и вообще вся Церковь. В повествовании дееписателя весьма заметно различие в значении на соборе – как апостолов, так и пресвитеров и народа. Пресвитеры были приглашены для обсуждения дела, а народ только присутствовал (6 ст.). Решающими лицами представляются апостолы. После долгих рассуждений, встал Пётр и начал говорить, за ним говорит Иаков, брат Господень, и всё собрание соглашается с их словами. Послание в Антиохию пишется от лица всей братии (ст. 23, 25).

Так поступали апостолы; но они нигде не заповедали, что так должно быть всегда, что всегда – во все времена и при всяких обстоятельствах – надо в точности следовать их образу действий. Из этих примеров следует только одно, что участие мирян в соборе допустимо. Это действительно и практиковалось в первые века христианства. Во II веке на соборах по вопросу о праздновании Пасхи были и простые верующие. В III веке на соборах тоже присутствовали миряне. Св. Киприан в одном из своих писем по делу падших признаёт необходимым пригласить и мирян на собор: «Смиренномудрие, и учение, и самая жизнь наша требуют, чтобы мы, предстоятели, собравшись с клиром, в присутствии народа, которому также за веру его и страх должна быть воздана честь, могли распорядиться всем по общему соглашению». Св. Киприан, впрочем, с самого начала своего епископского служения поставил себе задачей «ничего не делать без совета пресвитериума и согласия народа» (письмо 14).

Актов этого собора не сохранилось. Но св. Киприан в письме к епископу Антониану описывает собор, и из этого описания видно, что собор состоялся именно так, как и предполагалось, с участием епископов, клира, исповедников и мирян. Однако св. Киприан здесь же, в этом письме, между прочим, говорит: «Если бы число епископов Африки показалось кому-либо недостаточным, то мы писали по этому делу даже и в Рим к коллеге нашему Корнелию, который и сам со многими епископами составил собор и согласился с нашим мнением» (письмо 55). Почему же речь идёт здесь только о числе епископов? В письме к Корнелию св. Киприан совместно с 41 епископом пишет (письмо 57): «Мы прежде постановили (statueramus) о падших... изволися нам по действию Св. Духа... дарование мира мученикам составляет честь и славу нашего епископата». Очевидно, что, хотя на соборе присутствовали и клир и миряне, но решающий голос принадлежал только епископам. Мысль эта подтверждается историей собора 256 г. по поводу перекрещивания еретиков. Акты этого собора уже сохранились. Вступление к протоколу гласит: «Когда в сентябрьские календы многие епископы из провинции Африки, Нумидии, Мавритании сошлись воедино в Карфагене вместе с пресвитерами и диаконами, в присутствии даже огромной части народа, – Киприан сказал: послушайте, любезнейшие сотоварищи (collegae)»... и далее в поимённом перечне следуют мнения 87 епископов, изложенные в виде кратко мотивированных положений. Итак, в Соборе участвуют клир и миряне, а мнения исчисляются только епископов, и вступительную речь свою епископ Киприан начинает обращением: collegae. Таким образом, даже и на Соборах, устрояемых св. Киприаном, не придавалось особенного значения участию на них мирян, хотя из мирян св. Киприан допускал только «исповедников и лиц, твёрдых в вере». С IV века миряне не принимают активного участия в соборных делах. Лаодикийский Собор, как известно, отнял у них право даже избирать имеющих ставиться во священство (13-е правило). В IV же веке народ был решительно устранён от участия в Соборах и в выборе епископов. Это произошло оттого, что, как было уже сказано, миряне этого времени мало имели сходства с братией апостольского времени.

Такое значение всегда имел епископат в деле соборного законодательства и управления; таким, конечно, оно должно быть и теперь, так как нет никаких оснований и никто не имеет права на коренное нарушение церковного строя и устоев церковной жизни. Как прежде, так и теперь епископы, и никто другой, должны и могут установлять и решать всё, что относится к нашему спасению. Никто не имеет у себя данных, на основании которых он мог бы считать епископат слабым для разрешения предстоящих ему на соборе задач. Признавать его таким, значит – и не верить в благодатную помощь Бога, облёкшего наших епископов высочайшей церковной властью, и без нужды наносить ущерб силе и достоинству этой власти. Предлагать помощь со стороны клира и мирян, когда со стороны епископов не слышно ещё было просьбы о том, есть дело нынешнего настроения и направления умов, всё прежнее критикующего и всё разрушающего. Все те возражения, которые теперь столь усердно ставят против состава собора из одних епископов, не могут быть признаны достаточно мотивированными и серьёзно поставленными.

Указывается на то, что епископы – монахи и что им, как монахам, неизвестна и даже чужда жизнь верующих; указывается на то, что епископы наши – не выборные, а назначенные.

Считаться с этими возражениями, собственно, не стоило бы. То правда, что в нашей Церкви епископы из монахов; но они живут среди верующих и могут поэтому, не живя по-мирскому, знать мирскую жизнь, знать духовные нужды своих пасомых, знать и принимать к сердцу всё, чем живёт и чем волнуется их паства. Это – простая, самоочевидная истина. Что касается применения выборного начала к епископам, то, если на будущем Всероссийском Соборе оно будет решено в утвердительном смысле, тогда и речь будет иная; теперь же – ив синодальный период жизни нашей Церкви и в патриархальный – начало это к епископам не применялось. Как происходит избрание епископа теперь – неизвестно. С немногими особенностями оно совершалось и в патриархальный период.

Когда нужно было избрать епископа на освободившуюся архиерейскую кафедру, патриарх извещал об этом окружным воззванием (посланием) всех епархиальных архиереев, «сущих под ним», т. е. находящихся в его ведении, приглашая их в Москву на собор по этому делу. Те из архиереев, которые по каким-либо причинам не могли присутствовать на соборе лично, должны были прислать от себя к патриарху грамоты, в коих объяснялись причины, удержавшие их в епархии и не дозволившие им ехать на собор, а также изъявлялось согласие на действия будущего собора; при этом епископы указывали ещё, кого они в своей епархии имели «довольна суща на таковое достоинство». Ослушникам же за намеренное и беспричинное противление патриаршему призыву на это дело угрожалось лишением сана: «Таковаго божественнаго правила и закона Божия Церкве чужда и обнажена архиерейския чести и сана сотворяют и архиерейскаго числа и причта изгнан да будет, понеже сам отлучился от них». По прибытии архиереев в Москву патриарх приглашал их к себе и, по совещании с ними о предстоящем избрании, назначал самый «день избрания».

Итак, предполагаемый Собор может состояться из епископов русской Церкви, и одни епископы и должны составить этот Собор, пригласив для участия в соборных суждениях, но не для окончательного решения вопросов, тех лиц или пресвитеров и мирян, пригласить кого из них найдут они нужным и полезным для дела. Такая практика была в древней Церкви; так могут поступить и теперь епископы наши. Это, к тому же, будет соответствовать и вообще духу святой Церкви.

В Церкви Христовой, как в учреждении божественном, но вместе состоящем из людей, можно различать двоякий авторитет. Иисус Христос дал Церкви право быть столпом и утверждением истины, верховным судилищем для всех её членов. Этим божественным правом ей предоставлено действовать через епископов. Кто слушает их, тот слушает Самого Господа; и кто отметается их, тот отметается Самого Господа. Преслушавший суд Церкви, выражающийся в суде её правителей, есть язычник и мытарь. Но кроме этого авторитета, в Церкви есть и авторитет человеческий, это: единодушие всех её членов, их общее и согласное исповедание преданного им от Бога учения, их ревность ко благочестию, их святость и т. п. Поражая противников Церкви её божественным авторитетом, отцы Церкви указывали и на этот последний авторитет. «Напрасно, – говорит блаженный Августин, – еретики, осуждённые отчасти судом самого народа, отчасти важностью соборов, отчасти и величием чудес, волнуются вне Церкви: этим трояким осуждением она выразила свой высший авторитет». Вооружаясь против пелагиан, он говорит: «Устрашённые авторитетом Евангелия и ещё более поражаемые постоянным верованием, единодушно хранимым всеми христианами, они соглашаются на то, что дети не могут спастись без крещения». Будучи представителем Церкви и её власти, собор может представлять собой вместе с божественным и этот последний человеческий авторитет её. Епископы явятся на нём как учители веры, как блюстители её целости и всего церковного благоустройства; им должен принадлежать на Соборе весь суд, потому что только в их единодушном голосе может выражаться божественный авторитет Церкви, обязательный для христиан. «Изволися Духу Святому и нам», – могут выразить они на соборе такую власть свою.

Присутствие на соборе приглашённых епископами членов клира и мирян даст собору авторитет внешний, который также может иметь своё значение и свою обязательность по крайней мере для тех, кто не может понять или не хочет признать внутренней важности Собора, представляемой голосом епископов нашей Церкви.

Из епископов должен состоять предполагаемый Собор Всероссийской Церкви и тех лиц, кого они пригласят на Собор. Церковной власти нашей не следует идти по указке со стороны, в особенности – в таком важном вопросе. Тем более не следует церковной власти устрашаться тем, что пишут теперь в светской и духовной литературе о предстоящем Соборе из одних епископов. Пишут и говорят теперь о потере доверия в народе к церковной власти, к епископам, ставленникам Правительства, но не избранникам народным, говорят о тревожных слухах о предстоящем расколе, более страшном, чем тот, который произошёл в печальное этой памятью время Никона («Церковный вестник» № 41), говорят о том, что если епископы не выбраны мирянами, то они и не могут быть их представителями, и решение их будет только тогда решением всей Церкви, когда в нём фактически будут участвовать и миряне («Церковный вестник» № 44). Но при чём тут представительство, и какой смысл в этой дани парламентаризму? Епископ является на Собор не как представитель мирян, а как полномочный сам по себе член Собора, обязанный своим высоким положением в Церкви применить Богом данную ему власть и силу на пользу Церкви при посредстве участия на Соборе. Так было всегда раньше в Церкви Христовой, так должно быть и теперь. Устрашают расколом, если на Соборе будут заседать одни епископы; но не страшит ли верующих христиан то положение нашей святой Церкви, в котором она может оказаться, если на предстоящем Соборе с правом решающего голоса будут заседать в подавляющем большинстве люди из светских совсем неверующие или верующие по-своему, а из пастырей – те, которые, объясняя народу «для чего нужна свобода», проповедуют теперь не мир и любовь, а меч и кровь? Кто поручится за то, что народ, узнавши о том, какого рода люди заседали и постановляли на Соборе, не отвергнет этот Собор и его решения? Да и само духовенство, во всей массе, согласится ли признать такой Собор за законодательное церковное учреждение? Не произойдёт ли тогда раскол ещё в больших размерах, чем тот, который рисуется в воображении отстаивавших права мирян на самостоятельное активное участие в Соборе? Итак, предполагаемый Собор Всероссийской Церкви должен состоять только из епископов, но могут быть на нём и те пресвитеры и миряне, которых епископы пригласят для совещания, т. е. могут быть на Соборе с правом не решающего, а только совещательного голоса.

Духовный суд русской Церкви, существующий в настоящее время, нельзя упрекнуть в излишестве судебных инстанций; их только две: духовная консистория и Святейший Синод. Консистория решает все дела, подлежащие духовному суду, касательно священно- церковнослужителей, кроме дел о лицах архиерейского сана; Святейший Синод одни решения духовных консисторий контролирует, а другие проверяет по жалобам и исправляет те из них, которые не соответствуют фактическим данным и закону. В этом отношении духовный суд, по-видимому, сходен со светским судом, узаконенным Судебными Уставами 1864 г., на основании коих все дела решаются по существу не более, как в двух судебных инстанциях, переходя в третью – в Сенат – только в порядке кассационном, в случае

1) явного нарушения судом прямого смысла закона или неправильного его толкования,

2) в случае нарушения существенных обрядов и форм судопроизводства и

3) в случае нарушения пределов ведомства или власти, законом предоставленной судебной палате. Но при этом только кажущемся сходстве духовный суд весьма отличен от светского суда в основных своих чертах. А именно:

1) В светских судах окончательно и решительно применен принцип разделения судебной власти от административной. Принцип этот, освящённый уже продолжительной практикой судов и современной юридической наукой, совершенно отсутствует в духовном суде, как в низшем, который сосредоточен в духовных консисториях, заведующих в то же время и административными делами епархии, так и в высшем – в Св. Синоде, в котором сосредоточено административное управление всей православной русской Церкви. Его, безусловно, необходимо применить в особенности к епархиальному суду, который служит центральным звеном всей реформы епархиального управления, хотя это положение не исключает необходимости и возможности проведения его и в низших инстанциях суда. Не менее важно научное положение и о самостоятельности суда и несменяемости судей, которое проведено в практику судов по судебным установлениям 1864 года. В духовном суде эти положения также отсутствуют.

2) Предварительное следствие в светском суде подведомственно особому институту судебных следователей, которые имеют специальное юридическое образование и практическую подготовку, для чего при судах имеется особый институт кандидатов. Следствие производится в строгом порядке и с соблюдением строго выработанных форм, причём закон предоставляет следователям все средства к успешному производству следствия, как материальные, так и дисциплинарные. В духовном суде совершенно не то: тут нет специальных следователей, а назначаемые для сего лица не имеют никакой юридической подготовки, ни теоретической, ни практической. Права их до того ограничены, что они при производстве следствия находятся в полной зависимости от произвола сторон и свидетелей, по отношению к коим они не имеют никаких прав на дисциплинарные меры. Наконец, все они обременены другими обязанностями по приходу, по школе, часто и по другим учреждениям. В частности, по бракоразводным делам следствие производится самим консисторским судом, но в порядке дореформенного процесса и с безусловным преобладанием лишь прямых улик. Естественно, что такой порядок следствия едва ли способствует раскрытию истины и даёт суду необходимый материал для постановки правильного решения.

3) Не лучше дело обстоит и в порядке судопроизводства. Так, в духовном суде нет низшей судебной инстанции для дел меньшей важности, ни единоличной, ни коллегиальной, тогда как светский суд имеет их несколько в каждом уезде губернии. Высшая инстанция для дел духовного суда, в которой могут быть обжалованы судебные решения консистории, как в апелляционном, так и в кассационном порядке, одна и единственная для всей Российской империи – в С.-Петербурге, тогда как светский суд для рассмотрения жалоб, отзывов и протестов в апелляционном порядке имеет значительное число судебных палат в губернских городах.

4) Процесс духовного суда по делам как большей, так и меньшей важности теперь состоит в том, что прошение с жалобами и доносами, а равно и сообщения о проступках, подлежащих духовному суду, от епархиальных архиереев, которым они подаются, сдаются в консисторию, а из консистории, через благочинных, отсылаются к духовным следователям, проходя таким образом через три инстанции, усложняя делопроизводства, и у следователя остаются ещё некоторое время без производства, в ожидании командируемого полицейским управлением депутата для участия его при формальном следствии. Произведённое уже следователем дело не раз иногда возвращается следователю из консистории для дополнения, а иногда передаётся и другому следователю для переследования, отчего к докладу консистории поступает только через несколько месяцев. Такая медленность предварительного следствия объясняется как самым его способом, так и тем обстоятельством, что духовные следователи, не подготовленные юридически для сего дела и незнакомые с следственной частью, заняты множеством дел по занимаемому ими приходу и не имеют достаточно времени для своевременного производства следствия. В самой консистории процесс рассмотрения и решения дел носит частью дореформенный и канцелярский характер. Дела судные и следственные рассматриваются без предварительной проверки следствия и без участия сторон, – как требуется каноническими правилами, – порядком канцелярским, а не публичным, тайно и без состязания заинтересованных в деле лиц или их поверенных, причём, в частности, по делам о расторжении браков следствие производится или полицией, или в самом присутствии консистории при участии депутата от полиции. В этом, очевидно, сказываются остатки влияния старого тайного процесса, давно сданного уже в архив. Решение консистории представляется на утверждение епархиального архиерея, после чего объявляется не в присутственном же зале и публично, – как это бывает в светских судах и как это желательно по смыслу канонических правил и в суде духовном, – а указом через благочинных и уведомлениями через полицейские управления, от которых они переходят через становых приставов и волостные правления уже к заинтересованным лицам. Не таков процесс светского суда. Сложным процессом в нём производятся только дела особенной важности, а все другие дела разбираются без многосложных форм и обрядов, иногда без письмоводства, на словах, и с записью лишь решения, причём процесс этот в известной степени сокращается установлением сроков для апелляций и кассаций. Сроки же эти обязательны для тяжущихся и строго наблюдаются самим судом. В практике нынешнего духовного суда, обыкновенно, этого не бывает.

5) Ни одно решение консисторского суда не может считаться обязательным, так как, несмотря на утверждение его епископом, оно может быть обжаловано во всякое время, когда только угодно будет жалобщику; окончательных решений консисторский суд совсем не знает. Недовольные решением консистории лица подают на неё жалобы или тому же епископу, требуя переследования дела и нового по нему решения, или обращаются со своими жалобами в Св. Синод, к синодальному обер-прокурору, к генерал-губернатору, губернатору и прочим лицам порознь, а иногда и ко всем одновременно. Такой порядок возможен потому, что в процессуальном порядке духовного суда, помимо дел о расторжении браков и дел увольнения из духовного звания, не требуется обыкновенно от сторон изъявления удовольствия или неудовольствия на его решение, и в большинстве случаев не установлены для сего сроки, а при объявлении этого решения стороны не поставляются в известность, кроме некоторых случаев, когда объявляется, куда они должны подавать жалобы на состоявшиеся решения и какой срок установлен для этого. В подобном же порядке нередко подаются жалобы и на медленность производства в духовном суде, и епархиальному архиерею по одному и тому же делу приходится, так сказать, отписываться одновременно и Св. Синоду, и синодальному обер-прокурору, и генерал-губернатору, и другим лицам, в чём очень ярко оттеняется всё неудобство соединения судебной и административной власти в одном учреждении. Напротив, решения не только средних, но и низших инстанций гражданского и уголовного суда подлежат по закону обжалованию только в высших судебных же инстанциях и только в определённые сроки.

6) Нельзя также признать удовлетворительным и порядок рассмотрения жалоб, приносимых Св. Синоду на решения епархиального суда. Жалобы эти отсылаются к епархиальному архиерею для представления сведений и заключения по содержанию их. Епархиальный архиерей, обыкновенно, сдаёт их вместе с синодальным указом в консисторию для составления требуемого Св. Синодом заключения. Консистория же даёт это заключение, не предъявляя жалобы противной стороне и не имея в виду её возражений и новых каких-либо доказательств, чем опять нарушается смысл канонических правил, – и это заключение, если оно согласно со взглядом епископа, представляется Св. Синоду с возвращением жалобы. Нельзя, наконец, сказать и того, чтобы Св. Синод имел достаточно времени для основательного рассмотрения жалоб, поступающих к нему со всех епархий, в особенности если принять во внимание, что заседания его членов бывают только два раза в неделю.

При таком устройстве духовного суда и при таком порядке обжалования его решений, естественно, возникают весьма важные неудобства как для судимых в нём и имеющих в нём дела лиц, так и для самих членов духовного суда и для дел, в нём производящихся. Последствием сего бывает то, что в обществе составляются весьма неодобрительные и часто несправедливые мнения о консисторском суде и причиняется немало огорчений как самим консисториям, так и епархиальным преосвященным, утверждающим судебные постановления их.

7) В духовном суде не участвуют так называемые присяжные заседатели. Это полезное учреждение не обязательно для духовного суда, как суда по преимуществу сословного и ведающего частью дел, не подлежащих оглашению. Но оно может быть с пользой заменено выборными от духовенства лицами из пресвитеров, которые могут заседать в суде на тех же основаниях, как и постоянные судьи.

8) Наконец, в судебном процессе светского суда необходимо участие прокурора, как представителя и охранителя закона. Прокурор сего суда имеет исключительно судебные функции. В консистории этот орган суда заменён её секретарём, в лице коего, как и самой консистории, соединены функции судебно-административного характера, и это даёт ему ту силу и значение, которые он имеет в сфере епархиального управления. С отделением же судебной власти от административной прокурору духовного суда должны быть предоставлены права органа исключительно судебного ведомства.

Устранения вышеуказанных недостатков, вместе с улучшением духовного суда, нетрудно достигнуть при некотором изменении устройства духовного суда согласно с каноническими правилами и при некотором исправлении настоящего их судопроизводства, даже без особых денежных затрат на эту реформу со стороны казны.

В сфере епархиального управления органы, заведующие судебной частью, имеют неоспоримо первенствующее значение. При установленной каноническими правилами полноте власти епископской, более или менее правильное функционирование судебных органов, споспешествующих осуществлению предначертаний епархиального архиерея по управлению епархией, оказывает то или иное, но всегда неотразимое влияние на все стороны жизни епархиального духовенства, то регулируя нормальные отношения между пастырями и паствой – с одной стороны, то определяя миролюбивые, традиционные отношения между членами причта – с другой. Эти функции духовного суда, естественно, создают известную зависимость его от условий умственного и нравственного развития духовенства и народа и положения самой Церкви в государстве, почему и органы его должны находиться в постоянном соответствии с этими важными факторами церковно-общественной жизни. Отсюда является возможность и необходимость частичного изменения как внешних форм судопроизводства, так и постепенное усовершенствование его внутренней стороны, т. е. собственно материального права Церкви. Но, изменяясь и совершенствуясь в частностях – соответственно с общим развитием государственной и общественной жизни, суд Церкви в основе своей должен иметь принципы постоянные, которые должны стоять столь же непоколебимо и незыблемо, как и сама Церковь. Это – канонические правила и постановления Вселенских Соборов, в границах коих и должна совершаться вся реформа духовного суда. Ибо только эти правила и постановления, положенные в основание образования и развития восточной Церкви и управляющие религиозно-просветительной деятельностью пастырей Церкви, дают смысл и значение апостольской миссии православной русской Церкви.

Согласование этих правил с требованиями современной жизни и приведение их в одно гармоническое целое составляют первейшую и нелёгкую задачу для законодателя в настоящее время, обуреваемое идеями либерализма и радикальных стремлений. Но отсюда отнюдь не следует, что согласование это невозможно и не соответствует положениям церковных канонов. Церковь, как учреждение, призывающее всех людей к совершенствованию, не чуждается постепенного прогресса и, проповедуя христианскую любовь и правду, тем самым поощряет духовно-нравственное развитие народов. Но на этом пути она даёт им лишь общие начала просвещения и – в частности – начала юридического самосознания. Осуществление же их в детальных формах, очевидно, составляет ту основу, которая даёт возможность применить к органам суда начала современной науки и требования жизни общественной. Эти формы и должны быть определены законодательным путём и проведены в жизнь в интересах самой Церкви и её чад в возможно непродолжительном времени.

Основные положения касательно суда церковного изложены в следующих словах Спасителя Своим апостолам, переданных евангелистом Матфеем: «Аще же согрешит к тебе брат той, иди и обличи его между тобою и тем единем. Аще тебе послушает, приобрел еси брата твоего. Аще тебе не послушает, пойми с собою ещё единаго или два: да при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол: аще же не послушает их, повеждть Церкви: аще же и Церковь преслушает, буди тебе якоже язычник и мытарь. Аминь бо глаголю вам: елика аще свяжете на земли, будут связана на небеси: и елика аще разрешите на земли, будут разрешена на небесех» (Мф.18:15–19). На основании этих слов Спасителя необходимо установить три инстанции суда:

1) суд единоличный и тайный,

2) суд нескольких лиц, не менее двух-трёх, открытый или гласный, и

3) наконец, высший суд самой Церкви в лице преемников святых апостолов, которым Иисус Христос сказал эти слова.

Первая форма суда, по смыслу слов Спасителя, не имеет всех точных признаков судебной инстанции. Это – простое воздействие братского убеждения, момент акта мирового, без всякого формального делопроизводства. Как таковой, он может быть, в применении к настоящему времени, согласован с теми положениями относительно архиерейского воздействия на виновного, которые изложены в 155 ст. Устава духовных консисторий 1883 года.

Вторая форма суда, указанная Спасителем, имеет все особенности суда коллегиального, в сферу коего входят все моменты судопроизводства до предания суду высшей инстанции включительно. Но Спаситель, по-видимому, и этому суду, как и суду единоличному, не предоставляет власти карательной. Посему компетенция его, вообще ограниченная, должна простираться на проступки наименее важные и незначительные, разрешение коих не могло бы нарушать прав и преимуществ суда самой Церкви с епископом во главе. Суд же самой Церкви, олицетворяемой в лице апостолов и их преемников, является уже третьей, высшей и окончательной формой духовного суда. Имея, как и суд низшей инстанции, коллегиальный характер (ср. Тим. 5:19–21; IV Всел. Соб. прав. 9-е и др.), суд этот имеет все прерогативы действительного суда, которому предоставлено право возмездия за содеянный грех и право вязать и решить.

Таким образом, Самим Спасителем указаны собственно две чисто судебные и безусловно коллегиальные судебные инстанции, в которых дела должны разбираться и оканчиваться в присутствии сторон (ср. также 74-е прав, св. Апост.). Следовательно, положения о коллегиальности суда и состязательности его процесса должны остаться нерушимыми и непреложными. В полном согласии с ними находится принятый юридической наукой и практикой современных судов принцип отделения судебной власти от административной, который и должен служить, совместно с ними, краеугольным камнем всей реформы духовного суда.

На этих основных началах судоустройства в пределах каждой отдельной церковной области должны быть учреждены, помимо суда епископского и единоличного, две чисто судебные коллегиальные инстанции, в которых дела должны разбираться по существу в присутствии сторон.

Эти инстанции могут быть приурочены к естественным границам епископских епархий или губерний. В пределах их должны быть учреждены:

а) уездный суд – в каждом уезде епархии или один на несколько уездов и

б) суд епархиальный, во главе с епископом, – в губернском городе или городе, где имеет местопребывание правящий епископ. Кроме того, уже позднейшими правилами апостольскими и постановлениями Вселенских Соборов учреждена ещё высшая инстанция суда – областной суд епископов, применение которого также обязательно в русской Церкви.

а) Единоличный суд епископа

Специальный характер допускаемых священно- церковнослужителями правонарушений, обусловливаемый особым родом обязанностей их по отправлению церковных богослужений и треб и установившимися среди духовенства взглядами и убеждениями по вопросам религии и нравственности, создаёт для них и особый род наказаний, несвойственный светским лицам. С другой стороны, религиозно-просветительная деятельность духовенства со всей совокупностью его правоотношений к Церкви и обществу устанавливает и особенные отношения его к епископу, подобно тому, каковы бывают отношения отца к детям, старшего по опыту и возрасту – к юнейшим. Эти отношения регулируются более или менее точно многими каноническими правилами и постановлениями и вызывают учреждение в мире духовенства особого суда епископского касательно таких проступков против совести и доброй воли, которые свойственны только служителями алтаря и пастырям Церкви и оценка коих доступна лишь старшему между ними – епископу. Основания суда епископского и более или менее точное определение его содержатся в 155 статье действующего Устава духовных консисторий, которая читается так: «Судопроизводству непосредственно архиерейскому подлежат:

а) проступки неведения и нечаянности, требующие исправления и очищения совести священнослужительской иерархическим действием архиерея и неудобоподвергаемые гласности и формам обыкновенного суда;

б) вообще проступки против должности и благоповедения, не соединённые с явным вредом и соблазном, замеченные в священнослужителе, которого прежнее поведение было безукоризненно;

в) жалобы, приносимые именно с тем, чтобы неправильно поступившего исправить архипастырским судом и назиданием без формального судопроизводства. В таких случаях епархиальный архиерей может поручать непосредственно от себя благочинному или другому доверенному духовному лицу произвести негласное дознание, и, если справедливость оговора или замечания подтверждается, то вызывать обвиняемого к себе, испытывать его совесть и, смотря по проступку и по признакам раскаяния, отпускать прямо на место с пастырским вразумлением или притом наложить приличную епитимию, с прохождением оной на месте или в архиерейском доме, до двух недель. В епархиях, которые расположены на больших пространствах или где вызов подобных людей неудобен по отдалённости, архиерей поручает вразумление обвиняемого кому-либо из доверенных лиц (например специальным мировым судьям) или подвергает его епитимии, с устранением на означенное время (до двух недель) от священнослужения. На таковые распоряжения архиерея жалобы не допускаются, и сии случаи не вносятся в формулярные списки».

Разумеется, нравственное личное воздействие епископа на виновных не может ограничиваться случаями, перечисленными в сей статье. Оно простирается на весь круг жизни духовных лиц и не подлежит точной регламентации, как и вообще отношения отца к своим детям. Это воздействие обусловливается практикой пастырского служения, отношением духовенства к семье и обществу и – вообще – всей совокупностью условий, из которых слагается весь умственный и нравственный мир духовенства и строй его обыденной жизни.

б) Епархиальный духовный суд

Из вышеизложенного видно, какие недостатки заключаются в современном епархиальном суде, и какие необходимы меры для устранения их и для лучшей постановки его делопроизводства. Прежде всего, предварительное следствие должно быть поручаемо специально назначаемым для сего лицам, получившим хотя бы элементарное юридическое образование. Для сего необходимо ввести в состав семинарских наук законоведение – для ознакомления воспитанников хотя бы с основными каноническими правилами и положениями гражданского и уголовного права и процесса. Затем в епархиальном духовном суде, кроме дел, поступающих в апелляционном порядке из уездного суда, должны производиться дела, имеющие исключительно исковой и судебный характер. С учреждением уездных судов, как низшей инстанции духовного суда, епархиальному суду будут подлежать дела по проступкам духовенства против должности, благочиния и благоповедения, дела об оскорблениях наиболее тяжких, наносимых духовными лицами лицам духовным же или светским, – по жалобам их, – дела бракоразводные, в порядке рассмотрения коих, вместе с упрощением форм судопроизводства, необходимо ввести в качестве доказательств виновности подсудимого и косвенные улики, дела по исправлению и восстановлению метрических записей о событиях рождения, брака и смерти, тяжебные дела по спорам о нарушении границ церковных земель и проч., а также те из спорных и наиболее сложных дел, которые будут переданы в суд епархиальным архиереем. В состав канцелярии суда должны входить отделения, состоящие в консистории из столов: по бракоразводным делам, судным и следственным, с тем же составом канцелярских чиновников, как и в консистории. Заведовать этими отделениями должны три постоянных несменяемых члена, назначаемые Св. Синодом по представлению епархиального архиерея, по возможности из лиц, свободных от других обязанностей. Один из них должен быть председателем суда по определению Св. Синода. Кроме того, в состав епархиального суда входят члены по избранию духовенства и назначаемые по одному или по два на сессию суда его председателем по очереди или по жребию. Выборные члены избираются на один год и утверждаются в должности епископом. При суде, как учреждении коллегиальном, состоит прокурор, он же и управляющий канцелярией суда, назначаемый по представлению синодального обер-прокурора Св. Синодом. Он может быть и в священном сане.

Участие его в суде, устраняющее односторонность последнего, необходимо потому, что суду этому подчинены и лица светского звания и что процесс судопроизводства должен быть состязательный, а также в силу того положения, что светский элемент по современным обстоятельствам вообще должен быть допущен к участию в церковных делах, начиная с низших инстанций, каковы приходы. По положениям же новейшей юридической науки, участие его в светском суде даже в делах, где обвиняемыми являются духовные лица, необходимо, как представителя государственной власти, карающей преступления и охраняющей закон. Престиж суда и правосудие от этого не только не страдают, но и выигрывают во мнении общества.

На прокурора епархиального суда должна быть возложена ответственность за правильную постановку всего его делопроизводства, так как члены суда, обременённые пастырской службой по приходу, не могут детально вникать во все его функции.

Постоянные члены и прокурор получают то же содержание, какое получают ныне члены и секретарь консистории, если члены не будут назначаемы из лиц, свободных от других обязанностей.

Порядок судебных заседаний должен определяться приблизительно теми же началами, какие указаны каноническими правилами и применяются уже несколько десятков лет в окружных судах, причём тяжущимся сторонам, согласно всем каноническим правилам касательно суда, должна быть предоставлена и широкая возможность для установления истины.

Обвиняемым должно быть предоставлено право отвода судей (ср. 9-е правило IV Вселенского Собора, 133-е правило Карфагенского Собора и др.).

В заседании суда должна быть проверка предварительного следствия. Посему процесс должен быть состязательным, в присутствии сторон или их поверенных, причём в качестве поверенных в делах по проступкам духовных лиц должны быть лица только духовного звания; по другим делам могут быть допущены светские лица, по бракоразводным же – обязательно последние. При постановке решения должно быть применено положение о внутреннем убеждении судьи, особенно доступное для духовного суда, ведению которого подлежит ограниченное количество лиц, служащих в епархии и, следовательно, более или менее известных наличному составу судей. Решения суда, по большинству голосов, должны быть утверждены епархиальным архиереем и объявляются сторонам в одном из ближайших заседаний суда, при чём единогласные его решения, с которыми не согласен епископ, должны быть переносимы в высшую инстанцию суда – в Св. Синод или в областной суд, в который вносятся также и дела в апелляционном порядке. За неявкой сторон и их поверенных разбор дела отлагается до другого заседания (ср. 74-е правило св. Апостолов). По делам же бракоразводным, если истец не явится на вызов суда и не представит уважительных причин своей неявки, дело прекращается, а если не явится ответчик, дело не останавливается производством и продолжается уже без его участия. Но в делах по проступкам священно- церковнослужителей, если суд находит необходимым поспешить окончанием дела, то, не стесняясь отсутствием сторон, он рассматривает дело и постановляет заочное решение, которое и объявляется сторонам через благочинных. В этих случаях решение бывает окончательным и апелляции не подлежит, так как проступки священно- церковнослужителей суть такие преступные деяния, поспешность в разрешении коих обусловливается существенными интересами Церкви и прихода. По следственным делам об исправлении метрических записей порядок разрешения может быть оставлен прежний.

Необходимо применение давности к проступкам священно- церковнослужителей.

Как уездному духовному суду, так и епархиальному, необходимо предоставить право на окончательное решение некоторых дел, как это и требуется каноническими правилами (ср. 29-е правило Карфагенского Собора).

Общее правило, что суд производится по существу только в двух судебных инстанциях, должно остаться неприкосновенным.

Для апелляций и кассаций должны быть назначены сроки, соблюдение которых должно быть обязательно как для суда, так и для тяжущихся сторон (об апелляции и кассации ср. 17-е правило IV Всел. Соб.; 11-е, 12-е, 37-е, 139-е правила Карфагенского Соб.; 6-е, 12-е и 20-е пр. Антиох. Соб. и 14-е пр. Сардикийского Собора и многие другие). Необходимо упомянуть, что в древнем суде Церкви апелляции и кассации не разделялись.

в) Уездный духовный суд

Значительную массу дел, поступающих в епархиальный суд, составляют дела меньшей важности, каковы дела о простых личных обидах и оскорблениях, наносимых духовными лицами друг другу или светским лицам, дела о пререканиях по разделу братских доходов, как денежных, так и земельных, дела по жалобам на неправильное расходование мелких церковных сумм и т. п. Для сих дел, чрезвычайно обременяющих консисторию и усложняющих её делопроизводство, желательно восстановить существовавшие и теперь ещё существующие в некоторых епархиях духовные правления, переименовав их уездными духовными судами, с простыми формами суда, из которых дела поступали бы в епархиальный суд только в апелляционном порядке (ср. 16-е правило Карфагенского Собора) и дальнейшему обжалованию не подлежали бы, причём необходимо предоставить им право окончательного решения по наименее важным делам. Нет нужды, чтобы этот суд производился ежедневно; достаточно, если он будет открывать свои заседания в продолжение нескольких дней ежемесячно. Суд этот согласно каноническим правилам должен быть коллегиальный, так как этот суд – сословный и потому легко может быть заподозрен в пристрастии, если приговор его будет зависеть от одного лица; порядок заседания и вообще делопроизводство его должны быть те же, что и в суде епархиальном. Члены его, в количестве не менее трёх, должны назначаться епархиальным архиереем по представлениям суда епархиального или по его личному усмотрению. Следует допустить в состав его членов также и выборных от духовенства лиц. Уездные суды должны быть в каждом уездном городе или по одному на несколько уездов, в пунктах наиболее населённых, где могут иметь местопребывание и викарные епископы, что по условиям современного положения православия представляется необходимым.

37-м правилом апостольским, 5-м правилом 1 Вселенского, 19-м правилом IV Вселенского и 20-м Антиохийского Соборов постановлено: всем епископам области собираться два раза в год на Поместный Собор, под председательством митрополита или епископа первой кафедры в области (16-е пр. Антиохийского Собора), на четвертой неделе Пятидесятницы и около 15 октября. Собору этому, согласно 5-му правилу I Вселенского Собора и другим каноническим правилам, предоставлено право, помимо других дел по вопросам веры и управления Церковью, разбирать жалобы на епископов области; т. е. областному суду подведомственны все жалобы на судебно-административные распоряжения епископов по управлению епархией, содеянные ими как лично, так и при участии подчинённых учреждений и доверенных лиц. Следовательно, Собор этот должен быть и судом апелляционным по отношению к епархиальному суду.

Так должно быть по каноническим правилам. Но учреждение областного собора епископов, как апелляционной инстанции, желательное в общем строе духовного суда, встречает такие препятствия, которые непреодолимы для Ведомства Православного Исповедания. А именно, для состава сего суда и его канцелярии потребуется ассигнование известной, довольно значительной, суммы денежных средств. Духовное Ведомство такими средствами не обладает. Посему средства эти необходимо было бы обратить на счёт государственной казны. Так как и государственная казна дать их в настоящее время не может, то учреждение областного собора епископов в качестве особой апелляционной инстанции не может быть осуществлено до более благоприятного времени. Ввиду этих соображений, а также устранения вообще сложности процесса, необходимо оставить прежний порядок апелляций и кассаций, т. е. апелляционной и кассационной инстанцией духовного суда должен служить Св. Синод, в котором судебное отделение должно быть отделено от административного, а в составе его должна быть резко проведена грань между апелляциями и кассациями.

В Св. Синод поступают как апелляционные, так и кассационные жалобы на решения епархиального суда. В нём же будут производиться как общие дела административного и хозяйственного характера всей русской Церкви, так и по управлению ставропигиальными монастырями и лаврами. Ему же принадлежит право разработки, толкования и издания всех законоположений и мероприятий по Духовному Ведомству. Наконец, в Св. Синоде должен быть сосредоточен собственно суд над епископами, касательно личных их проступков.

При такой постановке судоустройства и судопроизводства и епархиальный суд и Св. Синод будут освобождены от дел меньшей важности, и через это значительно облегчится их труд. Духовный суд будет ближе к обвиняемому, обвинителям и свидетелям, и будет соответствовать как юридическим, так и каноническим положениям. С улучшением его восстановится и честь теперь порицаемого консисторского суда, и прекратятся часто неосновательные жалобы на его решения разным административным лицам, которые к духовному суду никакого отношения не имеют и иметь не могут.

Многочисленность и сложность возлагаемых на епархиального архиерея обязанностей по управлению вверенной епархией и возникновение за последние годы при епархиальном управлении многих новых учреждений, каковы, например: советы и правления по делам духовно-училищным, эмеритальных касс, епархиальных свечных заводов и т. п., в связи с осложнившейся вообще церковно-общественной жизнью, вызывают крайнюю необходимость в учреждении новых епархий и увеличении числа их путём разделения существующих уже епархиальных округов на более мелкие самостоятельные единицы. Но так как неизбежно соединённый с этим значительный расход может быть обременителен в настоящее время по тяжёлому состоянию государственной казны, то указанная выше – радикальная по своему существу и весьма полезная сама по себе – мера может быть заменена паллиативной и временной, заключающейся в учреждении при епархиальных архиереях новых викариатств на местные средства, причём необходимо, чтобы как вновь назначенные викарии, так и существующие уже ныне имели своё местопребывание в тех городах, именем коих они называются. Мера эта обусловливается требованиями непосредственного и постоянного архипастырского надзора, руководства и воздействия на духовенство и паству, а также изменившимися, с изданием закона 17 апреля 1905 года о веротерпимости, условиями настоящего положения православия и миссии в отечестве.

Викарные епископы суть ближайшие помощники епархиального архиерея в многотрудном деле управления епархией. В своей деятельности они подчиняются личным указаниям правящего епископа и ведают все дела, кои будут им поручены на общих ли существующих ныне основаниях или даже с некоторым расширением их прав и обязанностей. Для пользы дела желательно последнее.

Кроме викарных епископов, в помощь епархиальному архиерею при нём же должен быть учреждён совет пресвитеров для заведования всеми административными, хозяйственными, миссионерскими и прочими делами епархии, за исключением судебных, как подлежащих ведению особого учреждения – епархиального суда.

Желательный состав совета пресвитеров нижеследующий. В нём председательствует епархиальный архиерей, а за его отсутствием – один из викариев, по его назначению. Действительные или штатные члены, в определённом числе, утверждаются в должностях своих – по представлению епархиального архиерея – Св. Синодом и получают присвоенное сим должностям содержание. Ректор духовной академии (где есть) и ректор духовной семинарии – непременные члены пресвитерского епархиального управления, без особого содержания. Кроме перечисленных лиц, епархиальному архиерею должно быть предоставлено право приглашать, в качестве сверхштатных членов пресвитерского совета, без содержания, но во всём остальном на правах штатных членов, почётных лиц из местного монашествующего и белого духовенства, могущих принести пользу делу епархиального управления своими знаниями, опытом житейским и трудолюбием. Совет пресвитеров должен иметь общие свои собрания один или – при накоплении дел – два раза в неделю, не более. Штатные же члены собираются для своих занятий в определённые часы ежедневно, за исключением праздничных и других дней, перечисленных в ныне действующем консисторском Уставе.

Для канцелярских занятий в совет пресвитеров переводятся из нынешней консистории существующие отделения (столы), заведующие административными, хозяйственными и миссионерскими делами, с тем же составом чиновников, как и в консистории. Секретарём же при совете может быть нынешний секретарь епархиального архиерея. В ближайшем ведении секретаря находится вся канцелярия совета.

Порядок и условия делопроизводства совета определяются общими положениями, изложенными во II т. Свод. Зак., с тем непременным условием, чтобы все протокольные и журнальные определения получали силу не прежде, как по утверждении их подписью правящего епископа или особой его резолюцией.

Более или менее подробный перечень дел, подлежащих ведению совета пресвитеров, должен быть определён особым положением (уставом).

В круг власти епископской должны, как и ныне, входить дела по учреждениям Духовного Ведомства местной епархии, каковы: духовно-учебные заведения, училищный совет, епархиальное попечительство, общество или касса взаимного вспомоществования духовенству епархии, свечной завод, разные благотворительные и просветительные общества и комитеты, епархиальные съезды духовенства и прочее. Ему же должен принадлежать надзор за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях.

Права и преимущества, условия и порядок делопроизводства названных епархиальных учреждений определяются специальными их уставами, которые могут подлежать изменению и развитию соответственно нуждам духовенства, потребностям времени и интересам церковно-общественной жизни.

Личному усмотрению епархиального архиерея должно принадлежать право разрешать дела по всем названным выше подведомственным ему учреждениям единолично или же при содействии совета пресвитеров. В последнем случае в пресвитерском совете обязательно присутствуют: председатель епархиального училищного совета, начальники мужских духовно-учебных заведений, председатели советов женских училищ, епархиального попечительства, управлений епархиального свечного завода, кассы взаимопомощи и др., с совещательным голосом и притом лишь по делам, касающимся сих учреждений.

При преосвященных викариях, имеющих своё местопребывание в уездных городах, также должен быть учреждён малый пресвитерский совет из двух-трёх протоиереев или священников, избираемых самим преосвященным викарием и утверждаемых в должностях правящим епископом, бессрочно и без содержания. При преосвященных викариях должна быть особая канцелярия, с делопроизводителем во главе.

За сим, что касается существующего ныне распределения епархий на благочиннические округа, должностей благочинного, помощника его и члена благочиннического совета, самых благочиннических советов и состава их, то сохранение сих округов, названных выше должностей и советов признаётся необходимым и на будущее время, в общем – с теми же правами и обязанностями (за исключением судебных и исковых дел), какие им теперь присвоены. Но кандидаты в должности благочинного, помощника его и члена благочиннического совета, не менее двух для каждой должности, должны быть избираемы священно- церковнослужителями местного округа. Утверждение сих кандидатов в должностях принадлежит усмотрению и власти правящего епархиального епископа.

Всестороннему рассмотрению и обсуждению комиссии подлежал вопрос о возможном преобразовании (в смысле усовершенствования) православного прихода.

При самом же начале обсуждения этот вопрос был признан комиссией, состоявшей из специалистов в области церковного права, литургики, пастырского богословия, русской истории и церковно-приходской практики, весьма важным, серьёзным и чрезвычайно сложным.

Вопрос о православном русском приходе, прежде всего, касается всего уклада церковной и отчасти общественной жизни в России. Рассматриваемый со стороны своего существа, приход, как малая Церковь Христова, составляет основную первоначальную единицу всей русской православной Церкви. С другой стороны, так как члены церковно-приходской общины являются в то же самое время и членами общества и государства Русского, то приход, справедливо рассматриваемый некоторыми, как мелкая земская единица, тесно переплетается целыми тысячами нитей с общественной и государственной жизнью всего русского народа.

В настоящее время положение православного русского прихода весьма много осложняется ещё в зависимости от того, что рядом с ним образовались и существуют ныне совершенно самостоятельные, а в последнее время признанные даже равноправными, различные инославные христианские и сектантские или же старообрядческие приходские общины.

Таким образом, русский православный приход, действительно, составляет основную и первоначальную ячейку всей церковно-общественной жизни русского народа: раз приход будет жить правильной и здоровой жизнью, и весь народ русский будет жить такой же жизнью; и наоборот, расстройство в приходской общине неизбежно отразится неблагоприятными последствиями на всей церковно-общественной жизни русского народа.

Исходя из такого воззрения на православный русский приход и на его чрезвычайно важное значение в жизни Церкви, общества и государства, комиссия, прежде всего, приняла основным своим началом для всех своих последующих работ полнейшую согласованность своих суждений о преобразовании православного русского прихода с требованиями канонов церковных, со свидетельствами истории Церкви вселенской и русской и с пользой и нуждами современной церковной жизни. Создавать соображения о преобразованиях беспочвенных весьма легко и просто; но истинное преобразование, по убеждению комиссии, состоит не в том только, чтобы разрушать всё прежнее, созданное вековыми усилиями и трудами многих миллионов людей, но в том, чтобы, устранив действительные недостатки, заменить их такими установлениями, которые вели бы к несомненному положительному обновлению жизни.

Установив, на основании канонических правил и свидетельств истории, понятие о приходе, границах и составе его, комиссия затем сосредоточила своё главнейшее внимание на следующих основных вопросах:

а) о самоуправлении приходских общин;

б) о праве прихожан на участие в деле избрания кандидатов клира;

в) о приготовлении кандидатов клира;

г) о праве прихожан на участие в деле приобретения, заведования и распоряжения церковными имуществами и средствами; и, наконец,

д) о желательном устройстве приходской общины и положении её в области епархиального управления.

а) Конечной целью всех проектов преобразования православного русского прихода, сделавшихся известными через напечатание, является обыкновенно автономия прихода или, как сказано в предложении г. синодального обер-прокурора Св. Синоду, право «автономного заведования всеми делами прихода при посредстве местного органа из прихожан». К сожалению, термины: «автономия» и «автономное управление» очень часто, даже почти постоянно, употребляются без ясного и отчётливого разумения смысла их. «Автономия» по буквальному переводу с греческого языка значит: «самозаконодательство». Этим именем в классической древности называлось «право некоторых сословий гражданского общества (особенно высшего дворянства) и целых общин, внутри известных границ, самим себе издавать законы и независимо управлять своими общественными делами». Право автономии из классического греко-римского мира перешло и к западноевропейским народам и государствам, где оно нашло для себя особенно широкое применение в средние века, во время господства феодализма. Но для нашего времени термин «автономия» и обозначаемый им порядок жизни есть простой пережиток.

В частности, Церковь Христова, как свидетельствуют каноны и история, никогда не знала приходов автономных в сейчас указанном смысле. Церковь Христова руководится в своей жизни, деятельности и управлении теми законами, какие даны ей Основателем её Иисусом Христом, установлены, по Его повелениям, апостолами и уяснены Вселенскими Соборами. Законодательная власть в Церкви Христовой принадлежит Вселенским Соборам, а в пределах поместной Церкви – Поместным Соборам, которым, впрочем, принадлежит власть определять законы для жизни и церковного управления членов её. Этим законам, называющимся специально канонами, должны подчиняться все члены Церкви, ими же должны руководиться в своей жизни, устройстве и управлении все учреждения церковные, например приходы. Право изменять прежние или же издавать новые законы в пределах поместной Церкви может и должно принадлежать только Поместным Соборам её. Право же наблюдения за точным исполнением всех церковных канонов в пределах меньших церковных единиц, например епархий, может и должно принадлежать только епархиальному епископу. Таким образом, правительственная, т. е. исполнительная и наблюдательная власть в пределах епархии, состоящей из нескольких приходов, принадлежит епископу.

На основании вышеизложенных соображений комиссия пришла к тому заключению, что православному приходу может быть предоставлено право самоуправления, под правительственной властью епископа.

б) Вопрос о праве приходской общины на участие в деле избрания членов клира в современной печати, посвящённой вопросу о приходе, является большей частью в виде вопроса о выборном начале. К сожалению, с выражением «выборное начало» в современном обычном употреблении его случилось то же самое, что мы видели выше в речи об автономии. Духовные писатели и просвещённые ревнители Церкви, взяв этот термин из современной периодической печати, трактующей о политических вопросах, начали применять его к своим рассуждениям о приходе, весьма часто – без достаточно ясного выразумения истинного смысла его и юридического значения его. Ни каноны церковные, ни история Церкви не знают выборного начала в том виде, как оно употреблялось в гражданской жизни классического языческого мира и как оно развилось впоследствии в парламентарных государствах Западной Европы.

Но в то же самое время Церковь православная, как свидетельствуют о том церковные каноны и история, всегда признавала за приходскими общинами право на участие в деле избрания себе членов клира. Это право прихожан, т. е. людей, построивших на свои средства храм, давших средства на содержание его и служащего в нём церковного клира, столь естественно, что необходимость признания и законности его едва ли следует доказывать. Право это осуществлялось в истории православной Церкви в различных формах и степенях, начиная с обязанности прихожан приискать лицо, которое было бы способно совершать богослужение и церковные требы в их приходском храме, и кончая простым свидетельством о добрых качествах кандидатов клира. Это зависело от многих и разнообразных причин и условий: отношения государственной власти к Церкви, общественного устройства того или иного народа, существования или же, наоборот, отсутствия средств (например школ) для приготовления кандидатов клира и др.

В частности, в нашей русской Церкви существовала в разные времена различная практика определения кандидатов клира: сначала – по непосредственному назначению епископов, потом – по избранию ктиторов храма, ещё позже – по выбору прихожан, который, опять-таки, не всегда выражался в одинаковой форме, и, наконец, в синодальный период, когда явились специальные школы для приготовления кандидатов клира, начал постепенно и по совершенно понятным причинам утверждаться способ определения кандидатов клира по назначению епископа. Но и в это время, включительно до самого последнего времени, наше церковное правительство никогда не отрицало за прихожанами права на участие в деле избрания членов клира. Так, например, 18 декабря 1880 г. московское губернское земское собрание возбудило ходатайство перед высшим Правительством о признании за приходами прав «юридического лица» и о восстановлении их прав на приобретение имуществ и права избрания клириков. Рассмотрев это ходатайство, Св. Синод в своём определении от 18 июля – 8 августа 1884 года не признал это ходатайство подлежащим удовлетворению, но при этом разъяснил, что «право прихожан на участие в избрании членов клира в смысле заявления ими епископу своего желания иметь преимущественно известное лицо, или в смысле свидетельства о добрых качествах ищущего рукоположения лица, не было отменяемо» («Церковный вестник», 1885 г. № 8).

Итак, ни канонические, ни исторические свидетельства не противоречат мысли о возможности предоставления приходским общинам права участия в избрании кандидатов клира. Под влиянием последних событий, совершившихся в нашем отечестве, мысль о возможности предоставления этого права приходским общинам почти с безусловной принудительностью приближается к мысли о необходимости предоставления православным прихожанам права избрания клириков. Теперь, с проведением в жизнь начал веротерпимости, объявленных 17 апреля 1905 года, рядом с православными приходскими общинами явятся полноправные и равноправные с ними сектантские и старообрядческие приходские общины. Таким образом, и в городах и даже в сёлах теперь рядом будут существовать русские приходские общины, с одной стороны – православные, а с другой – сектантские и старообрядческие. Эти последние пользуются самоуправлением и имеют право участия в избрании себе наставников. Если православные приходские общины останутся по-прежнему устранёнными от участия в делах церковно-приходских, лишёнными права участия в избрании себе пастырей, то невольно является вопрос: помирятся ли они с подобным строем жизни? Не пойдут ли православные в иные общины, переход в которые теперь свободен и принадлежность к которым обеспечена всеми законными правами? Не сделается ли тогда сама принадлежность к православным приходским общинам таким же признаком отсталости, реакции и ретроградства, таким даже «позором» для иных людей, каким уже теперь является принадлежность русских людей к союзу «истинно русских людей»? Не явится ли подобное ограничение прав православных приходских общин только новым и важным орудием в руках ловких пропагандистов на счёт православной Церкви в России?..

Но предоставление нашим приходским общинам права избрания членов клира, если бы таковое было признано за ними законодательным путём, имеет как лицевую, так и теневую сторону.

Как на выгодное преимущество избирательного права, указывают особенно на то, что, при действии этого права, возможна большая нравственная связь и близость духовенства к народу; а это весьма важно для усиления духовного влияния церковного клира на его паству.

Но, несомненно, – говорят другие, – что выборы членов клира будут сопровождаться многими и большими злоупотреблениями, приведут на практике к поставлению в священные степени лиц недостойных, не к улучшению духовенства, а к понижению его уровня, авторитета и достоинства, поставят духовенство в сильную зависимость от прихожан. История нашей Церкви и современная практика греческой православной Церкви представляют много примеров, прекрасно характеризующих эту отрицательную сторону введения избирательного права.

На основании всех вышеизложенных соображений комиссия пришла к такому заключению, что, если бы решено было предоставить прихожанам право участия в избрании кандидатов клира, то необходимо было бы обставить это право точными правилами и как можно определённее регламентировать его. Некоторые из этих правил наметила и комиссия.

в) О духовно-учебных заведениях. Выбор прихожанами членов клира необходимо предполагает приготовление этих последних, вполне соответствующее их будущему служению. В своих суждениях о приготовлении кандидатов, из среды которых епископы могли бы назначать и посвящать членов клира, при участии прихожан, комиссия принимала во внимание и современное положение духовно-учебных заведений, приготовлявших доселе кандидатов на священно- церковно-служительские должности. При современном своём состоянии наши духовно-учебные заведения готовили плохих кандидатов церковного клира. К тому же предполагается преобразование духовно-учебных заведений – низших и средних – на почве расширения общеобразовательного курса в них и возможно большего приближения или даже совершенного уравнения программы их с программой гимназической, равно как с обязательным предоставлением воспитанникам духовных семинарий, по окончании общеобразовательного курса, свободного права к поступлению в светские высшие учебные заведения. Раз нынешние духовно-учебные заведения будут, действительно, преобразованы в таком именно виде, то они, без сомнения, станут готовить не пастырей, но кандидатов в медики, инженеры, агрономы и т. д. Но тогда Церковь и приходские общины будут вправе отказаться от содержания на церковные и приходские средства таких учебных заведений, хотя бы даже в них и воспитывались сыновья членов церковного клира.

Таким образом, сам собой возникает вопрос об устройстве новых школ, специально предназначенных для приготовления кандидатов клира, за счёт частью тех средств, какие теперь имеются у церковного правительства и употребляются ныне на содержание духовно-учебных заведений, частью же на церковные суммы и средства приходских общин.

Не входя в детальное обсуждение типа и устройства духовных школ, специально предназначенных для приготовления кандидатов клира, комиссия полагала бы, что желательно было бы иметь низшую церковную школу специально для приготовления будущих диаконов и псаломщиков, и среднюю церковную школу, специально предназначенную для приготовления священников по преимуществу в сельские приходы.

Низшая церковная школа могла бы быть устроена по типу теперь существующих второклассных церковно-приходских школ, с расширенным курсом, приспособленным к курсу средней церковной школы. Такие низшие церковные школы, в которые могли бы поступать дети лиц всех сословий из начальных школ, должны быть устроены во всех уездах епархии, как и обстоит ныне дело с второклассными церковно-приходскими школами.

Средние церковные школы, или богословские курсы, специально предназначенные для приготовления сельских священников, должны соответствовать проектируемым теперь высшим богословским классам духовных семинарий. Богословские курсы могли бы быть сделаны трёхгодичными, что дало бы возможность расширить объём преподаваемых в них предметов. На богословские курсы могли бы поступать успешно окончившие курс низших церковных школ воспитанники светских средне-учебных заведений и все вообще лица, чувствующие призвание к церковному служению и имеющие возможность и способность выдержать специальные вступительные экзамены в богословские курсы.

Что касается женских духовных училищ, специально назначенных для воспитания дочерей членов церковного клира, то они в настоящем своём виде, а тем более после проектируемой реформы их по типу женских гимназий Министерства народного просвещения, могут остаться только под тем непременным условием, если духовенство примет содержание их всецело на свои собственные средства, а не на церковные (главным образом) и свои (отчасти), как это делается теперь.

г) В своих рассуждениях о праве прихожан на участие в деле приобретения, заведования и распоряжения церковными имуществами и средствами комиссия обращала своё главное внимание на вопрос о предоставлении приходу права юридического лица, который является в данном случае центральным вопросом. Раз приходу будет предоставлено право юридического лица, со всеми преимуществами, какие законом усвояются юридическому лицу, то вопрос о праве прихожан приобретать на своё имя, а, следовательно, – заведовать и распоряжаться церковными имуществами и средствами, решится сам собой в утвердительном смысле, и наоборот.

Смысл вопроса о предоставлении приходу права юридического лица заключается в следующем. По действующему ныне у нас законодательству, субъектом права в отношении прихода является церковь-храм его, а не сама церковно-приходская община в лице всех ли её членов или уполномоченных лиц. Поэтому всякое имущество и капиталы, жертвуемые приходу или приобретаемые им, могут и должны быть укрепляемы только за церковью-храмом. Некоторые ревнители Церкви и сторонники мысли о возрождении прихода доказывают, что такое действующее ныне право укрепления имущества и капиталов только за церковью-храмом основывается на неправильном толковании духовными и светскими властями помещённого в ст. 698 зак. гражд. (X т., I ч., ст. 984 и 985) выражения «церковь» лишь в значении храма, т. е. места и учреждения для богослужения и богомоления. Между тем и по каноническим основаниям и по действующим гражданским законам (т. XIII, ст. 501 св. учрежд. и устан. об обществ, презрений изд. 1902 г.), под «церковью» должно разуметь не здание или учреждение, но общину или приход. Такой именно смысл имеют все рассуждения о приходе, как юридическом лице, способном приобретать и владеть имуществами. Суммы и имущества приходских церквей, – говорят защитники проекта, – образуются из приношений и пожертвований прихожан, что должно давать им право на участие в заведовании церковным достоянием.

Действительно, нельзя отрицать того, что прихожане имеют право участвовать в заведовании церковным достоянием. Да этого, кажется, никто и не отрицает. Существующий порядок хранения и заведования церковным хозяйством, допускающий приход – в лице выборных церковного старосты и двух поверенных от прихожан – к ведению церковного хозяйства, совершенно подтверждает право прихожан на участие в распоряжении церковными имуществами и средствами. Правда, полномочия прихода в данном отношении кажутся некоторым слишком малыми. И этого соображения нельзя не признать заслуживающим внимания. Желательно ввести больше гласности в расходовании церковных сумм, устранить взаимные злоупотребления в этом отношении, установить отчётность и ответственность причтов и церковных старост не только перед церковной властью, но и перед приходом.

Но, само собой разумеется, что от такого расширения участия прихожан в заведовании церковным хозяйством далеко ещё до предоставления приходу права юридического лица, и одно только такое расширение участия прихожан в заведовании церковным хозяйством не удовлетворит многих. Должно прямо признать, что основным домогательством и последней целью проекта предоставления приходу права юридического лица является стремление к признанию имуществ и сумм приходских церквей достоянием сколько церковным, столько же и общественным (приходским), причём приходской общине принадлежало бы право употребления средств и доходов церковных на дело, не только противоположное тем целям, с какими собраны церковные средства, но иногда даже и прямо чуждое Церкви и её интересам.

Комиссия не решилась высказаться положительно в пользу перенесения прав юридического лица с церкви-храма на церковь-общину ещё и вот почему. Мыслимы случаи, когда церковь-община православная может прекратить своё существование, как таковая, например – в случае перехода её членов в иное христианское исповедание или в секту и старообрядчество. А между тем мы знаем из истории и из современной действительности случаи, когда имущества и даже деньги жертвуются или храму-церкви, как таковому, или хотя и церкви-общине, но именно как церкви-общине православной.

На основании всех вышеизложенных соображений, а также приняв во внимание и то обстоятельство, что терминология существующего законодательства по вопросу о субъекте права собственности в церковном имуществе заставляет во многом желать большей точности и ясности, равно как и теоретическая конструкция юридических лиц у нас не отличается выработанностью, комиссия пришла к такому заключению, что желательно было бы, чтобы право юридического лица было по-прежнему оставлено за церковью-храмом, и в то же самое время оно было предоставлено и церкви-общине.

В пользу такого своего заключения комиссия может указать на следующие два основания юридическо-практического свойства. В I ч. X т. Св. Зак. имущества церковные, монастырские и архиерейских домов называются имуществами установлений, к которым на практике относятся учебные заведения Духовного Ведомства и разные фонды или капиталы этого Ведомства, имеющие то или другое специальное церковное назначение, хотя закон ни о тех, ни о других как о церковных установлениях не говорит, исчерпывая категорию юридических лиц церквами, архиерейскими домами и монастырями. Отчего, казалось бы, в число этих установлений не включить и церковь – приходскую общину, тем более, что католические и протестантские приходы, а равно и православные приходы в Финляндии, уже пользуются правами юридического лица?

С другой стороны, в практике известен один случай признания церкви-прихода в правах юридического лица, правоспособного к приобретению имущества. В 1902 году Сумский окружной суд предписал нотариусу совершить дарственную запись на ¼ десятины земли, подаренную дворянином Шечковым приходу Благовещенской церкви с. Волынцева Путивльского уезда.

д) Предоставление приходу самоуправления и, в частности, права юридического лица с принудительной необходимостью возбуждает вопрос о желательном устройстве приходской общины и положения её в области епархиального управления.

Само собой разумеется, что вся жизнедеятельность приходской общины должна проходить и совершаться на точном основании церковных канонов и правил, признанных поместной Церковью, под правительственной властью епархиального епископа. Приходская община должна безусловно подчиняться всем каноническим, т. е. основанным на канонах и правилах, признанных поместной Церковью, распоряжениям епархиальной церковной власти и отдавать этой последней отчёт относительно своей жизнедеятельности. При этом приходским общинам должна быть предоставлена полная свобода для того, чтобы они могли доводить до сведения епархиальной и высшей церковной власти все свои нужды и желания, равно как и свои жалобы на возможные злоупотребления низших органов церковной власти.

Тому же самому должна служить и целесообразная организация, которая должна быть дана приходским общинам и точно регламентирована.

Органами самоуправления приходской общины могли бы быть церковноприходское собрание и церковно-приходский совет.

Церковно-приходскому собранию, состоящему из тех лиц, которые, по ныне действующему законодательству, имеют право избрания церковного старосты, могли бы быть усвоены права общего распоряжения жизнью приходской общины и контролирования за исполнением своих распоряжений. В частности, церковно-приходскому общему собранию могли бы быть усвоены следующие права:

1) избрания членов клира;

2) избрания кандидатов на должность церковного старосты, представителей от прихода для контроля при высыпке денег из церковных кружек, избрания членов-мирян в церковноприходский совет;

3) утверждения росписи доходов и расходов на следующий год, равно как и бюджета обложения прихожан;

4) установления правил для заведования и расходования сумм и имущества прихода, равно как и порядка ведения отчётности;

5) заведования устройством и содержанием храма, причтовых помещений и других учреждений – благотворительных и просветительных;

6) решения вопросов о разделении или изменении существующих приходов или учреждении новых.

Церковно-приходский совет, который состоит из священника-настоятеля (председатель), остальных членов причта (непременные члены) и выборных прихожан, должен иметь характер строго исполнительного органа приходского самоуправления. Исполняя решения и постановления общего церковноприходского собрания, утверждённые епархиальной властью, церковно-приходский совет, в частности:

1) хранит и заведует приходским имуществом и ведёт отчётность;

2) составляет роспись приходов и расходов и бюджет обложения прихожан;

3) принимает пожертвования и пособия на нужды прихода, делает раскладку и взимает сборы, разрешённые на церковно-приходском собрании;

4) избирает поверенных прихода по делам в суде и перед другими властями;

5) представляет церковно-приходскому собранию доклады и проекты, вызываемые особенными нуждами прихода, равно как и заключения по каждому поступающему на рассмотрение церковно-приходского собрания делу.

Ввиду величайшей важности всей жизнедеятельности церковно-приходских общин для Церкви и общества, желательно было бы, чтобы вся эта деятельность была точно и ясно регламентирована. Деятельность каждой церковно-приходской общины должна быть подчинена непосредственно надзору благочинного и благочиннического совета. В этом последнем могли бы присутствовать, кроме священников, и выборные представители того прихода, дело которого рассматривалось бы в благочинническом совете.

Высшее заведование всеми специально приходскими делами, имеющими преимущественно материальный и хозяйственный характер, должно сосредоточиваться в совете епископов, в том отделении его, которому будет поручена хозяйственная часть епархиальных дел.

Для придания жизнедеятельности русских православных церковноприходских общин порядка и однообразия, желательно было бы видеть собрания духовенства с участием мирских прихожан по делам специально церковно-приходским .

Такие собрания могли бы устрояться в двух видах:

1) благочиннические или же уездные и

2) обще-епархиальные.

Благочиннические или же уездные собрания по делам церковно-приходским могли бы собираться по благочинническим округам или же уездам, под председательством благочинных или же настоятелей уездных соборов. Обще-епархиальные собрания, которые с пользой могли бы заменить такое неопределённое и не имеющее за собой ни строго канонических, ни исторических свидетельств новейшее учреждение, как епархиальные съезды духовенства, должны состоять из представителей от духовенства и от мирян и происходить непременно под председательством епархиального епископа, или заменяющего его викария, или особо назначенного епископом заместителя его. Обще-епархиальные собрания духовенства и мирян в таком виде восстановили бы собой наши прежние соборики епархиального духовенства во главе с архиереями. Присутствие на таких собраниях епархиального архиерея придавало бы им тот авторитет, которого тщетно стараются домогаться теперешние наши епархиальные съезды; а участие в них мирян, представителей приходов, сообщило бы им характер строго соборных совещаний.

Обще-епархиальным собраниям представителей духовенства и мирян может и должен быть усвоен только совещательный характер. Они должны быть ни более, ни менее, как вспомогательными органами при епископе. Присвоение таким собраниям какого-либо законодательного характера, а постановлениям их – решающего значения, обязательно внесёт двойственность в систему епархиального управления, столь нежелательную для пользы дела.

На обще-епархиальных собраниях с таким характером и в таком виде могли бы быть обсуждаемы не только вопросы материального свойства, например, об улучшении быта духовенства, устройстве и содержании церковных школ епархии, призрении заштатного и сиротствующего духовенства и всех вообще нуждах и потребностях обще-епархиального хозяйства, но и вопросы религиозно-нравственного характера, например, о нуждах и требованиях пастырской практики, мерах к оживлению церковно-приходской жизни, к поднятию религиозно-нравственного состояния общества, к улучшению отношений между духовенством и прихожанами, о средствах борьбы со старообрядчеством и сектантством, усилении религиозно-просветительной деятельности духовенства и др.

Само собой разумеется, что при такой постановке обще-епархиальных собраний представителей от духовенства и мирян на долю съезда депутатов самого духовенства должны остаться только вопросы, касающиеся учреждений, созданных самим духовенством на его собственные средства в видах улучшения его материального положения, каковы, например: кассы эмеритальные, ссудо-сберегательные, единовременных пособий, равно как и вопросы, касающиеся специально пастырского служения и практики, например, суд чести и др., которые было бы признано неудобным отдавать на рассмотрение собраний с участием мирян.

1. Реформа православного прихода, в смысле предоставления приходу права автономии и юридического лица, не противоречит каноническим правилам и истории православной Церкви и, с точки зрения требований современной церковной жизни, желательна.

2. Приход есть церковная община, группирующаяся возле храма на началах канонического самоуправления, связанная единством религиозно-нравственных, просветительных и материальных интересов под канонической властью епископа.

3. Приход есть постоянное подразделение православной епархии.

4. Граница приходов, как городских, так и сельских, определяется территориальным началом. Исключительные же случаи решаются церковноприходским советом, и решения последнего рассматриваются и утверждаются епархиальным епископом.

5. Приход по количеству прихожан должен быть от 2-х до 3-х тысяч душ обоего пола.

6. Если образуется приход по количеству выше нормы, то желательно, чтобы строились новые церкви с отдельными священниками.

7. Автономия есть самоуправление церковно-приходской общины под правительственной властью епископа.

8. Желательно и при современных условиях жизни необходимо предоставить прихожанам право участия в избрании кандидатов клира.

Примечание к параграфу 8: Право участия прихожан в избрании кандидатов клира необходимо обставить нижеследующими правилами и ограничениями:

а) Прихожане имеют право избрать священника или кандидата, имеющего научный ценз. Таким цензом для городского священника должно быть высшее богословское образование, для сельского – среднее. Лица, получившие светское образование – высшее или среднее – и лица с домашним образованием должны выдержать полный испытательный экзамен на священника.

б) Избранное лицо представляется епископу для испытания и признания достойным или нет.

в) При неодобрении избранного кандидата и если со дня освобождения прихода прошло два месяца, епископ сам назначает священника в свободный приход.

г) Жалованье от прихода определяется прихожанами раз навсегда и утверждается епископом; за требы же не должно быть никакой таксы – ввиду различного имущественного состояния прихожан.

д) При избрании кандидата на приход или приглашении священника прихожане, а равно и священник, не имеют права поднимать вопроса о содержании священника и плате за требоисправления.

е) Если правило, изложенное в п. д, будет нарушено при избрании, то виновный в сем кандидат навсегда или же на много лет лишается права искать какого-либо места в клире, священник лишается права в течение нескольких лет искать какое-либо новое место, а прихожане на этот раз лишаются права выбора, и епископ сам назначает священника.

ж) Если епископ дознает, что кандидат или священник, ищущий места, допустит подкуп или спаивание спиртными напитками или иные неблаговидные способы получения прихода, позорящие кандидата и деморализирующие приход, а прихожане допустили всё это, то кандидат, если он светский, навсегда лишается права вступить в клир, если – священник, лишается и того места, которое раньше имел и, только по истечении не менее года и по раскаянии, может получить незначительное бесприходное место. Прихожане на этот раз лишаются права избрания.

з) Прихожане могут уже служащему священнику прибавить содержание, но с ведома епископа.

и) Прихожане, избравшие священника, раньше года не имеют права просить о перемене священника, если он трезв, честен и аккуратен. Если же и по истечении года прихожане просят удалить, а при расследовании окажется, что священник – достойный пастырь, то он остаётся на своём месте. В случае же его добровольного перехода в другой приход, избравший его, прихожане на этот раз лишаются права избрания: епископ сам назначает им священника.

i) Прихожане, заявившие себя постоянными неудовольствиями на избранных ими священников, по усмотрению епископа, лишаются права избрания на 5,10, 15 лет.

к) В исключительных случаях прихожане избирают кандидата на священническое место в присутствии лица, уполномоченного от епископа.

л) Право избрания принадлежит тем лицам, которые, по ныне действующему законодательству, имеют право избрания церковного старосты.

м) В селе в избрании принимают участие и женщины, как представительницы дворов.

н) Священники, назначенные епископом и избранные приходом, перемещаются или лишаются своих мест только по суду.

9. Желательно предоставить приходу право приобретать имущество на своё имя, как гражданского лица.

10. В случае уничтожения прихода имущество становится собственностью церкви-храма и находится в ведении епархиального начальства.

11. Заведование церковным имуществом предоставляется приходу.

12. В управлении церковным имуществом, как принадлежащим приходу, так и находящимся в его заведовании, приход подлежит ведению епархиальной власти.

13. Управление делами прихода вверяется выборному церковно-приходскому совету.

14. Председателем церковно-приходского совета является настоятель храма; прочие члены причта и церковный староста состоят непременными членами совета. Помощник председателя избирается членами совета.

15. Церковно-приходский совет ведает хозяйственное управление церкви, управление благотворительными учреждениями, если эти учреждения принадлежат приходу, как юридическому лицу, или же контролирует управление благотворительными учреждениями, если они устроены на средства братств или частных благотворителей.

16. Бюджет обложения прихожан составляется церковно-приходским советом и утверждается общим собранием прихожан.

17. По окончании года совет отдаёт отчёт в своём управлении общему собранию прихожан и епархиальной власти.

18. Членами церковно-приходского собрания могут быть прихожане обоего пола.

19. Епархиальная власть утверждает постановления церковно-приходских учреждений.

20. Расходы в пределах определённого процента годового бюджета производятся церковно-приходским советом с ведома благочинного.

21. Вся деятельность церковно-приходского совета подлежит ведению и контролю епархиальной власти.

22. Ближайшим органом, контролирующим деятельность церковно-приходских учреждений, является благочиннический совет.

Внешнее распространение христианской Церкви в пределах обширной Римской империи началось возникновением небольших христианских общин, одиноко брошенных среди сплошного языческого мира. По мере успеха христианской проповеди росли прежние общины, возникали новые, и все они мало-помалу приходили в территориальное соприкосновение. Этот естественный рост христианской Церкви закончился тем, что прежнее сплошное языческое население заменилось мало-помалу населением христианским. Результатом этого процесса было прежде всего то, что прежние небольшие церковные общины, территориально разобщённые, а потому по необходимости автономные, теперь, не встречая внешних препятствий к объединению, под воздействием уже церковного единства стали соединяться в более сложные единицы, группировавшиеся около выдающихся христианских центров, которые, в силу естественного хода жизни, оказались вместе с тем и центрами национально-культурно-политическими. Из этого видно, что образование таких крупных церковных округов, как например, – митрополии и патриархии, было следствием действия силы не разделяющей (дифференцирующей), а объединяющей (интегрирующей). Другими словами: крупные церковные округа появились не вследствие сепаратизма областей, стремившихся к автономии, а наоборот – вследствие стремления мелких церковных единиц к объединению в крупные церковные единицы. Не нужно выпускать из виду, что, при отсутствии в строе церковной жизни первых веков бюрократической централизации, о церковном сепаратизме областей не могло быть и речи; жизнь не давала для этого повода. Мало того, в тех случаях, когда отдельные области и целые страны под влиянием национальных, культурных и политических побуждений обнаруживали стремление к обособленности, церковное начало, под воздействием присущей ему идеи всеобщего единства, не только не способствовало усилению этого сепаратизма, но, напротив, несмотря на церковную автономию областей, ослабляло его развитие и задерживало его проявление. Не забудем, что после распадения Римской империи на западную и восточную (395 г.) церковное единение между этими двумя половинами империи продолжалось ещё в течение шести с половиной веков (до 1054 г.) при полной церковной автономии этих областей. С аналогичным явлением встречаемся и в церковно-политической жизни русского народа. Несмотря на то, что юго-западная Русь политически отторгнута была от единения с Русью северо-восточной, сознание церковного единства между ними, несмотря на их церковную автономность, не ослабело, а наоборот – в своё время послужило одним из могущественнейших факторов, способствовавших прочному политическому воссоединению юго-западной Руси с московской. Этих исторических факторов не следует забывать тому, кто опасается, что образование митрополичьих округов окажется в противоречии с началом государственного единства, способствуя якобы возрождению идей о культурной и политической обособленности наших окраин в Западном крае и на Кавказе. Повторяем, образование митрополичьих округов, если оно состоится, будет проявлением начала объединяющего, а не расчленяющего, и само по себе пробуждению политического сепаратизма служить не может; оно повлечёт за собой ослабление бюрократической централизации, но и только.

Объединение мелких церковных общин в крупные автономные округа в древней Церкви повлекло за собой весьма важные практические результаты, сущность которых особенно отчётливо выступает в 20-м правиле Антиохийского Собора (341 г.), по которому епископы митрополичьих округов обязаны собираться на Собор два раза в год «ради нужд церковных». Выполнение этого требования было бы невозможно, если бы Церковь состояла из отдельных, ничем не объединённых епископий, разбросанных на огромном пространстве тогдашней Римской империи. А между тем Церковь, построенная на соборном начале, без практического применения этого начала не могла бы жить своей нормальной жизнью. Жизнь объединённых в округа церковных общин, управлявшихся соборами под главенством окружных епископов, и была истинным показателем нормальной организации Церкви, здоровая жизнь которой невозможна там, где соборное начало не функционирует.

Если теперь от древней вселенской Церкви обратимся к нынешней русской Церкви и взглянем на её внутреннюю организацию с точки зрения вышеуказанной нормы, то тут прежде всего встретимся со следующим характерным явлением. На громадном пространстве Российской империи, превосходящей объёмом своей территории древнюю Римскую империю, разбросаны десятки отдельных епархий, механически связанных, но истинно церковной связью не объединённых. Рядом с этим и, отчасти, как его неизбежное следствие, мы замечаем и другое характерное явление. История нашей Церкви свидетельствует, что вот уже свыше двух столетий голос церковного Собора у нас не раздаётся, как будто те нужды, ради которых наша мать, древняя вселенская Церковь, предписывала созывать окружные соборы по два раза в год, у нас не существуют. Следствием такого отступления от норм древней Церкви явился целый ряд в высшей степени печальных явлений во внутренней жизни нашей Церкви, которые, благодаря подъёму церковного самосознания, так беспощадно разоблачаются в наши дни, и устранение которых есть дело неотложной необходимости. Выход из этого состояния – один. Необходимо, во-первых, положить конец нынешнему дроблению Церкви на отдельные, внутренне разрозненные епархиальные единицы, соединив их в более или менее крупные округа с митрополитами во главе; во-вторых, призвать к жизни забытое у нас начало соборности, восстановив его действие – прежде всего – во внутренней жизни митрополичьих округов; в-третьих, удалить из внутренней жизни Церкви несвойственное ей бюрократическое начало – путём непосредственного решения на соборах тех дел, которыми завалены ныне консистории и канцелярия Св. Синода; и, в-четвертых, приблизить епископскую власть к пастве посредством открытия в уездах епископских кафедр.

Выходя из представленных выше фактических данных и общих соображений, в основу внутренней организации преобразованной Церкви можно положить следующую схему.

Российская Церковь, возглавляемая патриархом, состоит из отдельных округов, образуемых путём объединения около центрального города округа ближайших к нему архиепископий и епископий с кафедрами в губернских и уездных городах.

Во главе округа стоит митрополит. Митрополит избирается Всероссийским Собором и, по утверждении Верховной Властью (если это признано будет необходимым), поставляется патриархом, если он не будет иметь епископского сана. Архиепископы и епископы избираются собором округа и, по утверждении, поставляются митрополитом округа.

Округ управляется митрополитом совместно с собором округа. В состав собора, под председательством митрополита или его заместителя, входят архиепископы, епископы и представители от чёрного и белого духовенства.

Примечание 1. В случае невозможности архиепископу или епископу присутствовать на соборе, их место занимают присланные ими на собор их заместителя.

Примечание 2. Миряне могут присутствовать на соборе с правом совещательного голоса.

Кроме избрания архиепископов и епископов, ведению собора подлежат все дела, касающиеся внутренней жизни округа в сферах управления, суда и финансов.

Что же касается самого факта группировки нынешних епархий по округам, то в основание её естественно положить следующие соображения:

1) удобство сообщения,

2) особенности языка и быта населения данного края,

3) присутствие в данной местности населения иноверного и инославного исповедания и

4) естественное тяготение населения той или другой местности к известному центру, вызываемое историческими воспоминаниями, торгово-промышленными интересами и им подобными мотивами.

1) Репрессивные меры по отношению к разномыслящим в вере вызывают в среде их озлобление против господствующей Церкви и служат одним из главных тормозов к воссоединению с ней. Пример – наш раскол, в течение двух с половиной веков испытывавший на себе всевозможные репрессии и доселе твёрдо и стойко отстаивающий свои заблуждения.

2) Репрессии привели к тому, что православная Церковь, вопреки своему догматическому определению («есть от Бога установленное общество человеков, соединённых православной верой, священноначалием и таинствами»), стала наполняться и достаточно наполнилась людьми, только формально к ней принадлежащими, чуждыми ей по религиозным побуждениям, – о печальных последствиях чего для Церкви распространяться нет нужды.

3) Так как свобода в религиозных убеждениях есть один из краеугольных камней всякого цивилизованного общества, то репрессии по отношению к разномыслящим с господствующей Церковью всегда вызывали и вызывают, с одной стороны, сочувствие к ним православной интеллигенции, а с другой – упрёки как Правительству, не считающему возможным отделять дела веры от интересов политики (притом правильно ли понимаемой?), так в особенности духовенству, опирающемуся в делах религиозных на содействие Правительства.

4) Но самое главное зло от означенных репрессий состояло в том, что они, охраняя православную Церковь внешними средствами, содействовавшими долговременной спячке значительной части нашего духовенства, замедляли в нём подъем его духовных сил, имевших быть направленными к утверждению православия и охранению его от напора враждебных сил.

Таким образом, появление Высочайшего указа 17 апреля сего года (о веротерпимости) должно быть объясняемо давным-давно назревшими потребностями – и политическими и религиозными, и отнюдь не должно быть толкуемо как событие, неблагоприятное для Церкви православной. Мысль эта подчёркнута и в Высочайшем указе. «Призывая благословение Божие на дело мира и любви» (веротерпимость), Государь уповает, что «оно послужит к вящему возвеличению православной веры, порождаемой благодатью Господней, поучением, кротостью и добрыми примерами». В последних словах находится и указание, в каком направлении должна быть усилена деятельность православного духовенства.

Теперь время всевозможных реформ. Особенность этих реформ состоит в том, что почти все они являются запоздалыми и скороспелыми. В запоздалости, без сомнения, виновато Правительство (бюрократия, как теперь говорят), не всегда надлежаще оценивавшее потребности времени. Скороспелость обусловливается смутной годиной, переживаемой нами: реформы как бы насильственно вырываются у Правительства. Отсюда происходят большие неудобства. Одно из них – не всегда надлежащая последовательность в проведении реформ.

Издан чрезвычайной важности указ о веротерпимости. Мы его приветствуем, как вызванный насущными потребностями времени. Но едва ли подлежит сомнению, что изданию этого указа должно бы предшествовать тоже давным-давно назревшая широкая реформа в положении православной Церкви. Снимая с православия опеку, Правительство должно пойти навстречу желаниям истинных сынов православной Церкви, стремящихся поставить её на подобающую высоту через возможно лучшую организацию присущих ей начал и сил, и дать для достижения этой цели материальные средства. С этой реформой Правительство запоздало. Но приготовления к ней идут. Нам остаётся присоединиться к пожеланиям, чтобы предположенная реформа проведена была с наибольшей для интересов православия пользой. Тогда положение православной Церкви в отношении иноверцев и сектантов найдёт надлежащее для себя русло.

Какое же положение нашего миссионерства при изменившихся условиях жизни Церкви?

По вопросу о судьбе нашего существующего теперь института миссионеров, ввиду объявленного закона о веротерпимости, в литературе были высказаны разные мнения. Были голоса за совершенное его упразднение. Другие говорили, что дело миссии должно сосредоточиваться в руках приходских пастырей. Наконец, высказано мнение, что вся православная Церковь должна выполнять задачи миссии, сделаться миссионерской.

Осуществление последней мысли, разумеется, наиболее желательно. И хотя это – идеал, притом мерцающий в самом большом отдалении, тем не менее приближение к нему на известное расстояние не невозможно, в особенности в нашем Юго-Западном крае.

Известно, что в XVI–XVII столетиях в юго-западной России процветали при многих церквах и монастырях братства, оказывавшие в своё время громадные услуги православию своей энергичной деятельностью и, в особенности, своими религиозно-просветительными учреждениями (заведение школ и типографий; издание книг учебных, богослужебных, религиозно-нравственных, полемических; заботы о благолепии храмов Божьих; учреждение института проповедников; устройство странноприимных домов и богаделен; борьба за юридические права Церкви и т. п.). С половины XVII столетия братства, вследствие разных исторических обстоятельств (о которых здесь нет нужды распространяться), постепенно стали клониться к упадку и исчезать. Но учреждения, пустившие глубокие корни в народную жизнь при самых неблагоприятных условиях, сохраняют живучесть. Такую живучесть обнаружили и церковные братства. Следы братств или, точнее, некоторое подобие братств можно видеть и до настоящего времени во многих местечках и сёлах нашего Юго-Западного края. Относительно этого существуют некоторые сведения и в литературе. Я¹⁰³ ограничусь личными наблюдениями относительно сего предмета, сделанными мной во время продолжительной поездки для обозрения одной из губерний Юго-Западного края. Сообщу свои наблюдения в том порядке и постепенности, как они у меня слагались.

Иду в воскресный день в церковь. Совершается литургия. Всё в храме обычно. Но вот, перед чтением Евангелия, из ряда предстоящих выделяются человек 15–20, берут в особенном месте хранящиеся в церкви свечи, возжигают их и полукругом становятся около иконостаса. Кончается Евангелие, – свечи тушатся и полагаются на прежнее предназначенное для них место. Начинается великий выход, – повторяется то же самое явление. По выходе из церкви делаю расспросы, интересуясь необычным для меня, как великорусса, фактом, и получаю разъяснение: стоявшие в церкви с возжженными свечами суть братчики. Это – лучшие, большей частью пожилые прихожане; они дают обет – во все праздничные и воскресные дни посещать церковные службы; в определённые дни в году заказывают нарочитые литургии – или заупокойные за умерших братчиков, или торжественные с молебном и водоосвящением. На похоронах умершего брата должны присутствовать все братчики; во время отпевания покойника они стоят с возожжёнными свечами, с ними же они сопровождают его и к могиле

Еду в другое село. Оказывается, что и здесь братство существовало; но в недавнее время закрылось. Почему?

– Да потому, – объясняют, – что устроен свечной епархиальный завод, и начальство настойчиво требует, чтобы братчики покупали для своих потребностей свечи (большие, наподобие братских) из этого завода.

– «Что же, – спрашиваю, – мешает им исполнить это требование?»

– При разъяснении получаются новые, весьма интересные подробности. Оказывается, что братчики сами приобретают соты, вываривают их; затем собираются вместе и при пении религиозных гимнов собственноручно выделывают свечи. Вываренный мёд (питьевой) торжественно распивается братчиками во время общего собрания (в дни храмовых праздников).

В других местах встречаемся с новыми подробностями: братчики делают складчины, собирают пожертвования. Многие сравнительно дорогие принадлежности церковной утвари приобретены на собранные таким образом средства. Оказывается, что братчики в некоторые дни, между прочим в день тезоименитства Государя Императора, просят священника отслужить на открытом месте (иногда вблизи лежащей рощи) молебны за здравие Государя, а затем здесь располагаются группами и вкушают принесённые с собой яства и пития.

Эти, хотя бы и очень слабые, следы некогда процветавших в нашем Западно-Русском крае церковных братств свидетельствуют о жизненности в обществе древне-православных традиций и, при известных, в благоприятную сторону изменившихся условиях церковно-приходской жизни, могут послужить оплотом против замечаемой в наше время даже в простом народе шаткости и неустройства религиозных убеждений. В великорусских епархиях, где нет следов церковных братств, могут быть выдвинуты с означенной целью церковно-приходские попечительства, которым ничто не мешает присвоить столь симпатичное (на основе евангельской любви покоящееся) название братств.

Разумеется, при устроении всего этого дела первенствующая роль должна принадлежать приходским священникам.

Указанное заявление, что миссия (понимаемая в смысле охранения православия и расположения к нему разномыслящих) есть главнейшая из обязанностей приходских священников, совершенно справедлива. Эти обязанности прекрасно выяснены в архипастырском послании Высокопреосвященного Флавиана, митрополита Киевского, к пастырям Киевской епархии. «Пастыри Киевской Церкви, – читаем здесь, – исполняйтесь духом святой Христовой веры... Больше теплоты, больше сердечности, больше убеждённости в вере, пастыри... Назидайте паству вашу благоговейным, истовым и уставным совершением богослужения... С любовью совершаемое, богослужение наше само в простоте своей является торжественным... Вменяйте себе в святой долг преподавать народу живое пастырское слово... Учите детей своих прихожан в храмах, учите и воспитывайте их в Законе Божием и в школах... Школа приходская – великое орудие в руках пастыря... она есть несокрушимая основа пастырского авторитета в приходе... Учите, пастыри, свою паству и примером своей жизни. Слово располагает, а пример жизни увлекает. Жизнь пастыря – на глазах всех христиан... Добрая жизнь пастыря является лучшим примером для паствы, а недобрая жизнь его служит губительным соблазном».

В послании высокопреосвященного митрополита начертан идеал хорошего пастыря. Но действительность иногда далека от идеалов. Подчёркивается это и в архипастырском послании Высокопреосвященного Флавиана, причём с горечью указывается на враждебное отношение между членами некоторых причтов, возникающее из-за копеечных расчётов при дележе доходов за требоисправления. Выясняется и причина этого печального и, прямо скажем, гибельного явления: это – неопределённое (и в большинстве случаев скудное) обеспечение нашего духовенства. Разумеется, уничтожить это зло всецело зависит от Правительства, и мы полагаем, что православное духовенство, в течение более 900 лет всегда стоявшее на страже интересов Русского государства, всегда принимавшее горячее участие и содействие в созидании, упрочении и охранении сего государства от враждебных на него посягательств, вправе ожидать от Правительства преимущественного внимания в смысле удовлетворения этой насущной для него нужды.

Но это – одна сторона дела, сторона очень важная, но всё-таки не самая существенная. Люди, одушевлённые известной идеей, и при скудости материального обеспечения будут стремиться к её осуществлению, готовые положить за неё саму жизнь, примеры чего в обилии представляет наше же духовенство, в особенности за прошлое время. Но для этого нужно, чтобы известные люди были, как я сказал, одушевлены идеей, были всецело преданы своему делу, поставляли его целью своей жизни. В таких людях, истинных пастырях Церкви, готовых душу положити за овцы своя, Церковь наша очень нуждается. А на помощь Церкви в данном случае должна придти школа. Поэтому вопрос о реформе духовно-учебных заведений следует признать одним из самых существенных при предположенной реформе всего нашего церковного строя. По вопросу этому, как известно, образована особая комиссия. Нам поэтому входить в детали нет надобности. Но общую точку зрения по данному вопросу высказать необходимо. По нашему мнению, духовно-учебные заведения, по крайней мере, начиная с семинарии (куда поступают лица уже достаточно взрослые), должны служить не интересам духовенства, как сословия, а интересам исключительно Церкви, как заведения, специально – от первого до последнего класса – приспособленные к воспитанию и образованию будущих пастырей Церкви (к каким последствиям привело смешение двух задач – сделать из семинарии заведения и общеобразовательные и специально духовные, – хорошо известно: примеры перед глазами). Само собой разумеется, что при реформе семинарий в указанном направлении в них имеет быть открыт самый широкий доступ для лиц разных сословий (между прочим, и крестьян, что весьма желательно, а при умении устроить церковно-приходские школы и переход из них в духовные училища, и возможно), чувствующих склонность к духовному званию. Естественно, что при указанной реформе должен быть тщательно пересмотрен и круг преподаваемых в семинариях предметов применительно к основной их задаче. При этом пересмотре, разумеется, расколоведение и сектоведение не только не могут быть исключены из этого круга (о чём некоторые уже поговаривают), но им должно быть отведено одно из первенствующих мест. Желательно только, чтобы существенно изменены были программы этих наук (преподавание), страдающие большими (особенно в отделах полемических) дефектами в научном отношении.

Когда пастыри Церкви будут состоять и в нравственном и в умственном отношениях на подобающей их званию высоте, когда в помощь им образуются при приходских храмах и окрепнут братства, преследующие цели религиозно-просветительные, – тогда, естественно, дело миссии сосредоточится в их руках, и институт миссионеров должен пасть сам собой.

Но светлая картина, рисуемая нам, есть дело более или менее отдалённого будущего, и теперь говорить об упразднении института миссионеров – преждевременно. Сведущих людей по расколоведению и сектоведению у нас мало, а потребность в них большая. Такими людьми следует дорожить. Но что касается деятельности означенного института, то при оценке её возможны desiderata, в особенности ввиду условий, созданных указом 17 апреля сего года.

Члены комиссии согласились с мыслями, высказанными в означенном докладе, за исключением одного из основных пунктов, именно, что средние духовно-учебные заведения должны быть специально, от первого до последнего класса, приспособлены к воспитанию и образованию будущих пастырей Церкви. Большинство членов комиссии выразило желание, чтобы первые четыре класса семинарий имели характер общеобразовательный и только последние два – специально богословский. Своё мнение означенное большинство мотивировало следующим образом:

1) та постановка учебного дела, которую рекомендует председатель, лишит возможности многих воспитанников семинарии поступать в высшие светские учебные заведения, и они по необходимости, иногда вопреки призванию, будут продолжать учение в богословских классах и затем занимать места священнические, а пастыри, не чувствующие к сему призвания, – плохие пастыри;

2) общее образование для пастырей Церкви так же необходимо, как и для лиц других профессий.

В последнем заседании члены комиссии обменялись мнениями о положении современного института миссионеров, причём пришли к заключению, что далеко не все собеседования их со старообрядцами и сектантами приводят к желаемым результатам. Главная причина этого заключается в том, что не только сектанты, но нередко, следуя им, и наши миссионеры смотрят на подобные собеседования как бы на официальные турниры. Отсюда главная забота борцов при таких состязаниях сосредоточивается на том, как бы обнаружить свою ловкость, увильнуть от удара, искусно подставить противнику ножку и т. п. То же, что составляет душу православной миссии, – святое одушевление, порождаемое непоколебимым убеждением в истинности защищаемых положений, снисхождение к мнениям заблуждающихся, мирное, на основе христианской любви покоящееся изъяснение вероисповедных разногласий, – всё это составляет явления далеко не повсеместные. На эти дефекты в институте проповедников при общей реформе Церкви должно быть обращено серьёзное внимание. Да и вообще желательно, чтобы в словесные состязания с разномыслящими в вере миссионеры вступали по возможности реже (только тогда, когда сектанты искренно желают получить разъяснение, а не стремятся к пустым словопрениям с известными целями).

Так как комиссия, с одной стороны, признаёт всякие репрессивные меры по отношению к разномыслящим в вере нежелательными, даже вредными, а с другой – уверена в сохранении за православной Церковью первенствующего положения, которое при общей церковной реформе, без сомнения, будет (поколику это вызывается сей реформой) юридически регламентировано, – то в настоящее время поднимать какие-либо нарочитые вопросы об отношении сей Церкви к старообрядцам, сектантам и иноверцам считает излишним.

Относительно характеристики собеседований с сектантами, равно как и требований, которые необходимо предъявить к ним, епархиальные миссионеры представили при сем прилагаемое особое мнение.

Епархиальный миссионер Н. Белогорский представил ещё и свой личный труд, при сем прилагаемый, по вопросу о том: «Чего мы должны желать для православной Церкви ввиду изменившегося положения сектантства и иноверия».

Считаем долгом своим представить к журналу комиссии, рассматривавшей под председательством проф. С.Т. Голубева вопрос о положении православной Церкви в отношении к старообрядцам, сектантам и иноверцам по издании Высочайшего указа 17 апреля сего года о веротерпимости, своё особое мнение относительно принятой комиссией характеристики миссионерских собеседований с раскольниками и сектантами, равно как и требований, которые желательно предъявить к этим собеседованиям.

Характеристика публичных собеседований, занесённая в журнал комиссии, явилась результатом не общего обмена мнений всех членов комиссии, а мнением председателя, с которым одни члены согласились вполне, другие – с условием смягчить употреблённые в характеристике выражения. Между тем такая характеристика не согласна не только с фактической стороной дела, т. е. с ведущимися почти повсеместно в России собеседованиями, но и с литературой этого предмета. Как фактическое основание для мнения председателя, служили миссионерские беседы с сектантами в Киеве бывшего викария Киевской митрополии, ныне почившего архиепископа Сергия. Но эти популярные собеседования ни в коем случае не могут считаться типическими миссионерскими беседами. Миссионеры не являются к народу с величием епископского сана, которое нужно было охранять, с целым сонмом священнослужителей, с заранее намеченными вопросами и т. п. Миссионерские беседы – это ответ на смущение, недоумение, отрицание и неверие православной ещё или уже сектантской души. Они – ни в коем случае не «словесный турнир», не «желание отбиться от удара» или «подставить ножку». Если бывают примеры и таких миссионерских бесед, то это – примеры отрицательные, возможные во всех областях человеческой деятельности. По таким примерам о миссионерских беседах судить нельзя. Нужно судить о них, во-первых, по тем обязательным для миссионеров правилам, которые даны миссионерам в руководство Св. Синодом и местными епархиальными властями для ведения бесед. Вот что гласят, например, синодальные правила:

«§ 8. Миссионерские беседы должны быть открытые, проникнутые духом пастырской кротости и растворяемые христианской любовью.

§ 10. Миссионерские беседы должны начинаться совершением обычной молитвы, затем чтением дневного Евангелия, или же простой краткой речью, с объяснением в ней цели прибытия миссионера и с приглашением старообрядцев внимательно выслушать миссионера и беседовать с ним, руководствуясь желанием познать истину.

§ 13. Во время собеседований миссионер, в отношении к раскольническим и сектантским совопросникам и вообще к раскольникам и сектантам, должен соблюдать потребные проповеднику и защитнику истины душевное спокойствие, кроткое обращение и снисходительное терпение, не смущаться их дерзостями, но братолюбиво обличать их неприличие, не отвечая безумным по безумию их. К содействию полицейской власти для собственной защиты или охранения на собеседованиях порядка и тишины миссионер может прибегать лишь в крайних случаях, когда, например, станет ясным, что присутствующие на собрании раскольники и сектанты угрожают произвести беспорядок или причинить насилие.

§ 15. Предмет беседы, если он не был указан в объявлении, определяется для миссионера предварительно собранными сведениями о лицах, с

которыми предстоит беседовать; во всяком случае, миссионеру надлежит являться на беседу и с точно определённым предметом, и с хорошо обдуманным планом собеседования. Вообще, в беседах со старообрядцами миссионеру необходимо прежде и более всего обратить внимание на следующие предметы:

а) сообщать правильные понятия о Евангелии, о слове Божием и внушить должное к нему уважение, разъяснить им значение соборных постановлений и святоотеческих писаний;

б) стараться утвердить в умах старообрядцев правильное понятие о догмате и об обряде и о существенном между тем и другим различии;

в) раскрыть учение о Церкви, существенных и неизменных её принадлежностях, вечности и неодолимости её;

г) разъяснить, что исполнение заповедей евангельских выше и обязательнее исполнения внешних обрядовых предписаний (Мф.23:23).

§ 16. Каждое собеседование должно начинаться и оканчиваться, может и прерываться, общим пением молитв, псалмов и песнопений».

Во-вторых, о значении миссионерских бесед нужно судить по отношению к ним православного народа и сектантов. Конечно, если эти беседы – только публичный суд над вероучением сектантов, тогда сектанты уклонятся от этих бесед; но для православных собеседования и в этом роде служат для ограждения веры и подъёма душевных сил, потрясённых издевательствами сектантов. Обычные миссионерские беседы редко носят этот характер. Они только обучают народ православной вере, обучают живым словом, обучают по первоисточникам нашей веры, по книгам Св. Писания и Предания, а не по учебникам или сборникам различных статей. Миссионерские беседы вскрывают затаённые в душе у народа вопросы, вынаруживают их и посильно разрешают. Это приобрело беседам сочувствие у народа, и в селе нет достаточной аудитории, которая бы вместила всех желающих послушать эти беседы, хотя бы они производились и несколько дней подряд и до глубокой ночи. Как же можно отнестись к этим беседам с нареканием, – к беседам, удовлетворяющим эту жажду народную к слушанию уроков веры православной в защиту её и в обличение расколо-сектантства? Сами сектанты весьма часто относятся к беседам с любовью, являясь на них без принуждения, часто даже без зова, и находятся часто в самых хороших отношениях с миссионерами.

В-третьих, наконец, судить о миссионерских беседах можно по тем деятелям, которые их ведут. В последние годы на место миссионеров-простецов стали выступать окончившие курсы духовных академий. Эти лица, вступая на путь жизни, не ограждённый ни чинами, ни пенсией, материально обеспеченные не лучше причтов самых бедных приходов города, на путь, требующий готовности к перенесению не только бед физических, но и всяческих бед от лжебратий, доказывают этим, что своё богословское образование они отдают на дело действительного служения вере народной. Эта готовность располагает их вести миссионерские беседы только для истинных целей и только соответствующим цели образом. Все нарекания на миссионерские беседы взяты из светской печати, которая отлично знает, каким могущественным орудием в руках Церкви могут быть миссионерские беседы, и которая поэтому их и дискредитирует. Эти нарекания повторяются духовными деятелями книжного направления, которые, знакомясь с миссионерскими беседами, недовольны бывают, что они не так гладки, как в их книжках пишется. Если же эти осуждения высказываются практическими церковными деятелями – приходскими священниками, негодующими на беседы за то, что на них вместе с сомнениями в вере обнаруживаются и многие недостатки церковно-приходской жизни, то устранить это – от миссионеров не зависит.

Миссионерские беседы принесли свою пользу и в прошедшее время церковной жизни: и не в тысячах обращённых сектантов и раскольников к Церкви эта польза, а в той живой мысли Церкви, которую являли миссионеры на защиту её истины и на обличение лжи. Со свободой веры, объявленной 17 апреля, и с обновлением Церкви на канонических основаниях, миссионерские беседы могут сослужить Церкви ещё большую услугу, если они будут надлежащим образом поставлены.

И главное требование, которое можно предъявить, это – чтобы они были делом свободного соглашения между приходом и миссионером. В настоящее время миссионеры получают предписание начальства отправиться в такой-то приход и провести там беседы. Так как беседы являются главным видом миссионерской деятельности, и по числу проведённых бесед как он сам, так и начальство, так, наконец, и духовенство, определяют рачение миссионера о своём деле, то миссионеры и стараются провести бесед как можно больше и во всех посещаемых ими приходах. Это придаёт их деятельности некоторый характер казённой, служебной исполнительности, создаёт осложнения в тех приходах, где по местным условиям от бесед следовало бы воздержаться, да и самого миссионера может в конце концов обратить в механика своего дела. Когда восстановится свободная церковно-приходская община, тогда миссионер может и должен являться в приход только по приглашению общины и с благословения своего архипастыря. Свободное слово свободного проповедника, без тени какого бы то ни было принуждения, – вот то требование, которое должно предъявить к миссионерским собеседованиям, чтобы они, при наличности миссионерских сил и способностей, удовлетворяли своему назначению. Все остальные требования сводятся к методике собеседований, которую вырабатывает уже наука и опыт.

Высочайшим указом о веротерпимости 17 апреля сего 1905 года все существующие в России религиозные секты, исключая изуверных, получили законное право не только на существование, но и право дальнейшего увеличения числа своих последователей путём пропаганды и некоторыми иными способами. Вместе с тем, тем же указом как раскольникам, так и сектантам дарованы такого рода преимущества, которых Церковь православная лишена и доныне.

4-м пунктом Высочайшего указа 17 апреля 1905 года религиозным обществам раскольников и сектантов присвоено наименование «община», признано за ними в законе право на владение движимыми и недвижимыми имуществами, а равно распространено право это на учреждаемые старообрядцами и сектантами богоугодные заведения. Благодаря этому все инославные, раскольнические и сектантские религиозные общины получают право на самую широкую организацию своей религиозной жизни. Православные приходы этих прав внутренней организации и самоуправления не имеют. В настоящей своей организации Православная Церковь отводит мирянам в церковной жизни слишком незначительную роль, низводя её до обязанности доставлять только денежные средства на те или иные нужды Церкви – без права даже знать, как и куда расходуются собираемые с прихожан денежные суммы. Усиление среди мирян равнодушия к Церкви, нередко переходящего в полное безразличие к вере и озлобление по отношению к пастырям Церкви – является прямым результатом такого положения дела. Восстановление церковного прихода, как малой Церкви, «самоуправляющейся, по присущей ей благодати, под духовным руководством своего приходского пастыря и священника и под надзором своего епископа», является неотложной нуждой православной Церкви. Только в возвращении к этой освящённой веками и примером апостольским форме церковной жизни лежит залог успеха предстоящей борьбы Церкви православной с инославием и расколо-сектантством на почве миссионерства.

В тесной связи с восстановлением прихода, как малой Церкви, находится и предоставление православным приходам права выбора членов клира из лиц, признанных епископом к тому достойными. Существующая в настоящее время практика замещения церковных должностей на протяжении многих десятков лет привела к результатам отрицательным. Ослабление между приходским духовенством и пасомыми тесной нравственной связи, формализм, потеря во многих случаях у прихожан не только доверия к своему пастырю, но и полное падение в их глазах всякого авторитета священника, усиление тяжебных дел между теми и другими – является неизбежным последствием забвения той мысли, что пастырь Церкви должен быть свободным избранником народа, вверяющего ему свои души для руководства по пути к спасению. Благодаря таким условиям православный священник в большинстве случаев является одиноким борцом за целость вверенного ему словесного стада против дружных усилий раскольнических и сектантских наставников, опирающихся на полное сочувствие своих собратий-мирян. Со стороны своих прихожан православный священник не только не всегда получает поддержку, но нередко встречает и явное укрывательство и сочувствие сектантской пропаганде. Отсюда – те громадные затруднения и частая безуспешность к подавлению и уничтожению сектантства, раз оно возникло в приходе, которые встречает миссия, несмотря на все затраты ума, энергии и знаний.

Являясь в приход не как избранник народа, а как лицо, командированное для совершения богослужения и исполнения церковных треб, православный священник становится в страшно трудное положение при нашествии иноверческой и раскольнической пропаганды ещё и вследствие весьма слабой подготовки к борьбе с нею. Правда, нынешний священник много учился, и по числу пройдённых наук не сравняться с ним не только раскольничьему или сектантскому наставнику, но и католическому ксёндзу! А тем не менее сопротивляться их пропаганде ему всё-таки крайне трудно. Это доказывает не только факт распространения расколо-сектантства, но и общеизвестное явление, что на публичных собеседованиях о вере с раскольниками и сектантами священники, весьма часто в высокой степени образованные, обнаруживают полное неуменье беседовать о вере с необразованными начётниками. Для успешной борьбы с последними, для опровержения всех их заблуждений, необходимо такое же отчётливое знание текста Св. Писания, какое обнаруживают сектантские проповедники. Между тем кандидаты на священство долго и много времени посвящают изучению не самого Св. Писания, а учебников по Св. Писанию. Отсюда – прекрасное знакомство, так сказать, с наукой о Св. Писании, но не с самым Писанием. Устранить этот весьма важный недостаток, ввиду наступления новых условий для существования расколо-сектантства, является делом, крайне необходимым для миссии.

Священник прежде всего есть пастырь словесного стада. Учительство, а не требоисправление поэтому должно быть первой и главной пастырской обязанностью его. Живая, устная проповедь – вот та форма, в которой естественнее всего предлагать народу учение веры и нравственности христианской. Преимущество в силе и влиянии на слушателей учения в этой именно форме пред всякой другой не нуждается в доказательствах. И мы видим, как велико значение устной, живой проповеди в католичестве и сектантстве. Между тем в основу обучения искусству церковного проповедничества в нашей духовной школе положен принцип писания проповеди и произнесения её по тетрадке. На живое, пастырское слово как бы наложен православной Церковью запрет существованием в Уставе духовных консисторий статьи об обязательной цензуре для проповедей. И вот, последствием такого обучения и запрета является молчание и отсутствие учительства в громадном большинстве православных приходов. Без живого пастырского слова борьба с пропагандой инославия и сектантства, при наступлении в России полной веротерпимости, – дело совершенно безнадёжное. Отсюда – необходимость реформы в деле обучения кандидатов священства искусству церковного проповедничества и отмены в Уставе духовных консисторий статьи об обязательной цензуре для проповедей.

По укоренившемуся обычаю, имеющему, однако, в жизни Церкви православной характер неписанного закона, состав духовенства пополняется главным образом детьми духовенства же. Отсюда – образование особого сословия духовенства не в смысле только известных прав и обязанностей, исключительно предоставленных лицам, несущим службу пастырства, но и в смысле касты, где искусственно удерживаются для духовного служения дети духовенства, а детям мирского происхождения искусственно же затрудняется доступ к приготовлению для этого служения. Между тем многие из лиц духовного звания, окончивших духовно-учебные заведения, совершенно не чувствуют никакого призвания к несению пастырских обязанностей. Будучи же вынужденными – в силу одного своего происхождения и воспитания – к занятию мест приходских пастырей, они несут свою службу без любви и одушевления и нередко становятся в тягость не только себе, но и прихожанам. С другой стороны, среди лиц других сословий, получивших приблизительно среднее образование, встречаются чувствующие в себе глубокое призвание к духовному служению, но лишённые возможности посвятить себя на служение Церкви в звании пастыря лишь по отсутствию указанных выше условий. Было бы в высокой степени важно для Церкви православной – открыть таким лицам свободный путь для выхода из духовного звания, а лицам других сословий с образованием приблизительно средне-учебных заведений и достигших зрелого возраста предоставлять возможность – после некоторой соответствующей подготовки – ко вступлению в состав пастырей Церкви. Обновлённая таким образом в своём составе учащая Церковь, состоящая в значительной степени из лиц, отдавших себя на это служение по любви и сердечному влечению к нему, несомненно, явится более способной к защите интересов православия против посягательства на неё инославия, раскола и сектантства.

В ряду других условий, препятствующих успешному выполнению православным духовенством своих пастырски-миссионерских обязанностей, немаловажное значение играет многочисленность населения прихода. В настоящее время нередки приходы, насчитывающие в своём составе от 2 до 5 тысяч населения. Удовлетворять религиозные нужды прихожан в таких приходах одному человеку является решительно невозможным. Как, например, совершить сообразно чину и важности таинство крещения над 5–6 детьми, принесёнными в один день, но не в одно время?! Мыслимо ли совершение надлежащим образом таинства исповеди, когда к священнику в один день или, точнее, в половину дня является несколько сот человек, и не обратится ли она в простой обряд накрывания главы кающегося епитрахилью и прочтения разрешительной молитвы?! А каковы последствия вольной или невольной небрежности в совершении таинств – показывает достигшее уже многих миллионов число раскольников и сектантов. Наконец, самые храмы в многолюдных приходах не в состоянии вместить всех желающих молиться в них, и таким образом многие и многие лишаются влияния такого могущественного религиозно-воспитательного элемента, каким является богослужение православной Церкви. Правда, главным основанием для существования таких многолюдных приходов является желание обеспечить духовенство материальным содержанием. Но ввиду того вреда для религиозной жизни народа, который создаётся наличностью многолюдных приходов, необходимо, чтобы число прихожан на одного священника не превышало 700–800 человек мужского пола. Что же касается обеспечения материального положения духовенства, то оно должно быть всецело обязанностью государства и должно быть таковым, чтобы устранило необходимость заниматься земледелием и другими промышленными занятиями, а тем более – взимания платы за совершение духовенством своих духовных и пастырских обязанностей.

Важность и высокое воспитательное значение православного богослужения едва ли нуждается в доказательствах. Однако нельзя не сознаться, что в настоящем своём виде православное богослужение в значительной степени теряет ту силу впечатления и влияния на религиозный дух народа, какую оно может и должно иметь. Главной причиной этого обстоятельства служит сам язык, на котором написаны наши богослужебные книги. Во многих случаях он представляет такие трудности для понимания смысла многих песнопений и молитв, которые требуют нарочитого и основательного обучения церковнославянской грамоте. Отсюда громадное большинство молящихся в храмах лишено возможности понимать смысл и значение как читаемого, так и поемого, и принуждено быть лишь холодным зрителем того, что совершается перед его глазами. В этом заключается немалая причина как охлаждения у народа любви к православию, так и увлечения сектантством. Последнее же прямо обвиняет православную Церковь, что в ней Св. Писание и всё богослужение совершается на непонятном для народа языке. Приблизить язык богослужебных книг – путём немедленного исправления его – до возможности понимания его всеми православными людьми, сделать понятными красоты, глубину мысли и религиозного воодушевления богослужебных песнопений и молитв, – является для настоящего времени не только необходимой, но прямо священной обязанностью Церкви учащей.

До Высочайшего указа 17 апреля 1905 г. о веротерпимости браки православных с раскольниками и сектантами православной Церковью не допускались. Желавшие же вступить в брак с православными должны были прежде воссоединиться с православной Церковью. Даже при такой осторожности Церкви к бракам с расколо-сектантами были многочисленные случаи притворного воссоединения с целью после заключения брака снова возвратиться к прежней вере, увлёкши притом туда же и свою православную половину. 11-м пунктом Высочайшего указа 17 апреля предписывается «уравнять в правах старообрядцев и сектантов с лицами инославных исповеданий в отношении заключения ими с православными смешанных браков». Таким образом, ныне раскольники и сектанты получили возможность совращать православных совершенно открыто, даже не прибегая к тому способу, которым прикрывали раньше свои прозелитические стремления. Православная же Церковь лишена этим указом всякой возможности оградить своих православных чад от уловления в сети расколо-сектантства. Но этого мало. Этой частью Высочайшего указа православная Церковь толкается на дальнейшее противоречие с каноническими постановлениями Вселенских и Поместных Соборов, решительно воспрещающих браки православных с еретиками (Лаод. пр. 10-е и 31-е; Карф. пр. 30-е; IV Всел. Соб. пр. 14-е и VI Всел. Соб. пр. 72-е). Православная Церковь достаточно поплатилась за нарушение церковных канонов и свою уступку государству, разрешив смешанные браки католиков и православных. Не одна тысяча православных в западной и юго-западной России благодаря этому сделалась добычей католических ксёндзов. Этот опыт может служить лучшим показателем того, какое новое великое зло будет причинено Церкви православной в случае согласия её на подчинение государству в вопросе о смешанных браках с раскольниками и сектантами. Наконец, как может Церковь сообщать в таинствах божественную благодать тому, кто признаёт её за Церковь не Христову, а антихристову? Не будет ли это метанием бисера перед свиньями? Поэтому для святости и чистоты самой православной Церкви, для охранения вверенных её водительству чад православных от раскольнического и еретического расхищения, необходимо отказаться от допущения смешанных браков вообще, приняв в руководство каноны Церкви вселенской. При решении вопроса о смешанных браках в таком именно смысле сам собой уничтожается и вопрос о вере для детей от смешанных браков, переданный Комитетом Министров на обсуждение Особого Совещания.

4-м пунктом Высочайшего указа 17 апреля о веротерпимости разрешено христианам всех исповеданий – принимаемых ими на воспитание некрещённых подкидышей и детей неизвестных родителей крестить по обрядам своей веры. До издания этого указа все дети неизвестных родителей должны были быть крещены в православную веру. Как велико число подкидышей бывает ежегодно, показывают следующие статистические данные: в 1890 году число детей, принесённых в воспитательный дом г. Петербурга и – следовательно – крещённых в веру православную, составляло 9.578 человек; в Москве в 1889 году – 16.636 человек; а в г. Киеве на содержании Приказа общественного призрения ежегодно поступает не менее 2.000 человек. Следовательно, во всей России ежегодное число подкидышей, крещённых по православному обряду, считается десятками тысяч. Сколько же тысяч младенцев, благодаря последнему указу, попадут в руки инославных, раскольничьих и сектантских обществ и навсегда будут лишены надежды получить воспитание в истинной вере?! Несомненно, что для многих расколо-сектантских обществ (особенно хлыстов, скопцов и т. п.) дозволение брать и крестить подкидышей в свою веру явится одним из новых и довольно обильных средств приумножения числа своих последователей. Древнехристианская Церковь, сделавшись господствующей, решительно выступила на защиту брошенных детей и, когда государство по чисто финансовым соображениям отказывалось принимать всех брошенных детей, заботу об этих детях брала на себя. У приходских храмов она устраивала чаши, куда могли класть младенцев, которых священники отдавали на воспитание частным лицам. Тогда же стали возникать и специальные заведения для призрения брошенных детей, так называемые брефотрофии. Если государство слагает в себя почему-либо заботу о том, чтобы дети неизвестных родителей были крещены и воспитаны в вере православной, и готово бросить их в руки разных христианствующих изуверов, то Церковь православная не должна равнодушно смотреть, как невинные создания, дети в большинстве случаев православных родителей, будут лишены величайшего счастья принадлежать к истинной, единой спасительной вере. Она обязана позаботиться об организации призрения таких детей и воспитания их в вере православной.

Со времени издания Высочайшего указа о веротерпимости во всех – можно сказать – концах России произошли многочисленные съезды представителей как раскола, так и сектантства. Главным предметом совещаний был вопрос о возможно лучшей постановке расколо-сектантской пропаганды. Результатом этих совещаний явилось решение увеличить в значительной степени число своих миссионеров, создать возможно большую сеть расколо-сектантских школ и, наконец, учредить специальные миссионерские школы для приготовления специальных миссионеров по образцу Гамбургской баптистической миссионерской школы. Зная энергию и настойчивость как раскольников, так и сектантов в достижении намеченных ими целей, достаточно засвидетельствованную на протяжении всей истории их существования, можно быть заранее уверенным, что при новых льготных для них условиях количество совращений из православия в раскол и сектантство будет увеличиваться весьма быстро и значительно. Малая подготовка православного приходского духовенства к активной защите учения Церкви православной на публичных беседах – факт общепризнанный. Но и помимо этого сложность пастырских обязанностей не позволяет духовенству отдаться изучению миссионерского дела вполне. Было бы посему крайне своевременным поставить вопрос не об упразднении института современной миссии, как это сделано было на некоторых епархиальных съездах духовенства, но о привлечении и увеличении числа способных и вполне подготовленных борцов за православие против ожидаемого натиска сектантской и иноверческой пропаганды. Необходимо устраивать курсы для подготовления к делу миссии лиц как духовного, так и светского сословия. Издание церковной газеты, возможно широкое распространение среди народа противо-сектантских и противо-раскольнических листков и брошюр, развитие в приходах вкуса к общему пению во время богослужения – является насущной потребностью настоящего времени. Сам институт миссионеров страдает в настоящее время отсутствием надлежащей организации, вследствие чего каждый миссионер работает в своей епархии вне всякой связи с другими миссионерами и без общей программы. Лучшим средством для выработки как самой организации миссии, так и программы действий её при новых условиях церковной жизни, созданной Высочайшим указом, было бы созвание всероссийского миссионерского съезда.

Приступая к разработке вопроса об участии духовенства в общественных учреждениях, комиссия подвергла данный вопрос тщательному и всестороннему обсуждению как с точки зрения канонической и церковно-исторической, так и с точки зрения действующего законодательства, а равно и тех требований, какие предъявляет пастырю современная жизнь русского общества.

Пастырское попечение об удовлетворении не только духовных нужд пасомых, но и об устроении их внешней «телесной» жизни, одобряемое отцами Церкви (св. Василий Великий, св. Григорий Двоеслов), по мнению комиссии, не противоречит и канонам церковным. Эти последние, запрещая пастырям принимать на себя мирские занятия из корыстных целей и притом такие, которые могли бы служить препятствием к выполнению прямых пастырских обязанностей (Апост. пр. 20-е, 44-е, 83-е; VII Всел. Соб. пр. 10-е), в то же время внушают пастырю «иметь попечение о лицах, которым нужно оказать церковную помощь» (VI Всел. Соб. пр. 3-е), «заступати вдовицу и сирот и немощная управляти и не дати в руце обидящим стяжание их» (толк. слав. Кормч. на 6-е Апост. пр.).

Не противореча канонам церковным, участие духовенства в общественной жизни народа оправдывается и историей нашей Церкви. Последняя свидетельствует, что духовенство издревле принимало весьма близкое участие в государственных и общественных делах то в качестве официальных советников князей русских (совещание св. Владимира с епископами по вопросу о мерах против разбойников), то в качестве председателей советов, как то было в Новгороде (проф. Ключевский: «Русская история»), то в качестве непременных членов земских соборов («освящённый собор»). Присутствуя на этих последних, представители духовенства являлись как бы стражами христианской совести и, уклоняясь иногда от прямого ответа на обращённые к ним вопросы, которые не имели непосредственного отношения к христианской Церкви, одним своим присутствием делали затруднительным и даже почти невозможным отступление в делах государственных от вечных начал христианской нравственности и существенных целей и интересов христианской Церкви. Приходское духовенство также принимало всегда самое близкое и непосредственное участие во всех делах своей общины, особенно в делах благотворительности и насаждения грамотности (исследования Папкова и др.). Низшие члены причта были при этом даже как бы общинными секретарями («дьяки»).

Исторические права духовенства на участие его в общественной деятельности признавало и законодательство нового времени. По земскому положению 1864 года духовенство имело избирательные права не только для представительства по церковной земле, но и по личному имущественному цензу; а равно священнослужители могли быть избираемы и в гласные от крестьян.

Новым земским положением 1890 года духовенству был закрыт доступ в земства. Оставлен лишь один представитель Духовного Ведомства, командируемый епархиальным начальством. Мотивом такого распоряжения выставлялось желание оградить духовенство от возможности вмешательства его в общественно-политическую борьбу партий. Но данный мотив комиссия не считает основательным. Православное духовенство никогда не обнаруживало тяготения к партийности, столь свойственного католическому духовенству с его стремлениями к светской власти. Православные пастыри не забудут, что, являясь членами общественных собраний, они не перестают быть и пастырями, долг коих – стоять выше партийности, вносить примиряющее начало в отношения враждующих сторон, подобно тому, как древнерусские иерархи во время княжеских усобиц не становились на сторону одного князя, но считали своим пастырским долгом одинаково всем говорить правду, одинаково всех князей «востягивати от кровопролития».

Отмеченное миротворческое значение духовенства особенно необходимым является ввиду тяжёлых обстоятельств переживаемого времени, когда различные элементы русского общества находятся в состоянии вражды и смуты. Среди лихорадочных движений, охвативших русское общество, чувствуется особенная нужда в людях законности и порядка. И теперь, когда с высоты царского престола призываются на общественную работу «все верноподданные, радеющие об общей пользе и нуждах государственных», когда положением о Государственной Думе священнослужителям предоставлено право участвовать в выборах членов Думы, когда само общество через печать настойчиво призывает духовенство к делу, – пастыри церковные нарушили бы долг свой, если бы уклонились от общей работы и остались глухими к призывам жизни и общества.

Принимая во внимание сказанное, комиссия признаёт не только допустимым и желательным, но и прямо необходимым ближайшее и непосредственное участие духовенства во всех событиях и явлениях общественной жизни русского народа.

Частнее, желательно, чтобы духовенство обратно получило своё историческое право на непосредственное участие в жизни сельской общины. Священнику хорошо известна жизнь прихода; по своему развитию он стоит несравненно выше своих прихожан; для благотворного воздействия на своих пасомых он должен пользоваться всеми обстоятельствами приходской жизни; нравственное влияние его должно простираться на всю жизнь духовных чад. Всюду и везде он должен быть «своим» для духовных детей; присутствие его среди них желательно при обсуждении всех дел и обстоятельств сельской жизни; особенно же оно желательно и необходимо при обсуждении дел, касающихся Церкви и отечества. Поэтому священник должен участвовать в сельском сходе непременно с правом голоса. Регламентировать правилами его права и обязанности в сельском сходе не следует. Пусть сам священник определяет себя в смысле действования в собраниях своих прихожан. Одного нужно пожелать и одно рекомендовать священнику, чтобы у него ни на одну минуту не выходило из памяти, что он – «духовный» пастырь и поставлен Богом не для мирского властвования.

Что касается участия духовенства в земском и городском самоуправлении, то комиссия, опираясь на мнения своих членов, близко стоящих к этому делу, признала такое участие безусловно необходимым. Принимая же во внимание то обстоятельство, что по действующему земскому положению члены от духовенства оказываются ограниченными в своих правах, будучи лишены права быть избираемыми в комиссии (кроме училищной), а равно и участвовать в баллотировке при выборах, комиссия, в видах увеличения благотворного влияния на земское дело членов-пастырей, признала желательным, чтобы члены от духовенства были уравнены в своих правах с прочими гласными. Желательно было бы также не лишать духовенство и общегражданских прав, т. е. права участвовать в земских и городских собраниях и по личному цензу, помимо участия в них депутата – представителя от целого ведомства.

Заканчивая свои работы и признавая пользу и безусловную необходимость участия духовенства в общественных учреждениях, комиссия не может не выразить своего горячего пожелания, чтобы духовно-учебные заведения обратили внимание и на эту сторону будущей деятельности своих питомцев и давали бы этим последним такое образование и направление, чтобы по выходе из школы они могли стать не только добрыми пастырями, но и достойными общественными деятелями в духе начал христианских.

Право приобретения Церковью собственности существенно ограничено в двух отношениях:

1) право приобретения недвижимого имущества не только церквами, но и монастырями и архиерейскими домами, утверждается Высочайшим соизволением;

2) за духовенством, как сословием, не признаётся прав юридического лица на приобретение недвижимого имущества. Первое ограничение, по условиям настоящего времени, не представляет для себя никакой необходимости и создаёт только лишь излишнее затруднение и замедление при приобретении церквами, монастырями и архиерейскими домами недвижимой собственности. Бывают и такие случаи, когда ограничение это является препятствием к приобретению церквами недвижимой собственности. Таковы, например, все те случаи, когда епархиальное начальство затрудняется возбуждать ходатайство о Высочайшем соизволении на приобретение церквами недвижимого имущества по незначительности его размера. Особенно много подобного рода случаев возникает в практике церковно-приходских школ. Земельное имущество не укрепляется за школами потому лишь, что размер его – от 50 квадр. саж. до 1 десятины – не позволяет ходатайствовать о Высочайшем соизволении на укрепление его за церковью. Между тем, отсюда проистекают весьма печальные последствия для церковно-приходских школ. Школы эти волей-неволей устраивались и устраиваются на земле, не принадлежащей церквам, а по закону, чья земля, тому принадлежит всё находящееся на ней и в недрах её. Вследствие этого было уже немало случаев, когда церковно-приходские школы не только закрывались, но и сами их здания переходили из ведения Церкви в другое ведомство. Таким образом, на ограничении права церквей приобретать для своих нужд недвижимое имущество Высочайшим соизволением создалась шаткость существования церковно-приходских школ, построенных на не принадлежащей церквам земле. То же ограничение служит причиной отказа церквей от приобретения незначительного по размерам имущества, несмотря на его выгоду и даже необходимость для них. Второе ограничение – непризнание за духовенством прав юридического лица на приобретение недвижимого имущества – лишает духовенство возможности быть действительным собственником таких имуществ, которые оно приобретает для своих нужд и на свои средства. Таково, например, имущество духовно-учебных заведений. Имущество это создаётся на средства церквей и духовенства; между тем фактическим собственником его, по 698 ст. X т. Свод. Зак. г. ч. I, изд. 1887 г., являются сами духовно-учебные заведения или, вернее, центральное учреждение, ведающее ими.

На основании приведённых соображений комиссия постановила признать желательным:

1) в видах упрощения порядка приобретения недвижимой собственности церквами, монастырями и архиерейскими домами отменить ограничительное требование Высочайшего соизволения на это приобренеие и заменить его для архиерейских домов, монастырей и для обще-епархиальных учреждений разрешением Святейшего Синода, а для приходских церквей – разрешением епархиального начальства;

2) предоставить духовенству право юридического лица на приобретение недвижимой собственности наравне с дворянскими, городскими и сельскими обществами и земскими учреждениями и соответственно этому дополнить ст. 698 X т. ч. I Свода Законов.