XXVIII. VII Вселенский Собор и второй период иконоборчества. Преп. Феодор Студит

Литература: Карташев; Болотов; Мейендорф, Введение; Meyendorff, Byzantine Theology; Meyendorff, Christ in Eastern Christian Thought; Шмеман, Исторический путь; Ostrogorsky, History of the Byzantine State; Vasiliev; Previte-Orton.

1. С 775 по 780 г. правил сын Константина Копронима Лев IV Хазар (его мать была дочерью хазарского кагана). Его женой была афинянка Ирина. Константин Копроним перед свадьбой своего сына взял с афинской красавицы клятву, что она не будет поклоняться иконам, к чему она привыкла у себя дома. Ирина клятву дала, но сердца своего не изменила. Известна история, когда муж обнаружил у нее под подушкой две иконы, и ей с трудом удалось оправдаться. Однако отношения все накалялись, и если бы Лев не скончался скоропостижно, Ирина, скорее, всего не осталась бы во дворце.

После смерти мужа она была назначена регентшей при сыне Льва Константине VI. Это было вызовом иконоборческой партии. Они попытались путем переворота воцарить сына Копронима от третьей жены. Но заговор был раскрыт, заговорщики сосланы, а претендент и его братья пострижены в монашество.

Укрепившись таким образом на престоле, Ирина отменила гонения на иконопочитание и исподволь начала подготовку ко Вселенскому Собору. О необходимости его созыва говорил перед своей смертью (784 г.) патриарх Павел.

Новым патриархом был избран имперский секретарь Тарасий, который непременным условием своего согласия на патриаршество постановил восстановление общения Константинопольской церкви с Православной Церковью Востока и Запада через посредство Вселенского Собора. Условие приняли, и 25 декабря 784 г. Тарасий был рукоположен в патриархи. Немедленно были приняты меры к созванию Вселенского Собора. С арабами недавно (782 г.) заключили мир, поэтому была возможность направить приглашения на собор от имени патриарха и императрицы не только в Рим, но и восточным патриархам.

Папа Адриан I прислал ответное послание императрице, в котором он говорил о ненужности собора и выдвигал ряд требований, для греков непонятных и неприемлемых.

Папа усиленно рекомендовал императрице подражать Константину и Елене, которые «святую, кафолическую и апостольскую, духовную мать вашу, Римскую Церковь, возвысили и с прочими православными императорами почитали как главу всех церквей». Обещается благоденствие и слава, «если, следуя преданиям православной веры, вы примете суд Церкви блаженного Петра, князя верховных апостолов, и всем сердцем возлюбите наместника их». В пример таких отношений к Римской Церкви папа приводит легенду о крещении св. равноапостольного Константина в Риме. «Кафолическая и апостольская Римская Церковь» объявляется «безупречной, безгрешной и безошибочной» (irreprehensibilis).

В послании папы были и другие требования: а) начать дело с торжественной анафемы, налагаемой на собор 754 г., в присутствии легатов папы Адриана; б) прислать ему, папе, от лица императоров, патриарха и сената, письменный акт с клятвенным ручательством, что на предстоящем соборе будет сохранено полное беспристрастие, не будет никаких насилий для папских легатов, честь их будет гарантирована, а в случае неудачи дела они благополучно будут отпущены домой; в) если императоры возвращаются к православной вере, то они должны целиком возвратить patrimonia Petri, т.е. области Южной Италии, отобранные Львом Исавром в ведение Константинопольского патриарха, и возвратить папам также древнее право поставления там епископов. «Римская церковь имела первенство над всеми церквами Вселенной, ей принадлежало утверждение соборов»; г) папа резко возражает и против обычного титула Константинопольского патриарха «вселенский».

«Мы не знаем, написан ли титул «вселенский» (в императорском указе) по неведению, или же вследствие схизмы или ереси нечестивых. Во всяком случае, мы убедительно просим ваше императорское могущество, чтобы титул universalis не употреблялся в ваших писаниях, ибо он является противоречащим постановлениям святых канонов и решениям свв. отцов. Ведь если кто-нибудь пишет себя «вселенским», поставляя себя выше превосходящей его святой Римской Церкви, которая есть глава всех церквей Божиих, то, очевидно, он объявляет себя противником святых соборов и еретиком. Потому что если он «вселенский», то он имеет первенство перед кафедрой даже и нашей Церкви. А это является для всех верных христиан смешным, так как во всей вселенной Самим Искупителем мира даны главенство и власть (principatus ac potestas) блаженному апостолу Петру и через этого апостола, заместителями котораго, хотя и недостойными, являемся мы, святая кафолическая и апостольская Римская Церковь постоянно, до сего дня и во веки содержит главенство и авторитет власти... Эта заповедь Господа апостолу Петру об управлении церковью никакой другой кафедрой вселенской церкви не должна быть осуществляема в большей степени, чем первенствующей Римской, которая каждый собор и утверждает своим авторитетом, и охраняет непрерывным руководством».

«Поэтому, если бы кто стал, чему мы даже не верим, называть Константинопольского патриарха вселенским, или соглашаться на это, пусть знает, что он чужд православной вере и противник нашей святой кафолической и апостольской Церкви».

Какая разительная перемена по сравнению с аргументацией св. папы Григория Великого, также выступавшего против титула «вселенский» константинопольских патриархов!

Конечно, в Константинополе все эти заявления были встречены с огромным удивлением. Однако папа был очень нужен. Ввиду шаткости положения и сильной оппозиции иконопочитанию авторитет кафедры Ветхого Рима мог оказаться решающим и перевесить чашу весов в нужную сторону. Вместе с тем в Константинополе понимали, что восточные епископы послания этого никогда не примут, и поэтому перевели его весьма выборочно, опустив все спорные моменты.

Первая попытка открыть собор в Константинополе в 786 г. сорвалась. Армия помнила и почитала Копронима, поэтому соборные заседания пришлось эвакуировать из столицы.

2. VII Вселенский Собор открыли лишь в 787 г. в Никее, что было весьма символичным. Присутствовало до 350 епископов и множество монахов. Всего было 8 заседаний Собора; первое происходило в Никее, в церкви Св. Софии, 24 сентября 787 г., а последнее в присутствии императоров в Константинополе 23 октября. Таким образом, Собор был сравнительно кратким.

Два легата Римского папы заседали и подписывались первыми; но фактическим председателем, руководящим ходом дела, был патриарх Тарасий. Императрица лично не присутствовала: ее представляли на Соборе два сановника, не имевшие заметного влияния на внешнюю процедуру заседаний.

Посреди храма было положено Евангелие. Лишь на 5-м заседании, по предложению римских легатов, постановлено было принести икону и поклониться ей. Этот эпизод весьма характерен и показывал, насколько за годы гонений все отвыкли от присутствия икон в церквах.

Особенностью Собора было еще и присутствие на нем нескольких нареченных, но не рукоположенных еще епископов в звании местоблюстителей своих кафедр, а также активное участие в нем игуменов или их представителей: они подписали заключительный орос Собора наряду с епископами. Это иллюстрирует ту важную роль, которую на Соборе играли монашествующие.

На Соборе встал весьма важный с канонической точки зрения вопрос о принятии в общение епископов, высказывавших еретические взгляды или рукоположенных еретиками. Это единственный случай, когда вопрос такого рода был поставлен и подробно расследован на Вселенском Соборе. Замешанных в иконоборческой смуте епископов разделили на три категории.

Епископы первой категории были, по всей видимости, так мало замешаны в иконоборчестве, что принятие их не вызвало никаких затруднений. Они лишь принесли свое искреннее раскаяние, исповедовали православную веру и немедленно были приняты в общение.

Принятие второй категории обсуждалось довольно долго. Было проведено тщательное расследование. В конце концов Собор пришел к следующему мнению: иконоборцев-епископов, которые не были «учителями ереси» в строгом смысле, принять в общение в сущем сане ввиду их раскаяния; если же их обращение в Православие обман, то да судит их Бог.

Монахи выразили свое согласие с этим судом Собора. Патриарх сделал все возможное, чтобы достичь сознательного консенсуса по этому вопросу. Было указано, что имеются прецеденты принятия в общение в епископском сане таких влиятельных из еретиков, как Маркелл Анкирский, Ювеналий Иерусалимский, Фалассий Кесарийский, Евсевий Анкирский, Евстафий Виритский и др. на Халкидонском Соборе; что признана была действительной и хиротония, полученная от еретиков: Мелетием Антиохийским от ариан, Кириллом Иерусалимским от Акакия Кесарийского и Патрофила Скифопольского, Анатолием Константинопольским от Диоскора, Иоанном Иерусалимским от севериан, большинством отцов VI Вселенского Собора от монофелитов.

Монахи удовлетворились объяснением патриарха. Собор признал вопрос о принятии рукоположенных еретиками достаточно разъясненным; епископам предложили принести покаяние и зачитать свои исповедания веры, и наконец 28 (29) сентября состоялось их принятие в общение.

К третьей категории принадлежал лишь митрополит Неокесарийский Григорий, в свое время бывший одним из отцов копронимовского собора 754 г., упорнее остальных державшийся иконоборческих взглядов. Но, по его словам, согласие настоящего Вселенского Собора произвело на него такое впечатление, что он полностью чистосердечно раскаялся и просил у Собора прощения за свои предшествующие заблуждения. После серьезного обсуждения было постановлено все же поверить его раскаянию и принять его в сущем сане.

После этого Собор приступил к вопросу об иконопочитании. Была проведена серьезная исследовательская богословская работа, подготовившая основания для ороса. Каждая цитата сверялась с источником. 5 (6) октября был зачитан орос копронимовского собора и чрезвычайно подробное, «шеститомное» опровержение на него.

13 октября на 7-й сессии Собора епископом Таврианским (Южная Италия) Феодором был прочитан орос VII Вселенского Собора. Вот он:

«И кратко сказать, мы храним ненововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконной живописью, как согласное с рассказом о евангельской проповеди, служащее нам удостоверением подлинного, а не призрачного воплощения Бога Слова; ибо вещи, которые указывают взаимно друг на друга, без сомнения, уясняют друг друга.

Поэтому мы, шествуя как бы царским путем и следуя богоглаголивому учению свв. отцов и преданию кафолической Церкви и Духу Святому, в ней живущему, со всяким тщанием и осмотрительностью определяем: подобно изображению Честного и Животворящего Креста,

полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях,

честные и светлые иконы, написанные красками и сделанные из мозаики и из другого пригодного к этому вещества,

иконы Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, непорочной Владычицы нашей Святой Богородицы, также и честных ангелов и всех святых и преподобных мужей.

Ибо чем чаще через изображение на иконах они бывают видимы, тем более взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах и к любви к ним,

и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почитательным поклонением (τιμητικην προσκύνησιν),

не тем, истинным по нашей вере служением (λατρείαν), которое приличествует одному только Божественному естеству, но почитанием по тому же образцу, как оно воздается изображению Честного и Животворящего Креста и св. Евангелию и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей, как делалось это по благочестивому обычаю древними.

Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней.

Вот таково учение свв. отец наших, т.е. предание кафолической Церкви, от конец до конец земли, приявшей Евангелие.

Осмеливающиеся же иначе думать или учить, или согласно с нечестивыми еретиками отвергать церковные предания и измышлять какое-то нововведение, или отвергать что-нибудь из священного Церкви, Евангелие, или изображение креста, или иконное живописание, или св. останки мученика, или замышлять что-либо с хитростью и коварством для ниспровержения какого-либо из принятых в кафолической Церкви преданий, или давать пространное употребление священным сосудам или святым монастырям, постановляем,

если это будут епископы или клирики, извергать из сана, если же монахи или миряне отлучать от общения».

Таким образом, в оросе указаны: 1) основание для почитания икон предание Церкви; 2) бесспорный образец иконопочитания, который не оспаривали и иконоборцы, почитание Креста; 3) места, где полагается изображать иконы; 4) материалы для изготовления икон (интересно, что о резных иконах в оросе ничего не говорится); 5) объекты изображения; 6) нравственный смысл почитания икон; 7) его догматические нормы; 8) и, наконец, церковные прещения на непослушных.

Подписав протокол, отцы восклицали: «Такова наша вера, таково учение апостолов! Анафема не примыкающим к нему, не чтущим икон, которые они называют идолами и обвиняют за них христиан в идолослужении. Многая лета императорам! Вечная память новому Константину и новой Елене! Да благословит Бог их правление! Анафема всем еретикам, Феодосию, лжеепископу Эфесскому, Сисиннию Пастилле и Василию Трикокаву. Анафема Анастасию, Константину и Никите, которые были последовательно патриархами Константинополя. Они суть Арий II, Несторий II, Диоскор II! Анафема ересиархам Иоанну Никомидийскому и Константину Наколийскому! Вечная память Герману (Константинопольскому), Иоанну (Дамаскину), Георгию (Кипрскому) этим героям истины!»

3. Свою победную песнь отцы Собора кончили словами: «и не узриши зла ктому, и мир на тя во вечное время» (Софон.3:15). Но православию предстояло пережить еще новый период гонения от иконоборцев.

Причины воскрешения иконоборчества главным образом в том, что это движение было лишь отчасти церковным, но гораздо более политическим. Разбитое на церковной почве, оно сохраняло свою живучесть на почве светской.

Болотов отмечает, что задача церковных деятелей была очень сложна. Становясь в известные отношения к императором-иконоборцам, они не должны были забывать, что императоры были влиятельной политической силой. Защитники иконопочитания при неосторожности могли оказаться в непосредственном противостоянии живому благоговению перед императорами со стороны простого народа. Они должны были решить, насколько византийский народ привязан к своим императорам. А привязанность эта была весьма сильной. Императоры-иконоборцы, чьи славные правления вспоминались как золотой век, жили в народной памяти. Особенно это было актуально на фоне неудач нынешних правителей.

Более того, восстановление иконопочитания, по всей видимости, большинством было понято и принято не как торжество только православия, но и как политическая реставрация возвращение порядков до 716 г. Иконопочитатели низвели себя до уровня влиятельной политической партии. Но раз партии, то и положение ее было не абсолютно прочным; им приходилось высказывать суждение и по вопросам вполне политическим, а это расширяло круг столкновений и увеличивало число недругов, тем более что иконопочитатели зачастую принимали неверные политические решения.

После Собора продолжалось царствование Ирины. Ее правление не было так славно, чтобы заставить византийских политиков забыть успехи времени Льва Исаврийца и Константина Копронима. Фаворитом императрицы был евнух Ставракий, который и управлял страной. В 781 г. Ирина обручила своего сына Константина с дочерью короля франков Карла Великого. Обручение (заочное) состоялось в Риме в присутствии Карла. Ротруда (по-гречески Эритро), еще совсем юная девочка, в столице Карла Аахене обучалась греческому языку. Константин был в нее влюблен (заочно) и переписывался с ней. Ждали, когда она подрастет, чтобы сыграть свадьбу. Но Ирина со временем потеряла нужду в упрочении союза с Карлом. После Собора 787 г. мир с Западом был восстановлен, и Ирина стала бояться роста влияния могучего франкского короля. В 788 г. она женила сына против его воли на армянке Марии.

Это не улучшило и без того напряженных отношений матери и сына. Вскоре Константин поднял восстание, отправил Ставракия и мать в ссылку и стал править единолично. Но через два года он примирился с матерью и вернул их обоих из ссылки. Правда, к правлению он их продолжал не допускать.

В 795 г. брак императора распался. Константин насильно постриг в монашество армянку Марию и женился на фрейлине Феодоте. Игумен Феодор (будущий Студит) и ряд других видных монашеских деятелей разорвали общение с патриархом Тарасием за благословение «прелюбодейного» брака, и это несмотря на то, что Феодота была родственницей Феодора Студита. Она даже послала ему подарки, которые он отверг. Император сослал мятежных монахов, наказав их.

Все это весьма раздражало народ: Феодор Студит пользовался огромным авторитетом. Ирина вновь набирала популярность, и через краткое время ей удалось организовать успешный заговор. В день Успения 15 августа 797 г. Константин был схвачен и ослеплен, причем это было сделано с такой жестокостью, что вскоре после этого он умер.

Ирина воцарилась единодержавно (797–802). С ее воцарением изгнанники вернулись со славой и восстановили общение с патриархом Тарасием. Ирина назначила Феодора игуменом Студийского монастыря в Константинополе, и эта славная обитель св. Иоанна Предтечи расцвела под управлением высокообразованного, энергичного, полного самоотвержения игумена.

Преп. Феодор Студит (759–826) увеличил число насельников своего монастыря с 12 до 1999 человек. Монастырь был известен благотворительной деятельностью и активным служением братии. Св. Феодор ввел строгий общежитийный устав, монахи занимались как физическим трудом, так и книжной деятельностью. Сам Феодор стал столь влиятельным лицом, что легко было усмотреть в нем преемника патриарху Тарасию.

Ирина стала первой (но не последней) женщиной, непосредственно правившей в Византийской империи. Неудивительно, что многие восприняли это в штыки. Особенно оппозиция ощущалась на Западе: там даже высказывались предположения, что теперь трон в Константинополе вакантен. В этом контексте и произошло событие, имевшее весьма далеко идущие последствия. Папа Лев II, переживавший в Риме большие смуты и не получавший помощи от Константинополя, а дождавшийся ее только от Карла Великого, в Рождество 25 декабря 809 г. венчал его в Риме титулом императора.

Это мыслилось не как восстановление Западной Римской империи, а как введение Карла во власть над единой Империей. Однако в Византии Карл стал считаться бунтовщиком и узурпатором западных провинций, восставшим против законных василевсов. Карл смотрел на вещи реалистично и послал к Ирине сватов, надеясь решить проблему таким «само собой разумеющимся» шагом. Но в Византии предложение Карла было воспринято как оскорбление, которое могло быть оправдано только полной неотесанностью диких западных варваров. Сватам дали от ворот поворот, прочитав им предварительно лекцию о правилах хорошего тона.

Византийское достоинство было спасено. Однако с внешнеполитической точки зрения правление Ирины было крайне неудачным. Арабы вновь заняли большую часть Малой Азии, а болгары Фракию. Армия волновалась. Казна была пуста. В 802 г. поднялся мятеж. Ирина была свергнута и сослана в монастырь на остров Лесбос, где через год окончила свои дни в аскетических подвигах († 9 августа 803 г.). Вскоре после смерти она была канонизирована.

Новым императором стал Никифор (802–811 гг.) государственный казначей. Он был весьма компетентным правителем, иконопочитателем, но ему не везло. Все предпринятые императором меры были направлены на укрепление двух столпов византийской государственности армии и доходов в казну, но в этом направлении он сделал ряд непопулярных шагов. В надежде исправить финансовое положение Империи Никифор решил вновь сократить льготы монастырей, которые при Ирине слишком усилились. В частности, он ввел налоги на монастыри, которые отменила Ирина, и провел ряд других подобных мер. Возглавляемая студитами монашеская партия встала в оппозицию. Кроме того, Никифор распорядился признать брак Константина VI с Феодотой законным, из-за чего он вновь поссорился со студитскими монахами. Императору пришлось переселять большие массы людей, чтобы заселить ряд опустошенных областей, что также не добавило ему популярности.

В 806 г. скончался патриарх Тарасий. Все ожидали, что новым патриархом станет св. Феодор Студит. Однако Никифор понимал, как неудобен для его политической программы будет патриарх в духе и силе Феодора, не признающий компромиссов при защите независимости Церкви. Он сделал все, чтобы патриархом был избран другой. Им стал Никифор, вполне, впрочем, православный человек. Он поддержал непопулярные меры императора, понимая их вынужденность и критическое положение империи.

Тем не менее это вызвало раскол между патриархом и возглавляемой Феодором монашеской партией. Конфликт завершился лишь с новой волной иконоборчества, примирившей преп. Феодора и свт. Никифора.

Император Никифор энергично воевал, хотя не был профессиональным военным. В своих походах он сам возглавлял армию. Он разбил ряд славянских племен, к тому времени уже ставших грозой Балкан. Но справиться с арабами было не так просто. Никифор уступил ряд стратегических крепостей знаменитому Гаруну Аль Рашиду, но кое-как ему удалось откупиться и заключить мир с арабами. Лишь после смерти Гаруна (809 г.) опасность миновала.

Главное внимание византийской политики было направлено на Балканы. Там сформировалась мощная Болгарская империя под правлением хана Крума. После ряда кампаний, прошедших с переменным успехом, армия Никифора была наголову разбита (811 г.). Он сам погиб в сражении, и Крум сделал из его черепа чашу для вина.

Новым императором стал Михаил I Рангаве (811–813 гг.), который тоже был иконопочитателем. Он вызвал всех сосланных и сделал Феодора Студита своим советником. Это был ошибочный шаг: св. Феодор давал замечательные советы в делах церковных, но не в области политики. Положение императора оказалось отчаянным. В 812 г. Михаил даже был вынужден признать Карла Великого василевсом (как бы своим западным младшим коллегой). Тем не менее императором римлян Карл не был признан никогда.

Интересен эпизод с гонениями на дуалистическую секту павликиан, затеянными Михаилом I. Павликиане компактно проживали в Малой Азии на территории между двумя империями Византийской и Арабской. Но было их достаточно и в Константинополе. Помимо своих дуалистических воззрений и эзотерических ритуалов, павликиане отличались тем, что были врагами церковного культа, и в частности иконопочитания. Крайние ревнители, окружавшие трон, убедили императора принять закон о смертной казни павликиан. Но пламенный защитник икон св. Феодор Студит со всей силой убеждения восстал против указа императора и добился отмены императорского закона. «Не угодно Богу такое убийство», писал он императору, а патриарху сказал: «Церковь не мстит мечом».

Война с болгарами продолжалась. После ряда значительных побед болгары предложили ультиматум, предусматривающий обмен перебежчиками с обеих сторон. Михаил был готов его принять, но св. Феодор Студит запретил императору выдавать тех, кто прибег к его помощи, и велел ему продолжать войну. Крум вновь разбил византийцев. Армия взбунтовалась против неудачливого императора-иконопочитателя. Солдаты-иконоборцы ворвались в церковь, где был похоронен их незабвенный Константин Копроним, и вскрыли его гробницу с криками: «Восстань и помоги гибнущему государству!» Они даже распустили молву, что гроб раскрылся сам, Константин встал, сел на коня и отправился воевать с болгарами.

В июле 813 г. Михаил I был низвержен и на трон взошел иконоборец Лев V Армянин. Михаил был пострижен в монахи, а сын его кастрирован и тоже пострижен. Вскоре мы услышим о нем как о патриархе Игнатии.

4. Лев V Армянин (813–820) видел себя вторым Копронимом. В долгой войне с болгарами удача наконец повернулась к византийцам. Император Лев нанес поражение страшному Круму, развеяв, таким образом, миф о его непобедимости. Тот вскоре скончался, а в 818 г. Лев вновь наголову разбил болгар. Таким образом, Империя была спасена.

Иконоборчество император начал вводить исподволь, очень осторожно. В кругу своих приближенных он высказывал мнение, что бедствия (успехи сарацин) постигают Империю «не за что иное, как лишь за поклонение иконам», и доказывал это тем, что императоры-иконоборцы и царствовали и умирали благополучно, а вот их преемники несчастно. Сочувствующие иконоборчеству нашлись не только среди военных, но и среди иерархов.

Перед праздником Рождества Христова 814 г. толпа солдат бросала камнями в образ Спасителя над воротами дворца; император приказал снять образ под предлогом защиты святыни от поругания. 25 декабря перед причащением он поклонился иконе, а 6 января 815 г. уже нет. Вскоре после этого император стал убеждать патриарха отказаться от иконопочитания. Патриарх был непоколебим.

В 815 г. св. патриарх Никифор был низложен и отправлен в ссылку. 1 апреля 815 г. (в день Пасхи) патриархом стал Феодот, начальник лейб-гвардии и родственник Копронима. По словам хрониста, он был «безгласнее рыбы, бессловесный, скотоподобный и кроме нечестия ничего не знающий». Он был совсем необразованным и полуграмотным человеком.

После Пасхи того же года Лев Армянин созвал собор в Св. Софии под председательством этого патриарха. Православные иерархи и монахи отказались в нем участвовать, были низложены и отправлены в ссылки. Собор остался в истории под названием 2-й иконоборческий. Иконоборцы считали его поместным.

Собор объявлял вновь восстановленными решения иконоборческого собора 754 г., а Вселенский Собор 787 г. потерявшим силу. Но все же его решения были помягче Копронимова собора: позволялось оставлять иконы в церквах, но вывешивать повыше, чтобы они служили для неграмотных вместо писания, лишь бы невозможно было «для необученных и нетвердых в вере» возжигать перед ними свечи или их лобызать. Было сказано, что Ирина восстановила незаконное почитание икон по женскому слабоумию. Но определялось, что иконы не идолы, а Влахернский собор Копронима не объявлялся Вселенским (объявлялось, что было всего шесть Вселенских Соборов).

Не подписывавшие орос епископы и игумены ссылались и наказывались. Св. Феодор Студит написал собору обличительное письмо, был наказан пыткой (его били воловьими жилами и морили голодом) и сослан. Но и из ссылки он писал обличительные послания и руководил борьбой с иконоборцами. Активно выступал против иконоборчества и ссыльный патриарх Никифор.

5. Свв. Феодор Студит и патриарх Никифор основывали свои доводы против иконоборцев на понятии ипостасного единства Божества и человечества во Христе. Образ, икона Христа всегда изображает лицо, личность, то есть Божественное Слово. В воплощении Бог-Слово воспринял человеческую природу. Следовательно, на иконе изображена личность воплощенного Бога. На сиянии вокруг головы Христа всегда пишется греческий перевод священного ветхозаветного тетраграмматона (Ягве) ο ων, чтобы показать, Кто изображен. Но внешнее обличие Спасителя человеческое есть обличие исторического Иисуса Его человеческой природы:

«Непостижимый зачинается во чреве Девы; Неизмеримый становится ростом в три локтя; Безграничный приобретает границы; Неопределимый встает, садится и ложится; Вездесущий положен в колыбель; Вневременный постепенно достигает возраста двенадцати лет; Безвидный приобретает очертания, и Бестелесный облекается телом..., А потому Он один и описуем и неописуем» (преп. Феодор Студит, «Опровержения»).

Преп. Феодор писал очень живым и образным языком. Не боялся он и резких выражений. Особенно обличал он засилие царства над Церковью. Конфликт со Львом Армянином дал Феодору повод сказать царю такие слова: «Слушай, царь, что сказал божественный апостол: положи Бог в церкви первее апостолов, второе пророков, третие пастырей и учителей, а не сказал: царей. Тебе вверено гражданство и войско; об этом заботься, а церковь оставь».

Этому же разделению Божьего от кесарева Феодор поучает и робкое рядовое монашество. «Где, говорит он, слова: глаголах пред цари и не стыдяхся? Где слава и честь нашего сословия?» «Ты говоришь, пишет Феодор игумену Василию, уговаривая его противиться царю Льву V Армянину, что никогда не видел императора, не представлялся начальникам и оттого чувствуешь страх. Нет, отец... пусть он боится тебя так же, как бесы... Обличай его, если он пустословит, ведь Ахава обличал Илья и Ирода Иоанн, других другие».

Игуменов, подписавшихся под оросом 815 г., преп. Феодор обличает беспощадно: «Господа игумены, как слышно, говорят: кто мы такие, чтобы оказывать сопротивление? Во-первых, говорит Феодор, вы христиане, которые теперь непременно должны говорить. Потом монашествующие, которым не следует увлекаться ничем, как не привязанным к миру. Затем игумены, которые должны отклонять соблазны от других и никому не давать повода к искушению. А какой соблазн и искушение или, вернее, унижение произвели они собственноручной подпиской, надо ли об этом говорить? Ибо если молчание есть отчасти согласие, то утверждение этого согласия подписью пред целой церковью какой это позор! Но что сказал Христос? Всяк, иже исповесть Мя пред человеки, исповем его и Аз пред Отцем Моим. А в случае отказа от исповедания? А если они дали собственноручную подписку не сходиться друг с другом, то ведь это отказ. Ибо как они будут соблюдать сказанное Христом: грядущего ко Мне не изжену вон? Приходит к ним кто-нибудь, спрашивая и желая узнать истину, что же ответит ему игумен? Вот что: я получил приказ не говорить. Итак, они дали подписку повиноваться императору вопреки Христу. Если ты скажешь, при подписке: я восклицал, что я поклоняюсь свв. иконам, то прости, брат, и Пилат, устами выдавая себя за невинного в убиении Христа, тростью утвердил смерть Его».

Император Лев V устранял иконы и все те части богослужения тропари, стихиры, в которых замечались идеи иконопочитания. На их место сочинялись и вставали новые строки в духе иконоборческого богословия. Написаны были новые учебники для учителей и школ с целью перевоспитать юношество. Повторялась старая история. Гонение было тяжко своей систематичностью, всеобщностью, сыском и шпионажем. Преподобный Феодор так рисует его в своих письмах: «Невозможно произнести ни одного благочестивого слова опасность близка, так что муж опасается жены своей. Доносчики и записчики наняты императором для разведки: не говорит ли кто чего неугодного кесарю, или не уклоняется ли от общения с нечестием, или не имеет ли какой-нибудь книги, содержащей сказания об иконах, или самой иконы, не принимает ли изгнанного, или не помогает ли содержимым под стражей ради Господа? И если будет обличен в этом, тотчас схватывается, бичуется, изгоняется, так что и господа преклоняются перед рабами по страху доноса».

В письме в Рим преп. Феодор так описывает гонения и муки православных: «Ох, страшно и слышать! Досточтимая икона Спасителя, которой и бесы страшатся, подвергается поношению и унижению. Не только в царствующем граде, но и во всех местах и городах жертвенники истреблены, святыни осквернены. Умолкли все уста благочестивые от страха смерти, открылся противный и богохульный язык». Вот как он описывает гонения на монахов и монахинь: «Одни из них испытывали насмешки и бичевания, другие узы и заключение под стражей, скудно питаясь хлебом и водой; иные отправлены в ссылку, другие скрываются в пустынях, горах, вертепах и пропастях земных; а некоторые, претерпев бичевания, уже мученически переселились к Господу; есть и такие, которые, посаженные в мешок, брошены ночью в море, как стало известно через очевидцев».

В Рождество 820 г. Лев Армянин был свергнут. Он был убит в церкви. Одетые в фелони заговорщики напали на него на Рождественской утрене во время ирмоса 7-й песни. Царь вбежал в алтарь и стал отмахиваться крестом, прося пощады. Убийца заявил ему: «Теперь не время пощады, а убийства!» и отсек ему руку с крестом, а другой отсек голову.

Православные встретили эту политическую перемену с чересчур даже живой радостью. Преп. Феодор Студит, со свойственной ему прямотой и политической упрощенностью, в весьма восторженной форме приветствовал этот переворот. Он писал: «Следует восхищаться не городу какому-то, но, можно сказать, всей подсолнечной. Истребил Господь не Сигона, царя Амморейского, и не Ога, царя Васанского, царей малых и угнетавших малую часть вселенной, а новоявленного и великого дракона, опустошавшего великую часть вселенной, змия коварного и шипевшего богохульством, мерзость запустения, сосуд гнева, сына Тавеилова (Ис.7:6) чтобы не сказать Каваллинова, порождение Ахава, полноту нечестия, гонителя Христова, врага Богородицы, противника всех святых. Да возвеселятся небеса и радуется земля! Да искаплют горы сладость и холмы правду! Пал враг, сокрушен мучитель наш. Заградились уста, глаголющие неправду. Обуздана рука Авессалома. Погиб жестокосердный фараон. Отступнику именно и надлежало таким образом лишиться жизни. Сыну тьмы и следовало встретить смерть ночью. Обнажавшему божественные храмы и надлежало в храме Господнем увидеть обнаженные против него мечи. Разрушителю божественного жертвенника и следовало не получить пощады у жертвенника. Надлежало подвергнуться отсечению руки, посягавшей на святыню, пролиться нечестивой крови за пролитие крови праведных...» и т.д.

В том же духе звучит и церковная анафема Льву Армянину: «Паки тезоименному злому первому зверю, злоковарному второму адову псу, ратнику Божия Церкви, мучителю рабов Христовых, а не царю, Льву Армянину, сотаиннику второму Арию псевдопатриарху Адонию, злейшим иконоборцем, паче же христоборцем, и со единомудренники их анафема!»

Однако патриарх Никифор, также пострадавший от Льва Армянина, будучи человеком светской карьеры, понимал политические заслуги Льва и потому выразился более беспристрастно, сказав, что «ромейское государство потеряло хотя и нечестивого, но великого своего заступника».

Несколько простодушный в политических делах преп. Феодор Студит писал новому императору Михаилу II Травлу бывшему начальнику дворцовой стражи: «Христолюбивейший владыко! Время примириться нам с Христом при посредстве и по благословению твоей мирной державы, соединиться нам с верховной из церквей Божиих, с Римской, и через нее с прочими тремя патриархами, чтобы единодушно едиными устами прославлять Бога, величая и ваше благочестивейшее и превожделенное царствование».

6. Итак, на трон Империи взошел Михаил II Травл (Косноязычный) (820–829 гг.). Действительно, Михаил II тотчас дал амнистию всем сосланным за иконы при Льве V. Вернулись патр. Никифор и Феодор Студит. Они полагали, что воцарился иконопочитатель, а потому представили новому кесарю проект созыва собора. Феодор Студит агитировал перед дружественным ему патрицием Стефаном, думая через него воздействовать на нового императора. «Вперед, – пишет ему Феодор Студит, – вступай на подвиг. Говори благое досточтимому слуху благочестивого императора нашего. Да подражает он приснопамятному Иосии. Да будет он новым Давидом, истребляя дела злейшего Льва и таким образом умилостивляя Бога и венцом мирного правления делая непобедимой державу своей империи».

Но Михаил также оказался иконоборцем, происходившим из семьи павликиан. Правда, как павликианин, он ненавидел всякие религиозные гонения и поэтому объявил полную терпимость. Он писал: «Я вступил на престол не для того, чтобы вводить новые догматы веры, но и не для того также, чтобы вводить изменения уже в преданных и исповедуемых догматах. Итак, пусть каждый поступает в этом отношении, как ему угодно, не боясь никаких неприятностей и лишений... Совершенно безразлично, почитать или не почитать иконы... Кто прежде нас исследовал церковные догматы, тот пусть и отвечает за то, что он сделал, хорошо или нет. А мы в каком положении застали Церковь, в таком и решили оставить ее. Принимая это в соображение, мы и настаиваем: глубокое молчание да будет об иконах.

И потому пусть никто не смеет поднимать речь об иконах (в ту или другую сторону) и да будет совершенно устранен и удален и собор Константина (754 г.), и Тарасия (787 г.), и ныне бывший при Льве (815 г.) по этим вопросам».

Терпимость более или менее сохранялась в течение всего царствования Михаила II Травла. Лишь в последний год своего правления он бросил в тюрьму нескольких видных иконопочитателей.

Царствие Михаила Травла также интересно одним историческим эпизодом, имевшим громадное значение для западной культуры. Он послал в дар франкскому королю Людовику Благочестивому (сыну Карла Великого) орган и часть мощей св. Дионисия Ареопагита. Орган (который в Византии использовался только в качестве светского музыкального инструмента) настолько пришелся по вкусу благочестивому франкскому королю, что тот стал использовать его в церкви. А мощи св. Дионисия сочли мощами первого легендарного епископа Лютеции св. Дени (точнее, с тех пор его стали отождествлять со св. Дионисием Ареопагитом). Для них построили знаменитый собор в Сан-Дени под Парижем, который стал усыпальницей французских королей.

После смерти Михаила Травла воцарился его сын Феофил (829–842 гг.), человек рафинированно образованный (в отличие от своего полуграмотного отца), но также и твердых иконоборческих убеждений. Он любил богослужения, сочинял стихиры (например, ему принадлежит 3-я хвалитная стихира на Неделю Ваий «Изыдите, язы́цы»), занимался церковным композиторством и даже регентством.

Но он также начал беспощадное гонение на иконопочитателей. В 833 г. Феофил поставил патриархом своего учителя Иоанна Грамматика, фанатичного иконоборца. Тут же был созван своего рода иконоборческий собор, после которого из церквей были вынесены все иконы, изографов пытали и убивали.

Монастыри вновь были отобраны у монахов, им запрещалось показываться в городах. Феофил устраивал диспуты, но горе тем иконопочитателям, которые осмеливались возражать ему. Явились однажды на диспут уроженцы Иерусалима два брата, монахи Феодор и Феофан, прозванные потом «начертанными». Когда они указали императору на ошибку в цитируемом тексте, тот взбесился, заявив: «Несправедливо, чтобы царь был оскорбляем такими людьми». Он приказал бить монахов палками (до 200 раз), а затем вырезать на их лицах по двенадцать строк ямбических стихов, собственного сочинения, очень неуклюжих. Феофил издевательски сказал: конечно, ямбы плохонькие, но ведь лучших они не заслуживают. «Пиши, пиши, царь, ответили ему исповедники, что тебе угодно; это будет прочитано перед праведным и страшным Судиею». Феодор в ссылке умер, а Феофан при императрице Феодоре стал митрополитом Никейским. Нужно отметить, что Феофил к концу своего царствования чувствовал, что его фанатизм затрачен попусту, и в семействе его иконопочитание пустило глубокие корни.

По словам Болотова, «возобновление иконоборства после VII Вселенского Собора явилось на сцене истории словно для того, чтобы дать доказательство, что это движение погибает на церковной почве своею естественною смертью от истощения сил. Иконоборцы-эпигоны были уже не то, что иконоборцы-инициаторы. Встречена была эта реставрация икономахов в политических сферах, правда, сочувственно, но, кажется, только потому, что военные неудачи при Рангаве слишком живо напомнили византийцам славные победы Льва III и Константина. Это было оживление военно-династического предания. Но династия Копронима угасла, и для этой традиции не оставалось практической почвы».

Феофил был вдовцом; став императором, он решил жениться второй раз. Летописец об этом рассказывает так: «Мать Феофила Евфросиния послала по всем областям и собрала красивых девиц для брачного выбора Феофилу. Поставив их всех в палате, называвшейся Жемчужный Триклиний, мать дала Феофилу золотой перстень со словами: отдай той, которая понравится. Была в числе невест одна благородная девица, по имени Икасия, чрезвычайно красивая. Феофил, увидев ее и восхитившись ее красотой, сказал: не через жену ли произошло зло? Икасия со скромностью возразила: но через жену же берет начало и лучшее. Оскорбленный возражением, царь отверг Икасию и отдал перстень Феодоре, родом пафлагонянке». Она была полуармянка. Икасия (Кассия) ушла в монастырь и стала писательницей церковных стихир. Ей принадлежат 1-я, 3-я, 4-я и 5-я песни канона Великой Субботы и стихира на вечер Великого Вторника самогласна: «Господи, яже во многие грехи впадшая жена...», которую она якобы написала под влиянием отказа царя.

Итак, в 831 г. Феофил женился на Феодоре. С ней в его семью вошло тайное иконопочитание. Феофил закрывал на это глаза, но не мог не знать этого. В 842 г. он заболел и умер. Перед смертью он казнил любимого войсками генерала Феофова, опасаясь соперничества для сына, и умер с его головой в руках.

7. На престол вступила вдова Феофила Феодора, как регентша трехлетнего Михаила III, известного впоследствии под прозвищем Пьяница.

Уже через несколько месяцев после смерти Феофила происходило «Торжество Православия». Была восстановлена веротерпимость. Константинополь быстро наполнился вернувшимися из подполья и ссылок монахами. Патриарх Иоанн Грамматик был низложен, а вместо него утвержден св. Мефодий, бывший исповедником при Феофиле. Царица поставила условием своего содействия восстановлению икон, чтобы на ее мужа не произносилась анафема и чтобы он был прощен как, якобы осознавший в последние минуты свои заблуждения и покаявшийся и лобызавший св. иконы. Наверное, она сама прикладывала к его устам иконы, когда тот был уже без сознания.

Епископы колебались, но в конце концов дали царице письменный документ о прощении.

Феодора устроила открытое церковное торжество, которое пало на первое воскресенье Великого поста. В тот год в 843-м это было 11 марта. С тех пор Торжество Православия всегда отмечается в первое воскресенье Великого поста. Иерархия была приглашена на торжественный обед во дворец. В том числе там был Феофан Начертанный. Феодора оказала ему знаки внимания и выразила сожаление за все, что он претерпел за иконы. Феофан не выдержал и резко ответил: «За эти письмена я буду судиться с твоим мужем и царем пред нелицеприятным судом Божиим». Феодора заплакала и обратилась к патриарху: «Что же значит данное вами прощение, если царь не только не считается прощенным, но и вызывается и привлекается к допросу на суде Божием?» Неприятный для царицы эпизод кое-как удалось замять.

Со временем праздник Торжества Православия приобрел всеобщий широкий характер торжества Церкви над всеми ересями.

Патриарх Мефодий умер в 847 г. Его преемником стал патриарх Игнатий (сын императора Михаила). В историографии с этого времени обычно отсчитывают «эпоху Фотия» время целого ряда переворотов, и государственных, и церковных. Но иконоборчество более не всплыло ни разу. Оно умерло естественной смертью.

Император Михаил III Пьяница, достигнув 16-летнего возраста, заключил своих мать и сестер в монастырь и воцарился единолично. Он правил до 867 г., когда был убит своим собутыльником, бывшим конюхом Василием, воцарившимся после него и основавшим Македонскую династию.

8. На Западе Собор 787 г. был воспринят плохо. Перевод его ороса на латынь оказался весьма неудачен, да и вообще франки слабо разбирались во всех этих тонкостях. Главное, они не смогли уловить разницу между проскинисис и латрея.

В ответ на посланные папой Адрианом I акты VII Никейского Собора Карл (около 794 г.) направил ему так называемые «Libri Carolini Qutuor», составленные около 790 г. по его поручению франкскими богословами. В книгах выражается обида, что на Вселенском Соборе обошлись без всякого участия франков, в то время как сами франки, ничтоже сумняшеся, почитали себя куда выше восточных богословов. Библейские доводы отцов Собора о законности иконопочитания авторы книг отвергают, считая, что греки оказались неспособными понять глубокий таинственный смысл этих отрывков из Писания. Интересно и такое странное требование авторов «Libri Carolini»: признавать только свидетельства латинских отцов, а из греческих только тех, творения которых известны в латинском переводе.

«Libri Carolini» являются убедительным аргументом против теории о папстве как патриархате Запада. При созыве Вселенского Собора императоры обыкновенно довольствовались тем, что извещали папу, а тот присылал своих легатов. Византийцы вполне готовы были считать, что голос папы и есть голос всего Запада. Однако очевидно, что франки, при всех своих особых отношениях с папством, не разделяли этого убеждения: им казалось зазорным то, что папа решил это дело без их согласия. И в то время когда Адриан давал свое согласие и уверял Восток в том, что на Западе все обстоит благополучно, на самом деле ему приходилось сталкиваться с большими трудностями. Но по-своему франкские богословы были правы: из-за плохого перевода и неразумения ими терминов им, действительно, могло показаться, что греческие отцы призывают воздавать иконам то поклонение, которое тварь воздает только Богу. Но, отвергая этот взгляд, франки слишком опасно приблизились к иконоборчеству.

Взгляды франкских богословов по данному вопросу сводятся к следующему: 1) оба собора (754 г. и 787 г.) не правы, так как иконы не идолы, но и служить иконам не должно; 2) одному только Богу должно служить, одному только Ему воздавать поклонение, одного Его славить; 3) святым должно быть воздаваемо почитание; 4) иконы, за отвержением всякого им служения и поклонения (во всех формах, например, воскурением фимиама и возжиганием свеч), дозволяется употреблять для памяти о прошедшем и для украшения; 5) иконы нельзя сравнивать со священными сосудами, Евангелием, крестом, мощами святых; 6) но с другой стороны, как предметы священные, иконы не следует ставить в местах нечистых, например, при дорогах.

На Франкфуртском соборе 794 г. VII Вселенский Собор был окончательно отвергнут и приняты такие же, как и в «Libri Carolini», полуиконоборческие постановления. Вот его второе правило: «Предложен был для обсуждения вопрос о новом соборе греков, который они составили в Константинополе для установления поклонения иконам и в котором написано, что те, которые не чествуют икон святых служением и поклонением также, как Божественную Троицу, предаются анафеме. Названные выше святые отцы наши всячески отвергли и презрели и поклонение и служение, и согласно осудили».

И тут папа Адриан I несгибаемый борец за честь престола св. Петра, писавший столь дерзновенные послания в далекий Константинополь, направил весьма смиренное письмо не столь далекому королю Карлу. Он приносил извинения перед Карлом за участие своих легатов в VII Вселенском Соборе, говоря, что он понимает ошибки греков, но должен был поддержать их ради мира церковного.

В этом папа оказался весьма далек от «непогрешимости»: по существу, ради политической конъюнктуры он поддержал ересь своих новых могущественных друзей. И это в то время, когда он столь бесстрашно обличал иконоборческую ересь далеких и, следовательно, безопасных для него византийских императоров...

Иконоборчество во франкской Церкви было преодолено лишь во второй половине IX в.

Сегодня иконоборчество (в некоей половинчатой, слабо выраженной форме) осталось лишь в Армянской церкви. Армяне почитают кресты и мощи, но отношение к иконам у них традиционно весьма настороженное. Хотя в современных армянских церквах иконы можно встретить все чаще очевидно, под благотворным воздействием экуменизма.