Часть вторая. Местное управление

В последний год царствования Александра I церковь российская заключала в себе 4 епархии первого класса, 13 второго, 20 третьего и, сверх того, 5 грузинских, составлявших тамошний экзархат, а именно: карталинскую, сигнахскую, имеретинскую, мингрельскую и гурийскую. Кроме самостоятельных епархий, существовало в это время пять викариатств: четыре русских у первоклассных архиереев или митрополитов и одно грузинское у тамошнего экзарха.

В царствование Николая I число епархий было умножено новыми кафедрами в Петрозаводске, Саратове, Новочеркасске, Симбирске, Полоцке, Томске, Херсоне, Варшаве, Камчатке, на Кавказе, в Гурии (восстановленная из упраздненной), Риге, Самаре и в Абхазии. Сверх того, воссоединены из унии епархия литовская и белорусская. Было также открыто и несколько новых викариатств, а именно в Екатеринбурге, Твери, Виннице, Остроге, Острогожске, Ковно, Волгске, Казани и Херсоне.

Один взгляд на топографию епархий, вновь открытых в царствование Николая I, уже достаточно объясняет те причины и побуждения, которыми руководилось правительство в этом деле. Эти епархии учреждались преимущественно или в местах, слишком удаленных от местного центра духовного управления и лишенных должного влияния и надзора со стороны духовного начальства, а от того нередко наполненных раскольническими толками и сектаторскими обществами, или в местах, окруженных плотною массою народонаселения язычествующего и магометанского, или же там, где православие, при преобладании католицизма, лютеранизма и унии, нуждалось в поддержке и ободрении. Следовательно, главным, руководящим началом правительства при образовании новых епархий было: или ослабить раскол, или распространить христианское учение между идолопоклонниками и магометанами, или, наконец, возвысить православие там, где господствовали иноверные христианские вероисповедания. Что же касается викариатств, то при учреждении их имелось в виду, с одной стороны, дать помощников архиереям заслуженным и несшим на себе, кроме епархиальных, еще обязанности по должности членов синода, или престарелым и имевшим в своем управлении слишком обширные епархии, а с другой, приготовить опытных и уже знакомых с епархиальными делами пастыреначальников на самостоятельные кафедры. Впрочем, этим не исключались и другие цели, соответственные имевшимся в виду при учреждении новых епархий, как, напр., надзор за раскольниками, или распространение православия между иноверными.

В числе епархий, открытых в царствование Николая I, по времени учреждения первое место принадлежит олонецкой. Хотя Олонецкая губерния еще в 1801 году получила самостоятельное гражданское управление, но в иерархическом она оставалась до 1828 года в ведомстве митрополита новгородского и с.-петербургского и все духовные дела её производились в новгородской консистории. Такой порядок был вреден, как для духовенства, так и для паствы. Духовенство, пользуясь отдаленностью местопребывания своего епархиального архиерея, вело себя дурно, погрязало в пороках, было грубо, корыстолюбиво и невнимательно к нуждам пасомых, а паства, лишенная воздействия на неё пастырей и соблазнявшаяся на каждом шагу их жизнью, переходила в раскол, который здесь велся от начала своего происхождения и уже давно получил как бы право гражданства. Самая местность Олонецкой губернии, лесистая, пустынная, изрезанная реками и озерами, с самыми неудобными путями сообщений, как нельзя более способствовала развитию жизни, так называемой, скитской, к образованию самовольных воззрений на предметы веры и к устройству самочинных собраний и раскольнических обществ. Пустынные берега Белого моря, малолюдные и лесистые окрестности Каргополя и Повенца исстари были притоном раскольников, рассадником скитов и сборищем людей, разорвавших связь с церковью. В этой местности тем привольнее и спокойнее жилось раскольнику, что за ним не мог следить и контролировать его религиозные убеждения православный архипастырь, который постоянное местопребывание имел за 500 от него верст. Из многочисленных скитов, существовавших в Олонецкой губернии, особенно отличались своею людностью Даниловский и Лексинский. Постепенное и быстрое возрастание этих скитов требовало усиленного иерархического надзора, что возможно было только при подчинении края самостоятельной кафедре. Но на все это долго не обращали никакого внимания ни высшее духовное правительство, ни митрополит новгородский, и, быть может, такой порядок продолжал бы существовать еще и долее, если бы не приняло участия в этом деле гражданское начальство. Еще в последние годы царствования Александра I олонецкий губернатор Рыхлевский вошел с представлением к архангельскому военному губернатору Клокачеву о худой нравственности олонецкого духовенства, о размножении в тамошнем крае раскольников и о необходимости образовать в губернии самостоятельную епархию. «Обозревая губернию, Высочайше управлению моему вверенную – писал Рыхлевский – входил я в положение градских и уездных жителей по разным предметам, до них относящимся. Между прочего (sic) узнал, что во многих местах, особенно в соседственных к старообрядческим общежительствам приходах, священно- и церковнослужители не только не соответствуют той цели, для которой они предопределены, но смело можно сказать, что поведением своим делают стыд и поношение православию. Большая часть из них люди худой нравственности, ленивы, беспечны и без меры жадны к прибытку. Все сие происходит, как мне кажется, главнейше от досмотрения за ними и совершенного невнимания со стороны местного духовного начальства, чему может служить доказательством следующее: 1) В проезд мой от города Вытегры к Пудожу, явилась ко мне Пречистенского прихода умершего священника жена, вдова Марья Антонова, имеющая лицо свое в багровых пятнах и синевах, жалуясь, что сын её родной, того прихода священник Иван Иванов, не только не оказывает должного к ней уважения и послушания, но часто причиняет ей тяжкие обиды ругательством и даже побоями. В сем последнем случае свидетельствовалась бывшими у неё на лице знаками. На вопрос мой у собравшегося тогда по случаю проезда моего народа, число коего простиралось до 20 человек и более, все единогласно поведение вдовы сей одобрили, а на счет священника Иванова многие жаловались, что он не только дурно обходится с матерью своею и братом, но и прихожан крайне притесняет; за венчание берет от 20 до 50 руб., а за похороны по 10 и по 15 руб., и якобы несколько уже раз было, что приезжавшие в церковь для венчания, не быв в состоянии заплатить тогда же требуемого священником количества денег, возвращались в дома свои не венчанными. По таковым отзывам прихожан, призвал я к себе означенного священника и делая ему строгое на счет сего замечание, советовал у матери испросить прощение, а с прихожанами поступать умереннее и человеколюбивее, но он, вместо раскаяния, отвечал мне, что все это неправда и говорить им вольно. После сего, прибыв в город Пудож, дал я правящему должность исправника, дворянскому заседателю Краевскому, предписание, дабы он, истребовав со стороны духовной депутата и обще с ним, произвел немедленно о поступках священника Иванова надлежащее исследование; но вместо должного по сему исполнения, заседатель Краевский доносит мне, что о присылке депутата относился он в Вытегорское духовное правление, которое, в ответ на то, дало ему знать, что на счет дозволения командировать к нему депутата представлено в новгородскую духовную консисторию. Каковой со стороны духовного правления отзыв ни к чему другому относиться не может, как к продолжению напрасного времени и к поводу столь неблагонадежным священникам оставаться долее при местах их, ибо, по Высочайшему указу в 25-й день мая 1810 года, в каждом уезде депутаты заблаговременно должны быть назначены. 2) В уездном городе Повенце, немалому числу жителей и по недостаточному их состоянию, одна только и есть церковь, во имя св. апостолов Петра и Павла, но и при той, кроме одного священника, нет никого из церковнослужителей, без коих и священник к служению литургии не приступает; об определении же таковых повенецкий городничий, обще со священником, в марте месяце письменно относились в петрозаводское духовное правление, а потом, 12-го мая и 25-го июня, священник сам по себе так же письменно представлял о сем повенецкому благочинному, но за всем тем доселе не определено туда ни одного церковнослужителя, чрез что с 17-го марта по сие время²⁶⁶ литургии в Повенце отправляемо не было. Обстоятельство сие ныне же от губернского правления, с приложением в подлиннике отзыва к повенецкому городничему от тамошнего священника, сообщено на уважение новгородской духовной консистории. 3) В селениях, известных вообще под названием скитов, в окрестностях Даниловского и Лексинского старообрядческих монастырей, в Повенецком уезде находящихся, все жители без исключения есть закоренелые с издревле старообрядцы, которые явно гнушаются и за великий грех считают быть когда-либо в православной церкви, а потому даже и таинство крещения совершают над ними обыкновенные простолюдины из среды старообрядцев, называющиеся старцами, или грамотными; но, за всем тем, нет ни одного женатого, который бы не был венчан в нашей православной церкви и нашими священниками. Желая приобрести некоторые в рассуждении сего подробности, при разговоре с поселянами о их нуждах, старался я неприметным образом наклонять их к откровенному со мною объяснению относительно совершения над ними таинства бракосочетания, и вследствие того узнал, что священники наши ближайших к старообрядцам приходов наперерыв стараются, дабы каждому из них успеть сколько можно более обвенчать старообрядцев и получить за то деньги, ибо поселяне ни к какому особенно приходу не принадлежат; что чрез такое соревнование духовных особ каждому старообрядцу венчание обходится несравненно дешевле, нежели православному в своем приходе, поскольку сей последний не может, по вере своей, исполнять священных своих обязанностей в другом приходе. Не слышно примера, чтобы за таковые противозаконные действия хотя бы с одного приходского священника учинено было местным духовным начальством должное взыскание; между тем старообрядцы, в совершенное поругание православной церкви и её обрядов, каждого, сочетавшегося браком чрез священника, отлучают от своего общества, не позволяют шесть лет быть в их часовнях, и родные их даже до того гнушаются, что не позволяют вместе с собою обедать и есть из одной посуды до тех пор, доколе не кончится время, определенное для их покаяния и доколе старцы или грамотники не дадут на сие разрешения. По окончании же епитимьи, всякий из кающихся должен прийти в ближайшую из своих часовен и кланяться всем предстоящим в ноги, испрашивая в содеянном им грехе прощения.

Таковые и подобные оным со стороны духовных лиц в здешней губернии поступки, которые по кратковременному моему здесь пребыванию могут быть мне еще неизвестны, не только не послужат к подкреплению в православии, но еще, напротив, многие, видя со стороны их соблазны, будут вновь отпадать от православия, чем, конечно, закоренелые уже издревле в своем заблуждении старообрядцы и не оставят пользоваться. Усмотреть же за сим гражданскому начальству нет никакой возможности, ибо старцы, или грамотники старообрядческие, таскаясь, можно сказать, по всей России из одного места в другое, считают за дело богоугодное всех слабых и мало укрепленных в православии обращать к старообрядству и снова их перекрещивать. По сим уважениям, я – по крайней мере, со своей стороны – полагаю, что в приходах Пудожского и Повенецкого уездов, по близости коих находятся старообрядческие жительства, сколько для подкрепления в православии, а не менее и обращения заблудших на путь истинный, священно- и церковнослужители должны быть определяемы предпочтительно примерной нравственности и сколько можно более образованные, хотя бы даже с некоторым, по бедности тех приходов, от казны, или духовного ведомства пожертвованием, на счет пристойного их с семействами содержания, ибо не теперь известно, что бедность есть причиною многих зол и пороков».²⁶⁷

Военный губернатор Клокачев, приехав в Петербург по делам службы, лично объяснял митрополиту Михаилу тоже самое, что заключалось в вышеизложенном представлении, и убедительно просил как его, так и князя А. Н. Голицына об учреждении в Петрозаводске самостоятельной епархии. Митрополит Михаил и князь Голицын на словах совершенно одобрили мысль Клокачева и даже придумали помещение для будущего олонецкого архиерея, в Александровском монастыре; но, несмотря на то, дело об учреждении олонецкой епархии не двигалось вперед. Клокачев снова писал о сем из Архангельска к Голицыну, который отношение его передал на рассмотрение преемнику Михаила, Серафиму; но и Серафим медлил отзывом. Наконец, представленный в 1828 году Государю сенатором Барановым отчет о последствиях произведенной им ревизии Олонецкой губернии ускорил решение дела об учреждении там епархии. Вот что писал Баранов: «Во время возложенной на меня ревизии Олонецкой губернии, обращая внимание на все части внутреннего её управления и в особенности на положение её жителей в отношениях нравственных, известился я, что в некоторых местах сей губернии существуют разные старообрядческие расколы. По личному пребыванию моему в Петрозаводске, старался я собрать все сведения, до предмета сего относящиеся, а коллежскому советнику Дурасову, отправленному для обревизования Повенецкого уезда, предписал я в сем гнездилище старообрядческого изуверства, и в других уездах, по дороге лежащих, осмотреть церкви, описать их положение, удостовериться: имеются ли при них все надлежащие к исправному богослужению потребности, получают ли священно- и церковнослужители достаточное содержание; усердствуют ли прихожане, а паче сельские, к храмам Божиим; исполняют ли они обязанности христианские; не препятствуют ли в том живущие в уездах, или городах старообрядцы; не производят ли сии последние каких-либо между жителями соблазнов, и в чем именно соблазны сии состоят? Сведения сии открыли:

По городу Повенцу и его уезду: вообще, как в самом городе, так и уезде, церкви, кроме немногих, ветхи, запустелы и в беднейшем положении; жители города, исключая служащих, почти все старообрядцы; в уезде сии последние живут целыми селениями, а в волостях, где находятся церкви, они придерживаются старообрядства тайно; ходящие, в церковь редко исполняют христианские обязанности, как-то: исповедь и причастие. Старообрядцы, соблазняя ложными и нелепыми мнениями о превосходстве своей веры, даже престарелых христиан при самой смерти перекрещивают по своим обрядам; погребение производится большею частью без сведения нашего духовенства. По удостоверению повенецкого благочинного, священника Будимирского, изъясненному в отношении его к коллежскому советнику Дурасову, и по личному сего последнего дознанию на месте, открылось, что главнейшее гнездилище раскольников есть так называемое Выгорецкое общежительство, которое состоит из двух монастырей: Даниловского и Лексинского, отстоящих от Повенца – первый в 70, а второй в 90 верстах; из сих монастырей каждый заключает в себе мужской и женский, почти смежные, разделяющиеся между собою одною деревянною оградою. Там мужья с женами жить не могут, а находятся одни холостые, женщины и девки; настоящее число жителей стараются они скрывать, но во время молебствия сосчитано было в каждом монастыре мужчин до несколько сот, а женщин до тысячи душ. Летом таковое количество значительно увеличивается от стекающегося на поклонение народа. В сих монастырях устроены обширные деревянные моленные; иконостасы оных украшены жемчугами и драгоценными камнями на великие суммы; начальники монастырей, именуемые большаками, имеют в своей зависимости окружные скиты и даже в некоторых уездах подобные монастыри, как то: в Каргопольском уезде Чаженский и другие, куда от них определяются настоятели. Раскольники, в них живущие, верят и поклоняются Спасителю, Божией Матери и св. угодникам, кроме Димитрия Ростовского, не приемлют ни одного духовного таинства, как то: крещения, исповедания и брака, хотя по некоторым местам венчаются в церквах, но жен своих за настоящих не признают, погребают сами себя на особых кладбищах, верят одним старопечатным книгам; крест складывают большим с двумя меньшими перстами; священниками нашими и церквами гнушаются, имеют собственных попов, состоящих из грамотных крестьян и женщин; служат часы, заутреню и вечерню, но обедни не отправляют; за недостатком старых печатных книг, много имеют письменных. Сказывают, что типография их потаенно существует в городе Стародубе. Толки свои стараются повсюду распространять и для сего отправляют от себя наставников ежегодно во все пределы России; хотя устав общества обязывает оба пола жить в чистоте и девственности, но великое количество окрестных жителей, не знающих отцов своих, свидетельствует о существующем в монастырях сих разврате. К немалому соблазну непросвещенного народа, найден в Лексинском монастыре называющий себя монахом майор Фукс, коего брат находится при раскольничьей моленной в С.-Петербурге, на Охте. Сей отступник, рассеевая плевелы раскола, множит число обольщенных его примером и зловредными поучениями. Вообще, обитатели монастырей люди безграмотные, грубы и закоснели в своих предрассудках.

Изуверство их распространилось и на жителей окрестных селений, так что в Селецкой вотчине Поданского погоста крестьянин Евдоким Марков, выбранный головою, не только не принял на сие звание присяги, но даже склонил до 200 человек прихожан в церкви дать ему доверие на исходатайствование дозволения быть совершенными старообрядцами.

Коллежский советник Дурасов, по бытности в Ладожском скиту, отстоящем в 30-ти верстах от Лексинского и Даниловского монастырей, старался склонить жителей к принятию истинной веры и убедил сих главнейших раскольников, занимающих первое место после Выгорецкого общежительства, принять священника со всеми обрядами нашего вероисповедания и обратить их моленную в церковь. В удостоверение сего дана ими подписка, и, хотя число их невелико, но пример может много содействовать обращению других старообрядцев, между которыми они находятся.

По городу Пудожу и его уезду:

В городе и уезде старообрядцев разных расколов находится, по донесению исправника, до 250 душ, но, по общим слухам, число их долженствует состоять несравненно более, ибо многие скрывают себя в местах отдаленных и непроходимых, они придерживаются расколу тайно и особенных моленных не имеют; есть однако же несколько рассеянных по уезду малых часовен. В некоторых местах усердие жителей к истинной вере доказывается числом церквей хорошо устроенных.

По городу Вытегре и его уезду:

В самом городе старообрядцы имеют моленную, подавно построенную в виде дома; сверх того, по завещанию с.-петербургского купца Рулева, отказавшего на построение церкви на кладбище 15.000 р. с процентами, замышляют устроить еще церковь раскольничью. Число их в сем городе простирается до 60 душ обоего пола; они даниловской секты и суть люди зажиточные. Главнейший раскольник, купец Воробьев, избран градским главою и потому имеет некоторое влияние на граждан города, хотя усердие протоиерея Филиппа Оштинского число старообрядцев значительно уменьшило. В городе находится одна только соборная церковь, заключающая в себе малый теплый придел, в котором в праздничные дни едва пятая доля жителей поместиться может. По таковому неудобству, особенно ощутительному зимою, каждый гражданин, ревнующий к догматам православной веры, не бывая долгое время в церкви, охлаждается в своем усердии. Впрочем, вообще по уезду церкви находятся в хорошем состоянии. Селение, называемое Андоморецкие жилища, населено большею частью старообрядцами даниловской секты до 100 душ обоего пола, имеющими свою часовню. Кроме сего, в уезде никаких раскольнических обществ не находится, а живут старообрядцы по нескольку человек рассеянно на всем пространстве уезда; явности в отправлении богослужения и обрядов своих не показывают, придерживаясь оных тайно.

По городу Каргополю и его уезду:

Большое число церквей, из коих есть великолепные, достаточное содержание священно- и церковнослужителей доказывают усердие граждан к церкви как в городе, так и в уезде. В Каргополе нашлось только семь человек старообрядцев. Не взирая на сие, в уезде существуют монастыри: Чаженский, даниловской секты, заключающий в себе до 150 душ обоего пола, и Филипповский скит, имеющий не более 20 человек. Всех старообрядцев обоего пола до 2.100 душ; живут по домам, есть малые часовни.

Коллежский советник Дурасов, по предписанию моему, истребовал от земских исправников четырех означенных уездов и городничих вытегорокого и каргопольского сведения о числе старообрядцев, явно в ведомстве их обитающих; также составлено им подробное описание, того положения, в каком найдены православные церкви и их священнослужители. Впрочем, по неисправности земских судов и по слабому надзору, какой олонецкое духовенство имеет над своими прихожанами, я считаю, что число старообрядцев, явно придерживающихся своего раскола, долженствует состоять гораздо более. В числе их находятся иконоборцы, субботники, скопцы и другие. Хотя множество различных толков, обычаев и мнений составляет различные и отдельные общества, но господствующие секты суть: даниловская и филипповская. Последователи первой тем различествуют от православных, что употребляют пищу особенно, молятся и служат по древним книгам и иконам, не приемлют священства и исполняют все требы, кроме причащения. Последние не признают никаких властей и суть раскольники самые закоренелые».

Далее Баранов говорит о причинах, содействовавших распространению раскола в Олонецкой губернии, и предлагает средства к уничтожению его. Причины эти, по мнению его, были следующие:

А) Положение церквей наших в Повенецком уезде находится посреди Карелии. Жители оного, не зная русского языка, остаются равнодушными и несклонными к пастырским поучениям священников, тогда как раскольники чрез частое с ними обращение по делам торговым, ознакомясь с их языком и обычаями, подчинили их своему влиянию.

Б) Посылаемые старообрядцами из монастырей Даниловского и Лексинского, в роде наставников, обоего пола коварные люди, убеждающие родственников своих, соседей и сторонних оставлять церкви и прилепляться к расколу, внушают невежественным жителям, что и в последние минуты жизни, переменив веру, спасут свои души.

В) Неуважение к священникам и зависимость их, особенно по Повенецкому уезду, от раскольников в необходимых потребностях жизни, доставляют право сим последним иметь на них влияние, ибо, не исключая самого Повенца, многие из священников получают от старообрядцев единственное свое содержание. Самые жители северной части Повенецкого уезда, составляющие Поморскую сторону, где находятся раскольничьи монастыри, от частых неурожаев терпят иногда нужду в продовольствии. Старообрядцы, пользуясь сими случаями и имея при монастырях своих большие хлебные запасы, благодетельствуют окрестным жителям и чрез то привлекают их в свою зависимость. Узнав о сих обстоятельствах, я в тоже время предписал олонецкому губернскому комитету, учрежденному для продовольствия жителей, принять нужные для сего меры. Вследствие сего с открытием весны отправлено будет водою в город Повенец 500 кулей муки, которые, по избыточному урожаю прошлого года, составляют исчисленную для уезда сего потребность.

Г) Большими вкладами, приношениями капиталами по духовным завещаниям, назначаемыми от разных богатых лиц, которых старообрядцы имеют благодетелями, поддерживается существование монастырей; значительные богатства, от сего в оные стекающиеся, и примеры обращений некоторых, даже известных в обществе по званию, или состоянию своему особ, проживающих в монастырях, как то: майора Фукса, чрезвычайно богатой и молодой, из купеческого звания, девицы Голашевской с родственниками, купеческих дочерей Долговых, вдовы Крупениковой и многих других, служат немалым соблазном к увеличению числа последователей.

Д) Позволение раскольникам погребать умерших по их обрядам, без всякого сведения приходских священников и слабое за сим смотрение местного начальства.

Е) Малое число храмов Божиих, по сравнению пространства Повенецкого уезда. Некоторые из деревень отстоят от своих приходов на сто и более верст, а в приходах Выгозер, Шмалах и Юстозере вовсе нет священников и в первый из них для служения приезжает священник из Селецкого погоста, за 200 верст от Выгозера находящегося. На таковом расстоянии священники лишаются возможности исполнять духовные свои обязанности; обыватели, не имея достаточного усердия приезжать для моления из отдаленных мест, редко видят церковных пастырей и принуждены бывают прибегать к старообрядчеству, всюду рассеянному, которое не упускает сим пользоваться.

Ж) Ускорению и увеличению раскольничества много способствует производимое олонецкою казенною палатою причисление к их монастырям поселян после ревизии в 1823, 1824 и 1825 годах. В Даниловский и Лексинский монастыри приписано мужеского и женского пола 361, и в 1827 г. в Чаженский мужеского пола 11 душ. Без сих приписок общества сии, по уставу своему о сохранении телесной непорочности, давно бы могли прийти в ослабление.

Обнаруживая пред Вашим Императорским Величеством дошедшие до сведения моего причины и действия старообрядческого раскола, должен еще повторить, что корень зла, распространяющего пагубные свои ветви не только в Олонецкой губернии, но и в целой России, существует в Выгорецком общежительстве. Теперь надлежит обратиться к способам, какие по местному усмотрению к уврачеванию зла сего могли мне представиться. Ведая человеколюбивые Ваши чувства, Всемилостивейший Государь, я удостоверен, что одни только способы кротости и христианского назидания могут у престола Вашего найти себе одобрение; всякие другие, будучи противны Вашему сердцу, опровергаются также опытом прошедших времен, которые доказали, что строгость и гонение на отпадших от церкви нашей не только не обращает заблудших на путь истины, но и производит в них пущее упорство, ожесточение и ненависть к господствующей вере. В сем смысле осмеливаюсь всеподданнейше представить на благоусмотрение Вашего Императорского Величества следующие меры:

1) Олонецкая епархия существовала до 1787 года; последний епископ Амвросий именовался олонецким и каргопольским; он был викарным архиереем новгородскому митрополиту и жительствовал в Свирском монастыре. Важность сана и власть, облекающая сего святителя, внушают уважение в жителях губернии. Находясь на месте и объезжая духовную свою паству, он имеет полную возможность к близкому по всем частям надзору, узнает нужды, исправляет недостатки, ходатайствует о всех потребностях церкви и её служителей. Я мнением своим полагаю возобновить сии епархии.

2) По усмотрению епархиального архиерея устроить в приличных местах на ближайших расстояниях новые церкви.

3) По причине дороговизны каменного строения, по непривычке жителей к деланию кирпича и по изобилию лесов, разрешить строение и поправку деревянных церквей, не требуя сооружения каменных, и отпускать лес из казенных дач без платежа попенных денег.

4) В тех приходах, где в большом числе существуют старообрядцы, и особенно в Повенецком уезде, дать по усмотрению духовного начальства всем священно- и церковнослужителям достаточное содержание, независимое от прихожан.

5) Успех в обращении старообрядцев кроткими мерами к господствующей вере зависит от избрания достойных пастырей. Для назидания за прихожанами весьма было бы полезно определить в Повенецкий уезд служителями церкви известных кротостью нравов и благочестием из монашествующих Соловецкого и Полеостровского монастырей. Строитель последнего, иеромонах Иоасаф, отлично от раскольников уважаемый, в сей стороне мог бы иметь великое влияние на обращение старообрядцев и на удержание священников в приличном сану их достоинстве.

6) Повенецкого уезда жители Ладожского скита согласны принять священника. Если предположение сие состоится, в таком случае, учредив в сем месте вотчинное правление, подвергнуть ведомству оного как Выгорецкое общежительство, так и окружные селения старообрядцев; можно надеяться, что чрез частое между жителями сообщение восстановится порядок. Правительство получит возможность иметь сведение о всех поступках раскольников, тем более, если вотчинный голова будет внимателен, а священник усерден и благочестив. Для лучшего в сем успеха полезно было бы предоставить священнику и голове особенные от правительства выгоды.

7) поскольку корень старообрядчества, как выше объяснено, существует в Повенецком уезде, то правительству надлежит обратить особенное на уезд сей внимание, для обращения отпавших граждан к господствующей вере. Нет столь верного и краткого способа, как воспитание малолетних детей. В сем случае я крайне признаю полезным учреждение в городе Повенце из детей старообрядческих духовного училища, где юноши, воспитанные в недре православного исповедания, по возвращении в свои семейства, принесут с собою священные чувства христианского учения. Состав и образование сего училища зависеть будет от высшего духовного начальства. Протоиерей города Вытегры Филипп Оштинский, известный благочестивыми своими качествами, не отречется посвятить последние дни своей жизни на исполнение по предмету сему воли правительства.

8) Строжайшим образом воспретить олонецкой казенной палате под каким бы ни было предлогом приписку и причисление к раскольничьим монастырям и селениям разного звания и пола людей.

9) Воспретить строжайшим постановлением принимать на воспитание старообрядческим монастырям малолетних детей обоего пола, за чем иметь особенное наблюдение духовному начальству.

10) Бродяг, называющих себя старообрядческими попами – явных развратителей, по открытии оных, брать под стражу и предавать суду.

11) Земским полициям строжайшим образом наблюдать, чтоб погребение старообрядцев не иначе производилось, как с ведома сельского начальства, которое обязано о том уведомить местного священника.

12) Выше объяснено, что во всем городе Вытегре находится одна только православная церковь, которая для помещения жителей крайне недостаточна. А как построенная, по воле покойной Императрицы Екатерины II, старая городская церковь, по причине слабого фундамента, уничтожается, то место, на коем была оная воздвигнута, находясь в черте городской и по близости кладбища, представляет удобность к сооружению вновь храма Божия с теплою церковью. Материал для оного может быть употреблен из ныне разбираемой, а наименовав её кладбищенскою, исполнится воля завещателя купца Рулева, пожертвовавшего для построения оной одного капиталу 15.000 рублей».²⁶⁸

Император Николай собственноручно написал на этом донесении: «Я совершенно согласен на предлагаемые меры сенатором Барановым. Св. синоду избрать епископа, назначив, где иметь пребывание».²⁶⁹ Затем сей рапорт, с резолюцией на нем Государя, внесен был в секретный комитет по раскольническим делам, который положил: «Для приведения в исполнение таковой Высочайшей воли, передать списки с оного рапорта преосвященному митрополиту Серафиму и управляющему министерством внутренних дел. Преосвященный митрополит Серафим предложит св. синоду сделать исполнение и надлежащие распоряжения о всем том, что принадлежит до духовной части, а управляющий министерством внутренних дел сделает распоряжения о том, что относится до гражданской части. Преосвященный митрополит Серафим, вместе со списком с рапорта сенатора Баранова, получит и подлинные бумаги, представленные сенатору от употребляемого им в сем деле по Олонецкой губернии коллежского советника Дурасова, которые содержат сведения о лицах, поступивших в раскол и распространяющих оный, доверенность жителей Ладожского скита, от ноября 1825 года, крестьянину Ермилу Иванову о ходатайстве к обращению их часовни в единоверческую церковь и объявления их коллежскому советнику Дурасову, от 23-го ноября 1827 года, о готовности их присоединиться к греко-российской церкви, с тем, чтоб их часовня обращена была в православную церковь, и сведения о положении церквей и священно- и церковнослужителей в Олонецкой губернии. Преосвященный митрополит Серафим поставит все сии сведения в виду св. синода и имеющего вновь назначаться олонецкого епископа, обратив особенное внимание на изъявленную жителями Ладожского скита готовность присоединиться к православной церкви, дабы таковое их желание немедленно было удовлетворено, определен был к ним лучший священник и часовня их была обращена в церковь и исправлена пособием от правительства».²⁷⁰

По утверждении Государем положения секретного комитета, митрополит Серафим вошел в синод с предложением об исполнении Высочайшей воли касательно учреждения в Олонце епископской кафедры, а вместе с тем представил копии как с ревизии Баранова, так и с бумаг Дурасова, с тем, чтобы синод принял их в руководство при назначении епископа на олонецкую кафедру и сделал их известными будущему олонецкому архиерею. После этого был поднесен от синода следующий доклад: «Приступая к исполнению воли Вашего Императорского Величества, синод рассуждал, что новоучреждаемой олонецкой епархии нужно дать в списке епархий высшее пред некоторыми другими место, во-первых потому, что она отделяется от первоклассной епархии новгородской, во-вторых для того, чтобы тем удобнее было переводить в оную из действительно служащих епископов дознанной способности, чего в особенности требовать могут местные обстоятельства и самая новость её учреждения; в-третьих, для того, чтобы она получила некоторое преимущество в окладах, нужное по скудости края. По таковом рассуждении, синод положил: 1) новоучреждаемой олонецкой епархии быть последней в числе второклассных, с произвождением на оную содержания из казны, по примеру прочих епархий того же класса, по прилагаемому у сего штату.²⁷¹ 2) Архиерею сей епархии именоваться олопецким и петрозаводским. 3) Пребывание иметь ему в губернском городе Петрозаводске,²⁷² где, для помещения его со всем архиерейским штатом и консисторией, построить, или приобрести покупкой приличный дом на счет казны, а до устроения оного предоставить ему иметь жительство там, где он найдет удобнее и сообразнее с потребностями управления. 4) На основании указов 1764 г. февраля 26-го и 18-го декабря 1797 г., к архиерейскому дому олонецкой епархии определить надлежащее число служителей из крестьян экономического ведомства и отвести из казенных и оброчных статей по близости и удобности положенное количество земли с угодьями, мельницу и рыбные ловли. 5) На первый раз олонецкому архиерею, как не имеющему дома, ни домашних принадлежностей, выдать на обзаведение из казны 10 т. руб., с тем чтобы он с отчетом в оных донес синоду, будет ли тем удовлетворено первым потребностям нового заведения и не потребуется ли дальнейшего пособия и на что и какого. 6) Касательно различных принадлежностей архиерейского священнослужения, как митрополиты новгородский и московский изъявили готовность сделать олонецкому архиерею первоначальное пособие от ризниц, то предоставить им исполнить сие и о последующем донести синоду. 7) Что касается до устроения семинарии во вновь учреждаемой олонецкой епархии, предоставить будущему архиерею сей епархии (войти с) особым обстоятельным представлением: между тем, детям священно- и церковнослужителей сей епархии продолжать обучаться в тех же семинариях и училищах, где они ныне обучаются, и, по увольнении из оных, поступать им в распоряжение олонецкого архиерея по принадлежности».

Кандидатами на олонецкую кафедру представлены были: оренбургский епископ Амвросий, викарный новгородской митрополии Игнатий и ректор ярославской семинарии, архимандрит Аркадий. Из них Государь, 22-го мая 1828 года, утвердил Игнатия, как предпочтительно перед другими рекомендованного митрополитом Серафимом.²⁷³

Почти одновременно с учреждением олонецкой епархии, явилась новая архиерейская кафедра в Саратове. Степи саратовские, точно так же, как и леса олонецкие, с давних лет начали населяться раскольниками разных сект. Местоположение губернии, отдаленность от надзора епархиального архиерея, жившего в Пензе, необразованность духовенства – содействовали распространению и ускорению здесь раскола.

Вследствие того, 20-го октября 1828 года последовало повеление: «Учредить в Саратове епископскую кафедру, предоставив св. синоду сделать постановление о сем новом учреждении саратовской епархии».²⁷⁴

В исполнение сей Высочайшей воли синод полагал: 1) новоучрежденной саратовской епархии быть в третьем классе и иметь степень под пензенскою, с производством на неё из казны 14.996 р. асс. 2) Будущему епископу именоваться саратовским и царицынским, а как название саратовского присвоено было пензенскому архиерею, которого он иметь уже не может, то последнего именовать впредь пензенским и саранским. 3) Новому епископу иметь пребывание в Саратове, где, впредь до построения или покупки особого дома на счет казны, помещаться ему в Спасопреображенском монастыре. 4) Различными принадлежностями для архиерейского священнослужения снабдить саратовского епископа киевскому митрополиту, так как при Киево-Софийском кафедральном соборе и Киевопечерской лавре имеется их достаточное количество. 5) На первоначальное образование архиерейского дома выдать 10.000 руб. асс. из государственного казначейства.

Из числа представленных синодом на новую кафедру трех кандидатов: Моисея, епископа вологодского, Кирилла, епископа вятского, и Амвросия, епископа оренбургского, Государь 3-го ноября 1828 г. избрал первого.²⁷⁵

По прибытии в Саратов, Моисей поместился не в Преображенском монастыре, как предполагал синод, а в самом городе. «Городское саратовское общество, писал губернатор, сколько по усердию своему к сему новому архипастырю, столько и по убеждению к тому, что состоящий за городом Спасопреображенский монастырь не имеет в себе достаточного для архиерея и духовной консистории помещения, и что неблизкое отстояние сей обители от города крайне затруднить может удобное с оным сообщение, особенно же в весеннее и зимнее время, расположилось, по настоянию моему, нанять один частный в Саратове дом, г. Теплякову принадлежащий, для помещения в нем его преосвященства со штатом и духовной консисторией. Годовая плата за сей дом составляет 1.800 руб. и сумма сия употреблена городским обществом из собственного капитала его, не подлежащего никакому отчету».

Так как казенное ведомство не могло отыскать для архиерейского дома близ Саратова ни мельницы, ни рыбной ловли, то взамен их синод полагал выдавать ему каждогодно по 8.000 р. асс. Но министр финансов сильно восстал против этого, говоря, что хотя и были назначаемы пособия архиерейским домам, но не взамен земель, мельниц и рыбных ловель, а собственно на содержание их по состоявшимся, вследствие особых уважений, Высочайшим указам и штатам; окладов же из казны столь значительных, взамен мельниц и рыбных ловель, ни одному архиерейскому дому не производится, а определено, вместо них, некоторым архиерейским домам не более, как от 200 до 350 руб. и хотя астраханский архиерейский дом в 1825 г. и просил о назначении, взамен таких же угодий, по 6.000 р. в год, но положением комитета министров 16-го февраля 1826 г. постановлено: по состоянию того дома на границе, сопредельной с иноверческими племенами, определить оному, взамен мельниц и рыбных ловель, преимущественнейший пред прочими оклад по 2.000 р. в год. Синод, вследствие этого отзыва, вошел с докладом, в котором излагал, что «по убеждению его в несоразмерности с нынешним порядком вещей вообще штатного положения архиерейских домов и подобных, взамен угодий определенных окладов, он при всяком случае, когда епархиальные архиереи входят с представлениями о недостатке способов к содержанию домов их, ходатайствует пред Его Императорским Величеством о прибавке из казны к старым окладам новых и, таким образом, имел уже счастье испросить у Его Величества на три архиерейские дома: калужский 3-го класса 5.000 руб., тобольский 2-го класса 6.000 и иркутский того же класса 7.000 руб., тогда как все они при штатном положении имели и земли, и мельницы, и рыбные ловли, по общему положению определенные, с каковых калужский архиерейский дом в то самое время получал дохода 2.455 р. в год. Саратовский архиерейский дом еще более имеет право на вознаграждение за мельницу и рыбную ловлю, потому что последний пример назначения астраханскому, вместо мельницы и рыбной ловли, 2.000 р., приводимый министром финансов к уменьшению требований саратовского архиерейского дома, не может быть применен к обстоятельствам сего последнего, поскольку астраханский дом, кроме указанных 2.000 р., пользуется другим пособием в количестве 5.000 р., которое производилось ему прежде от владетелей тамошних рыбных ловель, князей Куракиных, а ныне, по поступлении оных ловель в казенное ведение, производится из казны». Доклад синода, по повелению Государя, внесен был на рассмотрение в комитет министров, который положил: выдавать саратовскому архиерейскому дому, взамен мельницы и рыбных ловель, по 6.000 р. в год. Государь утвердил заключение комитета 19-го ноября 1831 г. Таким образом, дело это тянулось почти четыре года.

На другой год после открытия Саратовской епархии была учреждена новочеркасская. Причиною к её открытию послужило умножение раскола между донскими и черноморскими казаками. Раскол на Дону уже существовал давно, успел окрепнуть и иногда проявлялся страшными политическими движениями. Быстрое и постоянное возрастание его не могло, наконец, не обратить на себя внимания секретного комитета о раскольниках, который 14-го марта 1829 г. положил: «Представить Государю Императору, не благоугодно ли будет повелеть св. синоду, войти в надлежащее рассуждение об открытии новой епископской кафедры в Новочеркасске; причем обратить внимание и на то, не удобнее ли сей же кафедре подчинить и земли черноморских казаков, столь отдаленные от Астрахани, к которой ныне принадлежат». Государь, 30-го того же марта, собственноручно написал: «Согласен, назначив заведовать войском черноморским и кавказскою областью, назвав епископом донским и кавказским. Избрав человека опытного и надежного».²⁷⁶ Но прежде представления кандидатов на эту кафедру, синод вошел с докладом о том, что «по выслушании Высочайшего повеления об избрании архиерея на новоучреждаемую епархию на Дону и о наименовании его донским и кавказским, он не мог оставить без всякого внимания, что в сем титуле не заключается названия, от какого-либо города заимствованного, как то с древних времен введено в нашей иерархии. Принимая в рассуждение, что сей обычай основан на точных словах чиноположения, по которому, при наречении и посвящении архиереев, провозглашаются они, как протодиаконом, так и рукополагающим архиереем, при чтении посвятительной молитвы, епископами богоспасаемых градов, тех самых поименно, куда назначаются, св. синод всеподданнейше, чрез обер-прокурора, доносит Государю, не благоугодно ли будет, для соблюдения порядка в чиноположении церковном и сохранения древнего обычая сего, Высочайше повелеть архиерею новоучреждаемой епархии именоваться новочеркасским и кавказским, поскольку кафедра его назначается в сем городе». Государь на этом докладе написал: «Правила сего я не знал; следуя оному, надо епископа назвать новочеркасским и георгиевским».²⁷⁷ 5-го апреля 1829 года окончательно утвержден был доклад синода о новочеркасской епархии, по которому она поставлена последнею в числе второклассных епархий, на том основании, что 1) церкви Кавказской области и войска черноморского состоят в старшей второклассной епархии (астраханской) и 2) потому, чтобы тем удобнее было переводить в оную из действительно служащих епископов дознанной способности. На содержание архиерейского дома, консистории и кафедрального причта определено, по примеру прочих второклассных епархий, 18.491 р. 32½ коп. асс. Кроме того, велено отвести земли и угодья для содержания архиерейского дома, на первый раз около 600 десятин, к которым, по представлению наказного атамана войска Донского, в 1837 г. прибавлено было еще 400 десятин. За неотысканием готовой мельницы близ Новочеркасска, отпущено было в распоряжение новочеркасского архиерея единовременно 15.000 р. для постройки её на месте, которое найдет удобным без стеснения города, или какой-либо из ближайших к нему станиц. На первоначальное обзаведение выдано из казны 10.000 р. асс. Из числа трех кандидатов на новую кафедру: епископа тамбовского Афанасия, епископа ревельского, с.-петербургского викария Никанора и ректора костромской семинарии, архимандрита Евгения, Государь утвердил первого.

Так как в состав новоучрежденной кафедры отошли от епархий астраханской и воронежской такие места, от которых архиереи этих епархий имели вторые наименования, то вследствие сего положено было астраханскому архиерею называться астраханским и енотаевским, а воронежскому – воронежским и задонским. Новая епархия заключала в себе землю войска Донского, Кавказскую область и Черноморию. Пребывание архиерею назначено было в Новочеркасске, где куплен был для него дом за 8.000 руб.

Обстоятельства, вызвавшие учреждение симбирской епархии, были совершенно другие, чем трех ей предшествовавших. Губернии Казанская и Симбирская заключают в себе, кроме православного народонаселения, множество язычников (черемисов, чувашей, мордву) и магометан и, несмотря на то, что этот край вошел в состав русского царства уже со времен Иоанна Грозного, православие здесь не сделало больших успехов и не могло осилить идолопоклонства и магометанства, из которых последнее особенно упорно держалось в этих местах. Лучшим средством к распространению православной веры между татарами, чувашами и черемисами было признано учредить епископскую кафедру в Симбирске, тем более, что Симбирская губерния уже давно получила самостоятельное гражданское управление и только в церковном продолжала оставаться в составе казанской епархии, а между тем отдаленность некоторых городов губернии от главного местного духовного управления весьма затрудняла паству в сношениях со своим архиереем, удаляя и её от ближайшего его надзора. В докладе синода, поднесенном Государю, были представлены следующие причины необходимости открыть особую симбирскую епархию: «Количество народонаселения и пространства земли, которое признается достаточным для того, чтобы составить губернию, по одинаким соображениям должно быть признано довольно великим, чтобы составить епархию господствующего в народонаселении вероисповедания. Для правильного единообразия в распределении частей управления и для удобства сношений между начальствами духовным и светским, полезно, чтобы пределы губерний были равномерно пределами епархий. По сим началам, еще и в предшествовавшие царствования, и наипаче в деятельное к усовершениям царствование Вашего Императорского Величества, от времени до времени открываемы были православные архиерейские кафедры в тех собственно Российских многочисленных губерниях, которые не имели оных. Остается, наконец, из таковых губерний одна Симбирская без архиерейской кафедры. Синод, вникая в обстоятельства казанской епархии, к которой Симбирская губерния присоединена, усматривает, что надобность открыть новую архиерейскую кафедру в Симбирске оказывается довольно настоятельною. В Казанской губернии считается церквей приходских 406, а церковных причтов 607; в Симбирской церквей 603, а причтов 788 – количество для одной епархии обременительное, а для образования двух достаточное. Некоторые города Симбирской губернии отстоят от епархиального города Казани около 400 верст: отдаленность, при многочисленности церквей, не довольно благоприятная для надзора со стороны начальства и для должностных сношений подчиненных. В Казанской губернии находится, между прочим, 210 приходов из разных племен новокрещенных, требующих особенного и ближайшего попечения об утверждении их в вере, и в Симбирской того же рода приходов 109. В них душ одного мужского пола в обеих губерниях до 300.000. Сверх того, в Казанской 115.682, а в Симбирской 34.503 еще совсем непросвещенных светом Евангелия. Жатва многа и требует по каждой губернии особого прилежного деятеля в епархиальном начальнике. Нынешний казанский архиепископ в своих донесениях признает сию потребность. По сведениям и сличениям оказывается, что в Казанской губернии число ученых священников, в сравнении с неучеными, немного менее половины. Напротив того, в Симбирской ученых менее пятой доли против неученых. Разность сия происходить без, сомнения, от того, что духовенство Симбирской губернии, по отдаленности, затрудняется отдавать детей в казанскую семинарию и что совершившие учение в сей последней охотнее размещаются по церквам, ближайшим к местопребыванию епархиального начальства. Из сего следует, что, дабы усилить образование симбирского духовенства, нужно дать ему свою архиерейскую кафедру и свою семинарию. Ныне сему время и по той, между прочим, причине, что при происходящем по Высочайшей воле Вашего Величества рассмотрении о распространении училищных зданий, настоит надобность определительно положить, устроит-ли казанскую семинарию для духовенства двух губерний, или одной Казанской».²⁷⁸

Синодальный доклад об открытии симбирской епархии был утвержден 10-го февраля 1832 года. В иерархическом порядке она поставлена в 3 классе после оренбургской. Епископ получил наименование симбирского и сызранского, а казанскому повелено называться затем казанским и свияжским. Пребывание новому епископу назначено в симбирском третьеклассном Покровском монастыре, в котором велено построить на счет казны приличный для помещения его, со всем его штатом и консисторией, дом. На содержание архиерея были обращены угодья того же Покровского монастыря, с присоединением к ним еще новых, по указам 1764 и 1797 годов. Различными потребностями снабдили новую кафедру митрополии новгородская и московская. Для избрания на неё архиерея со стороны св. синода не было представлено, как это всегда делается, трех кандидатов, ибо он был назначен непосредственно от Государя. «По утверждении Нами, сказано было в Высочайшем указе, поднесенного от св. синода доклада об учреждении в Симбирске особой епархии, повелеваем на архиерейскую кафедру сей новоучреждаемой епархии перевести минского архиепископа Анатолия, с сохранением между преосвященными архиереями того самого старшинства, которое имеет уже по степени носимого им сана и управляемой им епархии». Причина такого отступления от принятых правил объясняется особенным значением, которое в это время приобрели в глазах правительства так называемые западные епархии, где оно было особенно озабочено сближением униатской церкви с православною и постепенным приготовлением общего их воссоединения. Естественно, что в таком деле первыми и главными пособниками правительства долженствовали быть тамошние архиереи, но, к несчастью, они не отличались особенными способностями, необходимыми для столь важного дела, и правительство нашлось вынужденным заменить их пастырями более деятельными и искусными. Вследствие этого и Анатолия, минского архиепископа, который был признан неспособным долее там оставаться, предполагали перевести из Минска в Вятку; но как вятская кафедра была епископией, а минская архиепископией, то и нельзя было перевода из высшей епархии в низшую произвести обыкновенным порядком. Синод, как докладывал Государю князь Мещерский, «не имея в виду примеров избрания архиепископа на кафедру епископскую и не находя по делам церковного управления, чтобы преосвященный Анатолий заслуживал столь явное свидетельство неблаговоления св. синода, не мог его поместить в число представляемых кандидатов на вятскую кафедру, а избрал трех архимандритов». Но чтобы устранить это затруднение при переводе Анатолия из Минска в Вятку, Мещерский полагал дать о переводе его именной указ синоду, подобно тому, как епархиальные начальники производятся в члены синода и митрополиты, без избрания синода, а Высочайшими указами. «Сей способ, говорил Мещерский, к переводу из минской епархии Анатолия тем менее представляет затруднений, что можно будет предоставит ему и на вятской епископской кафедре туже степень, которую он ныне занимает по классу и старшинству минской епархии».

Государь согласился с мнением Мещерского, но только назначил Анатолия не в Вятку, а в Симбирск, и на докладе синода о кандидатах, представляемых на вятскую кафедру, утвердив епископом вятским архимандрита Иоанникия, написал: «Минского епископа можно бы перевести на новую епархию в Симбирск».²⁷⁹

Последствия показали, что выбор Анатолия на симбирскую кафедру был неудачен: неспособный управлять минской епархией, он не более оказал способности и в Симбирске. Таким образом цель, которую имело в виду правительство при открытии сей последней епархии, не была достигнута.

1-го апреля 1833 года статс-секретарь Танеев сообщил обер-прокурору св. синода князю Мещерскому повеление Государя назначить в Полоцк особого епископа, с наименованием полоцкого и виленского, составя епархию его из губерний Витебской и Виленской; к епархии же минского епископа назначить Гродненскую губернию и Белостокскую область.²⁸⁰ Как сильно занимала Государя мысль об учреждении полоцкой епархии и с каким нетерпением он ожидал исполнения её, видно из последующего повеления синодальному обер-прокурору: донести, отчего синод так долго медлит представлением кандидатов на эту епархию.²⁸¹ Нетерпение, обнаруженное Государем при этом случае, объясняется тем, что учреждение полоцкой епархии было первым явным шагом правительства в деле уничтожения унии и ослабления католицизма в Западных губерниях, и что основание этой кафедры входило в тот общий план, который правительство предначертало себе в деле воссоединения униатов. Какие смелые помыслы и надежды возлагало оно на учреждение полоцкой епархии, можно видеть из следующего места секретной записки, представленной статс-секретарем Блудовым членам секретного комитета по делам греко-униатским: «Нужно было приготовить надежных пособников для действия св. синода по сей части (по соединению униатов с православною церковью), и для Белоруссии назначен новый православный полоцкий епископ, которому, может статься, суждено быть преемником управляющего ныне белорусскою греко-униатскою епархией митрополита Булгака».²⁸²

Поэтому неудивительно, что в синоде по делу об учреждении полоцкой епархии назначено было даже экстренное заседание.²⁸³ Заготовив, наконец, и поднеся 29-го апреля 1833 года доклад об открытии полоцкой епархии и о кандидатах на эту кафедру, синод, однако, в тоже время – что весьма замечательно – решился изложить мнение, не совсем согласное с мыслью Государя касательно пространства новооткрываемой епархии. «Высочайшее повеление, писал обер-прокурор Нечаев Государю, объявленное предшественнику моему, князю Мещерскому, статс-секретарем Танеевым, об учреждении новой в Полоцке епархии ограничивало пространство оной двумя только губерниями: Витебскою и Виленскою. Но как при ближайшем рассмотрении карты тех мест замечено, что обе вышеозначенные губернии не соприкасаются, а разделяются узкою полосою Курляндской губернии, прилегающею вдоль левого берега реки Двины, то св. синод, по предложению моему, и решился представить Вашему Императорскому Величеству, не соизволите ли признать более удобным и приличным, чтоб и Курляндская губерния принадлежала к новоучреждаемой полоцкой епархии; таким образом, она состоять будет из неразрывного состава трех губерний и пространство её заменит, некоторым образом, малочисленность находящихся в ней православных церквей».²⁸⁴ Государь принял эту мысль синода и, с тем вместе, утвердил и прочие его предположения касательно полоцкой епархии, которые заключались в том, чтобы епархии сей быть в 3 классе и занимать степень после Владимирской, а епископу её присвоить название полоцкого и виленского. Но так как ко вновь открытой епископии отделены были от епархий псковской, могилевской и минской такие места, от которых архиереи этих епархий имели второе наименование, то псковскому епископу велено именоваться псковским и лифляндским, минскому – минским и гродненским, а могилевскому – могилевским и мстиславским. К последнему наименованию «служили побуждением древность и значительность города Мстиславля, ныне уездного в Могилевской губернии, но прежде составлявшего особое княжество, коим правили русские князья из отрасли князей смоленских, а еще и то соображение, что это название теперь будет кстати, так как доселе именовались мстиславскими униатские епископы, и последний из них, Иосиф Семашко, получил ныне другой титул – епископа литовского.²⁸⁵ Пребывание полоцкому епископу назначено в городе Полоцке и на первоначальное обзаведение выдано ему единовременно из казны 10 т. асс., а постоянный оклад на содержание его, его штата, консистории и кафедрального причта, определен в 7786 р. 90 к. сер. и, кроме того, еще повелено отпускать 8419 р. 80 к. асс. Причиною назначения такого высокого оклада для полоцкой епархии, сравнительно с другими, синод выставил высокие цены на все жизненные припасы в трех губерниях, вошедших в её состав. Ризничными вещами предположено снабдить полоцкого епископа из ризниц митрополитов новгородского и московского и архиереев: ярославского и курского;²⁸⁶ кроме того, предложено петербургским священникам, чтобы они от церквей, избыточествующих ризницами, уделили по нескольку священнических и диаконских облачений. Из трех кандидатов, «избранных, по выражению Нечаева, с тщательным вниманием, по особенной важности вновь учреждаемый кафедры», утвержден был Государем первый – Смарагд, с.-петербургский викарий, «как, по общему всех членов синода суждению, наидостойнейший пастырь, соединяющий отличное образование ума с достаточною опытностью в делах и тонким благоразумием в образе действования».²⁸⁷ В кафедральный полоцкий собор Государь велел обратить, вопреки мнению синода, вместо тамошней Покровской соборной церкви, кадетскую, бывшую католическую, написав: «Церковь полагаю приличным назначить бывшую католическую, что ныне кадетского корпуса, как по величине, так и по великолепию».²⁸⁸

По исключительному своему положению, полоцкая кафедра имела и особенные нужды, а по цели учреждения требовала от архиерея особенных действий. В коренных православных губерниях архиерей всегда мог составить себе причт и иметь диаконов и священников, мог наскоро из наличных причетников образовать какой-нибудь хор и не нуждался в необходимых принадлежностях для церковного богослужения. В Полоцке было не то: нужно было заимствовать из соседственных епархий и диаконов, и певчих, а потому синод предписал, чтобы преосвященные псковской и могилевский избрали в своих епархиях «по одному диакону с хорошим басистым голосом, дабы который-либо из них мог занять ипротодиаконскую должность, а смоленский – иподиакона, да каждый преосвященный по четыре человека певчих из архиерейских хоров с хорошими голосами и хорошо образованных в пении, и прислали бы их в Полоцк». Наличный полоцкий причт был так скуден, что, по словам Смарагда, «в городе, кроме нескольких священников, не оказывалось возможным найти более одного диакона и двух или трех причетников, едва ли разумевших и простое пение; о певческом же хоре и думать нельзя было, потому что в Полоцке не существовало никакого духовного училища, из которого можно было бы выбрать больших и меньших певчих и обучить их».²⁸⁹ Кроме того, крайняя нужда настояла и в самых необходимейших вещах для священнослужения. Смарагд, по прибытии в Полоцк, хотел на первый раз совершить богослужение в Богоявленском монастыре, но архимандрит представил ему, что «бедность монастыря по всем частям не дозволила завести в нем самых первых для церковного благолепия ризничных утварей, а тем паче не имеется в оном приличных для архиерейского богослужения необходимо-нужных вещей, кои суть: св. Евангелие, напрестольный крест, потир со всем прибором, блюда, кадильница, два ковра, священнические ризы, подризники и стихари».²⁹⁰ На покупку всех различных принадлежностей для новой кафедры казна должна была отпустить 17.010 руб. Сама кадетская церковь, назначенная Государем для кафедрального собора, оказалась неудобною, потому что была холодная и имела один только временно устроенный престол.²⁹¹

Поэтому Смарагд просил обратить в теплый православный собор находившийся в близком расстоянии (40 саженях) от кафедрального собора доминиканский костел. «Сие, писал он, необходимо нужно сделать как потому, что для теплого собора нет здесь другого места и строения, а без оного собора быть архиерейской кафедре невозможно, так и потому, что тому доминиканскому костелу в показанной близости с православным храмом господствующей религии, по силе указов 1741 мая 14-го, 1819 февраля 24-го и июня 24-го, быть несовместно и даже неблагоприлично; ибо звук органа препятствует богослужению, в оном кафедральном соборе совершаемому, и привлекает к себе даже людей православных, а беспрерывные колокольные звоны и употребляемые при римских священнослужениях колокольчики приводят дух мой во время богослужения в смущение, а в прочих молящихся возбуждают неудовольствие, так, что сей доминиканский костел остается ныне на настоящем месте, как бы для искушения людей православных; а построен он в такой близости от православного собора не по чему иному, как только потому, что сей последний был прежде храмом католическим». Так как и кафедральные причетники жили на самых бедных квартирах и, притом, вдали от собора, рассеянно по всему городу, то Смарагд предполагал, починив строение доминиканского кляштора, отдать его в распоряжение епархиального ведомства, для помещения соборян, «дабы таким образом бедственное состояние их прекратилось и понятие о служителях господствующей религии в глазах здешних иноверцев, хотя несколько, чрез приличное помещение оных, возвысилось. Что ж касается до доминиканов, коих не более 9 человек, то всего приличнее и удобнее можно перевести их в полоцкий же упраздненный францисканский и ныне никем не занимаемый монастырь, который для помещения их весьма достаточен и удобен, а для греко-российского епархиального ведомства, по отдаленности от собора и по другим весьма многим отношениям, не нужен». Тогдашний Белорусский генерал-губернатор князь Хованский, со своей стороны, также ходатайствовал о передаче в православное ведомство доминиканского полоцкого монастыря. Но министр внутренних дел Блудов, при крайней своей осторожности и нерасположении к крутым мерам, нашел такую передачу помянутого монастыря по особым обстоятельствам того края затруднительною.²⁹²

Самое помещение архиерея в Богоявленском монастыре было тесно. Смарагду хотелось поместиться против кадетского корпуса, близ кафедрального собора, но здесь не нашлось ни одного удобного дома. Он считал даже законным жить в вышнем Полоцком замке, где издревле существовала кафедра православных архиереев и где теперь находились униаты, но это могло на первых порах показаться слишком резким. Тогда обратились с просьбою к униатскому митрополиту Иоасафату Булгаку о дозволении нашему архиерею временно поместиться в принадлежащем митрополиту доме на мызе Струне, в 6 верстах от Полоцка. Иоасафат был так обязательно вежлив, что охотно удовлетворил эту просьбу и за то получил от Государя совершенную благодарность.²⁹³

Положение полоцкого православного духовенства было также довольно исключительно. Кроме собора и Покровской церкви, не было более православных храмов не только в городе Полоцке, но и во всем уезде, так что исправление в нем треб лежало на причтах этих двух церквей, а потому нужно было увеличить его число как для требоисполнений, так и для того, по выражению Смарагда, «чтоб противоставить хотя несколько количество православного духовенства многочисленности униатского и католического, и чтоб можно было тем удобнее поправить дух жителей, особенно зараженных униатским фанатизмом, иметь более средств наведываться по всему Полоцкому уезду, погруженному в глубокое униатство, за успехами православной церкви и препятствиями к расширению оной и чтоб, наконец, православная церковь в Полоцке от умножения духовенства казалась для тамошних иноверцев благолепнее, особенно при царских молебнах, панихидах и других торжественных случаях».²⁹⁴ Этот малочисленный и обремененный постоянными обязанностями причт не только не был обеспечен в материальном отношении, но терпел, напротив, крайнюю нужду, потому что православные жители города Полоцка, а тем более его уезда, были сами недостаточны и не могли доставлять причту безбедного содержания; мало этого: крестьяне, жившие в уезде, только обращались в разорение духовенству, потому что оно, для требоисправлений у них, должно было иметь лошадей, не получая за то ни от кого никакого вознаграждения. Смарагд просил назначить приходскому духовенству жалование – священникам по 300, диакону 200, причетникам по 150 руб. (асс.), на что синод и согласился. Как настоятельна была нужда увеличить число духовенства в Полоцке, видно и из того, что писал Смарагд синоду: «Доношу (св. синоду) с таковым присовокуплением, что без вышепоказанного умножения духовенства для епаршеского города, при нынешнем слабом состоянии православия в здешней епархии, я неминуемо должен буду встречать непрестанные затруднения в управлении и видеть безуспешность моих предприятий, к пользе св. церкви клонящихся».²⁹⁵

Пред отправлением Смарагда из Петербурга в Полоцк, ему дано было предписание заехать в Могилев, для личного совещания с тамошним епископом, которому обстоятельства белорусского края и лица, в нем действовавшие, были уже хорошо известны, и которого все распоряжения считались весьма удовлетворительными. Предполагалось также, что по дороге Смарагд заедет и в Витебск, чтобы познакомиться с главным гражданским начальством, с которым ему придется иметь потом одни письменные сношения.²⁹⁶ Кроме того, ему дали особую инструкцию, какою снабжены были епископы и других западных епархий. Сущность этой секретной инструкции заключалась в том, 1) чтобы о присуждаемых к лишению сана и исключению из духовного звания священно- и церковнослужителях архиереи, не отсылая их в губернские правления, для определения, куда годными окажутся, представляли св. синоду, по назначению которого они будут отсылаться во внутренние епархии, для содержания в монастырях; 2) чтобы приложили попечение об улучшении состава духовенства, чрез замещение священнических мест людьми достойными и получившими образование в России, предоставляя им некоторые выгоды, по уважению затруднительного их положения, и испрашивая, в случае надобности, пособия у св. синода; 3) чтобы всемерно старались о благоустройстве и умножении церквей, дозволяя строить и исправлять починкой деревянные и приглашая помещиков к устроению новых церквей: 4) чтобы они, по соглашению с гражданским начальством, содействовали ему в ослаблении, неприметным образом, вредного влияния римско-католического духовенства и наблюдали за точным исполнением законов, воспрещающих переход или совращение православных и униатов в римско-католическую веру, не приступая, впрочем, ни к каким по сему действиям без предварительного сношения и совета с гражданскими губернаторами. Но эти меры распространялись только на Витебскую и Виленскую губернии; что же касается до Курляндии, причисленной также к полоцкой кафедре, то Государь нашел, что «два первых пункта, без сомнения, могут быть приложены с пользою и к небольшому в ней ведомству нашего исповедания и что это послужит также и к сохранению единообразия в управлении епархиальными делами, но 3-й пункт до Курляндии, по местным обстоятельствам и населению, относиться не может». Кроме этой инструкции, изображавшей в общих чертах обязанности православных архиереев в западных епархиях; им сообщены были, для сведения и руководства, и те частные меры, которые Государь признавал необходимыми для безотлагательного улучшения церквей и духовенства тамошнего края, именно: А) относительно церквей: «1) чтоб в имениях казенных, разумея здесь также старостинские, арендные и другие, везде, где по назначению местных епархиальных начальств положено будет образовать новые, или оставить ныне существующие греко-российские приходы, таковые церкви устраиваемы были на счет казны, для чего ассигновать каждогодно известную, довольно значительную сумму, с тем, дабы в министерстве финансов составлены были церквам сим соответственные пространству и населению планы и фасады, а самое построение производилось таким образом, чтоб лет чрез пять или шесть оное приведено было к окончанию во многих уже местах вдруг; 2) как между частными людьми, большие владения в западных губерниях имеющими, есть некоторые греко-российской веры, а другие, состоящие по родству в связях с русскими, или пользующиеся вниманием, или отличиями при Высочайшем дворе, то пригласить таковых, кому и как повелено будет, дабы они последовали примеру Его Величества и, подобно тому, как Государь Император сам на своем иждивении созидает каменные церкви в своих имениях, сооружали бы в своих владениях, где есть прихожане греко-российского исповедания, таковые же церкви, причем потребовать от них уведомления, какие вследствие сего вызова учинены ими будут распоряжения, и где именно, и во сколько лет они здания сии произвести предполагают. 3) В имениях, конфискованных по случаю мятежа, устроение церквей каменных, где надобность в том востребуется, произвести из доходов, собственно с имений сих получаемых. 4) Дабы не преграждать способов к поддержанию храмов православных помещикам менее достаточным, а равно самим прихожанам, ныне же решительно позволить в губерниях сих строить и исправлять починкой деревянные церкви. 5) Вообще, попечение о сем возложить на епархиальные начальства, поставя им в обязанность стараться, сколько можно, об умножении числа православных церквей везде, где только оказывается в оных недостаток, с употреблением всех убеждений, дабы склонить к тому помещиков, но вместе предписать тем начальствам секретно, чтоб в случае медления помещиков в поправлении или созидании храмов по чуждой им религии, или по бедности, обращались к высшему начальству о назначении вспомоществования денежными суммами, находящимися в распоряжении комиссии духовных училищ и другими способами. Б) относительно духовенства: 1) Для доставления нужного образования местному духовенству, прежде всего заняться усовершением семинарий, которые, по дошедшим до Его Величества сведениям, в губерниях польского края находятся в состоянии, мало соответствующем цели таковых учреждений, но, вместе с тем, войти в соображение, не полезнее ли будет священно- и церковнослужительских детей губерний: Подольской, Волынской и Минской обращать в русские, лучше устроенные семинарии, и предпочтительно в киевскую, полтавскую и черниговскую, по существующим между жителями тех губерний и малороссиянами близким соотношениям одного и того же наречия; а чтобы более привлечь упомянутых священно- и церковнослужительских детей в сии семинарии, обратить содержание их во время обучения на счет имеющихся в комиссии духовных училищ средств. 2) Для необходимого улучшения настоящего состава духовенства в тамошнем крае, приложить попечение, чтоб священнические вакансии замещаемы были людьми образованными в России, преданными православной вере и твердого характера, причем войти в рассмотрение, не откроется ли удобности определить на таковые места в Западных губерниях предпочтительно воспитанников означенных семинарий родом из малороссиян, имеющих, как выше замечено, одинакое наречие с коренными жителями польского края. 3) Для улучшения содержания священнослужителей, находящихся по тем губерниям в затруднительнейшем положении, предоставить им особенные против прочих выгоды, дабы дать духовным сим способы действовать по своей обязанности, не стесняясь в той степени, как ныне, зависимостью от прихожан в содержании себя; о приведении же сего в исполнение предписать преосвященным епископам, чтобы они, по обозрении своих епархий, вошли с надлежащим представлением к высшему начальству о назначении в нужном случае пособия. Сверх того, Государь Император, к вящему ограждению православия от совращения в иное исповедание и во избежание всякого потворства виновным со стороны местного гражданского или духовного католического начальства, повелеть соизволил: 1) чтобы приговоры судебных мест по всем вообще делам о совращенных и совратителях из светских лиц не были исполняемы с утверждения начальников губерний, но представлялись с мнениями в правительствующий сенат, который по каждому таковому делу будет требовать предварительно заключения от главного управления духовных дел иностранных исповеданий. 2) Что касается до дел о римско-католических духовных, кои за совращение православных в свою религию в первый раз подвергаются взысканию, определенному в Высочайшем повелении, распубликованном 10-го сентября 1830 г., то определения консисторий по сим делам должны быть прежде исполнения представляемы чрез римско-католическую духовную коллегию на рассмотрение главного управления духовных дел иностранных исповеданий. Если же они преданы будут, на основании того же Высочайшего повеления, за повторение сего проступка формальному суду в гражданских судебных местах, то в дальнейшем ходе сих дел поступать тем же порядком, какой выше положен для дел о совратителях из светских лиц».²⁹⁷

Смарагд, по своему характеру и религиозным убеждениям, был склонен к крайностям и увлечениям в деле веры и к мерам крутым и не всегда благоразумным. Поэтому неудивительно, что сообщенная ему секретная инструкция, особенно тот её пункт, который касался униатов и католиков, еще более должны были возбудить его религиозную ревность. Едва успел он прибыть в Полоцк, как начались обращения униатов в православие, между которыми наиболее замечательны были совершенные в имениях князя Щербатова (1284 души обоего пола), Альбрехта, Ребиндера и Кавецких. Государь на докладах об этих обращениях писал: «Слава Богу».²⁹⁸ Смарагд, увлеченный этими первыми успехами, достигнутыми, впрочем, не без содействия полиции, начал думать и позволил себе официально уверять других, что уже настало время приступить к всеобщему воссоединению униатов, для чего остается только обратиться к ним с воззванием. Но последствия обнаружили, что такая спешность и ревность приносили много вреда делу воссоединения, так что Государь нашелся вынужденным умерить слишком пламенное усердие Смарагда и на одном из докладов обер-прокурора написал следующую резолюцию: «Преосвященному Смарагду подтвердить, делом сим (обращением униатов), для самой оного пользы и достоинства, не торопиться, а действовать крайне осторожно».²⁹⁹ Министр Блудов в секретном комитете по делам греко-униатским прямо и открыто свидетельствовал, что частные присоединения униатов, особенно по Белоруссии, оказывают существенный вред делу общего их воссоединения, потому что «они сделали слишком явными намерения правительства, возбудили общее опасение и противодействие в господствующей в западных областях польско-католической партии; поставили греко-российское духовенство в отношении к униатам во враждебном виде, возродили в сих последних опасение и недоверчивость к совершающимся у них преобразованиям, произвели взаимное раздражение, слишком невыгодное для дальнейших действий правительства».³⁰⁰ Кажется, что это самое и послужило, впоследствии, побуждением удалить из Полоцка через меру ревностного в деле обращения Смарагда. В Полоцке даже думали, что его перевели в Могилев за слишком самовольные действия. По крайней мере, то вероятно, что правительство увидело, что архиерей, подобный Смарагду, т. е. слишком открытый, резкий и шедший, так сказать, напролом, не вполне соответствовал его видам в деле приготовления всеобщего воссоединения униатов.

Озабочиваясь постоянно двумя предметами: унией и расколом, правительство, вскоре после учреждения православной епископской кафедры в Полоцке, открыло викариатство в Пермской губернии, в которой раскол уже пустил глубокие корни. Комитет о раскольниках, зная такое печальное положение пермской епархии, счел долгом довести о том до сведения Государя и 28-го ноября 1832 года митрополит Серафим объявил синоду, что «Государь Император, находя нужным для соглашения предполагаемой пользы с нынешним устройством пермской епархии учредить в ней викарного, наименовав его епископом екатеринбургским, с тем, чтобы он имел пребывание в Екатеринбурге, так как в том городе находится главное управление на основаниях, соответственных губернскому управлению, Высочайше повелеть соизволил: предложить о сем св. синоду, который вошел бы со всеподданнейшим к Нему докладом установленным порядком».³⁰¹

По выслушании сего предложения, синод распорядился собранием чрез пермского архиерея необходимых сведений о способе помещения пермского викария в Екатеринбурге и об устройстве собора для архиерейского служения, а также занялся соображениями об основаниях, на которых учредить пермское викариатство. По получении затребованных сведений, синод поднес следующий доклад: «Вникая в местные обстоятельства предполагаемого викариатства, синод нашел, что оно требует несколько отличного от прочих викариатств устройства: во 1-х, по отдаленности местопребывания от епархиального архиерея; во 2-х, по недостатку в Екатеринбурге монастыря, который бы служил викарию, по примеру прочих, вместо архиерейского дома. Таким образом, оказываются для нового викария потребными: собор, архиерейский дом и особый штат его свиты и служителей. Синод, стараясь удовлетворить сим потребностям без обременительных издержек и без промедления времени, каковое потребовалось бы на построение вновь соборной церкви и архиерейского дома, по собрании надлежащих сведений и учинении, с кем следует, сношений, полагает: 1) по тесноте нынешней в Екатеринбурге соборной Екатерининской церкви, обратить в соборную приходскую Богоявленскую, более пространную церковь; 2) жалование назначенному викарию и при нем духовенству и причту производить из государственного казначейства по штату, при сем прилагаемому (9.500 р. 75 к. асс.); 3) применяясь к положению 1764 г. и 1797 г., к учреждаемому в Екатеринбурге архиерейскому дому определить 20 человек служителей из крестьян экономического ведомства и отвести определенное количество земли, а вместо мельницы и рыбных ловель, которых там с выгодою приобрести из казенных оброчных статей невозможно, назначить денежный из казны оклад по 4.000 р. в год; 4) для помещения екатеринбургского епископа предоставить дом, занимаемый ныне главным начальником заводов хребта Уральского, со всеми принадлежащими к нему зданиями и землею, по изъявленному на то министерством финансов согласию, с заменой сего дома, для главного начальника заводов, домом частной владелицы Булгаковой, на приобретение которого, по предложенному ею условию, отпустить из казны 70.000 р. (асс.) и на необходимые в нем поправки 5.000 р. (асс.); 5) на устроение в доме викария домовой церкви, на заведение для него ризницы и других вещей, также на снабжение архиерейского дома всеми хозяйственными принадлежностями, отпустить единовременно из казны 25.000 р. (асс.); 6) должность викария будущему епископу екатеринбургскому исправлять по инструкции, которая дается ему применительно к особенным обстоятельствам новоучреждаемого викариатства; 7) преосвященному архиерею пермскому именоваться отныне пермским и верхотурским, а как он будет иметь в своем ведении подчиненного епископа, то приличным признается состоять оному в сане архиепископа, в каковой и возвести настоящего пермского епископа Аркадия ныне же, как в сообразность с сим новым положением его кафедры, так и в воздаяние заслуг, им оказанных».³⁰² Вместе с этим докладом были представлены и кандидаты на новооткрывавшееся викариатство, именно: ректоры семинарий: черниговской архимандрит Агапит, новгородской архимандрит Анатолий и Вифанской архимандрит Евлампий. Государь утвердил последнего и 25-го декабря 1833 г. состоялось Высочайшее повеление о пермском викариатстве. Новый викарий получил от синода общую инструкцию, в которой определены были его нрава и отношения. В своем округе, или в части епархии, вверенной его управлению, викарий мог предпринимать епископские посещения, но только на незначительные расстояния, в противном же случае он должен был испрашивать совета и разрешения у местного архиерея, которому, впрочем, дозволялось поручать своему викарию обозрение и мест, не состоявших в особом управлении последнего. Круг власти викария был вообще назначен довольно ограниченный: он имел право окончательно решать дела о приведении в благоустройство существующих церквей и об исправлении в них ветхостей; об определении на места причетнические и о посвящении в стихарь; об определении на места канцелярские в екатеринбургское духовное правление; о назначении церковных старост; следственные и судные о причетниках и диаконах по маловажным преступлениям, а также и о священниках, если проступки их только заслуживали выговора или поставления на поклон; но дела о построении и освящении церквей, о рукоположении священников и диаконов, об определении и увольнении присутствующих духовного правления и благочинных, как равно и судебные большей важности, должен был представлять со своим мнением на рассмотрение и утверждение епархиального архиерея. Если сей последний отлучался для обозрения епархии, или по каким-либо другим причинам находил нужным вызвать викария в Пермь, то от его благоусмотрения зависело приказать, чтобы определения консистории вносились на заключение викария, от которого они поступали уже к нему на окончательное решение. Так как главною целью нового учреждения было ослабить раскол, то викарию вменялось в непременную обязанность не только неопустительно и благоговейно служить в установленные церковью дни, и притом сообразно и согласно уставу церковному и чину, преданному от истинной церковной древности, но и поучать. Содержанием этих поучений преимущественно велено избирать, кроме общих истин христианских, такие предметы, которых объяснением можно было бы совершенно приобщить «к единому стаду Христову овец, или едва держащихся в отдалении двора Христова, или даже уклонившихся в преддверие, потому что не узнают гласа пастырей, забытого их предками. Как добрый пастырь, сказано было далее в инструкции викарию, ищет уклонившуюся овцу и вне двора овчего, так и он должен не только в церкви возвышать глас, призывающий к спасению, но и вне оной, при всяком благоприятном случае, простирать апостольскую мрежу простой, кроткой, назидательной беседы. Как дело обращения раскольников требует от викария особенной заботливости и деятельности, а от епархиального архиерея особенного внимания, то викарий должен по делам раскольническим быть в непрерывном секретном сношении с епархиальным архиереем, получая от него руководство и направление в своих занятиях, неукоснительно доставляя ему все потребные сведения».³⁰³

Материальные средства пермского викария мало соответствовали его сану и возложенным на него трудам. Он почти не имел сенокосной и пашенной земли, потому что 11 отмежеванных ему десятин, по болотистой почве, были неудобны ни для сенокоса, ни для хлебопашества. Викарий жаловался синоду на крайнюю нужду, которую он терпит в этом отношении и вследствие того в 1837 году ему отвели казенных дач квадратную версту или 104 десятины и 400 сажен.³⁰⁴

На другой год по учреждении пермского викариатства явилось еще новое в Варшаве. В биографии с.-петербургского митрополита Антония уже был представлен очерк состояния православной церкви в Царстве Польском до Императора Николая I-го. Здесь к этому очерку считаем нелишним прибавить, что во всем Царстве в 1828 году было только пять православных церквей, именно по одной в Люблине, в Варшаве, в Калише, в Петрокове и в Опатове и, сверх того, два православных монастыря: Дрогичинский и Яблочинский. Все приходские церкви были выстроены или греческими выходцами из Турции, или венграми и содержались процентами с завещанных в их пользу сумм и рентою с разных поземельных угодий; но состояние как причта, так и церквей, по большей части, было очень неудовлетворительно. При одних находился священник, но не имелось причетников, а при других не было ни священника, ни причта; сами храмы, по большей части, нуждались в необходимых принадлежностях. Всех православных в Царстве Польском в 1827 г. считалось 747 человек. В иерархическом отношении православное духовенство было почти независимо, потому что хотя монашествующие находились в зависимости от слуцкого архимандрита, а священники от буковинского епископа, подчиненного, в свою очередь, константинопольскому патриарху, но эта зависимость была более номинальная. В 1827 г. православные церкви Царства подчинены волынскому архиерею, как ближайшему к тамошнему краю. В тоже время, по Высочайшему повелению был послан от синода в Варшаву член московской синодальной конторы Успенского собора протопресвитер Яков Дмитриевич Никольский, с особою инструкцией. По возвращении из этой командировки, протопресвитер представил синоду сведения о состоянии православных церквей, а также представил положение, составленное им вместе с варшавским правительством, о делах греко-российской церкви в Царстве, о распределении их между православным епископом и ведомством польского министерства духовных дел и о порядке сношений по сим делам православного епископа с польским министерством духовных дел, о чем мы уже подробно говорили в биографии Никольского. Государь, изъявив согласие на приведение в исполнение означенного положения 28-го июля 1833 года, через статс-секретаря Танеева повелел синоду сообразить: «Не полезно-ли будет определить в волынскую епархию викария, который бы имел пребывание в Варшаве, и, вместе с тем, поручить волынскому преосвященному обозреть в удобное время самому греко-российские монастыри и церкви, как принадлежащие к его епархии, и донести о том, что найдет нужным к их улучшению».³⁰⁵ В исполнение сего тогдашний волынский преосвященный Иннокентий, осмотрев частью лично, а частью через благочинного протоиерея Новицкого, православные монастыри и церкви в Царстве, в декабре 1833 г. донес о сем синоду и в тоже время представил, что по совещанию его с наместником князем Варшавским ими признано полезным учредить викария в Польше, по следующим причинам: 1) по отдаленному, за 500 верст, от Варшавы местопребыванию Волынского епархиального архиерея, православные греко-российские церкви и причты, первые по устройству их внутреннему и внешнему, а последние по нравственному отношению, ныне не могут иметь надлежащего, удобного и ближайшего за ними надзора высшего епархиального начальства. По учреждении же в городе Варшаве викария, неудобство это по означенным двум предметам уничтожится и в управлении как церквей, так и причтов учредится надлежащий и точный порядок. 2) Обстоятельства, духовному суду подлежащие и требующие иногда немедленного разрешения епископского, ныне за тою же отдаленностью местопребывания Волынского епархиального архиерея, могут долго оставаться здесь без разрешения и тем будет причиняться существенный вред церкви. По учреждении же викария в Варшаве сие важное затруднение само собою уничтожится и разрешение духовных казусов будет происходить без всякого промедления. 3) Необходимые сношения православного духовного начальства с правительством чрез викария будут производиться несравненно поспешнее и удобнее, нежели ныне чрез епархиального архиерея, живущего в Почаеве. 4) поскольку в Варшаве имеют пребывание и его светлость наместник Царства Польского, и другие важнейшие сановники, то по важности сказанных лиц весьма прилично и нужно, чтобы богослужение православного исповедания в Варшаве было отправляемо высшим противу простого священника, или протоиерея духовным лицом, особенно в высокоторжественные дни, в которые литургии и молебствия о здравии и долгоденствии Государя Императора и всего Августейшего дома, после блистательных военных парадов, быв совершаемы архиереем с полною свитою и со всем великолепием и торжественностью греко-российского богослужения, могут вселять благоговейнейшие чувства к верховной власти не только в верноподданных России, но и в самих поляках, и наконец 5) пребывание православного архиерея в Варшаве может быть из числа первых средств к тому, чтобы, с одной стороны, ближе ознакомить тамошних жителей, большею частно католиков и униатов, с чистотой и святостью православной церкви и чрез то возвысить оную в их понятиях, а с другой стороны, уменьшить и, некоторым образом, осилить пагубное и для православия, и для российского правительства влияние католического и униатского духовенства на умы народа. По учреждении в Варшаве викария обыватели тамошние будут иметь всю возможность и удобство чаще видеть и слышать архиерейские служения, при коих стройность и чинность священнодействий, растворяемая сладкозвучием достаточного хора певчих, составляет, по сознанию самих враждебных нам католиков, великолепнейшее и купно умилительнейшее зрелище, сильнее всякой проповеди располагающее умы и сердца их в пользу православной церкви и даже могущее мало-помалу способствовать и самому соединению их с православными. Из Варшавы же, как из выгоднейшего центра, огражденного и воинскою силою, и правительственною властью России, с большею пользою можно будет действовать на распространение православия и между жителями прочего Царства Польского».³⁰⁶ За сим изложены были Иннокентием круг действия, отношения, и потребности будущего варшавского викария. Кроме обязанностей священнослужения, он ближайшим образом должен был надзирать за должным устройством церквей в Царстве Польском и за поведением причтов, определять и посвящать на места причетнические и послушнические и наблюдать, чтобы производство и решение дел, относящихся до духовенства и церквей в Царстве производилось сообразно с положением 25-го января 1829 г. (о котором сказано выше). Сверх того, на него возлагалось: рассмотрение поступающих от благочинного клировых ведомостей, которые, по освидетельствовании, препровождать к епархиальному архиерею; выдача разрешений на браки с иноверными лицами, по просьбам их, на основании узаконений, в том случае, когда в Царстве Польском введен будет о браках сего рода закон, единообразный с постановлениями, существующими на сей предмет в Империи Российской; дозволение иноверцам присоединяться к православной церкви; разрешение недоумений по духовной части и обозрение православных церквей и монастырей Царства. Отношения варшавского викария были двоякие: к наместнику Царства и к местному архиерею. По отношению к наместнику, варшавский викарий как при новых распоряжениях, так и во всех важных церковных действиях, всегда должен испрашивать и принимать от него наставление и руководство для единообразия в целях. По отношению к своему местному архиерею, викарий должен быть исполнителем всех его поручений. За сим определялся образ сношений викария с местным правительством и излагались случаи, по поводу которых они могли возникнуть. Потребности новоучреждаемого викариатства были, по мнению Иннокентия, следующие: для отправления богослужений, особенно в высокоторжественные дни, нужно устроить, на счет сумм Царства, в приличном месте довольно поместительный собор, который не уступал бы, по возможности, ни в изяществе архитектуры, ни во внутреннем благолепии, иноверческим храмам в Варшаве, а также сшить четыре перемены архиерейской ризницы торжественной и одну траурной, и устроить достаточную и благолепную для собора утварь; для содержания архиерея и соборного причта необходимо приготовить благоприличное и достаточное помещение; в доме викария устроить домовую церковь, также на счет сумм Царства, снабдив её утварью, ризницею и книгами из Почаевской лавры. Так как, по неимению в Царстве экономических крестьян, нельзя найти служителей для архиерея и так как все почти местные жители или католики, или униаты, а иметь православному архипастырю иноверную прислугу неприлично, то назначать в служители великовозрастных церковников волынской епархии, не знающих причетнической должности, преимущественно неженатых, с тем, чтобы содержание им производилось от Царства. По причине особенной там дороговизны некоторых предметов первой необходимости, а также для поддержания в лице викария важности греко-российского исповедания сравнительно с богатыми католиками и униатскими епископами, назначить ему ежегодно по 40.000 злотых; если же их будет недостаточно, то викарию представить об этом наместнику. Князь Варшавский, совершенно разделяя предположения Иннокентия, признавал учреждение викариатства в Варшаве не только полезным, но даже необходимым: «а) для ближайшего надзора за тамошними православными церквами и причтами их; б) для надлежащего течения дел, как требующих немедленного разрешения епископского, так и сношения с гражданским начальством тамошнего края и в) для поддержания благолепия православной церкви, особенно в царские и торжественные дни». «Независимо от сего, писал князь Варшавский, пребывание в Варшаве викария может также ознакомить тамошних жителей, большею частью католиков и униатов, с чистотой и святостью православия и, возвысив оное в их понятиях, уменьшит некоторым образом влияние их духовенства на народ».³⁰⁷

По получении сих отзывов, синод поднес доклад об учреждении викариатства в Варшаве, основанный на тех же самых причинах и побуждениях. По штату, на содержание варшавского викария, соборян и певчих было ассигновано 91.908 злотых, но в 1835 г. эта сумма увеличена до 140.780 злотых, «по уважению, с одной стороны, существующей дороговизны на съестные припасы, а с другой потому, что получаемое римско-католическим духовенством содержание гораздо превышает определенное прежним штатом содержание греко-российского духовенства». Пребывание викарию назначено в Варшаве, как средоточии нашего правительства в Царстве Польском. «Церковь наша, по словам обер-прокурора Нечаева, получит от того новое подобающее ей уважение, не уступая более ни в чем первенства католической и униатской церквам, имеющих там своих архиереев. Викарию, в Варшаве проживающему, удобнее войти в сношение с тамошним униатским епископом и, может быть, удастся ему подвигнуть его к подражанию тем мерам сближения с нашею церковью, которые приемлются ныне всеми единоверными ему архиереями в Литве и Белоруссии».³⁰⁸ По мысли того же Нечаева, указ об учреждении варшавского викариатства был подписан Государем 22-го апреля 1834 г., в день Светлого Христова Воскресения, в который тогда праздновала Россия и исполнение совершеннолетия Наследника престола.³⁰⁹

На новое викариатство представлены были синодом следующие три кандидата: первым ректор подольской семинарии Гедеон, вторым наместник Почаевской Лавры Антоний и третьим ректор киевской семинарии Иустин. Государь избрал Антония, по особенной рекомендации обер-прокурора, представлявшего его человеком надежнейшим по своим правилам и способнейшим по основательному уму и образованию. «Как уроженец волынской епархии, далее продолжал Нечаев, где он до поступления в монашество был протоиереем, он имеет еще то важное преимущество, что ему хорошо известны и язык, и дух жителей тамошнего края. Преосвященный волынский, под начальством коего будет он состоять викарием в Варшаве, отзывается о сем достойном сановнике с искреннею похвалою, а таковое распоряжение, со своей стороны, может служить важным ручательством за необходимое для успеха единомыслие в будущем образе их действования».³¹⁰ Действительно, отзыв Иннокентия об Антонии был самым лестным для него панегириком. Вот его слова: «Сей священнослужитель (сколько я сам лично мог узнать его и удостовериться об нем из собранных сведений) и по летам своим, и по здравому и проницательному уму своему, и по довольным познаниям в науках, и по весьма хорошей способности в проповедании слова Божия, и по строгим правилам нравственности, и по отлично благоразумному и доброму своему поведению, и по опытности в делах епархиального управления, и по особенному знанию местных обстоятельств, а наипаче хитростей и козней папежского духовенства противу православной церкви, и по своей преданности престолу и отечеству, без всякого сомнения, будет самым благонадежнейшим наместником Почаевской лавры (отзыв сделан был по случаю представления Антония в наместники лавры Почаевской) и верным помощником епархиального архиерея волынского не только по лавре, но и по управлению епархией».³¹¹

Антоний, пред отправлением в Варшаву, получил от синода особую инструкцию, в которой, между прочим, сказано было, что одною из самых главных обязанностей его должно быть примирение и соединение с православною церковью иноверцев, особенно униатов и католиков. Конечно, правительство наше учреждением варшавского викариатства явно обнаружило, к чему клонятся его намерения, явно показало, что оно, водружая знамя православия в центре католицизма, хочет отсюда распространить элементы православия и во все области Царства Польского. Словом, это викариатство было ударом, угрозою католицизму. Но чем открытее были действия правительства, тем осторожнее, благоразумнее и мягче долженствовали быть отношения Антония к полякам, и нельзя не сознаться, что он действовал в этом случае с удивительным тактом и умел заставить поляков хотя наружно не выказывать нерасположения к представителю русской церкви в их Царстве. Не прибегая к тем крутым мерам в деле обращения униатов и католиков, какими ознаменовал себя в Полоцке Смарагд, он исполнял данную ему от синода инструкцию с крайнею осторожностью. Хотя некоторые униаты и католики тотчас в первый год прибытия Антония в Варшаву приняли православие, но общее число обратившихся было незначительно.³¹² Вообще следует заметить, что результаты от учреждения православной кафедры в Варшаве далеко не соответствовали ожиданиям правительства, чему очевидным доказательством может служить следующий факт: число православных в Царстве Польском в 1827 г. было 747 человек, а с того времени по 1855 г., то есть в течение 28 лет, оно, при существовании закона о так называемых смешанных браках, возросло всего только до 4318.³¹³ Причину такого медленного распространения православия в Царстве должно искать в том, что поляки, особенно же польское духовенство, тайно всеми мерами противодействует его успехам; закону о смешанных браках ксендзы противопоставляют анафему и вечную погибель не только в настоящем, но и в будущих поколениях, отклоняя, таким образом, браки с православными. Еще сильнее действуют эти угрозы и анафема на полек и от того очень редко порядочная женщина в Царстве выходит замуж за православного. Впрочем, такое противодействие со стороны польского духовенства отчасти развилось и вследствие некоторых слишком стеснительных мер самого правительства. Так, в первый же год вступления Антония на варшавскую кафедру, поляки должны были испытать довольно неприятное ощущение, по случаю отнятия у них монастыря. Так как единственная в Варшаве православная церковь во имя Святой Троицы была слишком тесна для собора, то, при самом учреждении варшавского викариатства положено было, чтобы наместник Царства озаботился устроением там кафедрального собора, в который и была им обращена церковь в зданиях, принадлежавших ордену ксендзов пиаров, с устроением тут же и помещения для самого архиерея. Собор этот освящен был во имя св. Троицы с возможным великолепием и торжественностью, в присутствии наместника, всего генералитета, высших гражданских чинов и множества разноисповедных обывателей города Варшавы.

Новые перемены, происшедшие в волынском епархиальном управлении вследствие образования волынского викариатства в городе Остроге, вызвали изменение и в варшавском викариатстве: 1-го октября 1840 г. сие последнее преобразовано было в самостоятельную епархию; Антоний возведен в сан архиепископа, с наименованием варшавским и новогеоргиевским, и место новой епархии назначено во 2 классе, непосредственно после литовской. Замечательно и достойно внимания в докладе синодального обер-прокурора то место, в котором он рассуждает о необходимости преобразовать варшавское викариатство в самостоятельную епархию и которое не совсем гармонирует с прежним его докладом о необходимости открыть в Варшаве викариатство – между прочим и в видах вспомоществования волынскому архиерею. В новом докладе говорилось, что варшавский викарий «не имеет удобства вспомоществовать епархиальному архиерею ни в делах управления, ни даже в обозрении церквей и причтов и что сие неудобство еще более увеличится, когда епархиальное управление будет помещено в Житомире (до этого времени оно помещалось в Почаевской лавре), за 800 слишком верст от Варшавы, и что обстоятельства новоустроенных в Царстве Польском церквей и сами по себе необходимо требуют постоянного пребывания в городе Варшаве тамошнего епископа, а потому св. синод находит сколько благовременным, столько же и полезным для успехов православия в тамошнем крае, открыть ныне в Царстве Польском самостоятельную православную епархию».³¹⁴

Антоний, по производстве его в сан варшавского архиепископа, отвечал на поздравление его с тем графа Протасова следующим письмом: «С чувствами живейшей радости и искренней признательности имею честь отвечать на благоприветственный отзыв вашего сиятельства, коим благоволили почтить меня по случаю высокого Монаршего благоволения, вновь почившего на мне и на юной пастве моей. Один только Бог небесным благословением своим предыдет, сопутствует и воспоследствует великим и благочестивым намерениям великого и благочестивейшего Государя Императора; пасущему же и пасомым да поможет, воздавая Божия Богови по закону веры, воздать и кесареви кесарева по долгу верности и священной присяги. Вместе с сим, долгом поставляю довести до сведения вашего, сиятельнейший граф, что требующиеся от меня соображения по предмету преобразований варшавского викариатства в особое епархиальное управление представлены уже его светлости наместнику Царства и коль скоро получу его на предложения мои согласие, не умедлю донести об оных св. синоду».³¹⁵

В 1843 г., по назначении Антония митрополитом с.-петербургским, на его место поступил волынский архиепископ Никанор, которому было поручено управление и волынскою епархией.³¹⁶ С этого времени варшавский архиепископ стал заведовать и волынскою паствою.

В достопамятный для России день 22-го апреля 1834 года Государь подписал указы об учреждении двух, на противоположных концах России, православных кафедр: той, о которой мы сейчас говорили – варшавской, и другой, уже в пределах Азии – томской. Мысль об открытии сей последней возникла еще в 1824 г. Бывший в то время генерал-губернатором Западной Сибири Канцевич представлял о необходимости учредить в Томске особую самостоятельную епархию, по причине затруднительного положения, в какое поставлено духовенство отдаленностью своего епархиального начальства, находящегося в Тобольске, на самом краю своего управления, за 2.000 верст от некоторых мест епархий, из которых следовательно духовенство часто не имеет никаких способов приезжать для своего посвящения, удовлетворения церковных нужд и помещения детей в семинарию. Император Александр передал представление Канцевича, через графа Аракчеева, митрополиту Серафиму. Но только в 1826 г., т. е. уже по восшествии на престол Императора Николая, обер-прокурор князь Мещерский предложил синоду новое донесение Канцевича о состоянии тобольской епархии и о необходимости открыть другую самостоятельную в Томске, образовав её из Томской и Енисейской губерний и из части Омской области. Синод потребовал сведений по этому предмету от местных начальств епархиального и гражданского, а также приказал томскому архитектору составить план для архиерейского дома и собора. Но медленность в доставлении потребованных сведений и неимение в Томске архитектора, вместо которого, наконец, кое как составил план землемер, опять оттянули это дело до 1829 года. И сведения, и план представлены были уже преемником Канцевича, Вельяминовым, с извещением, что план дома был передан на рассмотрение тобольского архиепископа Евгения, который нашел, «что дом для томского архиерея слишком огромен, удален от города и от воды, самое место для собора несоответственно его назначению, потому что избирается против военных казарм; наконец, что кратчайший способ открыть томскую епархию (если она необходима), состоит в том, чтобы не входить в дальние переписки о зданиях, а предоставить самому назначенному в Томск преосвященному устроить все нужное для дома, а на первый раз ему можно жить в томском монастыре, или нанять дом и служить в Благовещенской церкви, в которой и ныне совершаются торжественные молебствия». При этом Вельяминов изложил свои мысли, прямо противоречившие представлению его предшественника, а именно, что приведение в исполнение предположения об открытии епархии в Томске потребует более миллиона на постройку только одного архиерейского дома, не говоря уже о сумме, необходимой на содержание епархиального управления, а между тем не устранит тех неудобств, которые представлял Канцевич, как настоятельные причины к открытию томской епархии. Потому Вельяминов полагал оставить в Западной Сибири, по-прежнему, одну только епархию в Тобольске. Мысль эта произвела свое действие, но только в половину; синод предписал Евгению войти в рассмотрение: «не будет ли удобным и полезным иметь в Томске викария тобольской епархии, сообразно тому, как состоят таковые в известных епархиях, и представить об этом свое мнение». Архиепископ Евгений, чтобы отклонить от себя всякую личную ответственность и, между тем, не высказать прямо, что он не одобряет планов синода, потребовал мнения о томском викариатстве от тобольской консистории, которая нашла предположение синода неудобным и нисколько не облегчающим сношения духовенства с епархиальным начальством, потому что Тобольск отстоит от Томска на 1.500 верст, почта ходит туда раз в неделю, употребляет на свой проезд две недели и следовательно оборот посылаемых бумаг самый скорый будет совершаться не менее как в месяц. «Каковая медленность в судебных и ставленических делах – присовокупляла консистория – при переходе дела от викария к епархиальному архиерею и от него обратно к викарию, неминуемо должна отягощать всех подчиненных им лиц. Кроме того, в Томске ни дома, удобного для викария, ни собора, ни семинарского корпуса скоро завести невозможно, да и самое заведение оных, по мнению генерал-губернатора Западной Сибири, принесло бы пользу меньшую, нежели сколько на устройство их потребно государственных расходов. Притом, в тобольской епархии находится только 330 церквей, в том числе еще есть и бесприходные соборные, острожные и кладбищенские. Судя по сему малому количеству церквей, невеликое находится в тобольской епархии число и священно- и церковнослужителей, в решении дел которых никогда епархиальный архиерей не затруднялся. По всем сим причинам – заключала тобольская консистория – она не находит нужным иметь викария в тобольской епархии».³¹⁷ Евгений согласился с мнением консистории, как основанным на местных обстоятельствах, но прибавил от себя, что противиться воле начальства, расположенного к тому, как видно из вышеупомянутого указа (которым велено Евгению войти в рассмотрение: не полезно-ли будет учредить викариатство в тобольской епархии), чтобы в Томске был архиерей, не может и не желает.³¹⁸ А потому «полагает, как и полагал в отношении своем к генерал-губернатору, учредить в Томской губернии третьеклассную епархию, или, по малости в оной церквей, присовокупить и Енисейскую губернию и учредить второклассную, с назначением окладов, той степени, на какую возведена будет, присвоенных». Присовокупив далее свои соображения касательно содержания и помещения томского архиерея, а также наименования его. Евгений свое донесение синоду заключил так: «Но поставляю долгом донести на уважение св. синода, что и ныне в монастырях братии, а в консистории и духовных правлениях приказных столь великой недостаток, что в первых не достает способных не только для казначейских, но и для настоятельских мест, вторых почти насильно удерживают в должности, а по отделении Томской губернии сей недостаток еще будет ощутительнее и состояние монастырей и присутствий затруднительнее».³¹⁹

Из этого отзыва, нерешительного и выражавшего лишь вынужденное требованием синода и покорностью ему полусогласие, видно, что архиепископ тобольский вовсе не разделял мнения о необходимости учредить новую кафедру в Томске. Несмотря на все это, 22-го апреля 1834 г. последовал Высочайший указ об учреждении томской епархии. Синод, в докладе своем Государю о необходимости открытия её, представлял следующие к тому причины: дальность расстояния, препятствующую сношениям духовенства томского с тобольским епархиальным начальством; невозможность, за дальностью, наблюдать епархиальному начальству за духовенством, а чрез то усовершать духовный чин и утверждать в христианской вере крещенных, но недовольно наставленных инородцев, а также просвещать светом Евангелия непросвещенных между ними и, наконец, обращать раскольников. В состав томской епархии, поставленной в 3 классе, степенью ниже пермской, вошли губернии Томская и отделенная от иркутской епархии Енисейская; епископу её велено именоваться томским и енисейским и для временного пребывания его назначен томский Алексеевский монастырь. По примеру третьеклассных кафедр, на содержание архиерейского дома положено производить каждогодно из государственного казначейства 19.426 р. 70 к. асс., да единовременно на первоначальное обзаведение выдать 10.000. Из представленных синодом трех кандидатов на томскую кафедру, ректоров семинарий: черниговской Агапита,³²⁰ подольской Гедеона и киевской Иустина, Государь избрал первого. Избранный был посвящен в Москве тамошним митрополитом Филаретом. Ризницею томский архиерей снабжен был из киевской лавры, из смоленского и вятского кафедральных соборов и из московских монастырей, между которыми особенно отличился своим пожертвованием и усердием Симоновский, принесший в дар новому сибирскому архиерейскому дому богатую митру, украшенную драгоценными каменьями и жемчугом, стоившую, по примерной оценке знатоков, более 6.000 р.

Положение томской епархии требовало, по местным её условиям, особенных распоряжений и действий. По малочисленности духовенства в сей епархии и чиновников, новому епископу разрешено было войти в сношение с преосвященными тех епархий, через которые он проезжал от Чернигова до Москвы и от Москвы до Томска, касательно увольнения в томскую епархию всех желающих туда переме

ститься. С другой стороны, по трудности находить в Сибири людей для услуги и письмоводства, по ходатайству Агапита возвышены были штаты, как архиерейской прислуги, так и чиновников консистории. Даже для содержания архиерейского дома было отведено гораздо большее, сравнительно с другими, пространство сенокосной земли, а также возвышен был и денежный оклад взамен рыбных ловель и мельницы. Сенокосной земли сначала отвели 60 десятин на так называемом Зырянском острове, но потом, по представлению томского епископа, нарезали еще столько же на том же острове, не в пример прочим, а взамен мельницы и рыбных ловель положено выдавать 857 р. 14 к. сер. каждогодно.³²¹

В 1835 г. в синоде возникла мысль умножить число викариатств учреждением их преимущественно в епархиях, отличающихся своею обширностью и многочисленностью и следовательно затрудняющих епархиальных архиереев в надзоре за духовенством и в церковном управлении вообще. Увеличение числа викариатств признавалось полезным и в том отношении, что викарные архиереи исподволь будут приучаться к занятиям епархиальным, а синод получит возможность вернее определять их способности. Мысль эту синод повергнул на благоусмотрение Государя, который, одобрив её, разрешил тогда же приступить к учреждению до четырех викариатств в обширнейших епархиях, с тем, «чтобы, по надлежащем соображении местных обстоятельств и способов духовного ведомства, доставлено было на Высочайшее усмотрение и утверждение, на каком основании должны состоять сии викарии относительно приличного сему сану содержания». Синод, найдя на первый раз преимущественно нужным учредить викариатства в двух епархиях: тверской и екатеринославской, предписал тамошним архиереям представить свои соображения как об удобнейшем местопребывании и помещении викарных епископов, так и о способах содержания их с необходимым штатом, без всякого излишнего обременения для казны. Немного спустя после этого, синод вознамерился учредить еще два викариатства: подольское и кишиневское, и потребовал тоже нужные для сего местные сведения. Но потом из предположенных к открытию четырех викариатств учреждены были только тверское и каменец-подольское.

В докладе синода Государю о необходимости викариатства тверского было сказано, что «синод обратил внимание на тверскую епархию, которая имеет многочисленные причты, многолюдную семинарию, и, как одна из ближайших к столице, управляется обыкновенно архиереями, отлучающимися из пределов оной, для присутствования в синоде, а потому преимущественно имеет нужду в викарии, который бы, находясь в ней безотлучно, и в отправлении дел местному архиепископу вспомоществовал, и мог без отлагательства и затруднения совершать рукоположение в священнослужительские степени».³²² Викарий тверской получил наименование старицкого, с назначением для его пребывания Успенского Желтиковского монастыря, возведенного вместе с этим во второклассный. Содержание новому викарию назначено одинаковое с пермским, т. е. 2.200 руб. (асс.) и, сверх того, ему отдан в управление упомянутый Желтиков монастырь, с правом пользоваться всем тем, чем пользуются настоятели от своих монастырей. Первым викарием тверским утвержден был Государем 29-го февраля 1836 г. Иринарх, архимандрит Толгского ярославского монастыря. Но он пробыл здесь недолго и, по перемещении его в Ригу, на место его был посвящен ректор Владимирской семинарии Неофит.

Тверское викариатство существовало только четыре года и именно до 1-го октября 1840 г. «Как цель – писал синод – с которою в тверской епархии учреждено викариатство, т. е. приготовление кандидатов, имеющих поступить на кафедры епархиальные, может в равной мере достигаться посредством учреждения нового викариатства в Волынской епархии (о сем скажется ниже), то тверское викариатство полагается упразднить и штатное положение оного перевести на вновь учреждаемое викариатство острожское (в волынской епархии)».³²³

Спустя с небольшим два месяца после утверждения Государем тверского викариатства, именно 9-го мая 1836 г., явилось и викариатство подольское. По словам синодального доклада, учреждение его вызывалось особенною надобностью архиерею подольскому в пособии викария, во 1) по множеству церквей и причтов, которых в его епархии первых 1.512, а вторых 1.534, во 2) по многолюдству духовных в ней училищ, в 3) по трудностям управления и множеству дел, происходящих из особенных обстоятельств края, и наипаче от соприкосновения в ней господствующего православного вероисповедания с другими.³²⁴ Викарный подольского архиерея получил название винницкого; для жительства ему в управление назначен шаргородский Николаевский первоклассный монастырь в Ямпольском уезде, как по центральному положению его в епархии, так и по другим местным удобствам. Жалования сему викарию назначено, по примеру других, 2.200 р. асс. и, сверх того, при нем положены хор певчих из 12 человек, которым всем было определено жалования 1.125 р. (асс.). и канцелярия, на которую велено отпускать ежегодно 1.100 р. (асс.)

Если с закрытием тверского викариатства совершенно уничтожалась цель, с которою оно было учреждено, т. е. вспомоществовать в управлении епархиальному архиерею и приготовлять опытных и знакомых с наукою правления архиереев, то в каменец-подольском викариатстве эта цель, со временем, тоже исказилась и была извращена. Только первых двух викариев подольских можно было назвать в строгом смысле викариями, именно: Евгения и Иустина; три последующие преемника их: Афанасий, Евсевий и Макарий никогда не были в своем викариатстве и жили безвыездно в Петербурге, исправляя, один после другого, должность ректора с.-петербургской духовной академии. С 1842 г., т. е. со времени ректора академии Афанасия,³²⁵ викариатство каменец-подольское сделалось как бы преемственным почетным титулом ректоров упомянутой академии. При таком порядке дел, подольский викарий, живший в С.-Петербурге, занятый совсем другою деятельностью, не видавший никогда ни своего епархиального архиерея, ни епархии, естественно не мог оказывать помощи своему архиерею в управлении паствою, находившеюся от него за 1.500 верст.

22-го мая 1836 г. митрополит Серафим вошел в св. синод с секретным предложением следующего содержания: «До сведения Государя Императора доведено было, что некоторые купцы рижской старообрядческой³²⁶ моленной изъявили словесно желание свое присоединиться к единоверческой церкви. Посему Его Величество Высочайше повелеть мне соизволил предложить св. синоду мысль Свою следующую: не было б ли полезно устроить в Риге новую епархию, как в одном из значительнейших городов в Империи? Не надо забывать, что с течением времени много дворянских фамилий чрез браки сделаются русскими и исповедают нашу веру; притом, в Риге стечение русских весьма велико, а неимение высшего духовного лица, может быть, способствует усилению раскола. Ежели мысль Мою синод примет, то выбрать человека умного, надежного и примерного качествами сердца, дабы беседой привлекать заблужденных. Епархии сей состоять из Лифляндской и Курляндской губерний».³²⁷ Синоду, после столь положительно высказанной мысли Государя, ничего более не оставалось, как привести её в исполнение. Но на этот раз он позволил себе несколько отступить от намерения Государя, предложив, вместо открытия в Риге самостоятельной епархии, учредить там викариатство. «Обозрев, докладывал он Государю, с должным вниманием во всех отношениях те основания, по коим Его Императорскому Величеству благоугодно было изъявить Высочайшую мысль Свою об учреждении в Риге из губерний Лифляндской и Курляндской новой епархии, и измерив весь круг действий, предлежащий сему новому учреждению, св. синод с благоговением принимает Высочайше указуемую потребность иметь в Риге высшее духовное лицо, как для ослабления усиливающегося там раскола, так и к удержанию православных в неразрывном союзе со святою церковью, и полагает открыть в Риге архиерейскую кафедру; но как губернии Лифляндская и Курляндская, заключающие православного исповедания жителей обоего пола до 12.382 душ, приходов и церквей 16, священно- и церковнослужителей 76 человек, еще недостаточны для особого епаршеского ими управления, в состав которого долженствовали бы войти консистория и семинария, для действий коих нужны церкви и причты, которыми следовало бы управлять, и юношество, которое надлежало бы учить. Притом, в подобных случаях всегда изыскивались способы к помещению таковых учреждений в монастырях или других духовного ведомства зданиях, дабы не обременять казны построением новых зданий, а в губерниях Лифляндской и Курляндской нет ни одного монастыря, ни другого здания духовного, и потому для всего потребовалась бы постройка новых, с отягощением казны соединенная; то по сим соображениям представить Его Императорскому Величеству на благоусмотрение: не благоугодно-ли будет повелеть учредить ныне в Риге викариатство для псковской епархии, и если на сие последует Высочайшее соизволение, в то время синод будет иметь счастье поднести Его Императорскому Величеству свой всеподданнейший доклад о том, на каких основаниях должно учредиться сему викариатству».³²⁸ Государь согласился на это предложение. Тогда, по собрании всех нужных местных сведений, синод представил Государю доклад об учреждении псковского викариатства и кандидатах на него. Согласно с этим докладом, последовало повеление викарию псковской епархии иметь кафедру в Риге и называться рижским; Курляндскую губернию, изъятую в 1833 г. из ведения псковского архиерея в управление епископа полоцкого, возвратить в состав псковской епархии и в отношении к этой губернии, как и к Лифляндской, должность викария определить особою от синода инструкцией; на содержание викария с его штатом определить 26.125 р. (асс.); обратить в кафедральный собор рижскую Петропавловскую церковь и на первоначальное обзаведение викарного выдать ему единовременно из казны 25.000 р. (асс.). Из трех кандидатов, представленных синодом: Иринарха, тверского викария, Иннокентия, ректора киевской духовной академии, и Виталия, ректора академии с.-петербургской, избран был на рижское викариатство первый, как человек хорошо владевший иностранными языками, бывший заграницею и уже знакомый с наукою епархиального управления. В тоже самое время псковской епископ Нафанаил, по представлению синода, возведен был во архиепископа.³²⁹

Чрез 14 лет после своего учреждения, именно в 1850 году, рижское викариатство было преобразовано в самостоятельную епархию, вследствие происшедших в этот период времени, в Остзейском крае, многих и важных перемен в религиозном отношении. Явившееся там в это время необыкновенное движение в пользу православия,³³⁰ о чем мы будем говорить подробнее в своем месте, имело последствием, что вместо 16-ти церквей православных, существовавших в Лифляндской и Курляндской губерниях в 1836 году, было их уже 100, и, сверх того, готовились открыться еще новые. Быстрые успехи православия в Лифляндии требовали немалого числа новых священнослужителей и притом, по особенному положению края, лучших, чего не всегда мог достигнуть рижский викарный, зависевший в этом отношении от псковского архиерея. Даже сам он, будучи подчинен архиерею, не мог часто действовать и распоряжаться так, как требовали местные обстоятельства. Все это обратило на себя внимание прибалтийского генерал-губернатора князя Суворова, который 7-го июня 1849 г. решился написать графу Протасову о необходимости преобразовать рижское викариатство в самостоятельную епархию. «Долгом считаю – писал он – сообщить, что вместе с постепенным распространением православной церкви в Лифляндии и с установлением правильно-постоянных отношений между здешним православным духовенством и новою его паствою, более и более обнаруживается недостаточность тех способов, которые предоставлены главному местному духовному начальству, для управления делами означенной паствы. Рижское викариатство, в состав коего входят две губернии, Лифляндская и Курляндская, уже заключает в себе 100 православных церквей; кроме того, предполагается и нужно будет еще увеличить это число впоследствии, по обширности приходов и по непрестанно увеличивающемуся числу православных.

Принадлежа к псковской епархии, викариатство управляется рижским епископом, по Высочайше утвержденной инструкции, почти независимо от псковского епархиального начальства,³³¹ что и необходимо, как по отдаленности Риги от Пскова, так и по местным обстоятельствам Остзейского края.

По сим же обстоятельствам, управление рижским викариатством весьма затруднительно. Кроме обыкновенных епархиальных дел, в нем много есть особенных, напр.: по обращению латышей и эстов в православие, по переводу на их язык богослужебных и других назидательных книг, по устройству для них церквей и школ и по разным другим предметам, по коим рижскому епископу необходимо озабочиваться многосложными распоряжениями, часто весьма продолжительным делопроизводством и обширной перепиской не только с высшим духовным начальством и с главным управлением Остзейского края, но и почти со всеми местными властями. Между тем, средства, на сей конец епископу предоставленные, крайне недостаточны. В его распоряжении находятся только собственная его канцелярия и лифляндское духовное правление, в коих положено штатных по одному письмоводителю и по два писца, притом с таким малым жалованием, за которое никак нельзя иметь не только хороших делопроизводителей, но даже и порядочных писцов. Мне достоверно известно, что преосвященный епископ рижский в настоящее время вынужден не только лично руководить всеми мелочными подробностями делопроизводства, но даже лично составлять бумаги, исходящие из канцелярии, число коих простирается до 5.000 в год. Эти непрерывно утомительные канцелярские заботы видимо расстраивают здоровье преосвященного Платона и лишают его значительной части того времени, которое бы могло быть посвящено его высшим пастырским обязанностям. Кроме того, дела викариатства, по неимению консистории, в которой они могли бы сосредоточиваться, производятся теперь частью в епископской канцелярии, частью в лифляндском духовном правлении, частью же и в псковской духовной консистории. При подобном разделении делопроизводства едва ли не весьма затруднительно сохранить в нем надлежащий порядок и единство направления. Наконец, хотя вследствие неусыпной деятельности преосвященного Платона, я никогда не встречал какой-либо остановки в тех делах вверенного мне управления, по которым ожидались сообщения или отзывы главного местного духовного начальства, но мне сообщено лично самим преосвященным епископом, что, при всех его стараниях, дела викариатства не могут иметь того быстрого движения, которое он бы желал им дать, и что, по временам, в них встречаются неблагоприятные, хотя при настоящих обстоятельствах и неизбежные, замедления. Подобные замедления я часто испытывал в переписке с предшественником епископа Платона.

Ваше сиятельство, без сомнения, изволите признать желательным устранение вышеупомянутых неудобств и окончательное благоустройство православной церкви в Остзейском крае. С моей стороны, я полагаю, что прямой и благонадежнейший способ к достижению цели заключается в преобразовании рижского викариатства в особую епархию, если не второклассную (что едва ли не было бы прилично как для большего авторитета русского архиерея в Остзейском крае, так и по важности г. Риги, в которой некогда было римско-католическое архиепископство, а теперь находятся высшие чины разных ведомств и две лютеранские консистории), то, по крайней мере, третьеклассную. Вместе с тем, надлежало бы преобразовать лифляндское духовное правление в консисторию.

В состав епархии, имеющей образоваться из рижского викариатства, по моему мнению, полезно было бы включить Эстляндскую губернию, как потому, что она с Лифляндскою и Курляндскою составляет один генерал-губернаторский округ, а по сему сношение по духовным делам было бы гораздо удобнее для епаршеского начальства и главного управления края, при нахождении того и другого в одном городе, так и потому, что во всех отношениях едва ли не было бы полезно, чтобы православные церкви, находящиеся в Лифляндской и Эстляндской губерниях и имеющие одинаковые особенности и нужды, состояли в ведении одного епархиального начальника. На содержание начальника новооткрываемой епархии, дома его и служащих при нем, а равно и консистории, нужно было бы, для подержания их внешнего достоинства, назначить, по крайней мере, такие же способы, какие предоставлены в Риге другим равностепенным с ними местам и лицам; наконец, в состав консисторской канцелярии необходимо прислать из великороссийских епархий чиновников, сколько благонадежных по нравственности, столько же сведущих в законах и опытных в делопроизводстве, ибо таких людей для сей канцелярии нельзя найти в Риге, а между тем они, при основании епархиального управления, в ней весьма нужны, потому в особенности, что нынешние члены лифляндского духовного правления, которые, вероятно, будут и членами консистории, по молодости своей и недавнему служению, мало знают канцелярский порядок и судопроизводство. В этом неудобстве я равномерно имел неоднократно случай убедиться по настоящим сношениям моим с духовным правлением.

Имея в виду, что, кроме прямой пользы в движении дел, имеющей произойти от принятия мною предлагаемой меры, учреждение самостоятельной лифляндской православной епархии соответствовало бы самому достоинству православной церкви в глазах всего местного населения, как православного, так и иноверного, я обращаюсь к вам, милостивый государь, с покорнейшею просьбою о представлении моих соображений и моего ходатайства по сему предмету на благоусмотрение св. правительствующего синода».³³²

Граф Протасов предложил отношение к нему князя Суворова синоду, который послал копию с него рижскому епископу Платону, для доставления синоду, по содержанию сего представления, подробных сведений, соображений и мнения. Платон, не без совета и участия которого сделало было представление Суворова, конечно, выразил полное согласие с мнением последнего, присовокупив к его предположениям несколько своих, впрочем очень маловажных, как-то: о покупке нового дома для будущей рижской консистории, об учреждении попечительства о бедных духовного звания, об увеличении штата архиерейского дома и архиерейской канцелярии, также соборного рижского причта и о возвышении окладов его, наконец о назначении к рижскому архиерею постоянного и определенного числа лиц из старшего рижского белого духовенства, для исполнения архиерейских поручений. После полученных от Платона сведений, синод вошел с докладом который был утвержден 25-го февраля 1850 г. Новую рижскую епархию велено открыть 1-го июля 1850 г., с назначением пребывания архиерею в г. Риге; в иерархическом отношении она поставлена во 2-м классе, ниже степенью варшавской; архиерей получил название рижского и митавского, а псковскому, за отчислением из его епархии церквей рижского викариатства, велено именоваться псковским и порховским. На содержание рижского архиерея, с его штатом, консисторией, открытою теперь вместо рижского духовного правления, и кафедральным собором, назначено 17.731 руб. сер., включая в эту сумму 8.410 р. 50 к. сер., отпускавшихся из казны на прежние рижское викариатство и духовное правление. Вместе с тем, синод признал достойным к занятию рижской кафедры, возведенной теперь во архиепископию, прежнего викарного Платона, которому, как в то время псковская кафедра, за смертью псковского архиепископа Нафанаила, оставалась праздною, велено, впредь до усмотрения, управлять и псковской епархией.

Рижская епархия была открыта с особенным торжеством. В 9 часов утра 1-го июля 1850 года все рижское православное духовенство, а также и прибывшее в Ригу из некоторых других мест, собралось в Александровскую церковь, что на С.-Петербургском форштате, откуда отправилось со св. иконами и хоругвями в кафедральный собор, в сопровождении воспитанников рижской духовной семинарии (преобразованной тогда же из духовного рижского училища) и многочисленного народа из всех сословий и вероисповеданий. «Ход духовенства – по донесению Платона³³³ – был стройный, благолепный и никаких беспорядков при оном не случилось». По прибытии его в собор, святые иконы были встречены архиереем и затем совершена литургия, по окончании которой протодиакон прочитал указ об учреждении рижской епархии, а Платон произнес речь. Торжество заключилось благодарственным молебствием с коленопреклонением и обхождением вокруг собора, во время которого архиерейский хор пел: тебе Бога хвалим, а архиерей окроплял собор и народ св. водою.

К числу многолюднейших епархий, в которых предположено было синодом в 1836 г. учредить викариатства, принадлежали также екатеринославская и кишиневская, некогда уже их имевшие, но где впоследствии они были закрыты.³³⁴ По требованию синода, местными архиереями уже были представлены сведения о числе церквей в их епархиях и о том, где удобнее поместить викарных архиереев. Но, по рассмотрении этих сведений, синод нашел неудобным и несоответствующим цели, с которою тогда учреждались викариатства, открывать их в Екатеринославле и Кишиневе. «С назначением викарию пребывания – писал он в своем указе – в епархиальном городе Екатеринославле, доставится епархиальному архиерею помощник в делах управления, но все неудобства для ближайшего личного надзора и все затруднения подчиненному духовенству в переезде из отдаленных мест, как то: из южной части Таврической губернии, в епархиальный город для рукоположения, или для доставления детей в семинарию, останутся неотвращенными. В противном случае, т. е. при назначении викарному архиерею местопребывания вне епархиального города, преосвященный екатеринославский не будет облегчен и неудобства для подчиненного духовенства во многих отношениях останутся одни и те же. Тоже самое относится и к кишиневской епархии, хотя не столько обширной в пространстве, но затруднительной для управления по значительному числу монастырей, церквей и разнородного духовенства Бессарабской области и той части Херсонской губернии, которая принадлежит к кишиневской епархии.³³⁵ При том же, по мнению синода, в самом состоянии екатеринославской и кишиневской епархий произошли, после учреждения их, значительные перемены: народонаселение увеличилось, число городов умножилось, некоторые из этих городов, вследствие развития в них торговли и промышленности, сделались центром стечения русских и иноверцев и следовательно требуют внимательного за ними надзора со стороны духовенства. Сами крымские татары, посещаемые в немалом числе христианами, уже не столько чуждаются принятия евангельского учения, как о том заключить можно и по опытам их обращения, и по общим сведениям, а следовательно здесь ожидаются успехи распространения христианства, при открытии миссии, и требуются особенная деятельность и ближайший надзор высшего епархиального начальства. Потому разделение тамошнего края (Новороссийского и Бессарабской области) на две только, соответственно прежнему их положению, епархии, синод признал недостаточным и, для усугубления надзора духовного начальства сообразно с местными обстоятельствами, положил: вместо учреждения двух викариатств – екатеринославского и кишиневского, образовать там третью епархию из губерний: Херсонской и Таврической, с назначением местопребывания епархиальному архиерею в городе Одессе. Сим, по отношению к пространству – рассуждал синод – епархии екатеринославская и кишиневская уравняются с прочими, не имеющими викариев, и составится значительная новая, в которой будет 512 церквей, 4 монастыря, 6 духовных правлений, 452.824 мужского и 433.003 женского пола прихожан». От екатеринославской епархии, по сему предположению, должны были отойти ко вновь учреждаемой часть Херсонской губернии с военными поселениями и Таврическая, а от кишиневской, другая, Заднестровская часть Херсонской губернии, заключающая в себе уездные города: Тирасполь, Ананьев и Одессу, таким образом, чтобы в состав новой епархии вошли губернский город Херсон, портовый Николаев, заштатный Береслав, военный Елизаветград, уездные: Бобринец, Александрия, Тирасполь, Ананьев и Одесса, Таврической губернии города Симферополь, Бахчисарай, Карасубазар, портовый Севастополь, уездный Евпатория, портовый Феодосия, Керчь, Ениколь, Перекоп, Алешки и Орехов. Эту новую херсонскую епархию синод полагал поместить во 2-й класс, на место екатеринославской, а сию последнюю низвести на первое место 3 класса, с присвоением её епископу наименования екатеринославского и таганрогского. Была также мысль, чтобы город Одесса, по значительности его доходов, принял на себя как наем помещения для архиерея, так и постройку нового для него дома; но, по отношению об этом синодального обер-прокурора, тогдашний новороссийский генерал-губернатор граф Воронцов отвечал, что «такого обязательства город ни в каком случае не может принять на себя, потому что хотя доходы его и значительны, но ему также предстоят и расходы для разных необходимых предметов». К этому Воронцов присовокуплял, что он, с своей стороны, «полагал бы удобнейшим, чтобы при составлении новой епархии из губерний Херсонской и Таврической, часть Херсонской губернии, лежащую по правую сторону реки Буга и принадлежащую ныне кишиневской епархии, оставить по-прежнему в составе сей последней, а пребывание архиерея новой епархии назначить в Херсоне. Но ежели св. синоду угодно будет остаться при прежнем своем предположении иметь архиерея в Одессе, определив издержки на устройство для него помещения из другого источника, а не из доходов города Одессы, то он может содействовать в отводе земли, нужной архиерейскому дому, и вне города для хозяйственных обзаведений».³³⁶ Не стесняясь мыслью Воронцова о помещении архиерея в Херсоне, а не в Одессе, синод остался при прежнем своем убеждении касательно местопребывания херсонского архиерея. Государь 9-го мая 1837 г. вполне утвердил предположения синода касательно херсонской епархии.³³⁷ В неё переведен был екатеринославский архиепископ Гавриил, как опытный и уже управлявший несколько лет, в составе екатеринославской епархии, новоучрежденною херсонскою. До покупки для архиерея дома велено ему поместиться в одесском второклассном Успенском монастыре, а ризницею для новой кафедры синод разрешил позаимствоваться из екатеринославской архиерейской. Наконец, на содержание херсонского архиерейского дома, с кафедральным собором и консисторией, определено 21.866 р. 32½ коп. (асс.) Вместе с этим, назначен был новый штат и для екатеринославского архиерейского дома, на содержание которого велено ежегодно отпускать 20.499 р. 75 коп.³³⁸

Волынское викариатство явившееся вместо упраздненного и недолго существовавшего тверского, имеет особенное значение и интерес, как по событиям, сопровождавшим его открытие, так и по тем переменам, которые были вызваны учреждением его в трех епархиях: волынской, варшавской и тверской.

Во-первых, с образованием острожского викариатства перенесена волынская кафедра из Почаевской лавры в губернский город Житомир или, точнее, это перемещение волынского епархиального архиерея из Почаева в Житомир и было причиною учреждения острожского викариатства. Надобно заметить, что волынские архиереи были как-то особенно несчастливы относительно своего местожительства; их кафедра весьма часто перекочевывала из одного места в другое и до 1840 года никак не могла утвердить своего пребывания в губернском городе. Сперва, до 1824 года, она была в Остроге; в этом году Император Александр I, при посещении Волынской губернии, заметил, что «епархиальным архиереям приличнее иметь пребывание в губернских городах, нежели в уездных». Вследствие этого немедленно началась переписка о постройке зданий для помещения Волынского архиерея в Житомире, которая, однако ж, при всех настояниях министра внутренних дел, оставалась бесплодной и не подвигала вперед дела. Полякам не нравилось перемещение православного архиерея в губернский город и потому они, чтобы отклонить тогдашнего волынского архиерея Стефана от перенесения кафедры в Житомир и от найма для себя частного, как он располагал, дома до построения казенного, старались на каждом шагу возбуждать препятствия и, когда Стефан, утомленный их борьбой и поставленный в невозможность более оставаться в развалинах острожского монастыря, доведен был до последней крайности, владетель Острога, князь Яблоновский, никогда не бывший ревнителем нашей церкви, вдруг предложил архиерею даровое помещение у себя в местечке Аннополе, куда и было перенесено волынское епархиальное управление. Преемник Стефана, Амвросий, снова поднял в 1829 г. вопрос о перенесении волынской кафедры в Житомир; но и его усилия остались безуспешны. В таком положении находилось дело до 1831 г., когда для пребывания волынского архиерея с его штатом, кафедральным собором, консисторией и семинарией назначен был Почаевский монастырь, обращенный в православный. Здесь, в удобных и даже роскошных комнатах, спокойно жил несколько времени Волынский архиерей, пока полковник корпуса жандармов Бек опять не поднял дела о перемещении его в Житомир, чему, впрочем, на этот раз не было дано дальнейшего хода, «но неимению – как выразился генерал-губернатор Бибиков – в виду неудобств не нахождения оного (т. е. архиерея) в губернском городе».³³⁹ Наконец, в 1838 году тот же Бибиков снова возбудил вопрос о перемещении в Житомир из Почаева православного архиерея и из Луцка католического и, притом, так энергически, так настойчиво и так убедительно доказывая необходимость пребывания обоих епископов в губернском городе, что несмотря на довольно сильную оппозицию синода, опиравшегося и на громадность сумм, истраченных для устроения архиерейского местопребывания в Почаевской лавре, простиравшихся до полумиллиона рублей серебром, и на предстоявшую также очень значительную трату денег в случае перемещения волынского архиерея из Почаева, Бибиков успел убедить в своей мысли как управлявшего тогда министерством внутренних дел графа Строганова и комитет Западных губерний, так и самого Государя. Он представлял, что перемещение православного волынского архиерея в Житомир необходимо для того, чтобы «сближением архиепископа с губернатором дать им обоим более силы и возможности, не рознясь в своих действиях, направить их к возвышению православия и к развитию в крае идей и элементов русских, которые, подрываясь католицизмом и силою польского преобладания, соединенными крепко вместе, порознь не могли и не могут противиться сему врагу, и чтобы иметь надзор за тамошним католическим епископом и отнять у католического духовенства то мощное влияние, коим оно, сосредоточиваясь в Луцке, вне всякого наблюдения, слишком пользуется, что показало открытие в луцкой семинарии в 1838 году лиц, принадлежавших к шайке мятежников из ксендзов луцкой епархии и даже самого вице-регенса семинарии».³⁴⁰ Далее Бибиков указывал на вред от несовместного пребывания гражданского и духовного начальств, обнаруживающийся разрозненностью их действий, отсутствием единодушия и энергии, умножением недоразумений и часто неудовольствий, чем всем искусно пользуются поляки и католическое духовенство. Вместе с этим, он первый высказал мысль об учреждении волынского викариатства, как бы отвечая на возражение синода, утверждавшего, что пребывание волынского архиерея в Почаеве необходимо для надзора за семинарией, находящеюся близ Почаева, в г. Кременце. «Для наблюдения за Почаевской лаврой – писал Бибиков – и кременецкими семинариями может быть назначен в Почаеве викарный епископ, который и будет ближайшим их начальником, в губернский же город я просил бы перевести только архиепископа, с консисторией и штатом». Все предположения Бибикова были вполне одобрены и 1-го октября 1840 года Государь утвердил перемещение в Житомир православного епископа из Почаева и католического из Луцка, выразив при этом Бибикову, что ему «было бы весьма приятно, чтобы православный архиепископ был переведен в Житомир прежде епископа католического, дабы католики не могли думать, что они прежде исполнили Высочайшую волю».³⁴¹ Вместе с этим перемещением Волынской кафедры, было образовано волынское викариатство, учреждение которого признавалось необходимым: 1) для облегчения занятий епархиального преосвященного, потому что волынская епархия, по своей обширности, по различию вероисповедания её жителей и, в особенности, по преобладающему там духу латинства, представляет немаловажные затруднения к развитию православия и требует по сему случаю особенного внимания и особенной деятельности; 2) для поддержания благосостояния знаменитой Почаевской обители, возведенной на степень лавры, и 3) для усиления надзора за обширной волынской семинарией. Волынский викарий получил наименование острожского, местом пребывания его назначена Почаевская лавра, жалования ему положено 285 р. 90 коп. сер. и столько же на стол. При викарии не определено ни кафедрального собора, ни особых священнослужителей, но предоставлено ему совершать богослужение с лаврской братией, и для того к штатному числу монашествующих прибавлены два иподиакона; певческий же хор учрежден при волынском викарии в тех же размерах, в каких существовал при тверском викариатстве, которое теперь закрывалось, с переводом его и штатного положения на вновь утвержденное острожское и с преобразованием варшавской викарной кафедры в самостоятельную.³⁴² На волынское викариатство переведен был пермский викарный Анатолий.³⁴³

Начало распространения христианства в Камчатке положено в первой половине прошлого столетия посредством миссий. Из них особенно замечательны были по своим успехам две: одна, отправленная в 1728 г. под начальством игумена Иоанна, обратившая в христианство до 5.000 камчадалов и построившая четыре церкви, другая, посланная в 1742 г. и порученная архимандриту Иоасафу Хутунцевичу, которого сопровождали два иеромонаха, два иеродиакона и несколько студентов московской академии. Эта последняя миссия в течение пяти лет окрестила до 5.000 камчадалов и завела три школы для обучения детей обученных русской грамоте, Закону Божию и даже рисованию. В 1750 г. Иоасаф доносил св. синоду, что все жители Камчатки, за исключением немногих, обращены в христианство.³⁴⁴ В настоящее время камчадалы не только все исповедуют православную веру, но до такой степени обрусели, что русский язык у них стал господствующим и они редко говорят на своем природном, по крайней мере, там, где живут вместе с русскими.³⁴⁵ Почти одновременно с началом распространения христианства в Камчатке, оно проникло и в наши Североамериканские владения, куда было принесено русскими промышленниками, бросившимися туда вслед за Берингом, в надежде на богатую добычу, и селившимися среди североамериканских дикарей. Так, казак Адриан Толстых, открывший около 1743 г. острова, известные теперь под его именем, первый начал крестить тамошних жителей. Мещанин Иван Глотов, открывший (в 1759 г.) также острова, названные Лисьими, окрестил малолетнего сына одного из родовых начальников лисьевских алеутов и вывез его с собою в Камчатку, где тот прожил несколько лет и, выучившись русскому языку и грамоте, возвратился на свою родину, возведенный в звание главного тоэна; примером своим он очень много содействовал распространению христианства. Но особенно достопамятны и незабвенны в истории просвещения христианством американских наших поселений имена первого основателя нынешней Российско-Американской компании и первого строителя церквей в русской Америке Шелехова и сподвижника его, Голикова. В 1787 г. они представили правительству о необходимости учредить для распространения христианства в американских колониях духовную миссию, которую как доставить на места, так и содержать там, они принимали на себя.

По ходатайству Шелехова и была действительно образована такая миссия, состоявшая из восьми монашествующих, под начальством архимандрита Иоасафа, для проповеди слова Божия народам, «приобретаемым под российскую державу», как выражается Хлебников в жизнеописании Баранова.³⁴⁶ Миссия эта в 1793 г. отправилась из С.-Петербурга и на следующий год осенью прибыла в Кадьяк, где тотчас начала свои действия. Иеромонахи Макарий и Ювеналий в два месяца объехали весь остров Кадьяк и окрестили всех жителей. В следующий год, т. е. 1795 г., Макарий отправился на Уналашкинский отдел, где, начиная от островов Шушагинских до Четырехсопочных, окрестил всех алеутов, а Ювеналий в том же году, окрестив более 700 душ в Нучеке, перешел в Конайский залив и окрестил там всех жителей; в следующий год (1796) он перешел на Аляску, к озеру Илямне или Шелехову, где и кончил свое равноапостольное служение вместе со своею жизнью: его убили дикие, жившие подле того озера. Другие члены миссии действовали также более или менее на пользу христианства, занимаясь – одни богослужением, другие обучением детей новокрещенных дикарей; особенное усердие в последнем деле показал монах Герман, который, поселившись на одном из отдаленных островов, по названию Еловом, занимался обучением грамоте, хозяйству и начаткам христианства бедных алеутских детей обоего пола, оставшихся сиротами. Один из миссионеров, иеромонах Гедеон, перевел на кадьякский язык молитву Господню.³⁴⁷

Усердие Шелехова к распространению христианства в этих странах не ограничилось устройством только миссии: он представил правительству о необходимости открыть в Америке епархию под управлением особого архиерея, назначив ему пребывание в Кадьяке. Представление это было уважено и в марте 1799 года посвящен в архиерея вызванный в Иркутск архимандрит кадьякской миссии Иоасаф. Но первому американскому епископу Бог не судил видеть своей паствы: возвращаясь, после посвящения, из Иркутска в Кадьяк на принадлежавшем американской компании корабле «Феникс», он потонул в море со всею своею свитою и богатою ризницей. Вскоре после того, со смертью Шелехова, прекратилась и миссионерская деятельность в Америке, потому что многие из членов миссии погибли вместе с Иосифом, некоторые выбыли и во всей Америке остался один иеромонах Афанасий, который исправлял требы и богослужение только в главном селении Кадьяка. Число христиан в Америке с этого времени не возрастало, но оставалось тоже самое, какое было при Макарии и Ювеналии, простираясь до 10.313, между коими было русских 706, креолов 1.295 и собственно американцев 8.312, не считая новокрещенных в Нушегане. «И все это, говорит преосвященный Иннокентий, есть плод равноапостольных трудов почти исключительно иеромонахов Макария и особенно Ювеналия и первых русских поселенцев в Америке».³⁴⁸ Такая неподвижность в деле распространения христианства между американцами продолжалась до 1816 года. В это время явился человек, незабвенный по своей энергии в этом деле – Баранов. Он принес христианство в Ситху, образовал там христианскую колонию из русских и алеутов, пришедших сюда с Кадьяка и Уналашки, и выпросил священника для богослужения и требоисправления, потому что колония росла, несмотря на враждебное расположение колошей к русским. Мало того, предприимчивый Баранов утвердился в Калифорнии, создал и здесь маленькое христианское поселение под названием Росс, считавшее впоследствии 255 человек, между которыми 40 было из тамошних дикарей, а остальные русские, креолы и алеуты. Эта небольшая христианская колония существовала около 38 лет, пока Калифорния не была оставлена русскими и вследствие того все русские и алеуты, жившие там, вывезены в наши колонии.

В 1821 году Российско-Американской компании было поставлено в обязанность иметь в американских колониях достаточное число священников. Она поспешила исполнить возложенные на неё обязанности и тогда посланы были из Иркутска в американские колонии священники: в Уналашку Иоанн Вениаминов (1823 г.), в Кадьяк Фрументий Мордовский (1824 г.), в Атху Иаков Нецветов (1825 г.). Церквей было четыре. Эта малочисленная американская церковь находилась, вместе с камчатскою, в иерархической зависимости от иркутского преосвященного; каждый из четырех священников ему непосредственно давал отчет в своих действиях и действовал независимо от прочих. В материальном отношении американское духовенство зависело от компании, которая доставляла ему содержание деньгами и натурою и, кроме того, квартиру и отопление. Она же на свое иждивение строила все церкви и часовни, поправляла их, снабжала ризницею и утварью и обыкновенное их содержание было обращаемо на церковные доходы, которые составлялись от продажи свеч или приношений доброхотных дателей, и в некоторых церквах восходили до довольно значительной суммы: так, например, в уналашкинской, в бытность священника Вениаминова, поступило в приход церкви кружечных и от продажи свеч наличными деньгами в 10 лет 8.037 р. 25 коп., да звериных шкур более чем на 7.500 р. Расходы по отправлению священников в колонии и обратно и пособия для посещения жителей удаленных от церквей мест компания принимала также на свой счет. Срок пребывания священников в колониях назначен был пятилетний, общий для всех служащих в Камчатке и Америке.

В таком состоянии эта юная церковь находилась до 1840 года, когда служивший в одной из северо-американских колоний протоиерей Иоанн Вениаминов представил св. синоду обозрение православных церквей в Америке и соображения свои об улучшении их внутреннего и внешнего состояния. В этом представлении он излагал, что по числу обращенных в Америке в христианство, простирающемуся до 10.000, четырех священников оказывается недостаточно для утверждения в вере новообращенных и для просвещения язычников, а потому число должно увеличить, по крайней мере, до семи, число же церквей до шести. На острове Ситхе, как главной из колоний, резиденции начальника и главном порте, откуда обыкновенно каждое лето отправляются корабли во все места и куда они опять собираются, должен быть собор и при нем два священника, из коих один благочинный, заведующий всеми американскими церквами, а другой помощник его, диакон и четыре церковнослужителя. Благочинный в летнее время, т. е. с мая по сентябрь будет посещать прочие отделы, а зимою один из ситхинских священников будет отправлять обыкновенное служение, а другой займется обращением и утверждением в вере колошей, живущих подле крепости. По чрезвычайной отдаленности американских церквей от епархиального начальника, власть благочинного и права его следует расширить и он должен быть снабжен особенным полномочием, почти равняющимся власти архиерейской, но с подчинением его во всех действиях отчетности епархиальному архиерею. Оставя прочие церкви, как-то: в Кадьяке, Уналашке и Атхе, в прежнем их составе, т. е. с одним при каждой священником, двумя причетниками и просфирней, на севере Америки нужно устроить две походные церкви и при каждой из них определить одного священника-миссионера, также с двумя причетниками и просфирней. Срок пребывания священников в Америке, вместо пятилетнего, назначить десятилетний. Но за такие жертвы со стороны священников нужно возвысить им пенсии и вообще награды, как денежные, так и отличиями, положенными для белого духовенства. Главная обязанность священно- и церковнослужителей североамериканских должна состоять в безмездном преподавании Закона Божия в училищах, которые будут основаны компанией при американских церквах; кроме того, каждый священник обязан вести подробный журнал своих действий и представлять его каждогодно благочинному. Все требы у обращенных американцев священники должны совершать безмездно, но зато компания должна увеличить их жалование и содержание.

Вследствие сих предположений, синод вошел в сношение с Северо-Американскою компанией, которая отозвалась готовностью принять на свой счет все расходы по увеличению содержания колониальных священно- и церковнослужителей и на другие потребности, Доставлявшие 24.927 р. (асс.) ежегодно, для того, чтобы, как писало оно к обер-прокурору Протасову, «склонить священнослужителей достойных и способных на посвящение трудов и усердия тому краю, удаленному от прочей России и образованного света».³⁴⁹ Но в тоже время правление компании сделало такую оговорку, «что если оно в лице священника Вениаминова видело достойного священнослужителя, то, с другой стороны, оно было и так несчастливо, что в иных частях туземцы обнаруживали холодность к церкви и чуждались её единственно от того, что священники не соответствовали своему назначению. Главное правление компании готово на всякую жертву, если только будут избраны достойные пастыри».³⁵⁰ Предоставляя, впрочем, синоду распорядиться жертвуемою суммою по его усмотрению, компания с удовольствием отдавала в распоряжение колониального духовного начальства на расходы по тамошним церквам 2.000 р. (асс.), накопившиеся от вкладов в церкви, с тем лишь, чтобы употребление этих денег не было противно желаниям вкладчиков.

По окончании этой переписки, синод предполагал учредить в Америке, для заведования всеми тамошними церквами, благочиние, определив его права и обязанности особою инструкцией и назначив благочинным того же самого Иннокентия Вениаминова, от которого был представлен вышеизложенный проект. Но вдруг, вместо сего, синод решился открыть в Америке совершенно самостоятельную епархию, независимую от иркутского архиерея. Такая мысль, говорят, принадлежала графу Протасову. Присутствие в Петербурге самого Вениаминова, его заслуги, личное знакомство с ним Протасова, прекрасное впечатление, произведенное им на всех, имевших с ним сношения, все это ускорило развязку дела. Иннокентий 29-го ноября 1840 г. пострижен был Филаретом московским на Московском подворье в монахи, на другой день посвящен в архимандрита, а спустя менее месяца (21-го декабря того же года) в епископа.³⁵¹ Синод, в докладе своем Государю об открытии самостоятельной кафедры в Америке, так выражался: «Ныне, входя в дальнейшее рассмотрение отношений юной церкви, при помощи Божией столько преуспевающей, св. синод принимал в соображение: 1) что по отдаленности тамошних церквей от иркутского епархиального архиерея, коему они подчинены, и по продолжительности времени, потребного для сообщений, такое управление ими весьма затруднительно; 2) что еще в 1796 году, при возникавших там успехах христианства, определен был для них особый епископ, именовавшийся кадьякским, который однако ж не прибыл к месту назначения, потонув, вместе со свитою, во время кораблекрушения; 3) что если бы сия епископская кафедра была восстановлена, то весьма удобно и с большею пользою могла бы к ней относиться камчатские, равно как и охотские церкви, также весьма удаленные от Иркутска. Ныне в Камчатке состоит 9 церквей, а в Охотской области 2, итого 11. При них находятся 26 священников, 5 диаконов и 44 причетника.

По сим соображениям св. синод признает нужным: 1) учредить епископскую кафедру российско-американских церквей и кафедре сей подчинить камчатские и охотские церкви, отчислив оные от епархии иркутской; 2) учреждаемой кафедре состоять в третьем классе; 3) епископу иметь пребывание на острове Ситхе, в месте главного управления Российско-Американской компании и именоваться северо-американским (или новоархангельским) и камчатским; 4) по неудобству дать сей кафедре консисторию³⁵² и прочее полное епархиальное устройство, епископу её, как в священнослужении, так и в управлении, сообразоваться с местными обстоятельствами и способами, соблюдая токмо существенный церковный чин и законный порядок действования и следуя примерам древней простоты; 5) на содержание архиерея, епархиального управления и всей епархии обратить способы, которыми ныне пользуются те церкви». Имеющему получить сан камчатского епископа синод назначал выдать, сверх прогонных денег, на путевые издержки 1.000 р. сер., приводя в основание для такой милости чрезмерную отдаленность места его назначения. Затем, соблюдая принятую форму, синод представил на камчатскую епархию, вместе с Иннокентием, еще двух кандидатов: калужской епархии, боровского первоклассного Пафнутиева монастыря архимандрита Геннадия и вятской епархии, второклассного Успенского Трифонова монастыря архимандрита, ректора вятской семинарии Никодима. Но как выбор Иннокентия уже был решен заранее, то поэтому о двух других кандидатах в докладе не было сказано ничего особенно рекомендательного, между тем как об Иннокентии синод докладывал Государю, что «многолетним служением северо-американской церкви, он оказал уже отличную способность и принес действительную пользу, а изъявленным добровольным согласием на возвращение в туже службу в прежнем звании показал истинную ревность к служению вере и потому подает полную надежду нового благословения Божия на его служение, если возведен будет во епископский сан».³⁵³ Избрание Иннокентия Государь утвердил 1-го декабря 1840 г., велев ему, однако, вместо предположенного синодом названия американского архиерея, именоваться камчатским, курильским и алеутским.³⁵⁴

Особенное и исключительное положение камчатской кафедры требовало и особенного её устройства: здесь главная забота была обращена на необходимые, первые нужды церкви, вытекавшие из местных обстоятельств края, здесь нужно было думать не о великолепии церковного чина, а о возможной простоте. Поэтому обстановка нового епископа уже далеко не представляла того, что мы привыкли видеть в других епархиальных управлениях. Штат кафедрального ситхнинского собора состоял из протоиерея и одного только священника, протодиакона, диакона, псаломщика, пономаря, регента хора, просфирни и 8 человек певчих. На содержание архиерея и всего его штата назначено 9.480 р. С другой стороны, чрезвычайная отдаленность камчатской епархии и особенные местные нужды её побудили синод дать тамошнему епископу особые права и возложить на него новые обязанности. Ему разрешено самому, без испрашивания согласия синода, позволять строить церкви и открывать новые приходы; кроме общих правил, коими руководствуются обыкновенно архиереи, вменено в обязанность наблюдать в сношениях и делах с туземцами порядок суда простейший, кратчайший и осмотрительно правильный, а также стараться образовать туземно-приходское духовенство, для чего позволено ему принимать в духовное звание способных и надежных людей из новокрещенных и креолов, находящихся в полном ведении компании. Но так как и на первый даже раз нельзя было довольствоваться священно- и церковнослужителями, находящимся налицо в американских поселениях, то синод разрешил Иннокентию, в проезд его чрез епархии, лежащие на пути от Петербурга в Камчатку, приглашать желающих поступить на священнослужение в его епархию, а местным преосвященным предписал ему в том содействовать. Чтобы лучше расположить духовных других епархий к переселению в Камчатку и Америку, постановлено было выдавать поступающим на службу в эти места, не в зачет, полное годовое жалование и прогоны по числу душ в их семействах. Вследствие этого желавших ехать в Америку явилось очень много,³⁵⁵ а сверх того, Иннокентием испрошено было позволение принимать в духовное звание туземцев из податных сословий без представления сенату, по одному лишь сношению с начальниками областей.

Другая потребность новой паствы заключалась в устройстве училищ для туземного духовенства. Такое училище и явилось, с открытием епархии в Америке, в Ситхе, главном местопребывании камчатского архиерея. Для подержания его положено отпускать ежегодно из духовно-учебных капиталов 1.000 р. сер. В них, кроме детей духовных, позволено было обучаться и детям мирян, особенно новокрещенных племен, так что это было общее учебное заведение для детей всех сословий, находящихся в русско-американских поселениях.³⁵⁶

Впрочем, нужды американской церкви, по выражению Иннокентия в письме его к Протасову, были неисчислимы. Сама она не имела не только людей для священнослужения, но даже и необходимых для того вещей, которыми её снабдили также другие епархиальные кафедры. Особенное усердие и щедрость в этом случае показала кафедра иркутская, родственная камчатской более других; она дала от себя 12 человек священно- и церковнослужителей и певчих, 4 архиерейские облачения с разными принадлежностями, 29 священнических риз, 18 подризников, 12 стихарей, 2 Евангелия в оправе и более 100 мелких церковных вещей. Полное архиерейское облачение пожаловал Иннокентию Государь.

Кроме обыкновенных предметов епархиального управления, как-то: образования попечительства о бедных духовного звания, построения кафедрального собора и архиерейского дома, Иннокентий должен был озаботиться устройством миссий, которых требовали самый характер и цель учреждения камчатской епархии, и входить в переписку по таким делам, какие никогда не могут быть предметом заботливости архиерея всякой другой епархии. Так, например, он принужден был просить св. синод, чтобы ему присылали каждого указа синодального, со всеми к ним приложениями, по 22 экземпляра, поводом к чему было донесение камчатского благочинного, что тамошнее духовное правление, за недостатком писцов и по чрезвычайной дороговизне бумаги, поставляется в большое затруднение выполнять свою обязанность касательно распубликования циркулярных указов синода. А вот еще другой случай, возбудивший также оживленную переписку Иннокентия с Протасовым, случай, исполненный высокого драматизма, где дело шло уже не о жалобе присутственного места на недостаток бумаги и рук для переписки указов, а о голодной смерти целого семейства и даже нескольких семейств среди пустыни, покрытой снежными буграми, и которая на несколько сот верст в окружности не представляет человеческого жилья, ни даже юрты бродячего дикаря. «При нынешнем обозрении моей епархии – писал Иннокентий – я Дранкинского священника и семейство его нашел вот в каком положении: у него нет нисколько ни чаю, ни сахару, ни круп, также ни табаку, ни водки (на которую обыкновенно покупаются олени от коряк); хлеба у него всего не более 3 пудов, и то не его собственный, а оставшийся от посланного ему на просфиры; запасов местных, как-то: рыбы и жиру, при всей экономии достанет не более, как на два месяца (а до хода рыбы более 3½). Прихожане его, при всем усердии своем, помочь ему не могут ничем, ибо сами терпят крайний недостаток.³⁵⁷ Г. начальник камчатский, при всем желании его помочь им, также почти не имеет никаких средств. Запасных магазинов, кроме Петропавловска, в Камчатке нет нигде; но и в самом Петропавловске, если бы не пришло судно из Охотска, были бы следствия крайнего недостатка, ибо пред прибытием оного для детей был учрежден общий котел, чему я сам был свидетелем, да и по прибытии туда судна хлеба было недостаточно даже для живущих в Петропавловске; ибо духовенство тамошнее должно доставать себе хлеб из Большерецка, за 260 верст, и подмоченный (остатки с разбитого в 1848 г. судна). Но если бы в Петропавловске и было хлеба достаточно для всех, то Дранкинский священник, живущий за 1.100 верст от Петропавловска, почти не имеет никаких средств достать оттуда хлеба: сам ехать туда он совершенно не может и нанять почти тоже; но если бы и мог нанять кого, то один пуд ржаного хлеба с доставкой к нему обошелся бы от 6 до 7½ р. сер.

Ближайшие к нему места, откуда бы он мог получать хлеб, суть: Нижнекамчатск и Тигиль, но и там хлеба нет, ближайшие к нему селения рыбой также небогаты. Остается одно средство к существованию: ехать к корякам за оленями, но коряки кочуют более, нежели за 400 верст от Дранки и, притом, чтоб ехать к корякам, надобно не иначе, как на собаках, а собак надобно кормить тою же самою пищей, которой питаются люди; и потому очень статочное дело, что поехавший к корякам за оленями, если задержат его пурги (метели), может приехать ни с чем. Торгующие в Дранку ездят очень редко, ибо место небогато пушными зверями, и потому священнику или негде взять чаю и сахару, или надо покупать по непомерной цепе (18 р. асс. фунт, 6 р. фунт табаку черкасского).

Такое положение Дранкинского причта заставило меня дать ему позволение (неслыханное) отлучаться из прихода на неопределенное время и куда кто хочет, для приискания пищи себе с семейством своим, и заставляет утруждать вас покорнейшею просьбою: 1) приказать, кому следует, при отправлении хлеба в Камчатку, брать в расчет и тамошнее духовенство, и духовное училище; 2) поскольку священники отдаленных приходов не имеют средств доставать себе хлеб и прочие потребности, то приказать г.г. начальникам Камчатки и Охотской области, по требованию местного духовного начальства, отправлять по пересылке или с попутными (что, по мнению г. начальника Охотской области, подавшего мне сию мысль, очень возможно и удобно) от 2 до 4 ларт с потребностями для каждого причта отдаленных церквей, с платежом обыкновенных прогонов насчет тех, к кому будут адресованы посылки из Петропавловска или Охотска или других мест, куда приходят суда. Ежели попечительнейшее правительство наше заботится и об одном, например, казаке, и ему доставляется хлеб, где бы он ни был и без всякого с него взыскания за провоз, то и священники также, как служащие церкви и отечеству, заслуживают той милости, чтобы им был присылаем хлеб, если не на счет казны, то, по крайней мере, на счет их самих».³⁵⁸

Но не один Дранкинский причт находился в опасности умереть голодною смертью; почти все камчатское духовенство, лишенное самых насущных потребностей, подвергалось той же участи.

В случае не прихода в Охотск какого-либо иностранного судна, во всем Камчатском полуострове церкви должны были оставаться без служения, потому что не было ни муки пшеничной, ни красного вина. Эти печальные явления не могли не смущать сердца камчатского архипастыря и не возбуждать заботливой его попечительности о состоянии вверенной ему паствы. И нужно сказать, к чести Иннокентия, что он явил в этом случае такие подвиги добра, человеколюбия, ревности и самоотвержения, которые переносят нас ко временам апостолов и напоминают времена Афанасиев, Василиев и подвижников Фиваиды. Такие люди, как Иннокентий, по мирным, негромким, но исполненным великих жертв, завоеваниям в области христианского просвещения, могут назваться, в полном смысле слова, героями христианства, просвещения и добра. Все, что мы теперь видим в американской церкви, её внешнее и внутреннее устройство, есть дело этого великого пастыря.

Оно было учреждено по особенному вниманию Императора Николая к воронежскому архиепископу Антонию, которого он весьма уважал, имев случай познакомиться с ним еще в бытность великим князем, во время посещения своего Киевских пещер. Антоний, в качестве наместника Киево-Печерской лавры, сопровождал великого князя и объяснял ему все, что возбуждало его любопытство.

Хотя однажды Антоний и подпал гневу Государя, именно в 1828 г., за распечатание вместе с жандармским подполковником Волковым бумаги, адресованной на Высочайшее имя,³⁵⁹ но впоследствии Государь забыл об этом деле и воронежский архиерей стоял высоко в его мнении.

Когда он, чувствуя преклонность лет, хотел было вовсе отказаться от управления епархией и просил об этом через Протасова, то получил отказ, но в самых лестных выражениях. Вот что писал Антоний в 1840 г.: «В полной мере чувствуя оказанные мне милости не по заслугам моим, но по единственной благости и милосердию великих моих благодетелей: в Бозе почившего Государя Императора Александра I и ныне благополучно царствующего великого Государя Императора Николая I, всею моею совестью убеждаюсь пред всеми сознаваться, что к принесению довлеемой благодарности моим высоким благодетелям не достанет и всей моей жизни. Но как истинная благодарность состоит не в словеси, а в силе, то я премного совещусь и беспокоюсь о моей в сем отношении неисправности. По природному слабому сложению моему, всегда был я и в молодых летах подвержен частым болезням, а теперь, под преклонность лет до того изнемогаю, что и священнодействовать не могу, а в минувшем году по обязанности моей не мог быть нигде и в посторонних церквах паствы моей. В таковой моей крайности непритворной, но истинной, приемлю смелость просить ваше сиятельство пред Всемилостивейшим Государем и св. синодом исходатайствовать для меня увольнение от управления воронежской епархией, с перемещением на жительство в Киево-Печерскую лавру, на основании, прописанном мною в письме к его высокопреосвященству Филарету, митрополиту киевскому, от сего же 17-го января».³⁶⁰ Государь на эту просьбу ответил, «чтобы он не спешил оставлять вверенную ему паству и не удалялся от мест, освященных в Его царствование видимыми знамениями Господней благодати, продолжая возносить у гроба св. угодника Божия теплые молитвы о здравии и спасении Его и всего Августейшего Дома».

Такой ответ умилил Антония и, конечно, заставил переменить свое намерение, но не мог прибавить ему новых сил – он нуждался в викарии. Между тем, в ожидании назначения его, прошло, со времени получения вышеприведенного ответа Государя, почти два года и, может быть, прошло бы еще и более, если бы одно событие не ускорило решения этого дела. 27-го октября 1841 года было кончено дело о так называемом волнении лифляндских крестьян, по которому обвинения главным образом падали на тогдашнего рижского епископа Иринарха. Синод нашел его поступки в этом деле неправильными и неосторожными, а выражения, которые он употреблял в сношениях с местным гражданским начальством, неумеренными. Положение Иринарха было щекотливо, а дальнейшее пребывание его в Риге не совсем прилично. Государь, несмотря на приговор синода, не удалил Иринарха на покой, но думал только перевести его куда-нибудь из Риги. Тогда вспомнили о слабости Антония и открыли воронежское викариатство, куда указом 28-го октября 1841 г. и был назначен Иринарх. На вопрос синода о том, на каком положении быть новому викарию и какое получать ему содержание, Антоний донес, что, конечно, удобнейшим и с целью назначения этого викария сообразнейшим было бы поместить его в Митрофаниевском монастыре, но в нем нет приличного помещения, потому что собственно в архиерейском доме вверху комнаты почти все приемные, а внизу малы, низки и заняты монашествующими и разными службами, братские же кельи вообще состоят из малых отделений, частью на заднем дворе, и даже некоторые по необходимости, за недостатком помещения, устроены из конюшен; один только каменный, значительной величины корпус хотя и мог бы с удобностью и благоприличием быть назначен для жительства викария, но он занимается уездными и приходскими духовными училищами. Потому, вместо Митрофаниевского монастыря, Антоний предполагал поместить викария в задонский Богородицкий монастырь (в 80 верстах от Воронежа), с правом управлять им, а в случае надобности приезжать в Воронеж, где иметь временное пребывание в принадлежащем этому монастырю подворье. Но синод, не одобрив мысли Антония, нашел лучшим поместить викария в Акатовом монастыре, который, с тем вместе, поручен был и его управлению. Далее, рассуждая о содержании и штате воронежского викария, синод положил: «Приняв в рассуждение, что викарный епископ назначен в воронежскую епархию не на штатную вакансию, но по особенному Высочайшему вниманию к преклонным летам преосвященного архиепископа Антония, для пособия ему в отправлении епархиальных дел, и что посему в составлении для него, епископа, особого постоянного штата не предстоит никакой необходимости, то епископу Иринарху быть по делам епархиального управления в таких отношениях к местному епархиальному архиерею, какие существуют для прочих викарных архиереев, не имеющих, по местным обстоятельствам епархий, особых инструкций. На время состояния его, епископа, при воронежском епархиальном архиерее, производить ему, в сравнение с другими викарными епископами, жалования по 285 р. 90 коп. и столовых 571 р. 80 к. сер., а всего по 857 р. 70 коп. сер. в год из государственного казначейства. Как участие епископа в богослужениях и самом отправлении епархиальных дел будет зависеть от назначения архиепископа, то и доставление ему принадлежностей к богослужению предоставить распоряжению епархиального архиепископа из ризницы его кафедры и для должности письмоводителя командировать способного из воронежской консистории». При викарии не полагалось, впрочем, ни иподиаконов, ни певчих. По всему видно было, что это викариатство учреждалось на время. Предположения синода были утверждены Государем 19-го декабря 1841 г.³⁶¹

До 1843 года духовные дела Кавказской области и Черноморского войска находились в заведовании у архиепископа новочеркасского. Но 30-го января 1842 г. начальник области, генерал-адъютант Граббе, в отношении к обер-прокурору св. синода сообщил следующее: «Духовенство Кавказской области и Черномории, при отдалении от епархиальной духовной власти, не может быть под тем назидательным попечением, какого требует область в религиозном отношении. Население области состоит из жителей различных исповеданий; между христианами есть раскольники; города и селения разделяются большими пространствами. Много нужно усердия и деятельности со стороны духовенства, особенно сельского, чтобы прихожане не оставались без напутствования и исполнения треб по законам православной веры; но того нельзя достигнуть без ближайшего надзора и руководства высшего духовного начальства, в чем удостоверяюсь я по наблюдению, а при недостаточной заботливости о христианских обязанностях жителей, могут портиться нравы, ослабляться уважение к служителям церкви и расколы никогда не искоренятся. Та же причина должна иметь одинаковое действие и на Черноморию».³⁶²

Во время личного своего свидания с Протасовым, Граббе невыгодно отзывался ему о нравственности кавказского и черноморского духовенства, и главною сему причиною полагал недостаток надзора за ним. «Предвидимые, писал он Протасову, от недостатка духовного надзора последствия, по мнению моему, заслуживают полного внимания. Для устранения их, равно как по умножающемуся населению в области и Черногории, весьма полезно учредить в них особую епархию. Усиление духовных средств и возвышение чрез то благолепия церкви могло бы иметь благодетельное влияние даже на племена горских народов, где сохранились еще христианские обычаи, но заглушаются под владычеством исламизма, по недостатку противодействия к пробуждению в них чувств св. веры, которую прежде исповедовали».³⁶³

Вместе с этим, Граббе передал Протасову мысль, что, в случае учреждения кафедры, местопребыванием кавказского архиерея должен быть назначен Ставрополь.

Отношение Граббе Протасов предложил св. синоду, который вполне согласился с его доводами и в апреле 1842 года поднес доклад об учреждении кавказской епархии, выставляя следующие к тому побуждения: «Синод, по долгу своему, заботясь о удобнейших способах к назиданию православной духовной паствы и о улучшениях в её управлении, всегда признавал сколько с древними обычаями и правилами церковными сообразным, столько для единообразия в духовном управлении и для облегчения сношений полезным, приводить пределы епархий в соразмерность с пределами губерний и областей.

Сия мысль, удостоенная Высочайшего Вашего Императорского Величества одобрения, неоднократно являлась действующею в учреждении новых епархий с весьма ощутительною пользою для тамошних обитателей. Ныне те же побуждения представляются к учреждению особой епархии в области Кавказской и Черномории, состоящих теперь в составе новочеркасской епархии, о чем ходатайствует и начальник Кавказской области, предполагая, что сие учреждение, сверх удобства для местного духовного управления и облегчения в сношениях между духовными и гражданскими властями, послужит к распространению христианской веры между племенами горских народов, сохраняющих христианские обычаи, не совсем подавленные владычеством чуждого верования».³⁶⁴ Далее, в этом же докладе присовокуплялось, что в Кавказской области находится 126 церквей и 180 причтов, а в Черномории 66 церквей и 96 причтов, – количество, достаточное для образования особой епархии. Епархию, имеющую образоваться из церквей сего края, синод предполагал устроить на таких основаниях: 1) архиерейскую кафедру основать в Ставрополе, с наименованием ставропольской и кавказской, отделив в состав её область Кавказскую и Черноморию; 2) новой епархии присвоить третий класс и степень после симбирской, с назначением содержания ей из казны, равного с епархиями того же класса; 3) на заведение новой кафедры, ризницы и других принадлежностей архиерейского дома, отпустить единовременно из казны 3.000 р. сер.: 4) для помещения архиерея с его штатом и консисторией построить или приобрести покупкой в Ставрополе приличный дом; 5) в кафедральный собор на первый раз обратить ставропольскую Троицкую соборную церковь, а ставропольское духовное правление преобразовать в консисторию. Учреждение в Ставрополе семинарии синод предоставлял времени, когда накопится для образования её достаточное число учеников. Новую епархию синод полагал открыть 1-го января 1843 года, присвоив новочеркасскому архиерею наименование новочеркасского и донского.

Государь утвердил доклад синода 4-го апреля 1842 года, с таким изменением, чтобы «архиепископу новочеркасскому именоваться донским и новочеркасским, другому же кавказским и черноморским».³⁶⁵ На новооткрывшуюся кафедру был избран Иеремия, киевский викарий, которого граф Протасов уведомил о том не только официально, но и частным письмом от себя, что почиталось знаком особенного внимания. На это письмо Иеремия отвечал следующим: «Почтеннейшее отношение вашего сиятельства – писал он – от 2-го сего января № 11, с уведомлением о Высочайшем повелении быть мне епископом кавказским и черноморским, я имел счастье получить. С глубочайшею преданностью и благоговением приемля таковое назначение, верноподданническим и священнейшим долгом поставляю посвятить все немощные, впрочем, и малые силы мои споспешествованию великим и мудрым намерениям Всеавгустейшего Монарха в том крае богохранимого царства Его, который для отеческого сердца Его в настоящем представляет толико забот и трудов, а в будущем, при благословении Божием, толико видов радостнейших для всякого христианина, особенно русского. Уведомление же, коим почтили меня ваше сиятельство, позвольте считать лестным для меня знаком особенного вашего внимания, как к епархии, мне вверенной, так и лично ко мне. Усердно благодарю вас, милостивый государь, за честь сию и всепокорнейше прошу не лишить меня и дел по служению моему покровительства и благоснисхождения вашего».³⁶⁶

Положение кавказской епархии, как в материальном отношении, так и в духовном, было довольно затруднительно. Денежный оклад, положенный на содержание архиерея и его дома, при недостатке угодий и леса и при дороговизне в Ставрополе на все жизненные припасы, был недостаточен. Иеремия терпеливо сносил скудость своего содержания – по крайней мере, не жаловался официально синоду, но, вероятно, в простой, задушевной беседе с начальником Кавказской области не находил нужным скрывать своего положения. Генерал Гурко, тогдашний начальник Кавказской области, с жаром вступился за него и в письме о том к Протасову изъяснился: «Преосвященный Иеремия, епископ кавказский и черноморский, по вступлении в сию должность, обратил все зависящие от него средства на устройство ризницы и других принадлежностей архиерейского священнодействия и крестовой церкви, но в собственном быту он доселе не устроился³⁶⁷ и не может устроиться как следует. С учреждением епархии в области, на содержание её и на наем помещений для преосвященного с его штатом и консисторией определено 6.689 руб. сер. Из этой суммы преосвященному полагается только 743 р. 40 коп.; сверх того, ему, на общем основании, повелено отвести землю, мельницу и рыбные ловли; но мельниц и рыболовных вод, могущих приносить какие-либо выгоды, между казенными статьями вовсе нет, а земля потребует еще издержек при обращении на хозяйство, особенно в первое время, а также не может обещать значительного дохода в будущем. Со стороны жителей нельзя надеяться вольных пожертвований в пользу церкви и духовенства, потому что дворянских имений на Кавказе очень мало, и притом владельцы их живут в столицах и других губерниях, а капиталистов здесь еще менее, да и то большею частью армяне. Таким образом, епископ кавказский и черноморский должен оставаться лишь при назначенном от казны содержании, едва достаточном по здешней дороговизне для удовлетворения первоначальных нужд человеческих; между тем как свойственное сану его достоинство требует экипажа, обмеблирования в помещении и других удобств, необходимых для благоприличия в жизни епископа. Озабоченный исполнением духовных обязанностей, преосвященный Иеремия безмолвно переносит все окружающие его недостатки. Но, несмотря на смиренную жизнь его и терпение истинно-христианское, недостатки сии столь очевидны, что, по чувству личного убеждения, я за долг себе поставил откровенно объяснить их вашему сиятельству. Отдаленность края, особые местные обстоятельства и дороговизна на все предметы требуют здесь гораздо больше способов к жизни, нежели во внутренних губерниях. Средства епископа кавказского явно не соответствуют его званию, от чего оно, при всех добродетелях преосвященного, не может быть выказываемо в подобающем достоинстве, тогда как самое учреждение епархии на Кавказе имело, между прочим, целью – возвышением благолепия церкви пробудить память священной веры в соседних племенах, где сохранились следы христианства. Посему затруднительное положение преосвященного я предаю особенному вниманию вашего сиятельства, в уверенности, что, при очевидном недостатке его способов, вы не откажете в покорнейшей просьбе моей об исходатайствовании ему приличного содержания, для которого, по крайней мере, полагаю необходимым назначить, в добавок к определенной по штату сумме, не менее трех тысяч рублей серебром ежегодно и отпустить до четырех тысяч рублей сер. единовременно на первоначальное обзаведение преосвященного».³⁶⁸

Вследствие этого письма, кавказскому епископу прибавлено было жалованья 1.000 р. сер. Но за неудовлетворительностью этой прибавки, Гурко написал графу Протасову второе письмо, в котором снова и настоятельно требовал увеличить содержание Иеремии хотя еще на 1.000 р. сер. «по уважению дороговизны пребывания на Кавказе и потому, что там нет ни рыбных ловель, ни мельниц, которые бы могли быть отведены к архиерейскому дому и приносить ему какой-либо доход, но все его способы только и могут заключаться в денежном отпуске от правительства».³⁶⁹ В заключение письма, Гурко отозвался самым лестным образом об Иеремии, говоря, что он «есть пастырь, достойный всякой похвалы. При строгом образе жизни, он соединяет в себе истинную кротость, любовь к ближним, глубокую набожность и пламенное усердие к вере. В его управление почти не слышно жалоб, которые доходили прежде до областного начальства на лиц духовного ведомства. По его убеждению и содействию исправлены, окончены, или оканчиваются постройкой многие церковные здания, особенно каменный собор в Ставрополе. Примером дел своих, равно как всегдашним расположением к добру и благотворению, он приобрел к себе общую привязанность и уважение. Подобные подвиги христианской добродетели, конечно, удостоятся внимания и одобрения со стороны высшей духовной власти; почему не соизволите ли довести и об них до сведения св. синода на благорассуждение о заслугах преосвященного кавказского».³⁷⁰ Сам Иеремия, наконец, обратился с просьбою к тогдашнему наместнику кавказскому, князю Воронцову, о том, чтобы кавказскому архиерейскому дому возвращены были те леса и угодья, которые принадлежали упраздненному Моздокскому дому. Воронцов, вследствие сего, разрешил отдать новому дому пустопорожнее место на так называемой Воробьевой горе и участок около 150 десятин, покрытый кустарником, и, кроме того, отпускать из Темнолесской дачи ежегодно до 65-ти кубических сажен дров, преимущественно из валежника, но с тем, чтобы эти дрова были заготовляемы служителями архиерейского дома и доставка их производилась на счет штатных его сумм. Наконец, за сим домом утверждена еще была рыбная ловля на Тереке.³⁷¹

В религиозном отношении кавказская епархия представляла еще менее утешительного. С одной стороны, здесь преобладал исламизм, с другой – армянство, как грегорианское, так и католическое, и раскол гордо поднимали свою голову. Вот какими чертами изображал Иеремия, в письме к Протасову, состояние своей паствы: «Пользуясь сим случаем и побуждаемый чувством пастырского долга, честь имею изложить некоторые сведения, кои если не годятся когда-либо для соображений начальства при благоустроении здешнего края, многострадального более в церковно-нравственном отношении, то, по крайней мере, могут ближе ознакомить с состоянием прежним и настоящим.

Первое: не говорю о временах древних, в кои процветало здесь православное христианство; по указанию многих кавказских памятников, за 40 лет св. вера христианская и православие на всем Тереке были в истинно хорошем состоянии. В три или четыре года сооружено тогда до 40 храмов Божиих; в Моздоке возникли было две второклассные обители; существовала школа осетинская с 200 воспитанников; раскол, теперь торжествующий в окрестностях Моздока, не смел возвысить главы своей и был в страхе там, где теперь на местах раскольнических часовен указывают существование храмов, коих инде хранится доселе еще деревянный материал; в обличение отступивших и их защитников были двуштатные приходы православные. Временем сего благополучного состояния церкви кавказские было то время, когда на Тереке, в Моздоке, существовала епископская кафедра. С упразднением её все переменилось: вместо обителей явились скиты раскольнические, вместо церквей – часовни и многие приходы, за уклонением всех в раскол, как значится в документах до 1825 года, закрыты; остающиеся же церкви находятся в жалостном состоянии от Моздока до Кизляра включительно. Наконец, осетины, просвещенные тогда и составляющие ныне два прихода, из коих один в Моздоке трехштатный под ведением закавказского г. обер-священника, хотя и сохраняют еще теплоту к приятой ими вере Иисус Христовой, но, очевидно, впредь не простираются, а задняя – первые языческие и мусульманские свои обычаи не забывают и исполняют некоторые усердно и потому, лишаясь назиданий и наставлений, легко могут возвратиться вспять, подобно как возвратились чурековцы близ Георгиевска и калмыки близ Моздока, единственно, как вижу из переписки главнокомандовавшего генерала Ермолова с астраханскими преосвященными, по недостатку пастырских действий. В большой мере недостаток сей можно усмотреть в настоящее время. Второе: Моздок и Кизляр, в некотором отношении, похожи на города западных епархий, ибо как здесь, так и там, берут превосходство над православными инославных. Города сии населяют, кроме чад нашей церкви, армяне и грегорианского, и католического вероисповедания. Великое и разительное в том и другом различие между храмами нашими и храмами армян. Наши бедны, ветхи, неблаговидны; их благоукрашены, обновлены и даже величественны. В Кизляре наш древний, некогда архимандричий, богатый монастырь, ныне находится в гораздо худшем состоянии, нежели всякая сельская церковь, и каменный храм его грозит падением; напротив, армянские приходские церкви огромны и богаты, как в первостатейных обителях».³⁷² Для поправления такого зла, Иеремия предлагал основать викариатство в Моздоке, где оно уже некогда существовало. «Без сей или иной благовременной помощи, писал Иеремия, при настоящем положении дела, когда большая часть приходов в большей части края остается без довлеющего пастырского надзора, а иные из приходов, принадлежащих к главному скопищу раскола, вот около года остаются без всяких священников, храмы же инде близки к падению и лишь подпорами держатся, должно опасаться, аще Господь Бог не сохранит, раскол и время от времени размножающиеся разделения на Кавказе произведут в нравственно-церковном благоустройстве и во внутреннем богоучрежденном порядке не меньше опустошений и хищничества, как Шамиль и его полчища во внешнем».³⁷³

Кроме того, Иеремия имел мысль основать, для возвышения религиозного состояния Кавказского края, монастыри в Ставрополе и Моздоке, которые, сверх общей всем монастырям цели, должны были иметь еще частную, именно: служить делу благовестия о Христе между нехристианскими племенами Кавказского края.³⁷⁴

Главною причиною к открытию волгского викариатства послужило представление о раскольниках и отступниках от православия в Саратовской губернии, сделанное секретным по делам раскольническим комитетом. Эта степная губерния, разнохарактерная по своему народонаселению и разноверная по исповеданиям, сделалась притоном сектантов всякого рода, о чем министр внутренних дел внес особую записку в упомянутый комитет. Записка эта 28-го января 1849 года удостоилась Высочайшего рассмотрения и Государь, по прочтении её, сам возымел мысль учредить викариатство в Саратовской губернии. По сообщении о сем синоду чрез его обер-прокурора, синод поднес соответственный тому доклад, в котором было сказано, что синод «во исполнение Высочайшего указания, по внимательном соображении, признал таковое учреждение весьма полезным, в видах усугубления иерархического надзора в саратовской епархий, расположенной на обширном пространстве, и в видах усугубления средств к вразумлению тамошних раскольников, и полагает учредить кафедру саратовского викария в Волгске, с назначением ему из казны содержания и штата по образцу викарных архиереев западных епархий». Для устройства нового викариатства, предположенного к открытию с 1850 года, и было отпущено единовременно из казны 7.200 р. сер. Викарием назначен был Антоний, ректор псковской семинарии. Для определения обязанностей и круга деятельности его составлена синодом особая инструкция, приспособленная к местным обстоятельствам и к особенному его положению. Здесь, между прочим, было обращено особенное внимание на обязанности викария по отношению к раскольникам, как главному предмету его заботливости, деятельности и вместе осторожности, а потому ему приказано быть в непрерывных секретных сношениях с епархиальным архиереем, от которого получать руководство и направление в своих занятиях. Подобного же внимания и соединенной с благоразумием осторожности требовали от викария и в обращении с иноверцами» Замечательны также в этой инструкции наставления викарию касательно обращения его со светским начальством: «В сношениях с местным светским начальством необходима – наставлял его синод – особенная осмотрительность по таким делам, по которым его мнения оказываются неодинаковыми с мнениями духовного начальства. В сих случаях, прежде решительного действия, викарий испрашивает руководства от епархиального архиерея и, смотря по важности дела, доводит оное до сведения г. обер-прокурора св. синода. Единомыслие и согласное действование начальства должно быть охраняемо с крайним тщанием».³⁷⁵

Духовное управление в Закавказье представляло много особенностей, происходивших от местных условий края. Так, между прочим, там некоторые епархии были учреждаемы не вследствие действительной в них потребности, а в виде вознаграждения известных духовных лиц, приобретших особенное уважение между жителями края, и, со смертью этих лиц или увольнением их за старостью, или почему-либо другому, на покой, прекращалось и существование самых епархий, ими управляемых и для них созданных. От этого в Грузии число епархий постоянно то сокращалось, то увеличивалось и нередко бывало вдруг до девяти самостоятельных архиереев, так что иногда в одной области, напр., в Имеретии или в Мингрелии, находилось по три архиерея, некоторые со званием архиепископов и даже митрополитов.³⁷⁶ Замечательно еще, что туземные князья, особенно владетельные, нередко также народ, принимали весьма сильное участие в деле открытия или восстановления епархий и ходатайствовали о награждении разных почетных духовных лиц честью управлять известной епархией. Правительство наше, уважая народные права грузин и снисходя к просьбам их, соглашалось на подобные желания, хотя удовлетворение их не всегда вполне согласовалось с общим государственным устройством.

Выше было сказано, что экзархат грузинский вначале царствования Императора Николая состоял из пяти епархий; но это впоследствии изменилось. В 1828 году гурийская епархия была вверена управлению имеретинского архиепископа Софрония,³⁷⁷ хотя в прежнее время она всегда считалась самостоятельною и имела своего епископа и даже архиепископа, жившего в Джуматском монастыре. Сигнахская епархия, которая дотоле оставалась в пожизненном заведовании сигнахского митрополита Иоанна Бодбеля, в 1837 году также была упразднена. Наконец, в 1841 году народное возмущение, происшедшее в Грузии, между прочим, и от распоряжения преосвященного имеретинского и гурийского Софрония, чтобы священники гурийского уезда получали от своих прихожан за брак по три, а за погребение по пяти рублей серебром, побудило передать управление имеретинской епархией грузинскому викарию и, вместе с этим, прекратить самостоятельное её существование. Таким образом, в это время грузинский экзархат состоял только из двух епархий: карталинской и кахетинской, слитых в одну, и мингрельской; имеретинская же и гурийская вошли в состав первой, с поручением заведования ими грузинскому викарию. Синод, при увольнении Софрония от управления имеретинскою и гурийскою епархиями, не назначил ему преемника по следующим соображениям: «а) по новому образованию Кавказского края, Имеретия и Гурия вошли в состав Тифлисской губернии, следственно существование двух епархий в одной губернии несовместно с общим иерархическим порядком управления в Империи; б) архиепископ Софроний, как местный уроженец, возведенный в архиерея еще до подчинения св. синоду тамошних духовных дел, мог оставаться в настоящем положении. Для приемника же его нужно все то, что составляет епархиальное управление, а установление оного не может быть сделано в скором времени без подробных сношений с местным духовным начальством и изыскания к тому способов, тем более, что нужно еще решить, по надлежащем сношении, не предстоит ли надобности в особом епархиальном управлении по Каспийской области, что и иметь в виду при предстоящем рассмотрении о преобразовании духовного управления в Закавказском крае; в) необходимость теперь ближайшего надзора в Имеретии и Гурии посредством высшего духовного сановника может быть удовлетворяема временными посещениями викария».³⁷⁸

Но недолго оставались закрытыми имеретинская и гурийская епархии. В 1842 г., при посещении военным министром князем Чернышевым по особому Высочайшему повелению Грузии, имеретинские князья и дворяне просили его о назначении к ним особого архиерея, в лице жившего с 1834 года на покое в Джручском монастыре и управлявшего некогда мингрельской епархией митрополита Давида, а по примеру имеретин стали просить себе самостоятельного архиерея и гурийцы. Но если Чернышев благосклонно принял прошение имеретин и обещал им свое ходатайство, то совершенно другими глазами смотрел на это дело Евгений, тогдашний экзарх Грузии, к которому первый обратился с просьбою сообщить его мнение. Он отвечал, что «восстановление самостоятельной кафедры в Имеретии противно приведенному выше определению св. синода, утвержденному 8-го ноября 1841 г. Государем, что с управлением имеретинской епархии вместе соединено управление и гурийской в бывшей области гурийской, что ныне составляет уезд Грузино-Имеретинской губернии, и в этот уезд также гурийские князья и дворяне просят о назначении особого архиерея; а потому если удовлетворить желанию имеретинских князей и дворян назначением к ним особого архиерея, то надобно будет удовлетворить и прошению гурийцев; но в таком случае существование трех епархий в одной губернии еще более несообразно будет с общим иерархическим порядком управления в Империи, а местное духовное начальство еще более встретит затруднений в изыскании способов к установлению особой епархии в Гурии. Да и притом лицо, которого просят имеретины себе в архиерея, митрополит Давид, некогда управлявший мингрельской епархией, едва ли способен будет к управлению имеретинской епархией, потому что он еще 1834 года 7-го февраля просил по старости и болезни уволить его от управления и дозволить ему жить в Джручском монастыре на покое, на что и согласился св. синод».³⁷⁹ О сем отзыве своем Евгений известил вместе и синод. Но главноуправлявший в это время Закавказским краем Головин разделял мнение по этому предмету Чернышева и в записке своей выразил, что в политическом отношении необходимо не только восстановление в Имеретии по-прежнему самостоятельной епархии, но даже постановление особого епископа в Гурии. «Считаю излишним, писал он, объяснять, что в этом случае, как и во многих других, здешний край не может еще подходить под общие с российскими губерниями правила, и должен присовокупить, что в таком положении никак нельзя поручиться за спокойствие Имеретии при первом потрясении, которым здешний край, при обстоятельствах, коих предвидеть нельзя, подвергнуться может. Просьбу имеретинского дворянства об определении в Имеретию особого архиерея по уважениям, в записке изъясненным, я полагал бы необходимым удовлетворить, с тем чтобы епископ, который будет туда назначен, состоял в зависимости экзарха Грузии и синодальной конторы».³⁸⁰ Экзарх, со своей стороны, смотрел на Грузию, как на одну из русских губерний, не принимая во внимание ни этнографических, ни топографических особенностей края, а Головин видел в Грузии страну, совершенно отличную от России, страну, которую нельзя насильно, без всякого уважения к её местным потребностям, характеру и обычаям, укладывать в формы, приличные для государственного организма России. Император Николай, когда чрез сопровождавшего Чернышева статс-секретаря Позена представлены ему были и прошение имеретинских дворян о назначении к ним особого архиерея, и отзывы об этом экзарха Грузии и главноуправлявшего, склонился к мнению последнего и на докладной записке Позена написал: «Кажется, можно согласиться сделать угодное, назначив викарными всех трех,³⁸¹ т. е. включая сюда викария грузинского, архиереев: имеретинского и грузинского». Мысль Государя Позем сообщил синоду, который немедленно послал запрос к митрополиту Давиду, желает ли он управлять имеретинскою епархией, а с тем вместе потребовал соображения от экзарха Грузии о том, где поместить грузинского викария, жившего дотоле в Кутаисе и управлявшего имеретинскою и гурийскою епархиями, если он должен будет уступить место Давиду. По получении от последнего отзыва, с изъявлением согласия на принятие кафедры, викарию как ближайшему помощнику экзарха, назначено пребывание в Тифлисе и определен круг его деятельности, преимущественно обнимавший дела по грузинской синодальной конторе. После всего этого, синоду оставалось только привести в исполнение Высочайшую волю и 11-го августа 1843 г. последовал из него указ, которым митрополит Давид назначен был управляющим имеретинской епархией, под главным начальством грузино-имеретинской св. синода конторы и экзарха Грузии, с производством ему за управление епархией 1.000 руб. сер. из имеретинских церковных доходов, не включая в то число его пенсии, простиравшейся также до 1.000 руб. сер. в год. Местопребыванием его назначен город Кутаис; свита и штат определены те же, какие состояли при его предместнике.³⁸² Что касается гурийской епархии, то хотя её открытие было отложено до получения сведений по этому предмету от экзарха Грузии и митрополит Давид управлял, вместе с имеретинской епархией, и грузинскою, впредь до назначения туда особого архиерея; но ненужно говорить, что синод недолго медлил назначением самостоятельного архиереи и в Гурию, тем более, что гурийцы представили и кандидата на свою кафедру, именно архимандрита Евфимия, родом гурийца, известного им с отличной стороны. Экзарх Грузии внес в синод свои соображения о помещении этого епископа и о способе его содержания, в чем он, впрочем, расходился мнением с новым главноуправляющим Грузией Нейдгартом, затруднявшимся назначить содержание гурийскому архиерею из казны, за неоднократными подтверждениями о сокращении расходов, тогда как экзарх настаивал на таком назначении, чтобы посредством этого иметь благодетельное влияние на гурийский народ не только в религиозном, но и в политическом отношении.

Из числа трех кандидатов на гурийскую кафедру, представленных экзархов: гаспатского архимандрита Евфимия, Давидгареджийской пустыни настоятеля Иоанна и сигнахского архимандрита Дионисия, Государь утвердил первого. Что же касается содержания гурийского архиерея, то Государь, с удовольствием исполняя благочестивое желание – как извещал Позен Протасова – жителей Гурии,³⁸³ повелел производить на содержание гурийской кафедры ежегодно по 4.120 р. сер. из казны, а сверх того, дозволил епископу гурийскому с его свитою пользоваться теми к содержанию способами, какими пользовались прежние тамошние архиереи по местным обычаям, т. е. доходами с церковных имений и с так называемых церковных гурийских крестьян. Епископу велено именоваться гурийским и иметь местопребывание в древнем жилище гурийских епископов, Джуматском монастыре, которого ветхие здания были исправлены на выданные также из казны 2.044 р. сер. Затем гурийский епископ, состоя под главным начальством экзарха и грузинской синодальной конторы, получил те же права, какими пользовался предместник его, преосвященный Николай, и таким образом гурийская кафедра, закрытая в 1828 году, 1-го апреля 1844 года снова была восстановлена и с тех пор как она, так и имеретинская, существуют до настоящего времени.

Саратовское викариатство существовало только один год и было заменено самостоятельною самарской епархией, образовавшейся вследствие открытия новой Самарской губернии. 10-го августа 1850 г. состоялось Высочайшее повеление об устройстве этой губернии, в которой губернским городом назначена Самара, и о предположении открыть новую губернию с 1-го января 1851 года сообщено было св. синоду, который, со своей стороны, уведомил о том архиереев: оренбургского, симбирского, саратовского и астраханского, предписав им, до учреждения епархии в пределах Самарской губернии, управлять по-прежнему теми частями своих епархий, которым надлежало отойти в состав новой. Но в тоже время симбирскому архиерею предписано было донести, какие монастыри и церкви и сколько духовенства и прихожан Самарского и Сызранского уездов находятся на левой стороне реки Волги, и сколько затем из них остается на правой, а также имеется ли в виду, на случай открытия архиерейской кафедры в Самаре, какое-либо помещение для архиерея, которое можно было бы нанять, или купить, и какую из самарских церквей удобнее обратить в кафедральный собор. Симбирский преосвященный отвечал, что из существующих в Самаре пяти церквей, три могут быть обращены в кафедральный собор: настоящая соборная Казанско-Богородицкая и приходские – Спасо-Вознесенская и Троицкая; что прихожан в Самаре 10.054, а во всем Самарском уезде 115.064 человека, церквей 51, духовенства 1.084, в Сызранском уезде 5 церквей, прихожан 13.973, духовенства обоего пола 151, а остающихся по правую сторону реки Волги – в Сызрани: 6 церквей, духовенства 181, прихожан 10.375, да один мужской монастырь, а в Сызранском уезде: 57 церквей, 1.111 духовенства, 96.854 прихожан; в Самарском уезде: 18 церквей, 266 духовенства и 29.656 прихожан. Что же касается до архиерейского помещения, то преосвященный доносил, что трудно найти в Самаре дом, сколько-нибудь удобный для жительства архиерея. По получении этого отзыва, министр финансов, вследствие сношения с ним синодального обер-прокурора, внес в комитет министров смету расходов по вновь открываемой епархии, по утверждении которой состоялось 19-го декабря 1850 года Высочайшее повеление об открытии самарской епархии на следующих основаниях: 1) с открытием Самарской губернии, учредить в г. Самаре особую архиерейскую кафедру с тем, чтобы, сообразно общему положению, пределы епархии совпадали с пределами губернии, и затем волгское викариатство в саратовской епархии закрыть; 2) самарскую епархию причислить к 3-му классу, назначив на содержание епархиального архиерея, с его штатом, кафедральным собором и консисторией, по 4.989 р. 23 коп. сер. и на наем для них помещений по 4.000 р. в год; 3) в состав вышеозначенных сумм назначить отпускаемые уже на содержание саратовского викариатства 4.100 р. и на наем для него помещений 2.000 р. и затем требующееся вдобавок производить из государственного казначейства; 4) постройку новых, или приобретение готовых зданий для самарского епархиального управления отложить до того времени, когда, по денежным способам, откроется к тому возможность; 5) на обзаведение новой кафедры церковными и хозяйственными потребностями обратить сумму, отпущенную на сей предмет для саратовского викариатства в количестве 7.200 р. с тем, чтобы все то, что устроено уже на счет сей суммы для викариатства, вместе с имеющимися от неё остатками, передано было для употребления новоучреждаемой кафедре, а в случае каких-либо необходимых пополнений, отнести их на счет экстраординарной суммы, в ведении св. синода состоящей. Тем же Высочайшим повелением назначен был в Самару каменец-подольский викарий Евсевий, а архиерею упраздненного волгского викариатства определено быть викарием новгородским. Синоду оставалось только привести в исполнение Высочайшее повеление и дать самарскому архиерею некоторые наставления касательно приискания для себя помещений и устройства кафедрального собора, также образования ему штата из лиц, находившихся при волгском викарии, преобразования самарского духовного правления в консистории и т. п. Самарское епархиальное управление было открыто 30-го марта 1851 г., а 1-го апреля, в неделю ваий, торжественно совершилось архиерейское служение в самарской Вознесенской церкви, обращенной в кафедральный собор.³⁸⁴

Нового самарского архиерея Богу угодно было испытать несчастьем: дом, в котором он едва устроился, сгорел 7-го января 1852 г., в то самое время, когда преосвященный совершал литургию.

Известно, что в Закавказском крае некоторые области, признавая над собою власть нашего правительства, имели своих владетельных князей, как, например, Мингрелия и Абхазия. В этих областях духовная часть более или менее находилась в зависимости от сих князей, или, по крайней мере, сами они старались оказывать на неё свое влияние, нередко несогласно с общими видами правительства, и точкою столкновения в особенности служило избрание и назначение лиц на значительные духовные должности. Правительство стремилось замещать их русскими, владетельные же князья – туземцами, преимущественно из важных фамилий и, по большей части, своих родственников. Правительство думало о том, чтобы поставить духовную часть в этих областях вне влияния владетельных князей и подчинить её высшему русскому духовному начальству на основаниях общих для всего русского духовенства, а владетельные князья видели в этих стремлениях посягательство на их права и самоуправное хозяйничанье в их доме и, становясь в оппозицию, старались, со свойственною азиятцам хитростью, парализовать действия правительства. Туземное духовенство, из опасения раздражить владетельного князя, тоже поддерживало его оппозицию, и эта поддержка нередко сопровождалась действиями довольно буйными. Так, когда в 1819 г. экзарх Грузии Феофилакт пытался было утвердить влияние свое над мингрельским духовенством, владетель Мингрелии князь Леван Дадиан, несмотря на все усилия Ермолова вразумить его, никак этого не допустил; митрополит мингрельский Виссарион принял сторону князя, за митрополитом последовало духовенство и Феофилакт должен был отказаться от своей попытки, на что жаловался синоду так: «Доколе в Мингрелии и Гурии не уничтожится бедственное для народов феодальное правление, ибо нынешние владетельные князья одно только имя владетеля носят на себе, дотоле св. правительствующему синоду, коего в церковных служениях вовсе там не вспоминают, нельзя ни чрез экзарха, ни чрез контору иметь влияние на духовенство сих областей».³⁸⁵ Сам Ермолов, хотя любил брать все приступом и натиском, вынужден был в сношениях своих с владетельными князьями сдерживать свои порывы и советовал экзарху сохранять возможную осторожность, малейшее удаление от коей, по словам Ермолова, может оскорбить владетеля, поколебать умы и родить последствия, для владения вредные и правительству неприятные.³⁸⁶ При преемнике Феофилакта, Ионе, стала, однако, возникать кое-какая зависимость духовенства Мингрелии и Абхазии от экзарха Грузии и синода и местные владетельные князья начали доверчивее смотреть на вмешательство в их распоряжения по духовной части. Но и после требовалась еще большая осторожность в действиях со стороны нашего правительства, отступление от которой всегда вызывало со стороны князей неудовольствие и нередко явное противодействие. К несчастью, нужно сознаться, что лица, облеченные властью от правительства, часто действовали в Закавказье без правительственного такта, без уважения и снисхождения к правам полудиких и полухристианских князей, без благоразумного приспособления к их, иногда младенчески прихотливым, капризам и пр. От того и в последующее время часто возникала борьба между владетельным князем которой-либо из вышеупомянутых областей и правительством, особенно при назначении на важные должности. Образчик такой борьбы представляет нам история учреждения абхазской епархии. Владетель Абхазии князь Михаил Шервашидзе в 1832 г. просил об учреждении там особой епархии и о посвящении в сан епископа родственника его, мингрельского игумена Антония Дадиана. О сем чрез тогдашнего главноуправляющего Грузией барона Розена доведено было до сведения Государя, который приказал синоду рассмотреть это дело и представить свое мнение. Синод отказал в прошении Шервашидзе и в докладе своем выразил предположение назначить в Абхазию особого архипастыря в то время, когда более распространится в ней христианская вера. Но, чтобы прикрыть жестокость этого отказа, синод произвел игумена Антония в архимандрита и назначил его миссионером в Абхазию, с производством ему с причтом жалования по 1.000 рублей и переводчику при нем по 250 р. (сер.) из сумм, состоящих в распоряжении главноуправляющего Грузией.³⁸⁷ Антоний, вероятно, обиженный этим отказом, стал просить увольнения его из Абхазии. Тогда начальнику Черноморской береговой линии, генерал-лейтенанту Раевскому, пришла мысль, одобренная и принятая главноуправлявшим Грузией Головиным и грузинским экзархом Евгением, уволить Антония, оставив его настоятелем мингрельского цагерейского монастыря, а в Абхазии образовать миссию из русских: архимандрита, трех иеромонахов, двух иеродиаконов, двух причетников и одного переводчика, с жалованьем из казны: архимандриту 700 руб. сер., иеромонахам по 350, иеродиаконам по 250, причетникам по 150 и переводчику 250 руб. (сер.). Учреждение миссии из русских Раевский, Головин и экзарх Грузии признавали весьма нужным, как для устранения связей и интриг, коим предаются почти все лица, происходящие из тамошних племен, по вражде их между собою, так и для успешнейшего распространения там христианской веры. Но при составлении этого проекта никому не пришло в мысль спросить, будет ли согласен на сие владетельный князь Абхазии и, мало того, когда князь Шервашидзе, за подачею архимандритом Антонием просьбы об увольнении, начал просить об избрании на его место известного ему иеромонаха, ему отвечали, что предположено назначить в Абхазию архимандрита из русских. Выведенный из себя таким самоуправством. Шервашидзе отвечал, что русский архимандрит не будет иметь успеха в распространении христианства в подвластных ему владениях и снова начал требовать, чтобы на место Антония назначили избранного им иеромонаха Феофана Гобению. Тогда начали уговаривать князя и ласками изглаживать то неприятное чувство, которое возбудили в нем неделикатными с ним поступками. Головин послал уладить это дело преемника Раевского, генерала Анрепа, по убеждениям которого Шервашидзе согласился, хотя неохотно, на существование русской миссии, но с тем, чтобы при нем оставлен был, в качестве духовника, избранный им иеромонах, которому, в угодность князю, и предположили назначить от казны жалование, наравне с миссионерскими иеромонахами, по 350 руб. сер. в год. Около этого же времени, Антония Дадиана посвятили в мингрельского епископа. Проект миссии из русских для Абхазии представлен был преемником Головина, Нейдгардтом, чрез военного министра Чернышева, но Государь, несмотря на все доводы главноуправлявшего Грузией о выгодах, могущих произойти от неё, открыв в проекте слабую сторону, собственноручно написал на нем: «Признавая таковое предположение полезным, однако нахожу, что сей архимандрит тогда только может принести действительную пользу, когда лицо, в сей сан избранное, будет отличаться христианским просвещением и благоразумием, и кроткою примерною жизнью, и хотя в некоторой мере будет знаком с туземным наречием. По опасению же затруднений, которые могут встретиться в выборе подобного лица и по необходимости действовать в сем случае вообще с крайнею осторожностью как в отношении к лицу владетеля Абхазии, отличающегося особенною преданностью к правительству Нашему, так и в отношении народов, среди которых избираемый пастырь должен будет постепенно распространять христианское учение, обер-прокурор синода представит предварительное подробное соображение по сему рапорту».³⁸⁸ Протасов внес это дело в синод, который, представив очерк своих мер вообще к распространению христианства между горскими народами и сознавшись в их малоуспешности, выразил, как благодетельна и полезна мысль закавказского военного начальства отправить на первый раз частную миссию собственно в Абхазию. Говоря о пользе, могущей произойти от такой миссии для распространения христианства в этой области, синод находил немалую выгоду от неё и для иерархического управления восточного берега Черного моря, потому что имел в виду подчинить архимандриту абхазской миссии все духовенство на этом берегу, самого же архимандрита поставить в непосредственную от синода зависимость и облечь властью и сплою благочинного и обер-священника. Относительно состава миссии синод одобрил предположение главноуправлявшего Грузией, поставляя в числе главнейших обязанностей миссионеров изучение ими абхазского языка и главных его наречий, более употребительных между тамошними племенами, изобретение для них письмен, составление грамматики и, наконец, переложение на туземные наречия начатков христианского учения, Нового Завета, литургий и канонов на великие праздники. Мнение синода обращено было в Кавказский комитет, который признал все его предположения весьма полезными, но нашел, сверх того, нужным отпускать в распоряжение начальника миссии, собственно для раздачи христианской милостыни, некоторое количество денег из экстраординарной суммы, состоящей в распоряжении главноуправляющего, и, в заключение, положил сообщить все эти предположения предварительно главноуправлявшему Закавказским краем, по ближайшей ему известности настоящего положения Абхазии и отношений владетеля её к правительству. Бывший в то время главноуправляющим Нейдгарт отвечал, что не находит никаких препятствий к учреждению миссии в Абхазии и что он предписал начальнику Черноморской береговой линии, генералу Будбергу, представить ему мнение касательно устройства помещения для миссии и смету расходов по этому предмету, а также сообразить, не могут ли быть обращены для помещения миссии здания Пицундского укрепления. Синод, между тем, начал заботиться о составе предполагаемой миссии, и с этою целью поручил секретными указами митрополитам киевскому и московскому тщательно заняться приисканием как в подведомых им, так и в других епархиях лиц, способных к миссионерской должности. Митрополит киевский не нашел никого, а московский писал синоду, что в его епархии он не имеет в виду ни одного человека для этого дела, но что нести обязанности начальника абхазской миссии был бы способен ректор харьковской семинарии, архимандрит Агафангел.³⁸⁹

В таком положении находилось это дело, когда Нейдгарт был заменен Воронцовым, а Евгений – Исидором. С этою переменою многое на Кавказе и за Кавказом приняло другое направление и дело об абхазской миссии получило также совершенно иной исход. Воронцов представил о разборе прежнего проекта и доказал всю его несостоятельность. Приводим здесь это мнение Воронцова, образцовое по ясности и убедительности и исполненное широких политических взглядов: «Одно из главных условий для успеха миссии в порученном ей деле – писал он – заключается в том, чтобы члены оной, или, по крайней мере, некоторые из них, знали туземный язык. Им поставляется в обязанность изучить этот язык, но, конечно, пройдет много времени, прежде нежели они изучат его в такой степени, чтобы могли свободно объясняться с туземцами. Миссия составлена из архимандрита, трех иеромонахов, двух иеродиаконов, двух причетников и одного переводчика, все из русских. Естественно, что по прибытии в Абхазию, эти лица, не зная края, языков и местных обычаев, будут в самом затруднительном положении. На содействие местного духовенства они едва ли могут надеяться. Владетель Абхазии не препятствует в приведении сего в исполнение, но в тоже время просит, чтобы ему был оставлен его духовник из туземцев; следовательно, особого содействия миссии от него ожидать нельзя. По сим соображениям, было бы полезнее духовника владетеля Абхазии сделать членом миссии. Это польстит его самолюбию и, будучи приятно князю Шервашидзе, приобретет миссии сильного покровителя и деятельное содействие духовного лица из туземцев. Неизвестно, каких лиц назначает св. синод для составления духовной миссии, но не только полезно, но даже необходимо, чтобы эти лица имели охоту и возможность по своим летам и образованию учиться местному языку. При этом мне казалось-бы полезным в этом деле содействие мингрельского епископа Антония, пользующегося большим уважением в том крае, а потому и его можно бы пригласить содействовать в этом полезном деле. В состав миссии назначен один только переводчик, между тем в предположении св. синода сказано, что иеромонахи должны жить не в пицундском храме, а в других местах, где укажут местные обстоятельства. Каким образом эти духовные лица будут жить и в особенности могут быть полезны, не зная языка и не имея переводчика? 2) Предназначено также отпускать в распоряжение, начальника миссии, собственно для раздачи христианской милостыни, некоторые суммы. Не отвергая благодетельной цели подобного расположения, должен однако же заметить, что едва ли, судя по характеру и по наклонностям туземцев, оно будет сопровождаться благодетельными последствиями. Нет сомнения, что при первом известии о том, что миссия имеет деньги для раздачи, она будет беспрестанно обеспокоиваема просьбами и даже желанием принять христианскую веру. Было множество примеров, что абхазцы, получа награждение, принимали христианскую веру, а вслед за тем отказывались от неё, и потом являлись, как новые прозелиты, и это случалось как в Абхазии, так и в сопредельных с нею – Цебельде и Сванетии, принадлежащей двум князьям Дадишкилиановым, и так называемой вольной Сванетии. Не будет ли гораздо полезнее и сообразнее с целью правительства, учредить на счет этих сумм и даже, если нужно, с некоторым прибавлением оных, хотя на первый раз, одно духовное училище для образования детей абхазцев и соседственных племен? Это медленная, но верная мера; она хотя нескоро, но принесет плоды, которых мы не можем теперь достигнуть пожертвованием значительных сумм. Училище это должно находиться в месте пребывания архимандрита. Конечно, сначала будет очень трудно привлечь детей для образования, но со временем, а, особенно при покровительстве владетеля Абхазии, это может быть устроено очень хорошо и сами родители будут отдавать детей. 3) По предположению синода, архимандрит, будучи начальником миссии, будет в тоже время и начальником духовенства по всей Черноморской береговой линии и подчинен св. синоду непосредственно. Утвердительно можно сказать, что последнее распоряжение не принесет пользы. Архимандрит, изъятый от начальства Грузии, будет считать себя совершенно независимым, а экзарх, со своей стороны, будет некоторым образом вправе и в невозможности оказывать миссии пособие, которое не только для неё полезно, но и необходимо. Опыт доказал, что разделение властей в одном и том же крае и по одному и тому же ведомству имеет самые дурные последствия. Синод, при всем желании и при всем усердии, не может действовать, как должно, в расстоянии более 2.000 верст. Прежде нежели миссия успеет сделать представление синоду и получить разрешение, обстоятельства могут перемениться несколько раз и повеления синода, по получении их, будут оказываться уже ненужными. По сим соображениям, необходимо оставить миссию в некоторой зависимости от здешнего экзарха».

Синод беспрекословно принял все предположения Воронцова. В это время (1849 г.) владетель Абхазии вдруг подал экзарху Грузии просьбу об учреждении в его владении архиерейской кафедры и Исидор, вместе с Воронцовым, взялись за эту мысль и представили проект об учреждении абхазской епархии. Вот что писал Исидор св. синоду: «В VI веке император Иустиниан II соорудил в Абхазии пицундский храм, который был кафедральным прежде митрополитов греческих, а после католикосов грузинских. В установленные дни в сей храм собиралось высшее духовенство Мингрелии Сванетии, Гурии и Грузии, для посвящения католикосов, епископов и для мироварения. Пребывание высшего духовенства в Абхазии способствовало к распространению христианства и у соседних народов: джигетов, натухайцев, шапсугов. Памятование о сем и особенное уважение к пицундскому храму еще осталось у всех соседних племен, а в народе, подвластном князю Шервашидзе, те же чувствования и к духовному сану, и к вере православной. По сим уважениям, я признаю вполне полезным восстановление древней архиерейской кафедры в Абхазии, тем более что сею мерою усиливаются и нравственные средства предполагаемой миссии. Штат же сей кафедры должен иметь особенный характер, соответственный миссионерской цели её учреждения, и ограничиваться только членами, нужными для миссии. Если миссия составлена будет из русских только членов, не знающих ни языка, ни обычаев абхазских, успех обращения туземцев на несколько лет совершенно прекратится. Пока миссионеры изучат языки абхазский для объяснения с народом и грузинский для богослужения (этого по привычке народа изменить нельзя), абхазцы будут смотреть на миссию, как на чуждое общество и, по свойственной вообще горцам подозрительности, будут уклоняться не только от миссионеров, но и от пицундского собора, а разобщение русской миссии с народом может иметь то вредное последствие, что магометане, как живущие в самой Абхазии, так и составляющие целое соседнее княжество Цебельдинское, связанное с абхазцами родством, торговлею и другими отношениями, легко могут увлечь их в магометанство. Чтобы упрочить предполагаемую миссию и расположить к ней абхазцев, нужно на первый раз составить оную из туземцев, а русских членов вводить в неё постепенно. Сначала весьма достаточно поместить в неё из русских одного иеромонаха, одного иеродиакона и одного послушника и, притом, способных объясняться, по крайней мере, на татарском языке. Прочие члены, начиная с архиерея, должны быть из грузин, а переводчик из природных абхазцев. Возведение, по просьбе владетеля Абхазии, в сан епископа находящегося ныне в Абхазии миссионера Германа может служить самым надежным основанием для миссии, имеющей нужду в сильном покровительстве, в усердном содействии и сближении с народом, при посредстве лица, заслужившего уже его доверие и расположение. Когда три русские члена миссии ознакомятся с местным языком и с духом народным, тогда под их руководством могут поступать в состав миссии и новые члены из русских».

В тоже время и Воронцов, в письме своем к Чернышеву, развивал те же мысли, какие изложены были Исидором в представлении синоду об учреждении абхазской епархии: «Важное это дело – писал Воронцов – разделяется на два предмета: учреждение архиерейской кафедры в Абхазии и учреждение в той же провинции духовной миссии. На счет миссии лучшее объяснение, которое я могу представить, заключается в приложенном письме ко мне от преосвященного Исидора, с мнением которого я во всем согласен. Опыт шестилетнего пребывания моего в здешнем крае совершенно меня удостоверил, что касается до миссионеров для распространения христианской веры в здешнем крае, нужна большая осторожность как на счет местностей, так и особенно лиц, которые будут избраны и отряжены для этого священного дела. Как местность, Абхазия представляет все необходимые условия, как потому, что жители оной, хотя большею частью считаются христианами, нередко христиане только по названию и во всех отношениях для них полезно и желательно, чтобы их понятия и поступки были направлены в настоящем духе св. нашей веры; в прилегающей же к Абхазии провинции Цебельда христианство еще слабее, равно как и в ближней провинции Сванетии. Действовать на всем этом пространстве нетрудно и обещает верную пользу, потому что управляющие там лица, не говоря уже о владетеле Абхазии, и лучшие жители все к тому склонны; но я не могу не согласиться с преосвященным экзархом и даже, может быть, более еще его уверен, что миссионеры должны быть предпочтительно туземцы. Предполагаемое им поручение просто и несложно; воспитанные из них под глазами самого экзарха в тифлисской семинарии имеют все познания, нужные для сего дела, и надобно прибавить, что невозможно быть теплее в православной вере, как вообще грузины и имеретины, а из других племен те, которые в Тифлисе воспитаны. Для сообщения же с жителями, для разговоров и для увещания их туземцы несравненно более склонны и будут всегда полезнее, нежели русские, ибо хотя русские, здесь воспитанные, могут хорошо знать грузинский язык, но им будет гораздо труднее, нежели грузинцу или имеретинцу, познакомиться довольно с другими наречиями, ни в чем между собою несхожими, как-то: мингрельским, абхазским и сванетским, также и с испорченным татарским, который в большом употреблении не только на границе в провинциях, но и внутри, между жителями. К этому нельзя не прибавить, что кроме знания языков, есть и другие условия, которые несомненно скорее найдутся у туземцев, нежели у русских. По увещанию полудиких жителей этих стран, для пребывания между ними, для получения их доверия и на них влияния, миссионеры из туземцев будут иметь ту великую выгоду, что родились и с детства воспитались за Кавказом, привыкли к жизни, обычаям, пище и к климату. Все это для русского чуждо, и в нем жители увидят чужого, тогда как в грузине и имеретине они узнают отчасти своего; сих последних не удивит и не остановит то, что русскому покажется странным и послужит препоною; он будет здоров, когда русский заболеет, и вообще будет непременно действовать с одними средствами, но с гораздо большим успехом, нежели русский, знающий один или два из здешних языков, и хотя преисполненный настоящего христианского усердия, в чем, как я выше сказал, никогда не будет недостатка и в туземцах. От экзарха же Грузии должно зависеть по его усмотрению употреблять между миссионерами и русских, когда точно удостоверится, что в них есть все те условия и те особые качества, без которых миссионер вполне принести пользу не может. Вот на счет миссии мое мнение, которое я не могу не иметь и в котором я счастливым себя считаю, что согласуюсь с преосвященным Исидором, архиепископом, во всех отношениях отличным и по глубоким сведениям, как общим, так и местным, совершенно благодетельным для здешнего края. Дело распространения веры чрез миссионеров столь важно и столь благотворно для будущего, не только по долгу христианскому, но и по политическим причинам, что, смею думать, нельзя рисковать в оном какою-либо потерею чрез какие-либо половинные, а тем более ошибочные меры, и потому я не могу, в заключение, не желать и не надеяться, что будет разрешено экзарху выбирать и употреблять миссионеров из туземцев, не возбраняя ему и назначение из русских, когда он найдет все условия для надежды на успех. Теперь о деле епархии или архиерейской кафедре в Абхазии. Я боюсь, что то, что я имею сказать, может показаться противным первоначальной воле Его Императорского Величества. Таковой воле я должен по сердцу и по верноподданническому долгу покориться во всем и действовать по оной; но тот же верноподданнический долг обязывает меня представить высокопокорнейшее мнение, основанное на опыте местности и на знании людей, живущих там, их наклонностей, и каким образом эти наклонности можно направить к общей пользе. Дело о назначении архиерейской кафедры в Абхазии представлено мною в 1849 году, после состоявшегося взаимного соглашения между владетелем Абхазии князем Шервашидзе и экзархом Грузии, в том же году, в Тифлисе. Преосвященному Исидору также известно, как и мне, что князь Шервашидзе усердно желает, чтобы была учреждена епархия в Абхазии, и что он с некоторых пор, хотя в молодых летах сам был магометанином, усердно действует в пользу христианской веры в своем владении и весьма справедливо представлял, что христианство не может не получить огромные выгоды от учреждения кафедры и прибавления важности и власти духовенству, как в Абхазии, так и в соседственных провинциях; но, вместе с тем, он представлял и надеялся, что первым архиереем в Абхазии будет теперешний его духовник архимандрит Германий. Конечно, сей архиерей будет, как и теперь он есть, под влиянием владетеля, но тем более это влияние будет в пользу христианства, и тем менее всякий другой на этом месте найдет возможным в чем-либо успевать. В полудикой сей стране, где христианство слабо, где многие жители еще магометане, и где сам владетель, воспитанный в черкесских горах, был в юности магометанином и где власть владетеля, как почти везде в здешнем крае, в иных отношениях сильна, а в других почти ничтожна, я не могу не быть уверенным, что для достижения желаемой нами цели необходимо, чтобы это влияние, эта сила, эта власть были охотно, безусловно и без всяких явных, или секретных неудовольствий употреблены в нашу пользу, т. е. в пользу христианства, для распространения оного в крае, находящемся или прямо, или косвенно, по местным обстоятельствам, под начальством владетеля Абхазии. Этого содействия, столько для нас необходимого и без которого все наши усилия будут слабы, а может быть, ничтожны, не будет и мы его ждать не можем, как скоро новый архиерей будет выбран другой, а не тот, которого ожидает князь Шервашидзе.

Я должен откровенно сказать, и вместе с экзархом мы оба в этом уверены, что если не благоугодно будет Его Императорскому Величеству назначить архиереем в Абхазии духовника владетеля, архимандрита Германия, то гораздо лучше уже не назначать никого и оставить дело об учреждении кафедры в Абхазии на неопределенное время. Таковое отлагательство, однако, будет весьма неблагоприятно для желаемой нами всеми цели священного дела и отдалит, может быть, надолго несомненные надежды на великие успехи для нашей православной веры, и для христианства вообще, и для того полезного в политическом мире влияния, которое мы в этих диких горах и плоскостях всегда должны получать от распространения нашей веры и от убавления магометанства и возможного возбуждения в оном против нас фанатизма. К этому я должен прибавить, что духовник владетеля, архимандрит Германий, есть человек благонамеренный и совершенно преданный как российскому престолу, так и св. нашей вере. Какое бы ни было его влияние, в качестве духовника, на владетеля, а потом и влияние владетеля над ним, как его домашним духовником, я вижу только то, и совершенно в том уверен, что оба эти влияния будут, в случае утверждения его архиереем, действовать совершенно в нашу пользу для усиления христианской веры, между тем как оба сии влияния, при назначении другого архиерея, в противность желания и надежд владетеля и его духовника, не только будут более или менее действовать иногда против нас, но и против великого и святого предмета всего этого дела. Вот что я счел непременным, священным долгом представить вам, милостивый государь, с покорнейшею просьбою повергнуть сии рассуждения к стопам Августейшего нашего Монарха. Смею надеяться, что Его Императорское Величество соизволит увидеть в этом вполне откровенное и, может быть, смелое, но совершенно истинное, по совести, изложение того, что, мне кажется, необходимо иметь в виду, при решении обоих вопросов вашего, милостивый государь, ко мне отношения».

Нельзя было не согласиться с этим благородным, умным и дельным представлением. Синод и Кавказский комитет единодушно одобрили предположения Исидора и Воронцова об учреждении абхазской епархии, или, точнее, о восстановлении древней архиерейской кафедры, которая должна была находиться в Пицундском укреплении, прежнем местопребывании католикоса. Точных границ абхазской кафедры синод не назначил, по особенности её учреждения. Епископ, получивший название абхазского, поставлен в зависимость от экзарха Грузии и снабжен особой инструкцией. При абхазском архиерее полагался особенный штат, из 11 лиц, все монахов, так что архимандрит или игумен заменял кафедрального протоиерея, а один из иеромонахов – ключаря. На содержание архиерейского штата определено 6.000 руб. сер. и 26 пайков; в числе этих 6.000 руб. 4.750 руб. велено отпускать из государственного казначейства, а 1.250 руб. из экстраординарной суммы, состоящей в распоряжения наместника кавказского. Производство дел при канцелярии абхазского архиерея, равно и обязанности учителей в имеющем быть при кафедре училище для туземцев, возложены на монахов же, состоящих в штате архиерея. Кандидатом на абхазскую кафедру представлен был синодом, согласно желанию экзарха и Воронцова, духовник абхазского владетеля архимандрит Герман. Государь хотя и утвердил все предположения об учреждении абхазской кафедры (15-го апреля 1851 г.), но на журнале Кавказского комитета по этому делу написал: «Согласно желанию владетеля Абхазии и представлению как преосвященного экзарха Грузии, так и г. наместника кавказского, духовника владетеля, архимандрита Германа, на первый раз посвятить в сан епископа абхазского, но впредь в эту обязанность не назначать лицо, бывшее прежде духовником владетеля».³⁹⁰

Казанское викариатство образовалось из упраздненного воронежского, учрежденного исключительно по уважению к лицу Антония, но существовавшего и при его преемниках Игнатии и Парфении, как людях почтенных и заслуженных, из которых, притом, последний был весьма престарел. Но когда, по смерти Парфения, воронежскую кафедру занял Иосиф, человек еще не старый, а между тем в Казани, после вызова в синод Григория, чувствовалась нужда в помощнике ему, то и предположено было воронежское викариатство упразднить, учредив, взамен, викариатство в Казани. Высочайшее повеление о сем состоялось 24-го декабря 1853 года и казанское викариатство учреждено на тех же самых основаниях и с таким же окладом жалования, на каких существовало воронежское. Казанскому викарию присвоено название епископа чебоксарского, с местопребыванием в казанском Преображенском монастыре. Первым в эту должность определен был Никодим, бывший ректором ярославской семинарии.³⁹¹

В один год с казанским викариатством учреждено было и херсонское. Поводом к открытию его сделалось донесение Государю ревизовавшего Херсонскую губернию сенатора фон-Брадке, который представлял, что как в Херсонской губернии еще «все сословия, со времени переселения их из разных мест и в разные времена, не успели усвоить себе положительного характера, и как сие особенно выражается в губернском городе, то для твердого и сообразного видам правительства направления, постоянное пребывание в Херсоне викарного епископа было бы особенно полезно. Одно только сильное влияние на умы высшего духовного сановника могло бы, сливая в общее и единое начало веры все разнообразия племен, наиболее содействовать укреплению благотворных чувств привязанности к престолу и доброй нравственности. Большое число находящихся в Херсоне раскольников только сим способом могло бы быть отвлечено от своих заблуждений». Архиепископ херсонский Иннокентий, которому синод поручил рассмотреть предположение Брадке, определеннее и подробнее изложил мысль об учреждении херсонского викариатства. «Замечание (Брадке) – писал Иннокентий – касательно характера жителей Херсонской губернии и г. Херсона довольно верно, хотя от личного влияния предполагаемого в Херсоне епископа ожидается при сем случае то, чего можно и должно ожидать только от соединенного и постоянного действия в одном духе и к одной и той же цели всех местных губернских властей, чего, к сожалению, г. Херсону издавна не доставало. В дополнение к замечанию г. сенатора должно присовокупить, что недостаток положительного, как он выражается, характера жителей г. Херсона, особенно в высших классах общества, проявился, между прочим, редким посещением храмов Божиих даже в дни праздничные, что самое, сколько известно, с первого раза обратило на себя внимание г. ревизора и вынудило у него формальное напоминание всем губернским чиновникам о том, что непосещение храма Божия в дни праздничные с их стороны есть нарушение обязанностей не только христианина, но и верноподданного. Между разными причинами сего печального явления нельзя не поставить, конечно, и того, что в Херсоне доселе не было православного епископа, который, без сомнения, гораздо с большею силою мог бы, нежели низший священнослужитель, возвысить и с церковной кафедры, и при других случаях, голос свой против подобного беспорядка, равно как и против других нравственных недугов местных. Богослужение епископское, по своей большей полноте и благолепию, также, без сомнения, было бы гораздо привлекательнее для народа, нежели служение священническое, и сильнее связывало бы всех и каждого с храмом Божиим.

«Совершение новоучрежденного крестного хода в нынешнем году служит видимо тому доказательством, возбудив собою весьма заметно религиозное чувство во всем городе и наполнив храмы народом; но для поддержания сего самого чувства, пребывание в г. Херсоне православного епископа становится еще более нужным; ибо таким образом пред глазами народа церковное богослужение постоянно будет являться с приличным ему достоинством и привлекательностью. Другое обстоятельство, из коего г. сенатор фон-Брадке выводит нужду пребывания в Херсоне епископа, состоит в том, что здесь немалое число раскольников, коих обращение чрез то может ускориться. Хотя число это, благодарение Господу, значительно уже уменьшилось с образованием из них двух единоверческих церквей, но все еще простирается до 400 душ обоего пола и нет сомнения, что постоянное в г. Херсоне присутствие епископа может содействовать к скорейшему приведению в единоверие остальных отщепенцев. Кроме сих двух причин, усмотренных г. сенатором фон-Брадке к учреждению епископства в Херсоне, можно привести еще следующие: а) немалое число различных сект раскольнических, самых зловредных, каковы: скопцы, молоканы, духоборы и немоляки, наполняющих собою смежные с г. Херсоном уезды Таврической губернии: Мелитопольский, Бердянский и Днепровский. Пастырское действование на сих сектантов из Одессы со стороны епархиального начальника и по занятию его управлением многосложной епархии, и по причине отдаленности (от 500 до 700 верст), сопряжено со многими неудобствами, а из Херсона, при свободе викария от дел управления, будет гораздо удобнее, постояннее и потому благоуспешнее, особенно при частом и личном посещении раскольнических слобод, б) Весьма значительное число различных поселений иностранных колонистов с вероисповеданием и образом мыслей, весьма неблагоприятным для православия и духа русского, каковы, напр., менониты, находящиеся в смежных с Херсоном уездах Таврической губернии, требует также постоянной и ближайшей пастырской бдительности в ограждении чад православной церкви от заразы иноверными мнениями, кои тем приманчивее и опаснее, что ими, начиная с несоблюдения постов, дается в разных видах сильная поблажка чувственным наклонностям. Действовать против такого тлетворного духа и влияния из Одессы, по самому расстоянию места, крайне неудобно, а для викария, живущего в Херсоне и потому недалеко от места заразы, будет гораздо подручнее. в) Викарный епископ, находясь в Херсоне, как центре двух губерний, Херсонской и Таврической, из коих слагается здешняя епархия, может служить к немалому облегчению епархиального архиерея в надзоре за духовенством и особенно по обозрению епархии, которую ныне нет возможности часто обозревать во всем её пространстве, хотя она по новости и разносоставности своей имеет в том особенную нужду. г) На викарного же может быть возложен особый личный надзор за устроением в Крыму пустынножительства скитского среди гор Таврических и над приготовлением средств к благоуспешному действию на татар, кои, особенно на южном берегу Крыма, как совращенные в исламизм насилием и не забывшие еще своего прежнего происхождения, видимо недалеки от возвращения в христианство. д) Наконец, учреждением в Херсоне православного епископа изглажено будет окончательно то крайне смутное и злотворное впечатление, которое произведено было в г. Херсоне и по всей губернии за два года пред сим газетным объявлением об учреждении в сем же городе двух католических епископов».³⁹²

Далее Иннокентий излагал синоду те основания, на которых считал нужным учредить херсонское викариатство, в следующих словах: «Что касается до устройства нового викариатства, то оно, сообразно с положением здешнего края и епархии, может быть на следующих основаниях: 1) викарию херсонской епархии всего приличнее иметь местопребывание в г. Херсоне, как многолюднейшем в здешнем краю губернском городе и средоточном месте в составе епархии херсоно-таврической. 2) Проименование будущего викария может быть занято от одного из почетнейших городов здешней епархии, каковы суть: Одесса, Симферополь, Севастополь, Бердянск, Керчь – всего ближе, кажется, от Одессы, так как сим самым воскрешено будет, между прочим, существование в древних веках епископов одесских. 3) Для помещения викария в Херсоне может служить, по надлежащем обновлении его, тот самый дом, который, как донесено мною о том в 1850 году св. синоду, уступаем был тогда губернским начальством херсонским под духовные училища, и теперь, по неимению нужды в нем, как уведомил меня херсонский губернатор, может быть уступлен для помещения в нем херсонского викария. Дом сей, при новом недавнем осмотре моем его, оказался и по месту, и по устройству своему, весьма удобным для такового предназначения: исправление его, сколько можно судить, потребует не свыше 13 тысяч сер. До времени же исправления сего дома, викарий со всем штатом своим может с удобностью помещаться в двухэтажном доме, что при соборной херсонской церкви, с уплатою за него той цены, по коей он ныне отдается в наем, т. е. около 500 руб. сер. 4) Штаты херсонского викария, а равно и оклад жалования, как для него, так и для находящихся при нем лиц, должны быть сообразны положению о викарных епископах для западных епархий; иначе не предвидится никакой возможности существовать новому викариатству в благоприличном виде. Что касается до загородной земли для покоса и прочих экономических потребностей, то нужное количество её, примерно до ста десятин, как уведомил меня г. начальник Херсонской губернии, может быть немедля отведено из городских земель, коих Херсон имеет до 50 тысяч десятин. 5) К снабжению нового викария необходимою ризницею и утварью, равно к экономическому, на первый раз, обзаведению его дома, да благоволит св. синод принять со своей стороны нужные меры, так как ризница одесская и экономия здешнего дома архиерейского, по недавности бытия своего, сами еще не успели привести себя в надлежащую безбедность и устройство».³⁹³

Синод совершенно согласился с сими предположениями и в докладе своем о необходимости открыть викариатство в Херсоне кратко повторил тоже самое, что представил ему Иннокентий.

28-го февраля 1853 года синодальный доклад удостоился Высочайшего утверждения, и когда министр финансов изъявил согласие отпускать из государственного казначейства сумму, необходимую на содержание херсонского викариатства, именно 2.495 руб. сер., то синод распорядился об окончательных к устройству оного мерах. Первым херсонским викарием назначен был настоятель крымских скитов архимандрит Поликарп.

Особенное положение о западных епархиях; новое разграничение некоторых из них. Штаты западных кафедр. Смены архиереев в западных епархиях по особенным причинам.

Так называемый Западный край в царствование Николая I подвергся особенным изменениям, как вообще в административном отношении, так и в частности в епархиальном. Главным рычагом и началом всех этих изменений была одна идея, руководившая тогда почти всеми действиями нашего правительства по отношению к этому краю, именно – идея соединить униатов с православною церковью и ослабить католическо-польское влияние в губерниях, возвращенных нами от Польши. К осуществлению этой идеи были направлены в то царствование все правительственные распоряжения и меры, не только политическо-гражданские, но и церковные. Из сих последних мы ограничимся здесь изложением только тех, которые касались епархиального управления этого края.

Чтобы приуготовить воссоединение униатов с православною церковью, правительство, прежде всего, озаботилось извлечением православия из того уничижительного положения, в каком оно находилось в Западном крае. Честь и достоинство Империи, здравый политический смысл, наконец, даже самое чувство справедливости требовали, чтобы правительство обратило особенное внимание на состояние духовной части в западных епархиях.

Бедное до нищенства, необразованное до невежества, православное духовенство этого края, рядом с богатым до пресыщения, образованным, фанатическим и пронырливым римско-католическим духовенством; православные церкви пустые, с полусгнившими кровлями, в развалинах, по большей части деревянные, едва по внешнему виду и по поставленным на них крестам отличающиеся от еврейских синагог, в виду каменных, великолепных, снабженных всеми церковными принадлежностями, католических костелов; наконец, православное народонаселение, состоящее, по большей части, из простолюдинов, доведенных до жалкого нищенства и почти до животного состояния гордыми и жестокими, иногда до кровожадности, фанатиками своей веры и заклятыми врагами всего русского и православного, поляками-помещиками: – вот грустная, но правдивая картина состояния православия в Западном крае в первые годы царствования Николая I. Чтобы понять всю разность положения между православным и католиком в этом краю, стоит только представить себе белорусского крестьянина рядом с его помещиком-поляком и православного священника, сгорбленного нуждою, с загрубелыми и загоревшими от полевых работ руками, одетого почти в рубище, идущего пешком, или трясущегося в крестьянской телеге, и мчащегося в кабриолете, довольного собою аббата, с каким-то особенным чувством злорадства смотрящего на то, как брызги грязи от его кабриолета летят и падают на лицо православного священника. Смотря на состояние православной веры в этом краю, трудно было подумать, что она есть господствующая в Империи; напротив, гораздо вернее можно было заключить, что это вера не пользующаяся даже правами терпимости, униженная, презренная, в полном смысле слова, как называли её поляки – вера холопская, т. е. вера рабов, вера отверженная, попранная и угнетенная. Православию, а с ним и элементу русскому в этом краю, угрожала страшная опасность; католическая пропаганда все более и более в нем поглощала православие и уничтожала русские элементы. Проект, составленный при бывшем польском правительстве одним иезуитом, для уничтожения православия в областях, возвращенных нами от Польши, приводился в исполнение католическим духовенством и тамошними присутственными местами и помещиками с удивительным постоянством и с примерною настойчивостью. Один из западных православных архиереев доносил синоду, что «из соображения правил этого проекта с делами, известными ему по консистории и по его переписке, с самого вступления его в управление своей епархией, он усматривает, что как тамошние присутственные места в производстве дел, до нашего православного духовенства и нашей церкви относящихся, так и помещики в обращении своем с нашим духовенством следуют неуклонно тем правилам во всех возможных случаях, при направлении со стороны римско-католического и униатского духовенства».³⁹⁴ Поэтому правительство, даже в видах сохранения народности русской в этом краю, должно было употребить все меры, чтобы возвысить и поставить на ноги православие в западных наших епархиях. С этою целью и для лучшего устройства духовной части в Западном крае составлялось несколько секретных комитетов под председательством то князя А. Н. Голицына, то князя В. П. Кочубея. Наконец, 10-го и 18-го ноября 1831 г. явилось особенное положение о западных епархиях, удостоенное Высочайшего утверждения, где изложены были правила касательно постройки церквей в Западном крае, улучшения в нем нравственного и материального положения православного духовенства и ослабления католического влияния на умы тамошнего православного народонаселения. Правилам, изложенным в этом положении, предпослано особое вступление. Приводим здесь правила этого положения и вместе его вступление. «Комитет – так начинается вступление – не мог не обратить особенного внимания на то, сколько, с одной стороны, для достоинства церкви православной, а с другой и в самих видах политических, необходимо поддерживать всеми средствами жителей польских губерний, в православном исповедании состоящих; будучи, по единоверию их, естественно более других привязаны к российскому престолу и ко всему русскому, жители сии всегда доставят полезный для намерений правительства перевес в таком краю, где прочие сословия, не упоминая о других обстоятельствах, чуждаются нас уже по самой своей религии. Политика правительства российского и прежде всегда направлена была к особенному покровительству в краю сем не только православия, но иноверцев не католического исповедания, и в сем самом духе, во времена королевства Польского, Россия благоприятствовала всеми мерами тогдашним диссидентам; наконец, последние события доказали всю пользу, от единоверия нам крестьян сих областей происходить могущую, ибо в губерниях Волынской и Подольской, а особенно в Киевской, многие из них сами доносили на помещиков своих в приготовлениях к мятежу и даже схватывали и приводили злоумышленников; между тем, люди сии в отношении к религии их претерпевают ныне большое уничижение от помещиков и духовенства римско-католического. Местные наблюдения губернатора Муравьева, генерал-адъютанта Шипова и других лиц, все в сем предмете согласуются, и каждому, бывшему хотя проездом в губерниях Волынской, Подольской и Киевской, легко можно было удостовериться в справедливости их замечаний. В селениях, где крестьяне все православного закона, а помещики их, прислуга и небольшое число разночинцев и прежней мелкой шляхты, суть католики, выстроены великолепные католические церкви, а храмы православные представляют одни развалины деревянных зданий, отличающихся лишь несколько формою своею и поставленными на них крестами от синагог еврейских, тут же существующих. Духовенство православное находится в величайшей бедности и, можно сказать, в презрении, и по многим отношениям зависит от владельцев селений, католиков, сохраняющих еще доныне остатки прежнего фанатизма и действующих всеми способами к отклонению народа от православия и к уничижению его духовных. В сем положении, как духовенство наше, состоящее, притом, в краю сем, большею частью, из людей малообразованных, так и церкви православные, составляют решительную противоположность с приходами католическими, коих богатые костелы и зажиточное духовенство содержатся от фундушей и деревень, населенных, большею частью, крестьянами исповедания греко-российского. Все сие, в совокупности с известным духом прозелитизма римской церкви, последствием своим иметь может постепенное отпадение многих от православия, самым уничижением его возбужденное.

Первый приступ для предупреждения сего, по мнению комитета, заключаться должен в большем попечении о благолепии храмов православных, ибо простой народ скорее всего увлекается наружностью. Исполнение сего находится непосредственно во власти правительства и, не требуя никаких мер приготовительных, нисколько не должно быть отлагаемо. В сем отношении весьма полезно бы было немедленно приступить везде, где можно, к сооружению каменных греко-российских церквей. К сему представляются следующие средства:

1) «Определить, чтобы в имениях казенных, разумея тут также старостинские, арендные и другие, везде, где, по назначению местных епархиальных начальств положено будет образовать новые, или оставить ныне существующие греко-российские приходы, таковые церкви устраиваемы были на счет казны; для чего ассигновать каждогодно известную значительную сумму, с тем, дабы в министерстве финансов составлены были церквам сим соответственные пространству и населению прихожан планы и фасады, а самое построение производилось таким образом, чтобы лет через 5 или 6 оное приведено было к окончанию во многих уже местах вдруг.

2) Как между частными людьми, большие владения в Западных губерниях имеющими, есть некоторые греко-российской веры, а другие состоящие по родству в связях с русскими, или пользующиеся вниманием, или отличиями при Высочайшем дворе, то пригласить таковых от Высочайшего имени, дабы они последовали примеру его Величества и, подобно тому, как Государь Император сам на своем иждивении созидает каменные церкви в своих имениях, сооружали бы в своих владениях, где есть прихожане греко-российского исповедания, таковые же церкви; причем потребовать от них уведомления, какие вследствие сего вызова учинены ими будут распоряжения и где именно и во сколько лет они здания сии произвести предполагают. Таковые помещики греко-российского, или другого вероисповедания, с первого взгляда, суть: граф и графиня Браницкие, Юсуповы, Витгенштейны, Энгельгардты, Голицыны. Раевские, Лопухины, Самойловы, граф Литта, графиня Воронцова, Зубовы, Потоцкие и многие другие.

3) В имениях, конфискованных по случаю мятежа, устроение церквей каменных, где надобность в том востребуется, произвести из доходов, собственно, с имений сих получаемых.

В дополнение к мерам сим и дабы не преграждать способов к поддержанию храмов православных помещикам, менее достаточным, а равно самим прихожанам, комитет не излишним считает принять также средство, предложенное особым комитетом, бывшим под председательством действительного тайного советника князя Голицына, а именно, чтобы ныне же решительно позволить в губерниях сих строить и исправлять починкой деревянные церкви. Попечение о сем возложить надобно на местные епархиальные начальства, поставя им вообще в обязанность стараться, сколь можно, об умножении числа православных церквей. Они и со своей стороны должны будут употреблять все убеждения, дабы склонить к тому помещиков; в случае же медления их в поправлении, или созидании храмов чуждой им религии, или бедности, комиссия духовных училищ не оставит, по сношениям епископов, делать вспомоществования денежными суммами, находящимися в её распоряжении, и другими способами.

Все вышеизложенные распоряжения и в особенности непосредственное участие в деле сем правительства несомненно произведут большое и радостное впечатление в народе; но при сем необходимо также обратить внимание на греко-российское духовенство, которое, как выше упомянуто, и по бедности, и по недостатку образования находится в положении самом уничижительном и едва ли способно ныне содействовать с желаемым успехом к утверждению прихожан своих в православии и преданности престолу. Комитет не может скрыть, что улучшение состава и положения сего духовенства есть дело с большими трудностями сопряженное, требующее долгого времени и более постоянного направления действий правительства к одной и той же цели, нежели мер сильных и насильственных.

В Западных губерниях вера православная, по числу исповедующих оную, хотя и есть главная, но по степени влияния лиц римско-католического закона, по богатству их и высшей образованности, наконец, по преобладанию оных во всех отношениях и связях гражданской жизни, вера господствующая есть собственно католическая. Посему, и при фанатизме, вообще вере сей свойственном, распоряжения слишком решительные или крутые, возбуждая подозрение и неудовольствие в духовенстве католическом, причинили бы только более вреда и усилили бы неприязнь, издавна обе церкви сии разделяющую. При всем том, нельзя оспорить, что лучшее образование греко-российского духовенства и некоторое обеспечение его содержания требует мер неотлагательных.

В первом отношении, прежде всего, заняться нужно усовершением семинарий, которые в губерниях польских, сколько известно, находятся в самом худом положении. По мнению комитета, весьма полезно бы было священно- и церковнослужительских детей губерний: Подольской, Волынской и Минской обращать в семинарии: киевскую, переяславскую и черниговскую, где, находясь отдаленными от всего польского, они более напитаются духом русским, не теряя, впрочем, навыка к языкам простолюдинов, ибо наречие малороссийское есть одно и тоже с употребляемым в помянутых польских губерниях. Сие должно быть ныне же поставлено на вид комиссии духовных училищ, поручив оной также войти в соображение о том, не можно ли бы было, для большего привлечения помянутых священно- и церковнослужительских детей в семинарии сии, обратить содержание их, во время обучения, на счет имеющихся в распоряжении комиссии средств, что, конечно, будет мерою весьма действительною и, между тем, не составит расхода слишком значительного. С тою же целью полезно бы было принять за правило, чтобы места священнические в Западных губерниях замещаемы были, сколько возможность позволит, из воспитанников малороссийских семинарий. Вообще, определение священников, образованных в России, преданных православной вере, хорошей нравственности и твердого характера, весьма много способствовать будет к охранению в том краю достоинства нашей церкви и к удержанию в православии, по крайней мере, тех, кои в оном родились. Особенно важен выбор просвещенных и деятельных епископов.

Что касается до улучшения содержания греко-российского духовенства в Западных губерниях, то, конечно, необходимо предоставить оному особенные против прочих выгоды, как то полагал и комитет, бывший под председательством действительного тайного советника Голицына, дабы дать духовным сим способы действовать по своей обязанности, не стесняясь в той степени, как ныне, зависимостью от прихожан в содержании себя. Сие должно быть поставлено на вид епископам, с тем чтобы они, по обозрении своих епархий, приступили к исполнению оного, снесясь с комиссией духовных училищ, для получения от неё пособия в нужных случаях. Сверх сего, для большего обеспечения духовенства в средствах его содержания, можно бы обратить на сие доходы, кои поступать будут с имений монастырей римско-католических и греко-униатских, конфискованных в казну, по случаю участия монашествующих в мятеже. Наконец, состоящий в должности главноуправляющего духовными делами иностранных исповеданий объявил комитету, что проекты о десятинном в Западных губерниях сборе, из коего, по положению Государственного Совета 1825 г., часть предназначается в пользу греко-российских церквей, уже составлены и в самом непродолжительном времени представлены им будут на окончательное утверждение. Совершением дела сего способы к содержанию православного духовенства получат также некоторое подкрепление, хотя, впрочем, и не очень значительное.

Переходя от сего главнейшего предмета к другим вопросам, в деле сем встречающимся, комитет совершенно разделяет мнение губернатора Муравьева и рассматривавшего замечания его особого комитета, касательно неудобства существующего ныне правила о предании суждению на месте совратителей и совращенных из православного исповедания; но не может вполне согласиться ни с мыслью губернатора Муравьева об отсылке виновных в сем к суду в соседственные великороссийские губернии, ибо таковое явное недоверие к местным судьям может, вместо пользы, произвести вред, ни с предположением упомянутого особого комитета, чтобы к делам сего рода применить тот же порядок, который установлен для дел о совращении людей из православия раскольниками разных сект, поскольку мера таковая слишком отдалила бы производство оных от обыкновенного порядка судебного. Нет сомнения, что ныне совратители, быв предаваемы взысканию римской консистории, тайно благоприятствующей сим нарушениям закона, вообще имеют средства избегать достойного наказания, совращенные же, в свою очередь, не подвергаются оному потому, что дела их рассматриваются в судебных местах, из католиков составленных. Но предупредить сие можно тем, чтобы приговоры судебных мест по всем вообще делам о совращенных и совратителях из светских лиц не были исполняемы с утверждения начальников губерний, но представлялись от них с мнениями в правительствующий сенат, который по каждому таковому делу будет требовать предварительно заключения от главного управления духовных дел иностранных исповеданий. Что касается до дел римско-католических духовных, кои, за совращение в свою религию православных, в первый раз подвергаются взысканию, определенному в Высочайшем повелении, распубликованном 10-го сентября 1830 г., то определения консистории по сим делам должны быть, прежде исполнения, представляемы чрез римско-католическую духовную коллегию на рассмотрение главного управления дел иностранных исповеданий; если же они преданы будут на основании того же Высочайшего повеления, за повторение сего проступка, формальному суду в гражданских судебных местах, то в дальнейшем ходе сих дел поступать тем же порядком, какой выше предположен для дел о совратителях из светских лиц.

Обращаясь, наконец, к предположению о уменьшении числа римско-католических монастырей, комитет рассуждал, что таковая мера с должною умеренностью и без напрасного встревожения умов, постепенно в действо произведенная, была бы весьма полезна, ибо в монастырях сих преимущественно таится и от них разливается дух религиозного и сопряженного с оным политического фанатизма, отчуждающего поляков от всего русского.

При рассуждении сем состоящий в должности главноуправляющего духовными делами иностранных исповеданий объявил комитету, что в 1828 г., по собственному вызову греко-униатской духовной коллегии, предположено было уже значительное уменьшение числа монастырей сего исповедания, и что он имел счастье представлять о сем на Высочайшее благоусмотрение, но, за отъездом тогда Его Величества в армию и за последующими событиями, дело сие не восприяло еще решительного окончания.

Комитет, одобряя в полной мере сие предположение, но не надеясь, чтобы римско-католическую духовную коллегию можно было убедить к таковому же добровольному вызову, возможным считает принять нужные меры и независимо от сего, по сведениям, кои истребованы будут от коллегии чрез главное управление духовных дел иностранных исповеданий. Меры сии заключаются в том, чтобы, сверх упразднения монастырей католических, принимавших участие в мятеже, упразднить также немедленно те, в которых нет ныне определенного каноническими правилами числа монашествующих, а равно те, кои находятся посреди селений православных и греко-униатских, с размещением монашествующих из тех и других в прочие монастыри, преимущественно же в находящиеся в городах, где влияние их менее ощутительно, ибо города и без того уже, кроме евреев, населены преимущественно лицами католического закона. Исполнение мер сих не может дать и католикам повода к основательным жалобам, ибо первое распоряжение будет, некоторым образом, последствием собственных установлений их церкви, а во втором случае монастыри, в приходах чуждого им исповедания существующие, не могут быть нужны ни для каких духовных треб. За сим, следуя мысли особого комитета, принятой и Его Императорским Величеством, чтобы до времени отнюдь не отчуждать недвижимых монастырских имений и не обращать их ни на какое употребление, первоначальному назначению их и воле дарителей или завещателей не соответственное, комитет полагает: фундуши и другого рода собственность монастырей, упраздняемых не за участие в мятеже, если в фундуционных актах не сделано особого условия о возвращении их, при закрытии монастырей, в род прежних владельцев, распределить в общей массе по епархиям в пользу духовенства оной же церкви; относительно же фундушей, на известных условиях монастырям отданных, когда лица, имеющие права на получение оных обратно, не подлежат лишению, по участию в мятеже, своего имущества, исполнить означенные условия во всей точности, а в противном случае и сии фундуши причислить также к первому разряду».³⁹⁵

Список со всех этих правил, или положений, был передан Кочубеем князю Мещерскому, с такой оговоркой, что «он сообщается только для собственного сведения Мещерского и для предложения св. синоду и комиссии духовных училищ в виде особых Высочайших повелений единственно того, что потребует непосредственного с их стороны исполнения; рассуждения же комитета не должны быть оным сообщаемы, так как и самому существованию комитета не дано никакой гласности». Кроме синода и комиссии духовных училищ, списки с этого положения сообщены были министру финансов и военным генерал-губернаторам: киевскому, волынскому и подольскому. Губернаторы обязаны были пригласить, от имени Государя, русских помещиков в означенных губерниях к построению в имениях своих каменных православных церквей, а министр финансов должен был распорядиться постройкой православных церквей в казенных, или конфискованных имениях. Синод, со своей стороны, предписал преосвященным: киевскому, могилевскому, минскому, подольскому и волынскому безотлагательно заняться приведением в известность: «где в казенных селениях нужно основать вновь приходы и церкви и в каких оставить ныне существующие, но, по ветхости некоторых, исправить оные починкой; какие именно селения и в каком количестве душ мужска и женска пола должны будут составлять вновь предполагаемые приходы и какого пространства церкви представится нужным там построить; также, в каких частях требуют исправления существующие ветхие церкви; а потом все сии сведения, соображения и назначения, каждому по своей епархии, представить немедленно в св. синод». Затем велено было синодом войти архиереям в рассмотрение: нет ли надобности устроить каменные церкви в имениях, конфискованных по случаю мятежа, а также представить синоду, в каких местах, при каких селениях и душах обоих полов и какой величины признано будет нужным построить церкви, дабы для постройки оных св. синод мог отнестись к министру финансов о назначении сумм из полученных с сих имений доходов; для поддержания же православных храмов в помещичьих имениях синод позволил строить и исправлять починкой деревянные церкви. Относительно же духовенства западных епархий синод предписал архиереям этих епархий приложить попечение о замещении священнических вакансий людьми образованными в России, а для сего принять за правило о таковых вакансиях сообщать преосвященным: киевскому, черниговскому и полтавскому, с присовокуплением сведений о количестве прихожан и способах к содержанию священника, для объявления в их епархиях, как находящимся уже при местах священникам, так и воспитанникам духовных семинарий, окончивших учение, и требовать от них, преосвященных, увольнения тех, кои занять сии вакансии пожелают; в случае же, если никто из сих трех епархий не изъявит желания перейти, обращаться с подобными требованиями к другим ближайших великороссийских епархий архиереям, предоставляя переводимым всевозможные пособия, а наконец, при неуспехе, в синод. Для улучшения содержания священнослужителей, находящихся в затруднительнейшем, в сравнении с другими епархиями, положении, преосвященные обязаны в свое время представить синоду о назначении таковым нужного пособия, излагая в представлениях своих все потребные сведения о количестве и звании прихожан, о выгодах, какие для священнослужителей существуют, и о том, в какой мере, по их усмотрению, должно быть определено пособие. В тоже время синод, на основании полученных сведений о причтах церквей минской и могилевской епархий, назначил им вспомогательные оклады до 88.000 р. из ассигнованных на этот предмет 500.000 р. (ассигн.), имея в виду назначить такие же оклады и причтам церквей епархий волынской и подольской. Наконец, дано было приказание преосвященным: киевскому, черниговскому и полтавскому, чтобы они, в случае требования от них лиц на священнические вакансии в западные епархии, всемерно старались находить достойных к тому кандидатов, со всеми теми качествами, какие в Высочайшем повелении означены, «употребляя к склонению оных благоразумные меры своего убеждения, и изъявивших на то согласие препровождали к местному начальству со всеми нужными об них сведениями».³⁹⁶

Комиссии духовных училищ в деле устроения духовной части в западных епархиях предлежало дать свое мнение по предположению комитета обращать священно- и церковнослужительских детей губерний: Подольской, Волынской и Минской в русские, лучше устроенные семинарии и предпочтительно в киевскую, полтавскую и черниговскую, так как разговорный язык жителей губерний Западных и Малороссийских довольно близок один к другому. Комиссия нашла это предположение комитета не совсем удобоисполнимым и, вместо него, представила свое, вполне одобренное Государем, который на проекте комиссии написал: «Справедливо». Вот что писала по этому случаю комиссия: «Если большое число детей из минской, подольской и волынской епархий обращать в семинарии других епархий, то чрез сие самое по необходимости приметным образом выразится неблагоприятное мнение правительства о училищах и духовенстве означенных епархий, а сие может в сем духовенстве произвести уныние и упадок духа и ослабить охоту вступать в духовное звание. Духовенство вышеозначенных епархий, хотя по истине требующее усовершения, заслуживает однако же быть сохранено от уничижения, по тому уважению, что оно как в прежние времена, так и во время последних происшествий, постоянно действовало в духе верности и приверженности к Высочайшему Императорскому престолу.

Родителям отдавать детей в училища своей епархии несравненно удобнее, нежели в чужие, по причинам местным, хозяйственным, нравственным. Связь всех мест одной епархии с епархиальным городом дает удобство доставлять детей в училища, брать в дома родителей, поведываться о них, поручить их надзору знакомых и проч. Посему отправление детей, особенно незрелого возраста, в чужие епархии по необходимости должно быть отяготительно и для родителей, и для детей.

Замечено по духовному управлению, что ученики семинарий скорее наполняют места службы, близкие к местам учения, нежели отдаленные. Посему надлежать опасаться, что часть детей, обучающихся в чужой епархии, отвлечена будет от службы своей епархии. Таковая потеря особенно должна быть чувствительна для скудной духовенством епархии минской, но и для прочих сие обстоятельство требует предусмотрительной осторожности.

Для семинарий киевской, черниговской, полтавской, довольно полных учениками своих епархий, не может быть без некоторого утомительного обременения прибавление значительного числа иноепархиальных, для учения, содержания и надзора. Напротив того, каждая епархия собственно для себя усовершать свою семинарию имеет более и удобства, и побуждений к ревности, весьма естественных.

Из таковых соображений по необходимости происходит заключение, что обращение детей в иные епархиальные семинарии не есть одна из преимущественно удобных мер к желаемому усовершению местного духовенства, и что нужно для достижения сей цели, или в помощь или даже взамен, употребить другие, кои могут быть следующие:

а) Иметь всегда в присоединенных от Польши епархиях архиереев чисто русского происхождения и собственно русского образования, избираемых с особенным вниманием.

б) Тоже самое правило наблюдать в назначении ректоров, инспекторов и профессоров в семинарии сих епархий.

в) Сим должностным лицам, при образовании ума и нравов детей, всемерно стараться направлять сие образование к единству с великой Россией, как относительно монархического и патриотического образа мыслей, так и относительно самого языка и обычаев, и сие направление простирать к той цели, чтобы воспитывающиеся в семинариях, по вступлении в духовную службу, ревновали о распространении и сохранении того же духа единства и в прочих званиях, с коими они по своему служению в соприкосновении будут.

г) С сею же целью воспитанников семинарий минской, подольской и волынской, назначаемых для образования в духовные академии, посылать предпочтительно в академии более центрально-русские, т. е. в с.-петербургскую и московскую, и, по совершении в них учебного курса, определять на положенные уставом четыре года учительской службы в собственно русские губернии, а потом обращать для дальнейшего служения в пригородные им епархии».³⁹⁷

Мысль о западных епархиях так сильно занимала покойного Государя, так озабочивала его, что он, еще прежде поднесения на утверждение вышеприведенного положения особого комитета, приказал синоду послать двух надежных лиц для осмотра волынской и подольской епархий. На отчете комиссии духовных училищ за 1830 год он написал: «Св. синоду послать надежных два лица для осмотра волынской и подольской епархий, обратив особое внимание на скудость церквей и причтов и на образованность духовенства, на счет коего имею самые невыгодные сведения; притом, непременно определить вспоможение церквам того края, дабы привести в должный вид и в таковом поддерживать во избежание соблазна от католиков».³⁹⁸ В исполнение этого приказания, синод отправил ревизорами в подольскую епархию киевской Владимирской церкви протоиерея Скворцова, а в волынскую московской Троицкой церкви протоиерея Платонова, снабдив их особою инструкцией, соответственно возложенному на них поручению. Кроме этих двух ревизоров, в 1832 г. был послан, также по Высочайшему повелению, обревизовать витебскую и могилевскую епархии калужский протоиерей Зверев.³⁹⁹

Результаты этих ревизий явственно обнаружили грустное и жалкое положение православия в Западных губерниях и всю необходимость того особого положения о западных епархиях, которое приведено выше. В тоже время эти ревизии дали правительству возможность осуществить и приложить к делу некоторые статьи этого положения, указав ему на то, где и какие церкви и в чем именно требуют попечения и вспоможения. С этого времени началась особенно живая деятельность: указом от 24-го марта 1833 г. велено было отпускать ежегодно 150.000 рублей (асс.) на постройку православных церквей в казенных селениях губерний: Киевской, Волынской и Подольской, возведение этих церквей приказано начать в тех местах, в которых они признаны будут нужнее, по усмотрению св. синода и министерства внутренних дел, и было положено строить по две церкви в год, так, чтобы все вообще церкви были выстроены в течение 12-ти и не более 20-ти лет. Для надзора и распоряжений по этим постройкам учреждены были особые в тех губерниях временные комитеты.⁴⁰⁰ Кроме того, комиссия духовных училищ уделила часть своих капиталов для единовременных пособий бедным приходам подольской и волынской епархий.⁴⁰¹ Помещиков-католиков гражданское местное начальство обязывало подписками строить и починять находящиеся в их имениях православные церкви.⁴⁰²

Вместе с устройством церквей, обращено было внимание правительства и на обеспечение содержания духовенства западных епархий: назначены были вспомогательные оклады беднейшим причтам этих епархий из определенной для этого общей суммы 500.000 р. (асс.).⁴⁰³

Особенным изменениям подверглись в царствование Николая I пределы тех из западных епархий, которые образовались из прежде бывших униатских, а также отчасти и некоторые из древлеправославных, соседственных с ними, как, например: минская, волынская и полоцкая. При вступлении на престол Императора Николая I все униатские церкви, именовавшиеся тогда не греко-униатскими, а римско-униатскими, разделены были на четыре епархии: 1) литовско-виленскую, называвшуюся митрополичьею, 2) полоцкую, 3) луцкую и 4) брестскую. Литовская или митрополичья епархия заключала в себе все униатские церкви губерний Виленской и Курляндской, а также находившиеся в Минской губернии в уездах: Дисненском, Вилейском, Борисовском, Минском, Игуменском и Бобруйском, числом до 300; полоцкая ограничена была губерниями: Витебскою, Могилевскою и Псковскою; луцкая вмещала в себе губернии: Киевскую, Волынскую и Подольскую; брестскую же епархию составляли Белостокская область, Гродненская губерния и Минской губернии уезды: Слуцкий, Пинский, Мозырский и Речицкий,⁴⁰⁴ исключая новогрудской церкви, которая причислена была к литовской епархии, как соборная униатских митрополитов. Из этих 4-х епархий двумя всегда управлял митрополит униатский, именно так называемою митрополичьею, или литовско-виленскою, и еще которою-либо из трех остальных, смотря по тому, какая из них находилась в его управлении в то время, когда он назначался митрополитом; остальные же две управлялись своими самостоятельными архиереями, так что всех епархиальных униатских архиереев, было не четыре, как бы следовало по числу епархий, а только три. Каждый самостоятельный архиерей имел суффрагана или викарного епископа,⁴⁰⁵ каждая епархия – свою консисторию. Униатская иерархия в первые два года царствования Императора Николая I состояла из следующих лиц: митрополита греко-униатских церквей, епископа брестского, Иосафата Булгака, архиепископа луцкого Иоанна Красовского и полоцкого епископа Иакова Мартусевича. Викарными епископами были в это же время: Головня, епископ оршинский, викарий литовский, Сероцинский, епископ пинский, викарий луцкий, и Яворовский, епископ владимирский, викарий брестский.⁴⁰⁶ Такой личный состав униатской иерархии оставался, впрочем, недолго. 22-го апреля 1828 г. последовал указ, которым совершенно изменялся весь прежний порядок управления греко-униатских церквей, а следовательно и порядок епархиальный, ибо по этому указу две из четырех епархий были закрыты. «Управление греко-униатских церквей в России, говорилось в указе, под главным ведением коллегии, предоставить двум епархиальным начальством, учредив при оных кафедральные соборы: 1-й белорусский в городе Полоцке, где пребывает полоцкий греко-униатский архиепископ; 2-й литовский Гродненской губернии Слонимского повета в Жировицком греко-униатском монастыре, обыкновенном местопребывании брестского епископа сего вероисповедания. При каждом имеют быть: консистория, семинария и низшее духовное училище, а в Полоцке, сверх того, духовная греко-униатская академия (последнее было отменено). К епархии полоцкого греко-униатского архиепископства причислить смежные с Белоруссией поветы Минской губернии: 1) Дисненский, Борисовский, Игуменский, Бобруйский, Речицкий, Мозырский; 2) прилегающие к последним двум поветам: в Волынской губернии Овручский, а в Киевской Радомысльский и 3) сопредельный же с Белоруссией округ, где находятся шесть церквей греко-униатских; литовскую же греко-униатскую епархию составить из Гродненской и Виленской губерний, Белостокской области и греко-униатских церквей северных поветов Волынской губернии. О церквах сего вероисповедания, находящихся в других поветах сей губернии, а равно в Киевской и других, греко-униатская духовная коллегия имеет сделать особое подробное положение,⁴⁰⁷ дабы начальство каждой епархии с точностью знало круг своего ведомства; сия коллегия имеет также составить правила для передачи дел из существовавших доныне греко-униатских консисторий луцкой и виленской, по принадлежности, в консистории литовскую или белорусскую и представить на рассмотрение главного управления дел иностранных исповеданий о назначении викарных епископов по епархиям».⁴⁰⁸ Чтобы понять причины такого изменения в распределении униатских епархий, мы должны обратиться к тайным помыслам нашего правительства. В это время уже созрел и был начертан план о соединении униатов с православною церковью; но для приведения его в исполнение нужно было устранить препятствия, которые правительство встречало и со стороны униатских архиереев, и в самом устройстве униатских епархий, и вот явилось новое распределение униатских епархий. О причинах этих перемен главный деятель в деле воссоединения униатов, граф Блудов, писал следующее: «Прежде имелись четыре униатские епархии; две из них, виленская и луцкая, по местопребыванию епархиальных начальств, слишком подвержены были влиянию римских католиков; кроме того, последняя состояла только из 120.000 униатов, в трех губерниях между православными разбросанных, и большую часть своего духовенства отдавала в распоряжение римских католиков для их костелов; ныне сии обе епархии упразднены, чем не только униаты ослаблены, но и доставлена удобность заместить благонадежными людьми важнейшие должности по управлению остальными двумя епархиями. Униаты, составляющие две нынешние епархии, рассеяны по десяти губерниям, из коих в семи имеются епархии греко-российские. Можно будет еще и при существовании греко-униатской коллегии подчинить постепенно униатские церкви сим семи епархиям, оставив только сначала на волю духовенства относиться к униатским архиереям в нуждах совершенно духовных, именно: за великим миром и посвящением в духовный сан. Отдаленность, ласковое обхождение православных духовных начальств и другие, совокупно с сим действующие преобразовательные меры заставят униатских священников вскоре отказаться от сего права. Таким образом, две трети отойдут в ведение греко-российских архиереев: екатеринославского, киевского, подольского, волынского, минского, могилевского и полоцкого, а за сим уже можно будет включить в число греко-российских епархий и литовскую униатскую епархию, ограничив оную Гродненской губернией и Белостокской областью и назначив в ней архиерея православного, или униатского, к греко-российской церкви совершенно присоединившегося».⁴⁰⁹ В этих словах ясно выражены и побудительные причины, и цель, коими руководилось правительство при закрытии двух униатских епархий. Сокращая число епархий, правительство сокращало также и число самых деятельных и влиятельных противников его дела, какими были тогдашние униатские епископы; с другой стороны, растягивая две униатские епархии на десять губерний, от Вильны до Одессы, оно затрудняло этим сношения униатской паствы со своими пастырями и заставляло её по необходимости прибегать для удовлетворения своих духовных нужд к православным пастырям, а также парализовало и делало невозможным влияние униатских епископов на свою паству.

В первый же год по обнародовании указа о новом устройстве униатской церкви, один из униатских архиереев, управлявший луцкою епархией, Кирилл Сероцинский, остался за штатом (другой, Красовский, умер еще прежде) и, таким, образом потерял значение и влияние на свою паству. Но чтобы дать ему какое-нибудь место, или, выражаясь его языком, где-бы нибудь прикрыть ему голову,⁴¹⁰ он был назначен присутствующим в униатскую коллегию, и потом председателем жидичинской администрационной комиссии; в этой должности он и умер.⁴¹¹

Но правительству мало было того, чтобы редел строй его противников, ему нужны были и пособники в исполнении его планов; а потому оно, воспользовавшись болезнью одного из униатских викариев, Льва Яворовского, отправившегося для своего излечения заграницу, возвело в викария белорусской греко-униатской епархии епископа Мстиславского, старшего заседателя униатской коллегии, Иосифа Семашку, которого направление было хорошо ему известно.⁴¹² Счастье благоприятствовало правительству: в промежуток времени от 1829 по 1833 год не осталось ни одного из враждебных ему четырех униатских епископов: в 1831 г. умерли Сероцинский и Головня, а в 1833 г. Мартусевич и Яворовский.⁴¹³ Смерть последних совершенно развязала руки правительству и оно немедленно приступило к новому преобразованию униатских епархий, без сомнения, с целью скорейшего осуществления своего плана: воссоединить униатов с православною церковью. 2-го апреля 1833 года Семашко сделан самостоятельным литовским епископом, а митрополит Булгак переведен в Полоцк, с наименованием архиепископом полоцким.⁴¹⁴ В том же году (11-го декабря) назначены были новые викарные для униатских епархий: для полоцкой Василий Лужинский, для литовской Иоасафат Жарский, с наименованием епископа пинского, и Антоний Зубко, с титулом епископа брестского.⁴¹⁵ Все эти три лица находились на стороне правительства и были, по выражению Блудова, «не только надежные делатели в пользу православия, но и оплот от перехода униатов в латинский обряд, в случае совершенного прекращения иерархического управления греко-униатской церкви».⁴¹⁶ Самое перемещение униатских архиереев из одного места в другое, перемена кафедр – полоцкой на место виленской, виленской на место полоцкой – было не пустым, бесцельным передвижением, игрою в названия и титулы, но имело смысл и значение, было плодом глубоко обдуманного плана. Для литовско-виленской епархии, где элемент униатско-католический лежал сплошною массою, где униатов считалось целою сотнею тысяч более полоцкой, требовался архиерей с большею энергией, с более юными силами и с более живою ревностью, нежели какими обладал престарелый униатский митрополит Булгак, и вот его назначают в полоцкую епархию, а Иосифа переводят в виленскую.⁴¹⁷ «Для Литвы, писал Блудов, где нужно более осторожности, продолжительнейших и больших усилий, назначен епископ Иосиф Семашко».⁴¹⁸

Но если и назначение на униатские кафедры архиереев, и самое разделение всех церквей этого исповедания на две огромные епархии, как нельзя лучше соответствовали видам правительства, то нельзя сказать, чтобы такое иерархическое устройство униатской церкви, особенно же такое разграничение униатских епархий, было полезно для иерархического надзора за паствою и для надлежащего управления ею. А потому еще до воссоединения униатов последовало новое разграничение униатских епархий, по которому отчислены были из полоцкой епархии в литовскую все церкви Киевской и Волынской губерний.⁴¹⁹ Совершившееся воссоединение униатов с православною церковью не только не устранило неудобств, происходивших от чрезмерной растянутости униатских епархий, но прибавило еще новые, произведя смешение и столкновение между иерархическими правами архиереев древлеправославных и воссоединенных. Теперь вдруг в одной епархии, именно в минской, явились три самостоятельных архиерея – два воссоединенных – Иосиф и Василий, и один древлеправославный – Никанор; в одном городе (Полоцке) были два архиерея: в одном селе в церкви древлеправославной поминали на службах Исидора, а в воссоединенной – Василия; одним словом, это был хаос, который обыкновенно является в первые минуты по совершении каких бы то ни было переломов в обществе. Даже светские лица, громко говорили о несообразности такого состояния Западного края в иерархическом отношении. Один из тамошних губернаторов, князь Долгорукий, писал по этому случаю к графу Протасову: «Настоящее распределение епархиального духовного управления, при слиянии бывшей унии с православием, представляет во многих отношениях значительные неудобства, тем более, что во многих местах древлеправославные и воссоединенные церкви находятся в одном и том же селении, а между тем подчинены разным епархиальным начальствам, ибо в одной и той же епархии сделалось теперь две епархии православные и два разные управления. Я уверен, что ваше сиятельство изволили уже обратить на сие обстоятельство ваше внимание, но не могу с моей стороны не изъяснить, что очень желательно бы поспешить новым разграничением епархий, и при этом мне казалось бы весьма полезным в тех из них, в кои будут назначены управляющими епископы воссоединенные, определить викарных архиереев из древлеправославных».⁴²⁰ На другой же год по воссоединении униатов стали перечислять церкви из одной епархии в другую и начали к униатским епархиям, по возможности, применять правило, соблюдаемое по отношению к древлеправославным, чтобы пределы епархии совпадали с пределами губерний и чтобы архиереи имели пребывание в губернском городе. Поэтому отчислены были от литовской епархии к минской – церкви, состоящие в Минской губернии, а от минской к литовской – находящиеся в Гродненской губернии и Белостокской области; от белорусской к минской – церкви, состоящие в Минской губернии; от белорусской к литовской – церкви Виленской губернии; далее – от белорусской к могилевской – церкви, находящиеся в Могилевской губернии, и, наконец, от могилевской к полоцкой (или белорусской) епархии – церкви Витебской губернии.⁴²¹ Таким образом, в 1840 году были организованы и устроены четыре западные епархии, состоявшие почти исключительно из воссоединенного из унии народонаселения, именно: литовская, полоцкая, минская и могилевская. Первая из них была образована из губерний Виленской и Гродненской и области Белостокской, получила в иерархическом порядке 2-й класс и заняла место после херсонской; архиерею её Иосифу присвоено название архиепископа литовского и впленского; местопребыванием ему назначена Вильна; Свято-Троицкий виленский монастырь, возведенный в первый класс, отдан в распоряжение литовского архиепископа, как священно-архимандрита монастыря.⁴²² Полоцкая епархия ограничена была пределами Витебской губернии; она была оставлена в 3-м классе, архиерей её получил название полоцкого и витебского, вместо белорусского, как назывался до воссоединения униатский архиерей, и вместо полоцкого и виленского, как назывался древлеправославный.⁴²³ Минская епархия ограничена была пределами Минской губернии, архиерей её, вместо прежнего названия минского и гродненского, получил наименование минского и бобруйского. При этом произошла также перемена и в викарных архиереях: так как у литовского архиерея, по указу 1828 г., положено быть двум викарным епископам, из коих один именовался брестским, а другой пинским, а между тем, по новому распределению границ западных епархий, Пинск вошел в состав епархии минской и следовательно викарий литовского архиепископа носил бы имя, взятое от города другой епархии, что было бы несообразно с каноническими правилами, то, для устранения этого, оставлен был до времени при литовском архиепископе один викарий с названием брестского. Могилевская епархия осталась в прежних границах, только получила нового епископа, Исидора, переведенного сюда из Полоцка, вместо Смарагда, перемещенного в Харьков на место умершего там Мелетия. Впрочем, и минская, и волынская епархии тогда же получили новых архиереев: минский Никанор переведен был в Волынь, а на место его в Минск назначили из воссоединенных архиереев викария литовского, епископа брестского, Антония Зубко.⁴²⁴

Но разграничением четырех вышесказанных епархий еще не кончилось устройство западных епархий: нужно было озаботиться, куда приурочить и кому подчинить церкви воссоединенных униатов, разбросанные по епархиям: киевской, волынской, подольской и херсонской; вопрос этот требовал тем настоятельнее ответа, что самая большая часть воссоединенного народонаселения была уже устроена, оставалось устроить меньшую. Но, между тем, решение этого вопроса было довольно затруднительно для правительства в следующем отношении: воссоединенное духовенство особенно боялось подчиниться древлеправославным архиереям, которых характер и манера управления представлялись ему таким страшилищем, что многие из них не принимали православия единственно по этой только причине.⁴²⁵ В епархиях литовской, минской и полоцкой на этом основании назначены были архиереи из воссоединенных и только одна могилевская получила архиерея из древлеправославных, Исидора, который, во время управления полоцкою кафедрою, ознаменовал себя тихостью и мягкостью, следовательно успел рассеять в воссоединенной пастве всякое опасение на счет своего управления. Что возможно было сделать по отношению к трем вышепоименованным епархиям, того нельзя было сделать по отношению к другим, иначе пришлось бы сменить трех и даже четырех православных архиереев, да еще, в числе их, киевского митрополита; назначить туда архиереев из воссоединенных, при оставлении на своих местах древлеправославных епископов, было бы странно и несогласно с каноническими постановлениями; решились пожертвовать чувствами воссоединенного духовенства в пользу иерархического порядка: в 1841 г. все воссоединенные церкви губерний Киевской, Волынской и Подольской подчинены были местным древлеправославным архиереям.⁴²⁶ Но чтобы смягчить и облегчить для воссоединенного духовенства, сколько возможно, переход под управление наших архиереев, синод дал архиереям киевскому, волынскому и подольскому особенные правила для управления воссоединенным духовенством. В этих правилах предписывалась снисходительность и внимательность к воссоединенному духовенству. Так, велено было избрать в члены консисторий, духовных правлений и попечительств о бедных духовного звания по одному человеку из воссоединенного духовенства, благочинных из воссоединенного духовенства приказано оставить при их должностях, даже экзаменаторов определено было избирать из воссоединенного духовенства. Запрещено было также требовать и поощрять, чтобы воссоединенные священники изменяли одежду, растили бороду и волосы, и ежели бы кто из них и сам того пожелал, то приказывалось сноситься об этом архиереям предварительно с обер-прокурором св. синода. Велено было также не обращать внимания на несоблюдение воссоединенным духовенством постов и употреблять, в случае упущения и проступков с его стороны, меры сколь возможно снисходительные и негласные.⁴²⁷

По-видимому, теперь прочно устроены были западные епархии и пределы их определены надолго; но с образованием в 1843 году новой Ковенской губернии, в состав которой вошли северные уезды Виленской губернии: Тельшевский, Шавельский, Россиенский, Унитский, Новоалександровский, Вилькомирский и часть Ковенского,⁴²⁸ необходимо было вновь разграничить епархии литовскую и минскую, потому что некоторые уезды Минской губернии отошли к Гродненской, которая составляла часть литовской епархии, а от литовской перешел уезд Новогрудский в минскую епархию. Но важнейшим результатом образования новой губернии было восстановление второго литовского викариатства, закрытого с 1840 г., но только не в Пинске, а в гор. Ковно, который по новому учреждению возведен был на степень губернского города Ковенской губернии. Ковко, как видно из писем преосвященного Иосифа,⁴²⁹ был центром оппозиции распространению православия в Западном крае; здесь польское дворянство ясно шло наперекор правительству. Во главе оппонентов стоял Огинский, человек влиятельный по своему общественному положению, богатству и связям при дворе. Нужно было обречь православию, по выражению Иосифа, ультра-католический город, внести в него православные элементы; нужно было избрать его средоточием и главным местом православного духовного управления, – и вот здесь учреждают второе литовское викариатство. Синод, получив повеление Государя об открытии в Ковно викариатства, по обычаю, заготовил доклад сначала о тех основаниях, на которых оно должно быть открыто, а потом другой – о кандидатах на открываемое викариатство. Ковенское викариатство предположено было устроить на следующих основаниях: 1) викарному называться епископом ковенским и иметь местопребывание в находящемся близ Ковно Пожайском Успенском первоклассном монастыре, которого и быть настоятелем; 2) на содержание ему и его штата выдавать каждогодно из государственного казначейства 2.000 р. сер., да на певческий хор 495 р. сер.; 3) вещи для архиерейской ризницы устроить на счет сумм Пожайского монастыря, а до того снабдить его ими из литовской архиерейской ризницы. Из трех кандидатов, представленных на ковенское викариатство – виленского Свято-Духова монастыря архимандрита Платона, ректора казанской духовной академии Иоанна и ректора с.-петербургской семинарии Феогноста, Государь утвердил 3-го июля 1843 г. Платона, как особенно рекомендованного Иосифом.⁴³⁰ Платон, по происхождению чисто русский и древлеправославный, был первый, к которому приложено правило, чтобы викарные воссоединенных архиереев выбирались из чисто русских.⁴³¹ Впрочем, должно заметить, что с выбором Платона более, нежели с выбором кого-либо из архимандритов великорусских, могли мириться чувства воссоединенного духовенства: Платон был несколько времени архимандритом виленского Свято-Духова монастыря, уже как бы освоился с этим краем, сделался там своим, успел снискать особенное сочувствие к себе, а следовательно не представлялся страшным тамошнему духовенству.

Естественным следствием введения западных епархий в новые пределы было учреждение для них новых штатов. Подведя воссоединенные церкви под один уровень с древлеправославными, постепенно подчиняя их во внутреннем и внешнем устройстве общим законам с епархиями русскими, правительство не могло не заметить, что воссоединенные архиереи имели гораздо более способов для своего содержания, чем древлеправославные. Способы содержания сих последних казались довольно скудными, в сравнении с доходами бывших униатских архиереев, получавших оные с так называемых фундушей, приписанных к их кафедрам. На эти доходы, довольно значительные, но неравномерно распределенные, они должны были содержать себя, свой штат, кафедральный собор, семинарию и консисторию. Кроме доходов с фундушей, униатские архиереи, хотя не все, получали еще жалование от казны.⁴³² Такой способ содержания униатских архиереев, общий с католическими епископами, представлял много неудобств. Кроме того, что он был довольно неверен, подлежал многим случайностям и не совсем соответствовал достоинству сана, он изымал униатских архиереев от контроля в употреблении сумм, делал их свободными и независимыми от правительства в своих экономических распоряжениях, давал простор их произволу и доставлял им много случаев к злоупотреблениям. Архиереи большую часть фундушевых доходов употребляли на свои нужды и прихоти, отнимая необходимое и должное у семинарий, которые они должны были содержать, тратили на обеды и угощение многочисленных своих гостей деньги, долженствовавшие идти на стол семинаристов, а между тем записывали в семинарский расход. Чтобы больше сберечь для себя из фундушевых доходов и меньше истратить на семинарии, архиереи всегда старались иметь в них учеников почти наполовину меньше против числа, положенного штатом.⁴³³

Самое управление фундушевыми имениями и их хозяйство шли самым беспорядочным образом. Администраторы имений ни мало не заботились о благосостоянии и улучшении их; напротив, для своих корыстных видов, они входили в разные преступные сделки с жидами и другими промышленниками, разоряли имения и доводили их до самого жалкого положения. Притом, у каждого архиерея был целый рой родственников под разными названиями: братьев, сестер, племянников, племянниц, зятьев, невесток, которые распоряжались в фундушевых имениях своего родственника-архиерея, как в собственной вотчине; все они друг перед другом старались урвать для себя что только можно, пока жил их родственник-архиерей и, таким образом, высасывали из фундушей последние соки, и не раз случалось, что преемник умершего архиерея не находил в доставшемся ему фундуше, по характеристическому выражению одного униатского оффициала, ни шерстинки, ни пылинки, ни перинки, т. е. ни хлеба, ни скота, ни птиц.⁴³⁴ Даже архиереи привыкли смотреть на фундуш, как на свое родовое имение, строили в нем для своей пользы разные хозяйственные заведения, как-то: мельницы, корчмы, которые по смерти архиереев их родственники старались присвоить себе и, таким образом, отсюда возникали разные жалобы, споры, суды и кляузы.⁴³⁵ Наконец, такой образ содержания униатских архиереев гибельно действовал на их нравственность и развивал в них привычки помещиков, со всеми свойствами помещичьего нрава: жестокостью, самоуправством и даже развратом. Но что еще хуже, эти привычки помещика и все злоупотребления, проистекающие из помещичьей власти, архиереи привносили в область духовных своих прав. По крайней мере, известно, что один из униатских архиереев, именно Красовский, ведя жизнь разгульную, сам бил подчиненных ему духовных, а крестьян фундушевых угнетал поборами, работами, и наказывал жестоко.⁴³⁶ Правительство, чтобы ввести какой-нибудь порядок, учредило временные комиссии для управления фундушевыми имениями жидичинской, жировицкой и овручской бенефиций, предписало этим комиссиям особенные правила⁴³⁷ и вменило в обязанность греко-униатской коллегии требовать от комиссий ежемесячные отчеты о доходах и расходах. Но так как и при этом злоупотребления не прекращались,⁴³⁸ то правительство решилось, для совершенного уравнения в способах содержания воссоединенных и древлеправославных архиереев западных епархий, отобрать в казну все недвижимые населенные имения, принадлежавшие епархиальным управлениям, кафедральным соборам и монастырям Западного края, а также воссоединенным духовно-учебным заведениям. Замечателен указ, обнародованный по этому случаю: «Блаженные памяти, так гласит он, Государыня Императрица Екатерина вторая, наша вселюбезнейшая бабка, последуя мудрому указанию бессмертного прародителя нашего Государя Императора Петра Великого, зиждителя нынешнего величия Богом врученной Нам державы, в самом начале царствования своего усмотрела, сколь неприлично духовному чину отвлекаться от его прямых, священнейших обязанностей мирскими попечениями, и, видя, что управление многочисленными населенными имениями было для него обременительно, не доставляя и подвластным ему крестьянам желаемой пользы, повелела: передать оные в казенное ведение и управление, а на содержание духовенства назначила постоянные, оклады жалования по высочайше утвержденным штатам.

Впоследствии правосудным Божиим промыслом возвращены отечеству нашему западные области его, в которых, по особенным обстоятельствам того времени, необходимость требовала оставить на попечении духовенства недвижимые населенные имения, впредь до усмотрения. Ныне, когда в сем крае изглажены следы чужого временного владычества, когда он снова столь тесно и неразрывно соединился с Россией, что в прошедшем году оказалось уже необходимым предоставить ему и общие с нею законы, и когда всещедрый Бог, ниспосылая благословение свое на любезное отечество наше, дарует Нам средства постоянно возводить оное на высшую степень благоустройства, Мы признали за благо освободить и духовенство западных областей от несвойственных ему забот, и, постановив привести для сих областей в действо меру, великими предками нашими принятую для прочих частей Империи. Мы, с тем вместе, вознамерились явить новое доказательство попечения Нашего об улучшении положения духовенства, и с сею целью предназначили, сверх всех доходов с обращаемых в казенное управление духовных имений, особые способы, как на содержание духовенства, так и на лучшее устройство принадлежащих ему учреждений, дабы возвысить и обеспечить полезное их существование на будущее время. Вследствие сего повелеваем: 1) все недвижимые населенные имения православного духовенства Западных губерний передать в ведение и управление министерства государственных имуществ, за исключением имений, состоящих во владении собственно приходского белого духовенства, не принадлежащего к нынешнему составу кафедральных соборов. 2) Составить для епархиальных управлений, кафедральных соборов и монастырей штаты, с назначением в оных окладов, сообразных с потребностями лиц и мест и приличных сану и степени каждого, и поднести оные на Наше утверждение».⁴³⁹ Действительно 1-го января 1842 г. Государем были утверждены штаты для западных епархиальных управлений. Сообразно разделению наших епархий на три класса, и оклады штатные были положены трех разрядов: епархиальному архиерею 1-го класса на содержание его самого, архиерейского дома, кафедрального собора и певческого хора 12.000 руб. серебром, архиерею второклассной епархии 10.000 р. серебр., третьеклассной – 8.600 руб. сер., викарному епископу – 2.000 р. сер., а если при нем есть певческий хор, то на него 495 руб. сер. Духовные консистории разделены были на два разряда; основанием для сего было принято число православного народонаселения епархии. К первому разряду принадлежали консистории тех епархий, в которых православное народонаселение превышало 700.000 душ; жалования на эти консистории положено было 5.300 руб. сер., ко второму разряду отнесены консистории тех епархий, где православное народонаселение простиралось от 400.000 до 700.000 душ; на содержание этих консисторий ассигновано 4.800 руб. сер.⁴⁴⁰

Когда правительство наше задумало уничтожить унию, ему необходимо должно было искать себе пособников в этом деле среди тех людей, которых оно же само облекло особою властью и особыми полномочиями, именно, между губернаторами и архиереями Западного края, и потому, прежде всего, оно обратило внимание на эти лица, и действительно губернаторы ненадежные, или заподозренные в потворстве католическо-польским стремлениям, были удалены из Западных губерний и заменены новыми, способнейшими. Потом обратили внимание и на православных архиереев тамошних областей. Все они были старики,⁴⁴¹ с довольно ограниченными способностями, без энергии, с довольно угловатыми манерами и приемами, без той проницательной и благоразумной осторожности, которая так необходима была в виду предстоявших религиозных событий. 13-го апреля 1831 года Государь, чрез князя Голицына, приказал синодальному обер-прокурору князю Мещерскому распорядиться ныне же, по сношении с митрополитом Филаретом, об определении во все четыре епархии возвращенного от Польши края, «на место настоящих епископов, других архипастырей, отличающихся деятельностью, просвещением и кротостью».⁴⁴² Синод, или лучше Филарет, до приезда которого из Москвы в Петербург отложили и совещание в синоде о назначении новых архиереев, должен был озаботиться смещением и размещением старых архиереев и назначением на места их новых. При этом синод, желая избежать одновременного смещения всех четырех архиереев западных епархий, постановил привести в исполнение этот план исподволь, но и без большой медленности, чтобы быстрою и одновременною сменою не придать этому распоряжению вид чего-то необыкновенного. На общем совещании, бывшем между князем Голицыным, митрополитом Филаретом и князем Мещерским, также было положено тихо и постепенно осуществить эту меру. Начали с могилевского Павла, которого, под видом повышения, послали в Тобольск, куда он приехал только для того, чтобы умереть. На его место из трех кандидатов: Афанасия нижегородского, Гавриила калужского и Кирилла вятского, избран был, без сомнения, по рекомендации и совету Филарета, Гавриил. Когда дело шло о назначении кандидатов на могилевскую епархию, Филарет еще не приехал в Петербург, а потому Мещерский письменно спрашивал его мнения об избранных на могилевскую кафедру кандидатах. «Синод, писал Мещерский, которому не было сообщено о секретном повелении в отношении к польским губерниям, назначил уже к переводу на могилевскую кафедру Афанасия нижегородского, Гавриила калужского и Кирилла вятского. Но прежде поднесения о сем доклада на Высочайшее утверждение, для возможного соглашения, в таком случае, мнения вашего с представлением синода, я поставляю долгом обратиться к вам, м. г. и архипастырь, с покорнейшею просьбою уведомить меня, кого из сих кандидатов изволите находить способнейшим к занятию архиерейской в Могилеве вакансии, дабы я мог обратить внимание Его Величества предпочтительно на сие лицо, как получившее и ваше одобрение.

По сему заключению перемещение преосвященного Гавриила, как по его качествам, так и по недальнему расстоянию от Калуги, может быть удобнее совершено. Он жалуется с некоторого времени на упадок здоровья, но по епархиальному управлению сего не заметно. В Могилеве, вероятно, ему будет вдвое менее трудов, по небольшому числу православного духовенства. На его же место, кажется, всего лучше перевести из Вятки пр. Кирилла, чтоб иметь его ближе от Петербурга, для вызова в нужном случае к присутствованию в синоде, чего нельзя б было уже предполагать, если б еп. вятский избран был в могилевского, по необходимости иметь пребывание епархиальным начальникам в тех местах. Впрочем, если всегда было нужно, то ныне еще необходимее поберечь отличнейших людей для епархий русских, как и для главного управления духовных дел».⁴⁴³

После могилевского Павла, очередь дошла до подольского Ксенофонта. С ним не церемонились. Следуя прежним примерами, синод поручил митрополиту Серафиму написать к Ксенофонту частное письмо с советом прислать в синод прошение об увольнении его от управления подольской епархией. Впрочем, в этом письме Серафим должен был объяснить ему истинную причину такого совета, не скрывая от него, что Государь, обращая особенное внимание на нынешнее положение духовной части в том крае, требует от начальника епархии деятельности в такой степени, какой он, при 70-ти летнем возрасте, иметь не может.⁴⁴⁴ Ксенофонт прислал прошение и был уволен. Синод уже приступил к избранию кандидата на его место, как получено было известие о смерти Павла, незадолго перед тем переведенного из Могилева в Подольск. «Эта кончина Павла и увольнение Ксенофонта, по выражению Мещерского, представили сугубую удобность к исполнению Высочайших видов в отношении к Западным губерниям вдруг по двум епархиям, если Государь назначит в Подольск одного из представленных кандидатов, а в Тобольск переведет Анатолия минского». Митрополит Филарет также согласен был на перевод Анатолия из Минска в Тобольск и писал, что «лучшего случая для перемещения Анатолия из Минска представиться не может; ибо он, по степени своей епархии, не будучи из младших архиереев, мог бы поступить, с переводом в Тобольск, на старейшую и почетнейшую кафедру, а что касается до вакансии подольского архиерея, то хотя и все избранные кандидаты почитаются надежными к занятию важного сего места, но предпочтительнее он мог бы рекомендовать преосвященного вятского, который, кроме отличных качеств ума и сердца, достоин и по долговременному служению в епископском сане лестного повышения и особенной доверенности».⁴⁴⁵ После такого отзыва, конечно, избрание Кирилла на подольскую кафедру утверждено было и Государем. Но над Анатолием судьба сжалилась и избавила его от Тобольской кафедры; неизвестно почему, только синод переменил свои мысли касательно перевода Анатолия в Тобольск; может быть, смерть Павла напомнила, что и Анатолий не вынесет почетной ссылки, как не вынес её Павел. Как бы то ни было, только в Тобольск назначили нижегородского Афанасия, а на место Афанасия перевели волынского Амвросия;⁴⁴⁶ Анатолия же Государь назначил сам во вновь открытую тогда симбирскую епархию. Таким образом, смещены были старые архиереи с минской и волынской кафедр. На упразднившиеся кафедры, по рекомендации Филарета, назначили: на минскую тамбовского Евгения, на волынскую курского Иннокентия. Филарет по этому случаю дал следующий отзыв о кандидатах на минскую и волынскую кафедры: «Оба представляемые епископа, курский и тамбовский, могут с благонадежностью занимать сие важное по многим отношениям место (волынскую кафедру), но в первом из сих кандидатов, полагаю, более опытности; хорошо знаю благоразумную его осторожность и потому почитаю его наиболее способным для управления волынской епархией».⁴⁴⁷

В 1850 году генерал-губернатор Восточной Сибири Муравьев представил Императору Николаю I проект о новом разделении и устройстве разных частей края, вверенного его управлению. Проект Муравьева состоял в том, чтобы, сверх существующих в Восточной Сибири губерний: Иркутской и Енисейской и недавно учрежденной Камчатской области, образовать там: 1) Забайкальскую область, с областным городом в местечке Чите, составив оную из Забайкальских округов Иркутской губернии, Верхнеудинского, за исключением пограничного города Троицкосавска, и слобод Кяхтинской и Усть-Кяхтинской и Нерчинского, с разделением первого округа на два: Баргузинский (Северная часть бывшего Верхнеудинского округа) и Верхнеудинский; 2) Якутскую область, независимую от иркутского губернского управления, сохранив, впрочем, в ней прежнее её разделение на 6 округов: Якутский, Олекминский, Вилюйский, Верхоянский, Колымский и Охотский (который был присоединен к Якутскому краю, по случаю упразднения в 1848 году Охотского приморского управления), и 3) Кяхтинское градоначальство, образовав его из вышеупомянутых города Троицкосавска и слобод Кяхтинской и Усть-Кяхтинской, с принадлежащими к ним землями. В проект о преобразовании разных частей гражданского управления Восточной Сибири Муравьев внес также свои предположения о необходимости некоторых изменений и по тамошнему духовному управлению. Касательно этого предмета он так писал Государю: «В Камчатке имел я честь встретить епископа камчатского и американского, пресвященного Иннокентия. Ваше Величество изволите сами знать и ценить этого достойного пастыря; мне остается только сказать, что поучительные беседы его со мною ознакомили меня с этими отдаленными странами. Неутомимая его деятельность, при истинно христианском смирении и беспредельной преданности к Вашему Величеству и пользам службы Вашей, обещают самые благие последствия в странах, назиданию его вверенных; но дабы вполне воспользоваться этими редкими достоинствами, необходимо расширить круг его действий и, присоединив к его епархии Якутскую область, самому ему назначить местопребывание в Авачинской губе в Камчатке; если же есть надежда открыть сообщение Забайкальского края с Охотским морем, то полезно было бы преосвященному Иннокентию иметь в епархии своей все эти страны и викарного епископа в Забайкалье; взамен же этих областей, епархию архиепископа иркутского полезно было бы распространить на запад и присоединить к ней Енисейскую и Томскую губернии, с викарными епископами в Томске и Красноярске. Во всяком случае, дерзаю всеподданнейше просить Ваше Величество о возведении камчатской епархии в архиепископскую, что будет совершенно согласоваться с новыми видами Вашими на эти страны и соответственно достоинствам преосвященного Иннокентия».⁴⁴⁸ Государь передал проект Муравьева на рассмотрение в комитет министров, который, одобрив оный в общих чертах, препроводил предположение генерал-губернатора о расширении пределов камчатской епархии на соображение св. синода. Синод потребовал от преосвященных иркутского и камчатского их мнений и заключений по предмету присоединения Якутской области к камчатской епархии, именно: касательно разграничения пределов иркутской и камчатской епархий и назначения местопребывания для архиерея и семинарии. Преосвященные согласно полагали, что пределы Якутской области должны быть пределами и камчатской епархии. Относительно же местопребывания камчатского преосвященного Иннокентий находил, что из городов его епархии самыми удобными для этого представляются Якутск и Аян, менее же всего удобным Новоархангельск. При этом он не преминул повторить свои проекты, касающиеся лучшего устройства камчатской епархии, как-то: об учреждении в Америке викариатства, об увеличении числа священников, об улучшении их нравственного и материального состояния, об устройстве подвижных церквей в Якутской области, о переводе на якутский язык богослужебных книг и т. п. Чтобы судить о степени основательности мыслей Иннокентия касательно вышеприведенных предметов, мы, для образца, приведем здесь его суждения о выборе места для пребывания камчатского архиерея и о необходимости учреждения викариатства в Америке. «Приличнее основать архиерейскую кафедру и семинарию – писал он – в г. Якутске, как месте более удобнейшем, в сравнении со всеми другими местами; Якутск есть город довольно древний, с несколькими церквами и монастырями; следовательно для занятия должностей по епархиальному управлению, если и надобно будет требовать духовных лиц из других епархий, то гораздо менее, чем в Новоархангельск и Петропавловск, и исполнение этого требования будет сопряжено с меньшими затруднениями и издержками. В Якутске жизненные припасы и материалы для построек и рабочие несравненно дешевле, чем во всех других местах камчатской епархии, и даже отчасти чем в Иркутске, и получение оных не сопряжено ни с какими затруднениями. Что же касается до неудобств, то сравнительно с другими местами камчатской епархии, можно сказать, Якутск не представляет никаких; ибо главное и почти единственное неудобство, которое представлялось при изложении моего мнения в 1847 году о перенесении архиерейской кафедры из Америки в Аян, т. е. не совсем постоянное правильное сообщение между Якутском и Аяном, в настоящее время устраняется почти совершенно учреждением почтовых станций. Следовательно при этом способе сношений для камчатских и американских церквей будет почти все-равно, где бы ни находилась архиерейская кафедра – в Аяне-ли или Якутске; потому что ответы на бумаги из Камчатки и Америки могут быть получены там в тоже самое лето, в которое они присланы, а равно и ставленники могут возвращаться на свои места в одно и тоже лето. Но здесь я считаю нужным сказать об одном обстоятельстве, которое весьма много может подействовать и на обстоятельства самого Якутска и которое в настоящее время хотя еще, можно сказать, не существует, но очень скоро может осуществиться и принять большие размеры, а именно, если, как говорит генерал-губернатор Восточной Сибири в донесении своем Государю Императору, надежда открыть сообщение Забайкальского края с Охотским морем осуществится, тогда на устье Амура быстро может развиться обширнейшая торговля, заграничная и внутренняя, и следовательно тогда там, при всех местных средствах к осуществлению и развитию гражданственности, скоро может устроиться город, а это обстоятельство, ясно, уронит торговлю Якутска. Но все это еще пока только надежды и, притом, если бы это осуществилось, то нисколько не будет касаться собственно действий епархиального управления и надзора в Якутской области, ибо чрез это число жителей там не может уменьшиться. И тогда ежели и потребуется какое-либо изменение в рассуждении сего, то не более, как только вместо епархиального управления учредить викариатство; а оно, да будет мне позволено сказать здесь, явно необходимо, как по числу жителей и отдаленности от губернского города, а более по местным обстоятельствам, совершенно непохожим на обстоятельства других епархии (например: якуты, пока будут скотоводами, не могут жить большими селениями, а число их очень значительно и духовное состояние их очень неудовлетворительно); следовательно это предвидимое мною обстоятельство (амурское), по мнению моему, нисколько не может быть каким-либо неудобством к приведению в исполнение основания кафедры в Якутске. Что же касается до семинарии, то иметь оную, по мнению моему, гораздо полезнее, удобнее и выгоднее будет на устье Амура, чем в Якутске, и потому я полагал бы оставить оную в Новоархангельске до окончательного устройства епархиального управления в Якутске, и это тем удобнее может быть допущено, что я на будущее лето намерен отправиться в Америку, как для решения дел, требующих моего присутствия, так и для окончательных распоряжений, какие мне будут указаны св. синодом по случаю перенесения кафедры; следовательно семинария и будучи в Новоархангельске, еще довольно времени будет оставаться под личным моим надзором, а между тем и амурские обстоятельства уяснятся и приготовится место для помещения семинаристов.

После Якутска более других мест представлял и ныне представляет удобств к основанию кафедры Аян, и именно тем, что он есть центр сношений Америки и Камчатки с Якутском и Россией; но ежели откроется прямое сношение Забайкальского края с Охотским морем, тогда центром сношений Америки и Камчатки с Россией явно будет не Аян, а устье Амура, и следовательно тогда Аян останется самым незначительным местечком, куда не более, как месяца на два будут приезжать несколько приказчиков и два-три судна приходить в порт для передачи и приема грузов – не более; ибо вблизи Аяна обитают одни только кочующие тунгусы, следовательно в настоящее время и при предвидимых обстоятельствах амурских основывать кафедру в Аяне нет никакой надобности, тем более, что, как сказано выше, неудобство сношений между им и Якутском устраняется.

Что касается до Петропавловского порта, то он менее всех представляет удобства, для основания там кафедры, а особенно семинарии. Удобство только одно то, что сношения с Россией могут производиться чаще, т. е. два раза в год, а потому и ответы на бумаги могут быть получаемы чрез 12 или 11 месяцев, вместо 18. Но зато он представляет и много неудобств, как-то: недостаток в строевом лесе, дороговизна во всех товарах и припасах, так что там нет, напр., совсем свежего мяса, да и свежая рыба бывает не более, как в течение 3-х или 4-х месяцев, а, в остальное время года, кроме солонины, нельзя иметь ничего. Число церквей и духовенства в Камчатке почти не более, как и в Америке, следовательно нельзя будет обойтись без требования людей из России, для занятия важнейших должностей по управлению и семинарии. Увеличить же число духовенства и церквей в Камчатке явно невозможно, по крайней мере потребует чрезвычайных издержек, ибо в Камчатской области число жителей очень невелико (собственно камчадалов и олюторцов не более 4.000). О неудобстве помещения кафедры в Новоархангельске я даже не считаю нужным и говорить здесь».

О необходимости учреждения викариатства в Америке, с подчинением ему всех тамошних церквей и миссий, Иннокентий писал следующее: «Викариатство в Америке было бы даже почти полезнее, чем пребывание там епархиального архиерея; ибо викарию не будет надобности отлучаться из Америки в Азию, следовательно он чаще может посещать вверенные ему церкви и миссии, а между тем он по первому требованию может иметь людей для занятия должностей миссионеров от своего епархиального архиерея... Повторяю, что учреждение викариатства в Америке необходимее и полезнее будет только тогда, когда будут готовы средства к открытию новых миссий в Америке; а без этого действия викарии ограничатся преимущественно почти только надзором за тамошним духовенством, а таковой надзор, по мнению моему, может быть поручен новоархангельскому духовному управлению».⁴⁴⁹

Синод согласился с одним только предположением Муравьева, именно о присоединении Якутской области к камчатской епархии, и, как бы стыдясь, что его предупредили в этом деле другие, писал в докладе Государю, что мысль о присоединении Якутской области к камчатской епархии представлялась уже ему и что он признает такое присоединение нужным для усиления средств камчатского епархиального управления, но исполнение этой мысли затруднялось неудобствами сношений с камчатским преосвященным, имевшим пребывание на о. Ситхе. Как же теперь разрешено преосвященному иметь временное пребывание в Аяне, где открыта новая фактория Северо-Американской компании, впредь до избрания постоянного места для кафедры, то представляется благовременным приступить и к окончательным соображениям о присоединении Якутской области.⁴⁵⁰ Что же касается других предположений, как Муравьева, так и Иннокентия, то синод не принял ни одного из них; так, он отвергнул проект Муравьева о присоединении к камчатской епархии Забайкальской области, а Томской и Енисейской губерний к епархии иркутской, на том основании, что «при исполнении первого предположения, камчатская епархия, к которой принадлежат Курильские и Алеутские острова, получила бы такое пространство, разделяемое морями, по которому не было бы никакой возможности расположить в необходимой мере бдительность управления и надзора; а при исполнении второго надлежало бы упразднить епархиальную кафедру томскую, столь необходимую по местным обстоятельствам и имеющую в пределах своей епархии Томскую и Енисейскую губернии и Омскую область, и присоединить все сии места к одной иркутской, и без того имеющей обширное пространство; последствием же сего было бы не усиление, но ослабление средств духовного управления в двух епархиях. Равным образом, синод не усматривает надобности и в возведении камчатской епархии в архиепископию».⁴⁵¹ Точно также не были уважены предположения Иннокентия об учреждении викариатства в Америке, о перенесении камчатской кафедры в Якутск и другие. Мало того, кафедра оставлена была в том самом месте, которое Иннокентий признавал самым неудобным – в Новоархангельске.

Иннокентий с покорностью подчинился решению синода и только не мог равнодушно перенести одного, что его предположение об увеличении числа священников в Якутской области и о возвышении им окладов жалования было отвергнуто: он энергически продолжал настаивать на том, что увеличение как числа священников, так и жалования им, необходимо и не терпит никакого отлагательства, и на этот раз уже обратился со своею просьбою не прямо в синод, а к Протасову, которому писал: «Не проходит недели, чтобы кто-либо из окольных якутов, иногда верст из-за сорока и более, не приходил ко мне, или благочинному, с жалобою на то, что они не могут найти священника для напутствования своих больных... Как ни неблаговременно, при настоящих обстоятельствах отечества нашего (это было в 1855 г.), входить с представлениями об увеличении числа священников и следовательно о положении новых штатов, но крайняя необходимость заставляет меня обратиться с убедительнейшею просьбою к вашему сиятельству, не найдете-ли вы, сиятельнейший граф, возможности, впредь до чаемых нами новых штатов и положений о камчатской или якутской епархии, исходатайствовать пред св. синодом: а) дозволить мне к 4-м приходским церквам города Якутска определить еще по одному священнику и по одному причетнику; с тем вместе б) определить и отпускать из каких-либо сумм, в ведении св. синода находящихся, оклады жалования как вышепредполагаемым четырем священникам с причетниками, так и находящимся ныне в городе Якутске, шести причтам, не получающим жалованья».⁴⁵² Просьба была уважена; на якутские церкви, числом 32,⁴⁵³ включая сюда и две походные, ассигновано было 27.781 руб. 93 к. сер.; а для увеличения числа священнослужителей в Якутской области было отправлено несколько семинаристов из епархий: рязанской, тверской, ярославской, владимирской, костромской и иркутской.

В царствование Николая I некоторые из третьеклассных епархий были возведены во второй класс, как, например, иркутская. Причины к возвышению иркутской епархии синод в своем докладе Государю представил следующие: «Приняв в соображение, что иркутская епархия, состоя в 3-м классе, по местным своим обстоятельствам требует, дабы в оную переводимы были из действительно служащих епископов дознанных способностей и что тамошний архиерейский дом, по штату третьеклассных епархий, пользуется весьма скудным содержанием, синод признает справедливым повергнуть на всемилостивейшее воззрение Вашего Императорского Величества следующие предположения: 1) для поощрения к трудам просвещения и утверждения в христианской вере разноплеменных народов иркутской епархии, утвердить, при переводе в оную, епископа Иринея в звании архиепископа и 2) иркутскую епархию возвысить во второй класс, полагая оную в сем классе последнею, с производством на архиерейский дом содержания из казны по примеру прочих епархий сего же класса и особенно смежной с нею тобольской.⁴⁵⁴ Таким образом, главным побуждением к возвышению иркутской епархии из третьеклассной во второклассную была скудость материальных средств тамошнего архиерея, которые синод хотел увеличить возведением её на степень второклассных епархий, пользующихся более высокими окладами. Совершенно другими побуждениями руководилось правительство при возвышении епархий, вновь открытых в царствование покойного Государя, возводя их во второй класс или прямо при самом их открытии, или из викариатств: здесь уже имелись в виду или цели политические и административные, или соображения и условия, вытекавшие из значения тех городов, в которых полагалось учредить архиерейские кафедры, или, наконец, личные качества и заслуги иерархов. На основании таких побуждений стали вдруг выше многих старых епархий обращенные из викариатств в самостоятельные: варшавская, занявшая десятое место в ряду наших второклассных епархий и бывшая при покойном Государе дверью к петербургской метрополии, которой она дала в лице Антония и Никанора двух митрополитов, и рижская, получившая особенное значение по важности Риги для Остзейского края, как в промышленном, так и в религиозном отношении, а потому и поставленная только одною степенью ниже варшавской.

По тем же причинам и обстоятельствам, при самом открытии, получили второй класс епархии: литовская, олонецкая, донская и херсонская. Первая заняла девятое место, сколько по значению этой епархии для нашего Западного края, столько же по личным заслугам своего иерарха, удостоенного саном митрополита и званием члена св. синода. Вторая и третья сделаны архиепископиями как потому, что они были образованы из частей старейших епархий – одна была отделена от новгородской метрополии (олонецкая), а другая (донская) от астраханской архиепископии – так и потому, что религиозное состояние паствы этих епархий требовало пастырей опытных, испытанных, а следовательно приобретших своими заслугами право на архиепископское достоинство. Возвышение херсонской епархии, занявшей прямо восьмое место между второклассными епархиями, условливалось и священною для русских древностью самых мест, вошедших в её состав, и торговым значением для Одессы, в которой было назначено пребывание херсонского архиепископа.

Но возвышение херсонской епархии, образовавшейся, главным образом, из отделения частей от екатеринославской, имело следствием понижение последней, которая из второклассной была низведена в третьеклассную.

Некоторые из наших старинных архиерейских кафедр до Императора Николая I помещались в уездных городах, которые в древности были главными или более важными городами в области и по именам которых местные архиереи носили название. Так, например, курские епископы прежде именовались белоградскими и обоянскими и только со времени Павла I, именно с 1799 г., курскими и белоградскими; так, полтавские архиереи в древности носили название переяславских и были в ведении киевского митрополита; в 1799 г. полтавская епархия сделана штатною, под именем малороссийской-переяславской, а в 1803 г. переименована в полтавскую и переяславскую.⁴⁵⁵

С течением времени эти негубернские города потеряли свое значение и хотя стали в ряд второстепенных, а самые епархии уже начали именоваться по другим городам, тем не менее, из уважения к священной древности этих городов, в них были оставлены кафедры местных архиереев.

Таких архиерейских кафедр, помещавшихся в уездных городах, до 1833 года было две: курская в Белгороде и полтавская в Переяславле. Но как пребывание архиереев не в губернских городах было сопряжено с разными неудобствами, разъединяло власти духовную и гражданскую, замедляло их взаимные сношения и не соответствовало видам правительства, то и положено было: курскую архиерейскую кафедру перенести из Белгорода в Курск и архиерея поместить в курском Знаменском монастыре, который по этому случаю возведен был из второклассного в первоклассный, а полтавскую из Переяславля в Полтаву, и поместить архиерея, по предположению синода, в загородном Крестовоздвиженском монастыре; но полтавский архиерей не согласился жить в этом монастыре, по причине затруднительного сообщения его с городом, особенно в весеннее время, когда от чрезмерной грязи нельзя проехать из монастыря в Полтаву.⁴⁵⁶ Синод, как бы не доверяя словам архиерея, просил полтавского губернатора уведомить его, точно ли в весеннее и осеннее время так трудно из Крестовоздвиженского монастыря сообщаться с Полтавой, как пишет архиерей.⁴⁵⁷ Началась переписка и по истечении 12 лет, после издания указа о перенесении кафедры из Переяславля в Полтаву, приступлено было к постройке архиерейского дома, консистории и семинарии в самом городе Полтаве.⁴⁵⁸

Примечание. Говоря о разных переменах, происшедших в царствование Николая I в наших епархиях, мы должны упомянуть здесь также и о том, что одна из них получила новое наименование. Теперешняя Харьковская губерния, по древнему положению своему на границе или украйне России и по особенному характеру её народонаселения, называлась в старину Слободско-Украинскою. Это имя оставалось за нею до 1835 г.; но как оно уже потеряло смысл и значение, то указом 5-го декабря 1835 г. велено было переименовать Слободско-Украинскую губернию в Харьковскую, по главному в ней городу. Синод, сообразуясь с новым названием, данным Слободско-Украинской губернии, положил и местному архиерею этой губернии, называвшемуся до сего слободско-украинским и харьковским, именоваться, по главному в губернии городу Харькову и уездному Ахтырке, харьковским и ахтырским. Государь утвердил это положение синода 5-го февраля 1836 г. (см. 2-е полн. Собр. Зак., № 9058, об именовании епархиального в бывшей Слободско-Украинской губернии архиерея впредь Харьковским и Ахтырским).

В последний год царствования Императора Николая I число православных епархий считалось 55; из них 4 были первоклассные или митрополии: киевская, новгородская, московская и с.-петербургская, 19 второклассные или архиепископии, именно: казанская, астраханская, тобольская, ярославская, псковская, рязанская, тверская, херсонская, литовская, варшавская, рижская, могилевская, черниговская, минская, подольская, кишиневская, олонецкая, донская и иркутская; 27 третьеклассные или епископии: екатеринославская, калужская, смоленская, нижегородская, курская, владимирская, полоцкая, вологодская, тульская, вятская, архангельская, воронежская, костромская, тамбовская, орловская, полтавская, волынская, пермская, томская, пензенская, саратовская, харьковская, оренбургская, симбирская, кавказская, камчатская и самарская и 5 внеклассные, составлявшие грузинский экзархат, именно: карталинская, имеретинская, мингрельская, гурийская и абхазская. Из числа сих епархий при Императоре Николае было вновь образовано 14, именно 6 архиепископий: херсонская, литовская, варшавская, рижская, олонецкая, донская, и 8 епископий: полоцкая, томская, саратовская, симбирская, кавказская, камчатская, самарская и абхазская. Но кроме значительного увеличения числа самостоятельных епархий, в то царствование было образовано еще 7 новых викариатств,⁴⁵⁹ так что в последний год царствования Николая I их уже считалось 12: киевское, новгородское, московское, с.-петербургское, грузинское, казанское, херсонское, подольское, два литовских, пермское и волынское.

Этот перечень расположен по старшинству и по степеням епархий.

1) Евгений, с 1822 г., из псковских архиепископов, умер в 1837 г. от апоплексического удара: 2) Филарет, с 1837 г. по 1855 год, из ярославских архиепископов.

1) Серафим, с 1821 года, из московских митрополитов, умер в 1842 году; 2) Антоний, с 1842 г., из варшавских архиепископов, умер в 1848 г.; 3) Никанор, с 1848 по 1855 год, также из варшавских архиепископов.

1) Филарет, с 1821 по 1855 год, переведен из ярославских архиепископов тем же саном и в день коронации Императора Николая I пожалован митрополитом.

1) Амвросий, с 1815 года по 1826, из тульских епископов, перемещен в Тверь: 2) Иона, с 1826 года, из тверских архиепископов; умер в 1828 году; 3) Филарет, с 1828 по 1836 год, из рязанских архиепископов, переведен в Ярославль; 4) Владимир, с 1836 года, из черниговских архиепископов; уволен в 1848 году, по прошению, на покой в свияжский монастырь; 5) Григорий, из тверских архиепископов, с 1848 по 1855 год.

1) Павел, с 1825 года, из слободско-украинских епископов; умер в 1832 году; 2) Виталий, оттуда же, управлял с 1832 по 1841 год своей кончины: 3) Стефан, из вологодских епископов, правил епархией не более 6 месяцев; умер в 1841 г.; 4) Смарагд, с 1841 по 1844 год, из харьковских епископов; переведен, по прошению, в Орел; 5) Евгений, из экзархов Грузии, с 1844 по 1855 год.

1) Евгений, с 1825 по 1831 год, из псковских архиепископов; переведен в Рязань; 2) Павел, из могилевских архиепископов, пробыл менее года и умер; 3) Афанасий, из нижегородских епископов, управлял с 1831 года по 1842, год своей кончины; 4) Владимир, с 1842 года, из костромских епископов; умер в 1845 году; 5) Георгий, с 1845 г., из архангельских епископов; умер в 1852 г.; 6) Евлампий, с 1852 по 1855 год, из вологодских епископов.

1) Авраамий, с 1824 года по 1836 год, из астраханских архиепископов, уволен на покой; 2) Филарет, с 1836 по 1837 год, из казанских архиепископов, переведен на киевскую метрополию; 3) Евгений, с 1837 по 1853 год, из рязанских архиепископов, уволен по прошению на покой в московский Донской монастырь, с пожалованием в члены св. синода; 4) Нил, с 1853 по 1855 г., из иркутских архиепископов.

1) Мефодий, с 1825 по 1834 год, из астраханских архиепископов, уволен на покой; 2) Нафанаил, переведен в 1834 году из Полтавы, умер в 1849 году; 3) После Нафанаила до последнего года царствования Николая I управлял псковскою епархией временно Платон, сначала в качестве псковского викария, а потом рижского архиепископа.

1) Филарет, с 1824 по 1828 год, из калужских епископов, переведен в Казань; 2) Григорий, с 1828 по 1831 год, оттуда же, перемещен в Тверь; 3) Евгений, с 1831 по 1837 год, из тобольских архиепископов, назначен в Ярославль: 4) Гавриил, с 1837 по 1855 г., из могилевских архиепископов.

1) Иона, с 1821 по 1826 год, из орловских епископов; переведен в Казань; 2) Амвросий, с 1826 г., из казанских архиепископов; умер в 1831 году, от холеры; 3) Григорий, с 1831 по 1848 год, из рязанских архиепископов; перемещен в Казань; 4) Гавриил, с 1848 по 1855 год, из херсонских архиепископов.

1) Гавриил, с 1837 по 1848 год, из екатеринославских епископов; переведен на тверскую кафедру; 2) Иннокентий, с 1848 года по 1855, из харьковских архиепископов.

1) Иосиф, с 1833 по 1855 г., из униатских епископов.

1) Антоний, с 1840 по 1842 г., из волынских викариев; переведен на с.-петербургскую метрополию; 2) Никанор, с 1842 по 1848 г., из волынских архиепископов, перемещен на новгородскую метрополию; 3) Арсений, с 1848 по 1855 г., из каменец-подольских архиепископов.

1) Платон, с 1850 по 1855 г., из псковских викариев.

1) Иоасаф, с 1821 г., из смоленских епископов, умер в 1827 г.; 2) Павел, с 1827 по 1831 г., из вятских епископов, переведен в Тобольск; 3) Гавриил, с 1831 по 1837 г., из калужских епископов; перемещен в Рязань; 4) Смарагд, с 1837 по 1840 г., из полоцких епископов; переведен в Харьков; 5) Исидор, с 1840 по 1844 год, также из Полоцка; назначен экзархом в Грузию; 6) Анатолий, с 1844 по 1855 г., из волынских викариев.

1) Лаврентий, с 1820 по 1831 г., из московских викариев, уволен на покой; 2) Владимир, с 1831 по 1836 г., из курских епископов; переведен в Казань; 3) Павел, с 1836 по 1855 г., из костромских епископов.

1) Анатолий, с 1815 по 1832 г., из полтавских епископов, переведен в Симбирск; 2) Евгений, с 1832 по 1834 г., из тамбовских епископов, перемещен экзархом в Грузию; 3) Никанор, с 1834 по 1840 г., из калужских епископов, назначен на волынскую кафедру; 4) Антоний (из униатов), с 1840 по 1848 г., из литовских викариев, уволен, по прошению, на покой; 5) Михаил, оттуда же, с 1840 по 1855 г.

1) Ксенофонт, с 1821 по 1832 год, из Владимирских епископов, уволен на покой; 2) Кирилл, переведен сюда в 1832 году из Вятки, умер в 1841 году; 3) Арсений, с 1841 по 1848 год, из тамбовских епископов, перемещен в Варшаву; 4) Елпидифор, с 1848 по 1851 год, из харьковских епископов; низведен на вятскую кафедру; 5) Евсевий, с 1851 по 1855 год, из литовских викариев.

1) Димитрий, с 1812 года, из кишиневских викариев, умер в 1844 году; 2) Иринарх, с 1844 по 1855 год, из вологодских епископов.

1) Игнатий, с 1828 по 1842 год, из новгородских викариев, переведен на донскую кафедру; 2) Венедикт, с 1842 года, из с.-петербургских викариев; умер в 1850 году; 3) Дамаскин, с 1850 по 1851 год, из тульских епископов; уволен на покой; 4) Аркадий, с 1851 по 1855 год, из пермских архиепископов.

1) Афанасий, с 1829 по 1842 год, из тамбовских епископов, уволен на покой; 2) Игнатий, с 1842 по 1847 год, из олонецких архиепископов, перемещен на воронежскую кафедру; 3) Иоанн, с 1847 по 1855 год, из нижегородских епископов.

1) Михаил, с 1814 года, из ректоров тверской семинарии, умер в 1830 году; 2) Ириней, с 1830 по 1831 год, по Высочайшему повелению удален и заключен в вологодский Спасоприлуцкий монастырь; 3) Мелетий, с 1831 по 1835 год, из пермских епископов, переведен в Харьков; 4) Иннокентий, с 1835 по 1838 год, из харьковских епископов, перемещен в Екатеринославль; 5) Нил, с 1838 по 1853 год, из вятских епископов, переведен в Ярославль; 6) Афанасий, с 1853 по 1855 год, из томских епископов.

1) Феофил, с 1823 по 1827 год, из оренбургских епископов, удален на покой за драку в пьяном виде с екатеринославским вице-губернатором; 2) Онисифор, с 1827 года, из вологодских епископов, умер в 1828 году; 3) Гавриил, с 1827 по 1837 год, из орловских епископов, перемещен на херсонскую архиепископию; 4) Анастасий, с 1837 по 1838 год, из новгородских викариев, уволен на покой; 5) Иннокентий, с 1838 по 1853 год, из иркутских епископов, уволен также на покой; 6) Леонид, 1853 по 1855 год, из костромских епископов.

1) Григорий 1-й, с 1825 по 1828 год, из петербургских викариев, переведен в Рязань; 2) Гавриил, с 1828 по 1831 год, из ректоров нижегородской семинарии, переведен в Могилев; 3) Никанор, с 1831 по 1834 год, из петербургских викариев, назначен в Минск; 4) Николай, с 1834 года, из московских викариев, умер в 1851 году; 5) Григорий 2-й, с 1851 по 1855 год, из ректоров казанской духовной академии.

1) Иосиф, с 1821 по 1834 год, из архангельских епископов, уволен на покой; 2) Тимофей, с 1834 по 1855 год, из новгородских викариев.

1) Афанасий, с 1826 по 1832 год, из киевских викариев, переведен в Тобольск; 2) Амвросий, с 1831 по 1835 год, из волынских епископов, низведен на пензенскую кафедру; 3) Иоанн, с 1835 по 1847 год, из пензенских епископов, переведен на донскую архиепископию; 4) Иаков, с 1847 года, из саратовских епископов, умер в 1850 году; 5) Иеремия, с 1850 по 1855 год, из полтавских епископов.

1) Владимир, с 1822 по 1831 год, из петербургских викариев, переведен в Чернигов; 2) Иннокентий, с 1831 по 1832 год, из московских викариев, перемещен в Волынь; 3) Илиодор, с 1832 по 1855 год, из ректоров новгородской семинарии.

1) Парфений, с 1821 по 1850 год, из архимандритов московского Донского монастыря, переведен в Воронеж; 2) Иустин, с 1850 по 1855 г., из костромских епископов.

1) Смарагд, с 1833 по 1837 год, из петербургских викариев, переведен в Могилев; 2) Исидор, с 1837 по 1840 год, из московских викариев, перемещен в Могилев же; 3) Василий, с 1840 по 1855 год, из бывших униатских белорусских епископов.

1) Онисифор, с 1813 по 1827 год, из вдовых армейских протоиереев, носивший в мире имя Онисима Боровика, переведен в Екатеринославль; 2) Моисей, с 1827 по 1828 год, из новгородских викариев, перемещен на саратовскую кафедру; 3) Стефан, с 1828 по 1841 год, из волынских епископов, переведен в Астрахань; 4) Иннокентий, из киевских викариев, пробыл на вологодской кафедре 8 месяцев (1841 и 1842 года) и перемещен в Харьков; 5) Иринарх, с 1842 по 1844 год, из воронежских викариев, переведен в Кишинев; 6) Евлампий, с 1844 по 1852 год, из орловских епископов, назначен на тобольскую кафедру; 7) Феогност, с 1852 по 1855 год, из воронежских епископов.

1) Дамаскин, с 1821 по 1850 год, из новгородских викариев, переведен в Олонец; 2) Димитрий, с 1850 по 1855 год, из ректоров киевской духовной академии.

1) Павел, с 1822 по 1827 год, из архимандритов ярославского Борисоглебского монастыря, переведен в Могилев; 2) Кирилл, с 1827 по 1832 год, из московских викариев, перемещен в Подольск; 3) Иоанникий, с 1832 по 1835 год, из архимандритов нижнеломовского Богородицкого монастыря, назначен в Оренбург; 4) Нил, с 1835 по 1838 год, из ректоров ярославской семинарии, переведен в Иркутск; 5) Неофит, с 1838 по 1851 год, из тверских викариев, перемещен в Пермь; 6) Елпидифор, с 1851 по 1855 год, из подольских епископов.

1) Аарон, с 1825 по 1830 год, из архимандритов ярославского Толгского монастыря, удален на покой; 2) Георгий, с 1830 по 1845 год, из полтавских епископов, переведен на тобольскую кафедру; 3) Варлаам, с 1845 по 1854 год, из киевских викариев, перемещен в Пензу; 4) Антоний, с 1854 по 1855 год, из новгородских викариев.

1) Антоний, с 1825 года, из наместников Киево-Печерской лавры, умер в 1847 году; 2) Игнатий, с 1847 года, из донских архиепископов, умер в 1850 году; 3) Парфений, с 1850 года, из владимирских архиепископов, умер в 1853 году; 4) Иосиф, с 1853 по 1855 год, из оренбургских епископов.

1) Самуил, с 1817 по 1830 год, из ректоров тверской семинарии, уволен на покой; 2) Павел, с 1830 по 1836 год, из ректоров владимирской семинарии, переведен в Чернигов; 3) Владимир, с 1836 по 1842 год, из киевских викариев, перемещен в Тобольск; 4) Виталий, с 1842 по 1845 год, из московских викариев, уволен на покой; 5) Иустин, с 1845 но 1850 год, из петербургских викариев, переведен во Владимир; 6) Леонид, с 1850 по 1853 год, из новгородских викариев, перемещен в Екатеринославль; 7) Филофей, с 1853 по 1855 год, из московских викариев.

1) Афанасий, с 1824 по 1829 год, из (?) викариев, переведен на донскую кафедру: 2) Евгений, с 1829 по 1832 год, из ректоров костромской семинарии, перемещен в Минск; 3) Арсений, с 1832 по 1841 год, из ректоров тверской семинарии, переведен в Подольск; 4) Николай, с 1841 по 1855 год, из ректоров с.-петербургской духовной академии.

1) Гавриил, с 1821 по 1828 год, из архимандритов ярославского Толгского монастыря, переведен в Екатеринославль; 2) Никодим, с 1828 года, из архимандритов московского Благовещенского монастыря, умер в 1840 году; 3) Иннокентий, из Волынских епископов, скончался на пути в Орел, не видев своей кафедры; 4) Евлампий, с 1841 по 1844 год, из пермских викариев, перемещен в Вологду; 5) Смарагд, с 1844 по 1855 год, из астраханских архиепископов.

1) Георгий, с 1824 по 1830 год, из ректоров подольской семинарии, перемещен в Архангельск; 2) Нафанаил 1-й, с 1830 по 1834 год, из ректоров с.-петербургской семинарии, переведен во Псков; 3) Гедеон, с 1834 года, из ректоров подольской семинарии, умер в 1849 году; 4) Иеремия, с 1849 по 1850 год, из кавказских епископов, переведен в Нижний Новгород; 5) Нафанаил 2-й, с 1850 по 1855 год, из новгородских викариев.

1) Стефан, с 1813 по 1828 год, из архимандритов Троицкого Каменецкого монастыря, переведен в Вологду; 2) Амвросий, с 1828 по 1832 год, из оренбургских епископов, перемещен в Нижний Новгород; 3) Иннокентий, с 1832 по 1840 год, из курских епископов, переведен в Орел; 4) Никанор, с 1840 по 1842 год, из минских архиепископов. С 1842 года волынской епархией стали управлять варшавские архиепископы.

1) Дионисий, с 1823 по 1828 год, из архимандритов Донского монастыря, уволен на покой; 2) Мелентий, с 1828 по 1831 год, из киевских викариев, перемещен на иркутскую кафедру; 3) Аркадий, с 1831 по 1851 год, из оренбургских епископов, переведен в Олонец; 4) Неофит, с 1851 по 1855 год, из вятских епископов.

1) Агапит, с 1834 по 1841 год, из ректоров черниговской семинарии, уволен на покой; 2) Афанасий, с 1841 по 1853 год, из ректоров с.-петербургской семинарии, переведен в Иркутск; 3) Парфений, с 1853 по 1855 год, из ректоров казанской духовной академии.

1) Ириней, с 1825 по 1830 год, из архимандритов кишиневского Курковского монастыря, переведен в Иркутск; 2) Иоанн, с 1830 по 1835 год, из ректоров с.-петербургской духовной академии, перемещен на нижегородскую кафедру; 3) Амвросий, с 1835 года, низведен из нижегородских епископов, умер в 1854 году; 4) Варлаам, с 1854 по 1855 год, из архангельских епископов.

1) Моисей, с 1828 по 1832 год, из епископов вологодских, переведен экзархом в Грузию; 2) Иаков, с 1832 по 1847 год, из ректоров екатеринославской семинарии, перемещен в Нижний Новгород; 3) Афанасий, с 1847 по 1855 год, из подольских викариев.

1) Виталий, с 1826 по 1832 год, из архимандритов лубенского полтавского монастыря, переведен в Астрахань; 2) Иннокентий 1-й, с 1832 по 1835 год, из ректоров смоленской семинарии, перемещен в Иркутск; 3) Мелетий, с 1835 года, из иркутских архиепископов, умер в 1840 году; 4) Смарагд, с 1840 по 1841 год, из могилевских архиепископов, переведен в Астрахань; 5) Иннокентий 2-й, с 1841 по 1848 год, из вологодских епископов, перемещен в Херсон; 6) Елпидифор, из воронежских викариев, управлял епархией менее года и переведен в Подольск; 7) Филарет, с 1848 по 1855 год, из псковских викариев.

1) Амвросий, с 1823 по 1828 год, из архимандритов Спасского мценского монастыря, переведен на волынскую кафедру; 2) Аркадий, с 1828 по 1831 год, из архимандритов пинского Богоявленского монастыря, перемещен в Пермь; 3) Михаил, с 1831 по 1835 год, из ректоров томской семинарии, уволен, по прошению, на покой; 4) Иоанникий, с 1835 по 1849 год, из вятских епископов, послан на кавказскую епархию; 5) Иосиф, с 1849 по 1853 год, из московских викариев, перемещен в Воронеж; 6) Антоний, с 1853 по 1855 год, из новгородских викариев.

1) Анатолий, с 1832 по 1842 год, из минских архиепископов, уволен на покой; 2) Феодосий, с 1842 по 1855 год, из новгородских викариев.

1) Иеремия, с 1843 по 1849 год, из киевских викариев, переведен в Полтаву; 2) Иоанникий, с 1849 по 1855 год, из оренбургских епископов.

1) Иннокентий, с 1840 по 1855 год, из вдовых протоиереев.

1) Евсевий, с 1850 по 1855 год, из подольских викариев.

1) Иона, с 1821 по 1832 год, из астраханских архиепископов, уволен на покой, с правом заседания в св. синоде; 2) Моисей, с 1832 года, из саратовских епископов, умер в 1834 году; 3) Евгений, с 1834 по 1844 год, из минских архиепископов, низведен на кафедру астраханскую: 4) Исидор, с 1844 по 1855 год, из могилевских архиепископов.

1) Софроний, с 1785 по 1834 год, из грузинских архимандритов, уволен на покой; 2) С 1834 по 1843 год управляли имеретинской епархией грузинские викарии, а с этого времени она была снова восстановлена и управление её вверено бывшему тогда на покое мингрельскому митрополиту Давиду, который в 1853 году скончался; 3) Евфимий, с 1853 по 1855 год, из гурийских епископов.

1) митрополит Виссарион, из грузинских архимандритов, неизвестно, с которого года начал управлять епархией; умер в 1828 году; 2) митрополит Давид, с 1828 по 1834 год, уволен на покой; 3) Георгий, с 1834 года, из архимандритов Сокрмийского монастыря, умер в 1842 году; 4) Антоний, с 1842 г., из духовников владетельного князя Абхазии, умер в 1853 году; 5) Захарий, с 1853 года, из архимандритов Заишского монастыря, умер в 1854 г.; 6) Феофан, с 1854 по 1855 год, из архимандритов Гаснатского монастыря.

1) Софроний, архиепископ, управлял гурийской епархией с 1785 по 1834 год, совместно с имеретинскою, уволен, как сказано выше, на покой; 2) с 1834 по 1844 год управляли гурийской епархией грузинские викарии; 3) Евфимий, самостоятельный гурийский епископ с 1844 по 1853 год, переведен на имеретинскую кафедру; 4) Иоанн, с 1853 по 1855 год, из архимандритов Гаснатского монастыря.

1) Герман, с 1851 по 1855 год, из имеретинских архимандритов и духовников владетельного князя Абхазии.⁴⁶¹

1) Киевской метрополии:

1) Афанасий, с 1823 по 1826 год, из архимандритов калязинского (тверского) монастыря, переведен в Нижний Новгород; 2) Мелетий, с 1826 по 1828 год, из архимандритов Киево-братского Богоявленского монастыря, назначен на пермскую кафедру; 3) Кирилл, с 1828 по 1835 год, из архимандритов того же монастыря, уволен на покой; 4) Владимир, с 1835 по 1836 год, из ректоров калужской семинарии, перемещен в Кострому; 5) Иннокентий, с 1836 по 1841 год, из ректоров киевской духовной академии, переведен в Вологду: 6) Иеремия, с 1841 по 1843 год, также из ректоров киевской академии, перемещен на кавказскую епархию; 7) Варлаам, с 1843 по 1845 год, из ректоров курской семинарии, переведен на архангельскую кафедру; 8) Аполлинарий, с 1845 по 1855 год, из ректоров астраханской семинарии.

2) Новгородской метрополии

1) Моисей, с 1823 по 1827 год, из ректоров киевской духовной академии, переведен в Вологду; 2) Игнатий, с 1827 по 1828 г., из ректоров новгородской семинарии, перемещен на олонецкую архиепископию; 3) Тимофей, с 1828 по 1834 год, из ректоров смоленской семинарии, переведен в Смоленск; 4) Анастасий, с 1834 по 1837 г., из архимандритов тамбовского Трегуляева монастыря, получил екатеринославскую кафедру; 5) Феодосий, с 1837 по 1842 год, из ректоров рязанской семинарии, переведен в Симбирск; 6) Иустин, из подольских викариев, пробыл менее года (1842) и переведен викарием в С.-Петербург; 7) Леонид, с 1842 по 1850 год, из ректоров могилевской семинарии, перемещен на костромскую кафедру; 8) Нафанаил, из с.-петербургских викариев, был, менее года (1850) и получил полтавскую епископию; 9) Антоний Ι-й, с 1850 по 1853 г., из саратовских викариев, перемещен на оренбургскую кафедру; 10) Антоний II-й, с 1853 по 1854 год, из викариев воронежских, переведен в Архангельск; 11) Иоанникий, с 1854 по 1855 год, из ректоров с.-петербургской семинарии.

3) С.-Петербургской метрополии

1) Григорий, с 1823 по 1826 год, из ректоров с.-петербургской духовной академии, переведен в Калугу; 2) Никанор, с 1826 по 1831 год, из архимандритов московского Высокопетровского монастыря, перемещен в Калугу же; 3) Смарагд, с 1831 по 1833 год, из ректоров с.-петербургской духовной академии, переведен в Полоцк; 4) Венедикт, с 1833 по 1842 год, из ректоров той же академии, поступил на олонецкую кафедру; 5) Иустин, с 1842 по 1845 г., из новгородских викариев, переведен в Кострому; 6) Нафанаил, с 1845 по 1850 год, из ректоров костромской семинарии, перемещен на новгородское викариатство; 7) Христофор, с 1850 по 1855 г., из ректоров с.-петербургской семинарии.

4) Московской метрополии

1) Кирилл, с 1824 по 1827 год, из ректоров московской духовной академии, переведен в Вятку; 2) Иннокентий, с 1827 по 1831 год, из архимандритов псковского Елиазарова монастыря, получил курскую кафедру; 3) Николай, с 1831 по 1834 год, из архимандритов тамбовского Козловского монастыря, перемещен в Калугу; 4) Исидор, с 1834 по 1837 год, из ректоров московской семинарии, переведен в Полоцк; 5) Виталий, с 1837 по 1842 год, из ректоров с.-петербургской духовной академии, назначен на костромскую кафедру; 6) Иосиф, с 1842 по 1849 год, из ректоров московской семинарии, получил оренбургскую кафедру; 7) Филофей, с 1849 по 1853 год, из ректоров московской же семинарии, переведен в Кострому; 8) Алексей, с 1853 по 1855 год, из ректоров московской духовной академии.

5) Казанской архиепископии

1) Никодим, с 1854 по 1855 год, из ректоров ярославской семинарии.

6)* Херсонской архиепископии

1) Поликарп, с 1853 по 1855 год, из архимандритов крымских скитов.

7)* Литовской архиепископии

А) Первые литовские викарии, епископы ковенские

1) Платон, с 1843 по 1848 год, из архимандритов Виленского Свято-Духова монастыря, переведен на псковское викариатство; 2) Евсевий, с 1848 по 1851 год, из ректоров литовской семинарии, перемещен на подольскую кафедру; 3) Филарет, с 1851 по 1855 год, из ректоров литовской же семинарии.

Б) Вторые литовские викарии, епископы брестские (называвшиеся прежде пинскими)

1) Антоний Зубко, из униатов, с 1833 по 1840 год; переведен на минскую кафедру; 2) Михаил, из униатов, с 1840 по 1848 год, перемещен в Минск; 3) Игнатий, с 1848 по 1855 год, также из униатов, бывший настоятель гродненского Борисоглебского монастыря.

8) Подольской архиепископии

1) Евгений, с 1836 года, из ректоров минской семинарии, умер в 1841 году; 2) Иустин, с 1841 по 1842 год, из ректоров черниговской семинарии, переведен викарием в Новгород; 3) Афанасий, с 1842 по 1847 год, из ректоров с.-петербургской духовной академии, перемещен на саратовскую кафедру; 4) Евсевий, с 1847 по 1850 год, оттуда же, переведен в Самару; 5) Макарий, с 1850 по 1855 год, также из ректоров с.-петербургской духовной академии.

9) Волынской епископии

1) Анатолий, с 1841 по 1844 год, из пермских викариев, переведен в Могилев; 2) Иерофей, с 1844 по 1855 год, из архимандритов волынского Дерманского монастыря.

10) Пермской епископии

1) Евлампий, с 1833 по 1840 год, из ректоров вифанской семинарии, перемещен на орловскую кафедру; 2) Анатолий, с 1840 по 1841 год, из ректоров новгородской семинарии, переведен викарием в Волынь; 3) Мелхиседек, с 1841 года, из ректоров псковской семинарии, умер в 1846 году; 4) Иона, с 1846 по 1855 год, из ректоров екатеринославской семинарии.

11) Викарии грузинского экзарха

1) Стефан, архиепископ горийский, с 1826 года;⁴⁶² умер в 1839 году; 2) Никифор, с 1839 года, из архимандритов Шуамтвинского монастыря, умер в 1851 году; 3) Иоанн, с 1852 года⁴⁶³ по 1855 год, из настоятелей Давидгореджийской пустыни.

1) Волынское викариатство в Варшаве

1) Антоний, с 1833 года, из наместников Почаевской лавры, в 1840 году назначен самостоятельным архиепископом варшавским. Вместе с этим закрыто волынское викариатство в Варшаве и открыто в Остроге.

2) Псковское викариатство в Риге

1) Иринарх, с 1836 по 1841 год, из тверских викариев, переведен на воронежское викариатство; 2) Филарет, с 1841 по 1848 год, из ректоров московской духовной академии, перемещен на харьковскую епископию; 3) Платон, с 1848 года, из литовских викариев, в 1850 году назначен самостоятельным рижским архиепископом.

3) Тверское викариатство в Старице

1) Иринарх, пробыл неполный 1836 год, из архимандритов ярославского Толгского монастыря, переведен на псковское викариатство; 2) Неофит, с 1836 по 1838 год, из ректоров владимирской семинарии, перемещен на вятскую кафедру. После него тверское викариатство было закрыто.

4) Воронежское викариатство в Острогожске

1) Иринарх, с 1841 по 1842 год, из псковских викариев, назначен на вологодскую кафедру; 2) Елпидифор, с 1842 по 1848 год, из ректоров воронежской семинарии, переведен в Харьков; 3) Феогност, с 1848 по 1852 год, из ректоров с.-петербургской семинарии, перемещен в Вологду; 4) Антоний, с 1852 по 1853 год, из ректоров новгородской семинарии, переведен на новгородское викариатство. После него воронежское викариатство было закрыто.

5) Саратовское викариатство в Волгске

1) Антоний, назначенный в 1850 году, из ректоров псковской семинарии, в том же году, был переведен викарием в Новгород и, вместе с тем, повелело было закрыть волгское викариатство.

Примечание: Источниками для составления означенного перечня иерархов служили: 1) так называемая бархатная книга, или собрание послужных списков архиереев за 1826 год; 2) имеющаяся в синодальном архиве опись делам об архиереях с 1807 по 1844 год, составленная по алфавитному порядку епархий; 3) издаваемый ежегодно, впрочем с недавнего времени, синодом именной список архиереев и 4) дела об открытии и закрытии архиерейских кафедр. Несмотря на такой, по-видимому, богатый запас сведений, доставленный этими источниками, о некоторых иерархах, особенно грузинских, нельзя было собрать точных и обстоятельных известий, потому что в их послужных списках не говорится ни слова о службе, предшествовавшей их архиерейскому званию.

Изменения, происшедшие в царствование Николая I в правах наших иерархов, состояли, с одной стороны, в ограничении их власти, а с другой в расширении её круга, так что, лишась того, что принадлежало им издревле, или что было ими присвоено себе с давних пор, они приобрели то, чего прежде не имели и что составляло принадлежность синодальной власти.

Ограничения касались: 1) права архиереев произносить речи в присутствии Государя; 2) права принятия лиц податного состояния в духовное звание и на гражданские места, подведомые епархиальным архиереям; 3) права отпуска лиц духовного звания для сбора подаяний; 4) права награждения лиц духовного звания некоторыми преимуществами и отличиями и права аттестации чиновников, служащих по духовному ведомству и 5) права разрешать браки со вдовами лицам, давшим обязательство на принятие духовного сана.

Наши иерархи издревле пользовались правом говорить Государям приветственные речи, при посещении ими, во время проездов через епархии, кафедральных соборов, а также и при других случаях.

В царствование Екатерины II архиереи считали как бы непременною своею обязанностью приветствовать Государыню речами во время путешествий её по России, а в придворной церкви Зимнего Дворца почти каждое воскресенье и праздник чередные архимандриты говорили проповеди в её присутствии. Все это прекратилось с восшествием на престол императора Павла I, хотя прямого и формального запрещения говорить поучения и даже приветствия Государю не встречается. В царствование Александра I обычай произносить речи Государю еще продолжал крепко держаться, хотя и была им замечена с неудовольствием крайняя сторона этих речей, которая резко бросалась каждому в глаза, именно: ласкательство и самая неумеренная лесть, расточаемая нашими проповедниками Царям. Когда Государь возвращался из Парижа в Россию, на пути везде ему гремели хвалы и благословения. Церковные наши витии настроили свое слово также на торжественный лад и ему с церковной кафедры раздались похвалы и величания, но до того неумеренные, что ими мог оскорбиться и не такой тонкий слух, каким обладал Александр I, и не такое религиозное чувство, каким была полна тогда душа его. Александр I возмутился похвалами и лестью такого рода, и 27-го октября 1815 г. последовал на имя синода следующий указ: «В последний Мой проезд по губерниям, в некоторых из оных должен был, к сожалению Моему, слушать в речах, говоренных духовными лицами, такие несовместные Мне похвалы, кои приписывать можно единому Богу, поколику Я убежден в глубине сердца Моего в сей христианской истине, что чрез единого Господа Спасителя Иисуса Христа проистекает всякое добро; что человек, какой бы ни был, без Христа есть единое зло. Следовательно приписывать Мне славу в успехах, где рука Божия столь явна была целому свету, было бы отдавать человеку то, что принадлежит всемогущему Богу. И для того, долгом считая запретить таковые неприличные выражения, поручаю св. синоду предписать всем епархиальным архиереям, чтоб как они сами, так и подведомственное духовенство при подобных случаях воздержались от похвал, толико слуху Моему противных, а воздавали бы единому только Господу сил благодарение за ниспосланные щедроты и умоляли бы о изливании благости Его на всех нас, основываясь, на словах священного писания: Царю же веков, нетленному, невидимому, единому, премудрому Богу, честь и слава во веки веков». Таким образом, при Александре I запрещена была только лесть в речах церковных витий, но не самые речи; остракизм постиг последние в царствование Николая I. Впрочем, и в это царствование не вдруг, а постепенно последовало запрещение. Сначала объявлено было, что позволяется архиереям, по древнему обыкновению, говорить в присутствии Государя речи, но только не пространные и не в проезд его во время вояжа, а там, где он будет пребывать более продолжительное время и чтобы речи эти предварительно были представляемы Государю на рассмотрение.⁴⁶⁴ В 1842 г., по случаю предстоявшего тогда путешествия Государя во внутренние губернии, снова, по воле Государя, подтверждено было архиереям объявленное им в 1826 г. высочайше повеление, чтобы они нигде в проезд и в присутствии Государя не говорили речей. Нельзя не заметить, что синодальный указ 1842 года несравненно строже указа 1826 года, хотя и представляется как бы повторением сего последнего: указ 1826 года запрещал только пространные речи, а указом 1842 года безусловно запрещались всякие. С этого времени нарушители сего высочайшего повеления подвергались взысканиям и выговорам, как, например, орловский епископ Евлампий. В 1843 году синод строго подтвердил всем епархиальным архиереям, чтобы они, на точном основании высочайшего повеления 1826 года, отнюдь не произносили речей в высочайшем присутствии при проезде Его Величества.⁴⁶⁵ Исключение сделано было только для трех митрополитов и архиепископа варшавского, вследствие следующего доклада обер-прокурора синода: «Статс-секретарь Танеев объявил мне высочайшее повеление Вашего Императорского Величества, чтобы епископу орловскому сделан был от св. синода выговор за произнесение речи при встрече Вашего Императорского Величества в городе Орле, вопреки запрещению, объявленному в 1826 году по духовному ведомству. Св. синод, во исполнение высочайшей воли, сделав ему за сие строгий выговор, с тем вместе положил подтвердить всем епархиальным архиереям, чтобы они, на точном основании высочайшего повеления, отнюдь не произносили речей во время высочайших путешествий. Но как между тем оказывается, что после запрещения 1826 г. в разное время были произнесены Вашему Императорскому Величеству приветствия митрополитами: киевским, московским и архиепископом варшавским, то я вменяю себе в обязанность всеподданнейше испрашивать высочайшего разрешения, должно-ли, при настоящем новом подтверждении упомянутого воспрещения, делать из оного для сих преосвященных изъятия?» Государь написал: «Сделать изъятие для трех митрополитов и варшавского архиепископа».⁴⁶⁶

Наши архиереи прежде пользовались довольно обширною властью при определении лиц недуховного звания на места священно- и церковнослужительские. Нередко они принимали в духовное звание лиц даже податного состояния, без испрошения на то разрешения от сената, а только по сношению с местною казенною палатой, или с начальником губернии. Купцы, мещане, казаки и крестьяне нередко становились причетниками по одной воле архиерея и по сношению его с губернатором. Особенно пользовались этим правом архиереи черниговские и полтавские. В первые же годы царствования Николая I право это было ограничено: указом 27-го августа 1830 года запрещено отпущенных на волю и прочих податного состояния людей принимать в духовное звание без разрешения сената,⁴⁶⁷ а также ограничен был произвол в принятии людей светского звания в духовное.⁴⁶⁸ Впрочем, из этого правила сделано была изъятие для епископа камчатского, которому, по особенным и исключительным местным обстоятельствам, разрешено было замещать церковнические вакансии в Охотске, Камчатке и северо-американских наших владениях туземцами податного состояния, по сношению только с начальниками областей⁴⁶⁹ и для епископа оренбургского, которому позволено было, по недостатку в уральском казачьем войске священно- и церковнослужительских детей единоверческого духовенства, определять на причетнические вакансии казаков и малолетков, с тем, чтобы впоследствии, когда будет излишек в сословии духовных лиц против штатного числа, всех сверхштатных обратить в число служащих казаков, а прижитых ими в причетническом звании детей оставить в казачьем сословии, на общих правах о казачьей службе.⁴⁷⁰ С течением времени и рижский архиепископ, побуждаемый также местными нуждами вверенной ему епархии, испросил разрешение синода определять в причетнические должности тамошних жителей из податного состояния; но при этом он признал, как видно из его донесения синоду от 6-го декабря 1850 года, за лучшее допускать людей податного состояния к исправлению причетнических должностей без принятия их в духовное звание, но с освобождением от военной службы и платежа податей.⁴⁷¹ Впрочем, это распоряжение рижского архиерея было, так сказать, домашнее, сделанное лишь с ведома синода.

Еще большими злоупотреблениями сопровождалась власть архиереев при определении лиц податного состояния на гражданскую службу в места, подведомые епархиальному начальству. Купец, мещанин, казак, крестьянин, поступая в духовное звание, приобретал, вместе с этим, некоторые лишние и большие права, которые, впрочем, были не так значительны, потому что ограничивались только преимуществами, присвоенными сословию причетников, а гражданские права этого сословия весьма немногим разнятся от прав мещан или крестьян. Но совсем другое поприще открывалось для мещанина, казака или крестьянина, когда милость архиерея давала ему место чиновника в духовном правлении или консистории. Весьма часто мещанин, сначала сторож духовного правления, за особенное искусство и прилежание в топке правленских печей, а главное в чищении сапогов и исполнении других домашних поручений столоначальника, или, как называли тогда, повытчика, назначался писцом в правление; сноровка, сметливость и особенная угодливость, в нем замеченные, подвигали его выше и выше по иерархической лестнице чиновничества; он получал чин, другой, делался сам столоначальником, переходил из духовного правления в консисторию, а отсюда внимание влиятельного архиерея нередко переносило его в самый синод. Здесь уже быстрее и скорее шло возвышение прежнего сторожа правления, его таланты развертывались вполне; он делался помощником секретаря, секретарем и, наконец, обер-секретарем и статским советником. Живой пример такого перерождения мещанина в синодского обер-секретаря можно видеть в лице обер-секретаря Яковенки, который достиг этого звания из полтавского мещанина. Но он не есть пример единственный; синод в настоящем своем составе может представить еще несколько подобных личностей, не говоря о консисториях и духовных правлениях. Преимущественно изобиловали чиновниками из мещан и казаков консистории и духовные правления, подведомые полтавскому и черниговскому архиереям: они как бы нарочно старались открывать доступ к чинам людям податного состояния и чтобы лучше успеть в том, принимали их без всякой видимой нужды: вместо положенных по штату двух или трех – пять, семь и даже десять человек.⁴⁷² Замечательны способы, или, лучше, приемы, употреблявшиеся для производства людей податного состояния в чиновники. Сначала, когда шло от архиереев представление об увольнении их из податного состояния, упоминалось только о том, что эти люди, по недостатку в епархии лиц духовного звания, будут определены к причетническим должностям; но потом, по истечении известного времени, их, как лиц уже духовного звания, спокойно производили в канцелярские служители и, таким образом, беспрепятственно подвигали их выше и выше по лестнице чиновничества. Бывший обер-прокурор синода князь Мещерский как-то заметил эту несообразность и предложил об этом на обсуждение синода. Синод приказал оставить при должностях тех из них, которые уже состояли в классных чинах, а прочих велел обратить в причетническое звание, для которого они были приняты; в случае же нежелания их оставаться в этом звании, исключив их вовсе из духовного ведомства, отослать в губернское правление для обращения, по точной силе узаконений (30-го июля 1798 года и 5-го декабря 1808 года), в первобытное податное состояние. Преосвященные, допустившие такие беспорядки, и секретари консисторий, не протестовавшие против таких злоупотреблений, получили строгие выговоры от синода.⁴⁷³ Но чтобы окончательно пресечь такие злоупотребления, состоялся 31-го мая 1840 года указ, которым предписано всем епархиальным начальникам, в определении людей в гражданскую службу по всем ведомствам, следовать неуклонно Уставу о службе гражданской, в III томе Свода Законов помещенному, которым ясно определено, из каких состояний лица по своему происхождению могут поступать на службу, и чтобы отнюдь в неё не были определяемы люди, поступившие в духовенство из податного сословия, дабы, сверх нарушения закона, не подать повода домогаться увольнения из сего состояния в духовное для поступления в церковнослужители, с тою единственно целью, чтобы под сим предлогом входить в гражданскую службу.⁴⁷⁴

Некоторые из преосвященных имели обыкновение посылать для сбора подаяний на церковные строения священно- и церковнослужителей тех самых церквей, которые нуждались в доброхотных приношениях. Нередко случалось, что сам священник бедной церкви брал страннический посох и отправлялся, с разрешения архиерейского, сбирать подаяния для своей церкви на год и даже на два за несколько сот верст от своего прихода. Один из таких сборщиков, священник смоленской епархии, Духовщинского уезда, церкви села Гришкова, по имени Парфений Юдинич, явился даже в Петербург и попался на глаза обер-прокурору Нечаеву. Расспросы и дознание, сделанные обер-прокурором священнику, открыли, что сей последний, единственный в своем приходе, уже третий год отлучается из места жительства для сбора подаяний. Нечаев предложил св. синоду об этом поручении, унизительном для священнического сана и вредном для блага прихода. «Хотя – писал, между прочим. Нечаев – по показанию священника и командируется на это время в оный приход особый священник, однако считаю неприличным давать таковые поручения священнику и отлучать его от семейства, особливо в таких молодых летах, как он, ибо ему по виду нет и 30 лет, и тогда как сия обязанность собственно относится до прихожан, а пастырю их предлежат другого рода занятия». Синод счел нужным предписать всем преосвященным, чтобы впредь книги для сбора на церковное строение доброхотных подаяний выдаваемы были, по силе указа св. синода от 19-го ноября 1808 года, только тем людям, которые будут избраны местными священно- и церковнослужителями и прихожанами или из среды самих прихожан, или из посторонних свободных людей, и чтобы подобных поручений священнослужителям, находящимся при должности, отнюдь не было даваемо.⁴⁷⁵

В прежнее время, когда власти иерархической было более простора и свободы, преосвященные имели право по собственному своему усмотрению, без испрошения позволения у синода и без всякого представления ему, возводить священников в нештатных протоиереев и награждать протоиереев и священников палицею. В некоторых же епархиях, например, кишиневской и екатеринославской, архиереи собственною властью даже награждали священников скуфьями, но только, в отличие от обыкновенно даваемых от синода, эти скуфьи были зеленого и черного цветов. Впрочем, последнее право было отнято у них еще при Александре I. Что же касается первого, то архиереи сохранили его почти до последних годов царствования Императора Николая I. Но злоупотребление некоторых архипастырей этим правом, особенно поток протоиерейств, пролившийся в херсонской епархии во время управления ею Иннокентием, обратило на себя внимание синода, который, как выразился синодский указ июля 12-го дня 1850 года, «имев рассуждение по замечаниям, представлявшимся при рассмотрении представлений о награждении духовных лиц за служебные их подвиги, приказал предписать преосвященным епархиальным архиереям и обер-священникам гвардейских и гренадерского корпусов и армии и флотов: 1) представлять к вознаграждению знаками отличия таких лиц, которые достигли 35-ти летнего возраста, не подчиняя токмо сему правилу воспитанников духовных академий, а также и других лиц, в случае отличных подвигов, выходящих из обыкновенного порядка службы; 2) в протоиерея возводить властью преосвященных только тех священников, которые занимают штатные протоиерейские места, а не занимающих же мест, если они заслуживают возведения в сан протоиерея, представлять на рассмотрение св. синода в общем представлении о награждении духовных лиц, и 3) также, не награждать и палицею без разрешения св. синода».⁴⁷⁶

Что же касается произвольно делаемой архиереями аттестации о службе чиновников, находящихся в их ведомстве, то они в этом отношении были подчинены общим законам для начальников всех ведомств, именно поставлено им в обязанность, чтобы они в формулярах означали аттестации положительные и краткие, сообразно вопросу, заключающемуся в заглавии графы списка, а именно: способен и достоин, и в случае, если бы, по каким-либо законным причинам, признавали невозможным дать о ком-либо одобрительную аттестацию, то доводил бы о том немедленно до сведения св. синода особым рапортом, с подробным объяснением препятствующих причин.⁴⁷⁷ Кроме того, для устранения неправильного внесения случаев подсудности в формулярные списки чиновников духовного ведомства, предписано было синодом епархиальным архиереям, чтобы служащие по духовному ведомству чиновники и канцелярские служители не были считаемы под судом в тех случаях, когда дела о проступках их по службе будут только решены местным духовным начальством, и чтобы подсудность их не показывалась в послужных списках до окончательного рассмотрения и решения дел в палатах уголовного суда.⁴⁷⁸ Потребность в таких узаконениях была настоятельно необходима по духовному ведомству; стоит только припомнить, как часто архиерей неодобрительно аттестовал почти всех служащих по его ведомству чиновников, или без всякого объяснения не давал никакой аттестации о ком-нибудь из них. Так, однажды Протасов заметил, что в одной епархии из числа 18-ти канцелярских служителей консистории только 4 имели вполне одобрительную аттестацию; прочие же были или вовсе не одобрены, без объяснения, однако, побудительных причин, или аттестованы неопределенно; о некоторых же было объяснено, что они не аттестуются по не навыку к делам, тогда как уже состояли на службе четыре года.⁴⁷⁹

Воспитанники наших духовных академий обыкновенно дают при поступлении в академию обязательство, что по окончании академического курса они поступят в духовное звание. Конечно, как теперь, так и прежде, это было более пустою формальностью, – которая могла быть нарушена под тысячью разных предлогов, – чем безусловною обязанностью и непременным долгом. Синод всегда, а особенно в последние годы, не строго требовал от воспитанников академий исполнения этого обязательства, но, впрочем, оставлявших свое звание лишал некоторых выгод, преимущественно денежных окладов, следующих за ученые академические степени, даже иногда взыскивал с них, что, впрочем, случалось весьма редко, всю ту сумму магистерских или кандидатских денег, какую они получили до поступления их в светское звание. Некоторые из воспитанников, чтобы удобнее перейти в светское звание и в тоже время избавиться от потери классных окладов, или взыскания их, испрашивали у местных архиереев позволения жениться на вдовах. Некоторые из архиереев были так простодушны, что охотно давали такого рода позволения и таким образом бессознательно содействовали академистам оставлять духовное звание, потому что женатый на вдове, по каноническим правилам, не может быть священнослужителем, а между тем, вступив в брак, они продолжали пользоваться классными деньгами, так как не объявляли формально о намерении своем оставить духовное звание. Бывшая комиссия духовных училищ заметила эту уловку и представила о ней синоду, который приказал епархиальным архиереям отклонять лица, имеющие академические степени и давшие обязательство на принятие духовного сана, от вступления в брак со вдовами; если же по каким-либо уважительным причинам, таковой брак будет совершен и ежели вступивший в оный получает классный оклад, то немедленно прекращать производство оного и доносить комиссии для учинения дальнейшего распоряжения, дабы преимущество сие, всемилостивейше дарованное служителям алтаря, или готовящимся к сему служению, не было напрасно расточаемо на людей, нарушивших данное начальству обязательство.⁴⁸⁰

Взамен отнятых у архиереев прав, в царствование Императора Николая I им были дарованы новые, которых они прежде не имели, или которые они не ясно сознавали, а следовательно и не пользовались ими. Эти новые права были следующие: 1) право увольнения своею властью воспитанников семинарий и исключенных из духовных училищ в военное и другие ведомства; 2) право разрешать браки в известных степенях плотского и духовного родства и 3) окончательно разрешать бракоразводные дела нижних чинов казачьего звания и людей податного состояния.

Постоянно возраставшее в огромной прогрессии число лиц, не получивших и не могущих получить мест в духовном ведомстве, а между тем молодых, праздных, терпящих нужду и служащих тягостью для самих себя и бременящих свои семейства – число, доходившее в 1850 году до 13.000, из которых только 1.887 кончили семинарский курс, 3.649 его не кончили, а о 7.247 не было известно какое они имеют образование – не могло не вызвать синод на серьезные размышления о том, что делать с такою массою людей с полных силами, жаждущих деятельности, но осужденных на совершенное бездействие по недостатку для них мест в том звании, в котором они родились. Сверх различных придуманных синодом способов к размещению излишних людей в духовном ведомстве, предложено было им, как кончившим семинарский курс, так и не окончившим его, а также и нигде не учившимся, выйти из духовного звания в другие ведомства, и изъявивших желание приказано увольнять архиереям, которым с этого времени дано полномочие и впредь увольнять в другие ведомства собственною властью окончивших курс учения семинарского воспитанников всех трех разрядов. При этом архиереям вменено в обязанность оказывать свое содействие, посредством сношений и совещаний с начальниками разных частей местного гражданского управления, об устроении участи этих людей, оставляющих свое звание.⁴⁸¹ Кроме того, архиереям дано было право увольнять в военное звание, без представления высшему начальству, даже воспитанников еще обучающихся в духовно-учебных заведениях (конечно, если они сами просятся в военную службу), но при этом приказано было наблюдать следующие правила: 1) чтобы увольняемый был не моложе 16 лет, положенных для вольноопределяющихся в военную службу; 2) чтобы он получил на сие согласие от своих родителей или родственников и 3) чтобы о каждом уволенном ученике доносимо было высшему начальству для сведения.⁴⁸²

Неясность нашей Кормчей, происходившая от дурного перевода её на славянский язык, давала повод к неточному пониманию её правил, в особенности же относящихся до дел брачных. Вследствие этого, в нашей церкви замечается какое-то колебание и непостоянство в понятиях о степенях родства, в которых запрещается брак. Впрочем, должно сказать, что и в самой греческой церкви существовала неопределенность в правилах, запрещающих браки в известных степенях родства. Так, брак между двоюродными, т. е. в 4-й степени, то запрещался, то дозволялся; впоследствии запрещение доведено было до 7 степени. Еще более было сбивчивости и неопределенности в понятиях о запрещении брака в степенях так называемого свойства. Неудивительно, что такая, существовавшая в греческой церкви неопределенность в понятиях о степенях родства, возбраняющих брак, перешла и к нам, и что у нас, как и там, менялись взгляды на этот предмет. Такой же неустановившийся взгляд господствовал в греческой и нашей церкви на родство духовное. Синод, в различные времена, старался установить более определенный и более сообразный с соборными канонами взгляд на степени родства, как духовного, так и плотского, возбраняющие вступление в брак. Так, указом св. синода 19-го января 1810 года ясно определены были те пределы, за которыми брак становился запрещенным и непозволительным. Но архиереи, несмотря на то, или неясно сознавали содержание этого указа, или стеснялись совестью, но только не разрешали браков, которые, по вышеупомянутому указу, они могли разрешать, имея на то полное право. Даже нередко случалось, что они осуждали священников, повенчавших такого рода браки, и расторгали самые браки. Так продолжалось до сороковых годов. В это время два брачных случая, сделавшиеся известными синоду, заставили его обратить внимание на это обстоятельство и определить, однажды навсегда, ясными и точными постановлениями, какие степени плотского и духовного родства не должно считать препятствием к заключению брака. Первый из сих случаев произошел в курской епархии, второй в пермской. Священник курской епархии, рыльской Ильинской церкви Стефан Ильинский, повенчал рыльского купца Игната Потатурина с купеческою вдовою Прасковьею Жижиною в 4-й степени родства, как доносил синоду курский архиерей, потому что Игнатова, вторая жена Евдокия была двоюродная сестра первому мужу Прасковьи, а брак в 4-й степени воспрещается. Архиерей приказал его расторгнуть, как незаконный; Потатурин подвергнут семилетней епитимьи в рыльском Николаевском монастыре, под наблюдением тамошнего духовника, Жижина также; священник, виновный, по выражению архиерея, в повенчании беззаконного брака, по нахождению его в рыльском монастыре в числе братства, оставлен в нем на год с запрещением священнослужения и с употреблением его в клиросные труды и другие низшие послушания. Синод, получивши рапорта курского архиерея об этом деле и экстракт из него, приказал разрешить священнику Ильинскому священнослужение, а брак Потатурина с Жижиной оставить в своей силе. В тоже время синод присовокупил, что так как по делам, вступающим в него, встречаются случаи, в которых запрещение к браку по родству от трех родов простираемо бывает иногда далее, нежели должно, то он предписывает всем епархиальным преосвященным, при разрешении браков в сродстве от трех родов (каким был брак Потатурина с Жижиною), руководствоваться правилом, напечатанным в Кормчей книге, 2-й части, в главе 50-й, где сказано: «Еже от треродных, сие в первом точию степени запрещается по закону, обычай убо запрещает» и проч., с тем, чтобы запрещение к браку по родству от трех родов не было простираемо далее третьей степени и чтобы, по уважительным причинам, преосвященные разрешали то, что возбранено токмо обычаем недревних времен, строго сохраняя, впрочем, запрещение закона и древних св. отец.⁴⁸³

Другой случай был, как сказано выше, в пермской епархии. В 1831 году был расторгнут пермским епархиальным начальством брак чиновника пермских казенных заводов Пермякова с дочерью чиновника тех же заводов Гликерией Тудавасовой, между прочим и потому, что Пермяков и Тудавасова прежде вступления в брак соединились между собою духовным родством: Пермяков, вместе с Тудавасовой, воспринимал от св. крещения одного из сыновей отца Тудавасовой, а также дочь у коллежского регистратора Филимонова. В проезд Наследника через Пермскую губернию, Пермяков подал ему прошение о восстановлении его брака. Наследник представил прошение Пермякова Государю, который приказал синоду войти в рассмотрение и соображение об этом браке. Синод восстановил брак Пермякова с Тудавасовой и секретным указом предписал архиереям, чтобы они, при рассмотрении и разрешении просьб от желающих вступать в браки, которым встречаются препятствия по духовному родству, а также при рассмотрении и решении дел о состоявшихся подобных браках, руководствовались буквальным смыслом указа 1810 года. Замечательны следующие, прибавленные синодом слова: «Св. синод с самого учреждения оного многими определениями своими полагал, что при воспрещении браков по восприемничеству от св. крещения следует держаться постановления, определенного 53-м правилом 6 вселенского собора, и многократно разрешал вступление в брак восприемнику с восприемницею, между которыми, по силе секретного указа 19-го января 1810 года, нет родства, препятствующего брачному союзу».⁴⁸⁴ Таким образом, синод этими двумя указами дал право епархиальным архиереям разрешать браки от родства плотского в 4-й степени, если это родство от трех родов, а от родства духовного позволил браки восприемнику с восприемницею.

Для сокращения переписки и ускорения делопроизводства по св. синоду и подведомственным ему местам, архиереям было предоставлено указом 31-го августа 1832 года окончательно решать бракоразводные дела, возникшие по безвестному отсутствию одного из супругов, коль скоро лица эти принадлежат к крестьянскому или мещанскому сословию, допуская, впрочем, в случае неудовольствия просителей, законную апелляцию в св. синод. Потом, вследствие рапорта преосвященного новочеркасского, разрешено было всем архиереям, в епархиях которых находятся казачьи войска, оканчивать бракоразводные дела находящихся в неизвестной отлучке лиц казачьего звания, не имеющих офицерских чинов и дворянского достоинства, по собрании о них всех нужных сведений чрез военное начальство,⁴⁸⁵ а также и казаков поступивших в причетники.

Еще Император Александр I, глубоко пораженный резким несоответствием поступков духовных лиц с высотою их звания, неоднократно обращал на это внимание св. синода, особенно же в последние годы своего царствования. С этою целью не только подтверждено было архиереям строго и неуклонно держаться правил Кормчей, регламента и узаконений, явившихся после его издания, но и были начертаны синодом вследствие высочайшего повеления, данного ему 22-го декабря 1823 года, особые правила, определяющие обязанности епархиальных архиереев. Сущность этих правил состояла в том, чтобы архиереи: 1) «усугубили бдительность надзора над поведением и нравственным состоянием вверенного им духовенства, в удалении его от действий и поступков, сему званию несоответственных, а в противном случае действовали бы на виновных по сим правилам и прочим узаконениям без малейшего послабления; 2) в избрании и рукоположении ищущих сего звания поступали бы со страхом Божиим и со всяким опасением, смотря на лета и испытывая прилежно поведение и образ мыслей всякого поставляемого, всеми возможными способами удаляя от священного служения всех не только замеченных в каком-либо пороке, но и сомнительных, равно не упражняющихся в чтении и разумении священного писания и не знающих важности и духовных обязанностей искомого ими сана; 3) яко главные начальники духовных училищ, обращали бы особенное внимание на образ воспитания в оных юношества, чтобы насаждаемо и укореняемо в оном было главное и единственное начало всякие премудрости: страх Господень и любовь ко Христу Спасителю; при усмотрении же в наставниках или учениках поступков и образа мыслей, противных сему началу, или духа гордого и непокорливого, делали бы неопустительно христианские увещания и пастырские наставления, смирение и кротость внушающие; с невнемлющими же сему спасительному гласу поступали бы по строгости церковных правил и училищных постановлений, а в важных случаях представляли бы синоду».⁴⁸⁶ Преемник Александра I, со свойственною ему энергией стремившийся возвысить духовенство как во внешнем, так и в нравственном отношении, постоянно требовал от высшего духовного начальства усиленной деятельности и бдительного со стороны его надзора за духовенством тем более, что цифра преступлений, совершаемых духовными лицами с каждым годом возрастала, а некоторые из них были такого свойства, что даже в истории всемирной криминалистики могли бы занять видное место (напр., подсыпка сулемы в св. Дары⁴⁸⁷) и т. под.). Император Николай часто глубоко был потрясаем известиями о разных безнравственных поступках духовных лиц и нередко при этом из уст его вылетало слово негодования. Не довольствуясь частными замечаниями, делаемыми им по этому поводу, он хотел разными общими постановлениями возбудить и усилить архиерейский надзор за духовными, в видах пресечения их проступков. Таким образом, по его мысли и воле явились следующие постановления: 1) о ежегодном обозрении архиереями своих епархий; 2) о имении со стороны их деятельнейшего надзора за священнослужителями; 3) о неупустительном донесении св. синоду о всех происшествиях в церквах и 4) о новой форме ежегодного архиерейского отчета о состоянии епархии.

Духовным регламентом, между прочим, постановлено, чтобы епископ в год или в два года однажды посетил свою епархию. Летнее время было признано самым удобным для таких обзоров: сие же того ради, как говорит регламент, что не так много летом, как зимою, и сам епископ, и церкви посещаемые, на корм и иные нужды его издержат.⁴⁸⁸ Это правило хотя всегда считалось обязательным для архиереев, однако впоследствии оно утратило свою силу, вследствие того, что, по регламенту, они должны были принимать на себя все путевые издержки по обозрению своих епархий. В то время, когда наше духовенство вообще и архиерейские кафедры в частности владели значительными недвижимыми населенными имениями и имели обширные хозяйственные заведения, одним словом, когда они были богатыми собственниками, архиереи еще могли на собственный счет совершать поездки по своим епархиям и производить, по регламенту, каждогодние обозрения. Но с отнятием крестьян у духовных при Екатерине II, средства для подобных обозрений у епархиальных владык совершенно иссякли, ибо штаты, определенные императрицею, на содержание архиерейских домов, были более нежели скудны. С этого времени архиереи, за исключением весьма немногих из них, были поставлены в физическую невозможность обозревать свои епархии, а напротив, должны были прибегать к разным, иногда не совсем честным, средствам для удовлетворения насущных своих нужд, или принуждены были выпрашивать у синода, как милостыни, какую-нибудь сотню рублей из суммы, ежегодно ассигнуемой на духовное ведомство. Но и этою милостью пользовались весьма немногие: чтобы получить её, нужно было снискать особенное расположение митрополита новгородского или членов синода.⁴⁸⁹ При таких обстоятельствах, нет ничего удивительного, что, несмотря на закон об обозрении епархиальными архиереями своей паствы, в некоторых епархиях иные села от самого основания не видали ни одного из своих архиереев, хотя существовали несколько столетий и отстояли от архиерейской кафедры не более как на 70 верст. Между тем, правительство, почти беспрерывно получая самые печальные известия о нравственном состоянии духовенства, учащало приказания о личном и непосредственном надзоре архиереев за своею паствою, которым вследствие того и синод поставил в непременную обязанность, чтобы «надзор благочинных за исправностью и благоповедением причтов они нередко поверяли своим личным усмотрением и для того каждый год хотя некоторую часть епархии, попеременно, посещали и о том под конец года доносили в известие синоду».⁴⁹⁰ При этом вопрос об издержках, необходимых для таких обозрений, естественно должен был представиться синоду и обойти его теперь было нельзя, если только хотели, чтобы закон снова не обратился в мертвую букву. Синод решился войти об этом к Государю с докладом, в котором, между прочим, писал: «А дабы уменьшить хозяйственные в сем деле затруднения, для того, приняв за основание узаконение 13-го апреля 1802 года, которым положено на переезд из одного места в другое по должности, или по временному откомандированию от начальства, производить по чинам прогонные деньги на положенное число лошадей, синод полагает, чтоб епархиальным архиереям, а также командируемым от них викарным для посещения епархий, даваемо было назначенное число лошадей и положенные прогонные деньги по требованиям отпускаемы были из местных казенных палат на такое число верст, какое по действительном епископском путешествии окажется».⁴⁹¹ Государь утвердил доклад синода. С этого времени действительно архиереи, уже не стесняемые более недостатком в деньгах, участили свои поездки по епархиям и, обязанные ежегодно давать синоду отчет о результатах своих путешествий, друг перед другом старались в этом деле показать свою ревность и усердие. С этого времени каждый архиерей летнее время преимущественно посвящает обозрению епархии и теперь уже многие из них, несмотря на огромное пространство и протяжение, несмотря на самое бедственное состояние в них путей сообщения, осмотрены и изъезжены архиереями из конца в конец, до самых отдаленных, пустынных и почти неприступных мест. Здесь невольно приходит на память почтенное в современной иерархии имя Иннокентия, архиепископа камчатского, которого вся архипастырская деятельность проходила в беспрерывном, равноапостольном, исполненном опасностей путешествии по его юной, малолюдной и пространной епархии. Не будем распространяться о том, с какими лишениями, трудами и опасностями соединены были его странствования; скажем только, что ему ежегодно приходилось испытывать все возможные способы путешествия сухим путем и морем: на лошадях, оленях и собаках, пешком, на лыжах, ползком, быть влачиму на веревках (см. путевые журналы Иннокентия за 1841, 1847, 1851 г. и другие). По числу верст им проеханных или пройденных в продолжение года, можно составить себе приблизительное понятие о его путешествиях: в 1847 году он проехал 9.000 верст сухим путем и 13.000 морем; в 1848 г. им проехано около 7.000 верст, а с половины 1851 года до конца 1853 года он постоянно находился в разъездах.⁴⁹² Нельзя умолчать также о путешествиях по своим епархиям Аркадия пермского, часто долженствовавшего совершать обозрения пешком; Афанасия томского, проехавшего в 1848 году 6.444 версты; Варлаама архангельского, нередко по зыбким тундрам проникавшего в самые уединенные местности своей паствы; Нила иркутского, Игнатия олонецкого⁴⁹³ и других. Мы не упоминаем здесь других имен, потому что имели целью указать только на такие обозрения, которые выходили из ряда обыкновенных и совершены на пространстве не одной тысячи верст; но вообще следует сказать, что с 1828 года не было ни одного архиерея, даже самого дряхлого, который ежегодно не обозрел бы своей епархии, и дело это теперь стало до такой степени обычным, что крестьяне, рассуждая между собою о повинностях, предстоящих им исполнить летом, между прочим, полагают в числе их и подводы для архиерея, когда он поедет на попов, т. е. обозревать свою епархию. До какой степени и в какой мере ежегодные обозрения архиереями своих епархий благодетельно действуют на подчиненное им духовенство, известно по опыту. На самый беспечный, ленивый, нетрезвый и корыстолюбивый причт всегда производит отрезвляющее действие уже одна мысль и уверенность в том, что летом архиерей может заехать в их село, а следовательно или сам заметить беспорядки, или узнать о них от прихожан; и вот, если не по сознанию своего долга, то из страха, и церковь содержится чище, и книги метрические, исповедные и приходо-расходные ведутся исправнее, и от лишней чарки удерживаются, да и не так нагло и упорно выжимают лишнюю полтину или гривну за венчание или за похороны. Но немало уроков из этих обозрений извлечет архиерей и для себя: он может ознакомиться с нуждами, потребностями, недостатками, умственным и нравственным состоянием своей паствы, обогатиться опытностью в деле управления епархией, узнать то, чего во всю жизнь не узнал бы из официальных бумаг, приобрести снисходительность к слабостям подчиненных ему, терпеливость, правдивость в решении дел, верность взгляда на людей и дела, предлежащие ему. Замечательно, что более человеколюбивые и правдивые в решении епархиальных дел были и есть те из архиереев, которые искрестили по всем направлениям свои епархии; имена Иннокентия камчатского и Игнатия олонецкого будут жить в истории русской иерархии, как светлые имена самых лучших епархиальных правителей. В доказательство пользы, приносимой этими обозрениями самим архиереям, приведем здесь несколько выдержек из отчетов некоторых архиереев об обозрении ими своих епархий. Вот один из них поражается бедностью народонаселения целого уезда; везде видна скудость: церкви не имеют надлежащего благолепия ни извне, ни внутри; хорошей ризницы нет нигде, потиры оловянные, инде не достает даже богослужебных книг; престолы стоять переносно и качаются от шатающихся половниц; целый приход не может собрать 15 или 20 р. сер., нужных для исправления церкви.⁴⁹⁴ Можно ли же ожидать от причтов таких приходов высоконравственного совершенства и требовать от них неукоризненной нравственности? А вот другой лично убеждается, что самые благотворные мысли правительства не приносят никакого плода, а только, от дурного осуществления их, поглощают казенные деньги, как, напр., мысль об учреждении школ в сельских приходах. Существует школа для обучения сельских мальчиков, выстроено для неё порядочное здание, министру государственных имуществ пишутся великолепные отчеты о преуспеянии школы, тратятся значительные суммы на её содержание, но на деле оказывается, что в школе нет ни учебных книг, ни бумаги, ни перьев для мальчиков, да нет и самих мальчиков.⁴⁹⁵ А вот третий становится очевидцем почти голодной смерти священника со всем его семейством;⁴⁹⁶ четвертый поражается теми развалинами, в которых помещаются некоторые подведомые ему духовные правления, и бедственною участью служащих в них⁴⁹⁷ и проч. Внимательное обозрение архиереем своей епархии может навести его на много дум; путешествие по епархии чисто архипастырское, с единственным намерением поощрить благих деятелей и вселить страх в дурных, может принести благодетельные плоды как для пасомых, так и для пастырей. К несчастью, и это дело, как и многие другие у нас, исполняется далеко не так, как следовало бы: то оно обращается у некоторых во что-то формальное, механическое, то принимает характер чего-то похожего на прогулку, то становится каким-то триумфальным шествием, или каким-то неприятельским набегом. Вот, например, в самую рабочую пору, окруженный свитою и певчими, скачет архиерей. Причты церквей, лежащих по тракту его путешествия, ожидают владыку со страхом и трепетом; вот уже он приближается к селу; священник в облачении, с крестом, выходит ему навстречу, но архиерей несется мимо, едва удостоив священника и собравшихся около него прихожан благословением из кареты. Или еще хуже того: архиерей заходит в церковь, но приказывает поверить и осмотреть книги своему письмоводителю, или кому-нибудь из своей свиты; тогда начинается настоящая реквизиция и без значительного для сельского причта побора дело никак не обходится. Но, разделавшись с письмоводителем, нужно причту вытерпеть еще более жестокое нападение от других членов архиерейской свиты, как-то протодиакона, иподиаконов, певчих и пр. С каким-то скифским варварством, с самою циническою наглостью, начинается требование водки, денег, прибавки, надбавки и т. п.; священник, по мере сил и возможности, ублаготворяет своих непрошенных гостей и за все это нередко слышит от них брань, упреки и ругательства... Но не так спешно архиерей проезжает мимо богатого господского дома. Здесь нередко устроен бывает для него ночлег, на другой день предлагается обед, прогулки по окрестностям и т. п. Не скоро также оставляет он какой-нибудь уездный, гостеприимный город, особенно если в нем есть зажиточное купечество, которое любить иногда щегольнуть русским хлебосольством и нередко дней пять угощает архиерея жирными обедами. Часто случается, что архиерей, найдя приют для себя в уездном городе, не едет обозревать сельские церкви, а дает приказ, чтобы все причты явились к нему в уездный город к известному дню; и вот, в рабочую пору, когда нашему сельскому духовенству, занимающемуся земледелием, дорог не только каждый день, но и час, оно на несколько дней отрывается от своих хозяйственных занятий и духовных требоисправлений; в это время все останавливается в доме, в церкви, в приходе; младенцы умирают без крещения, а больные без исповеди и причастия. Результатом подобных обозрений бывает только трата денег духовными, беспорядок в их приходе и домашнем быту, желчь и брань против архиерея. Но совесть архиерея спокойна: он исполнил лежащий на нем долг и может рапортовать синоду, что обозревал свою епархию. Наконец, случается, что обозрение принимает карательный характер и имеет одну цель – наказывать, ругать, сменять с мест или совсем от них отрешать. Тут же обращается в вину: и замешательство священника, и неловкие его ответы архиерею, и дрожащий его голос, и бледный цвет его лица. Такого рода обозрения сопровождаются со стороны архиерея суровыми взглядами, наводящими ужас на священников и холодящими их кровь, страшными криками, угрозами и жестоким игранием судьбою низших своих собратий... Но все приведенные примеры отступлений от той идеи, которую имело в виду правительство при введении положения о ежегодном обозрении архиереями их епархий, конечно, не уничтожают всей благодетельности и необходимости этого закона, и мы указали на них вовсе не с целью убедить в бесплодности и недействительности обзоров, но единственно из желания быть верными исторической истине и не скрывать дурных и темных сторон в самых светлых картинах учреждений царствования Императора Николая I.

Усиливая личный, непосредственный надзор архиереев за их паствою, правительство требовало, чтобы и надзор посредственный, совершаемый чрез официальных, подчиненных архиерею лиц, был более деятельный, а суд архиереев над священнослужителями, нарушившими уставы, более строгий, решительный и безотложный, и чтобы самое преступление священнослужителя, если оно важное, делалось св. синоду известным и гласным во всех своих подробностях. К таким мерам правительство вынуждено было отвратительными поступками духовных, преимущественно же их пьянством, которое было причиною возмутительных преступлений и которое постоянно, с самого отдаленного времени, заставляло правительство бороться с этою язвою нашего духовенства, особенно сельского.⁴⁹⁸ И в царствование Императора Николая I этот же гнусный порок вызвал правительство к изданию закона об усилении надзора архиерейского за священнослужителями. Государь, рассматривая ведомость о происшествиях по духовному ведомству за майскую треть 1828 года, обратил особенное внимание на одно приключение, бывшее в черниговской епархии, в Покровской церкви села Веси, где священник Лука Шумский, отправлявший в пьяном виде священнослужение, упал в алтаре и не мог докончить начатого богослужения. Потом получено было официальное известие, что этот священник умер от апоплексического удара, вследствие нетрезвой жизни. Государь был сильно взволнован таким неблагоговением к святому делу и чрез статс-секретаря Муравьева повелел тогдашнему обер-прокурору князю Мещерскому сообщить синоду, «чтобы он обратил особенное внимание на равнодушие, с каким епархиальное начальство глядело на поведение помянутого священника, даже умершего от нетрезвой жизни, и что он находит, что люди, видя в пастыре, вместо благочестия, пример порока, теряют уважение к его сану и впадают в раскол и своевольство понятий, столь вредное благоустройству государства, и он считает необходимым строжайше подтвердить епархиальным начальствам иметь деятельнейший надзор за священнослужителями, и тех из них, кои уже замечены дурными, ныне же удалить от должностей, а тех, кои признаются сомнительного поведения, переместить под личный надзор архиереев для исправления, и чтобы св. синод учинил свое безотлагательное распоряжение к исполнению его воли».⁴⁹⁹ Синод по этому случаю вошел в рассуждение о способах, как выразился он, точнейшим и благонадежнейшим образом исполнить это высочайшее повеление. В этом рассуждении замечательны следующие его слова: «Обращаясь к причинам, от которых происходит закоснение некоторых священно- и церковнослужителей в невоздержности, или других грубых пороках, и неуспешное действование епархиальных начальств в исправление оных, имеющее иногда вид послабления и недеятельности, синод находит, что усилиям епархиальных архиереев нравственно улучшить приходское духовенство не благоприятствуют, во-первых, пространство и многолюдство епархии и происходящая от того неудобность ближайшего надзора и руководства, во-вторых, медленность и слабость судебных и исправительных мер, часто неизбежная по введенному обряду судопроизводства и по существующим правилам о наказаниях. Исследование поступка противу должности, или доброго поведения, по установленной форме требующее, по большей части, сношения со светскими присутственными местами для вопрошения свидетелей светского звания, составление экстракта из дела, вызов подсудимого для подписания оного, новый зов для объявления удовольствия, или неудовольствия на решительный приговор, нередко по неудовольственному отзыву против самой легкой епитимьи перенесение дела в св. синод – все сие бывает причиною того, что скорое наказание проступка приходит чрез несколько месяцев по сделании оного, а чаще чрез год и более; между тем, впавший в искушение закосневает в нем, предупреждает наказание первого проступка повторенными действиями порока, и позднее наказание становится действием более карательным, нежели исправительным. Кроме сего, поскольку указом 6-го мая 1797 года предписано: священников за первый проступок против благоповедения наказывать не иначе, как монастырским подначальством, с оставлением на прежнем месте, то, как бы священник ни оказывался неблагонадежным, надобно ждать второго или третьего проступка, и как не всякий проступок доходит до начальства, то надобна цепь проступков, чтобы начальство могло уменьшить соблазн запрещением виновному священнослужения и низведением его на причетническое место. По таковым соображениям и опытам, для высочайше повелеваемого деятельнейшего надзора за священнослужителями, для исправления замеченных дурными и для испытания сомнительных, он полагает нужным следующее: 1) предписать епархиальным преосвященным архиереям, чтобы в благочинные для надзора за исправлением и поведением священно- и церковнослужителей избираемы были с особенным тщанием люди примерного поведения; чтобы определенные в сию должность, но оказавшиеся мало способными к ней, были увольняемы и заменяемы способнейшими, а те, кои замечены будут в неверности надзора или злоупотреблениях, отрешаемы были от благочиннической должности и подвергаемы ответственности по мере вины. 2) Благочинным подтвердить, чтобы, не ограничиваясь краткими ежегодными свидетельствами о поведении священно- и церковнослужителей в клировых ведомостях, о тех, которые замечаются в поступках противных должности, благочинию и благонравию, каждый раз особо доносили епархиальному архиерею немедленно, с объяснением обстоятельств и указанием свидетелей происшествия, под опасением в противном случае ответственности по 71 правилу Василия Великого. 3) Поставить епархиальным архиереям в непременную обязанность, чтобы надзор благочинных за исправностью и поведением причтов нередко поверяли своим личным усмотрением. 4) Дела о преступлениях священно- и церковнослужителей против должности и благоповедения производить тем порядком, какой предписан в высочайше утвержденных в 22-й день декабря 1823 года правилах судопроизводства о преступлениях, в церкви учиненных; поскольку в сих правилах заключается способ к отвращению медленности в судопроизводстве. 5) Если священнослужитель, хотя и в первый раз, судопроизводством обличен будет в невоздержании, но так, что по действиям его будет в нем оказываться страсть и закоснение в сем пороке, или откроются поступки, производящие соблазн и делающие его презрительным в приходе, в таком случае для прекращения соблазна непременно удалять виновного из прихода и, с запрещением священнослужения, определять на причетническое место под особенный надзор благочинного. 6) Так же с обличенным по исследованию в предосудительном поведении поступать и в том случае, когда все, или большая часть прихожан объявят, что не желают более иметь его при своей церкви. 7) Если кому вследствие судопроизводства епархиальным начальником положено будет для епитимьи, или для испытания и увещания, пробыть в монастыре от одной до шести недель, то такового решения не останавливать ожиданием от подсудимого удовольственного или неудовольственного отзыва, но исполнять оное немедленно. 8) Если о таком священнослужителе, который был уже судим и наказан за невоздержание или другие предосудительные поступки, от благочинного или прихожан донесено будет, что он вновь предается прежним порокам, то такового, на основании объявленного ныне высочайшего повеления, немедленно удалять от должности и, с запрещением священнослужения, определять на причетническое место. 9) Тех, о которых неофициально дойдет до сведения епархиального архиерея, что они замечаются в нетрезвости или других неприличных духовному званию поступках и о которых усмотрит он таковые же замечания в благочиннических ведомостях, но на которых формальных доносов нет, признавать сомнительными в поведении, и таковых, по силе объявленного ныне высочайшего повеления, брать епархиальному архиерею под личный надзор для испытания их поведения в архиерейский дом на один или два месяца, или, когда то, по особенным обстоятельствам архиерейского, дома окажется неудобным, с таковою же целью посылать в монастырь под личный надзор благонадежного настоятеля; должность же их поручить на сие время другим по удобности, с разделением доходов поровну между исправляющим должность и между семейством, находящегося под искусом. 10) Если сомнительный в поведении проведет время испытания благочинно и благонравно, то такового отпускать обратно к должности, и то, что он подлежал искусу, хотя и показывать о нем в ведомостях, однако не ставить ему того в штраф и нарекание. 11) Но если он во время испытания его поведения в архиерейском доме, или монастыре, залечен и обличен будет в нетрезвости, или других предосудительных поступках, в таком случае поступать, как выше сказано в 8 пункте».⁵⁰⁰ К этим правилам в 1849 году, по высочайшему повелению, синод прибавил еще новые, вменив епархиальным архиереям в обязанность, чтобы они доносили св. синоду со всею подробностью и без малейшего промедления: «во 1-х, о таких случаях, по которым священнослужители обвиняются в преступлениях уголовных или других немаловажных проступках, с устранением, по существующим постановлениям, до окончания производящихся о них дел, от священнослужения; во 2-х, о проступках вообще всех лиц духовного ведомства, когда по произведенным о них исследованиям откроется, что оные соединяются с какими-либо замечательными происшествиями, или заключают в себе важное отступление от законного порядка, и в 3-х, о всех делах, по которым священнослужители будут обвинены и приговорены к лишению сана и другим наказаниям, на основании Уложения о наказаниях уголовных и исправительных, с присовокуплением ко всем таковым сведениям и того, каких лет каждый из обвиняемых, или уже обвиненных, какого он происхождения, где обучался и с какого времени состоит в настоящем его сане и звании».⁵⁰¹

Особенно строгого внимания и наблюдения со стороны епархиальных архиереев требовал Император Николай I за происшествиями в церквах. Хотя закон о неупустительном донесении архиереями о происшествиях в церквах относится к лицам всех сословий и всякого звания, поколику они явятся виновными в совершении в храме таких действий, которые характеризуются общим названием происшествий, но преимущественно он касался лиц духовного звания, как это видно из предложения обер-прокурора св. синода об этом постановлении. Вот что 24-го января 1827 года предложил синоду князь Мещерский: «Благочестивейший Государь Император, по святости храма Божия и по всегдашнему желанию своему, чтобы служители алтаря Господня, быв по своему званию наставниками народа, учили его не одним словом, но и главнейше примером доброй нравственности, обращать изволит особенное внимание на происшествия в церквах, так и на те случаи, в коих замечаются добрые, или противные тому деяния духовенства».⁵⁰² В следующем году, для полноты таких донесений, высочайше повелено было помещать в них сведения о священниках, учинивших проступки: из какого звания они поступили и где обучались.⁵⁰³ Нужно заметить, что это постановление существовало еще при Александре I, которым повелено было непременно и немедленно доносить о происшествиях в церквах,⁵⁰⁴ но, подобно закону о ежегодном обозрении архиереями своих епархий, оно не исполнялось строго. «Сведении о сих происшествиях, как писал Мещерский, нередко доставляемы были со стороны преосвященных епархиальных архиереев и секретарей консисторий по истечении значительного времени после событий, а между тем, по доходящим до Его Императорского Величества чрез губернские начальства сведениям, получает он (обер-прокурор) иногда вопросы: известен-ли тот, или другой поступок духовных лиц начальству их»? В царствование же Николая I, впрочем после многократных внушении и подтверждений со стороны обер-прокуроров, начиная с князя Мещерского до графа Протасова,⁵⁰⁵ закон этот возымел должную силу; были даны особенные правила секретарям консисторий в руководство при составлении донесении о происшествиях в церквах, а также вменено в обязанность архиереям наблюдать, чтобы подведомые им места и лица доносили им об этих происшествиях без упущения времени, а они сами св. синоду. Сверх того, с целью, чтобы благочинные и священники не могли скрывать происшествий, по высочайшему повелению было приказано объявлять, кроме своего начальства, о всех происшествиях в церквах местной полиции. До какой степени занимали покойного Государя даже самые незначительные, по-видимому, происшествия в церквах и как он строго и серьезно смотрел и заставлял других смотреть на все происходящее, в храмах Божиих, можно видеть из следующего случая: в ведомости, представленной синодальным обер-прокурором о происшествиях по духовному ведомству за сентябрьскую треть 1827 года, означено было по с.-петербургской епархии, что во время отправления всенощного бдения 9-го октября в с.-петербургском Морском соборе вбежал чрез царские врата в алтарь офицер и поцеловал лежащую на аналое книгу. Государь, не получив в свое время донесения об этом происшествии, приказал исследовать: отчего не было о том донесено ему полицией? С.-петербургский военный генерал-губернатор отозвался, что о помянутом происшествии не было донесено от полиции Государю потому единственно, что священнослужители того собора её о том не известили. Отзыв с.-петербургского генерал-губернатора, чрез статс-секретаря Муравьева, представлен был Государю, который вследствие этого дал повеление: «Поставить на вид синодального обер-прокурора, дабы впредь подобного не скрывали священники от полиции».⁵⁰⁶ Без сомнения, после такого повеления самые маловажные происшествия в церквах, особенно столичных, делались тотчас известными Государю чрез полицию, которая нередко, не дожидаясь даже формального донесения от священника, сама доводила до сведения Государя о происшествии, а следовательно ставила священников в невозможность скрывать и утаивать случившееся в церкви. Впрочем, справедливость требует сказать, что при неопределенном и сбивчивом понятии о слове «происшествие», иногда им почиталось такое действие, которое не представляло ничего необыкновенного. Так, напр., некоторые считали происшествием приказание священника пьяному удалиться из алтаря и наоборот, не считали происшествием такого действия, которое сопряжено с нарушением обычного порядка священнослужения и даже с соблазном для молящихся в церкви, напр., требование, с довольно сильным возвышением голоса, одним из генералов, чтобы его во время литургии сейчас пропустили на солею, или неприличный и громкий разговор, даже смех во время самой важной части литургии. Короче сказать, понятие о происшествии было весьма относительно и, смотря по состоянию лиц, иногда оно слишком растягивалось и распространялось, а иногда слишком сжималось и сокращалось.

Архиереи были обязаны к концу каждого года, как сказано выше, представлять в св. синод донесения об обозрении ими своих епархий. В этих донесениях они, без сомнения, главным образом должны были излагать сведения о внутреннем и внешнем состоянии вверенной им паствы с такой полнотой и подробностью, чтобы св. синод, на основании этих данных, мог составить себе ясное и определенное понятие о нуждах и потребностях каждой епархии. С другой стороны, эта годичная архиерейская отчетность должна была служить указателем и мерилом того, до какой степени архиерей познакомился со своей епархией и узнал её нужды, потребности, недостатки и т. п. К несчастью, весьма немногие годичные архиерейские отчеты представляли те качества, какие требовались от них; большая же часть их была такова, что по ним трудно было нарисовать верную картину религиозно-нравственного и материального состояния известной епархии. Притом, каждый архиерей, не имея пред глазами определенной формы для составления годичного отчета, писал что хотел, останавливался на подробностях маловажных, опуская значительное и необходимое, или довольствовался общими местами, ходячими фразами, в роде тех, что во вверенной ему епархии все обстоит благополучно. Отсюда большая часть архиерейских отчетов представляла сухой, бесцветный, наполненный общими местами очерк кое-чего, доходивший в некоторых случаях до самых миниатюрных размеров. Исключение из этого составляли отчеты Иннокентия камчатского, Филарета московского и некоторых других. Наконец, синод обратил на это внимание. В 1844 году граф Протасов предложил синоду, что срочные донесения, получаемые ежегодно от епархиальных архиереев об обозрении ими своих епархий, недостаточны для всеподданнейшего отчета по духовному ведомству, и тогда же было положено синодом разослать составленную для таких донесений форму ко всем архиереям при указах; но это определение осталось неисполненным, как выразился впоследствии синод,⁵⁰⁷ по встретившейся необходимости изложить означенную форму с большею точностью и определительностью, на самом же деле потому, что нужно было и здесь, как и во многих других случаях, прибегнуть к удаленному тогда из синода митрополиту московскому Филарету, без которого сначала думали было обойтись, но напоследок должны же были поручить ему составление общей формы для годичной архиерейской отчетности. Таким образом, вместо 1844 г., определение синода приведено было в исполнение только в 1847 году.

Составленная митрополитом Филаретом форма отчета была разослана епархиальным архиереям при следующем указе: «По указу Его Императорского Величества св. правительствующий синод слушали: доложенную канцелярией оного справку о недостаточности для всеподданнейшего отчета по духовному ведомству срочных донесений, получаемых ежегодно от преосвященных епархиальных архиереев о обозрении ими своих епархий. Приказали: по внимательном соображении настоящего предмета, св. синод рассуждал, что по окончании года обозрение бывшей в течении оного деятельности и действительного состояния епархии полезно и нужно сколько для самого управляющего епархией, ради соответственного направления деятельности последующей, столько и для св. синода, дабы иметь в виду состояние всех, ведомству его подлежащих, епархий и дабы, соображая с потребностями средства, действовать ко благу каждой епархии и целой церкви всероссийской. Отсюда происходит обязанность епархиальных архиереев, при окончании каждого года и не далее окончания первого месяца следующего, представлять св. синоду общее донесение о состоянии епархии. Хотя состав таковых донесений должен быть в некоторых частях разнообразен, по особому состоянию епархии в данное время и по местным её обстоятельствам; однако, дабы оные не лишены были правильности и полноты, нужным признается для них общее примерное указание предметов, которое, впрочем, не должно стеснять доносящего сократить не требующее подробностей, умолчать о вопросах, до вверенной ему епархии не относящихся, и войти в подробности, не требуемые общим указанием, но нужные по обстоятельствам места или времени. Вследствие таковых рассуждений, св. синод определяет: составленное на основании оных указание предметов ежегодного донесения епархиального преосвященного архиерея о состоянии епархии отослать в печатных экземплярах ко всем преосвященным епархиальным архиереям, при указах, к должному руководству и исполнению».⁵⁰⁸ Вот и самая форма для ежегодной отчетности епархиального архиерея о состоянии епархии:

I. Устройство и состояние управления

1) Личный состав консистории, духовных правлений и духовного попечительства, также общее число благочинных. Сколько членов по каждому из сих мест и сколько благочинных выбыли, по каким причинам и сколько вновь определено.

2) Удовлетворительность, или неудовлетворительность должного действования консистории и в чем, и почему.

3) Тоже о духовных правлениях.

4) Тоже о духовном попечительстве.

5) Особенности хозяйственного состояния сих мест.

6) Обревизование епархиальных присутственных мест, его обстоятельства и последствия.

7) Особенные замечания о состоянии и успехах благочиннического надзора.

8) Открытие вновь или закрытие приходов: сколько открыто и закрыто; в каких местах и по какой причине.

II. Обозрение епархии

1) Показание значительнейших мест, посещенных епархиальным архиереем, с упоминанием об архиерейских священнослужениях, особенных при сем случаях молебствий и празднеств.

2) Какие присутственные места и монастыри и до сколько церквей, в каких уездах, лично осмотрены преосвященным.

3) Особенности, заслуживающие внимания при обозрении церквей, богослужения, утварей и церковного письмоводства.

4) Наблюдения при обозрении над исправностью духовенства и православного народа и над могущими встретиться уклонениями от православия.

5) Наблюдения над училищами при монастырях и церквах и над прочими сельскими училищами в отношении к учению веры и над их наставниками из духовенства.

6) Часть обозрения не была ли поручена викарию, или другим доверенным лицам из духовенства, кому, где, почему и с какими последствиями.

Примечание. К обозрению викария относятся все предметы, кои исчислены в предыдущих 5-ти пунктах касательно обозрения епархиальным преосвященным.

III. Монастыри

1) Открытие, восстановление, или закрытие монастырей совершившееся, или предполагаемое, и причины и обстоятельства.

2) Состояние надзора над монастырями чрез благочинных монастырей (между прочим: все ли благочинные производили обозрение вверенных им монастырей).

3) Замечания о внутреннем, нравственном и духовном устройстве некоторых монастырей, или о несовершенствах оного и соображения о причинах сего и о средствах против сего.

4) Особенности хозяйственного состояния монастырей.

5) Состояние при монастырях больниц и призрения бедных.

6) Достойное внимания относительно содержания арестантов в монастырях.

IV. Церкви

1. Показание числа церквей:

а) строящихся,

б) оконченных строением и

в) вновь освященных.

2) Которые из них строятся от казны и сколько частными способами?

3) Какие из вновь освященных церквей особенно примечательны и почему?

4) Упразднение церквей, причины и обстоятельства.

5) Состояние надзора над церквами чрез благочинных церквей (между прочим: все ли благочинные обозревали подчиненные их надзору церкви).

6) Избыток в некоторых местах церквей, или недостаток, и соображения о средствах к устранению того и другого затруднения.

7) Состояние церковного письмоводства вообще.

8) Состояние больниц и богаделен при церквах.

V. Духовенство

1) Состояние просвещения священно- и церковнослужителей и степень направления оного от характера теоретического и ученого к характеру практическому, нравственному и духовному, степень влияния оного на прихожан.

2) Состояние исправности духовенства в отношении к богослужению и назиданию паствы.

3) Нравственное состояние духовенства, уменьшение или умножение преступлений и проступков; особенности в сем, заслуживающие внимания; причины могущего быть усмотренным неудовлетворительного нравственного состояния духовенства и соображения о средствах против того.

4) Состояние довольства или скудости приходского духовенства и соображения о сем.

5) Избыток или недостаток людей в епархиальном ведомстве и соображения о сем.

6) Удовлетворительность или неудовлетворительность отношения духовенства к пастве и соображения по сему предмету.

7) Показание особенного достоинства, деятельности и подвигов некоторых из духовенства:

а) в прохождении особенных должностей в епархиальном управлении;

б) в назидательном проповедовании в церкви;

в) в домашнем назидании прихожан;

г) в приобретении особенного уважения и доверия прихожан;

д) в ощутительном влиянии на улучшение их нравственной и религиозной жизни;

е) во вразумлении заблуждающихся и обращении их в недра церкви;

ж) в христианском образовании детей прихожан;

з) наконец, в разных родах благотворительности и преподания прихожанам наставлений и пособий врачебных и сельскохозяйственных.

8) Отношения православного духовенства к иноверному и к жителям иноверным и к раскольникам.

VI. Паства

1) Увеличение или уменьшение паствы и его причины и обстоятельства.

2) Состояние благочестия в народе и признаки возвышения оного или противного тому.

С каким, в каких местах, усердием притекают православные к богослужению и таинствам; приметно ли возрастание сего усердия (особенно в большей против прежнего и в какой именно степени исполняют они христианский долг очищения совести) и нет ли обстоятельств, расстраивающих таковое усердие.

4) Состояние знания прихожанами начальных истин веры, заповедей и молитв и достаточны ли сведения о сем.

5) Более или менее благоприятные по местам отношения прихожан к духовенству и соображения о сем.

6) Духовная благотворительность прихожан и человеколюбивая, поколику известна духовенству.

7) Замечательнейшие пожертвования в пользу церквей и духовенства.

VII. Катехизические поучения

1) Число церквей, где введены катехизические поучения.

2) Способы наблюдения над ними предварительного, при составлении планов, и последовательного, чрез требование отчета и рассмотрение преподанных поучений.

3) В какие часы произносятся сии поучения и в каком объеме, т. е. весь ли катехизис излагается в течение года, или часть только его?

4) Замечания о внимании народа к сим поучениям и о успехах, где оные особенно приметны.

VIII. Училища при монастырях и церквах

1) Число и состояние училищ при монастырях

2) Число и состояние училищ при церквах для прихожан.

3) Замечания о степени успеха по местам и обстоятельства, сему благоприятствующие или препятствующие.

4) Особенности некоторых училищ по отношению к расколу.

5) Особенные подвиги духовенства по сему предмету.

6) Благотворения в пользу сих училищ.

IX. Разные сведения и замечания.

Здесь помещаются достойные внимания предметы, которые по свойству своему не могли войти в предыдущие статьи.

X. Общий взгляд на состояние епархии.

В сей статье, после общего заключения о состоянии епархии, излагаются мнения о средствах лучшего устройства разных частей оной, утверждения и распространения благочестия, с означением, какие к достижению его меры уже принимаются.

Должно заметить, что сия программа ежегодной архиерейской отчетности задумана весьма широко, отличается возможною многосторонностью и обнимает все части епархиального управления. При её выполнении уже нельзя было епархиальному архиерею отделываться в годичном отчете о своей пастве общими местами и стереотипными фразами; она требовала непременно фактов, цифр, глубокого личного и непосредственного знакомства со всеми сторонами вверенного ему края, а главное – внимания к своему долгу, труда и энергической деятельности. Эта новая форма произвела самое неприятное впечатление на некоторых престарелых и уже отвыкших от деятельности архиереев. Так, напр., один из них, более других откровенный и не так замкнутый в себя,⁵⁰⁹ при получении указа и формы новой отчетности, публично сказал: «Нет, теперь уже нельзя отделываться от синода кое-чем; нам, старикам, теперь становится трудно и не по силам; нужно проситься на покой»; и действительно подал вскоре после этого прошение и был уволен на покой.

С 1847 года отчеты архиерейские резко отличаются от отчетов предшествовавших годов: как первые обширны и многообъемисты, так последние кратки и тощи. Нужно сказать, что большая часть архиереев с редким и вполне достойным уважения рвением и усердием выполняла начертанную для них программу и описывала недостатки и совершенства вверенной им паствы с таким мужественным беспристрастием, с такой полнотой и подробностью, что по этим одним описаниям можно составить верную картину состояния известной епархии в данный момент времени. Особенно этими качествами отличаются годичные отчеты Филарета московского, Иннокентия камчатского, Евгения (бывшего) ярославского, Варлаама архангельского, Нила иркутского, Аркадия пермского и других. Но не скроем и того, что некоторые из преосвященных (напр., Иосиф литовский и Арсений варшавский), несмотря на ясный и положительный закон, несмотря на обнародованную новую форму годичной отчетности, почему-то позволяли себе ей не следовать, а продолжали представлять в синод чуть не на полулисте годовые свои отчеты. Может быть, это происходило по каким-нибудь важным, для нас сокрытым, причинам, но мы почли обязанностью указать на это отступление от общего порядка, которое, впрочем, было замечено и св. синодом, как видно из отметки, сделанной на одном из отчетов Арсения варшавского.