Перевод с латинского Т.Л.Александровой. «Житие св. Емилиана», Браулиона Сарагосского⁶⁹³

Святой Емилиан (ум. ок. 574 г.) является одним из самых почитаемых святых Испании. Он считается покровителем Кастилии, т.κ., no преданию, явился в битве при Симанкасе (939 г.), где сражался с маврами. Подвиги и чудеса св. Емилиана были прославлены в поэме «Vida de San Millän de la Cogolla» выдающегося средневекового испанского поэта Гонсало де Берсео (ум. ок. 1264 г.). Однако культ святого начал складываться значительно раньше, еще в вестготскую эпоху.

«Житие св. Емилиана» было написано епископом Сарагосы Браулионом ок. 636 г.⁶⁹⁴ по просьбе его младшего брата Фрунимиана, настоятеля монастыря Сан-Мильян де Сусо. Это житие и гимн в честь святого должны были читаться во время службы. Браулион унаследовал кафедру Сарагосы в 631 г. после смерти своего старшего брата Иоанна. Кроме братьев, у него были три сестры: Помпония, ставшая аббатиссой, Басилла, также посвятившая себя Богу, и еще одна сестра, вышедшая замуж за знатного гота Вистремира и умершая молодой.⁶⁹⁵ Таким образом, семья Браулиона была тесно связана с Церковью. Первым наставником Браулиона был брат Иоанн Сарагосский. Принято считать, что дальше Браулион обучался у Исидора Севильского⁶⁹⁶ однако современные исследователи относятся к этому критически.⁶⁹⁷ Тем не менее, судя по переписке, Браулиона и Исидора связывала крепкая дружба. Именно Браулион вдохновил епископа Севильи написать его знаменитые «Этимологии», он же стал редактором энциклопедии.

Приблизительно в 620 г. Браулион вернулся в Сарагосу, где был рукоположен в дьяконы. В 631 г. после смерти своего брата Иоанна он занял епископскую кафедру и в этом сане присутствовал на IV (633 r.), V (636 г.) и VI (638 г.) соборах в Толедо. В 638 г. собор уполномочил Браулиона составить достойный ответ папе Гонорию I (625–638), который обвинял испанский епископат в излишней мягкости по отношению к иудеям. Ответ Браулиона явил собой образец дипломатичности и ловкости. В 646 г. на VII Толедском соборе Сарагосу никто не представлял, однако говорить о смерти Браулиона нельзя, так как мы располагаем его письмами к королю Рецесвинту, датированными 649 г., в которых речь идет о некоем кодексе, который редактировал Браулион. По всей видимости, тяжелая болезнь или иные обстоятельства помешали пожилому епископу присутствовать на VII Толедском соборе. Скончался Браулион 26 марта 651 г., потеряв зрение к концу жизни.⁶⁹⁸

«Житие» было написано Браулионом через шестьдесят лет после смерти Емилиана, когда еще были живы его ученики. Их свидетельства о жизни святого и о совершенных им чудесах легли в основу произведения Браулиона. Родившись в семье пастуха, Емилиан не получил надлежащего образования (по свидетельству Браулиона Сарагосского, он едва ли знал Псалтирь), однако благодаря своей благочестивой жизни ему удалось завоевать уважение современников. Долгое время Емилиан жил в горах отшельником, затем, когда молва о нем дошла до епископа Тирасоны Дидимия, тот пожелал посвятить его в сан пресвитера. Однако пребывание Емилиана в этом сане закончилось скандалом: как можно заключить из текста «Жития», он раздавал имущество Церкви бедным, так что настроил против себя других клириков и самого Дидимия. В конце концов, лишенный сана, он вместе с некоторыми своими последователями основал монашескую общину, ставшую центром паломничества. Скончался Емилиан в возрасте ста лет. Мощи святого хранятся в монастыре Сан-Мильян де ла Коголья, объединившем обители Сан-Мильян де Сусо и Сан-Мильян де Юсо.

Предлагаемый читателю перевод выполнен по изданию: Sancti Braulionis Caesaraugustani episcopi vita S. Emiliani // L.Vazquez de Parga. Madrid, 1943. При подготовке этого перевода учитывался перевод на английский язык и примечания к нему: Lives of the Visigothic Fathers / Transl. and ed. by A. T. Fear. Liverpool, 1997.

1. Во время благочестивого воспоминания о господине моем и родном старшем брате, а еще и наставнике в святой жизни и святом учении, епископе Иоанне,⁶⁹⁹ повинуясь как его приказаниям, так и твоим предписаниям, я замыслил в соответствии с правдивым источником, который (я не сомневаюсь в этом) был составлен со слов досточтимого аббата Цитоната, пресвитеров Софрония и Геронтия и святой памяти благочестивой женщины Потамии,⁷⁰⁰ описать, насколько позволяют мне силы моего невежества и здоровье, житие необыкновенного отца и защитника святого епископа Емилиана, особо избранного Христом в наше время. Ho поскольку почти в самом начале, скажем так, из-за небрежности слуг, было прерван мой старательный рассказ о его добродетелях, и, наконец, когда меня захватили различные подвернувшиеся заботы и начали сотрясать бури, случилось так, что это желание как будто бы выскользнуло у меня, и, хотя ты и подгонял меня, я не мог приступить.

А теперь, как я считаю, по Божьему повелению, я пожелал посмотреть в одном кодексе то, что на ум пришло, и приказал его искать, и нашлось множество книг,⁷⁰¹ вдруг неожиданно обнаружилась внезапно и эта история, хотя ее и не искали, ибо уже отчаялись где-нибудь найти. Но, как говорит пророк: Меня нашли не искавшие меня (Ис.65:11),⁷⁰² хоть и не с помощью зажженной свечи, но радостью от того, что нашлась драхма,⁷⁰³ возликовало сердце мое и наполнилась весельем душа; и веря, что [это произошло] не без божественного предопределения, укрепил я дух, чтобы сорвать плод послушания и покорился столь частой вашей просьбе.

2. Поэтому надиктовал я, насколько мог, ясным и понятным слогом, как и должно быть в таких делах, книжицу о жизни этого святого; и написал коротко, чтобы можно было быстро прочесть ее на торжественной мессе в его честь. Я отослал тебе, господин мой то, что было тебе предназначено, и позаботился предварить его этим самым письмом моим, передающим его на твой суд, чтобы, рассмотрев подробно, ты бы исправил или вырезал то, что не понравится; а если что понравится, пусть будет у тебя, и ты сможешь уступить тому, у кого будет желание [почитать], и воздашь благодарность Создателю нашему, в руках которого все блага. Мое дело было повиноваться; твое будет издать, если найдешь достойным. Но прошу об одном: если ты решишь, что что-то нужно исправить, то сначала исправь, а потом издавай, и не осуждай прежде, чем найдешь там что-то по душе. Я же хочу, чтобы святейший муж пресвитер Цитонат и Геронтий, пока они живы, посмотрели все, что я там написал, и чтобы это было подкреплено их всестороннем обсуждением (не ошибся ли я и в именах или делах). Το, о чем я от вас узнал, что было в прошлом году явлено здесь чудесным образом, я прибавил в конец этой книжицы, чтобы вы это получили. А также послал и гимн на праздник этого святого, сложенный, как ты приказал, шестистопным ямбом. А диктовать проповедь еще и об этом дне я счел излишним, потому что нет для меня, как мне кажется, никакого ободрения большего, чем рассказ о его добродетелях, и это добавление заняло бы столько времени, что отяготило умы слушающих.

3. Поэтому то, что я сделал, умоляю принять тебя, чьим приказаниям я повиновался, и того, любовь к чьим добродетелям побуждает и вышеупомянутых мужей свидетельствовать об увиденном, и вас ежедневно испытывать то же самое. Вы велели мне это записать, меня же побуждала сделать то, что вы приказывали, жажда получить награду. А [обязанность написать] о том торжественном празднестве, на котором произносится вслух общая месса, я возложил на сына моего, дьякона Евгения,⁷⁰⁴ не думая, что будет отличаться от меня, если моя служба во славу этого святого мужа будет совершена его устами, ведь при всех моих раздумьях и размышлениях я чувствую его ум; в то же время считаю, что, если он в других делах мне помогает, то я должен разделить с ним наслаждение от этой платы. И пусть удостоится милость Христова сберечь невредимой вашу святость, помнящую обо мне.

О тех чудесных знамениях, что были явлены почти что в наше время апостольским мужем, непорочнейшим пресвитером Емилианом, нас побуждает рассказать новизна этих событий в той же степени, в какой страшит безмерность самого рассказа. Ибо чье перо, предающееся [описанию] земных вещей, сможет по достоинству описать деяния мужа небесного, который, хоть и жил давно, будет и в настоящем славен своей несравненной добродетелью, подобно явлению огромной сияющей звезды? Как я полагаю, даже если бы оставались источники Цицерона и изобиловали бы льющимися через край струями красноречия и многочисленность фраз умножала бы многословие, то и тогда невозможно было бы объяснить все то, что Христос, Который един творит чудеса,⁷⁰⁵ являл и являет Своей благодатью через него, презревшего земное тем, что отверг не только свое тело, но и мирскую жизнь. Когда я взираю на это, в душу мою закрадывается трепет, поскольку знаний у меня не изобилие, а недостаток; слов – скудость, а не богатство, и даже границ своего невежества я не ведаю. Однако истина обещания Христа изгоняет трепет, ведь Он обещал нам и наставлял нас такими словами: Отверзи уста твои, и Я наполню их (Пс.80:11). И здесь: «Господь даст слово: провозвестниц великое множество».⁷⁰⁶ Вот и это: Ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас (Мф.10:20), – весьма подходит к данному случаю и достойно его. И так возвышается дух, отбросив паутину страха, и вот уже тот, кто был охвачен страхом, старается ступать ровным шагом, ободряя себя Твоей великой мощью, Христос, ведь раз Ты дал ослице заговорить человеческими словами,⁷⁰⁷ то можешь и человеку помочь выразить мысль подходящими речами. К этому прибавляется еще то, что особенно затрагивает средоточение моего разума и якорь надежды, а именно, что я не буду принят иначе, чем взяв на себя это занятие и получив награду за мой труд; и что смогу я будто бы щелочью очистить мою жизнь, грязную и оскверненную, о чем самым изящным образом сказал кто-то из древних отцов: «Вот этот труд, который, возможно, избавит меня от огня».⁷⁰⁸

Остается еще и последний [довод], почему я предпочел передать это на грубых листочках, а не покрыть непроницаемым безмолвием: чтобы длительное молчание о предках не лишило бы потомков веры в истину. Тем же, кто старается проявить свое красноречие, я бы ответил, почему житие короткое: пусть знают они, что не в цене увлеченное балагурство, когда скромным и смиренным христианам церковным правом предлагается следовать не суетному многословию, не поверхностной людской тревоге, наконец, не похваляющемуся чванству, но трезвой, скромной и взвешенной строгости истины. Ведь лучше менее ученым слогом излагать истину, чем красноречиво – выдумку. Это легко понять из Евангелия Спасителя, которое проповедуется народу простым языком. Но неужели из-за моего невежества я принялся насмехаться над учеными мужами? Отнюдь. Я осуждаю ничтожное легкомыслие людей язвительных; и я не считаю, что из-за стремления к написанию жития на меня могут сердиться мужи почтенные, зрелые и ученые; они точно знают, что в доме Господнем каждому нужно показать, на что ему хватает сил во всем вплоть до козьей шерсти.⁷⁰⁹ А если же они сами захотят высказаться об этом предмете, хотя их и опередили, то у них не только не будет недостатка в материале, но они едва ли смогут изложить его весь целиком. Поэтому хотя я частично и изучал мирские науки, здесь я полностью ими пренебрег и не обращался к ним, дабы у людей менее образованных не создать сложности для понимания и с помощью трубы иерихонской привести в смятение лагерь израилитян.⁷¹⁰

Итак, собираясь рассказать о том, о чем я рассказать решил, я хочу наставить читателя и слушателя, чтобы он обратил свой слух, не жадный до словес, но преисполненный благоговения, а если он ждет именно их, то пусть сейчас же уходит, дабы он не считал, что теряет время понапрасну. А тот, кто желает знать, что было дальше, пусть подойдет, благоговея, и узнает сначала, что такого из рассказанного происходило здесь, что нужно почитать в городе нам или кому бы то ни было; и что такого было принесено в одиночку этим достойнейшим человеком, чего, подражая ему, никто не может коснуться, чтобы не разрушить этого, однако это должно сделать нас усердными к славе Божией через восхищение им. Ведь стремиться соблюдать общие предписания подобает всем, а получить особый дар должны только те, кому Всемогущий приказал их собрать. Так же судят и правоведы при владыках в декрете о даруемых привилегиях.

Я же не стремлюсь в прошлое и не буду, подобно риторам, возносить хвалу его дедам и прадедам, так как, согласно их же мнению, если он происходит от незнатных предков, ему следует воздать еще большую похвалу, поскольку низкое происхождение рода он украсил достоинством нравов. Итак, при благоволении Христа и при Его помощи в наших начинаниях рассказать об этом блаженном муже, в соответствии с порядком изложения мы начнем с его обращения, которое случилось на двадцатом году его жизни. Ибо почтенные служители церкви Христовой: Цитонат, муж святой и чистейшей жизни, Софроний и Геронтий, пресвитеры, в которых безграничная вера принадлежит Церкви, рассказали нам в речах, заслуживающих доверия, то, что видели сами. К этим надежнейшим свидетелям прибавляется также свидетельство блаженной памяти благочестивейшей Потамии, чье благородное происхождение было прославлено еще более благородной жизнью. Итак, я собрал четверых свидетелей чудес, совершенных у его тела, а кроме того, свидетельства жителей провинций об этом деле, которые распространены почти по всей Испании. И чудеса, случающиеся столь часто, что стали почти что ежедневными, по необходимости обойдены нашим молчанием, поскольку, как было сказано выше, невозможно объять их все; и если кто-то пожелает узнать о них лучше, пусть доверится увиденному.

Итак, начнем изложение; о том, как он был обращен и направлен, те свидетели рассказывают следующее. Будущий пастырь человеков был пастухом овец и гнал их на горные пастбища, а также, как это в обычае у пастухов, носил с собой кифару, чтобы при выпасе стада вялость не сковала бы ум праздный и оставленный без занятия делом. И когда он прибыл к месту, предназначенному небесами, его охватил крепкий сон, внушенный Богом; и через него Тот, кто очищает сердца, с привычным усердием направил его искусство и обратил кифару в инструмент для обучения, а дух пастуха – к побуждению к постижению божественного. Проснувшись, он стал помышлять о небесной жизни и, оставив пастбища, устремился в пустынные места.

Дошла до него молва, будто бы есть некий отшельник по имени Феликс,⁷¹¹ святейший муж, который тогда проживал в городке Бурадон⁷¹² и которому он мог бы поступить в ученики. Отправившись в путь, он прибыл к тому, кто, взяв его себе в услужение, наставил в том, при каком условии он сможет непоколебимо направить свою поступь в Царствие Небесное. Я думаю, что этим он поучает нас, что никто не может благочестиво стремиться к блаженной жизни без наставления старших; ведь так не поступал ни этот муж, ни Христос не учил этому Павла, ни божественная сила не дозволила Самуилу так поступить, когда она позволила Павлу прийти к Анании,⁷¹³ а Самуилу – к Илии,⁷¹⁴ но вдохновила их знамениями и речью.

После этого, получив превосходные наставления о жизненном пути, он вернулся на свой, будучи обогащен поучениями, одарен сокровищем спасения и преисполненный благодатью учения. И так он пришел [в место] недалеко от поселения Берсео, где ныне обретаются его славные мощи, и там, по прошествии недолгого времени, он увидел, что стекающаяся к нему толпа людей станет ему помехой.

Он стал подниматься выше [в горы] и его легкие шаги через кручи направлял ревностный дух, так что казалось, что, пересекая долину скорбей, он восходит по лестнице Иакова⁷¹⁵ от добродетели к добродетели не только сердцем, но и телом. Так он добрался до удаленного и безлюдного [места] на горе Дирцетий,⁷¹⁶ и, приблизившись к ее вершине, насколько это позволяли небо и лес, стал обитателем холмов. Лишенный сообщества людей, он преисполнялся ангельским утешением, живя там на протяжении почти что сорока лет. О том, какие битвы, видимые и невидимые, какие хитро подстроенные искушения, какие насмешки древнейшего обманщика он выдержал, лучше всех узнают лишь те, кто решится испытать το же самое. Там он всякое чувство, всякое желание, всякое побуждение, всякое стремление направлял на тот невыразимый замысел святого посвящения, который захватил его однажды.

Великий человек! Исключительный муж! Дух выдающийся, настолько преданный божественному созерцанию, что было видно, что он не хотел стяжать себе ничего от этого мира! Сколько раз, как я догадываюсь, горя божественным огнем, среди самых густых и высоких лесов, крутых холмов, возвышающихся утесов, касающихся неба, он взывал, вознося голос к Христу: «Горе мне, что странствование мое столь длительно!».⁷¹⁷ Сколько раз, горестно вздыхая, он восклицал: Имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп.1:23). Сколько раз, когда внутренности его были жестоко терзаемы, он рыдал: «И как знаем, что, водворяясь в теле, я устраняюсь от Господа».⁷¹⁸ Между тем, он страдал от мороза, оставался в полном одиночестве, промокал от немилосердного ливня, был мучим порывами ветра, и из любви к Богу, из-за размышлений о Христе, милостью Духа Святого принимал не только терпеливо, но даже охотно и желанно и силу мороза, и пустынность уединения, и вторжение ливня, и мрачность ветра. Но поскольку город, стоящий на верху горы, не мог укрыться,⁷¹⁹ молва о его святости распространилась настолько, что он стал известен всем.

 Когда это дошло и до Дидимия, который тогда нес в Тирасоне свое епископское служение, он послал за ним, желая посвятить его в клирики, поскольку тот находился в его епархии. Поначалу ему казалось весьма трудным и сложным бежать и сопротивляться, и будто бы с небес перейти в мир, от едва обретенного покоя – к утомительным занятиям, и переменить созерцательную жизнь на жизнь деятельную, однако вопреки собственному желанию он вынужден был подчиниться и стал исполнять обязанности пресвитера в церкви Берсео. Тогда, оставив то, что оставляли посвященные в этот сан, как и люди в наше время, он посвятил себя священной заботе в той жизни, в которую он был вовлечен; и были ему присущи неустанные молитвы, еженедельный пост, непрестанное бодрствование, истинное понимание, твердая надежда, великое благоразумие, мягкая справедливость, безграничное терпение – в общем, коротко говоря, величайшее неутомимое воздержание от самого разного зла. Он сорвал столько цветов мудрости с невыразимых божественных лугов, что он, который едва помнил восьмого псалма,⁷²⁰ своей опытностью, разумностью и остротой ума намного превосходил древних мирских философов, [оставляя их] далеко позади. И это весьма заслуженно, ведь то, что им предоставило мирское знание, ему было передано высшей благодатью по Божьей воле, так что полагаю, что и речью, и образованием он был подобен небожителям Антонию и Мартину.⁷²¹ Однако, умолчав о многом, [скажу], что среди прочих церковных занятий было у него одно пламенное стремление – как можно скорее, усердно и проворно изгнать из храма Господня нечестивую маммону. И для этого он передал сущность Христову членам Христовым, сделав церковь обильной добродетелями, а не богатствами, верой, а не доходами, христианами, а не имуществом. Он знал, что будет судим Христом не за потерю вещей, но за людей.

Из-за этого, как это принято у наихудших клириков, некоторые из них подступили к епископу с тем, что с Емилиана нужно спросить за убыток имуществу; и ругая его, сказали, что обнаружили [нанесенный] церкви ущерб: были взяты вещи, до того бывшие в целости. И тогда в предстоятеле зажглось пламя гнева и помутился он [разумом] из зависти к его добродетелям. Взглянув на божьего человека, он яростно накинулся на него, и когда он изрыгал хмель гнева (ведь дух его был пьян безумием), выдающийся божий человек, хранимый своей святостью, защищенный терпением с привычной безмятежностью оставался неподвижным. После этого, освобожденный от принятого им когда-то сана, он провел остаток жизни там, где ныне, как говорят, находится его молельня.⁷²²

До этого места [я рассказал] о его обращении и образе жизни, хотя те дары [божьей благодати], которые остались скрытыми (та новая борьба, которую провозгласил Господь и которая укреплена верой и истиной благодаря Павлу, учителю язычников) еще прекраснее тех, что явили себя свету благодаря многочисленным дарам добродетели; однако этих деяний столь много, что их невозможно записать. Теперь же мы проследим невзрачным слогом за тем, какими знамениями он прославился.

 В один из дней случилось так, что на пути ристателя вечного Царя повстречался враг рода человеческого и обратился к нему с такими словами: «Если хочешь, давай померяемся силами и устроим состязание, кто на что способен». Он еще не окончил этой фразы, как явился ему, приняв видимое и телесное обличье и долго терзал [Емилиана], который чуть было не дрогнул. И немедля обратился Емилиан с молитвой к Христу, и Божья помощь укрепила дрожащий шаг и обратила [злого] духа, отступника и беглеца, в дуновение, размягчив его. Если же кому вдруг покажется невероятным, что бесспорно невидимый дух принять телесное обличье, пусть он, используя мистическое толкование, рассмотрит, почему на божественных страницах сказано, что Иаков боролся с ангелом, хотя и благим.⁷²³ Я же вот что скажу: с меньшей дерзостью искушал сатана раба, чем господина, Емилиана, чем Христа, творение, чем Творца.

Я положил за правило рассказывать правду; так, некий монах, по имени Арментарий, мучающийся от затвердевшей опухоли живота, пришел к нему с просьбой о лечении. И когда Емилиан возложил руку на опухоль и начертал крестное знамение, от него сразу ушла болезнь, и, выздоровев. он благословил Господа.

Некая женщина по имени Барбара, приведенная из области Амайи, разбитая параличом и тяжко страдающая. давно потерявшая здоровье, была исцелена молитвой этого святого.

Оттуда же на телеге привезли другую женщину, ибо лишенная подвижности ног, она уже давно не могла ходить, и в дни Великого поста она умоляла его исцелить ее. Но он не желал ее видеть из-за почтения к дням: ведь у него был обычай в эти дни находиться один в своей келье и не видеть никого, кроме одного из своих послушников, который для поддержания его жизни приносил ему немного самой простой еды. Так вот, как я сказал, он отказывался ее видеть, и тогда она стала горячо просить разрешить ей поцеловать его посох; и божий человек, услышав об этом. милостиво послал его ей. Когда она увидела присланный посох. преклонилась перед ним и поцеловала и, исцеленная, встала на свои крепкие и сильные стопы и ушла, радуясь и благодаря Бога за Его дар.

А еще служанка сенатора Сикория, уже давно лишившаяся зрения, попросила его восстановить ее зрение. Тогда Божий человек словом и прикосновением, ведомый Христом, приказал ей стать здоровой. И она сразу же повиновалась его повелению и, вернув зрение, ясно увидела формы вещей.

Некий изгнанный из дьяконского сана человек, коим овладел самый необузданный демон, был приведен под руки и предстал перед лицом Емилиана, чтобы очиститься. Как это бывает у одержимых, раздираемый фуриями он вел себя, как безумец, и блаженнейший муж сказал. чтобы нечистый дух покинул его. Незамедлительно непослушный научился повиновению и, убегая от невидимого наказания, стал чужим для захваченного им пристанища, а освободившийся человек воздал хвалу Богу.

Раб некоего Туенция по имени Сибила был охвачен нечистыми духами. Его привели к блаженному мужу, и когда Емилиан его увидел, то спросил, сколько демонов в нем. Они ответили, что их пятеро, некоторые выдали свои имена. Емилиан приказал им силой Иисуса Христа выйти, и со страшным грохотом они вышли, и исцеленный благополучно вернулся к своим.

Также благодаря несравненной и всемогущей силе Божьей он вернул здоровье рабу комита Евгения, пораженному и страдающему от демона, вторгшегося в его тело и у которого он уже давно был в рабстве.

 Что же мне рассказать о сенаторской чете – Непотиане и Просерии, кроме того, что они были связаны демоном так же, как связаны браком, так что тело, ставшее единым благодаря связи с женой, было вверено одному жившему в нем духу? И наслаждающийся этим двойным владением, злой [дух] казался присвоившим себе [такое] право. О том, насколько их спасение стало известным, можно легко понять из того, что это распространилось так, что не выскользнуло из душ даже следующих поколений; и представляется, что ничего лишнего не примешано к той истории, которую видел или о которой слышал каждый житель Кантабрии. И когда они прибыли к нашему Емилиану, он приказал, чтобы нечистый враг оставил тела этих людей; не имея сил противостоять его приказу, он выполнил повеление, и оба освобожденных воздали хвалу Царю небесному.

Также в дочь куриала Максима Колумбу жестоким вторжением вселился демон, и она, испытывавшая слабость в членах тела, предстала перед лицом раба Божьего в большом ожидании, чтобы излечиться. И когда он у нее на лбу оставил следы крестного знамения, демон был изгнан и вытолкнут, и было найдено лечение.

 В доме сенатора Гонория поселился зловреднейший и мятежный демон, чье пребывание в доме этого господина было невыразимо ужасным, ведь он каждый день притаскивал что-то отвратительное и мерзкое, и никто не мог вынести жившего там демона. Часто, когда хозяин дома принимался обедать, нечистый дух подкидывал в его кушанья кости мертвых животных или навоз. Ночью, когда все предавались отдыху, он стаскивал с мужчин и женщин покрывала и подвешивал их над кроватями как знамя какой-то гнусности. Гонорий, весьма встревожившись и не зная, что ему делать, в своем бедствии воспрял духом, уверовав в силу этого мужа и, воодушевленный надеждой, послал за ним повозку. Пришли посланные, стали со слезами молить его, чтобы он пришел и прогнал демона своей силой; наконец, устав от просьб, он отправился пешком, a не на повозке, явить силу Господа Нашего. Когда же он дошел до Парпалина, где и происходило дело, он нашел, что все именно так, как ему рассказывали, и сам испытал некоторую тревогу. Он повелел всем поститься, собрал подле себя всех обитателей на манер пресвитеров и на третий день, когда был исполнен обет воздержания от пищи, он заговорил соль, смешал ее с водой и по церковному обычаю принялся окроплять дом. Тогда завистник устремился из внутренних покоев дома и увидев, что его сгоняют с его места, бросил в Емилиана камень, но тот, защищенный неодолимым щитом, остался невредим. Затем, обращенный в бегство, демон, изрыгая пламя, распространяя отвратительный запах, скрылся в пустыне, и так жители этого дома возрадовались, что они были спасены молитвой [святого]. 25. Чего же больше? Такая святость была в этом человеке, такое соблюдение божественной добродетели и такое подчинение высшему Владыке, что, когда стекались к нему множества одержимых бесами, он не только ни намеком не выказывал испуга, но даже запирался с ними наедине, чтобы излечить их посредством Божьей милости. И часто, когда он помещал свое тело на ложе, они пытались предать его огню и подносили к его ложу зажженную солому, которая теряла жар пламени, как только они к нему приближались. Много раз пытаясь сделать это, они проводили ночь впустую, и когда Емилиан это сознавал, тотчас по его приказу умалишенные связывали себя веревками, и руки их помогали выздоровлению, хотя сердце было переполнено исступлением.

А еще я не должен умолчать о том, что видел явленным миру – я говорю о том выделанном бревне, что было принесено для строительства амбара руками плотников, которое после обмера оказалось короче, чем прочие приспособленные для этого бревна. Когда Емилиан это понял, он велел плотникам со спокойной душой взять хлеб, а сам удалился со слезами на глазах молиться Создателю. И когда он по заведенному обычаю закончил службу в шестом часу, он понял, что то, чего он хотел, достигнуто. Вернувшись к торговцам, он сказал: «Не думайте, что я обману вас при оплате вашей работы. Поместите это бревно туда, куда положено». Подняв и поместив его, как было предписано, они нашли его длиннее прочих; ибо оно стало больше на целую ладонь, и в этом месте они оставили знак, который явлен и поныне. Итак, молитвой Емилиана не стал напрасным труд нанятых рабочих, и не обманулись они в оплате. Бревно же это и по сей день остается целебным для припадающих к нему больных и считается наделенным такой силой, что больные почти ежедневно прибегают к нему для обретения здоровья, так что, если я решу рассказать обо всех явленных знаках исцеления, то речь моя будет бесконечной. Однако я считаю, что весьма ценным будет небольшой рассказ о его щедрости и чистоте.

Когда однажды к нему пришли толпы нищих, просящих обычную помощь милостыней, он, то ли будучи в нужде, то ли не найдя, что можно подать, отрезал рукава своей туники и в щедрости отдал вместе со своим плащом, который он носил. Тогда самый наглый из них всех, как это принято у нищих, упредив остальных, принял поданное и надел на себя. О новый Мартин, в нищем одевший Христа! Ведь по заслугам вы удостоились одинаковой награды, ибо одинаков был в вас дух щедрости!⁷²⁴ Однако столь явная наглость этого человека не осталась безнаказанной: товарищи его, увидев это, стали ему завидовать и, негодуя, что он завладел всем один, вооружившись своими палками, восстали и полчищем набросились на него, и вскоре сорвали с него то, на что каждому указывал его гнев; ведь тот нищий очевидно заслужил это несчастье по своей неосмотрительности.

Я расскажу и о другом, и весьма желал бы, чтобы это услышали люди скаредные и не заботились бы о завтрашнем дне. Случилось так, что множество людей пришло к святому мужу, когда у того было мало вина, однако, так как они стали просить Господа, чтобы не было у них недостатка ни в каком благе, то, как говорят, тут же многочисленная толпа совершенно удовлетворилась одним секстарием.⁷²⁵

Рассказывают, что в другой раз произошло еще более великое [чудо]. Так как слава о святости божьего мужа распространилась в народе, толпы приходящих к нему каждый день не иссякали, он своей властью и из любви к ним пригласил их погостить в городе и восстановить силы. Когда об этом, как о свершившемся факте, узнал его прислужник, он объявил, что у них нет лишней пищи для тех людей. Тогда Емилиан мягко побранил прислужника, выговорив ему за недостаток веры, и воззвал к Христу, чтобы Тот подал необходимую пищу. Он даже не успел закончить горячую молитву, и вдруг в ворота въехала нагруженная повозка, присланная сенатором Гонорием. Возлюбленный Богом принял посланное и воздал хвалу Творцу за то, что был Им услышан. Он предоставил гостям достаточно пищи. а остальное велел сохранить для тех, кто придет потом; и ему удалось соблюсти равновесие между обязанностями гостеприимства и собственной умеренностью так, что вне зависимости от часа дня стол его оказывался расположенным среди вкушающих гостей. И так он сдерживал себя умеренностью, что никогда нельзя было застать его в ином состоянии, кроме как трезвого умом и изнуренного телом. Он восстанавливал тела приходящих хлебом, а души – словом; столь изящны были его сравнения и столь тонко побуждал он к духовной жизни, что каждый, кто приходил к нему по какому-либо делу, выходил лучше и радостнее; поскольку сам Емилиан никогда ни жизнью, ни в речи не отступал от учения и, коротко говоря, он настолько поднял пальму победы над окончательно побежденной плотью, что усмиренный северный ветер никогда не поддувал его котел и не предоставлял топливо огням Навуходоносора.⁷²⁶

А те самые духи-отступники в своей злонамеренной хитрости захотели смутить его и его сожителей посредством одержимых и, поскольку не было ничего такого, в чем можно было бы укорить раба Христа, враг, обманывая [всех] с древним искусством, изо всех сил пытался обвинить Емилиана только в том, что он жил с Христовыми девами. Ведь того, кого он не мог низвергнуть делом, он старался хотя бы очернить молвой, и обесславить жизнь того, над чьим сознанием он не смог одержать верх, приводя с помощью хитросплетенного обмана примеры утешения, чтобы никто не считал его достойным и чтобы [все] отчаялись отыскать того, кому нужно подражать в благих делах. И он счел, что через это будет ему возмещение его страданий: если не найдется ни одного невинного и множество погибших [душ] облегчат его приговор.

Как может тебе, искатель зла, помочь бесчестье рабов Христовых, когда Господь Искупитель взамен чести и бесчестья, взамен порицания и похвалы⁷²⁷ обещает им Царство Небесное? Святой муж этот, предающийся воздержанию и соблюдающий благопристойность даже в старости, проживал со святыми девами с того момента, когда ему исполнился восемьдесят один год, и до конца. Иссушив себя святым трудом и тяготами, приветливый, был он обихожен Божьими девами, как может быть обихожен отец. Но, как я уже сказал выше, он был настолько далек от нечестивых помыслов, что в этом возрасте не знал даже и следа бесчестных побуждений. Поскольку он достиг столь преклонных лет, стало необходимо, чтобы он разрешил этим святым женщинам омывать свое тело (ведь он страдал недугом водянки), и он оставался далек от всяких грязных мыслей. И верно, это и есть особое благодеяние, которого из нас удостаиваются немногие и которое не надо проверять никому из остальных, дабы не подвергать себя случайному риску. Каждый будет призван в своем звании, и с ним предстанет перед Богом.⁷²⁸ Ибо сказал Давид: «И я не входил в великое и для меня недосягаемое».⁷²⁹ Ибо тот вошел в недосягаемое для себя, кто попытался исполнить то, что ему не было предназначено свыше.

 Расскажу и о том, как были устрашены разбойники и как он заставил воров насторожиться. Некие Симпрониан и Турибий по внушению и наущению дьявола явились с целью ограбления в дом божьего человека. И ведь написано о праведнике: «Не подойдут к тебе, и язва не приблизится к жилищу твоему»,⁷³⁰ однако для того, чтобы на их злодействе показать пример [остальным], им было разрешено подойти, но запрещено злодействовать, ибо, когда они были пойманы, они по воле Божьей осознали, что злодейство внутри них. И в самом деле, когда эти воры подходили к жилищу святого человека, они украдкой увели найденное снаружи животное, на котором Емилиан обычно доезжал до церкви; однако недолго радовались они злодеянию. Ибо через некоторое время они окривели на один глаз и явились, умоляя о прощении, и привели животное назад. Святой же принял коня, укорил сам себя за то, что пользовался им, и продал, a деньги раздал бедным. Ворам же он не вернул зрение по внушению духа, лучше всех различающего [добро и зло]: вдруг они не отказались бы от злодеяний такого рода, если бы не были лишены зрения, а так, если вдруг они задумают совершить нечто подобное, их быстро лишит убежища и этот телесный признак, и их имена. И ведь кто поверит, что не смог бы попросить этого у Господа тот, кто при жизни и после смерти часто мог вернуть зрение слепым? Однако им было легче искупить свою вину при жизни, чем после смерти: ибо лучше войти в Царствие Небесное с одним глазом, чем спуститься в геенну с двумя.⁷³¹

 Почти за год до своей кончины, на сотый год жизни, когда открылось ему, что он скоро закончит труды человеческие и удостоится исполнения священных обетов всемогущего Бога, Емилиан обратился к жизни еще более строгой: старый воин, очистив члены своего тела постами и бдением, приступил к исполнению новой службы, чтобы еще более славной была его кончина, которая у Христа всегда считалась лучшей и достойной похвалы: Претерпевший же до конца спасется (Мф.10:22; Мф.24:13).

В тот же год в дни сорокадневного поста ему было явлено завоевание Кантабрии;⁷³² и тогда, отправив вестника, он приказал, чтобы сенат быстро прибыл к нему в праздничный день Пасхи. Они пришли в назначенное время. Он рассказал им, что видел, объявил об их злодействах, убийствах, грабежах, преступных связях, насилии и о других прегрешениях и призвал их к покаянию. Все они почтительно слушали – ведь он был почитаем всеми как один из учеников Господа нашего Иисуса Христа, – некий Абунданций сказал, что Емилиан выжил из ума от старости. Тогда он возвестил, что станется с самим Абунданцием и что потом действительно случилось: он погибнет от карающего меча Леовигильда.⁷³³ И точно так же с помощью клятвопреступления или уловок заносясь над другими, которые не бросили нечестивых деяний, он (меч – прим. пер.) напился их крови, поскольку навис над ними гнев Господень.

 Когда приблизилось время смерти, Емилиан призвал к себе святейшего пресвитера Аселла, который был у него в братии, и в присутствии того его блаженнейшая душа, освободившись от тела, вернулась на небеса. Стараниями того святого человека тело старца с большим почтением всех послушников было перенесено туда, где и пребывает – в его молельню.

Прощай, прощай, блаженный Емилиан и, свободный от трудов смертных, получи место в сообществе благочестивых, и помня о бесталанном своем рассказчике Браулионе, выступи посредником, чтобы через тебя обрел я прощение и удостоился милости, поскольку я не в силах избежать дурного. И пусть будут услышаны мои молитвы о прощении грехов моих при благоволении того, чьи добродетели я нацарапал стилом! И пусть я покажусь достойным на Страшном суде вместе с теми, над кем я, недостойный, осуществляю пастырское служение!

Я чувствую, что меня торопит конец книжки, но, если уж мы рассказали о чудесах, совершенных Емилианом при жизни, зачем умалчивать о знаках благодати после его смерти? Я могу привести два или три чуда, чтобы легче было поверить в то, что было рассказано нам другими и засвидетельствовано записями.

 Со времени кончины этого святого до времени нашей памяти столько слепых прозрело на его могиле, столько страдальцев получило облегчение и исцелено было столько больных, пораженных различными недугами, – слишком много, чтобы записать в книжку; достаточно записать только то, что сразу после его смерти прозрели две сиротки.

 В прошедший год, когда наступил праздник святого мученика Иулиана, в приготовленных светильниках не было масла, не была зажжена лампа; но поднявшиеся на всенощное бдение обнаружили ее полной масла и горящей, так что она давала свет не только до утра, но и порождала в изобилии другие чудеса.

Туда была доставлена женщина по имени Евфрисия, из местечка Баньос, слепая и обезноженная, но неколебимая в вере, что здесь она поднимется и прозреет. И вот, смазав глаза и ноги, она тотчас же милостью Божьей обрела зрение и движение. Да уверуют в то, что донес рассказ тех свидетелей, которые видели, как это происходило в наше время; [мы знаем] и место, где это происходило, и женщина, ранее болящая, ныне же здоровая и известная.

Еще находившаяся при смерти девочка около четырех лет была принесена из местечка Пратум,⁷³⁴ невдалеке от его молельни. Ее родители, побуждаемые благочестием и боясь потерять ребенка, решили, что нужно отнести ее к месту памяти блаженного Божьего человека, и пока они ее несли, они увидели, как она испустила дух. Однако веры у них не убавилось, и они принесли ее бездыханную, положили к алтарю, и так как уже вечерело, они вышли, не оставив там никого. По прошествии трех часов они вошли, изнывающие от горя и подстрекаемые любопытством, что же угодно будет сотворить с ней Создателю. И оставленную мертвой они обнаружили живой, и не просто живой, но играющей с алтарным покрывалом. Они воздали хвалу Христу, Создателю всего, Который помог им в их искреннем горе.

О Елисей нашего века и нашего времени, чьи мертвые кости оживляют бездыханные тела!⁷³⁵ Но если тогда от этого в страхе бежали, то ныне они, преисполненные веры, принесли и положили [девочку]. Это следует понимать так, что и в Ветхом, и в Новом Завете Бог один и тот же – Господь наш Иисус Христос, Который один творит чудеса. Но тогда под законом для людей, объятых страхом и не укрепленных любовью, которая изгоняет страх, ибо в страхе есть мучение,⁷³⁶ Он сокрыл радость надежды, ибо они боялись Его. Теперь же, под благодатью, когда они крепки в вере, это сотворила сила для тех, кто надеется на нее. Сила эта, что поднимает мертвых, одна, но различается по времени и по причине принесения: те приносили, чтобы похоронить, эти же – чтобы обрести живой. Из этого можно понять, какое успокоение обрели эти святые люди, если в память о них всемогущий Господь сотворил такие чудеса.

Исполним же обещание. Сказано достаточно, чтобы мы остановили бег речи и воздали хвалу Христу, Царю Небесному, Его трудом и по Его вдохновению, как мы считаем, этот труд был предпринят и завершен. В наших нынешних бедствиях Он дает нам утешение в виде размышления о жизни святых людей и единый пребывает с Отцом и Святым Духом во веки веков.