Глава 11. Русская Церковь в годы Второй мировой войны

Вторая мировая война укрепила положение Церкви в Советском Союзе. В соответствии с секретным приложением к пакту Молотова – Риббентропа 23 августа 1939 г. Восточная Европа была разделена между Германией и Советским Союзом. Война началась 1 сентября вступлением на территорию Польши германских войск. 17 сентября восточную границу этой страны перешла и Красная армия. Польша как независимое государство перестала существовать. К Советскому Союзу были присоединены обширные территории Западной Украины и Западной Белоруссии со своими епархиями и монастырями. На присоединенной территории было несколько православных иерархов – находившийся на покое архиепископ Пантелеймон (Рожновский), архиепископ Кременецкий Алексий (Громадский), епископы Полесский Александр (Иноземцев) и Луцкий Поликарп (Сикорский). Все эти иерархи вошли в подчинение Московской Патриархии. Вскоре были совершены и новые хиротонии. Во епископа Пинского был поставлен Вениамин (Новицкий), во епископа Львовского – Пантелеймон (Рудык), во епископа Житомирского – Дамаскин (Малюта).

На очереди была Прибалтика. В сентябре 1939 г. советское руководство предложило «Пакт о взаимопомощи» эстонскому правительству. В страну вошла Красная армия, и уже в августе 1940 г. Эстония была присоединена к Советскому Союзу. Одним из активных сторонников идеи о присоединении Эстонской Церкви к Московскому Патриархату был епископ Иоанн (Булин). В марте 1941 г. Эстонская Церковь во главе с митрополитом Александром (Паулусом) воссоединилась с Российской Церковью.

Подобным образом дела обстояли и в Латвии. В июне 1940 г. ей был предъявлен ультиматум с требованием отставки правительства и введения в страну советских войск. Опасаясь кровопролития, латвийское правительство выполнило эти требования. Уже 21 июля 1940 г. была провозглашена Латвийская Советская Социалистическая Республика, в августе включенная в состав Советского Союза. Вскоре был решен вопрос и с Латвийской Церковью. Возглавлявший ее митрополит Августин (Петерсон) был принят в Московский Патриархат и сразу ушел на покой.

В том же году Советский Союз пополнился еще одной республикой – Литовской. После разгрома Польши советскими войсками в 1939 г. к Советскому Союзу был присоединен Виленский край. Согласно «Договору о взаимопомощи», Советский Союз передал Литве эту территорию и ввел в страну войска. В августе 1940 г. Литва вошла в состав Советского Союза. Из Каунаса в Вильнюс переехал митрополит Елевферий (Богоявленский). Архиепископ Виленский Феодосий (Феодосиев) ушел на покой и поселился в Свято-Духовом монастыре.

Иначе сложилась ситуация в Финляндии. Предложение изменить границу и пустить в страну советские войска финляндским правительством было отвергнуто. 30 ноября 1939 г. между Советским Союзом и Финляндией начались боевые действия, вошедшие в историю как советско-финская или «зимняя» война.

Одним из эпицентров боевых действий этой войны стал Валаамский монастырь. На островах стояла финская воинская часть, и советская авиация постоянно наносила по монастырю бомбовые удары. Многие здания были разрушены, но Преображенский собор поврежден не был. Финны говорили, что собор Валаамского монастыря, несмотря на то что его купола и кресты были видны издалека, был самым безопасным местом в Финляндии.

Братия монастыря сумела эвакуироваться. Финское руководство дало возможность вывезти из обители все самое ценное. Монахам удалось спасти иконостас, а также чудотворную Валаамскую икону Божией Матери. Насельники монастыря (около 200 человек) переехали в глубь Финляндии, поселившись на берегу озера Юоарви. Здесь Валаамский монастырь возродился с названием Ново-Валаамского.

Война была недолгой – мирный договор был подписан 12 марта 1940 г. Финляндии удалось отстоять независимость, однако около 11 процентов ее территории отошло к Советскому Союзу.

В 1940 г. советское правительство под угрозой начала военных действий потребовало от Румынии очистить от своих войск Бессарабию и Северную Буковину. Бессарабия после этого стала очередной республикой Советского Союза – Молдавской ССР, Северная Буковина была присоединена к Украине. В Молдавию в мае 1941 г. был поставлен епископ Алексий (Сергеев), принесший покаяние в прежней раскольнической деятельности.

Присоединение западных областей серьезно повлияло и на положение Московской Патриархии. На присоединенных территориях оказалось несколько епархий и около 3,5 тыс. приходов. Все они теперь были переданы в ведение митрополита Сергия (Страгородского). Статус Московской Патриархии серьезно повысился, а количество ее приходов выросло до 3742. По мнению историка В.И.Алексеева, именно раздел Польши между Германией и СССР спас Московскую Патриархию от полного и окончательного уничтожения.

Хотя на присоединенных землях были свои архиереи, советское руководство почти сразу лишило их реальной власти, образовав здесь экзархаты. Архиепископ Николай (Ярушевич) был поставлен митрополитом Волынским и Луцким и экзархом Западной Украины и Белоруссии. Центром экзархата стал Луцк.

В Прибалтику был направлен экзархом митрополит Сергий (Воскресенский). Административная и церковная власть на новых территориях оказалась в руках этих архиереев.

Наиболее тяжелым для Церкви было положение на территориях, где советскому режиму не нужно было заигрывать с местными жителями, например, в Финляндии. Практически все население районов, присоединенных к Советскому Союзу в 1940 г. (около 500 тыс. человек), переселилось вглубь Финляндии. Советскому Союзу достались брошенные земли, где находилось три монастыря (Валаамский, Коневецкий, Линтульский) и 17 действующих храмов. И монастыри, и церкви были новой властью тут же поруганы и закрыты. Эту участь разделил и Трифоно-Печенгский монастырь на севере Финляндии, территория которого была временно занята Красной армией. Братия монастыря переселилась на Новый Валаам. В руках НКВД оказался настоятель Трифоно-Печенгского монастыря игумен Паисий (Рябов). В декабре 1942 г. он был расстрелян.

В других новоприсоединенных областях с большим процентом православного населения (Западная Украина, Западная Белоруссия, Прибалтика, Молдавия) наступление на Церковь шло медленнее – начинать с гонений советское руководство посчитало политически невыгодным. На новые территории стали прибывать советские граждане, в основном семьи офицеров и чиновников. Люди, переехавшие сюда из охваченных безбожием районов, тут же начали крестить детей, пользоваться случаем, чтобы помолиться в церкви, заказать требы. По сравнению с довоенным периодом количество крещений детей в 1940 г. выросло в этих районах в три раза. В.Алексеев сохранил для нас историю, рассказанную одним прибалтийским протоиереем. Однажды к нему пришла старушка, попросившая тайно крестить ребенка, родители которого были коммунистами. Пастырь долго отказывался, так как опасался тюрьмы, однако внял слезам пожилой женщины и согласился совершить таинство при условии, что ему будет названо имя отца ребенка. Велико было удивление священника, когда он узнал, что отец – начальник местной тюрьмы НКВД.

Позднее старушка принесла священнику большую сумму денег. Протоиерей деньги брать не хотел, зная, каково их происхождение. Однако женщина настояла, сказав, что родители ребенка понимают, в каком тяжелом положении находится Церковь и что с нее берут немилосердные налоги. Этот же протоиерей рассказывал, что венчал капитана Красной армии, который женился на местной девушке.

И все же коммунистическое руководство не отказалось на новых территориях ни от своей политики, ни от своего безбожия. Епископ Митрофан (Зноско-Боровский) (в тот момент приходской священник в Бресте) вспоминал, что советская администрация в первую очередь арестовывала деятелей русского национального движения. Что касается преследований за веру, то таковые нарастали постепенно.

29 октября 1939 г. церковное имущество на Украине и в Белоруссии было национализировано, закрыта духовная семинария в Кременце. С сентября 1939 по июнь 1941 г. на территории Западной Украины и Западной Белоруссии было арестовано 53 священника. 43 из них были либо расстреляны, либо отправлены в лагеря. Количество монастырских насельников также уменьшалось. Например, число монахов Почаевского монастыря за полтора года уменьшилось с 300 до 80 человек.

Архиепископ Венедикт (Бобковский), в 1939 г. находившийся в должности наместника Жировицкого монастыря, вспоминал, что новые власти сразу же стали выявлять среди монахов тех, кто имел когда-то хотя бы косвенное отношение к Белому движению. Таковые арестовывались и отправлялись на восток. Монастырь был лишен большей части земли и обложен большим налогом. По данным М.В.Шкаровского, в ряде западных областей новая коммунистическая администрация стала закрывать монастыри и храмы, начала конфискацию церковного имущества.

Повсюду было прекращено преподавание Закона Божия, зато атеистическая пропаганда заработала на полную мощь. Открылись и отделения «Союза воинствующих безбожников».

Давление на священников новая власть начала не сразу. Современники, например, епископ Митрофан (Зноско-Боровский), вспоминают, что всех пастырей вызывали в НКВД, где поначалу беседовали с ними вежливо, убеждая отречься. Взамен священнослужителям предлагали хорошие должности в советских учреждениях. При следующих встречах чекисты переходили на более грубый тон, а через какое-то время начинали применять угрозы и рукоприкладство.

Началось материальное давление на приходы: они были обложены огромным налогом, причем собираемых приходом денег хватало только на погашение постоянно набегавших процентов, в то время как сумма задолженности не менялась и давала повод в любой момент закрыть храм, а священника привлечь за «саботаж». Обстановка, в которую попали священнослужители, сразу стала напряженной. Сельский священник Евстафий Баслык вспоминал, что красноармейцы встречали проходивших пастырей свистом и нецензурной бранью. Вследствие этого и православные, и католические священнослужители за исключением наиболее принципиальных перестали выходить на улицу в рясах.

Такая же ситуация сложилась и в Прибалтике. Была закрыта Виленская духовная семинария, начались аресты священников. Был арестован органами НКВД и епископ Иоанн (Булин), расстрелянный 30 июля 1941 г. Был выселен из епархиального дома престарелый митрополит Елевферий (Богоявленский). Эти потрясения ускорили смерть старца, который отошел ко Господу в ночь на 1 января 1941 г.

От более активных шагов в отношении Церкви советскую администрацию удерживало то, что и препятствовало окончательно запретить религию – Церковь могла пригодиться в будущей войне. Тем не менее, руководство Московской Патриархии власти предпочитали держать в постоянном напряжении и страхе.

Митрополит Сергий, носивший титул патриаршего местоблюстителя и главы Православной Церкви в СССР, ожидал ареста в любую минуту. Архиепископ Пантелеймон (Рожновский) после присоединения к СССР Западной Белоруссии дважды посетил местоблюстителя в Москве. «Наш Сергий это – пленник безмолвный, – писал архиепископ Пантелеймон. – Церковь пленена, но враги боятся ее и в поверженном состоянии».

Иерарх вспоминал, что во время их первой встречи беседа была крайне странной: митрополит Сергий писал вопросы на листке бумаги, а архиепископ письменно на них отвечал. Так и осталось непонятным, почему местоблюститель выбрал такую форму общения. Архиепископ Пантелеймон недоумевал: «То ли по глухоте, старец Сергий боится громко говорить – за стеной подслушивают? Или же, быть может, повел он разговор в письменной форме, чтобы легче было перед «недремлющим оком» хозяев – компартии – отчитываться».

Во время второй встречи архиепископу пришлось пережить то, что митрополит Сергий испытывал ежеминутно.

«Раздается стук в дверь, – писал архиепископ Пантелеймон. – Входит инок, на вид инок, а кто он в действительности? – знает один Господь.

Владыка, автомобиль ожидает вас, – промолвил инок и удалился.

Ах да, пойдем осматривать наши храмы московские, – сказал мне митрополит Сергий и, подойдя вплотную ко мне, продолжал тихонько на ухо: – Владыко, помолитесь прежде, не я вас везу храмы осматривать, а нас везут... куда нас завезут, сам не знаю».

Московская Патриархия размещалась в то время в небольшом двухэтажном доме в Бауманском переулке. Здесь находилась канцелярия местоблюстителя, здесь же он и жил. Но прислуживавшие старцу монахини опасались ночевать в этом доме. Аресты, как правило, происходили по ночам и нередко бывало, что заодно с человеком забирали и его случайных посетителей. Поэтому каждый вечер монахини уходили. И если бы архиерею стало плохо, то никто не смог бы вызвать «скорую помощь».

Лагеря были по-прежнему переполнены пострадавшими за Христа. Продолжались аресты священников и монахов, а также мирян, активно участвующих в жизни приходов, тех, кто ходатайствовал об открытии храмов, кто рассказывал другим о Боге.

Насколько сложным было положение пастыря, показывает жизнь священномученика Николая Беневоленского. В 1939 г. в Вознесенский храм Сергиева Посада, где он был настоятелем, был назначен священник, известный своим сотрудничеством с НКВД. Чтобы обезопасить себя, отец Николай перешел вторым священником в Ильинский храм, сообщив настоятелю этого храма о причине перехода. Отец Николай не знал, что настоятель Ильинского храма тоже являлся осведомителем спецслужб. 11 января 1940 г. протоиерей Николай Беневоленский был арестован на основании доносов и получил 5 лет лагерей. 16 мая 1941 г. священномученик умер в лагерной больнице.

Уровень арестов в 1939–1941 гг. был ниже, чем в годы Большого террора. Это объясняется тем, что после кровавых 1930-х гг. архиереев и священников на свободе находилось очень мало, привлекать к столь массовым, как прежде, антицерковным репрессиям было попросту некого.

В 1939–1941 гг. закончился срок заключения и ссылки у некоторых иерархов. На свободу вышли, например, архиепископ Сергий (Гришин), ставший викарием Московской епархии с титулом «Можайский», архиепископ Иоанн (Соколов), живший у родственников на даче, епископ Иосиф (Чернов), поселившийся в Таганроге и служивший тайно.

В таком состоянии Церковь встретила следующую фазу Второй мировой войны.

За восемь лет до трагедии 1941 г. живший в Болгарии святитель Серафим (Соболев) сказал: «Страшно гневается Господь на Россию! Никогда еще не было в мире такого гнева Божия, как теперь над Россией». О том, что агрессивное безбожие не останется без наказания, говорили и многие новомученики. Предчувствие глобальной катастрофы в 1930-е гг. было сильно и на родине, и в эмиграции. В конце 1930-х гг. в эмигрантской прессе публиковались высказывания святых о грядущих судьбах России. В частности, в харбинской газете «Хлеб небесный» были опубликованы слова преподобного Нектария Оптинского, сказанные в 1918 г., что России отпущено 22 года на покаяние.

Действительно, 1941 г. стал для отечества роковым. 22 июня германские войска атаковали границы Советского Союза. Этот день, совпавший с праздником всех русских святых, стал началом Великой Отечественной войны, стоившей Советскому Союзу 27 млн человеческих жизней. Хотя германская пропаганда говорила об этой войне как об антибольшевистской, на самом деле планы Гитлера носили откровенно антирусский характер и не предусматривали сохранения единой России. Успех сопутствовал Гитлеру до конца осени 1941 г. В это время Германией и ее союзниками были оккупированы северо-западные районы России, Прибалтика, Белоруссия, Украина. Немецкие войска взяли Смоленск, Калугу, Тверь (тогда Калинин), западные районы Московской области и готовились к штурму самой столицы.

Из Москвы спешно эвакуировались наркоматы и ведомства, правительство переехало в Самару (тогда Куйбышев), Советское информбюро, начинавшее передачи словами «Говорит Москва», вещало из Екатеринбурга (в то время Свердловск). Был готов покинуть столицу и Сталин.

Однако конец 1941 – начало 1942 г. были для Германии неудачными. Немецкая группировка потерпела поражение под Москвой и начала отступление. От нацистов были освобождены обширные территории к западу от Москвы.

Ситуация вновь изменилась летом 1942 г. Германская армия развернула наступление на юге, заняв Северный Кавказ. После поражения гитлеровцев на Волге (начало 1943 г.) и на Курской дуге (лето 1943 г.) победа Советского Сою за была предрешена.

В течение 1943–44 гг. советские территории были освобождены почти полностью, Красная армия вела наступление уже в Восточной Европе. В конце апреля 1945 г. был взят Берлин, и 8 мая 1945 г. Германия капитулировала. Летом 1945 г. Советский Союз вел боевые действия против Японии. В сентябре 1945 г. Вторая мировая война закончилась полным поражением Германии и ее союзников.

В годы войны Германия постаралась максимально использовать на захваченных территориях как национальный, так и религиозный фактор. Заигрывание с Церковью началось с первых недель германской оккупации.

По подсчетам М.В.Шкаровского, всего на оккупированных территориях было открыто около 9,5 тысяч православных храмов и десятки монастырей. При этом германская власть крайне редко инициировала возвращение верующим оскверненных церквей, которые в большинстве случаев открывались самим народом. Замученные коммунистическим безбожием люди попросту сбивали замки с церковных дверей, находили священников – и богослужения возобновлялись. Оккупационная администрация возрождению церковной жизни не препятствовала. Но это было лишь тактическим ходом.

Гитлер прекрасно понимал, что сохранение на захваченных территориях единой Православной Церкви повлечет за собой и национальное объединение славянских народов. Поэтому параллельно с открытием церквей и монастырей германское руководство делало все возможное, чтобы православие было максимально разделенным.

«Каждая деревня, – говорил Гитлер, – должна быть превращена в независимую секту, поклоняющуюся Богу на своей манер. Если некоторые деревни в результате этого пожелают практиковать черную магию, на манер негров или индейцев, мы не должны ничего предпринимать, чтобы воспрепятствовать им. <...> Наша политика на широких русских пространствах должна со стоять в поощрении любой и каждой формы распри и раскола». По мнению В. Алексеева, а также некоторых других исследовате лей, Гитлер в случае победы планировал развернуть наступление на православие.

В июле 1941 г. шеф полиции безопасности Р.Гейдрих предписывал помогать распространению религиозных сект и препятствовать образованию на оккупированных территориях единой Православной Церкви. 16 августа, основываясь на директивах Гитлера, Гейдрих подписал оперативный приказ о недопустимости поддержки православия и воссоздании прежней Патриаршей Русской Церкви. Наоборот, максимальное раздробление православных поощрялось. Такую же политику проводили рейхсминистр восточных территорий А.Розенберг, предписывавший, чтобы на занятых Германией территориях любое религиозное сообщество ограничивалось только пределами одной области.

По этой причине на оккупированные территории не допускалась Русская Зарубежная Церковь, выступавшая за единую Россию и отстаивавшая монархический принцип ее будущего устройства. Подтверждением равнодушия немецкого командования к религиозным вопросам является факт, что в русских школах не возобновлялось преподавание Закона Божия, а церковные праздники так и не стали выходными днями. Соответствующим было отношение к Церкви.

Епископ Митрофан (Зноско-Боровский) вспоминал, что поначалу надеялся на благородство Германии и как-то сказал группе немецких военнослужащих, что русский народ ждет освобождения от марксистских пут.

«–Мы знаем, зачем мы идем в Россию, – высокомерно отозвался генерал, – знаем и как со скотом обращаться».

«Часто группами, – вспоминал епископ Митрофан, – заходили военные в храм во время богослужений. И как заходили – в фуражках и с папиросами в зубах! Приходилось мне прерывать Литургию и с крестом в руках выходить к ним с просьбой снять фуражки, прекратить курение или же выйти из храма. Был случай – в ответ на мое замечание куривший офицер схватился за револьвер и... вышел из храма со словами – «русская свинья"».

Оскорблениями дело не ограничивалось. Гитлеровская практика казнить десятки мирных жителей за каждого убитого партизанами немца приводила к уничтожению целых сел и деревень. Случалось, что людей сгоняли в церковь и заживо сжигали. В целом количество жертв оккупационного режима было огромным и превысило 14 млн человек.

Оккупанты сразу же начали подчинять себе церковные структуры. Были случаи, когда гестапо прямо принуждало священнослужителей к сотрудничеству.

На оккупированных территориях действовали разные церковные юрисдикции. Юго-западные районы Украины и Молдавия находились в ведении Румынской Церкви. Восстановление церковной жизни здесь взяли на себя сначала архимандрит Юлий (Скрибан), затем митрополит Виссарион (Пую). Однако православное строительство и просвещение шли параллельно с румынизацией населения.

В Карелии храмы находились в подчинении Финляндской Церкви, которая являлась автономной по отношению к Вселенскому Престолу.

Часть прибалтийских приходов во главе с митрополитом Рижским Августином (Петерсоном) и митрополитом Таллинским Александром (Паулусом) после прихода немцев перешла в подчинение Константинопольской Патриархии. В основном в их ведении оказались эстонские и латышские православные приходы.

При этом на оккупированной территории допускалось существование приходов Московской Патриархии. Прибалтийский экзарх митрополит Сергий (Воскресенский) не стал покидать Ригу вместе с отступавшими советскими войсками. Оказавшись недоступным для советских карательных органов, митрополит Сергий тут же начал обличительную антикоммунистическую проповедь. Иерарх призывал и к совместной борьбе русского и германского народов против коммунизма. Антибольшевистский политический курс митрополита Сергия не мешал ему оставаться в подчинении Московской Патриархии. Экзарх продолжал поминать патриаршего местоблюстителя, а священникам, служившим на территории Ленинградской епархии, разрешал молиться за митрополита Алексия (Симанского). Такое поминовение было прекращено только после того, как с советского самолета были сброшены листовки, подписанные митрополитом Алексием и призывавшие к борьбе с Германией.

Гитлеровцы терпели митрополита Сергия (Воскресенского), во-первых, из-за его антисоветской позиции, во-вторых, ради разобщения населения по юрисдикционному принципу. Сам митрополит Сергий сумел убедить гитлеровцев, что его подчинение Москве для Германии выгоднее подчинению Вселенскому Патриарху. «Не таких обманывали, – говорил митрополит в узком кругу. – А этих колбасников обмануть нетрудно».

Об антисоветских заявлениях и проповедях экзарха было хорошо известно в Москве. 22 сентября 1942 г. Московская Патриархия запретила митрополита Сергия (Воскресенского) в священнослужении.

Выступая против коммунистического режима, митрополит Сергий (Воскресенский) развернул активную деятельность по возрождению православия на оккупированных территориях. Иерарх основал Псковскую миссию, которая занималась просвещением северо-западных российских регионов. Руководителем миссии стал протоиерей Кирилл Зайц. В составе миссии было около 160 священников, 25 диаконов и 150 псаломщиков, которые обеспечивались всем необходимым. Миссии принадлежало около 200 приходов. Помимо возобновления православной жизни в городах и селах Северо-Западной России члены миссии окормляли советских военнопленных, занимались устройством приютов для сирот. Так, во Пскове был устроен детский приют при храме святого Димитрия Солунского. Миссия издавала газету, вела передачи по радио.

Один из членов миссии, протопресвитер Алексий Ионов, писал: «Что немцы – зло, никто из нас не сомневался. Ни у кого из нас не было, конечно, никаких симпатий к завоевателям «жизненного пространства» нашей родины. Глубокое сострадание и сочувствие к бедствующему народу, нашим братьям по вере и по крови – вот что наполняло наши сердца».

В 1943 г. митрополит Сергий (Воскресенский) признал избрание патриарха Сергия (Страгородского), но относительно советского руководства позиции не изменил, настаивая, что «новый курс» коммунистического государства всего лишь тактический ход. «Сталин не Савл и Павлом не станет», – говорил митрополит Сергий (Воскресенский).

29 апреля 1944 г. машина митрополита Сергия была обстреляна на дороге между Вильнюсом и Ригой. Экзарх и его спутники погибли. Преступление так и осталось нераскрытым.

Возрождалась церковная жизнь и в Белоруссии, где православие перед войной было полностью уничтожено. Одним из миссионеров, восстанавливавших веру среди белорусов, был священномученик Серафим (Шахмуть). Архимандрит Серафим был насельником Жировицкого монастыря и блестящим проповедником.

Пастырю была поручена организация приходской жизни в оккупированной Белоруссии. Вместе со священником Григорием Кударенко он ездил по селениям, совершая богослужения и осматривая церкви на предмет возобновления в них служб. Благодаря трудам архимандрита Серафима в Белоруссии было открыто 74 храма. Отец Серафим не только просвещал народ, но и собирал сведения о преследованиях со стороны коммунистов в довоенные годы.

К сожалению, Белоруссия не осталась в стороне от попыток гитлеровского командования расколоть Церковь. Сепаратистские настроения насаждались здесь намеренно, для чего сюда специально завозили белорусских шовинистов-эмигрантов. Независимая Белорусская Церковь также должна была играть в этом процессе свою роль. Новую структуру согласился возглавить митрополит Пантелеймон (Рожновский). Иерарху были поставлены условия – Белорусская Церковь должна именоваться «автокефальной», ее епископат должен утверждаться немецким командованием, проповедь и делопроизводство должны вестись на белорусском языке. Митрополит Пантелеймон, осознававший неканоничность этой авантюры, добился важной оговорки – об автокефалии речь может зайти лишь после того, как Церковь будет организована. На практике это означало, что автокефалию можно будет откладывать сколь угодно долго. В июне 1942 г. митрополит Пантелеймон был отстранен и отправлен в ссылку в Благовещенский монастырь в д.Ляды, а затем в Вилейку. В отсутствие архипастыря 30 августа 1942 г. был проведен «Всебелорусский Собор» с участием клира и мирян. Из пяти белорусских архиереев в «Соборе» участвовало трое – архиепископ Филофей (Нарко), епископы Афанасий (Мартос) и Стефан (Севбо). Старшие по хиротонии иерархи, митрополит Пантелеймон и архиепископ Венедикт (Бобковский), властями на это мероприятие допущены не были. Под давлением оккупационной администрации здесь был принял статут «Белорусской Автокефальной Церкви», однако дальше этого дело не продвинулось. Созданное Германией белорусское правительство во главе с Р.К.Островским пыталось воздействовать на иерархов, но безуспешно. После возвращения из ссылки митрополита Пантелеймона 12 мая 1944 г. был проведен новый Собор. Помимо митрополита Пантелеймона в Соборе приняли участие архиепископы Венедикт и Филофей, епископы Афанасий, Стефан, Павел (Мелентьев), Григорий (Боришкевич) и Иоанн (Лавриненко). Белорусская автокефалия не была признана.

Наиболее сложной была ситуация на Украине. 18 августа 1941 г. украинские иерархи архиепископ Алексий (Громадский), епископы Антоний (Марценко), Симон (Ивановский), Пантелеймон (Рудык) и Вениамин (Новицкий) на совещании в Почаевской лавре объявили об автономии Украинской Церкви на основании решения Поместного Собора 1917–1918 гг. Иерархи указывали, что экзарх Украины митрополит Николай (Ярушевич) за две недели до нападения немецких войск покинул Украину. Архипастыри заявили, что объявляют не автокефалию, а временную автономию до Поместного Собора. Очень важно, что Украинская Церковь считала себя автономной по отношению к московской церковной власти, то есть признавала ее. Вплоть до Собора Украинская автономная Церковь должна была сохранять подчинение патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию. 25 ноября 1941 г. украинские архиереи объявили экзархом Украины архиепископа Алексия (Громадского).

На территории Украины возникла еще одна структура – «Украинская автокефальная церковь», образованная архиепископом Александром (Иноземцевым) и епископом Поликарпом (Сикорским). Духовное повреждение последнего выражалось, например, в его демонстративном отказе совершать на службах каждение перед Казанской иконой Божией Матери как «кацапской». Осенью 1941 г. эти иерархи обратились к главе Польской Церкви митрополиту Дионисию (Валединскому) с просьбой возглавить Украинскую Церковь. Сам митрополит прибыть на Украину не смог и назначил епископа Поликарпа своим администратором на Украине. Одним из активных деятелей новой структуры стал «епископ» Мстислав (Скрыпник), в 1942 г. добившийся включения в состав «Автокефальной церкви» главы лубенского раскола лжемитрополита Феофила (Булдовского). «Это страшный человек, – отзывался Бундовский о Скрыпнике, – Это бандит в епископском клобуке. Он из тех, что могут убить, удавить человека, если он станет ему препятствием».

Однако автокефальная структура пользовалась популярностью только в некоторых районах Западной Украины, к тому же вскоре утратила всякое доверие со стороны других Поместных Церквей. Причиной стало то, что автокефалисты начали вводить у себя женатый епископат, а в довершение ко всему стали принимать в свой состав самосвятов-липковцев. Над «священниками» этой структуры даже не совершалось рукоположение. Тем самым структура Поликарпа (Сикорского) фактически низвела себя на уровень самосвятской секты.

В феврале 1942 г. патриарший местоблюститель митрополит Сергий в своем послании заявил о неканоничности группировки Поликарпа (Сикорского), таинства которой объявлялись безблагодатными.

В октябре 1942 г. автокефалисты попытались соединиться с Украинской автономной Церковью и митрополит Алексий (Громадский) даже подписал в Почаеве соответствующий акт. Однако беззаконию не суждено было свершиться. С одной стороны, категорически против объединения с раскольниками выступил клир Украинской автономной Церкви, с другой стороны, отрицательно отреагировала на почаевский акт немецкая оккупационная администрация, стремившаяся к максимальному разобщению населения. Митрополит Алексий заявил, что подписанный им документ имел лишь предварительный характер и от дальнейших шагов в сторону единства отказался.

7 мая 1943 г. митрополит Алексий был убит украинскими партизанами. По мнению С.В.Шумило, за убийством стояли немецкие спецслужбы, планировавшие благодаря этому убийству, во-первых, расколоть Украинскую Автономную Церковь, а во-вторых, вызвать озлобление местного населения в отношении партизан. 6 мая на Соборе в Ковеле главой Украинской автономной Церкви был избран архиепископ Дамаскин (Малюта). Однако оккупационные власти не позволили провозгласить его предстоятелем этой Церкви, ограничив его права и позволив ему именоваться только «старшим епископом».

Хранили единство с митрополитом Сергием (Страгородским) многие приходы на Нижнем Дону и на Северном Кавказе. Протоиерей Стефан Ляшевский вспоминал, что патриаршего местоблюстителя на этих территориях поминало большинство священнослужителей за исключением случаев, когда такое поминовение прямо пресекалось оккупантами. Пастырь писал, что рукополагавший его епископ Иосиф (Чернов), не поминавший под нажимом немцев патриаршего местоблюстителя, выдал отцу Стефану удостоверение, где была указана его подчиненность Московской Патриархии.

В первый день Великой Отечественной войны патриарший местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) составил послание к пастырям и пасомым. «Жалкие потомки врагов православного христианства хотят еще раз попытаться поставить народ наш на колени перед неправдой, – говорилось в послании. – Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божиею помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении». В храмах было установлено читать молитву о победе нашего воинства.

Осенью 1941 г. в момент крупных неудач Красной армии религиозным лидерам было предписано оставить столицу. 7 октября 1941 г. Московский городской Совет распорядился эвакуировать руководство Русской Церкви в Оренбург (тогда Чкалов), однако Патриархии удалось добиться разрешения переехать в Симбирск (Ульяновск). Вместе с митрополитом Сергием Москву покинула группа священнослужителей, в том числе митрополит Николай (Ярушевич), 15 июля, получивший титул митрополита Киевского, а также архиепископы Сергий (Гришин), Иоанн (Соколов), управляющий делами Патриархии протопресвитер Николай Колчицкий и др. Духовенство сопровождал обслуживающий персонал и личный врач митрополита Сергия. Выехало из Москвы и обновленческое руководство.

По прибытии в Симбирск духовенство первое время проживало в вагоне, не имея возможности найти квартиру. Еще хуже была ситуация с городскими храмами – родина Ульянова-Ленина рассматривалась коммунистами как образцовый советский город, в котором религии не место. Часть храмов к тому времени успели сровнять с землей, оставшиеся были поруганы и для богослужения совершенно не годились.

Через некоторое время обновленцы наш ли себе закрытый деревянный храм в честь иконы «Неопалимая Купина». Московской Патриархии горсовет передал здание бывшего католического костела. Помещение было переоборудовано под православный храм, который был освящен в честь Казанской иконы Божией Матери. На два года этот храм стал средоточием церковной жизни Московского Патриархата и патриаршим собором.

Келейник митрополита Сергия архимандрит (впоследствии митрополит) Иоанн (Разумов) вспоминал, как проходил день патриаршего местоблюстителя в эти годы.

Митрополит Сергий вставал в 5 часов утра, вычитывал положенное иноческое правило, молился за богослужением. В 9 часов утра архипастырь завтракал, затем до обеда принимал посетителей. В 15 часов следовал обед и короткий отдых, затем митрополит изучал почту, лично отвечая на каждое письмо, и приступал к чтению газет. Затем следовало вечернее правило. Об ужине митрополит часто забывал. Ночью он вставал в 3 часа и вычитывал 12 избранных псалмов с поклонами. Если иерарх не служил сам, то каждый день вычитывал и утреннее, и вечернее богослужение по Октоиху и Минеям. Митрополит Сергий установил для себя и еще одно правило – каждый день читать Библию на еврейском, греческом и церковнославянском языках.

Местоблюститель неоднократно обращался с патриотическими посланиями к пастве, а 30 декабря 1942 г. объявил о начале сбора средств на танковую колонну имени Димитрия Донского. Патриархия сразу же внесла 100 тыс. рублей, Богоявленский Елоховский собор – 300 тыс. рублей, настоятель собора Н.Колчицкий – 100 тыс. В течение 2 месяцев было собрано 6 млн рублей.

Страх за ушедших на войну сыновей, мужей и отцов, тяготы, голод и опасности военного времени пробудили веру и привели к покаянию миллионы людей. Оставшиеся незакрытыми храмы были переполнены молящимися. Особенно страшным было положение в северной столице, находившейся в блокадном кольце и подвергавшейся постоянным обстрелам. Митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) жил при Никольском соборе и служил каждое воскресенье при большом стечении народа. В зимнее время в храмах была минусовая температура, а у замерзавшего и умиравшего от голода хора едва хватало сил для исполнения песнопений.

В Красноярске трудился на благо отечества епископ Лука (Войно-Ясенецкий) – хирург с мировым именем. Архипастырь стал главным хирургом Красноярского эвакуационного госпиталя и при этом продолжал служить. Осенью 1942 г. митрополит Сергий поставил святителя на Красноярскую кафедру.

Не иссякала и святость. В тверском селе Владычня служил преподобный Сергий (Сребрянский) (память 5 апреля). До революции этот подвижник (тогда еще отец Митрофан) был военным священником, участвовал в Русско-японской войне, опубликовал дневник, не потерявший своей актуальности до сих пор. Пастырь стал духовником сестер Марфо-Мариинской обители. Преподобномученица Елисавета Феодоровна писала о нем государю: «Он оказывает мне огромную помощь и подает пример своей чистой, простой жизнью, такой скромной и высокой по ее безграничной любви к Богу и Православной Церкви. Поговорив с ним лишь несколько минут, видишь, что он скромный, чистый и человек Божий, Божий слуга в нашей Церкви». После революции отец Митрофан и его супруга были пострижены в монашество патриархом Тихоном. Преподобному Сергию довелось пройти через аресты и лагеря, а перед войной он поселился в селе Владычня. После взятия немцами Твери ожидался большой бой во Владычне, однако на село не упала ни одна бомба, а сражение произошло в другом месте. Местные жители видели прямую связь между молитвами преподобного и спасением своего села.

Современником архимандрита Сергия был преподобный Серафим (Муравьев) (память 3 апреля), живший в поселке Вырица под Петербургом. С середины 1930-х гг. преподобный целыми днями молился на камне возле своего дома, а в годы войны усилил свои молитвы. После захвата Вырицы оккупантами в поселке стояла румынская воинская часть. Православные румыны почитали старца, несмотря на его слова о победе русского оружия. Немецкий офицер однажды спросил иеросхимонаха Серафима, когда немцы будут маршировать по Дворцовой площади Петербурга. Ответ был кратким: «Никогда!»

После освобождения Вырицы преподобный Серафим продолжал принимать посетителей, которым помогал молитвой и духовным советом.

В некоторых местах православные христиане проводили тайные моления и крестные ходы (легальные крестные ходы власти никогда бы не допустили). Известно, что жители города Боровичи, спрятав под одежду иконы, в том числе и образ почитаемого в городе праведного Иакова Боровичского, обходили город, тайно читая молитвы. То, что город не был взят немцами и не пострадал от обстрелов и бомбардировок, жители приписывали милости Божией и заступничеству праведного Иакова.

Если для простого народа война стала поводом для покаяния, то государственное руководство поражения первого периода войны почти не вразумили. НКВД продолжало арестовывать тех, кто осмеливался в присутствии других говорить о Боге, ходатайствовать об открытии храмов. Продолжался и поиск среди верующих всевозможных «шпионов» и «вредителей».

Через три дня после начала войны, 25 июня 1941 г. была арестована игумения Тамара (Сатси) (память 1 мая). До 1930 г. она была настоятельницей Чебоксарского Владимирского монастыря, а после разгрома обители жила у своей бывшей помощницы. 65-летнюю игумению обвинили в шпионаже и уже 31 июля приговорили к 10 годам концлагеря. Из заключения преподобномученица Тамара так и не вернулась – 1 мая 1942 г. она умерла.

22–23 июня были арестованы мученики Димитрий Волков и Никита Сухарев (память 3 марта и 4 июля), добивавшиеся открытия храма в Орехово-Зуеве, 17 сентября был арестован иерей Иоанн Заседателев из Николаевска (память 29 октября), вся вина которого была в совершении треб по просьбам верующих. Все эти страдальцы приняли смерть в лагерях уже в 1942 г.

Большой утратой для Церкви стала гибель священномученика Сергия Мечёва (память 6 января). Сын великого московского праведника протоиерея Алексия Мечёва, отец Сергий и сам был известен в Москве как пастырь и духовник.

Преподобный Нектарий Оптинский говорил о нем духовной дочери: «Ты знала отца Алексея? Его знала вся Москва, а отца Сергия пока знает только пол-Москвы. Но он будет больше отца».

Отец Сергий не принял «Декларацию» митрополита Сергия, до 1937 г. находился в лагерях и ссылках. После освобождения иерей Сергий работал фельдшером в поликлинике, тайно совершал богослужения и окормлял свою общину. «Христианство не учение, а жизнь», – любил повторять отец Сергий и жил в соответствии с этим принципом.

После того как община была раскрыта НКВД, пастырю советовали уехать в Среднюю Азию, но он не хотел оставлять своих духовных детей и скитался без прописки. Летом 1941 г. священномученик Сергий проживал в деревне близ Романова-Борисоглебска (Тутаева). Здесь его навещали духовные чада.

Местные жители приняли их за немецких шпионов и выдали НКВД. 7 июля 1941 г. отец Сергий был арестован и помещен в ярославскую тюрьму. После четырех месяцев допросов, на которых он вел себя очень мужественно, в ночь на 6 января 1942 г. священномученик был расстрелян.

В начале 1942 г. Красная армия освободила от гитлеровцев ряд близких к Москве областей (нынешние Тверская, Смоленская, Калужская, Тульская обл.). Храмы, открытые здесь при гитлеровцах, были снова закрыты. Советские партизаны помимо уничтожения нацистов и их пособников вплоть до середины 1943 г. убивали и священников, служивших на оккупированных территориях.

Однако война все же заставила государство ослабить атеистическую пропаганду – противопоставлять верующих государству в кризисный для него момент было нецелесообразно. Основная пропагандистская мощь работала теперь на победу, все кадры и средства были брошены на это направление. С началом Великой Отечественной войны прекратилось издание газеты «Безбожник», само «Общество воинствующих безбожников» хотя и не было упразднено, но постепенно свернуло свою работу.

Понемногу советское руководство стало осознавать, что Церковь может быть использована и для консолидации народа, и для пропаганды советского строя. Уже в 1942г. Московская Патриархия была привлечена к изданию книги «Правда о религии в России», где отрицались гонения со стороны коммунистов, зато в качестве гонителей веры выставлялись германские оккупанты. Выпущенная большим тиражом книга была снабжена фотографиями разрушенных храмов, находившихся на оккупированных территориях. Митрополит Сергий издал и ряд антигитлеровских посланий. «Не победить фашистам, возымевшим дерзость вместо Креста Христова признать своим знаменем языческую свастику», – говорилось в пасхальном послании митрополита в 1942 г.

В том же 1942 г. начались и некоторые послабления, и декларативные жесты в отношении Церкви. В ноябре 1942 г. митрополит Николай (Ярушевич) был назначен членом комиссии по расследованию гитлеровских злодеяний. Было разрешено поставить на кафедры нескольких архиереев. Некоторые из них вернулись из ссылок и заключения, – например, епископы Иоанн (Братолюбов), Стефан (Проценко), Александр (Толстопятов), Алексий (Палицын). Митрополит Сергий постригал в монашество и рукополагал во епископы вдовых священников. Среди них были епископы Григорий (Чуков), Варфоломей (Городцов), Димитрий (Градусов), Елевферий (Воронцов) и др.

Были единичные случаи открытия храмов местными властями. В начале марта 1943 г. в Красноярске первый секретарь обкома ВКП(б) разрешил открытие церкви на окраине города. Храм стал кафедральным собором, а ссыльный святитель Лука (Войно-Ясенецкий) был назначен Московской Патриархией архиепископом Красноярским. По данным М.В.Шкаровского, кое-где храмы открывались народом стихийно, без согласования с властями. Государство предпочло временно не озлоблять людей закрытием церквей – в годы тяжелейшей войны народные волнения на религиозной почве были не нужны. Еще одной причиной, по которой власть не препятствовала точечному возвращению храмов, были практические соображения: верующий народ был готов жертвовать средства на военные нужды, и в качестве центров для сбора средств храмы вполне подходили.

В середине 1943 г. государство столкнулось еще с одной проблемой. На освобожденных от гитлеровцев территориях юга России оказалось множество действующих храмов. Часть церквей советской администрацией была закрыта, однако восстановить былой идеологический контроль над этими территориями было непросто. А впереди было освобождение Волыни и Галичины с сильными религиозными и национальным и традициями. Очередной приход туда коммунистического режима с его атеизмом и закрытием храмов мог привести к серьезному сопротивлению местного населения. Проще было поставить пробудившуюся церковную жизнь этих районов под контроль церковного органа.

Вплотную разрабатывать возможность дальнейшего использования Церкви советское руководство начало в 1943 г. Летом этого года НКГБ вело переговоры с митрополитом Николаем (Ярушевичем) и управляющим делами Московской Патриархии протоиереем Н.Колчицким. В конце августа 1943 г. в Москву было разрешено вернуться митрополиту Сергию (Страгородскому). Тогда же в столицу был вызван и митрополит Алексий (Симанский). Все было готово к одному из важнейших в жизни Церкви событий военного периода – встречи Сталина с тремя митрополитами.

Сентябрь 1943 г. вошел в историю как начало нового курса советского руководства в отношении Церкви. Ее уничтожение было приостановлено, на смену прежней идеологии пришла политика временного сотрудничества с ней. Причины изменения курса были следующие:

Понимание советским руководством, что Германия войну уже проиграла. Неслучайно сентябрьская встреча Сталина с митрополитами состоялась не в тяжелые для страны годы (1941–1942), а после победы на Курской дуге, когда стало понятно, что Красная армия вскоре вступит в Европу. Привлечь симпатии европейцев коммунистическими безбожными лозунгами было невозможно. Необходимо было создать видимость, что советская власть не преследует Церковь, которая имеет своего патриарха, монастыри и семинарии.

Требования со стороны США и Великобритании прекратить антирелигиозную политику. Помощь западных союзников (в том числе открытие второго фронта в Европе) Советскому Союзу была необходима. То, что созванный «большевистскими темпами» Архиерейский Собор был проведен в сентябре 1943 г., также не является случайным – приближалась Тегеранская конференция, и Сталин хотел до ее начала показать, что Церковь в СССР свободна и процветает.

В ходе дальнейшего раздела сфер влияния Советский Союз планировал получить под свой контроль Балканы и Ближний Восток. Страны этих регионов либо православные, либо с большим процентом православного населения. Русская Церковь могла быть использована в укреплении здесь советского влияния.

К.Е. Ворошилов, курировавший церковные вопросы со стороны ЦК Коммунистической партии, говорил о Русской Церкви: «Она наш козырь в Прибалтике, Восточной Европе, за границей вообще».

После уничтожения правой церковной оппозиции Сталину было выгодно иметь безгласную Православную Церковь, внешне благоденствующую и лишенную мученического ореола.

4 сентября 1943 г. в Московскую Патриархию позвонил начальник 4-го отдела III управления НКВД по борьбе с церковносектантской контрреволюцией полковник Г.Г.Карпов, пригласивший высших иерархов на встречу с советским руководством. Встреча состоялась в тот же вечер. С архиереями беседовали И.В.Сталин, В.М.Молотов и Г.Г.Карпов.

Согласно протоколу, который вел Карпов, Сталин отметил положительное значение патриотической деятельности Церкви и спросил, нет ли у иерархов нерешенных вопросов. Митрополит Сергий ответил, что главной проблемой является нерешенность вопроса о центральном церковном руководстве – у Церкви даже нет Синода. Митрополит Сергий попросил разрешения созвать Архиерейский Собор для избрания патриарха и образования Священного Синода. На вопрос о титуловании будущего патриарха митрополит Сергий ответил, что вопрос о титуле уже обсуждался и правильным было бы называть Святейшего Патриархом Московским и всея Руси, хотя титул патриарха Тихона был «всея России». На вопрос о сроках созыва Собора митрополит Сергий ответил, что для его подготовки нужен месяц.

«А можно ли проявить большевистские темпы?» – спросил Сталин.

Было решено, что архиереям будет предоставлен транспорт, а сам Собор в таком случае можно созвать уже через три – четыре дня. Также руководство разрешило открыть несколько духовных школ и издавать «Журнал Московской Патриархии».

Разговор с диктатором требовал большой деликатности и осторожности. Серьезнейшей проблемой было то, что тысячи пострадавших за веру по-прежнему находились в лагерях. Но когда митрополит Сергий сказал о нехватке священнослужителей и необходимости их подготовки, то услышал вопрос: «А почему у вас нет кадров?». «Кадров у нас нет по разным причинам, – нашелся местоблюститель. – Одна из них: мы готовим священника, а он становится маршалом Советского Союза».

Удачный ответ митрополита, его намек на семинарское прошлое генерального секретаря – все это понравилось Сталину, разговор принял более непринужденные формы. Митрополитам удалось сказать об острой нехватке храмов и даже попросить об амнистии некоторых священнослужителей.

На том же совещании был рассмотрен вопрос о материальной помощи Московской Патриархии, которой был передан трехэтажный особняк немецкого посла в Чистом переулке.

Под конец встречи Сталин «обрадовал» архипастырей еще одной новостью: для связи Церкви с правительством будет создан Совет по делам Русской Православной Церкви под руководством Карпова. Сообщение встревожило архиереев – председатель создаваемого Совета был известен как жестокий гонитель Церкви. Но возражать никто не решился.

Новая политика властей в отношении Церкви дала себя знать уже в 1943 г. Как и указывал Сталин, «большевистскими темпами» был созван Архиерейский Собор. Иерархов, участвовавших в Соборе, в спешном порядке свозили в Москву, используя даже военные самолеты. 8 сентября 1943 г. в новом здании Патриархии в Чистом переулке состоялся Собор 19 архиеререев – всех, кто занимал кафедры на неоккупированных территориях.

Главным деянием Собора стало избрание митрополита Сергия Патриархом Московским и всея Руси – другие кандидатуры на этот пост не рассматривались. Также был избран Священный Синод из трех постоянных и трех временных членов. Еще одним деянием стало подписание декларации об осуждении коллаборационистов, согласившихся на сотрудничество с оккупантами и учинивших расколы. Собор выразил благодарность советскому правительству, призвав Божие благословение на его труды, а также издал «Обращение ко всем христианам мира».

Через четыре дня, 12 сентября, в Богоявленском кафедральном соборе состоялась интронизация Святейшего Патриарха Сергия. Об избрании и интронизации Святейший сообщил Патриарху Константинопольскому Вениамину, Патриарху Александрийскому Христофору, Патриарху Антиохийскому Александру и Патриарху Иерусалимскому Тимофею, направив им известительные грамоты. Вскоре были получены ответные поздравительные телеграммы от Восточных Церквей. Поздравили патриарха Сербский Синод во главе с митрополитом Иосифом и глава Грузинской Церкви Католикос-Патриарх Каллистрат. Последнее поздравление давало надежду на восстановление общения с Грузинской Церковью.

Патриарх Сергий постарался облегчить участь некоторых арестованных священнослужителей, попросив Карпова ходатайствовать перед правительством об амнистии. «Я не беру на себя решать вопрос, насколько эти лица заслужили отбываемое ими наказание, – писал Патриарх. – Но я питаю уверенность, что оказанная им со стороны правительства милость побудит их (и даст возможность) приложить все свое старание, чтобы показать свою лояльность правительству СССР и без следа загладить прошлую вину».

В список, прилагавшийся к прошению, было включено 26 имен, в том числе имена 24 архиереев.

Глава Русской Церкви не знал, что почти все перечисленные в списке уже были расстреляны или погибли в лагерях. Единственным из списка, остававшимся к тому времени в живых, был архиепископ Николай (Могилевский). Святитель находился в ссылке в Казахстане, где тяжело заболел. От смерти иерарха спасло чудо. Умиравшего владыку спас один незнакомый татарин, который отвез святителя в больницу. Когда позднее архипастырь встретился с этим человеком и спросил, почему он решил ему помочь, то услышал ответ: «Когда я ехал по своим делам, Бог сказал мне: «Возьми этого старика, его нужно спасти"».

Архиепископ Николай был досрочно освобожден из ссылки лишь в мае 1945г., уже при патриархе Алексии I, однако так и остался в Казахстане. Святитель Николай был назначен на Алма-Атинскую кафедру, которую возглавлял до своей смерти в 1955 г. (память 25 октября).

В течение 1943–1944 гг. патриарх Сергий заботился о максимальном замещении архиерейских кафедр по всей стране, рукополагая новых иерархов. Среди важных кадровых решений того времени было перемещение митрополита Николая (Ярушевича) с Киевской кафедры на Крутицкую.

12 сентября 1943 г. после долгого перерыва вышел первый номер «Журнала Московской Патриархии». Всего в том году вышло четыре номера журнала, а со следующего выходило по 12 номеров в год.

Началась нормализация отношений с Грузинской Церковью, общение с которой было разорвано в 1917 г. В октябре 1943 г. патриарх Сергий направил в Тбилиси архиепископа Ставропольского Антония (Романовского). Переговоры прошли успешно, Церкви восстановили общение, хотя канонической оценки событиям 1917 г. так и не было дано.

Наиболее актуальным был вопрос об открытии храмов и молитвенных домов. 28 ноября 1943 г. вышло постановление Совнаркома о порядке передачи церквей. Порядок был намеренно усложнен. Местные власти могли отклонять просьбы верующих об открытии прихода и передачи здания храма. Положительного решения принимать местное руководство не могло – в данном случае разрешение давал только Совет по делам РПЦ. Таким образом, открытие новых приходов, возвращение храмов и молитвенных домов строго дозировалось. Тем не менее понемногу число приходов Московского Патриархата стало увеличиваться.

В годы войны фактически прекратил свое существование обновленческий раскол. Его формальный глава «митрополит» Виталий (Введенский) в 1941 г. ушел в бессрочный отпуск. Идеолог обновленческого раскола Александр Введенский, только теперь официально возглавивший его, пытался реанимировать разрушающуюся структуру и даже возвел себя в сан «патриарха». Само это поставление было своеобразным – Введенского трижды посадили на антиминс, который лежал на обеденном столе. Однако не получив признания в новом качестве ни от Поместных Церквей, ни от своих подчиненных, Введенский от своего «патриаршества» вскоре отказался.

Почувствовав новые веяния, обновленцы стали переходить в Русскую Церковь уже в 1943 г. Патриарх Сергий признал правильным принимать из обновленчества в сущем сане тех, кто получил хиротонию до 1923 г. (то есть до запрещения, наложенного патриархом Тихоном на раскольников), а также не вступивших в брак после рукоположения. В качестве епископа был принят, например, Михаил (Постников). После принесения покаяния он был назначен патриархом Сергием на Архангельскую кафедру. Лица, получившие «священный сан» после 1923 г., принимались в том сане, в каком они находились до раскола. Однако это не означало завершения их карьеры – нередко обновленческие «иерархи», имевшие давние связи с чекистами, посвящались в архиерейский сан заново. Так, Московской Патриархией не было признано «архиерейство» Сергия (Ларина). Он был присоединен простым монахом в декабре 1943 г., но менее чем за год заново прошел все степени посвящения и в августе 1944 г. был рукоположен во епископа Кировоградского. Женатый обновленческий «архиерей» Василий Кожин был принят в сане протоиерея в феврале 1945 г., но уже через год после развода с женой и пострижения в монашество с именем Гермоген был рукоположен во епископа в Русской Церкви.

Некоторые обновленческие «иерархи» принимались как священники и служили Церкви в этом сане, – например, «архиепископ» Андрей Расторгуев был присоединен в 1943 г. в сане протоиерея и назначен настоятелем Воскресенского храма в Сокольниках. «Митрополит» Тихон Попов в 1944 г. также был принят как протоиерей и назначен ректором и профессором Московского богословского института, а затем ректором Московской духовной академии.

В 1944 г. в Московский Патриархат перешел и «митрополит» Виталий (Введенский). Получивший архиерейскую хиротонию еще до начала обновленческого раскола, он был принят в сане архиепископа и назначен на Тульскую кафедру.

Патриарх Сергий умер 15 мая 1944 г. Накануне он совершил последнюю в своей жизни литургию и архиерейскую хиротонию – во епископа Можайского был рукоположен архимандрит Макарий (Даев). Вечером того же дня Святейший обсуждал с протопресвитером Николаем Колчицким вопросы к предстоящему заседанию Синода. На следующий день патриарх проснулся в 6 часов утра. Когда в 6 часов 50 минут к нему зашел келейник ахимандрит Иоанн (Разумов), он застал иерарха мертвым. Причиной смерти стал инсульт.

Патриарх Сергий был погребен в кафедральном Богоявленском соборе в Елохове.

Согласно завещанию Святейшего Патриарха, местоблюстителем назначался митрополит Алексий (Симанский). 15 мая 1944 г. Священный Синод принял к исполнению патриаршее завещание.

На плечи митрополита Алексия легла обязанность дальнейшего восстановления церковной жизни. Продолжались архиерейские хиротонии, за время местоблюстительства митрополита Алексия с мая 1944 по февраль 1945 г. их было 10. Также шел своим ходом и процесс открытия новых приходов. По-прежнему переходили в Московский Патриархат обновленческие общины.

14 июня 1944 г. в Московском Новодевичьем монастыре торжественно открылись Богословский институт и Богословско-пастырские курсы.

В 1944 г. советские территории были освобождены от гитлеровцев почти полностью. Возвращалась коммунистическая власть. Часть храмов (например, Петропавловский собор в Минске) была закрыта. Тяжелым было положение в Молдавии, жители которой во время войны были приравнены в правах к гражданам Румынии. Волна закрытия храмов и монастырей пришла и сюда. Однако в большинстве открытых при немцах церквей богослужения все же продолжались.

Спецслужбы разбирали дела духовенства, служившего на оккупированных территориях. Обвинить можно было очень многих.

В Белоруссии были арестованы архимандрит Серафим (Шахмуть) и его помощник иерей Григорий Кударенко. Пастырей обвинили в пособничестве оккупантам и приговорили заключению. Священномученик Серафим умер в лагере в 1946 г. (память 6 сентября). Священник Григорий Кударенко, отбыв лагерный срок, вернулся в Жировицкий монастырь. Там он принял монашество с именем Игнатий, был возведен в сан архимандрита и отошел ко Господу в 1984 г. Было арестовано и осуждено на лагерные сроки около половины состава Псковской миссии. Миссионерам инкриминировали работу на немецкие спецслужбы. Правда впоследствии, в 1956 г., многие члены миссии были реабилитированы за отсутствием в их действиях состава преступления.

Беда не обошла стороной и епископа Иосифа (Чернова), служившего в Таганроге. Хотя с гитлеровцами иерарх не сотрудничал, ареста он опасался. Епископ обратился за советом к почитаемой в Таганроге старице Марии (Величко), которая уезжать ему не советовала.

«Да что вы, матушка, они же убьют меня», – сказал архипастырь.

«Ну что ж, будешь мучеником», – ответила она.

Епископ Иосиф стал возражать и получил ответ: «По дороге нагонят».

Архипастырь действительно покинул Таганрог и впоследствии был арестован. Его обвинили в том, что он по заданию немецких карательных органов предоставлял им сведения о состоянии открытых церквей и о личном составе духовенства, а также руководил епархией «в интересах немцев». Иерарх был приговорен к 10 годам лагерей.

Репрессии обрушились и на архипастырей Украинской автономной Церкви. В 1944 г. был арестован епископ Полтавский и Лубненский Вениамин (Новицкий), отправленный в колымские лагеря, где он пробыл до 1956 г. Глава Украинской автономной Церкви архиепископ Дамаскин (Малюта) также был отправлен в лагерь, откуда уже не вернулся. Епископ Белгородский и Грайворонский Панкратий (Гладков) был арестован и умер в тюремной больнице Киева. Архиепископу Черниговскому Симону (Ивановскому) помимо служения при оккупантах поставили в вину и участие в Белом движении. В 1944 г. он получил 10 лет лагерей.

Подверглись аресту и некоторые пастыри, служившие в эмиграции. После взятия Праги советскими войсками в 1945 г. был арестован главный священник «Российского общевоинского союза» архимандрит Исаакий (Виноградов). Пастырь был приговорен к 10 годам лагерей, однако спустя год после усиленных ходатайств патриарха Алексия I и епископа Пражского Сергия (Королева) лагерный срок был заменен архимандриту ссылкой.

Вместе с тем велась и подготовка к созыву Поместного Собора. Если в 1943 г. можно было созвать только Собор архиереев, то теперь появилась возможность созыва большого Собора с участием представителей епархий – клириков и мирян. 21 – 23 ноября 1944 г. этот вопрос обсуждался на Архиерейском совещании в Чистом переулке. В совещании участвовало 50 архиереев. Была утверждена процедура голосования. Каждый архиерей, начиная с самого младшего по хиротонии, должен отвечать на вопрос, кого он с клиром и мирянам и избирает Патриархом. Ответ должен звучать так: «Патриархом Московским и всея Руси мы избираем преосвященнейшего (титул, епархия, имя)». После такого опроса председатель Собора должен назвать имя патриарха.

Против такого порядка выступил архиепископ Тамбовский Лука (Войно-Ясенецкий), призвавший в соответствии с решением Поместного Собора 1917–1918 гг., избирать патриарха жребием из трех кандидатов. Такое предложение было отклонено, тем более что его не допустила бы и государственная власть.

Еще одним отличием грядущего Собора был его состав. Выборы священников и мирян проводить не предполагалось, делегаты избирались правящими архиереями и сопровождали их на Собор. Для придания Собору высокого статуса было решено пригласить на него всех Восточных Патриархов и Патриарха Грузинского.

Заседания Поместного Собора открылись 31 января 1945г. в храме Воскресения в Сокольниках. В деяниях Собора приняли участие 46 архиереев, 87 клириков и 38 мирян. Присутствовали главы и представители Поместных Церквей: Патриарх Александрийский Христофор, Патриарх Антиохийский Александр III, Патриарх Грузинский Каллистрат, представитель Патриарха Константинопольского митрополит Фиатирский Герман, представитель Патриарха Иерусалимского митрополит Севастийский Афинагор. Присутствовали также делегации Сербской и Румынской Церквей. Советское правительство было представлено председателем Совета по делам РПЦ Г.Г.Карповым. Некоторые архипастыри прибыть на Собор не смогли. Например, выражавший несогласие с порядком избрания патриарха святитель Лука (Войно-Ясенецкий) неожиданно заболел и в Москву не приехал.

Собор открылся после торжественного молебна приветственным словом митрополита Алексия (Симанского), назвавшего главные цели Собора – избрание патриарха и утверждение «Положения об управлении Русской Православной Церкви».

Новое «Положение», обсуждавшееся на Соборе, заметно отличалось от определений, данных Собором 1917–1918 гг. Церковь теперь именовалась не Российской, а Русской, полномочия патриарха были серьезно расширены. При этом высшей властью в Церкви по-прежнему оставался Поместный Собор, хотя сроки его созыва не оговаривались.

Второе заседание было посвящено избранию патриарха. Как и предполагалось, архиереи, начиная с младшего по хиротонии называли имя того, кого бы они хотели видеть главой Русской Церкви. Единодушие было полным – все высказались за митрополита Алексия (Симанского). Когда очередь дошла до него самого, митрополит Николай (Ярушевич) сказал: «Ввиду единодушия, проявленного всеми преосвященными при избрании Патриарха Московского и всея Руси, разрешите, преосвященные собратья, нам освободить от личного голосования патриаршего местоблюстителя митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия». По окончании голосования Собор возгласил «Аксиос» и гимн «Тебе Бога хвалим».

4 февраля прошла интронизация Патриарха Московского и всея Руси Алексия I в Богоявленском кафедральном соборе.

10 апреля состоялась встреча патриарха, митрополита Николая (Ярушевича) и протопресвитера Н.Колчицкого со Сталиным. Обсуждались вопросы патриотической и международной деятельности Русской Церкви, а также ее вклад в укрепление мирового влияния коммунистического государства.

Взамен Сталин обещал разрешить открытие новых духовных школ, а также расширить и укрепить издательскую деятельность Русской Церкви. Встреча, по-видимому, очень вдохновила патриарха Алексия, который во время посещения Болгарии в мае 1946 г. даже называл Сталина своим «большим приятелем».

Весной 1945 г. по мере освобождения Восточной Европы от нацизма в состав Московского Патриархата возвращались архиереи и клирики Русской Зарубежной Церкви. Укреплялись отношения и с Поместными Церквами, особенно в странах, оказавшихся в зоне советского влияния. Победа над Германией, а затем и над Японией дала возможность церковному руководству заняться делом соединения с русской церковной диаспорой во всем мире. Представители Московского Патриархата посещали Соединенные Штаты Америки, Европу и Китай с целью примирить клириков, находившихся в других юрисдикциях.