Глава 10. Положение Православной Церкви на территориях, отошедших от Российской империи

Поражение Советской России в Первой мировой и советско-польской войнах привело к тому, что огромные территории бывшей Российской империи оказались вне пределов коммунистического государства. Независимыми странами стали Финляндия, Эстония, Латвия и Литва. Миллионы православных жителей западных губерний Российской империи оказались в пределах Польши. Православная Бессарабия вошла в состав Румынии. Церковная жизнь в лимитрофных (пограничных) странах протекала не без скорбей, сопряженных с ущемлением прав православных христиан. Серьезная проблема, определившая ход истории православия на этих территориях, заключалась в невозможности полноценного общения с московской церковной властью и в давлении местных правительств, настаивавших на независимости местных епархий от Московской Патриархии.

Финляндия объявила о своей независимости в декабре 1917 г. Попытки установить в стране коммунистический режим окончились неудачей. В скором времени финское правительство, желавшее максимально отмежеваться от Москвы, потребовало от местной епархии отделиться от Российской Церкви. Не желая конфликта, патриарх Тихон и Священный Синод в феврале 1921 г.

издали указ о предоставлении Финляндской епархии права именоваться Финляндской Православной Церковью. Новой структуре были даны права автономии в церковно-административных, школьно-просветительских и церковно-гражданских делах. К широким компромиссам в угоду местным властям был готов и архиепископ Финляндский Серафим (Лукьянов). Однако местное государственное руководство не устраивал ни статус автономии в рамках Московского Патриархата, ни личность самого архиепископа Серафима, вместо которого правительство хотело видеть своего, «национального» иерарха. Таковой вскоре был избран. Это был вдовый протоиерей Герман Аав.

Финляндское руководство нашло поддержку в лице Константинопольского Патриарха Мелетия IV (Метаксакиса), который к тому времени уже успел прославиться своими модернистскими симпатиями. В частности, в мае 1923 г. он провел в Константинополе собрание из 10 человек, громко названное «Всеправославным конгрессом». Наиболее известным результатом конгресса стало решение о переходе на новоюлианский календарь, являвшийся слегка измененным вариантом григорианского календаря, принятого в Римско-Католической Церкви. Более того, конгресс разрешил священникам вступать в брак после хиротонии, а также жениться вдовым священнослужителям. Итоговые документы этого мероприятия подписали шесть архиереев (два от Константинопольской, по одному от Сербской, Элладской, Кипрской и Русской Зарубежной Церквей), два архимандрита (от Румынской и Константинопольской Церквей) и два мирянина.

Большинство Православных Церквей постановлений конгресса не приняло. Своих представителей в Стамбул не прислали Патриарх Александрийский Фотий, Патриарх Антиохийский Григорий IV и Патриарх Иерусалимский Дамиан. С их стороны оценка стамбульского собрания была отрицательной. Не участвовали в конгрессе представители Московского Патриархата, а из двух архиереев Русской Зарубежной Церкви, присутствовавших на мероприятии, все документы подписал только архиепископ Александр (Немоловский), в то время как архиепископ Анастасий (Грибановский), возмущенный модернистским духом конгресса, покинул его. Архиерейский Собор Русской Зарубежной Церкви в 1923 г. отверг принятые в Стамбуле решения. Брачные новшества этого скандального мероприятия не вошли в практику Поместных Церквей, однако новый календарь был принят несколькими Поместными Церквами, что привело к появлению в них старостильных расколов.

Среди других деяний патриарха Мелетия было и вмешательство в жизнь православных епархий, находившихся на отпавших от Российской империи территориях. Финляндская епархия стала одной из них. 6 июля 1923 г. патриарх Мелетий утвердил Финляндскую Автономную Церковь в своей юрисдикции, на богослужениях теперь должен был поминаться Вселенский Патриарх. Спустя два дня, 8 июля патриарх Мелетий рукоположил Германа Аава во епископа Сортавальского без принятия им монашества.

Несмотря на появление «национального» архиерея, архиепископ Серафим (Лукьянов) все еще надеялся, что главой Финляндской Церкви будет он. Одним из шагов, сделанных иерархом навстречу государству, было его согласие принять новый календарь, на что было получено благословение патриарха Тихона. Однако Финляндское государство не желало видеть русского иерарха на посту главы Церкви – архиепископу Серафиму было предложено хорошее денежное содержание и пребывание на покое. С 1924 г. иерарх проживал в Коневецком монастыре, откуда впоследствии переехал в Великобританию.

Новым главой Финляндской Церкви стал Герман (Аав), получивший титул архиепископа «Карельского и всея Финляндии». Вскоре иерарх приступил к реформам, целью которых было преодоление русского православного наследия и создание финских церковных традиций. Это выражалось в переводе богослужения с церковнославянского языка на финский, в архитектурном стиле новых храмов, которые архиепископ предлагал окрашивать в цвета национального флага – белый и синий, и др. Действия иерарха вызвали протесты монахов Валаамского и Коневецкого монастырей, однако в целом политика архиепископа Германа сохранила Финляндскую Церковь как автономную структуру.

После освобождения из-под ареста патриарха Тихона Священный Синод Российской Церкви постановил, что необходимость в подчинении Финляндской Церкви Константинопольскому Патриархату отпадает и она должна вернуться под омофор Патриарха Московского. Однако решение осталось без последствий.

Финляндская Церковь имела своих подвижников, самым известным из которых является схиигумен Иоанн (Алексеев), проживавший на Валааме с 1906 г. В 1921 г. пастырь стал настоятелем, затем духовником Трифоно-Печенгского монастыря, а с 1932 г. жил в самом строгом валаамском скиту – Предтеченском. В России хорошо известна его переписка, вошедшая в сборник «Письма валаамского старца». В конце 1930-х гг. Валаам вместе с родителями посетил юный Алексей Ридигер, впоследствии Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Святейший вспоминал, что из всей братии монастыря наибольшее впечатление на него произвели схиигумен Иоанн и другой подвижник – иеросхимонах Ефрем (Хробостов).

О восстановлении своей государственности Польша объявила в 1918 г., а уже в 1920 г. руководство страны начало предварительные переговоры с Константинопольской Патриархией по вопросу предоставления местным православным епархиям статуса Автокефальной Церкви. Переговоры в тот момент успехом не увенчались, однако от своей идеи польское правительство не отказалось. Проявлением этой политики был отказ пустить в страну митрополита Серафима (Чичагова), поставленного на Варшавскую кафедру патриархом Тихоном.

Вскоре польское руководство вернулось к идее автокефалии, склоняя к этому пути находившихся в стране православных архипастырей. Идя навстречу польским властям, 15 сентября 1921 г. Священный Синод предоставил главе Церкви в Польше полномочия окружного митрополита, а 27 сентября назначил на эту должность архиепископа Георгия (Ярошевского). Польской Церкви были предоставлены и права автономии. Весной 1922 г. патриарх обсуждал с представителями польского правительства церковный вопрос, однако переговоры остались незавершенными – святитель Тихон был арестован.

14 июля 1922 г. три архиерея – митрополит Варшавский Георгий (Ярошевский), архиепископ Кременецкий Дионисий (Валединский) и новорукоположенный епископ Люблинский Александр (Иноземцев) объявили Польскую Церковь независимой. В постановлении «Собора трех иерархов» говорилось, что польское правительство должно получить благословение на автокефалию «Константинопольского и других Патриархов, а равно Глав автокефальных Церквей – Греческой, Болгарской и Румынской, а также Патриарха Московского, если последний возвратится к власти и если Патриархат в России не будет упразднен». Как видно, участники мероприятия ставили согласие Матери Российской Церкви на последнее место, даже после Болгарской Церкви, которая в то время вообще не имела официального канонического общения ни с одной из Поместных Церквей.

Идея незаконной автокефалии была встречена протестом со стороны большинства находившихся в Польше архиереев. Свое несогласие с курсом митрополита Георгия выразили архиепископы Виленский Елевферий (Богоявленский), Белостокский Владимир (Тихоницкий), Пинский Пантелеймон (Рожновский) и епископ Вельский Сергий (Королев). Все они подверглись преследованиям со стороны польского правительства, были лишены кафедр и, за исключением удалившегося в монастырь архиепископа Пантелеймона, выдворены из страны.

В феврале 1923 г. митрополит Георгий был застрелен противником автокефалии архимандритом Смарагдом (Латышенковым), однако это событие только ужесточило курс польского правительства по отношению к православным. 29 апреля 1923 г. польским епископатом в сан «митрополита Варшавского, Волынского и всей Православной Церкви в Польше» был возведен архиепископ Дионисий (Валединский), причем права этого иерарха были подтверждены Константинопольским патриархом Мелетием. Сам митрополит Дионисий уведомил о состоявшемся избрании патриарха Тихона и попросил его благословить польскую автокефалию. Патриарх отнесся к этой идее отрицательно. Соглашаясь с автокефалией Чехословацкой Церкви, включающей в свой состав православных чехов и словаков, Святейший отвергал такой вариант для Польской Церкви, как состоящей не из поляков, а из украинцев и белорусов. Патриарх указывал также, что автокефалию может предоставить только Церковь-Мать, а вмешательство в этот вопрос Константинополя незаконно.

Константинопольская Патриархия и польские автокефалисты к словам святителя Тихона остались глухи. 13 ноября 1924 г. сменивший патриарха Мелетия патриарх Григорий VII предоставил Польской Церкви автокефалию. Протест патриарха Тихона ситуацию не изменил. Хотя митрополит Дионисий в ноябре 1925 г. обещал главе Русской Зарубежной Церкви митрополиту Антонию (Храповицкому), что направит патриаршему местоблюстителю митрополиту Петру покаянное письмо, на самом деле таковое (от 25 декабря) носило всего лишь известительный характер.

Остальные Поместные Церкви вслед за Константинопольской Патриархией постепенно смирялись с новой независимой структурой. Начиная с середины 1920-х гг. с митрополитом Дионисием и другими иерархами Польской Церкви уже сослужили представители некоторых Поместных Церквей.

Заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) не возражал против самостоятельности Польской Церкви и даже именовал Дионисия митрополитом Варшавским и всея Польши (письмо от 26 мая 1926 г.). По мнению заместителя, указ патриарха Тихона № 362 от 20 ноября 1920 г., разрешавший в случае потери связи с Москвой создавать временные независимые округа, давал Польской Церкви «совершенно безболезненный выход из всяких затруднительных положений». Однако, как и патриарх Тихон, митрополит Сергий настаивал, что автокефалию может предоставлять лишь Церковь-Мать, в данном случае Церковь Российская.

Отрицательным было и отношение к польской автокефалии со стороны Русской Православной Церкви заграницей (РПЦЗ). Архиерейский Собор РП Ц З в 1923 г. высказался против автокефалии в Польше, Финляндии, Эстонии, Латвии, Украине и Грузии, о чем было сообщено Поместным Церквам. Такой же позиции придерживались и Архиерейские Соборы 1924 и 1926 гг. Были предложения осудить польских архиереев-автокефалистов, однако Собор 1926 г. вынес решение, что принимать такое решение без ведома московской церковной власти было бы неправильно. Ситуация изменилась после «Декларации» митрополита Сергия (Страгородского), когда Русская Зарубежная Церковь заявила об отказе подчиняться заместителю. К тому же к 1927 г. с Польской Церковью вступили в общение другие Поместные Церкви. Архиерейский Собор РПЦЗ 1927 г. признал возможным сослужение с польскими архиереями, однако автокефалию Польской Церкви Русская Зарубежная Церковь так и не признала.

В сентябре 1939 г. независимость Польши закончилась. Украинские и белорусские территории были присоединены к Советскому Союзу, в то время как западные районы Польши частично вошли в состав Германии, частично были превращены в марионеточное Польское генерал-губернаторство. В конце ноября 1939 г. митрополит Дионисий заявил об упразднении Польской Православной Церкви и передал власть архиепископу Германскому Серафиму (Ляде). Однако у Третьего рейха были другие планы – Польскую Церковь было решено сохранить для создания на ее базе автокефальной Украинской Церкви, которая могла пригодиться после захвата Германией Украины. За сохранение Польской Церкви высказался и Константинопольский Патриарх Вениамин.

В сентябре 1940 г. Польская Церковь была восстановлена. 23 сентября состоялась встреча митрополита Дионисия с генерал-губернатором Г. Франком, который пообещал ему свою поддержку. Митрополит разделил Церковь в генерал-губернаторстве на три национальные епархии: Варшавскую (русско-украинскую), Холмскую (украинскую) и Краковскую (украинскую). Несмотря на формальное сохранение церковнославянского языка, фактически он был запрещен даже в Варшавской епархии. В кафедральном соборе служили по-украински, в то время как церковнославянское богослужение было разрешено только в пещерной церкви.

Теперь митрополит Дионисий свои действия был вынужден согласовывать с украинской «Церковной радой». Вскоре иерарху пришлось идти и на дальнейшие уступки, согласившись с требованиями властей посвящать во епископы украинских националистов. К созданию автокефалистского раскола все было готово.

По сравнению с другими государствами, отделившимися от России, положение православных христиан в Польше было наиболее тяжелым.

Политическая ситуация в стране напрямую влияла и на жизнь православия. Маршал Юзеф Пилсудский, игравший ключевую роль в управлении государством, стремился хотя бы внешне поддерживать равноправие «национальных меньшинств», которых в совокупности было в Польше около половины населения.

Однако даже при таком относительно либеральном правлении уже в 1919 г. начались захваты православных храмов со стороны римо-католиков и униатов. На их сторону вставали и суды, отнимавшие у православных общин помещения храмов. Основанием было то, что эти здания когда-то принадлежали католикам, причем могло не учитываться, что многие из этих зданий были построены еще до введения унии (XVI в.) и униатам достались незаконно. Таким способом у православных было отобрано более 300 храмов. Ликвидировались православные домовые церкви при учебных заведениях, закрывались и монастыри – из 13 их осталось только пять. Шли разговоры о передаче римо-католикам Жировицкого монастыря. С огромным трудом православным удалось отстоять Почаевскую лавру, которой угрожала передача униатам.

Счет разрушенным храмам также шел на сотни. По советскому образцу в православных церквах устраивали склады, конюшни, кинотеатры и т. п. Трагическим событием для Православной Церкви стало уничтожение Александро-Невского кафедрального собора в Варшаве. Собор, хотя и находившийся в центре польской столицы, был далеко не самым заметным сооружением в городе, и в его варварском уничтожении необходимости не было. Вместе с храмом погибли и замечательные мозаики.

Попытки противостоять натиску на православие преследовались. Серьезно пострадал, например, архимандрит Виталий (Максименко), известный своими монархическими и пророссийскими взглядами. Пастырь был обвинен в организации массовых беспорядков и помещен в каземат в Демблине. Отцу Виталию угрожали расстрелом, на одном из допросов пастыря избили в присутствии ксендзов, молчаливо наблюдавших за беззаконием. Впоследствии страдалец вспоминал, что уже не надеялся выйти из тюрьмы: «Я раздал бывшие у меня деньги сидельцам в соседних камерах, а сам приготовился на смерть: совершил вместо антиминса на своей груди литургию и приобщился». Однако архимандрит Виталий остался жив – глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний (Храповицкий) через Сербского Патриарха Варнаву добился международного давления на польское руководство и освобождения исповедника.

Постепенно стала разворачиваться и полонизация украинцев и белорусов, что коснулось и Церкви. В начале 1930-х гг. в табельные дни духовенству было предписано произносить проповедь по-польски. Тогда же министерство исповеданий предписало богословскому факультету Варшавского университета перейти на польский язык преподавания, хотя это требование некоторое время игнорировалось.

Середина 1930-х гг. была отмечена резким ухудшением положения православия в стране. Эту трагическую перемену связывали со смертью Пилсудского и началом влияния на власть в государстве Э.Рыдз-Смиглого. Если Пилсудского римо-католическое духовенство недолюбливало, то от Рыдз-Смиглого оно было в восторге. Как писал современник, то, что прежде делалось против православия тайно, теперь стало делаться открыто. При покупке земли от человека требовали справку, что он является римо-католиком, в противном случае покупателю устраивали всевозможные бюрократические барьеры. Участились случаи отказа православным в приеме на работу.

Обстановка еще более усложнилась после заключения конкордата между польским правительством и Ватиканом. Теперь пропаганда и насилие развернулись против православия с новой силой. Только на Холмщине и только в 1939 г. у православных было отобрано 176 храмов. Без наказания оставались и вандалы, наоборот, полиция арестовывала тех, кто старался защитить церкви. Ситуация стала иной и на бытовом уровне. Раньше священники разных конфессий, живущие в одном селе, старались не задевать чужой веры в проповедях и достаточно мирно относились друг ко другу. Теперь риторика проповедей в костелах изменилась – выступления ксендзов все чаще носили оскорбительный для православия характер. Началось вмешательство римо-католического духовенства в смешанные браки – от православной стороны путем подкупов или угроз требовали переходить в католичество.

Навязывался новый календарь, который приходы, как правило, встречали с ожесточением. Стало уменьшаться количество русских школ, начались требования переходить на польский язык в богослужении, а духовенство, несогласное с такой политикой, лишалось дотаций, а то и прямо преследовалось. На польском языке издавались теперь и богослужебные книги. Апогея такая политика достигла перед самым началом Второй мировой войны.

Действия польского правительства порой вызывали непонимание даже со стороны самих римо-католиков и униатов. Униатский митрополит Андрей Шептицкий в своем послании 1938 г. указывал, что подобными методами государство только углубляет пропасть между православием и католичеством. Кампании протеста против деятельности Римо-католической Церкви в Польше проходили во всем мире. Протестовали против гонений на православие русские эмигранты. Когда в 1939 г. в Виленском Свято-Духовом монастыре новопоставленный викарный епископ Матфей (Семашко) обратился к народу по-польски, это вызвало недовольство. Речь епископа утонула в общем шуме, закончить выступление полонизатору не удалось. В сейме права православных защищал сенатор В. В. Богданович.

С другой стороны, имело место и согласие с полонизацией, некоторые священники считали, что только так можно сохранить православие. Сам митрополит Дионисий протесты православного населения не поддерживал и даже оправдывал вмешательство Польского государства в церковную жизнь. Такое положение было закреплено и на законодательном уровне – в ноябре 1938 г. были выработаны внешний и внутренний уставы Польской Церкви. Эти документы ставили ее в зависимость от государства на всех уровнях – от поставления архиереев до назначения священников на приходы.

Эстония, отдельные районы которой оказались под властью коммунистов в конце декабря 1918 – начале января 1919 г., также перенесла краткий, но страшный период террора. В одном только Тарту за 24 дня коммунистической власти было арестовано более 500 человек. Среди них оказался и епископ Ревельский Платон (Кульбуш). Страдавший воспалением легких архипастырь подвергался издевательствам и унижениям. В ночь на 15 января 1919 г. красные оставили город, предварительно уничтожив часть арестованных. Священномученик Платон разделил участь своих пасомых. Его тело нашли страшно изуродованным пулями и штыками. Вместе с архипастырем были убиты священники Михаил Блейве и Николай Бежаницкий (память 14 января). Также в те дни был убит красными герой Русско-японской и Первой мировой войн военный священник Сергий Флоринский (память 30 декабря).

Патриарх Тихон направил в Ревель (с 1919 г. Таллин) епископа Порховского Александра (Паулуса) с возведением его в сан архиепископа. Эстонской Церкви была предоставлена широкая автономия. Однако правительство, желавшее дистанцироваться от Москвы, стремилось обособить от Российской Церкви и местное православное население. В 1923 г. архиепископ Александр обратился к Константинопольскому Патриарху Мелетию с просьбой о принятии в ведение Вселенского Престола. Просьба была удовлетворена 7 июля 1923 г., когда Эстонская Церковь получила автономию в рамках Константинопольской юрисдикции.

Гонениям православие в Эстонии не подвергалось, если не считать закрытия в 1936 г. Александро-Невского кафедрального собора. С другой стороны, в Таллине в 1938 г. удалось открыть пастырские курсы на русском языке.

На протяжении довоенного периода в стране проводилась эстонизация церковной жизни, которая, однако, не принималась русскими приходами, а их было большинство. Правами автономии в рамках Эстонской Церкви пользовалась Нарвская епархия, включавшая в себя русские приходы на северо-востоке страны. До своей смерти в 1929 г. эту епархию возглавлял архиепископ Евсевий (Гроздов). Центром русской традиции и старого календаря в Эстонии являлся Псково-Печерский монастырь, настоятелем которого был архимандрит, с 1926 г. епископ Иоанн (Булин). В 1932 г. епископ Иоанн был переведен на Нарвскую кафедру, что означало его уход из Псково-Печерского монастыря. Архипастырь назначения не принял, был уволен на покой, в 1933 г. покинул Эстонию, жил на Святой Горе Афон и в Югославии. Русская Зарубежная Церковь, с архипастырями которой епископ Иоанн сослужил, предлагала ему отправиться на одну из американских кафедр, но в 1938 г. иерарх предпочел вернуться в Эстонию.

Сложным было и положение в Латвии. Несмотря на значительное число русских эмигрантов, а также православных латышей, Православная Церковь в стране всячески притеснялась. Около половины объектов церковной недвижимости, принадлежавших православной епархии, было передано римо-католикам. После заключения конкордата с Ватиканом в Риге появился и римо-католический архиерей. Была закрыта местная семинария с сильным русским влиянием. Вместо нее был открыт Богословский институт, дух которого, как вспоминают современники, был уже другим.

Видеть русского архиерея на Латвийской кафедре государственное руководство не хотело, в частности, был запрещен въезд в страну митрополиту Варшавскому и Привислинскому Серафиму (Чичагову). Выход был найден – в 1921 г. патриарх Тихон направил в Латвию епископа Пензенского Иоанна (Поммера) – латыша по национальности. Будущему священномученику было суждено управлять латвийским православием около 14 лет. Чтобы пресечь церковный сепаратизм, архиепископ Иоанн попросил патриарха Тихона даровать Латвийской епархии независимость во внутренних делах. 21 июля 1921 г. патриарх, Священный Синод и ВЦС просьбу удовлетворили.

Священномученик Иоанн сразу приобрел популярность. Он был избран в сейм, где смело отстаивал права православного населения. Двери его дома всегда были открыты для просителей. Архипастырю удалось добиться и закона об официальном признании государством Православной Церкви. Желая нести православие всем, он поддерживал в кафедральном соборе практику служения на пяти языках: русском, латышском, эстонском, немецком и греческом.

Видя притеснения Православной Церкви и возмущаясь привилегиями для римо-католиков, архиепископ Иоанн принципиально отказался от хорошей квартиры и поселился в подвале Христорождественского собора, где из-за сырости водились жабы. Святитель отказался и от архиерейского жалованья, не желая что-то брать от переживавшей тяжелые времена Латвийской Церкви и считая, что его депутатской заработной платы более чем достаточно.

Находясь в подчинении патриарха Тихона, священномученик Иоанн поддерживал отношения и с Зарубежным Синодом.

В 1927 г. архипастырь отказался предоставить митрополиту Сергию (Страгородскому) подписку о лояльности коммунистическому государству. Священномученик Иоанн подобное требование считал совершенно нелогичным для граждан других государств.

В своем письме митрополиту Литовскому Елевферию он писал: «Двуподданство карается законом. <...> Все-таки Вы, как верный гражданин Литвы, не можете наперед и на все случаи обещать благорасположение к СССР. Вы свои отношения к СССР должны координировать с отношениями к нему Литовской республики».

Позиция священномученика Иоанна не устраивала многих.

В ночь на 12 октября 1934 г. священномученик архиепископ Иоанн был убит на пригородной даче.

Убийство иерарха открыло путь для включения Латвийской Церкви в ведение Константинополя. 11 марта 1936 г. Латвийским митрополитом был избран гарнизонный священник из Даугавпилса протоиерей Августин Петерсон. Протоиерей был пострижен в рясофор без изменения имени, 29 марта рукоположен во епископа и возведен в сан митрополита. Хиротонию возглавил митрополит Фиатирский Герман из Константинопольского Патриархата. Без уведомления Московской Патриархии Латвийская Церковь была принята в ведение Константинопольской Церкви.

Положение Церкви в Литве также напрямую зависело от политической обстановки. После Первой мировой войны и конфликта между Польшей и Литвой часть литовской территории (Виленский край) была включена в состав Польши. В 1919 г. в Вильнюс был назначен архиепископ Елевферий (Богоявленский). Несогласие с польской автокефалией стало основанием для преследований архипастыря. В том же году после всенощного бдения на праздник Покрова Пресвятой Богородицы он был арестован, заключен в католическом монастыре, а спустя три месяца выслан за пределы Польши. Вместо него польское церковное руководство назначило на Виленскую кафедру бежавшего из Советской России архиепископа Смоленского и Дорогобужского Феодосия (Феодосиева), согласившегося с автокефалией Польской Церкви. Архиепископ Феодосий возглавлял Виленскую епархию до 1939 г.

Изгнанный из Польши архиепископ Елевферий до 1923 г. находился в Берлине, пока не получил предложение переехать в Ковенскую Литву. Архипастырь прибыл в Каунас, где сразу же приступил к организации епархиальной жизни.

Положение православия в Литве было незавидным. Согласно законам нового государства, в одной только столице, Каунасе, было отобрано у Православной Церкви более десяти зданий. Среди них был Александро-Невский собор, Петропавловский военный крепостной собор, а также целый ряд приходских, школьных и больничных храмов. Единственной действующей православной церковью в городе осталась кладбищенская Воскресенская церковь. Этот храм, рассчитанный на 200 человек, стал кафедральным собором. При храме поселился и правящий архиерей.

Первое время архиепископ Елевферий поддерживал контакты с Архиерейским Синодом Русской Зарубежной Церкви, состоял с ним в переписке, заочно принимал участие в решении ее проблем. Все изменилось в 1927 г., когда литовский иерарх поддержал митрополита Сергия (Страгородского). Контакты с Зарубежной Церковью были прекращены. В 1928 г. архиепископ Елевферий посетил Москву, где был возведен в сан митрополита. Свои впечатления от посещения Москвы иерарх изложил в книге «Неделя в Патриархии». Этот труд был искренним, хотя и наивным – понятно, что митрополиту Елевферию показали в СССР лишь то, что ему можно было увидеть. С 1930 г. митрополит Елевферий из Каунаса управлял приходами Московской Патриархии в Западной Европе.

Литовское правительство, в отличие от других лимитрофных стран, не возражало против подчинения местной православной епархии Москве. Отчасти это было связано с тем, что у Литвы были неплохие отношения с Советским Союзом, поддерживавшим ее в конфликте с Польшей.

В 1935 г. православное население страны отметило радостное событие – в этом году в Каунасе было завершено строительство нового кафедрального собора, большую часть средств на возведение которого выделило литовское правительство. Собор был освящен в честь Благовещения Пресвятой Богородицы.

В 1918 г. Молдавия (Бессарабия) была присоединена к Румынии, в связи с чем возник вопрос о церковном управлении на этой территории. Архиепископ Кишиневский Анастасий (Грибановский) получил предложение войти в ведение Румынской Православной Церкви, но счел это неканоничным. Иерарх поселился в Константинополе и впоследствии присоединился к Русской Зарубежной Церкви. Бессарабию были вынуждены покинуть и другие архиереи Русской Церкви – епископ Измаильский Дионисий (Сосновский) и епископ Аккерманский Гавриил (Чепур). Последний был назначен на Челябинскую кафедру, но по причине боевых действий добраться до своей кафедры не смог и в 1919 г. эмигрировал.

На Кишиневскую кафедру Румынская Церковь поставила епископа Гурия (Гроссу), клирика Смоленской епархии, после революции переехавшего в Румынию.

Несмотря на то что около половины населения Бессарабии составляли русские и украинцы, Кишиневская епархия стала подвергаться усиленной румынизации. Большую ревность здесь проявлял митрополит Гурий. В Бессарабии остался только один храм, где служили на церковнославянском языке. В 1924 г. к проблемам церковной жизни добавился и новый календарь.

Патриарх Тихон дважды обращался к Румынской Церкви с посланиями, указывая на неканоничность включения в ее состав Бессарабии. В послании от 5 июня 1918 г. святитель обращал внимание, что вопрос об изменении юрисдикции должен решаться каноническим путем, как это было с Малороссией, которая после присоединения к Московскому царству (XVII в.) в течение 32 лет до соборного рассмотрения находилась в юрисдикции Константинопольского Патриарха. «Указание на то, – писал святитель Тихон, – что будто политическое единение всегда влечет за собою единение церковное, не может в данном случае служить оправданием для Румынской церковной власти. <...> Государственный меч, как известно, не может сам по себе определять границы поместных церквей».

Патриарх обратился за поддержкой к Вселенскому Престолу, который также указывал Румынской Церкви на неканоничность ее деяний. Однако и это обращение осталось без последствий.

Помощь православным христианам в Бессарабии старался оказать Архиерейский Синод Русской Зарубежной Церкви, добившийся от румынского руководства разрешения некоторым приходам служить по старому стилю. Однако впоследствии притеснения русскоязычного населения возобновились, пастыри, придерживавшиеся старого календаря, подвергались преследованиям вплоть до тюремного заключения. Стали возникать тайные старостильные приходы. Попытки Зарубежного Синода решить вопрос путем переговоров оказались тщетными.

В 1936 г. митрополит Гурий (Гроссу) был предан суду за финансовые злоупотребления, однако при его преемнике митрополите Ефреме (Тигиняну) положение старостильных и русскоязычных приходов не улучшилось.

Поскольку захват Бессарабской митрополии Румынской Церковью был неканоничным, то Русская Зарубежная Церковь со своей стороны не сочла нарушением окормлять русские приходы на ее территории. Глава Русской Зарубежной Церкви митрополит Антоний писал Румынскому патриарху Мирону, что Русская Церковь никогда не признавала законным присоединение Кишиневской епархии к Румынской Церкви, а потому не считает нарушением канонов верность некоторых бессарабских священников русской юрисдикции. В 1930-е гг. Архиерейский Синод поручил окормление старостильных приходов в Бессарабии епископу Серафиму (Ляде). В ходе своих поездок епископ Серафим совершал священнические хиротонии, крещения, а также снабжал приходы миром и антиминсами, причем и то и другое епископ Серафим получал от Патриарха Сербского Варнавы. По причине поддержки Зарубежной Церковью русских приходов в Бессарабии, отношения между Зарубежным Синодом и Румынской Церковью фактически прервались.