V. Правление столичной чиновной аристократии (1025–1081)

На первое место следует поставить «Хронографию» Михаила (Константина) Пселла⁷¹⁰ . Пселл (род. 1018) был не только крупнейшим ученым и выдающимся умом своего времени, но и человеком искусства. Его «Хронография» является наиболее выдающимся мемуарным сочинением Средневековья, несравненным по своей интеллектуальной свежести, живости описания, тонкости психологического чувства и достоверности совершенных с художественной точки зрения характеров. Как государственный деятель, занимавший высокие посты, Пселл не только наблюдал вблизи историю своего времени, но также и делал ее. Этим, однако, объясняется предвзятость его изложения, которое многое замалчивает, а многое даже искажает. Произведение распадается на две части. Первая часть написана по настоянию друга, предположительно Константина Лихуда, примерно в 1059–1063 гг. и описывает время от Василия II до отречения Исаака Комнина. Повествование, которое в части, посвященной Василию II, чрезвычайно кратко, становится от царствования к царствованию все подробнее, особенно со времени Михаила V (1041–1042), при котором Пселл оказался при дворе в качестве императорского секретаря. Вторая часть, охватывающая время Дук (1059–1078), написана по высочайшему повелению еще при жизни Михаила VII, что сказывается на ее сильно тенденциозном характере. Далее, большое историческое значение имеют многочисленные письма, речи и сочинения по разным темам, принадлежащие перу Пселла⁷¹¹. Для интеллектуальной истории XI в. важными являются письма, проповеди и стихи ученого Иоанна Мавропода, митрополита Евхаитского⁷¹².

На очень высоком уровне написано также историческое сочинение Михаила Атталиата, который занимал высокое положение при дворе и в качестве очевидца описал историю с 1034 по 1079 г.⁷¹³ В то время как Пселл был представителем гражданской партии, Атталиат был сторонником военно-феодальной аристократии; свой труд он посвятил Никифору Вотаниату (1078–1081). Его возвышение началось при Романе Диогене (1068–1071), и со времени царствования этого императора его изложение становится содержательней, но субъективнее. Большой ценностью обладает также заключительная часть уже упомянутой выше хроники Иоанна Скилицы, которая доводится до восшествия на престол Исаака Комнина. К ней примыкает составленное неизвестным автором продолжение для 1057–1079 гг., которое в целом восходит к труду Атталиата, подчас использует также и Пселла, однако в некоторых местах (например, при описании восстания славян в 1072 г.) от них независимо. Хроника Иоанна Зонары в соответствующих частях заимствует материал у Скилицы и Пселла, в меньшей степени у Атталиата. Наряду с ними Зонара также использует не дошедший до нас ценный источник, и это обстоятельство, а также его самостоятельность в использовании своих источников сообщает его труду значительную ценность⁷¹⁴.

Весьма интересным источником как для византийской, так и для балканской истории является написанный между 1075 и 1078 гг. так называемый Стратегикон Кекавмена. Его автор, военачальник из знатного византийского рода, очень живо рассказывает о своем опыте и на его основании дает различные советы и поучения. Его непосредственные и живые, основанные на глубоком знании описываемых событий заметки содержат уникальные по важности сведения о политической и культурной истории его времени. В московской рукописи (XIV-XV вв.), единственной, где сохранилось это сочинение, за ним следует меньшее по объему произведение с советами императору, которое, вне сомнения, принадлежит перу того же автора⁷¹⁵.

Обильный материал по судебному делу, управленческой практике, налоговой системе, аграрным отношениям и проч. содержит «Пира» – собрание юридических суждений магистра Евстафия Ромея, которую, по всей видимости, составил после 1034 г. сотрудник этого чрезвычайно авторитетного византийского судьи⁷¹⁶. Ставший недавно известным фиванский кадастр 2-й половины XI в., а также «Трактат Эшбёрнера» сообщают о византийском налоговом управлении и прежде всего проливают свет на перемены, происшедшие в византийской деревне того времени⁷¹⁷. В высшей степени интересным с точки зрения социальной истории документом является завещание, составленное в 1059 г. протоспафарием хрисотриклиния Евстафием Воилой⁷¹⁸.

Наиболее богатыми выводами о внутренней истории Империи мы обязаны прежде всего документам монастырских архивов; сохранившись от более раннего времени в малом числе, со второй половины XI в. они имеются в наличии в большом количестве⁷¹⁹.

Центральное церковно-историческое событие этой эпохи – разделение Церкви в 1054 г. – в современной ему византийской историографии обходится совершенным молчанием. Важнейшим западным сообщением, которое лежит в основе всех позднейших латинских текстов на эту тему, является написанное, по-видимому, кардиналом Гумбертом «Commemoratio brevis»⁷²⁰. Больший материал содержит переписка современных греческих и латинских церковных иерархов, особенно два письма Михаила Кирулария к Петру Антиохийскому и ответное послание Петра Антиохийского⁷²¹, письма Льва IX к императору Константину IX, Михаилу Кируларию, Льву Охридскому и Петру Антиохийскому⁷²². Как показал А. Михель, указанные здесь папские послания, и в особенности большое полемическое сочинение против Михаила Кирулария, принадлежат перу кардинала Гумберта⁷²³. Тот же исследователь опубликовал трактат Гумберта об исхождении Св. Духа и ряд других богословских сочинений этого времени, среди них прежде всего пространную «Паноплию» Михаила Кирулария⁷²⁴.

Общая литература: Bury. Roman Emperors from Basil II to Isaac Komnenos // English Historical Review 4 (1889). P. 41–64, 251–285 ( Idem. Selected Essays. London, 1930. P. 126–214); Schlumberger. Épopée byzantine. Vol. Ill; Скабаланович. Византийское государство; Neumann. Weltstellung; Fischer W. Studien zur byzantinischen Geschichte des 11. Jahrhunderts. Plauen, 1883; Mädler H. Theodora, Michael Stratiotikos, Isaak Komnenos. Plauen, 1894; Васильевский. Печенеги; Fuchs. Höhere Schulen; Hussey. Church and Learning; Zervos Chr. Michel Psellos. Paris, 1920; Ostrogorsky. Féodalité; Glykatzi-Ahrweiler H. Recherches; Bréhier. Le schisme oriental du XI^е siècle. Paris, 1899; Bréhier. The Greek Church: its Relations with the West up to 1054 // CMH, IV. 1923. P. 246–273; Norden. Das Papsttum und Byzanz; Michel. Kerullarios; Суворов Н. Византийский папа. М., 1902; Runciman. The Eastern Schism: A Study of the Papacy and the Eastern Churches during the XI^th and XII^th Centuries. Oxford, 1955.

Смерть Василия II знаменует собой поворотный момент в византийской истории. Начинается эпоха эпигонов, которая внешне живет славой ушедшей эпохи, однако внутри дает свободный ход процессу разложения.

В результате героических деяний трех последних царствований Византия выглядела непобедимой. Начался период сравнительного спокойствия, подобного которому вряд ли знала византийская история. Этот мирный период, однако, стал для Византии не временем сплочения и консолидации, но, наоборот, эпохой внутреннего расслабления. Начинается распад системы, которую создал Ираклий и последним поддерживал Василий И. Вести далее борьбу против феодальных магнатов слабые преемники Василия II были не способны. Ликвидация крестьянских и солдатских наделов идет с огромной быстротой и приводит к упадку вооруженных сил и способности населения Византийской империи платить налоги. Экономическая и социальная структуры Империи переживают фундаментальные перемены. Императорская власть не только прекращает борьбу против феодальной знати, но и сама становится орудием той или иной усилившейся группы магнатов. Крупная землевладельческая аристократия победила, и речь отныне шла только о том, какая группа членов этого сословия получит преобладание: чиновники или военные. Византийская история последующих десятилетий определяется борьбой между конкурирующими группами столичной гражданской и провинциальной военной знати. Поначалу сильная, однако ослабленная Василием II провинциальная военная аристократия оказывается на заднем плане, и у руля государства встает столичная знать. Ее господство становится символом данной эпохи. Нескончаемые придворные интриги являются лишь сопутствующим явлением этого режима; его последствия наиболее существенным образом проявляются, с одной стороны, в культурном расцвете столицы, а с другой – в упадке военной мощи государства.

Ряд эпигонов открывается фигурой преемника Василия II, его брата Константина VIII (1025–1028). В течение полувека он был бездеятельным соправителем своего великого брата, и теперь, достигнув единоличного правления, продолжал играть роль представителя государства вместо того, чтобы управлять им. Ему недоставало не столько дарований, сколько силы характера и чувства ответственности. Государственные дела он поручил другим, а сам проводил время в пирах и играх ипподрома, беззаботно проматывая накопленные при Василии II казенные деньги.

Важной проблемой было урегулирование престолонаследия, поскольку престарелый император не имел потомства мужского пола. Из трех его дочерей старшая, Евдокия, лицо которой было обезображено оспой, приняла монашеский постриг; в противоположность ей две младшие, уже далеко не юные принцессы, Зоя и Феодора, в качестве последних представительниц Македонской династии сыграли значительную роль в византийской истории последующих десятилетий. Странным образом, лишь на смертном одре Константин VIII озаботился тем, чтобы выдать замуж одну из уже немолодых принцесс и присмотреть ей подходящего супруга. В последний момент выбор пал на эпарха города Романа Аргира.

Должность эпарха Константинополя с древности была в большой чести. В XI в. ее значение еще более возросло. Если уже в «Книге церемоний» говорилось, что эпарх является «отцом города», то в XI в. один писатель уже мог сказать, что власть у эпарха – царская, разве что без порфиры⁷²⁵. Как носитель этого высокого достоинства и как представитель одной из знатнейших византийских семей Роман Аргир был наиболее видным представителем столичной чиновной знати. 12 ноября 1028 г. он женился на пятидесятилетней Зое и через три дня, после смерти Константина VIII, вступил на престол⁷²⁶. Как типичный аристократ, Роман III Аргир, хотя ему было уже за 60, отличался приятной наружностью и имел подобающее образование. Качества правителя у него совершенно отсутствовали, однако он вдохновлялся великими историческими примерами, которым, как истинный эпигон, одержимый безудержным тщеславием, он стремился подражать. То его идеалом был Марк Аврелий – и он вел философские беседы; то Юстиниан – и он возводил роскошные постройки; то затем Траян или Адриан – и тогда он воображал себя полководцем, который любит войну, пока наконец серьезное поражение, постигшее его в Сирии, не привело его несколько в чувство. Положение спас выдающийся военачальник Георгий Маниак, который здесь впервые появляется на исторической сцене. Благодаря своим победоносным операциям, которые увенчались взятием Эдессы (1032), он смог еще раз продемонстрировать превосходство Византийской империи.

Краткое правление Романа Аргира было прежде всего отмечено откровенным отказом от политики Василия II. Надбавка налога за пустующие крестьянские земли, которую Василий взвалил на динатов, была отменена по настоянию крупных землевладельцев⁷²⁷. Так сама система налоговых надбавок, которая под названием «эпиболэ» или «аллиленгий» представляла собой основной элемент византийской налоговой системы, была упразднена навсегда⁷²⁸. Крестьяне выплачивать надбавку были более не в состоянии⁷²⁹, а динаты не желали этого делать, и потому император Роман III Аргир, сам типичный представитель динатов, не мог и помышлять о том, чтобы противостоять воле крупной землевладельческой аристократии. Впрочем, прежние законы, которые запрещали динатам приобретение крестьянских и стратиотских имений, не были официально отменены, так что некоторые судьи считали их в то время действующим правом⁷³⁰. Однако достаточно было и того, что длинная череда законов в защиту мелкого земельного владения после смерти Василия II раз и навсегда оборвалась. Следует признать, что даже предписания X в. при всей их строгости не смогли предотвратить скупку крестьянских и воинских наделов; теперь же экспансионистские устремления крупных землевладельцев могли, при благожелательно-пассивной позиции правительства, проявить себя в полную силу. Магнаты победили на всех направлениях: и на политическом, и на экономическом. Плотина, которую центральная власть со времен Романа I и до Василия II воздвигала на пути земельных захватов со стороны знати, была прорвана. Ликвидация мелкого земельного владения продвигалась отныне беспрепятственно. Крупные землевладельцы поглотили крестьянские и стратиотские имения, превратив их бывших владельцев в крепостных. Тем самым система, на которой держалось византийское государство со времени своего обновления в VII в., была потрясена в своих основах: оборонная и податная сила страны пришли в упадок, а произошедшее в результате этого обеднение государства еще более ослабляло его военную мощь. Естественно, правители той эпохи не были инициаторами этого процесса: они всего лишь готовили почву для его неудержимого развития и были ставленниками мощно пробивающей себе путь экономической силы. Таким образом, даже устранение Романа Аргира не многое изменило, несмотря на то что оно было осуществлено стороной, которая с социальной точки зрения представляла собой противоположный элемент. Между императором Романом и императрицей Зоей в течение многих лет царил глубокий разлад, поскольку с обретением императорского венца интерес Романа Аргира к стареющей императрице угас, он начал пренебрегать ею и даже стеснил ее в денежных средствах. Страсть к развлечениям стареющей женщины, для которой только-только начали раскрываться земные радости, не могла себя сдержать. В поле ее зрения попал молодой Михаил, крестьянский сын из Пафлагонии, которого его брат, влиятельный евнух Иоанн Орфанотроф, ввел в гинекей царского дворца. Собственно кукловодом в этой интриге и был Иоанн Орфанотроф, в высшей степени способный, но совершенно беспринципный человек, который, будучи евнухом и монахом, не мог притязать на императорскую корону и потому действовал в пользу своего брата. Зоя влюбилась в красивого юношу с пылкостью поздней страсти, и случилось так, что 11 апреля 1034 г. Роман III умер в бане. Вечером того же дня императрица обвенчалась со своим молодым любовником, который и взошел на престол в качестве Михаила IV (1034–1041).

Зоя опять просчиталась, ибо интерес к ней Михаила после вступления на престол также угас. У нее была даже отнята свобода передвижения: помня о судьбе Романа Аргира, Иоанн Орфанотроф весьма строго следил за ее контактами. Император Михаил оказался способным правителем и храбрым полководцем. Однако он страдал эпилептическими припадками, которые со временем стали более сильными и частыми. Наибольшие выгоды извлек хитрый евнух: все управление Империей сосредоточилось в его руках⁷³¹. Он с большой ловкостью держал бразды правления государством, однако немилосердно увеличил налоговое бремя и в деле взимания налогов не знал снисхождения⁷³². Выскочка из низов, Иоанн Орфанотроф воплощал собой внесословный бюрократический централизм старого образца; его режим имел антиаристократическую направленность. Основное бремя при этом легло в первую очередь на военную знать Малой Азии, и поэтому столичная чиновная аристократия поначалу поддерживала режим Орфанотрофа. Пселл, типичнейший представитель гражданской партии, с удовлетворением подчеркивает, что правление Михаила IV ничего не изменило в существовавшем порядке вещей и не причинило никакого ущерба членам сената⁷³³. Беспощадные методы управления, применявшиеся правительством Орфанотрофа, были тяжким испытанием для населения, тем более что тот никогда не упускал из виду собственную выгоду и содержал за государственный счет всю свою родню.

Безжалостная финансовая политика правительства довела славянское население Балканского полуострова до восстания, ибо вопреки разумным постановлениям Василия II с этих областей также стали требовать уплаты налогов в деньгах. Сверх того, константинопольское правительство поставило архиепископом Охридским вместо скончавшегося в 1037 г. славянина Иоанна грека Льва, хартофилака Святой Софии. Восстание приняло огромный размах. Петр Делян, выдававший себя за внука Самуила⁷³⁴, в 1040 г. в Белграде был провозглашен царем. Вскоре после этого, к несчастью для повстанческого движения, к нему присоединился бежавший из Константинополя Алусиан, сын Иоанна Владислава. Огонь восстания распространился на большей части славянского Балканского полуострова, а также охватил области Северной Греции. Вследствие отсутствия единства в руководстве восстания это движение было подавлено уже в 1041 г., быстрее, чем можно было бы предположить, имея в виду его размах. Тем не менее оно оставило глубокую трещину в созданном Василием II здании.

После подавления восстания Петра Деляна Византия попыталась принудить к повиновению непокорного князя Зеты Стефана Воислава. Князь Зеты (так все чаще называли древнюю Диоклею) уже в 1035 г. восстал против византийского протектората⁷³⁵. Первая попытка восстания ему не удалась, однако после временного заключения он вновь смог начать борьбу за независимость, победоносно воюя против все новых экспедиционных сил, отправляемых Византией. Очередная карательная экспедиция в 1042 г. окончилась полной неудачей, несмотря на то что Византия призвала на борьбу с непокорным князем Зеты также вассальных князей Рашки, Боснии и Захлумии⁷³⁶. Стефан Воислав одержал в горной области своей страны решительную победу над сильным отрядом стратига Диррахия. Тем самым была окончательно обеспечена независимость его княжества. Его власть простиралась теперь не только на соседнюю Тревунию, но и на Захлумию⁷³⁷. Так Зета первой из славянских стран на Балканах избавилась от господства византийцев.

После подавления восстания Деляна Михаил IV вернулся с Балкан смертельно больным. Предвидя скорый конец государя, Иоанн принял необходимые меры для того, чтобы сохранить императорский венец за своей семьей. Племянник обоих властителей Михаил, по профессии своего отца носивший прозвище Калафат, был усыновлен императрицей Зоей и в качестве кандидата на престол получил титул кесаря. 10 декабря Михаил IV, изнемогший от усилившихся страданий, удалился в монастырь святых Анаргиров (Бессребреников), где и скончался в тот же день.

Михаил V Калафат положил скорый конец господству пафлагонского семейства. Иоанн Орфанотроф пал жертвой своего ставленника: за благодеяния Михаил отплатил своему дяде тем, что приказал отправить его в изгнание. В защиту евнуха, который навлек на себя всеобщую неприязнь, никто не пошевелил и пальцем. Но когда Калафат, ободренный этим, приказал заключить в монастырь императрицу Зою, это стоило ему царского венца. Против дерзкого выскочки объединились знать и Церковь, найдя опору в приверженности населения византийской столицы к старой династии: за время правления Македонского дома чувство легитимности настолько окрепло в византийском народе, что он хранил верность даже Зое и Феодоре. 20 апреля 1042 г. Калафат, поднявший руку на Порфирородную, был свергнут и ослеплен. Скипетр должны были совместно держать Зоя и Феодора, поскольку за Феодорой, которая по требованию Зои приняла монашеский постриг, с давних пор стояла сильная партия и особенную поддержку ей оказывала Церковь. Право женщин осуществлять императорскую власть от собственного имени более не подвергалось сомнению. Однако обе Порфирородные были настолько неспособны к правлению, настолько неустранима была их взаимная ненависть, что уже через несколько недель власть была передана мужчине. Поскольку Феодора не желала вступать в брак, то охочая до замужества Зоя в возрасте 64 лет в третий раз вышла замуж. 11 июня 1042 г. состоялось ее бракосочетание с благородным сенатором Константином Мономахом, и на следующий день он был венчан на царство.

Как и Роман Аргир, с которым он состоял в родстве через свой второй брак с представительницей семьи Склиров, Константин IX Мономах (1042–1055) был типичным представителем византийской чиновной аристократии. Так же, как и Роман, он был незначительным и слабовольным правителем. К жизни и обязанностям императора он относился легко и таким образом положил начало нездоровому обороту событий⁷³⁸. Обе престарелые императрицы, с которыми он официально делил власть, не испытывали теперь никаких ограничений. Им было вновь позволено расточать государственные средства совместно с жизнелюбивым императором. Зоя, в свою очередь, с возрастом становилась снисходительнее: любовная связь, которую Константин IX совершенно открыто поддерживал с умной и красивой Склиреной, племянницей своей второй жены, возмущала народ, но не трогала императрицу. Украшенная вновь изобретенным титулом севасты, фаворитка императора наряду с обеими императрицами принимала участие во всех придворных празднествах. После смерти Склирены ее титул, а равно и ее функции перешли к прекрасной аланской принцессе.

Легкомысленная и изящная жизнь столицы, естественно, имела притягательность, которой не стоит недооценивать. На это время приходится очередной расцвет византийской интеллектуальной жизни, которая несколько угасла во время военного правления Василия И. Без сомнения, столичная чиновная аристократия, которая в то время задавала тон, была наиболее образованным слоем в Империи. Трон окружали люди, обладавшие полноценным и глубоким образованием, такие, как Константин Лихуд, который в качестве первого министра (μεσάζων) управлял государственными делами, крупный юрист Иоанн Ксифилин и прославленный философ Михаил Пселл. В силу его активности, весьма плодотворной на культурном поприще и вредоносной на политическом, а также в силу глубокой аморальности Пселл является наиболее примечательной фигурой этого времени⁷³⁹. Благочестие было ему не вполне чуждо, и по крайней мере эстетически религия предков при его впечатлительности действовала на него временами весьма глубоко. В порыве разочарования и отчаяния, когда в конце царствования Константина IX окружение Лихуда временно лишило его влияния при дворе, он одновременно со своим другом Ксифилином даже принял монашеский постриг. Однако все его существо было обращено к сему миру, к светскому знанию, которое он впитывал со всей страстью, и к делам человеческой жизни, которую он наблюдал в высшей степени трезвым глазом аналитика и, будучи политиком, умел подчинить своей воле. Как оратор и писатель он не знал себе равных: в восприимчивом к искусству красноречия византийском мире его риторическое дарование было оружием прямо-таки непреодолимой силы. Как политик Пселл широко применял это оружие и даже злоупотреблял им в такой мере, что любая оценка здесь может показаться мягкой. Однако никакая оценка не будет слишком высокой, чтобы охарактеризовать интеллектуальную силу этого человека. Его знание распространялось на все области и в глазах современников выглядело чудом. Он был исполнен пылкой любви к античной мудрости и поэзии. Хотя традиции античности в Византии никогда не умирали, однако Пселл находился с древнегреческой культурой в особых, более непосредственных и одновременно более глубоких отношениях. Изучения неоплатоников было для него недостаточно, он нашел путь к источнику, ознакомился с Платоном и преподавал его, а тем самым бесконечно плодотворно повлиял на современный ему и позднейший мир. Он был величайшим византийским философом и одновременно – первым великим гуманистом.

Из круга ученых императорских советников, к которому принадлежали Пселл, Ксифилин и Лихуд, а также учитель Пселла, знаменитый поэт и ученый Иоанн Мавропод, исходил импульс к оживлению высшей школы. В 1045 г. в Константинополе было основано философское и юридическое училище. Философские исследования были устроены по системе тривиума и квадривиума: предметы грамматики, риторики и диалектики составляли низшую ступень обучения, арифметика, геометрия, музыка и астрономия – высшую, тогда как философия считалась наивысшим синтезом всего знания. Руководство занятиями было в руках Пселла, который получил звучный титул «ипата философов». Руководителем юридической школы стал с титулом «номофи-лака» (законохранителя) Иоанн Ксифилин. Так возник новый центр греческой образованности и изучения римского права, сохранение которого принадлежит к числу величайших с исторической точки зрения достижений Византии. Одновременно вновь основанная высшая школа удовлетворяла важную практическую потребность, служа образовательным центром для будущих судей и чиновников⁷⁴⁰.

В два предшествующих столетия, во время расцвета императорского абсолютизма, сенат (синклит) играл лишь декоративную роль. Однако с тех пор, как высшие чиновники столицы, носители сенаторского титула, стали составлять господствующую прослойку, титул сенатора перестал быть просто почетным обозначением. Чем более глубокие корни пускал режим господства столичного чиновничества, тем более многочисленными становились носители сенаторского титула. Доступ в сенаторское сословие был теперь открыт и для более широких слоев столичного населения. Тем самым расширился базис правящего режима, поскольку в сохранении власти сената были теперь заинтересованы и новые элементы.

Преобладание столичной чиновной знати, тем не менее, нисколько не означало укрепления центральной власти перед лицом феодальных магнатов. В то время как мелкое земельное владение все больше приходит в упадок, крупное земельное владение растет и укрепляется⁷⁴¹. Коме того, крупные землевладельцы получают все большие привилегии. Льготой, которой главным образом добивались землевладельцы, было освобождение от налогов – иммунитет или, как его называли в Византии, экскуссия. В XI в. центральная власть все больше считается с желаниями феодалов и с большой щедростью раздает эту привилегию. Светские и церковные землевладельцы освобождаются от некоторых, а наиболее могущественные и влиятельные – даже от всех налогов и тем самым пользуются полным иммунитетом. Как следствие налоговые сборы и прочие подати зависимого населения идут уже не государственной казне, а землевладельцам. Наряду с фискальным в это время уже появляется и судебный иммунитет: землевладельцы сами судят зависимых от них крестьян. Так они все более выходят из сферы государственного суверенитета. Земельные владения, которые имеют теперь полный фискальный и судебный иммунитет, выпадают из системы управления и контроля центральной власти, а императорским чиновникам теперь даже запрещается вступать на территорию крупных землевладельцев⁷⁴².

С какой бы готовностью на первый взгляд центральное правительство ни шло навстречу требованиям крупной землевладельческой аристократии, тем не менее имелся один пункт, который представлял собой предел его щедрости, ибо так же, как и прежде, оно стремится ограничить рост числа крестьян в крупных имениях. Императорские документы, дарующие привилегии, определяют число париков, которые могут быть приняты в одном имении, и всегда подчеркивают, что эти парики не должны набираться среди государственных крестьян и стратиотов. Впрочем, когда речь заходила о влиятельных землевладельцах, правительство не могло избежать того, чтобы увеличить однажды утвержденное число париков посредством дарования новых привилегий. Тем не менее оно не выпускало контроля из своих рук. Если драматическая фаза борьбы между центральной властью и феодальными магнатами прекратилась, то спор о париках подспудно продолжался еще долгое время. Это еще раз показывает, что нахождение новых крестьян было более важной проблемой, чем приобретение земельных владений⁷⁴³.

Упорство, которое центральная власть проявляет в этом предмете, является тем более бросающимся в глаза, что по всем остальным вопросам она идет на уступки. Новую брешь проделывает в порядке государственного управления возникновение системы прбнии. В качестве платы за определенные услуги византийским вельможам даются «в опеку» (είς πρόνοιαν) земли с предоставлением им всех доходов с них. От обычного земельного дарения предоставление пронии отличается тем, что она – по крайней мере первоначально – дается на определенный срок (обычно на срок жизни прониара) и, соответственно, не может ни отчуждаться, ни передаваться по наследству. В истории Византии системе пронии, которая впервые упоминается в источниках в середине XI в., было уготовано большое будущее⁷⁴⁴.

Для всемогущества и вездесущия императорского бюрократического аппарата возникают все новые препятствия. Даже взимание налогов центральное правительство частично выпускает из рук, отдавая подати в определенных местностях на откуп⁷⁴⁵. Тем самым оно обеспечивает более или менее надежные доходы казне, поскольку откупщики обязуются вносить определенную сумму, а в остальном действуют в откупленных областях по собственному произволу и прежде всего к собственной выгоде стремятся получить большие доходы. Всё это означает, что владельцы привилегированных имений, прониары и откупщики налогов начинают содержать собственный штат управленцев, который строится по образцу государственного административного аппарата и существует наряду с ним. Далее, для народа это означает увеличение бремени налогов, лишь часть из которых достается государству.

Наглядным и роковым способом финансовое расстройство государства отразилось в порче монеты. При чеканке монет государство оказалось вынужденным примешивать в золото некоторое количество менее ценного металла. Так начинается обесценивание номисмы, которая на протяжении столетий была почти не подвержена колебаниям курса⁷⁴⁶. Византийская валюта теряет свою уникальную устойчивость и высокий авторитет, которым она до тех пор обладала в мире.

Но главным признаком данной эпохи был упадок византийского войска. Для того, чтобы держать под контролем влияние военной знати, правительство гражданской партии систематически сокращает армию и в поисках новых доходов превращает крестьян-стратиотов в налогоплательщиков. Мало того, что значительная часть стратиотских имений пала жертвой феодализации, но и оставшимся стратиотам предоставлялась возможность в обмен на внесение определенной суммы откупиться от воинской обязанности⁷⁴⁷. Фемное войско прекращает свое существование, а само слово «фема» выходит в XI в. из употребления как обозначение отрядов провинциального стратиотского войска⁷⁴⁸. Одновременно стратиг фемы утрачивает свою власть наместника провинции, в то время как фемный судья (κριτής или πραίτωρ) приобретает все большее значение и начинает преобладать в провинциальном управлении⁷⁴⁹. Ослабление фемной организации означает ни больше ни меньше, как разрушение государственного строя, который в предшествовавшие столетия делал Византию великой державой.

Нарастающая деградация национальных вооруженных сил вновь заставила выйти на первый план наемное войско. Это было возвратом ко временам до Ираклия; как тогда готы, так теперь норманны представляли в византийском войске наиболее ценный элемент. Под знаменами Георгия Маниака в Сицилии сражалась великолепная варяго-русская дружина и скандинавский герой Харальд, прославленный в сагах. Варяги теперь составляли императорскую лейб-гвардию, однако с 70-х гг. они рекрутировались уже не на Руси, как это было при Василии II, а преимущественно в Англии, так что варяго-русскую дружину сменила варяго-английская⁷⁵⁰. Соответственно, норманнская гвардия начала замещать старые византийские гвардейские полки, которые мало-помалу совершенно исчезли⁷⁵¹.

Военные деяния Георгия Маниака на Сицилии были последним кратким проблеском на повсеместно тускнеющем византийском горизонте. Во исполнение завета Василия II Георгий Маниак, последний представитель славной эпохи завоеваний Македонской династии, поставил себе целью отвоевание Сицилии. Ослабление сицилийских арабов сулило успех предприятию: быстрым победоносным походом Георгий Маниак отнял у мусульман восточную часть Сицилии с Мессиной и Сиракузами. Но все победы оказались тщетными из-за ревности властей предержащих в Константинополе. В решающий момент Константин IX отстранил победоносного военачальника от командования. Маниак принял вызов: войска провозгласили его императором, после чего он переправился в Диррахий и двинулся на Фессалонику. Его победа, а тем самым и резкая перемена политического курса, казалась неминуемой. Однако во время одного из сражений, которое он уже практически выиграл, Маниак пал, насмерть пораженный стрелой (1043).

Несколькими годами позже дело дошло еще до одной попытки узурпации, которая приобрела особое звучание в силу того, что исходила из «Македонии», т.е. северо-западной Фракии. К недовольству войска враждебным армии чиновничьим режимом присоединилось противостояние провинции константинопольскому централизму. Во главе восставших встал предводитель «македонской партии» Лев Торник, который хотя и был армянского происхождения, однако жил в Адрианополе и был прочно связан с этой местностью⁷⁵². Восстание Торника приняло еще более угрожающие размеры, чем восстание Маниака: Константинополь подвергся осаде, и правительство Константина IX было спасено лишь нерешительностью узурпатора, который упустил удобный момент для взятия города.

Систематическое сокращение армии, которое практиковали константинопольские власти, отчасти можно объяснить тем, что после великих побед предшествующего времени внешнеполитическое положение казалось надежным. Успешные кампании на Востоке и на Сицилии подтверждали превосходство Византийской империи над арабами. В Армении Константин IX смог увенчать политику Василия II присоединением к Империи Анийского царства.

Между тем счастливый мирный период приближался к концу. Если силы прежних врагов Империи были подорваны, то вскоре на византийских границах объявились новые воинственные народы. Иными стали главные факторы византийской внешней политики. На Востоке турки-сельджуки заняли место арабов, на Западе объявились норманны, на Севере вместо болгар и русских – печенеги, узы и куманы. Русские в последний раз совершили нападение на Византию в 1043 г.: с продвижением степных народов и перемещением центра русской державы на северо-восток Русь надолго исчезает как непосредственный фактор византийской политики. В 1048 г. Дунай перешли печенеги, и это событие имело для Империи исключительно тяжелые последствия⁷⁵³. На важное значение печенегов указывает уже Константин Багрянородный в своем внешнеполитическом трактате.⁷⁵⁴ Византия использовала их как союзников на Севере. Сотрудничество с воинственным кочевым народом, который в нужное время мог ударить в тыл болгарам и венграм, а русским перекрыть путь на юг, было главной максимой византийской политики в X в. Однако после покорения Болгарии положение коренным образом изменилось: более не существовало преграды, которая отделяла бы Византию от кочевников; грабительские походы печенегов теперь были направлены не против врагов Византии, а против нее самой. Отбивать прорывавшиеся через Дунай ватаги кочевников Византия была не в состоянии. Их поселяли на имперских землях и, превращая нужду во благо, привлекали к охране границы и военной службе. Но вскоре византийское правительство было вынуждено начать борьбу с новыми подданными, которые своими грабежами сделали небезопасной всю придунайскую область. Однако, потерпев несколько поражений, оно было вынуждено купить призрачный мир посредством даров, наделения новой землей и предоставления придворных титулов вождям печенегов⁷⁵⁵.

На последний год слабого правления Константина IX приходится событие всемирно-исторического значения: разделение Церквей. После событий предшествующего столетия окончательное разделение Константинополя и Рима было вопросом времени. Слишком далеко разошлись пути развития Востока и Запада, слишком глубоко зашло отчуждение двух мировых центров, и накопившиеся в самых разных сферах жизни противоречия уже не могла надежно исправить фикция духовной и религиозной общности. Для сохранения церковного универсализма в идущем уже много столетий разными политическими и культурными путями христианском мире отсутствовали какие бы то ни было условия. Не византийский «цезарепапизм», как это часто полагали, виновен в разрыве. Совсем наоборот, в Византии самая сильная воля к церковному единству была у императорской власти. Чтобы спасти византийский государственный универсализм, чтобы сохранить притязания на Италию, византийские императоры (стоит вспомнить политику Василия I и его преемников) поддерживали римский церковный универсализм в ущерб своей собственной Церкви. Но так же, как государственное сомоутверждение Запада подрывало византийский государственный универсализм, так приобретение славянского мира Церковью Константинополя уводило почву из-под ног римского церковного универсализма на Востоке. За церковным присоединением южных славян последовало присоединение к Константинопольскому Патриархату Руси, и, естественно, не случайно, что вскоре после этого в Византии наступило усиление антиримских настроений. Опираясь на мощный славянский «хинтерланд», византийская Церковь уже могла не склоняться перед римской супрематией. От традиционной симпатии к Риму, присущей Македонскому дому, отошел уже Василий IÏ при патриархе Сергии (999–1019) имя папы исчезает из диптихов⁷⁵⁶. Компромисс, на который в 1024 г. согласилось слабое папство, предусматривал мирное разграничение: Церковь Константинополя должна была признаваться «вселенской в своей области»⁷⁵⁷. Но это компромиссное решение выбивало почву из-под ног у новых настроений, которые исходили от клюнийского реформаторского движения. Дело в конце концов дошло до предначертанного историей разграничения сфер, однако оно совершилось путем насильственного разрыва.

Предпосылкой для него был расклад сил, при котором сильному, чуждому всяческого компромисса папству противостояло столь же сильное, проникнутое сознанием своей самодержавности патриаршество, соседствующее с властью слабого императора, который уже не мог противостоять ходу событий. Такое положение сложилось к середине XI в., когда Лев IX, истый представитель клюнийского движения, занял престол св. Петра, а константинопольскую кафедру занимал Михаил Кируларий, самый честолюбивый первоиерарх в византийской истории, в то время как императорская власть находилась в слабых руках Константина IX Мономаха.

Михаил Кируларий прожил деятельную, полную превратностей жизнь. Как инициатор заговора византийской аристократии против Михаила IV Пафлагонянина, он провел несколько лет в ссылке. После свержения пафлагонского дома он вернулся в Константинополь, однако теперь ему оставалась открытой только церковная карьера, поскольку в ссылке он принял монашеский постриг. В 1043 г. он вступил на патриарший престол, и здесь его беспокойный бойцовский дух обрел новое поприще. Осознанием величия своего сана он был преисполнен ничуть не менее, чем его римский соперник, и это осознание увязывалось в нем с волей к власти, которая, не останавливаясь, сокрушала все препятствия. Приближенным папы был предводитель непримиримого антивизантийского направления в Риме кардинал Гумберт. В лице Михаила Кирулария и кардинала Гумберта столкнулись два безоглядных и необузданных человека, напрямую шедших к своей цели и готовых сорвать покров с подспудно копившихся столетиями противоречий и поставить мир перед выбором: или – или. Борьба разгорелась вопреки воле императора и без оглядки на политические требования момента. Она началась в Южной Италии, где с давних пор сталкивались притязания обоих церковных центров и где в это время после вторжения норманнов особую важность приобрело политическое сотрудничество Константинополя и Рима. Когда же затем спор перекинулся на догматические и литургические вопросы, дело дошло до опасных пунктов, которые в принципе исключали соглашение: западного учения о двойном исхождении Св. Духа, римского поста в субботу, запрета женатого священства, использования квасного хлеба при евхаристии в Константинопольской и опресноков – в Римской Церкви. Показательным образом этот последний пункт оспаривался тогда особенно жарко: не неизмеримо более важное и куда более сложное догматическое расхождение, но общепонятное литургическое разногласие Кируларий по тактическим соображениям выдвинул на первое место. За константинопольским патриархом стояли также православные Церкви Востока и славянских земель. Умеренный патриарх Петр Антиохийский дал Кируларию в конце концов увлечь себя; Лев, греческий архиепископ Охридский, был одним из первых полемистов в борьбе против Рима.

К драматическому завершению спора привело прибытие римского посольства во главе с кардиналом Гумбертом. Ободренные позицией императора, который выказал готовность принести своего патриарха в жертву ради дружбы с Римом, папские легаты 16 июля 1054 г. возложили на алтарь Св. Софии буллу с анафемой Кируларию и наиболее видным его единомышленникам. Между тем патриарх, с опорой на симпатии Церкви и народа, сумел переубедить колеблющегося императора и навязать ему свою волю. С его согласия он созвал собор, который, давая симметричный ответ, произнес проклятие римским легатам. Последствия этих событий лишь позднее стали понятны человечеству. Современники не уделили им никакого особого интереса – обстоятельство, которое проливает своеобразный свет на римско-византийские отношения прошедшего времени. К недоразумениям между двумя церковными центрами все давно уже привыкли: кто мог тогда предположить, что размолвка 1054 г. имела иное значение, чем все предыдущие конфликты, и что это было решающим разрывом, который уже не суждено было уврачевать?⁷⁵⁸

Константин IX Мономах скончался 11 января 1055 г. После этого Феодора еще раз от своего имени вступила в права императрицы. Она была единственной живущей представительницей Македонского дома, и с ее смертью (начало сентября 1056 г.) славная династия угасла. Примечательна была судьба этой величайшей византийской императорской династии. Сколь трудно ей было утвердиться в начале, столь же упорно она цеплялась за жизнь в конце, ведя на протяжении тридцати лет странное призрачное существование. И сколь великими были некогда ее славные деяния, столь же бесславным был ее закат.

Своим преемником умирающая императрица назначила человека, которого желала господствующая партия: пожилого чиновника, который «был мало способен править, но скорее – быть руководимым и направляемым»⁷⁵⁹. Это был Михаил VI, который, по-видимому, занимал должность стратиотского логофета (λογοθέτης στρατιωτικοΰ), т.к. его называли либо Старым, либо Стратиотиком. Его восшествие на престол было истинным триумфом гражданской партии. Повышениям чиновников по службе не было конца, а сенаторы были особенно осыпаемы почестями и подарками. Депутацию стратигов, предводительствуемую Исааком Комнином и Катакалоном Кекавменом, император, напротив, грубо отклонил. Тем самым он лишь обострил противоречия. Разгневанное военное командование восстало против властителей Константинополя. Где-то в Пафлагонии Исаак Комнин был провозглашен императором (8 июня 1057 г.). Сторонники стекались к нему со всех частей Малой Азии, и вскоре он со своей армией уже стоял в Никее. Высланное против него императорское войско потерпело поражение. Михаил VI был вынужден начать переговоры с узурпатором и предложил ему через посольство в составе Константина Лихуда, Льва Алопа и Михаила Пселла титул кесаря и наследника престола. Такие уступки лишь ободрили его противника и раздосадовали его сторонников. Теперь уже и в Константинополе восстала оппозиционная партия, которая протянула руку Исааку Комнину. Решающим, однако, оказалось вмешательство третьей силы, которая наряду с двумя конкурирующими партиями знати также представляла из себя важный фактор: это была Церковь. Могущественный патриарх Михаил Кируларий встал во главе оппозиции, Св. София превратилась в центр антиправительственной агитации⁷⁶⁰. Именно сюда направил свои стопы Михаил VI после вынужденного отречения, чтобы стать монахом. 1 сентября 1057 г. Исаак Комнин вступил в Константинополь и получил из рук патриарха императорский венец.

От одного царствования к другому на протяжении последних десятилетий возрастало могущество чиновной аристократии. С восшествием на престол Исаака Комнина процесс пошел в обратную сторону. Как бы ни было кратким царствование этого первого представителя дома Комнинов, тем не менее оно укрепило Империю в военном отношении. Границы на Востоке были с успехом защищены, было отражено вторжение венгров, а печенеги, против которых оказались бессильны предшественники Исаака, также были поставлены на место. Ставленник малоазийской служилой знати, Исаак стремился установить прочное военное правление. На монетах он приказал изображать себя с обнаженным мечом⁷⁶¹. Сенаторам он по вступлении на престол оказал более чем холодный прием – такой же, какой его предшественник оказал предводительствуемой им депутации военачальников. Однако неумеренность, которой противная партия предавалась при Михаиле VI, была ему чужда. Прежние посредники между ним и Михаилом VI, которые, верно оценив ситуацию, своевременно сменили партийную принадлежность, достигли новых почестей. Пселл был отмечен высоким титулом проэдра, Лихуд, как и прежде при Константине IX, встал во главе государственного управления, а позднее вступил на патриарший престол. Больший радикализм Исаак проявил при ликвидации конкретных недочетов прежней системы управления. Огромные богатства, которые оставил в казне Василий II, были растрачены, фонд коронных земель практически сошел на нет из-за неумеренных дарений. Исаак прибег к опасной практике конфискации имений, причем распространил их даже на владения Церкви. Следствием был острый конфликт с могущественным патриархом.

Укрепление византийской Церкви в XI в. нашло свое воплощение в фигуре Михаила Кирулария. С обособлением от Рима программа патриарха была выполнена лишь отчасти. Не менее важным было новое урегулирование церковно-государственных отношений в Константинополе. Исааку патриарх помог взойти на престол. За это он ожидал ответных услуг, и таковые не заставили себя ждать. Заведывание собором Св. Софии, которое ранее было привилегией государя, было передано патриарху, и император, по-видимому, даже обязался отказаться от какого бы то ни было вмешательства в дела церковной жизни. Правление государством должно было быть обязанностью императора, а управление Церковью – обязанностью исключительно патриарха: по византийским понятиям это было серьезным усилением церковного могущества. Это первоначальное равновесие в разграничении сфер власти было нарушено с обеих сторон: император приступил к конфискации церковных имений, а патриарх носился с соблазнительной мыслью возвысить духовную власть над светской. Свои большие притязания Кируларий примечательным образом обосновывал ссылкой на «Константинов дар», который здесь впервые оказал решающее воздействие на развитие событий в Византии. По-видимому, патриарх надел пурпурную императорскую обувь и пригрозил императору низложением⁷⁶².

Но император, так же, как и патриарх, был преисполнен самоуверенности и осознания возвышенности своего статуса. Разгорелась борьба, которая в конце концов принесла крушение обеим сторонам. Превосходство силовых средств поначалу принесло преимущество императору. Однако популярность патриарха была настолько велика, что на акт насилия по отношению к нему в Константинополе никто не отваживался. Лишь когда он покинул столицу, чтобы посетить монастырь за ее пределами, он был схвачен императорской стражей и увезен в ссылку (8 ноября 1058 г.). Но, поскольку его ничем нельзя было подвигнуть к отречению от своих прав, пришлось созывать Собор, чтобы тот провозгласил его низложение. Этот Собор император также не решился проводить в Константинополе, а перенес в один из провинциальных городов. Текст обвинения составил Пселл, который нисколько не постыдился обвинить своего прежнего друга в самых невероятных заблуждениях и пороках – что в свою очередь не помешало ему вскоре после этого воспеть его в эпитафии как прославленнейшего поборника Православия и воплощение всех добродетелей, ибо Михаил Кируларий умер во время заседаний Собора. Патриархом был избран Константин Ли-худ, а Пселл занял должность первого министра.

Император, казалось, победил. Между тем уже вскоре выяснилось, что покойный патриарх был для него куда более опасен как мученик, чем как живой противник. Длительное возбуждение народа, явившееся результатом устранения архипастыря, достигло после его смерти наивысшей точки. К оппозиции чиновной аристократии присоединились враждебность Церкви и недовольство народа. Трудностей становилось все больше, и в конце концов их количество стало для императора чрезмерным. Так же, как за два года до того союз Церкви с военной знатью привел к свержению Михаила VI, так теперь ее союз с оппозиционной чиновной знатью стал причиной падения Исаака Комнина. Пораженный болезнью, он в постигшем его упадке духа по настоятельному совету Пселла в декабре 1059 г. снял с себя императорскую порфиру, постригся в монахи и удалился в Студийский монастырь.

Общая литература: Скабаланович. Византийское государство; Neumann. Weltstellung; Jorga. Geschichte. Bd. I; Loewe H.M. The Seljuqs // Cambridge Medieval History. Vol. IV. 1923. P. 299–317; Wittek P. Deux chapitres de l'histoire des Turcs de Roum // Byz 11 (1936). P. 285–319; Cahen C. La première penetration turque en Asie Mineure // Byz 18 (1948). P. 5–67; Гордлевский В. Государство Сельджукидов в Малой Азии. М.; Л., 1941; Gay. Italie; Chalandon F. Domination normande. Vol. I; Leib B. Rome, Kiev et Byzance à la fin du XI^е siècle. Paris, 1924.

Союз Церкви с гражданской партией, который выбил почву из-под ног Комнинов, доставил императорский венец Константину X Дуке (1059–1067). Близкий друг Пселла и патриарха Константина Лихуда, Константин Дука был женат на Евдокии Макремволитиссе, племяннице Михаила Кирулария. Как отречение Исаака Комнина, так и возвышение Константина Дуки было делом рук Пселла, который собственноручно в присутствии знатнейших представитег-лей сенатской партии обул нового императора в пурпурную обувь. Пселл достиг своей цели: как первый советник императора и воспитатель его сына и наследника, он держал в своих руках все нити государственной политики. Император был исполнен восхищения блистательным философом и красноречивым ритором. «Он любил меня, – таковы подлинные высказывания Пселла, – сверх всякой меры. Он зависел от моих уст и моего разума. Если он не видел меня по нескольку раз в день, то жаловался и бывал сердит... Он наслаждался мною, словно нектаром»⁷⁶³.

Как Комнины представляли аристократию, так Дуки в это время представляли столичную гражданскую знать. Военная реакция при Исааке оказалась интерлюдией. Гражданская партия смогла не только вернуть себе прежнее положение, но и еще более укрепить его. Как уже во времена Константина IX, она стремилась упрочить свои позиции, открыв доступ в сенаторское сословие широким слоям граждан Константинополя. По словам современника, сенаторы тогда исчислялись мириадами⁷⁶⁴. Управленческий аппарат все более утрачивал свой строго бюрократический характер. Константин Дука стал широко прибегать к откупу налогов и, кроме того, ввел в центральном финансовом управлении продажу должностей, так что можно было купить не только функции налогового сборщика, но и должности, связанные с финансовым контролем⁷⁶⁵. Армия оказалась в полном небрежении, и ее состав уменьшился столь сильно, что это, хотя и в более позднее время, казалось чрезмерным даже Пселлу. После возвышения Исаака Комнина страх перед военными оказался еще сильнее. Сверх того, потребность в деньгах привела к мысли путем экономии на армии компенсировать недостаток налоговых поступлений и повышенные расходы на другие нужды: выросли траты на чиновничий аппарат, который все больше разбухал и, как правящая прослойка, выдвигал все большие притязания. Выросли расходы на содержание двора, который утопал в роскоши, в то время как государство беднело и приходило в упадок. Множились даяния на Церковь, благоволением которой нельзя было пренебрегать, а также подарки иностранным вождям, которых таким образом стремились умиротворить. Так политические цели господствующего слоя соединились с финансовыми трудностями, чтобы окончательно уничтожить вооруженные силы. Дела обстояли так же, как и во времена эпигонов Македонской династии, однако внешнеполитическое положение с тех времен значительно ухудшилось. Меры Дуки по ослаблению армии пришлись на период крупнейших внешнеполитических угроз и потому были вдвойне роковыми.

В Италии в это время все больших успехов достигали норманны, во главе которых с 1059 г. стоял Робер Гвискар. Венгры совершили крупное вторжение и заняли важную дунайскую крепость Белград (1064). К печенегам присоединились родственные им узы, став новым грозным бедствием. Так же, как некогда печенеги под давление узов, так теперь и узы под давлением идущих вслед за ними куманов (половцев) ушли с южнорусской равнины и осенью 1064 г. в огромном числе вторглись на Балканский полуостров⁷⁶⁶. Болгарские земли, Македония, Фракия и даже Греция были опустошены их дикими ордами. Их грабительские походы были настолько ужасны, что, как сообщает современник, «все жители Европы думали о переселении»⁷⁶⁷. Однако Империю избавила от узов опустошительная эпидемия: они вымерли в огромном количестве, частью отошли за Дунай, а оставшиеся были поселены на имперской территории и поступили на службу к императору.

Более тяжким по своим последствиям, чем натиск тюркских народностей с Севера, стало для истории Империи наступление тюрок-сельджуков на Востоке. Остатки арабской власти в Азии были сметены сельджуками с быстротой, которая затмила собой блеск прежних византийских завоеваний. Тюрки подчинили персидские земли, прошли через Месопотамию и овладели городом халифов – Багдадом. Халифат, у которого оставалось лишь религиозное главенство, оказался под протекторатом могущественного военного султаната, который с тех пор политически господствовал над мусульманским миром в Азии. Вскоре вся Передняя Азия вплоть до границ Византийской империи и египетского халифата Фатимидов попала под власть сельджуков, которые теперь обратились против Византии. Как завоевание Болгарии разрушило заслон между Империей и северными кочевыми народами, так же и аннексия Армении при Константине IX предоставила сельджукам плацдарм для нападения. Внутренняя слабость Империи и упадок ее вооруженных сил вскоре открыли им путь вглубь византийских земель. При Алп-Арслане, втором султане сельджуков, турки пересекли Армению и заняли Ани (1065), опустошили Киликию, затем прорвались в Малую Азию и взяли штурмом Кесарию (1067)⁷⁶⁸. Тем самым был вынесен приговор политике тогдашних византийских правителей.

Смерть Константина X Дуки (май 1067) оставила власть в руках его супруги Евдокии, которая должна была стать регентшей при своих юных сыновьях Михаиле, Андронике и Константине. Фактически же делами заправляли Пселл и кесарь Иоанн Дука, брат почившего императора⁷⁶⁹. Между тем, по мере того, как становился ясен размер катастрофы на театре военных действий, усиливалась оппозиционная партия, и ее требования по созданию сильного военного правления под давлением обстоятельств получили такой вес, что патриарх Иоанн Ксифилин, хотя и был другом Пселла, примкнул к ней. В конце концов была вынуждена уступить и императрица. Несмотря на сопротивление Пселла и кесаря Иоанна, Евдокия обвенчалась с военачальником Романом Диогеном, каппадокийским магнатом, который 1 января 1068 г. взошел на престол.

Роман IV Диоген (1068–1071) был деятельным и храбрым полководцем, отличившимся в войнах с печенегами, и вполне заслуживал того авторитета, которым он обладал в среде сторонников военной партии. Он тут же начал войну с сельджуками, однако разложение зашло слишком далеко, а из-за противодействия партии Пселла дело спасения Империи сталкивалось с препятствиями. С большим трудом он собрал войско, которое состояло главным образом из иностранных наемников: печенегов, узов, норманнов и франков. Два первых похода, несмотря ни на что, были весьма успешными, однако третий окончился тяжелейшим поражением, не в последнюю очередь вследствие предательства Андроника Дуки, сына кесаря Иоанна. У армянского города Манцикерт, недалеко от озера Ван, численно превосходящая противника, однако разнородная и недисциплинированная наемная армия 19 августа 1071 г. была наголову разбита войсками Алп-Арслана. Сам император попал в плен.

В плену Роман Диоген заключил с сельджуками договор, согласно которому ему возвращалась свобода на условиях выплаты ежегодной дани, выкупа за свою персону, обязательства выдачи сельджукских пленных и предоставления вспомогательных войск⁷⁷⁰. Между тем враждебная партия в Константинополе по совету кесаря Иоанна объявила его низложенным. Поначалу было введено совместное правление императрицы Евдокии и ее старшего сына Михаила Дуки, но вскоре императрица-мать была заключена в монастырь, а воспитанник Пселла Михаил VII был провозглашен единоличным правителем (24 октября 1071 г.). Против вернувшегося из турецкого плена императора Романа правители Константинополя выступили как против врага, разгорелась гражданская война. В конце концов Роман сдался, доверившись письменным гарантиям, подписанным от имени Михаила VII тремя митрополитами, которые обещали ему полную личную безопасность. Однако еще прежде, чем он достиг Константинополя, его схватили и раскаленным железом выжгли глаза. Пселл, превзойдя самого себя, направил ослепленному императору послание, в котором восхвалял свою жертву как мученика: Бог отнял у него глаза, поскольку-де счел его достойным вышнего света⁷⁷¹. От ужасных ран Роман Диоген в скором времени скончался (лето 1072).

Только эта жуткая развязка превратила поражение при Манци-керте в подлинную катастрофу: заключенный Алп-Арсланом с императором Романом договор утратил силу, и турки использовали это в качестве повода к началу наступательной и завоевательной войны против Византии. Вновь, как и во время великого арабского нашествия, Империя стояла перед опасностью завоевания. В то время на пути идущего на штурм врага встала преградой героическая воля наследников Ираклия, а Империя внутренне была здорова. Теперь все находилось в состоянии глубокого разложения; сильная оборонительная система оседлых стратиотов пришла в упадок, а в качестве соперника могучих турецких султанов в столице Империи сидел окруженный придворными интриганами и болтливыми литераторами жалкий выкормыш Пселла, далекий от реальной жизни книжный червь, преждевременно увядший и телесно, и духовно. Малая Азия оказалась обречена. Дорога для сельджуков была открыта, не было больше ни сил, ни воли, которая могла бы им противостать.

Катастрофа последовала одновременно на обоих концах византийского мира. Судьбе было угодно, чтобы в том же самом 1071 г., когда произошло поражение под Манцикертом, город Бари попал в руки Робера Гвискара. Тем самым завершилось норманнское завоевание византийских владений в Италии, и с этой стороны Византии стала грозить большая опасность⁷⁷². В этом отчаянном положении правительство Михаила VII обратилось за помощью к папе Григорию VII и тем самым внесло свой вклад в устремления великого папы к церковной унии на основе идеи римского всемирного владычества.

Около этого времени зашаталась и византийская власть на Балканском полуострове. В областях бывшего царства Самуила в 1072 г. разгорелось новое восстание, которое нашло сильную поддержку со стороны независимого княжества Зеты. Константин Бодин, сын князя Михаила Зетского, был провозглашен царем в Призрене, и лишь с большим трудом императорским военачальникам удалось разгромить узурпатора⁷⁷³. На Адриатическом побережье Византия все более утрачивала свои позиции. Признание византийского суверенитета, на которое перед лицом Василия II были вынуждены согласиться хорваты, продолжалось недолго, и после того как Петр Крешимир IV (1058–1074) значительно раздвинул границы своей державы, его преемник Дмитрий Звонимир в 1076 г. в качестве папского вассала был увенчан королевской короной легатами Григория VII⁷⁷⁴. Еще более чувствительным ударом оказалось для Византии то обстоятельство, что в 1077 г. королевскую корону получил из Рима также Михаил Зетский⁷⁷⁵. Грабительские походы печенегов и участившиеся вторжения венгров еще больше усилили общее смятение.

К внешнеполитическим затруднениям добавился тяжелейший экономический кризис. Не в последнюю очередь он был вызван мерами самого правительства – обстоятельство, которому Михаил VII обязан своим насмешливым прозвищем Парапинака. Дороговизна была столь велика, что за одну золотую монету продавали уже не один медимн хлеба, а на один пинакий меньше медимна (παρά πινάκιον)⁷⁷⁶. Не лишено трагизма то обстоятельство, что Пселлу во время правления его питомца пришлось пережить крах своей карьеры, – и это ему, кто до сих пор независимо от всех перемен усиливал свое влияние от царствования к царствованию, кому семья Дук была обязана бесконечно многим, а Михаил VII – всем. Подавляющей воле логофета Никифорицы, под обаяние которого полностью подпал робкий император, удалось устранить как Пселла, так и кесаря Иоанна. Он сам встал у кормила власти и пользовался им с такой же энергией и такой же неосмотрительностью, как некогда Иоанн Орфанотроф. Как и тот, он был низкого происхождения и своим возвышением был обязан собственному уму и коварству. Стремящихся к самостоятельности феодальных магнатов он старался сломить на пользу центральной бюрократии. Логофет зашел так далеко, что превратил торговлю хлебом в государственную монополию: для привозимого в Константинополь хлеба он построил в Редеете государственные склады, запретив при этом под страхом наказания свободную торговлю⁷⁷⁷. Как мы знаем из «Книги эпарха», византийское государство весьма строго контролировало снабжение столицы продуктами; кроме того, правительство располагало собственными запасами хлеба, которые продавались населению во время голода. Однако то, что было возможно в X в., оказалось невыполнимым во времена ослабления центральной власти. Так же, как и на селе запрет на скупку крестьянских имений, попытка государства контролировать торговлю потерпела неудачу. Мероприятия Никифорицы вызвали возмущение: они влекли за собой большой ущерб как для крупных землевладельцев, – главных поставщиков хлеба, – так и для потребителей – столичного населения, ибо монополия служила не обеспечению потребностей в хлебе, а преследовала исключительно фискальные цели, взвинчивая цены. Повышение цен на хлеб привело ко всеобщему подорожанию и в конце концов к росту заработной платы⁷⁷⁸. Этот эксперимент стоил Никифорице жизни: после свержения Михаила Парапинака он умер под пыткой, а склады в Редеете еще до его свержения были разрушены во время народного восстания.

Мятежи в армии в правление Михаила VII Дуки также не заставили себя ждать. Для отношений этого времени показательно, что героем одного из таких бунтов стал командир норманнских наемников Руселий (Урсель де Байоль); его кандидатом на престол был кесарь Иоанн Дука, которого он провозгласил императором⁷⁷⁹. Не менее показательно и то, что византийское правительство призвало на помощь против него турок. Они захватили склонного к авантюрам кондотьера и за соответствующую плату выдали его императорскому военачальнику Алексею Комнину. Однако правительство не могло надолго отказаться от услуг такого хорошего воина: вскоре он был выпущен из тюрьмы для того, чтобы вместе с Алексеем Комнином бороться на стороне Михаила VII против новых узурпаторов.

Почти одновременно поднялись два претендента из среды византийской военной аристократии: один в Малой Азии, а другой – на Балканском полуострове. Дукс Диррахия Никифор Вриенний, подавивший в 1072 г. славянское восстание, был наиболее видным представителем византийской военной аристократии в европейской части Империи. В начале ноября 1077 г. провозглашенный императором, он вступил в свой родной город Адрианополь и оттуда отправил войско, которое продвинулось вплоть до стен византийской столицы. Стратиг фемы Анатоликов Никифор Вотаниат, который, что показательно, вел свой род от Фок, был типичным представителем малоазийской военной знати. 7 января 1078 г. он был провозглашен императором и со своей стороны пошел на Константинополь, заручившись поддержкой Сулеймана, двоюродного брата султана Алп-Арслана. Даже в том состоянии хаоса превосходство оказалось на стороне Малой Азии: Никифор Вотаниат упредил своего европейского соперника и тезку⁷⁸⁰. Враждебная правительству партия в Константинополе, которая вследствие непопулярных мер Никифорицы значительно укрепилась, связала все свои надежды с Вотаниатом. Едва он в марте 1078 г. вышел к Никее, в столице разразилось восстание, в котором большое участие приняла и Церковь. Михаил Парапинак был вынужден отречься и удалился в Студийский монастырь. На престол призвали Никифора Вотаниата. 24 марта он вступил в Константинополь и в тот же день принял из рук патриарха императорский венец. Для того, чтобы установить связь с домом Дук и таким образом отдать должное византийскому чувству легитимности, он женился на императрице Марии, супруге своего предшественника, несмотря на то что тот был еще жив⁷⁸¹.

Впрочем, престарелый Вотаниат был неспособен избавить Империю от хаоса. Его краткое царствование представляло собой всего лишь заключительный акт этой эпохи разложения и было наполнено восстаниями и гражданскими войнами. После крушения сенатского правления началась ожесточенная борьба полководцев за верховную власть. В конце концов она досталась наиболее способному из них: молодому Алексею Комнину. Прежде всего Алексей на службе у нового правителя устранил претендента на престол, Никифора Вриенния, после чего разгромил Никифора Василаки, который сменил Вриенния на посту дукса Диррахия, а затем в роли узурпатора. Но когда в конце 1080 г. в Никее провозгласил себя императором Никифор Мелиссин и, по примеру Вотаниата, призвал на помощь Сулеймана, Алексей отошел в тень, поскольку теперь он приступил к подготовке своего собственного возвышения.

Сотрудничество Вотаниата, а затем Мелиссина с Сулейманом значительно облегчило туркам завоевание Малой Азии. Около 1080 г. Сулейман овладел уже всей малоазийской областью от Киликии до Геллеспонта и там, на древней византийской почве, основал султанат Рума – «римский» султанат⁷⁸². После упадка некогда возникшего на малоазийской почве сильного военного и административного строя, после полного разрушения византийского стратиотского сословия сама Малая Азия оказалась потерянной в очень краткое время.

Среди всех представителей военной аристократии, которые добивались императорского венца, Алексей Комнин был не только наиболее выдающимся полководцем, но и единственным настоящим политиком, превосходя в этом и своего дядю Исаака Комнина, и несчастного Романа Диогена. В войсках и в столице он, благодаря уму и предусмотрительности, а также большому дипломатическому таланту, сумел подготовить себе почву и договориться с оппозиционной партией⁷⁸³. Он был женат на Ирине Дукене, внучке кесаря Иоанна и дочери предательски отступившего при Манцикерте Андроника. Императрица Мария увидела в нем покровителя своего маленького сына Константина Дуки, которому она еще рассчитывала добыть императорский венец. Помимо старшего брата, Исаака Комнина, самого ревностного помощника Алексей нашел в лице кесаря Иоанна Дуки. Встреча во фракийском Цуруле, на которой было принято решение о его провозглашении императором, имела характер семейного совета Комнинов и Дук. Алексей объединился с узурпатором Никифором Мелиссином, своим свояком; тот предложил ему европейскую часть, в то время как азиатскую хотел сохранить за собой: так в умах феодальных господ вновь, как во время мятежа Варды Фоки и Варды Склира против Василия II, возник план разделения Империи. Алексей отклонил этот план и умиротворил своего родственника обещанием титула кесаря. В столицу, гарнизон которой большей частью состоял из иностранных, в том числе немецких, наемников, Алексей проник благодаря договоренности с командующим немецким отрядом. Армия Алексея так же, как и войска, защищавшие Константинополь, представляла собой пеструю смесь иноземных наемников, и на протяжении трех дней столица была ареной дикого грабежа и насилия. Вотаниат прекратил безнадежную борьбу, дал патриарху убедить себя отречься, и в пасхальное воскресенье 4 апреля 1081 г. Алексей Комнин стал правителем Византийской империи.