Отношение семинарии к училищам

Духовные училища уездные, а отчасти и приходские, находились в зависимости от семинарского правления в отношении административном, педагогическом и экономическом.

Поэтому и вся вторая часть «Проекта устава дух. семинарий» посвящена делу управления уездных училищ, зависящих от семинарии, которое состояло: «1) в надзоре за училищами по вступающим из оных бумагам в семинарское правление; 2) в надзоре за оными посредством отряжаемых семинарским правлением чиновников (ревизоров), для наблюдения за производством экзаменов и для обозрения всего относящегося к уездным училищам». Приходские училища находились собственно под надзором уездных¹⁴⁸, но напр. устроение этих училищ подлежало наблюдению семин. правления (Проек. уст. дух. сем. ч. И. § 272), отчасти и ревизия их (§ 298 примеч.); назначение и увольнение учителей происходило также с ведома семинарского начальства, ему же делалось представление в случае нетерпимости ученика в училище и духовном звании (Проект уст. дух. прих. уч. § 67), а семинария о таковых сообщала консистории (Проект уст. дух. сем. ч. II § 268); была некоторая зависимость и по экономической части (Пр. уст. прих. уч. §§ 84, 87, 88) и друг. (§ 12, 30, 39). Семинарское правление с своей стороны могло делать смотрителю те или другие предписания (§ 7). С течением времени приходские училища по большей части сливались с уездными, согласно с 272 § проекта сем. уст. ч. II, или вовсе закрывались.

Первое уездное духовное училище в С. -Петербург открыто в Александро-невской Лавре (стр. 10) на 112 учеников, с утверждения Комиссии дух. уч., изложенного в отношении на имя митрополита Амвросия от 14 февр. 1809 г. Затем по 14 пункту журнала Комиссии дух. уч. от 23 февр. 1809 г., сообщенному и в указе консистории от 17 августа 1809 года, определено новоучрежденному при лавре училищу «оставаться в соединении с семинариею во всех отношениях: нравственном, учебном и экономическом», хотя и с особым начальством и делопроизводством. В силу этого, инспектор семинарии был обыкновенно ректором Александро-невского училища, начиная с Филарета Дроздова, утвержденного 31 июля (1809 г.) по представлению митр. Амвросия, и кончая Антонием Павлинским (1840 г.). В конце 1840 г. назначен исправляющим должность ректора училища магистр моск. академии иеромонах Авраамий Казанский, и с него пошли отдельные смотрители и ректоры училища, тем более, что оно, по переводе семинарии из Александроневского монастыря в новый дом, отделилось от нее; с этого же времени для училища стали назначать и отдельного эконома.

В 1809 же году Комиссия дух. уч. определила открыть и 14 приходских училищ: в С. -Петербурге два – спасосенновское и петропавловское, в уездах – ямбургское, выборгское, гдовское, новоладожское, кронштадтское, софийское (или царско- сельское), шлиссельбургское, ораниенбаумское, сердобольское, лужское (село-запольское), ревельское, староладожское (в старо-лад. монастыре). Уездные училища открывались по мере подготовки учеников приходских училищ к высшим классам, – сначала низшие отделения, потом высшие. Так в февр. 1810 г. открыто петропавл. уездное училище, в присутствии ректора семинарии архим. Анатолия, затем в сент. ямбургское и ладожское. Но некоторые приходские училища, вследствие малочисленности учащихся (от. 4-х до 7)¹⁴⁹, вскоре закрывались или соединялись с другими. Так, уже в сент. 1809 г. ревельское приписано к ямбургскому, новоладожское к староладожскому. В 1812 г. закрыты: кронштадтское, софийское, ораниенбаумское и шлиссельбургское, а сердобольское соединено с выборгским. В 1815 закрыты еще лугское и гдовское приходские училища, в 1820 году – выборгское (где было только два ученика), так что с 1821 г. существовали лишь – александроневское (уездное), петропавловское (уездное и приходское), спасосенновское (приходское), ямбургское (уездное и приходское) и ладожские (уездное – новоладожское и приходское – староладожское).

Училища закрывались, по постановлению семинарского правления, с утверждения академического и митрополита. В 1822 г. в семинарском правлении рассматривалось дело по просьбе староладожского Николаевского монастыря о выведении из него дух. училища, так как ученики причиняют неопрятность и беспокойство братии. В тоже время поступила от монастыря жалоба на инспектора иером. Иезекииля (Цветкова), что он не платит денег в монастырь за свое содержание. От училища получено оправдание, с заявлением о желании иметь собственный дом, но как это оказалось дорого, то сем. правление постановило и представило академическому о закрытии училища, Академия донесла Комиссии дух. уч., которая и предписала консистории – училище закрыть, разместив учеников, где окажется удобнее, а вещи передать в александроневское училище. Таким образом к концу 1822 г. закрылись и оба ладожские училища, а в 1823 г. открыто приходское – александро-невское. В 1824 г. закрыто Спасосенновское приходское училище, в котором было только 4 ученика, по заявлению ревизии 1823 года. Суммы и вещи переданы в ведение семинарского правления; ученики размещены по другим училищам. Остались только три училища – уездные и приходские: александроневское, петропавловское с казанским отделением¹⁵⁰ и ямбургское.

Заведуя назначением и увольнением учителей, иногда по представлению училищного ректора, или переводом их из одного училища в другое, без представления о том на распоряжение акад. правления, но с согласия епарх. архиерея, (сообразно 9 § Пр. уст. д. уч. подтв. в предписании акад. правл. от 20 авг. 1835 г.), семинария была и судебной инстанцией для училищ, полагавшей штрафы на виновных, даже иногда денежный (проек. ч., II § 277, 280). Мы позволим себе привести несколько фактов: хотя они, может быть, и некрасивы, как и вообще разные следственные кляузные дела, но с одной стороны служат к характеристике тогдашних училищных педагогов и вообще положения дух. училищ, с другой показывают, на сколько сем. правление должно было отвлекаться этими, сторонними для него и иногда неимеющими прямого отношения к педагогия, делами. В январе 1822 г., учитель староладожского училища, священник Матвей Вещезеров, уволенный по отметке смотрителя в послужном списке («должность проходит без усердия и впредь не подает о себе хорошей надежды»), жаловался семин. правлению, что «эта отметка есть нечто (sic) иное, как следствие его (смотрителя) ко мне (Вещезерову) ненависти, которую он и прежде сего неоднократно обнаруживал весьма оскорбительными и незаслуженными мною, выговорами, как словесно делаемыми, так и письменно, и даже к большой моей обиде на журнале классическом изъясненными». При этом учитель ссылается на прежние о нем рекомендации и ревизии. Семинарское правление оставило его учителем до усмотрения, переведши на место уволенного без аттестата от должности учителя приходского училища И–ского, обвиненного в пьянстве и педерастии. Об этом последнем было особое дело и следствие. Чрез год, когда следствие освободило И–ского от уголовного суда, он просил семин. правление о выдаче ему аттестата, для поступления в светскую службу, но правление представило дело на усмотрение митрополита Серафима, который словесно дал такое решение: «так как учитель И–ский по собственному своему желанию решается поступить в монастырь, то пусть по времени получит свидетельство от начальства той обители, в которой будет жить. Аттестат же его по должности учителя, приложенный при сем представлении, хранить при деле, впредь до рассмотрения». В аттестате он значится «поведения порядочного». – В 1821 г. возникло дело о растрате в 1819 г. смотрителем ладожского уездного училища свящ. А. С–вым 609 р. 64 к. Из них взыскано к 1826 г. 249 р. 7 к., а остальные прощены на основании манифеста, от 1 янв. L826 г. – В 1822 г. производилось дело о пропаже в ладожском училище 1565 руб., о чем доведено было до сведения Комиссии дух. уч, которая предписала уволить от должности ректора с инспектором за нерадение о хранении казенных сумм и произвести следствие чрез консисторию, после чего положено было взыскать с них означенную сумму. При этом привлечен к ответственности и учитель свящ. Вещезеров, вследствие подозрения училищного начальства, но признан после (в 1830 г.) сем. правлением к делу неприкосновенным. В авг. 1823 г. правление представляло академии, что при всех мерах с бывшего смотрителя училища остались невзысканными 1242 руб. 97 кои. Учитель же Вещезеров просил Комиссию дух. учи. о выдаче ему удержанного жалованья. Дело это тянулось до 1834 г., и семинария дала отзыв на прошение Вещезерова, что остаточных сумм для выдачи ему удержанного жалованья не имеется. – В 1837 г. инсп. ал. -невского училища протоиерей Пав. С–ов, по донесению училищного ректора, инсп. сем. Антония, уволен от должности за безвременные отлучки, неисправность, нетрезвость и времяпровождение «с особами сомнительного поведения». Отослан был в Рождественский Коневский монастырь.

В том же году смотритель ямбургского училища, протоиерей С. Р–ский был под судом за неисправность и противозаконные действия, по доносу инспектора училища И. В–ева; в свою очередь смотритель рекомендовал инспектора, как человека безнравственного поведения и потом доносил, что он не подчиняется приказаниям смотрителя, уехал без его ведома в Петербург (между тем сам смотритель выдал ему билет и знал, что инспектор находится в с-петербургской семинарии, при производстве экзамена ученикам, поступавшим из ямбургского училища в семинарию); доносил также, что инспектор употребляет в услужение себе учеников, (хотя, при расследовании, смотритель не мог доказать этого документально). Семинарское правление, по предписанию академического, должно было, рассмотрев это дело, донести без промедления о его ходе и окончании. Сначала смотрителю даны были вопросные пункты и на основании его ответов замечены важные беспорядки по училищу, поэтому постановлено было послать в училище ревизора, тем более что перед этим ревизии не было 8 лет. В качестве ревизора и следователя отправлен был инспектор семинарии о. Антоний. По следствию оказалось, что инспектор В–ев был оклеветан смотрителем, напр. будто он несколько лет не был на исповеди и у св. причащения, не ходил в церковь и был неисправен по письмоводству; смотритель же признан виновным в небрежном ведении хозяйства и книг, в недобросовестности, а также в растрате сумм.

Между прочим ученики семинарии всех отделений, раньше учившиеся в ямбургском училище, были допрашиваемы в 1837 г. в присутствии сем. правления, касательно деятельности и исправности смотрителя и инспектора и показали:

«Классы посещает смотритель не более 4-х раз в году. Наказывает учеников жестоко, часто без вины, единственно по прихоти «нередко собственноручно (так он собственноручно часто наказывает учеников в бане, заметив у них чесотку на теле). Пища бывает вообще негодная, именно: щи варятся из серой капусты, иногда и с снетками, но до такой степени гнилыми, что ученики выходят из столовой едва отведав кушанья; хлеб подается большею частию сырой и тот в малом количестве, так что ученики принуждены бывают покупать его на собственный счет, (это, впрочем, смотрителем строго запрещено). Говядины за ужином не бывает, и порция подаваемая за обедом несравненно менее порций, подаваемых за обедом и ужином здесь в семинарии; притом говядина большею частию бывает солонина. Рыба бывает только один раз в году. Каша приготовляется из круп затхлых. Суконные сюртуки выдает (смотритель) ученикам большею частию старые, шлафроки шьются каждогодно мухояровые. Сюртуки выдает смотритель ученикам только на время богослужения и, если отбирая их заметит на чьем либо сюртук оторванную пуговицу или другое что-либо, – жестокому подвергает наказанию виновного. Сапогов выдает по две пары на ученика в год без всякой починки, от того ученики в летнее время ходят большею частию босые. Белье выдает в разное время, когда настоит уже крайняя нужда переменить его за ветхостию, и получивший оное должен расписаться за большее его количество нежели, какое получил, так напр. получив пару белья. должен расписаться в получении трех пар; кроме того ученики часто расписываются в получении таких вещей, которых никогда не получали, напр. не получив совсем головок, косынок, жилетов, носков, а иногда и фуражек, ученики принуждены расписываться в получении. Ученики расписываются часто не зная того, в чем расписываются, и притом одни ученики иногда расписываются в получении какой либо вещи за другого; напр. за Гронского расписывался Петр Логиневский, за И. Тихомирова А. Соловьев. Бумаги выдает по 12 листов в треть года, перьев по 3 штуки в треть. Прислугу по училищам составляет один повар, которому впрочем помогает иногда служитель смотрителя. Естественно, что ученики поэтому сами исправляют должности служителей как-то: носят воду, дрова, топят печки, метут классы и пр. Инспектор Васильев по инспекторской и учительской должностям совершенно исправен; с учениками обращается вежливо, с учителями живет согласно. Впрочем в церковь с учениками не ходит, не исповедуется с ними и св. таин не приобщается. Еще показали, что смотритель часто бывает нетрезв и в этом вид нетрезвом посещает комнаты учеников и наказывает их нещадно. Инспектор же, напротив, всегда бывает трезв и ничего подобного не делает. Показание подписано семью воспитанниками семинарии: 1 высш. отд. 2 средн. и 4 низш. Верность засвидетельствована секретарем сем. правления Ив. Крыловым. Учителя ямб. училища, допрошенные ревизором Антонием на месте, также показали против смотрителя, что классов почти никогда не посещает и на свои уроки почти не ходит, а ходят за него или другие учителя, или дьячек Лекарев и т. д. Напротив, инспектора одобрили. 16 вопросных пунктов предложено было ревизором самому смотрителю, потом еще 6 и 5.

Лучшие по поведению и рекомендованные училищным начальством ученики высш. отд. ямб. училища допрашивались и показали в пользу инспектора и против смотрителя, что он по классам не ходит, большею частию бывает нетрезв и необыкновенно жестоко сечет учеников, особенно за оторванные пуговицы на старых даже шлафороках; в бане сечет своими руками и т. п. Подписано 7 учениками, которые все, по замечанию ревизора, имеют 16 лет.

На запрос ревизора, почему смотритель, несмотря на неоднократные требования ревизора, не явился к нему, он подал объяснение, написанное совершенно безграмотно и без смысла, и ревизор написал на объяснении карандашом: О nos miseros, a quibus sunt legenda haec, tain aliena sens... hun...

Вопросные пункты даны были и инспектору, который с своей стороны также подавал объяснения, ссылаясь на разных свидетелей. Об нем ревизор спрашивал и земского исправника, и почетного смотрителя ямбургских нар. училищ мин. нар. просв., и даже отца его; все дали одобрительный отзыв.

Постановлено, согласно с предписанием акад. правления в июле 1838 г. – ректора уволить, а инспектору сделать выговор за то, что вовремя не донес о беспорядках, и внушение об аккуратности. Предположено было далее закрыть училище и перевести учеников в С. -Петербург, но Комиссия дух. учил., пока не нашла этого нужным; в Ямбург назначен был новый ректор, профессор казанской духовной семинарии, магистр спб. академии 1837 г. Ник. Содальский. Протоиерей же Р–вский в 1839 г. подавал с своей стороны жалобу на инспектора семинарии Антония, что он по ревизии «очернил его перед высшим начальством по пристрастию к инспектору ямбургского училища И. Васильеву». Правление семинарии снова должно было разбирать это дело и требовало объяснения от Антония, которое и признано вполне удовлетворительным и во всем согласным с подлинным делом, в свое время рассмотренным в семинарском правлении и представленным в академическое. Жалоба оставлена без последствий. Но мир в ямбургском училище не водворился: новый ректор в 1839 г. доносит на инспектора Васильева, что он «производит неприятности в училище». На запрос же семинарии, какие именно? – ректор просил не давать хода его донесению, так как «неприятности в настоящее время совершенно пресечены и оные были более частные». Семинарское правление решило оставить дело без последствий; но ректору сделало внушение, чтобы вперед был осмотрителен при подобных донесениях. Последствия показали, что и правление поступило не дальновидно, оставив В–ва на прежней должности. В 1841 году видим новую жалобу на него от ректора ямбургского училища Содальского, что он самовольно уезжал из Ямбурга, по классу, как учитель, не совсем исправен, оскорбляет ректора и учителей. В свою очередь Васильев жаловался на ректора, что он самовольно устранил его от экономической отчетности и от инспекторства. На этот раз семинарское правление, не разбирая жалоб по существу, признало справедливым устранение Васильева от инспекторства, в виду того, что «несогласие, существующее между ними препятствует надлежащему управлению училищами». Васильев приехал в Петербург и подал новое заявление о злоупотреблениях ректора, который должен был отписываться. Снова назначен был в 1842 г. ревизор в ямбургское училище – священник казанского собора Андрей Окунев, член академической конференции. Признав ректора не совсем исправным, относительно бывшего инспектора В. ревизор отозвался, что он «своим малообдуманным обращением с священником Кедровым, (исправляющим должность инспектора), и ректором Содальским отчасти вредит им». Он «был бы почти прав, если бы уважительнее обращался с училищным начальством и если бы иногда тоже не сек без строгого разбора учеников и не употреблял их себе в услужение, дозволяя тоже делать и другим». Семинарское правление, признав относительно ректора «слабость надзора и открывшиеся за ним неисправности, хотел уволить его, но принимая во внимание предположение о закрытии училища, ограничилось только строгим выговором. Васильева же постановило уволить. Оба они по этому поводу подавали объяснения, которые, однако же, не приняты во внимание. Васильев жаловался даже обер-прокурору св. Синода. Академия должна была проверить дело и поставила на вид семинарскому правлению некоторые с его стороны недосмотры и противоречия: правление отписывалось, отсюда возникло несколько новых дел; но увольнение Васильева все-таки признано справедливым. – В 1837 г. и от начальства александроневского училища поступило донесение на учителя Алексея Филиппова, письменно нанесшего оскорбление училищному начальству. В своем письменном объяснении подобное же оскорбление он нанес и семин. правлению. Хотя по резолюции митрополита, Филиппов и просил прощения, но был призываем в семин. правление для внушения, с угрозой увольнения от должности, при повторении подобного случая. В 1842 г. этот учитель, действительно, был уволен, вследствие новой на него жалобы, за неуважительное отношение к начальству.

С другой стороны, правление в известных случаях ходатайствовало за служащих в духовных училищах. Когда в 1812 г. предписано было от Комиссии дух. уч., вследствие ревизии в гдовском училище, уволить некоторых учителей, то смотритель представлял семинарскому правлению о их пригодности и способности, тем более что и сам ревизор признал достойными перевода в следующий класс 25 учеников этих учителей. Семинарское правление признало это уважительным и сделало представление академическому, но последнее отклонило это дело, уже решенное Комиссией дух. уч. В 1832 г. Комиссия отказала в квартирном пособии учителю ал. невского училища Скворцеву, так как он не выслужил 4-х лет. Сем. правление, войдя в бедное положение учителя, снова представило его к квартирному пособию, на основании примеров, бывших в 1829 г. Разрешено выдать 200 р. В 1834 г. семин. правление ходатайствовало о награждении инспектора петропавловского училища, соборного ключаря Ев. Долоцкого орденом Анны 3-й ст. по выслуге им 21 года в училище. Назначение же ему пенсии за 20 лет, о чем он просил, признало невозможным, так как он оставался еще на службе. В 1835 г. новый инспектор и учитель петропавловского училища Андрей Павловский, определенный к церкви Государственного контроля, желал остаться и в училище. Консистория спрашивала мнения семинарского правления, которое, несмотря на мнение викария Венедикта (Григоровича) о необходимости увольнения Павловского – хотя от инспекторства, нашло возможным оставить его при прежних должностях, согласно его прошению и по сношении с учил. ректором, прот. Кочетовым. Митрополит утвердил мнение правления. В том же 1835 г. правление дозволило учителю Александроневского училища Александру Петрову пользоваться казенным ученическим столом за 75 р. в год.

По педагогической части – семинарское правление должно было заботиться о снабжении духовных училищ книгами, которые выписывались первоначально из московской синодальной типографской конторы, и делало те или другие указания и внушения училищным педагогам. В 1813 г., по предписанию академического правления, был запрос от семинарского по училищам – о недостаточных сторонах проекта устава дух. училищ. Большею частию училищные начальства признали проект удовлетворительным, но иные указали его недостатки. Напр. ректор Александроневского училища Феофан, как и ректор ямбургского училища, заявил о необходимости увеличить уроки по греческому и латинскому языкам, исключить из училищного курса всеобщую историю, по затруднительности предмета и отсутствие надлежащего учебника, сократить число уроков по русскому языку, но по славянски учить и в высшем классе; сократить так же курс священной истории. Семинарское правление с некоторым изменением представило это мнение академическому. – Заведуя принятием и исключением учеников, или зачислением исключенных приватными, семинария малоуспешность учеников училищ по тому или другому классу всегда имела предметом особого внимания, особенно с конца 30-х годов, когда нередко бывали запросы в сем. правление об училищных воспитанниках из Духовно-учебного управления. Напр. когда в 1831 г. несколько учеников ямбургского училища на испытании в семинарском правлении оказались неспособными к поступлению в низшее отделение семинарии, особенно по латинскому языку, и были возвращены в училище, – последовал запрос о причинах малоуспешности учеников по латинскому языку. Учитель сослался на рассеянность учеников во время каникул, но это признано неосновательным и поставлено на вид учителю. Впрочем, в деле наблюдения за успехами в училищах особенное значение имеют ревизии, о которых сказано будет ниже.

Что же касается поведения училищных воспитанников, то оно постоянно являлось предлогом к сношениям училищ с семинарией, помимо ежемесячных донесений училищных начальств о поведении учеников. Самым распространенным пороком в училищах является бегство из училища и отсутствие на более или менее продолжительное время. Ревизор ямб. училища свящ. Иоанн Смирнов (1819 г.) писал в своем донесении семин. правлению между прочим следующее: «многие из учеников, отправясь в дом родителей на вакациальные дни, проживали там очень долгое время, так что некоторые не являлись в училища около полугода, а некоторые и целый год. Ректор училищ и учители жаловались на сие опущение, по которому и лучшие ученики, по прибытии в училища, не могли сравниваться и с посредственными; и потому должны были или на другой курс оставаться в том же отделении, или поступать, по исключении, в епархиальное ведомство. Сие опущение в учениках замечено и обозревающим. Ректор училищ для прекращения оного предпринимал свои меры: яко член Ямбургского духовного правления, он высылал учеников из домов родителей по ямбургскому уезду, а к прочим писал письма и другие употреблял меры, но все остаются безуспешны. Ибо ученики в оправдание свое представляли училищу свидетельства в том, что они в продолжении просроченного ими времени были больны. Должно думать, как уверяет и ректор училищ, что некоторые родители, для коих тягостно содержание детей в училище, нарочито задерживали их в домах своих, дабы дети их скорее поступили к исключению».

Семинарское правление постановило: «употребить с своей стороны понуждения чрез посредство дух. консисторию», а относительно бурсаков и полубурсаков сделать угрозу, что они «за таковую отлучку – будут лишаемы впредь казенного содержания».

Сбежавший из александро-невского училища в 1827 г. И. Ксеномонтанов отыскан был чрез несколько времени в новгор. Юрьевском монастыре, с другим товарищем И. Соколовым. Тогда же были еще подобные случаи. Напр. исправлявший должность ректора александроневского училища, иеромонах Исидор представлял сем. правлению об ученике Н. Голубеве, что он «по причине неоднократной самовольной отлучки, сделался почти нетерпимым в училищном ведомстве, впрочем взяв во внимание его сиротство и то, что в настоящее время он занимается классическими делами и живет смирно, училищное начальство в надежде исправления его, полагает оставить уч. Голубева до 1-го экзамена». Правление согласилось. Любопытны показания училищных беглецов, которые они давали, по требованию семинарского правления.

Вот напр. показание ученика низшего отд. петроп. училища Ал–я Смирнова, где и как он провел время своего побега из училища и чем занимался. Вероятно, показание было словесное, но записано училищным начальством и препровождено в семинарское правление, (где получено 14 окт. 1836 г.) «После побега моего 21 сент. вместе с товарищем моим Вас. Никитиным, по взаимному согласию, во весь тот день мы ходили по городу без всякой цели и ночевали на Волковском кладбище в сарае, принадлежащем к богадельне; на другой день побега ходили мы по Волковскому полю и заходили на бойни, не столько для любопытства, сколько для того, чтоб устраниться от поисков. Никитин в этот день от меня отлучился в то самое время, как замечены мы были моею матерью, которая хотя и кричала, бежа вслед за мною, что бы я воротился к ней, однако же из боязни наказания я ее не послушал и скрываясь кое-где в городе, я опять возвратился на ночлег и ночевал на том же кладбище, у дьякона в сарае, куда я и во все время своего побега ходил на ночлег постоянно, как в место более мне известное и безопасное, дни же проводил, в часы службы, в церквах, а прочее время или в птичьем и толкучем рынках, или на сенной, и вообще там, где по многолюдству представлялось мне более удобства скрываться и быть в безопасности от поисков. Чтоже касается до пропитания, то для сего сначала продали мы с Никитиным взятые с собою шинели свои, после же, когда уже мне нельзя было достать денег и продать было нечего, а потому и есть было не на что, ходил я по огородам и питался там морковью, репою и кочерыгами, хлеб же испрашивал от нищих, которые из сожаления давали мне иногда и по порядочному куску. Боровством нигде и никаким я не занимался и далее города не ходил никуда. Бежал же из училища не столько по собственному какому либо побуждению, сколько по внушению товарища моего Вас. Никитина, который беспрестанно писал ко мне даже и записки о том, чтоб скорее сбежать с ним из училища и дабы веселее провести время побега своего вместе. Все сие показал я по самой сущей правде, в чем и подписуюсь. Петроп. дух. уезд. учил. низш. отд. ученик Алексей Смирнов.» – Были исключены оба.

Другой ученик того же училища Ив. Криницкий, в 1835 году бывший полтора месяца в бегах, показывал: «бегал же я, как в сей раз так и прежде, по той собственно причине, что я чувствую себя совершенно неспособным к учению и чрезвычайно отягощаюсь ученическими занятиями. Хотя я и выучиваю уроки, но всегда с великим трудом и по большей части не понимая содержания оных; при своих слабых способностях я совершенно потерял склонность к учению, так что если еще долгое время должен буду оставаться в училище, то не могу ручаться за исправность своего поведения. Всячески желал бы я, чтобы меня исключили из училища, и это желание было единственною причиною моего бегства, что все и показываю по сущей справедливости». Семинарское правление предписало: исключить, как неподающего никакой надежды к исправлению, при окончании учебного года, (до чего оставалось около двух месяцов).

И. Воскресенский, ученик низш. отд. уездного ал. невского училища, несколько раз самовольно отлучался, наконец 12 марта (1837 г.) ушел опять «с товарищем М. на Апраксин двор для продажи книг сего последнего; отсюда пошли они в 3-ю адмиралтейскую часть к знакомому фонарщику и, пробыв здесь несколько времени, на ночлег отправились в харчевню к триумфальным воротам; 13-го числа возвратились опять к фонарщику и в тот же день, наняв подводу до села Бабина, новгор. губ., провели ночь в Ижоре; 14-го пообедав в Тосне к вечеру приехали в Бабино, где и ночевали; отселе 15-го пошли пешими, три дня находились в дороге и проводили ночи в деревнях, им неизвестных; 18-го пришли в Новгород, где проживали до 21-го на постоялом дворе; 22-го пошли в монастырь св. Антония и к вечеру перешли на другой постоялый двор, где товарищ Воскресенского оставил его. 24-го по советам одного дворника, он, Воскресенский, отправился в Юрьев монастырь к о. архим. Фотию, где живя более недели, по убеждению его высокопреподобия, явился в полицию, в которой и содержался в продолжении недели; отсюда, 6-го апреля в числе арестантов отправлен был в здешний Ордонанс-гаус, где находился сутки; 17-го числа переслан в Каретную часть, в которой провел двое суток, наконец 19-го был взят отцем своим (из сельских), у которого проживал по 27 апр. Правление предписало: «ученика Воскресенского за побег его и бродяжество наказать соразмерно преступлению и сделать надлежащее внушение». Но он, по донесению училищного начальства, «в присутствии отца своего объявил оному, что продолжать учение ни под каким видом не желает и наказания начальства принять не хочет». Предписано исключить и отослать в консисторию «за вины его довольно важные тем более, что сам решительно объявил своему начальству о нежелании продолжать учение и отвергает меры, предпринимаемые начальством к его вразумлению и исправлению».

Но не видно, чтобы начальство стараюсь вникнуть в существенные причины такого явления, кроющиеся, вероятно в условиях быта бурсаков, хотя семин. правление еще в 1827 г. положило придумать «меры к удержанию учеников от бегства». Иногда бегство из училища имело уже не просто только характер наивности и ребячества, но соединялось с более или менее крупными проступками. Так, в 1832 г. исключенный ученик высш. отд. александроневского училища Алексей Логиневский (армейского ведомства) и вновь принятый приватно, по предписанию семинарского правления, согласно желанию оберсвященника Мансветова, – самовольно отлучился из училища, захватив с собою казенные подушки, простыни и даже несколько книг товарищей и скрылся. По сношении с обер-священником Мансветовым оказалось, что он до 6 раз ночевал в его доме у псаломщиков, затем скрылся, неизвестно куда. Правление постановило препроводить его к обер-священнику, когда он возвратится в училище, а тот решил отдать его в военную службу. – В 1839 г. ученик высш. отделения петроп. училища Жв. Ареновский неделю пропадал. Оказалось, что он похитил у служащего при Петропавловском соборе солдата 6 руб., издержал их на лакомства и зрелища (на Пасхе) и боясь ответственности намеревался уйти к родственникам, в ладожский уезд, но на пути (пешком), в Шлиссельбурге был задержан одним родственником и препровожден в училище. Училищное начальство спрашивало сем. правление, что делать с этим учеником: исключить его, или наказать розгами при всех воспитанниках, сделав притом надлежащее внушение и угрозу? Семинарское правление предписало последнее. Подобное же было и относительно двух учеников алсександроневского училища.

Попечительность семинарии об училищных воспитанниках не ограничивалась, впрочем, только отрицательными и карательными мерами. По предписанию академического правления (1811 г.), семинария должна была внушать ректорам и смотрителям дух. училищ следовать «движению доброго сердца, заменяя сиротам место их родителей и ближних своими о них попечениями». Это – вследствие ревизии, нашедшей, что учеников училищ плохо содержат. Поэтому расходы на содержание их увеличены до 4000 руб. (на бурсака 70 руб., полубурсака 40 руб.) В 1811 г. предписано чрез семинарское правление ректорам и смотрителям дух. училищ петерб. епархии, «дабы старались родителей и родственников ученических склонять к совокупному помещению и содержанию юных их питомцев, по примеру ямбургского училища». Некоторые из училищ находили к этому затруднения, напр. лугское, смотритель которого, священник Галактион Варсов делал представление сем. правлению и просил об исходатайствовании 1000 руб. на постройку дома, перевод же училища в самый город Лугу из села Заполья находил невыгодным по большой дороговизне содержания; правление согласилось с этим, училище оставлено в селе Заполье и на построение дома решено выслать 1000 руб. (1814 г.) – Возбуждение дела об употреблении учеников в услужение инспектором ямбургского училища – факт по тому времени заслуживающий внимания, так как и в более позднюю эпоху услужение учеников в училищах практиковалось, хотя уставом и было запрещено (Пр. уст. прих. уч. § 73)¹⁵¹. В 1823 г. регенту митрополичьего хора Качановскому от правления запрещено было наказывать училищных воспитанников, (не говоря уже о семинарских), при обучении пению, телесно, под опасением ответственности, на основании § 69 уст. уезд. дух. уч., а только штрафовать, а о важных проступках доносить училищному начальству. Для наблюдения же за певчими с 1816 г. определялся особый надзиратель, с условием жить в семинарском помещении, на иждивении Лавры. В 1821 г. певчие подчинены еще и особому надзору семинарской инспекции. Ревизор ямбургского училища свящ. Смирнов (1819 г.) обратил особенное внимание на то, что в учениках не замечается «ни дикости или чрезмерной застенчивости, ни чрезмерной смелости, похожей на дерзость: но в них господствует какая-то мягкость сердец и откровенность, но которой они свободно отвечают на вопросы начальников с какою-то к ним доверчивостию». В этом отношении он особенно рекомендует исправляющего должность смотрителя прот. Матвея Афанасьева, который «соединяет в себе отеческую попечительность с начальническою важностью и строгостью к ученикам». В 1829 г. семинарское правление имело рассуждение об ученике приходского класса М. Д–ском, который, по донесению училищного начальства, подвержен был сильным мочеиспусканиям не только в сонном, но и в бодрственном состоянии. Семинарский доктор не находил удобным лечить его в своей больнице, родные же отказались взять его к себе по многосемейности. Правление определило поместить его на казенный счет в клинику для излечения. – В 1834 г. назначен помощник инспектора в петропавловское училище, а в 1837 г. и в ал. невское, по представлению учил. ректора Антония. При перестройке петропавловского училища, в 1837 г., учебные комнаты отделены от спальных и явилась необходимость усилить надзор за учениками. По представлению училищного начальства, семинарское правление признало полезным учредить особых надзирателей или гувернеров и представило на утверждение митрополита трех кандидатов на эту должность из окончивших курс семинарии, которые и утверждены. На будущее же время вообще постановлено назначать надзирателей в училище. В 1840 г. дозволено допускать надзирателей к нсправлению учительской должности в 1-м приходском классе.

Принятие училищных воспитанников на казенное (бурсачное или полубурсачное) содержание зависело так же от усмотрения сем. правления, которое пересылало и деньги на содержание и соображалось при этом с теми или другими педагогическими и экономическими условиями. В 1815 г. положено на бурсака 110 р., а полубурсака 75 р. для спб. епархии, по представлению семин. правления. В 1823 г. мещанин Фрол Алексеев подал прошение митрополиту о принятии племянника его И., сына бывшего колпинского дьякона, который был болен помешательством, – на полный бурсачный оклад в училище. Митрополит написал: «семинарскому правлению рассмотреть; и буде можно: то сиротствующего диаконского сына определить на полное казенное содержание». Семинарское правление решило, что ученик И. не может быть принят прежде усмотрения его успехов и поведения; но при этом, по просьбе дяди, вошло в сношение с консисторией, чтобы она предоставила сироте пансион его умершей матери. – Относительно принятия на казенное последовало ограничение, но предписанию акад. правления в 1817 г., – «принимать на бурсачные и полубурсачные оклады только тех учеников, кои имеют образовать себя для духовного, а не гражданского звания». По штатам 1820 г. на бурсака полагалось 150 р., а полубурсака 75; но из сем. правления иногда высылалось менее, вследствие разных затруднений. В 1825 г. семинария объявила к сведению, что, по недостаточности бурсачной суммы, «семинарское правление не может удовлетворить многим бедным ученикам, не взирая на просьбы их, назначением какого-либо пособия в содержании». В 1829 г. количество бурсаков и полубурсаков, по представлению семинарского правления, увеличено в духовных училищах на 50, и к 7650 руб., отпускаемым из Комиссии дух. уч., прибавлено еще 3600 руб. Оклады бедных учеников иногда разделялись по немногу между несколькими, поэтому было даже особое предписание (от 2 янв. 1833 г.), в котором сказано, что оклады «не должны дробиться на участки слишком мелкие, неудовлетворительные для нуждающихся» и должны распределяться «уравнительно с разными степенями бедности, примечаемыми в разных учениках». В 1835 г. правление сем. представляло высшему начальству, что находящихся в его ведении бурсачных сумм весьма недостаточно для содержания учеников, по причине множества бедных учеников и по дороговизне жизненных потребностей, так что для одних петропавловских и ямбургских училищ во 2-й половине 1834 г. недостало 4451 р., не говоря уже об александроневских. Еще в 1832 и 33 годах семинария с этою целию заимствовала из сумм, принадлежащих Комиссии дух. уч., 2612 р. 52 к. (т. е. остатки классных и профессорских окладов) и из своих экономических – 11810 р. 36 к., «кои числятся в долгу на александроневском училище». Прося о сложении этого долга, правление просило и о высылке из Комиссии дух. уч. означенных 4451 р. и сверх того, в дополнение к штатным суммам на содержание бедных учеников училищ 5000 р. единовременно, а также об увеличении бурсаков и полубурсаков, по 25 человек тех и других.

Правление но этому поводу получило во 1-х выговор, за недостаток распорядительности и неточность в исполнении существующих правил, так как оно должно было сократить число казеннокоштных, не делать заимствований из экономических сумм, в два года более 14000, соображаться с количеством наличной суммы и делать строгий выбор из учеников, нуждающихся в казенном содержании. Но постановлено при этом – вышеозначенный долг не числить на училище; вместо единовременной прибавки, отпускать ежегодно в добавок вновь потребную сумму на 50 бурсаков и столько же полубурсаков, с подтверждением, чтобы правление никак не выходило из штатного положения и заботилось не столько об умножении числа казеннокоштных, сколько об улучшении содержания их; относительно же 4451 р. –потребовать новых, более обстоятельных объяснений. Впоследствии (1842 г.), по делу об увеличении бурсачных окладов в петроп. уч., предписано: руководствоваться предписанием Комм. дух. уч. 1835 г. (т. е. иметь 100 полных казенных и 100 половинных, с прибавкой еще 26 полных и 4 половинных) и прибавки более не допускать. – В 1841 г. ямбургское училище просило семин. правление ходатайствовать о восполнении недостатка штатных сумм, по случаю дороговизны на все жизненные потребности, в размере 572 р. 7 к. на содержание учеников и дома. Семинарское правление представляло об этом чрез академию обер-прокурору. Синод разрешил, с внушением, чтобы училище на будущее время «старалось не выходить из штатного положения». – В 1831 г. на исправление двух домов ямб. уч. исходатайствовано 7273 р. 20 к. В 1837 г. правление ходатайствовало о высылке единовременно до 3080 р. для петроп. училища на разные нужды, после обновления училищных зданий в этом году, при содействии купца Эртова; новые здания свидетельствовали проф. А. Михайлов и С. Галахов. В 1841 г. семин. правление, по запросу Духовно-учебного управления, представляло, что недостаточно будет суммы, назначенной по штату на содержание дома александро-невских училищ, по переводе семинарии в новое здание. Действительно, с отделением училищной экономии от семинарии, утвержден новый штат по содержанию дома александро-невских училищ, и определен особый эконом (бывший семинарский – А. Петров) особый при нем письмоводитель. Но приходо-расходные книги училища представлялись всегда на ревизии семинарскому правлению. Для ревизий училищ семинарское правление, согласно с уставом (§ 283), отряжало не только своих членов, но и посторонних лиц из монашествующего, или белого духовенства, «коих деятельность, просвещение и благоразумие не подлежат сомнению», снабжая их надлежащею инструкциею. Инструкцию ревизорам в 1-й раз встречаем в 1817 г. В ней указываются различные стороны 1., внутреннего управления уездных училищ «по учебному, нравственному и экономическому отделению» 2., внешнего управления, т. е. uo отношению уездных училищ к приходским, в частности – о бурсе, состоящей при училищах и вообще об обоих училищах. В 20-х годах инструкция пересматривалась. Первые четыре пункта этой инструкции – о производстве испытаний – представляют выписку из проекта уст. дух. сем. (ч. И. §§ 288, 289, 290 и прим ч. к § 282). Затем выписаны дальнейшие параграфы о способах обозрения устройства и порядков училищ. Наконец следующие последние три пункта инструкции уже представляют нечто сверх сказанного в уставе. «13. (Ревизор) имеет наблюдать: были ли преподаваемы с особенным вниманием предметы, существенно относящиеся к духовному образованию и церковному служению и пению, и ученики, переходя в высшие классы, не переставали ли в свободные от учения дни заниматься чтением и пением в церквах, по распоряжению, какое по местным обстоятельствам за удобнейшее признано. 14. Для точности в испытании учеников, назначаемых к переводу в высшие классы, (ревизор) имеет употреблять в пособие тех учителей, к которым они по переводе должны поступить, которым и наблюдать, чтобы к переводу избираемы были достаточно приготовленные в низших классах. 15. Имеет наблюдать, знание латинского языка, в приготовляемых к переводу из уездного училища в семинарию, доведено ли до того, чтобы они знали синтаксис сего языка совершенно и могли как переводить с оного и на оный, так и разуметь говорящего на оном и ответствовать». – Закрытие училищ происходило иногда на основание бывших в них ревизий. – В 1815 г. ректор Иннокентий обозревал петропавловское училище и остался доволен, особенно ректором Стахием Колосовым и инсп. Ив. Долоцким. В 1817 г. Александро-невское училище хотя оставлено без обозрения, но на экзамене присутствовал ректор семинарии архим. Иннокентий. В 1817 г. инспектор семинарии Поликарп обозревал петропавловское уездное училище и сделал одобрительный отзыв; а новоладожское, по назначении семин. правления, обозревал бывший инспектор Ал. невского училища, свящ. Мих. Логановский. В 1819 г. ямбургское училище ревизовал профессор семинарии, священник морского Богоявленского собора Иван Смирнов: ректор и большинство учителей после его ревизии получили денежные награды. Новоладожские училища тогда же ревизовал священник Мариинского института Мих. Благовещенский, «по известной правлению способности его к исполнении такового препоручения», так как он был прежде инспектором и учителем Ал. -невского училища. Александроневское и петропавловское училища обозревал ректор сем. архим. Поликарп. В 1821 г. по мнению правления семинарии, на испытаниях в ал. невском училище будет присутствовать ректор академии Григорий», так же как и в 1823 г. Петропавловское в 1821 г. и Спасо-сенновское должен был обозревать иером. Андрей, новоладожское уездное и староладожское приходское – свящ. Ив. Смирнов, ямбургские – оставлены без обозрения; но в 1823 г. обозревал их инспектор семинарии Феодосий, а ректор Поликарп – петропавловское. Ректор семинарии Антоний ревизовал александроневское и петропавловское училища в 1827 году и дал одобрительный отзыв; инспектор Савва, тогда же ревизовавший ямбургское училище, указал значительные там опущения. В 1829 г. его обозревал проф. Мелиоранский и нашел беспорядки по экономии. Член академической конференции, протоиерей Тимофей Никольский ревизовал александрон. и петропавл. училища в 1833 г., в ямбургском же ревизии не было. В 1835 г. в те же училища назначены были присутствовать на экзамене ректор сем. Макарий и учитель словесности Григорий Смирягин, для испытания учеников высш. отделения преимущественно по латинскому языку. Учитель этого языка Гавр. Розов (старший кандидат спб. акад. 1831 г.) представлен, как особенно рачительный в исполнении учительской должности и получил благодарность от семин. правления. Те же лица, с присоединением еще другого профессора словесности Крылова, производили экзамен в означенных училищах в 1837 г. Профессора словесности назначались в виду того, что под их преимущественно руководство поступали переведенные из училища. В ямбургском же училище в 1837 г. и экстренно в 1838 г. ревизором был инспектор Антоний, который, указав замеченные им недостатки, как-то: неисправное посещение классов учениками и учителями, нечистоту в комнатах, недостаток прислуги, небрежность смотрителя, неудобства зданий училищных и самой местности, представил мнение о закрытии и переводе училища в Петербург. Вследствие его ревизии, некоторым учителям, впрочем, объявлена благодарность, учителю Криницкому исходатайствован годовой оклад жалованья в награду, другим сделано замечание, дело же о закрытии училища, по опред. св. Синода, оставлено до построения нового здания семинарии. Петропавловское училище в 1839 г. ревизовал опять протоиерей Т. Никольский, за отказом назначенного сначала, священника Иоанна Добронравина. Получив подробную инструкцию для ревизии от семин. правления, он обо всех почти отозвался с похвалою, особенно о ректоре с инспектором. Семин, правление ходатайствовало о награждении их. В 1839 г. ректор Афанасий присутствовал на экзамене учеников высш. отд. ал. невского училища. Он же, вместе с протоиереем Андреевского собора ед. Песоцким, производил ревизорские экзамены в петропавловском училище в 1841 году.

Иногда же ревизия поручалась самим училищным начальствам, с обязательством (по § 300, ч. ΙΙ Проекта) донести о состоянии училищ. Семинарское правление, в случае неназначения ревизии, обязано было, по уставу (§ 300, б), само испытывать всех поступающих из училищ и явившихся с училищными свидетельствами в семинарию и иногда возвращало назад некоторых учеников, одобренных училищным начальством; равно и неодобренных, но явившихся с прошениями в семинарию, вновь экзаменовало (§ 301). В 1813 г. в семинарском правлении, в присутствии депутата, бакалавра архим. Иннокентия, произведены были 3, 4 и 6-го сентября вторичные испытания ученикам училищ, назначенным к поступлению в семинарию; из них И. Савин ямб. уч. признан неспособным обучаться в семинарии и отправлен обратно в училище, на счет ректора ямб. училища. В 1817 г. из 20 учеников ямб. училища, где не было ревизии, 6 признаны сем. правлением недостойными к поступлению в семинарию. Поставлено это на вид, начальству, а учителя переменены. В 1831 г. так же 6 учеников ямб. училища признаны сем. правлением неспособными к поступлению. Тогда же из петропавл. училища 10 не приняты. В 1839 г. явившиеся из ямбург. училища и экзаменованные в правлении, при участии преподавателей Крылова и Д. Успенского, все приняты в семинарии. Но в 1841 г. из 14 возвращены 3; а из ал. невского не принято 13. Случалось, что ревизоры признавали некоторых учеников сомнительными, и таковым назначалось снова явиться на экзамен, в сентябре, в семинарское правление; так в 1837 г. сомнительными признаны были 7 человек из ал. -невского и петропавловского училищ, из них только 4 после нового испытания приняты в семинарию. Двое признаны малоспособными и великовозрастными, а один (А-р Одоевский) «по молодости лет (14 лет) и некоторой незрелости оставлен». Но, по прошению отца к митрополиту, переведен, вследствие его резолюции «если сын протоиерея сего не переведен в низшее отделение семинарии единственно по молодости лет, а не по малоуспешеству: то неревесть его в оное, буде сомнения важного не окажется». В 1841 году, наоборот, ученик низшего отд. петроп. учил., из казанских певчих, И. Воровский признан ревизором настолько развитым и подготовленным к семинарскому образованию, что был объявлен достойным перевода прямо в семинарию, и впоследствии ни разу не оставался на повторительный курс.

Число поступавших из училищ в семинарию в общем увеличивалось, почти с каждым курсом. На первом плане в этом отношении большею частию стояло александроневское училище, затем петропавловское, наконец ямбургское и др. Укажем некоторые годы:

Непереведенным в семинарию и исключенным из училища дозволялось иногда (1821 г.) «числиться в училище до усмотрения их успехов». Семинарское правление поверяло и свидетельства безуспешных учеников, отсылавшихся к нему, и потом выдавало их по принадлежности (Проект. уст. уезд, учил. § 27).

С целию составления учебников и руководств по тем или другим предметам училищного курса иногда учреждались особые комитеты, по распоряжению высшего начальства. Так в 1831 г. предписано учредить комитет для пересмотра книг до изучению русского языка и составления нового лучшего руководства по этому предмету. Ректор семинарии архим. Макарий, бывший членом этого комитета, вместе с ректором академии и учителем русского языка александроневского училища В. Никольским, принял на себя «составление новой грамматики с окончательною обработкою во всех частях, как требующее единства в соображении и изложении», так как составление отдельных частей руководства распределено было между всеми членами. Но дело затянулось, между прочим и потому, что вышло новое руководство Мартынова, которое комитет также пожелал рассмотреть. Наконец в 1833 году 1-я часть грамматики представлена была к обер-прокурору Нечаеву, но его затребованию; остальные же три части препровождены в академическое правление уже в феврале 1834 года, с уведомлением, что 2-я часть грамматики (словосочинение) была составлена ректором Макарием вновь, а 4-я (правописание) значительно изменена и исправлена. Грамматику Макария читали: Филарет московский и вятский ректор, вызванный в С. -Петербург в 1838 г. Никодим и к употреблению не одобрили.

В 1834 г. выслана из Комиссии дух. уч. книга: «начальные правила греч. языка», Шада, – для рассмотрения, не может ли она с пользою заменить для низших дух. училищ изучавшуюся доселе краткую греч. грамматику. Книгу поручено рассмотреть профессору греч. языка Н. Боголюбову, с препровождением ее к начальству Петропавловск. дух. училищ, в которых «наставники греч. языка известны правлению семинарии своею опытностью». Затем последовал новый запрос, не имеет ли правление в виду какого-либо другого руководства, которое было бы более пригодно для преподавания греч. грамматики, особенно в низших училищах. С этою целию решено было рассмотреть: синтаксис греч. яз. по Векеерлину, изд. Ивашковским, грамматику и синтаксис Грацинского, проф. казанского университета, «Начальные основания еллинского языка»; все означенные руководства правление препроводило в духовные училища – петропавловское и александроневское, для рассмотрения. Руководство Шада признано непригодным, потому что 1) в нем недостает синтаксиса, в котором особенно чувствуется нужда, 2) произношение греч. слов принято по метод Эразма, «основанной на сличении слов греческих с латинскими... А поскольку в духовных училищах слова греческие произносятся так, как древле научили русских сами греки-учители их в греческой особенно церковной словесности; и поскольку в наших церковных книгах греческие речения, оставаясь непереведенными, произносятся по старой методе (Рейхлиновой): то изменение употребляемого в наших дух. училищах произношения на Эразмово будет странно, трудно и едва ли основательно» (Из предст. сем. правл. внешнему прав. академии, 1835 г.) 3) Одни правила изложены слишком кратко и неудобопонятно для учеников, других недостает.

Синтаксис по Векеерлину, при многнх своих достоинствах, так же признан неудобным, как написанный слишком философским отвлеченным языком. В грамматике Грацинского отчасти усмотрены те же недостатки, что и в руководстве Шада, но при этом замечены в ней беспорядочность и неотчетливость в изложении, при отсутствии некоторых нужных правил¹⁵²; синтаксис же составлен с заметною поспешностию. Впрочем для руководства преподавателям означенные сочинения признаны полезными. Приступить же к составлению новой грамматики признано неудобным, по неизвестности, «какая будет введена в употребление в училищах русская грамматики, применительно к которой должны быть изложены все руководства других языков». (Предст. сем. пр. внешнему правд. академии 2 марта 1835 г.)