Книга третья. От смерти императора Феодосия I до папства Григория Великого (395 –590 гг.)

1. Аркадий и Гонорий

Язычество при Аркадии и Гоноре – Отмена гладиаторских игр

2. Споры касательно мнений Оригена

Иероним и Руфин – Епифаний – Оригенистический спор – Смерть Руфина

3. Св. Иоанн Златоуст и первые годы его жизни

Его беседы – Св. Иоанн Златоуст, как архиепископ Константинополя – Попытка Златоуста на преобразование и враги его – Падения Евтропия – Златоуст в Малой Азии – Интриги против Златоуста – Феофил Александрийский – Златоуст и длинные братья – Епифаний в Константинополе – Собор Придубский – Осуждение Златоуста – Изгнание и возвращение Златоуста – Новое обвинение и враждебные действия против Златоуста – Его второе изгнание – Златоуст в изгнании – Его кончина – Иоанниты и их воссоединение с церковью 1. Феодосий оставил двух сыновей: Аркадия 18 лет, и Гонория, которому было только 11 лет; к старшему перешло по наследству владычество на Востоке, а младшему – на Западе. После этого разделения Римская империя в своем полном составе уже никогда опять не объединялась. (Гонорий 395–423 гг.; Аркадий 395–408 гг.). Царствование этих недалеких государей было полно всяких бедствий. Сами, не будучи способны к управлению, каждый из них подчинялся последовательному ряду министров и военачальников. Из них только Стилихон, полководец Гонория, обладал качествами, требовавшимися для поддержания империи. В 403 году он разбил Алариха Готского в Полленции, в Лигурии; но пять лет спустя, в то самое время, когда особенно нужны были его способности для отражения нового готского нашествия, он пал жертвой интриг своего соперника, Олимпия. Рим был трижды осажден готами. Первая осада была снята вследствие уплаты большого выкупа; вторая имела своим следствием поставление со стороны Алариха императором некоего Аттала, которого он впоследствии низложил в неудовольствии за его неспособность, и в третьей осаде город был взят и разграблен. В течение этого периода (404–410 гг.) мы постоянно слышим о мятежах в различных провинциях, о восстании варваров, допущенных в пределы римских владений, и о нашествиях новых орд из заграничных стран. Эти нашествия более всего выпадали па западную половину империи. В 404 году, Гонорий, находя себя в опасности от готов в Милане, переселился в Равенну, которая в течение трех следующих столетий, несмотря на все перемены в правительстве, продолжала считаться столицей Италии¹⁶¹⁴.

В 408 году Аркадию наследовал его сын, Феодосий II, семилетний мальчик. Юный государь был сначала под опекой Анфимия, и с 414 года – под опекой своей сестры Пульхерии, которая в течение почти сорока лет держала в своих руках верховную власть на Востоке¹⁶¹⁵. Гонорий царствовал до 423 года.

Слабость правительства, вторжения варваров и перемены в администрации препятствовали принятию какой-нибудь выдержанной и однообразной политики в деле подавления язычества. Как на Востоке, так и на Западе не раз издавались законы об отмене жертвоприношений¹⁶¹⁶ и о конфискации тех жалований и аренд, которые доселе предоставлялись языческому жречеству; но необходимость частых повторений этих законов, равно как и случайные послабления этих законов, показывают, что они приводились в исполнение весьма нестрого. Замечательно, что часто высказываются угрозы тяжелыми наказаниями против властей, которые окажутся небрежными в приведении этих законов в исполнение ¹⁶¹⁷; как будто правительство знало, что среди его местных должностных лиц было много таких, от которых трудно было ожидать охотного содействия этим законам. В 408 году, во время управления Олимпия, Гонорий издал закон, по которому все, кроме исповедующих православное христианство, лишались права на службу при дворе. Но Генерид, командир войск в Риме, один из варварских вождей, от оружия которых в это время зависели выродившиеся римляне, с негодованием сбросил с себя знак своего полномочия, отказался от всякого изъятия, которое бы не простиралось на других язычников, и до такой степени устрашил императора, что он поспешно отменил это постановление¹⁶¹⁸. На Востоке, однако же подобные законы были издаваемы как Аркадием, так в юным Феодосием¹⁶¹⁹.

К концу IV столетия, среди язычников ходил рассказ, будто ап. Петр, при посредстве магических чар, открыл, что христианство просуществует 365 лет и затем погибнет¹⁶²⁰. Период этот был расширен до 398, и надежды языческой партии воспрянули опять; но они были разочарованы, и за ними следовали и другие разочарования. Варварский предводитель Радагес, который, будучи сам язычником, естественно сочувствовал и был низвергнут Стилихоном (406 г.). Когда Аларих в первый раз осадил Рим, языческие члены сената приписывали эти бедствия империи пренебрежению к обрядам, которыми их отцы получали милость богов и возвели свою страну на степень высшей славы. Какие-то тусканские прорицатели, заявлявшие, будто бы они спасли Нарни от нашествия неприятеля низведением молний на него, предлагали подобным же образом избавить Рим посредством своих причитаний и жертвоприношений. По свидетельству одного языческого писателя, даже будто бы епископ Иннокентий согласился на этот опыт, под условием лишь, чтобы он сделан был тайно, «предпочитая при этом спасение города своему собственному мнению». Тусканцы, однако же, настаивали, как на существенном условии, чтобы обряды были совершены со всей формальностью и общенародностью, от имени государства и в присутствии сената, и так как сенаторы отказались дать подобного рода санкцию идолослужению, то прорицатели были отпущены ни с чем¹⁶²¹. Этот рассказ, вероятно, имеет своим основанием лишь то, что язычники желали воспользоваться общественной опасностью, с целью достигнуть восстановления своей религии. Аттила, хотя и крещенный в арианство, льстил им восстановлением древних обрядов; но их радость скоро была пресечена его низложением.

Варварские нашествия были в действительности весьма гибельны для язычества. Не было ни одного примера, когда бы варвары принимали старую религию Греции или Рима: они или держались суеверий своих собственных предков, или принимали какую-нибудь форму христианства. Аларих и его готы, бывшие арианами, направляли свою ярость против языческих храмов даже сильнее, чем христиане империи, и, ко времени нашествия (396 г.), именно Алариха в Грецию, относится уничтожение Элевсинских мистерий (Елевзинские таинства). При взятии Рима храмы (языческие) подверглись нападению, между тем как церкви пользовались почтением, и те, кто искали убежища в них, находили пощаду, а некоторые, по крайней мере из готских воинов, проявляли в своем поведении к беззащитным, некоторое влияния на себе исповедуемой ими религии¹⁶²². В бедствиях, постигавших Рим, христиане видели мщение Бога. Среди них ходил рассказ, что Аларих во время похода был упрашиваем одним святым иноком пощадить город, и он отвечал, что идет туда не по своей собственной воле, но его постоянно побуждает взять этот город некто Великий¹⁶²³. Язычники со своей стороны относили все бедствия времени на счет христианства, – каковое мнение бл. Августин отвергал во многих проповедях, и в опровержение же которого он предпринял свой великий труд «О граде Божием», написанный между 412 и 426 годами. С этой же целью Орозий Испанец, по желанию Августина написал, около 417 года, очерк всемирной истории, в которой он доказывает, что древние века были так же бедственны, как и его собственное время, и народы бедствовали даже еще больше, так как они не имели для себя спасения в истинной религии¹⁶²⁴.

Язычество, однако, долго прозябало еще. На Востоке Феодосий, в законе от 423 года, по-видимому, спрашивает, есть ли еще у язычества приверженцы; но сомнение в этом отношении опровергается ясными фактами¹⁶²⁵. Главная твердыня старой религии, однако же находилась на Западе. В некоторых округах дух ее был еще столь силен, что христиане, пытавшиеся приводить в исполнение законы против храмов и идолов, были убиваемы разъяренными язычниками¹⁶²⁶. Во многих местах, где исповедовалась христианская религия, старые боги-покровители еще занимали свое прежнее положение, и кроме значительного проникновения языческого духа в христианство этого времени, многие чисто языческие идеи и обычаи еще удерживались и среди христиан. Переход прозелитов в христианство был часто лишь внешним, так как приверженцы старой религии не были вообще расположены ни терпеть из-за нее, ни лишаться выгод, связанных с исповеданием новой веры, то многие из них принимали крещение, и впоследствии, при первом удобном случае, опять объявляли себя язычниками. Отсюда возникла необходимость в тех частых постановлениях против вероотступничества, которые были бы необъяснимы, если бы отступники всегда были действительно христианами¹⁶²⁷.

Африка была главным оплотом язычества, и там раздоры донатистского раскола много содействовали ему. Бл. Августин советовал кроткий способ обращения с идолопоклонниками, как наиболее полезный и действительный. «Сначала», – говорит он, «мы постараемся низвергнуть идолов в их сердцах. Когда они сами сделаются христианами, то или пригласят нас к доброму делу разрушения их идолов, или предупредят нас в этом. Между тем мы должны молиться за них, а не гневаться на них»¹⁶²⁸. Он жалуется, что христиане принимали участие в языческих церемониях и увеселениях. Собор, состоявшийся в Карфагене в 399 году, побуждал императора запретить известные пиршества, которые были одним из главных средств поддержания старой религии, а также приказать разрушить все остатки идолопоклонства вместе с храмами, находившимися в деревнях¹⁶²⁹. Правительство еще не было подготовлено к таким мерам; в том же самом году были изданы повеления о совершении общественных увеселений, хотя и без жертвоприношений или суеверий, и чтобы тем из храмов, которые не содержали в себе ничего незаконного, не было наносимо никакого вреда¹⁶³⁰. Но девять лет спустя, законом, предназначенным для всей империи, подобные пиршества были запрещены, и епископы были уполномочены уничтожать все памятники идолопоклонства¹⁶³¹. Те из храмов, которые не представляли никакой красоты в своей архитектуре, были разрушены. Состоялось повеление, чтобы храмы в городах или пригородах обращены были для общественного употребления; многие были закрыты и оставались пустыми, пока не воспользовались ими христиане и не обратили их в церкви¹⁶³².

Старая римская аристократия, которая держалась религии своих предков более из гордости, чем по убеждению, вследствие взятия Рима была рассеяна. Многие из ее членов выселились в свои владения в Африке, Египте, или в других местах, и языческие интересы вследствие этого сильно пострадали. Но в деревенских частях Италии, не смотря на упомянутый уже закон 408 года, которым землевладельцам повелевалось разрушать храмы в своих имениях¹⁶³³, древнее идолослужение продолжало существовать, пока в позднейшее время оно не настигнуто было в своих собственных убежищах и не истреблено трудами монахов.

К царствованию Гонория относится отмена гладиаторских зрелищ в Риме, против которых долго и напрасно боролись христианские учителя¹⁶³⁴. Когда император после победы Поллентийской праздновал триумф играми этого рода, Телемах, восточный монах, прибывший в Рим с целью протестовать против них, выскочил на арену и пытался разлучить борющихся, но был до смерти побит камнями зрителями, рассвирепевшими за это вмешательство в их удовольствие. Император признал, что такая смерть заслуживала почестей мученичества, и, с целью успокоить свой народ, ярость которого уступила место раскаянию, отменил эти бесчеловечные зрелища¹⁶³⁵.

2. Споры, касательно мнений Оригена, начавшиеся в течение его жизни, продолжались и после его смерти. Мученик Памфил, вместе с Евсевием Кесарийским, писал в защиту его¹⁶³⁶. В великом споре IV столетия его имя упоминалось часто, и дух его учения подвергался многим обсуждениям; потому что в то время как ариане добивались его авторитета в свою пользу и некоторые из их крайних противников, каковы Маркелл Анкирский, называли его отцом арианства, его православие поддерживалось св. Афанасием и другими поборниками кафолической веры¹⁶³⁷. Пока арианство и связанные с ним учения поглощали все внимание, мнения Оригена по другим предметам не возбуждали никаких вопросов. Его сочинения оказывали важное влияние на учителей Восточной церкви; но хотя эти последние вообще ограничивались извлечением из его назиданий, не считая его безупречным, было две крайних партии, из которых одна отвергала его как еретика, а другая безупречно была предана ему. Так, в то время, как монахи Нитрийские находили в его трудах пищу для своего мистического и духовного направления ума¹⁶³⁸, Пахомий предостерегал своих учеников против Оригена, как опаснейшего из соблазнителей, учение которого может привести читателя к погибели¹⁶³⁹.

На Западе Ориген был известен только по имени, но общее впечатление было не благоприятно ему¹⁶⁴⁰. Бл. Иероним пытался установить более благоприятное для него мнение переводом некоторых частей его сочинений и внесением их в комментарии на св. Писание. В письме, написанном во время его пребывания в Риме, он с восторженной похвалой говорит о «неутомимом»¹⁶⁴¹ александрийце, и говорит, что он был осужден в Риме «не за новшества своих учений, не за ересь, как восстают теперь против него бешеные собаки, но потому, что его враги были не способны вынести славы его красноречия и учености»¹⁶⁴². После своего окончательного удаления в Вифлеем, Иероним возобновил знакомство прежних дней с Руфином, уроженцем диоцеза Аквилейского. Руфин жил 8 лет в Египте¹⁶⁴³, где он посещал монахов, занимался науками под руководством слепого Дидима, и потерпел во время гонения Валента¹⁶⁴⁴. Теперь он поселился на горе Елеонской вместе с Меланией, знатной и благочестивой римской вдовой, и был рукоположен во пресвитера Иоанном, епископом Иерусалимским¹⁶⁴⁵. Иероним подружился с ним весьма близко, и прославлял его добродетели даже в преувеличенных терминах¹⁶⁴⁶, и друзья сходились в высоком почитании Оригена.

В 396 году с Запада прибыл в Иерусалим один паломник, по имени Атербий, и привыкнув там слышать имя Оригена в неблагоприятном смысле, он был крайне удивлен, найдя, что оно пользовалось высоким почетом. По свидетельству Иеронима, он резко стал обвинять Руфина в оригенизме, но зная тесную дружбу, существовавшую между ними, включил в это обвинение и Иеронима. Иероним, чрезвычайно чувствительный к своей репутации в деле православия, с великой живостью отверг это обвинение говоря, что он читал Оригена только так, как он читал и труды еретиков; причем Руфин отказался иметь какое-нибудь общение со своим обвинителем, и не выходил из своего дома до тех пор, пока Атербий не оставил Иерусалим¹⁶⁴⁷. Вскоре после этого события, Иерусалим был посещен Епифанием, епископом Констанции (прежде Саламин), на острове Кипре, и митрополитом этого острова. Епифаний был воспитан в монашестве, и в то время ему было уже более 80 лет от роду. Это был человек обширной начитанности, владел языками: греческим, сирийским, еврейским, египетским и латинским, и пользовался необычайной славой за свою святость, так что ему приписывались даже чудеса и пророчества. В своем сочинении «О ересях» (394 г.), он весьма сильно высказывался против Оригена¹⁶⁴⁸, оценить которого делали его неспособным как его характер, так и воспитание; и он был связан с Иеронимом который провел с ним несколько времени на острове Кипре, во время своего путешествия из Рима на Восток¹⁶⁴⁹.

По прибытии своем в Иерусалим, Епифаний воспользовался гостеприимством епископа Иоанна, и любезно относился к Руфину. Об оригенистическом вопросе не упоминалось между ним и его хозяином. Но Епифаний, проповедуя в церкви Воскресения, разразился сильным обвинением против оригенистов, которое, видимо, предназначалось отчасти и для епископа. Иероним упрекает Иоанна в том, что он непристойно выразил свое нетерпение взглядами и жестами, и заявляет, что он посылал своего архидиакона просить, чтобы проповедник не продолжал говорить об этом предмете. Когда оба эти епископа направлялись в церковь св. Креста, где предполагалось совершить другое богослужение, то им трудно было проникнуть через народные массы, которые теснились вокруг Епифания, целуя его ноги, прикасаясь к краю его одежд и выставляя детей для получения его благословения. Эти знаки благоговения будто бы возбудили зависть Иоанна, и за следующим богослужением он стал проповедовать против антропоморфизма¹⁶⁵⁰, видимо с намерением обвинить Епифания в этом заблуждении, которое не было необычным среди крайних противников Оригена. Старец, когда до него дошла очередь говорить, объявил, что он одобряет все, сказанное Иоанном; что он осуждает антропоморфизм, и в свою очередь просит, чтобы Иоанн подверг анафеме оригенство¹⁶⁵¹. Начавшийся тогда спор делался более и более ожесточенным. Епифаний, в крайнем неудовольствии по случаю произнесенной Иоанном проповеди, оставил Иерусалим и удалился в Вифлеем. Впоследствии он писал монахам Иеронима, внушая им прервать общение со своим епископом, и в диоцезе Елевферопольском он насильственно рукоположил Павлиниана, брата Иеронима, в должность диакона и пресвитера, с целью священнослужения монахам вифлеемским¹⁶⁵². Иоанн сильно протестовал против такого вмешательства в его епископские права, и отсюда завязался ожесточенный спор, который перешел в вопросы об учении, дисциплине и личном поведении. Заблуждения, приписывавшиеся Оригену, были подведены под восемь глав. Он был обвиняем в еретических взглядах на отношение божественных лиц; в странных и нездравых мнениях касательно предсуществования душ; спасения диавола и злых духов; воскресения мертвых; состояния человека до и после падения; и в своеобразном иносказательном перетолковании Св. Писания, доходившем даже до отрицания в нем буквальной истины¹⁶⁵³. Иероним, со своей обычной ожесточенностью, сделал нападение на Руфина и Иоанна. Он жаловался, что епископ возражал ему недобросовестно, что он пытался отвечать только на три из восьми обвинений, и что вместо обсуждения вопроса об учении, он постоянно останавливался на неправильности рукоположения Павлиниана¹⁶⁵⁴. Напрасно Архелай, начальник Палестины, и Феофил, епископ Александрийский, пытались выступить в качестве посредников; но наконец, когда Руфин готов был оставить св. Землю в 397 году, он и Иероним торжественно примирились между собой в алтаре церкви Воскресения¹⁶⁵⁵. Спор, однако же, скоро возобновился. Руфин поселился в Риме (Авг. 398 г.), где один его друг, занятый одним трудом по астрологии, спросил его, каковы были мнения Оригена по этому предмету, так как он сам был незнаком с греческим языком¹⁶⁵⁶. В ответ на эту просьбу Руфин перевел «Апологию» Памфила и собственный трактат Оригена «О началах», самое спорное и подозреваемое из всех его сочинений¹⁶⁵⁷. Перевод этот (в котором, только и известна теперь большая часть этой книги) был сделан необычайным образом. Так как сам Ориген жаловался, что его труды подверглись фальсификации, то Руфин предположил, что подозрительные места составляли собой вставки еретиков, и изменил их так, что они могли согласоваться с его собственными воззрениями на православие, с другими местами из сочинений автора. В ответ на предположение о фальсификации, Иероним хорошо заметил, что Памфил и Евсевий не прибегали к подобному доводу в своей защите Оригена¹⁶⁵⁸, и что никто не вправе был подобными способами приводить Оригена к соглашению с самим собой, так как он не только мог изменять свои мнения в течение своей долгой жизни, нo даже заведомо признавал, что различие в характере между экзотерическим и эзотерическим учением давало право на различие в изложении. Заведомо подвергнув текст своей насильственной редакции, Руфин несколько непоследовательно заклинал читателей и переписчиков, во имя Бога и мыслью о воскресении и вечного огня, не делать никаких опущений, прибавлений, или каких бы то ни было изменений в преобразованном им сочинении «О началах»¹⁶⁵⁹.

Иероним, о давней преданности которого Оригену с ненавистью упомянул Руфин в своем предисловии, был побуждаем своими друзьями, Паммахием и Океаном, предложить знаменитого александрийца в его истинном характере посредством более точного перевода, и он исполнил их желание ¹⁶⁶⁰. В письме к тем, которые просили его об этом деле, он искренне восставал против всякого подозрения в оригенизме. «Я хвалил его», – говорит он, «как толкователя, но не как догматического учителя, – за его гений, а не за его веру, как философа, а не как апостола ... Если вы верите мне, то я никогда не был оригенистом; если вы не верите мне, то я теперь перестал быть таковым»¹⁶⁶¹. Вопрос теперь заключался не в том, здравы ли известные мнения, но в том, держался ли их Ориген, и продолжали ли держаться их его поклонники, не смотря на все протесты в противном смысле. Находя, что хотя его объяснения были достаточно удовлетворительными для папы Сириция и других итальянских епископов, но что его положение в Риме сделано было невыносимым, благодаря влиянию Иеронима, Руфин удалился в Аквилонию, имея при себе рекомендательное письмо от Сириция, который умер вскоре после этого¹⁶⁶². Следующий епископ Рима (26 ноября 598 г.), Анастасий, был побуждаем заняться этим предметом со стороны Феофила Александрийского, который сам объявил себя против оригенизма, между тем как дома он был побуждаем настойчивостью Марцеллины и других (главным образом благочестивых и знатных дам), которые находились под руководством Иеронима¹⁶⁶³. Вследствие таких просьб, Анастасий вызвал Руфина в Рим, и, на его заявление, что в Аквилее его удерживали семейные обстоятельства, епископ, не высказываясь против самого Руфина, осудил Оригена и переводы его произведений, заявляя, что до появления этих переводов он не знал «кто такой Ориген и что он писал». В письме, содержащем этот приговор, упоминается также об императорском указе (о котором иначе ничего не известно) против чтения сочинений александрийца¹⁶⁶⁴. Иероним и Руфин продолжали борьбу гневными апологиями, в которых их прежняя дружба воспоминалась только в видах произнесения укоров друг другу на основании различных изречений и действий прежних дней, Августин был так огорчен при виде подобного спора между двумя лицами, находившимися в преклонном возрасте и пользовавшимися большой славой в учености и благочестии, старыми друзьями также и сотоварищами по изучению св. Писания, что в собственном письме к Иерониму и предполагая, что его заявления верны, он мог только выразить свою скорбь по случаю столь непристойного зрелища¹⁶⁶⁵. Иероним, в одном из своих трактатов, принимает тон сравнительно более умеренный и кроткий. Он просит Руфина оставить все это дело (401 г.); если, говорит он, они возбуждались в юности, то должны быть благоразумнее в зрелых летах, и радоваться усовершенствованию друг друга; но с непоследовательностью, не необычной у полемистов, советующих другим умеренность, он настаивает, что разногласия между ними должно закончиться на его собственных условиях, именно под условием, чтобы его противник присоединился к нему в отречении от Оригена¹⁶⁶⁶.

Руфин, по-видимому, наконец, утомился этим спором и перестал писать. Он был изгнан из Аквилеи бедствиями Италии, и еще раз отправился с Меланией в Св. Землю, но умер (410 г.) на пути туда в Сицилии, откуда он видел на противоположном берегу пожарищи от опустошений, производившихся войском Алариха. Иероним в позднейшее время говорит о нем под именем Srunnius’a (ворчуна)¹⁶⁶⁷, и в своем предисловии к книге пророка Иезекиля, он упоминает о смерти своего противника в словах, которые обнаруживают не ослабевшее раздражение: «Скорпион этот погребен под почвой Сицилии вместе с Энкеладом и Порфирионом; многоглавая гидра перестала шипеть против нас»¹⁶⁶⁸.

3. В другом месте с оригенистическим спором связывается судьба одного из знаменитейших мужей, какие только украшали собой древнюю церковь.

Иоанн, за свое красноречие получивший название Хризостома (то есть, Златоуста), родился в Антиохии около 347 года. Еще в юности он лишился своего отца, знатного военного сановника и предоставлен был попечению благочестивой и истинно доблестной матери Анфусе¹⁶⁶⁹. Он сделался учеником знаменитого ритора Ливания, но непрерывным изучением св. Писания предохранен был от опасностей, которым вера христианских юношей подвергалась в языческих школах; и на его учителя такое сильное впечатление произвели его таланты, что на просьбу, спустя несколько лет, назначить себе преемника на кафедре, он отвечал, что Иоанн был бы самым достойным, если бы христиане не похитили его. В двадцатилетнем возрасте Златоуст начал заниматься адвокатурой; но его совесть смущалась проделками, которые были обычны среди адвокатов Антиохии, и он решил посвятить себя религиозной жизни¹⁶⁷⁰. В это время он принял крещение от епископа Мелетия, и так как настойчивая и пламенная просьба Анфусы удержала его от исполнения им его желания, – сразу же предаться монашескому уединению¹⁶⁷¹, то он рукоположен был в чтеца, и продолжал жить с ней (367–370 г.), ведя строго аскетический образ жизни до самой ее смерти, после которой он удалился в горы близ Антиохии. Здесь он провел четыре года в монастыре и жил два года в качестве отшельника в пещере, когда болезнь, навлеченная на него суровым образом жизни, принудила его возвратиться в город¹⁶⁷². В 381 году он был рукоположен в диакона, и в этом сане он написал свое рассуждение «О священстве», которое несмотря на различие в обстоятельствах, доселе сохраняет высокое значение в качестве руководства при исполнении пастырского долга. В 386 году Флавиан рукоположил его во пресвитера, и назначил его главным проповедником в Антиохии. В этой должности его красноречие возбуждало необычайный восторг. Иногда свои проповеди он тщательно готовил, в другое время они были произносимы совершенно экспромтом, и иногда он соединял оба эти метода, уклоняясь от своего предполагаемого плана, с замечательной ловкостью и удачно пользуясь всяким предметом, который мог представиться в данный момент. Его дикция была отчетлива и плавна, пояснения многочисленны, разнообразны и удачны; он отличался самым здравым смыслом и знанием сердца, приобретавшимися скорее из его собственного внутреннего опыта, чем через сношение с другими. В своих объяснительных «Беседах», простирающихся на большую часть Нового Завета, включая и некоторые книги Ветхого, он держится буквального смысла св. Писания, и никогда не теряет из вида нравственного приложения. Среди его других «Бесед», наиболее знамениты беседы «О статуях», произнесенные по случаю мятежа, во время которого в Антиохии были низвергнуты статуи Феодосия и его семейства¹⁶⁷³. Когда жители трепетали в ожидании какого-нибудь страшного наказания, и престарелый Флавиан отсутствовал, находясь в депутации, отправленной к императору с просьбой о помиловании (387 г.), Златоуст ежедневно проповедовал трепещущим толпам тоном торжественного и возбуждающего красноречия. Кафедра его торжествовала над театром и цирком, которым обыкновенно предано было население Антиохии, и проповедник старался о том, чтобы сделать этот временный страх и возбуждение основанием для прочного нравственного усовершенствования¹⁶⁷⁴.

Когда Златоуст был уже почти двенадцать лет проповедником Антиохии, в сентябре 397 года, вследствие смерти Нектария, сделалась вакантной кафедра Константинопольская. Обладание столь знатным достоинством возбуждало много честолюбия, кандидаты прибегали к разным темным интригам и домогательствам, и партийный дух находился в сильном возбуждении. Наконец император Аркадий просил положить конец этому смятению назначением какого-нибудь епископа, и его выбор пал на Златоуста, под влиянием евнуха Евтропия, который при последнем путешествии своем в Сирию, с восторгом слушал красноречие этого великого оратора. Министр этот, быть может, рассчитывал извлечь пользу для своей собственной репутации от столь похвального употребления своего патронатства, а быть может также надеялся обеспечить себе на основе благодарности полное послушание себе епископа. Так как было основание опасаться, что народ антиохийский поднимет мятеж, если проповедник их будет открыто взят у них, то Златоуст был приглашен правителем Востока в одно загородное место, и оттуда тайно отправлен был в Константинополь¹⁶⁷⁵.

С целью придать его наречению возможно большую торжественность, по этому случаю был созван собор. Феофил Александрийский, на просьбу принять главное участие в посвящении нового епископа, медлил из зависти к тому преимуществу, которое недавно придано было Константинополю в сравнении с его собственной кафедрой, и из желания, чтобы вакансия была занята кем-нибудь из александрийского духовенства; потому что его искусство в чтении выражений лица при первом же свидании предостерегало его, что он не мог ожидать найти себе послушное орудие в Златоусте. Евтропий, однако же, достав список обвинений против него и угрожая привлечь его к суду за его различные незаконные дела, заставил египетского примата принять приглашение, и Златоуст был посвящен 26 февраля 398 года¹⁶⁷⁶.

Красноречие, приобретшее ему восторженную любовь в Антиохии, было не менее блестящим и в Константинополе. Народные массы столицы стекались слушать его, и ревностно стояли за него в его последующих испытаниях; да и среди благорасположенных высших классов (особенно среди благочестивых дам) его влияние скоро сделалось также весьма сильным¹⁶⁷⁷. Его внимание сильно было занято арианской ересью, которая несмотря на строгость карательных законов, продолжала прозябать среди греков, причем была даже открытым верованием варварских готов, которые теперь составляли многочисленную и сильную партию в Константинополе. С целью обращения их в православие, он посвящал духовенство из их собственного племени, отдал одну из церквей для богослужения на их родном языке, и сам часто проповедовал там, причем его слова переводились на готский особым переводчиком¹⁶⁷⁸. Когда гот Гена, пользовавшийся в это время большим влиянием в Константинополе, потребовал особой церкви для отправления арианского богослужения, то на совещании, в присутствии императора, один только Златоуст осмелился сделать твердое отрицательное заявление и принудил Аркадия отказать ему, и этим поведением, столь резко отличающимся от поведения малодушного двора, он приобрел уважение себе даже со стороны самого варвара¹⁶⁷⁹. Ревнуя таким образом о подавлении при содействии заблуждения в своей собственной сфере, архиепископ также старался о распространении Евангелия, отправляя миссии к необращенным готам и скифам¹⁶⁸⁰. Получив и императорское позволение на разрушение храмов в Финикии, достигнутое его женскими друзьями, он много содействовал уничтожению древнего идолопоклонства¹⁶⁸¹.

Влияние его было весьма благотворным для исцеления раскола в его родном городе. По смерти Павлина (388 г.), который признавался в качестве епископа Антиохии в Египте и на Западе, его партия посвятила Евагрия; но этот епископ прожил недолго, и они опять остались без главы. Благодаря вмешательству Златоуста, в первом году его епископства, как Иннокентий Римский, так и Феофил были уговорены признать Флавиана, который затем внес имена как Павлина, так и Евагрия в диптихи своей церкви. Так позднейший раскол (тот, к которому подал повод Люцифер посвящением Павлина¹⁶⁸²), был закончен, хотя некоторые остатки староевстафиевой партии продолжали существовать и без всякого епископа. Раскол этот был окончательно уничтожен примирительными мерами Александра, епископа Антиохийского в 415 году¹⁶⁸³.

Но хотя новое положение Златоуста теперь было более видным, чем то, которое он занимал прежде, вместе с тем оно подвергало его также и опасностям, которых он совершенно не знал дотоле. Хотя он весьма в большой степени обладал таким знанием сердец, которое делало из него мудрого практического учителя религии, он, однако же страдал тем недостатком в знакомстве с миром и в проникновении в личный характер, которые необходимы для оправления важной должности и нигде так необходимы, как на высокой церковной должности. Его темперамент от природы был горячий, и противодействие, которое он встречал в своих усилиях в деле преобразований, вызывало его к выражениям гнева, которые возбуждали против него врагов, и давали им в руки оружие против него¹⁶⁸⁴.

Преобразование, в действительности, было весьма необходимо. Нектарий, состарившись в обычаях светского сана, после своего внезапного возвышения на епископию, мало изменил их, и при нем духовенство Константинополя приняло вообще легкий образ жизни, так что некоторые из среды его даже производили общественное смущение своим поведением. Златоуст продал богатые ковры и прекрасную мебель, принадлежавшую его предшественнику; он даже продал некоторые из мраморных и других украшений церкви, с целью получить деньги для основания госпиталей и других благотворительных учреждений; он тратил весь свой доход на подобные дела, и своим содержанием обязан был благочестивой вдове Олимпиаде. Частью вследствие нелюбви к обыкновенному обществу и частью по слабому здоровью, он всегда обедал один, никому не давая и ни от кого не принимая гостеприимства, и тем, которые желали занимать его пустым разговором, он ясно давал знать, что тяготится ими. Полная противоположность между таким образом жизни и образом жизни прежнего епископа естественно бросалась в глаза к его невыгоде, и сделалась основой для обвинения его в гордости, угрюмости и скаредности¹⁶⁸⁵. Епископы, посещавшие Константинополь, не находили более епископского дома открытым для себя, потому что Златоуст считал это не нужным, так как было весьма много верующих, среди которых, по его предположению, они вполне могли находить себе приют и гостеприимство¹⁶⁸⁶. Акакий Беррейский¹⁶⁸⁷, в Сирии, был так раздражен неудовлетворительностью неудобств, представленных ему во время посещения им столицы, что он, будто бы, воскликнул: «Я приберегу его горшок для него!»¹⁶⁸⁸.

Златоуст пытался поднять нравственность среди своего духовенства введением простоты жизни и побуждением его к более деятельному служению церкви¹⁶⁸⁹. Некоторых из них он низложил по обвинениям даже в убийстве и прелюбодеянии, и обратил внимание на обычай содержания «духовных сестер»¹⁶⁹⁰. Установление богослужений ночью в пользу лиц, не имеющих возможности присутствовать при дневном богослужении, чрезвычайно возмущало некоторых лиц из духовенства, покой которых нарушался наложением таких добавочных обязанностей. В деле своего обращения со своими духовными собратьями, архиепископ, по-видимому, слишком находился под влиянием своего архидиакона Серапиона, человека гордого, заносчивого и не пользовавшегося популярностью, который будто бы говорил ему, что единственное средство управлять ими заключалось в том, чтобы «гонять их всех одной палкой»¹⁶⁹¹. Среди монахов также было много таких, которые относились к архиепископу с недружелюбием; потому что он не скрывал, что пропорционально его любви к монашеской жизни в нем было и негодование против бродячих и алчных лицемеров, позоривших это звание, и он возбудил много неудовольствия, как среди монахов, так и среди духовенства советом Олимпиаде, чтобы она пользовалась своей щедростью не без разбора.

В то время как его популярность, как проповедника, возбуждала зависть, его красноречие иногда увлекало его до употребления выражений, которые легко могли подвергнуться перетолкованию. Так, он будто бы сказал в одной проповеди: «если ты грешишь и каешься тысячу раз, приходи сюда». Нет сомнения, что предполагаемое значение этих слов было невинно (если в действительности они сказаны были вообще); но Сисинний, новацианский епископ, который с суровыми понятиями своей секты касательно покаяния несколько несообразно сочетал славу в отношении остроумия и красоты в одежде и образе жизни, воспользовался этим случаем для того, чтобы написать против него книгу¹⁶⁹². Златоуст также возбудил вражду к себе той беспощадностью, с которой он нападал на господствующие пороки, простирая свои укоры далее до императорского двора. Хищничество, к которому прибегала императрица Евдокия для содержания своих евнухов, вызывало его не только к тайным протестам, но и к публичным порицаниям.

Евтропий был разочарован в своей надежде иметь подручного себе епископа, и часто спорил со Златоустом. Жертвы несправедливостей этого любимца, часто искали убежища в церквях, и он добился от слабого императора закона в отмену этого преимущества за святилищем. Но вскоре затем сам Евтропий неожиданно подвергся немилости, вследствие чего он в ужасе бежал в соборную церковь и ухватился за жертвенник, ища в нем защиты (399 г.). Златоуст воспротивился воинам, которые были посланы схватить павшего министра, и на следующий день, когда церковь была переполнена таким множеством народа, как обыкновенно собиралось только на Пасху¹⁶⁹³, он произнес беседу о неустойчивости человеческого величия. В то время, как Евтропий жалко лежал у подножия святого престола, архиепископ напомнил ему о его недавнем противодействии этому самому преимуществу, в котором он теперь искал себе спасения, и просил все собрание ходатайствовать о нем перед императором и перед Богом. Это обращение, очевидно имевшее своей целью утишить гнев слушателей указанием на жалкое состояние Евтропия¹⁶⁹⁴, было перетолковано в смысле злорадства его бедствию, и в то же самое время усмотрено было преступление в самой защите, которую Златоуст оказал евнуху. Архиепископ был даже арестован и приведен к императору; но он безбоязненно отстаивал право церкви защищать несчастных, и право это было признано, хотя Евтропий, оставляя святилище, опять возбудил против себя своих врагов, и вследствие своей запальчивости был предан смерти¹⁶⁹⁵.

В последние дни 400 года Златоуст отправился в Эфес. Антонин, епископ этого города, обвинен был в продаже рукоположения епископам и в других преступлениях, но умер, раньше, чем обвинения эти могли подвергнуться удовлетворительному расследованию, и ефесское духовенство требовало вмешательства архиепископа Константинопольского. Шесть епископов были обвинены в покупке своей должности от Антонина, и были низложены, Златоуст рукоположил нового епископа для Эфеса, и на своем обратном пути он лишил сана нескольких недостойных епископов, и перевел несколько церквей от сектантов к православным¹⁶⁹⁶. Некоторые из его дел, впоследствии были поставлены ему в вину, как совершенные в превышение его собственной юрисдикции, и в то же время Севериан, епископ Габальский, в Сирии, знаменитый проповедник, которому он поручил свою паству, деятельно старался о замещении его. Златоуст, будучи извещен об этом своим архидиаконом Серапионом, с которым не в ладах был Севериан, запретил ему проповедовать в Константинополе. Севериан удалился из города, но был возвращен императрицей, которая добилась примирения между ним и архиепископом¹⁶⁹⁷. Но желание мщения кипело в груди Севериана, да и кроме него было много других, самолюбие которых задел Златоуст, – духовенство, монахи, царедворцы, знатные дамы и даже сама императрица. Акакий Веррейский (о недовольстве которого было уже упомянуто) и Антиох, другой сирийский епископ, стали на сторону Севериана. Они старались происками в Антиохии найти какое-нибудь основание для обвинения в прежней жизни архиепископа, и хотя в этом отношении злоба их потерпела полную неудачу¹⁶⁹⁸, они, однако скоро нашли неожиданный случай для удовлетворения ее.

Тимофею в Александрии, в 385 году, наследовал Феофил, и он занимал кафедру до 412 года. Это был человек способный, смелый, хитрый, беззастенчивый, испорченный, хищный и властолюбивый. В первом споре между Иеронимом и Руфином он играл достойную роль посредника¹⁶⁹⁹. Его собственные наклонности несомненно были в пользу Оригена; он даже низложил епископа, по имени Павла, за его враждебность к этому учителю¹⁷⁰⁰; но теперь он находил для себя выгодным вступить на совершенно иной путь действия.

Мы видели, что в то время как монахи нитрийские были поклонниками Оригена, другие среди египетских отшельников относились к нему враждебно. Последние в значительной степени впадали в заблуждение антропоморфизма. Так, о Серапионе, престарелом иноке, пользовавшемся славой великой святости, рассказывается, что когда его с большим трудом привели к признанию ложности этого мнения и когда друзья, беседовавшие с ним, возносили благодарение за успех своего дела, он вдруг вскричал, не найдя изображения, которое он действительно ставил перед собой во время молитвы: «Горе мне! Вы украли у меня моего Бога, и я не знаю, кому молиться»¹⁷⁰¹. Так как у Александрийских епископов был обычай при избрании годичных посланий, которыми устанавливалось время празднования Пасхи, присоединять некоторые пастырские наставления и по другим предметам, то Феофил в своем пасхальном послании в 399 году воспользовался случаем обличить антропоморфизм. Вследствие этого монахи, державшиеся этой доктрины, восстали против архиепископа как богохульника, и часть из них бросилась в Александрию с намерением, как предполагалось, убить его. Но когда Феофил приветствовал их словами: «Я смотрю на вас, как бы это было лицо Божье!»¹⁷⁰², они были умиротворены его кажущимся согласием с их мнениями; по их желанию, он осудил Оригена. С того времени он пользовался религиозной ревностью этих монахов и связывавшеюся с именем Оригена ненавистью, как орудиями для своих целей¹⁷⁰³.

Среди знаменитейших из нитрийских монахов были четыре брата, известные под названием «длинных или высоких братьев», – Диоскор, Аммоний (быть может тот самый, о решительном отказе которого принять епископство было упомянуто в предыдущей главе¹⁷⁰⁴), Евсевий и Евфимий. Феофил питал высокое почтение к этим братьям; он принудил Диоскора принять епископию Ирмопольскую – диоцез, в котором находилась Нитрийская гора, и вызвав Евсевия и Евфимия из их уединения, он пользовался их услугами в денежных делах своей церкви. Но занимаясь этим делом, они сделали чрезвычайно смутившее их открытие касательно средств, которыми Феофил добывал себе деньги для удовлетворения своей страсти к церковному строительству; вследствие чего, опасаясь, чтобы соучастием в этом деле не повергнуть свои души опасности, они оставили Александрию, под предлогом желания возвратиться к своей монашеской жизни. Феофил скоро узнал, что не это было главным для них побуждением и решил дать им почувствовать свое мщение¹⁷⁰⁵. Около того же времени Исидор, начальник госпиталя в Александрии ¹⁷⁰⁶, который был рукоположен во пресвитера Афанасием и которому было 80 лет от роду, навлек на себя немилость архиепископа противодействием ему в некоторых предполагавшихся денежных сделках. Феофил обвинил старца в омерзительных преступлениях, о которых он будто бы получил сведения 18 лет тому назад. Бумага, содержавшая это сообщение, случайно была затеряна, и Исидор, зная непреклонный характер своего гонителя, искал убежища в Нитрии¹⁷⁰⁷. Архиепископ возбудил антропоморфистских монахов против предметов своей ненависти, изображая их оригенистами; он добился от одного Александрийского собора осуждения их в оригенизме и волшебстве, донес на нитрийцев правителю Египта как на ослушников, наводнил их пустыню солдатами и враждебными монахами, и совершил много насилий, сжигая кельи, истребляя книги и другие находившиеся в них вещи, и даже убивая некоторых из отшельников. Диоскор был насильственно стащен со своего епископского седалища эфиопом и около 300 монахов были изгнаны из своего убежища (401 г.). «Длинные братья» отрекались от взводившихся на них мнений, говоря, подобно Руфину, что эти мнения были вставлены в сочинения Оригена еретиками. С более чем 80 сотоварищами они бежали в Палестину, и, будучи по настоянию Феофила изгнаны оттуда, они с 50 другими товарищами, искали убежища в Константинополе. Златоуст, узнав от некоторых членов Александрийского духовенства, находившихся в то время в столице, что эти люди были доброй жизни, снабдил их помещением в зданиях Анастасии и писал в их пользу к Феофилу; но хотя он и позволил им принимать участие в молитвах церкви, однако не допустил их к общению в евхаристии, чтобы не оскорбить этим архиепископа Александрийского¹⁷⁰⁸.

Такая деликатность, однако же была бесполезна. В Александрии рассказывали, что Златоуст допустил братьев к полному общению, и Феофил, одушевляемый не только александрийским соперничеством с Константинополем, но и личным нерасположением к человеку, которого он неохотно посвятил на кафедру «Нового Рима»¹⁷⁰⁹, гневно отвечал на его письмо пожеланием ему уважать 5-тый Никейский канон, которым повелевалось, чтобы все дела заканчивались в той провинции, где они возникли. Он также послал некоторых монахов для обвинения беглецов перед императором. Златоуст настойчиво отговаривал братьев от перенесения своих жалоб ко двору; но, услышав о шаге, сделанном их гонителем, они обратились к императрице, когда она была на пути в церковь, и умоляли ее подвергнуть расследованию перед собором известное обвинение против Феофила. Евдоксия была тронута их просьбами, и Феофил был вытребован в Константинополь; но так как он отсрочил свое появление, то его представители были допрошены префектом и, как ложные обвинители, были осуждены на тюремное заключение, в котором некоторые из них умерли до прибытия своего начальника¹⁷¹⁰.

Между тем Феофил распространял чудовищный ряд положений, которые он приписывал Оригену, и деятельно старался вербовать себе пособников¹⁷¹¹. Иероним, разъяренный своими спорами с Иоанном Иерусалимским и Руфином, охотно дал ему свою помощь: он превозносил Феофила похвалами и перевел на латинский язык три из его пасхальных посланий против Оригена, вместе с другими документами, относящимися к спору¹⁷¹². Несколько лет перед тем, Феофил заклеймил Епифания как еретика и раскольника на основании возводившегося на него антропоморфизма и его поведения в св. Земле¹⁷¹³; но теперь он обратился к нему с просьбой, чтобы он присоединился к движению, и написал в Константинополь и в другие места, с целью добиться общего осуждения оригенизма¹⁷¹⁴. На это Епифаний созвал собор Кипрских епископов, осудил чтение сочинений Оригена и письменно заявил желание, чтобы и Златоуст сделал тоже самое¹⁷¹⁵; но так как Златоуст не принимал никаких мер в этом деле, то старец сам отправился в Константинополь. Немедленно по прибытии туда, он рукоположил одного диакона, вопреки правам архиепископа, он отказался принять почести и гостеприимство, предлагавшееся ему Златоустом, и заявил, что он не будет иметь никакого общения с ним, если Ориген не будет осужден и «Длинные братья» не будут изгнаны. Златоуст отвечал, что он предоставил как Оригена, так и братьев суду созванного собора. Епифаний затем старался, хотя с весьма малым успехом, добиться определений против Оригена со стороны епископов, оказавшихся в Константинополе. Свидание с братьями однако же, по-видимому, убедило его, что дело его египетского союзника не совсем чисто, так что, не дождавшись предполагавшегося собора, он отправился в Кипр, и или на пути, или вскоре по прибытии домой, умер почти 100 лет от роду¹⁷¹⁶.

Феофил, наконец, отправился в Константинополь, и именно окружным, сухим путем, через Сирию и Малую Азию. Хотя он считался ответчиком и, как ожидалось, должен был явиться один¹⁷¹⁷, он был сопровождаем целой свитой египетских епископов и был настолько уверен в поддержке себе, что целью своей поездки он объявил низложение Златоуста. Он вступил в город с великой пышностью (18 июня 403 г.) и занял помещение в одном пригородном дворце, принадлежащем императору, где и оставался в течение трех недель, отказываясь от всякого общения со Златоустом и подкрепляя свое дело подкупами, гостеприимством, происками и другими подобными средствами, которые вернее всего могли склонить на его сторону влиятельных лиц¹⁷¹⁸. Аркадий, который, вероятно, еще не посвящен был в тайну политики Евдоксии, желал, чтобы Златоуст приступил к следствию; но архиепископ уклонился на том основании, что преступление, совершенное в другой провинции, не входит в область его юрисдикции¹⁷¹⁹.

Феофил, закончив свои план, потребовал от Златоуста явки перед собором при Дубе, в селении близ Халкедона, на противоположном Константинополю береге Босфора. Председателем этого собора был епископ Ираклийский, который, как митрополит провинции, в пределах которой воздвигнуто было новое иерархическое достоинство Константинополя, был естественно, склонен служить орудием унижения Константинопольского архиепископа. Против Златоуста был составлен длинный список обвинений, большей частью ложных, или грубо преувеличенных, и состряпанных Феофилом с помощью двух диаконов, низложенных за серьезные преступления¹⁷²⁰. Обвинения эти касались несправедливостей в управлении церковью и распоряжении ее суммами; его действий в отношении членов духовенства, из которых многие были извергнуты из сана, другие понесли жестокий укор и т. п.; его частных обычаев жизни; обрядовых неправильностей, излагавшихся им учений и употреблявшихся им в своих беседах выражений¹⁷²¹; но хотя оригенизм был предлогом для всех этих дел александрийского епископа, он не осмеливался включить его в список обвинений¹⁷²². Златоуст имел с собой 40 епископов, – представлявших собой более многочисленное собрание, чем собор его противников, и более добросовестно составленное, так как из 36 епископов, собравшихся при Дубе, только 7 принадлежали к Египетской провинции¹⁷²³. Он искренне просил своих сторонников избегать разрыва, даже хотя бы оказалось необходимым ему самому принести себя в жертву ради мира. Два епископа из враждебного собора вошли в это собрание, и дерзко потребовали, чтобы Златоуст явился на собор при Дубе. Окружавшие его епископы отвечали, что скорее Феофил должен бы прийти к ним и подвергнуться следствию перед ними; но Златоуст выразил готовность отвечать, на все обвинения перед неправильным судилищем под условием, если его явные враги, Феофил, Акакий, Антиох и Севериан, не будут допущены на заседание в качестве судей. Требование было повторено во второй и третий раз, но он продолжал оставлять его без внимания. После нескольких часов, проведенных в этих бесполезных сношениях, епископы Придубского собрания получили из дворца известие, побуждавшее их произнести решение; вследствие, чего они осудили Златоуста как ослушника и прибавили, что он повинен так же в измене, но что так как это преступление не их юрисдикции, то они предоставляли наказание за него императору. Аркадий не сделал всего того, что подсказывалось этим злобным приговором, но ограничился осуждением архиепископа на низложение и изгнание¹⁷²⁴.

Златоуст считал себя обязанным не оставлять своего положения, если не принужден будет силой. Он был заботливо охраняем своим народом в течение трех дней, пока, услышав, что император намеревался арестовать его, и опасаясь какого-нибудь серьезного мятежа, он сам не выдал себя, и немедленно был отправлен за Босфор¹⁷²⁵. Народ, узнав, что архиепископ находится под стражей, окружил дворец с криками о своем архипастыре, и в течение следующей ночи, город был поколеблен землетрясением. Императрица, встревоженная как опасностью мятежа, так и сверхъестественными ужасами, поспешно отправила посла к архиепископу с письмом, в котором уверяла его, что она неповинна в его изгнании и желала его возвращения. Между тем возбуждение в Константинополе было необычайное. Вступление Феофила в город послужило поводом для свалок между населением и его александрийскими матросами, и побоища сделались столь серьезными, что он нашел гораздо лучшим удалиться, а Севериан, который осмелился проповедать против Златоуста, был позорно изгнан¹⁷²⁶.

Возвращение архиепископа было приветствуемо с восторгом. Босфор был покрыт судами всевозможных объемов, переполненных народом, жаждавших приветствовать его. У него было намерение остаться вне города, пока не будет отменено его низложение собором большим, чем тот, который осудил его; но возбуждение народа и опасение, чтобы оно не направилось против императора, заставило его отравиться к соборной церкви, где, уступая крикам собравшегося народа, он занял свое место на седалище и произнес импровизированную речь, в которой нашествие на его церковь со стороны епископа Александрийского сопоставлялось с отнятием и вынужденным возвращением жены Авраамовой, царем Египетским¹⁷²⁷. Феофил немедленно отправился в Александрию, прикрывая свое поражение предлогом, что его паства не могла долее выносить его отсутствия ¹⁷²⁸.

Торжество Златоуста казалось полным; но не прошло двух месяцев, как его враги нашли новые основания для нападения на него. Близ собора была воздвигнута серебряная статуя императрицы, и открытие ее сопровождалось беспорядочными и несколько языческими увеселениями, которые были обычны при таких случаях. Архиепископ после того, как посланный им ко двору протест был перехвачен на дороге, выразил в одной беседе свое сильное осуждение сцен, происходивших почти у дверей его церкви, и его изречения, вероятно со злобным преувеличением, были так часто повторяемы, что императрица чувствовала себя крайне оскорбленной. Оскорбление это было усилено его проповедью на праздник Усекновения главы св. Иоанна Предтечи (29 Августа), которая будто бы начиналась словами: «Опять свирепствует Иродиада, опять беснуется Иродиада, опять ищет она главы Иоанна». Невероятно, чтобы Златоуст метил этими словами в императрицу; сомнительно, чтобы он и вообще употреблял их; но его враги или изобрели, или перетолковали их, и с новой надеждой возобновили свои козни¹⁷²⁹. Феофил не осмеливался опять появляться в Константинополе, но из своего собственного города направлял действиями Севериана и его других союзников ¹⁷³⁰ .

В праздник Рождества 403 года Аркадий объявил архиепископу, что он не может иметь общения с ним, пока он не очистит себя от известных общений. В начале следующего года созван был собор, и Златоуст был обвинен перед ним в том, что он нарушил 12-тый канон Антиохийский (первоначально восстановленный против св. Афанасия¹⁷³¹), вступая на свою кафедру без церковного соизволения после своего низложения собором Его друзья (он имел 42 епископов на своей стороне) отвечали, что канон этот неприложим в настоящем случае, и главнее всего, что он есть произведение еретиков; один из них причинил некоторое смущение в противоположной партии предложением, в присутствии императора, чтобы те, которые желают действовать по этому канону, подписали символ его авторов. Возражения эти однако же были ниспровергнуты, и Златоуст был осужден¹⁷³².

С приближением Пасхи, Аркадий, побуждаемый врагами архиепископа, дал ему знать, что, будучи приговорен к низложению двумя соборами, он не должен входить в церковь. Накануне Пасхи, во время совершения крещения, обыкновенно совершавшегося в навечерие, некоторые из церквей подверглись нападению со стороны солдат, которые разогнали молящихся (между ними были и женщины, разодевшиеся для крещения) и совершили грубое святотатство (404 г.). Готовившиеся к крещению нашли себе убежище в банях Константиновых, где продолжилось совершение таинства, и изгнанные оттуда, они удалились в загородный цирк, из которого они также были изгнаны¹⁷³³. Можно думать однако же, что впоследствии Златоусту позволено было вновь вступить во владение этими церквями. В течение короткого промежутка времени на его жизнь сделано было два покушения убийцами. В Троицкую неделю император послал ему повеление оставить епископский дом. Так как было очевидно, что он должен теперь уступить силе, то он трогательно простился со своими друзьями. К каждому из них он обратился с подходящими увещаниями; он просил, чтобы они не приходили в отчаяние из-за потери одного лица, но приняли бы всякого епископа, который будет назначен с общего согласия; и в то время, как его мул стоял наготове у одних врат собора, с целью отвлечь внимание народа, который в течение целых недель охранял его денно и нощно, он оставил здание противоположной дверью, и предал себя властям, заявляя, что он готов подвергнуть свое дело решению беспристрастного собора¹⁷³⁴.

Известие о его удалении из Константинополя послужило поводом к великому возбуждению. На следующий день сгорели собор и великолепная палата Сенатская¹⁷³⁵. Стороны обвиняли друг друга в поджигательстве; но иоанниты (как назывались сторонники Златоуста), как неприятные императорскому правительству, подверглись жестокому обращению вследствие этого пожара, и некоторые из них были преданы смерти. Среди других была допрашиваема и Олимпиада, по подозрению в соучастии в поджоге. «Моя доселешняя жизнь», – сказала она, «служит ответом на это обвинение. Та, которая истратила столько на построение церквей, не может быть личностью, склонной истреблять их»¹⁷³⁶ . На кафедру Константинополя был назначен Арсакий, восьмидесятилетний старец, брат Нектария, и ему, после немощного управления церковью в течение одного года, наследовал Аттик (406 г.)¹⁷³⁷. Между тем иоанниты видели гнев небес в землетрясениях и градовых бурях, в смерти Евдоксии (6 окт. 404 г.) и в бедствиях, постигших других лиц, которые были выдающимися врагами изгнанного архиепископа¹⁷³⁸.

Златоусту, после отправления его за Босфор, позволено было оставаться почти в течение месяца в Никее. Он настойчиво добивался расследования своего дела, но напрасно. Напрасно также он сам и его друзья просили, чтобы в качестве места его изгнания, была назначена какая-нибудь сносная резиденция. После трудного и утомительного путешествия, во время которого он подвергался опасности от разбойников и еще более от изуверных монахов¹⁷³⁹, он достиг Кукуза, в горах Тавра, места ссылки и смерти его предшественника Павла¹⁷⁴⁰. Во время своего пребывания в этом отдаленном и жалком городишке, он страдал от недостатка в провизии, от переменных крайностей зноя и холода, от частых болезней, во время которых невозможно было достать лекарств, и от хищничества исаврийских разбойников, которые, наконец, принудили его искать убежища в крепости Арабиссе¹⁷⁴¹. Но годы его изгнания были полнее почестями и влиянием, чем какой бы то ни было период его прежней жизни. Он поддерживал сношения с церквями во всех странах¹⁷⁴²; даже епископ римский, Иннокентий, который сильно был заинтересован в его пользу, относился к нему как к совершенно равному себе¹⁷⁴³. От епископа Кукузского и его других соседей он постоянно встречал почтительную доброту к себе¹⁷⁴⁴. Многие паломники отправлялись к нему в его уединенное место пребывания с целью выразить ему свое почтение. Он руководил миссионерскими трудами в Персии и среди готов, причем его отдаленные друзья снабжали его столь значительными суммами, что он не только в состоянии был содержать эти миссии и выкупать пленных, но даже должен был просить, чтобы их чрезмерная щедрость была направлена на другие цели¹⁷⁴⁵. Он писал часто увещательные и утешительные письма епископам и духовенству, горевавшим о его падении, и своим приверженцам в Константинополе, подвергшимся большим жестокостям за отказ иметь общение с его самозваными преемниками¹⁷⁴⁶. Западный император и епископ Римский совместно желали, чтобы его дело опять было рассмотрено беспристрастным собором всей церкви¹⁷⁴⁷; но взаимные отношения половин империи были неблагоприятны для успеха этого предположения, и некоторые посланные, отправленные с востока ко двору Аркадия, были заключены в тюрьму и подверглись унизительному обращению¹⁷⁴⁸.

После трех лет, проведенных Златоустом в изгнании, интерес, который он продолжал возбуждать в населении, заставил его врагов прибегнуть к еще более жестоким мерам против него. Решено было переселить его в Питиунт, городок на крайней границе империи, к востоку от Евксина, и летом 407 года он был увезен из Арабисса. Во время этого путешествия его телесные страдания возобновились и усилились под влиянием невыносимого зноя. В понтийском городе Комане¹⁷⁴⁹, он попросил своих конвойных остановиться, так как он чувствовал приближение смерти. Свою грубую одежду он переменил на лучшую какая только была у него, принял святое причастие и, произнеся слова: «Слава Богу за все!», – испустил дух, прибавив, – «Аминь» (14 сент. 407 г.)¹⁷⁵⁰.

Иоанниты в течение нескольких лет затем составляли отдельную общину. Феофил, хотя после изгнания Златоуста он написал против него грубую книгу, переведенную на латинский язык Иеронимом¹⁷⁵¹, советовал Аттику относиться к ним снисходительно. Александр Антиохийский (тот самый, которому удалось положить конец евстафиеву расколу), ставил во главе других в деле признания православия Златоуста, внес его имя в диптихи своей церкви¹⁷⁵². Примеру его следовали повсюду, пока наконец Аттик, по настоятельной просьбе народа и двора и с целью добиться общения со стороны запада, согласился (417 г.) наконец допустить его имя в диптихи Константинополя¹⁷⁵³. Этим поступком и вообще своей умеренной и примирительной политикой он возвратил многих иоаннитов к общению с собой¹⁷⁵⁴, и раскол наконец был уничтожен в 438 году при епископстве Прокла, когда останки изгнанного архиепископа были перенесены из Команы. Когда корабль с ними приближался к столице, население, даже в гораздо большем числе, чем то, которое встречало Златоуста, когда он возвращался некогда живым из ссылки, закрыло Босфор лодками, и император Феодосий II преклонялся перед гробом, умоляя святого простить вину Аркадия и Евдоксии¹⁷⁵⁵.

Но кафедра Константинопольская никогда не исцелилась от раны, которая нанесена была ей изгнанием Златоуста. Ее патриархи, начиная с этого времени, за немногими исключениями, были мало чем выше послушных чиновников двора.

1. Бл. Августин и первые годы его жизни

Августин в Милане и его обращение – Крещение Августина – Епископия – Труды бл. Августина

2. Донатизм с 348г.

Оптат – Августин и донатисты – Собеседование между православными и донатистами – Упадок донатизма

3. Пелагианство

Благодать и свободная воля – Пелагий – Пелагий и Целестий – Осуждение Целестия в Африке – Письмо к Димитрии – Соборы Иерусалимский и Диоспольский – Иннокентий – Зосим – Юлиан Элланский – Пелагианство и учение бл. Августина – Учение Августина о предопределении – Кассиан Марсельский – Полупелагианство

4. Последние годы жизни и кончина Августина

1. Великим светилом Западной церкви в этом веке был бл. Августин, – учитель имевший более широкое и более продолжительное влияние чем кто- либо со времени апостолов. История его ранних дней передается им самим в его знаменитой «Исповеди», где он торжественно сознается в своих ошибках и славословит милостивое Провидение, которое привело его через многие опасности и столкновения к истине и миру.

Августин родился в 354 году в Тагасте, епископском городе в Нумидии¹⁷⁵⁶. Его отец, патриций, человек куриального сана, но находившийся в плохих обстоятельствах, был тогда язычником¹⁷⁵⁷; но его мать Моника, благочестивая и примерная христианка, сделала мальчика еще в детстве оглашенным в церкви. Он сам рассказывает, что, будучи встревожен внезапной и опасной болезнью в своем детстве, он искренно желал крещения, и уже сделаны были приготовления к нему; но так как опасность миновала, то сочтено было за лучшее отложить таинство, чтобы он не навлек более тяжкой вины впадением в грех после принятия благодати крещения. Патриций, хотя сам человек легких нравов¹⁷⁵⁸ и не заботившийся о нравственном и религиозном воспитании своего сына, старался даже свыше своих средств дать ему хорошее литературное образование, в надежде, что оно доставит ему какое-нибудь почетное и выгодное занятие¹⁷⁵⁹ и с этой целью Августин, получив элементарное обучение в Тагасте, был отправлен для продолжения своего образования в школы Мадавры и Карфагена. Можно думать, что своими способностями он выдавался уже с самого раннего возраста, но он не давал им определенного и серьезного приложения; он читал с большой любовью латинских поэтов, но неохотно изучал греческую литературу, и его упущения в этом языке лишь весьма недостаточно были восполнены в последующей жизни¹⁷⁶⁰. В 17-тилетнем возрасте, около времени своего переселения в Карфаген, он лишился отца, который наконец был склонен, как умным и нежным поведением Моники, так и ее доводами, принять христианскую веру¹⁷⁶¹. Один богатый гражданин Тагасты, Романиан¹⁷⁶², помогал вдове в несении расходов по воспитанию ее сына, а дарования и таланты мальчика обещали сделать его человеком выдающимся. Но он рано предался рассеянной жизни, и в Карфагене завел себе наложницу, от которой, в восемнадцатилетнем возрасте, сделался отцом мальчика Адиодата¹⁷⁶³.

На девятнадцатом году, чтение Цицероновой «Гортензии» пробудило в Августине желание лучшей жизни; но возвратившись к св. Писанию в поисках за мудростью, он нашел его слишком простым и незанимательным, причем он был увлечен в другом направлении заманчивыми обещаниями манихеев, их издевательством над подчинением авторитету и умозрениями касательно происхождения зла¹⁷⁶⁴. Эта секта имела значительный успех в течение IV столетия. Она пользовалась раздорами в церкви и, быть может, в значительной степени принимала обращенцев из старых и разлагающихся гностических партий. Хотя многие законы отзывались о ней как более омерзительной, чем другие еретические общины, и постановляли особенно жестокие наказания против нее, однако же пропаганда ее деятельно продолжалась втайне, и манихейские учения даже проглядывали среди духовенства и монахов. Августин склонился к этим учениям и был членом секты от 19 до 28 лет своей жизни¹⁷⁶⁵. Но, спустя некоторое время, он был поражен и смущен, заметив чувственность и лицемерие «избранных», которые были обязаны вести самую строгую аскетическую жизнь, а также открытием, которое он сделал касательно безнравственных и возмутительных правил сектантов¹⁷⁶⁶. Он обратился за разрешением своих сомнений к Фавсту, знаменитому манихейскому епископу, которого ожидали в Карфагене; но, по прибытии Фавста, Августин нашел, что и он не свободен был от обычного разлада между исповеданием и жизнью, и его беседа была столь же пуста, как она была плавна и пышна совне¹⁷⁶⁷ .

Августин изучал грамматику и риторику сначала в своем родном городе, а затем в Карфагене; но он нашел беспорядочные нравы карфагенских студентов невыносимыми¹⁷⁶⁸, и с целью избежать подобной жизни (не из какого либо желания, как он уверяет, большей славы или пользы) он удалился в 383 году в Рим. Вскоре после своего прибытия туда, он серьезно заболел, но не чувствовал никакой наклонности просить крещения, как это было во время болезни его детства. По выздоровлении, отвращение его к манихейству сделалось еще сильнее, чем раньше, и на некоторое время он предался безотрадности полного скептицизма¹⁷⁶⁹. Надежда на добывание средств жизни в Риме делалась сомнительной, потому что он находил, что римская молодежь, хотя и не столь беспорядочная, как молодежь Африки, была склонна оставлять профессора, не уплачивая за выслушанные лекции. И после шестимесячного пребывания в столице он рад был, наконец, когда получил назначение общественного учителя риторики в Милане¹⁷⁷⁰.

Там он слушал беседы Амвросия, – не для религиозного собственно назидания, но с целью убедиться, заслуживало ли красноречие епископа разносящейся о нем славы. Но, мало-помалу слова Амвросия произвели свое действие. Августин нашел, что манихейские возражения против православной веры большей частью основывались на невежестве и непонимании¹⁷⁷¹; иносказательные объяснения проповедников Нового Завета показали ему путь (хотя в действительности и весьма опасный путь), которым он мог избегать трудностей св. Писания, – так как «буква убивает»¹⁷⁷². Моника, сильно противившаяся его отбытию из Африки, присоединилась к нему в Милане (осенью 384 г.). Она наблюдала за его заблуждениями с глубоким беспокойством и скорбью. Ее молитвы были вознаграждены видением, уверявшим ее, что он некогда обратится. В надежде произвести эту перемену, она просила одного престарелого епископа побеседовать с ним. Епископ, человек умный и ученый, сказал ей, что было бы бесполезно беседовать с ее сыном, зараженным новшеством манихейских учений, но что если, на время, его предоставить самому себе, он едва ли не поймет суету и нечестие этой системы; и он ободрил ее надежду, что он и сам в юности был членом этой секты, но увидел причину для оставления ее заблуждений. Моника однако же продолжала настаивать на своей просьбе даже со слезами; но епископ отпустил ее с уверением, что «невозможно, чтобы погиб сын этих слез», и слова эти сохранены Августином как бы голос с неба ¹⁷⁷³. И вот она с радостью увидела, что ее сын уже не был больше манихеянин, но оглашенный член церкви; потому что он решился вновь занять это положение, пока не получит какой-нибудь устойчивости в своем убеждении, и она тайно выразила ему свою надежду увидеть его православным верующим перед своей смертью ¹⁷⁷⁴. Его низшие страсти, однако же еще не были совершенно побеждены¹⁷⁷⁵.

Через различные затруднения Августин мало-помалу пробивался вперед. Он нашел много помощи своему уму в Платоновых сочинениях, хотя они и не могли вполне удовлетворить его желания¹⁷⁷⁶. Тогда он предался изучению ап. Павла совершенно с иными чувствами, чем те, которые на его девятнадцатилетнем году побудили его отнестись пренебрежительно к простоте св. Писании и он нашел, что трудности и кажущиеся противоречия, которые некогда оттолкнули его, теперь исчезли¹⁷⁷⁷. Услышав от одного из своих земляков, которому пришлось навестить его, некоторые подробности о жизни Антония и других иноков, а также касательно монашества, (о котором доселе он совершенно не знал ничего)¹⁷⁷⁸, он был сильно заинтересован этим; греховность его собственной прошлой жизни восстала перед его умом во всей своей наготе и привела его в сильное волнение¹⁷⁷⁹. Однажды, будучи не в состоянии, в страшном смятении своих мыслей, выносить даже общество своего любезнейшего друга Алипия, он выбежал в сад при своем жилище, бросился под смоковницу и с потоком слез страстно вопиял об избавлении от рабства своих грехов. В таком положении он услышал, как будто из соседнего дома, голос ребенка, несколько раз певшего слова: «возьми и читай». Он не мог припомнить, что бы такие слова употреблялись в какой-нибудь детской игре; ему припомнилось о впечатлении, произведенном на св. Антония св. Писанием, читанным в церкви¹⁷⁸⁰, и думал, что он сам теперь был призываем голосом с неба. Возвратившись в дом, он схватил книгу Посланий ап. Павла, и открыл ее на тексте: «Будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа и попечения о плоти не превращайте в похоти»¹⁷⁸¹. С этого момента Августин почувствовал себя иным человеком¹⁷⁸², но так как он не желал обратить на себя внимания каким-нибудь обнаружением этой перемены, то продолжал исполнять обязанность своего учительства до виноградной вакации, когда он отказался от нее, и со своей матерью и некоторыми друзьями удалился в деревню. Накануне Пасхи 387 года он был крещен св. Амвросием вместе со своим сыном, Адиодатом и Алипием, его земляком и учеником, которого он ранее совратил в манихейство и который, наконец, сделался епископом Тагасты¹⁷⁸³. Снисходя к желаниям Моники, он вскоре затем отправился в путь в Африку; но в Остии благочестивая мать его умерла, радуясь, что желание ее сердца об обращении ее сына исполнилось¹⁷⁸⁴.

Так как смерть матери отняла у Августина повод спешить со своим возвращением в Африку, то он возвратился в Рим, где и прожил около года, и написал, среди других трудов, две книги «О противоположности между православной и манихейской нравственностью»¹⁷⁸⁵. К концу 388 г. он опять отправился в путь и, после короткого пребывания в Карфагене, поселился в своем родном городе, где он раздал свое имение на благочестивые и благотворительные дела, и почти в течение трех лет жил в благочестивом и проходившем в занятиях уединении, которое разделяли с ним Алипий и другие друзья¹⁷⁸⁶. Его прежняя история и обращение, его отречение от мирских благ, его религиозная жизнь и сочинения распространяли славу о нем повсюду, так что он опасался даже появляться в каком-нибудь городе, где была вакантная епископия, чтобы его насильственно не схватили и не принудили принять епископский сан. Он считал для себя, однако же безопасным принять приглашение в Иппон царский (так называвшийся вследствие того, что этот город был резиденцией Нумидийских царей), так как кафедра была занимаема Валерием. Но когда он находился в церкви, слушая проповедь епископа, Валерий начал говорить о необходимости рукоположения добавочного пресвитера, вследствие чего народ представил Августина (391 г.), и он вынужден был подчиниться рукоположению¹⁷⁸⁷. Валерий приблизил его к себе и предоставил ему значительную долю в управлении диоцезом. Будучи греком по рождению, епископ чувствовал затруднение проповедовать по латыни и был рад найти себе помощника в этом отношении в Августине, и хотя сначала возражал, как против новшества в Африке, против того, чтобы пресвитер проповедовал в присутствии епископа, однако же примеру этому скоро последовали и в других диоцезах¹⁷⁸⁸. Через четыре года Валерий, в виду того, что его преклонный возраст и связанные с ним немощи сделали помощь для него необходимою, желал, чтобы Августин был посвящен в качестве помощника ему по кафедре Иппонийской, и Августин был принужден уступить этому. Как он, так и Валерий тогда не знали, что 8-е Никейское правило запрещало постановление второго епископа в одном и том же городе, исключая случаев, где один был возвратившийся в православие новацианин ¹⁷⁸⁹. Валерий не долго жил после назначения своего помощника.

Августин занимал епископскую кафедру в Иппопе в течение 35 лет (395–430 гг.), и хотя город этот по своей важности стоял ниже многих других, гений и характер епископа заставляли признавать его, без всякого домогательства с его стороны, вождей всей Африканской церкви¹⁷⁹⁰. Большое собрание его сочинений заключает в себе трактаты о христианском учении и жизни, изъяснение св. Писания, полемические книги против манихеев, донатистов, пелагиан и других сектантов, множество проповедей и до 250 писем, среди которых многие представляют собой обстоятельные ответы на вопросы богословия и казуистики. Его величайший труд, «О граде Божьем», был написан, как уже замечено выше, вследствие той настойчивости, с которой старое языческое возражение против христианства, как причины общественных бедствий, было выставляемо после взятия Рима готами¹⁷⁹¹. Составление этого сочинения начато было в 412 или 413 году и закончено не ранее 426 года. В первых пяти книгах Августин отвечает на довод от бедствий времени. В следующих пяти он приводит доводы против тех, которые, сознаваясь, что язычество во времена его господства не обеспечивало своих приверженцев от земных бедствий, однако же заявляли, что оно полезно было для будущей жизни, и в остальных двенадцати книгах он сопоставляет два царства – земное и «Град Божий», в их происхождении, их жизни и их конце¹⁷⁹². Некоторые недостатки этого сочинения очевидны, как напр. тот, что доказательства не всегда удовлетворительные, что многое из того, что говорится в них, не имеет видимого отношения к теме, и что здесь, как и в других местах, Августин, по недостаточности своего знакомства с подлинными языками, вынужден был избегать вопросов касательно действительного смысла св. Писания и прибегал, к аллегориям и насильственным приложениям. По мнению некоторых, даже ученость, которая представляется столь богатой, в значительной степени

берется из второстепенных источников. Но вообщем это старательно написанное сочинение, которое было в одно и то же время и последней и самой важной апологией против язычества, и первым из заведомых трактатов о церкви, заслуживает полного уважения как по своей задаче, так и по исполнению.

О примерных трудах Августина в своем диоцезе нет надобности передавать здесь подробно. Но необходимо заметить несколько подробнее о двух главных спорах, которыми он был занят, – о продолжении спора с донатистами и о новом споре, вызванном мнениями Пелагия.

2. После своего осуждения Констансом в 348 году, донатисты оставались в изгнании до царствования Юлиана. Так как указ, которым этот император возвращал из ссылки лиц, пострадавших из-за религии (362 г.), относился только к тем, которые были сосланы его непосредственным предшественником, то эти раскольники и не могли воспользоваться им. Они поэтому обратились с прошением к Юлиану, выражая почтение к его личности и надежду на его справедливость в терминах, которые не только были несовместимы с их прежним отношением к гражданской власти, но и давали их противникам основание для укора их в лести отступнику и гонителю¹⁷⁹³. Прошение увенчалось успехом, и они ознаменовали свое возвращение из ссылки крайними проявлениями нетерпимости. «Получая в обладание себе какую-нибудь церковь, которая дотоле употреблялась православными, они мыли пол, скоблили стенки, сожигали жертвенник, обыкновенно делавшийся из дерева, расплавляли освященные сосуды и бросали святую евхаристию собакам»¹⁷⁹⁴. Донатисты теперь были сильнейшей партией в Нумидии, и заставляли чувствовать свое могущество во всех африканских провинциях; но после непродолжительного царствования Юлиана они опять возбуждали неудовольствие правительства, и против них направлено было несколько законов. Валентиниан I, делая исключение из своей общей политики воздержания от вмешательства в дела религии, установил наказание против их обычая перекрещивать (373 г.). Грациан повелел в 377 году, чтобы их церкви были переданы православным и чтобы все те места, где они будут собираться, подвергались конфискации, а в следующем году, по просьбе одного римского собора, он изгнал их епископа из Рима¹⁷⁹⁵. Эти законы, по-видимому, не были строго приводимы в исполнение; но интересы донатизма сильно страдали в течение последней части IV столетия в других отношениях. Раскольнический дух привел ко многим разделениям в этой секте, причем всякий маленький толк утверждал, что он только один имел у себя истинное крещение и отлучал всех остальных. Самое значительное отделение совершилось после смерти Пармения, который был преемником Доната в качестве вождя партии, и в течение 40 лет руководил ею с энергией и искусством¹⁷⁹⁶. В 392 году ему наследовал Примиан, который вскоре затем имел сильную распрю с диаконом, по имени Максимианом, и отлучил его. Первоначальная история этого раскола была теперь вновь повторена соперничествующими партиями донатистов. Максимиан нашел в одной богатой женщине новую Луциллу. Примиан был осужден двумя соборами (393–4 гг.), из которых второй состоял более чем из ста епископов. Он был объявлен низложенным, и двенадцать епископов приняли участие в рукоположении Максимиана на кафедру Карфагенскую¹⁷⁹⁷. Но, не обращая никакого внимания на эти постановления, Примиан созвал в Багах собор из 310 епископов, которым и был осужден Максимиан. Во исполнение этого приговора Максимиан и посвятившие его епископы были изгнаны из своих церквей с помощью гражданской власти, и в некоторых случаях не без насилия и жестокости; причем другие максимианские епископы были приглашены войти в общение с Примианом в определенный срок, с обещанием, что их крещение и рукоположение будут признаны действительными. В этом деле все правила первоначального раскола были или нарушены победоносной партией, или доведены до явной нелепости побежденными, и история его дала православным полемистам оружие, которым они и не преминули воспользоваться.

Вождем литературной полемики против донатизма был Оптат, епископ Милевийский, который около 370 года, в ответ на книгу Пармения, дельно изложил как историю раскола, так и данные, на которых старались обосновать его приверженцы его¹⁷⁹⁸. Около этого самого времени грамматик, по имени Тихоний, хотя и сам донатист, сделал много вреда своей партии трактатом, в котором он доказывал, что церковь не могла ограничиваться каким-нибудь, одним углом, но должна развиваться по всему миру, что грехи худых членов не нарушают обетований ей Бога, и что может быть действительным и крещение, совершенное вне истинной церкви¹⁷⁹⁹. Но Августин сделался самым сильным и самым успешным противником донатизма.

Будучи рукоположен во пресвитера, он нашел, что донатисты составляли большинство населения в Иппоне, где, как он говорит в пояснение духа этой секты, их епископ не позволял никому из своей паствы даже печь хлеб для своих православных соседей¹⁸⁰⁰. Первым вкладом Августина в полемику был «Псалом», или метрическая поэма (393 г.), имевшая целью доставить менее образованным людям некоторое знакомство с вопросом в наиболее способной к запоминанию форме¹⁸⁰¹; она начинается изложением библейского учения о смешении зла с добром в видимой церкви, излагает историю раскола, и, после двадцати отделов, из которых каждый начинается последовательными буквами алфавита, она заканчивается увещаниями к единству¹⁸⁰². За этим первым произведением, время от времени, следовали трактаты в ответ наиболее известным поборникам донатизма и письма к членам секты, которые обыкновенно написаны в похвальном духе снисходительности и любезности. Августин также старался привлекать донатистов на собеседования; по это ему редко удавалось, и иногда отказ их основывался на том, что его диалектическое искусство может дать ему незаслуженное преимущество¹⁸⁰³; иногда отказ давался и в более дерзкой форме, что сыны мучеников не могут унижаться до того, чтобы входить в прения с грешниками и предателями¹⁸⁰⁴. Его попытки достигнуть примирения находили отпор в упрямом изуверстве секты. С целью общего поддержания дисциплины он предлагал, что когда известное лицо, находившееся под осуждением какой либо общины, обращалось с просьбой о допущении в другую, то оно могло бы быть принимаемо только под условием исполнения покаяния; но хотя сам Августин тщательно соблюдал это правило, он не в состоянии был установить взаимное соглашение в этом отношении, так как донатисты, с целью умножения своих сочленов, не только нарушали свое исповедание удерживанием в своей среде заведомых преступников, но и безразлично принимали всякого рода прозелитов¹⁸⁰⁵.

Православные соборы африканских церквей часто занимались вопросом о донатистах и вообще в умеренном и примирительном тоне. Они предлагали даже несмотря на определение, запрещавшее подобные уступки, признавать за донатистским духовенством рукоположения и правоспособность служения. Духовенство старалось ослабить приведение в исполнение законов против этих сектантов, и различными способами, особенно разъяснением древнейших документов раскола, оно приобрело многих обращенцев церкви¹⁸⁰⁶. Но успех его усилий возбудил ярость циркумцеллионов, которые совершали варварские неистовства против православного духовенства и сделали небезопасной жизнь православных в деревнях; причем епископы секты или боялись, или не хотели вмешиваться в эти дела или принять меры для обуздания их ¹⁸⁰⁷. Сам Августин чудесно избежал заговора, который составлен был с целью устранить его, и другие епископы подверглись столь жестокому обращению, что Африканский собор 404 года нашел необходимым обратиться с прошением к Гонорию, чтобы к донатистам были приложены законы против еретиков¹⁸⁰⁸. Известия о совершаемых ими неистовствах и в особенности свидетельства некоторых пострадавших, лично явившихся к императорскому двору, вызвали более суровые меры, чем те, которые имел в виду собор. Против донатистов были возобновлены старые указы, и они подвергались тяжким штрафам, конфискации их церквей, изгнанию их епископов и духовенства, и конфискации всяких земель, на которых они пытались совершать свое богослужение (Февр. 405 г.). Вследствие этого, церковь приобрела множество обращенцев, из которых, вероятно, некоторые были неискренни, но были и такие, которые, приняв донатизм, исповедовали его не из личного убеждения в его учении, но просто потому, что они находились в страхе и опасении от циркумцеллионов.

Вслед за законом февраля 405 года следовали и другие подобного же рода¹⁸⁰⁹. По смерти Стилихона (408 г.), донатисты, предполагая, что эти законы были его делом и закончили свое существование вместе с ним¹⁸¹⁰, начали возвращать себе церкви и возобновили свои дела насилия. Но законы эти были подтверждены новыми указами, и тем из сектантов, которые бы нанесли оскорбление православным, угрожала смертная казнь. Вследствие этого Августин писал проконсулу Африки, прося, чтобы новый закон не был вполне приводим в исполнение; «Если», – говорит он, «донатизм будет наказываться смертью, то православное духовенство, которое лучше всего знакомо было с делами донатистов и более всего заинтересовано в ограничении их, будет уклоняться вовсе от доношения на них»¹⁸¹¹. В 410 году, Гонорий, встревоженный напором варваров, объявил общую свободу религии в Африке; но по настоятельной просьбе православных, эта свобода была отменена, и изгнание и даже смерть были объявлены против тех, кто будет участвовать в еретических собраниях¹⁸¹².

Православные теперь просили императора назначить собеседование между двумя партиями. Просьба эта была уважена (411 г.), особенно в виду того, что согласие донатистов предполагалось возможным из их выражений касательно некоторых прежних случаев, – и для наблюдения за рассуждениями отправлен был Марцеллин, «трибун и нотарий» (то есть, государственный секретарь). Марцеллин высоко похваляется за свое благочестие и добродетели Иеронимом и Августином ¹⁸¹³, и их похвалы, по-видимому, оправдываются терпеливостью, умеренностью и рассудительностью, которые обнаружены были им в исполнении своего поручения. В повестке, обращенной к донатистам, говорится, что те из них, которые выразят желание присутствовать на собеседовании, в то же время будут пользоваться обладанием своих церквей, с изъятием от всех законов против этой секты; что каков, бы ни был результат собрания, им будет предоставлена полная свобода возвратиться в свои дома; но что, если партия откажется повиноваться этому призыву, то немедленно будет приведено в исполнение насильственное привлечение их в православную церковь, и Марцеллин предлагал, в случае если бы донатисты не согласились признать его судьей, присоединить к нему какое бы то ни было другое лицо раннего или высшего достоинства, по их собственному выбору¹⁸¹⁴.

В Карфаген мало по-малу собралось 286 православных епископов. Донатисты постарались доказать свою силу вступлением в город целой массой в 279 человек, и утверждали, хотя видимо не основательно, что в своих отсутствующих собратьях они имели большинство над православными¹⁸¹⁵. Их вождем был Петилиан, епископ Циртский (или Константинский), который сначала известен был как адвокат, а затем, будучи оглашенным, насильственно был крещен в секту и возведен и епископское достоинство¹⁸¹⁶. Православные объявили, что если они убедятся в испорченности церкви везде, кроме донатистских общин, то подчинятся, не требуя признания своего рукоположения; но что если они будут в состоянии убедить своих противников в противоположном, то донатистские епископы и духовенство будут признаны таковыми, и будут приняты меры к совместному управлению церквями¹⁸¹⁷. Хотя первая из этих альтернатив могла быть предложена и без всякого риска, зато вторая заслуживает похвалы за свой, действительно свободомыслящий и примирительный, дух.

Собеседование происходило 1, 3 в 8 июня 411 года. Первый день прошел в формальностях, причем Петилиан употреблял все свое приказное искусство для отыскания технических затруднений, с целью избежать главных предметов спора. Уполномоченный Марцеллин возобновил свое предложение о выборе сотоварища, но Петилиан отвечал, что так как донатисты не просили первого судью, то им нечего было просить и второго. Марцеллин затем предложил, чтобы каждая партия избрала семь диспутантов, семь советников и четырех других епископов, которые бы рассмотрели подлинность отношений и документов; и чтобы с целью правильности рассуждений никто, кроме представителей с секретарями и общественными сановниками, не был допускаем к месту совещаний. Донатисты возражали против этого, так как они считали себя более многочисленными, чем их противники, и желали наглядно доказать свое превосходство; но, после того, как списки епископов с каждой стороны были составлены и тщательно проверены, сектанты нашли выгодным для себя согласиться с предложенным порядком. В промежутке между чтением двух списков, Марцеллин выразил желание, чтобы епископы сели. На это вождь донатистов отвечал, с изысканным комплиментом государственному секретарю, что как Господь наш стоял перед своим судьей, так и им непристойно сидеть в присутствии столь достопоклоняемой личности, и так как Марцеллин не хотел сесть в то время, когда стояли епископы, то обе партии продолжали стоять в течение всех рассуждений¹⁸¹⁸. Среди православных диспутантов были Аврелиан Карфагенский, Августин, его друг Алипий и его жизнеописатель Поссидий¹⁸¹⁹.

В следующем собрании Марцеллин опять просил епископов садиться, но Петилиан привел другое место св. Писания в пользу отказа, именно слова псалмопевца: «с нечестивыми не сяду»¹⁸²⁰. Второй день, по большей части, прошел также, как и первый ¹⁸²¹; но на третий и последний день, после новых попыток со стороны донатистов, уклониться и отсрочить дело, дело дошло до обсуждения самого главного вопроса, и Августин, мало говоривший дотоле, выступил в качестве вождя православных. Замечательно и вместе характерно, что когда он назвал донатистов «братьями», Петилиан протестовал против этого названия, как оскорбительного¹⁸²². Каждая партия желала свалить на другую бремя начала самого дела: донатисты говорили, что обязанность эта лежит на православных, так как они именно требовали совещания, а православные утверждали, что донатисты были обвинителями церкви, а поэтому и должны изложить свои обвинения¹⁸²³. Когда Августин стал излагать историю раскола, то донатисты возражали, и говорили, что дело должно быть решаемо на основании св. Писания; на это православные отвечали, что они готовы ограничиваться св. Писанием, если их противники будут воздерживаться от личных обвинений, но что если Цецилиан и другие подвергнутся нападению, то необходимо будет приводить документы для их оправдания ¹⁸²⁴. Марцеллин решил, что относящиеся к началу раскола акты должны быть прочитаны, и наконец подверглись обсуждению, как догматический вопрос о чистоте церкви, так и исторический вопрос о происхождении донатизма¹⁸²⁵. Документы, представленные донатистами оказались свидетельствующими против их собственного дела; потому что секта, по-видимому, забыла все те периоды своей истории, которые оказывались неблагоприятными ей¹⁸²⁶. Донатисты, наконец были вынуждены признать, что не считают всей церкви ограничивающейся их собственной общиной в Африке, но только отрицали, чтобы их африканские противники были в общении с православными церквями по ту сторону моря¹⁸²⁷. Марцеллин закончил собрание решением дела против донатистов. По отношению к ним решено было выполнить обещание касательно безопасного возвращения их домой, и предоставлено было достаточное время, в течение которого они могли присоединиться к церкви на предложенных православными условиях; но, в случае их отказа, против них положено было возобновить изданные раньше постановления о наказаниях¹⁸²⁸.

Из всего хода дела ясно, что если бы за кафедрой Рима признавалось какое-нибудь право верховной церковной юрисдикции, то такое дело, как дело донатистов, не было бы поручено гражданскому императорскому уполномоченному. Но с другой стороны полномочие, данное Марцеллину, не заключает в себе такого права или притязания на юрисдикцию со стороны гражданской власти, как это можно бы думать, если бы это обстоятельство стояло само по себе. Донатистский спор возник в то время, когда Константин начал относиться благосклонно к христианам; сектанты сами сначала перенесли его решение на суд императора. Хотя в него впоследствии введены были и богословские споры касательно существования самой церкви, сначала это был лишь вопрос о спорных фактах, и он продолжал занимать внимание императоров не своей догматической стороной, но вследствие того, что буйства циркумцеллионов нарушали общественный мир Африки. Потому то вопрос этот считался особенно входящим в ведение императорской власти, и назначение Марцеллина было следствием такого взгляда. И действительно в церковной власти нельзя было найти столь настоятельно требовавшегося посредничества, потому что все африканцы были заинтересованными сторонами в этом деле, и в то же время были препятствия, быть может, непреодолимые, в деле перенесения вопроса на решение какого-нибудь заморского собора, причем о перенесении дела на решение римского епископа, по-видимому, не возникало и мысли.

Донатисты утверждали, что на собрании они победили в аргументации и что Марцеллин был подкуплен их противниками ¹⁸²⁹. Они обратились с апелляцией к императору; но Гонорий, не обращая внимания на эту апелляцию, утвердил приговор своего уполномоченного и в следующем году установил суровые наказания против секты (412 г.).

Все, отказывавшиеся признавать православную церковь, должны были подвергаться тяжелым штрафам, сообразно с их положением, и, в случае продолжающегося упорства, должны были лишаться даже своей собственности. Рабов и поселян¹⁸³⁰ повелевалось побоями приводить к признанию православной церкви, и их господа, в случае неисполнения этого повеления, хотя и православные, подвергались тем же наказаниям, как и донатисты. Запрещено было принимать у себя сектантов; их епископы и духовенство подлежали изгнанию, здания и имения, принадлежащие общине, должны были конфисковаться. Другим законом, изданным двумя годами позже (414 г.), наказания еще более были усилены; донатисты были лишены права завещания собственности и подвергались своего рода гражданскому отлучению¹⁸³¹. Африканские соборы однако же все еще предлагали примирительные меры, и духовенство, хотя и не отрицавшее справедливости таких законов, настаивало, чтобы исполнение их совершалось с умеренностью и снисходительностью¹⁸³². Вследствие этих мер правительства некоторые донатисты были привлечены в церковь, между тем как другие доведены до изуверного отчаяния. Их неистовства сделались более буйными, чем когда-либо. Многие совершали самоубийства, которые они считали искуплением за все свои грехи¹⁸³³, и угроза самоубийством была их обычной уловкой, когда они находили себя угнетаемыми со стороны православных¹⁸³⁴. Епископ Гавденций, бывший одним из диспутантов на собрании, заявлял, что если бы от него насильственно потребовали присоединения к православной общине, то он запрется в церкви вместе со своими приверженцами, подожжет ее и погибнет в пламени¹⁸³⁵. Против такого-то изувера Августин написал свои последние сочинения в донатистской полемике, около 420 года¹⁸³⁶.

О последующей истории донатистов известно мало, хотя о них случайно и упоминается в императорских указах¹⁸³⁷. При вандалах положение их улучшилось, но секта скоро потеряла всякое значение. Некоторые остатки ее однако же существовали еще во времена Григория Великого, и она по-видимому исчезла не раньше сарацинского нашествия на Африку в VII столетии.

3. Но то, в чем бл. Августин оказал наиболее сильное влияние на свой век, и что главным образом придало особенное значение его авторитету в течение последнего времени, был спор пелагианский ¹⁸³⁸. Разногласия касательно учения, доселе волновавшие церковь, произошли на Востоке и касались Божества; на Западе теперь возникло разногласие, которое имело своим предметом природу человека и его отношение к Богу. В этом отношении доселе еще не было никаких точных определений; но вообще признавалось, что природа человека сильно повреждена была грехопадением Адама и нуждалась в помощи божественной благодати. В Западной церкви, со времени Тертуллиана, проповедовалось, что Адам передал своему потомству наследие греховности; но вообщем, как латинские учители, так и восточные учили, что воля свободна избирать добро или зло, принимать или отвергать спасение. Сам Августин, в своих более ранних сочинениях, после своего обращения, отстаивал против манихеев свободу воли в подготовлении человека к принятию благодати. Вера, говорил он, зависит от человека, хотя дела всходят от благодати Божьей; божественное избрание, по заявлению ап. Павла (Рим. 9), может находиться в противоположности с делами, но не с основанием веры, и если бы не было свободы, то не могло бы быть и ответственности¹⁸³⁹. Однако уже в 397 году он стал считать веру также плодом божественной благодати, и было бы правильнее считать пелагианство реакцией против августинова учения, чем наоборот, хотя пелагианство и послужило тем случаем, который заставил Августина точно и вполне развить свою систему.

Пелагий был британец, – первый уроженец Британских островов, какой только выдвинулся в литературе или богословии. Его греческое или латинское имя считается переводом британского слова Морган – урожденный при море¹⁸⁴⁰. Он называется монахом¹⁸⁴¹ и, по предположению, принадлежал к большому монастырю Бангорскому. Но это слово, вероятно, означает только то, что он жил аскетически, а не то, что он был членом какой-нибудь монашеской общины¹⁸⁴². Из его знакомства с греческими церковными писателями можно, заключить, что он жил на востоке, и его отождествляют некоторые с монахом того же имени, упоминаемым в одном из посланий Иоанна Златоуста¹⁸⁴³. Около конца IV столетия он поселился в Риме, где близко сошелся с Павлином Ноланским и другими, славившимися своей святостью лицами¹⁸⁴⁴. Иероним в споре презрительно отзывается о его способностях, и изображает его человеком, преданным роскоши; но хотя Пелагия обвиняет в роскоши и всяких излишествах также и Орозий¹⁸⁴⁵, мы можем скорее полагаться на свидетельство Августина, который всегда говорит с высоким почтением о благочестии и добродетелях своего противника ¹⁸⁴⁶. По своему тону мысли, Пелагий был скорее восточным, чем западным человеком; течение его религиозной жизни, по-видимому, было устойчивым, – представляя поразительную противоположность тем сильным порывам, которые заставили Августина пройти столь много различных испытаний. Это негодование было возбуждено тем, что многие считали немощностью человеческой природы извинением беспечности или небрежности в религии; в противоположность этому, он настаивал на свободе воли, и будто бы выразил большое неудовольствие, услышав, как один епископ повторил хорошо известную молитву бл. Августина: «Дай, что Ты повелеваешь, и заповедуй, что Ты хочешь!»¹⁸⁴⁷. Но хотя он и нашел себе приверженцев в Риме, однако же, как уже преклонный возраст, так и темперамент отклонили Пелагия от всякого общественного провозглашения своих мнений. В одном из его сочинений, именно в изъяснении посланий ап. Павла, избегшем общей участи еретических книг вследствие того, что оно по ошибке было включено в сочинения его врага Иеронима, выступают многие из его заблуждений; но эти его неправославные мнения там вводятся в виде обсуждения, а не в виде собственных мыслей автора¹⁸⁴⁸.

В Риме Пелагий познакомился с Целестием, который, на основании одного выражения бл. Иеронима¹⁸⁴⁹, считается скоттом, то есть, уроженцем Ирландии. Целестий был семейный человек, занимался адвокатурой и оставил свое занятие ради аскетической жизни. Заимствовал ли он свои мнения от Пелагия, или от какого-нибудь другого учителя еще раньше своего знакомства с Пелагием, – неизвестно. Иероним, по своему обычаю, обрушивается на Целестия с различными укорами, и Августин описывает его как человека более смелого и более хитрого, чем его сообщник¹⁸⁵⁰.

После разграбления Рима оба эти друга отправились в Африку, где Пелагий пробыл лишь короткое время, и после этого разлучения они, по-видимому, уже никогда не встречались и даже не общались между собой. Целестий старался добиться рукоположения в пресвитера в Карфагене, но был обвинен в ереси Павлином (410 г.), который сначала был диаконом Миланской церкви и известен нам, как жизнеописатель ее великого епископа¹⁸⁵¹. Дело это было рассмотрено собором (412 г.), перед которым Целестий был обвиняем в учении, что Адам умер бы, даже если бы не согрешил; что его грех никому не причинил вреда, кроме его самого; что дети рождаются в том же самом состоянии, в каком первоначально был Адам; что род человеческий ни умирает в Адаме, ни опять восстает в Христе; что дети, даже и не крещеные, имеют жизнь вечную; что закон также приводил в царство небесное, как и Евангелие, и что и до пришествия Спасителя были люди безгрешные¹⁸⁵². Он защищался заявлением, что допускал необходимость крещения детей¹⁸⁵³, что

предположения его вообще, верны они или нет, относились к области умозрения, в которой церковь не дала определенного решения, и что вследствие этого они не могли быть еретическими. Собор, однако же осудил и отлучил его, вследствие чего он обратился с апелляцией к епископу римскому. На эту апелляцию, – первую, какая только делалась в Рим из другой провинции, – не обращено было никакого внимания, и Целестий без всякой попытки продолжать дело, оставил Карфаген и отправился в Эфес¹⁸⁵⁴. Теперь в споре этом принял участие Августин. Хотя, по его словам, он случайно и видел Пелагия в Карфагене, однако же, по-видимому, они не вели между собой никаких рассуждений, так как православные епископы заняты были приготовлениями к своему собеседованию с донатистами; притом Августин не присутствовал на соборе, осудившем Целестия. Но успех новых мнений скоро привлек его внимание. Он, в угоду Марцеллину, составил два трактата против них, и, по просьбе епископа Аврелия, проповедовал в опровержение их в Карфагене¹⁸⁵⁵.

Между тем Пелагий, ожидая найти Восток более благоприятным для своего мнения, чем Африка, поселился в св. Земле. Сначала он находился в дружественных отношениях с Иеронимом; но вскоре между ними возникли разногласия, и Иероним сделался его сильным противником¹⁸⁵⁶. Августин, малознакомый с греческими писателями, говорил о пелагианских мнениях как новшествах, которые не имели ничего себе подобного ни среди православных, ни среди еретиков¹⁸⁵⁷; но Иероним относил их к ненавистной ему школе Оригена и Руфина¹⁸⁵⁸.

Вскоре после своего поселения в Палестине, Пелагий получил просьбу, которая может считаться доказательством достигнутой им высокой славы, именно настойчивую просьбу со стороны матери Димитрии, чтобы он написал ее дочери по случаю ее обета девства; и, вследствие этого, он обратился с посланием к Димитрии. Он говорил ей, что у него в обычае в таких обстоятельствах начинать с изложения того, что может сделать человеческая природа, чтобы вследствие недостаточного понимания ее способностей, не принят был слишком низкий образец долга и нравственного усилия¹⁸⁵⁹, потому что, говорит он, люди беспечны пропорционально с тем, насколько они низко думают о себе самих, и по этой именно причине св. Писание так часто старается одушевить нас, называя нас сынами Божьими¹⁸⁶⁰. Силы человека, подобно способностям и инстинктам всех тварей, суть дары Божьи. Вместо того, чтобы держаться ходячей мысли, что сила совершения зла есть недостаток в человеке, вместо укоров Творцу за то, что будто бы Он сотворил человека злым, мы должны скорее относиться к использованию свободной волей, как к особому достоинству и преимуществу нашей природы¹⁸⁶¹. Он останавливается на добродетелях тех, которые жили до пришествия Спасителя, и заявляет, что совесть, одобряющая или не одобряющая наши действия, есть, «так сказать, своего рода естественная святость в наших душах»¹⁸⁶². В этом письме Пелагий обнаруживает искреннюю ревность к практической религии с тонким проникновением в заблуждения, которые могли возникнуть с одной стороны из злоупотребления учением о благодати, а с другой стороны из всецелого упования на внешние дела, Но его своеобразные учения выступают ярко, и быть может самой замечательной чертой в его письме является доказательство того, что монашеская идея святости склонна была впадать в те заблуждения, которые сделались известными под именем самого автора.

В июле 415 года Пелагий был обвинен в ереси пред Иоанном, епископом Иерусалимским, и перед собором его духовенства, Орозием, молодым испанским пресвитером, который недавно перед тем прибыл в св. Землю с рекомендацией от Августина к Иерониму¹⁸⁶³. Обвинитель рассказал о событиях, произошедших в Карфагене, и прочитал одно письмо от Августина. На это Пелагий спросил: «Что мне Августин?», но получил укор за такое неуважительное отношение к великому епископу, благодаря которому в Африканской церкви было восстановлено единение. Иоанн, однако же склонен был относиться к нему дружелюбно, и хотя Пелагий был мирянин, он пригласил его сесть среди пресвитеров, и старался дать благоприятное истолкование его словам. Когда Пелагий был обвинен в мнении, что люди могут жить безгрешно, епископ сказал, что в пользу этого учения есть библейские основания, и привел пример Захарии и Елизаветы и другие, одинаково не относящиеся к делу. И когда от Пелагия получено было признание, что божественная благодать необходима для того, чтобы жить безгрешно; судьи его были вполне удовлетворены¹⁸⁶⁴. Пелагий в действительности употреблял слово благодать так, что его исповедание могло казаться православным; между тем на самом деле он разумел под ней не что иное как, внешнее средство, употребляемое Богом для назидания и ободрения в праведности, а не внутреннее действие Духа святого, влияющего на сердце.

Расследование дела затруднялось тем, что Орозий не мог говорить по-гречески, члены собора не понимали по латыни, а переводчик был или неспособный или недобросовестный; между тем Пелагий, будучи знаком с обоими языками и с богословскими особенностями как Востока, так и Запада, имел все преимущества перед своим обвинителем и своими судьями. Орозий поэтому предложил, что так как вопрос этот относился к латинскому богословию и так как оба они латиняне, то все дело нужно перенести на решение епископа Римского; и Иоанн согласился на это, приказывая Пелагию в то же время воздерживаться от провозглашения своих мнений, а его противникам воздерживаться от нанесения ему вреда¹⁸⁶⁵. Едва ли нужно замечать, что это перенесение дела в Рим отнюдь не вытекало из признания позднейших римских притязаний, а было просто переходом от судей, незнакомых с учениями Западной церкви, к более компетентному судилищу, именно судилищу авторитетнейшего епископа на Западе.

В конце того же самого года два галльских епископа, Гер Арелатский и Лазарь Экский, возбудили обвинение против Пелагия перед Евлогием, митрополитом Кесарийским, который вследствие этого созвал собор из 14 епископов в Диасполе (древней Лидде)¹⁸⁶⁶. Когда, однако же собор состоялся (Дек. 415 г.), один из обвинителей заболел, а другой извинял свое неприбытие болезнью своего сотоварища; так как и Орозий не являлся опять, то Пелагию оставалось отстаивать свое дело без всяких противников. Он отрекся от некоторых приписывавшихся ему мнений, и давал другим такие объяснения, которые собор признал удовлетворительными·. Когда прочитаны были деяния собора Карфагенского, Пелагий уклонился от обсуждения вопроса, держался ли Целестий порицаемых в них учений, но объявил, что сам он никогда не держался их¹⁸⁶⁷. И когда собор выразил желание, чтобы он произнес анафему на держащихся этих и других заблуждений, в которых он подозревался, то он согласился на это, заявляя, однако же, что он осуждал их не как еретиков, а как глупцов¹⁸⁶⁸. Собор, мало знакомый с западными вопросами и желая действовать с умеренностью, признал православие обвиняемого, и за это Иероним назвал этот собор «жалким синодом»¹⁸⁶⁹.

Пелагий крайне возгордился вследствие исхода этого следствия. В изданной им книге «О свободе воли» и в своих письмах, он торжественно ссылался и на оправдание его епископами Палестины, и послал Августину несколько документов, которые давали беспристрастное изложение дела¹⁸⁷⁰ . Августин, однако же, вскоре получил более полные сведения от Орозия, который возвратился в Африку с собранием бумаг по этому предмету, и там созваны были соборы, которые осудили Пелагия и Целестия. Африканские епископы обратились к Иннокентию (416 г.), епископу Римскому, с просьбой, чтобы он присоединился к этому приговору, – очевидно из опасения, чтобы пелагианская партия в Риме не постаралась обеспечить его благосклонность, представляя ему на вид приговор восточного собора¹⁸⁷¹. Обращение такого рода едва ли могло не быть радостно принято Иннокентием, и он охотно согласился на просьбу, пользуясь случаем сопроводить свое согласие напыщенным языком касательно достоинства своей кафедры (27 янв. 417 г.). Но как ни желательно было для африканцев подкрепить себя союзом Рима, они в течение всего дела относились к римским епископам, как к совершенно равным себе¹⁸⁷².

Иннокентий вскоре затем умер, и ему наследовал Зосим (12 март. 417 г.), который, как грек, был расположен благосклонно относиться к подозреваемым учителям. Целестий, который был рукоположен в Эфесе, опять явился в Риме, где он представил исповедание православия и требовал, чтобы его дело было исследовано еще раз, заявляя, что те умозрения, которых он держался, отнюдь не касались веры¹⁸⁷³. Около того же самого времени Зосим получил два письма, обращенные к его предшественнику, одно в пользу Пелагия от Прайлия, который недавно перед этим наследовал епископию римскую, другое от самого Пелагия, искусно защищавшего свое православие и излагавшего свою веру¹⁸⁷⁴. Этими письмами и личными сношениями с Целестием, Зосим быль склонен на их сторону, и, после собора, на котором Целестий отказался от всех учений, которые осуждала апостольская кафедра¹⁸⁷⁵, он написал африканцам укорительное письмо. Он порицал их за то, что они слишком охотно слушали обвинение против людей, жизнь которых всегда была правильной, и за то, что они на своих соборах перешли границы богословского определения; сильно укорял Гера и Лазаря, которых он объявлял низложенными со своих кафедр; заявлял, что Целестий делал частые упоминания о благодати, и требовал, чтобы или обвинители явились в Рим в течение двух месяцев, или обвинения против Пелагия и Целестия были оставлены¹⁸⁷⁶. Павлин, первоначальный обвинитель, отказался подчиниться такому требованию. Аврелий с двумя соборами (из которых второй состоял из 240 епископов), отвечал, что произнесенное ими осуждение должно оставаться в силе, пока состоящие под ним совершенно не очистят себя от заблуждений. Африканские епископы настаивали на своей независимости от Рима; и «полный» Африканский собор (1 мая 418 г.), более, чем из 200 епископов, постановил 9 канонов, которые в последствии повсюду были приняты вообще церковью, и стали считаться самым важным оплотом против пелагианства¹⁸⁷⁷. Эти каноны собор препроводил в Рим, заявляя Зосиму, что он сам слишком поспешил в своей доверчивости, и обличая уловки, которыми Целестий прикрывал свои заблуждения¹⁸⁷⁸. С этого времени Августин не говорил уже более о пелагианах как братьях, но как об еретиках.

В спор затем вмешалась гражданская власть, вероятно по просьбе африканцев. Издан был императорский рескрипт (30 апр. 418 г.), которым вслед за сильным порицанием Пелагия и Целестия, повелевалось, чтобы они были изгнаны из Рима, если только находились там, что лица; подозреваемые в приверженности к их мнениям, должны быть привлечены к ответственности перед властями, и в случае положительных доказательств виновности должны быть отправлены в ссылку¹⁸⁷⁹. Зосим, теснимый двором и антипелагианской партией в своем собственном городе, нашел выгодным переменить свой тон. Он заявил готовность «переисследовать» дело, и потребовал от Целестия явиться на суд собора; вследствие чего Целестий бежал из Рима¹⁸⁸⁰. Тогда Зосим осудил обоих этих ересиархов, объявляя, что они могли быть допущены в церковь, как кающиеся, после произнесения анафемы на приписываемое им учение, но что иначе они будут отлучены безусловно и на всегда; он издал окружное послание, в котором принимал африканские определения и требовал, чтобы этот документ был подписан всеми епископами, в доказательство их православия¹⁸⁸¹.

Девятнадцать итальянских епископов отказались от этого, и были низложены. Самым замечательным из них был Юлиан, епископ Эклана, небольшого города близ Беневента, и с этого времени он сделался главным полемистом с пелагианской стороны. Юлиан был сыном епископа, по имени Мемория, находившегося в дружбе с Августином¹⁸⁸²; он был женат на Ие, дочери одного епископа, и брак этот был прославлен брачной поэмой со стороны Павлина Нольского¹⁸⁸³, и быть может еще до своего низложения он приобрел значительную славу и влияние раздачей всего своего имения бедным жителям во время одного голода. Юлиан, по описанию, был человек ученый и умный, но слишком доверчивый и, как писатель, в своих сочинениях отличался бесконечной расплывчатостью и решительностью. Основатели ереси, желая оставаться в пределах православного общения, старались прикрывать свои заблуждения правдоподобными выражениями и выставлять спорные пункты относящимися не к богословию, a к философии. Но Юлиан, с запальчивостью, которую Августин приписывает молодости¹⁸⁸⁴, презрительно отказался следовать такому примеру: он обвинял свою партию в трусости, православных обличал в манихействе, отказывался принимать какое бы то ни было учение, как библейское, которое не согласовалось с воззрениями его собственного разума, и объявлял, что дело шло о самой сущности христианства, что Бог «традиционистов» (как он называл тех, кто держался учения, что грех передавался по наследству) не был Бог Евангелия, так как приписываемый Ему характер несовместим с божественным свойством справедливости¹⁸⁸⁵.

Пелагиане пытались добиться расследования своего дела со стороны вселенского собора, на что Августин отвечал им, что дело это уже и без того исследовано достаточно, и что их крики о вселенском соборе были только доказательством их самомнения¹⁸⁸⁶. Они не раз старались добиться отмены римских определений; обращались за признанием своего православия в Константинополь, Эфес, Фессалонику и в другие города, и старались приобрести себе сочувствие греков, выставляя православных манихеями¹⁸⁸⁷. Но все их усилия были напрасны: против них направлены были как церковные приговоры, так и указы светской власти¹⁸⁸⁸. Вождем в деле анафемствования пелагианских учений на Киликийском соборе, в 423 году, выступил Феодор Мопсуестский, хотя некоторые считают его даже родоначальником этой ереси и хотя он писал против воззрений Августина и давал у себя приют Юлиану, когда он изгнан был из Италии; и они били осуждены вселенским собором Эфеса, в 431 году, – быть может тем искреннее, что к партии этой весьма снисходительно относился Несторий, епископ Константинопольский, который был главным предметом обсуждения собора.

Сам Пелагий после 418 года исчезает из истории, и так как он был уже в преклонных летах, то вероятно и умер около того же самого времени. Касательно кончины Целестия и Юлиана ничего неизвестно с достоверностью. Основатели пелагианства не делали никаких попыток образовать отдельные приходы от церкви, и хотя Юлиан, в запальчивости своей вражды, высказывался против общения с теми, кого он клеймил названием манихеев, однако нашел невозможным основать свою собственную общину¹⁸⁸⁹. Пелагианство поэтому никогда не делалось знаменем секты, хотя приверженцы его, в случае обнаружения, были отлучаемы от православного общения.

Основной вопрос между Пелагием и его противниками относился к идее свободной воли. Под этим термином Пелагий понимал непредубежденную способность выбора между добром и злом, и такая способность, учит он, есть у человека, так как способность выбора необходима для ответственности, и грех или вина могут быть только там, где есть свобода к деланию зла¹⁸⁹⁰. Августин, с другой стороны, учил, что свободу нужно отличать от способности выбора. Бог, говорит он, свободен, хотя самая Его сущность исключает возможность для Него избрания или делания чего-нибудь злого; отсюда естественное и необходимое ограничение к добру выше, чем состояние равновесия между добром и злом, и такого равновесия не может быть, так как возможность склоняться ко злу есть недостаток¹⁸⁹¹. Человек не свободен делать выбор между добром и злом, но он управляется или благодатью или грехом. Наша свободная воля без благодати может делать только зло; направление воли к добру должно быть благодатным делом Божьим. Благодать не отнимает свободы, но действует вместе с волей, истинная свобода которой есть любовь к добру¹⁸⁹².

Так как св. Писание бесспорно приписывает все добро благодати, то Пелагий на словах признавал это; но он понимал термин благодать в своем собственном смысле, в смысле просто внешних даров и благ, – именно бытия и состава человека, самой свободной воли, призвания к вечному блаженству, прощения грехов в крещении, помимо всякого влияния на позднейшую духовную жизнь в смысле знания воли Божьей, закона и благодати, примера жизни Спасителя; и если иногда употреблял это слово в смысле влияния Св. Духа на душу, то он не считал это влияния необходимым для дела спасения, а только облегчающим его. Пелагий старался исключить из понятия благодати все, что могло быть несовместимым со свободной волей, Августин – все, что могло отзываться заслугой со стороны человека. Различая три стадии в добре –способность, волю и исполнение, – Пелагий относил первую к дару Божьему, но смотрел на другие, как на находящиеся во власти человеческой природы. Августин, напротив, отказывался допустить идею благодати, даруемой согласно с предшествующею восприимчивостью души, потому что это, как он думал, придавало решительность человеческой заслуге. Благодать должна, как показывает само название, быть дарованной; воля, равно как и способность делать добро, должна быть даром Божьим¹⁸⁹³.

В то время, как Августин учил, что падение повредило человека, как в духовном, так и в телесном отношении, что вследствие общения с Богом, Адам способен был жить высшей жизнью, что он мог бы избежать зла, и если бы не согрешил, то достиг бы совершенства, не вкушая смерти подобно тому, как ангелы, пережив свой искус в низшей степени благодати, одарены были той высшей мерой ее, которая ставит их выше возможности падения и дает им бессмертие¹⁸⁹⁴ – Пелагий учил, что первобытная природа человека была смертная, что Адам первоначально поставлен был в такое же положение, в каком находимся и мы, и что мы вообще не ниже его¹⁸⁹⁵. Места, в которых ап. Павел говорит о смерти, как наказании за грех, он истолковывал только в смысле духовной смерти. Августин учил, что в Адаме все люди согрешили, что в наказание за первородный грех, грех перешел по наследству ко всему человечеству; что хотя под водительством благодати, направляющей свободную волю, человек мог жить без греха, эта безгрешная жизнь, однако же, в действительности никогда не осуществлялась¹⁸⁹⁶. Пелагий, напротив, полагал, что грех Адама не повлиял на его потомство, иначе как простой пример; что в действительности совершалось ухудшение в человеческом роде лишь через привычку грешить, подобно тому, как и отдельный человек делается хуже, поддаваясь греховным привычкам; что это влияет на нас совершенно естественным образом, и требовало случайных вмешательств божественного милосердия через откровения и другие подобные способы, но что человек все время был способен жить без греха, что некоторые и действительно так жили, и что если это было возможно в Ветхом Завете и даже в язычестве, то тем более возможно это нам при Евангелии, которое дает дополнительное побуждение, высшие правила праведности и свет блистательнейшего примера¹⁸⁹⁷. По учению Пелагия, святые Ветхого Завета оправдались законом; но Августин учил, что в духе они принадлежали к Новому Завету, что они оправдались через веру во Христа и через Его благодать, которой они сподобились предварительно¹⁸⁹⁸. Пелагий видел вообще во Христе нечто иное, как учителя и образец. Его смерть, хотя и сделалась благодетельной для грешников, не могла однако же (как предполагали) оказать какого-нибудь благодеяния тем, кто не имел греха; живое единение верующих с Ним было мыслью столь же чуждой системе этого Учителя, как и единение естественного человека с Адамом в смерти. Пелагий, однако же не удалялся от учения церкви в отношении к божеству Спасителя¹⁸⁹⁹.

Против Пелагия выставляли обычай крещения детей, который в это время всеми признавался апостольским. Его противники извлекали свои доводы из обрядов крещения, как-то: заклинаний, отречения от диавола, исповедания веры в отпущение грехов. Зачем бы, спрашивали они, было крестить детей с такими обрядами для очищения от греха, если бы дети не приносили греха с собой в мир? Пелагиане отвечали, что дети, умирая в своем естественном состоянии достигнут «вечной жизни», которую они считали открытой для всех, как крещеных, так и некрещенных; но что крещение необходимо для высшего блаженства, именно вступления в «царство небесное», которое есть существенное преимущество Евангелия; что так как крещение было для всех средством допущения к полноте христианских блаженств, то отпущение греха в крещении детей должно иметь в виду их будущую жизнь на земле. Августин учил, что дети, умирая без крещения, должны подпасть осуждению. Каково будет это осуждение, он, правда, не определял этого, и его выражение в этом отношении разнообразится: то он иногда выражает веру, что их состояние будет лучше несуществования, то в других местах его взгляды более суровы¹⁹⁰⁰. В отношении крещения Августин думал, что оно дает прощение за все прошлые грехи, как первородные, так и действительные, что через него мы получаем возрождение, усыновление и искупление, но что в нас остается слабость, против которой возрожденный должен бороться здесь при помощи Божьей, и от которой нельзя освободиться до тех пор, пока не настанет то дальнейшее «возрождение, когда Сын человеческий возсядет на престоле славы Своей». Учение об этой остающейся слабости, по мнению пелагиан, подрывало действенность таинства крещения. Пелагий полагал, что Бог от природы снабдил человека всем, что нужно ему для жизни без греха и соблюдения заповедей, и что пользование этими дарами зависит от нашей собственной воли; Августин, напротив, учил, что в каждом пункте человек нуждается в новом снабжении его божественной сверхъестественной помощью. Пелагий понимал под оправданием лишь внешний акт прощения, между тем как Августин видел в нем только внутреннее очищение через силу благодати. Благодать, учил он, не принуждает воли, но освобождает ее от рабства и делает ее истинно свободной; он разделял ее на: 1) благодать предваряющую, которая дает первое побуждение к добру; 2) действующую, которая производит свободную волю к добру; 3) содействующую, которая поддерживает волю в ее борьбе, и делает ее способной привести свое желание в действие, и наконец 4) дар устойчивости.

Существование зла было самым великим вопросом, затруднявшим ум Августина. Он думал, что так как все должно быть от Бога, а Он может хотеть только доброго, то поэтому зло есть нечто; оно не есть, как это было по манихейской системе, противоположность добру, а только недостаток или отсутствие добра, как тьма есть отсутствие света, или как тишина есть отсутствие звука. Нелишнее, однако же, заметить, что сила, которую он приписывает злу, едва ли совместима с этой идеей о его просто отрицательном свойстве, если только, правда, его выражения не понимать в том смысле, который не вытекает из них естественно; и некоторые из его аргументов по этому предмету, по-видимому, могут казаться (по крайней мере для обыкновенных читателей) не более, как игрой слов.

Августин в одном из своих ранних сочинений заявлял, что предопределение основывается на предвидении, каковое мнение вообще содержалось церковью¹⁹⁰¹. По мере развития его взглядов по вопросу о благодати, он пришел к учению о более безусловном предопределении, но только уже с полным развитием пелагианского спора он ясно изложил, и в связи с остальной своей системой, то учение о предопределении, которое составляло такой важный предмет спора, в позднейшие времена. Поводом к обсуждению этого предмета послужило известие о серьезных разногласиях, возникших около 426 года в Адрументе, где некоторые монахи, на основании (как они полагали) одного из посланий Августина¹⁹⁰², встревожили своих собратьев отрицанием свободы воли и будущего суда по делам каждого. На это Августин писал письмо, в котором изложил необходимость веровать как в божественную благодать, так и в свободу воли. «Если нет благодати Божьей, спрашивает он, то как Он спасает мир? Если нет свободной воли, то как Он судит мир?»¹⁹⁰³. И он посвятил исследованию этого вопроса два трактата¹⁹⁰⁴. В них он еще поддерживал свободу воли человека; но в то же время он учил, что это существо свободы не несовместимо с существованием внешней необходимости, направляющей ее в исполнении своих желаний. Наша воля, говорит он, может делать, что хочет Бог, и она делает то, что Он предвидит; воля, поэтому, зависит от божественного предвидения. Бог от вечности определил избавить некоторых из человеческого рода от бедственности, низведенной на нас грехом. Число их определенно, так что не может ни увеличиться, ни уменьшиться; даже уже раньше их рождения они являются сынами Божьими; если они уклоняются с правого пути, то приводятся на него обратно и не могут погибнуть¹⁹⁰⁵. Так как Бог, будучи всемогущ, может спасти всех, и так как многие не спасаются, то отсюда следует, что Он не хочет спасения всех, – каковое учение Августин старался примирить с заявлением ап. Павла, что Он «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины»¹⁹⁰⁶. Избранные снабжаются всеми дарами, которые им необходимы для приведения их к спасению, и благодать действует в них непреодолимо. Причина их избрания неизвестна, и заключается в тайном совете Божьем¹⁹⁰⁷, Он не предопределяет никого к разрушению; потому что Его предопределение касается только того, что есть Его произведение; но Он знает, кто не избран и не спасется. Эти последние погибают или вследствие не прощенного первобытного греха, или вследствие собственных прегрешений. Что они не имеют части во Христе, это не может служить основанием для нарекай на божественную справедливость: потому что если Бог не дает благодати всем, Он не обязан давать ее никому; даже между людьми, кредитор может одним прощать долги, а другим нет¹⁹⁰⁸. «Давая некоторым то, чего они не заслуживают, Бог хотел, чтобы Его благодать была истинно даровою и, поэтому, действительною; не давая же ее всем, Он показывает, чего заслуживают все. Он благ в благодетельствовании некоторому числу, и справедлив в наказании остальных. Он благ во всех отношениях, так как благо, когда платится то, что должно; и справедлив во всем, так как справедливо именно, когда дается то, что не должно, без несправедливости к кому бы то ни было»¹⁹⁰⁹. Погибающие заслуживают свое осуждение, потому что они отвергли благодать или в своем собственном лице, или в лице своего общего отца. Лица, не принадлежащие к избранным, могут быть крещены, и могут на время быть благочестивыми, так что в глазах людей они как бы сыны Божьи; но они никогда не бывают такими в глазах Божьих, так как Он предвидит их кончину. Если они живут хорошо в течение известного времени, то не удаляются из мира до тех пор, пока, за недостатком дара устойчивости они не падают. Что Бог дает некоторым людям веру, надежду, любовь, но не устойчивость, это удивительно; но это не столь удивительно как то, что из среды детей религиозных родителей Он приводит некоторых в свое царство через крещение, между тем как другие, умирая некрещенными, исключаются из него; не менее удивительно и то, что некоторые погибают, не услышав об Евангелии (ибо «вера приходит через слышание»), чем то, что другие погибают вследствие неполучения ими дара устойчивости. И так как различно даются и мирские дары, то почему же не может быть так именно и с этим даром? Есть, однако же различные степени в осуждении неизбранных; так, хотя те, которые никогда не слышали Евангелие, не избегнут, на основании своего неведения, вечного огня, однако же их наказание будет, вероятно, меньше наказания грешников, которые намеренно отвергали знание¹⁹¹⁰.

В этой системе было много нового и поразительного, как напр. учение о безусловном предопределении, непреодолимой благодати, ограничении благодеяний Христа предметами свободного избрания. Сам Августин смотрел на это учение, как на поощрение к упованию на Бога; он увещевал других делать то же самое и учителей – излагать его в том же свете, не рассуждая об избрании отдельных лиц, или не приводя никого к отчаянию через заявление о безнадежном отвержении¹⁹¹¹. Но не удивительно, что многие с тревогой относились к нему, как вследствие новости самой теории, так и из-за ее практических последствий.

Вследствие этого возникла потребность в более обстоятельном определении учения об отношении благодати к свободе воли человека, и главным деятелем в этом отношении был Кассиан Марсельский. Это была личность замечательная и влиятельная. Он был скиф, каковой термин понимается различно, и некоторые даже считают его уроженцем Галлии¹⁹¹². Он воспитался в одном монастыре в Вифлееме, и после долгого пребывания среди монахов Египта (в отношении образа жизни которых его сочинения¹⁹¹³ составляют главный источник сведений), был рукоположен в диакона св. Иоанном Златоустом, после изгнания которого ему поручена была константинопольским духовенством миссия к Иннокентию римскому¹⁹¹⁴. Повод и время его поселения в Марселе неизвестны; там он основал монастырь для лиц обоего пола и возведен был в сан пресвитера. В отличие от Пелагия, мнения которого он сильно укорял, Кассиан признавал, что все люди согрешили в Адаме, что все имеют наследственный и действительные грехи, что мы по самой природе склонны ко злу, и что для всякого доброго дела, в его начале, продолжении и конце, мы нуждаемся в помощи сверхъестественной благодати¹⁹¹⁵. Он учил, что благодать дается нам даром, допускал, что в бесконечном разнообразии отношений Бога к людям, первое призвание к спасению исходит от предваряющей благодати и оказывает влияние даже на нежелающего, но в тоже время предполагал, что обыкновенно действие благодати зависит от решимости собственной воли человека, что Бог принимает желающих равно как спасает и нежелающих. В пример тех, которые призваны против их собственной воли, он указывал на св. Матфея и ап. Павла; в доказательство того, что в некоторых случаях воля предшествует призванию, он приводил Закхея и покаявшегося разбойника. Он учил, что Бог снабжает природу человека семенами добродетелей, хотя для развития их необходима благодать; что Христос умер за всех людей и благодать предлагается всем; что есть двоякое предопределение – общее, которым Бог желает спасения всем людям, и специальное, которым Он определяет спасение тех, касательно которых, Он предвидит, что они сделают правильное употребление из благодати и будут стоять в ней; что понятие о безотносительном предопределении нужно отвергнуть, как гибельное для всяких побуждений к добрым усилиям как в избранных, так и в отвергнутых, и как заключающее в себе гностическое заблуждение, будто бы среди людей есть виды по самому существу отличные друг от друга, и что во всяком случае о предопределении не должно учить популярно, так как само учение о нем может быть вредным, между тем как умолчание об этом учении не может принести никакого практического вреда ¹⁹¹⁶. На это Августин отвечал¹⁹¹⁷, что вера и добрые дела хотя и не заслуживают благодати, однако же служат побуждением к дарованию ее. Благодать должна действовать совместно с нашей верой и старанием; она может быть утеряна и должна быть удерживаема свободой человека, а не особым даром устойчивости. Намерение и призвание Божье, по учению Кассиана, приводят людей через крещение к спасению; тем не менее благие плоды смерти Спасителя простираются и на лица, которые в этой жизни никогда не делались членами его, так как их готовность веровать ведома Богу и ставится им в заслугу. Подобным образом дети, умирающие в детстве, подлежат судьбе согласно с предвидением Божьим касательно того, какими бы они сделались, если бы им позволено было жить дольше: те, которые правильно воспользовались бы благодатью, приводятся через крещение ко спасению, а другие умирают некрещенными ¹⁹¹⁸.

Эти мнения встречены были благоприятно на юге Галлии, и сведения об их распространении были посланы двумя мирянами: Проспером и Иларием, Августину, написавшему вследствие этого два трактата¹⁹¹⁹. В этих книгах он говорит о своих противниках с большим уважением, признает великое и основное различие между ними и пелагианами, относится к ним как согласным с собой в существенном, и выражает надежду, что Бог приведет их к полноте здравой веры (428–9 гг.). Но к сожалению учение Кассиана, впоследствии подверглось некоторому искажению и в Марсельских монастырях привело к образованию так называемого полупелагианства, речь о котором будет после.

4. В течение последних лет жизни Августина Африка подверглась нашествию варваров, и виновником бедствия был человек, с которым он долго находился в дружбе, именно императорский полководец-правитель Бонифаций. Бонифаций в одно время был так сильно увлекаем религиозным чувством, что хотел даже вступить в монастырь, если бы не отговоры Августина и Алепия, которые говорили ему, что он может сделать больше добра, живя по-христиански в своем военном звании и трудясь для защиты своей страны. В последствии, однако же, он женился на второй жене из арианского семейства, и хотя она исповедовала православие, сам полководец, по вступлении в этот брак, значительно ослабел как в вере, так и в нравственности¹⁹²⁰.

Аеций, соперник Бонифация по власти и военным отличиям, прибегал к низким мерам с целью погубить его. Выставляя его человеком, питающим изменнические виды, он уговорил Плацидию, сестру Гонория, правившую государством от имени своего сына, юного Валентиниана, отозвать полководца из Африки, и в то же самое время, извещая Бонифация, что предполагается его разжалование, он поощрял его оказать неповиновение этому приказу. Бонифаций поддался этой ловушке, поднял знамя восстания и призвал к себе на помощь вандалов, которые около 420 года основались на юге Испании. Большая партия их, под начальством Гизериха или Гендсерика, перешла в Африку (428 г.), где к ним присоединились мавры и фанатические донатисты, жаждавшие отомстить православным за многие годы угнетений. Провинция подверглась жестокому опустошению, и в особенности духовенство было предметом враждебности как донатистов, так и этих арианских варваров¹⁹²¹.

Бонифаций, которого Августин убеждал возвратиться к верноподданничеству, был глубоко огорчен дикими подвигами своих союзников, и из объяснений с двором узнал о коварстве Аеция. Напрасно воображая, что он в состоянии исправить причиненное им зло, он просил вандалов удалиться из Африки, но ему ответили насмешкой, и он оказался вынужденным прибегнуть к оружию, как единственному средству освободить свою страну от последствий своего неблагоразумия. Но его силы не были равны силам неприятеля, и, будучи поражен в поле, он, с остатками своего войска, заперся в Иппоне¹⁹²².

Августин был неутомим в своих трудах во время этого нашествия. Он продолжал большой и обстоятельный трактат против пелагианииа Юлиана Экланского; писал и другие полемические труды, и старался увещательными и утешительными письмами поддерживать дух своих собратьев в их испытаниях. Его пастырские труды усложнялись еще вследствие множества народа из всех классов, искавшего убежища в стенах Иппона, и вскоре после того, как вандалы приступили к осаде города, он вследствие своих трудов впал в тяжкую болезнь (Июнь, 430 г.). Желая без всякого перерыва предаваться молитве и делам благочестия, он распорядился, чтобы к нему никого не допускали из его друзей, исключая того времени, когда давались ему лекарства или пища. Он желал, чтобы перед глазами у него вывешены были покаянные псалмы, постоянно обливаясь слезами, читал и перечитывал их, и 28 августа 430 года отошел в вечный покой¹⁹²³.

Феодосий II Младший – Христианство в Персии – Маркион и Аттила – Валентиниан III – Несторий – Александрия и Антиохия – Феодор Монсуестский – Начало несторианского спора – Кирилл Александрийский – Продолжение несторианского спора – Анафемы Кирилла – Феодорит – Созвание Вселенского собора – III Вселенский собор в Эфесе – Осуждение Нестория – Сношения с двором – Далматий – Мнение Нестория – Примирение Кирилла и Иоанна – Волнения и раздоры в церкви – Подавление несторианства – Судьба Нестория – Попытка подвергнуть порицанию Феодора и Диодора – Несторианство на Востоке Феодосий младший был тщательно воспитан под руководством своей сестры Пульхерии, и в течение всей своей жизни (408–450 гг.) находился под ее влиянием¹⁹²⁴. Характер у него был мягкий, но слабый. О его благочестии можно судить из рассказа, передаваемого Феодоритом в похвалу его¹⁹²⁵. Один назойливый монах, получив несколько раз отказ в какой-то просьбе к императору, отлучил его. Когда наступило время обеда, Феодосий объявил, что он не будет есть, пока не будет разрешен, и послал попросить епископа Константинопольского, чтобы он склонил монаха снять сделанное им отлучение. Епископ отвечал, что нет надобности обращать внимание на подобный приговор; но Феодосий не мог успокоиться, пока монах не найден был и не убежден был отменить отлучение. Пульхерия дала обет девства, и убедила принять подобный же обет и своих трех сестер; жизнь и занятия императорского семейства вполне походили на жизнь и занятия монашеской общины¹⁹²⁶. В 421 году Пульхерия нашла для своего брата супругу, Афинаиду, осиротелую дочь одного афинского ритора¹⁹²⁷. Императрица приняла имя Евдокии, и у нее родилась дочь Евдоксия, которая, в 437 году, вышла замуж за императора Запада Валентиниана III. Мать затем получила позволение посетить св. Землю, где она истратила огромные суммы на церкви, монастыри и госпитали, и, по возвращении в Константинополь, привезла с собой некоторые почитавшиеся особенно мощи¹⁹²⁸. Но, вскоре после своего возвращения, она впала в немилость, вероятно вследствие стремления противодействовать влиянию Пульхерии, и остаток своих дней провела в покаянном уединении в Иерусалиме.

Состояние христиан в Персии вовлекло империю в войну с этой страной. Маруфа, один месопотамский епископ, с большим успехом ранее трудившийся среди персов в качестве миссионера, был отправлен Аркадием в качестве посланного к царю Йездегерда. Исполняя это поручение, он открыл и изобличил проделки, которыми маги старались влиять на суеверного царя; вследствие его стараний, христианам объявлена была полная свобода религии, и можно было надеяться, что в христианство обратится и сам Йездегерд¹⁹²⁹. Но все дело было испорчено неблагоразумным поступком епископа по имени Авда, который разрушил один храм национальной религии (414 г.). Царь потребовал его к себе лично, кротко укорял его и приказал ему восстановить здание под страхом смерти и возмездия христианским церквям. Так как Авда упорно отказывался от этого, то царь нашел себя вынужденным привести в исполнение свои угрозы, и вследствие этого его расположение к христианам изменилось. Многие из них преданы были смерти в страшных пытках. После некоторого перерыва в течение последних лет царствования Йездегерда, гонение возобновлялось с новой силой при его преемнике Байраме или Вараране (420 г.). Границы Персии были охраняемы, чтобы не давать возможности бежать христианам; но некоторые из них проникли в Константинополь и донесли императору о страдании своих собратий. Феодосий отказался выдать беглецов, и вследствие этого началась война (422 г.), которая, после нескольких лет, закончилась в пользу римлян¹⁹³⁰. Во время этой войны, Акакий, епископ Амидский, отличился замечательным подвигом благотворения. Узнав, что 7000 персидских пленных находились неподалеку от него, он созвал свое духовенство, и, напоминая ему, что так как Бог христиан, будучи вседоволен, не нуждается в чашах и сосудах, то предложил продать золотые и серебряные сосуды церкви. На вырученные деньги он выкупил пленных, и, продержав их до тех пор, пока они не поправились от влияния вынесенных ими лишений, он в доказательство действительного духа христианства отправил их к персидскому царю¹⁹³¹.

Вследствие смерти Феодосия в 450 году, Пульхерия сделалась полноправной императрицей востока. Чувствуя, однако же, что женское царствование было не безопасным новшеством, она отдала свою руку номинальному супругу, Маркиану, шестидесятилетнему старцу, и его поведение вполне оправдало ее выбор¹⁹³².

В течение нескольких лет империя находилась под страхом Аттилы, царя гуннов, который принудил Феодосия к унизительной покорности и уступкам. Маркиан решился действовать смелее в отношении этого врага; он отказал в дани, которую платил его предшественник, и Аттила угрожал мщением. Но прежде чем приступить к исполнению своей угрозы, варварский вождь направил свое оружие против Западной империи, где Аеций, достигнув погибели своего соперника Бонифация, пользовался полным влиянием и в течение 20 лет с удивительной энергией поддерживал престол слабого и распутного Валентиниана. Аттила, во главе бесчисленного войска, проник даже до Орлеана (451 г.), распространяя разрушение по пути своего шествия, когда Аеций, побуждаемый к действию Анианом, епископом этого города, выступил против него с войском, составленным из римлян и союзников, из которых самыми важными были везиготы южной Галлии, находившиеся под начальством Теодорика. сына Аларикова. Гунны, уже вступившие в Орлеан, были изгнаны. Аттила потерпел поражение в великой битве на равнинах Шалонских, и принужден был отступить за Рейн. В следующем году (452 г.) он сделал нашествие на Италию; но полуостров этот был спасен от угрожавшего ему опустошения со стороны варваров посредничеством Льва, епископа Римского, который, с двумя высшими сановниками империи, встретил Аттилу в окрестностях Мантуи и убедил удалиться по получении большой суммы денег. Несколько месяцев спустя внезапная смерть царя (453 г.), постигшая его во время приготовлений для нападения на Маркиана, и последующее распадение Гуннской монархии, избавили обе половины империи от страха, который он внушал им.

Через год после смерти Аттилы, Валентиниан, по подозрению, что Аеций стремился к императорской короне, убил его во время аудиенции во дворце и, предательски изнасиловав жену сенатора, по имени Максима, пал жертвой мщения ее мужа (16 марта 455 г.), приведенного в исполнение двумя из приверженцев убитого полководца¹⁹³³.

По смерти Сисипния, преемника Аттика, в Константинополе возник спор между приверженцами Филиппа Сидского и Прокла. Оба они были кандидатами против покойного епископа: Прокл затем был посвящен Сисипнием (Апр. 428 г.) на кафедру Кизикийскую, но так как народ этого города не признавал права епископа Константинопольского назначать им пастыря, то он и не в состоянии был вступить в обладание своей кафедрой. Двор, с целью уладить раздор партий, решил, чтобы вакансия не занималась никем из константинопольского духовенства, и избрал Нестория, пресвитера антиохийского ¹⁹³⁴. Несторий был монах; он был человеком безупречной жизни, имел склонность к учености и славился своим пламенным и звучным ораторством, хотя в то же время его обвиняли в гордости, честолюбии и в стремлении к популярности которая, будто бы, и заставляла его прибегать к показной святости в своей жизни и к высокопарному слогу в проповеди¹⁹³⁵. Вдобавок к личной славе, то обстоятельство, что он вышел из одной и той же церкви с высокочтимым Златоустом, делало его наречение удобоприемлемым в Константинополе, и вследствие этого он охотно был избран духовенством и народом¹⁹³⁶.

Новый епископ, вступив на свою должность, обнаружил большую ревность в борьбе против ереси. Проповедуя в соборном храме в день своего вступления в сан, он обратился к императору со словами: «Дай мне землю, очищенную от еретиков, и я в свою очередь дам тебе царство небесное; помоги мне подавить еретиков, и я помогу тебе подавить персов!». Слова эти встречены были громким одобрением; но более мудрые из слушателей вынесли из них не совсем благоприятное мнение о скромности и благоразумии оратора¹⁹³⁷.

За объявлением войны скоро последовали и дела. Пять дней спустя епископ сделал нападение на молитвенный дом ариан; собрание в отчаянии сожгло его, пламя захватило и другие здания, и Несторий приобрел название «Поджигателя». Он преследовал также и других сектантов, и добился от императора сурового закона против них¹⁹³⁸. Сократ в особенности замечает о его действиях против новациан, – секты к которой склонен был сам этот историк и которую всегда щадил Аттик на том основании, что они страдали от ариан вместе с православными, и что так как отпадение их относилось к столь древнему, то их согласие в учении о Троице было важным свидетельством о православии церкви¹⁹³⁹.

Самому Несторию вскоре пришлось подвергнуться подозрению в ереси.

Школы Александрийская и Антиохийская, вследствие характерного отличия в тоне и необходимости противодействовать различным заблуждениям, более непосредственно соприкасавшимся с каждой из них, пришли к некоторому различию во взгляде и в выражении о предмете воплощения Спасителя. В Александрии, где врагом, с которым приходилось бороться, было арианство, божество Спасителя выставлялось с такой настойчивостью, что даже в сочинениях самого Афанасия встречались выражения, которые в позднейшее время были бы признаком евтихианства, как напр. там, где он говорит – «не два естества, но одно воплощенное естество Бога – Слова»¹⁹⁴⁰. Хотя отличие божества и человечества признавалось, но естества рассматривались в их единении, и так как лицо, в котором они сочетались, было одно, то свойства одного естества, при вопросе о нем, переносились на другое. Так то, что строго говоря могло относиться только к человечеству, приписывалось ему как Богу, так как личность в Его божестве была раньше, чем Он принял естество человека; «Бог», – как говорили, «родился, пострадал и искупил нас Своей кровью»¹⁹⁴¹. На западе учение, похожее на то, с которым впоследствии связывалось имя Нестория, было заявлено одним галльским пресвитером, по имени Ленорий, который также держался сомнительных мнений касательно первородного греха. Августин, которому удалось убедить его в его заблуждениях, в пояснение соотношения свойств Спасителя, говорил, что мы можем говорить о «философе» как убитом, мертвом или погребенном, хотя все это относится лишь к телу, а не к той части его, к которой собственно относится качество философа¹⁹⁴².

С другой стороны сирияне, которым приходилось бороться против аполлинарианства с его отрицанием всецелой человечности Спасителя и ее последующим слиянием божества и человечества в чем-то третьем, отличном и от того и другого, – были вынуждены тщательно делать различие между двумя естествами. Этот метод кажется более правильным в научном отношении, чем другой; но в школе, допускавшей значительное участие разума, он легко мог сделаться опасным. Диодор, впоследствии епископ Тарсийский, и Феодор, впоследствии епископ Мопсуестийский, первый – учитель Златоуста, а последний – его сотоварищ по учению и друг, были наиболее замечательными учителями в этой школе, и ввели систему объяснения св. Писания при помощи истории, критики и филологии, между тем как до их времени комментаторы делились лишь между двумя методами, именно, – буквальным и аллегорическим ¹⁹⁴³. Диодор и Феодор, поэтому, могут быть считаемы предтечами новейшего толкования; но вместе с достоинствами своей системы они сочетали наклонность понижать и более чем следует очеловечивать, так сказать, смысл св. Писания. В течение почти 50 лет Феодор поддерживал дело церкви в споре с различными ее врагами, и в течение его жизни его православие считалось безукоризненным. Впоследствии, однако же, некоторые стали изображать его отцом как несторианства, так и пелагианства, и его память сделалась предметом споров, сильно волновавших церковь¹⁹⁴⁴. Нестория считали учеником Феодора; но свидетельство это, если под ним разумеется личное отношение между ними, по-видимому, не верно. Нельзя также придавать много веры и рассказу, что Несторий, на своем пути к занятию своей кафедры, посетил епископа Мопсуестского, который тогда уже приближался к своей кончине (428 г.), и что в течение этого-то посещения он воспринял мнение, связанное с его именем¹⁹⁴⁵.

Первый взрыв несторианского спора произошел по случаю проповеди, в которой пресвитер Анастасий, сопровождавший епископа Константинопольского из Византии и пользовавшийся большим его доверием, напал на употребление слова Феотокос «Богородица» уже в приложении его к пресвятой Деве. «Мария», – говорил он, «была человек, а от человека не может родиться Бог». Название это подвергшееся таким образом нападению, употреблялось в предшествующем столетии Евсевием Кесарийским, Афанасием, обоими Григориями и другими¹⁹⁴⁶; оно не означало того, чтобы пресвятая Дева сообщила божественную природу Спасителю, но утверждало только единение Божества и человечества в одном лице, «потому что Сын Божий принял на Себя не личность человека, но только естество человека». Сирианам, однако же, слово это казалось заключающим в себе аполлинарианское заблуждение о смешении между двумя естествами, причем отвержение его Анастасием внушало его слушателям в Константинополе мысль, что новый епископ и его партия признавали простое человечество в Спасителе, предполагая, что Дух в Нем обитал только так, как Он обитал и в пророках.

Несторий поддержал своего друга произнесением нескольких проповедей¹⁹⁴⁷, в которых он выставил двусмысленное и софистическое возражение против слова Феотокос. «Если допустить это выражение», – говорил он, «то можно извинить и язычников за приписывание материи своим божествам; благословенная Приснодева должна по истине называться не Феотокос, а Феодохос, как принявшая Бога в себя»¹⁹⁴⁸. Прокл, бывший кандидат на эту кафедру, проповедуя в соборе на празднике, к которому подходил этот предмет, красноречиво настаивал на употреблении слова Феотокос¹⁹⁴⁹, и когда его проповедь была принята с восторгом, Несторий встал и возражал против учения проповедника касательно смешения двух естеств¹⁹⁵⁰. Он, однако же, заявил, что не отказывается от употребления слова Феотокос, если только оно будет правильно объяснено, так чтобы не обоготворять самой Пресвятой Девы¹⁹⁵¹; но если ее называть Матерью Бога, то выражение это должно иметь противовес в названии ее также матерью человека, – матерью скинии, уготованной святым Духом для обитания Божественного слова. Вследствие этого он предлагал называть ее Христородицей, – каковой термин указывал бы на ее отношение к Тому, кто вместе Бог и человек¹⁹⁵². «Можно», – говорил он, «утверждать, что Христос имеет свойства того и другого естества, но нельзя утверждать того, что родился Бог, или что можно поклоняться человеку»¹⁹⁵³.

Возбуждение в Константинополе было огромное. Несторий продолжал проповедовать по спорному предмету, и был часто прерываем во время своих проповедей. Евсевий, адвокат, впоследствии сделавшийся епископом Дорилейским, обвинял его в ереси Павла Cамосатского, и открыто проводил параллель между этими двумя учениями. Монахи и большинство духовенства были против епископа, и среди них вновь ожило старое соперничество, связывавшееся с делом избрания; причем его поддерживал двор, да и большинство народа было доселе благоприятно ему, хотя многие и порвали общение с ним. Он говорит, что некоторые из его противников угрожали ввергнуть его в море¹⁹⁵⁴, и, из прошения некоторых монахов против него мы узнаем, что он сам свободно пользовался низложением, бичеванием, ссылкой и другими насильственными мерами против тех из них, которые подлежали его юрисдикции¹⁹⁵⁵.

В возникшем таким образом споре, как и в великом споре предшествовавшего столетия, главным поборником православия был епископ Александрийский Кирилл, но его характер и образ действия, напоминают нам менее об Афанасии, чем о его собственном дяде и непосредственном предшественнике Феофиле.

Кирилл провел пять лет среди монахов Нитрии; он находился в дружественных отношениях с аввой Исидором Пелусийским. Этот весьма благочестивый и сердечный подвижник имел искреннее попечение об его нравственно-религиозном преуспеянии, особенно в виду того, что когда Кирилл жил и молился в пустыне, сердце его все еще стремилось к миру¹⁹⁵⁶. В 412 году, по смерти Феофила он был избран на кафедру Александрии. У него было много врагов, которые обвиняли его в разных насилиях, алчности и даже симонии. Но обвинения эти не находят подтверждения в несомненных исторических данных. Если при нем церковь Александрийская чрезвычайно обогатилась и получила столько имущества, сколько доколе не принадлежало ни одной епископской кафедре¹⁹⁵⁷, то это прямо зависело от влиятельности самого епископа. Он был строг, нанес сильный удар новацианам, изгнал иудеев из Александрии на основании кровавого смятения в театре, и вследствие этого поссорился с префектом Орестом. Толпа возбужденных монахов из Нитрии вступила в город и сделала нападение на префекта; один из них, метнувший в него камнем, был казнен, но был признан Кириллом в качестве мученика¹⁹⁵⁸. Холодность, с которой префект после подобных сцен относился к епископу, приписывалась народом влиянию Ипатии, прекрасной и замечательной девицы, лекции которой по философии привлекали в Александрию целые толпы восторженных слушателей. Под влиянием этого убеждения толпа параволанов и других, предводительствуемая чтецом, по имени Петр, сделала на нее нападение на улице, стащила ее с колесницы, поволокла в соборную церковь, и там варварски умертвила¹⁹⁵⁹. Чтобы Кирилл имел какое-нибудь участие в этом буйстве, это ничем не подтверждающаяся клевета; но буяны большей частью были служителями его церкви, которые, бесспорно, могли превратно истолковать намерения своего епископа, и его характер незаслуженно подвергся нареканию вследствие их буйства.

Кирилл сопровождал своего дядю в той поездке в Константинополь, которая оказалась столь бедственной для св. Иоанна Златоуста. Под влиянием своего сурового дяди, он возражал против внесения имени Златоуста в диптихи церкви, оставаясь непреклонным даже тогда, когда Аттик Константинопольский упрашивал его уступить ради мира¹⁹⁶⁰, и наконец уговорен был допустить это имя, и иногда даже с уважением говорил о красноречии великого проповедника. Очевидно, тоже самое желание смирить нововозвышенную кафедру Константинополя, руководившее действиями Феофила в его вражде к Златоусту, примешивалось также и к побуждениям Кирилла в его действиях против Нестория.

Епископ Александрийский вовлечен был в спор вследствие того, что, как оказалось, списки проповедей Нестория обращались среди египетских монахов и многие из них вследствие этого перестали называть Пресвятую Деву Богородицей¹⁹⁶¹. Он восстал против этого новшества в своем пасхальном послании 430 года, и завел переписку с самим Несторием, во время которой оба они скоро раздражились, причем он также вступил в сношение с некоторыми духовными лицами и монахами Константинополя, противодействовавшими своему архиепископу¹⁹⁶². По-видимому, именно вследствие раздражения, причиненного письмами Кирилла, Дорофей, епископ преданный Несторию, при одном случае, когда архиепископ сидел на своем троне, встал в соборе и громко произнес анафему против тех, которые употребляли название Феотокос. Несторий обвинил Кирилла в том, что он был причиной смятения последовавшего в Константинополе. Некоторые присутствовавшие там негодные александрийцы стали обвинять своего епископа в различных незаконных поступках, о которых Несторий угрожал довести до вселенского собора. Кирилл отвечал, что он будет радоваться, если своими делами он посодействует к созванию такого собора, но что он не позволит своему противнику сидеть в качестве одного из своих судей. Он заявил готовность пожертвовать всем для подавления ереси Нестория, и с целью отвлечь двор от противоположной партии, он обратился с особым трактатом о православной вере к Феодосию, и с другим подобным же трактатом к Пульхерии и Евдокии¹⁹⁶³.

Несторий не раз обращался к Целестину, епископу Римскому, за сведениями касательно пелагиан, некоторые из вождей которых находились в то время в Константинополе, но не получал никакого ответа. Теперь он повторил свои просьбы и присоединил некоторый отчет о новом, только что возникшем споре. Кирилл также обратился к Целестину, но с большим искусством; в то время, как Несторий обращался к Римскому епископу как к равному, епископ Александрийский усвоил несколько иной тон, именно тон подслужливости, не имевшей для себя примера ни в одном из его предшественников¹⁹⁶⁴. Своим изложением мнений Нестория, он добился от Целестина и римского собора осуждения епископа Константинопольского в качестве еретика, вместе с письмом (Авг. 430 г.), объявлявшим ему, что он будет низложен и отлучен, если только в течение десяти дней, по получении этого письма, не признает веры, содержимой в Риме и Александрии, и не восстановит всех, кого он низложил вследствие недавних споров. Кириллу было предоставлено привести этот приговор в исполнение, как уполномоченному Римского епископа, и в то же самое время Целестин писал церкви Константинопольской и Иоанну, епископу Антиохийскому, обличая заблуждения Нестория, и извещая о том осуждении, которое будет произнесено, если архиепископ будет упорствовать в них¹⁹⁶⁵.

Кирилл также писал некоторым Восточным епископам, давая им свое изложение спора. От Акакия Веррейского (которому теперь было 110 лет от роду), от Иоанна Антиохийского и других он получил ответы, в которых они не одобряли того, что было сказано Несторием и особенно Дорофеем, но просили его избегать открытого разрыва¹⁹⁶⁶. Иоанн, от имени нескольких других епископов, писал Несторию, выражая полное доверие к его православию и советуя ему не настаивать на ненужных тонкостях касательно спорного слова, и так как Несторий заявил свою готовность держаться учения Отцов и допускать в известном смысле слово Феотокос, то патриарх Антиохийский льстил себя надеждой, что мир легко будет восстановлен.

Спустя некоторое время Кирилл препроводил римское послание к Несторию, вместе с письмом, написанным от имени Александрийского собора, в котором от епископа Константинопольского требовалось отречься от своих заблуждений и которое заканчивалось двенадцатью анафемами, предлагавшимися ему для подписи. На это письмо Несторий отвечал подобным же числом противоположных анафем, на которые в свою очередь дан был гораздо более подробный ответ Марием Меркатором, ревностным Западным мирянином, который в то время прибыл в Константинополь и уже заявил себя своей энергичной борьбой против пелагианства. Из предложений, таким образом выставленных с каждой стороны, некоторые в действительности противоречили друг другу, а другие, в намеренно противоположных словах, выражали различные стороны одной и той же истины. Главной целью Кирилла было установить единство личности Спасителя, между тем как целью Нестория было остерегаться смешения в Нем естеств. Кирилл обозначал соединение естеств словом единение, а Несторий – словом сочетание¹⁹⁶⁷. Александрийские анафемы произвели великое возбуждение на Востоке, где оно понималось в том смысле, что, будто бы, отвергали различие естеств в Спасителе. Иоанн Антиохийский желал, чтобы они торжественно были осуждены, как аполлинарианские, и против них написаны были трактаты Андреем, епископом Самосатским, и Феодоритом, епископом Кирским¹⁹⁶⁸.

Последний из этих полемистов был самым ученым богословом, каким только могла гордиться восточная церковь того века. Он родился в Антиохии, около 390 года и, по-видимому, учился под руководством Феодора Мопсуестского, сочинения которого он, несомненно, читал прилежно и с увлечением. Около 420 года он избран был на кафедру Кира или Кирра, в Евфратской провинции, где и трудился с большой энергией, успешно истребляя ереси, заражавшие его епархию, – часто даже подвергая свою жизнь опасности от ярости маркионитов и других сектантов, которые владели целыми селениями¹⁹⁶⁹. О его влиянии на свое духовенство можно судить из того обстоятельства, что в течение 25 лет ни один из его членов не являлся перед гражданским судом. Его попечение о своей пастве не ограничивалось даже и духовными делами; он весь свой доход обращал на ее пользу, строил мосты, бани и другие общественные здания, и склонял лиц, знакомых с медициной и другими полезными знаниями и ремеслами, к поселению в Кире. Разнообразие литературных заслуг Феодорита было необычайно; справедливо говорят о нем, что «он одинаково хорошо выдерживает характер комментатора, богослова, историка, полемиста, апологета и писателя по практическим вопросам религии»¹⁹⁷⁰. В течение всех смятений своего времени он был самым знаменитым вождем на восточной стороне; но его умеренность и добросовестность были худо оценены среди ярости партийной борьбы, и он страдал от насилия враждебных ему партий.

Видя себя осужденным со стороны патриархов Рима и Александрии, Несторий не видел другого исхода из своего затруднительного положения кроме обращения к вселенскому собору. Некоторые из его противников уже добивались созвания такого собора, и в Ноябре 430 года Феодосий, от своего собственного имени и от имени Западного императора, издал повеление о созвании представителей всей церкви в Эфесе. Временем для этого назначена была ближайшая Пятидесятница, и до того времени все должно было оставаться в прежнем состоянии, так что римское определение осталось неисполненным. Каждый митрополит должен был взять с собой стольких из своих соподчиненных епископов, сколько он находил для себя полезным, не упуская из вида и того, чтобы оставлено было на месте достаточное число их для исполнения обычных пастырских обязанностей. Повестка, обращенная к Кириллу, была сопровождаема особым письмом от Феодосия, в котором патриарх был обвиняем в гордости и мятежности, в присвоении прав, принадлежавших только вселенскому собору, и в страсти вторгаться во дворцы, как будто бы там были разногласия между родственниками, или как будто бы он надеялся поселить между ними раздор. Это последнее обвинение, имеющее в виду отдельное письмо, написанное Кириллом Евдокии и Пульхерии, показывает, что возводившиеся на него подозрения не были безосновательными. Из епископов, стоявших по сану ниже митрополита, поименного приглашения удостоен был только один Августин; но к несчастью для собора, он умер за несколько месяцев перед тем.

Несторий прибыл в Эфес вскоре после Пасхи (апрель 19), сопровождаемый шестнадцатью епископами (431 г.). Перед праздником Пятидесятницы (июнь 7) Кирилл явился во главе пятидесяти епископов, с большой свитой матросов и других беспорядочных лиц¹⁹⁷¹. Около сорока епископов было у Мемнона, митрополита Эфесского, человека беззастенчивого характера, который имел особые побуждения действовать с Кириллом против патриарха константинопольского, так как независимость его собственной «апостольской церкви» была в опасности от соседства новой столицы. Африканская церковь, вследствие нашествия вандалов, не могла послать на собор ни одного представителя; но Каприол Карфагенский написал послание, в котором просил, чтобы отцы не вводили никакого новшества¹⁹⁷². Целестин Римский отправил двух епископов и пресвитера в качестве представителей самого себя и «всего собора Западного», с наказом руководиться суждением Кирилла и поддерживать достоинством апостольского седалища, действуя в качестве судей, а не в качестве спорящих. Они, однако же, не достигли Эфеса¹⁹⁷³. Наблюдение за порядком император поручил Кандидиану, начальнику домовых служителей. Согласно с данной ему инструкцией, он распорядился, чтобы все монахи и пришлые миряне оставили город Эфес, и чтобы ни один епископ, ни под каким предлогом, не отлучался, пока не закончатся заседания собора¹⁹⁷⁴.

И вот собралось около 200 епископов, но Иоанн Антиохийский все еще не являлся. Путешествие его было замедлено частью затруднением созвать собор соподчиненных епископов, которые не могли выехать до окончания пасхальной недели, и отчасти смятениями в его городе вследствие недостатка в провизии, а затем и худое состояние дорог, размытых сильными дождями, принудило его путешествовать чрезвычайно медленно, с потерей многих лошадей на пути. Епископы, находившиеся уже в Эфесе, поджидая прибытия Иоанна и восточных, заняты были частными, не формальными рассуждениями, которые скорее способны были усилить, чем сгладить их разногласие¹⁹⁷⁵. Несторий заявлял, что жизнь его была в опасности от негодяев из свиты Кирилла и от поселян, действовавших по наущению Мемнона, между тем как противоположная партия жаловалась на солдат, которые действовали в качестве охраны для епископа константинопольского¹⁹⁷⁶.

21 июня Кирилл, который, в силу достоинства своей кафедры, принял председательство на соборе, заявил, что он не намерен ждать больше, хотя и получил любезное письмо от Иоанна, в котором последний извинялся в своем замедлении и заявлял, что он через несколько дней будет в Эфесе. Несторию было послано приглашение явиться на собор на следующий день; он отвечал, что готов явиться, когда будет присутствовать там Иоанн, или когда будет потребован Кандидианом. Феодорит и 67 других епископов, из которых 22 были митрополиты, протестовали против ведения дела без присутствия представителей Востока, но собор состоялся на следующий день (22 июля), в церкви Пресв. Марии, где, по преданию, была погребена Богородица. На заседании присутствовал Кандидиан и по желанию епископов прочитал свое полномочие от императора. На свое требование отсрочить заседание собора еще на четыре дня, с целью дать время для прибытия восточных, он получил отказ, и так как полномочная грамота не давала ему права на вмешательство в догматические вопросы, на том основании, что эти последние принадлежали только епископам, то он не без негодования, как он жалуется, вынужден был оставить церковь, заявив, что все то, что будет сделано вопреки его указаниям, останется недействительным ¹⁹⁷⁷. Епископы отказались даже взглянуть в послание своих 68 собратьев. Несторию были посланы вторая и третья повестки, но стража его воспрепятствовала передать их ему¹⁹⁷⁸.

Собор приступил к рассмотрению вопроса, для которого он и был созван. После прочтения Никейского символа, читано было второе письмо Кирилла к Несторию, и епископы не раз выражали свое высокое одобрение ему, как согласному с Никейской верой. Затем был прочитан ответ, сделанный Несторием; многие епископы выразили свое осуждение в отношении его, и все собрание произнесло анафемы против автора и его учения. Далее следовало рассмотрение других документов; среди них было третье письмо Кирилла к Несторию, именно содержащее анафемы, и оно было принято без всякого возражения. В виде доказательства, что Несторий все еще держался своих заблуждений, сделаны были сообщения касательно выражений, которые он употреблял в разговоре со времени прибытия в Эфес: так, он будто бы спрашивал, как он может дать имя Бога ребенку двух или трех месяцев от роду, каковой вопрос был понят в смысле отрицания божества Спасителя. В доказательство истинного учения по спорным вопросам был представлен свод извлечений из древних богословов, и после этого, среди всеобщего неодобрения, было прочитано несколько мест из сочинения Нестория, причем отцы, встречая слова, которые они считали богохульными, затыкали себе уши¹⁹⁷⁹. Против Нестория составлено было определение о низложении «Во имя Господа нашего Иисуса Христа, на которого он богохульствовал»; оно было подписано 198 епископами и, в знак одушевлявшего их чувства, адресовано патриарху, как «новому Иуде»¹⁹⁸⁰. Кирилл впоследствии пытался смягчать резкость этих действий, заявляя, что Иоанн Антиохийский действовал не искренне, что его замедление было намеренным и что он решился не осуждать человека, который выдвинулся из среды его собственного духовенства. Быть может самым смелым из всех заявлений было то, что два сирийских митрополита, прибывших в Эфес за день до соборного заседания, ответили на некоторые жалобы в промедлении, заявлением желания своего патриарха, чтобы собор был открыт без дальнейшего ожидания его¹⁹⁸¹. Кирилл нашел возможным истолковать это в том смысле, как будто бы епископ Антиохийский соглашался на то, чтобы великий вопрос, подлежавший обсуждению собора, был решен до его прибытия.

Кандидиан крайне был изумлен на следующий день, узнав о том, что было сделано. Он сорвал объявление, в котором возвещалось о низложении Нестория, издал приказ, объявлявший определения собора недействительными, и отправил объявление его императору, сопровождая его письмом, сильно изобличающим незаконные действия Кирилла и его соучастников¹⁹⁸². Несторий также писал к Феодосию, прося о том, чтобы для исследования его дела созван был какой-нибудь беспристрастный собор, чтобы каждый митрополит приводил с собой только двух епископов, – правило которое вследствие распорядка египетского патриархата, лишило бы Кирилла почти всякой поддержки¹⁹⁸³, и чтобы не только монахи и духовенство, но и все такие епископы которые не получили приглашения на собор, были удалены от места собрания ¹⁹⁸⁴.

27 июня, наконец, прибыл в Эфес Иоанн Антиохийский с 14 Восточными епископами. Когда они приблизились к городу, на встречу к ним вышла депутация от собора и сообщила о состоявшемся определении. Патриарх встретил это заявление с изумлением и негодованием. Немедленно, по прибытии в свое помещение он созвал собор из сопровождавших его епископов, к которым присоединились и 29 других епископов. На собор явился Кандидиан, сделал свое сообщение о последнем заседании и удалился. Епископы затем приступили к рассуждению о поведении Кирилла и об обнародованных им анафемах; они объявили его повинным в мятежности и в возобновлении ереси арианской, аполлинариевской и евномианской; приговорили его и Мемнона к низложению, и объявили остальных 200 епископов отлученными от их общения, если только они не присоединятся к ним в осуждении этих анафем¹⁹⁸⁵. Уполномоченные партии Кирилла старались войти в сношение с Иоанном, но подверглись оскорблениям, побоям и были изгнаны солдатами его стражи¹⁹⁸⁶. По получении сведений об этом, и по-видимому еще раньше, чем пришло состоявшееся определение восточных епископов, Кирилл и его собор объявили Иоанна отлученным, если он не даст должного объяснения в своем поведении. Восточные епископы пытались осуществить свое обвинение Мемнона посвящением епископа на его место; но они не в состоянии были добиться вступления в церковь для этой цели, и были побиты толпой его приверженцев¹⁹⁸⁷.

Известия о событиях в Эфесе распространились повсюду, и произвели во многих местах неблагоприятное для Кирилла впечатление. Исидор Пелусиот, со своей обычной откровенностью, писал к нему, прося позволения действовать прямо и свободно, и заявляя ему, что его обвиняют в стараниях прикрыть свою личную вражду к Несторию именем ревности о Христе, и что его поведение сопоставлялось с поведением его дяди – Феофила¹⁹⁸⁸.

Император, по получении письма Кандидиана, писал епископам, осудившим Нестория, порицая их за то, что они действовали неправильно и по побуждениям личной злобы, и запрещая им оставлять Эфес, пока дело не будет решено правильно. На это составлен был ответ, в котором епископы извинялись в том что они действовали в отсутствии Восточных; просили, чтобы Кандидиан был отозван, как обнаруживший пристрастие к их противникам, и чтобы пятерым из них позволено было лично явиться к императору¹⁹⁸⁹. К этому письму были присоединены деяния собора, пересмотренные Кириллом. Но Кандидиан принял меры к тому, чтобы бумаги эти не достигли двора, и все пути к нему охранялись так строго, что собор, с целью сноситься с Константинополем, вынужден был поручить одно письмо нищему, который и снес его в пустой внутри палке. По получении этого послания, среди приверженцев Кирилла произошло сильное возбуждение. Из монастырей столицы выбежали все их обитатели, среди которых самым известным был преп. Далмат. Это был авва, который в течение 48 лет безвыходно находился в стенах своего жилища, отказываясь оставить его даже тогда, когда сам император просил его принять участие в торжественных крестных ходах по случаю землетрясений. Этому отшельнику теперь внушено было божественным голосом выйти из монастыря, и он направился ко дворцу во главе бесчисленной толпы, наполнявшей воздух пением псалмов. Авва и другие был допущен лично к императору. Далмат показал письмо из Эфеса, изложил жалобы православной стороны и спросил, лучше ли присоединиться к одному нечестивому человеку, чем к 6000 епископов, рассеянных по всему миру, но представлявшихся своими митрополитами и собратьями в Эфесе. Феодосий был тронут, и сказал, что собор должен бы был прислать некоторых из своих членов для изложения своего дела. Далмат, в ответ на это указал на то стеснение, в котором находились епископы и получил от императора повеление, чтобы некоторые уполномоченные были присланы ко двору. Толпа, в нетерпеливом настроении ожидавшая исхода аудиенции, с восторгом приняла настоятелей, когда они вышли из дворца. Монахи, с зажженными свечами и с пением 149 псалма, сопровождали их в церковь, где Далмат взошел на кафедру, прочел ефесское послание и сообщил о свидании с императором, после чего весь народ дружно провозгласил анафемы против Нестория¹⁹⁹⁰.

Некоторым епископам партии Кирилла теперь позволено было отправиться в Константинополь, где их заявления и просьбы, поддерживаемые весьма значительными взятками, были столь действенными, что большинство влиятельных при дворе лиц, склонилось в пользу александрийского патриарха¹⁹⁹¹.

Когда собор 10 июля находился на своем втором заседании, явились посланные из Рима и были приняты со знаками почтения. На третьем заседании эти православные выразили свое одобрение тому, что было сделано и подписали низложение Нестория¹⁹⁹². Взаимно враждебные партии оставались в Эфесе, угрожая и отлучая друг друга, по выражению древнего историка, «с одинаковой гордостью»¹⁹⁹³, и с плачевным недостатком умеренности, и скромности с обеих сторон. Император, предполагая, что низложения Нестория и его врагов, Кирилла и Мемнона, состоялись с определения всего собора, утвердил эти приговоры¹⁹⁹⁴; Иоанн, начальник священных щедрот, назначенный вместо Кандидиана для наблюдения за делами собора, подверг трех епископов аресту¹⁹⁹⁵, и, вследствие устранения Кирилла, председателем собора сделался Ювеналий, епископ Иерусалимский. Напрасно императорский уполномоченный пытался быть посредником между партиями (Авг. 431 г.); он донес об их взаимном ожесточении императору, но с большим порицанием отозвался о кириллианах¹⁹⁹⁶. Кроме того, летний зной и заключенность в стенах Эфеса, неблагоприятно подействовали на здоровье многих из епископов, равно как и их спутников, и между ними открылась значительная смертность, причем многие, которые не запаслись провизией на столь продолжительное отсутствие из своих домов, дошли до бедственности в самых средствах существования¹⁹⁹⁷. Опять выдвинут был Далмат для изложения дела своих друзей перед императором, и наконец, по просьбе обеих партий, в Халкидоне, в присутствии Феодосия, состоялось совещание восьми епископов от каждого из соперничествующих соборов¹⁹⁹⁸. Двор был теперь против Нестория, частью под влиянием денег Кирилла, частью под влиянием Пульхерии, которую оскорбил Несторий, и частью из опасения монахов и населения. До прибытия епископов в Халкидон, император издал приказ, чтобы патриарх, согласно с заявленной им раньше просьбой, удалился в один монастырь близ Антиохии, в котором он пребывал до своего возвышения. Несторий заявил готовность пострадать зa истину, но выразил желание, чтобы издано было императорское повеление для общего осуждения египетских анафем¹⁹⁹⁹.

Депутации в Халкидоне имели пять аудиенций у императора. Партия Кирилла отказалась войти в какое-либо рассуждение дела, и настаивала на осуждении Нестория, причем противники их одинаково склонялись и к осуждению анафем Кирилла, и так как становилось очевидным, что нельзя было ожидать примирения, то Феодосий решил положить конец собору. Письмо, в котором он объявляет о своем решении, показывает, что он скорее был пересилен влиянием Кирилла, чем убежден справедливостью его дела; он объявляет, что не может осуждать Восточных, так как никто не выступил против них, и они не были обвинены ни в каком заблуждении перед ним. Тем же самым письмом он повелевал, чтобы Кирилл и Мемнон оставались на своих кафедрах и, в сентябре месяце, Максимиан, инок отшельнического и нечестолюбивого характера, был посвящен в патриарха Константинопольского, на место Нестория²⁰⁰⁰.

Собор Эфесский принят в качестве III-го Вселенского собора, и его учение, касательно лица Спасителя, составляет неотъемлемую часть православной веры. Нет надобности опровергать мнения тех, которые стараются обелить Нестория и ставят вопрос, действительно ли он был повинен в тех мнениях, за которые был осужден. Правда, Сократ все предубеждения которого были против Нестория, освобождает его от всякого другого заблуждения, кроме употребления неправильных выражений, к которым, по мнению историка, он был приведен самообманом своего собственного красноречия и недостаточным вниманием к сочинениям древних богословов²⁰⁰¹. Но большую корпорацию Восточных епископов, поддерживавших его в Эфесе, составляли люди, безупречные в своем православии и глубоко понимавшие его сущность. Несторий, употребляя слова, дававшие повод для обвинения в ереси, мог конечно иметь лишь в виду только предостеречь против тяжких заблуждений, которые могли вытекать из Александрийских выражений и которые вскоре затем действительно были заявлены Евтихием; но наиболее резкие из его выражений прямо показывают серьезное отрицание им истин, составляющих существенную часть православной веры. Хотя он настойчиво отрекался от более ненавистных, приписываемых ему мнений, неоднократно выражал свою готовность допустить слово «Богородица», если только оно будет ограждено от очевидных злоупотреблений²⁰⁰², но это уже зависело от посторонних соображений и виновность его в догматическом заблуждении усугублявшаяся еще вследствие его высокого сана, не может подлежать сомнению²⁰⁰³.

По окончании собора, стороны оставались крайне раздраженными одна против другой. Восточные, на своем пути домой, составили собор в Тарсе, и, по достижении Антиохии, держали второй собор. На этих собраниях они возобновили низложение Кирилла и распространили приговор этот и на епископов, которые выступили против них в Халкидоне и посвятили Максимиана для Константинопольской кафедры, причем, заявили что они никогда не согласятся на низложение Нестория, что они решились держаться Никейской веры и противиться египетским анафемам²⁰⁰⁴. Феодорит, Андрей Самосатский и др. написали против Кирилла и поддерживали корреспонденцию с друзьями Нестория в Константинополе. Многие епископы были лишены сана, и церковь находилась в жалком состоянии разделения. Феодосий жаждал мира, и, после некоторого времени, по совету Максимиана, предложил, чтобы епископы Александрии и Антиохии собрались в Никомидии для изыскания средств к восстановлению его. Начальнику Аристолаю, которому вверены были письма, поручено было действовать в пользу примирения партий, император писал испросить молитв Симеона Столпника и усилий Акакия Веррейского для содействия его мирным намерениям²⁰⁰⁵.

Иоанн Антиохийский отклонил совещание на основании плохого здоровья, а также и вследствие полученного им сообщения, что существовал наговор об удалении его²⁰⁰⁶. Он, однако же, посоветовался с епископами своей партии, и было решено, что, устраняя всякий личный вопрос касательно Нестория, они войдут в общение с Кириллом под условием осуждения им своих собственных анафем и признании Никейского символа, как достаточного Правила веры²⁰⁰⁷. Кирилл был побуждаем со многих сторон принять эти условия. Он отвечал, что он не писал ничего кроме того, что согласно с православной верой; что для него осуждать свои собственные сочинения значило бы лишать себя средств борьбы с несторианством в будущем, но что он готов дать объяснение своим прежним словам, если восточные примут деяния последнего собора, низложение Нестория и посвящение Максимиана; что он признает достаточность Никейского символа, но не в том смысле, чтобы это исключало надлежащее толкование его в тех пунктах, где он мог быть перетолковываем еретиками²⁰⁰⁸, и в письме к Акакию он излагал свои мнения в такой форме, что Феодорит объявил его православным и оставившим свои прежние заблуждения²⁰⁰⁹. Епископ Антиохийский был расположен к такому соглашению, и отправил Павла, епископа Емесского, в Александрию, с поручением содействовать этому делу. Посольство было успешным. Кирилл подписал символ, который, в сущности, был тождествен с символом, начертанным Феодоритом в Эфесе. Посланный три раза с большим успехом проповедовал в Александрии, распространяясь о слове Феотокос. Иоанн согласился подписать осуждение Нестория и одобрить посвящение Максимиана (Дек. 432 г.). На этих условиях Александрия и Антиохии (Янв. 423 г.) опять воссоединились между собой в Апреле 433 года²⁰¹⁰.

В течение всех этих распрей Кирилл, истратил огромные суммы на взятки (или «благословения», как он называл их²⁰¹¹), с целью поддержания своего дела при дворе. Существует письмо от его архидиакона Епифания к Максимиану Константинопольскому, и в нем говорится, что александрийцы стонали под тяжкими налогами, которым они подвергались с целью достать средства для этих взяток, и что не смотря на это, от имени церкви сделан был заем в 1900 фунтов золота²⁰¹².

Соглашение это не было удовлетворительным ни для одной из сторон. Исидор Пелусийский и другие друзья Кирилла выразили удивление, что он согласился допустить два естества в Спасителе²⁰¹³. Он отвечал, что в то время, как в одном смысле он признавал два естества, в другом смысле он допускал только одно; что два естества отдельны в мысли, хотя соединены в одном лице Христа, и что их предикаты собственно отличны, – какового изложения, вероятно, не отклонил бы сам Несторий²⁰¹⁴. С одной стороны Феодорит спорил с Иоанном против заключения мира на каких-нибудь условиях, кроме тех, которые бы обеспечивали восстановление низложенных епископов, включая всех которые заинтересованы были в том же. Для Кирилла, после того, как он доказывал свое православие своими последними объяснениями, требовать согласия на осуждение Нестория, это, говорил он, было бы тоже самое, как если бы какой-нибудь обращенец из арианства стал настаивать на анафематствовании тех, которые всегда были здравы в учении о единосущие Сына с Отцом; он все еще стоял за осуждение анафем Кирилла, и заявлял, что скорее готов согласиться на отсечение ему обеих рук, чем на подписание осуждения Нестория²⁰¹⁵. Другие, среди которых был митрополит Феодорита, Александр, епископ Иерапольский, престарелый и почтенный человек, все еще отказывались признать православие Кирилла. Под тем предлогом, что Александр лишился или отказался от своих прав в качестве митрополита, Иоанн Антиохийский приступил к рукоположению некоторых епископов для Евфратской провинции, и это действие вызвало громкие протесты, как нарушение чужой юрисдикции, а вместе с тем и вследствие личного характера новых епископов. Девять провинций Антиохийского патриархата прервали общение с Иоанном, который наконец призвал на помощь светскую власть для низвержения епископов, отказывавшихся присоединиться к его соглашению с Кириллом.

Феодорит готов был удалиться в монастырь, но настойчивые просьбы его паствы побудили его добиваться свидания с Иоанном, и он согласился остаться на своей кафедре, под условием извинить его в отказе от осуждения Нестория или его мнений²⁰¹⁶. Александр, однако же, продолжал противиться всем настояниям; он заявил, что если бы все мертвые воскресли и свидетельствовали в пользу египетского учения, то он и в таком случае все-таки должен будет следовать совету своей собственной совести и отвергнуть его²⁰¹⁷. Напрасно Феодорит старался или смягчить суровость его решения, или убедить Иоанна, чтобы закон не приводился в исполнение против столь глубоко почитаемого человека; престарелый епископ был низложен с Иерапольский кафедры и сослан в рудники Фамотимские в Египет причем его духовенство и народ выразили свою скорбь по случаю его удаления закрытием на время всех церквей епархии (Апр. 435 г.). Другие отказавшиеся епископы были изгнаны со своих кафедр военной силой, и такими средствами восстановлено было общее согласие по всему востоку в 435 году.

Первоначальному виновнику всех этих смятений, не смотря на протесты Целестина перед императором, позволено было оставаться почти 4 года в его уединении в Антиохии, где к нему относились с великим почтением и где он пользовался сношением со своими друзьями. По смерти Максимиана в 434 году, сторонники Нестория требовали, чтобы он был восстановлен на епископской кафедре Константинополя, и опасность смятения в его пользу была так велика, что император поспешил занять вакансию наречением Прокла, водворенного на кафедру еще в то время, когда покойный епископ не был погребен²⁰¹⁸. Эта демонстрация в Константинополе, вероятно, содействовала тому вниманию, которое обращено было на сделанное в следующем году Иоанном Антиохийским представление, что Несторий настаивал на своем богохульстве и совращал многих от веры; вследствие чего издан был указ, повелевающий, чтобы все книги ересиарха были сожжены, чтобы его последователи назывались симонианами, «подобно тому, как ариане назывались порфирианами, по закону Константина блаженной памяти», и чтобы их собрания подвергались закрытию²⁰¹⁹. Собственность его была арестована, и он был приговорен к пожизненной ссылке в Петру, но (по-видимому еще до приведения этого приговора в исполнение) место его ссылки было переменено на Великий оазис²⁰²⁰. Там он занялся составлением истории своей жизни, но через несколько времени был уведен в плен блеммийцами, диким племенем хищников, опустошавших оазис. Старец был отпущен хищниками, как человек бесполезный, и он отдал себя в руки одного императорского чиновника в Египте, который бесчеловечно приказал его волочить из одного места в другое, пока он не пал от жестокого обращения. Писатель, приводимый Евагрием, рассказывает, что его язык был изъеден червями, и что таким образом он «отошел на муку вечную», причем другие писатели подобного рода рассказывают даже, что все тело ересиарха заживо подверглось разложению²⁰²¹.

На Востоке возникли новые раздоры по вопросу о Феодоре Мосуестском и Диодоре Тарсийском. Память этих учителей несколько лет перед тем подверглась нападению со стороны Рабулы, епископа Едесского, который, после совместного действия с Восточными епископами в Эфесе, выдавался особой горячностью (Пасха 432 г.), с которой он отстаивал противоположную сторону²⁰²². Теперь когда несторианство было формально подавлено, Кирилл решился сделать попытку с целью подорвать авторитет Диодора и Феодора (437 г.), сочинения которых прилежно читались несторианами с того времени, как запрещены были сочинения их номинального вождя. Попытка эта была настойчиво поддерживаема сильной монашеской партией, и Рабула, вместе с другими епископами, принял в ней участие²⁰²³. Прокл Константинопольский сделал извлечения некоторых предложений из сочинений Феодора, и, не поименовывая источника, предложил, чтобы они были осуждены всеми; но авторство их было обнаружено некоторыми через меру ревностными агентами, и имя Феодора, которое вообще почиталось на всем Востоке, возбудило волнение ²⁰²⁴. Собор епископов, состоявшийся в Антиохии, одобряя учение Прокла, обратился к Феодосию с апелляцией против осуждения человека, который оказал важные услуги церкви; они говорили, что выражения, приведенные из Феодора, употреблялись им в полемике с арианами и евномианами, и должны быть истолковываемы с добросовестным вниманием к их цели; и император вследствие этого обращения рекомендовал, чтобы ничего не делалось против памяти людей, которые хорошо послужили церкви и умерли в общении с ней. Прокл устранился от дела, заявив, что он не имел в виду возбуждать какое-нибудь порицание против личности Феодора, и сам Кирилл наконец счел за лучшее прекратить все это дело, и объявил себя удовлетворенным тем осуждением заблуждений Феодора, которое заключалось в приговоре против Нестория ²⁰²⁵.

Хотя подавленное внутри империи, несторианство нашло себе убежище за ее пределами. В Едессе была цветущая школа духовенства для Персидской церкви; ее начальник Ива благоприятно относился к Несторию и перевел на сирийский язык некоторые сочинения Диодора и Феодора. Рабула, в 435 году, закрыл это заведение; но Ива, сделавшийся ему преемником по кафедре, восстановил его, и оно продолжало процветать до царствования Зенона, которым оно было окончательно закрыто в 485 году²⁰²⁶. Из этой семинарии несторианство распространилось в Персию и Индию, и учение это продолжало оказывать сильное влияние на христианство востока.

1. Евтихий – Феодорит и разногласия между египтянами и сириянами – Диоскор, епископ Александрийский – Заблуждение Евтихия – Собор в Константинополе – Созвание Вселенского собора – Письма папы Льва к Флавиану – Собор в Эфесе, Разбойничий – Смерть Флавиана – Приготовление к IV -му Вселенскому собору – IV -ый Вселенский собор в Халкидоне – Низложение Диоскора – Определение Халкидонского собора касательно веры – Дело бл. Феодорита – Возведение Иерусалима на степень патриархии – Кафедра Константинопольская – Папа Лев и Халкидонский собор

2. Возрастание патриаршей власти

Усиление Римской кафедры – Лев Великий – Иларий Арелатский – Законы Валентиниана III – Лев Великий и Анатолий – Вмешательство императоров в избрание Римского епископа

1. Когда преп. Далмат ходил во дворец константинопольский с целью ходатайства по делу Кирилла и Ефесского собора, одной из самых замечательных личностей среди сопровождавшей его толпы был Евтихий, настоятель одного большого монастыря близ города. Подобно Далмату, он в то время почти 50 лет оставался в стенах своего местопребывания, и решился никогда не оставлять их. Но он считал опасность веры достаточным основанием для нарушения этой решимости. Евтихий был вообще почитаем за свою святость, и к нему Кирилл относился с высоким уважением вследствие его ревности против несторианства; но он, по-видимому, был человеком узкого ума и упрямого характера. Скоро ему самому пришлось дать имя ереси, которая привела к более продолжительному спору, более запутанным раздорам и более страшному разделению, чем заблуждения, которым он так горячо противодействовал²⁰²⁷.

Несмотря на восстановление формального примирения, между Египетской и Сирийской школами, продолжали существовать различия в мнении и взаимные подозрения. Сирияне считали египтян зараженными аполлинарианством, а те в свою очередь смотрели на них как на несториан. Монахи вообще сильно восставали против несторианства, которое они любили приписывать своим церковным начальникам и всем другим, кто не добивались их благосклонности. Недостаточно понимая систему, которой они считали себя исповедниками, они преувеличивали александрийские формы выражения, и, под предлогом почтения к божественным тайнам, употребляли такие слова, которые, по-видимому, уничтожали человечество Спасителя. Они говорили. что оно «поглощено в Его божестве, подобно капле меда в океане»²⁰²⁸ . Некоторые из них становились грубо аполлинарианскими в своих выражениях. Феодорит, замечая, что эта тенденция, даже если бы она и не ввела положительной ереси, должна повергнуть богословие в неопределенное состояние, высвободить его из которого пришлось трудиться писателям и соборам более чем в течение двух столетий, написал в 447 году диалог в трех книгах, под заглавием «Eranistes» («Лохмотник»), названный так потому, что он считал опровергаемое им мнение не своим изобретением, но, подобно кафтану нищего, состоявшим из заплат и лохмотьев, собранных из различных источников²⁰²⁹. Поддерживавшееся им в этом сочинении учение касательно неизменяемости, отличительности и непреложности божества Спасителя положено было его врагами в основу для обвинения его в том, что он, будто бы, признавал два Сына, и Феодорит, с Ивой Едесским и Иринеем Тирским, был избран со стороны монашеской партии предметом особенного мщения.

В 444 году, Кириллу, в качестве епископа Александрийского, наследовал Диоскор; до своего возвышения на кафедру, он по-видимому отличался высоким характером, но впоследствии оказался человеком буйным, жестоким, хищным и до безобразия безнравственным. Он пользовался благосклонностью двора, и особенно благосклонностью Хрисафия, евнуха, имевшего безграничное влияние на слабого Феодосия, и поддерживал обширную корреспонденцию с этими монахами в Сирии и в других местах, которые были враждебно настроены по отношению к своим епископам. Диоскор обиделся на Феодорита за то, что он подписал соборное послание Прокла (447 г.), каковой акт, по мнению Александрийского епископа, обозначал собой признание преимущества Константинополя, или даже его юрисдикцию над Сирийским патриархатом. Он обвинял его в несторианской ереси, и хотя Феодорит отказался от возводимых на него заблуждений и осудил их, он произнес против него анафему²⁰³⁰. Против епископа Кирского настроена была светская власть, в 447 или 448 году издан был императорский указ, которым он обвинялся в том, что своими частыми собраниями он возбуждал смятение, и ему повелевалось удалиться в свою епархию. Около того же самого времени Ива подвергся обвинениям со стороны монашеской партии, но ему удалось обеспечить себе мир. Восточные епископы пытались защитить свое православие отправлением депутации ко двору (448–9 г.), о результате которой, однако же, ничего неизвестно²⁰³¹.

Но вот пронеслась молва, что Евтихий, в своем горячем противодействии несторианству, стал высказывать нездравые мнения касательно учения о воплощении. Домн, епископ Антиохийский, сделал по этому предмету заявление Флавиану Константинопольскому (около 447 г.), обвиняя Евтихия в аполлинарианстве и в смешении естеств Спасителя; но так как сирийские обвинители находились под подозрением в несторианстве, то на обвинение это было обращено мало, или даже вовсе никакого внимания. В 448 году, однако же, во время заседания местного собора Константинопольского²⁰³², на котором присутствовало около 30 епископов, Евсевий Дорилейский (тот самый, который был первым противником Нестория) стал поносить Евтихия как еретика, заявляя, что он тщетно старался на частном собеседовании отклонить его от заблуждений, и желал, чтобы было произведено расследование касательно мнений этого настоятеля²⁰³³.

Флавиан, преемник Прокла, зная те могущественные интересы, в которых Евтихий, по всей вероятности, мог находить себе поддержку²⁰³⁴, и опасаясь общего смятения в церкви, старался отговорить Евсевия от этого шага, но был вынужден, с неохотой, приступить к расследованию. На первое приглашение Евтихий отказался явиться перед собором, указывая на свою решимость не оставлять своего монастыря, но ему на это сказали, что это не уважительная причина, и напомнили о том участии, которое он принимал в несторианском споре. После неоднократных приглашений он, наконец, явился (22 нояб. 448г.), поддерживаемый большой толпой монахов и солдат, прикрытие которых он считал необходимым для своей безопасности, и сопровождаемый патрицием Флорентием, которому, по замечательному нововведению, поручено было присутствовать на судебном разбирательстве, на том основании, что дело шло о вере, между тем как во всех предыдущих спорах императорские уполномоченные ограничивались лишь наблюдением за внешним порядком. Будучи спрошен о своих убеждениях, Евтихий объявил, что он держится Никейской веры, и указал на запрещение, которое собор Ефесский произнес против введения всякого другого символа²⁰³⁵. Он сказал, что во Христе было два естества до Его воплощения²⁰³⁶; допускал, хотя и неохотно, выражение, что Христос единосущен с нами по своей плоти, равно как и с Отцом по своему божеству²⁰³⁷. Но его ответы были двусмысленны и неудовлетворительны. Он заявлял, что держится только «одного воплощенного естества Бога Слова», – каковое выражение он основывал на авторитете Афанасия и Кирилла. Вообще он выразил нежелание определять веру, о своем уважении к св. Писанию и о желании не идти дальше его, и отказался подвергнуть анафеме заблуждения, в которых он подозревался, хотя и заявил готовность принять те выражения, которые выставлялись против него. Собор нашел его заявления недостаточными, и объявил его виновным в возобновлении заблуждений Валентина и Аполлинария; он был приговорен к лишению своего настоятельства и к низложению из священного сана, и наконец, как он, так и все его приверженцы, объявлены были подлежащими отлучению²⁰³⁸. В делопроизводстве этого собора, по-видимому, было некоторое замешательство. Евтихий впоследствии жаловался на его недобросовестность и утверждал, что он обращался от него к суду Рима, Александрии и Иерусалима, но его обращение было неформальным, или сделано в такое время, которое делало его юридически недействительным²⁰³⁹.

Евтихий занялся письмами к епископам и другим, как бы важным лицам, во всех направлениях. С целью объяснения своего отказа признать два естества, он заявлял, что он опасался, делая излишние определения Никейского символа, оказаться в противоречии с собором Ефесским. Он громко жаловался на несправедливость, настаивал, чтобы созван был вселенский собор²⁰⁴⁰. Его монахи, не смотря на приговор, продолжали поддерживать его, и за свое упорство были поставлены Флавианом под своего рода запрещение; между тем Диоскор, вопреки всякому каноническому порядку, допустил Евтихия к общению, и признавал его как священником, так и настоятелем. Но произнесенное осуждение было встречено общим одобрением. Лев, епископ римский, человек больших дарований и энергии, склонный к упрочению всех действительных или воображаемых преимуществ своей кафедры, по получении изложения дела от Феодосия и Евтихия, писал Флавиану, выражая удивление, что он не сделал сообщения ему об этом раньше; но по получении объяснения патриарха и деяний последнего собора он выразил свое удовлетворение решением дела²⁰⁴¹. Феодосий пытался устроить примирение между Флавианом и Евтихием, но его старания были тщетны. Патриарх в ответе на вопрос касательно его собственной веры, допуская выражение «одно естество воплощенного Слова»²⁰⁴², на том основании, что лицо Христа одно; в то же время анафематствовал Нестория, но он не хотел допустить Никейского символа для прикрытия Евтихия в осужденных мнениях. Противники Евтихия отвергали необходимость созвания вселенского собора, так как дело было и без того ясно, а между тем подобное собрание могло привести в движение всю церковь. Самовластный евнух Хрисафий, однако же, отнесся благосклонно к этому предложению, и разосланы были повестки, которыми от главного епископа каждой восточной епархии требовалось взять с собой по десяти митрополитов и по десяти других епископов²⁰⁴³. Собор был созван под особым предлогом (449 г.). Одно императорское послание, упомянув в неодобрительном тоне о действиях Флавиана против Евтихия, объявляло, что собор созывается с целью искоренить остатки несторианства, как будто бы дело шло не о позднейшей ереси. Епископам, принявшим участие в суде над Евтихием, и восточным, подозревавшимся в несторианстве, не предоставлялось права голоса; между тем Варсум, настоятелю одного сирийского монастыря, как представителю недовольной монашеской партии, было предоставлено место и преимущества епископа. Феодориту выразительно было запрещено присутствовать на соборе, если только его присутствия не пожелают единогласно члены собора. Два гражданских чиновника, сановники Елпидий и Евлогий были уполномочены наблюдать за порядком и подвергать тюремному заключению всех тех, кто окажут непослушание²⁰⁴⁴ .

Собор состоялся в той же церкви Ефеса, в которой заседал 18 лет перед тем 3-й Вселенский собор. При открытии собора (8 авг. 449 г.) присутствовало 126 епископов. Диоскор имел с собой большую свиту монахов и параволанов, а Варсума явился во главе тысячи монахов, готовых оказывать всякое давление на собор. Лев, после тщетных стараний о том, чтобы собор состоялся в Италии, уклонился от явления на собор, извиняясь на том основании, что у римских епископов не было обычая присутствовать на заморских соборах, а также на основании политических смут его страны²⁰⁴⁵. Своими представителями он отправил трех легатов и послал через них документ, который под названием его «Тома или послания к Флавиану», сделался весьма знаменитым во время спора. В нем искусно определялась целостность и в то же время отличительность двух естеств, соединённых в Спасителе, и православное учение излагалось с таким богатством библейских доказательств и других пояснений, что впоследствии составился даже рассказ об обстоятельствах, при которых Лев составил свое письмо, при чем окончательная редакция его приписывалась даже ап. Петру.

Диоскор, в силу императорского рескрипта, занял председательское место на соборе, Вслед за ним занял место римский легат Юлий, за которым следовали патриархи иерусалимский и антиохийский, с переменой обычного порядка их местничества; причем Флавиан был низведен с положения, определенного для его кафедры Вторым Вселенским собором, на пятое место в собрании. Делопроизводство было шумное и беспорядочное с самого начала. Диоскор изгнал всех протоколистов кроме принадлежащих к своей партии, и хотя послание Льва было получено собором, он старался не допустить до чтения его²⁰⁴⁶. Евтихий представил прошение, в котором излагал все обстоятельства дела, прося не о своем собственном восстановлении (потому что он считал его обеспеченным для себя признанием его со стороны Александрии), но о наказании своих врагов. Флавиан потребовал, чтобы выслушан был обвинитель, Евсевий Дорилейский, но получил со стороны уполномоченного Елпидия выговор за вмешательство, с заявлением, что противники Евтихия уже имели случай говорить в Константинополе²⁰⁴⁷. Прочитаны были деяния константинопольского собора, и всякий раз, когда о ком-либо из его членов заявлялось, что он говорил о «двух естествах», из среды монахов и народной толпы раздавались громкие крики: «Несторианин! Разорвать его, сжечь его живьем! Как он разделяет, так нужно разделить и его!»²⁰⁴⁸. Собор пришел к определению, что Евтихия нужно признать православным вместе с его монахами, которые настойчиво требовали, чтобы Флавиан был наказан, также как он наказывал их. Часто при этом ссылались на запрещение, которое Ефесский собор постановил против прибавлений к Никейской вере, но с видимым извращением его мнения, так как он в действительности не имел в виду совершенно устранять объяснения тех членов, в которых символ этот мог подвергаться перетолкованию. Предложена была анафема против Нестория. Диоскор желал, что бы все, которые, по дальности расстояния, не могли заявить о своем голосе криками, подняли свои руки в знак согласия, и анафема была произнесена среди криков: «выгнать, сжечь, разорвать, разрубить, избить, – всех, кто учит о двух естествах». Некоторые из епископов, заседавших на соборе константинопольском, испугались смятения и отказались от слов, которые они употребляли раньше.

Диоскор затем требовал, чтобы тех, кто нарушали правила собора Ефесского и Никейский символ, не подвергали наказанию, и, получив от епископов утвердительный ответ, он вынудил приговор против Флавиана и Евсевия. Флавиан протестовал против права Диоскора судить его, и передал в руки римских легатов апелляции к Риму и вообще западу. Вокруг Диоскора собралось несколько епископов, и они коленопреклоненно умоляли его не вести это дело дальше; но, не обращая внимания на их просьбы, он воскликнул: «позвать начальников!», и в залу заседания вошел проконсул Азии, сопровождаемый солдатами и монахами, вооруженными мечами, дубинами и цепями. Епископы в ужасе пытались скрыться в углах церкви или под, скамейками; но были вытаскиваемы, и с угрозами, ругательствами и побоями, были вынуждены подписать осуждение Флавиана, – или скорее чистый лист, на котором впоследствии мог быть написан приговор²⁰⁴⁹. Рассказывают, что Диоскор и Варсума били Флавиана по лицу, сбили его с ног и топтали его, и хотя рассказ об этих буйствах, быть может, преувеличен, однако же несомненно, что вследствие обращения, полученного на соборе, патриарх константинопольский умер через несколько дней, на пути к месту своего изгнания. Евсевий дорилейский был низложен и заключен в тюрьму, но нашел возможным бежать в Рим. Феодорит и Ива, хотя и заключенные в своих собственных епархиях, были упомянуты на соборе, и заочно осуждены в качестве еретиков. Домн, епископ антиохийский, который малодушно дал свое согласие на прежние акты собора, наконец был низложен по обвинению в одобрении одной несторианской проповеди, которая, будто бы, была произнесена в его присутствии Феодоритом. Он удалился в монастырь и не делал никаких попыток возвратить себе свою кафедру. Один из римских легатов умер во время путешествия на собор. Из оставшихся в живых, по-видимому старший из них, Юлий, епископ нутеольский, подчинился силе и согласился с действиями Диоскора; но младший Иларий, бывший тогда диаконом и впоследствии сделавшийся преемником Льва, выступил против них с горячим и решительным противодействием, которое так раздражило евтихиеву партию, что он вынужден был скрыться из Ефеса и отправиться в Рим окольными путями²⁰⁵⁰.

Феодосий указами, носящими на себе как его собственное имя, так и имя западного императора, утвердил решение собора, обвиняя низложенных епископов в несторианстве и повелевал, чтобы их сочинения были сожжены и чтобы никто не давал приюта ни им, ни их последователям. Вопреки этим указам, Лев с римским собором, объявил сделанные в Ефесе постановления недействительными. Собрание это, по его заявлению, не было собором, но собранием разбойников ²⁰⁵¹, каковое название вообще и принято было с того времени для обозначения этого собора, и Лев, хотя и напрасно, обратился к Феодосию с просьбой о составлении нового собора, который бы состоялся в Италии²⁰⁵². В начале следующего года (22 Февр. (?) 450 г.), посещение Рима Валентинианом, вместе с женой и матерью, вероятно в праздник ап. Петра, дало папе новый случай сделать свое предложение. Когда императорское семейство вступило в церковь ап. Петра, Лев явился во главе большой свиты епископов, и, повергаясь ниц на пол, со слезами изображал прискорбные распри восточной церкви, где Египет, Фракия и Палестина враждовали с Сирией, Понтом и Азией; он умолял Валентиниана и принцесс походатайствовать перед восточным императором о том, чтобы были отменены приговоры против Флавиана и других, и чтобы собран был новый вселенский собор в Италии. Они согласились удовлетворить его просьбу и исполнили свое обещание, написав Феодосию и Пульхерии. Но Феодосий был непреклонен, ответил, что он не намерен делать нововведений в вере; что действия последнего собора были правильны; что он произвел великолепное впечатление, и что восток теперь объединен в исповедании истинной веры²⁰⁵³.

После внезапной смерти Феодосия, имевшей место несколько месяцев позже, наступили важные перемены в церковных делах (Июль 450 г.). Пульхерия всегда была против евтихианской партии, и поддерживала сношения со Львом. Министр Хрисафий был предан смерти. Маркиан сходился со своей императрицей в желании поддерживать православие, и выражал свою готовность созвать вселенский собор. Лев желал, чтобы собор состоялся в Италии и чтобы он не обсуждал предметов веры (так как они уже достаточно установлены), но ограничился бы рассмотрением вопросов касательно подвергшихся осуждению епископов ²⁰⁵⁴. При этом папа, очевидно, стремился к возвышению римского авторитета, добиваясь признания своего послания к Флавиану в качестве образца православного учения о воплощении. Но у Маркиана имелось в виду назначить место собрания собора в своих собственных пределах, и он настойчиво держался этой решимости.

На кафедру Константинополя Диоскором был посвящен Анатолий, александриец, и он просил общения с Римом. Так как кафедра сделалась вакантной по смерти Флавиана, то в назначении ему преемника не было ничего незаконного, поэтому, Лев выразил готовность признать нового патриарха, если только он даст удовлетворительное изложение своей веры, и произнесет анафему на всех, не право учивших о воплощении. Обращение Анатолия к Риму сопровождалось письмом от Маркиана, и так как он подписал послание к Риму, то и был допущен Львом к общению²⁰⁵⁵.

Врагам Феодорита удалось, посредством подкупа, добиться императорского указа, которым повелевалось, чтобы все его книги подверглись сожжению, и чтобы никто не читал их или не давал ему приюта²⁰⁵⁶. Он оставался в уединении в одном монастыре в Анамее, из которого писал Льву, спрашивая его, должен ли он подчиниться приговору Ефесского собора, и прося признания его православия, в доказательство чего ссылался на свои многочисленные сочинения и на свои труды в пользу веры. Дело его было рассмотрено одним собором в Риме, и Лев даровал, ему общение. В начале 451 года Маркиан позволил изгнанным епископам возвратиться из своей ссылки, но вопрос об их восстановлении на кафедре он, отложил до рассмотрения его вселенским собором, которому назначено было собраться в Никее 1 сентября²⁰⁵⁷.

Хота Льву и не удалось достигнуть того, чтобы собор состоялся в Италии, или ограничить предмет его рассуждений, он однако же решился возможно лучше воспользоваться им. Он уже раньше отправил на восток епископа и пресвитера для переговоров с Анатолием и другими епископами, желавшими его общения, и к этим посланиям он теперь присоединил еще и других всяких иерархических степеней. Инструкции легатам были составлены в весьма высоком стиле: они должны были принять на себя председательство на соборе, не допускать никакого делопроизводства в свое отсутствие и не допускать Диоскора в качестве судьи, а только в качестве обвиняемого лица. Легаты старались выполнить эти повеления, но хотя в многое было предоставлено им, однако же им отнюдь не позволено было проявлять то бесконтрольное верховенство на которое именно рассчитывал папа²⁰⁵⁸.

Открытие собора было отсрочено на несколько недель, и самое место собрания его было перенесено в Халкидон, чтобы поставить его ближе под наблюдение императора, который обещался присутствовать на нем лично; если это окажется для него возможным, но в действительности общественные дела воспрепятствовали ему оставить Константинополь. Число собравшихся епископов, по преданию, восходило до 630; но сам собор считает 520 епископов. Все они были с востока, за исключением уполномоченных Льва Римского и двух африканских епископов, которые однако же, по-видимому, не были уполномочены в качестве представителей своих собратьев. Римские легаты и Анатолий Константинопольский сидели в качестве предводителей духовенства; но действительное управление делами собора находилось в руках уполномоченных императора, 19 гражданских сановников, занимавших высшие должности в государстве.

Первое заседание состоялось 8 октября в церкви св. Евфимии, мученицы при Диоклетиане, – церкви, построенной на небольшом возвышении, вне стен Халкидона. Евагрий с восторгом описывает красоту местоположения и вида и прибавляет сообщение касательно чудес, совершавшихся в церкви от, крови и других останков мученицы²⁰⁵⁹. Как только члены собора заняли свои места, римские легаты встали, и, говоря по латыни, требовали, чтобы Диоскору не дозволено было сидеть в качестве судьи; иначе, говорили они, в силу своих инструкций. они должны будут удалиться с собора. Уполномоченные ответили им, что если они хотят быть судьями, то не должны делать себе партий; но после некоторого рассуждения пришли к соглашению чтобы Диоскор занял место посредине собрания в качестве лица обвиняемого ²⁰⁶⁰. Евсевий Дорилейский затем представил прошение, в котором обвинял Диоскора в несправедливостях по отношению к себе, по отношению к покойному епископу константинопольскому и по отношению к православной вере, – каковой документ был представлен императору и им отослан собору. По желанию как Евсевия, так и Диоскора, представлены были деяния разбойничьего собора (среди которых находились и деяния Константинопольского собора против Евтихия), и преступлено было к чтению их. Когда встретилось в деяниях имя Феодорита, уполномоченные приказали, чтобы он призван был на собор. Немедленно поднялся страшный шум. Египетская партия протестовала, заявив, что допустить его, «учителя Нестория», было бы противно вере и канонам, и что это было бы равносильно предательству Христа и изгнанию святого Кирилла. «Долой иудея!», – раздавались крики; «долой богохульника, несторианца!», причем противники их, с одинаковой горячностью, восклицали, чтобы скорее был изгнан Диоскор со своей свитой манихеян и убийц; так что уполномоченные нашли необходимым напомнить епископам о достоинстве их собственного сана. Феодориту наконец позволено было занять место на соборе, но не в качестве судьи, а в качестве частного обвинителя, и после этого продолжено было чтение эфесских деяний ²⁰⁶¹. Когда происходило это чтение, Ювенал иерусалимский вместе с епископами Палестины, оставили места, занимавшиеся ими вблизи египтян, и перешли на противоположную сторону церкви. Другие епископы, действовавшие в Ефесе за одно с Диоскором, последовали за ними, и были приветствуемы со стороны восточных криками: «Добро пожаловать, православные!»²⁰⁶². Среди перешедших на другую сторону были даже четыре соподчиненных епископа александрийского патриарха, и наконец, он остался только с тридцатью поддерживавшими его египетскими епископами. Но Диоскор продолжал держать себя с неослабным высокомерием и с непреложной решительностью. Он требовал, чтобы его дело не отделялось от дела других участвовавших в его действиях, часто со злым сарказмом поносил изменничество своих прежних союзников, с тщательным вниманием критиковал свидетельские показания, говорил членам собора, что осуждая его они осудят Афанасия, Григория Назианзина, Кирилла и всех православных отцов. Он сказал, что признает Христа «о двух естествах», но при дальнейших вопросах он уклонился от употребления формы «в двух естествах», отказываясь таким образом признать, что различие естеств существовало и после воплощения. При этом он заявлял, что не заботится ни о чем другом, кроме Бога и своей собственной души²⁰⁶³.

В течение всего дня происходили постоянные вспышки смятения, когда в актах встречались места, затрагивавшие чувства враждебных партий, так что взаимные анафемы провозглашались как против утверждающих, так и против отрицающих два естества. Было уже поздно, когда было закончено чтение протоколов первого заседания Ефесского собора. Уполномоченные тогда заявили, что довольно для одного дня очищения памяти Флавиана и Евсевия, что император решился твердо держаться веры никейской, и константинопольской, и если он согласится с их взглядом на предмет, то главные деятели Ефесского собора будут подлежать низложению; но они предоставили решение на усмотрение епископов²⁰⁶⁴.

Диоскор был передан страже, вероятно, из опасения, чтобы он тайно не оставил Халкидона. При третьем заседании собора он был вызван, но отказался явиться, на том основании, что находился под стражей (13 октября), и когда его известили, что он может свободно присутствовать на соборе, то возобновил свой отказ на других основаниях, особенно на том, что императорские уполномоченные в то время не присутствовали на собрании. Против него были выставлены новые обвинения, главным образом касательно отправления им своей должности и его частной жизни, которая была так худа, что даже давала тему для балладных певцов в Александрии²⁰⁶⁵. Когда он не явился и после трех сделанных ему предложений, то легаты произнесли приговор, что так как дело ясно говорит против него (причем упомянуты и такие его действия, о которых не упоминалось в прежних заседаниях), то за его поведение в Ефесе, за то, что он дерзнул отлучить «святейшего и благословеннейшего архиепископа великого Рима, Льва»²⁰⁶⁶ и за пренебрежение к приглашениям собора, они, от имени римского епископа и ап. Петра, вместе с собором, объявляют его лишенным всякой священной должности и сана²⁰⁶⁷. Вслед затем высказали свой приговор Анатолий и другие епископы, и осуждение было подписано почти тремястами членов собора. Некоторые из них приводили в основание своего согласия на этот приговор свои особые обвинения; многие основывали его на том презрении, с которым Диоскор отнесся к приглашению явиться на собор (и это было выставлено главным основанием произнесенного над ним приговора в посланной ему повестке); но большинство ограничилось заявлением своего согласия с мнением собора, и весьма немногие вообще имели в виду взводимое на него обвинение в заблуждениях в вере. Осуждение было утверждено императором, и Диоскор был сослан в Гангру, в Пафлагонии, где он и умер в 454 году²⁰⁶⁸.

Лев послал собору копию со своего послания к Флавиану, и оно также было рекомендуемо вниманию членов собора со стороны Маркиана; но в то время, как папа желал, чтобы оно было принято без всякого спора, как образец учения о воплощении, император считал его документом, подлежащим исследованию и обсуждению, и было решено, чтобы вера была определена авторитетом собора, а не епископом Рима. При этом уполномоченные предложили на втором заседании (10 октября), чтобы изложено было определение касательно веры. Кекропий Севастопольский и другие выразили свое неудовольствие на это. Вера, говорили они, уже определена символами никейским и константинопольским и посланием к Флавиану ²⁰⁶⁹. Эти документы, как и второе послание Кирилла к Несторию, тогда были подписаны всеми; но императорские уполномоченные, решившиеся выполнить свои инструкции, выражали желание, чтобы епископы приостановили заседания на пять дней, и в то же время порассудили между собой по вопросу об определении касательно веры²⁰⁷⁰.

На четвертом заседании (низложение Диоскора состоялось на третьем) уполномоченные опять настаивали на своем предложении. Римские легаты повторили уже 17 октября, сделанное ими раньше возражение, что послание к Флавиану и упомянутые символы вполне достаточны в этом отношении. Тогда членам собора, каждому в отдельности, был предложен вопрос, согласно ли это письмо с прежними документами, и они отвечали, что оно согласно. Тринадцать египетских епископов продолжавших стоять на стороне Диоскора, просили, чтобы от них не требовали подписи этого письма то время, когда кафедра александрийская оставалась вакантной; их подчиненность своему патриарху, говорили они, такова, что если они возьмут на себя смелость подписать, то их жизнь окажется не безопасной по их возвращении в Египет. Эта просьба была поддержана вмешательством уполномоченных, и, после горячего рассуждения, епископам было позволено оставаться в Константинополе, пока не будет назначен новый патриарх в Александрию. На этом заседании епископы единодушно просили, чтобы Ювенал Иерусалимский и другие митрополиты, участвовавшие в заседаниях разбойничьего собора, были прощены на том основании, что они действовали по принуждению. Просьба эта была доложена императору и с его согласия им дано было желаемое прощение²⁰⁷¹.

На пятом заседании составлено было определение касательно веры, и оно принято было с различными выражениями чувства (22 октября). Но в самом главном пункте, вместо заявления что Христос «в двух естествах», употреблено было выражение «о двух естествах». Так как Диоскор низложил Флавиана на учение, выраженное в первой из этих фраз, и сам охотно заявил свою готовность согласиться с другой, то определение это (которое было составлено согласно с желанием императора примирить египетскую и монашескую партии), было, очевидно, недостаточным. Легаты заявили, что если эти слова не будут приведены в согласие с посланием Льва, то они возвратятся в Рим и предложат дело на рассмотрение западного собора. На это раздались громкие крики против несторианства. Многие епископы восклицали, что определение это внушено св. Духом и не должно подвергаться изменению²⁰⁷². В ответ на замечание одного уполномоченного, что Диоскор низложил Флавиана за употребление выражения «в двух естествах», Анатолий заметил, что Диоскор низложен был не за ересь, а за свое отлучение Льва и за свой отказ явиться по требованию собора. Касательно дальнейшего хода дела обратились за советом к императору, и он предложил, чтобы особый комитет из епископов вошел в соглашение с Анатолием и римскими легатами. В собрании все еще преобладало общее настроение против дальнейшего обсуждения дела; слышались восклицания, что те, которым не нравится постановленное определение, могут «удалиться в Рим»; но, когда уполномоченные напомнили, что Диоскор соглашался принять выражение «о двух естествах», и спрашивали, кого же они предпочитают, Диоскора или Льва, то епископы согласились подвергнуть дело новому рассмотрению²⁰⁷³. Таким образом определению, наконец, дана была его теперешняя форма. Оно подтверждает символ никейский и константинопольский, равно как и решение Вселенского собора Ефесского; послание Льва к Флавиану оно признает оплотом против как несторианства, так и противоположного заблуждения, и, призывая достаточность существующих символов, определяет, в противоположность недавним ересям, что Христос «совершенен как в божестве, так и в человечестве; истинный Бог и истинный человек, разумной души и человеческой плоти; единосущный с Отцом, по своему божеству, и единосущный с нами, по своему человечеству; подобный нам во всем, кроме греха... один и тот же Христос, Сын Господь, Единородный, признаваемый в двух естествах²⁰⁷⁴, без смешения, изменения, разделения или разлучения; и вследствие их единения отнюдь не сглаживается различие естеств, но свойства каждого естества сохраняются, переходя в одно лицо и в одну ипостась, не как разъединенные или разлученные на два лица, но один и тот же Сын и Единородный. Бог Слово»²⁰⁷⁵.

Вовремя следующего (шестого) заседания, на собор явились Маркиан с императрицей (25 Октября), и были встречены со стороны епископов громкими восклицаниями, смешивавшимися с анафемами против Нестория, Евтихия и Диоскора. Император произнес речь, объявляя о своем утверждении определения веры, и документ был подписан всеми²⁰⁷⁶.

Феодорит подписал это определение как епископ кирский, но еще не был восстановлен на свою кафедру. Хотя римское одобрение его православия и было упомянуто на соборе, однако отцы собора на восьмом заседании (26 октября) приступили к самостоятельному исследованию его дела²⁰⁷⁷. Когда он явился в заседание, то был встречен со стороны многих из епископов сильными криками, и от него требовали произнести анафему на Нестория. Он пытался изложить свою веру, заявляя, что возвращение ему епископии было для него ничто в сравнении с его репутацией в отношении православия. Но епископы не хотели слушать его объяснений, и наконец после многих тщетных попыток утишить возбуждение, он произнес анафему на Нестория вместе со всеми отказывавшимися от слова феотокос, или разделявшими два естества; после чего он был признан православным и достойным своей кафедры²⁰⁷⁸. Ива был также, хотя и не без некоторого затруднения, восстановлен на епископскую кафедру Едессы²⁰⁷⁹. Можно бы предполагать, что Феодорит, направляя свою анафему против заблуждения, которые вообще приписывались Несторию, не имел в мысли, что самое обвинение было справедливо; но если заметка о Нестории в одном из его позднейших сочинений подлинна, то он, по-видимому, изменил свое мнение в отношении самого ересиарха²⁰⁸⁰.

Число заседаний собора определяется различно, от 12 до 15 и даже более²⁰⁸¹. Среди его деяний было два важных постановления по вопросу о церковных преимуществах и юрисдикции.

– 1. Согласно с правилом соответствия между церковным и гражданским делением, Палестина была подчинена епископу Кесарии, гражданской столицы, как митрополиту. Кафедра иерусалимская была лишь обыкновенной епископией, но, вследствие связанных с этим местом священных воспоминаний, она всегда пользовалась некоторым особым почтением. Это неопределенное почтение сначала было подтверждено 7-м никейским каноном, на основании «обычая и древнего предания», и важность Святого города с того времени стала возрастать, вследствие усиливающегося обычая паломничества, привлекавшего в него большой прилив посетителей из тех стран, куда только проникло Евангелие. Поощряемый этими обстоятельствами, Ювеналий задался мыслью не только освободиться от верховенства Кесарии, но и возвести свою кафедру в достоинство патриархата. Первая попытка была сделана лишь на Вселенском соборе Ефесском, на котором не присутствовал епископ кесарийский, причем Иоанн Антиохийский, которому быть может подчинены были как Кесария, так и Иерусалим, не пользовался сочувствием собора, как глава враждебного собрания. Опираясь на эти благоприятные обстоятельства, Ювеналий пошел так далеко, что стал утверждать, будто Антиохия должна подчиняться Иерусалиму; но его притязания были пресечены Кириллом и не возобновлялись до смерти этого александрийского епископа²⁰⁸². На разбойническом соборе, где он опять оказался в благоприятных обстоятельствах по случаю отсутствия епископа кесарийского и вследствие положения сирийского патриарха Домна (преимущество, которого как мы видели, он добился на собрании), Ювеналий возобновил свои притязания и в последствии он добился рескриптов от императора в свою пользу. Теперь собору был предложен вопрос для окончательного решения этого дела. Максим Антиохийский, хотя н недовольный переменой, был расположен согласиться на это дело, и отцы Халкидонского собора дали Ювеналию достоинство патриарха²⁰⁸³, с юрисдикцией над Палестиной, при чем Аравия и вторая Финикия, входившие в круг притязаний Ювеналия, оставлены были за патриархом антиохийским, а епископу Кесарии было дозволено удержать за собой титул почетного митрополита.

– 2. Двадцать восьмой канон относился к кафедре константинопольской. Восточные императоры находили в своем интересе возвышать епископов своей столицы, в противоположность власти митрополитов с одной стороны и римского епископа – с другой, и вследствие этого достоинство и влияние этого положения постоянно возрастали, так что для тех из его собратий, которые желали быть допущенными лично к императору, необходима была рекомендация со стороны епископа константинопольского. Он председательствовал над местным собором постоянным, хотя и изменяющимся в своем составе собранием, которое состояло из таких епископов, которые по своим делам прибывали в резиденцию двора и на решение которых императоры обыкновенно представляли различные церковные дела. Хотя канон 2-го Вселенского собора, поставивший Константинополь вслед за Римом, и не давал никакой юрисдикции, однако же епископы константинопольские пытались распространять свой патриарший авторитет на Фракию, Азию и Понт; они заявляли право не только на рукоположение, но даже и на наречение митрополитов и низших епископов для этих диоцезов; они вмешивались даже в дела патриархата антиохийского, и вообще сделались главными посредниками и третейскими судьями в делах восточной церкви²⁰⁸⁴. 28-м каноном Халкидонского собора имелось в виду установить некоторое соглашение касательно разногласий, возникших из этих притязаний. Им постановлялось, что митрополиты только трех диоцезов могли быть посвящаемы патриархами Константинополя, и что их посвящение не должно совершаться без удостоверения в правильном и бесспорном избрании их собственными соподчиненными епископами. Каноном этим признавались преимущества, предоставленные 2-м Вселенским собором «новому Риму», они ставились в соотношение с гражданской важностью города, причем заявлялось, что преимущества самой древней столицы покоились на подобных же основаниях, и было постановлено, что Константинополь «должен быть возвеличен в церковных делах, подобно древнейшему императорскому Риму, как следующий за ним»²⁰⁸⁵. Канон этот был подписан почти 180 епископами, причем многие из тех, которые считали себя обиженными им, остались в стороне. На следующий день, бывший последним днем собора (1 ноября), римские легаты протестовали против него, как постановленного в их отсутствие и неожиданно навязанного присутствующим. Обвинение в неожиданности было отрицаемо супротивной стороной, и легатам напомнили, что они была приглашаемы на заседание в предшествующий день. Они угрожали донести об этом деле своему главе, на что уполномоченные отвечали спокойным заявлением, что дело решено было собором²⁰⁸⁶.

Император, вслед за собором, издал законы²⁰⁸⁷ против евтихиан, запрещая им составлять собрания, рукополагать духовенство и строить церкви или монастыри, подвергая их в тоже время лишению различных прав²⁰⁸⁸. Лев, получил донесение о делах, выразил высокое одобрение определению касательно веры, но не меньшее негодование против 28-го канона. Со смелым пренебрежением к истории он отрицал, чтобы преимущество кафедры зависело от важности городов, в которых она находилась. Он утверждал, что канон Константинопольского собора никогда не касался или не упоминал о римской кафедре²⁰⁸⁹, хотя (кроме других примеров в доказательство противного) его собственные легаты в первом заседании поддерживали жалобу тех, которые восставали против иизведения Флавиана со второго места на разбойническом соборе. По его мнению, новый канон, подчиняя Александрию и Антиохию Константинополю, будто бы противоречил Никейскому собору, и властью ап. Петра он объявил его недействительным. Он громко жаловался на честолюбие Анатолия, которого он обвинял в неблагодарности за милость, оказанную ему признанием его со стороны Рима, прервал сношение с ним и угрожал ему отлучением²⁰⁹⁰. Находя, однако же, что его высокомерные притязания не производили на них никакого действия (хотя в интересе как Маркиана, так и патриарха было находиться в дружественных отношениях с Римом), он заявил в 454 году, что считает некоторые примирительные слова Анатолия извинением в оскорбившем его поведении, и патриарх Константинопольский был вновь допущен к сношению с Римом²⁰⁹¹. Хотя некоторые из более крайних писателей в интересе Рима высказывают предположение, что Маркиан отменил этот канон особым императорским законом, однако же для такого предположения нет никакого основания, и напротив несомненно, что канон этот со времени его постановления со стороны восточного двора постоянно приводился в исполнение.

2. Канон в пользу Константинополя согласовался со стремлением века к сосредоточению власти в великих кафедрах, посредством ограничения независимости меньших. В том же самом духе, который побуждал патриархов Константинополя распространять свою юрисдикцию на соседние провинции, Александр антиохийский старался, в первых годах этого столетия, утвердить свое право на острове Кипре, который дотоле был «автокефальным»²⁰⁹², под ведением своего митрополита, епископа Констанции или Саламина. Он заявлял, что остров первоначально был подчинен Антиохии, но вышел из этого подчинения в течение предшествующего столетия, вследствие ереси и раскола, которыми удручаема была матерь-церковь и окончательно подавить которые пришлось самому Александру. Притязание это, однако же не удалось; собор Ефесский, быть может отчасти под влиянием вражды к Иоанну, сделавшемуся преемником Александра, признал это притязание несовместимым с канонами Никейского собора. Но достоинство патриархов вообще возрастало. В некоторых случаях они содействовали епископам достигнуть титула митрополитов, под условием соподчинения им; иногда они уполномочивали существующих митрополитов действовать в качестве своих викариев, – через каковое полномочие власть митрополита возвышалась, но он должен был платиться за это ограничением своей независимости.

Особенно замечательным было возрастание римского влияния в течение первой половины V столетия. Как и в предшествующем столетии, на Востоке продолжали возникать споры. От Златоуста и Феофила до Диоскора и Анатолия, епископы главных восточных кафедр были разделяемы враждой и один за другим были обвиняемы в ереси. В таких обстоятельствах они принуждены были обращаться к Риму, не только как к главной церкви Запада, но и как к представителю всех западных церквей. Особенно заинтересованы в этом были Антиохия и Александрия, которые добивались союза с Римом, как противника все возраставшей власти Константинополя. Римские епископы начали смотреть на такие обращения, как на апелляции, причем те, которым приходилось получать благоприятные ответы из Рима, конечно склонны были преувеличивать их значение в качестве авторитетных приговоров. Достоинство римской кафедры возрастало в глазах народа как вследствие того, что ее епископы не принимали никакого личного участия в тех спорах, интригах, скандалах и бедствиях времени, которые унижали достоинство восточных патриархов, так и вследствие того что они, вместо того, чтобы лично участвовать в бурных заседаниях соборов, ограничивались отправлением на эти собрания своих представителей, которые заботливо поддерживали имя Рима, как будто бы он имел право на особенное почтение со стороны всей иерархии церкви. Вследствие переселения восточных императоров в Милан и Равенну, епископы, которым, по-видимому, вследствие дара Константина, отдан был для жительства Латеранский дворец, остались главными лицами в Риме, и как падение империи, так и личная слабость ее правителей, содействовали возвышению их церковной власти. Таким образом, пользуясь благоприятными обстоятельствами, епископы Рима, с возрастающими притязаниями и при помощи всевозможных средств, мало-помалу стремились к тому верховенству, которого с течением времени суждено было достигнуть их преемникам.

Римские епископы сначала отрицали, что их преимущество обязано было своим происхождением гражданскому величию города, и выводили его из мнимого первенства от ап. Петра. Эта теория в действительности разрешается в другую, именно теорию касательно особых преимуществ, дарованных ап. Петру; так как очевидно, что столица цивилизованного мира была тем местом, в котором естественнее всего было утвердить свою кафедру первому из апостолов. И если возникало какое сомнение, то вопрос решался тем обстоятельством, что и другие церкви, относившие к нему свое происхождение, были церквями тех двух городов, которые, по своей важности, ближе всего подходили к Риму; и затем, что как в гражданском, так и в церковном отношении, Александрия была выше Антиохии, хотя основание этой египетской кафедры приписывалось ученику, между тем как сирийская кафедра, по преданию, была основана самим апостолом. Производство от ап. Петра, однако же, все более выступало вперед, как будто оно исключало тот взгляд, который оно в действительности заключало в себе, и основанные на нем притязания постоянно усиливались. В течение некоторого времени утверждали, что преимущества Рима дарованы были ему святыми отцами из почтения к главе апостолов. Но впоследствии стали утверждать, что они были присущи римской кафедре, каковое учение было выдвинуто легатами Целестина на соборе Ефесском, но впервые во всей полноте поддерживаемо было папой Львом²⁰⁹³.

Дальше своих предшественников в этих притязаниях пошел папа Иннокентий. Он настойчиво стремился к подчинению себе независимых митрополитов (402–17 гг.). Продолжая узурпацию, которая по-видимому, начата была Сирицием²⁰⁹⁴. Он присвоил себе юрисдикцию над церквями Восточной Иллирии, и назначил епископа фессалоникийского своим викарием для управления этой обширной провинцией, простиравшейся от мыса Тенара до Дуная²⁰⁹⁵. Он постановил правило, по которому вся западная церковь должна была сообразоваться с обычаями Рима²⁰⁹⁶, – правило, которое еще во времена св. Амвросия совершенно не применялось, – и требовал, чтобы после произнесения приговора местными епископами делалась апелляция к римской кафедре, не только в том случае, как это имелось в виду собором Сардикийским, но и во всех «более важных делах». О высокомерном языке этого епископа при получении сообщения от африканцев в деле Пелагия, о притязаниях его преемника Зосима в том же деле, и о поражении последнего в отношении как самого факта, так и права, уже упомянуто было выше²⁰⁹⁷. Не смотря на это, Зосим и в этом деле, хотя и к малой чести для себя лично, сделал важный шаг к возвышению авторитета своей кафедры; потому что его окружное послание (хотя и бывшее выражением ни его первого независимого мнения, но и того, которое навязано было ему) было самым первым примером, в котором документ, выходящий из Рима, предлагался для общего принятия в качестве образца православия.

Африканцы, при всем своем желании найти в Иннокентии содействие себе во время пелагианского спора, поддерживали свою полную независимость от него. Подобным же образом, когда один африканский пресвитер, по имени Апиарий, обратился с апелляцией к Риму во время епископствования Зосима, африканские епископы отрицали, чтобы апелляции из Карфагена могли делаться к заморским церквям, так как такие апелляции были запрещены собором Никейским и в африканском кодексе. Зосим, однако же заявлял право на поступление к нему апелляций в силу, как он утверждал, одного Никейского канона²⁰⁹⁸. Среди африканцев указание на это основание возбудило сильное удивление, так как ни о каком таком каноне им не было известно. Они послали к восточным патриархам за подлинной копией Никейского кодекса, и, указывая на этот свой шаг Бонифацию, который между тем наследовал Зосиму (419 г.), они выражали надежду, что им не будет более представляться оснований жаловаться на мирскую гордость и заносчивость Рима²⁰⁹⁹. Канон этот оказался каноном не Никейского, а Сардикийского собора²¹⁰⁰, за которым не признавался вселенский авторитет, и притом Зосим делал из него натяжку, придавая ему гораздо большее значение, чем сколько он имел в действительности. Апиарий опять обращался к Риму во время Целестина, но тогда африканские епископы совершенно отказались допустить какое бы то ни было вмешательство чужих церквей в дела своей провинции, и объявили (Окт. 424–6 гг.) что противоположное мнение они считают основанием для отлучения.

Среди попыток Целестина расширить власть своей кафедры, самым поразительным было присвоение им права низлагать епископа константинопольского, так как это притязание шло уже гораздо дальше всех других, какие только делались в прежнее время. Но ход дел не привел ни к какому результату от этого притязания, так как исполнение повеления Целестинова потеряло силу вследствие созвания вселенского «обора, и на этом соборе Несторий был низложен не в силу римского послания, но после исследования его дела присутствовавшими епископами, действовавшими по своему собственному независимому суждению. Развитие римских притязаний, однако же, знаменательно проявилось в Эфесе; потому что в то время, как Иннокентий и Зосим ограничивались заявлением притязания Рима на верховную юрисдикцию, «на авторитет отцов и соборов», представители Целестина присваивали к себе как прерогативу, которой пользовался ап. Петр через своих преемников.

Главным виновником возвышения римской власти в это время был Лев, который в более позднее время назван был Великим (446–461 гг.). В достижении своей цели Лев пользовался своим необычайным гением, политическим искусством, богословской ученостью. Он возвел притязания римского епископа, как представителя ап. Петра, до неизвестной дотоле высоты. С тем полным пренебрежением к истории, которое впоследствии сделалось отличительной чертой его преемников и их защитников, он объявлял, что притязания и обычаи его церкви составляют дело непрерывного апостольского предания, к которому он относил и установление, введенное в течение предшествовавшего полустолетия Сирицием и даже еще более недавними епископами. Под таким предлогом он старался возвести обычай Рима на степень правила для вселенской церкви, заявляя даже Диоскору, до их размолвки, что Александрия должна бы следовать римскому образцу, и, приводя в качестве основания то, что было бы нечестиво предполагать будто ученик св. Марка уклонялся от правил изложенных его учителем, ап. Петром.

В первые годы своего епископства, Лев выступал против различного рода еретиков, как пелагиане, манихеи (из которых многие вынуждены были, вследствие смятений в Африке, бежать в Рим, и которые по-видимому были повинны не только в заблуждениях ума, но и в грубой распущенности) и присциллиане, которые еще составляли значительную партию в Испании. Что касается этих последних, то не лишне заметить, что он выразительно одобрял казнь их основателя, которая 60 лет пред тем возбудила общее недовольство и негодование православных²¹⁰¹.

Бедствия этого века сдвинули с пути римского честолюбия препятствие, которое представлялось ему со стороны независимой церкви африканской, каковая церковь гораздо больше самого Рима отличалась заслугами, которые ее члены оказали богословию и учености. Африканцы, теснимые нашествием на их страну арианских варваров, рады были искать поддержки в связи с Римом, и вмешательство, которое смело отвергнуто было во времена Зосима, было допущено без всякого возражения со стороны позднейших епископов. Лев распространил свою власть на Испанию и Сицилию и в Галлии он проявил свое вмешательство в одном замечательном случае, в великой несправедливости к одному из знаменитейших людей того времени.

Иларий, леринский монах, вынужден был в двадцативосьмилетнем возрасте, против своего желания, принять митрополичью кафедру арелатскую, в качестве преемника своему прежнему аббату Гонорату, которым он назначен был для этой должности (429 г.). Он прославился своей ученостью, своей ревностью, нелицеприятием в применении дисциплины, своей благотворительностью бедным и пленным и своими неустанными трудами и деятельностью во всех своих епископских обязанностях. Его красноречие было таково, что его великопостные беседы, продолжавшиеся в течение четырех часов, были выслушиваемы с неослабным вниманием, хотя телесная немощь и побудила слушателей ввести новшество – садиться во время его проповеди, а не стоять, как это было в обычае во время произнесения проповедей²¹⁰².

Кафедры арелатская и вьеннская уже раньше спорили из-за преимущества, и Зосим, в 417 году, решил дело в пользу арелатской, на том основании, что она была основана Трофимом, ефесянином, который, по его словам, послан был в Галлию ап. Петром²¹⁰³. Иларий на соборе, состоявшемся в 444 году, низложил епископа, по имени Целидоний, который вследствие этого жаловался Льву, что епископ арелатский превысил свою юрисдикцию. Такое обращение не могло не быть приятным Льву, так как оно представляло ему новый случай для распространения своей власти, под предлогом защиты галльских епископов от угнетения. Иларий не признавал никакого права за римским епископом для принятия таких апелляций. Он пешком, среди зимы, отправился в столицу, с целью отстоять свою независимость, и, вследствие неудовлетворительности его переговоров со Львом, тайно оставил Рим и возвратился в свою епархию²¹⁰⁴. Но Лев, со своей обычной смелостью, объявил, что у апостольской кафедры всегда было в обычае принимать апелляции от Галлии. Он восстановил Целидония, произнес приговор о лишении Илария права созывать соборы, –каковое право он ставил в зависимость от разрешения из Рима, – и добился от Валентиниана издания весьма замечательного закона, который, по предположению, был продиктован самим Львом (445 г.). В этом законе император, после превозношения преимуществ римской кафедры, порицает Илария за его непослушание, объявляет, что епископ Рима есть истинный правитель всей церкви, постановляет, чтобы ни один епископ в Галлии или в других местах ни делал никакого нововведения в отношении этого древнего обычая, что указаниям римского епископа все другие должны повиноваться как закону, и что всякий епископ, который ослушается вызова к трибуналу римского епископа, будет принужден явиться силой со стороны правителя его провинции. Этот беспримерный закон, однако же, не нашел всеобщего признания, и Иларий, по-видимому, удерживал за собой свое достоинство до самой смерти, последовавшей четыре года спустя, после чего Лев (называвший его тогда человеком «священной памяти»), по просьбе галльских епископов, уладил соперничество между кафедрами арелатской и вьеннской разделением юрисдикции²¹⁰⁵.

Право собирать вселенские соборы еще не присваивалось епископам Рима, но считалось принадлежащим императорам. Собор Халкидонский, как мы видели, был созван против воли Льва, и во многих отношениях он действовал вопреки его желаний, отвергая его притязания; тем не менее, он весьма много содействовал осуществлению его планов. В Халкидоне именно легаты Рима в первый раз получили председательство на вселенском соборе, в каковом положении едва ли можно было отказать им, когда раздоры восточных патриархов вынудили императора особенно полагаться на православие и решение римского епископа. Патриарх константинопольский, правда, разделял с ним что председательство, причем ни он, ни они не имели никаких особых преимуществ перед другими членами собора, и все одинаково подлежали контролю императорских уполномоченных. Но то участие, которое принимали легаты в собрании, впоследствии было сильно преувеличено Львом, который обыкновенно говорил, что они властно решали дела, касательно которых им позволено было высказывать лишь свое мнение и решение которых произнесено было голосом собора вообще. Принятие послания к Флавиану в качестве образца учения о воплощении (хотя оно принято было собственно не из подчинения Льву, а подвергалось исследованию собора) наверное ни мало также содействовало возвышению авторитета римской кафедры во мнении христиан вообще.

В своих позднейших отношениях к восточной церкви Лев осмелился сделать некоторые замечательные нововведения. У великих патриархов было в обычае держать своих представителей в Константинополе, с целью охранения своих интересов в таких делах, которые могли докладываться императору. Но в то время, как эти представители всегда избирались из низших степеней иерархии, Лев назначил своим постоянным представителем епископа. Хотя этот епископ, Юлиан Косский, принадлежал к другой юрисдикции, Лев взял на себя право уполномочить его на отсутствие из своего диоцеза, и целью этого полномочия, очевидно, было не столько охрана интересов Рима, сколько надзор над самим патриархом константинопольским. Лев заходил так далеко в этом отношении, что вмешивался во внутренние дела этой церкви, возражая против известных рукоположений и назначений Анатолия и побуждая духовенство восточной столицы контролировать своего епископа в отправлении его должности. Естественно, что Анатолий протестовал против такого вмешательства, и по-видимому становилось неизбежным сильное столкновение между ними; но смерть патриарха в 458 году предотвратила дальнейшее развитие вражды между ними²¹⁰⁶.

Нам нет надобности подвергать сомнению то, что Лев добросовестно думал, что он действует на пользу не только своей собственной кафедры, но и всей церкви. Но ни уважение к его великим заслугам, ни снисходительность в разъяснении его побуждений не должны закрывать нам глаза касательно его честолюбия и любви к господству. В нем мы в первый раз встречаемся с тем, что более всего приближается к папству позднейших времен. Самая мысль папства в общем уже выработалась, хотя еще и не была вполне осуществлена.

Прежде чем покончить с этим предметом, нелишне упомянуть об обстоятельстве совершенно иного рода. После смерти Зосима, в декабре 418 года, обладание кафедрой Рима, в течение некоторого времени, было предметом сильного спора между Бонифацием и Евлогием, из которых каждый был посвящен своими сторонниками. Наконец Бонифаций был утвержден императором Гонорием, который видимо по просьбе епископа, постановил, что когда на кафедру Рима будет избрано два лица, то должно быть произведено новое избрание. И это послужило началом того важного влияния, которое светские государи впоследствии оказывали в деле избрания римских епископов²¹⁰⁷.

1. Последние императоры Запада – Падение западной империи

2. Язычество

Упадок язычества

3. Арианство среди варваров

Христианство в Британии – Герман и Лю – Саксонское нашествие – Шотландия и св. Ниниан – Ирландия и св. Патрик – Христианство в Южной Германии – Св. Северин – Хлодовик или Кловис Франк и его обращение – Вандалы в Африке – Гонение на православных со стороны Гуннериха – Гонение от вандалов в Африке – Примирение Гуннериха

1. На пространстве почти двадцати лет от смерти Валентиниана III (17 марта 455 г.), Западная империя имела девять государей. Первым из них был Максим, – тот сенатор, мщение которого было роковым для его предшественника. Так как жена его в то время умерла, то он женился на вдовой императрице Евдоксии; но его нескромность в сообщении ей, что ради нее именно он подстрекнул к убийству ее мужа, возбудила ее отвращение и негодование. С целью совершить мщение, она пригласила вандалов из Африки, и ее приглашение было охотно принято. Менее чем через месяц по смерти Валентиниана, Гензерих, флот которого давно уже сделался ужасом для берегов Средиземного моря, появился у устья Тибра²¹⁰⁸. Максим пытался бежать из Рима, но был до смерти побит камнями со стороны населения, и три дня спустя Гензерих был уже под стенами города (12 июня 455 г.). Лев, во главе своего духовенства, во второй раз пошел на встречу варварскому победителю. Он получил обещание, что город не будет сожжен, жизнь будет пощажена жителям и что они не будут подвергаемы пыткам с целью открытия их сокровищ. Так заступничество епископа до некоторой степени смягчило ужас последовавшего разграбления; но вандалы в течении 14 дней предавались распутству и хищничеству, и возвратились в Африку, обремененные добычей и захватив с собой множество пленных, среди которых были Евдоксия и ее две дочери²¹⁰⁹. При этом случае особенным благотворением отличился Деогратий, епископ карфагенян. «Он великодушно продал золотые и серебряные сосуды церкви для того, чтобы выкупить свободу некоторых, облегчить рабство других и помочь в нуждах и немощах, большинству пленных, здоровье которых было расстроено тяжестями, выпавшими им во время их перехода из Италии в Африку. По его распоряжению, две обширных церкви были обращены в госпитали; больные были распределены на удобных кроватях и щедро снабжаемы пищей и лекарствами; и престарелый иерарх неоднократно посещал их, как днем, так и ночью, с настойчивостью, которая превосходила его силы и с нежным сочувствием, которое возвышало значение его услуг. Сравните эту сцену, – прибавляет историк, – с полем Канн, и тогда вам вполне представится различие между Ганнибалом и преемником св. Киприана»²¹¹⁰.

Потеря Африки влекла за собой потерю доходов, которые римские побили извлекали из своих имений в этой стране, а также и прекращение подвоза хлеба, от которого в большой степени зависело в своем существовании римское население. С целью возвращения этой провинции, император Майориан, человек по своему характеру и энергии достойный лучшего времени, выступил войной против Гензериха, в 458 году, и 11 лет позже против вандальского царя выслан был большой вооруженный флот, главным образом снаряженный восточным императором Львом; его первая из этих экспедиций была разбита вследствие изменничества варварских союзников и вторая – вследствие неспособности ее начальника, шурина императора, Василиска²¹¹¹. Британия уже была оставлена римлянами; Галлия и Испания постепенно занимались варварами различных племен, и наконец императорские владения были ограничены только Итальянским полуостровом. Последний император запада, Августул, принужден был в 476 (или 479) году отречься от своего престола, и сделался пенсионером от щедрости Одоакра, первого варварского короля Италии.

2. В связи с падением империи, в последний раз можно упомянуть о язычестве на западе.

Язычество на востоке было подавляемо с суровостью и с успехом. Младший Феодосий, как мы видели, по-видимому, уже сомневался в том, чтобы кто-нибудь из его подданных продолжал держаться язычества, и несколько позже он повелел чтобы и остальные храмы были упразднены²¹¹² и очищены знамением креста. Но на западе старая религия держалась дольше. В городах язычники, лишенные возможности открытого совершения своих церемоний, продолжали совершать домашнее боготворение ларов и пенатов, и, не смотря на императорские законы, тайно совершали жертвоприношения им. Собственно же в деревнях языческие обряды все еще совершались открыто и без всякого затруднения со стороны тех, которым поручено было приведение в исполнение законов об их подавлении. Максим, епископ туринский, около половины этого столетия, упрекал христианских землевладельцев за допущение осквернения своих имений идолопоклонством крестьян; он описывает и обличает суеверное и беспорядочное празднование Нового года, заимствованное христианами от обрядов Януса²¹¹³. Лев Великий говорит, что некоторые христиане продолжали поклоняться солнцу²¹¹⁴. Авгурство и другие способы гадания находились еще в общем употреблении. В то время, как язычники приписывали бедствия империи отмене их обрядов, Сальвиан, «Иеремия своего века»²¹¹⁵, и другие христиане считали их наказанием за остатки идолопоклонства, которое еще терпелось в Галлии, Африке и других местах. Случайно упоминается о язычниках, занимавших важное положение в государстве. Даже император Антемий (467–472 г.) подозревался в благосклонности к старой религии. Экспедиция Гензериха против Рима была в одном отношении благоприятна для христианства, так как он, увозя с собой множество статуй и лишая Капитолий его густо позолоченной бронзовой кровли, удалил от взоров римлян предметы напоминавшее им о религии их предков. Но в самые последние годы столетия Геласий, епископ римский (455 г.), должен был восставать еще против празднования «луперкалий», которые, хотя в них принимали участие только низшие классы народа, находили защитников даже среди людей с сенаторским саном²¹¹⁶.

Теодорих Готский, покоритель Одоакра, установил наказание смертью против всех, кто стал бы совершать языческие обряды, но нет никаких свидетельств, чтобы этот закон когда-нибудь приводим был в исполнение, и притом, быть может, уже ни один язычник не был так твердо убежден в истине своей религии, чтобы подвергать себя из-за нее смерти; но с того времени язычество перестает появляться на сцене истории. Остатки его, однако же, продолжали проглядывать в большей части западных стран, хотя как отдельные действия, так и народные обычаи, считавшиеся языческими, в общем должны быть приписываемы скорее смешению суеверий с христианством, чем какому-нибудь намеренному предпочтению язычества²¹¹⁷, и хотя много путаницы в этом отношении введено было писателями, которые говорят о божествах варварских народов под именами греческой и римской мифологии.

3. 1) По мере того как империя древнего Рима исчезает из вида, мы начинаем различать не только великую духовную силу. которая впоследствии так много будет занимать наше внимание, но и происхождение новейших европейских государств, и появление северных народов в гражданской истории, приводить их в связь с историей церкви. Орды, которые последовательно вторгались в провинции Римской империи, скоро принимали христианство; но их вера вообще отличалась от веры православной церкви. Миссионеры, трудившиеся среди тевтонских племен, по-видимому приходили из среды визиготов, о впадении которых в арианство было рассказано раньше и в некоторых случаях, где сначала обращение было совершено к православной вере, вместо нее впоследствии было принято арианство, так как оно возбуждало менее недоумений в грубых умах, поощрялось брачными или политическими союзами, к быть может также вследствие его различия от веры, исповедовавшейся правителями Рима и Константинополя. Так, бургунды на Рейне, которые, вследствие нашествия в области, где уже ранее господствовало христианство, сделались христианами около 413 года, полстолетия спустя переменили православие на арианство²¹¹⁸, и свевы в Испании, первоначально обращенные в христианство православными епископами в Лузитании, сделались в 469 году арианами²¹¹⁹. Гензериха обвиняли в произведении подобной же перемены среди вандалов; но обвинение это, по-видимому, делалось с целью возбудить большую ненависть к его имени, и христианство его народа в действительности было арианским с самого начала. Обращение варварских племен в противоположность обращению римлян, обыкновенно начиналось с короля, и по его примеру уже обращался народ. Понятно, что те, которые обращались таким образом, весьма мало понимали свою новую веру, и их христианство было весьма грубого свойства и долго сохраняло в себе примесь идей, заимствованных из их старых суеверий. Не смотря, однако же, на все эти недостатки как в учении, так и в нравственности, христианство этих народов, хотя и оказывавшее весьма мало влияния на поведение таких своих исповедников, все таки значительно смягчило их дикость и весьма много облегчило страдания более цивилизованных племен, находившихся у них в подчинении.

2). В течение IV столетия мы встречаем упоминание о британских епископах, как, присутствовавших на соборах Арелатском, Сардикийском и Риминийском; на последнем из этих соборов трое из них были вынуждены, своей бедностью, принять содержание от императора, которое отклонено было их собратьями – епископами Галлии, чтобы оно не повредило независимости их суждения²¹²⁰. Предполагают также, что британские епископы были и на соборе Никейском. Хотя, по-видимому, арианство и не было неизвестно на Британских островах, православие британских епископов, в течение всего арианского спора, подтверждается веским авторитетом Афанасия и Илария²¹²¹.

Пелагий не делал попыток распространить свои мнения в своей родной стране, но когда они были запрещены в других местах, они введены были в Британию неким Агриколой (429 год), и стали так сильно распространяться, что духовенство решилось обратиться за чужеземной помощью, подобно тому, как их соотечественники обыкновенно призывали на помощь римские легионы для защиты против нападения на них северных соседей. Вследствие такого обращения со стороны Британии, для борьбы с возрастающей ересью были отправлены собором галльских епископов: Герман, епископ ауксерский, и Лун, епископ тройский ²¹²². Их проповедь и их благочестие произвели большое влияние, поддерживавшееся множеством чудес. На собеседовании в церкви св. Альбана они поразили еретических учителей и по одному рассказу Герман дал британцам победу над пиктами и саксонцами, повелев войску, в большинстве состоявшему из новокрещенных обращенцев, поднять громкий крик «Аллилуйя!»²¹²³. Около 18 лет спустя, Герман был опять приглашен посетить Британию, с целью искоренения остатков пелагианства, начавшего оживать в то время, и его труды опять увенчались успехом²¹²⁴.

Римляне находя для себя невозможным отвлекать от себя силы требовавшиеся для военного постоя в Британии, в 409 году совсем оставили этот остров. После их удаления правительство постепенно перешло в руки множества мелких князей, и нравственное состояние жителей было таково, что последовавшие бедствия изображались как праведное наказание за него. В 449 году на остров Танет высадились готские вожди Гентист и Горса. Юты, англы и саксонцы устремились на страну, и постепенно овладевали ею, за исключением горных округов запада. «Общественные и частные здания были одинаково разрушены, – говорит Бэда; священники повсюду были умерщвляемы у алтарей; епископы и их народ без разбора были избиваемы огнем и мечем, и не оставалось никого для погребения жертв такой жестокости. Некоторые из жалких останков были схвачены на горах и изрублены целыми массами; другие, истощенные голодом, сдавались сами, и под условием, что их не предадут немедленно смерти, вступали в постоянное рабство, с целью поддержания своего существования; некоторые со скорбью переселились в заморские страны; другие остались в своей стране, и в постоянном трепете и беспокойстве вели жизнь бедности в горах, лесах и среди недоступных скал»²¹²⁵. Некоторые из британцев нашли убежище среди родственных жителей Арморики; те из них, которые сделались крепостными победителей, постепенно отпали в язычество, между тем как те, которые сохранили свою независимость в Корнуолле, Валлисе или Камберленде, хотя и удерживали христианство, потеряли свою римскую цивилизацию и употребление латинского языка. Британия была удалена из области римского мира, и в течение некоторого времени считалась страной таинственности и сказок²¹²⁶.

3). Среди измышлений окутывающих древнюю историю Шотландии, по-видимому довольно достоверным кажется то, что в начале V столетия среди южных пиктов проповедовал Ниниан. Этот миссионер, будто бы, был сын британского начальника, получил свое воспитание в Риме, а впоследствии посещал св. Мартина в Туре. Возвратившись в свою родную страну, он основал свою кафедру в Галлоуэее, где, с помощью каменщиков, привезенных им с собой из Тура, воздвиг церковь в честь св. Мартина. Это здание, построенное из белого камня (между тем как британские церкви строились обыкновенно из менее прочных материалов), было названо, в отличие от других, именем Кандида Коза, каковое название и сделалось названием самой кафедры. Смерть Ниниана, по предположению последовала в 432 году.

4). Обращение Ирландии обыкновенно относится к первой половине V столетия. Хотя на этом острове, вероятно, были христиане и раньше этого времени, однако же рассказы об епископах, управлявших этой церковью раньше этого времени, вообще отвергаются как вымысел. Патрик, «апостол Ирландии», по-видимому говорит о себе, что он родился в местечке, называемом Бонавем, которое некоторыми писателями отождествляется с Булонью (хотя, по предположению других, это была деревня, называвшаяся по его имени Килпатриком, близ Думбартона). Его первоначальное имя будто бы было Суккат. Отец его, Кальпурний, был человек куриального сана и состоял диаконом церкви; его дед, Потит, был пресвитер. В шестнадцатилетнем возрасте он, в качестве пленника, уведен был в Ирландию, где и поручено было ему пасти овец или рогатый скот, среди уединенных лесов и гор. В этом занятии он подвергался великим тяжестям и душа его была озарена мыслями, которые дотоле были совершенно чужды ему; он часто молился, и его внутренний пыл делал его нечувствительным к морозу, снегу и дождю²¹²⁷. После шестилетнего плена он был чудесно освобожден и возвратился на свою родину. Годы шли за годами; Патрик, согласно с некоторыми свидетельствами, путешествовал, во многих странах и учился у Мартина Турского и Германа Ауксерского, и когда

он был рукоположен в пресвитера, то почувствовал в себе высшее призвание проповедовать Евангелие стране, где он был пленником²¹²⁸. Его друзья противились его намерению отправиться в страну диких народов; один из них, наиболее близкий к нему, старался воспрепятствовать ему достигнуть епископского рукоположения раскрытием какого-то греха, который, по сделанному ему Патриком признанию, был совершен им в пятнадцатилетнем возрасте, – 30 лет перед тем; но он решительно превозмог все эти препятствия и был рукоположен в сан епископа ирландского. Недавно перед тем (431 г.) был посвящен Целестином и отправлен трудиться среди этого народа диакон Палладий. Хотя он был отправлен туда скорее с целью подавления пелагианства, чем обращения язычников, каковой была сначала цель его миссии; но, после короткого пребывания, он удалился оттуда и по-видимому умер в Шотландии. Патрик был более настойчив, и труд его был более успешен; остаток своей жизни он посвятил Ирландии, отказывая себе в удовольствии даже вновь посетить свою страну и своих родственников, и трудился с большим успехом, хотя часто подвергался опасностям от враждебности языческого жречества и от варварских князей, которые избили многих из его обращенцев. Годом начала его миссии обыкновенно считается год смерти Ниниана – 432 год; время его смерти составляет предмет спора, но по всей вероятности она должна быть отнесена к 493 году.

5). В южной Германии, где церковь правильно была устроена во времена римского владычества, сохранение веры во время всех перемен и треволнений века, и обращение новых владетелей страны главным образом зависели от трудов Северина, «апостола норикского». Происхождение этого миссионера неизвестно; он сам как бы из чувства смирения тщательно скрывал его; хотя он прибыл прямо с востока, но чистота его латинского языка по-видимому доказывает, что он был человек итальянского происхождения, который, ради духовного совершенства, удалялся в какую-нибудь восточную пустыню²¹²⁹. Северин поселился в области Баварии и Австрии, вскоре после смерти (454 г.) Аттилы, и заявил, что он чувствовал себя призванным, особыми видениями, оставить свою наклонность к созерцательной жизни, чтобы потрудиться среди народов этих стран, которые были тогда опустошены варварскими нашествиями. Вид его добровольных суровых подвигов ободрял несчастных жителей выносить лишения и другие бедствия, сделавшиеся для них неизбежными, он приобрел громадное влияние на все классы населения и получал от богатых средства для облегчения бедствия наиболее страждущих. Северин отклонил от себя рукоположение в епископа, на том основании, что он достаточно занят служением, которому посвятил себя, и в этом отношении ему помогали монахи, которыми были основаны общины в Вене, Ювавии (теперь Зальцбург), Пассау и в других местах. Его достопочтенный характер и жизнь внушали страх грубым варварам, которые, по его ходатайству, часто оказывали милость беспомощному населению; его присутствие считалось покровительством для мест его обитания, так что жители римских городов на Дунае просили его жить у них по очереди; ему приписывались дары пророчества и чудес. Среди примеров его пророческой прозорливости, рассказывают, что, будучи посещен Одоакром, недавно перед тем записанным в императорскую гвардию, он указал в плохо одетом новобранце будущего царя Италии, и что он предсказал день своей собственной смерти, имевшей место в 482 году. По удалении римлян с Дуная, тело Северина было перенесено в Неаполь²¹³⁰.

6). Самым важным обращением в V столетии было обращение Хлодовика или Кловиса, который, будучи сначала королем салийских франков, с узкой территорией в соседстве Турная и Камбрая, сделался основателем великой французской монархии. Кловис, к которому его наследственное царство перешло в 482 году, женился в 493 на Хротохильде, или Клотильде, дочери Хильдерика, бургундского князя, который держался православной веры, между тем как остальные члены его семейства впали в арианство, и будучи лишен своего наследства и жизни своим арианским братом Гундобальдом, вообще считался со стороны православных жителей Галлии мучеником за православную веру²¹³¹. Клотильда долго и ревностно побуждала своего мужа принять христианство; но, хотя среди других доводов она указывала ему на чудеса, которыми славилась гробница св. Мартина в Туре, Кловис оставался непреклонным, измеряя силу божества благоденствием его поклонников и предполагая, что падение Римской империи было достаточным опровержением исповедуемой ею религии²¹³². Клотильда, однако же, убедила его позволить крестить своего первого сына, и с целью произвести больше впечатления на Кловиса обряд крещения был совершен с необычайной торжественностью; но последовавшая через несколько дней после этого смерть ребенка дала королю новый довод против перемены религии. Второй сын был также крещен, и когда он тоже заболел, Кловис ожидал, что мщение богов обнаружится в повторении судьбы старшего сына; но по усердной молитве Клотильды маленький принц выздоровел. Королева продолжала свои попытки обратить своего мужа, но безуспешно, пока наконец Кловис, во время битвы с алеманнами при Толбиаке(496 г.), оказавшись в опасности, он призвал на помощь Христа, объявляя, что его старые боги оказались бессильными помочь ему, и давая обет сделаться христианином, если только он одержит победу. Алеманны были разбиты, и в праздник Рождества, 496 года, Кловис с 8000 своих воинов был крещен в Реймсе епископом Ремигием. Собор был пышно убран, блистал светом бесчисленных свечей и наполнен таким благоуханием, что присутствующим казалось, будто они дышат благоуханием рая. Когда король, при торжественном пении гимнов, вошел в церковь, он был поражен страхом и, обращаясь к Ремигию, державшему его за руку, спросил: неужели это есть то царство небесное, которое обещали ему? «Нет», – отвечал епископ, – «но это начало пути туда». Во время совершения таинства Ремигий произнес знаменитые слова: «Сикамбриан, смиренно преклони твою голову, поклонись тому, что ты жег, и жги то, чему ты поклонялся»²¹³³. Не менее известно и восклицание Кловиса, когда епископ однажды читал историю о страданиях Спасителя: «если бы я был тогда с моими франками, я отмстил бы за причиненные Ему неправды!»²¹³⁴.

Нет основания сомневаться в том, что обращение Кловиса было искренним, хотя и несомненно, что оно вытекало не из особенно просвещенных побуждений и поэтому не могло произвести соответствующей христианской жизни. Не подрывается искренность его и тем, что оно оказалось благоприятным для усиления его власти, хотя в этом отношении исповедание православного христианства, в отличие от арианства, влекло за собою преимущества, которых он не мог вскоре не понять и не воспользоваться ими. Оно обеспечивало ему могущественное влияние духовенства, которое было привязано к нему узами взаимного интереса. Духовенство южной Галлии преследуемое арианином Евриком, царем визиготов Тулузы (466–84 г.), с ожесточением, в котором варварская ненависть к ним, как к римлянам, сочеталась с религиозной нетерпимостью, готово было приветствовать православного завоевателя. Когда он решился выступить войной против преемника Еврика, Аларика, в 507 году, он придал этому нападению религиозный характер, заявляя негодование на то, что ариане владели частью Галльской земли²¹³⁵. И история войны, предпринятой таким образом за веру, была украшена летописцами множеством чудес в его пользу. Будучи беззастенчивым в употреблении вероломства и в пролитии крови для устранения всех, стоявших на пути его честолюбия, он поддерживал преданность себе духовенства своей щедростью по отношению к церквям и монастырям. Его религиозная политика была, главным образом, направляема Ремигием, который, будучи посвящен в 461 году, в двадцатидвухлетнем возрасте на кафедру реймскую, защищал ее в течение 72 лет, и, по его совету, Кловис в последнем году своей собственной жизни созвал первый Франкский собор в Орлеане (511 г.). Во время своего обращения Кловис был единственным государем, который исповедовал православную веру, потому что другие государи запада были ариане, а император Анастасий склонялся к монофизитству. Отсюда, короли Франции приобрели почетное название «старших сыновой церкви»²¹³⁶.

4. Со времени первого нашествия на Африку арианские вандалы жестоко угнетали православных²¹³⁷. Когда к Гензериху явилась депутация епископов и духовенства, с целью изложить перед ним страдания их общин и просить, чтобы им, хотя и лишенным своих церквей, было позволено жить под вандальским управлением и священнодействовать для утешения своих собратьев, он пришел в ярость, заявляя им, что не желает оставить в живых никого из их имени или племени, и с трудом отговорили его от издания повеления о том, чтобы всех их побросать в море²¹³⁸. Многие епископы и другие члены духовенства были сосланы в среду диких племен Африки, и здесь, как часто бывало в подобных случаях, их ссылка сделалась поводом к распространению Евангелия в странах, которых оно дотоле не достигало. По смерти Деограция (457 г.), благотворительность которого по отношению к римским пленникам Гензериха сделалась еще более похвальной вследствие угнетения, в котором томилась его собственная церковь; в провинции Африки не допускалось никакого посвящения епископов, и рассказывают, что вследствие этого запрещения, спустя 30 лет, из 164 кафедр оказывались занятыми только три (487г.). Но Гензерих, время и мысли которого, главным образом, были заняты хищническими походами на окружающие страны, был менее ужасным бичом для православных, чем его сын Гуннерик, наследовавший ему в 477 году. В начале своего царствования Гуннерик показал некоторую снисходительность к ним и направил свою жестокость против манихеян. Эти сектанты обыкновенно прикрывались исповеданием менее ненавистных форм религии, и король был крайне огорчен, узнав, что большинство тех, которых он настиг, выдали себя за членов его собственной секты, и некоторые из них были даже духовными лицами в ней, предпочитая естественным образом эту общину как такую, в которой они выгоднее всего могли считать себя принадлежащими²¹³⁹. Гуннерик был связан родственными узами с императорским семейством, так как женат был на пленной Евдокии, дочери Валентиниана III и Евдоксии²¹⁴⁰. По ходатайству ее сестры, Плакидии, и восточного императора Зенона, он в 481 году дал знать православным в Карфагене, что они могут избрать себе епископа; но к этому присоединил условие, что те же самые привилегии, которые он давал им, должны быть дарованы на востоке и арианам, вместе со свободой совершать свое богослужение и проповедовать на каком угодно для них языке²¹⁴¹ и угрожал что если эти условия не будут исполнены, новый епископ и его собратья будут отправлены в ссылку среди мавров. Старшие из православных опасались таких условий и объявили решимость лучше жить под непосредственным управлением того, который доселе покровительствовал им. Но настойчивость младших собратьев, которые никогда не видели епископа в Карфагене, взяла верх, и на кафедру посвящен был Евгений²¹⁴².

Добродетели нового иерарха произвели на всех столь хорошее впечатление, что оно встревожило арианское духовенство, и, по его наущению, Гуннерик издал приказ, чтобы никому в вандальской одежде не позволялось входить в церкви православных. Евгений объявил, что он не может исполнить этого приказания, что дом Божий открыт для всех; вследствие этого у дверей церквей выставлены были правительственные чиновники, с приказанием скальпировать всех тех вандалов обоего пола, которые бы пытались войти в них. На некоторое время внимание короля было отвращено от гонения заботами об обеспечении преемства на престоле для своего сына. С этой целью он казнил нескольких из своих ближайших родственников, сжёг патриарха своей собственной церкви за то преступление, что он находился в сношениях с его соперниками, и предал многих других лиц из арианского духовенства той же ужасной смерти. Православные между тем опасались, что эта ярость с вероятностью могла затем обрушиться и против них самих, и носились рассказы о видениях и других предзнаменованиях, предвозвещавших о приближающихся испытаниях²¹⁴³.

Действительно, скоро издан был указ, чтобы при дворе или в общественных должностях не давалось места никому, кто не исповедовал арианства. Не подчинявшиеся этому указу лишались всякой собственности и изгонялись в Сицилию и Сардинию; владения епископов конфисковались, девственницы церкви схватывались и подвергались диким мучениям, в надежде принудить их к сознанию в распутном сожительстве с епископами и духовенством, 4976 православных епископов, низшего духовенства и мирян были осуждены на ссылку в Мавританию. Гуннерика упрашивали пощадить одного престарелого епископа, который был расслаблен в теле и страдал слабоумием; но он отвечал, что если этот старик не в состоянии будет ехать к месту своей ссылки, то будет увезен туда дикими волами. Все эти жертвы, после тщетных попыток совратить их кажущеюся добротой, подвергались самому жестокому и ужасному варварству. Многие умерли на дороге вследствие жестокостей со стороны своей мавританской стражи и оставшиеся в живых нашли, что место их изгнания было вредоносным для здоровья и изобиловало ядовитыми змеями²¹⁴⁴.

Но вот, король созвал обе стороны на прения в Карфагене. Евгений выразил готовность на подобное собеседование (48о г.), но сказал, что так как вопрос касался всей церкви, то он не мог вступать в собеседование без согласия своих собратьев в других странах. Возражение это было выставлено с той целью, чтобы предоставить православным возможность повсюду дать знать о своих страданиях, и таким образом получить помощь со стороны таких собеседников, которые, не будучи подданными Гуннерика, могли бы доказывать истинность православия, не опасаясь его мщения; но жестокий король отвечал на это: «сделайте меня властелином всего мира, и я дарую вам все, что только вы желаете»²¹⁴⁵, и отправил в ссылку многих из епископов и других православных, которые славились высотой своей учености. Для начала собеседования назначено было первое число февраля 484 года. В праздник Богоявления один слепец получил в видении троякое внушение идти к Евгению, когда епископ занят был благословением воды, и попросить его о возвращении ему зрения. Евгений, после некоторого колебания, совершил исцеление употреблением, крещенской коды в виде креста, и чудо это, совершенное в присутствии большого собрания народа, было с восторгом приветствуемо православными. Ариане, однако же, приписали его магии²¹⁴⁶, и Гуннерик, с целью устрашить православных, и вместе ослабить их в предполагаемом прение, сжег одного из ученейших членов православной общины, именно Лета, который долго томился в тюрьме. В назначенный день (1 февраля 484 г.), православные, при входе в палату собеседования, нашли, что арианский патриарх Кирилл сидел на высоком троне, на что они с основанием жаловались, как на несовместимое с равенством и беспристрастием, которое нужно соблюдать в таких собраниях. Кирилл, найдя православных лучше подготовленными, чем как он ожидал, отменил собеседование под тем предлогом, что он не мог говорить по латыни; Евгений вручил ему длинное исповедание веры, и собрание закончилось без всякого прения²¹⁴⁷.

Гуннерик, вслед за этим собеседованием приказал, чтобы все церкви православных были закрыты в один день и чтобы суммы их были переданы арианам. Он также издал указ, в котором православные обвинялись в беспорядочном поведении на последнем собрании, и после перечисления наказаний, которым подвергались ариане со стороны императорских законов, он постановлял, чтобы православные, в пределах его владений, подлежали подобным же наказаниям. Вследствие этого всем запрещалось давать им пищу или жилище, под страхом сожжения вместе с домом и семейством. От епископов затем потребована была клятва о признании преемника королю его сына Хильдерика. 46 из них, отказавшиеся от этой клятвы на том основании, что христиане не могут клясться совсем (каковой повод, как признает историк этого гонения, приводился только в качестве извинения), были отправлены на порубку леса в Корсике, между тем как другие, подчинившиеся этому указу, в числе 302 человек, были изгнаны и принуждены были к земледельческим работам, как нарушившие новозаветное запрещение против клятвы. 88 епископов были склонены страхом или лестью к оставлению православной веры²¹⁴⁸.

Следовавших затем варварств нет надобности подробно излагать здесь²¹⁴⁹. Виктор Витский свидетельствует, что арианское духовенство было даже более жестоким, чем правительственные чиновники, и рассказывает, что оно обыкновенно врывалось в дома с мечами в руках, и принуждали всех их обитателей силой принимать свое крещение, – делая это часто ночью, и в такое время, когда принимавшие такое странное таинство спали²¹⁵⁰. Самым знаменитым событием в истории этого гонения был случай с исповедниками в Типасе. Православные этого города упорно отказывались признать арианского епископа, и продолжали совершать свои обряды; вследствие чего, по приказанию Гуннерика, многим из них (по некоторым свидетельствам 60) были отрублены правые руки и с корнем вырезаны языки. Несмотря на это, они продолжали говорить, как и прежде, и это столь чудесное обстоятельство было истолковано в смысле божественного предостережения гонителям. Виктор упоминает, как об особенно известном члене из среды этих страдальцев, об одном иподиаконе, по имени Ренарате Константинопольском ²¹⁵¹.

Когда гонение находилось в высшем своем развитии, Африка была опустошена голодом и язвой, и Гуннерик, после царствования в течение 7 лет и 10 месяцев, умер, по-видимому, от той же самой омерзительной болезни, как н Ирод и другие гонители²¹⁵².

Из противоречивых свидетельств касательно племянника и преемника Гуннерика, Гундамунда, по-видимому, явствует, что сначала он следовал политике предшествующего царствования, но впоследствии предоставил православным некоторую веротерпимость (484–506 г.). Его брат Тразимунд, царствовавший с 496 по 523 год, был способнейшим из вандальских королей и, в противоположность своему племени, вообще отличался любовью к литературе; но он был изуверный арианин, и после тщетных попыток обратить православных подкупом, ставил им различные ловушки с целью найти предлог для гонения²¹⁵³. Страдания их были тяжки. В течение своего царствования Тразимунд запретил рукоположение епископов и отправил 220 лиц этого сана в ссылку за нарушение его запрещения. Среди жертв его гонения был и Евгений Карфагенский, умерший в ссылке в Альби²¹⁵⁴. По смерти Тразимунда престол наследовал, после почти сорокалетнего лишения его, Гильдерик, тот самый, в пользу которого вынуждаема была клятва в верности со стороны его отца Гуннерика. Предшественник его принудил его поклясться (523 г.), что он не будет делать никакой перемены в состоянии религии; но Гильдерик, государь кроткого характера, находил менее греховным нарушить, чем сдержать подобное условие, и даровал православным свободу отправления их богослужений (534 г.). Узурпатор Гедимер, в 530 году, возобновил гонительский дух арианства, но через четыре года вандальское владычество было низвергнуто оружием юстинианова полководца Велизария²¹⁵⁵.

Во время спора с вандалами, самыми выдающимися полемистами с православной стороны были Вигилий, епископ танийский (которому некоторые приписывали составление Афанасиева символа) и Фульгенций, епископ руспийский.

1. Последствия Халкидонского собора

Беспорядки в Палестине – Волнения в Александрии – Лев император – Зенон император – Василиск – Восстановление Зенона – Энотикон Зенона – Петр Монг – Разрыв между Феликсом III и Акакием – Раздоры в церкви – Царствование Анастасия – Смятение в Константинополе – Последние годы Анастасия – Юстин император – Рим и Константинополь – Царство Теодориха в Италии – Посольство Иоанна, епископа Римского, в Константинополь – Кончина Боэтия и Симмаха – Смерть Теодориха

2. Юстиниан император

Церковь св. Софии – Закрытие философских школ в Афинах – Юстиниан и Феодора – Сильверий и Вигилий – Оригенистические споры – Вопрос о «трех главах» – V -й Вселенский собор – Аффартодокетство – Смерть Юстиниана – Монофизитство в Армении – Иаков аль-Барадей – Раздоры в Египте

1. Противники собора Халкидонского провозглашали его несторианским, и спор, который предполагалось уладить на нем, продолжал волновать церковь. Название евтихиан скоро заменено было названием монофизитов, то есть, учащих об одном только естестве; и это потому сам Евтихий лишился доверия, и те, кто отвергали последний собор, готовы были даже анафемствовать его, вследствие приписывавшегося ему своего рода докетизма, именно мнения, что тело Спасителя не было истинно человеческим, но снизошло с неба²¹⁵⁶. Монофизиты, напротив, учили, что Спаситель был «единосущен с нами по плоти», между тем как в отношении Его души они отвергали мысль о поглощении человечества Божеством, и обратились к формуле «единое воплощенное естество», признавая кроме того, что это единое естество было двояким. В добавок к древнейшим свидетельствам, на которых они основывались доселе, монофизиты к концу этого столетия находили подкрепление в мистических творениях, приписывавшихся Дионисию Ареопагиту. Эти сочинения, хотя первоначально и выдвинутые неправославной партией, почти без всякого колебания были всеобще приняты, как подлинные, и пользовались доверием в течение целой тысячи лет²¹⁵⁷.

Ювеналий Иерусалимский, по возвращении из Халкидона, нашел, что кафедра, на которой он только что приобрел патриаршее достоинство, была занята одним монахом, Феодосием, который поддерживаем был Евдокией, вдовой императора Феодосия II. В течение двух лет (451–3 гг.) этот самозванец владел Палестиной, будучи поддерживаем монахами, а также и массой всяких негодяев, которые ввели повсюду систему запугивания, сжигая дома и монастыри, изгоняя епископов и духовенство и безнаказанно совершая убийства. Наконец однако же, благодаря примирительному образу действий Маркиана и Пульхерии, его главные сподручники были удалены от него. Ювеналий вновь занял свою епископию, и с течением времени Евдокия, частью под влиянием убеждения Симеона Столпника²¹⁵⁸, и частью под влиянием бедствий, постигших ее дочь и внуков во время вандальского нашествия на Рим, была склонена присоединиться к православной общине²¹⁵⁹.

В Александрии на место Диоскора был избран Протерий (28 июля 452 г.), но он встретился с яростным противодействием со стороны могущественной партии, которая могла быть подавлена только военной силой с сильным кровопролитием²¹⁶⁰. По смерти императора Маркиана недовольные думали, что наконец настало благоприятное для них время. Тимофей, по прозванию Елур (Кот), который, с Петром Монгом (Хриплым), отделился от общения с Протерием и был отлучен им, возбудил городскую чернь (457 г.), и при помощи ее сам был посвящен двумя низложенными епископами. В Великий Четверг, перед Пасхой, Протерий был умерщвлен в крещальне своего собора; тело его, после издевательского повешения, было влачимо по улицам и изрублено в куски; некоторые из черни даже пробовали его внутренности; останки его затем были сожжены, а пепел развеян по ветру. Православное духовенство было изгнано и другие приверженцы Протерия подверглись преследованию²¹⁶¹.

Восшествие Маркианова преемника, Льва, было ознаменовано тем, что он принял корону от рук патриарха Анатолия, – первый пример той торжественности, которая сделалась обычной в христианских государствах. Новый император, бывший до своего возвышения на престоле военным офицером, начал царствование изданием закона в подтверждение всего того, что делал его предшественник в деле религии. До его сведения некоторыми уполномоченными каждой партии скоро было доведено об александрийских раздорах вследствие чего он обратился с просьбой к епископам каждой провинции и к знаменитейшим монахам, прося их высказать мнения о соборе Халкидонском и о притязаниях Елура (Окт. 457 г.). Этой мерой Лев, вероятно, надеялся получить определение равносильное определению всеобщего собора, не подвергая себя неудобствам, связывавшимися с такими собраниями. Результатом этого был единогласный приговор против Елура и в пользу собора, хотя некоторые епископы Памфилии, допуская правильность решений Халкидонского собора и их пользу для защиты веры, подвергали сомнению удобность выставления их в качестве условий общения. Елур был сослан в Херсон²¹⁶². Вместо него был избран другой – Тимофей (460 г.), лицо из православной общины (известный под названием Салофакиола и Белого), и он в течение 15 лет мудро и с уверенностью управлял церковью Александрийской²¹⁶³. Льву в 474 году наследовал его внук того же имени, сын его дочери Ариадны от Зенона; но ребенок через год умер, и престол остался в руках Зенона. Личный характер этого императора был запятнан грубым и бесстыдным распутством. Его царствование было нарушаемо многими восстаниями из которых во время одного он вынужден был почти в течение двух лет уступить власть своему сопернику Василиску, шурину Льва. тому самому, о происках которого во время похода 475–7 г. против вандалов Африки, уже упоминалось выше²¹⁶⁴. Василиск, поддерживавшийся монофизитской партией, возвратил Тимофея и Елура из ссылки, и восстановил его на кафедру Александрии; он возвратил также в Антиохию (475 г.) Петра Гнафея («Валяльщика»), монофизита, который был два раза изгоняем со своей кафедры в царствование Льва, и взял на самого себя труд издать окружное или циркулярное послание, в котором осуждал собор Халкидонский, и излагал определение касательно веры, – первый документ этого рода, какой только был издаваем каким-либо императором²¹⁶⁵. Тимофей Александрийский, Петр Антиохийский и, будто бы, около 500 других епископов подписали этот указ, но Акакий, сделавшийся в 471 году патриархом Константинополя, обнаружил при этом случае горячность, которая стоит в сильном противоречии с любезной и двусмысленной политикой его обычного образа действия в отношении религиозных дел. Быть может, как думают некоторые, Акакий был воодушевляем в своем противодействии Василиску не только ревностью по вере Халкидонского собора, но и вниманием к тем преимуществам, которые собор предоставил его кафедре, а также преданностью императору, которому он обязан был своим возвышением. Он сам облачился и одел свою церковь в траур, и своей проповедью возбуждал монахов и население столицы против узурпатора (476 г.). Как Василиск, так и патриарх обратились через посланных к Даниилу Столпнику, который после Симеона был самым почитаемым подвижником того времени. По внушению видения, Даниил сошел со своего столба в явился в Константинополе; подтверждая православие собора Халкидонского совершением многих чудес, он произнес против Василиска суд этого мира и будущего и не оставлял города до тех пор, пока узурпатор, встревоженный слухом о приближении Зенона, поддерживаемого всеми православными, не издал нового указа, которым отменялось его окружное послание, подвергались анафеме как Несторий, так и Евтихий (477 г.), и одобрялся собор Халкидонский ²¹⁶⁶. Василиск, будто бы, искал убежища в церкви, но патриарх, не обращая внимания на пример своего великого предшественника Златоуста, выдал несчастного узурпатора немилосердному мщению Зенона²¹⁶⁷.

Но дела теперь переменились опять. Большинство епископов, подписавших окружное послание Василиска, быстро переходили на противоположную сторону. Петр «Валяльщик» был изгнан из Антиохии, и Елур был бы изгнан из Александрии, если бы его преклонный возраст не давал надежду на скорое освобождение им кафедры. После его смерти, последовавшей перед концом 477 года, Петр Монг был неправильно посвящен в патриарха двумя низложенными епископами, или даже если не одним только епископом. Император низложил, но не сослал его, и на кафедре восстановлен был Тимофей Салофакиол. Этот патриарх отправлял свою должность с кротостью, которая даже побудила императора обратиться к нему с просьбой быть более строгим в подавлении собраний монофизитов; между тем у этих последних он был так популярен, что при встрече его на улицах они обыкновенно выражали ему свое почтение и вместе сожаление о том что они вынуждены сторониться от его общения. После его смерти в 482 году, на патриарший престол был избран Иоанн Талаия, староста церкви; но император высказался против него, вследствие его связи с Иллом, недавно перед тем, возмутившимся военачальником. Талаия был изгнан и нашел убежище в Риме, a Петр Монг возобновил свои притязания на кафедру Александрии ²¹⁶⁸.

Учение монофизитов постепенно настолько улучшилось в сравнении с первоначальным евтихианством, что мысль о воссоединении этой партии с православными теперь не могла казаться неразумной или безнадежной. По совету Акакия Зенон издал документ, носящий название «Энотикон» (482 г.) (или форма единения), который первоначально обращен был к египетскому патриархату, но впоследствии сделан был образцом и для других церквей²¹⁶⁹. В нем император, после указания на раздоры, кровопролития, осквернение благодатных средств и другие несчастные последствия, вытекавшие из недавних споров, заявляет, что символ Никео-Константинополъский должен быть единственным символом крещения, анафематствует Нестория и Евтихия и одобряет 12 каноном Кирилла. Он заявляет, что Христос «единосущен с Отцом по Своему божеству, и единосущен с нами по Своему человечеству», что «чудеса и страдания принадлежали одному и тому же лицу»; укоряет тех, которые «разделяют, смешивают или вводят мнение о призраке» ²¹⁷⁰; анафематствует всякого, кто думал или думает что-нибудь противное, или теперь или в какое либо другое время, на Халкидонском ли, или на каком либо другом соборе»²¹⁷¹. Документ этот был составлен в том убеждении, что это Халкидонское учение будет само по себе принято без возражения во всех тех местах, где самое название собора было ненавистно, и что избегая выражения «в двух естествах» и утверждения собора, оно излагало те пункты учения, касательно которых согласны были обе стороны. Но старательность, которая предпринята была в видах устранения предубеждений монофизитов, естественно сделала этот документ подозрительным для православных, и упоминание о Халкидоне, хотя только и в предположительной форме, по-видимому шло несколько за пределы нейтральности, если даже имелось в виду несколько ослабить значение собора. Особенно одобрения нельзя было ожидать в Риме, так как с римским епископом не совещались по этому случаю и в документе совершенно не упоминалось о письме Льва к Флавиану²¹⁷².

Петру Монгу дано было знать, что под условием подписи Энотикона и допущения протериан к общению, ему будет дозволено удерживать за собою епископию Александрии. Он согласился на эти условия, и ему подчинилось множество православных, причем крайние евтихиане составили отдельную секту, которая, не имея сначала главы, получила название акефалов (безголовых). Петр старался склонить их к себе анафематствованием собора Халкидонского и послания к Флавиану; с этой же целью он, будто бы, даже вырыл из земли тело Салофакиола. В ответ на возражения со стороны Акакия, он заявил, что принял собор Халкидонский как не содержащий никакого нововведения в вере, но не отрицал того, что он действовал в этом случае не без двусмысленности. Действуя подобными средствами, но с весьма малым успехом, для примирения с собой акефалов, он относился с большой суровостью к тем из православных, которые отказывались от общения с ним.

Петр был принят в общение Акакием и Мартирием Иерусалимским, и патриарх константинопольский писал в его пользу в Рим. Но Рим был уже склонен на свою сторону изгнанным епископом Александрии Иоанном Талаией. Два последовательных папы, Симилиций и Феликс, обращались с письмами в пользу него как к императору, так и к Акакию²¹⁷³; но патриарх в своем ответе уверял Феликса, что Петр есть правильно избранный и православный епископ, а Зенон выставил против Иоанна обвинение в клятвопреступлении. Акакий склонил на свою сторону двух легатов Феликса и убедил их присутствовать при богослужении, в котором в диптихах поминалось имя Петра, – каковым актом они, по-видимому, давали санкцию Рима его положению на александрийском патриаршем престоле²¹⁷⁴. За этот поступок легаты, по своему возвращению домой, привлечены были на суд одним итальянским собором, который низложил и отлучил их, и затем собор осудил Акакия, от которого Феликс перед тем потребовал явиться в Рим и дать объяснение касательно его общения с Петром Монгом²¹⁷⁵. Приговор этот был сообщен Акакию в письме от Феликса и других епископов (484 г.), объявлявших его низложенным, лишенным сана и исключенным из числа верующих, так как он осужден приговором св. Духа и апостольским авторитетом, так что никогда уже не мог быть освобожден от произнесенной против него анафемы²¹⁷⁶. Римский епископ, вероятно, не осмелился бы на этот беспримерный шаг, если бы царствование Одоакра в Италии не давало ему смелость пренебрежительно относиться к императору Востока. Греки жаловались на незаконность, с которой велось это дело, равно как и на связывавшиеся с ним незаконные притязания²¹⁷⁷. Акакий не обратил никакого внимания на это послание, ограничившись исключением имени Феликса из диптихов Константинополя.

О низложении Акакия было объявлено Феликсом духовенству и народу Константинополя, и при этом было заявлено, что все нежелающие отделяться от патриарха будут отсечены от общения с Римом²¹⁷⁸. Множество монахов, включая акимитов, славившихся особенной святостью²¹⁷⁹, предпочли общение с Римом общению со своим собственным епископом, так что таким образом разделение проникло в церковь самой столицы Востока. Последовавшее разделение продолжалось 35 лет, и крутость, с которой провозглашено было отлучение, равнялась только строгости, с которой оно приводилось в исполнение, причем епископы Рима относились ко всему Востоку как к еретическому за отказ прервать общение с Акакием, хотя он сам обвиняем был не в ереси, а только во второстепенном преступлении через общение с мнимыми еретиками. Один историк замечает по этому случаю, что позднейшие папы с радостью прибегали к заступничеству святых, которых, при их жизни, их предшественники отлучали от общения²¹⁸⁰.

Через несколько лет, главные личности, замешанные в монофизитских смятениях, сошли со сцены действия. Последние дни жизни Иоанна Талайи прошли на одной итальянской кафедре, которая дана была ему Феликсом. Петр Гнафей, который в 485 году, после подписания Энотикона, был возведен на кафедру Антиохии и признан был его соименником александрийским, хотя Акакий и уклонился от признания его, умер в 488 году, а Акакий в следующем году. Фравитта; преемник Акакия, занимал патриарший престол только в течение четырех месяцев, и ему наследовал Евфимий (490 г.), православный епископ, отрекшийся от общения с Петром Монгом и готовившийся к борьбе с ним, когда умер патриарх Александрии. По смерти Зенона в 491 году, церковь, вместо объединения его Энотиконом, была разделена на три главных партии, из которых Антиохия, при Палладии, и Александрия, при Афанасие, были монофизитскими. Иерусалим был на стороне Константинополя, а Рим и весь Запад стояли совершенно в стороне от Востока.

Анастасий, которому дочь Льва и вдова Зенона передала вместе со своей рукой империю, был уже в шестидесятилетнем возрасте, и царствовал 27 лет (491–518 гг.). До своего возвышения на престол он отличался высоким благочестием, и его общая репутация была засвидетельствована криками, которыми он был приветствуем: «Царствуй так же, как ты жил!»²¹⁸¹. К нему, однако же относился подозрительно патриарх Евфимий, который отказывался дать свое согласие на его возвышение, кроме как под условием получения от него письменного удостоверения, что он не будет пытаться делать никаких нововведений в деле религии и будет поддерживать собор Халкидонский²¹⁸². Некоторые из родственников императора, будто бы, были ариане и манихеи, и многие писатели обвиняют его в заблуждениях этих сект, равно как и в заблуждении монофизитов, интересы которых поддерживались результатом, если и не прямой целью его политики. Тем не менее, его православие горячо защищалось и образ его действия характеризуется скорее как беспристрастный, чем равнодушный. Анастасий поставил своей целью стремление к миру, и возмущался мыслью, чтобы кто-нибудь верующий во Христа и носящий имя римлянина был подвергаем неприятностям вследствие своих верований²¹⁸³. Евагрий сообщает, что при нем собор Халкидонский никогда открыто не проповедовался и вполне не отвергался, епископы относились к нему различно, и император, в своем желании предотвратить всякое нововведение, лишил сана тех, кто вводили в своих епархиях перемены в каком бы то ни было отношении ²¹⁸⁴. В течение всего его царствования, восточные патриархаты продолжали находиться в беспокойстве, и Энотикон был вообще повсюду предписываем в качестве свидетельства веры, – свидетельства, которому охотно подчинялись все, кроме крайних членов противоположных партий, но который страдал тем недостатком, что недостаточен был для водворения мира между подписавшими его. Взаимные разногласия духовенства между собой принудили Анастасия настолько отступить от своего правила мира или равнодушия, что православным он казался гонителем, и его имя с особенной враждебностью отмечается православными историками²¹⁸⁵.

Евфимий Константинопольский был низложен и сослан в 496 году, а его преемник, Македоний, в 511 или 512. Хотя низвержение Евфимия намеренно обосновывалось на политических обвинениях²¹⁸⁶, но вероятно оба патриарха были низвергнуты за то, что отказались признать придворную политику в отношении религии. Александрийская кафедра была занимаема целым, рядом епископов, которые отвергали собор Халкидонский, но все-таки не в состоянии были привлечь к своему общению акефалов. В патриархате антиохийском религиозные волнения этого времени были причиной многих смятений и кровопролитий. Флавиан, один из его епископов, был сослан в 511 году, хотя с целью очистить себя от обвинения в несторианстве он мало по малу согласился анафематствовать не только Нестория, но и Диодора, Феодора, Феодорита, Иву и, наконец, собор Халкидонский²¹⁸⁷. Илия Иерусалимский, который подобным же образом сделал большие уступки, тем не менее был низложен в следующем году. В течение царствования Анастасия, Рим оставался в разделении с Востоком. Предложения со стороны Евфимия и императора были встречены с непреклонным высокомерием Геласием, занимавшим эту кафедру с 492 по 496 г.²¹⁸⁸. Следующий епископ, Анастасий II, начал сношения с Константинополем в тоне примирения; ради мира он, будто бы, готов был даже допустить, чтобы имя Акакия оставалось в диптихах. Но его смерть (Нояб. 498 г.) прекратила эти сношения, и его преемник Симмах обменялся с восточным императором взаимными обвинениями в ереси, и высокомерными посланиями²¹⁸⁹.

Один монах, Север, впоследствии по низложении Флавиана сделавшийся патриархом Антиохии, ввел в Константинополе прибавление, которое Петр «валяльщик» сделал к Трисвятому, именно слова «распятый за нас»²¹⁹⁰. Вследствие этого, между православными и монофизитами столицы, во время епископства Македония, произошло серьезное столкновение; но после его низложения возникло столкновение еще более тревожного свойства. По повелению императора, два префекта вошли в одну церковь, поднялись на кафедру или загородку, и начали петь «Трисвятое…» с антиохийским прибавлением, вследствие чего последовало смятение, многие были убиты, и несколько православных были заключены в тюрьму (512 г.). На следующий день произошло новое столкновение, и смятение достигло своей высшей степени по случаю одной торжественной процессии, которая совершилась на третий день. Тимофей монофизитский, преемник Македония, сделал распоряжение, чтобы вo время пения употреблялось новое изречение. Те, которые слушались его, были встречаемы толпами православных монахов, певших Трисвятое в его прежнем виде; противные стороны доходили до побоища; население города вмешивалось в эти побоища, и погибло не мало жизней. Среди убитых были одна отшельница и один монах, которые подозревались в доносе императору о поступке префектов; голова этого монаха была отрублена, воткнута на кол и носима в процессии, как голова врага божественной Троицы. Дома подвергались разграблению и сжигались: изображения и статуи императора были обезображиваемы и низвергаемы, и раздавались крики о новом императоре. Анастасий, тогда уже более чем восьмидесятилетний старец, удалился из города; но через три дня он появился в цирке без императорских регалий, причем народ, в виде оскорбления ему, встретил его выкрикиванием православного «Трисвятого». Он обратился к народу через особого герольда, заявляя свою готовность отречься, но напоминая им, что они не могут царствовать все, и потому должны избрать себе императором кого-нибудь одного из своей среды. Народ был тронут его словами и зрелищем его унижения, и, после данного императором обещания удовлетворить их кровью возбудивших негодование префектов, ему позволено было вновь принять бразды правления²¹⁹¹.

Мир последнего царствования (511–16 гг.) был нарушен восстанием Виталиана, скифского или готского вождя, который выступил с оружием в руках за православную веру, опустошая Фракию и угрожая Константинополю. Он требовал, чтобы сосланные православные епископы были восстановлены на своих кафедрах; чтобы собор Халкидонский был признан; общение с Римом восстановлено, и чтобы созван был новый вселенский собор, на котором бы присутствовал папа. Император наконец подчинился этим условиям; но чрезмерные требования Гормизды, преемника Симмаха, воспрепятствовали каковому бы то ни было соглашению между Востоком и Западом в течение жизни Анастасия²¹⁹². Император умер в 518 году²¹⁹³, и ему наследовал Иустин, престарелый солдат славянского племени, от имени которого управление в действительности производилось его племянником Юстинианом²¹⁹⁴ Виталиан, будучи возведен новым государем в самые высшие должности, в седьмом месяце своего консульства (520 г.), был предательски умерщвлен за императорским столом, и в совершении его убийства подозревался сам Юстиниан²¹⁹⁵.

Тимофей, патриарх константинопольский, умер вскоре после императора Анастасия. Когда его преемник Иоанн явился в соборе в первый воскресный день по восшествии Иустина (15 Июля 518 г.), то его приветствовали громкими криками, что так как манихеанин Анастасий уже не царствовал более, то собор Халкидонский должен быть подтвержден; Север Антиохийский с остальными манихеями должны быть изгнаны, и восстановлен мир с Римом. Новое правительство было расположено согласоваться с народным желанием; Север и другие монофизиты были низложены, и по большей части нашли убежище в Александрии, где его партия была так сильна, что император не осмеливался раздражать этого неукротимого населения какой-нибудь мерой против нее²¹⁹⁶. Но результатом стечения монофизитских учителей было происхождение или обнаружение разногласий между ними самими, и многие из них уклонились в мелкие секты, каковы агносты, афеартодокеты и ниовиты, мнения и историю которых нет надобности подробно излагать здесь.

Из Константинополя теперь сделаны были новые предложения Ормизде Римскому, и выражено было согласие на все его требования. Имена Акакия и его четырех предшественников, умерших во время разделения, вместе с именами императоров Анастасия и Зенона, были удалены из диптихов (519 г.). Православные исповедники, Евфимий и Македоний, не были отделены от еретиков Фравитты и Тимофея, но Акакий подвергся еще особой анафеме. Оказалось однако же, что многие церкви Востока не настолько были готовы оставить память своих недавних епископов, как церковь константинопольская, и так как Ормизда требовал пожертвовать всеми, находившимися в общении с Акакием, то это требование послужило поводом к столь серьезным беспорядкам, что как императорское правительство, так и патриарх неоднократно просили папу ослабить строгость его условий. Ормизда наконец согласился уполномочить патриарха Епифания, преемника Иоанна, действовать вместо него в деле принятия церквей в общение. Дело было улажено удержанием известных имен в диптихах, и наконец Евфимий и Македоний, вместе с Флавианом Антиохийским, Илией Иерусалимским и некоторыми другими, умершими во время разделения, были признаны Римом в качестве святых. Энотикон, без всякой формальной отмены, с этого времени совершенно исчезает, и собор Халкидонский, за исключением Египта, был принят повсюду.

2. Около того самого времени, как Анастасий взошел на престол константинопольский, престол Италии перешел от герулов к остроготам. Теодорих, князь амалийский, угрожавший опасностью самой империи Зенона получил от него позволение предпринять завоевание этой страны. В трех больших битвах (489–490 гг.) он разбил Одоакра, и после трехлетней осады

его в Равенне, заключил ним договор на равных условиях. Но этот герульский король, под предлогом обвинения в заговоре, скоро затем был убит на одном пиршестве (493 г.), быть может даже рукой своего сотоварища и соперника, и готы сделались единственными властелинами Италии²¹⁹⁷.

После смерти Одоакра, Теодорих энергично и благополучно царствовал 33 года. Его владения простирались до Дуная, и он положил преграду распространению франкских завоеваний при Кловисе. Своей мудростью и справедливостью он содействовал установлению равновесия между победителями и побежденными и сам принадлежа к арианской вере своего народа, не пытался навязывать ее другим. «Мы не можем налагать религию по приказанию», говорил он, «так как, никого нельзя заставить веровать против его воли»²¹⁹⁸. Министрами его были православные, и он поручал православным епископам, самые важные посольства, признавал православное духовенство в его положении, щедро наделял православные церкви различными дарами, и хотя не желал вмешиваться во внутренние дела православной церкви, все таки имел над епископами Рима контроль, который позднейшие императоры Запада, вследствие своей слабости, выпустили из своих рук. Его терпимость (как мы видели) не простиралась до того, чтобы допускать языческие обряды, хотя он тщательно заботился о сохранении памятников римского величия; но веротерпимостью его пользовались и иудеи, которых он твердо защищал против насилий со стороны их христианских соседей²¹⁹⁹.

Пока Рим и Константинополь находились в разделении между собой, Теодорих не имел никакого повода подозревать верность своих православных подданных. Но воссоединение церквей, в начале царствования Юстина, подало ему мысль, что римляне могли поддаться искушению искать на Востоке избавления от владычества варварского завоевателя, и недолго спустя его гнев и тревога были возбуждены мерами, которые предпринял Юстин с целью восстановления единства религии. В 523 году император издал указы, по которым манихеи подвергались уголовным наказаниям, другие еретики лишались права отправления своего богослужения, и вместе с иудеями, язычниками и самарянами лишались права на гражданские или военные должности²²⁰⁰. Готские солдаты империи, правда, были изъяты из этого закона, но Теодорих склонен был обеспечивать не только за своим собственным народом, но и за восточными членами его секты ту же самую свободу религии, которую он предоставлял своим православным подданным. В письме к Юстину он настойчиво возражал против предпринятых им мер, и так как ответ был неудовлетворителен, то он отправил в Константинополь особое посольство, состоявшее из Иоанна, епископа римского, пяти других епископов и четырех сенаторов (525 г.). Это было первое посещение папой восточной столицы. Иоанн был принят с безграничным почтением; почти все население города высыпало для встречи его, с факелами и крестами в руках, и сам император повергся к ногам его. Патриарх константинопольский предоставил ему первенство и Юстин принял новое коронование от рук преемника ап. Петра²²⁰¹. Но по своему возвращению в Италию Иоанн был заключен в темницу, где он скоро затем и умер. Причины его тюремного заключения достаточно неизвестны и составляют предмет спора (526 г.). Самое вероятное мнение, по-видимому, то, что епископ, хотя и успешно исполнявший другие части данного ему поручения, отказался принять, чтобы арианам, принявшим исповедание православия, было дозволено возвратиться в свою ересь, и что ревнивость Теодориха была также несколько оскорблена теми чрезмерными почестями, которые оказаны были римскому иерарху восточным двором. Опасение заговора против его правления довело престарелого короля до мрачной и непреклонной подозрительности в отношении к своим итальянским подданным которая была уже роковой для двух из наиболее знаменитых между ними именно Боэтия и Симмаха. Боэтий занимал самые высокие должности в государстве²²⁰², и его гений и ученость, которыми он, будто бы, превосходил всех своих современников, проявились в произведениях, обнимающих чрезвычайное разнообразие предметов и форм сочинения, – именно в истории, поэзии, богословии, философии, музыке, математике, астрономии и других отделах физической науки. Он долго пользовался милостями Теодориха; но его патриотизм и, быть может также православие ²²⁰³, делали его положение рискованным, и ревность, с которой он отстаивал невинность своего друга Альбина, обвинявшегося в изменническом сношении с востоком, подвела его под подобное же обвинение. Одна подпись, которую он объявил подложной, выставлена была против него в качестве доказательства в этом отношении; ему отказано было в возможности защищать себя, и, за несколько времени до посольства Иоанна в Константинополь, он был заключен в башню в Павии или вблизи ее, где он утешал себя составлением своих знаменитых книг «Об утешении философией»²²⁰⁴. После жестоких пыток, Боэтий был забит до смерти дубинами, а затем и его тесть, уважаемый глава сената Симмах, из опасения, чтобы желание мщения не склонило его к измене, вскоре затем был вытребован в Равенну и обезглавлен (524 г.).

Сам Теодорих не долго жил после этого. Рассказывают, что в негодовании на результат миссии в Константинополь он зашел так далеко, что продиктовал указ о подавлении православного богослужения в Италии, хотя, если только сообщение это верно, указ этот и не был приведен в исполнение. Но чувства, которые некогда справедливый и веротерпимый король, возбудил жестокостями своих последних дней, явственно обнаруживаются в связывающихся с его смертью рассказах. Прокопий рассказывает (526 г.), что он был посещен страшным видением, в котором угрызения совести воспроизводили перед его глазами черты лица умерщвленного ним Симмаха, а в одной легенде рассказывается, что один отшельник на острове Липари видел, как этот арианский гонитель был брошен Симмахом и папой Иоанном в кратер вулкана, который считался тогда вратами в ад²²⁰⁵.

3. В апреле 527 года Юстиниан был формально признан своим дядей в качестве сотоварища по управлению, и в августе того же года он сделался единственным императором, будучи 45 лет от роду. Среди гражданских событий его продолжительного царствования (527–565 гг.) войны в Италии и в Африке имели важное значение в истории религии.

Среди вандалов Африки обладание средствами роскоши быстро оказало роковые последствия для той чистоты нравов, которую Сальвиан в прежнее время с негодованием сопоставлял с распущенностью своих братьев, исповедовавших более здравую веру²²⁰⁶. Храбрость варваров была ослаблена искушениями чувственных наслаждений. Узурпатор Гелимер был низложен оружием императорского полководца Велизария, и несколько лет спустя, вследствие возмущения вандалов и мавров, страна была совершенно покорена (533–4 гг.). После первого завоевания, православной церкви было возвращено ее господствующее положение, хотя епископы были низведены до половины или одной трети своего прежнего числа. Вычислено, что во время царствования Юстиниана, Африка будто бы потеряла до пяти миллионов жителей (539–541 г.), и таким образом арианство было истреблено в этой стране не принуждением к обращению в православие, но истреблением самого племени которое ввело и исповедовало арианскую веру²²⁰⁷.

Остроготы в Италии, после смерти Теодориха, были ослабляемы раздорами и преступлениями. Военные подвиги Велизария и Нарсеса на этом полуострове придали последний и обманчивый блеск могуществу Восточной империи. Этими полководцами били разбиты один за другим готские короли Витиг (537–9 гг.), Тотила (546–551 гг.) и Теия (553 г.), были отражены нашествия франков и аллеманцов и с 554 года Нарсес, с титулом экзарха, управлял Италией в качестве уполномоченного от императора. Бедствия страны во время переворотов этого периода были даже большими, чем какие им приходилось выносить во время других бедствий раньше или после того; количество ее жителей, погибших от войн, голода или от других бедствий, по предположению превосходило все ее новейшее население²²⁰⁸. Вместе с Готской монархией арианство на время совершенно исчезло из Италии.

Юстиниан вел строгую жизнь²²⁰⁹, и весьма много предавался богословским, занятиям. Он любил вступать в прения и действовать в качестве устроителя церковных дел, так что его подданные осмеивали его за то, что он, предаваясь таким делам, предоставлял политические и военные дела империи ведению своих министров и полководцев. Он отличался щедростью в своих приношениях на построение церквей и госпиталей, но средства этой щедрости слишком часто добывались вымогательством, бесчестным отправлением правосудия, ложными обвинениями и несправедливой конфискацией ²²¹⁰. Величайшим архитектурным памятником его царствования была патриаршая церковь Превечной мудрости (св. София). Эта церковь первоначально построена была Константином, затем была разрушена огнем во время изгнания св. И. Златоуста, и, будучи затем восстановлена (532 г.) опять, совершенно сгорела во время мятежа, известного под названием Ника²²¹¹. Юстиниан выстроил ее вновь на громадные суммы²²¹²; и когда он, в день ее освящения обвел глазами величественное здание, то, выразив благодарность Богу, позволившему ему закончить столь великое дело (544 г.), воскликнул: «О, Соломон, я превзошел тебя!». Купол церкви впоследствии был разрушен землетрясением (557 г.), но Юстиниан вновь восстановил его еще выше и с большим блеском, и в 36-мъ году своего царствования совершил второе освящение (562 г.). Штат собора был утвержден одним из его законов, которым допускалось при нем 60 священников, 100 диаконов, 40 диаконис, 90 иподиаконов, 110 чтецов, 25 певцов и 100 привратников²²¹³. Как не велик этот штат, однако самый закон, определяющий его, был направлен к подрыву обычая епископов, которые имели обыкновение рукополагать духовенство без всякого ограничения, не обращая внимания на то, имела ли церковь достаточные средства для содержания его, или нет.

К царствованию Юстиниана относится уничтожение философского язычества. Неоплатоники все еще продолжали учить в Афинах. Теперь они, правда, были принуждаемы совне уважать государственную религию, но их внутреннее учение было языческим, и их система, с ее мистицизмом и притязаниями на сношение с высшими силами, носила странное сходство с суевериями, которые в то же время проникали и в церковь, С целью лишить язычество этой последней опоры, Юстиниан в 529 г. издал повеление о закрытии философских школ в Афинах, вследствие чего Симпиций и шесть других философов, лишившихся этим указом своего занятия и, чувствуя себя не безопасными в пределах империи, решились выселиться в Персию и искать покровительства царя Хазроя (531 г.), о просвещенности которого до них доходила преувеличенная молва, и подданные которого описывались в качестве безупречных образцов всякой общественной добродетели, Но хотя они и хорошо были приняты этим царем, однако жестоко разочаровались в своих ожиданиях и тоскливо обращали взоры к своей родной стране, в которую они сильно желали возвратиться, даже рискуя подвергнуться гонению. В одном договоре с Юстинианом Хазрой поставил условием, чтобы они были изъяты от карательных законов против их религии, и действительно, они спокойно прожили остатки своих дней. не оставив после себя никаких учеников или последователей²²¹⁴.

В том же самом году (529 г.), в котором издан был указ о закрытии афинских гакояъ. император постановил, чтобы все язычники и еретики были лишены гражданских или военных должностей. Им дано было три месяца для выбора между обращением в православие и изгнанием, или, если им и дозволялось оставаться без отречения от своих заблуждений, они подлежали лишению всяких гражданских прав. Результатом этого было множество мнимых обращений, причем указ этот послужил поводом к серьезному возмущению среди самарян, и многие сектанты, не хотевшие лицемерно переменить свою религию по приказу императора, были доводимы изуверством до самоубийств. Самый замечательный акт этого рода был совершен некоторыми монтанистами во Фригии, которые, запершись в своих молитвенных домах, подожгли их и погибли в пламени.

Хотя Юстиниан был «синодит», то есть приверженец собора Халкидонского. его жена Феодора, которую он возвел в положение сотоварища по управлению империей, была ревностной монофизиткой, Так как ее влияние на своего супруга было безграничным во всех других отношениях, то полагают, что это разделение богословских интересов могло быть предметом особого политического соглашения между императорской четой. Феодора собрала вокруг себя партию монофизитов; она склонила Юстиниана пригласить Севера, изгнанного патриарха антиохийского, в столицу (535 г.), и даже возвела Анфима, тайного врага собора Халкидонского, на патриарший престол Константинополя (536 г.). Через год после этого назначения, Агапит, епископ римский, был принужден готским царем Теодагатом предпринял миссию в Константинополь, с целью отвращения угрожавшему ему нападения со стороны Юстиниана. Миссия не достигла своей политической цели, но, по просьбе православной партии, Агапита обличил перед императором неправославие Анфима, и добился его низложения на том основании, что он был неканонически переведен с другой кафедры. На вакантную кафедру был возведен Минна, который был рукоположен папой, и вскоре затем он созвал собор, на котором Анфим, после исследования его мнений, найден был виновным в ереси и отлучен²²¹⁵.

Агапит умер в Константинополе до созвания этого собора, и сопровождавший его архидиакон Вигилий, по понуждению Феодоры, сделался кандидатом на папский престол. Император обещался поддерживать его своим влиянием и деньгами, если только он осудит собор Халкидонский и войдет в общение с Анфимом и другими монофизитами. Но прежде чем он достиг Рима, на папский престол был избран субдиакон, по имени Сильверий, сын папы Ормизды. В следующем году, когда Велизарий был осажден в Риме готами (537 г.), Сильверий вытребован был явиться к нему. Жена полководца, Антонина, развалившись на лежанке, причем Велизарий занимал место у ее ног, укоряла папу за изменнические сношения с врагом. Его попытки устранить это обвинение были опровергнуты представлением письменных доказательств; он немедленно же был лишен знаков своего достоинства и отправлен морем на восток, причем Вигилий был избран на его место и выплатил в пользу Велизария 200 фунтов золота²²¹⁶. Сильверий, после изгнания в Патеру, в Ликии, был отправлен Юстинианом назад в Италию, с целью нового расследования его дела; но по наущению своего соперника он был схвачен и отправлен на остров Пальмарию (Пальмарола), где и умер от голода. Хотя однако же Вигилий таким образом освободился от своего соперника, положение его было весьма затруднительное и опасное, потому что он вошел в тайное соглашение с Феодорой действовать против собора Халкидонского, между тем как его общественное положение обязывало его как раз к противоположному образу действия²²¹⁷.

Начиная приблизительно с 520 года, монастыри Палестины были волнуемы спорами по вопросу о мнениях Оригена, которые особенно поддерживались членами так называемой «Новой лавры» (общества, основанного св. Саввой в начале этого столетия), между тем как другие монахи, по большей части, были резкими противниками Оригена. При этом не обходилось без взаимных укоров, изгнаний, частых побоищ и кровопролитий. Патриархи антиохийский и иерусалимский были не в состоянии уладить эти разногласия и Юстиниан был вполне доволен, когда к нему обратились с апелляцией по этому делу. Он написал письмо к патриарху Минне, порицая некоторые учения, извлеченные или выведенные из сочинений Оригена, объявив эти учения заимствованными у Платона и манихеев (очевидно забывая, что Манес жил позднее Оригена), и желал, чтобы патриарх подверг этот вопрос рассмотрению местного собора. Этим собором мнения Оригена опять были осуждены, и против них произнесено было 15 анафем²²¹⁸. Императорский манифест был подписан Вигилием и четырьмя патриархами востока, но течение церковных дел теперь приняло любопытный и неожиданный оборот.

На Юстиниана приобрел большое влияние Феодор Аскида, монах оригенистических мыслей, который назначен был на епископию кесарийскую, в Каппадокии, но обыкновенно проживал в Константинополе. Какими-то изворотами казуистики он нашел возможным сам подписать анафемы против Оригена, но чувствовал необходимость отвратить ум императора от того опасного направления, на которое он вступил теперь. Зная желание Юстиниана склонить акефалов к православию, Феодор заявил ему, что их противодействие собору Халкидонскому вытекало не из отрицания его учения, но из признания им лиц, подозреваемых в несторианстве, каковы Феодорит и Ива; поэтому он высказал мысль, что осуждением этих епископов, с предполагаемым отцом несторианства Феодором Монсуестским, предубеждения этой общины могли быть рассеяны, и акефалы могли бы быть склонны к примирению с церковью. Что касается возражения против осуждения лиц, умерших в православном общении, то оно, по его мнению, устранилось недавним прецедентом анафем против Оригена. Этим намеком Аскида мог надеяться не только найти важный предмет для занятия императора новым вопросом, но несомненно и удовлетворить себя лично в качестве оригениста – осуждением великого представителя буквального толкования, и в качестве монофизита – нанесением удара авторитету 4-го Вселенского собора²²¹⁹.

Уловка эта была настолько успешна, что вместо споров касательно оригенизма и монофизитства общее внимание скоро занято было спором о том, насколько известные сочинения, имевшие за собой уже вековую древность, были благоприятны для несторианства (544 г.) (?). Юстиниан издал указ, которым он осуждал Феодора Мопсуестского и его труды, сочинения Феодорита в пользу Нестория и против Кирилла, и письмо от Ивы к персиянину, по имени Марису. В том письме, написанном в чрезвычайном возбуждении, делались резкие отзывы о Кирилле, но его православие в отношении учения выразительно было признано в Халкидоне. Император, однако же, старался примирить свое осуждение этого письма с заявлением уважения к собору предположением, что подлинный документ, одобренный отцами Халкидонского собора, был, подменен подложным²²²⁰. Предъявлено было требование, чтобы указ был подписан всеми епископами. Минна подписал его под условием, что он сохраняет за собой право уничтожить свою подпись, если епископ римский откажется дать свое согласие на это, – право; которым он не воспользовался впоследствии. Восточные епископы вообще подчинились этому требованию, хотя патриархи александрийский, антиохийский и иерусалимский, со многими другими, обнаружили большую неохоту к подписи; те немногие, которые отказались совсем, были изгнаны. Но в Африке, где старый дух независимости церкви действовал в противоположность светской власти в век вандальского угнетения, предложение это встретило живое противодействие. Африканские епископы протестовали против возбуждения вопросов, улаженных собором Халкидонским, или осуждения лиц, умерших в общении с церковью, и подобное же расположение к противодействию обнаруживалось и в других странах. Возбуждение возросло до такой степени, что Аскида, будто бы, впоследствии сознавался, что он сам и римский диакон Пелагий, замешанный в деле доведения оригенистического спора до сведения императора, заслуживали бы быть сожженными заживо, как виновники этого смятения²²²¹.

Вигилий, встревоженный этими событиями и настоятель своего собственного духовенства²²²², отказался подписать эдикт и был принужден императором (который, вероятно, опасался нового разделения между восточной и западной церквами) отправиться в Константинополь (545 г.), где его н удерживали почти в течение семи лет. Его легат Стефан, с другими духовными лицами запада, находившимися тогда в Константинополе, прервали общение с Минной на том основании, что патриарх не мог действовать в этом деле иначе, как в согласии с папой, как от согласились раньше. Вигилий сначала отказался войти в общение с Минной, но склонен был к соглашению с ним Феодоров, умершей через год до прибытия папы, и он в тайном письменном соглашении дал обязательство Юстиниану осудить «три главы»²²²³, как стали называться вообще пункты в вопросе касательно Феодора, Феодорита и Ивы. Папа предложил это дело на рассмотрение собора из 70 западных епископов, состоявшегося в Константинополе в 548 году; но так как африканские члены собора твердо отказывались изменить свой образ действий, то стало очевидным, что нельзя было достигнуть благоприятного решения вопроса, и он закрыл собор (548 г.). Вигилий затем старался склонить на свою сторону епископов каждого в отдельности, и издал документ, известный под названием Judicatum, в котором он пытался удовлетворить обе стороны, – восточных осуждением «трех глав», и латинян заявлением, что он делал это без всякого предубеждения к собору Халкидонскому²²²⁴. Но в последнем отношении он крайне был разочарован. Один африканский собор, при Ренарате Карфагенском, отлучил его (549 г.); церкви иллирийская и далматийская заявили сильное противодействие, и волнение распространилось даже до Галлии и Скифии; даже некоторые из диаконов самого папы – сопровождавших его в Константинополь, обвиняли своего владыку в оставлении им собора Халкидонского, и возвратились в Рим для возбуждения против него запада. Факунд, епископ гермианский в Африке, выдававшийся на соборе Константинопольском, обратился к императору, в 549 году, с дельной и горячей защитой «трех глав». Он отстаивал православие Феодора Мопсуестского, доказывал, что он, Феодорит, а также и Ива не могли быть осуждены без подрыва собора Халкидонского в отрицания его авторитета против евтихианства, и открыто заявлял желание, чтобы император извлек для себя «предостережение из сравнения между теми из его предшественников, которые предоставляли решение богословских вопросов епископам, и теми, которые дерзали брать их в свои руки»²²²⁵.

Единственным средством, к которому Вигилий мог теперь обратиться с целью выпутаться из затруднения, именно нерешительности между желанием императора с одной стороны и решительным противодействием своих западных собратьев с другой, был вселенский собор; поэтому он предложил созвать такой собор, и устранил свой Judicatum, пока не состоится этот собор²²²⁶. Юстиниан согласился, но опасаясь, чтобы папа не попытался каким-нибудь образом уклониться от прямого решения дела под прикрытием собора (551 г.), он взял с него новое обязательство, подтвержденное клятвой на гвоздях св. Креста и на Евангелии, все свои силы употребить на достижение императорских намерений²²²⁷. Когда однако же император изложил также длинное и подробное исповедание веры, подписать которое он требовал от папы и других епископов, то Вигилий отказался, угрожал отлучением тем, которые согласятся на подпись, и с Датием, архиепископом миланским, который особенно настойчив был в своем отказе, нашли убежище в церкви. Для ареста его заслан был претор с отрядом войск (551 г.). Папа спрятался под престолом, и когда солдаты пытались вытащить его за ноги, за волосы и за бороду, он так крепко держался за столбы, что некоторые из них сломались, и престол упал бы на него, если бы некоторые клирики не поддержали его. Все свидетели этой безобразной сцены разразились громкими криками, к которым присоединились даже некоторые из воинов, и претор вынужден был от стыда отказаться от этой своей попытки²²²⁸. Клятвами в безопасности Вигилия уговорили оставить церковь, но узнав, что помещение его охраняется императорскими солдатами, он ночью бежал с Датием и другими сообщниками в Халкидон (25 дек. 551 г.) и искал убежища в церкви св. Евфимии, – в той самой, в которой имел свои заседания вселенский собор, как раз столетие перед тем. Наконец, после многих предложений со стороны императора, его убедили возвратиться в Константинополь²²²⁹.

Когда Вигилий находился в Халкидоне, патриарх Минна умер, и на кафедру константинопольскую был назначен Евтихий (Авг. 552г.), который обратил на себя внимание императора указанием библейского примера для осуждения умерших неправославных богословов, именно сожжения костей идолопоклонников Иосией²²³⁰.

В мае 553 года, в Константинополе собрался пятый вселенский собор, на котором присутствовало 165 епископов. Среди них были все восточные патриархи, но с Запада было только 5 африканских епископов ²²³¹. Так как отсутствие Вигилия давало повод опасаться разделения в церкви, то ему неоднократно посылались приглашения, и другие патриархи настойчиво просили его присутствовать на соборе; но он упорно отказывался – то по причине болезни, то на том основании, что в отношении его не исполнено было обещание в получении надлежащего представительства западной церкви. Он отправил императору бумагу, подписанную им самим и 16 другими епископами и известную под названием Constitutum, в которой он старался занять среднее положение, осуждая подлежавшие обсуждению сочинения, но без всякого отношения к авторам, даже к Феодору Мопсуестскому²²³². Вследствие этого Юстиниан приказал изложить перед собором тайное соглашение, которое заключил с ним Вигилий, и желал, чтобы папа был исключен из диптихов, заявляя в тоже время желание оставаться в общении с римской кафедрой, и собор поступил согласно с этим желанием²²³³. «Три главы» были осуждены, и произнесена анафема против всех, которые бы стали защищать их или заявлять, что они поддерживались собором Халкидонским²²³⁴. Память Феодорита и Ивы была пощажена, но Феодор подвергся одинаковому осуждению со своими сочинениями. Четыре прежних вселенских собора были подтверждены; указы императора касательно религиозных дел одобрены, но за исключением этого косвенного указания не видно, чтобы мнения Оригена подвергались порицанию или даже рассмотрению²²³⁵.

Несколько месяцев спустя, Вигилий, угнетаемый порицанием собора, устрашенный наказанием противников его, а также и под влиянием успехов оружия Нарсеса, обеспечивших Италию за императором, заявил покорность решениям собора, свое прежнее разномыслие приписывал коварству диавола, и все это изложил в пространной бумаге, отменяя все свои действия с другой стороны (554 г.). Император тогда дал ему позволение возвратиться на свою кафедру, и Вигилий отправился в Рим; но на своем пути в этот город он умер в Сиракузах (7 июня 555 г.). Ему наследовал его архидиакон Пелагий благодаря влиянию Юстиниана, который при этом случае в первый раз присвоил императорской короне право утверждения выбора²²³⁶; но – или из ненависти к нему, как к соучастнику в политике покойного папы, или потому (по другому свидетельству), что его подозревали в соучастии в страданиях и смерти Вигилия, Пелагий нашел только двух епископов, которые соглашались посвятить его. Рассказывают, что с целью рассеять имевшиеся против него подозрения он взошел на кафедру ап. Петра и клялся Евангелием и крестом, что он не принимал никакого участия в причинении бедствий своему предшественнику.

Пелагий придерживался последнего собора, и с помощью Нарсеса вынуждал к принятию его лишением сана, ссылкой и другими наказаниями²²³⁷ (556–9 г.), но на западе (где сочинения Феодора мопсуестского были неизвестны, где несториане в действительности не опирались на его имя и не могли возбудить предубеждения против него, где на осуждение Феодора а Ивы, главным образом, смотрели как на опасное для авторитета собора Халкидонского) решения пятого собора вообще встречали противодействие, даже со стороны подданных (570–80 г.) империи. Епископы итальянского диоцеза вследствие этого отделились от Рима, и хотя Милан и Равенна скоро вынуждены были, страхом ломбардского нашествия, искать примирения, однако же митрополиты Аквилеи, вместе с Истрийскими епископами, в течение почти полутора веков оставались в разделении²²³⁸.

Среди разнообразных мнений, возникших из монофизитского спора, выдавалось одно, поддерживавшееся Юлианом Галикарнасским, в царствование Юстина искавшим убежища в Александрии²²³⁹. Этот учитель проповедовал, что тело Спасителя было нетленным, что оно было изъято от смерти подобно тому, как было бы изъято от нее тело Адама, если бы он оставался в своей невинности; что оно было тем же самым как прежде, так и после воскресения; что Его голод, жажда, усталость и т. п. вытекали отнюдь не из состава Его человеческого естества, но были чувствами, которым Он добровольно подвергал Самого Себя. Вследствие такого мнения о нетленности последователи Юлиана назывались афеартодокетами (нетленниками), за каковое название они мстили своим противникам названием фартолатров (то есть, служителей или поклонников тленного). Юстиниан в своих преклонных летах, вероятно под влиянием Феодора Аскиды, склонялся к мнениям Юлиана, и в январе 565 года издал указ, которым подтверждалось афеартодокетское учение и требовалась подпись под ним от всех епископов. Евтихий Константинопольский, отказавшийся от подписи на том основании, что учение это низводило воплощение на степень простого призрака, был изгнан за свое упорство²²⁴⁰. Восточные епископы по большей части заявили, что они следуют Анастасию Антиохийскому, пользовавшемуся общим уважением, и этот патриарх настойчиво доказывал, на основании св. Писания и веры церкви, что во всех непорочных ощущениях, тело Спасителя было подобно нашим телам. Анастасий уже готовился к низложению, и (14нояб. 565 г.) составил прощальное послание к своей пастве, когда дело против православных было прекращено за смертью императора, скончавшегося в восьмидесятилетнем возрасте²²⁴¹.

Монофизитство и после смерти императора продолжало существовать еще в странах, лежащих за пределами его владений, в Армении, а также среди населения Сирии и Египта.

Армяне с 369 года находились под персидским игом. После долгого противодействия попыткам склонить их к религии волхвов, им наконец позволено было сохранять христианство. Но они все еще подвергались гонению, и в то время, как общность религии уже раньше доставила им союз римлян, они нашли, что благосклонностью их новых государей пользовалось христианство, отличное от признанного императорами. Отсюда это соображение, вместе с другими побуждениями, привело их к принятию монофизитской веры. На соборе Твинском или Довинском в 596 году, Армянская церковь осудила собор Халкидонский и до настоящего времени держится афеартодокестского учения касательно тела Спасителя.

В Сирии, где монофизитские епископы и духовенство были удалены ссылками, тюремным заключением и другими способами гонений, один монах, по имени Иаков, предпринял труд спасти свою партию от исчезновения. С этой целью он отыскал нескольких монофизитских прелатов, находившихся в тюремном заключении в Константинополе, и получил от них посвящение в качестве епископа едесского, с правом общего наблюдения за интересами их дела по всему востоку. В одежде нищего, от которой он получил название Ал-Барадая (лохмотник), он неутомимо путешествовал по Сирии и Месопотамии, тайно возбуждая ревность монофизитов, организуя их в цельную общину и посвящая им епископов и духовенство. После своей смерти в 578 г. он оставил большую и цветущую общину под начальством главы, заявлявшей притязания на патриарший престол Антиохии, и эта секта, хотя и значительно потерявшая в значении, продолжает существовать еще и теперь. От Иакова Ал-Барадая монофизиты других стран, равно как и тех, в которых он трудился, получили название иаковитов.

По смерти Тимофея, патриарха александрийского, в 537 году, между монофизитскими партиями тленников и нетленников возник яростный спор из-за этой кафедры. Правительство Юстиниана поддерживало тленника Феодосия, но, дав ему победу над его соперником Гаиапом, оно устранило его затем в пользу православного монаха, по имени Павла. Хотя, однако же православный патриарх вступил в обладание своей кафедрой, монахи вообще и масса народа оставались монофизитами, и из Египта ересь сообщилась даже дочери-церкви Абиссинской. Православные Египта были называемы со стороны своих противников мелхитами (или империалистами), и против собора Халкидонского возбуждено было также чувство национальности. Во время этих александрийских споров большая часть города была сожжена, и они сопровождались ужасными кровопролитиями. Рассказывают, что при водворении Аполлинария на патриарший престол, в 551 году, в один день было избито 200,000 человек, каковое сообщение, хотя и несомненно преувеличенное, указывает на какую-нибудь страшную истину, лежащую в его основе. Этими внутренними раздорами среди христианских партий Египта был подготовлен путь для сарацинских завоевателей следующего столетия.

1. Полупелагианство и крайние приверженцы учения бл. Августина – Фауст Риезский – Осуждение его учения

2. Миссионерская деятельность в VI -ом столетии – Обращение варваров – Несторианские миссии

3. Христианство среди франков

4. Ломбарды в Италии – Упадок арианства в Галлии и Испании – Христианство в Британии – Шотландия и св. Колумба – Британские обычаи в деле празднования Пасхи

1. Выше было уже упомянуто, что в Галлии распространились полупелагианские мнения, и что бл. Августин побужден был Проспером Аквитанским и Иларием писать против них²²⁴². Полемика эта была с большой ревностью и оживленностью поддерживаема самим Проспером, который нападал на «массилийцев» не только в трактатах обычной формы, но и в поэме, состоящей из тысячи строк²²⁴³, и в эпиграммах. Через год после смерти бл. Августина, Проспер и Иларий отправились в Рим (431 г.), с целью побудить Целестина произнести осуждение полупелагианства, и вследствие их просьбы епископ написал письмо к своим галльским собратьям, в котором, высоко восхвалив Августина, порицал тех лиц, которые «занимались бесполезными исследованиями и вводили новшества в учение»²²⁴⁴. Эти выражения однако же можно было толковать различно, и полупелагиане не преминули обратить их против защитников Августиновой системы ²²⁴⁵. Из аббатства лиринского, основанного в начале V столетия Гоноратом, впоследствии архиепископом арелатским²²⁴⁶, вышел знаменитый монах Викентий, который вел сильную полемику против крайних приверженцев учения бл. Августина²²⁴⁷; полагают даже, что его «Коммониторий» (434 г.), который стал считаться самым твердым правилом православия, был написан с серьезным намерением опровергнуть это учение своим хорошо известным испытанием истины – древностью, всеобщностью и согласием²²⁴⁸.

Потерпев неудачу в подавлении полупелагианства властью, Проспер продолжал деятельно бороться против него своим пером. Как он, так и следовавшие за ним в том же направлении, всячески старались ослабить те части Августиновой системы, которые могли казаться опасными для учения об обязательности благочестивой жизни, или несовместимыми с идеями божественной любви и справедливости. Некоторые из этих пунктов Проспер пытался изъять из рассуждения, относя их к «тайным делам Божьим». «Бог (говорил он) избрал весь мир из всего мира, и все люди по усыновлению делаются Его чадами из всего человечества». Всякий, правильно крещенный, получает прощение как первородного, так и наличного греха; если такие лица впоследствии отпадут в неверие или нечестие, то они осуждаются не за свой первородный грех, а за свои собственные преступления; не вследствие безразборного осуждения, но вследствие предвидения Божия, что они злоупотребят своей свободной волей. Предопределение относится только к тому, что свойственно Богу, а грех не свойственен Ему; мы не должны поэтому говорить, что Он предопределяет ко греху, а только то, что Он предопределяет к наказанию²²⁴⁹.

Полупелагианство и после все еще продолжало существовать в Галлии. Одним из знаменитейших поборников его был Фавст, уроженец или Британии, или Бретани, который во время издания «Коммонитария» Викентия был аббатом леринским, и в 456 году возведен был на епископию рьезскую. Он славился строгостью жизни и силой красноречия, которое его современник Сидоний Аполлинарий, епископ клермонский, восхваляет в преувеличенных терминах²²⁵⁰. После напрасных стараний убедить одного пресвитера, по имени Люцида, державшегося крайних мнений касательно предопределения, Фавст, около 475 года, привел его на собор, заседавший в Арелате, где Люцида принужден был отказаться от многих из своих мнений и признать, что как благодать, так и человеческая деятельность требуются для послушания божественной воле²²⁵¹.Собор поручил Фавсту написать опровержение заблуждений Люцида и его партии, и другой собор, состоявшийся в Лионе, просил его сделать некоторые дополнения к своему труду²²⁵², который таким образом имел как бы санкцию со стороны церкви галльской, Он начинается опровержением более грубых учений пелагианства, в затем нападает на Августинову систему, которую автор обвиняет в антиномианстве. Фавст, который был отправлен в ссылку арианином Евриком в 481 году, но возвратил себе кафедру после смерти этого государя три года спустя, умер около 491–3 года в весьма преклонном возрасте. Память его прославлялась в его собственной стране, как память святого²²⁵³; но Авит, епископ вьеннский, Кесарий, епископ арелатский, и Клавдиан Мамерт, пресвитер того же города, писали против его мнений, и вскоре после его смерти его сочинения были осуждены папой Геласием в декретальном послании, которое замечательно тем, что содержит в себе самый ранний римский список запрещенных книг²²⁵⁴. Сочинение Фавста «О благодати и свободной воле», с течением времени проникло в Константинополь, где оно возбудило много толков среди братства скифских монахов. Эти последние уже сносились с Западом по возникшему в то время вопросу: «одно ли только лицо из Троицы пострадало?»²²⁵⁵. Они обращались к Ормизде, епископу римскому (520–3 гг.), с целью осуждения Фавста, и так как его определение было недостаточно сильно, чтобы удовлетворить их ревность, то их посланные в Рим перенесли дело на рассмотрение православных епископов Африки, изгнанных в Сардинию вандалами²²⁵⁶. Самый выдающийся из этих епископов, Фульгенций Руспийский, занялся этим вопросом после своего возвращения из ссылки Гильдериком, и изложил Августиново учение в смягченной форме, тщательно остерегаясь возможных злоупотреблений²²⁵⁷, хотя в некоторых отношениях (напр. касательно судьбы некрещенных детей и даже тех, которые умирают в утробе) он осмелился высказать мнение, которое по своей суровости шло даже дальше его учителя²²⁵⁸.

Кесарий, занимавший кафедру арелатскую с 501 до 542 года и почитавшийся за мудрость и благотворительность, которую он проявлял в тяжких обстоятельствах своего времени и своей страны²²⁵⁹, добился осуждения полупелагианских учений со стороны галльских епископов на соборе, происходившем в 529 году в Аранзе или в ныне Оранже²²⁶⁰. В этом осуждении, однако же, тщательно было избегнуто все, что могло бы смущать в учении о предопределении. Мнение о предопределении ко греху и осуждению было отвергнуто с негодованием и с выражением сомнения, действительно ли оно поддерживалось кем-нибудь; причем было изложено, что всем крещеным дается достаточная благодать, – учение, несовместимое с понятием о непреодолимой благодати u безусловных определениях. Решения аранзийского собора вскоре затем были подтверждены другим собором (530 г.), бывшим в Валенции, и в следующем году они были утверждены папой Бонифацием. Таким образом, насколько дело касалось формального осуждения, полупелагианство было подавлено на Западе.

2. К царствованию Юстина Старшего и Юстиниана относится обращение лазов в Колхиде, которые вследствие этого оставили свой союз с персами и вступили в союз с римлянами; обращению абазгов, близ Кавказских гор, и свирепого племени герулов, которым в царствование Анастасия позволено было переправиться через Дунай. Дикие племена около реки Дона были также посещаемы миссионерами²²⁶¹. Сильное впечатление было произведено на этих кочевников востока Симеоном Столпником и другими отшельниками, которых они встречали на пути своей бродячей жизни; один сарацинский вождь не только был обращен, но после перемены в крещении своего имени Асцебет на имя Петра, был посвящен для наблюдения над своим собственным и другими племенами под названием «епископа станов», и заседал на вселенском соборе Ефесском²²⁶².

В некоторых местах православные соперничали в миссионерских усилиях с новыми сектами, и в более отдаленных странах еретики вели более деятельную пропаганду. Монофизиты, вдобавок к своим приобретениям в странах, где уже насаждено было православное христианство, обратили Нубию из язычества, причем проповедники несторианства открывали и новое поприще для своих трудов, на Востоке. В VI столетии несторианская школа в Низибии была единственным правильным заведением для образования духовенства. Сектанты, изгнанные из империи, своим переселением усилили царство Персидское; их религиозная враждебность к вероисповеданию императоров обеспечивала им благосклонность персидских государей, и несторианство было признано как единственная форма христианства, пользовавшаяся веротерпимостью в Персии, – причем тысячи православных и монофизитов были избиты за отказ признавать его²²⁶³. Персидские миссионеры проникали вглубь Азии и даже в Китай, из каковой страны двое из них, в царствование Юстиниана, вывезли шелковичного червя в Греческую империю²²⁶⁴. Косьма, несторианин из Египта, первоначально купец и впоследствии монах, известный, вследствие своих экспедиций на восток, под именем Индикоплевста (то есть, индийского путешественника), находил христиан своего согласия, под главенством епископов и духовенства из Персии, на Цейлоне, в Малабаре и других местах по берегам Индии. Что касается однако же Цейлона, то он выразительно заявляет, что туземцы и их короли были еще язычниками, и в общем христианство этих стран, по-видимому, простиралось лишь немного за пределы персидских торговых поселений²²⁶⁵.

Между абиссинцами и гомеритами, или гамиаритами, народом южной Аравии, исповедовавшим иудейскую веру, происходили религиозные войны; но свидетельства об этих войнах отличаются разными противоречиями и другими несообразностями²²⁶⁶.

3. На Западе завоевания франков распространяли христианство везде, куда только ни проникали они, и оживляли его в тех странах, где оно уже было насаждено раньше, как. напр. по течению реки Роны.

Религия этих западных обращенцев была слишком часто омрачаема как их собственным варварством, так и испорченностью развращенных народов, с цивилизацией которых они приходили в столкновение. Вместе с христианством связывалось и много языческих суеверий; Григорий Турский передает в качестве народной поговорки в Испании, что «не беда, если кто-нибудь проходящий между языческим жертвенником и церковью Божьей отнесется с благоговением к обоим»²²⁶⁷. Различные пороки терпелись духовенством, которое, хотя и находилось в весьма благоденственном состоянии, однако же еще не чувствовало себя достаточно сильным, чтобы выступать на борьбу со страстями великих и сильных мира сего. Судьба Претекстата, епископа руанского, который из-за оскорбления знаменитой королевы Фредегунды был убит (586 г.)в своем соборе во время обедни на Пасху²²⁶⁸, была предостережением тем из его собратьев, которые могли бы чувствовать наклонность действовать смелее. Распущенность франкских королей была в особенности ужасна, быть может даже беспримерна в летописях истории, и тон, которым говорит о таких личностях епископ Турский, сам бывший человеком добрым и благочестивым, представляет достаточное доказательство, что его собственные идеи были далеки от высоты христианского идеала²²⁶⁹. Евангельским правилом о прощении грехов злоупотребляли для освящения распущенности и жестокости (575 г.). Фредегунда, подстрекая двух из своих служителей убить Сигеберта, уверяла их, что если они останутся в живых, она будет высоко почитать их, а если они погибнут во время своего покушения, то она раздаст щедрую милостыню об их душах²²⁷⁰. Убийцам позволено было искать убежища в церквях, и они не могли быть взяты оттуда без клятвы о безопасности их жизни. Среди самого духовенства, от епископов и ниже, было не мало пороков и даже преступлений. Фредегунда, при одном из многих своих убийств, пользовалась услугами двух духовных лиц, согласившихся действовать по найму в качестве убийц²²⁷¹. Замечалась общая склонность к обрядности и внешней пышности в богослужении; тем не менее, такие благочестивые люди, как Кесарий Арелатский, никогда не переставали заявлять о необходимости действительно живой веры и искренно религиозной жизни, и не смотря на весь мрак и массу зол этого времени, благодетельное влияние Евангелия можно проследить в гуманном и цивилизующем законодательстве.

4. В царствование преемника Юстинианова, Юстина II, на Италию сделал нашествие Альбоин, король ломбардов (563 г.), с войском из всевозможных искателей приключений, собранных из разных племен и исповедовавших различные религии, – язычество, арианство и православное христианство. Экзарх Нарсес, который навлек на себя негодование императора и смещен был с должности, по предположению принимал участие в приглашении ломбардов, и хотя он вновь заявил свое верноподданничество, однако же смерть скоро устранила его с дороги этих варваров. Юстин был вынужден уступить им северную и даже часть средней Италии. Павия сделалась столицей ломбардов, и около 20 лет спустя к их владениям присоединено было и княжество Беневентское. Арианство, истребленное в Италии оружием Велизария и Нарсеса, опять было введено новыми завоевателями, и между ними оно долее всего держалось в качестве национальной религии.

В Галлии арианство вытеснялось по мере распространения франкского владычества, которое повсюду мечем вводило православие. Кловис, как мы видели, свою ревность против ереси сделал даже предлогом для своего нашествия на Визиготское царство, и рассказывают, что когда стены Ангулемы чудесно пали перед ним, он избил готских жителей за их неправую веру²²⁷². Сигизмунд, король бургундский, обратившийся в православие перед своим восшествием на престол в 517 году, старался, под мудрым руководством Авита, епископа вьеннского, склонять к нему и своих подданных; но среди бургундцев, как и в других странах, арианство было подавлено только победой франков²²⁷³. Когда готские гарнизоны оставили северную часть Альп, с целью выступить против Велизария в Италии, готы уступили Прованс франкам; уступка эта впоследствии подтверждена была Юстинианом, и таким образом ересь была изгнана из этой области²²⁷⁴.

В Испании свевы, под начальством Теодомира (559–569 гг.), возвратились к православной вере около столетия спустя после того как предки их оставили ее.

Амальрик, внук великого Теодориха, к которому перешли визиготские владения в Испании и в Галлии, к западу от Роны, женился на Клотильде, дочери Кловиса, и весьма жестокими мерами старался обратить ее в арианство. Ее брат Гильдеберт, приведенный в негодование по получении от нее письма, запятнанного ее кровью, в качестве доказательства того обращения, которому она подвергалась со стороны своего мужа, объявил войну Амальрику, разбил (531 г.) и убил его. При следующем короле визиготов, Тевдисе, православные пользовались свободной веротерпимостью с правом собирать соборы, и той же самой политики держались и его преемники до позднейшего периода царствования Леовитильда. После женитьбы Герменегильда, сына этого государя, на дочери Сигеберта, царя австразийских франков, готская королева Госвинта, бывшая бабушкой молодой принцессы и вместе тещей для ее мужа, прибегала к разным жестокостям, с целью совратить ее от православной веры. Герменегильд был изгнан из двора, и вскоре затем склонен был убеждениями своей жены и Леандра, епископа севильского, сделаться православным, каковой поступок оскорбил Леовитильда не только по религиозным основаниям, но и потому, что тут открывалась возможность для политической опасности от той связи, в которую принц этот таким образом вступал с православной частью подданных своего отца. Вследствие этого, Герменегильд был лишен всякого участия в управлении, поддерживаемый чужеземными князьями своей новой веры, он восстал против своего отца; но восстание было подавлено, и Герменегильд, как твердо отказавшийся возвратиться к арианству и давший Леовитильду основание опасаться нового восстания с его стороны, был предан смерти (577–85 гг.). Для Леовитильда поведение его сына послужило поводом к разным суровостям по отношению к православным. Один из их епископов совершил отступничество и подвергся перекрещению, но король, желая облегчить совращение к своей ереси, настоял на одном арианском соборе, чтобы признано было крещение церкви. После смерти Герменегильда, он покорил свевов и присоединил их королевство к своему собственному, и как в старой, так и в новой частях его владений православные подвергались гонению до его смерти в 586году. Его сын, Ренаред, наследовавший после него престол, провозгласил себя православным. Против него строились вдовствующей королевой Госвинтой различные козни, в которых принимала участие арианская партия; но ему удалось побороть их, и собор из 70 епископов, заседавший в Толедо в 589 году, водворил среди его народа православную веру. Таким образом, к концу рассматриваемого в этой книге периода, ломбарды были единственным племенем, которое еще продолжало держаться арианства.

5. В то время, как Британская церковь стеснена была в горах, а саксонское языческого распространялось по остальным частям страны, церковь Ирландская находилась в весьма цветущем состоянии. Один ирландский аббат королевского происхождения, по имени Колумба²²⁷⁵, основав несколько монастырей на севере Ирландии, в 563 году выступил с 12 сотоварищами на новую деятельность, именно повинуясь повелению одного отшельника, который поручил ему загладить жизнью изгнания и миссионерского труда то участие, которое он принимал в кровавых распрях своих соотечественников. Предполагают, что он был приглашен в Шотландию Коналлом, королем далриадов, который был его родственником. Приобретя влияние на этого государя и его преемника Айдана, титул которого он утвердил торжественной коронацией, он затем обратил Бруда, короля северных пиктов, которого он посетил в его замке, близ Инвернесса. В течение 34 лет Колумба неутомимо действовал как на материке, так и на Гебридских островах, по временам посещая и свою родину, за которую он, не переставал смотреть с искренним сожалением. Его главное место пребывание находилось на острове Гае (впоследствии называвшемся по его имени Колумбкилдом²²⁷⁶ или Ионой), где он основал монастырь, долго славившийся в качестве седалища религии и учености, и сделавшийся колыбелью духовенства, труды которого простирались не только на Шотландию, но и далеко в южную часть Британии и к северу до Оркнейских и других островов, быть может даже до Исландии. Настоятели Гая стояли во главе большой общины, которая имела свои монастыри как в Шотландии, так и в Ирландии, и из уважения к памяти основателя, который сам был только пресвитером, даже епископы округа, «по необычному установлению»²²⁷⁷, как говорит Беда, были в некоторых отношениях подчиненными им. Колумба умер в семидесяти шестилетнем возрасте в 597 году, в том самом году, в котором римская миссия для обращения британцев высадилась на остров Танет.

Британские церкви, вследствие своей отдаленности и недостатка в сношениях с Римом, удерживали некоторые особенности, которые впоследствии сделались предметом спора. Среди них было и время празднования Пасхи; но хотя подобно четыредесятникам Азии британцы заявляли, что они вели свой обычай от ап. Иоанна, они однако же не были четыредесятниками в собственном смысле этого слова, так как всегда справляли праздник в воскресный день²²⁷⁸. Британские епископы заседали, как мы видели, на соборе Арелатском, и несомненно дали свое согласие в одобрение римского обычая касательно Пасхи²²⁷⁹. Константин Великий, в своем письме, написанном после Никейского собора, говорил о британцах, что они вместе с другими странами согласны с пасхальным вычислением Рима²²⁸⁰, и известно, что в 453 году Британская церковь признала распоряжение Льва Великого по этому предмету. В действительности само различие, оказавшееся несколько времени спустя между британским и римским обычаем, возникло из приверженности британцев более к раннему пасхальному кругу самой церкви римской, который между тем в Риме был заменен другими и более точными вычислениями²²⁸¹.

1.

Патриаршие кафедры

Отношения между церковью и государством – Восточные патриархаты – Епископия Римская – Отношение к государству – Теодорих – Политика Юстиниана – Папство и государство

2. Положение духовенства

Безбрачие среди духовенства – Привилегии духовенства – Патронатство над церквями – Духовенство в новых Западных государствах – Положение духовенства среди франков

3. Монашество

Возрастание монашества и отношение к нему Халкидонского собора – Монашество на Западе и св. Бенедикт – Устав св. Бенедикта – Бенедиктинский орден

4. Обряды и обычаи

Почитание святых – Почитание Пресвятой Богородицы – Иконы и изображения – Праздники – Евхаристия – Покаяние

5. Упадок учености

Патриаршие кафедры.

Отношение между церковью и государством В течение периода между собором Халкидонским и концом VI столетия, влияние Александрии и Антиохии ослабело. Это было естественным результатом тех разногласий, которыми были раздираемы эти церкви и которые сопровождались частыми кровавыми столкновениями партий, насильственными изгнаниями и водворениями епископов, так что последние, вместо того, чтобы быть пастырями всей общины, могли быть только предводителями партий, равно как и результатом разногласий в учении и образе действий между лицами, последовательно занимавшими эти кафедры. В то же самое время Константинополь приобретал все более важности и значения. Собор Халкидонский предоставил ему право принимать апелляции от епископов н духовенства против своих митрополитов²²⁸². При содействии Зенона патриархи Константинополя окончательно подчинили себе экзархат Ефесский, и бедствия Александрии и Антиохии давали им неоднократно благоприятные случаи доказывать свое превосходство над этими древнейшими церквями – посвящением патриархов для них и другими вмешательствами в их дела. Довод в пользу преимущества Рима, насколько он основывался на достоинстве древней столицы (единственном основании его, которое только признавалось Востоком), пал вместе с Западной империей. Предполагают, что Акакий имел мысль возвысить свою кафедру даже над Римом, и с вероятностью можно полагать, что Константинополь мог бы успешно соперничать в преимуществе с великой западной церковью, если бы его епископы не были поставлены в неблагоприятное положение вследствие своей зависимости от двора, и не ослаблялись своими распрями с императорами. Епископы Рима, как и раньше, шли обычным, неуклонным путем. Они все еще оставались в спорах того времени на православной и победоносной стороне, а вследствие этого росли их слава и влияние. К ним обращались и искали их благосклонности различные партии в восточных спорах; сами императоры искали примирения у римских епископов и пользовались ими для смирения патриархов Константинополя. Богатство римской кафедры возросло в следствии приобретения больших имений не только в Италии, но и в других странах, и отсюда, вдобавок к естественному влиянию, связанному с богатством, епископы были в состоянии, при посредстве агентов, употреблявшихся в управлении их земель, зорко следить за церковными делами отдаленных провинций и часто вмешиваться в них. Даже ересь варваров, распространявшаяся на Западе, была в своих результатах благоприятна могуществу римской кафедры, поскольку она, повсюду представляя одного и того же врага, заставляла православных сплачиваться и централизироваться и препятствовала распадению церкви на отдельные национальности.

В Италии в это время титул папы стали придавать только епископу римскому; хотя в других странах Запада его продолжали придавать и епископам вообще до времени Григория VII. На востоке он обыкновенно давался только епископам Рима и Александрии, причем придавались и более громкие титулы, как напр. титул «вселенского епископа», хотя главным образом лицами, в интересе которых было польстить им; первый пример этого рода был на соборе Халкидонском, где александрийские обвинители Диоскора, желая склонить римских легатов на свою сторону, называли Льва «вселенским архиепископом и патриархом великого Рима»²²⁸³. Но такие титулы, исходившие с Востока и отражавшие на себе напыщенность восточного языка, произносились отнюдь не в том исключительном смысле, который естественно могли внушать уму эти слова. Так, титул «вселенский патриарх» был принят епископами Константинополя, которые однако же не заявляли никаких притязаний на господство над западной церковью²²⁸⁴. В виду этого не предполагалось даже никакой несообразности между этими титулами, когда на соборе при Минне, осудившем мнения Оригена, епископы римский и константинопольский, оба были называемы «архиепископом и вселенским патриархом», или когда Юстиниан обращался к каждому из них, как к «главе всех церквей»²²⁸⁵.

Римские епископы мало по малу расширяли свое притязание на юрисдикцию, основываясь на канонах и императорских указах, но еще чаще на преимуществах, будто бы унаследованных ими от ап. Петра, к которому однако же все еще присоединялся и ап. Павел, сотоварищ его по мученичеству и апостол язычников, как содействовавший обоснованию этих преимуществ²²⁸⁶.

На Западе споры, возникавшие между епископами касательно преимущества и юрисдикции, давали повод к частым обращениям в Рим, и содействовали развитию идеи верховного судейского авторитета этой кафедры, тем более, что спорящие партии часто были подданными различных правительств. Подобный же результат вытекал из обращений, которые вошло у церквей в обычай, делать к Риму за советом в затруднительных делах. Эти обращения вызывали собой в виде ответа декретальные послания; обращавшиеся были рады получить уверенность, что сущность этих ответов основывалась на апостольском предании и всеобщем авторитете, и папу стали считать общим решителем в делах подобного рода. Около половины VI столетия, Дионисий Малый, римский монах скифского происхождения, собрал правила вселенских и главных поместных соборов, с переводом их, которые были на греческом языке, и со включением в них декретальных посланий римских епископов, начиная с Сириция. Труд этот сделался основой церковного закона на Западе, и он весьма много содействовал возвышению авторитета кафедры, решения и советы которой таким образом явственно были поставлены на один уровень с определениями наиболее чтимых соборов²²⁸⁷.

Хотя однако же римские епископы: не только сделались высшими судьями в церковных делах на Западе, но и заявляли притязание на право наблюдения над верой всей церкви, идея главенства в собственном смысле, как она утвердилась в позднейшие времена, была еще неизвестна. Епископы Рима все еще признавали, что епископы других великих «апостольских» церквей, Александрии и Антиохии, были совершенно равны с ними. Они не заявляли притязаний на верховенство над другими епископами, равно как не заявляли и притязания на право вмешательства в другие диоцезы за исключением только случаев незаконных действий епископов.

Отношения римских епископов к гражданской власти разнообразились, смотря по политическим переменам времени. При избрании преемника Симплицию в 483 году, явился сановник Одоакра Василий, и заявляя, что он действует согласно с советом, данным покойным папой его государю, выразил удивление короля, что такое дело предпринято было без испрошения царского соизволения; он же предложил правило, чтобы ни один римский епископ не отчуждал никакой собственности, принадлежащей кафедре, под страхом отлучения как себя самого, так и покупателя²²⁸⁸. Результат естественен; но едва ли можно сомневаться, что уполномоченный варварского короля оказал важное влияние на избрание нового епископа.

Теодорих, в первые годы своего царствования; предоставлял церкви большую свободу в самоуправлении, принимая во внимание, что раскол, разделявший Рим от Константинополя, обеспечивал его от всякой опасности сношения между духовенством его собственных владений и их восточными собратьями. По смерти Анастасия II, в 498 году, возник ожесточенный спор за первосвященство между Симмахом и Лаврентием. Арианский король не вмешивался в это дело, пока оно не представлено было ему в Равенне обеими сторонами, когда он и решил, что кафедра должна принадлежать тому епископу, который был посвящен первым и имел больше приверженцев, вследствие чего и был утвержден Симмах. В 502 году этот епископ созвал собор, на котором вмешательство Василия в дело избрания, по смерти Симплиция, с негодованием порицалось как незаконное вмешательство со стороны светской власти²²⁸⁹. Теодорих, вероятно не чужд будучи желания набросить тень на память своего соперника, даже в ущерб притязаниям короны, оставил это порицание без всякого внимания. В следующем году, по просьбе приверженцев выступившего опять со своими притязаниями Лаврентия, Теодорих назначил епископа Алтинского в качестве «визитора» римской церкви. Этот уполномоченный будто бы вел себя с крайним произволом и грубым пристрастием, так что сильно раздражил приверженцев Симмаха. Для исследования некоторых серьезных обвинений, возбужденных против Симмаха, Теодорих созвал собор итальянских епископов (503 г.) (?), который по месту его собрания в Риме называется собором Пальмским²²⁹⁰, и этот собор, высказав строгое порицание самому назначению визитора, как не оправдываемому ничем новшеству, объявил Симмаха невинным насколько дело это может быть решаемо людьми, и постановил, что в виду некоторых особых затруднений дело это должно быть предоставлено единственно суду Божию²²⁹¹. Предложение, ошибочно выводившееся из этого в качестве мнения собора, чтобы папа был изъят от всякого земного суда, вскоре затем было поддержано Еннодием, епископом тицинским (Павия), сторонником Симмаха, и с целью подтверждения этого нового притязания были подделаны деяния древних пап в такой степени, что они назывались в совершенном противоречии с подлинными древнейшими документами, каковы напр. письма, адресованные римским духовенством императору Грациану²²⁹².

По возобновлении сношений между Римом и Константинополем, Теодорих, как мы видели, начал относиться к церкви с подозрительностью, весьма непохожей на его прежнюю политику. О миссии папы Иоанна Константинопольского с ее последствиями было рассказано в предыдущей главе. Теодорих, за месяц до своей смерти, назначил преемником Иоанну Феликса IV, и в течение остального времени готского правления в Италии, короли контролировали избрание пап.

Юстиниан, в своих восточных владениях, стремился поставить епископов в большую зависимость от двора, и так как эта политика сопровождалась заявлениями великого почтения к ним, вместе с возвышением их достоинства и преимуществ в некоторых отношениях, то греки подчинились ей без всякого сопротивления. Император не только много вмешивался в заведывание делами дисциплины, даже самыми важными, но и в большой степени осуществлял пример, впервые данный Василиском, касательно определения пунктов веры, указами. Его поведение в церковных делах были опубликовываемы через посредство патриархов, митрополитов и епископов, подобно тому, как его указы по гражданским предметам объявлялись различными представителями гражданского правительства. Он пытался, помимо всякой санкции вселенского собора, основать шестой патриархат (541 г.), снабдив епископа своей родины, Юстинианы-Прими или Лихнида (Ахриды), в Иллирии, широким полномочием вместе с преимуществами определенными по образцу Рима²²⁹³. Но эта попытка оказалась неудачной: новые патриархи никогда не получали должного признания своих притязаний, и вскоре после смерти Юстиниана епископы лихнидские сделались подчиненными кафедре римской²²⁹⁴.

По завоевании Италии, Юстиниан начал относиться к епископам Рима также, как он относился к епископам Константинополя. Он обращался к ним с льстивыми титулами и старался низвести их в положение простых орудий. Он постановил новые строгие правила касательно утверждения папы гражданской властью. Согласно с Ежедневником (Liber diurmis – собрание формуляров, изображающих состояние вещей в те времена или не долго спустя после этого), о смерти римского епископа требовалось давать знать экзарху равеннскому; преемник должен был избираться духовенством, знатью Рима, солдатами, гражданами, и выбор должен был в весьма почтительных терминах представляться на утверждение как императора, так и его уполномоченного экзарха²²⁹⁵. Участие, которое миряне с древних времен принимали в избрании епископов, вообще было ограничено особым законом Юстиниана, которым повелевалось, что избрание должно производиться духовенством и главными жителями каждого города²²⁹⁶, с исключением массы народа, беспорядочное поведение которого часто давало предлоги для подобных изменений.

Действия Вигилия в споре касательно «трех глав», вынесенные им унижения, его колебание, находившееся в столь резком противоречии с позднейшим римским притязанием, содействовали понижению достоинства и славы его кафедры, и она вообще была сильно ослаблена отпадением Аквилея и других провинций. Но с другой стороны, ломбардское нашествие в 568 году содействовало возвышению политического могущества пап, так как они обязаны были, в силу своей обширной собственности, принимать выдающееся участие в мерах, принимавшихся для самозащиты жителями тех частей Италии, которые еще принадлежали империи, причем их услуги часто награждались со стороны императоров полномочием назначать на многие должности и другими гражданскими преимуществами.

Положение духовенства

В течение V, VI столетий, возрастание мнения касательно обязательности безбрачия духовенства, содействовало все большему и большему отделению его от других христиан. Ни один вселенский собор не запрещал браки духовенству; Собор Халкидонский предполагает существование запрещения, но сам по себе не излагает ни одного подобного закона с целью сделать его обязательным для всей церкви²²⁹⁷. Но местные соборы постоянно занимались этим предметом, и епископы римские настойчиво поддерживали дело целибата. Общей целью постановленных в это время канонов было совершенно, если только возможно, воспрепятствовать бракам среди духовенства, распространить запрещение брака на низшие степени церковного служения, преградить женатым путь к повышениям, воспрепятствовать духовным лицам, уже раньше состоявшим в браке, вступать во второй брак, ограничить выбор женщин такими, которые еще никогда не состояли в браке, разлучить брачное духовенство с их женами, или, если они жили вместе, ограничивать их в брачном сожительстве ²²⁹⁸. Эти постановления относятся главным образом к Западной церкви, так как на востоке допускалась большая свобода в этом отношении²²⁹⁹. Но, как уже замечено было и раньше, частое постановление таких канонов само по себе служит доказательством, как недостаточно они достигали цели, и рассказывается о весьма многих случаях, которые показывают, что приведение этих правил в действие оказывалось неприменимым на практике и что вообще в различных местах допускалось разнообразие в обычаях этого рода. Так, Луп, епископ тройский, и Евфроний Аутунский, упоминая об ограничениях, которым они подвергали в отношении брака привратников, заклинателей и субдиаконов, вынуждены были ограничиться заявлением касательно высших степеней, на которых каноны запрещали брак; что они старались избегать возведения в эти степени лиц, находившихся в брачном состоянии, или настаивали на разлучение брачных лиц в среде духовенства с их женами²³⁰⁰. Еще более неблагоприятное свидетельство касательно противодействия, с которым встречались законы, находится в том обстоятельстве, что по мере того, как вводилась обязательность целибатства среди духовенства, оказывалось все более необходимым постановлять и правила, запрещения им иметь наложниц или других «сторонних сожительниц»²³⁰¹.

Брак духовенства теперь был предметом не только канонов, но и императорских законов. Гонорий, в 420 году, быть может по внушению Бонифация, епископа римского, постановил, согласно с Никейским каноном, что духовенство не должно содержать в своих домах никаких женщин, за исключением своих ближайших родственниц, но духовенству, вступающему в брак до рукоположения, позволено было удерживать за собой жен, потому что «те не недостойно связаны с духовными лицами, которые своим обращением сделали своих мужей достойными священства»²³⁰². Столетие спустя, Юстиниан несколькими постановлениями запретил возводить на епископство лиц, имевших детей или внуков, на том основании, что такие связи были искушением для предпочтения интересов родства интересам церкви; он подтвердил все церковные запрещения браков для духовенства, и объявил детей от таких браков незаконными и неправоспособными наследовать собственность ²³⁰³.

2. Привилегии духовенства вообще возрастали. Его права были подтверждены и расширены; законодательство имело тенденцию поощрять пожертвования имений церкви и обеспечить за ней постоянное обладание всем приобретенным²³⁰⁴. Идея заглаживания греха деньгами и особенно щедростью церкви, теперь выступала сильнее, чем прежде, и находила готовую почву среди тевтонских племен вследствие того обстоятельства, что система вознаграждения за преступления штрафами была в ходу между ними и раньше их обращения. Часто оказывались необходимыми законы и постановления для пресечения обычая добиваться рукоположения или духовных должностей при посредстве денег²³⁰⁵.

В то время, как решение церковных дел принадлежало исключительно духовным судам, епископы, в то же время заведовали и такими гражданскими делами, которые касались духовенства, хотя в этих случаях сторонам предоставлялось на выбор или обращаться в первые инстанции к гражданскому трибуналу, или апеллировать от епископа к светскому судье, приговор которого, если бы он оказался противоположным приговору епископа, мог сделаться предметом дальнейшей апелляции²³⁰⁶.

В делах о преступлениях духовенство было изъято от юрисдикции мирских трибуналов за легкие преступления, хотя, сомнительно, насколько в действительности осуществлялось это изъятие. Гонорий, в 407 году, по просьбе африканских соборов, назначил особых мирских «защитников» (defensores) церкви, на обязанности которых было наблюдать за ее привилегиями и поддерживать ее права, так что духовенство не обязано было лично являться в светские суды²³⁰⁷. Иустин постановил, чтобы епископы освобождались от обязанности давать показания на судах; к ним назначались особые чиновники с целью снятия с них показаний, которые делались не по присяге, a по их простому слову, с предлежащим перед ними Евангелием²³⁰⁸. Епископам поручаем был надзор за тюремными заключенниками, умалишенными, несовершеннолетними, найдёнышами и другими беспомощными лицами, и им предоставлены были необходимые для этого полномочия. Им также был поручаем общий надзор за общественной нравственностью. Так напр. на их обязанности было пресекать азартные игры, вместе с гражданскими властями. Они назначали соподчиненных правительственных чиновников, и, вместе с главными жителями каждого города, надзирали за общественными работами, постройками и учреждениями, равно как и за управлением местными доходами. Они должны были смотреть, чтобы гражданские правители и судьи исполняли свои обязанности, причем правители, в свою очередь, должны были заботиться о том, чтобы епископы аккуратно созывали соборы, и не отчуждали церковной собственности; но в то время, как префект не уполномочен был более, чем напоминать епископу о его упущениях и, в случае продолжения этого упущения, доносить императору, епископ, в некоторых обстоятельствах, имел право заступить место префекта в исполнении его обязанностей²³⁰⁹. Следствием таких постановлений было то, что влияние епископов на гражданские дела усилилось, и они стали более вмешиваться в эти дела, и что, согласно с целью политика Юстиниана, они были поставлены в большую зависимость от императора, делаясь как бы чиновниками государства.

3. Попечительство о церквях в каждом диоцезе первоначально принадлежало епископу. Самое раннее исключение из этого правила было сделано первым собором Оранжским, в 441 году, который постановил, что где епископ, по какой либо особой причине, построил церковь в пределах диоцеза другого, ему, во внимание к его щедрости, должно быть предоставлено назначить в ней священнослужителя²³¹⁰. Это право распространено было вообще на мирян законом Юстиниана (541 г.), которым постановлялось, что всякий, кто оснует церковь и обеспечит ее содержанием для духовенства, может назначить, по своему усмотрению, лицо для рукоположения в ней. Епископу однако же было предоставлено право в таких случаях отказывать в рукоположении, если представленное ему лицо оказывалось недостойным сана²³¹¹.

4. Могущество духовенства на западе пережило систему, при которой оно возросло. Во время варварских нашествий оно часто выступало вперед, и не без успеха, для ходатайства о своих паствах. Завоеватели видели в нем сильную установившуюся корпорацию, имевшую важное значение, как вследствие священного характера своего служения, так и вследствие своего гражданского влияния. При учреждении новых государств церковь обыкновенно выступала посредницей между победителями и побежденными, внушая грубым варварам идею существования закона выше человеческого, идею превосходства нравственной силы над физической, и идею всеуправляющего и воздающего за все провидения. Лишь немногие из племени победителей склонны были вступать в ряды духовенства; причем и само рукоположение их не допускалось без особого разрешения государя, в тех видах, чтобы государство не лишаемо было своих бойцов. Священнослужение в церкви, в противоположность другим путям к отличиям, было предоставлено способностям подчиненных народов, и, при помощи и при посредстве его они приобретали могущественное влияние на самих завоевателей. Духовенство было единственным обладателем учености; оно представляло собой деятелей цивилизации, преобразователей закона, авторитетных защитников слабых; оно наблюдало за отправлением правосудия, и часто употреблялось в качестве посланников и примирителей между князьями. Некоторые из духовенства славились чудесами, другие пользовались сильным влиянием, благодаря обладанию чудесными святынями как напр. мощи св. Мартина в Туре. В их руках сосредоточивались богатства; десятины узаконены были особыми канонами, и им передавались по наследству большие пожертвования земли, то есть, тот род собственности, который возрастал в цене и значении по мере движения народа вперед по пути цивилизации. С целью укрепить влияние епископов и аббатов, государи наделяли их церкви и монастыри имениями, с которыми обыкновенно связывалась обязанность военной службы, и в непродолжительном времени некоторые из церковных владетелей этих имений начали отправлять подобные обязанности лично. Григорий Турский с ужасом упоминает о воинственных подвигах двух собратьев принадлежавших к епископскому чину, именно о Салонии и Сагиттарии; но среди франков постепенно ослабело чувство непристойности подобных дел, политическая важность и замечательные богатства епископов возводили их в сан советников государя, и в этом положении их способности и знания часто приобретали им гораздо большее влияние, чем могли пользоваться все другие. Отсюда, во Франции выросла система смешанных церковных и гражданских соборов, которая на время вытеснила собой чисто духовные соборы. Так, в то время, как возрастало светское могущество епископов, юрисдикция митрополита ослабела, как вследствие выхода из употребления древних провинциальных собраний, так и вследствие того обстоятельства, что, при новом разделении стран, провинция митрополита могла быть разделена между различными королевствами, и король стал считаться высшим судьей не только в гражданских, но и в церковных делах.

Духовенство, подобно другим романйзироваішшіъ подданым Франкской монархии, продолжало управляться римским законом. Оно удерживало за собой все преимущества которые предоставлялись ему этим законом, и так как сами завоеватели были незнакомы с ним, то епископы принимали большое участие в применении законов среди римского населения вообще. По мере возвышения епископов, другое духовенство, происходя из побежденных племен, умалялось в своем значении и отступало па второй план. Рукоположение, правда, влекло за собой освобождение; но, будучи священниками для мирян, они были крепостными в отношении епископов. Прежнее отношение между епископом и его собором исчезло. Прелаты относились к подчиненному им духовенству с большой грубостью, и их власть над ними делалась все более деспотической по мере того, как падение влияния митрополитов и прекращение провинциальных соборов лишали духовенство всякой возможности апеллировать к кому либо, кроме государя; каноном этого времени устанавливается телесное наказание за некоторые церковные преступления, причем оказывались необходимыми и другие каноны, с целью удержать епископов от нанесения побоев своему духовенству по капризам²³¹². Духовенство иногда пыталось защищаться совместными действиями против своих начальников, и такие соглашения часто были запрещаемы собором²³¹³.

Грубые князья Галлии часто действовали в церковных делах с беззаконным насилием. Прерогатива, которую Кловис приобрел своими заслугами по отношению к церкви, еще более расширена была его преемниками; влияние, которым пользовались восточные императоры в назначениях на важнейшие кафедры и на епископии городов, бывших местами императорской резиденции, было распространено франкскими государями на все кафедры; о всякой вакансии епископской или архиепископской кафедры докладывалось королю, причем перед избранием требовалось его позволение, и после избрания его утверждение. Соборы не раз постановляли, чтобы епископы не были назначаемы раньше избрания духовенства народом, и притом с согласия митрополита, но избрание часто делалось пустой формой вследствие королевского назначения, и короли часто принимали на себя назначение и низложение епископов своей собственной властью, каковое право облегчалось той связью с короной, с которуй епископы приведены были обладанием своими имениями. Королевское патронатство в таких случаях часто достигалось симонией или другими недостойными средствами, и должность предоставлялась лицам, совершенно недостойным ее, причем перемена в способе назначения, вместе с другими влияниями, усиливала и разделение между епископами и другим духовенством. Соизволение государя, требовавшееся в Римской империи только для вселенских соборов, в Галлии сделалось необходимым для всех; короли составляли соборы по своей собственной воле, из больших или меньших округов; из большего или меньшего числа епископов, и с таким участием мирян, как только это им хотелось, и, не ограничиваясь даже и этим, они своей собственной властью делали многие постановления в делах по вопросам касательно религии. Богатство духовенства скоро возбудило их алчность, и они старались воспользоваться им при посредстве тяжелых налогов или насильственными актами хищничества; но в таких случаях собственность церкви обыкновенно находила защиту себе в опасении болезни, смерти или других подобных бедствий для нападающих на нее, и угрозами подобных наказаний духовенство часто в состоянии было пресекать все такие наклонности светских правителей.

Монашество

Монашество в течение V и VI столетий продолжало усиливаться в своем влиянии и популярности, хотя вместе с тем заметнее стала проникать в его среду и испорченность. Мы уже видели, какое важное участие монахи принимали в спорах Востока, часто оказывая огромное влияние своей численностью и своей непреодолимой ревностью. Юстиниан делал несколько постановлений в пользу монашества²³¹⁴, как напр., что женатые люди могли вступить в монашество без согласия своих супругов, дети без согласия родителей и рабы без согласия своих господ²³¹⁵. Монахи более и более приобретали характер духовенства, хотя в монашеских общинах обыкновенно рукополагалось столько членов из них, сколько необходимо было для исполнения религиозных обязанностей, и были даже некоторые монастыри, не имевшие ни одного постоянного священнослужителя. Лев Великий запрещает монахам проповедовать или вмешиваться в другие церковные служения, причем встречаются и другие запрещения подобного же рода. Но так как, однако же, монахи пользовались большей славой в отношении благочестия, чем духовенство, и вследствие этого больше влияли на народ, то в интересе духовенства было скорее искать их содействия, чем противодействовать им.

Собор Халкидонский постановил, что монастыри должны находиться под строгим контролем епископов в диоцезах которых они находятся, и что ни один монастырь не может быть основан без согласия епископа, и постановления подобного же рода встречаются как между канонами других соборов, так и между законами императора Юстиниана²³¹⁶. Первой страной, в которой нарушено было это правило, была Африка, где около 520 года многие монашеские общины, минуя местных епископов, поставили себя под главенство Карфагена или других отдаленных прелатов. Во всех других странах Запада местный епископ все еще имел главенство над монастырями, насколько по крайней мере дело касалось аббатов и духовных членов, хотя некоторыми канонами запрещалось их вмешательство в отношения между главой и простой непосвященной братией²³¹⁷.

Политические перевороты на Западе были благоприятны монашеству. Монахи производили на варварских завоевателей сильное впечатление, как своей численностью, так и своей благочестивой жизнью. Их жилища, поэтому, делались надежным убежищем от треволнений времени, сами они пользовались высоким почтением и уважением, и им делались большие приношения. Но где монашеской жизни стали добиваться по многим, причинам, весьма отличными от тех, которые имелись в виду основателем этой жизни, именно скорее из-за безопасной и спокойной жизни, чем для покаяния и религиозного совершенства, там естественно скоро должна была проявиться тенденция к вырождению. Вследствие этого, уже в первой части VI столетия было не мало такого, что требовало преобразований. Тогда явился преобразователь.

Бенедикт, великий устроитель западного монашества, родился близ Нурсии (теперь Норция), в графстве Сполетском, около 480 года, и в двенадцатилетнем возрасте был отправлен учиться в Рим, но, недовольный беспорядочной жизнью своих товарищей, он в четырнадцатилетнем возрасте бежал из города, и разлучившись даже со своей, прислуживавшей ему няней, он в течение трех лет жил в пещере близ Субиако (Сублак). Единственной личностью, которой было известно место его пребывания, был монах, по имени Роман, который, увидев его в побеге, заинтересовался им; он снабдил юного отшельника монашеской одеждой и уделял от своих собственных скудных приношений хлеба количество, достаточное для его пропитания, передавая его в известные дни ему посредством веревки, спускавшейся в отверстие пещеры. Наконец, Бенедикт был открыт некоторыми пастухами; он поучал их и других, обращавшихся к нему, и совершал не мало чудес. Вследствие приобретенной им теперь славы, он был избран аббатом одного соседнего монастыря; но его попытка по преобразованию раздражила обитателей монастыря, которые, с целью отделаться от него, примешали яд к его напитку. Но когда он сделал обычное крестное знамение, сосуд разлетелся в дребезги, после чего он кротко напомнил монахам, что ведь он предостерегал их против избрания в аббаты человека, столь непохожего на них характером и обычаями, и затем возвратился в свое уединение (510 г.). Его слава постепенно распространялась; к нему стекалось множество народа, и даже приходили некоторые члены римской знати, доверявшие ему своих детей для воспитания. Он построил двенадцать монастырей, из которых каждый предназначался для двенадцати монахов с аббатом во главе. Но будучи беспокоим настойчивой злобой одного священника, по имени Флорентия, который из-за зависти пытался погубить его клеветой и ядом, он в 527 году, вместе с несколькими избранными спутниками, оставил Субиако. После некоторого странствования он прибыл на гору Кассино, где на большой возвышенности, вздымающейся над обширной долиной Лирийской, поселяне все еще поклонялись Аполлону, и пользовалась большим уважением священная роща, посвященная языческим божествам. Диавол пытался затруднить ему путь различными действиями; но Бенедикт восторжествовал над всеми подобными препятствиями: срубил рощу, разрушил идола Аполлонова, и на этом месте воздвиг часовню посвященную ап. Иоанну Евангелисту и св. Мартину, которая и сделалась зародышем великого и знаменитого монастыря, ставшего впоследствии родоначальником всех монашеских общин на западе. Здесь он начертал свой устав, около 529 года, – в том самом году, в котором закрыты были школы афинские, и в котором пелагианское учение было осуждено собором Оранжским.

Строгость прежних правил, приспособленных в действительности скорее к восточным странам, где возникло монашество, чем к странам Запада, в которых оно распространилось позже, сделалась предлогом для общего послабления дисциплины в западных монастырях, причем с другой стороны она давала повод ко многим лицемерным притязаниям. В виду этого Бенедикт порешил составить кодекс более мягкого и практического свойства, приспособленный к европейским порядкам и разнообразящийся во многих отношениях, смотря по климату различных стран, в которых он мог вводиться.

Всякий бенедиктинский монастырь должен был находиться под главенством аббата, избиравшегося монахами и утверждавшегося епископом. Братия должна была смотреть на своего главу, как на наместника Христова, и поэтому должна была оказывать ему полное и охотное послушание; причем сам основатель тщательно старался о том, чтобы внушить аббатам чувство ответственности за поручаемую им власть и долг умеренности в пользовании ею²³¹⁸. Монахи должны были обращаться к своему аббату с титулом dominus, при разговоре друг с другом они не должны были упоминать имен отдельных лиц, а просто ограничиваться названием «отец» (nonnus) или «брат», смотря по возрасту того или другого; младшие должны были уступать место старшим, вставать перед ними, уступать им свое место, просить их благословений и стоять в их присутствии, пока сами старшие не позволят им сесть. Священники или другие духовные лица, которые могли оказаться в монастыре, или нарочито рукоположенные для священного служения, или допущенные по их собственной просьбе, не должны были заявлять притязаний на какое-либо преимущество на основании своего священного сана, и подчинены были аббату наравне с другими собратьями. Вслед за аббатом, мог быть настоятель (praepositus); но так как в некоторых монашеских обществах, где настоятель назначался епископом, он приобретал некоторую независимость по отношению к аббату, то бенедиктинский настоятель должен был избираться аббатом и подчиняться ему во всех отношениях. Поэтому, Бенедикт предпочитал, чтобы, вместо настоятеля, аббату в его управлении помогали старейшины или деканы (decani). С ними он должен был совещаться по текущим делам, причем о важных делах он должен был советоваться со всей общиной²³¹⁹.

Родителям предоставлялась возможность посвящать своих детей монашеской жизни. От желающих вступить в монастырь требовалось прохождение особого годичного испытания, в течение которого им трижды прочитывался «устав», и их спрашивали касательно решимости исполнять его. При принятии их, они полагали на престол написанный обет в постоянстве, усовершенствовании и послушании, причем те, которые не умели писать, подписывали его простым знаком. Первая из этих статей была важным нововведением; потому что в то время, как раньше, хотя лица, оставлявшие монашескую жизнь для брачной жизни, подлежали порицаниям и наказанию, их брак не был разрушаем, теперь введение бенедиктинского устава вело к обычаю насильственного разлучения женившихся монахов с их женами и обратного возвращения их в монастыри. Вся собственность ново-поступившего, если она не была уже роздана нищим, должна была поступать в монастырь, и монахи должны были соблюдать строгое общение имений. Постели их часто обыскивались, и если у кого-нибудь оказывалось что либо скрытым в виде отдельной собственности, то он подлежал наказанию; нельзя было принимать ни подарков, ни писем, даже от ближайших родственников, без позволения аббата, который имел право, по своему собственному усмотрению, передать всякий дар какому-нибудь другому лицу, а не тому, для которого он назначался²³²⁰.

Отличительной чертой этой бенедиктинской системы была заботливость об изыскании занятий для монахов, особенно ремесленных, которые в западных монастырях вообще практиковалось мало. Монахи должны были вставать по утрам в 2 часа после полуночи, ежедневно присутствовать при восьми богослужениях, или, в случае отдаленности монастыря, соблюдать часы богослужений, и затем семь часов работать. Каждую неделю должен был прочитываться в течение богослужений весь Псалтирь. Часть времени была назначена для заучивания наизусть, для изучения св. Писания, для чтения «Собеседований» Кассиана, житий святых и других благочестивых и назидательных книг. За трапезой громко читалась книга, но никакого разговора не допускалось, и в общем допускалось лишь немного разговоров. Каждый монах, за исключением келаря в исполнявших «более важные обязанности», должен был, по очереди, заниматься приготовлением пищи по разу в неделю. За обедом предлагалось два рода кушаний (pulmentaria), так что «те, которые не могут есть одного», говорит св. Бенедикт, «могут подкрепиться другим». Эти pulmentaria состояли из зерен и растительности, приготовленной различным образом; некоторые, впрочем, включают в это слово и яйца, рыбу и даже птиц, так как специально запрещено было употребление в пищу только четвероногих. Можно было к этому присоединять еще и третье блюдо из неприготовленных плодов или салата, где можно было достать их. Каждому монаху позволялась небольшая мера вина; потому что, как замечал св. Бенедикт, хотя монахи и не должны бы вкушать вина, но в действительности оказывалось невозможным установить это правило. Ежедневной порцией был фунт хлеба; но все подробности дела должны были устраиваться по усмотрению аббата, сообразно с климатом и временем года, возрастом, здоровьем и занятием монахов. Мясо было запрещено совсем, за исключением больных, которые, пользуясь тщательным уходом, должны были смотреть на такое попечение о них как на делаемое им ради Бога, а не с целью поощрять их в «излишестве». По отношению к странникам и особенно к бедным требовалось гостеприимство, «потому что в лице их особенно принимается Христос»; даже сам аббат должен был принимать участие в омовении ног гостей. Одежда монахам полагалась грубая и простая, но могла разнообразиться, смотря по обстоятельствам. Они должны были спать по 10 или по 12 человек в комнате, каждый на отдельной кровати, не снимая одежды и поясов. Над каждой спальней должен был надзирать декан, и в каждой должен был поддерживаться свет. После вечерней молитвы не позволялось уже никаких разговоров.

Монахи не имели права выходить без позволения, и тем, которые посылались по каким-либо делам, запрещалось развлекать своих собратьев рассказами о своих приключениях по-своему возвращению. С той целью, чтобы было меньше надобности для оставления монастыря, в пределах его должны были находиться сад, мельница, колодец, пекарня и другие необходимые службы. Занятие каждого монаха определялось аббатом; если кто склонен был гордиться своей ловкостью в каком-либо искусстве или ремесле, то ему запрещалось продолжать его. Монахи должны были продавать произведения своего труда по низшей цене, чем другие люди, каковым правилом св. Бенедикт имел в виду пресечь появление всякой алчности, хотя при этом, вероятно, и не принимал во внимание, как это могло подрывать прибыль тех мирян, которые в своем содержании зависели от своих ремесел.

При различных проступках аббату предоставлялось прибегать к увещаниям или телесному наказанию, смотря по характеру виновника. За легкие преступления монахи наказывались лишением общего стола, так что ему давалась пища лишь позже, или запрещением принимать известное участие в богослужении; а те, которые оказывались виновными в более тяжких преступлениях, совершенно отделялись от своих собратьев и подвергались заключению в котором они посещаемы были самими почитаемыми членами общины, с целью их утешения и увещания²³²¹.

Григорий Великий в своем повествовании о Бенедикте приписывает ему много чудес и пророчеств. Между прочим он рассказывает, что готский король Тотила, желая повидать этого святого, хотел испытать его прозорливость, послав к нему сановника, одетого в царские одежды; Бенедикт открыл эту уловку и впоследствии предсказал Тотиле дальнейший ход его успехов, имевших закончиться гибелью²³²².

До смерти основателя, имевшей место в 543 году, Бенедиктина система установилась в Галлии, Испании и Сицилии, и в непродолжительном времени поглотила все монашество Запада, представляя собой первый пример великой общины, распространенной в различных странах и подчинявшейся одному уставу, хотя и без того организованного единства, которым отличались монашеские ордена позднейшего времени. Разветвления ее размножались под различными названиями, и хотя находя в своем обете послушания препятствие к изменению своего устава, позднейшие бенедиктинцы находили возможным, посредством различения между существенными и случайными частями системы, находить предлоги для отступления во многих отношениях от строгости первоначальных уставов. Вдобавок к духовной дисциплине, бывшей первой целью их учреждения, монахи занимались трудами, которые были весьма благодетельными для человечества. Они прочищали леса, пролагали дороги, превращали пустоши, посредством обработки, в плодородные поля, и знакомили варваров с земледелием; они цивилизовали грубые племена и истребляли остатки язычества. Хотя св. Бенедикт и не имел в виду занятий науками в своих монастырях (каковой предмет впервые рекомендован был монахом, его современником Кассиодором²³²³), оно, однако же, оказалось вполне соответствующим тому правильному распределению времени, которым характеризовалась эта система. В течение следующих смутных веков ученость находила себе главное убежище в бенедиктинских монастырях; монахи переписывали сочинения классической и христианской древности, и были главными виновниками их сохранения. Они учили детей, вели летопись событиям своего времени, и в позднейшие века ученость и промышленность этого благородного ордена оказали неоценимые услуги литературе.

Обряды и обычаи

В богослужебной практике продолжалось развитие внешних обрядов, украшение церквей и умножение праздников. Церкви посвящались святым и ангелам, и в то время, как сначала в каждой церкви было только по одному престолу, теперь воздвигались в церквях на Западе и дополнительные престолы в честь святых. В самом устройстве церквей произошли некоторые видоизменения, так что алтарь отделялся от святилища, и вообще строился на некотором возвышении сравнительно с общим уровнем храма. Останки святых пользовались большим почтением, и отыскивались мощи даже библейских святых. Один из подобных замечательных случаев имел место в 487 году, когда Петр «валяльщик», тогдашний патриарх антиохийский, сильно расположенный в пользу Зенона, возобновил свои притязания на юрисдикцию над Кипром, прекращенную вселенским собором Ефесским. Анфим, епископ Констанции и митрополит этого острова, здравомыслящий православный, вытребован был в Константинополь и должен был отвечать на притязание монофизитского патриарха. Накануне своего отправления из Кипра епископ был посещен во сне св. Варнавой, который открыл ему место своего успокоения. Тело святого, вследствие этого, действительно было найдено, а вместе с ним и экземпляр Евангелия от Матфея, написанного рукой самого Варнавы. Ободренный таким открытием, Анфим отправился в Константинополь, и на апостольские притязания Антиохии отвечал этим чудесным доказательством, что его церковь была также апостольского происхождения. Император с радостью признал этот довод и выразил великое удовольствие, что его царствование было удостоено столь знаменитого события, после чего Петр, потерпев неудачу, возвратился в Антиохию, и автокефальная независимость Кипра поставлена была выше всякого спора²³²⁴. К этому же времени относится составление жизнеописаний многих святых, хотя при этом в их жизнеописания вводились и черты, очевидно рассчитанные на приспособление к преобладающим вкусам времени.

2. Несторианский спор весьма много содействовал усилению благоговения к Пресвятой Деве. Когда стали было отрицать у Нее название Богородицы, Кирилл, Прокл и другие противники Нестория, в своих речах и сочинениях, сильно защищали этот титул, и естественно превозносили Матерь Спасителя. В этом отношении евтихиане соперничали с православными; монофизит Петр Антиохийский включил имя Богородицы во все молитвы своей церкви. В честь ее посвящались многие храмы и первой церковью, носившей ее имя, в Риме была по-видимому базилика папы Либерия, им основанная и первоначально называвшаяся по его имени, но которую Сикст III перестроил с большим великолепием через год после собора Ефесского, и которая, среди многих других церквей Пресвятой Девы Марии, отличается почетным титулом Major. Юстиниан призывал помощь Пресвятой Девы Марии в деле своей администрации; Нарсес никогда не вступал в битву не получив предварительно какого-либо знака ее одобрения.

3. Все в большее употребление стали входить и иконы и изображения. В церквях стали появляться изображения Пресвятой Девы, иногда сидящей на престоле с прев, Младенцем на руках. Употребление икон вошло в большее употребление на Востоке, чем на Западе. Леонтий, епископ неапольский, на острове Кипр, в конце VI столетия, красноречиво защищал поклонение им в знак почтения к тем, кто изображен на них; с другой стороны Ксенаия или Филоксен, епископ сирийского Иераполя, бывший одним из видных монофизитов в начале столетия, выбрасывал иконы из церквей²³²⁵.

4. К праздникам в VI столетии присоединился праздник Сретения, именно в воспоминание встречи Св. Младенца праведным Симеоном в храме. Первое празднование этого праздника в Константинополе было в 542 году. В VI столетии, вероятно, праздновалось также и Благовещение, так как в следующем столетии праздник этот является уже совершенно установившимся. В большей части страны он праздновался 25 марта, хотя в Испании и в Армении избирались для этого и другие дни, с целью не нарушать Великого поста. Весьма распространенным сделался праздник рождения Иоанна Крестителя 24 июня, особенно в виду того, что середина лета вообще и раньше праздновалась соблюдением различных обрядов среди римлян и других северных народов. Собор Агдийский упоминает о нем в 506 году вместе с Пасхой, Рождеством Христовым, Богоявлением, Вознесением и Пятидесятницей, как принадлежащем к тому разряду главных праздников, которые лицам, обычное богослужение которых совершалось в часовнях, предписывалось праздновать в церквях своих городов или приходов. Самое раннее свидетельство о соблюдении предрождественского поста в Латинской церкви находится у Максима Туринского в V столетии. Время это считалось покаянным, и каждую неделю назначалось три дня постных, а собор Леринский, в 524 году, постановил, чтобы от начала этого поста до праздника Богоявления не совершалось никаких браков. В Риме, по-видимому, во время этого периода считалось пять воскресений, хотя впоследствии число их низведено было до четырех; между тем как в Милане, Испании и в Галлии время это расширялось до шести недель, начиная с воскресенья после праздника Мартина, от которого и само воскресенье это называлось «Quadragessima св. Мартина». На Востоке пост продолжался также 40 дней, хотя он соблюдался менее строго, чем на Западе. Во время бедствия и ужасов, причиненных извержениями вулканов Овернских, около середины V столетия, был учрежден Мамерком, епископом вьеннским, трехдневный, так называемый, умилостивительный пост перед Вознесением; и пост этот стал соблюдаться и в других местах, хотя в Риме он введен был не раньше первосвященства Льва III, около 800 года. У Льва Великого и других писателей этого времени упоминается и о постах, соблюдавшихся в каждой четверти года.

5. В учении о таинствах в течение этого периода не произошло никаких особенных изъяснений. В отношении к таинству евхаристии, однако же, заметно было стремление к более точному выяснению его особенностей и сущности. Так, причащение происходило под обоими видами. Обычай причащения под одним видом был только уже позднейшим введением в церкви, так что он еще вполне осуждался Геласием I, который говорит, что «разделение одного и того же таинства нельзя делать без великого святотатства». Едва ли нужно опровергать, или даже излагать объяснения, которыми римские писатели старались избегнуть этого запрещения, именно ограничивая слова Геласия только священниками, или заявляя, что так как они направлены были против манихеев, то и относятся только к этим сектантам и не имеют приложения к православным. Потому что эти последние не отвергают причащения евхаристической чаши²³²⁶. В это же время оказались необходимыми правила для принуждения к причащению. Так, собор Агдийский, состоявшийся под председательством Кесария Арелатского, в 506 году, постановил, чтобы никакой мирянин не считался христианином, если он не будет причащаться в Рождество, Пасху и Пятидесятницу. Тот же собор постановлял, что народ не должен оставлять церкви раньше благословения священника, и первый собор Орлеанский, в 511 году, постановлял, что народ должен оставаться, пока не кончится совершение литургии, после чего он и должен был расходиться с благословением. Смысл этих канонов, по-видимому, тот, что те, кто не намерены были причащаться, должны были удаляться после благословения, которое, (как можно видеть в литургиях Мазарабской и Галликанской), давалось между освящением и совершением таинства; так что таким образом было придаваемо формальное освящение обычаю, который в раннее время вызывал порицание Златоуста и других писателей. В связи с этим был введен и обычай давать непричастникам, как бы в виде замены евхаристии, части освященного и благословенного священником хлеба, который и известен был под названием евлогий или благословений²³²⁷.

6. В покаянной дисциплине Западной церкви важная перемена была введена Львом Великим. До его времени покаяние было публичным, и о преступлении каждого кающегося громко прочитывалось по сделанной записи; но Лев, с целью устранения препятствия, которое, могло удерживать многих от покаяния, объявил такое публичное покаяние ненужным; потому что, пишет он, «та исповедь достаточна, которая делается сначала Богу, a затем также священнику, приближающемуся в качестве ходатая за грех кающегося»²³²⁸. Результатом этого была отмена обычного совершения публичного покаяния и замены его тайной только исповедью.

Упадок учености

С половины V столетия ученость, видимо, клонилась к упадку в церкви, и к концу VI столетия едва ли разрабатывалась какая-нибудь другая литература, кроме церковной. «Увы нашему времени!», восклицал современник Григория Турского, «ибо изучение письменности погибло среди нас, и среди народов не найти такого, который мог бы продолжать летописи деяний настоящего времени»²³²⁹. Варварские нашествия, необходимость в эти смутные времена всю деятельность направлять к практическим целям, исчезновение язычества, повлекшее за собой устранение и самого повода, который побуждал христианских учителей подготовляться к борьбе с учеными противниками, пренебрежение к которым стали относиться к языческой вообще литературе и философии, – все это вместе и было причиной подобного результата. Даже среди произведений христианских авторов запрещались все, кроме пользовавшихся признанным православием²³³⁰, и это также содействовало ослаблению учености. Самый век этот не произвел ни одного только писателя, гений которого мог бы восторжествовать над его гнетущими и омрачающими влияниями. Даже замечательнейшие из тех, кто жили в половине или к концу столетия, каковы Кассиодор и энциклопедист Исидор севильский, по большей части делали весьма мало, кроме сокращения и компилирования из произведений ранних авторов, и популярность их произведений была причиной затенения самих подлинников.

Но даже и в это печальное время, среди общего мрака, когда ученость пала, и цивилизация была подавлена, Евангелие не только тайно и постепенно исполняло предназначенное ему дело оквашения того теста, в котором оно было сокрыто²³³¹, но влияние его в значительной степени можно заметить уже и на самой поверхности. Оно гуманизировало варваров, смягчало ужасы войны и рабства, научало как победителей, так и побежденных некоторой новой связи, стоящей выше различия в племени, смягчало гнет грубой силы упованием на ответственность за пределами настоящего мира. Мы видим, что церковь не только носила в себе надежду бессмертия, но и избавляла умственные сокровища прошлого от подавления их варварством и сохраняя передавала их последующим поколениям.