Период четвертый. От падения Византийской империи на Востоке (1453 г.) и начала реформации на Западе (1517 г.) до настоящего времени

С падением Византийской империи под оружием турок-мусульман и образованием на ее развалинах обширного турецкого государства, характер церковной жизни на Востоке изменился в значительной степени. Доселе, в течение одиннадцати с лишком веков, Церковь была религиозным учреждением, господствующим на Востоке, теперь же господствующее положение там заняло мусульманство. Ближайшим следствием измененного положения Церкви было крайнее стеснение и даже ограничение со стороны мусульманского правительства разных прав и преимуществ, которыми она пользовалась при христианском правительстве, а дальнейшим – упадок церковной жизни. Но несмотря на свое бедственное положение под мусульманским игом, Восточная Церковь и в этот период продолжала и продолжает хранить в целости и чистоте как православное учение, так и древнее церковное устройство. На Западе характер церковной жизни в этот период также представляет много особенностей. Римско-католическая Церковь, продолжающая более и более уклоняться от учения и порядков Церкви Вселенской, распадается на части, в ее среде развиваются новые религиозные общества с учением и устройством еще более далеким от древнеправославного. Представители Римской Церкви вступают в борьбу с этими обществами, но так как они ведут ее не во имя древней Вселенской Церкви, а во имя церкви папской, то оказываются бессильными в этой борьбе.

К половине XV века турки-османы до того стеснили Византийскую империю, что она заключалась почти в одном только Константинополе с предместьями. Византийским императором в то время был Константин XI Палео­лог (1449–1453 гг.), по своим дарованиям и мужеству заслуживавший лучшей участи, чем какая постигла его и его империю. Султаном же турецким был Магомет II (1451–1481 гг.), человек властолюбивый и воинственный. Этот решился положить конец существованию Византийской империи. Все земли вокруг Константинополя были уже в его руках; оставалось взять только самый Константинополь. Для этого он начал строить по обоим берегам Константинопольского пролива крепости. Греки, – опасаясь погибнуть голодной смертью, так как ни один корабль не мог проникнуть в Константинополь, не подвергаясь обстреливанию из крепостей, – протестовали против этого несколько раз. Но Магомет на последний их протест отвечал, что если кто будет еще напоминать ему о крепостях, с того с живого будет снята кожа. Предвидя после такого ответа неизбежную гибель империи, Константин прибег к последнему средству, – обратился за помощью к папе Николаю V. Но папа, вместо какой-либо действительной помощи, прислал в Константинополь своего легата, бывшего московского митрополита Исидора, чтобы упрочить здесь флорентийскую унию. Надежда получить, при посредстве папы, помощь от западных государей заставила Константина оказывать расположение легату. Ему дозволено было даже совершить мессу в Софийском соборе. Но против этого восстали народ, духовенство и особенно монахи. Греческие священники, совершавшие с легатом мессу, были отлучены, а престол, на котором она совершалась, был освящен вновь как оскверненный. Между тем Магомет, подготовивши средства для завладения Константинополем, в начале 1453 года подступил к городу с огромным войском и обложил его со всех сторон. Для того чтобы воодушевить свои войска, он обещал им отдать город на разграбление, а жителей в рабство. У греческого императора было не более восьми тысяч войска, считая в том числе и генуэзцев, прибывших по просьбе Константина в количестве пятисот че­ловек. Борьба была неравная; все-таки греки долгое время защищались упорно. Наконец в ночь с 28 на 29 мая 1453 года Константинополь был взят турками. Император Константин погиб на стенах города; погиб и патриарх Афанасий. Народ в ужасе бежит в церкви просить помощи свыше; вопли молящихся заглушаются криками победителей. Турки подступают к церквам, разбивают двери и начинают бесчеловечное избиение всех. В то же время они предаются грабежу, и церкви прежде всего подвергаются опустошению. При этом выказался весь религиозный фанатизм турок. Иконы Христа Спасителя, Богородицы и святых они влачили по улицам; над мощами святых ругались; церковные сосуды употребляли для питья вина; ризами покрывали лошадей вместо попон; похищенные в церквах сокровища навьючивали на священников в оковах и тому подобное. В порыве фанатизма некоторые из янычар взялись было ломать мрамор, которым был украшен Софийский храм; но Магомет запретил это, чтобы сохранить здание храма для мечети. Четыре дня продолжались убийства и грабеж. Тысячи греков погибли; оставшиеся в живых и не успевшие бежать обращены были в рабство.

В XV веке на Востоке, кроме Византийской империи, существовало еще несколько греческих и славянских государств, образовавшихся главным образом в XIII веке из областей, входивших некогда в состав империи. Таковы, например, в Европе Сербия, Молдавия, Албания, Босния, мелкие пелопоннесские государства, в Азии царство Трапезундское и другие. Некоторые из этих государств, например Сербия, были уже под властью турок, хотя и имели собственных правителей, другие же были независимы. По завоевании Константинополя Магомет II решился покорить и эти остатки падшей империи. Таким образом, окончательно завоеваны были им в 1459 году Сербия, в 1459 и 1460 годах пелопоннесские государства, которыми владели братья Константина XI, Фома и Димитрий (только несколько приморских городов осталось в руках венецианцев); в 1461 году завоевано было царство Трапезундское, в 1463 году Босния, в 1467 году Албания и так далее. Все эти завоевания сопровождались страшными бедствиями для жителей. Города обращены были в развалины; церкви и монастыри ограблены и разрушены; тысячи христиан побиты; оставшиеся в живых тысячами были отводимы в плен для заселения опустошенного Константинополя и его окрестностей или обращаемы были в рабство турецким офицерам и солдатам. На местах своего жительства были оставляемы только принявшие магометанство. К принятию последнего турки принуждали жестокостями и наси­лиями, и если кто оставался непоколебимым в вере, того предавали мучительной смерти. Особенно жестоким преследованиям за веру подвергались христиане, зачисленные в полки янычар, – волей-неволей они делались магометанами.

Турки смотрели на покоренных ими христиан с крайним презрением. Воспитанные в правилах Корана, они были твердо убеждены, что магометанство есть единственно истинная религия и что они, содержащие эту религию, истинные правоверные; все же другие народы, содержащие иную веру, и особенно христиане, не больше как неверные, райя, гяуры. Отсюда им представлялось делом естественным и угодным Богу или обращать всех в магометанство, даже огнем и мечом, по заповеди и примеру своего пророка, или – если это не удавалось – покорять и порабощать как врагов своей религии. Восточные христиане, не принявшие магометанства, по мнению турок, необходимо должны были поэтому поступить к ним в рабство; турки думали, что христиане, как неверные, именно и предназначены быть рабами, а они, правоверные, господствовать над ними.

Магомет II разделял общие мусульманские воззрения на христиан. Но при всем своем религиозном фанатизме он, как хороший политик и притом человек, не чуждый естественного чувства справедливости, находил, что, в интересах государственных, весьма неудобно тотчас же по завоевании Византийской империи налагать на греков рабство со всеми его ужасными последствиями. На развалинах Византийской империи Магомет хотел создать империю Турецкую со всеми отправлениями государственной жизни. Для этого нужно было прежде всего заселить опустошенный Константинополь и его окрестности, устроить государственное управление, особенно над покоренным народонаселением, восстановить промышленность, торговлю, завязать сношения с европейскими государствами и тому подобное. Всего этого он не мог сделать со своей полудикой ордой, способной только на грабежи и убийства; греки были ему необходимы. Кроме того, Магомет на первых порах опасался восстания греков, так как их все-таки было больше турок. Поэтому как скоро он завоевывал то или другое христианское государство – греческое или славянское, – оставлял свои жестокости и делался благосклонным к жителям.

Благосклонность Магомета к христианам бывшей Византийской империи выразилась прежде всего и главным образом в веротерпимости, так как он понимал, что вера всегда имела важное значение в их государственной жизни. Вслед же за завоеванием Константинополя, он издал указ, которым, приглашая разбежавшихся жителей возвратиться в город, предоставлял им свободу в делах веры и совести. Вследствие этого многие из греков действительно возвратились в Константинополь, а другие даже добровольно переселились сюда из других областей империи. В конце 1453 года Магомет еще определеннее заявил свое покровительство христианской вере и Церкви. Узнав, что в Константинополе нет патриарха, он дозволил христианам избрать его. По этому случаю в Константинополе составился собор из соседних епископов, членов и должностных лиц патриаршего синода, а также из знатных мирян, на котором единодушно выбран был в патриархи ученый и благочестивый монах Геннадий Схоларий († 1464). По обычаю прежних времен, он посвящен был ираклийским мит­рополитом. Затем новый патриарх представился султану, который принял его весьма благосклонно. Магомет II в этом случае старался показать грекам, что он заменил для них их христианских государей. Он не только признал Геннадия в сане патриарха и утвердил за ним все патриар­шие права и преимущества, но подарил еще ему – как это делали византийские императоры при представлении новоизбранных патриархов – омофор, серебряный жезл, мантию, богато убранного белого коня и 1000 червонцев. На подаренном коне, в сопровождении знатных турецких сановников, Геннадий торжественно возвратился из султанского дворца в свою патриархию, которая назначена была султаном при храме святых Апостолов²⁹¹. Новый патриарх весьма понравился Магомету, так что он впоследствии несколько раз бывал в его патриархии и вступал с ним в рассуждения о христианской вере. Вслед за поставлением Геннадия Магомет издал на его имя фирман за своей подписью и печатью, которым определял положение Церкви и ее клира в своем государстве. По этому фирману, патриарху предоставлялась полная свобода в управлении церковными делами и запрещалось кому бы то ни было вмешиваться в его распоряжения; как патриарх, так и епископы со священниками и диаконами освобождались от поголовной и вообще от всех податей; христианские церкви поставлены были под покровительство правительства, причем запрещалось обращать их в мечети, кроме, конечно, тех, которые были уже обращены в оные; всем христианам дозволено было свободно отправлять свое богослужение и праздновать свои праздники; насильственное обращение их в магометанство было запрещено; церковные имущества оставлены были неприкосновенными; даже частные имущества духовных лиц, в случае их смерти и неоставления наследников, запрещалось отбирать в казну. Этого мало, – Магомет II предоставил Константинопольскому патриарху такие права, каких он не имел при византийских императорах; ему дана была гражданская власть над христианами, так что он имел право, независимо от турецких судей, разбирать и гражданские дела христиан по древним греческим законам. Соответственно такому важному значению патриарха в гражданском управлении, ему дан был почетный титул милетбаши (глава нации), и должность его была сравнена с должностями первого класса, так что он стал в один ранг с трехбунчужными пашами и получил право заседать в высшем правительственном месте Турецкой империи – диване. Вместе с тем ему назначено было жалованье от казны и дано было право иметь при себе полицейскую стражу. Таким образом, турецкое правительство на первых порах отнеслось к христианской Церкви весьма благосклонно. Положение христиан в Турции не обещало быть тяжелым и тем более что поголовная подать, харадж, наложенная на них в пользу султанской казны, была довольно умеренная²⁹², равно как и десятина, которую сверх подати должны были платить христиане турецким землевладельцам за право пользования их землей, была не особенно обременительна²⁹³.

Но, оказывая благосклонность христианам, Магомет II руководствовался главным образом политическими соображениями; расположения к христианам как христианам у него не было, хотя он и уважал патриарха Геннадия за его личные качества. Словом, при своей официальной благосклонности, проистекавшей из государственных расчетов и естественного чувства справедливости, Магомет оставался врагом Церкви как мусульманин и деспот. Поэтому все права и преимущества, предоставленные им христианам, были весьма непрочны. Сам Магомет постарался доказать это своими действиями. Так, храм святых Апостолов, при котором была патриархия, по его приказанию был отобран от Геннадия и обращен в мечеть, вследствие чего Геннадий перенес свою патриархию к храму Всеблаженной. Патриарх Иоасаф I Кокка (1466–1468 гг.) лишен был им бороды и низложен с кафедры за то, что не дал разрешения одному, любимому им, греку на новый брак при жизни законной жены. Освободив (фирманом на имя Геннадия) патриархов от податей, Магомет с течением времени, когда явилось много искателей патриаршего престола, не стеснился наложить подать и на них, в виде пескезия (с 1469 г.), платимого патриархами при вступлении на кафедру, и хараджа (с 1475 г.), платимого ежегодно. По приказанию же Магомета, возобновившего обычай византийских императоров, чрез каждые пять лет производился набор здоровых и красивых христианских мальчиков семи и несколько менее лет, в размере одной десятой части всего христианского населения. Эти мальчики, после соответствующего воспитания, поступали в разряд янычар или определялись к другим государственным должностям. Такого рода набор составлял подать, известную под названием десятины детей; в этой подати все зло заключалось в том, что христианские дети воспитывались в магометанстве.

Положение восточных христиан при Магомете II все-таки было сравнительно сносное. Не то было при его пре­емниках. Султаны, следовавшие за Магометом, не считали нужным в своих отношениях к Церкви руководствоваться его государственными соображениями, так как сознавали, что существование Турецкой империи в Европе упрочено и что греки и славяне покорены окончательно и не имеют ни сил, ни средств свергнуть наложенное на них иго. Поэтому как деспоты и фанатики они, с одной стороны, не хотели ничего знать о тех правах и преимуществах, которые предоставлены были христианам Магометом II, и отчасти ограничивали их, отчасти совсем отнимали, с другой – преследовали и угнетали христиан всеми возможными способами.

Преемником Магомета II был сын его Баязет II (1481–1512 гг.). Это был государь слабохарактерный, любивший более спокойную и роскошную жизнь, чем военные занятия, что, однако, не мешало ему быть по временам жестоким по отношению к своим подданным – как туркам, так и христианам. Пьянство, которому Баязет, вопреки магометанскому закону, подвергался постоянно, доводило его до того, что он нередко по одному капризу умерщвлял самых приближенных к нему лиц. Из-за пустых же причин он делал притеснения и христианам. Так, когда умер (1489 г.) патриарх Симеон Трапезундский, Баязет присвоил себе его имущество; причем забрал и церковные книги, сосуды и иконы. Преемник его Нифонт начал было отстаивать права патриархии за это имущество, но Баязет до того разгневался, что приказал выгнать его из патриархии и города. Патриарха Иоакима (1499–1504 гг.) Баязет низверг с кафедры за то, что он дозволил в одном христианском приходе построить новую церковь. Этот султан весьма часто низвергал и других патриархов, в видах получения большего пескезия с вновь поставляемых. Кроме того, Баязет, вопреки фирману Магомета II, отнимал у христиан церкви и дозволял туркам насильственно обращать христиан в магометанство. При этом некоторые из христиан запечатлели свою твердость в вере мученической смертью. Таковы, например, Иоанн Трапезундский (пострадавший в 1492 г.), Иоанн Эпирот (пострадавший в 1500 г.). После благосклонного отношения к Церкви Магомета II, насильственные действия Баязета представлялись христианам до того возмутительными, что они дали ему прозвание христоненавистника и врага христиан.

Следующий султан Селим I (1512–1520 гг.) царствовал блистательно: победил персов (1514 г.), завоевал у мамелюков Сирию и Египет (1514–1517 гг.) и прочее. Но это был кровожаднейший султан. Опасаясь притязаний на свой престол со стороны своих братьев и родственников, он приказал всех их умертвить; даже отца своего, Баязета, хотя тот отказался от престола в его пользу, приказал отравить. От такого султана христиане не могли ожидать ничего хорошего. Действительно, Селим страшно ненавидел их и подвергал еще большим преследованиям, чем его предшественник. Приписывая свои победы божественному покровительству за свое правоверие, он пришел к мысли выразить свою благодарность Богу обращением в магометанство христиан. Для этого отнимал у них церкви, истреблял книги, заставлял насильно принимать магометанство, а отказывавшихся предавал пыткам и смерти. Правда, Селим бывал иногда и благосклонен к христианам; например, после завоевания Сирии и Египта посетив Иерусалим, он ласково принял иерусалимского патриарха Дорофея и подтвердил особым указом, чтобы все церкви и монастыри были в его власти, чтобы православный иерусалимский патриарх имел первенство пред представителями других вероисповеданий и чтобы все духовенство было свободно от поголовной подати (хараджа). Но подобного рода благосклонность была явлением случайным и проистекала из расчетов; Сирия была только что завоевана, и потому Селиму нужно было на первых порах привлечь к себе покоренное население обещаниями.

Преемник Селима Солиман II (1520–1566 гг.) пользуется у турок почетным титулом Великого. Действительно, он был замечательным полководцем: своими завоеваниями в Европе, Азии и Африке он расширил пределы Турции и возвел ее на высшую степень могущества. Но и этот султан, подобно своим предшественникам, до фанатизма предан был мусульманству и потому был страшным врагом христиан. Давши клятву при самом вступлении на престол губить христиан, он не отступался от нее во все свое правление. Не ограничиваясь преследованием христиан в частных, отдельных, случаях, Солиман предпринимал против них несколько общих мер. Так, в 1526 году он со своими улемами задумал омусульманить христиан или, по крайней мере, стеснить их в отправлении богослужения отнятием церквей. Улемы нашли, что Константинополь в 1453 году взят был Магометом II силой оружия, и потому предложили применить к делу изданный будто бы Магометом II закон, – чтобы как в Константинополе, так и других го­родах, которые взяты силою, не было христианских церквей. Предполагалось христианские церкви или разрушить, или обратить в мечети. Улемы предполагали, что христиане не докажут своих прав на свободу вероисповедания, так как фирман Магомета II патриарху Геннадию сгорел во время бывшего в патриархии пожара. Только большими подарками турецким властям, и особенно визирю Ибрагиму, христиане избавились от угрожавшей им опасности. Визирь присоветовал тогдашнему патриарху Иеремии I (1520–1544 гг.) найти янычар, бывших при взятии Константинополя Магометом, которые могли бы засвидетельствовать, что этот город сдался добровольно. За большие деньги найдены были три престарелых янычара, которые и дали показание в пользу христиан. Страшный закон был приостановлен. Все-таки турецкие фанатики постарались вознаградить себя за неудачу тем, что по их настоянию с храма Всеблаженной, при котором была патриархия и который был центром единения христиан, приказано было снять крест. Это было в начале правления преемника Иеремии Дионисия (1544–1552 гг.). В 1562 году Солиман предпринял и привел в исполнение другую меру, направленную к стеснению христиан. Он приказал отобрать от христианских церквей, монастырей и епископий все и без того немногочисленные, оставленные им имения и продать их в пользу казны временно, то есть так, чтобы правительство имело право чрез три поколения перепродать их вновь. Естественно, что церкви, монастыри и епископии пожелали оставить за собой свои имения и потому принуждены были платить султану большие суммы денег. Вследствие этого церкви впали в страшную бедность и неоплатные долги. С той же целью стеснить христиан Солиман приказал запереть ворота храма Воскресения в Иерусалиме и отпирать их для богомольцев только за установленную плату в пользу казны. По распоряжению Солимана за вход в храм Воскресения богомольцы из Западной Европы платили больше других; греки – вдвое меньше западных, армяне – несколько меньше греков, а копты – меньше армян; только грузины и абиссинцы освобождены были от платы. Но самым жестоким стеснением для христиан в правление Со­лимана была подать, известная под названием десятины детей. Ведя постоянные войны и теряя множество воинов, Солиман, для пополнения своих полков, весьма часто обращался к этой подати. В его правление десятина детей, или, как еще называли ее, подать душ производилась самым варварским образом. Порядка, установленного Магометом II при отбывании этой повинности христианами, не существовало более. Сбор христианских детей производился уже не чрез пять лет, а чрез четыре, три, два и даже чрез один год и вообще тогда, когда была нужда в этом; собиралось неопределенное количество детей с известного населения, а часто отбирались все здоровые и красивые дети; при этом возраст детей не принимался в расчет – брали не только от шести до семи лет, но и от семи до пятнадцати. Появление сборщиков детей в христианских го­родах и селениях было равносильно нашествию неприятелей. Сборщики отнимали у родителей их детей силой, а если родители скрывали их, то подвергали их пыткам и нередко доводили до смерти. Отобранные у христиан дети воспитывались в магометанстве и, поступая впоследствии в войско янычар или на службу при дворе султана, достигали весьма часто важных должностей в государстве. Это обстоятельство было причиной того, что некоторые христианские родители добровольно отдавали своих детей, а некоторые брали детей у турок и отдавали их вместо своих.

Как бы то ни было, только Церковь от этой подати душ теряла весьма много своих членов. Подать, наложенная на христиан Магометом II в виде хараджа, постоянно возраставшая при его преемниках, в правление Солимана увеличилась еще более. Турки сами не платили податей; поэтому вся тяжесть государственных расходов ложилась на христиан, а при Солимане эти расходы были весьма значительны.

Преемник Солимана Селим II (1566–1574 гг.), называвший себя разрушителем веры христиан, относился к ним так же жестоко, как и его предшественники. В 1569 году он наложил арест на доходы всех церквей своего государства, за исключением церквей в Константинополе, Адрианополе и Бруссе, с дозволением христианам выкупать их. Христиане вынуждены были отдавать последние средства и даже продавать церковную утварь, чтобы внести выкуп. В 1571 году, когда турецкий флот был разбит наголову западными союзными государствами, Селим до того озлобился, что приказал было избить всех христиан в Константинополе, не щадя ни пола, ни возраста. Только благоразумные представления великого визиря остановили варварское распоряжение. Паши были такими же варварами, как и сам султан. Вот пример обращения их с христианами. Около 1570 года в Иерусалим прибыл новый паша; монахи Лавры Саввы Освященного в большом числе пришли с подарками поздравить его. Паша подарки взял, но, указывая на то, что нельзя допустить, чтобы в одном монастыре проживало такое множество народа, приказал многих из них тут же умертвить. Селим одобрил распоряжение своего чиновника.

Следующий султан Мурад III (1574–1595 гг.) был че­ловек корыстолюбивый, роскошный и в высшей степени сладострастный. Для удовлетворения своего корыстолюбия и роскоши он брал взятки со своих пашей, а паши в свою очередь отнимали последнее у несчастных христиан, тем более что они, как и все вообще турецкие чиновники, жалованья от казны не получали. Грабительства и насилия пашей произвели то, что города, населенные христианами, запустели, поля их оставались необработанными и тому подобное. От грабительств не были изъяты и христианские церкви. В 1584 году один грек-отступник донес Мураду, что храм Всеблаженной, при котором была патриархия, владеет несметными сокровищами. В то же время фанатики из турок представили ему, что в Константинополе, с увеличением магометанского населения, ощущается недостаток в мечетях. Мурад, побуждаемый, с одной стороны, корыстолюбием, с другой – фанатизмом, сделал распоряжение отобрать у христиан все церкви и обратить их в мечети. При этом он указывал на то, что привилегии, данные Магометом II христианам, относились только к тому времени, когда Константинополь был пуст и была нужда в христианском населении, между тем как теперь он населен с избытком мусульманами. Патриарх Иеремия II (1572–1594 гг.) с твердостью восстал против такого распоряжения, ссылаясь на фирман Магомета II; но Мурад приказал заключить его в тюрьму и затем сослал в заточение на остров Родос. Во время этого заточения храм Всеблаженной и еще одна церковь были отняты (1586 г.) у христиан, ограблены и обращены в мечети. Та же участь постигла бы и другие церкви, если бы христиане не откупились золотом и если бы за них не вступились иностранные посланники. Теперь патриархия перенесена была сначала и на короткое время к храму Богородицы Утешительницы, потом к храму святого Димитрия и наконец (1603 г.) к храму святого Георгия в Фанаре²⁹⁴, где она остается и до настоящего времени.

Преемник Мурада Магомет III (1595–1603 гг.), кроме того, что был человек корыстолюбивый, отличался еще необыкновенной жестокостью. По его приказанию девятнадцать его родных братьев были удавлены пред его глазами, а беременные жены его отца Мурада брошены в море. Христиане в его правление ужасно страдали, главным образом от насилий и грабительств пашей и янычар. Паши грабили так же, как и в правление Мурада, и вследствие тех же причин. Янычары, начавшие в конце XVI и начале XVII веков вступать в брак (который им прежде был запрещен) и сделавшие таким образом свой отряд наследственным, рассеялись по всей Турецкой империи и захватили насильственно все лучшие земли. Буйство и своеволие их было так велико, что их боялись сами султаны. Христианам, проживавшим в одних местностях с янычарами, приходилось испытывать от них самые наглые насилия: они грабили их имущество, отягощали их работами, отнимали у них жен и дочерей и тому подобное.

С началом XVII века отношение турецкого правительства к Церкви нисколько не изменилось, или если изменилось, то к худшему. Турция еще в конце XVI века вошла в близкие сношения с Западной Европой, и преимущественно с безнравственной и своекорыстной Венецианской республикой. Это сближение отозвалось на турках весьма невыгодно в нравственном отношении; между ними в громадных размерах развились корыстолюбие, продажничество, страсть к неге и роскоши. Отсюда на все последующие века пошла страшная неурядица во всех отправлениях государственной жизни Турции. Султаны являются пред нами, по большей части, корыстолюбивыми, сладострастными, трусливыми и ленивыми деспотами; великие визири, управляющие от их имени государством, употребляют свою власть только на то, чтобы продавать чиновничьи места, угнетать и грабить народ; паши делают то же в своих областях и, не чувствуя над собою сильной правительственной руки, весьма часто возмущаются против правительства и объявляют себя независимыми; все вообще турецкие чиновники, при отсутствии государственного жалованья, торгуя законами и справедливостью, заботятся об удовлетворении своей алчности к золоту и выжимают последние соки из жителей; в войсках дисциплина упала – янычары почти постоянно производят бунты, грабежи и убийства. Вообще, в XVII и XVIII веках турецкое правительство представляется страшно деморализован­ным. При таком правительстве на долю христианских подданных Турции выпадало одно только угнетение. К этому нужно прибавить еще, что турецкое правительство могло безнаказанно угнетать христиан, так как турки с XVII или еще с XVI века начали играть свою роль в системе политического равновесия Европы и потому не слишком опасались заступничества за христистиан со стороны европейских государств.

Нет нужды говорить об отношении турецкого правительства к христианам при каждом султане в отдельности в XVII и XVIII веках; все они своею ненавистию к христианам похожи один на другого и на султанов XV и XVI веков. Так, и в XVII и XVIII веках султаны по временам заявляют дикое желание истребить всех христиан. Например, Мурад IV (1623–1640 гг.), когда к Константинополю подступили казаки, решился было на такое истребление из опасения, чтобы к ним не присоединились константинопольские христиане; только благоразумные члены дивана отговорили привести в исполнение это решение. То же было в 1768 году, когда русские войска разгромили войска турецкие. Султан Мустафа III пришел в страшный гнев и положил истребить христиан на всем пространстве своей империи, подозревая их в сочувствии к России. Представления патриарха Самуила и знатных греков, подкрепленные подарками приближенных султана, отвратили угрожавшую опасность. Так же, как и прежде, деспотически и насильственно, обращаются султаны или их визири с кон­стантинопольскими патриархами: без всякого суда низлагают их, ссылают в заточение, а некоторых даже умерщ­вляют. Так, в XVII веке патриарх Кирилл Лукарис по приказанию Мурада IV несколько раз был ссылаем в заточение и, наконец, задушен (1638 г.); патриарх Кирилл Беррийский также задушен (1639 г.); патриархи Парфений II и Парфений III – удавлены (1650 и 1657 гг.). Последнего Греко-Восточная Церковь ублажает как священномученика. Низложения же и заточения патриархов в XVII и XVIII веках были постоянные. Было время (с 1622 по 1700 г.), когда в продолжение 77 лет на константинопольском патриаршем престоле сменилось 48 патриархов, хотя некоторые из них по два, по три и даже по пяти раз были возводимы на этот престол и низводимы. Вообще было редким явлением, когда патриарх умирал, занимая патриарший престол. Правда, греческие архиереи своими интригами часто давали повод турецкому правительству так произвольно распоряжаться патриаршим престолом, но чаще турецкое правительство само, по своим видам, низлагало и заточало патриархов. Причина низложения была всегда одна и та же – корыстолюбие турок. Понадобятся султану или великому визирю деньги – они низлагают одного патриарха и ставят на его место другого, который, по обычаю, вносит пескезий; не внесет патриарх обычной ежегодной подати (хараджа) – его низлагают и ставят другого, с которым повторяется то же; отправится патриарх с дозволения турецкого правительства в Россию для сбора пожертвований – его, по возвращении, обвиняют в измене, низлагают и отбирают имущество и тому подобное. Поступая таким образом с патриархами, турецкое правительство довело патриаршеское достоинство до крайнего унижения; должность партиарха сделалась обыкновенной должностью чиновника, назначаемого и увольняемого правительством. О жаловании от казны патриархам, которое назначил им Магомет II, теперь не было и речи. Оно не существовало в действительности и прежде. В XVII веке турецкое правительство сделало унизительным для патриархов и самый порядок назначения и утверждения их. Прежде вновь избранный или назначенный патриарх лично представлялся султану и от него принимал знаки утверждения в своем достоинстве. Но в 1657 году такое представление было отменено, и утверждение патриархов предоставлено великому визирю. Такой порядок существовал до самых позднейших времен. Все вообще восточные христиане в XVII и XVIII веках испытывают такие же насилия и жестокости со стороны турок, какие испытывали и прежде. Янычары по-прежнему, во время возмущений, прежде всего нападают на христиан. Так, в 1730 году бунтовавшие янычары напали на Константинопольскую патриархию и потребовали от патриарха Паисия II большую сумму де­нег. Не получив ее, они ворвались в храм, изрубили на куски мощи, вылили святое миро, попирали ногами Святые Дары, уничтожили много икон и тому подобное. От янычар не отставала и турецкая чернь, подстрекаемая муллами и улемами. Взрывы фанатической черни против хрис­тиан на всем пространстве обширной Турецкой империи в XVII и XVIII веках были весьма часты и всегда сопровождались страшным избиением христианского населения.

Гражданские права христиан в XVII и XVIII веках стесняются и ограничиваются все более и более; сравнительно с турецким населением, население христианское является совершенно бесправным. Христиане платят тяжелые и невыносимые подати, тогда как турки или совсем не платят податей, или платят весьма умеренные. Гнет от податей в то же время усиливался еще от способа взимания их: турецкое правительство не само непосредственно собирало подати, а отдавало их на откуп. Откупщики, по большей части евреи, старались, вместе с пашами, выбрать всеми способами не только уплаченную правительству сумму, но еще приобрести барыши. Отсюда страшные вымогательства и притеснения христиан были делом обыкновенным. Следствием всего этого было страшное обнищание христи­ан. Далее, служба военная и гражданская для христиан закрыта была совсем. Турецкое правительство смотрело на христиан как на рабов, не имеющих права, по восточным обычаям, носить оружия, и потому не допускало их до военной службы. Только на службу во флоте допускались христиане, именно жители островов архипелага, как хорошо знакомые с морским делом, но и здесь им не давали важных должностей. Правда, с конца шестидесятых годов XVII столетия греки стали занимать при турецком дворе должности драгоманов и нередко приобретали большое значение в управлении делами по сношениям с иностранными государствами, но только на эту должность и назначались греки, и притом из немногих знатных греческих фамилий; эти греки известны под именем фанариотов²⁹⁵.

Вообще же, греки-христиане не допускались ни к каким правительственным должностям. Но самым главным стеснением для греков в гражданском отношении было то, что они лишены были права давать на суде свидетельские показания против мусульман. Спорные дела между христианами разбирались, обыкновенно, духовными их властями, но если христианин имел дело с мусульманином, то в таком случае оно разбиралось турецким судьей-кадием. На суде у кадия показание и свидетельство христианина, одного или нескольких, не принималось в уважение, и мусульманин, представивши свидетелей мусульман, всегда мог выиграть дело, хотя бы и неправое. Стеснения простирались даже на мелочные условия жизни христиан. Так, ни один христианин не имел права носить белой или зеленой чалмы; зеленый цвет как цвет пророка Магомета вообще был запрещен христианам. Для христиан головным убором должна была служить только феска. Далее, ни один христианин не имел права появляться вблизи мечетей и тому подобное. Все эти мелочные стеснения оскорбляли национальное чувство греков. Бесправность хрис­тиан среди господствующего турецкого племени была так велика, что бывали случаи, когда турки, особенно турецкие чиновники и паши, безнаказанно лишали их свободы и делали своими рабами; обращение их с рабами-христианами было самое варварское. С бесправностью гражданской соединялась бесправность религиозная. Той свободы в исповедании своей веры, какая была обещана христианам Магометом II, давно не было. Турки стесняли христи­ан и в отправлении богослужения, и в совершении разных христианских обрядов, и тому подобное. Не довольствуясь этим, они нередко употребляли насильственные меры к обращению их в магометанство. Правда, в половине XVII века подать душ, с которой соединено было неминуемое обращение христианских детей в магометанство, прекратилась главным образом потому, что турки стали завидовать участи, ожидавшей таких детей на султанской службе, – тем не менее в XVII и XVIII веках насильственное обращение христиан в магометанство продолжалось. Те притеснения и насилия, которые испытывали христиане, сами по себе служили уже для турок средством к обращению их в мусульманство. Гнет от невыносимых податей, бедность, презрительное обращение турок, соединенное с оскорблениями, постоянный страх за жизнь, честь, свободу, имущество и тому подобное – все это вынуждало христиан, нетвердых в вере, искать улучшения своего положения в мусульманстве. Таким образом, обращалось в мусульманство весьма много христиан как из среды греков, так и славян. Особенно много было отпадений от христианской веры в Боснии, Герцеговине, Албании и Анатолии; несчастные отступники, под давлением бесчеловечных притеснений, изменой своей вере часто спасали свою жизнь. Но у турецкого правительства, кроме обычных притеснений христиан, было в руках еще довольно сильное средство к обращению их в мусульманство. Это два закона: один – освобождавший христианина от наказания, наложенного судом, даже от смертного приговора, если он изъявил желание принять мусульманство, другой – определявший смертную казнь всякому отступнику от мусульманства или только хулителю его. Приложение этих законов к практике часто вело за собою совращение хрис­тиан в магометанство. Первым законом турки пользовались таким образом: обвиняли христианина в действительном или мнимом преступлении, назначали наказание²⁹⁶ и затем предлагали ему принять мусульманство, чтобы быть свободным от наказания. Слабый в вере обыкновенно уступал такой силе и делался отступником. Также пользовались турки и вторым законом. Христианина, которого почему-либо хотелось туркам обратить в мусульманство, схватывали, приводили к судье и объясняли, что он хулил Магомета, или обещал сделаться мусульманином, или уже принял мусульманство, но теперь отказывается от него и тому подобное. За таким обвинением следовало назначение смертной казни; избавиться от нее можно было только действительным принятием мусульманства, что и случалось.

Но несмотря на жестокости и притеснения со стороны турок, не все христиане, принуждаемые к отступничеству, делались отступниками. Многие из них претерпевали всевозможные мучения и, оставаясь непоколебимыми в вере, умирали смертью мучеников. Таких Греко-Восточная Церковь по всей справедливости почитает как святых мучени­ков. Подвиги самоотвержения и терпения этих мучеников нового времени не менее славны, как и подвиги мучеников первых веков христианства. Их заключали в оковы, в темницы, морили голодом, подвергали жестоким побоям и пыткам и в конце всего или рубили им головы, или сжигали на кострах, или вешали. Вот несколько примеров мученичества, из которых, между прочим, видно и то, к каким средствам прибегали турки, чтобы обратить кого-либо из христиан в магометанство²⁹⁷.

В 1657 году в Смирну случайно прибыл один христианин Николай, по прозванию Караман. Поссорившись с кем-то, он в сильном гневе высказал угрозу, что сделается турком. Турки воспользовались этим, привели его к кадию и сказали, что он изъявил желание принять мусульманство. Но Николай объяснил, что он никогда не отречется от Христа. Тогда кадий приказал его бить, заключил в тюрьму, морил голодом – Николай все-таки оставался непреклонным. Наконец, его насильно обрезали в надежде, что он покорится своей участи и примет магометанство, но Николай все-таки говорил, что он христианин и турком никогда не будет. Опять тюрьма и новые мучительные пытки, но ничто не могло поколебать его веры. В заключение всего турки повесили его и тело его бросили в море. Подобный же случай был в Константинополе в 1672 году. Один христианский мальчик Николай по желанию своего отца учился турецкой грамоте у одного турка. Турок, восхищаясь прекрасными способностями своего ученика, захотел обратить его в магометанство. С этой целью он написал магометанское исповедание веры и в виде урока заставил прочитать Николая. Бывшие при этом турки сказали Николаю, что он теперь магометанин; когда же тот отказался от магометанства, представили его кадию. Кадий со своей стороны убеждал его принять магометанство, обещая ему богатство и почести, но все напрасно; Николай оставался христианином. Его заключили в тюрьму, подвергали пыткам и наконец отрубили голову. Или вот еще случай, бывший в 1680 году. Во время одного народного праздника, недалеко от Константинополя, турки для забавы снимали с христиан фески и надевали на них свои чалмы. На празднике был один христианин Ангелис. на которого также надевали чалму. На другой день турки приступают к нему и говорят, что он теперь мусульманин, так как надевал белую чалму. За отказом Ангелиса от мусульманства последовали суд, в полном смысле турецкий, убеждения принять мусульманство, тюрьма, пытки и наконец казнь. Женщины-христианки также твердо переносили мучения за свою веру и оставались верными ей до смерти. Так, в 1725 году пострадала одна богобоязненная христианка Аргира, родом из Бруссы. Она была повенчана с христианином, но в то же время имела несчастье понравиться одному турку. Турок обвинил ее пред судом в обещании сделаться мусульманкою. Аргира заявляла суду, что она такого обещания никогда не давала и навсегда останется христианкою. Ее били и заключили в узы; потом опять допрашивали, тиранили и снова заключали в тюрьму. Суд в таком виде продолжался над нею целых пятнадцать лет. Несчастная умерла в темнице от продолжительных истязаний. Подобная же участь постигла в 1764 году христианку девицу Акилину. Отец ее, убивший во время ссоры турка, чтобы избежать смертной казни, принял мусульманство и хотел сделать мусульманкою свою дочь. Когда же Акилина не только не послушалась отца, но еще объявила, что готова за свою веру претерпеть мученическую смерть, он отдал ее на волю турок. Те представили ее на суд кадию, пред которым она также повторила, что никогда не отречется от Христа. За это ее несколько раз привязывали к столбу и били палками так жестоко, что весь пол покрывался кровью и кусками ее истерзанного тела.

Умирающую уже, ее отправили в дом к матери, которая прежде убеждала ее не отрекаться от своей веры. Вскоре она умерла от жестоких истязаний. В числе мучеников, ублажаемых Греко-Восточной Церковью, есть, между прочим, один, родом русский, по имени Павел, бывший невольником в Константинополе, пострадавший в 1683 году.

В XIX столетии Турция вступила в новый период своей государственной жизни. До сего времени она смотрела на европейское просвещение с отвращением, хотя и находилась в постоянных сношениях с европейскими христианскими государствами; теперь же турецкое правительство начинает заявлять стремление пересадить европейскую цивилизацию в Турцию и ввести последнюю в курс европейских государств. Но это стремление обусловливалось не внутренней потребностью нации, а соображениями государственными. Турецкая империя явно клонилась к упадку и обнаруживала все признаки близкого разложения. Султаны не имели никакой власти и были только игрушкой в руках страшных янычар, возводивших и низводивших их с престола по своему произволу; паши, управлявшие отдаленными провинциями, поставляли себя в независимое положение от султанской власти; народ находился в крайней бедности от грабительств чиновников; янычары только производили бунты и постоянно проигрывали сражения; многие области Турецкой империи во время неудачных войн отошли к соседним государствам.

Для восстановления внутреннего и внешнего могущества своей империи султаны XIX века признали лучшим средством произвести в ней некоторые реформы по европейскому образцу и вступить в еще более близкие отношения с западноевропейскими государствами. Прежде всего им нужно было освободить себя от гнета янычар и улемов, ограничивавших их власть до крайности. За это взялся еще Селим III (1789–1807 гг.) – он хотел уничтожить корпус янычар и завести войско, сформированное по-европейски, но его предприятие не удалось вследствие фанатической привязанности турок к старине. Великий муфтий объявил Селима недостойным престола, а янычары низложили его и через год умертвили. Махмуд II (1808–1839 гг.) продолжал его реформаторские попытки. Этот окружил себя людьми, сочувствовавшими задуманным преобразованиям, и при помощи их действительно произвел некоторые реформы, или, по крайней мере, положил им начало разрушением старинных форм турецкой государственной жизни. Так, он ограничил влияние великого муфтия и улемов на государственные дела; уничто­жил корпус янычар (1826 г.), хотя и со страшным кровопролитием; организовал на европейский образец войско; сделал несколько постановлений, направленных против старотурецкого варварства, например отменил (1826 г.) закон о праве султана на наследство по смерти всякого чиновника, объявил уничтоженным обычай убивать, во избежание претендентов на престол, всех детей мужского пола, рожденных дочерьми и сестрами султанов; положил начало преобразованию государственного управления на началах европейского государственного устройства, назначив жалованье чиновникам (1838 г.) и прочее. С европейскими государствами Махмуд вошел в самые тесные сношения и старался всеми мерами доказать им, что в Турции начались реформы и что она достойна войти в состав европейских государств. Европейские государства, хотя и постарались наложить на возрождающуюся Турцию свою стеснительную опеку, все-таки содействовали реформаторским планам султана, насколько это входило в виды каждого из них.

При таком направлении деятельности Махмуда отношения турецкого правительства к христианскому населению Турции должны были бы измениться. Сам Махмуд во время путешествия по Болгарии и Фракии в 1837 году, в видах приобретения симпатий христианского населения, внушал всем чиновникам обходиться с его христианскими подданными так же милостиво, как и с магометанскими. Но как Махмуд, так и его чиновники при всех своих реформаторских стремлениях оставались все-таки мусульманами, и, следовательно, фанатичными врагами христиан. Самые реформы, предпринятые султаном, клонились исключительно к поддержанию колебавшегося мусульманского мира и поэтому существенного влияния на положение христианского населения Турции не могли иметь. Словом, для облегчения участи своих христианских подданных Махмуд своими реформами ничего не сделал. Поэтому как в прежние времена, так и при нем христиане испытывали много бедствий. Кроме обычных притеснений, обусловливавшихся бесправным положением христиан в государстве, в его правление они несколько раз испытывали страшные нападения со стороны турок, клонившиеся к поголовному истреблению их. Так в 1821 году, когда вспыхнуло восстание морейских греков, турки произвели страшное избиение невиновных в восстании греков кон­стантинопольских. То же было и в других местах; турки беспощадно убивали всех без разбора греков, где бы они ни попадались, грабили и разоряли церкви и тому подобное. После наваринского поражения турецко-египетского флота (1827 г.) Махмуд пришел в такой гнев, что в первый момент решился было издать приказ истребить всех хрис­тиан, проживающих в Турции. Не исполнив этого, он все-таки постарался сам пробудить в своих турках фанатическую ненависть к христианам особой прокламацией к деревенским начальникам. Она начиналась так: «Если правда, – с чем каждый разумный человек согласится, – что мухаммедане имеют враждебную ненависть к неверным (христианам), то...» И фанатическая ненависть турок к христианам после такой прокламации только усилилась. Самые реформы султана и близкие связи его с христианскими государствами возбуждали в турках ту же фанатическую ненависть к христианам.

Преемник Махмуда Абдул-Меджид (1839–1861 гг.), продолжая реформы своего предшественника, коснулся уже существенных сторон быта христиан. Он вступил на престол в несчастное для Турции время. Египетский паша Мехмед Али, давно уже сделавшийся независимым, разгромил незадолго пред тем турецкие войска и угрожал самому существованию султанской фамилии. Только европейская дипломатия спасла дом Османа от уничтожения. Отчасти в благодарность за это, а главным образом для привлечения еще больших симпатий в западноевропейских государствах к Турции, правительство Абдул-Меджида решилось произвести коренные реформы. Министр иностранных дел Решидпаша, бывавший несколько раз на Западе, был главным деятелем в этих реформах. Он составил знаменитый государственный акт, известный под названием Гюльганского гатти-шерифа²⁹⁸, который, немного спустя после вступления Абдул-Меджида на престол, и был обнародован с величайшею торжественностью в присутствии депутатов от всех наций, подвластных Турции, между прочим и Константинопольского патриарха с архиереями и фанариотами. По обнародовании султан и высшие государственные чины дали присягу в том, что этот гатти-шериф будет выполнен. Содержание его следующее. В начале заявляется об упадке Оттоманской империи; затем предлагаются меры для восстановления ее. Это новые узаконения, заключающиеся в том, что султан обещает всем без различия своим подданным. к какой бы религии или секте они не принадлежали: а) полную безопасность жизни, чести и имущества; б) правильное распределение и взимание государственных податей и в) определение рекрутского набора и срока военной службы. Вместе с тем этим гатти-шерифом уничтожались разные злоупотребления в турецком суде и администрации – отдача на откуп государственных доходов, тайная, без суда, казнь чиновников и вообще всех подданных, отбирание в казну имения осужденных и тому подобное. В заключение гатти-ше­рифа высказывалась мысль, что все эти реформы имеют целью поддержание религии (т. е. ислама), правительства, нации и государства. В 1843 году по единодушному настоянию европейских посланников, угрожавших, в случае отказа, оставить Турцию на произвол судьбы, Абдул-Меджид объявил уничтоженным страшный для христиан закон, по которому христианин, обращенный в мусульманство и затем возвращавшийся в Церковь, наказывался смертью. В 1854 году по настоянию английского правительства, – которое в это время взяло Турцию под свою опеку и желало доказать всей Европе, что возрождающаяся Турция достойна стать в ряду цивилизованных государств, – султан предоставил своим христианским подданным право давать свидетельские показания в уголовных делах за и против мусульман, а в 1855 году издал фирман, которым уничтожалась позорная для христиан поголовная подать (харадж) и заменялась привлечением христиан к военной службе. В начале 1856 года, вскоре после окончания Крымской войны, по настоянию Англии и Франции, желавшим показать, что не одна только Россия заботится об участи восточных христиан, Абдул-Меджид издал гаттпи-гумаюн (т. е. собственноручный декрет), который замечателен не менее Гюльганского гатти-шерифа. По этому государственному акту христиане вполне сравнивались в правах с мусульманами. В нем султан прежде всего подтвердил обещанную христианам Гюльганским гатти-шерифом безопасность жизни, чести и имущества, равно как и после предоставленные права; затем обещал им еще новые права и льготы, из которых главнейшие заключаются в следующем. Христиане будут управляться не духовенством своим, как было прежде, а советом духовных и светских лиц, избранных из среды их; патриархам и высшим духовным лицам будет назначено жалованье от казны; при постройке новых церквей и поправке старых будут сделаны облегчения; свобода совести будет для всех полная, так что никто не будет принуждаем переменять свою веру (следовательно и мусульманин, принявший христианство); христиане будут допускаемы в правительственные учебные заведения, ко всем гражданским должностям и к военной службе; в диване вместе с мусульманами будут заседать и представители от христиан и тому подобное. Даже позорные для христиан названия – гяур, кяфир, даваемые им мусульманами, строго запрещались в этом гатти-гумаюне.

После всех этих реформ и узаконений восточным христианам не оставалось ничего более желать: положение их под владычеством турок должно было бы сделаться счаст­ливым. Действительно, это и могло бы быть, если бы все эти узаконения были приведены в исполнение. Но они, к несчастью, остались только на бумаге. Турецкое правительство, издавая упомянутые законы, никогда серьезно не думало об их выполнении; оно действовало под гнетом европейской дипломатии и заботилось только о том, чтобы успокоить обещаниями европейские государства. Для того чтобы выполнить все данные христианам обещания, турецкое правительство должно было сделаться само христианским, равно и все турки должны были сделаться христианами, чтобы допустить такое выполнение. Дух и понятия турок как мусульман не допускали предположенных улучшений быта восточных христиан. Поэтому все гатти-шерифы и гатти-гумаюны имеют значение пустых обещаний на бумаге, никогда не выполняемых. Это подтверждают факты из действительных отношений к восточным христианам турецкого правительства и турок при Абдул-Меджиде. Гюльганский гатти-шериф, поразивший на первых порах турок своей гуманностью, вскоре пробудил в них старый мусульманский фанатизм. Они никак не могли примириться с мыслью, что презренные гяуры сделались гражданами государства, чтобы их нельзя было безнаказанно грабить и убивать как рабов, как врагов ислама. Вследствие этого начались в разных местах Турецкой империи возмущения против христиан. В Адрианополе, Смирне и во многих городах Малой Азии турки совершали вопиющие неистовства против христиан. Турецкие власти относились к этому равнодушно. В Албании в 1843 году фанатизм турок выразился страшным избиением христи­ан. Турки врывались в христианские селения, грабили, жгли их и тому подобное; даже в городе Вране церкви были разрушены, мужчины убиты, жены и дети отведены в плен. Только по настоянию России турецкое правительство озаботилось прекратить такое кровопролитие. В 1846 году в деле албанских мусульман, принявших католичество, правительство Абдул-Меджида доказало, что закон о казни отступников ислама отменен только на бумаге: мусульмане-католики поплатились страшными истязаниями. Закон 1854 года о праве христиан давать свидетельские показания в судах за и против мусульман также остался без приложения на практике. Вот случай, свидетельствующий о том, как турецкие суды относились к этому закону. Один христианин в процессе с турком хотел сослаться на свидетеля христианина; но судья заметил, что свидетельство христианина против мусульманина не имеет цены пред Богом. Когда же христианин сослался на закон, дозволяющий принимать такое свидетельство, судья ожесточился и сказал: «Собака! Порта может предоставлять христианам все, что ей угодно, но мы не знаем никакого другого закона, кроме Корана». От закона 1855 года об отмене поголовной подати и замене ее военной повинностью осталось отменение не самой подати с христиан, а только ее старого названия харадж, так как и турецкое правительство, и турки никогда не могли допустить, чтобы из христиан составились отряды войск, которые могли бы впоследствии вооружиться против них самих, и потому, вместо действительной военной службы христиан, правительство наложило на них военную подать не меньшую хараджа. Гатти-гумаюн 1856 года также не сопровождался никакими благодетельными последствиями для христиан; все привилегии, предоставленные им, остались только обещаниями. Этот гатти-гумаюн послужил даже поводом к пробуждению фанатизма турок, как и гатти-шериф. Не говоря о мелких взрывах мусульманского фанатизма, сопровождавших правление Абдул-Меджида, припомним только страшную резню христиан в 1860 году в Дамаске и на Ливане, которая была следствием гатти-гумаюна. Замечательно поведение турецких чиновников в этом деле. Кроме того, что они допустили резню христиан, они сами готовы были помогать кровожадным друзам в их жестокостях над христианами. Собравшись в 1860 году в Дамаске на совещание, они высказали, что гатти-гумаюн противоречит духу и букве Корана и что настоящее тревожное положение дел может быть улучшено только всеобщим истреблением христиан. Затем, когда коммиссия, составленная из турок, при участии одного англичанина, приступила к суду над друзами, турецкие чиновники поставили дело так, что три тысячи друзов освобождены были от суда по недостатку улик. Вообще, турецкое правительство в описываемые, ближайшие к нам, времена ничего не сделало для улучшения быта своих христианских подданных, хотя и издало много законов в пользу их. При всем том нужно сказать, что положение восточных хрис­тиан в наше время сравнительно становится заметно лучше; но этим они обязаны не султанским фирманам и не турецким министрам-прогрессистам, а заступничеству европейских государств и европейскому просвещению, которое, хотя и медленно, распространяется между народами, подвластными Турции, не исключая и самих турок.

Греки, подчинившись с падением Константинополя туркам и испытывая от них страшные притеснения, не теряли, однако, надежды снова приобрести утраченную политическую и религиозную независимость. Одушевляемые этой надеждой, они весьма часто поднимали оружие против своих притеснителей. Впрочем, на первых порах после падения Константинополя, мы видим только отдельные личности, восстававшие на защиту своей веры и национальности. Это народные греческие герои, в которых сознание тяжести рабства было особенно сильно и которые поэтому не могли примириться со своим рабским положе­нием. Обыкновенно они собирали вокруг себя храбрых и отважных дружинников и являлись мстителями туркам за их неистовства против христиан. Своим мужеством предводители свободных дружин поддерживали во всех греках мысль о возможности свергнуть турецкое иго. Но в XV-XVII веках греки ничего особенного не могли сделать для своей независимости; XVIII и XIX века были для них гораздо счастливее. В это время Турция дошла до крайней степени государственного бессилия, а единоверная грекам Россия, на которую они издавна привыкли смотреть как на свою естественную защитницу и освободительницу, напротив, заявила себя могущественной державой. С другой стороны, сами греки в это время сознали в себе достаточно сил, чтобы вступить в открытую борьбу с турками. Греческое население островов архипелага издавна отличалось, сравнительно с другими греками, некоторым благосостоянием, благодаря тому, что оно давало из своей среды турецкому правительству хороших моряков во флот и за это пользовалось некоторыми льготами. Из этих льгот самой важной была та, что островитяне имели право свободного плавания по всем морям в империи. Пользуясь этим, они завели у себя хорошие суда, развили торговлю, промышленность и прочее. Во время войн XVIII века морская торговля греков-островитян приняла обширные размеры, и они, располагая большими денежными средствами, отчасти под предлогом торговли, отчасти для охранения ее от морских разбойников, стали заводить вооруженные корабли, из которых во всякое время можно было составить более или менее значительный флот. Таким образом греки были обеспечены, по крайней мере на первый раз, в средствах для борьбы с турками. В то же время они стали принимать меры к поднятию народного образования и для этого заводили школы у себя на родине и посылали своих детей в заграничные учебные заведения. Молодое поколение, воспитываемое на древнегреческой литературе, сравнивая счастливые времена Древней свободной Греции с ее настоящим униженным положением под игом турок, естественно проникалось стремлением к свободе и укреплялось в мысли о необходимости свергнуть ненавистное турецкое иго. В 1768 году началась война между Россией и Турцией. Греки сочли это время удобным для завоевания себе независимости. Поэтому, едва только русский флот под начальством Орлова появился в Средиземном море, греки Мореи и островов архипелага поголовно восстали; их моряки присоединились к русским и действовали с ними заодно против турок. Хотя по удалении русских турки жестоко отомстили восставшим грекам, но последние не падали духом. Их поддерживала надежда на освобождение и тем сильнее, что, по заключенному между Россией и Турцией после войны миру в Куйчук-Кайнарджи (1774 г.), Россия получила право покровительствовать православным христианам на Востоке. Во вторую войну России с Турцией, начавшуюся в 1787 году, греческие патриоты снова взялись за оружие; две эскадры, сформированные русскими в Средиземном море под управлением греческих моряков, наносили большой вред туркам. В мирный договор, заключенный после этой войны в Яссах (1791 г.) опять была включена статья о праве России покровительствовать восточным христианам. Таким образом, при посредстве договоров Куйчук-Кайнарджийского и Ясского, греки сделали первый шаг к приобретению независимости. В начале нынешнего столетия усилия их свергнуть турецкое иго продолжаются. В Париже между учившимися там греками образовалось литературное общество под названием Гетерии (друзей муз), которое вскоре перешло в тайное политическое и распространилось по всей Европе. Целью его было освобождение Греции. К этому обществу принадлежали греки, проживавшие в Европе, и, между прочим, находившиеся на русской службе граф Иоанн Каподистрия и князь Александр Ипсиланти. Многие из европейцев (ученые, поэты) также примкнули к «Гетерии» и, сколько возможно, содействовали осуществлению ее целей. Да и вся вообще Европа сочувственно относилась к делу освобождения греков. Воодушевляемые симпатиями европейцев и надеясь на материальную помощь с их стороны, греки приступили наконец к решительным действиям. В 1821 году Ипсиланти во главе отряда вооруженных греков вторгся в Дунайские княжества и произвел там восстание. Предприятие его не имело, впрочем, успеха: турки успели восстановить спокойствие в Дунайских княжествах, и Ипсиланти должен был спасаться бегством. Но вслед же за тем произошло поголовное восстание греков в Морее и на островах архипелага. Началась упорная и кровопролитная борьба; турки старались смирить греков варварскими мерами, греки, при всяком удобном случае, отвечали им таким же варварством. Европейские правительства долгое время смотрели на восстание греков как на бунт и потому предоставили их собственной участи. Со вступлением на престол императора Николая! (1825 г.) бездействие европейской политики прекратилось. По его настоянию Россия, Англия и Франция, заключив между собой договор, потребовали, чтобы Махмуд II прекратил бесчеловечную резню греков, и, когда тот отказался от этого, решились поддержать свое требование оружием. Следствием этого был Наваринский бой (1827 г.), в котором турецко-египетский флот в какие-нибудь четыре часа весь был истреблен союзным флотом России, Англии и Франции. Султан, обвиняя во всех бедствиях Турции Россию, издал в 1827 году оскорбительную для нее прокламацию, ответом на которую со стороны России было объявление войны. Война (1827–1829 гг.) была в высшей степени несчастна для Турции. Последняя принуждена была заключить с Россией тяжелый для нее мирный договор в Адрианополе (1829 г.), по которому между прочим обязалась признать независимость Греции. Это дело окончательно было решено в 1830 году; восставшие греческие провинции признаны были самостоятельным государством, которому усвоено было название Греческого или Эллинского. В состав его вошли: Морея, Средняя Греция, до реки Аспропотамоса, и некоторые острова. Правление в нем было первоначально республиканское (до 1833 г.), а потом монархическое, которое существует там и в настоящее время.

Основание независимого Эллинского государства повело за собою и основание самостоятельной Эллинской Церкви. Епархии, вошедшие в состав нового государства, до начала восстания греков в 1821 году подчинены были Константинопольскому патриарху. Во время восстания, сопровождавшегося страшными беспорядками, сношения элладских епископов с Константинопольским патриархом были весьма затруднительны и потому по необходимости прекратились. В это смутное время каждый элладский епископ управлял церковными делами своей епархии сам по себе, ни от кого независимо, хотя в 1822 году, народным собранием восставших греков, для высшего заведования церковными делами и был назначен церковный министр (епископ). Но в то же время элладские епископы не заявляли той мысли, что они признают себя независимыми от Константинопольского патриарха. В 1830 году, когда с прекращением военных действий анархия в Элладе мало-помалу стала уничтожаться, начались сношения с патриархом Константинопольским. Сношения начал сам Констанций I. Он написал президенту Греческой республики, графу Каподистрии, письмо, в котором высказывал желание, чтобы элладские епархии снова вошли с ним в общение. Каподистрия для восстановления общения обещал послать к патриарху уполномоченного епископа. Но начавшаяся в юной республике борьба партий, жертвой которой был Каподистрия, остановила посольство. Вследствие этого отношения элладской иерархии к Константинопольскому патриарху оставались по-прежнему неопределенными. Но теперь стали уже высказываться мысли, что для Эллинской Церкви должно быть свое особое управление. В 1833 году прибыл в Элладу назначенный для нее король, баварский принц Оттон, с немецкими чиновниками. Устройство церковных дел было первой заботой нового правительства. С этой целью назначена была комиссия из трех духовных и четырех мирян, которая пришла к такому заключению, что Церковь Эллинская, существующая в независимом государстве, должна быть самостоятельна в своем управлении и независима от церковной власти, находящейся в ином государстве, и что для управления ее должен быть учрежден постоянный Синод. Правительство Оттона, само содействовавшее такой постановке вопроса об управлении Эллинской Церковью, собрало митрополитов, архиепископов и епископов и предложило им на рассмотрение проект комиссии. Затем, когда собранные архиереи изъявили свое согласие на этот проект с некоторыми, впрочем, замечаниями относительно участия королевской власти в церковных делах, правительство торжественно обнародовало составленный им регламент об устройстве управления Эллинской Церкви. В нем говорилось: «Православная, Восточная, Апостольская Церковь королевства Греческого, духовно не признающая иной главы, кроме Основателя христианской веры, Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, по правительственной же доле своей имеющая своим верховным начальником короля Греции, автокефальна и независима от всякой другой власти, при ненарушимом сохранении догматического единства во всем, издревле чтимом всеми православными восточными Церквами (чл. 1). Верховная церковная власть находится под верховным надзором короля, в руках постоянного Синода, называющегося Священным Синодом Греческого королевства (чл. 2)». Далее в регламенте говорится о составе Синода, его обязанностях, круге деятельности, об отношении его к гражданской власти и тому подобное. Немецкое правительство в этом регламенте поставило Синод в полную зависимость от власти гражданской; на практике оказалось, что Синод не мог постановить ни одного определения без разрешения правительства.

Таким образом, самостоятельность Эллинской Церкви была провозглашена. Но еще во время провозглашения ее многие из греческих епископов и мирян заявляли сомнение, законно ли и согласно ли с церковными канонами поступило правительство, объявив Греческую Церковь самостоятельной без ведома и согласия Константинопольского патриарха. После же провозглашения недовольные действиями правительства выступили с открытыми протестами; правительство должно было прибегать к мерам строгости. Константинопольский патриарх на провозглашение самостоятельности Эллинской Церкви без его согласия также смотрел как на дело антиканоническое. Это он высказал в 1841 году, когда эллинский Синод, желая вызвать Константинопольского патриарха на сношения с собою как с учреждением канонически существующим, написал ему послание по одному не особенно замечательному случаю. Патриарх возвратил послание нераспечатанным, сказав, что он не знает никакого Синода, самовластно состоявшегося в православном греческом государстве. Подобная же попытка косвенным образом достигнуть признания церковной независимости сделана была эллинским правительством и Синодом и в 1849 году, но также была неудачна. Теперь эллинское правительство волей-неволей должно было войти в прямые сношения с Константинопольс­ким патриархом по вопросу об управлении Эллинской Церковью. В 1850 году оно отправило к патриарху грамоту, в которой, извещая о провозглашении самостоятельности Эллинской Церкви и учреждении Синода, просило рассмотреть это учреждение, признать Синод во Христе братом и вообще благословить дело благочестивого греческого народа. Патриарх Константинопольский Анфим IV для обсуждения церковных дел Эллинского королевства собрал в том же 1850 году собор, в котором, кроме постоянных членов патриаршего Синода, принимали участие пять прежде бывших Константинопольских патриархов и патриарх Иерусалимский Кирилл. Здесь вопрос об Эллинской Церкви поставлен был несколько иначе, чем ставило его греческое правительство. Анфим и члены собора прежде всего заявили о том радостном чувстве, с каким они встречают старания элладских епархий, находившихся семнадцать лет вне церковного союза, войти в общение со своим законным предстоятелем; затем подтвердили то положение, что право давать самостоятельность Церквам, принадлежащим к Константинопольскому патриархату, принадлежит Константинопольскому патриарху; наконец, уже решили, чтобы элладские епархии, до сего времени соединенные с константинопольским престолом, были на будущее время освобождены от всякой зависимости, чтобы Эллинская Церковь была провозглашена автокефальной, подобно прочим автокефальным Церквам, под управлением своего постоянного Синода, состоящего из архиере­ев. При этом собор, вопреки регламенту греческого правительства 1833 года, постановил, чтобы эллинский Синод управлял церковными делами по божественным и священным правилам, свободно и беспрепятственно от всякого мирского вмешательства. О таком провозглашении независимости Эллинской Церкви патриарх Анфим известил посланиями всех восточных патриархов и автокефальные Церкви, в том числе и русский Святейший Синод.

Теперь эллинское правительство должно было приступить к устройству Синода по тому начертанию, какое на основании канонов предложено было в решении патриарха и собора, но оно несколько замедлило. Только в 1852 году состоялась реформа в устройстве Синода. Во вновь составленном регламенте проведены были некоторые мысли относительно устройства Синода, изложенные в соборном решении патриарха, но в то же время оставлены были неприкосновенными и многие положения регламента 1833 года. Священный Синод Эллинской Церкви, по регламенту 1852 года, состоит из пяти членов – архиереев, из которых один – председатель. Председателем должен быть постоянно митрополит Афинский, остальные же члены присутствуют временно по вызову правительства по порядку старшинства. Представителем государственной власти в Синоде является назначаемый королем прокурор, который подписывается под всеми решениями Синода. Дела, подлежащие ведению Синода, двух родов – внутренние и внешние. К внутренним относятся: а) наблюдение за верностью и правильностью учения о догматах; б) распоряжения касательно богослужения по правилам, издревле установленным в Церкви; в) наблюдение за исполнением клириками своих обязанностей; г) заботы о религиозном обучении народа, насколько оно не касается государственного устройства и законов государства; д) наблюдение за церковной дисциплиной; е) испытание намеревающихся поступить в клир и рукоположение их; ж) освящение храмов; з) исполнение религиозных и церковных обязанностей, определяемых догматами, догматическими книгами и основанным на них устройством Православной Церкви и прочее. К внешним относятся: а) определение относящихся к церковным обрядам процессий и прочее, насколько это не противоречит принятому чиноположению Церкви; б) распоряжения, касающиеся духовно-учебных заведений, благотворительных и исправительных учреждений, назначенных для клириков и так далее. Дела первого рода Синод решает, как сказано об этом в регламенте, независимо от гражданской власти, дела же второго рода, как имеющие отношение к государству, с утверждения правительства. В таком виде Синод Эллинской Церкви существует и в настоящее время.

В описываемую эпоху притеснений и страданий восточные христиане ни в одной христианской стране не встречали такого участия к своей бедственной участи, какое встретили они в единоверной им России. Христианский Запад только на первых порах после падения Константинополя заявил было им свое сочувствие попытками поднять против турок крестовый поход, но затем, когда попытки эти не удались, западные христиане как бы забыли о страданиях восточных христиан и сочли за лучшее пользоваться их бедственной участью для достижения своих целей – распространения между ними латинства или протестантства. Россия же, с самого падения Константинополя и кончая новейшими временами, всегда оказывала восточным христианам всякого рода вспомоществования. Так, вслед же за падением Константинополя, только что выбранный Константинопольский патриарх Геннадий Схоларий вошел в сношения с митрополитом всея Руси святым Ионою и просил его о помощи и утешении. С радостью исполнил Иона эту просьбу. По его убеждению Великий князь Московский Василий II Темный (1425–1462 гг.) сделал пожертвование в пользу Константинопольской патриархии, которое и было отправлено по назначению с русским послом; причем Иона написал патриарху задушевное письмо, в котором обещал «ради Христовой любви присылать и впредь, что у него найдется». В княжение Иоанна Васильевича III (1462–1505 гг.) патриарх Иерусалимский Иоаким присылал в Россию за милостынею «для искупления Гроба Господня от неверных» протосинкелла Иосифа. По этому случаю митрополит Московский Феодосий писал (в 1464 г.) замечательное послание к новгородцам и псковичам, в котором убеждал всех подать Иосифу милостыню, какую кто может. Иосиф, собиравший согласно этому посланию пожертвования, воротился на Восток, конечно, со значительными дарами. При Иоанне Васильевиче было еще несколько подобных сношений с Востоком, но подробных известий о них не сохранилось. Более сохранилось известий о сношениях России с Востоком из времен княжения Василия III Иоанновича (1505–1533 гг.) и последующих государей; причем благотворительность русских Востоку стояла на первом плане. На помин душ своих родителей Василий Иоаннович, вскоре же по вступлении на престол, сделал значительные пожертвования афонским монастырям. Вследствие этого афонские монахи прислали (в 1509 г.) князю со своими старцами благодарственные грамоты, в которых называли его своим кормителем и ктитором. Вслед за афонскими старцами прибыли в Москву посланные из Сербии с просьбою о милостыне для церквей и монастырей. И эти говорили, что не имеют иного ктитора, кроме православного Государя Василия Иоанновича. Князь благосклонно принял афонцев и сербов и снова послал с ними значительные пожертвования²⁹⁹. В 1515 году Василий Иоаннович дал афонским монастырям жалованную грамоту на свободный приезд их иноков в Россию для сбора милостыни. После этого афонские старцы постоянно посещали Россию и повсеместно производили сборы. Можно сказать не преувеличивая, что афонские монастыри с этого времени поддерживали свое существование единственно благодаря пожертвованиям русских. В 1516 году к московскому великому князю и митрополиту обращался за помощью Константинопольский патриарх Феолепт I, для чего прислал с грамотою одного из своих митрополитов. Посланный возвратился из Москвы с щедрыми дарами. Даже отдаленная Синайская обитель присылала к Василию Иоанновичу за милостыней своего старца. На Синай послано вещами, соболями, белками, лисицами и рыбьим зубом на 600 зо­лотых. Еще чаще являются в Москву за милостыней посланные с Востока в царствование Иоанна Васильевича Грозного (1533–1584 гг.). И Грозный рассылал свои пожертвования по всему Востоку с истинно царской щедростью. Все четыре восточных патриарха пользовались милостыней царя, все четыре присылали ему грамоты, в которых благодарили за дары и просили вновь о вспомоществовании. Например, в 1557 году Константинопольский патриарх Дионисий прислал своего митрополита и просил о пожертвовании на постройку каменной ограды вокруг патриархии. Царь послал ему на этот предмет соболями на 1000 золотых. В 1565 году последовала от царя новая милостыня Константинопольскому патриарху, а также митрополитам и епископам патриархата в размере 1570 рублей. Такие же богатые дары получали и другие патриархи. В 1559 году послано Александрийскому патриарху разной рухляди на 1000 золотых, Иерусалимскому на 1000 же золотых, Антиохийскому на 200 золотых и так далее. Как дороги были для Востока милости царя, видно, между прочим, из того, что Константинопольский патриарх в одной из своих грамот называл Грозного ктитором патриархии, а Александрийский впоследствии писал Фе­одору Иоанновичу, что, если бы Грозный не присылал милостыни, Александрийская патриархия разорилась бы до конца. О пожертвованиях Грозного на восточные монастыри и говорить нечего – старцы многих монастырей постоянно приходили в Москву, получали подарки от царя, производили сборы по России и возвращались со значительным запасом средств. Особенным расположением царя, как и в прежние времена, пользовались афонцы. Грозный, кроме того что подтвердил за ними право во всякое время приезжать в Россию за сбором милостыни, хлопотал за них пред султаном Солиманом I. В 1551 году он посылал к нему грамоту, в которой просил его об облегчении дани с афонских монастырей. Особенно замечательна последняя милостыня Грозного Востоку, – на помин души царевича Иоанна роздано было царскими посланными на Афоне и в Константинополе и его окрестностях до 6000 рублей. Феодор Иоаннович (1584–1598 гг.) так же был щедр на милостыню Востоку, как и его отец. Не говоря уже о множестве восточных монахов, приходивших в Россию за милостыней и всегда получавших ее, заметим только, что при нем лично посетили Россию патриархи Антиохийский – Иоаким (в 1586 г.) и Константинопольский – Иеремия II (в 1588 г.). Оба они приняты были в России с величайшим вниманием и получили щедрые подарки, особенно Константинопольский. С последним Феодор Иоаннович послал дружелюбную грамоту к султану Мураду III, в которой просил о благосклонном отношении к подателю ее – Иеремии. Кроме того, царь и сам часто посылал всем восточным патриархам и архиереям дары или чрез приходивших монахов, или чрез своих чиновников и купцов, например чрез известного Коробейникова. Константинопольская патриархия после ограбления ее Мурадом III устроилась единственно благодаря щедрости Феодора Ио­анновича. Борис Годунов (1598–1605 гг.) также много благотворил Востоку. Милостыни его простирались до сотней и тысяч золотых в один раз, например, патриарху Иерусалимскому однажды послано было более двух тысяч зо­лотых, кроме церковных одежд и сосудов. Царствование первых государей из Дома Романовых – Михаила Феодоровича (1613–1645 гг.) и особенно Алексея Михайловича (1645–1676 гг.) было по преимуществу временем благотворительности всему Востоку. При Михаиле Феодоровиче приезжал в Россию Иерусалимский патриарх Феофан и возвратился с богатыми подарками – кроме вещей ему дано было более двух тысяч рублей деньгами, каковая сумма по тому времени была весьма значительна. При нем же монахи восточных монастырей не только делали сборы в России, но и начали поселяться навсегда в России. При Алексее Михайловиче Россию посетили все четыре восточных патриарха и множество восточных митрополитов, архиепископов, епископов, настоятелей монастырей, монахов и простых мирян, – и все возвращались с большими пожертвованиями. Царские дары всем этим посетителям, сверх пожертвований от частных лиц, нужно считать многими тысячами. Сокровищница Алексея Михайловича была неистощима для милостыни; весь Восток понимал это и спешил воспользоваться ею.

После времени Алексея Михайловича приезды в Россию за милостыней высших иерархических лиц Востока значительно сократились; тем не менее благотворительность русских восточным христианам продолжалась в значительных размерах. Не касаясь подробностей всех пожертвований, заметим только, что в XVIII и XIX веках уполномоченные от восточных Церквей и монастырей, как и в прежние времена, приезжают в Россию, производят на всем ее пространстве сборы и отправляют их на Восток или с разрешения русского правительства основывают в России свои монастыри, подворья, часовни, приобретают для них разные угодья – земли, дома, лавки и тому подобное и доходы от всего этого также препровождают на Восток. С другой стороны, русское правительство и общество при удобных случаях отправляют на Восток непосредственно сами свои пожертвования в пользу восточных христиан. В настоящее время пожертвования русских Востоку обыкновенно совершаются таким образом. По просьбам патриархов или других высших иерархических лиц Востока русское правительство отправляет на Восток (почти каждый год) значительные суммы денег, так называемые милостынные дачи, а русский Святейший Синод разрешает уполномоченным от той или другой восточной церкви или монастыря производить в пределах России сбор добровольных пожертвований; только при этом разрешение дается на определенный срок³⁰⁰; во всех церквах России учреждены кружки для сбора тех же пожертвований под специальным наименованием: «В пользу Гроба Господня» и «На улучшение быта православных в Палестине»; на тот же предмет, равно и на все восточные церкви и монастыри (сообразно воле жертвователей) принимаются пожертвования в присутственных местах духовного ведомства, в редакциях духовных журналов и газет; во времена чрезвычайных бедствий, постигающих восточных христиан и в настоящее время, например в шестидесятых годах, когда кандиоты терпели жестокие преследования от фанатичных мусульман, для сбора пожертвований составляются особые комитеты; кроме того, русские благотворители отправляют на Восток свои пожертвования и другими путями. Собираемые таким образом пожертвования в пользу восточных христиан едва ли уступают по количеству пожертвованиям прежних времен. Например, в пятидесятых годах присланный от Александрийского патриарха за сбором милостыни епископ собрал до девяноста тысяч рублей, кроме церковных одежд, сосудов и прочей церковной утвари; сбор «на Гроб Господень» простирается ежегодно свыше десяти тысяч рублей, а на улучшение быта православ­ных в Палестине свыше тридцати тысяч рублей; в духовных журналах и газетах почти постоянно печатаются сведения о пожертвованиях на Восток, которые в сложности составляют тысячи рублей; в пользу кандиотов в один только 1867 год и при посредстве одного духовного ведомства собрано было более ста тысяч рублей. Сверх всего этого русский Святейший Синод ежегодно отпускает суммы на содержание духовно-учебных заведений на Востоке, посылает для бедных восточных церквей церковные одежды, сосуды, в славянские земли богослужебные книги и прочее.

При таких постоянных пожертвованиях со стороны России, бедственная участь восточных христиан значительно облегчалась, как нередко свидетельствовали об этом они сами. На русские деньги они строили новые церкви, поправляли старые, возобновляли монастыри, заводили училища, устраивали больницы, приюты, выкупали христиан из рабства, патриархии платили долги, откупались от турок и тому подобное. Кроме материальной помощи, Россия для облегчения бедственной участи восточных христиан пользовалась всегда и своим политическим вли­янием. Русские посланники в Константинополе всегда являлись и являются покровителями восточных христиан. Все новые христианские государства, образовавшиеся и образующиеся в настоящем столетии из областей разрушающейся Турецкой империи, обязаны своим существованием России; таковы Румыния, Сербия, Эллинское королевство и, наконец, княжество Болгарское. Русские императоры настоящего XIX века являются, таким образом, во всем блеске и величии истинно христианских государей – защитниками православной веры и освободителями от рабства христианских народов Востока.

В положении Константинопольского патриарха при турецком владычестве произошла существенная перемена. Турки, следуя общим всему Востоку теократическим воззрениям, не полагали разделения между властями духовной и гражданской (почему и султан является у них сколько духовным, столько же и гражданским владыкой). Свои теократические воззрения они перенесли и на патриарха Константинопольского: если он был духовным главой христиан, то вместе с тем должен был быть, по их воззрению, и гражданским главою их. Турецкое правительство так, действительно, и поставило патриарха; признав за ним права и власть, принадлежавшие ему как верховному начальнику христиан в церковных делах, оно сделало его и гражданским начальником их, главою нации, и для этого облекло его соответствующими правами и властью. К предоставлению патриарху гражданской власти побуждало турецкое правительство еще и то обстоятельство, что для него было гораздо удобнее управлять многочисленным христианским населением чрез самих же христиан, то есть при посредстве патриарха и подчиненного ему духовенства. Таким образом при турецком правительстве Константинопольский патриарх явился с двойными правами и властью – церковными и гражданскими. И те и другие права перечисляются в султанских бератах, выдаваемых каждому вновь назначаемому патриарху.

Права и власть Константинопольского патриарха в церковном отношении остались в сущности теми же, какими он пользовался и при византийских императорах. Он есть верховный духовный начальник всех православных христиан Константинопольского патриархата³⁰¹. Служение его пожизненное, так что он по избрании Синодом и утверждении в сане турецким правительством, собственно, не может быть свергнут с престола. Причинами низло­жения могут служить только оскорбление им царского величества, отступление от догматов веры и беспорядочное управление. Как верховный духовный начальник патриарх управляет чрез подчиненные ему лица и учреждения всеми церквами и монастырями патриархата, избирает и поставляет по своей воле митрополитов и епископов, вследствие чего турецкое правительство должно давать утвердительные бераты епископам только по предложению патриарха; следит за поведением митрополитов, епископов и всего клира; производит суд над всеми духовными лицами, начиная с митрополитов, епископов и кончая низшими клириками; подвергает виновных духовных лиц наказаниям по церковным правилам и в известных случаях лишает их степеней; при этом турецкое правительство, в случае жалоб на митрополитов и епископов, может арестовывать их и подвергать суду только с согласия патриарха и при участии его чиновников; патриарху же принадлежит высший церковный суд и над мирянами, так что он может отлучать их и лишать церковного погребения. Кроме того, патриарх Константинопольский имеет исключительное право освящать святое миро и пользоваться правом ставропигии, то есть чрез водружение собственного патриаршего креста при основании какой-либо церкви или монастыря поставлять те церкви и монастыри под свое непосредственное ведение и вне зависимости от местных епископов. Наконец, ему одному принадлежит право созывать соборы из митрополитов и епископов патриархата и председательствовать на них.

Гражданские права и власть Константинопольского патриарха представляют явление новое в Восточной Церкви и напоминают в некотором отношении папство прежних времен с его светской властью. Сфера гражданской юрисдикции патриарха гораздо обширнее церковной; как глава нации, то есть своих единоверцев³⁰², он есть гражданский начальник христиан не только Константинопольского патриархата, но и вообще всех православных христиан, подвластных Турции. Поэтому патриарх при содействии епархиального духовенства наблюдает за поведением их как граждан по отношению к правительству и обществу, следит за исполнением ими постановлений и распоряжений правительства и тому подобное. При этом в случае нарушения ими тех или других правительственных распоряжений или в случае маловажных проступков и преступлений, совершенных ими, каковы, например, нарушение общественного спокойствия, кража и прочее, он имеет право подвергать их своему суду. Кроме дел так называемых уголовных, патриарх разбирает и гражданские дела христиан. Таковы, например, дела о завещаниях имущества, наследствах, дела по долговым обязательствам и прочее. Решения патриарха по всем этим делам признаются турецким правительством имеющими обязательную силу.

Как церковными, так и гражданскими правами и властью патриарх пользуется при участии своего Синода, который остался при нем в прежнем виде и в тех же отношениях к нему, в каких был при византийских импе­раторах. Только со времен патриарха Самуила! (1764–1780 гг.), произведшего некоторую реформу в патриаршем управлении, Синод поставлен был в несколько иные отношения к патриарху, как об этом будет изложено ниже.

Все почетные права и привилегии, принадлежавшие Константинопольскому патриарху в прежние времена, остались за ним и при турецком владычестве. Так, он по-прежнему называется Всесвятейшим Архиепископом Константинополя – Нового Рима и Вселенским Патриархом; по-прежнему при нем остался его двор, состоящий из тех же должностных лиц, с разделением их на пятерицы, и тому подобное.

Таким образом, права и власть Константинопольского патриарха при турецком владычестве не только не уменьшились, но еще увеличились. Правда, на практике патриарх не всегда имел возможность свободно пользоваться своими правами и властью вследствие деспотизма турецкого правительства, но все-таки вышеупомянутые права и власть всегда считались принадлежностью патриаршего сана и патриарх всегда был лицом почетным и имеющим важное значение. Таким он является и в глазах турецкого правительства, и в глазах христиан. Турецкое правительство видело и видит в патриархе представителя более десяти миллионов своих иноверных подданных; при его посредстве оно имеет возможность поддерживать в христианском населении порядок управления, обнародовать между христианами свои распоряжения и настаивать на выполнении их и тому подобное. Словом, патриарх со своей духовной и гражданской властью, которую турецкое правительство имеет возможность по своему произволу направлять для осуществления своих видов, является для него важным чиновником в государстве. Христиане, и именно греки, также всегда смотрели и смотрят на патриарха как на своего представителя, только, конечно, с другой точки зрения. Кроме того, что он для них лицо священное, как первый иерарх Церкви, они видят в нем представителя своей национальности в смысле чисто полити­ческом. Потеряв с падением Константинополя свою политическую самостоятельность и лишившись в императорах политического центра, связывавшего их в одно государственное целое, греки сосредоточили все свои политические симпатии на Константинопольском патриархе. Патриарх является у них носителем их национального единства; вокруг него как политического центра группируются все греки и в нем видят залог восстановления своей политической независимости.

Обширные права и власть Константинопольского патриарха, а также влиятельное и почетное положение его в государстве естественно располагали многих из греческого духовенства к искательству патриаршего престола. А так как греки издавна отличались страстью к интригам и проискам всякого рода, то при искательстве патриаршего престола претенденты на него не стеснялись в выборе средств для достижения своих целей. Еще в правление Геннадия Схолария (1453–1459 гг.), в самое тяжелое для Константинопольской патриархии время, явились такие претенденты на патриарший престол; Геннадий, огорченный их происками, добровольно оставил кафедру. При четвертом преемнике Геннадия Марке (в 1469 г.) искательство патриаршего престола проявилось уже во всей силе. Первым выступил трапезундский монах Симеон. Он прибыл в Константинополь вместе с другими трапезундскими переселенцами после завоевания Трапезунда Магометом II в 1461 году. Здесь Симеон и его соотечественники, из которых некоторые приняли мусульманство, стали хлопотать о захвате патриаршего престола в свои руки. Воспользовавшись неудовольствием клириков на патриарха Марка, заботившегося о поддержании строгой церковной дисциплины, трапезундцы оклеветали его пред султаном и просили низложить его, а на место его поставить Симеона; при этом они поднесли султану 1000 червонцев, а Симеон отказался на будущее время от содержания, назначенного патриарху от казны. Магомет много смеялся над неразумием греков, которые не только предлагали ему деспотически поступать с патриархами, но еще платили за это деньги; однако согласился на их предложение, – низложил Марка и приказал поставить Симеона. С этого времени вошло уже в закон, чтобы каждый новый патриарх при вступлении на престол давал султану подарок – пескезий, сам не получая от казны содержания. Симеон недолго был патриархом; против него восстали на соборе очень многие греческие архиереи. Мачеха Магомета, христианка Мария, покончила волнения в патриархии возведением на престол своего духовника, одного митрополита, Дионисия (1470–1474 гг.), человека вполне достойного патриаршества, причем, чтобы получить разрешение султана, поднесла ему 2000 червонцев. Пескезий стал, таким образом, возрастать все больше и больше. После Дионисия Симеон Тра­пезундский опять занял патриарший престол со взносом 2000 золотых и продержался на нем некоторое время (до 1475 года), пока не явился новый искатель патриаршей кафедры в лице сербского монаха Рафаила, который предложил султану за возведение его на патриарший престол вносить ежегодно по 2000 червонцев и, кроме того, при возведении обязался дать 500 червонцев. Предложение принято – Симеон низвержен³⁰³, а Рафаил возведен (1475–1476 гг.). С этого времени патриархи, кроме пескезия, обязаны были платить еще ежегодную подать – харадж. В следующие времена пескезий и харадж постоянно возрастали, потому что постоянно являлись искатели патриаршего престола, увеличивавшие их. Так, в конце XVI столетия, по низложении Иеремии II (в 1584 г.), невежественный монах Пахомий купил патриарший престол за 10000 золотых, а после низложения Пахомия, в 1585 году, митрополиту Феолепту патриаршая кафедра обошлась в 20000 золотых. Бывали случаи, когда получение патриаршего престола обходилось в 100000 золотых и даже 150000, так как кроме подарков султану вновь назначаемые патриархи должны были давать еще подарки великому визирю, придворным чиновникам, евнухам, женам султана и прочим.

Подобного рода искательства патриаршего престола сопровождались гибельными последствиями для всей Греческой Церкви. Симония, начало которой положено было в прежние времена, развилась в громадных размерах. Все патриархи, не исключая и достойнейших, получали сан за деньги. От патриаршего престола симония распространилась и по всей греческой иерархии. Патриархи, чтобы возвратить суммы, затраченные при получении престола, отдавали митрополичьи и епископские кафедры за деньги, а митрополиты и епископы, в свою очередь, за деньги ставили священников и диаконов. Далее патриаршую кафедру при таком способе ее замещения занимали по большей части люди недостойные или неспособные; достойных и способных было весьма немного. К тому же еще как те, так и другие постоянно сменялись. От всего этого происходило расстройство во всем церковном управлении. Постоянного в одном направлении пастырского надзора и руководства в Церкви не было. Достигая престола интригами и золотом, недостойные патриархи заботились только об удовлетворении своего честолюбия и корыстолюбия. Патриархия, находясь в руках таких людей, беднела все более и более и впадала в неоплатные долги. Наконец искательство патриаршего престола всегда служило для турецкого правительства поводом к деспотическому и презрительному обращению с патриархами и со всеми христианами. Так, например, в 1671 году по поводу неустройств в патриархии великий визирь позволил себе патриарха Дионисия и его клир называть «собаками без веры и закона».

Между многими недостойными Константинопольски­ми патриархами описываемого времени, как замечено было выше, были и достойные, отличавшиеся умом, ученостью, благочестием и способностью к управлению. Из таких патриархов замечательнейшими представляются следующие.

1. Геннадий, в миру Георгий, Схоларий (1453–1459 гг.). Он был первым Константинопольским патриархом при турецком владычестве, первым по времени и достоинст­вам. Еще до избрания своего на патриарший престол он был лицом замечательным между греками. При императоре Иоанне Палеологе (1425–1448 гг.) Схоларий занимал должности сначала вселенского учителя, то есть главного начальника и профессора высшей константинопольской школы³⁰⁴, а потом члена верховного совета и государственного судии. В 1437 году он как лицо, приближенное к императору, вместе с ним отправлялся на Ферраро-Флорентийский собор и здесь действовал в примирительном духе. Но, когда его заботы о примирении остались напрасными и латиняне продолжали настаивать на унии в смысле подчинения Восточной Церкви, Схоларий тайно уехал в Венецию и таким образом не подписался под актом об унии. По возвращении на Восток он вместе с Марком Ефесским сделался жарким противником унии, а по смерти Марка стал во главе ревнителей Православия. Оставив государственную службу и приняв монашество, он посвятил всего себя на борьбу с латинянами; писал в опровержение их сочинения, распространял такие же сочинения в народе и тому подобное. Ученость, благочестие и ревность по вере Схолария обратили на него внимание всех греков в тяжкое для них время завоевания турками Константинополя, вследствие чего они единодушно выбрали его на патриаршую кафедру. Пользуясь уважением и расположением самого султана Магомета II, Геннадий ревностно взялся за устройство дел патриархии и Церкви. Ему предстояло много трудов. Храмы были в развалинах или ограблены; патриархия, бывшая при Софийском храме, попала в руки турок; православный народ, пораженный бедствиями, упал духом. Геннадию нужно было изыскивать средства, устраивать храмы, в том числе и храм святых Апостолов, при котором была назначена патриархия, утешать и поддерживать народ. И все это он делал, насколько было возможно в то тяжелое время. Но едва только Геннадий начал приводить дела в порядок, как его постигли разные огорчения. Храм святых Апостолов был отнят турками, и он принужден был устраивать новую патриархию при храме Всеблаженной; монахи и клирики выступили против него и происками и интригами, когда он начал искоренять старое зло – симонию. Доведенный до болезни всеми этими неудачами и огорчениями, Геннадий решился оставить престол. В 1459 году он собрал собор, дал на нем отчет в своем управлении и сложил с себя сан, хотя архиереи, народ и даже султан удерживали его от этого. После того он поселился в одном монастыре и здесь умер (1464 г.). Греческая Церковь причислила этого достойнейшего святителя к лику святых.

2. Максим (1476–1483 гг.), прозванный современниками за ученость философом. Действительно, он отличался большой ученостью и замечательным даром красноречия. Вместе с тем это был пастырь глубоко благочестивый. В его правление Церковь наслаждалась спокойствием; потому всю свою заботливость он обратил на нравственное просвещение своих пасомых и средством для этого избрал главным образом проповедь. Каждый воскресный и праздничный день Максим говорил проповеди как в патриархии, так и в других церквах и приобрел чрез это величайшую любовь у паствы. Магомет II относился и к этому патриарху, как некогда к Геннадию, с уважением и любил беседовать с ним о христианской вере. По предложению султана Максим перевел на турецкий язык Символ веры и написал на него изъяснение. Греческая Церковь причислила и этого святителя к лику святых.

3. Иеремия I (1520–1544 гг.). Этот пастырь отличался мудростью в управлении и заботливостью о благе Церкви, за что и пользовался величайшим уважением и любовью своих пасомых. Но и этому достойному святителю пришлось испытать много огорчений от происков клириков и монахов. В 1523 году Иеремия отправился в Иерусалим на богомолье. На пути некоторые из клириков восстали на своего патриарха, возвратились в Константинополь, привлекли на свою сторону некоторых епископов и знатных греков и, увеличив подарок султану, поставили на место Иеремии одного митрополита, Иоанникия. Иеремия, узнав об этом, составил в Иерусалиме вместе с патриархами Иерусалимским, Антиохийским и Александрийским собор, на котором отлучил от Церкви Иоанникия и его при­верженцев. Затем он возвратился в Константинополь. Народ, не хотевший знать Иоанникия, встретил Иеремию как истинного пастыря и отца и выхлопотал у султана Солимана I его восстановление. При этом Иеремия заявил себя с самой лучшей стороны. Когда визирь потребовал за его восстановление 500 червонцев пескезия, он решился отказаться совсем от патриаршества и только после усиленных просьб народа дозволил внести за себя требуемую сумму. Утвердившись на кафедре, Иеремия с обычным своим благоразумием принялся за управление Церковью. Особенным предметом его заботливости было устройство и украшение храмов. Между прочим, его трудами Константинопольская патриархия приведена была в благоустройство. Благоразумию же этого патриарха Греческая Церковь обязана спасением храмов от разрушения, которое предприняло было турецкое правительство.

4. Иоасаф II (1552–1564 гг.), пастырь просвещенный и добродетельный. Он был избран на патриаршую кафедру без всяких интриг, «общим голосом архиереев, клириков, архонтов (знатных греков) и народа». В свое двенадцатилетнее правление он сделал много добра для Церкви. Так, он успел понизить пескезий на 1000 червонцев; обстроил вновь патриархию, патриарший храм украсил приличной утварью; заботился об исправлении нравов клириков и духовном просвещении и прочее. Но пастыри, подобные Иоасафу, не могли нравиться распущенным клирикам патриархии и своевольным фанариотам. И те и другие добились того, что Иоасаф был низложен. В 1564 году Иоасаф созвал большой собор, при посредстве которого предполагал «исправить и вразумить клириков, смирить архонтов и удержать их от разных худых притязаний». Но собор по проискам клириков и фанариота Михаила Кантакузена обвинил самого Иоасафа в симонии и, не приняв от него никаких объяснений, низложил этого достойнейшего патриарха.

5. Иеремия II, по прозванию Транос (светлый). Он был выбран на патриаршую кафедру соборно в 1572 году и в первый раз занимал ее до конца 1579 года. Греческая Церковь нашла в этом патриархе пастыря просвещенного, деятельного, справедливого и безупречного в жизни. При предшественнике Иеремии, корыстолюбивом Митрофане, симония производилась открыто. Иеремия счел первым своим долгом по вступлении на кафедру принять строгие и решительные меры против этого зла. Он созвал собор, на котором, на основании древних канонов, было постановлено подвергать рукополагавших и рукополагаемых за деньги извержению из сана. Далее, ревностный патриарх обратил внимание и на другие стороны церковной жизни. Продолжая дело Иоасафа, он заботился о поднятии духовного просвещения, особенно между клириками; строго следил за выполнением всеми уставов и правил церковного благочиния, подвергая виновных в нарушении их отлучению от Церкви; ревностно оберегал Православие Восточной Церкви от пропаганды латинян и протестантов; наконец, будучи чужд постыдной страсти корыстолюбия, все средства, стекавшиеся в патриархию, он обращал на пользу Церкви. В патриархии он устроил много новых зданий, между прочим, для помещения приезжавших в Константинополь епископов, а самый храм Всеблаженной украсил так великолепно, что современники называли его земным небом. Таким образом управлял Иеремия Церковью в течение семи лет с половиной. В 1579 году он был низложен по приказанию султана, и место его занял прежде бывший патриарх Митрофан, подготовивший его низложение. Впрочем, Митрофан на этот раз занимал патриаршую кафедру только девять месяцев. По смерти его, в 1580 году Иеремия снова был восстановлен. Теперь для Иеремии и для Греческой Церкви наступили самые тяжелые времена. Митрофан в короткое время своего управления наделал множество долгов; для уплаты их Иеремия вынужден был делать сборы с архиереев, которые были крайне недовольны этим. Родственники Митрофана, желавшие доставить патриаршую кафедру одному из своей среды, воспользовались этим недовольством, составили сильную партию из кли­риков и архиереев и начали хлопотать о низложении Иеремии. Доходило до того, что они делали на него самые наглые доносы, будто он завлекает янычар в монашество, турчанок в христианство, переписывается с папой против султана и тому подобное. Дело кончилось тем, что по наущению противников Иеремии один грек-отступник так вооружил султана против Иеремии, что тот приказал схватить его и заключить в тюрьму. Это было в 1584 году. Затем Иеремия сослан был на остров Родос, патриаршую же кафедру занял на короткое время невежественный монах Пахомий, а потом племянник Митрофана Феолепт. Но как против того, так и другого были очень многие, народ продолжал считать законным патриархом низверженного Иеремию. После многих стараний сочувствующие Иеремии архиереи и клирики добились наконец того, что в 1587 году Иеремия был возвращен и в третий раз вступил на патриаршую кафедру. Теперь достойному святителю предстояло еще больше трудов. В его отсутствие храм Все­блаженной был ограблен и отнят турками, патриархия впала в неоплатные долги. Для собрания средств на устройство патриархии при храме Богородицы Утешительницы и на уплату долгов Иеремия в 1588 году отправился в Россию, откуда возвратился в 1590 году со значительным запасом пожертвований. Во время путешествия чрез Западную Русь он прилагал все старания к тому, чтобы ослабить там латинскую пропаганду. Занимаясь по возвращении устройством своей патриархии, святитель по-прежнему особенно ревностно заботился о поддержании церковной дисциплины. Так в 1593 году, при участии Александрийского патриарха Мелетия Пигаса, он собрал в Константинополе собор, на котором было строго подтверждено, чтобы монахи подчинялись своим епархиальным архиереям, чтобы никто не был поставляем за деньги, чтобы люди недостойные не были рукополагаемы в священники, чтобы священные лица не носили роскошных и драгоценных одежд и тому подобное. В 1594 году Иеремия умер в сане патриарха и на патриаршей кафедре.

6. Кирилл Лукарис (1621–1638 гг.). Это был один из замечательных патриархов по падении Константинополя. Своим обширным умом, ученостью, добродетелями, ревностью по вере и, наконец, несчастиями в жизни он напоминает святителей древних времен Церкви. Кирилл был воспитанником знаменитого Александрийского патриарха Мелетия Пигаса (умершего в 1601 г.), который дал ему прекрасное первоначальное образование в венецианском греческом коллегиуме и затем в Падуанском университете. По окончании образования Лукарис принял монашество и вскоре же выступил на поприще церковной деятельности. В 1593 году по поручению Мелетия в звании его экзарха он путешествовал в Западную Россию и поддерживал здесь православных в борьбе с латинянами, хлопотавшими о введении унии. На Брестском соборе (1594 г.), решившем унию, Кирилл был в числе главных защитников Православия. За это со стороны латинян и униатов поднялись на него такие преследования, что он принужден был спасать свою жизнь бегством. Вслед за путешествием в Россию Кирилл предпринял путешествие в западно-европейские страны для изучения иностранных вероисповеданий в видах более успешной борьбы с ними. В 1600 году по поручению того же Мелетия Кирилл во второй раз отправился в Западную Россию для устройства дел церковных. В 1601 году по смерти Мелетия и по его завещанию Кирилл был поставлен в Александрийского патриарха. Около двадцати лет занимал он Александрийскую кафедру и своим мудрым управлением приобрел в это время величайшее уважение не только в своем патриархате, но даже и в Констан­тинопольском. В Константинопольской Церкви без его участия не решалось ни одно важное дело (например избрание патриархов). В 1613 году Константинопольская Церковь, оставаясь без патриарха, предложила ему даже управление патриархатом, и Кирилл более года управлял им с званием местоблюстителя. Влияние его и уважение к нему возрастали все более и более, так что в 1621 году, по смерти Константинопольского патриарха Тимофея I, он единодушно был избран на Константинопольскую кафедру. Теперь наступила для Кирилла пора самой живой деятельности и вместе с тем пора несчастий. Главной заботой его было ограждение Православия от латинской пропаганды. В борьбе с иезуитами он провел все свое патриаршество, пять раз был возводим на патриарший престол и четыре раза низводим и наконец в 1638 году запечатлел мученической кончиной свою ревность за Православие³⁰⁵.

7. Паисий II, занимавший патриаршую кафедру с 1726 года четыре раза. Этот патриарх замечателен только тем, что в первое свое патриаршество издал соборное постановление о низшем клире. Постановлением требовалось, чтобы в священный сан возводились только люди образованные и почтенные по жизни, причем определялось наказание за нарушение такого постановления. Эта мера вызвана была настоятельной необходимостью, так как при беспорядках в церковном управлении и при недостатке школ весьма часто случалось, что места священников отдавались людям совершенно неученым. В первое время после издания постановление Паисия имело некоторое значение, но потом все приняло прежний вид.

В 1764 году на константинопольский патриарший престол вступил Самуил I. Он принадлежал к одной из знатных и богатых фанариотских фамилий; отличался умом, образованием, строгостью жизни, твердостью характера и административными и политическими способностями.

К его времени патриархия находилась в таком же печальном положении, в каком была в прежние века. Поставление и низложение патриархов вполне зависело от корыстолюбивого турецкого правительства; искательства патриаршего престола, сопровождавшиеся интригами и подкупами, продолжались. Управление патриархатом было беспорядочное; долги патриархии были чрезмерные и тому подобное. Самуил более чем кто-либо сознавал такое положение дел и решился сделать попытки к уничтожению помянутых злоупотреблений при посредстве некоторых реформ в патриаршем управлении. Вскоре же по вступлении на престол он приступил к преобразованию патриаршего синода. Он установил правилом, чтобы в синоде непременными и постоянными членами были восемь старейших архиереев, епархии которых находились вблизи Константинополя. Кроме того, по его закону, в состав синода вошли еще четыре мирянина (архонты) из знатных греков и купцов, а также один из чинов патриаршего двора, именно великий логофет, который при турецком владычестве получил важное значение, так как только чрез него патриарх сносился с турецким правительством. Все эти лица под председательством патриарха, собственно, и составляли синод. Далее, Самуил установил, чтобы ведению этого синода подлежали все дела, касавшиеся всего патриархата и чтобы они решались непременно при участии патриарха и всех членов синода или, по крайней мере, большинства. А чтобы ни патриарх без синода, ни члены синода без патриарха не могли постановлять решений, он установил, чтобы ко всем важным бумагам и документам, исходящим из патриархии, прикладывалась патриаршая печать; печать же была разделена на четыре части, из которых каждая хранилась у одного из четырех старейших архиереев, а у патриарха оставался средний столбик, или ключ печати. Архиереи, хранившие части печати, должны были постоянно находиться в Константинополе, и патриарх не имел права высылать их в епархии. Таким образом, чтобы приложить печать к деловой бумаге, необходимо требовалось присутствие патриарха и четырех синодальных архиереев, а за этим необходимо следовало и совместное обсуждение и решение дел. В частности, Самуил предоставил синоду заведование финансовыми делами патриархии во избежание произвольных распоряжений со стороны патриархов, а также право избрания и низложения патриархов. При этом было постановлено, что турецкое правительство тогда только может низложить патриарха или утвердить нового, когда получит о том формальное представление синода. Законом же было постановлено, чтобы расходы, потребные при избрании нового патриарха, простирались не свыше 40000 пиастров (2000 руб.). Все эти постановления Самуила были утверждены султаном Мустафой III. Своей реформой Самуил достиг, по-видимому, того, что турецкое правительство само отказалось от произвольного распоряжения патриаршим престолом и от громадных поборов с патриархов. Искательства патриаршего престола после того, как установлен был определенный порядок избрания патриархов, также должны бы прекратиться; управление Церковью должно бы было измениться к лучшему после преобразования синода. Действительно, реформа Самуила могла бы сопровождаться такими благими последствиями, если бы он имел возможность применить ее вполне к практике так, чтобы турецкое правительство и греки навсегда остались верными ей. К сожалению, этого не было, поэтому и постановления Самуила не произвели существенных перемен в жизни Церкви.

Из других действий Самуила особенно замечательны меры, предпринятые им для погашения долгов патриархии, и попытки, в некоторой степени увенчавшиеся успехом, поставить Константинопольского патриарха во главе всех христиан Востока не только в гражданском, но и церковном отношении, с подчинением ему самостоятельных, автокефальных Церквей. Долги патриархии, о которых Самуил замечал, что они тяжелее египетских пирамид, сильно смущали его. К погашению их он пригласил всех епархиальных архиереев, которые поэтому при самом вступлении на кафедры, давали письменные обязательства в уплате известной части долгов, а до уплаты вносили проценты. Стремление подчинить константинопольскому престолу автокефальные Церкви обусловливались сложившимся издавна положением Константинопольского патриарха в ряду других патриархов и важным его значением в гражданском отношении при турецком правительстве. Эти стремления проявлялись и у прежде бывших патриархов; но Самуил первый решился осуществить их на практике, между прочим, с целью ввести строгий порядок управления и в автокефальных Церквах. Так, в 1766 году он со своим синодом избрал и рукоположил патриархов Антиохийского и Александрийского, без сношения с церквами Антиохийской и Александрийской. Впрочем, к подчинению этих Церквей такое распоряжение не повело. Не то было с автокефальными архиепископиями Ипекской в Сербии и Охридской в Болгарии. Воспользовавшись разными обстоятельствами, Самуил успел так поставить дело, что по желанию синода, с распоряжения турецкого правительства в 1766 году Ипекская, а в 1767 году Охридская архиепископии были формально подчинены Константинопольскому патриарху. В заключение о Самуиле I нужно сказать, что он был ревностным борцом за Православие против латинян (на острове Хиосе в 1766 г.) и покровителем духовного просвещения. В 1768 году Самуил был низложен с кафедры синодом, в силу предоставленной ему самим же Самуилом власти. Главной причиной низложения была выставлена его излишняя строгость. В 1772 году он во второй раз занял патриаршую кафедру и пробыл на ней с небольшим год, а затем опять был низложен, как человек тяжелый и излишне строгий. Удалившись на остров Халки, Самуил прожил там до своей смерти (1780 г.).

Реформа Самуила I, как замечено было выше, не принесла той пользы, какой можно было ожидать от нее. Поэтому и после Самуила мы видим то же произвольное распоряжение патриаршим престолом со стороны турецкого правительства и те же поборы с патриархов. С другой стороны, греческие епископы и фанариоты так сжились с интригами, что не могли обойтись без них. В этом случае реформа Самуила нисколько не повлияла на них. Напротив, в ней синодальные архиереи и допущенные в синод фана­риоты находили оправдание своим интригам и проискам; каждый из них считал себя вправе контролировать действия патриарха, находить в его управлении действительные или мнимые недостатки, содействовать его низложению и, наконец, хлопотать за своего кандидата на патри­арший престол. Таким образом, греческая иерархия и после Самуила I, несмотря на его реформу, страдала от тех же зол – деспотизма правительства и интриг фанариотов и разных искателей патриаршего престола. Особенно много бедствий перенесла иерархия в патриаршество Григория V и во времена, следовавшие непосредственно за его мученической кончиной. В первый раз Григорий вступил на кафедру в 1798 году и занимал ее полтора года. Это был пастырь замечательный. Он вел жизнь строго аскетическую, отличался точным исполнением своих обязанностей, твердостью убеждений и ревностью по вере. Несмотря на краткость своего правления, он успел сделать много доброго, возобновил, например, обветшавшую патриархию, устроил в ней с разрешения правительства типографию и занимался изданием полезных книг. Его управление было строго правдивое; он ревностно следил за деятельностью подчиненных ему епископов, преследовал беспорядки и злоупотребления и тому подобное. Синодальных архиереев, например, которые, живя в Константинополе, заботились только об удовольствиях жизни, он выслал в их епархии, оставив при себе только немногих. Такой строгий патриарх не мог нравиться привыкшим к беспорядкам архиереям и клирикам. Они оклеветали его пред правительством как человека беспокойного и неспособного управлять народом, почему он был низложен и сослан на Афон. После шестилетнего пребывания на Афоне, в 1806 году, Григорий вторично был приглашен на патриаршество, но чрез два года опять низложен и сослан на Афон. На этот раз низложение последовало вследствие того, что прежде бывший патриарх Каллиник поднес большую сумму денег одному приближенному султана, который и сделал его за это патриархом вместо Григория. В третий и последний раз Григорий был избран на престол в 1818 году. В это время между греками заметно уже было сильное брожение; мысль об освобождении от турецкого ига занимала многих; средства для борьбы с турками подготовлялись деятельно. Положение патриарха было весьма затруднительное. С одной стороны, он не мог не сочувствовать стремлению греков завоевать себе политическую и религиозную независимость, с другой – он был ответственным лицом пред турецким правительством за спокойствие и повиновение всех его христианских подданных. При таком положении дел требовалась с его стороны особенная осторожность в действиях. И Григорий держал себя действительно как мудрый пастырь, его сочувствие национальному делу гре­ков, его участие в подготовлении средств для священной борьбы с врагами христианства было тайной как для турецкого правительства, так и для большинства самих гре­ков. Лица, подготовлявшие восстание греков, понимали опасное положение патриарха и предлагали ему заблаговременно удалиться из Константинополя. Но он не соглашался на это, так как считал для себя как пастыря позорным оставлять свою паству в такие бедственные времена; притом же его бегство могло еще более ожесточить турок и подать повод к совершенному истреблению христиан. Он спокойно ожидал хода событий и решился пожертвовать вместе с другими жизнью за веру и народность. В 1821 году началось восстание в Дунайских княжествах. Едва только было получено известие об этом в Константинополе, как султан потребовал, чтобы патриарх отлучил и проклял восставших. Григорий, опасаясь в случае отказа поголовного избиения христиан, вынужден был повиноваться. Отлучительная грамота, наполненная страшными проклятиями восставшим, торжественно прочитана была в церкви, в присутствии турок, знавших греческий язык³⁰⁶. Вскоре пришло известие о восстании греков в Пелопоннесе. Турки страшно озлобились на патриарха, так как Пелопоннес был его родиной, – начали обвинять его в содействии восставшим и решили наконец умертвить его. 10 апреля 1821 года, в первый день Пасхи, явился в патриархию правительственный чиновник, собрал синодальных архиереев и потребовал именем султана, чтобы они выбрали нового патриарха. Выбран был Евгений Писидийский, который тотчас же и отправился к великому визирю за утверждени­ем. На Григория между тем напала вооруженная толпа, схватила его и повела к допросу, после которого он немедленно был повешен в воротах патриархии. Новый патриарх Евгений, возвращаясь от визиря, с ужасом должен был смотреть на повешенное тело своего предшественника. Тело Григория находилось на виселице в продолжение трех дней, потом было отдано евреям, которые долго влачили его по улицам и наконец бросили в море. Греки заметили место, где оно было брошено, достали его и успели препроводить в Россию, именно в Одессу, где оно и было похоронено. Через пятьдесят лет, в 1871 году, когда свободное Эллинское королевство праздновало пятидесятилетний юбилей освобождения греков от турецкого ига, тело патриарха Григория, этого поборника веры и национальной свободы, торжественно было перенесено из Одессы в Афины.

Мученичество Григория было только началом жестокостей турок по отношению к греческому духовенству. Синодальные и другие архиереи, находившиеся в Константинополе, или были заключены в тюрьмы, или казнены. В Адрианополе в июне 1821 года повешен был бывший патриарх Кирилл VI, проживавший здесь после своего отречения от престола в 1818 году; вместе с ним казнены были еще три епископа и много знатных греков. Преемнику Григория, Евгению, пришлось претерпеть страшные истязания. Через двенадцать дней по вступлении его на кафедру турки ворвались в патриархию, схватили патриарха, влачили его, били, вырывали из его бороды по волоску и наконец ограбили его и патриархию. Он заболел от перенесенных им истязаний и спустя некоторое время умер. Преемника Евгения Анфима III (1822–1824 гг.) – когда по поводу его низложения в 1824 году произошло народное волнение – турки хотели было умертвить и не привели своего намерения в исполнение только потому, что боялись европейцев, которые очень негодовали за убийство Григория. Вообще всех казненных турками во время восстания митрополитов, архиепископов и епископов насчитывают до восьмидесяти. Казненных из низшего духовенства нужно считать сотнями. Так, например, когда в начале восстания в Константинополе все храмы были разрушены и духовенство стало отправлять богослужение под открытым небом, турки умертвили свыше пятидесяти духовных лиц.

Ужасные бедствия, постигшие константинопольскую иерархию во время борьбы греков за независимость, окончились с окончанием восстания. Но иерархические неустройства, существовавшие с давних времен в Греческой Церкви, все-таки продолжались, так как существовали причины, вызывавшие их. Это гнет правительства и борьба партий в среде самой иерархии. Только в новейшие времена сделан решительный шаг к устранению этих причин, а с ними и иерархических неустройств. В 1856 году турецким правительством издан был знаменитый гатти-гумаюн, которым обещаны были разные реформы в пользу христи­ан. Между прочим предполагалось произвести улучшения и в иерархическом строе Церкви. Вследствие этого в 1858 году образована была при патриархии особая временная комиссия из духовных и светских лиц, которая, согласно данной ей инструкции, должна была составить новые, лучшие правила для избрания патриарха, такие же правила для избрания митрополитов и епископов, выработать новый, лучший способ составления при патриархии синода и прочее. Комиссия выработала, между прочим, следующие правила для избрания патриарха. В случае упразднения патриаршего престола при патриархии составляется особое избирательное собрание. В состав его входят из духовных лиц – все митрополиты, составляющие патриарший Синод, и вообще все находящиеся во время избрания в Константинополе митрополиты и из мирян: великий лого­фет и два других важных чиновника патриаршего двора; члены смешанного при патриархии совета³⁰⁷; несколько важных гражданских и военных чиновников (из христи­ан); представители от ученой корпорации, от купечества, цехов; светские представители от всех епархий патриархата и прочие, всего из мирян более 60 человек. К назначенному для избрания дню все присутствующие митрополиты представляют в собрание запечатанные пакеты с обозначением кандидатов на патриаршество; такие же пакеты присылают митрополиты, находящиеся в епархиях. По вскрытии пакетов имена всех указанных кандидатов вносят в особый список; при этом избиратели-миряне имеют право предлагать своих кандидатов, если, впрочем, в пользу последних будет третья часть духовных членов собрания. Далее, заготовленный таким образом список представляется правительству, которое имеет право устранить от избрания неугодных ему лиц, если бы они оказались в списке, о чем и извещает собрание чрез 24 часа. Затем начинается самое избрание. Сначала и духовные, и светские члены вместе из кандидатов, означенных в списке, избирают тайной подачей голосов троих, а потом из этих троих одни уже митрополиты и епископы, без светских членов синода, избирают также тайной подачей голосов одного, который и объявляется патриархом. Об избранном немедленно доносят султану, который должен непременно утвердить его в сане. В заключение новый патриарх представляется лично султану. Таким образом, этими правилами совершенно устранилось влияние турок на избрание патриарха. Прежде турецкое правительство пользовалось неограниченным правом утверждения и могло утвердить и не утвердить избранного на патриаршую кафедру; теперь же оно безусловно должно было утверждать избранного и пользовалось только правом отстранения от избрания почему-либо не угодных ему кандидатов на патриаршество. С другой стороны, новыми правилами ослаблялись происки синодальных архиереев при избрании патриарха, так как в избрании принимали участие не только отсутствующие митрополиты, но и множество мирян.

В 1860 году новые правила избрания патриарха введены были в церковную практику. В этом году отказался от кафедры патриарх Кирилл VII (1855–1860 гг.). Синод воспользовался этим случаем, представил на утверждение правительства новые правила и по утверждении их произвел выбор нового патриарха. По новому способу избран был Иоаким II (1860–1863 гг.). Преемники Иоакима Софроний III (1863–1867 гг.), Григорий VI (1867–1871 гг.), Анфим VI (1871–1873 гг.), Иоаким II (во второй раз – 1873–1878 гг.) и Иоаким III (1878–1884 гг.) избраны были также установленным новыми правилами порядком. Таким образом, избрание Константинопольского патриарха в настоящее время есть дело духовенства и мирян и является избранием церковно-народным. С преобразованиями синода в прежние и в настоящие времена и изменением порядка избрания патриарха, права и преимущества последнего остались те же, какими он всегда пользовался; изменились только формы проявления патриаршей власти.

В способах содержания Константинопольской патриархии и вообще греко-восточного духовенства в описываемую эпоху турецкого владычества, произошли существенные перемены. Недвижимые церковные имущества, составлявшие некогда один из главных источников содержания духовенства, отошли от церкви в значительном количестве еще во времена византийских императоров; турецкое правительство постепенно отнимало и последние остатки недвижимой церковной собственности. Таким образом, единственным источником содержания духовенства остались сборы за совершение церковных треб. Но эти сборы имели место главным образом в практике низшего духовенства и служили средствами содержания по преимуществу для него одного; высшее же духовенство, патриарх и епархиальные архиереи, или не имели возможности по своему положению пользоваться этим источником доходов, или если пользовались, то он был недостаточен для их содержания. Поэтому в описываемую эпоху мы встречаемся с новыми источниками содержания высшего духовенства – с разного рода пошлинами и приношениями в его пользу. Так, на содержание патриархии установились ставленые пошлины с митрополитов и епископов при их посвящении; пошлины с епископов, приезжающих в патриархию по епархиальным делам; приношения от епископов новому патриарху при посвящении его; ежегодные сборы на содержание патриархии с епархий патриархата, пошлины от засвидетельствования патриархом духовных завещаний православных, умирающих в Константинополе; пошлины с имущественных исков, разбираемых и решаемых патриархом. Сверх того, в пользу патриарха поступало имущество умерших митрополитов и епископов, не отказавших его никому по духовному завещанию. На содержание епархиальных архиереев также установились ставленые пошлины с низшего духовенства за посвящение и поставление в церковные должности; ежегодные сборы с церквей и с духовенства при объезде ими епархий; приношения от духовенства при назначении на епархию, сборы с мирян, получающих наследства. Что касается размера всех этих средств содержания, то нужно сказать, что они не везде и не всегда одинаковы, – все зависит от большей или меньшей состоятельности и обширности епархий и приходов. Так, например, на островах, где население зажиточнее, – и средства содержания духовенства лучше. Вообще же средства содержания греческого духовенства довольно ограниченны, так как они получаются исключительно от народа, а народ находился и находится в бедственном положении. Особенно ограниченно содержание низшего духовенства, вследствие чего оно весьма часто вынуждено бывает изыскивать средства для своего существования на стороне – в занятиях ремеслами, торговлей и прочим, что весьма вредно отзывается на его пастырском служении.

Патриархаты Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский и их иерархия, вследствие несчастного стечения обстоятельств, тяготеющего над ними в продолжение многих веков, находились и находятся в бедственном положении.

Александрийский патриархат начал испытывать бедствия еще в VI веке, когда коренные жители Египта, копты, образовали особую религиозную общину (монофизитскую) и отпали от Церкви. С того времени патриархат сократился в своих пределах в весьма значительной степени; в пастве его остались только греки, поселившиеся и проживавшие в Египте, да незначительное число арабов. С наступлением в VII веке мусульманского владычества в Египте сокращение пределов патриархата и числа православных христиан продолжалось постоянно. В настоящее время во всем Александрийском патриархате считается православной паствы только от 14 до 20 тысяч человек, для которой имеется в разных местах 8 церквей и 2 монастыря – в Александрии и Каире. С сокращением пределов и паствы патриархата сократилась и его иерархия. Ее составляют патриарх (в последнее время Софроний), митрополит Ливийский и епископ Фиваидский, носящие только титул, но кафедр не имеющие, несколько архимандритов, священников и прочие; в 1850 году в иерархии всего Александрийского патриархата состояло только 26 лиц. Патриарх имеет свое местопребывание не в Александрии, а в Каире, куда патриаршая кафедра перенесена была еще в 955 году тогдашним патриархом Арсением; здесь в 1839 году на пожертвования из России устроена новая приличная патриархия и при ней храм. Средства к своему содержанию патриархия и клир получают частью от своей паствы, но главным образом от принадлежащих Александрийскому патриархату нескольких монастырей в Румынии и подворья в Москве при храме святителя Николая, пожертвованного ему в 1855 году; средства эти вообще не велики. По национальности александрийская иерархия греческая, как и большинство паствы, но в среде ее есть несколько священников и из арабов. Учебных заведений для приготовления лиц к иерархическому служению в патриархате нет, и вообще александрийская иерархия отличается не многосторонностью богословского образования, а верностью преданиям и правилам своего издревле православного патриархата. Несмотря на сокращение своих пределов и паствы, Александрийский патриархат не потерял своего значения и, как в прежние времена, занимает самостоятельное и независимое положение в ряду других автокефальных православных Церквей. Попытки Константинопольских патриархов поставить в зависимость от себя Александрийскую Церковь как в прежние, так и в новейшие времена не имели успеха. Например, в 1845 году по смерти Александрийского патриарха Иерофея I Константинопольский патриарх, без сношения с александрийским клиром, поставил было на александрийскую кафедру одного из своих митрополитов, Артемия, но александрийский клир, заявив посланиями к другим патриархам и автокефальным Церквам о своем праве на избрание своего патриарха, согласно канонам церковным и преданиям своего патриархата, отстоял за собой это право и избрал в патриархи своего архимандрита Иерофея II.

Из патриархов Александрийских в описываемый период более замечательны следующие.

1. Иоаким I, управлявший Александрийской Церковью 78 лет (1487–1565 гг.) и отличавшийся святой жизнью.

2. Мелетий Пигас (1588–1601 гг.), бывший в свое время на Востоке одним из главных деятелей на пользу Православия. Получив первоначальное образование в Падуан­ском университете, он, по возвращении на родину, принял монашество и сначала в одном критском монастыре, а потом на Синае и в клире Александрийской Церкви посвятил себя изучению Священного Писания и церковных догматов по отеческим творениям. Его богословские познания были весьма обширны. Избранный в 1588 году по указанию своего предшественника, Сильвестра, на Александрийскую кафедру, Мелетий выступил ревностным бойцом за Православие против латинской пропаганды, усилившейся в то время как на Востоке, так и в Западной России. В своих поучениях, посланиях и сочинениях он раскрывал заблуждения латинян и предохранял право­славных от их происков. В Западную Россию, где в то время латиняне подготовляли унию, он посылал с письмами своего экзарха, знаменитого впоследствии Кирилла Лукариса. Кроме того, Мелетий отличался строго благочестивой жизнью и мудростью в управлении. Когда Константинопольская патриархия после Иеремии II пришла в крайнее расстройство, патриарший синод, не избирая нового патриарха, предложил Мелетию (1597 г.) принять на себя управление Константинопольской Церковью в звании Местоблюстителя, и он, насколько возможно было в то тяжелое время, упорядочил дела патриархии.

3. Герасим Спарталиота (1621–1630 гг.), ревностный поборник Православия, с твердостью отклонивший попытки кальвинистов войти в общение с Александрийской Церковью. В 1629 году голландский посланник в Константинополе предложил ему под условием единения с кальвинистами устроить в Египте училища и типографию на счет Голландии, но патриарх с достоинством отвечал, что единение с людьми иной веры есть не более, как ложный мир, который опаснее открытой войны; относительно же училищ заметил, что было бы дело хорошее, если бы в них были православные учители догматов, если же там будет учить хоть один иноверный, он не может дать своего соизволения на открытие училищ.

4. Иерофей! (1818–1845 гг.) и Иерофей II (1847–1858 гг.), отличавшиеся особенной заботливостью о благоустройстве своего патриархата. Устройство новой патриархии, возобновление и украшение храмов, основание школ для первоначального обучения детей в православном духе, устройство больницы и приюта для престарелых – все это сделано ими частью на средства, изысканные на месте, а главным образом на пожертвования из России. По этому поводу Иерофей I писал искренние и задушевные послания к императору Николаю I, русскому Святейшему Синоду и другим.

Антиохийский патриархат испытал такую же участь, какая постигла патриархат Александрийский. Отпадение от Церкви еретических обществ несториан, яковитов и маронитов в V–VII веках, мусульманское господство в Сирии (с VII в.), сменявшееся на некоторое время (в XII и XIII ее.) господством крестоносцев-латинян, наконец, латинская пропаганда (в XVIII и XIX ее.) – все это сопровождалось для Антиохийского патриархата сокращением его пределов и уменьшением паствы. В настоящее время во всем патриархате православных считается до 80 тысяч человек, почти исключительно туземцев-арабов. Иерархия состоит из патриарха (в последнее время Герасим), нескольких митрополитов и архиеписков (епископов нет), священников и так далее; всего в Антиохийском патриархате епархий считается в настоящее время 14, вместе с патриаршей. Патриаршая кафедра находится не в Антиохии, а в Дамаске, куда она перенесена еще в XIII веке³⁰⁸. Высшая иерархия – патриарх, митрополиты и архиепископы – по национальности греческая, священники же большей частью арабы. Впрочем, в 1869 году патриарх сделал уступку желаниям местного населения и поставил архиепископом в Бейрут природного араба. Училищ для приготовления священников в Антиохийском патриархате нет, за исключением небольшой школы (на 6 человек) в Бейрутской митрополии; богословское образование, вообще, мало развито. Средства содержания патриархии весьма скудны вследствие бедности местного населения; свое существование она поддерживает главным образом доходами от своего подворья в Москве и пожертвованиями из России. Только благодаря пожертвованиям из России в начале 40-х годов настоящего столетия могла быть устроена приличная церковь при патриархии в Дамаске. Бедственное положение патриархата вынуждало антиохииских патриархов в описываемый период искать помощи и поддержки в патриархах Константинопольских, а чрез них в России, Молдавии и других православных странах. Вследствие этого антиохийские патриархи весьма часто совершали путешествия в Константинополь и проживали там долгое время. Все это повело к тому, что Константинопольская патриархия приобрела большое влияние на избрание антиохийских патриархов; это влияние сохраняется и до настоящего времени. Тем не менее авторитет Антиохийских патриархов как представителей независимой, автокефальной Антиохийской Церкви остается за ними, как и в прежние времена.

Особенно замечательных патриархов на Антиохийской кафедре в описываемый период не было; о многих из них даже ничего не известно. Можно упомянуть только о тех патриархах, которым пришлось отстаивать Православие против латинской пропаганды в Сирии, разрешившейся так называемой сирийской унией. В начале XVIII века иезуиты склонили на унию с Римом митрополита Сидонского Евфимия. По смерти его в 1720 году, в видах упрочения унии, они желали возвести на Сидонскую кафедру его племянника Серафима, своего воспитанника, но антиохийский патриарх Афанасий III († 1724 г.) отказался рукоположить его. Тогда Серафим, при содействии иезуитов силой заставив двух епископов рукоположить его, удалился на Ливан и начал открыто привлекать православных арабов в унию. Патриарх Афанасий, не имея возможности смирить униатов на месте, отправился за помощью в Константинополь; здесь в 1722 году составился собор³⁰⁹, на котором осуждены были заблуждения латинян, и соборное определение затем было обнародовано в Сирии. Преемник Афанасия Сильвестр (с 1724 г.) продолжал борьбу с униатами. В видах противодействия им, он основал в Алеппо, где было наибольшее число униатов, училище, но латинские миссионеры разного рода происками и притеснениями вынудили патриарха перенести его в Триполи. В настоящем столетии сирииские униаты, число которых простиралось до 40 тысяч, под покровительством Франции окончательно сформировались (1827 г.) в особую общину со своим патриархом на Ливане и несколькими епископами, но в настоящем же столетии началось и возвращение их к Церкви. Так, в 1847 году антиохийский патриарх Мефодий († 1851 г.) присоединил к Православию амидского униатского митрополита со всей его паствой и многих униатов в Сидоне, а в 1860 году, при патриархе Иерофее († 1885 г.), было присоединено еще пять тысяч униатов.

Для Иерусалимского патриархата бедственные времена, сопровождавшиеся сокращением его пределов и паствы, наступили также с VII века, со времени завоевания Палестины мусульманами. Владычество крестоносцев в Палестине в XII и XIII веках и затем латинская пропаганда, усилившаяся с XVI века и доходящая до настоящего времени, увеличивали и увеличивают бедственное положение патриархата еще более. В настоящее время во всем Иерусалимском патриархате православной паствы считается от 20 до 25 тысяч человек, преимущественно туземцев-арабов; церквей и монастырей считается до 130, в том числе 4 церкви русских³¹⁰; церкви, за исключением русских, находятся во всех отношениях в бедственном положении. Архиерейских кафедр в Иерусалимском патриархате в настоящее время имеется 14, из которых одна пат­риаршая (в последнее время патриархом Никодим), шесть митрополичьих, шесть архиепископских и одна епископская. Все митрополиты, архиепископы и епископ имеют местопребывание в Иерусалиме при патриархии и получают содержание из общих ее доходов. Средства содержания патриархии были бы достаточны, если бы особенности положения ее при храме Гроба Господня не вызывали чрезвычайных расходов. Доходы ее от имений и угодий в Палестине и вне ее, главным образом в России (в Бессарабии), от подворий (в Москве и Таганроге), от ежегодных сборов в церквах России и от поклонников простираются свыше 200 тысяч рублей ежегодно, не считая пожертвований чрезвычайных. Все иерархические кафедры в Иерусалимском патриархате занимают исключительно греки, священнический же сан кроме греков предоставляется и туземцам, для приготовления которых существует в Крестном монастыре богословское училище³¹¹. Отношения иерусалимских патриархов к патриархии Константинопольской в описываемый период были самые близкие. Иерусалимские патриархи при своих частых путешествиях по делам патриархата не только временно проживали в Константинополе, но с устройством там в 1640 году подворья сделали даже Константинополь своим более постоянным местопребыванием, чем самый Иерусалим. Вследствие этого избрание иерусалимских патриархов совершалось большей частью в Константинополе и по влиянию Константинопольской патриархии. Только около половины настоящего столетия (1845 г.) иерусалимский патриарх Кирилл II сделал Иерусалим опять постоянным местопребыванием патриархов.

История иерусалимских патриархов в описываемый период представляет нам историю борьбы их с латинянами и другими иноверцами за обладание святыми местами в Палестине. В этом отношении особенно замечательны патриархи: Герман (1534–1579 гг.), Софроний (1579–1607 гг.), Феофан (1607–1644 г.), Паисий (1644–1661 гг.), Нектарий (1661–1669 гг.) и Досифей (1669–1707 гг.). Жизнь их проходила в постоянных путешествиях из Иерусалима в Константинополь и обратно, а также по всем православным странам. В Иерусалиме и Константинополе они с необыкновенной энергией и настойчивостью пред турецким правительством отстаивали права православных на владение святыми местами, устраняя происки иноверцев, преимущественно латинян, а в православных странах – России, Молдавии, Валахии и Грузии – неутомимо собирали средства для поддержания этого владения. Особенно частыми и многотрудными путешествиями в этих целях отличались патриархи Феофан, Паисий и Досифей. Из иерусалимских патриархов новейшего времени особенное внимание обращает на себя патриарх Кирилл II (1845–1872 гг.) как образованный и деятельный на пользу Православия пастырь. Сделав Иерусалим своим постоянным местопребыванием, он обратил все свое внимание на благоустройство своего патриархата: возобновлял церкви в своем пат­риаршем округе, отстроил вновь древние разрушенные храмы в Лидде и на горе Фавор, основал богословское училище для приготовления священников и народных учителей из туземцев, открыл несколько народных школ, устроил в Иерусалиме госпиталь, типографию и тому подобное. Во время несчастной распри Константинопольского патриарха с болгарами этот достойный пастырь в 1872 году отказался подписать отлучение на болгарских епископов и за это по влиянию Константинопольской патриархии в том же году своими иерусалимскими архиереями был низложен с кафедры.

Тяжелое иго, наложенное турками на православных греков после погрома их империи, отозвалось весьма печальными последствиями на их духовном просвещении. Правда, и во время византийских императоров религиозное образование было чуждо большинству греческого народа, но в то время существовали все средства к духовному просвещению, было много ученых богословов, были императоры, обладавшие богословским образованием и покровительствовавшие ему, и потому каждый грек, если желал, имел полную возможность удовлетворить своим стремлениям к просвещению. С падением же Константинополя и наступившим затем турецким владычеством погибли почти все средства к просвещению. Разрушая города, церкви и монастыри, турки уничтожали вместе с тем и средства к просвещению – школы, библиотеки, древние рукописи, ученые богословские труды и тому подобное. Таким образом, с наступлением турецкого владычества греки, если бы и желали, не имели возможности удовлетворять своим стремлениям к просвещению. С другой стороны, ужасы турецкого владычества поставили греков в такое положение, что в них заглушалось и самое стремление к просвещению; при заботах о сохранении своей жизни, о насущном пропитании им некогда было думать о просвещении. Лица, стоявшие во главе греческой нации – патриархи и фанариоты, – большей частью заняты были своими интригами, и потому заботы о просвещении были у них на втором плане. О покровительстве просвещению со стороны турецких властителей не могло быть и речи; турецкое правительство, как мусульманское, всегда было против всякого просвещения, а тем более против просвещения своих рабов христиан. Следствием такого положения дел был упадок просвещения в Греческой Церкви. Не говоря уже о народной массе, даже в среде духовенства и фанариотов уровень религиозного образования значительно понизился. Патриарший престол и архиерейские кафедры нередко занимали люди малопросвещенные; священники же и диаконы едва только умели читать, писать и совершать по навыку богослужение.

При всем том просвещение в Греческой Церкви не могло совсем угаснуть и не угасло; самая жизнь Церкви требовала просвещения и вызывала к деятельности на этом поприще лучших людей из среды греков. Заботы о просвещении вызывались, главным образом двумя, обстоятельствами: с одной стороны, необходимостью приготовлять на иерархические должности просвещенных по мере возможности кандидатов, а с другой – необходимостью ограждать Православие от латинской и протестантской пропаганды. Поэтому, несмотря на неблагоприятные условия для духовного просвещения, мы видим в Греческой Церкви просветительную деятельность и в виде школьного религиозного обучения, и в виде научного изучения святых истин веры в соединении с литературными богословскими трудами. Только деятельность эта по условиям и обстоятельствам времени не была обширна.

В описываемую эпоху у греков школы были двух родов: низшие и высшие. Низшие – это начальные школы грамотности, в которых учащиеся обучались чтению и письму, а потом знакомились с богослужебными книгами и употреблением их в церкви. Назначение этих школ состояло как вообще в начальном обучении детей, так в частности в приготовлении священнослужителей и клириков. Они устраивались обыкновенно при церквах; помещением для них служила или та же церковь (отделение для женщин), или дом священника, или, наконец, обучение происходило под открытым небом. Учителем чаще всего бывал или священник той церкви, при которой была школа, или монах. Разделения на классы в низших школах не было.

Высшие школы отличались от низших только более обширным курсом обучения; правильного же устройства, похожего хотя бы на устройство современных средних учебных заведений, не было и в них. Впрочем, в них были особые учителя, более или менее известные своей ученостью, которым полагалось иногда определенное жалованье. Учениками этих школ нередко бывали клирики и монахи даже в зрелом возрасте. Они изучали науки и общеобразовательные, и богословские. Общее образование заключалось по преимуществу в изучении греческих писателей. Богословие изучалось по системе Иоанна Дамаскина «Точное изложение православной веры»; более успевшие воспитанники читали отцов Церкви с толкованиями на них. Но эти высшие школы не могли много сделать для духовного просвещения, так как, с одной стороны, курс их вообще был необширный, а с другой – число их было весьма ограничено при ограниченном же числе учащихся (от 15 до 50 человек на школу). Притом же все эти школы не имели характера учреждений, прочно устроенных: в одно время они находились в хорошем состоянии, в другое – упадали так, что и совсем закрывались. Средства их были весьма скудны – даже учителя не получали содержания, а если получали, то ничтожное: только любовь многих из них к своему национальному просвещению побуждала их посвящать себя школьной деятельности. Таковы, например, были высшие школы: патриаршая (в Константинополе), Янинская, Мосхопольская (в Албании), Патмосская, Афонская и другие. Патриаршая школа основана была патриархом Геннадием вскоре же по падении Константинополя. В ней получили первоначальное образование, между прочим, такие просвещенные патриархи, как Максим Философ и Иеремия II. Эта школа находилась в удовлетворительном состоянии только при лучших патриархах, но вообще никогда не была в цветущем положении. Школа в Янине основана во второй половине XVII века; в свое время она была в большой славе. В конце XVII века здесь был учителем Мелетий, впоследствии митрополит Афинский, автор «Церковной истории», а в XVIII веке – знаменитый Евгений Булгарис, человек ученый, оказавший большую услугу греческому просвещению переводом на греческий язык лучших в то время руководств по богословию, логике, метафизике и риторике³¹². Мосхопольская школа, основанная в конце XVII века, в XVIII веке называлась даже академией, но в конце этого века вместе с городом Мосхополем она была уничтожена турками. Школа Патмосская основана в 1711 году ученым иеромонахом Макарием. Русский паломник Барский с восторгом описывает учительскую деятельность Макария и говорит, что к нему сходились ученики со всех островов и даже из Константинополя, что он преподавал богословские и философские науки и воспитал много «премудрых и искусных мужей» из мирян и духовенства. Но эта школа славилась только при Макарии. Афонская школа была основана в 1753 году в Ватопедском монастыре патриархом Кириллом V при содействии духовенства и мирян. Предполагалось эту школу устроить в больших размерах: приготовлено было помещение для 500 учеников; главным начальником и учителем назначен был вышеупомянутый Евгений Булгарис с содержанием в 1000 пиастров (в то время жалованье весьма значительное). Он оправдал возлагаемые на него надежды: Афонская школа, или, как ее называли, академия, с самого же основания была в цветущем состоянии – число учащихся постоянно увеличивалось. Но через пять лет, с удалением Булгариса, школа пришла в упадок, а затем совсем закрылась. Было в Греции и еще несколько таких же школ.

Не удовлетворяясь образованием, какое давали греческие школы, более даровитые и состоятельные греческие юноши отправлялись искать высшего просвещения на Западе. Ближе всего была к ним Италия, где благодаря греческим ученым, бежавшим сюда после падения Константинополя, научная деятельность находилась в цветущем состоянии. Сюда главным образом и направлялись греки, искавшие просвещения. Падуанский университет и коллегиум святого Афанасия в Риме в первые два столетия после падения Константинополя особенно были переполнены ими. Затем греки искали просвещения в университетах Германии и других западных государств, причем некоторые из них, не довольствуясь образованием в одном университете, отправлялись в другой и в третий слушать уроки того или другого знаменитого ученого. Но, получая образование в западных учебных заведениях, греческие юноши нередко увлекались латинскими и протестантскими мнениями, поэтому у греков явилось стремление отправлять своих молодых людей в русские учебные заведения. Действительно, в конце прошедшего и особенно в настоящем столетии, когда русские учебные заведения получили надлежащее устройство, греческие юноши стали обращаться и в Россию за просвещением. Русские духовные академии, особенно Киевская, и духовные семинарии на юге России весьма часто видели и видят до настоящего времени в своих стенах воспитанников из греков и других православных народностей Востока. Этим воспитанникам делаются всевозможные облегчения и предоставляется полное материальное обеспечение во время обучения. Также и в русских университетах не редкость встретить воспитанников с православного Востока.

Что касается высшего духовного просвещения в Греческой Церкви, то оно сосредоточивалось не в школах, а в монастырях. Монастыри, уцелевшие от турецкого погрома, обладали замечательными собраниями древних книг и рукописей. Таковы по преимуществу монастыри афонские, которые, благодаря своему почти неприступному местонахождению, и после падения Константинополя более или менее были свободны от турецкого гнета. Здесь, в тиши уединения, монахи занимались изучением Священного Писания и писаний отеческих, а также сами писали богословские сочинения. Афонские монастыри были, таким образом, средоточием духовного просвещения в Греческой Церкви в XVI, XVII и даже в XVIII веках. Сюда стремились просвещеннейшие из греков, даже те, которые получали образование в западных университетах, и здесь посвящали себя ученой богословской деятельности; таковы например, ученые, известные и в России: иеромонах Савва, которого русский великий князь Василий Иоаннович вызывал для разбора своей библиотеки, монах Максим Грек, присланный вместо Саввы, Пахомий Логофет, также переселившийся в Россию и посвятивший ей свою ученую деятельность, и другие. Сюда же, на Афон, уходили многие патриархи и архиереи и здесь нередко посвящали себя богословским занятиям.

Вместе с политическим и религиозным возрождением греков в настоящем столетии духовное просвещение также значительно возвысилось в среде их. На православном Востоке стали появляться духовно-учебные заведения, более или менее правильно организованные и с соответствующим курсом обучения. Таковы училища на острове Халки, в Иерусалиме и Афинах.

Богословское училище Великой Христовой Церкви в бывшем Троицком монастыре на острове Халки основано в 1844 году при Константинопольском патриархе Германе IV исключительно для приготовления служителей Церкви высших иерархических степеней. Воспитанники при самом поступлении дают обязательство посвятить себя духовному званию и уже во время обучения или по окончании курса принимают рукоположение; в случае же отказа от выполнения обязательства, сверх возвращения сумм, употребленных на их содержание, лишаются права получить диплом. Училище содержится на средства Константинопольской патриархии и епархиальных архиереев, при пособии от русского правительства (2000 р. в год). В нем изучаются богословские науки: догматическое и нравственное богословие, священная и церковная история, толкование Священного Писания и прочее, а также общеобразовательные: философия, гражданская история, физика, математика и языки – греческий, латинский, турецкий, французский и даже славянский. Курс в училище, вообще сходный с курсом наших духовных семинарий, семилетний; причем первые пять лет посвящаются больше на изучение общеобразовательных наук, а последние два года – богословских, и, сверх того, в эти два года воспитанники, посвященные в сан иеродиакона, упражняются в составлении и сказывании проповедей, а также в преподавании в приготовительном классе. Воспитанников в Халкинском училище вообще немного, но оно успело уже воспитать несколько лиц, занимающих архиерейские кафедры. Вообще, Халкинское училище поставлено хорошо и в учебном, и в воспитательном отношении. Этим оно обязано, главным образом, своему первому схоларху, митрополиту Константину Типальдосу, который всю свою жизнь посвятил делу воспитания и образования юношества.

В 1850 году Иерусалимский патриарх Кирилл II основал такое же богословское училище в Иерусалиме для приготовления священников и народных учителей. Оно помещается в Крестном монастыре и содержится на средства Иерусалимской патриархии, или, лучше, на средства храма Гроба Господня. Кирилл предполагал наполнить училище исключительно арабами, но оно сделалось скорее греческим, чем арабским, вследствие недостатка в арабских воспитанниках. Обязательства посвятить себя духовному званию не требуется; только каждый воспитанник обязан прослужить три года по назначению патриарха. Курс обучения в Иерусалимском училище такой же, что и в Халкинском, только несколько хуже того, так как в нем некоторые из богословских и общеобразовательных наук не преподаются. Воспитанников, окончивших полный курс в Иерусалимском училище, немного, – они большей частью поступают на должности народных учителей в Палестине.

С образованием самостоятельной Церкви в Эллинском королевстве, Афины сделались средоточием духовного просвещения в этой Церкви. В 1837 году здесь открыт был университет и при нем богословский факультет, а в 1843 году открыто еще церковное училище. Богословский факультет при университете устроен по образцу германских богословских факультетов, но подражание протестантскому образцу оказалось неудачным: с одной стороны, недостаток в профессорах богословских наук, с другой – увлечение некоторых профессоров богословия протестантскими взглядами (таков, например, Фармакид) не дают возможности поставить факультет соответственно его назначению. Церковное училище, основанное на капитал братьев Ризариев³¹³ и называемое по их имени Ризариевским, по воле жертвователей должно было воспитывать только тех молодых людей, которые готовятся на служение Церкви; но оно не оправдало своего назначения – вместо среднего духовноучебного заведения оно сделалось скорее светским средним учебным заведением. Поэтому правительство в 1856 году открыло еще три малые семинарии, с курсом ниже средних духовно-учебных заведений. Содержатся эти семинарии на счет обязательных сборов с монастырей и добровольных пожертвований духовенства и народа. Устройство их сходно с такого же рода светскими учебными заведениями; только в них воспитанники живут все вместе и образование их приспособляется к их будущему обязательному служению в сане священников.

Латинская пропаганда в Греко-Восточной Церкви после падения Константинополя не только не ослабела, но еще более усилилась. В прежние времена происки латинян сдерживались еще православной гражданской властью. Если некоторые из византийских императоров хлопотали об унии, то это было делом их одних; прямой же пропаганды латинства между своими православными подданными они все-таки не допускали. Теперь же, когда не стало сдерживающей гражданской власти, латинская пропаганда обрушилась непосредственно на православные народные массы. Все средства, какие только были в распоряжении пап, и притом самые бесчестные, например обманы, подкупы, подлоги, насилия разного рода и тому подобное, были употреблены на то, чтобы распространить на православном Востоке католицизм.

В конце XV и первой половине XVI века латинская пропаганда была еще довольно слаба; папы в это время заняты были борьбой с реформационными стремлениями на Западе и самой реформацией³¹⁴. Пропаганда шла только между православным населением южной части Пелопоннеса и Албании и на островах Средиземного моря, находившихся еще во владении Венецианской республики. Константинопольский патриарх Максим Философ сносился (1480 г.) по этому случаю с венецианским дожем, которого просил о защите православных на острове Крите от притязаний латинского духовенства, а преемник его Симеон в 1484 году собрал собор, на котором для предостережения правос­лавных подтвердил осуждение флорентийской унии. Какими насилиями сопровождалась здесь пропаганда, можно видеть из одного случая, бывшего в начале XVI века при патриархе Пахомии. Один олатинившийся грек, диакон Арсений, явился в пелопоннесский город Монемвасию, выгнал оттуда при помощи латинского венецианского правительства православного митрополита и сам занял его место. Пахомий отлучил его от Церкви, после чего Арсений устрашившись народного волнения, бежал.

Со второй половины XVI века пропаганда начинает усиливаться. Особенной ревностью и настойчивостью в этом случае отличался папа Григорий XIII (1572–1585 гг.). Воспользовавшись стремлением греков получать образование в Италии, он в 1577 году основал в Риме коллегиум, специально назначенный для греческих юношей, а в 1581 году устроил при нем церковь во имя святого Афанасия для совершения богослужения на греческом языке. Коллегиум святого Афанасия обладал богатыми средствами, так что мог предоставить своим воспитанникам даровое обучение и содержание, вследствие чего он всегда был полон греками. Основание его папа выставлял делом обыкновенной благотворительности, на самом же деле это учебное заведение предназначено было для пропаганды латинства. Правда, от греческих воспитанников не требовалось принятие латинства, им предоставлялась полная свобода в деле веры, но все воспитание происходило в духе католическом. Следствием этого было то, что по окончании образования греческие юноши весьма часто оставались православными только по имени, а некоторые открыто делались униатами или католиками. По возвращении на родину они являлись пропагандистами папской власти³¹⁵. Проведя такую вполне иезуитскую³¹⁶ меру, Григорий обратил внимание на действительную пропаганду латинства на Востоке. В его время начал уже свою всесветную деятельность орден иезуитов, основанный (1540 г.) со специальной целью поддерживать и распространять папскую власть, и члены ордена успели уже проникнуть на Восток. Григорий усилил деятельность иезуитов и наводнил ими весь Восток. В 1583 году он отправил туда целую организованную иезуитскую миссию, снабженную большими материальными средствами. При содействии посланников католических государств прибывшие иезуиты получили от турецкого правительства разрешение поселиться даже в самом Константинополе. Способы, какими иезуиты всегда и везде достигали своих целей, известны. Это воспитание и образование молодого поколения, благотворительность, проповедь и интриги. Все эти способы они применили и к православному Востоку. Так, с разрешения турецкого правительства они основали (в 1600 г.) в Константинополе (в Галате) свой коллегиум; затем как здесь, так и в других местах стали заводить школы, приюты, больницы, странноприимные дома и тому подобное. При посредстве всех этих учреждений иезуиты естественно стали в близкие отношения к право­славным, выставляли себя и папу благодетелями греков, приобретали их доверие и незаметно, при всяком удобном случае, старались склонять их к латинству. В то же время они писали сочинения против Греко-Восточной Церкви и в защиту Римской, издавали католические катехизисы и распространяли те и другие между православными; не стеснялись даже перепечатывать в Риме православные книги с внесением в них латинских мнений и распространять их по Востоку, выдавая за написанные и изданные самими же православными. Что касается иезуитских интриг, то они проявлялись во всей силе, когда православные выступали на борьбу с ними.

Пропаганда иезуитов не могла укрыться от православ­ных иерархов, которые, насколько возможно было, старались противодействовать их проискам. Из борцов за Православие в конце XVI века особенно замечательны патриархи Константинопольский – Иеремия II и Александрийский – Мелетий Пигас; оба они своими поучениями и посланиями старались разоблачить латинскую пропаганду. Иеремия, кроме того, на Константинопольском соборе (1583 г.) отверг новый календарь³¹⁷, так называемый григорианский, по имени папы Григория XIII, распространением которого в Восточной Церкви иезуиты пользовались как средством для пропаганды папской власти. К несчастью для Восточной Церкви, после смерти Иеремии (1594 г.) начались большие неустройства на Константинопольской патриаршей кафедре, сопровождавшиеся частыми сменами патриархов, чем иезуиты и воспользовались для своих целей. Они даже привлекли на свою сторону патриарха Рафаила II (1603–1607 гг.), так что тот дал православную митрополию одному униату и вел чрез него подозрительную переписку с Римом. Но в двадцатых годах XVII века ревностным борцом против иезуитов выступил знаменитый Константинопольский патриарх Кирилл Лукарис³¹⁸. Он знал близко все происки иезуитов еще по Западно-Русской Церкви, и потому по вступлении в 1621 году на патриарший престол стал рассылать пастырские послания, в которых, разоблачая их козни, убеждал православ­ных не иметь с ними общения. Послания производили свое действие. Иезуиты страшно озлобились на Кирилла и стали хлопотать о его низложении. Они поднесли великому визирю 20000 талеров, оклеветали Кирилла в дружбе с европейцами и измене и добились наконец того, что он в 1623 году был низложен, а за другие 20000 талеров сослан в заточение. На место Кирилла поставлен единомышленник иезуитов Григорий. Но и Григорий, и следовавший за ним Анфим недолго занимали кафедру; первый был низложен как незаконно избранный, а второй сам отказался от кафедры, страшась произведенных им же самим волнений в патриархии. Между тем за Лукариса начал ходатайствовать пред турецким правительством английский посланник по поручению своего короля, который принял живое участие в несчастном Константинопольском патриархе из уважения к его учености. Вследствие этого в 1624 году Кирилл был восстановлен и опять начал борьбу с иезуитами: он по-прежнему писал пастырские послания, говорил проповеди и издавал и распространял книги, направленные против латинских заблуждений и иезуитов. Иезуиты не могли равнодушно смотреть на деятельность Кирилла; опять начались их интриги. Они склоняли самого Кирилла на унию, обвиняли его, по обычаю, в измене, вооружили против него православных архиереев, поднесли, наконец, великому визирю 20000 талеров за его низложение и достигли было своей цели. Но православные, а также английский и голландский посланники, покровительствовавшие Кириллу, со своей стороны представили визирю такую же сумму, и Кирилл остался на кафедре. В 1628 году иезуиты затеяли новое дело против Кирилла. Он устроил в Константинополе типографию, в которой, между прочим, печатал книги против латинян. Иезуиты донесли великому визирю, что Кирилл в своей типографии печатает книги в опровержение мусульманства, и в доказательство этого указывали на сочинение Кирилла, в котором он, доказывая божество Иисуса Христа, опровергал возражения иудеев и магометан. Донос достиг своей цели: типография была разрушена, начальник ее, ученый монах Метакса, должен был спасать свою жизнь бегством, Кирилл также должен был укрыться в доме голландского посланника. Иезуиты торжествовали, пока не вступились в это дело посланники английский, голландский, шведский. Они потребовали, чтобы все обвинения против Кирилла были строго расследованы. Оказалось, что книга, на которую указывали иезуиты, была издана им в Лондоне и в давнее время, что места в других книгах Кирилла, на которые указывали иезуиты как противомусульманские не имеют важного значения и прочее. Напротив, по расследованию оказалось, что сами иезуиты, проживая на Востоке, своими интригами доставляют одно беспокойство правительству, – почему от него вышло распоряжение об изгнании иезуитов из всех городов Турции; только в виде исключения дозволено было остаться двум иезуитам при церкви французского посланника. Таким образом, Кирилл из этой борьбы вышел победителем и продержался на кафедре до 1632 года. В этом году против него выступил один епископ, воспитанный иезуитами и их приверженец Кирилл Беррийский. Он обещал турецкому правительству большую сумму денег и был поставлен в патриархи, а Лукарис низложен.

Но чрез шесть дней новый патриарх в свою очередь был низложен, так как не мог внести обещанных денег, а между тем народ просил, чтобы кафедра опять была предоставлена Лукарису, и последний был восстановлен в третий раз. В 1633 году Лукарис снова был низложен по разным проискам, между прочим и иезуитским, так как иезуиты все-таки оставались на Востоке, хотя и тайно, и снова был восстановлен чрез сорок дней. Наконец, в 1634 году последовало новое низложение Кирилла, а в 1637 году восстановление. Это было уже в пятый и последний раз. Против Кирилла поднялась страшная злоба иезуитов, опять усилившихся в Константинополе; они решились во что бы то ни стало погубить его. В 1638 году, в отсутствие султана Мурада IV, в Константинополь пришло известие, что казаки завладели Азовом и подступают уже к Константинополю. Иезуиты успели убедить визиря, что виною всего этого патриарх, призвавший казаков. Донесли об этом Мураду, который и приказал предать смерти Кирилла. Вследствие этого его схватили, посадили на корабль будто для отправления в ссылку, но среди моря, тут же на корабле, задушили его, а тело бросили в море. Такой же участи в 1650 и 1657 годах подверглись по интригам иезуитов патриархи Парфений II и Парфений III – первый был брошен в море, а второй удавлен. Но зато следующий патриарх, Парфений IV (1657–1660 гг.), ревностно и с успехом боролся с иезуитами. При нем иезуиты привезли из Франции книгу «Щит веры», в которой доказывалась правота Римской Церкви, и распространяли ее на Востоке. Парфений выхлопотал дозволение разослать увещательные грамоты об уничтожении этой книги, вследствие чего православные публично сжигали экземпляры ее на рынках.

На помощь иезуитам в XVII веке папы стали отправлять на Восток в качестве миссионеров монахов других ор­денов. Папа Адриан VI (в 1622 г.) основал в Риме общество распространения католической веры (Sacra congregatio fidei propagandae). Это общество, между прочим, должно было заботиться о приготовлении миссионеров и устройстве миссий на православном Востоке. И вот в XVII и XVIII веках произошел громадный наплыв в Турецкую империю миссионеров – монахов всевозможных орденов: доминиканцев, францисканцев, бернардинцев, кармелитов и тому подобных. Миссионеры основывали на всем пространстве Турецкой империи свои монастыри, школы, открыто ходили с проповедью по городам и селениям, совращая православных раздачей денег, разрешением постов и уверениями, что великая Константинопольская Церковь учит так же, как они, что она находится в единении с Римской Церковью. В начале XVIII века такого рода пропаганда латинских миссионеров на крайнем Востоке, особенно в Антиохии, до того усилилась, что православные пришли в крайнее смущение. Патриархи Константинопольский – Иеремия III, Антиохийский – Афанасий и Иерусалимский – Хрисанф в 1722 году вынуждены были составить по этому случаю в Константинополе собор, на котором, разоблачив дух латинской пропаганды, осудили 8 пунктов латинского лжеучения: главенство папы, filioque, опресноки, чистилище, пост в субботу, отвержение младенцев от причащения и прочее. Соборное определение на греческом и арабском языках было распространено по всему Востоку.

Но как эти, так и все последующие усилия латинской пропаганды на Востоке не привели к той цели, какую имели в виду папы со своими миссионерами. Правда, в течение четырехсотлетнего турецкого господства они совратили в латинство, а большей частью в унию немало православ­ных, основали на Востоке несколько епархий, поставили туда своих епископов, архиепископов и даже патриархов, но все это было слишком далеко от окатоличивания православного Востока и подчинения Греко-Восточной Церкви папе. Совращенные, в общей массе православных и на пространстве четырех веков, составляют небольшое число и притом представляют собой худших членов Церкви; латинские епископии, архиепископии и патриархии на Востоке существуют скорее для колонии католиков, оставшихся там еще после крестовых походов или поселившихся в последующие времена, чем для совращенных правос­лавных, и притом большей частью существуют без нужды, а ради громкого титула, ради фальшивого уверения, что Восточная Церковь подчиняется папе. Латинская пропаганда даже не произвела сближения православных с католиками; напротив, она усилила в православных то нерасположение, какое они имели к ним в прежние времена.

В связи с пропагандой латиняне в течение всего четырехсотлетнего владычества турок вели ожесточенную борьбу с православными за обладание святыми местами в Палестине. Эта борьба сопровождалась обманами и наси­лиями со стороны латинян и опять только усиливала ненависть к ним православных. Православные, владея святыми местами³¹⁹, всегда допускали в них всех иноверцев, не исключая и католиков, для поклонения и совершения богослужения. Для этой цели иноверцы имели в храме Воскресения Христова свои малые престолы. Но латинянам этого было мало. Стремясь подчинить Восточную Церковь папе, они хотели завладеть и святыми местами. Из бесчисленных попыток к этому замечательны следующие. Так, в XVI веке, в правление Солимана (1520–1566 гг.), францисканские монахи, имевшие с XIV века свой монастырь на Сионской горе, отняли еще у православных обманом великолепный храм Рождества Христова, устроенный над пещерой Рождества Христа Спасителя в Вифлееме³²⁰. В конце XVI века, при Иерусалимском патриархе Софронии, один богатый западный богомолец хотел отнять у православных Голгофу и внес турецким судьям 6000 золотых. Но патриарх внес вдвое больше и удержал Голгофу за православными. В тридцатых годах XVII столетия, когда на Востоке появились иезуиты и вели ожесточенную борьбу с Кириллом Лукарисом, латиняне на некоторое время овладели было как храмом Воскресения со святой пещерой (Гробом Господним), так и Голгофой. Они подкупили великого визиря, который убедил султана Мурада IV, что святые места еще Солиманом I отданы латинянам, а не грекам, для чего подделал документы. Но Иерусалимский патриарх Феофан отправился в Константинополь и успел при содействии Лукариса выхлопотать указ, подтверждавший права православных на святые места. После этого православные вступили во владение не только храмом Воскресения и Голгофой, но и вифлеемским храмом, отнятым у них латинянами в XVI веке. Во второй половине XVII века на помощь латинянам выступили Франция и Австрия. Французский посланник при турецком дворе маркиз Ноантель очень настойчиво домогался передачи святых мест латинянам, но, не успев ничего сделать в Константинополе, решился своим влиянием дать перевес латинянам в Палестине. Отправившись в 1673 году в Иерусалим, он дозволял себе разного рода насилия над православными. Так, например, однажды ночью он вошел в храм Воскресения с топорами и там хотел вырубить из-под престола право­славных часть столба, к которому был привязан Спаситель. К счастью, православные узнали об этом; произошло большое волнение во всем Иерусалиме, и Ноантель с позором должен был оставить храм. Но вскоре обстоятельства изменились. После войны с австрийцами, по Карловицкому миру, заключенному при посредстве Франции, турецкое правительство обязалось отдать святые места во владение латинян. Посланники австрийский и французский настаивали на выполнении обязательства, вследствие чего турецкое правительство несколькими фирманами (1691, 1700 и 1706 гг.) предоставило латинянам обладание святыми местами. Последние воспользовались предоставленным им правом с нетерпимостью, достойной только магометан: разрушили в храме Воскресения главный престол православных, стоявший пред Гробом Господним, выкинули все украшения их, разрушили в Вифлеемском храме иконостас, устроенный ими, и тому подобное. Это было самое тяжелое время для православных. Завладев святыми местами, латиняне еще с большим рвением принялись за пропаганду. В это именно время, как упомянуто было выше, латинские монахи производили большое волнение между православными в Иерусалимском и Антиохийском патриархатах. В Иерусалиме латиняне приобрели такое значение, что возымели мысль своими насилиями совсем вытеснить оттуда православных. В 1756 году, в день Вербного воскресенья, они произвели нападение на церкви пра­вославных в Иерусалиме и ограбили все церковные украшения. Но это нападение послужило в пользу православ­ным. Иерусалимский патриарх Парфений обратился с жалобой к султану Осману III. Турецкое правительство, само недовольное притязаниями западных государств, рассмотрело все фирманы, по которым владели святыми местами греки и латиняне, и нашло, что фирманы, данные грекам, древнее, а потому новым фирманом 1757 года возвратило им прежние права на владение святыми местами, предоставив и католикам соучастие в богослужении. После этого православные если и не вполне вступили в обладание святыми местами, то по крайней мере, латиняне не имели первенства. В 1808 году главная иерусалимская святыня – храм Воскресения над Гробом Господним – сгорел; осталась только часовня Гроба Господня. Патриархи Иерусалимский – Поликарп и Константинопольский – Каллиник при участии влиятельных греков выхлопотали у турецкого правительства хатти-шериф, которым возобновление храма предоставлялось православным. Латиняне желали сами принять участие в возобновлении храма, так как с этим соединялось право на обладание им, и потому всеми мерами старались остановить постройки, но православные успели довести дело до конца, хотя и с великим трудом и издержками: более четырех миллионов рублей стоило возобновление храма, но только третья часть этих денег употреблена на постройки, остальное же пошло на подарки турецким чиновникам. В 1811 году латиняне, благодаря содействию католических посланников, снова получили от турок исключительное право на владение Святым Гробом, так что православным совсем воспрещено было совершать богослужение внутри Гроба Господня. Только в 1820 году это право предоставлено было им снова. В половине настоящего столетия новое усиление католиков и притеснения православных в обладании святыми местами вызвали войну между Россией и Турцией, после которой установилось хотя терпимое равновесие между теми и другими.

Попытки пап подчинить своей власти Восточную Церковь на основании унии не прекращаются и в ближайшие к нам времена. Папа Пий IX (1847–1878 гг.), сам бывший некогда миссионером, с особенным рвением несколько раз предпринимал такие попытки. Вскоре же по вступлении на папский престол, отправляя в Константинополь по политическим делам своего легата, он в начале 1848 года отправил с ним же ко всем восточным христианам энциклику (окружное послание). В начале ее папа обращается к униатам и католикам, проживающим на Востоке, а потом, говоря словами энциклики, «к тем, кои хотя чтут Христа, но отделились от общения с престолом апостола Петра», то есть к православным христианам Востока. Не стесняясь фактами истории, он уверяет их, что древняя иерархия Православно-Восточной Церкви принимала постановления и определения пап, как правителей соборной Церкви, и высказывает сожаление, что современная православная иерархия отказывает в этом кафедре святого Петра. В своих доказательствах главенства Римской Церкви папа извращает смысл Священного Писания и ложно перетолковывает факты церковной истории. В заключение послания папа убеждает восточных христиан войти в общение с кафедрой апостола Петра и принять учение об исхождении Святого Духа и от Сына и главенство папы, обещая со своей стороны сохранение всех их догматов, обрядов и богослужебного чина. Это послание не произвело никакого действия на восточных христиан. Многие ученые богословы Восточной Церкви писали возражения на папскую энциклику. Константинопольский патриарх Анфим VI от лица всей Восточной Церкви ответил папе в том смысле, что общение между Церквами Восточной и Западной возможно только после уничтожения всех нововведений Римской Церкви. Вместе с тем все восточные патриархи: Константинопольский – Анфим, Александрийский – Иерофей, Антиохийский – Мефодий и Иерусалимский – Кирилл в 1848 году, 6 мая, за своей подписью и подписью членов своих синодов издали замечательное «Окружное послание Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви ко всем православным христианам»³²¹, в 23 членах. В нем патриархи высказывают, что православное учение должно бы содержаться всегда неизменным, но злой дух посеял в Церкви разделение и ереси. Из таких ересей некоторые исчезли и исчезают, а некоторые нарождаются вновь, чтобы исчезнуть со временем. В прежние времена сильно волновала Церковь ересь арианская, а в настоящее время такой же волнующей ересью является папство. Далее, в послании приводятся доказательства того, что папство есть ересь, именно перечисляются все заблуждения Римской Церкви: учение об исхождении Святого Духа и от Сына, кропление вместо погружения в таинстве крещения, отнятие у мирян божественной чаши и причащение только под одним видом хлеба, употребление опресноков, ислючение из литургии благословения Святых Даров, устранение крещаемых младенцев от миропомазания, запрещение брака священникам, непогрешимость папы и вообще извращение древнего апостольского чина совершения почти всех таинств. С особенной силой в Окружном послании опровергается учение об исхождении Святого Духа и от Сына и о главенстве папы – в ответ на папскую энциклику. Окружное послание устанавливает правильное понимание мест Священного Писания, приводимых папой в доказательство своего главенства, а также подвергает критическому разбору факты из истории Церкви, на которые ссылается папа, и показывает их настоящее значение. После речи о заблуждениях Римской Церкви патриархи прибавляют: «Из всего этого всякий может заключить, как неблагочестно, несогласно с правилами соборов покушаться на изменение наших догматов, литургий и прочих священнодействий и как, с другой стороны, благопотребно и благочестно исправить новизны, время вторжения которых в Церковь Римскую мы определенно знаем». В заключение высказывается, что энциклика Пия IX подлежит осуждению как послание нечестивое и душепагубное. «...Таким мы и объявляем его в Соборной Церкви», – заключают патриархи (чл. 18).

Не дождавшись добровольного подчинения восточных христиан, Пий IX обратился к старым средствам, чтобы достигнуть своей цели. В начале 1862 года он издал буллу, в которой заявил пред целым светом об учреждении новой особой «конгрегации пропаганды для дел восточного обряда», так как существующая в Римской Церкви общая конгрегация пропаганды обременена другими миссиями и мало занимается пропагандой на православном Востоке. В своей булле, для руководства конгрегации, он, между прочим, высказывает, что не только не стремится к уничтожению чина богослужения и обрядов Восточной Церкви, но, напротив, предписывает сохранение их. В 1868 году Пий IX сделал еще попытку. Намереваясь созвать в Риме собор для утверждения нового догмата о непогрешимости папы, он отправил новое послание к епископам восточного обряда с приглашением на собор и с выражением желания относительно подчинения их Римской кафедре. Но Константинопольский патриарх Григорий VI даже не принял этого послания. Вообще, и в новейшие времена попытки пап подчинить себе Восточную Церковь оказываются так же неудачными, как и в прежние времена.

Протестанты также старались привлечь к своему учению православных греков, хотя не с такой настойчивостью, как католики, так как протестантство вообще менее католичества проникнуто духом пропаганды и фанатизма. Отделившись от Римской Церкви и образовавши самостоятельное религиозное общество, они на первых порах желали только получить одобрение от Православной Восточной Церкви своему делу и своему учению, пропаганду же своего учения предоставляли дальнейшему времени. В таком виде представляются первые сношения их с Православной Восточной Церковью, бывшие во второй половине XVI века.

Знаменитый сотрудник Лютера и организатор протестантской Церкви Меланхтон первый начал сношения с Восточной Церковью. Константинопольский патриарх Иоасаф II (1552–1564 гг.), узнав о вновь образовавшейся на Западе Церкви, послал в Германию диакона Димитрия, чтобы тот собрал точные сведения об учении протестантов. Когда Димитрий возвращался на Восток, Меланхтон послал (1559 г.) с ним к Иоасафу письмо с приложением Аугсбургского исповедания веры, нарочно для этого переведенного на греческий язык. В своем письме Меланхтон между прочим писал, что протестанты отреклись только «от суеверия и богослужения невежественных латинских монахов», но остались верными Священному Писанию, догматическим определениям святых соборов и учению греческих отцов Церкви, почему и просил патриарха не верить худым слухам о протестантах. Слова Меланхтона явно противоречили аугсбургскому исповеданию; образованный Иоасаф понял это, понял хитрость Меланхтона и потому не отвечал ему ничего.

Через несколько лет, при патриархе Иеремии II (1572–1594 гг.), протестантские богословы снова начали сношения с Восточной Церковью. В 1573 году отправился в Константинополь в качестве пастора-проповедника при посланнике Германского императора Стефан Герлах, воспитанник Тюбингенского университета. Этим случаем воспользовались тюбингенские богословы, Мартин Крузий и Иаков Андреэ, и отправили с Герлахом к патриарху Иеремии свои письма с приложением проповеди Андреэ «О добром пастыре». Патриарх не успел еще ответить им, как они прислали ему новые письма с приложением другой проповеди Андреэ – «О приближении Царства Небесного». Обе проповеди по содержанию таковы, что в них не было заметно особенностей протестантского вероучения и они удобно могли бы быть произнесены и в Православной Церкви. В письмах же, по форме весьма почтительных, тюбингенские богословы проводили мысль, что греки и протестанты согласны между собой в вероучении. Патриарх ответил им на все эти письма благосклонным посланием, в котором, однако, дал заметить, что он понимает их хитрость, высказав им пожелание твердо держаться всего, хранимого Церковью, как писанного, так и неписанного слова Божия³²². Не получив еще этого ответа, Крузий и Ан­дреэ снова, в 1575 году, прислали патриарху письма и приложили на этот раз Аугсбургское исповедание, прося его рассмотреть, какова их вера, и произнести свое суждение. Затем, получив от патриарха ответ на первые письма, они опять прислали ему письмо, в котором уверяли, что протестанты держатся той же веры, которая была преподана святыми апостолами и пророками и утверждена, на основании Священного Писания, семью Вселенскими соборами. Таким образом, тюбингенские богословы, надеясь привлечь патриарха на свою сторону, допускали прямую ложь. Но Иеремия не поддался такому обману. В 1576 году он прислал тюбингенцам свое ответное послание, в котором, подробно разобрав Аугсбургское исповедание, осудил все как протестантские, так и католические заблуждения. В своем разборе Иеремия следует порядку глав самого исповедания. Так, он осуждает прибавление к Символу веры filioque, обливательное крещение, учение об оправдании одной верой, без добрых дел, утверждает православное учение о семи таинствах, о пресуществлении Святых Даров в таинстве евхаристии, о божественном происхождении иерархии, о почитании святых и так далее. В заключение патриарх высказывает надежду, что протестанты отстанут от своих заблуждений и вступят в истинно православную Восточную Церковь. Несмотря на такое решительное опровержение протестантских мнений, тюбингенцы не прекратили своих сношений с Востоком. Через год они прислали свои возражения на разбор патриарха, доказывая, между прочим, что Священное Писание есть единственный источник вероучения. Это подало повод Иеремии послать им второе обличительное послание; когда же тюбингенцы прислали ответ и на это послание, за подписью всех известных тюбингенских богословов, патриарх послал им в 1581 году третье послание, в котором, опровергнув вновь протестантские заблуждения, высказывает удивление по поводу противоречий, допускаемых протестантскими богословами в переписке с ним, и просит их больше не беспокоить его своими письмами. Патриарх видел, что вся эта переписка – одно только не ведущее ни к чему препирательство. Тюбингенцы и после этого ответа писали Иеремии, но он отказался совсем от переписки.

Таким образом, благодаря твердости патриарха Иеремии, его ясному пониманию догматических разностей между Православием и протестантством, попытки протес­тантов привлечь на свою сторону Православную Церковь оказались неудачными. Также неудачны были и попытки их вести прямую пропаганду на Востоке. Во время переписки с Иеремиею и впоследствии протестанты появились на Востоке, имели свои кирхи и молитвенные дома, входили в близкие сношения с греками и приобретали их расположение как враги ненавистных им латинян, распространяли между православными свои катехизисы и проповеди³²³, но успеха не имели почти никакого: их вероучением увлекались только единичные личности из среды право­славных. Обвинения, раздававшиеся в XVII веке на Православную Восточную Церковь в лице знаменитого патриарха Кирилла Лукариса, будто она заражена протестантст­вом, – одна только клевета ее врагов. Кирилл Лукарис, как известно, путешествовал по протестантским землям, между прочим по Англии и Голландии, был знаком лично со знаменитыми протестантскими богословами; по поручению Мелетия Пигаса, еще до своего патриаршества, переписывался с ними, указывая на невозможность соединения Протестантской Церкви с Православной; во время патриаршества в Константинополе, был в дружеских отношениях с посланниками протестантских государств, главным образом английским и бельгийским, и пользовался их покровительством; в борьбе с иезуитами Кирилл противопоставлял политическому влиянию католических послов такое же влияние послов протестантских и не без успеха. Все эти обстоятельства послужили для иезуитов поводом к обвинению Кирилла в протестантизме, именно в кальвинизме. В первый раз иезуиты распустили слух о кальвинизме Кирилла в 1630 году, когда им не удалась попытка свергнуть его с патриаршей кафедры после разрушения греческой типографии. Затем, когда этот слух распространялся более и более, в 1632 году в Константинополе появилась даже книга, напечатанная в Женеве, под названием «Исповедание православной веры», наполненная кальвинскими мыслями, и автором ее выставлялся Кирилл Лукарис. Кем именно написана эта книга, неизвестно, но только не Кириллом Лукарисом. Вероятно, подлог сделан иезуитами, которые после появления книги добились-таки низложения Кирилла с патриаршей кафедры. Кальвинисты не считали нужным доказывать подлога, может быть, даже сочувствовали этой проделке. Все обстоятельства борьбы Кирилла с иезуитами и его постоянно православный образ мыслей в течение почти сорокалетнего патриаршества в Александрии и Константинополе несомненно доказывают, что он не мог быть автором кальвинской книги и все обвинения его в кальвинизме являются чистой клеветой. Восточная Церковь всегда смотрела на Кирилла как на православного и после смерти его торжественно засвидетельствовала об этом на соборах.

В XVI веке, во время реформационных движений на Западе, отпала от Римской Церкви и Англия, образовавшая самостоятельную Церковь, так называемую Англиканскую, отличную как от Римской, так и протестантской. Англиканская Церковь одно отвергла в католичестве, другое удержала, например иерархию, и в то же время приняла общепротестантские и, в частности, кальвинские начала вероучения. Таким образом, она заняла среднее положение между католичеством и протестантством, но положение крайне неопределенное. Следствием такой неопределенности было появление в ней нескольких церковных партий, организовавшихся в особые религиозные общества, и эта же неопределенность послужила причиной, почему в Англиканской Церкви появились стремления к соединению с Православной.

Стремления к соединению заявлены были в начале XVIII века и по временам принимали серьезный характер. В 1715 году прибыл в Англию для сбора милостыни архиепископ Фиваидский Арсений. Ему пришлось рассуждать о религиозных вопросах с англиканскими епископами, которые, сознавая неустойчивость своего вероучения, решились войти чрез него в сношения с Православной Церковью о соединении с ней Церкви Англиканской. Они составили проект конкордата между Православной Восточной Церковью и «православным кафолическим останком Британских Церквей», как они называли себя, а также написали объяснительную записку, в которой изложили, в чем они согласны с православным учением и в чем не согласны. Все это было отправлено ими чрез Арсения Константинопольскому патриарху Иеремии III; при этом они просили принять их в общение, но без отмены тех разностей, о которых писали. Разности же заключались в том, что они не признавали обязательности определения Вселенских соборов наравне со Священным Писанием, не допускали поклонения Пресвятой Богородице, молитвенного обращения к ангелам и святым, почитания икон и пресуществления Святых Даров в таинстве евхаристии. Арсений, отправившийся из Англии в Россию, заинтересовал предложением англиканских епископов Русский Синод и императора Петра Великого. Поэтому англиканские епископы вступили в переписку и с русскими епископами и обращались с просьбами о содействии соединению к Петру Великому. Между тем Арсений из России отправил на Восток предложения англикан, и в 1721 году последовал на них ответ восточных патриархов. Патриархи высказали, что Православная Церковь при принятии в общение «кафолического останка Британии» не может сделать никаких уступок, что принятие в общение с нею возможно только под условием принятия всего ее вероучения и всех постановлений и определений Вселенских соборов. После такого ответа англиканские епископы не прекратили переписки – они отправили на Восток через Россию свои объяснения, а русских снова просили о содействии. В 1723 году русский Святейший Синод уведомлял их, что их объяснения отосланы к восточным патриархам и что император Петр Великий желал бы, чтобы они прислали в Санкт-Петербург двух богословов для рассуждения о трех пунктах англиканского вероучения, из-за которых выходит разногласие. Вслед же за этим уведомлением Святейший Синод отправил к ним присланное Иеремиею послание восточных патриархов; в послании высказывалось коротко, что Православная Церковь, содержащая учение веры, определенное на Вселенских соборах так, как оно преподано самими апостолами, не может сделать никаких уступок англиканским епископам. При послании же было препровождено к ним «Изложение православной веры» Иерусалимского собора 1672 года, направленное против про­тестантов. На этом ответе прекратились все сношения.

Предполагавшиеся переговоры в Санкт-Петербурге не состоялись, вследствие последовавшей вскоре (1725 г.) смерти Петра Великого.

В настоящем столетии религиозное брожение в Англиканской церкви так усилилось, что снова вызвало в среде ее попытки искать опоры в соединении с Православной Восточной Церковью. Многие ученые англиканские богословы, сознавая ненормальное положение своей церкви, устремились к изучению древних отцов и учителей Церкви и вообще всей христианской древности, чтобы там найти разрешение вопроса об истинно церковном вероучении и устройстве. Избранный путь естественно привел многих из них к сознанию, что в настоящее время единственно только Православная Восточная Церковь осталась верной истинному христианскому вероучению и устройству. Следствием этого было то, что ученые англиканские богословы к изучению древней христианской Церкви присоединили еще изучение Православной Восточной Церкви в ее настоящем состоянии, задаваясь мыслью подготовить соединение с ней Церкви Англиканской. Один из них, ученый Пальмер, стремления к соединению перенес на практическую почву – в сороковых и пятидесятых годах он с величайшим усердием вел в Санкт-Петербурге переговоры со Святейшим Синодом о соединении Церквей. Пальмер же перевел на английский язык православный катехизис, чтобы ознакомить англикан с православным вероучением. В шестидесятых годах с новым оживлением пробудились те же стремления к соединению. В Америке, где Англиканская церковь имеет большое число своих последователей, образовался так называемый Греко-Русский Комитет, а в Англии –Ассоциация Восточной Церкви. И то и другое учреждение имеет задачей путем литературы знакомить англикан с Восточной Церковью, а православных с Англиканской и вырабатывать основания для их соединения. Деятели по вопросу о соединении Церквей пришли уже к убеждению, что Никео-Цареградский Символ (без прибавления filioque) есть единственно истинное выражение верования древней Вселенской Церкви, что учение Вселенских соборов обязательно для всякой поместной Церкви, что существенный признак Православия помест­ной Церкви есть истинное епископство, существующее по преемству от апостолов, и тому подобное. Вообще попытки к соединению с Православной Церковью со стороны англикан заявляются весьма настойчиво, но, к сожалению, вследствие нерешительности их остаются пока только попытками.

Православная Церковь, как и в предшествовавшие века, для ограждения Православия от лжеучений составляла соборы, на которых, опровергая лжеучения, составляла изложения православного вселенского учения веры. Относительно латинских заблуждений Восточная Церковь высказала свое суждение давно, поэтому в описываемую эпоху соборы касаются латинства только по требованию частных случаев; все же внимание их обращается на новые лжеучения, возникшие на Западе с появлением протес­тантства. Из таких соборов более замечательны соборы в Константинополе 1638 года, в Яссах 1643 года и в Иерусалиме 1672 года.

Появление в тридцатых годах XVII столетия в Константинополе изданного в Женеве от имени Кирилла Лукариса «Исповедания веры», наполненного кальвинскими мыслями, произвело большое смущение между православными не только в Константинополе, но и в других местах. Нужно было торжественное засвидетельствование, что это исповедание не есть выражение учения Восточной Церкви. Вследствие этого патриархи Феофан Иерусалимский и Митрофан Александрийский прибыли в Константинополь и здесь в 1638 году составили собор под председательством Константинопольского патриарха Кирилла Беррийского. На соборе предано проклятию кальвинистическое исповедание, а также все принимающие его за православное; тому же подвергся и предполагаемый автор его, Кирилл Лу­карис. Так как Кирилл Беррийский, председатель собора, был личный враг Лукариса и сторонник иезуитов, то он не хотел видеть подлога, почему анафематствование коснулось и лица Лукариса. С другой стороны, как впоследствии объяснил собор Иерусалимский, Кирилл Лукарис осужден был в 1638 году за то собственно, что не написал опровержения на приписываемое ему исповедание, а не за кальвинизм. Но последующие соборы установили правильный взгляд на это дело.

После мученической кончины Лукариса толки о его кальвинизме не прекращались. Теперь сами протестанты и кальвинисты стали разглашать, что Восточная Церковь согласна с ними в учении, что патриарх Лукарис держался кальвинского учения, доказательством чему служит упомянутое исповедание, что и патриарх Парфений I (1639–1644 гг.) держится того же учения и потому не осуждает ни Лукариса, ни его исповедания. Эти толки особенно сильно распространялись в Молдавии, Валахии и Западной России и производили там смущение. Молдавский господарь Василий Лупул по этому случаю обратился к патриарху Парфению и просил его для уничтожения клеветы собрать собор в Яссах, который и состоялся в 1643 году. Председателем собора был представитель патриарха, Порфирий, митрополит Никейский; в числе членов, нескольких греческих и молдавских епископов, был также киевский митрополит, знаменитый Петр Могила. Рассмотревши все главы женевского исповедания, отцы собора нашли, что все они, за исключением седьмой, наполнены кальвинскими мыслями, которых Восточная Церковь никогда не разделяла. Так признаны были кальвинскими мнения о предопределении, о таинствах, о предании и прочее. Поэтому все такие мнения были осуждены собором, равно объявлены отлученными и все принимающие эти мнения. Лично же Кирилла Лукариса собор не осудил, находя приписывание ему кальвинского исповедания ложным. На этом же соборе рассматривалось «Изложение веры руссов», составленное Петром Могилой и направленное против всех латинских и протестантских заблуждений. Впоследствии (1672 г.) это изложение, рассмотренное и одобренное всеми восточными патриархами, издано под названием «Православное исповедание веры соборной и апостольской Восточной Церкви».

В 1672 году снова собран был собор, по поводу тех же толков о кальвинизме, в Иерусалиме³²⁴. Латиняне продолжали обвинять православных в кальвинизме все на основании того же кальвинского исповедания. Ученый Иерусалимский патриарх Досифей, путешествовавший для сбора милостыни по Валахии и Болгарии, узнал подробно об этих клеветах, а также о личности и деятельности Лука­риса и решился дать всем твердое и торжественное свидетельство Православия Восточной Церкви. Собрав собор, он предложил снова рассмотреть женевское исповедание. В третий раз оно было рассмотрено и в третий раз осуждено. Но теперь, сверх осуждения, составлено было собором изложение православного учения о Церкви, таинствах и вообще о тех предметах, относительно которых заблуждались протестанты и кальвинисты. Это изложение, как сказано в соборном определении, составляет не только обличение клеветы врагов, в «подтверждение которой они представляют подложные и вместе нечестивые главы какого-то человека под именем Кирилла», но и «правило веры, обличающее новые догматы». Таким образом, собор положительно назвал кальвинское исповедание подлогом и тем оправдал Кирилла Лукариса, заметив, кроме того, что Церковь знает только православного патриарха Кирилла Лукариса и никогда не знала его кальвинствующим.

Упадок просвещения в Греко-Восточной Церкви не помешал все-таки появлению в ней более или менее замечательных церковных писателей. Защита Православия от латинской и протестантской пропаганды побуждала пра­вославных богословов к литературной богословской деятельности. Направление их сочинений обусловливалось временем, то есть было по преимуществу полемическое против католиков и протестантов. Из таких писателей более замечательны следующие.

1. Геннадий Схоларий († 1464 г.), первый Константинопольский патриарх при турецком владычестве. Жизнь и деятельность его известны. По своему всестороннему образованию он близок к церковным писателям лучших времен Византийской империи. От него осталось много сочинений по всем отраслям богословского знания: догматических, богословско-полемических, богословско-философских, нравственных, канонических, множество бесед, поучений и писем, и даже несколько церковных песнопений. Но сочинения его большей частью остаются в рукописях. Из догматических сочинений Геннадия замечательно «История веры». Оно составляет ответ на вопрос Магомета II о предмете христианского вероучения. В нем Геннадий излагает с основательными доказательствами учение о едином Боге и Его свойствах, о Святой Троице, о воплощении Сына Божия, о воскресении мертвых и будущей жизни. Особенно много он писал сочинений полемических – против латинян. Таковы, например, четыре его сочинения по вопросу об исхождении Святого Духа. В них Геннадий представил всесторонний разбор латинского учения об исхождении Святого Духа «и от Сына»: излагает причины появления этого учения у латинян, приводит доказательства, почему Восточная Церковь отвергает это учение, объясняет изречения отцов, приводимые неправильно латинянами в пользу своего учения, опровергает латинян изречениями западных учителей, принимающих только исхождение от Отца, и тому подобное. Кроме того, против латинян Геннадий написал несколько сочинений по вопросу о чистилище. У Геннадия есть даже сочинение «против безбожников или автоматистов», напечатанное в опровержение язычествующего философа Плефона и его почитателей. Из сочинений богословско-философских замечательны: о душе человеческой, о состоянии души после смерти, а из сочинений нравственного содержания – о служении Богу или Евангельском законе.

2. Мануил Пелопоннесский, занимавший должности великого ритора при Константинопольском патриархе и начальника патриаршей школы в первой половине XVI века. Из сочинений его особенно замечательно «Апология», в которой он опровергает все латинские заблуждения – учение о Святом Духе, об опресноках, чистилище, главенстве папы и так далее.

3. Пахомий Русан, афонский монах, называвшийся Ракендитом, то есть рубищеносцем, живший также в первой половине XVI века. Он, между прочим, оставил догматические рассуждения о бытии Бога, домостроительстве воплощения, беседу о божественной важности и пользе книг Священного Писания. В видах противодействия латинской пропаганде, он собирал сочинения греческих писателей против латинян и распространял их с присоединением своих примечаний. Сочинение Пахомия «Против неуважающих святыни» служит опровержением протестантских мыслей, хотя при написании его Пахомий едва ли имел их в виду. В беседе о важности и пользе книг Священного Писания Пахомий убеждает своих современников изучать Евангелие на том языке, на котором оно написано, и, вообще, доказывает возможность изучения Священного Писания, несмотря на бедственные времена; при этом он опровергает возражения невежественных людей против просвещения вообще.

4. Гавриил Север († 1616 г.), митрополит Филадельфийский (в Малой Азии), управлявший же во все время своего архипастырского служения (1577–1616 гг.) православной паствой в Венеции. Живя со своими пасомыми среди латинского населения, он, естественно, должен был предохранять их от увлечения латинством и опровергать латинские заблуждения. Памятником его ревности за Православие остались его сочинения о святых таинствах³²⁵, о пяти разностях Латинской церкви, то есть об исхождении Святого Духа и от Сына, о главенстве папы, о чистилище, о причащении под одним видом и об опресноках.

5. Максим Маргуний († 1602 г.), епископ Цитерский, проживавший большей частью в Венеции. Подобно современным ему церковным писателям, он писал против лати­нян об исхождении Святого Духа, издавал опровержения против совратившихся в латинство греков (Андрея, архиепископа Колосского, и Георгия Метохита). Кроме того, Маргуний переложил на живой разговорный язык «Жития святых» и «Лествицу» Иоанна Лествичника, а также оставил много слов и писем.

6. Мелетий Пигас († 1601 г.), патриарх Александрийский и некоторое время (в конце XVI в.) местоблюститель патриаршего Константинопольского престола. Из его сочинений более замечательны: поучительные беседы, Ка­техизис в виде разговора, то есть в вопросах и ответах, Строматы, Против мнения о чистилище. В своем катехизисе, излагая православное учение, Мелетий касается и латинских заблуждений. Но особенно много от Мелетия осталось посланий к частным лицам и целым народам, между прочим и к западно-русским христианам. В них он излагает и православное учение и опровергает латинские нововведения.

7. Георгий Коррезий († ок. 1660 г.). Он был родом из Хиоса, учился в Падуанском университете и по возвращении на родину был врачом. Будучи искусным богословом, он писал и против латинян, и против протестантов. Таковы его сочинения: о главенстве папы, об исхождении Святого Духа, о таинствах, о предопределении, о благодати и свободе, о почитании святых икон. Кроме того, он оставил целую «систему православного богословия», остающуюся в рукописи.

8. Нектарий († 1676 г.), патриарх Иерусалимский. Он оставил замечательное полемическое сочинение против латинян о главенстве папы, в котором собрал все, что было сказано восточными церковными писателями в опровержение этого главенства. Оно издано в Яссах его преемником Досифеем в 1682 году.

9. Досифей († 1707 г.), патриарх Иерусалимский. Он написал «Историю Иерусалимских патриархов», которая составляет почти единственный источник для истории Иерусалимского патриархата. Здесь Досифей касается событий и в других патриархатах, а также латинской и протестантской пропаганды, не везде, впрочем, отличаясь точностью.

10. Мелетий († 1714 г.), митрополит Афинский. Он первый написал на греческом языке «Историю христианской Церкви» (3 тома), которая и до настоящего времени служит руководством в греческих духовно-учебных заве­дениях.

11. Илья Минятий († 1714 г.), епископ Керникский (в Морее). Он был образованный богослов и замечательный проповедник. Его книга «Камень соблазна, или Историческое пояснение о начале и причине разделения между Восточной и Западной Церквами» переведена была в конце прошедшего столетия на русский язык.

12. Александр Гелладий, живший в первой половине XVIII века. Это был образованный грек, закончивший свое образование в Англии и много путешествовавший по Европе. В 1714 году он издал книгу под названием: «Настоящее состояние Греческой Церкви», которую посвятил русскому императору Петру Великому³²⁶. В ней он говорит о состоянии просвещения у греков и школах высших и низших, а также по поводу протестантских заблуждений, излагает православное учение о поминовении усопших, о добрых делах, о пресуществлении в евхаристии, об иконах, почитании святых и прочее.

13. Константин Икономос († 1857 г.), греческий священник, бывший во времена патриаршества Григория V ритором Константинопольской патриархии. Из его сочинений особенно замечательно «О семидесяти толковниках», в котором он доказывает превосходство перевода семидесяти пред всеми другими переводами, особенно протестантскими. «Священный катехизис» Икономоса несколько раз был издаваем и до настоящего времени пользуется известностью. Из полемических сочинений Иконо­моса замечательно исследование «О трех степенях церковной иерархии», направленное против протестантов, в частности против пресвитериан. Кроме того, Икономос составил исторический каталог Константинопольских епископов и патриархов.

14. Констанций I († 1859 г.), Константинопольский патриарх. Он получил образование в Киевской духовной академии, где изучил классические языки и приобрел любовь к археологическим исследованиям. Его «Историческое и этнографическое описание Константинополя» приобрело известность даже между западными учеными. Кон­станций писал сочинения и против латинян, и против протестантов. Так, известно его полемическое сочинение против иезуита Боре, написавшего книгу «Вопрос о святых местах». Констанций опровергает в своем сочинении все доводы Боре в пользу латинян и, между прочим, нелепое мнение, будто Восточная Церковь потеряла право на святые места в Палестине еще со времен патриарха Фотия, так как отделилась от Церкви Римской. Против протестан­тов Констанций написал рассуждение «О секте анабаптистов» (одной из протестантских сект).

15. Захарий Мафа († 1877 г.), архиепископ Фирский. Он составил исторический список Константинопольских епископов и патриархов, доведенный до 1834 года. Этот список в переводе на русский язык помещен в «Христианском чтении».

Турецкое иго имело неблагоприятное влияние и на состояние богослужения в Греко-Восточной Церкви. При завоевании Византийской империи храмы или были разрушены совсем, или обращены в мечети, или, наконец, ограблены. Те же случаи разрушения, обращения в мечети и особенно ограбления повторялись и во все время турецкого владычества. В то же время турецкое правительство запрещало строить храмы вновь, если в известной местности население было смешанное, а разрешало только почитать старые. В местностях же с исключительно христианским населением хотя и дозволялось строить новые здания для храмов, но самая постройка их соединена была с величайшими затруднениями и расходами; турецкие чиновники всеми возможными способами препятствовали постройкам, и только значительными подарками можно было умилостивить их. Таким образом, восточные христиане испытывали стеснения прежде всего в отношении мест для богослужения. Храмов или было недостаточно, или они по своему устройству не соответствовали своему назначению. И до настоящего времени христианские храмы на Востоке поражают своей бедностью. Они устраиваются в обыкновенных продолговатых, более или менее больших зданиях без куполов и крестов и мало отличаются от жилых домов. Иконостасы очень просты – это голое дерево без позолоты и без всяких украшений, икон немного и те без киотов. Церковная утварь крайне бедна: священные облачения – шерстяные или ситцевые и только в редких храмах шелковые, сосуды везде почти медные или оловянные без всяких изображений. Самое совершение богослужения не обходилось и не обходится без стеснения от турецких чиновников и вообще турок, по преимуществу в тех местах, где смешанное население. Звон в колокола везде был запрещен, крестные ходы тоже, погребальные процессии если разрешались, то за особую плату и тому подобное. Кроме того, часто случалось, что турки без всяких стеснений являлись в христианские храмы во время богослужения и производили здесь беспорядки. В этом случае туркам благоприятствовал старый закон Омара, по которому двери христианских храмов должны были быть открыты и днем и ночью для каждого мусульманина. В некоторых же случаях турецкое правительство устраивало прямой надзор за богослужением христиан. Так, во время служения Константинопольского патриарха, всегда находится при дверях храма турецкая стража, а в иерусалимском храме Воскресения можно видеть внутри самого храма турецких сторожей в чалмах, с трубками и тому подобное. Такой надзор, конечно, всегда крайне стеснял христиан и оскорблял их религиозное чувство.

Но несмотря на такие стеснения, богослужение в Греко-Восточной Церкви совершалось и совершается по древнему чину, только оно лишено прежней торжественности и благолепия. Богослужебным языком был язык древнегреческий, но так как часто и священники мало понимали его, то некоторые богослужебные книги употреблялись на живом разговорном языке. Церковные проповеди также произносились на разговорном языке. Относительно проповедничества нужно заметить, что в Греко-Восточной Церкви постановка его несколько иная сравнительно с Русской Церковью, что, впрочем, не составляет никакого нарушения древнего богослужебного чина. Именно в Русской Церкви каждый священник обязан говорить проповеди; в Греческой же священники большей частью проповедей не говорят, а для этого издавна существуют там особые лица, так называемые великие риторы, при патриархии, и иерокириксы, по епархиям. Великий ритор обязан проповедовать в Константинопольской Церкви, а иерокириксы – по епархии, для чего они переходят с места на место. Проповедничество в Греко-Восточной Церкви имело большое значение, так как было почти единственным средством религиозного обучения народа.

Но, оставаясь неизменным, чин богослужения по требованию времени и обстоятельств принял некоторые дополнения в виде новых чинопоследований, новых праздников и песнопений. Из чинопоследований в описываемую эпоху вновь составлены два: а) обряд и чин принятия в Церковь возвращающихся в нее по отпадении в магометанство и б) чинопоследование, как принимать обращающихся от папской ереси к кафолической и православной Церкви. Составление того и другого чина было вызвано обстоятельствами времени. Отпадших в магометанство было очень много, было много случаев и возвращения их в Церковь. И так как отпадали они в отроческом и в зрелом возрасте, то при принятии их обратно в Церковь установлено было делать различие между ними по возрастам. Отпавшие в отрочестве, следовательно бессознательно и весьма часто не по своей воле, были принимаемы в Церковь снисходительно: согласно чинопоследованию они должны были только в течение сорока дней поститься и молиться, а затем их вводили в храм, где священник совершал над ними миропомазание. Но отпавшие в зрелом возрасте были принимаемы после продолжительной епитимии в течение шести и семи лет. Чин принятия обращающихся от папской ереси вызван был главным образом случаями возвращения православных из латинской унии. Он составлен был согласно определению Константинопольского собора 1484 года в третье патриаршество Симеона Трапезундского; сообразно древним церковным канонам собор постановил принимать обращающихся из латинства чрез миропомазание. Но в 1756 году Константинопольский патриарх Кирилл V на соборе, при участии патриархов Матфея Александрийского и Парфения Иерусалимского, осудив флорентийскую унию, постановил признавать латинское крещение недействительным и перекрещивать приходящих от унии или латинства. Это постановление как противное древним канонам Церкви, ставившее латинян на одну степень с язычниками, магометанами и иудеями, произвело волнение даже между членами собора.

Что касается новых праздников, то в это время устанавливаемы были только празднования памяти мужей, причисленных Церковью к лику святых. Так причислены были к лику святых некоторые благочестивые патриархи, подвижники и мученики, и празднованию памяти их посвящены особые дни, например: память Марка Ефесского положено праздновать 13 января; Нифонта, патриарха Константинопольского, – 11 августа; Геннадия и Максима Философа – 17 ноября; преподобного Феофила, афонского подвижника, – 8 июля; мучеников Георгия Серба – 11 февраля, Иоанна Янинского – 18 апреля и так далее.

Из церковных песнопений в это время составлялись главным образом каноны на разные праздничные дни. В числе песнописцев известны Геннадий Схоларий, написавший канон на память Григория Паламы, Пахомий Русан, составивший восемь канонов на разные дни; Николай Малакс († после 1573 г.), протопапа³²⁷ Навплийский, занимавшийся в Венеции изданием греческих богослужебных книг и вносивший в них свои собственные песнопения, из которых стихиры в службах Андрею Первозванному (30 ноября), на зачатие святой Анны (9 декабря) и пророку Даниилу с тремя отроками (17 декабря) внесены и в славянскую Минею. Как песнописец известен также Мелетий Сириг († 1662 г.), ученый протосинкел Константинопольской патриархии. Будучи в 1645 году в Киеве, он написал канон всем печерским угодникам.

На религиозно-нравственную жизнь восточных хрис­тиан турецкое иго имело самое пагубное влияние. Тяжелый политический гнет, граничивший с рабством, неустройства и злоупотребления в церковной иерархии, упадок просвещения, стеснения в совершении богослужения – все это в совокупности произвело то, что уровень нравственности в среде греков понизился еще более, чем во времена существования Византийской империи. Под влиянием всех этих неблагоприятных условий греки мало-помалу стали забывать евангельские начала нравственности, а тем менее осуществлять их в жизни. Напротив, живя среди мусульман и притом в рабском состоянии, они бывали вынуждены применяться к обычаям и нравственным понятиям своих господ – турок, весьма часто воспринимать те и другие и проводить в своей жизни. Поэтому жизнь большинства греков как христиан во времена турецкого владычества представляет мрачную картину. Патриархи и епархиальные архиереи в своих действиях являлись похожими на турецких чиновников – также интриговали друг против друга, также отличались честолюбием, корыстолюбием, деспотизмом и страстью к роскошной жизни. Афонский монах-писатель Пахомий Русан в своей беседе о важности и пользе книг Священного Писания дает такую характеристику епархиальным архиереям: «...попрошайки и раболепные восходят на кафедры и отовсюду собирают деньги ни на что потребное; не хотят они видеть человека, любящего мудрость, считая это обличением своего невежества; называют таких сумасбродами, беспокойными, непослушными, малодушными, потому что не подчиняются глупостям их». Низшее духовенство, грубое и невежественное, не понимая своего пастырского призвания, также заботилось только о поборах со своих прихожан, обращая совершение церковных треб и таинств в прямую торговлю. По отзывам путешественников, греческое низшее духовенство поражает своей небрежностью в совершении богослужения и каким-то бессознательным неуважением к святыне. Греки высшего сословия, фанариоты, благодаря своей страсти к интригам, соединенной с забвением всяких нравственных правил, приобрели на Востоке такую же незавидную славу, какую на Западе иезуиты. Что касается греческой народной массы, то на ее нравственном складе по преимуществу отразилось пагубное влияние турецкого ига: в среде простого народа под тяжестью безвыходного рабства заметно стал проявляться религиознонравственный индифферентизм. Индифферентизм одних греков доводил до отступничества от веры, так что они с поразительной легкостью делались мусульманами³²⁸ или униатами, а других делал холодными и равнодушными к своей вере. Религиозное равнодушие таких греков проявлялось, между прочим, в редком посещении храмов, в уклонении от исповеди и святого причащения и тому подобное. Под влиянием мусульманских понятий, многие греки утратили христианский взгляд на таинство брака; между ними стал распространяться обычай начинать брачную жизнь после обручения, а самое таинство брака откладывать на неопределенное время. Некоторые же, не стесняясь, выдавали своих дочерей в замужество за мусульман, женились на мусульманках, а иные просто отдавали своих дочерей в турецкие гаремы. Наконец, турецкий закон о прощении христианину всякого преступления, даже убийства, под условием принятия им мусульманства повлиял на греков развращающим образом – возможность избежать наказания открывала широкую дверь всевозможным преступлениям между ними.

Но в описываемую эпоху мрачного турецкого владычества нравственная жизнь восточных христиан не была лишена и светлых явлений. Мы видим в Греко-Восточной Церкви благочестивых патриархов, подвижников, доблестных ревнителей Православия и мучеников за веру. Все эти светлые личности являются пред нами истинными христианами, носителями святости, всегда присущей Церкви Христовой на земле. Афонские монастыри как в прежние времена славились, так и теперь славятся своими подвижниками. Наконец, с начавшимся в ближайшие к нам времена политическим и религиозным возрождением восточных христиан заметно начинается улучшение и в их нравственном состоянии.

Болгарская Церковь, основанная в IX веке³²⁹ при князе Борисе († 907 г.), окончательно организовалась и устроилась при сыне и втором преемнике его, славном Симеоне († 927 г.). Подобно Ярославу Мудрому на Руси, Симеон с величайшей ревностью заботился о духовном просвещении своих недавно крещенных подданных. С этой целью он собирал вокруг себя просвещенных людей и поручал им переводить с греческого языка на славянский вероучительные и учительные книги; будучи человеком по своему времени хорошо образованным, он и сам занимался тем же делом. Своей деятельностью в этом направлении Симеон положил прочное основание болгарской церковной письменности. После него дело перевода книг религиозного содержания продолжалось с таким же усердием. Другой заботой Симеона было устройство национального независимого церковного управления в Болгарской Церкви. Получив от греков, вместе с крещением, священников, епископов и архиепископа, Болгарская Церковь на первых порах стала в иерархическую зависимость от Константинопольского патриарха, но Симеон находил, что в независимом государстве должно быть и независимое церковное управление, поэтому он провозгласил своего архиепископа патриархом и изъял его из подчинения Константинопольскому патриарху, хотя и без согласия на то последнего. Впрочем, в скором времени, именно в тридцатых годах X века, при болгарском царе Петре († 968 г.) и Греческая Церковь признала болгарского архиепископа (Дамиана) автокефальным с титулом патриарха. Теперь болгарские архиепископы-патриархи избирались уже не из греков, а из болгар. Ко времени учреждения в Болгарской Церкви патриаршества в состав Болгарской архиепископии входило до 30 епископий. Кафедра болгарских архиепископов-патриархов находилась в городе Доростоле (нынешней Силистрии).

С конца X века для Болгарии наступили бедственные времена – византийские императоры стали отнимать у нее одни области за другими, так что завоевали до половины царства. Город Доростол в числе других отошел к грекам, вследствие чего архиепископская кафедра после временного пребывания ее в некоторых других городах была перенесена в Охрид. В 1019 году византийский император Василий, прозванный Болгаробойцем, завоевал все Болгарское царство и положил конец его существованию. С падением царства Охридская архиепископия хотя и осталась автокефальной и заведовала болгарскими епископиями, но вошла в состав Византийской империи и в скором времени преобразилась из Болгарской в Греческую, так как архиепископами ее, начиная с известного Льва Болгарского³³⁰, императоры назначали греков.

В 1185 году болгары свергли греческое иго, и два брата Петр и Асень, принадлежавшие к сословию болгарских бояр, восстановили Болгарское царство, хотя и не в прежних пределах, со столицей в Тернове. Так как Охридская архиепископия и с восстановлением царства оставалась во власти греков, то по распоряжению новых болгарских государей епископами восстановленного царства в 1185 или 1186 году поставлен был свой архиепископ с кафедрой в Тернове. Таким образом в Болгарской Церкви явились два автокефальных архиепископа – один в пределах Византийской империи, другой в пределах Болгарского царства³³¹. С Византийской империей новые болгарские цари Петр и Асень, а равно и преемник их Иоанн Калоян (1195–1207 гг.), естественно, находились в неприязненных отношениях, а потому между болгарами царства и греками не было общения ни в гражданском, ни в церковном отношении. Между тем болгарские государи, восстановившие царство и начавшие новую династию, нуждались в признании их истинными государями со стороны соседних государств, и если они не могли добиться этого от Византийской империи, то была возможность при содействии римского папы достигнуть такого признания со стороны западных государств. Такое положение дел вызвало Болгарию на сношения с папой. На папском престоле в то время был Иннокентий III, известный поборник папского всевластия в гражданских и церковных делах народов Европы. Пользуясь случаем для осуществления своих целей, Иннокентий и предложил болгарскому царю Калояну короновать его венцом, но с тем, чтобы Болгарская Церковь подчинилась апостольскому престолу. Калоян согласился на такое предложение, а равно согласился и терновский архиепископ, после чего прибывший папский легат в 1204 году короновал Калояна королевским венцом, а терновского архиепископа возвел в звание примаса Болгарской Церкви. Таким образом Болгарская Церковь подчинилась папе, но в действительности этого не было – подчинение состоялось в видах политических и было только на бумаге. После коронования Калояна никто в Болгарии не думал более о подчинении папе и всякие сношения с Римом скоро совсем прекратились.

Сношения Болгарской Церкви с Греческой восстановились только в 1234 году. После завоевания крестоносцами Константинополя (1204 г.) Греческая империя, сосредоточившаяся в своих малоазийских владениях (Никейское государство), находилась в то время в бедственном положении, Болгарское же царство, напротив, при царе Асене II (1221–1245 гг.), под властью которого находилась большая часть Балканского полуострова, достигло высшей степени своего могущества. Такое положение дел расположило греческого императора Иоанна Дуку (1222–1255 гг.) искать союза с Асенем; он даже просил руки дочери Асеня для своего сына. Асень воспользовался этим не только для восстановления общения Болгарской Церкви с Греческой, но и для возвышения своего архиепископа. По настоянию его император и патриарх Константинопольский с другими восточными патриархами предоставили терновскому архиепископу титул патриарха, после чего он стал именоваться, как и архиепископы первого Болгарского царства, патриархом. Впрочем, в последующие времена Константинопольские патриархи, признавая за терновскими архиепископами автокефальные права и патриарший титул, все-таки не признавали их равными себе.

Из жизни Болгарской Церкви в последующие века можно отметить только следующие факты. В пятидесятых годах XIV века, при патриархе Феодосии II, в Тернове был собор по поводу ереси богомилов, продолжавшей еще смущать Болгарскую Церковь и после формального суда над еретиками во времена владычества в Болгарии греков³³². Во второй половине XIV века патриарх Евфимий предпринял и совершил весьма важное дело для Болгарской Церкви – исправление текста болгарских богослужебных книг.

В конце XIV века (1393–1398 гг.) Болгария пала под оружием османских турок, успевших еще ранее утвердиться на Балканском полуострове³³³, а вместе с ней окончилось и существование Тырновского патриархата. Последний болгарский патриарх Евфимий, после взятия турками Тырнова, изгнан был из своей соборной церкви, которая была обращена в мечеть, а затем в скором времени сослан в заточение, патриархия же по стараниям греков была закрыта и все епархии терновского патриархата подчинены Константинопольскому патриарху. Что касается Охрид­ской архиепископии, превратившейся из болгарской в греческую с архиепископами и епископами из греков, то она по-прежнему оставалась автокефальной как до падения Византийской империи (1453 г.), так долгое время и после падения ее; только в XVIII веке Константинопольскому патриарху Самуилу I удалось (1767 г.) подчинить ее своей власти³³⁴.

Находясь под владычеством турок, болгары страдали от их деспотизма наравне с другими христианскими народами, подвергшимися той же участи. Греки, страдая сами от турок, не стеснялись увеличивать страдания болгар еще более. Добившись уничтожения независимого Болгарского патриархата, они отняли вместе с тем у болгар национальную иерархию. Епископы-греки, заступившие место епископов-болгар, преследуя свои национальные и личные интересы, делали все, чтобы только подавить болгарскую народность, не говоря уже о тех поборах и вымогательствах, которым они подвергали свою болгарскую паству нередко с турецкой жестокостью. Испытывая двойной гнет от турок и греков и не имея своего национального объединяющего центра, каким мог быть Тырновский патриархат, болгары в течение более чем четырехсотлетнего рабства (XV-XIX ее.) дошли до такого состояния, что начали утрачивать свое национальное сознание. Некоторые из них под тяжестью рабства принимали магометанство и примыкали к туркам; многие, каковы, например, все жители городов, под разнообразным давлением греков отказывались от своей народности и усваивали национальность греческую; болгарский язык в городах вышел совсем из употребления и его место заступил язык греческий; в школах, где такие существовали, шло обучение греческому языку и по-гречески; богослужение не только в городах, но даже и во многих селах совершалось на греческом языке; болгарской письменности не существовало. Только в среде деревенских жителей сохранялась еще болгарская национальность, но вследствие забитости и притеснений со всех сторон национальное сознание у них было слабо.

В таком положении застало болгар XIX столетие, когда христианские народности, подвластные Турции, при содействии России мало-помалу начали приобретать себе политическую и религиозную независимость. В среде болгар, хотя несколько и позже других народов, также началось движение в пользу национального возрождения, затронувшее и церковный быт. В 1856 году турецким правительством издан был по настоянию европейских государств известный гатти-гумаюн³³⁵, которым, между прочим, обещаны были реформы в пользу христианских подданных Турции. На основании этого акта болгары и обратились с просьбой к турецкому правительству о назначении их епархиальным архиереям определенного жалованья, как это предполагалось гатти-гумаюном, взамен тех податей и поборов, которыми облагали их сами архиереи – греки. Константинопольская патриархия, которой была передана просьба болгар, отказалась удовлетворить ее, тогда болгары снова обратились к турецкому правительству и просили уже, чтобы им дано было народное церковное управление, независимое от Константинопольского патриарха, или, по крайней мере, чтобы архиереи избирались у них из болгар, а не из греков. И в этой просьбе, рассматривавшейся также при патриархии несколько раз и несколькими комиссиями, было отказано болгарам. После этого раздраженные болгары решились формально отложиться от Константинопольского патриарха. В 1860 году, в первый день Пасхи, во время торжественного богослужения в церкви при болгарском подворье, болгарские депутаты и болгары, проживавшие в Константинополе, запретили епископу Илариону (из огречившихся болгар, но принявший теперь сторону поборников болгарской народности) поминать имя константинопольского патриарха. С этого времени и началась так называемая греко-болгарская распря. В самой Болгарии некоторые епископы из болгарских уроженцев также примкнули к национально-церковному движению, архиереи же греки или были удалены из своих епархий, или лишились всякой власти. Между тем переговоры и совещания между правительством, патриархией и болгарскими депутатами об устройстве церковных дел в Болгарии не прекращались. Патриархия не желала сделать болгарам никакой уступки или предлагала уступки несущественные. Мечтая о восстановлении Византийской империи на развалинах Турции, она желала сохранить для нее болгар, чего не могло случиться, если бы болгары получили политическую и религиозную самостоятельность. В 1867 году патриарх Григорий VI решился было сделать серьезную уступку болгарам, предложив устроить особый болгарский экзархат из 13-ти предбалканских епархий под иерархической властью константинопольского патриарха, но болгары не приняли этого предложения, требуя автокефального управления для всех вообще болгарских епархий. Наконец после многих неудачных переговоров с патриархией турецкое правительство решилось само покончить спор между греками и болгарами, – в 1870 году издан был фирман об устройстве церковных дел в Болгарии, по которому полагалось устроить отдельный болгарский экзархат для всех болгарских епархий и с предоставлением права епархиям смешанным присоединиться к экзархату, если все жители их или, по крайней мере, две трети пожелают этого. Патриархия не приняла этого фирмана, болгары приняли и, образовав свой экзархат, в 1872 году торжественно провозгласили независимость Болгарской Церкви от константинопольского патриарха. Первым болгарским экзархом избран был видинский митрополит Анфим, родом болгарин, но получивший греческое образование и первоначально принадлежавший к греческой партии. Константинопольский патриарх Анфим VI, находившийся под влиянием крайних поборников эллинизма, не согласился и теперь на церковную независимость болгар. В том же 1872 году он составил собор, на котором предал отлучению как нового болгарского экзарха и болгарских епископов, так и всех имеющих общение с ними. Болгарский экзархат тем не менее организовался и в 1878 году состоял уже из 15-ти митрополий, не считая епископий. После победоносной войны России с Турцией, поднятой на защиту болгар от турецких жестокостей, Болгария предбалканская в 1878 году получила и политическую независимость под именем Болгарского княжества. Во время войны в 1877 году болгарский экзарх Анфим был низложен турецким правительством и заточен; на место его был избран Иосиф. Теперь Болгарская Церковь, имеющая свою национальную иерархию и независимое церковное управление, сосредоточивает все свои силы на своей внутренней организации – распространение духовного просвещения и особенно приготовление достойных священников составляет ее главную заботу. Остается только восстановить ей общение с константинопольским патриархом.

Римская Церковь, по своему обычаю, воспользовалась греко-болгарской распрей, чтобы привлечь болгар к унии с Римом. С этой целью папа учредил в Константинополе миссионерскую станцию, поручив ее монахам-лазаристам (преимущественно из поляков), которые должны были пользоваться всяким случаем к совращению болгар. Но все усилия лазаристов не привели ни к чему – только несколько десятков болгар перешли в унию.

Сербы, просвещенные окончательно христианством в IX веке, начав государственную жизнь, образовали три великие княжества (жупанства): собственно Сербское, Боснийское и Захолмское, получившее впоследствии название Герцеговины. Православная Церковь собственно в Сербском княжестве, с епископской кафедрой в городе Расе, до половины XI века находилась в иерархической зависимости то от константинопольского патриарха, то от болгарского архиепископа (во время господства болгар в Сербии в X в.). В то же время на Сербскую Церковь простирала свое влияние и Римская Церковь, в силу того, что в первый раз христианство принесено было в Сербию из Рима и благодаря близости к Италии западной половины Сербии, простиравшейся до Адриатического поморья. В половине же XI века папам удалось на некоторое время и совсем подчинить себе Сербскую Церковь. Сербские князья, освободившись в 30-х годах XI века (1039) от власти греков, которые обратили было Сербию (около 1019 г.) в свою провинцию, решительно склонились на сторону Римской Церкви, надеясь при помощи пап устроить свое положение к лучшему. Так, сербский великий князь Михаил (1050–1084 гг.), выпросив у папы королевский венец, совсем подчинился ему со своей Церковью, и папа Григорий VII называл уже его в посланиях своим «возлюбленным сыном». Таким же покорным сыном Римской Церкви был и преемник его, Константин Бодин (1084–1100 гг.). В правление этих двух князей власть папы прочно утвердилась в западной половине Сербии, где был их собственный великокняжеский удел. В XII веке господство Римской Церкви в Сербии окончилось. Великокняжеская власть перешла к одному удельному князю, Волкану, в восточной половине Сербии, где была православная епископская кафедра (в Расе) и где Православие держалось крепче, – и в Сербской Церкви совершился поворот в сторону Церкви Восточной. Один из преемников Волкана, Стефан Неманя (1159–1195 гг.), уничтожив в Сербии уделы и сделавшись единодержавным, дал окончательный перевес и Православной Церкви в Сербии. Отличаясь набожностью и благочестием, он построил в Сербии много храмов, помогал пастырям Церкви и в уничтожении ереси богомильской, перешедшей из Болгарии и называвшейся в Сербии и на Западе патаренскою, и вообще действовал как православный государь. Латинство при нем стушевалось. Но после смерти Немани папы успели снова, хотя и на короткое время, подчинить себе Сербскую Церковь. Преемником Немани был старший сын его, Стефан Первовенчанный (1195 – 1228 гг.), но младший сын его, Волкан, принявши католичество, при помощи венгерского короля, подручника папы, согнал его с престола, сделался сам великим князем и формально подчинил Сербскую Церковь папе. Это было при папе Иннокентии III в 1202 году. В 1207 году Стефан возвратил себе сербский престол и положил конец папской власти в Сербской Церкви.

При Стефане Первовенчанном в Сербской Церкви учреждена была независимая архиепископия и установлен был более прочный порядок в церковном управлении. Первым архиепископом Сербским был другой младший сын Немани, святой Савва, долгое время подвизавшийся на Афоне и затем в 1219 году исходатайствовавший у греческого императора и константинопольского патриарха для Сербской Церкви право иметь своего автокефального архиепископа. До сего времени во всей Сербии была одна только епископия в Расе; теперь святой Савва открыл еще несколько епископий. Епископами он поставлял по преимуществу своих учеников, пришедших с ним с Афона, и поручал им устраивать церковное управление на основании канонических правил. В видах приготовления достойных пастырей Церкви и вообще для распространения духовного просвещения и поддержания чистоты христианской жизни, святой Савва основал несколько монастырей с порядком жизни монастырей афонских. Между прочим, им основаны были два кафедральных монастыря – Жичский, в котором находилась кафедра самого святого Саввы, и Ипекский Печский, сделавшийся кафедрой его преемников.

После времен святого Саввы притязания пап на главенство в Сербской Церкви хотя не прекращались, но и не приводили к формальному ее подчинению Церкви Римской. Папские притязания поддерживали большей частью сами сербские государи по разным политическим расчетам, нередко уверявшие пап в своей преданности Римской Церкви и дававшие обещания, хотя и притворные, быть в подчинении ей. Так, например, тот же Стефан Первовенчанный, желая получить от папы королевский венец, давал ему такого рода уверения и обещания; впрочем, когда папа прислал этот венец со своим легатом, то короновал им Стефана его брат, архиепископ святой Савва, и о подчинении папе не было более речи. В начале XIV века сербский король Стефан Милутин (1275–1320 гг.) один раз отклонил предложение папы присоединиться к Римской Церкви, а в другой раз, желая быть принятым в число участников нового крестового похода, приготовлявшегося на Западе против Византийской империи, сам напрашивался на такое присоединение, от которого, однако, затем уклонился. Сам знаменитый сербский король Стефан Душан (1336–1355 гг.) два раза обращался к папе с заявлениями о своей готовности подчиниться ему, в расчетах на помощь папы в переговорах с венгерским королем, и оба раза уклонялся от исполнения своего намерения.

При Стефане Душане в Сербской Церкви учреждено было вместо архиепископии патриаршество. Стефан Душан, расширив пределы Сербии завоеваниями у соседних народов, главным образом у греков, и считая себя наследником Византийских императоров, задумал принять титул императора, а в соответствие этому и своего архиепископа решил возвести в сан патриарха. В 1346 году по его предложению собором сербских епископов тогдашний ипекский архиепископ Иоанникий был переименован в патриарха и объявлен совершенно независимым от константинопольского патриарха. Новый патриарх и короновал Душана императорским венцом. По делу об учреждении патриаршества в Сербии сношений с константинопольским патриархом не было, почему последний не хотел признавать за ипекским архиепископом патриаршеского достоинства. Вскоре константинопольский патриарх подверг даже отлучению Душана, ипекского патриарха, и всю Сербскую Церковь за то, что Душан епископские кафедры в завоеванных от империи областях, подчиненные прежде константинопольскому патриарху, заместил сербами и подчинил своему патриарху. Начавшийся по этому поводу раскол между Церквами Сербской и Греческой окончился только в 1375 году, когда спорные епархии присоединены были опять к Константинопольскому патриархату.

После Стефана Душана Сербия как быстро возвысилась, так быстро стала склоняться к падению. Завоеванные области стали мало-помалу отпадать от нее; с другой стороны, ее стали теснить османские турки. В 1375 году Сербия сделалась уже данницей турок, а в 1459 году совсем была завоевана и обращена в турецкую провинцию. Последний владетель Сербии, уже не из дома Немани, Лазарь пред своей смертью завещал свое государство в ленное владение папе, надеясь этим спасти его от турецкого ига; но когда папский легат прибыл в Сербию, чтобы провозгласить власть папы, то бояре и народ, желая лучше подвергнуться турецкому игу, нежели сделаться латинянами, сами пригласили турок, которые и положили конец Сербскому царству. С падением царства уничтожено было национальное правительство, но сербское патриаршество в Ипеке существовало еще долго.

Турецкое иго, сопровождавшееся обычными жестокостями и притеснениями, для сербов было так же тяжело, как и для других христианских народов Балканского полуострова. Многие сербы бежали в Венгрию и австрийские владения и поселились там навсегда. Оставшиеся на месте, испытывая всю тяжесть ига, естественно стремились освободиться от него. Ипекские патриархи, служившие для них объединяющим национальным центром, поддерживали в них эти стремления и даже изыскивали средства к свержению ига. Так, патриарх Иоанн в 1606 году сносился с австрийским правительством об освобождении сербов; патриарх Максим в 60-х годах XVII столетия не только сносился с австрийцами по тому же предмету, но и миропомазал в будущего сербского деспота одного из потомков последних сербских государей; патриарх Арсений Черноевич в 1688 году обращался с просьбами к русскому правительству поднять оружие против турок и тому подобное. Но стремления сербов к политической независимости не приводили к желаемым результатам; единственным средством к спасению от турецкого ига оставалось для них по-прежнему переселение в австрийские владения, к чему прибегали даже и патриархи. Так, в 1691 году патриарх Арсений Черноевич бежал в Австрию с 37 тысячами сербов; то же сделал в 1738 году и другой патриарх Сербский, также Арсений. Но эти переселения возбуждали в турецком правительстве подозрительность к патриархам из сербов, вследствие чего на Ипекскую патриаршую кафедру стало оно возводить греков. В 1766 году турецкое правительство даже совсем уничтожило Ипекскую патриархию и все сербские епархии подчинило константинопольскому патриарху. Этого успел добиться от турок тогдашний константинопольский патриарх Самуил I, ревностный поборник интересов своей патриархии и национального возрождения греков. С одной стороны, желание увеличить доходы патриархии для уплаты ее долгов доходами с сербских епархий, а с другой – стремление эллинизировать сербов для будущей Греческой империи побуждало его добиваться уничтожения национального сербского патриархата. Вслед же за открытием патриархата все епископы сербы удалены были со своих кафедр и заменены греками.

Только в настоящем столетии сербам древнего Сербского княжества, хотя и далеко не всем, удалось достигнуть политической независимости и восстановить независимое церковное управление. В 1804 году они восстали против своевольных янычар, а потом повели борьбу и против турецкого правительства. Под предводительством своих вождей, Кара-Георгия, а после него Милоша Обреновича, и при постоянной помощи со стороны России сербы завоевали себе свободу и в 1817 году провозгласили своим князем Милоша. После Адрианопольского мира между Россией и Турцией по настоянию русского правительства Сербия в 1830 году признана была независимым княжеством и со стороны турецкого правительства, только в вассальной зависимости от него. В 1878 году после восточной войны, благодаря России, для Сербского княжества окончилась и вассальная зависимость от Турции, и князь его принял титул короля. Церковные дела нового сербского государства устроились в 1832 году³³⁶. Сербское правительство в этом году заключило с константинопольским патриархом договор, которым была определена как самостоятельность Сербской Церкви, так и отношение ее к константинопольскому патриарху. Высшая иерархическая власть в Сербской Церкви сосредоточена была в лице белградского архиепископа с титулом митрополита всей Сербии; избрание его из среды сербского духовенства предоставлялось сербскому князю и народу, константинопольский же патриарх должен был давать только свое согласие на это избрание; посвящение митрополита должно было совершаться собором сербских епископов; избрание епископов предоставлено было князю и митрополиту, патриарху же должно было посылаться извещение об этом. При этом сербское правительство обязывалось за своего митрополита и епископов делать ежегодный денежный взнос в патриаршую казну, а при всяком новом избрании митрополита представлять патриарху денежный подарок. В таких отношениях к константинопольскому патриарху Сербская Церковь находится и в настоящее время. В Сербском королевстве в настоящее время четыре епархии, считая и епархию митрополита. Внутреннее управление Сербской Церкви устроилось таким образом: собор епископов, под председательством митрополита собирающийся однажды в год, составляет церковную законодательную власть; при митрополите и епископах для управления епархиями существуют епархиальные консистории; епархии разделены на протопопии и наместничества, в которые для ближайшего наблюдения за духовенством назначаются епархиальными архиереями протопопы и наместники. Митрополиту и епархиальным архиереям в Сербской Церкви назначено определенное жалованье от казны. Для приготовления пастырей Церкви в Белграде устроена Духовная Семинария.

Православная Церковь в двух других сербских княжествах – Боснийском и Захолмском (Герцеговине) устроилась в IX веке одновременно с устройством ее в княжестве собственно Сербском; но, к сожалению, неблагоприятные политические обстоятельства помешали Православию прочно утвердиться в этих странах.

До конца X века Босния находилась в зависимости от Сербского княжества, и потому господствующим в ней вероисповеданием было Православие. Затем, когда в XI веке Босния попала в вассальную зависимость сначала от хорватов, а потом венгров, принадлежащих к Римско-Католической церкви, многие босняки совращены были в католичество, и католичество объявлено было в ней вероисповеданием господствующим. В конце XII века в Боснию проникла ересь патаренская, и многие босняки сделались патаренами. После завоевания Боснии турками в XV веке босняки-патарены приняли магометанство. Такая же точно судьба постигла Православную Церковь и в Захолмии, или Герцеговине. Начиная с X века Герцеговина переходила под власть то хорватов, то босняков, то венгров и наконец вместе с Боснией попала под турецкое иго, вследствие чего часть православных герцеговинцев совратилась в католичество, а часть в патаренство, которое при турецком господстве сменилось магометанством. Таким образом как в Боснии, так и Герцеговине издавна одна часть населения, и большая, принадлежала к Православной Церкви, другая к Католической, а третья сначала к еретическому обществу патаренов, а потом к магометанству. В таком положении Босния и Герцеговина находятся и в настоящее время. В 1878 году православных в этих двух областях считалось 740 тысяч, католиков 180 тысяч и магометан 440 тысяч. Православные еще со времен святого Саввы имеют трех митрополитов, из которых два имеют свои кафедры в Боснии – в Сараеве и Зворнике – и один в Герце­говине – в Мостаре; эти митрополиты, независимые друг от друга, подчинены константинопольскому патриарху. Митрополия Сараевская более организованна в церковноадминистративном отношении; по крайней мере, в ней есть консистория; другие же две митрополии не имеют никаких административных учреждений. В последнее время в Боснии и Герцеговине, с поступлением этих областей во временное владение Австрии, идет усиленная латинская пропаганда между православными; до австрийской оккупации там не было ни одного латинского епископа, теперь же их три со множеством монахов-миссионеров, преимущественно иезуитов.

Нынешнее Черногорское княжество до второй половины XIV века составляло часть сербского государства под названием Диоклеи или Зеты. Во второй половине XIV века сербское государство, после Стефана Душана, стало распадаться на отдельные владения; в это время отпала от Сербии и Зета под управлением боярского семейства из фамилии Бальшичей. Около половины XV века Верхняя Зета попала в руки другого боярского семейства, из фамилии Юрашичей, представитель которой Стефан Черноевич считается основателем нынешнего Черногорского княжества. Сын и преемник его, Иван Черноевич, перенес (1485 г.) кафедру митрополита Зетского в главный город своего владения Цетинье. С начала XVI века турки начали делать постоянные нападения на Черногорию, но совершенно завоевать ее не могли, так что черногорцы в течение XVI и XVII веков были только по временам в зависимости от них. В конце же XVII века, выбрав на соборе в Цетинье (1696 г.) своим вождем и митрополитом Даниила Петровича Негоша, они под его предводительством одержали верх над турками и сделались совершенно независимыми от них. С этого времени Черногориею управляли черногорские владыки, или митрополиты, соединяя в одном лице духовную и гражданскую власть. В 1851 году в Черногории власть гражданская была отделена от власти духовной. Племянник последнего владыки – митрополита Петра Петровича (1830–1851 г.) – Даниил Петрович, избранный его преемником, получил от народного собрания согласие на такое отделение и был провозглашен наследственным князем Черногории под именем Даниила I; епископом же Черногории, которому впоследствии опять усвоен был титул митрополита, поставлен был архимандрит Никанор. В 1860 году Даниилу наследовал его племянник, нынешний черногорский князь Николай.

Во все время своего существования до самых новейших времен Черногория вела постоянную борьбу с турками, отстаивая свою веру и народность. Вследствие такого исключительного положения Черногории, Православная в ней Церковь заняла автокефальное положение в ряду других церквей, и ее владыки-митрополиты стали в совершенно независимое положение как от сербского патриарха в Ипеке, так впоследствии (в XVIII в.) и от константинопольского. Из митрополитов Черногорских особенно замечателен Иларион (1863–1884 гг.). Он обращал особенное внимание на просвещение духовенства, поставив за правило посвящать в духовный сан только лиц, окончивших курс в так называемой главной школе в Цетинье, основанной по его же стараниям. До последнего времени в Черногории была одна епископская кафедра – митрополичья, но в 1878 году, после присоединения к ней некоторых округов от Герцеговины, открыта другая кафедра под древним названием Захлумской и Расской. Православная Церковь в Черногории находилась и находится в особенно тесной связи с Церковью Русской; черногорские митрополиты последнего времени принимали и рукоположение от иерархов Русской Церкви.

Православные славяне, обитающие в настоящее время в пределах Австро-Венгрии, принадлежат главным образом к сербскому племени и отчасти к русскому (в Буковине). Большинство сербов составляют переселенцы из собственно Сербии, Боснии и Герцеговины, бежавшие от турок в Австрию и Венгрию в XV-XVII веках, но в нынешних австро-венгерских владениях именно в Далмации есть сербы, издавна поселившиеся там. Православных сербов в Австро-Венгрии считается до полутора миллионов. Сербы – переселенцы с Балканского полуострова, устраиваясь на жительство в австро-венгерских владениях (в Славонии, Хорватии, южной Венгрии и проч.), устраивали вместе с тем и свои церковные дела. По мере переселения, начиная с XV столетия, они образовали у себя несколько епархий с епископскими кафедрами, которые первоначально находились в зависимости от сербского патриарха в Ипеке; в конце же XVII века, с переселением в австрийские владения ипекского патриарха Арсения Черноевича со множеством сербов, они основали уже самостоятельную, ни от какого патриарха не зависящую, Православную Сербо-Австрийскую Церковь, во главе со своим митрополитом. Первым митрополитом был у них Арсений Черноевич, носивший, впрочем, и титул патриарха. Митрополичья кафедра, после пребывания ее в разных местностях, в 30-х годах XVIII столетия окончательно устроилась в городе Карловце, где находится и в настоящее время. В 1848 году, во время венгерского восстания, сербы с согласия австрийского правительства провозгласили было своего митрополита патриархом, но впоследствии то же правительство отказало ему в этом титуле. Управление в Австро-Сербской Церкви организовано было в конце XVII века, вместе с провозглашением ее самостоятельной Церковью, и в том же виде существует в настоящее время. Избрание митрополита, когда настоит в том нужда, а также обсуждение важных церковных и народных дел принадлежит так называемому церковно-народному конгрессу или собору из депутатов от духовенства и народа; такой собор составляется один раз в три года с разрешения правительства и в присутствии его чиновника. Управление всей митрополией на правах автокефального архиепископа принадлежит митрополиту; при его кафедре есть присутственное место, куда переносятся апелляционные дела из епархий. При епархиальных архиереях есть консистории, заведующие под их руководством епархиальным управлением. Наконец, епархии в порядке управления разделены на протопопии. Совращенных в католичество или в унию между православными сербами-переселенцами было сравнительно немного; обыкновенно считается сербов-униатов до 30 тысяч.

Далматинские сербы после просвещения их христианством в IX веке вместе с другими сербскими племенами совсем не жили самостоятельно государственной жизнью; их страна постоянно переходила от одних завоевателей к другим. В начале XV века Венецианская республика окончательно упрочила свое господство в Далмации, следствием чего было совращение большей части далматинских сербов, а равно сербов-беглецов из Боснии и Герцеговины в католичество. Православные далматинцы не могли даже получить во все время венецианского владычества (до конца XVIII века) разрешения иметь своего епископа, почему в церковных делах обращались большей частью к епископам сербским и босно-герцеговинским. Только в 1808 году, когда Далмация попала во владение французов, православные получили разрешение учредить у себя епископскую кафедру, которая и была открыта в 1810 году. В 1815 году на Венском конгрессе Далмация была присуждена Австрии, и православная Далматинская епархия была подчинена карловицкому митрополиту. Местопребыванием православного далматинского епископа был сначала город Шибеник, а потом, с 1841 года, стал город Зара или Задар, где епископская кафедра находится и в настоящее время. В 1871 году в Далмации открыта другая православная епископская кафедра в городе Которе или Каттаро, по просьбе местного населения. В 1873 году обе кафедры, Задарская и Каттарская, подчинены были вместо митрополита Карловицкого митрополиту Буковинскому. Православных сербов в Далмации в последнее время считалось свыше 80 тысяч человек, а сербов-католиков свыше 300 тысяч.

Буковина – в настоящее время Австро-Венгерская область, прилежащая к юго-западным границам России, до 1775 года входила в состав Молдавии, находившейся в зависимости от Турции; в этом же году она была присоединена к Австрии. Православное население Буковины состоит из русских, или, как называют их немцы, русинов, и румын и простирается до 380 тысяч; русских немного менее, чем румын. Это православное население еще с начала XV века имело своего особого епископа с кафедрой в местечке Радовце, находившейся в зависимости от молдовлахийских митрополитов. После присоединения Буковины к Австрии, Буковинская епископия с 1783 года, вместо митрополита Молдовлахийского, была подчинена митрополиту Карловицкому, а самая епископская кафедра в 1784 году перенесена в главный город области – Черновцы, где она находится и в настоящее время. Зависимость буковинских епископов от карловицких митрополитов была скорее номинальная, чем действительная, так что в управлении церковными делами своей епархии они были совершенно независимы от какой-либо высшей церковной власти.

В 1873 году австро-венгерское правительство для православного населения Цислейтанской половины Австрии образовало особую самостоятельную митрополию и на степень митрополии возвело Буковинскую епископию. С этого времени буковинские иерархи стали пользоваться правами автокефальных митрополитов и им подчинены были даже, как выше упомянуто, две православные епископские кафедры в Далмации.

Управление в Буковинской митрополии сосредоточивается в лице митрополита ее; в случае болезни митрополита или за смертью его, управление возлагается на его наместника-заместителя, состоящего постоянно при его кафедре и имеющего сан архимандрита; для вспомоществования митрополиту в управлении епархией при нем существует консистория; на месте же заведуют приходским духовенством окружные протоиереи (благочинные). Для желающих принять священный сан в Черновцах существует богословский институт, при котором имеется пансион, называемый семинарией, для 50 воспитанников. Средства содержания Буковинская митрополия и духовенство получают главным образом из особого епархиального фонда, образовавшегося из движимых и недвижимых имений, принадлежавших буковинским монастырям и другим учреждениям Буковинской епархии еще во время присоединения Буковины к Австрии; распоряжение этим фондом находится в руках правительства. Богослужение в приходах, состоящих исключительно из русских, совершается на славянском языке, в приходах румынских – на румынском, а в смешанных – на том и другом языке, и притом так, что на одном клиросе читают и поют на славянском языке, а на другом – на румынском.

Во время присоединения Буковины к Австрии в ней было много православных монастырей, но австрийское правительство оставило только три из них, остальные же закрыло. Между прочим, остался незакрытым и существует в настоящее время монастырь Драгомирна, в котором подвизался во второй половине прошедшего столетия выходец из России Паисий Величковский, прославившийся своей благочестивой жизнью и своими переводами отеческих творений на славянский язык.

Всеобщее недовольство Римской церковью и стремление к ее преобразованию, проявлявшиеся в западно-христианском мире в XIV и XV веках, разрешились в начале XVI века так называемой Реформацией. Реформация началась в Германии. Здесь во главе реформаторского движения выступил августинский монах Мартин Лютер, сделавшийся потом основателем нового религиозного общества на Западе.

Лютер происходил от бедных родителей из низшего сословия; родился в 1483 году; образование получил в Эрфуртском университете. Будучи человеком религиозно настроенным и ревностным католиком, он в 1505 году поступил в августинский монастырь в Эрфурте и вел здесь жизнь аскетическую. Здесь же по совету настоятеля августинских монастырей в Германии Стаупица, державшегося мистического направления, Лютер занялся изучением Священного Писания, сочинений Августина и средневековых мистиков. В 1507 году он принял рукоположение во священника, а в 1508 году перешел в Виттенберг, где занял должность профессора университета. В 1510 году Лютер совершил путешествие в Рим по делам своего ордена. Распущенная жизнь папского двора (при Льве X), неверие и богохульство в среде иерархии, с которыми он здесь познакомился, поразили его и произвели переворот в его религиозных убеждениях. Доселе Лютер, проникнутый сознанием своей греховности, стремился достигнуть оправдания пред Богом при посредстве Церкви и предлагаемых ею средств, между прочим, подвигов самоотречения, теперь же он стал думать, что такая Церковь и иерархия, с какими он познакомился в Риме, не могут дать оправдания человеку и, под влиянием сочинений Августина и мистиков, утвердился в той мысли, что только личное общение человека с Искупителем, только одна вера оправдывает.

На поприще реформаторской деятельности Лютер выступил в 1517 году. Повод был следующий. Папа Лев X, нуждаясь в деньгах для поддержания роскошной жизни, прибегнул к продаже индульгенций. В Германии эту продажу взял на откуп майнцкий архиепископ и разослал повсюду своих агентов с индульгенциями. Когда один из них, доминиканец Тецель, появился в Виттенберге и начал продавать индульгенции в лавке, как рыночный торговец, Лютер возмутился таким кощунством над отпущением грехов, составил 95 тезисов против индульгенций, учения о сверхдолжных делах и чистилище, и, по обычаю того времени, выставил их в церкви Виттенбергского замка, вызывая Тецеля на состязание. Тецель и выступившие на его защиту доминиканцы приняли вызов, и между ними и Лютером началась полемика по возбужденным вопро­сам. Тезисы Лютера и полемика привлекли всеобщее внимание не только в Виттенберге, но и во многих других городах Германии. Сочувствие было на стороне Лютера; даже сам саксонский курфюрст, Фридрих Мудрый, принял его сторону и сделался его покровителем. Папа сначала смотрел на столкновение Лютера с доминиканцами как на обыкновенный, хотя и неприятный для него монашеский спор и потому желал только прекращения его. С этой целью он потребовал (1518 г.) Лютера в Рим, а когда Фридрих Мудрый и Виттенбергский университет просили разобрать спор на месте, поручил уладить дело кардиналу Каэтану. Каэтан, прибыв в Аугсбург и приняв сторону противников Лютера, высокомерно потребовал от последнего, чтобы он отказался от своих мнений. Лютер остался при своем, и дело ничем не кончилось. Другой папский уполномоченный, Карл Мильтиц, присланный вскоре с таким же поручением, поступил иначе; наказав Тецеля, он дал понять Лютеру, что принимает его сторону, и затем убедил его написать папе письмо с изъявлением покорности, что тот и исполнил, присоединив обещание не поднимать споров, если противники его будут поступать также. Но латинские богословы не выдержали и снова начали полемику. Между ними особенно выдавался Иоанн Экк, профессор Ингольштадтского университета. Этот вступил в публичный диспут (1519 г.)в Лейпциге сначала с последователем Лютера, Андреем Боденштейном из Карлштадта (почему он называется просто Карлштадтом), также профессором Виттенбергского университета, а потом с самим Лютером. К спорным вопросам присоединился теперь вопрос и о главенстве папы. Диспутировавшие стороны остались каждая при своем, но сочувствие к Лютеру и его мнениям в Германии после диспута увеличилось еще более. Между прочим, к нему присоединился другой виттенбергский профессор, Филипп Меланхтон, знаток еврейского и греческого языков, принимавший после того в Реформации такое же деятельное участие, как и Лютер. Все свободомыслящие люди Германии (гуманисты) были также на стороне Лютера. И сам Лютер после диспута сделался смелее и решительно пошел по пути Реформации, не входя ни в какие сделки с папством. Между прочим, вскоре же (1520 г.) он обнародовал воззвание «к императорскому величеству и христианскому рыцарству немецкой нации», в котором приглашал всех свергнуть с себя папское иго. Воззвание разошлось по всей Германии и произвело сильное впечатление.

Между тем латинские богословы представили папе, что споры, возбужденные Лютером, угрожают большой опасностью Церкви, вследствие чего и Лев X взглянул теперь на дело иначе. В 1520 году он издал буллу, в которой подвергал Лютера отлучению как еретика, а сочинения его осуждал на сожжение. Булла не произвела ожидаемого действия; только в некоторых германских городах сочинения Лютера были сожжены. Лютер же на папское отлучение ответил «апелляцией» к всеобщему собору и сочинением «против буллы антихриста», а самую буллу в конце 1520 года публично сжег. Папа еще раз проклял Лютера как нераскаянного еретика и просил новоизбранного германского императора Карла V (1519–1556 г.) подвергнуть его изгнанию. Карл был согласен исполнить просьбу папы, но по желанию германских князей решил рассмотреть дело Лютера на имперском сейме в Вормсе (1521 г.). На сейм прибыли папские легаты, собралось также много привер­женцев реформы, в числе которых видное место занимал Фридрих Мудрый. По настоянию последних на сейм приглашен был для объяснений и Лютер, хотя легаты и возражали против этого, так как он был отлучен от Церкви. Лютеру в одном из заседаний показали его сочинения и предложили отказаться от них, но он остался непреклонным, высказав в свою защиту, что тогда только откажется от своих мнений, когда его опровергнут на основании Священного Писания и ясными доводами. После этого сейм отпустил Лютера, не постановив никакого решения относительно его. Только под конец заседаний, когда многие из приверженцев реформатора уехали из Вормса, император, желавший по политическим расчетам поддерживать хорошие отношения с папой, провел постановление, которым Лютер и его последователи за свою ересь лишались покровительства законов и осуждались на изгнание. Курфюрст саксонский предвидел, что император будет против Лю­тера, и потому еще ранее распорядился скрыть его в уединенном замке, Вартбурге. Впрочем, в Германии никто не заботился о выполнении вормского постановления. В Вартбурге Лютер занимался главным образом переводом Библии на немецкий язык.

В то время как Лютер находился в уединении, реформаторское движение в Виттенберге продолжалось при участии Меланхтона. Здесь произошел уже полный разрыв с Римской Церковью – отменено было служение частных обеден, священники начали вступать в брак, монахи оставили свои монастыри и тому подобное. Некоторые же из горячих последователей Лютера, каков, например, Карл­штадт, свое противодействие прежним церковным порядкам довели до того, что насильно останавливали богослужение, выбрасывали из церквей иконы и так далее, а в городке Цвиккау появились так называемые цвиккауские пророки, перешедшие затем и в Виттенберг, которые во имя непосредственных откровений проповедовали ниспровержение всех церковных и гражданских порядков. Узнав обо всем этом, Лютер поспешил возвратиться в Вит­тенберг и своими проповедями против крайних привер­женцев реформы – хотя действия их были прямым последствием учения самого же Лютера – успел утишить волнение, по крайней мере, в Виттенберге. В других же местностях Германии религиозное брожение все-таки продолжалось и приняло характер политический (крестьянская война).

Германский император после Вормского сейма 1521 года занят был войной с французами; германские князья, сами недовольные Римской Церковью и папой, сочувствовали церковным нововведениям; папские легаты потеряли всякий авторитет в Германии, и на их заявления никто там не обращал внимания, поэтому Лютер и Меланхтон беспрепятственно продолжали дело Реформации, распространяя новые взгляды и уясняя основы своего вероучения. В 1521 году Меланхтон обнародовал свое сочинение под названием «Loci theologici», в котором ясно и просто изложил новое вероучение, а в 1522 году Лютер издал для всеобщего употребления свой перевод Нового Завета. Новое вероучение, проводимое реформаторами, напоминало во многом мнения предшественников Реформации, особенно Виклефа, и составляло полную противоположность католичеству. Отвергнув в католичестве разного рода заблуждения, неправильности и злоупотребления, Лютер отверг в нем и все истинное. Приняв за основное положение (в противоположность католичеству, которое в деле оправдания и спасения человека придавало излишнее значение его силам), что человек своими собственными силами не может достигнуть оправдания и спасения и что он оправдывается и спасается одною только верою в Искупителя, которая есть дар Божий, и личным общением с Ним, Лютер отверг все посредствующее в деле спасения: Церковь, иерархию и таинства. Церковь, по его учению, не есть сокровищница благодатных даров, а только общество людей, одинаково верующих во Христа. Иерархическое служение, по его мнению, излишне, так как каждый сам непосредственно совершает свое спасение, и «священство» принадлежит вообще всем верующим, вследствие чего иерархию у него заменили простые должностные лица – учители и проповедники, надзиратели над ними (супер-интенденты), а также гражданские власти, которым он предоставил высшее управление. Что касается таинств, то Лютер смотрел на них или как на символы, знаки того, что грехи наши прощены и установилось наше общение со Христом (крещение, причащение, покаяние), или как на благочестивые обряды (миропомазание, священство, брак и елеосвящение), отвергнув мысль о действительном сообщении чрез них благодатных даров. Впрочем, относительно таинства причащения Лютер допускал, что в нем пребывает Христос Своим Телом, не объясняя этого пребывания и отвергая пресуществление. Личные подвиги, каковы содержание постов, монашество и подвижничество, Лютер признавал также ненужными в силу того, что спасение совершается одной только верой. Обрядности и вообще внешности в богослужении, в силу того же основного пункта своего вероучения, он также не придавал никакого значения, предоставляя в этом случае полную свободу каждому; тем не менее в своей богослужебной практике он удержал почти всю католическую обрядность, не исключая обрядов и при совершении таинств. Отвергнув все посредствующее в деле спасения на земле, Лютер отверг и небесных посредников – почитание святых, а равно почитание их мощей и поклонение иконам. Наконец, в противоположность же католичеству он отверг Священное Предание, которым так злоупотребляла Римская Церковь, и единственным источником вероучения признал одно Священное Писание, предоставив толкование его и понимание лично каждому верующему. Такого рода начала распространяли реформаторы, и на этих началах Лютер основал новое религиозное общество, получившее от его имени название лютеранского³³⁷.

До 1526 года дело Реформации в Германии находилось в руках восставших против Римской Церкви немецких богословов; с этого же года оно переходит в руки германских князей. Последних привлекали к Реформации богатые церковные имения, с установлением новых церковных порядков поступавшие в их распоряжение, а также сосредоточение в их руках высшей церковной власти. Таким образом, Реформация была для них делом не церковным только, но и государственным. Поэтому, взяв его в свои руки, германские князья принимают все зависящие от них меры, чтобы довести его до конца. В 1526 году, ввиду возникшего по стараниям папских легатов в Австрии и Южной Германии стремления подавить реформационное движение, курфюрст саксонский Иоанн Постоянный (преемник Фридриха Мудрого) и гессенский ландграф Филипп заключили между собою союз в Торгау для защиты Реформации; к союзу постепенно примкнули и другие северогерманские князья и некоторые из вольных городов. Деятельность союзников в пользу Реформации началась в том же 1526 году. На имперском сейме в Шпейере, воспользовавшись отсутствием императора, а равно возникшим между ним и папой раздором, они успели провести постановление, которым всем сословиям предоставлялось в делах религии поступать так, как требует того ответственность пред Богом и императором. Этим постановлением косвенно признавалась законность Реформации. Основываясь на нем, германские князья и управления вольных городов, бывшие на стороне реформы, начали в своих владениях устраивать церковные дела на началах лютеранства. Прежде всего лютеранское церковное устройство введено было в Саксонии, а потом и в других местах. Меланхтон своей инструкцией для визитации церквей организовал надзор за лютеранскими общинами при посредстве суперинтендентов или инспекторов, а Лютер издал для народа большой и малый катехизисы.

Со времени Шпейерского сейма 1526 года в среде германских владетелей резко обозначились две партии – католическая и реформаторская. Император Карл V, по политическим соображениям не желавший религиозного разделения, принадлежал к партии католической. Борьба между обеими партиями была неизбежна, и так как император при своем нежелании религиозного разделения признавал необходимость улучшений в Церкви и этим, между прочим, путем стремился предупредить разделение, то борьба партий по временам принимала характер мирных переговоров, а по временам сопровождалась насильственными действиями. Главные моменты этой борьбы следующие.

В 1529 году на сейме в Шпейере от имени императора, который к этому времени заключил перемирие с французами и примирился с папой, предложено было привести в исполнение постановление Вормского сейма 1521 года относительно изгнания Лютера, а также отменить постановление Шпейерского сейма 1526 года в пользу Реформации. Большинство голосов было на стороне партии католической, поэтому предложение императора было принято. Но приверженцы Реформации представили против этого протест, в котором провозглашали новое положение, что в делах религии решение должно принадлежать совести каждого, а не большинству голосов. С этого времени всех принадлежащих к реформаторской партии стали называть протестантами.

В 1530 году на сейме в Аугсбурге с согласия императора, который присутствовал здесь лично, протестантские князья представили свое исповедание веры, составленное Меланхтоном, которое потом стало известно под именем Аугсбургского исповедания. На это исповедание католические богословы представили свое опровержение. Император согласился с опровержением, после чего снова было подтверждено об исполнении вормского постановления 1521 года, а протестантам воспрещено было распространение своего учения, ввиду предполагавшегося всеобщего собора. Но собор, на котором так настаивал император, не состоялся, вследствие нежелания папы Климента VII (1523–1534 гг.) созвать его; протестанты же между тем в 1531 году в Шмалькальдене заключили новый союз для защиты реформации силой оружия. Поэтому император, не ожидавший такого оборота дела и не приготовившийся к войне, вынужден был войти с протестантами в соглашение и в 1532 году в Нюренберге заключил с ними мир, которым партии католическая и протестантская обязывались до всеобщего собора или другого сеймового постановления не стеснять одна другую в делах веры. Это так называемый первый религиозный мир.

Нюренбергский мир, однако, не сопровождался действительным примирением враждовавших партий – натянутые отношения между католиками и протестантами продолжались. Старания императора привести их к соглашению при посредстве религиозных совещаний и открывшегося наконец в 1545 году в Триденте собора не имели успеха. Между тем лютеранство распространялось все более и более, и протестантские князья представляли собой такую силу, что ее опасался сам император. Поэтому Карл V решился уничтожить их могущество и в 1547 году нанес им жестокое поражение (шмалькальденская война). Лютер не дожил до этой междоусобной войны – он умер в 1546 году. Ослабив протестантов, император снова взялся за религиозное объединение их с католиками. С этой целью по его поручению в 1548 году было составлено согласительное исповедание веры, Аугсбургский интерим, которое должны были принять как католики, так и протестанты. Но это исповедание возбудило неудовольствие в обеих партиях: католики настаивали на безусловном возвращении протестантов к католичеству, протестанты видели в интериме подрыв своей вере. Чтобы заставить про­тестантов принять интерим, император начал их преследовать. В таком положении были дела до 1552 года, когда протестанты снова усилились. В это время на их сторону перешел герцог саксонский Мориц, хотя державшийся лютеранства, но до этого бывший на стороне императора. Мориц во главе с другими протестантскими князьями объявил императору войну и заставил его заключить выгодный для протестантов договор в Пассау (1552 г.), на основании которого в 1555 году последовало сеймовое решение, известное под именем Аугсбургского религиозного мира. По этому миру лютеранам предоставлялась свобода в делах веры, с тем, однако, ограничением, что на будущее время право переменять веру предоставлялось только князьям, но не их подданным.

Но и Аугсбургский религиозный мир не уничтожил враждебных отношений между католиками и протестантами. Иезуиты, выступившие во второй половине XVI века на защиту католичества, только усиливали их взаимное раздражение. В конце XVI и начале XVII века взаимная религиозная ненависть католиков и протестантов в Германии начала уже проявляться по местам насильственными действиями с той и другой стороны. В 1608 году протестантские князья заключили между собою так называемую протестантскую унию, а католические в 1609 году со своей стороны образовали католическую лигу. Вооруженное столкновение становилось неизбежным. Вскоре представился и повод к нему. Германский император и вместе король богемский Фердинанд II, воспитанник иезуитов, в 1618 году отнял у протестантов в Богемии две церкви. Богемцы подняли возмущение и избрали себе другого короля. Этим событием положено было начало войне, известной в истории под названием Тридцатилетней. В ней Германия разделилась на две половины: северную – протестантскую и южную – католическую. Католики с ожесточением отстаивали свое религиозное преобладание, а протестанты с неменьшим же ожесточением защищали свои права на свободу веры. Перевес в этой борьбе, в которой принимали участие и иностранные государи, – как, например, шведский король Густав Адольф, выступивший на защиту протестантов, – бывал то на той, то на другой стороне. В 1648 году крайнее истощение всех германских государств привело к окончанию войны, и в том же году между всеми участвовавшими в ней заключен был так называемый Вестфальский мир, которым окончательно подтверждена была равноправность всех протестантов с католиками.

Одновременно с возникновением и распространением лютеранства в Германии оно стало распространяться и в других странах Европы. Сочинения Лютера расходились повсюду и везде возбуждали стремление освободиться от римского ига. Как и в Германии, главными распространителями лютеранства были сами государи. Таким образом лютеранство распространилось и упрочилось в Швеции, Дании, Норвегии, Пруссии, Лифляндии, Эстляндии и Курляндии.

В Швеции движение в пользу Реформации началось в 1519 году так же, как и в Германии, по поводу продажи индульгенций. Лютеранские воззрения распространяли здесь два брата, Олаф и Лоренц Петерсоны. Первый шведский король после отделения Швеции от Дании, Густав Ваза (1523–1560 гг.), вскоре же после избрания своего решительно стал на сторону Реформации и сделался покровителем братьев Петерсонов. В 1524 году он устроил в Упсале религиозный диспут между проповедниками лютеранства и латинскими богословами. Победа на диспуте по решению короля и шведских вельмож осталась за представителем лютеранства Олафом Петерсоном. После этого Реформа­ция в Швеции пошла быстрыми шагами: закрыты были монастыри, имущества их обращены в собственность короля, священники стали вступать в брак и так далее. Окончательно лютеранство признано было государственной религией в Швеции на сейме в Вестерасе в 1527 году, после чего в ней введено было и лютеранское церковное устройство с той, однако, особенностью, что шведы сохранили у себя епископство, хотя и без соответствующей власти и значения. Перевод Библии на шведский язык сделан был еще в 1526 году. Из Швеции лютеранство распространилось и в подвластной ей в то время Финляндии.

В Данию лютеранство проникло также очень рано. Датский король Христиан II, во время которого возникла Ре­формация в Германии, колебался еще между лютеранством и католичеством; следовавший же за ним Фридрих I решительно стал на сторону Реформации и на сейме 1527 года провел постановление, по которому в Дании лютеране сравнивались в правах с католиками; при нем же сделан был и перевод Библии на датский язык. Наконец преемник Фридриха, Христиан III, сделал лютеранство господствующим исповеданием в Дании. В 1536 году он арестовал всех датских епископов, противившихся Реформации, конфисковал церковные имущества и ввел лютеранское церковное устройство при содействии лютеранского богослова Иоанна Бугенгагена, известного под именем Померана. В Дании так же, как и в Швеции, сохранено было епископство. Так как в то время датский король был и королем Норвежским, то вместе с Данией лютеранство сделалось господствующим исповеданием и в Норвегии.

Пруссией в XVI веке владел орден тевтонских рыцарей. Гроссмейстер ордена Альбрехт Ансбахский в 1525 году принял лютеранство и, обратив орденские владения в герцогство, ввел в Пруссии лютеранское церковное устройство. То же сделал и орден меченосцев, или ливонский, владевший Лифляндией, Эстляндией и Курляндией. Здесь лютеранство начало упрочиваться еще в 1523 году, а окончательно утвердилось в 1561 году, когда последний магистр ордена, Готгард Кетлер, уничтожив орден, образовал из владений его герцогство в вассальной зависимости от Польши.

Сверх того, лютеранство проникло и в другие страны – Богемию, Венгрию, Польшу и прочие, но сделаться господствующим вероисповеданием здесь оно не успело.

Реформаторское движение в Швейцарии началось несколько позже такого же движения в Германии, но совершенно независимо от него. Причины и даже поводы к Реформации в Швейцарии были те же, что и в Германии. Горячим поборником реформы здесь выступил Ульрих Цвингли (род. 1484 г.). Он был священником в Эйнзидельне (1516–1518 гг.) и славился как ученый и красноречивый проповедник. В Эйнзидельне, в так называемой Мариинской пустыни, была чудотворная икона, на поклонение которой стекалось много народу. Пред богомольцами Цвингли в первый раз и выступил в качестве реформатора – он начал проповедовать против путешествий ко святым местам, поклонения иконам и тому подобное, указывая, что есть только один Ходатай небесный – Христос.

Перешедши в 1519 году по приглашению жителей в Цюрих, он продолжал проповедовать и здесь, в цюрихской кафедральной церкви, в том же духе. Между прочим, когда в Цюрихе появился продавец индульгенций, некто Самсон, Цвингли не только восстал против его торговли, но и настоял, чтобы он был изгнан. Восставая против постов, монашества, безбрачия духовенства, почитания икон и прочего, Цвингли учил, что в деле религии нужно держаться одного только Священного Писания. Вследствие этого цюрихский совет, сочувствовавший его проповеди, в 1520 году постановил, чтобы проповедники строго держались чистого евангельского учения. В 1522 году Цвингли и его сторонники формально отложились от своего епископа (Констанцкого) и образовали свою особую религиозную общину. Тогда епископ обратился к швейцарскому сейму с просьбой прекратить реформы. Сейм был против церковных нововведений, но цюрихцы стояли за реформу.

В 1523 году они устроили два религиозных диспута в Цюрихе, на которых Цвингли в присутствии множества священников защищал свое учение, изложенное в 67 тезисах. После второго диспута цюрихцы открыто высказались за Реформацию и в 1524 – 1525 годах ввели у себя новое церковное устройство: обедня была отменена, в богослужение введен родной язык, иконы из церквей вынесены, монастыри обращены в школы и благотворительные заведения и так далее.

Кроме Цюриха, Цвинглиева церковная реформа была введена и в некоторых других кантонах Швейцарии, как, например, в Базеле, Берне, Шафгаузене и прочих. Но были кантоны (Люцерн, Швиц, Ури и др.), которые оставались верными Римской Церкви, так как церковная реформа затрагивала их политические интересы. Вследствие этого между реформатскими и католическими кантонами произошел разрыв, дошедший до вооруженного столкновения. В 1531 году реформатские войска потерпели жестокое поражение от католических и реформатские кантоны должны были согласиться на мирный договор, которым запрещалось дальнейшее распространение Реформации. Цвингли, находившийся при реформатских войсках в качестве проповедника, в сражении 1531 года был убит; католики труп его четвертовали и сожгли.

Учение Цвингли в сущности такое же, как и лютеранское, – основным положением у него, как и у Лютера, было то же учение об оправдании одной верой. Только в развитии и изложении этого положения Цвингли является более последовательным и решительным, нежели Лютер. Так, в учении о таинстве причащения он пошел дальше Лютера: отвергая пресуществление и Лютерово присутствие Христа Спасителя в евхаристии, он утверждал, что хлеб и вино в таинстве причащения суть только знаки, напоминающие нам о страданиях Спасителя и служащие для укрепления нашей веры в действительность искупления. Также и в отношении к обрядовой стороне Цвингли был решительнее Лютера: Лютер, несмотря на отрицание в принципе обрядности в богослужении, иконопочитания и прочего, на практике допускал все это, Цвингли же изгонял из богослужения решительно всякую обрядность, а иконопочитание считал наравне с идолопоклонством.

Переустройство Церкви, предпринятое Цвингли, после его смерти приостановилось только в немецкой Швейцарии; во французской же Швейцарии его дело продолжали другие поборники Реформации, выступившие вслед за ним. Один из них, Вильгельм Фарель, в 1532 году появился в Женеве и действовал здесь с таким успехом, что в 1535 году женевцы решительно объявили себя за Рефомацию, а в следующем году начали вводить и новое церковное устройство, согласное с учением Цвингли. Но окончательная организация на началах Реформации нового религиозного общества в Швейцарии, в некоторых отношениях отличного от лютеранства, принадлежит Иоанну Кальвину.

Кальвин, родом француз (род. в 1509 г.), был человек весьма способный, но вместе с тем отличавшийся крайне суровым и мрачным настроением духа. Изучив в Париже латинское богословие и ознакомившись там же с протестантскими мнениями, он до того увлекся новым религиозным движением, что разорвал всякие связи с Римской Церковью и решился сам выступить в роли реформатора. В 1536 году он прибыл в Женеву, сошелся здесь с Фарелем и вскоре стал во главе реформаторской партии. Разделяя воззрения Лютера и Цвингли, Кальвин присоединил к ним еще и свои собственные и таким образом выступил со своей собственной реформаторской системой. Особенности ее заключаются в учении о таинстве евхаристии и, главным образом, в учении о предопределении. Относительно таинства евхаристии Кальвин учил, что оно действительно сообщает благодать, так как в нем мы приобщаемся Христа невидимо и благодатно, питаемся духовно от всего Его существа, взятого в нераздельности Его божественной и человеческой природы, но пресуществления и приобщения Тела и Крови Христа Спасителя в евхаристии Кальвин так же, как и Цвингли, не допускал. Учение Кальвина о предопределении составляет дальнейшее развитие общепротестантского начала об оправдании верой. Сущность его заключается в следующих положениях: человек вследствие грехопадения раздробил все свои силы настолько, что лишился даже самой возможности делать добро, вследствие чего собственными силами он не может достигнуть оправдания и спасения; его оправдывает и спасает единственно только вера, возбуждаемая в нем спасающей благодатью; но, несмотря на то, что со стороны самого человека ничего не требуется для спасения, спасаются не все; причина этого заключается в самой спасающей благодати, то есть в безусловной воле Божией; Бог от вечности предопределил одних ко спасению, других к погибели; спасающая благодать побеждает все препятствия со стороны тех, кто предопределен ко спасению, и они необходимо спасаются без всяких усилий со своей стороны; наоборот, непредопределенные ко спасению никакими усилиями (делами и подвигами) не могут изменить предопределения и необходимо погибнут.

Став во главе реформаторской партии в Женеве и продолжая дело Цвингли, Кальвин свою деятельность направил главным образом на реформу нравов, приурочив ее к своему учению о предопределении. По его мнению, мысль о предопределении ко спасению (так как никто не знает, ко спасению или к погибели он предопределен), должна возбуждать чувства веры и преданности воле Божией, располагать к строгонравственной жизни и тому подобное. Поэтому от своих последователей, как предопределенных ко спасению, он требовал строгой, аскетической жизни. Правила жизни, данные им женевцам и возведенные по его стараниям в 1538 году Женевским советом на степень государственных законов, обнимали весь быт их и отличались чрезвычайной суровостью и строгостью. Так, например, всякого рода проявление роскоши, обычные увеселения и игры, пение светских песен, музыка и тому подобное этими правилами безусловно запрещались и преследовались с неумолимой строгостью разными исправительными наказаниями; за серьезные же проступки против веры и нравственности (каковы, например, богохульство, кощунство, распущенная жизнь) назначалось изгнание из оте чества и даже смертная казнь. Такие суровые правила восстановили против Кальвина очень многих, образовалась сильная партия недовольных, которая и заставила его бежать из Женевы³³⁸. Только в 1541 году, когда приверженцы Кальвина в Женеве взяли перевес над своими противниками, реформатор мог беспрепятственно возвратиться туда. Теперь он совершенно подчинил своему влиянию женевцев и, властвуя над ними неограниченно в течение двадцати лет с лишком, успел довести дело до конца. Сделав учение о безусловном предопределении основным догматом устроенной им новой общины, Кальвин ввел в жизнь ее и свои суровые нравственные начала. Отчуждение от всех, даже невинных или безразличных в нравственном отношении, мирских радостей и удовольствий, фанатическое презрение к богатству и почестям, набожное уединение, доходящая до мелочности строгость нравов в домашней и общественной жизни в соединении с фанатической нетерпимостью ко всем разномыслящим сделались отличительными чертами его последователей. В реформе богослужения Кальвин, подобно Цвингли, пошел дальше Лютера. Из церквей было удалено им все, что напоминало о католичестве – иконы, кресты, престолы и прочее, даже церковная музыка и разного рода церковные украшения были изгнаны. Самое богослужение ограничено было только проповедью, чтением молитв и простым безыскусственным пением псалмов; всякого рода обрядность была отменена. Удержанные Кальвином два таинства – крещения и причащения совершались у него: первое – чрез одно окропление водой, без крестного знамения, а второе – в виде преломления хлеба по очереди каждым из присутствующих и притом сидя. Отвергнув иерархию, Кальвин, подобно Лютеру, заменил ее учителями и проповедниками и, кроме того, учредил должности старейшин – для наблюдения за нравственной жизнью членов каждой общины и диаконов – для заведования благотворительными учреждениями. Избрание всех этих должностных лиц он предоставил не светской власти, как Лютер, а самим общинам.

Кальвин умер в 1564 году. Основанное им в Женеве новое протестантское общество получило название реформатского; называется оно также по его имени и кальвинским.

Из Женевы кальвинизм распространился во всей французской и немецкой Швейцарии и сделался здесь господствующим исповеданием. Кроме того, он проник и в другие страны Европы, преимущественно во Францию, Нидерланды и Шотландию. Распространению кальвинизма много способствовал основанный Кальвином Женевский университет, в котором получали образование в строго кальвинском духе многие иностранцы.

Во Францию кальвинизм проник еще при жизни самого Кальвина, который посылал туда проповедников своего учения. Новое учение нашло здесь многих последователей в среде дворянства, духовенства, горожан и простого народа; даже некоторые из принцев французского королевского дома сделались приверженцами кальвинизма. Следствием этого было то, что на пространстве всей Франции, и особенно на юге ее, во многих местностях возникли кальвинские общины, устроенные по образцу общины женевской. Французские короли, современные этому реформационному движению (Франциск I, † 1547 г.; Генрих II, † 1559 г.; Франциск II, † 1560 г.), оставаясь верными Римской Церкви, принимали против кальвинистов разного рода насильственные меры (например, за распространение всякой кальвинской книги назначалась смертная казнь), но такие преследования повели только к тому, что угнетаемые кальвинисты, или, как их называли во Франции, гугеноты, начали искать опоры в своем собственном обществе и образовали из себя сильную политическую партию. В 1562 году, при королеве Екатерине Медичи, управлявшей государством за малолетством своего сына, Карла IX, французское правительство решилось начать открытую войну против всех кальвинистов вообще. Вследствие этого гугеноты также вооружились, и во Франции началась продолжительная междоусобная религиозная борьба, сопровождавшаяся крайней жестокостью со стороны приверженцев католичества. Между прочим, в известную Варфоломеевскую ночь (1572 г.) и в последующие за нею дни католики истребили десятки тысяч гугенотов. Но и жестокости не уничтожили во Франции кальвинизма. Чтобы умиротворить страну, правительство наконец вынуждено было предоставить кальвинистам религиозные и гражданские права. В 1598 году Генрих IV (Наваррский), до своего вступления на престол принадлежавший к партии кальвинистов, издал в их пользу так называемый Нантский эдикт, которым предоставлял им свободу в исповедании своей веры, публичное отправление богослужения, хотя и в назначенных местах, право печатать свои религиозные книги, занимать всякие места и должности в государстве и тому подобное. В 1629 году при Людовике XIII права кальвинистов во Франции были вновь подтверждены так называемым милостивым эдиктом, изданным в Ниме.

В Нидерланды реформаторские идеи проникли вместе с сочинениями Лютера, и потому начавшееся здесь религиозное брожение первоначально имело характер лютеранский, но затем, вследствие более близких сношений со Швейцарией и Францией, сюда проник кальвинизм и получил преобладающее значение. В пятидесятых годах XVI столетия в Нидерландах было уже много кальвинских общин, устроенных по образцу женевской. Император Карл V, владевший в то время, как король Испании, Нидерландами, несмотря на все свои жестокости, не мог остановить распространения новых религиозных учений. Его преемник, Филипп II (1556–1598 гг.), думал удержать нидерландцев в лоне католичества учреждением новых епископии и введением суда инквизиции, но начавшиеся после того религиозные процессы и многочисленные казни произвели только восстание в Нидерландах (1566 г.). Новые жестокости и казни (герцог Альба) мало принесли пользы Филиппу – нидерландцы мужественно боролись (Вильгельм и Мориц Оранские) за свою религиозную и политическую свободу. Борьба окончилась в 1581 году отпадением от Испании семи северных нидерландских областей, образовавших республику соединенных Нидерланд (Голландию). Вместе с образованием республики окончательно утвердился в ней и кальвинизм.

В Шотландии, которая в XVI веке составляла самостоятельное государство и имела собственное правительство, распространителем кальвинизма был некто Джон Нокс. Со своими проповедями против Римской Церкви он выступил еще в 1547 году. Побывав затем в Женеве и ознакомившись с реформой Кальвина, Нокс сделался ревностным его последователем и по возвращении в 1555 году на родину с фанатическим рвением начал распространять его мрачное и суровое учение. Под влиянием его красноречивых проповедей, в которых он потрясал народные массы грозными библейскими изречениями, шотландцы начали изгонять священников, сжигать иконы, церковные украшения и нередко самые церкви и тому подобное. Твердого правительства, которое могло бы остановить это фанатическое религиозное движение, в то время в Шотландии не было. Шотландская королева Мария Стюарт, бывшая в замужестве за французским королем Франциском II, проживала во Франции. Шотландией же управляла, в звании регентши, ее мать. В 1560 году, по смерти регентши, Нокс и его приверженцы захватили даже всю власть в свои руки и достигли того, что шотландский парламент в том же 1560 году, объявив уничтожение католичества, провозгласил государственной религией кальвинизм. После этого Нокс приобрел в Шотландии такую же власть, какую имел в Женеве Кальвин, и окончательно реформировал Шотландскую Церковь на началах кальвинизма. Королева Мария Стюарт, возвратившаяся по смерти мужа в Шотландию и принявшая управление в свои руки, несмотря на то, что была ревностная католичка, вследствие разных политических и государственных осложнений не имела возможности предпринять что-либо важное против реформы Церкви. Нокс до самой своей смерти (1572 г.) заправлял всеми церковными делами Шотландии и упрочил в ней кальвинизм навсегда. Подобно Кальвину, Нокс во главе каждой отдельной религиозной общины в Шотландии поставил старейшину-пресвитера, поэтому шотландские кальвинисты получили название пресвитериан.

Протестантство, утвердившее принцип свободы разума в деле веры, само положило начало развитию в среде его новых религиозных учений, извращавших христианство еще больше, чем извратило его лютеранство или реформатство. Последователи таких учений, возникших на почве протестантства, но не признанных им, образовали так называемые протестантские секты. Более замечательными между ними в эпоху реформаторских движений на Западе были секты анабаптистов или меннонитов, социниан и арминиан.

Анабаптисты (перекрещенцы) получили свое название от перекрещивания ими всех вступающих в их общество. Сущность их учения заключается в следующем. Развивая далее протестантское начало о личном общении с Богом, они утверждали, что в каждом верующем живет и действует Дух Божий, освящающий его и руководящий всеми его мыслями, чувствами, желаниями и поступками. Как освященные Духом Божиим и руководимые Им они считали себя святыми, а свое общество церковью святых, для вступления в которую требовалось новое крещение. Во имя этой святости и руководства от Духа Божия они отрицали все существующие законы, учреждения и порядки, как церковные, так и гражданские, признавая их ограничением свободы Духа, действующего в них. Стремлением разрушить все существующие церковные и гражданские общества и на развалинах их основать новое общество, церковь святых, на началах свободы, равенства, коммунистического общения в имуществе и тому подобное анабаптисты и ознаменовали свое историческое существование.

В первый раз анабаптисты появились в германском городке Цвиккау около 1520 года. Здесь во главе их стояли Фома Мюнцер, занимавший должность проповедника, Николай Шторх, простой фабрикант, и Марк Штюбнер, бывший студент Виттенберского университета. За свои проповеди, призывавшие слушателей к ниспровержению всех существовавших порядков жизни, Мюнцер в 1521 году был изгнан из Цвиккау и отправился блуждать по Германии с теми же революционными целями; оставшиеся же здесь анабаптисты продолжали устраивать свое общество и скоро от слов перешли к делу, подняв возмущение против городских властей. За это одни из них поплатились заключением в тюрьмы, а другие принуждены были спасаться бегством. Шторх, Штюбнер и другие (цвиккауские пророки) ушли в Виттенберг, надеясь найти у германских реформаторов сочувствие своим пророческим откровениям относительно устройства новой церкви, но были изгнаны и отсюда (1522 г.). Между тем Мюнцер, скитаясь по Германии, успел распространить в народе свои разрушительные идеи, вследствие чего во многих местностях начались восстания крестьян против помещиков и властей. Мюнцер, приняв на себя роль церковного и гражданского реформатора, стал во главе восставших (крестьянская война), но, разбитый в одном сражении наголову, был пойман и казнен (1525 г.). После этого во всей Германии началось жестокое преследование анабаптистов, и католики, и протестанты жгли и казнили их без всякой пощады. Но преследования не уничтожили анабаптизма – он продолжал развиваться в Швейцарии и Нидерландах, а в тридцатых годах XVI столетия с новой силой заявил себя опять в Германии. В 1529 году в вестфальском городе Мюнстере появились выходцы из Нидерланд, анабаптисты Иоанн Матисен, по профессии булочник, и Иоанн Боккольд, портной из Лейдена (называемый поэтому Иоанном Лейденским). Выдавая себя за пророков, они своими проповедями о новой церкви и наступлении тысячелетнего царства Христова увлекли чернь, выгнали из города всех не принимавших второго крещения и начали устраивать свое общество. Матисен скоро был убит в одной вылазке против осаждавшего город изгнанного мюнстерского епископа, и его место во главе анабаптистов занял Иоанн Лейденский.

Этот объявил себя королем Сиона, то есть Мюнстера, ввел равенство сословий и состояний, общение имущества, многоженства и тому подобное, предоставив, однако, себе деспотическую власть над жизнью и имуществом своих подданных. Дикое изуверство и антиномистическая распущенность нравов были неизбежным последствием этих новых порядков жизни. В 1535 году изуверное царство анабаптистов в Мюнстере окончило свое существование – мюнстерский епископ взял, наконец, город, и Иоанн Лейденский со многими из своих последователей был казнен. Вслед за тем в Германии снова началось преследование анабаптистов; гонимые и преследуемые всюду, они рассеялись по всей Европе.

После мюнстерского погрома секта анабаптистов стала склоняться к падению. Но ее возродил к новой жизни некто Симон Меннон, католический священник из Голландии, вступивший в 1536 году в ряды анабаптистов. Он совершенно преобразовал секту: ввел в жизнь ее строгонравственные правила, установил строгую церковную дисциплину, вероучению придал определенность и так далее. Благодаря его неутомимой двадцатипятилетней деятельности, рассеянные анабаптисты организовались в упорядоченные общины и из буйных и безнравственных фанатиков-разрушителей сделались людьми мирными, трудолюбивыми и нравственными. От прежнего анабаптизма у них осталось только отрицание крещения детей и мечтательное представление о своей секте как обществе святых; отрицание же существующих порядков и разрушительные стремления после преобразования секты у анабаптистов стали проявляться совершенно в ином виде – обязательным удалением от всякой службы, военной и гражданской, от судебных процессов и вообще жизнью, замкнутой и сосредоточенной в своем обществе. Что касается вероучения преобразованных анабаптистов, то Меннон приблизил его к реформатскому, придав только большое значение обрядности. С преобразованием секты анабаптисты приняли и другое название – от имени своего реформатора они стали называться меннонитами. Меннониты сосредоточивались и сосредоточиваются до настоящего времени главным образом в Голландии, где еще в 1851 году им предоставлена была свобода богослужения. Меннонитские общины есть и в России.

Основателями секты социниан были Лелий Социн († 1561 г.) и его племянник Фауст Социн († 1604 г.), от которых она и получила свое название. Учение этой секты есть не более как возобновленное учение древних монархиан или антитринитариев, почему социниане называются также унитариями и антитринитариями. Лелий Социн был родом итальянец, по профессии юрист. Религиозное брожение того времени увлекло его к изучению богословия, которым он занимался в Швейцарии, а главным образом в Виттенберге под руководством Меланхтона. Усвоив себе протестантский рационалистический принцип, он пришел к тому убеждению, что в Священном Писании, как источнике вероучения, должно быть принимаемо только то, что может быть объяснено и понято разумом. Поэтому, находя, что христианское учение о Едином Боге в Трех Лицах непостижимо для разума и противоречит ему, отверг Святую Троицу и утверждал, что Бог есть только единичное Лицо. О Лице же Иисуса Христа Социн учил, что Он был обыкновенный человек, только одаренный чрезвычайной божественной силой, и если называется Сыном Божиим, то по усыновлению, равно и Святого Духа он признавал только божественной силой. Далее, отвергая первородный грех и допуская в человеке наследственную наклонность к злу, Социн дело искупления, совершенное Спасителем, ограничивал только указанием людям пути к нравственному самоусовершенствованию, которое приводит их к вечной блаженной жизни после смерти. Наконец, он отвергал божественное предведение и предопределение. Мнения Социна разделяли немногие подобные ему рационалисты в религии, и вообще его унитаризм не встретил сочувствия в протестантских странах. Поэтому Социн и его единомышленники удалились (1551 г.) в Польшу и Трансильванию, надеясь здесь организовать свое особое общество. Это и удалось сделать уже по смерти Лелия Социна (1561 г.) его племяннику Фаусту Социну. В Трансильвании и особенно в Польше унитаризм нашел многих последователей, преимущественно в среде вельмож и дворянства, и Фауст Социн к концу XVI столетия успел образовать из них самостоятельные общины со своими церквами и школами. Благодаря тому, что к секте социниан принадлежали знатные люди, социнианские общины в Польше не только получили право на свободное исповедание своей веры, но и достигли процветания. В 1658 году по настоянию иезуитов социниане были изгнаны из Польши, и с того времени секта их стала постепенно уничтожаться. В настоящее время небольшие социнианские общества существуют в Трансильвании.

Секта арминиан развилась на почве реформатства и вышла из стремления ослабить несколько мрачное и отталкивающее учение Кальвина о безусловном предопределении. Это стремление заявил некто Иаков Арминий, занимавший должность реформатского проповедника в Голландии (с 1588 г.), а потом профессора в Лейденском университете (с 1603 г.). В своих проповедях и лекциях он проводил такие мысли о предопределении, что Бог от вечности определяет людей к погибели по собственной их вине и по Своему справедливому Божескому суду. К этому смягченному учению пристали многие из Голландии, но строгие приверженцы учения о безусловном предопределении восстали против него. Товарищ Арминия по университету, Франц Гомар, был во главе защитников безусловного предопределения. Начался спор арминиан и гомаристов. В 1609 году Арминий умер, но спор продолжался и скоро принял характер политический, так как сторону гомаристов принял известный освободитель Нидерланд от испанцев Мориц Оранский, надеявшийся с помощью их уничтожить республиканское правление в Голландии и сделаться госуда­рем. На всеобщем реформатском синоде в Дортрехте (1618–1619 гг.) арминиане были осуждены, как еретики, и затем подвергнуты жестоким преследованиям, но в 1625 году, по смерти Морица, они получили гражданские права и свободу вероисповедания.

Протестантские мнения по мере распространения их на материке Европы проникали и в Англию, но здесь богословская сторона Реформации мало занимала умы – гораздо более интересовало англичан свержение папского ига, с которым соединены были для них большие денежные поборы в пользу Рима и духовенства. Такого характера и были в Англии первые протесты против Римской Церкви. Ближайшим поводом к реформационному движению в Англии послужила ссора английского короля Генриха VIII (1509–1547 гг.) с папой Климентом VII. Генрих захотел развестись со своей женой, Екатериной Аррагонской, чтобы жениться на некоей Анне Болейн, и просил (1527 г.) у папы развода, но папа по влиянию германского императора Карла V, племянника Екатерины Аррагонской, после долгих проволочек отказал ему в этом. Тогда Генрих решился не только обойтись без папы в деле о браке, но и совсем уничтожить его власть в Английской Церкви. В 1533 году по его распоряжению английским парламентом издан был закон о независимости Англии от папы в церковных делах и о верховных правах короля в Церкви, а в 1534 году Генрих формально и торжественно объявил себя верховным главой Церкви вместо папы. Большинство епископов и священников подчинились новому порядку в церковном управлении, не признававшие же главенства короля или сомневавшиеся в этом подверглись преследованиям и казням. Затем Генрих закрыл все монастыри в Англии (1538 г.) и имущества их обратил в свою пользу. Что касается вероучения, то король-реформатор не сделал почти что никаких перемен в этом отношении. Получив схоластическое богословское образование, он в душе оставался таким же католиком, каким был до разрыва с папой, и так же ненавидел протестантов, как в 1521 году, когда издал от своего имени сочинение против Лютера. Только по стараниям архиепископа Кентенберийского Томаса Кранмера и своего министра Кромвеля, тайных протестантов, бывших его главными советниками во время столкновения с папой, Генрих издал от лица парламента в 10 членах нечто вроде нового вероучения. В членах говорилось о трех таинствах – крещении, покаянии и причащении, об оправдании верой, отменялось почитание икон и святых и тому подобное, но крайне неопределенно и не в смысле протестантском; например, пресуществление признавалось, добрые дела считались необходимыми для оправдания, иконы рекомендовалось удержать в церквах и прочее. В последнем же своем распоряжении относительно вероучения, в так называемых «Шести членах», Генрих прямо восставал против лютеранства, угрожая смертной казнью тем, которые будут отрицать пресуществление, допускать причащение под обоими видами, утверждать, что священникам можно вступать в брак, и прочее. В силу этого распоряжения многие из принявших лютеранство подверглись преследованиям.

При преемнике Генриха Эдуарде VI (1547–1553 гг.) в Англии началась реформа и вероучения, а равно и богослужения, но опять не в таком резком виде, как это было в Германии или Швейцарии. Сам Эдуард как малолетний не мог принимать участия в реформе, – ее вел парламент или, лучше, руководившие им регенты государства, в числе которых были как католики, так и приверженцы лютеранства, например архиепископ Кранмер. Прежде всего отменены были «шесть членов» Генриха VIII и вместе с тем допущено причащение под обоими видами, дозволен брак священникам, разрешено всем чтение Библии, переведенной на английский язык еще при Генрихе, и тому подобное. Затем, после долгих совещаний английских и прибывших немецких богословов, издан был общий молитвенник и обрядник (1548 г.), и, наконец, 42 члена англиканского вероисповедания (1551 г.). В молитвеннике и членах не было строго проведено ни католичество, ни лютеранство, а сделана в угоду приверженцам обоих вероисповеданий своеобразная смесь того и другого. Так, о Священном Писании говорилось, как о главном источнике вероучения, но предлагалось уважать и Предание; об оправдании и предопределении было сказано так неопределенно, что то и другое можно было понимать и в католическом, и в протестантском смысле; таинств оставлено три – крещение, покаяние и причащение, причем в евхаристии признавалось действительное присутствие тела и крови Христовых; ясно и определенно отменялись только почитание икон и мощей, призывание святых, индульгенции, учение о чистилище и молитвы за умерших. Иерархия оставлена неприкосновенной. Такой реформой положено было начало Англиканской епископальной Церкви.

По смерти Эдуарда VI в 1553 году на престол вступила его сестра Мария, дочь Генриха VIII и Екатерины Аррагонской, строгая католичка. Она восстановила католичество и подвергла жестокому гонению приверженцев протестантизма. Между прочим, Кранмер был сожжен на костре. Но, когда в 1558 году вступила на престол другая дочь Генриха, от Анны Болейн, Елисавета (1558–1603 гг.), воспитанная в протестантизме, католичество в свою очередь подверглось преследованию и восстановлено было смешанное вероисповедание. Прежде всего парламентскими актами (1559 г.) было подтверждено главенство королевского величества в Церкви и восстановлены все распоряжения по церковным делам, изданные при Эдуарде VI; затем, в видах соглашения католиков с протестантами, приступлено к пересмотру 42 членов англиканского исповедания и из них составлено новое вероисповедание в 39 членах. Изменения, сравнительно с 42 членами, сделаны были небольшие – в угоду католическому и протестантскому направлениям в 39 членах сглажены были еще более особенности того и другого, и новое вероисповедание явилось такой же неопределенной смесью католичества и протестантства, какая была в 42 членах. В 1562 году 39 членов были утверждены духовным парламентом (синодом) и сделаны обязательным для всех символом веры. Таким образом, при Ели­савете окончательно образовалась Англиканская епископальная Церковь со смешанным вероучением и сделалась государственной. Но крайние приверженцы католичества и протестантства не признали этой Церкви, несмотря на все крутые меры Елисаветы. Католичество удержалось главным образом в Ирландии, а приверженцы протестантизма с распространением в Англии реформатства, проникшего сюда из Шотландии, образовали особые религиозные общества пресвитериан, пуритан и индепендентов.

Реформаторское движение, возбужденное Лютером, было страшным ударом для Римской Церкви и папства. Оно грозило не только церковным разделением, но и ниспровержением самых основ папского католицизма, так как с началом Реформации и восставшие против Римской Церкви протестанты, и оставшиеся верными ей католики указывали на разные ненормальности и злоупотребления в церковной жизни и требовали коренных преобразований, предлагая для этого всеобщий собор. Папы сознавали грозившую опасность и принимали все возможные меры, чтобы устранить ее. Лев X (1513–1521 гг.) стремился подавить реформаторское движение силой и с этой целью вооружал против Лютера и его последователей императора Карла V; Адриан VI (1521–1523 гг.), один из достойнейших пап, серьезно думал о церковных реформах, надеясь преобразованиями и уничтожением злоупотреблений остановить религиозное брожение; Климент VII (1523–1534 гг.), подобно Льву, старался противопоставить реформационному движению силу и влияние императора, не пренебрегая в то же время интригами и разного рода политическими изворотами. Но все усилия пап не приводили ни к чему – протестантизм распространялся все более и более, император хотя и действовал в пользу Римской Церкви, но в свою очередь требовал церковных преобразований и всеобщего собора. Собор, при всеобщем стремлении к реформе, был в то время всего опаснее для папской власти, и потому Климент VII, от которого император с особенной настойчивостью требовал созвания его, под разными предлогами уклонился от этого. Но преемник Климента Павел III (1534–1549 гг.) думал иначе; всеобщий собор, если составить его и произвести под непосредственным влиянием папы, по его расчетам, мог послужить отличным средством для поражения реформационного движения и утверждения католицизма на прочных осно­ваниях. Поэтому он легко согласился на созвание собора, позаботившись только о том, чтобы собор действовал под его влиянием.

После долгих переговоров местом собора назначен был в 1542 году пограничный между Италией и Германией город Тридент, а самый собор открылся в 1545 году, когда император занят был приготовлениями к войне с протестантскими князьями, которая вскоре и началась. Председательствовали на соборе папские легаты, которые и заправляли всеми делами по указаниям из Рима. Присутствовали епископы и некоторые аббаты из разных стран, но главным образом из Италии, а также послы германского императора и других государей; представителей от протестантов не было. Прежде всего собор разрешил вопрос, с чего начинать рассуждения – с догматов или с преобразования церковной дисциплины. Легаты настаивали на рассуждениях о догматах, послы императора – на рассуждениях о дисциплине. Решено было рассуждать вместе о том и другом предмете, но папа дал тайное приказание легатам вопроса о дисциплине не касаться. Затем обсуждаем был другой, также важный для папства вопрос, как собирать голоса на соборе – по нациям или от каждого лица отдельно, и разрешен по желанию папы – собирать голоса от каждого лица отдельно. При таком порядке преданные папе итальянские епископы могли иметь всегда перевес. После уже этого собор приступил к самому делу и начал с утверждения католических догматов, поколебленных реформацией. Первым вопросом, поставленным на обсуждение, был вопрос об источниках вероучения. Собор подтвердил признавать, наравне со Священным Писанием, и Священное Предание источником вероучения и нравоучения, отвергающих же Предание сознательно предал анафеме.

Но при этом он умолчал о том, все ли, что признавалось в Римской Церкви за предание, следует причислять к Преданию, хотя вопрос этот и поднимался. Вместе с тем собором утверждено было каноническое достоинство латинского перевода Библии, Вульгаты, и под строгим наказанием запрещено читать и иметь в доме Священное Писание в другом каком-либо переводе. Далее, собор перешел к рассмотрению главного заблуждения протестантов – учения об оправдании и разъяснил это учение в том смысле, что оправдание совершается благодатью Божией, возбуждающей в человеке веру, а человек со своей стороны свободно своими силами содействует этой благодати; при этом собор подтвердил и необходимость добрых дел для спасения. После учения об оправдании собор утвердил седмиричное число таинств и приписал им то значение, какое всегда придавала им Церковь. В частности, он вошел на этот раз в подробное рассмотрение учения о таинствах крещения и миропомазания и, осудив в 30 канонах все протестантские мнения относительно этих таинств, утвердил всю без исключения существовавшую тогда практику Римской Церкви в совершении их.

Между тем как собор занимался обсуждением догматических вопросов, император Карл V, к неудовольствию папы, успел одержать верх в войне с протестантами и в видах примирения их с Церковью настойчиво требовал от собора, чтобы он занялся церковными преобразованиями. Поэтому папские легаты волей-неволей должны были допустить на соборе обсуждение вопросов об исправлении церковной дисциплины; но, когда подняты были вопросы, направленные к ограничению папской власти³³⁹, и епископы, принадлежавшие к императорской партии, не удовлетворились двусмысленным разрешением этих вопросов, папа приказал легатам перенести собор в Болонью. Предлогом выставлено было появление в Триденте заразительной болезни, хотя и незначительной. В 1547 году легаты и преданные папе епископы отправились в Болонью, епископы же державшиеся стороны императора, остались в Триденте. В Болонье собор хотя имел несколько заседаний, но ничего не сделал, а вскоре папа и совсем отсрочил его заседания.

Преемник Павла III Юлий III (1549–1555 гг.) по настоянию императора в 1551 году вновь созвал собор в Три­денте. Сюда же по приказанию императора должны были явиться и представители от протестантов. Собор, однако, не дожидаясь последних, начал свои действия. Продолжая дело собора, бывшего при Павле, он утвердил католическое учение о таинствах причащения, покаяния и елеосвящения и осудил протестантские воззрения на эти таинства, не уничтожив ни одного из злоупотреблений, вкравшихся в совершение их. Между прочим, собором признана была, хотя и в смягченной форме, необходимость удовлетворения, налагаемого на кающихся для умилостивления правды Божией (откуда произошли индульгенции), а также подтверждено было присвоенное себе папами исключительное право отпускать некоторые грехи, служившие для них источником дохода. Что касается церковных преобразований, то и Юлий III не хотел сделать ничего существенного в этом отношении. Так, когда немецкие епископы предлагали ограничить определенными правилами право апелляции к папе и уничтожить раздаваемые им свидетельства о неподсудности местным епископам, папа и его легаты провели на соборе такие двусмысленные определения, которыми оставлялось все по-прежнему. Между тем прибыли в Тридент уполномоченные от протестантов, но по приказанию папы им не дано было права рассуждать на соборе и представить свое вероисповедание. Легаты и некоторые из епископов даже обращались с ними, как еретиками. Это раздражило всех протестантов. Мориц Саксонский начал войну с императором, и так как опасность грозила самому собору, то папа счел за лучшее закрыть его, как говорилось в его булле, на два года.

В 1562 году, при папе Пие lV (1559–65 гг), по настоянию императора Фердинанда и других государей, заботившихся уже не о примирении протестантов с Церковью, а о прекращении религиозных волнений между католиками, в третий раз открыты были заседания собора в Триденте. Папа, чтобы показать свое беспристрастие, приглашал на собор протестантов, но они отказались. Первые заседания собора, которым по-прежнему заправляли легаты, прошли в бурных прениях, так как германский император, а также испанский и французский короли чрез своих послов и епископов требовали начать преобразование Церкви с преобразования папского двора и ограничения папской власти. Но папа особыми посольствами, переговорами и обещаниями возможных реформ успел умерить требования этих государей, и дела на соборе пошли спокойно. Утвердив католическое учение о таинствах священства и брака, о которых не было рассуждения в предыдущих заседаниях, а также признав неизменными догматы о призывании и почитании святых, почитании икон, мощей, признав и индульгенции, собор занялся церковными преобразованиями. Все, что можно было сделать в этом отношении без ущерба для папской власти, собору было дозволено папой сделать. Так, в видах улучшения богослужения и совершения таинств собор постановил исправить служебник и сделать его однообразным, что после собора и было сделано; епископам поручено было наблюдать, чтобы богослужение совершалось с должным благоприличием, не дозволять совершения месс бродячим священникам, в частных домах и во время неузаконенное, уничтожить вымогательства священников за совершение месс; в отношении совершения таинства брака собор постановил, чтобы священники делали оглашения и вели брачные записи; для уничтожения суеверий в почитании икон собор воспретил священникам, без позволения епископа, выдавать какую-либо икону за необыкновенную или обнародовать новые чудеса. В видах улучшения церковного управления и дисциплины собор обратил внимание на избрание епископов и священников. По отношению к епископам порядок избрания хотя оставлен был тот же, какой существовал, но было подтверждено, чтобы избираемый имел все качества, требуемые от епископа церковью, и, кроме того, имел степень доктора или магистра богословия от какого-либо университета. Что же касается священников, то собор установил одну определенную для всех мест форму избрания их, именно при посредстве конкурса. Вместе с тем собор постановил, чтобы все прелаты, какого бы имени и достоинства ни были, даже кардиналы, жили непременно при своих церквах или епархиях и отлучались бы только с разрешения и по уважительным причинам, причем епископам вменялось в обязанность каждый год посещать самим свои епархии или посылать для этого доверенных лиц. Наконец, собор до некоторой степени восстановил значение и власть епископов в их епархиях дозволением посещать приходы, изъятые из-под их надзора, обещанием папы сократить число даваемых привилегий о неподсудности местным епископам, ограничением права апелляции к папе и тому подобное. В видах улучшения нравственности духовенства собор издал несколько правил относительно этого предмета и, в частности, против конкубината, определив соответствующие наказания за распущенную жизнь. С той же целью улучшения нравственности клира собор постановил, чтобы во всех епархиях были учреждены семинарии для приготовления готовящихся к церковным должностям. Кроме того, собор сделал несколько постановлений, направленных к улучшению жизни каноников и монахов.

В 1563 году Тридентский собор наконец закончил свою деятельность. Постановления собора отправлены были во все католические страны для исполнения; при этом папа в особой булле решительно запрещал кому бы то ни было понимать и толковать соборные постановления по своему разумению, а предоставлял это право исключительно апостольскому престолу. Это ограничение ослабило значение многих преобразовательных постановлений собора, тем не менее Тридентский собор во многом изменил жизнь Римской Церкви к лучшему. Важнее же всего для Римской Церкви было то, что Тридентский собор, подтвердивши своим авторитетом католическое вероучение и осудивши протестантство, в связи с произведенными им улучшениями в церковной жизни, дал ей устойчивость и силу в борьбе с реформацией. После собора религиозное брожение в католических странах стало постепенно ослабевать, чем положен был предел и распространению в них протестантства.

В истории борьбы Римской Церкви с протестантством, кроме Тридентского собора, весьма важное значение имел еще орден иезуитов, появившийся в самый разгар Реформации.

Основателем этого ордена был испанский дворянин Игнатий Лойола (род. 1491 г.), человек с мечтательнорыцарским настроением духа. В 1521 году при защите Пампелуны от французов он получил тяжелую рану и долго лечился. Во время болезни ему пришлось прочитать жития Доминика и Франциска, и он до того увлекся их подвигами, что решился сам последовать их примеру. Вместо военных подвигов, которые вследствие болезни стали недоступны для него, он мечтал теперь о подвигах духовных, в числе которых в его воображении подвиг обращения ко Христу неверных занимал первое место. Тотчас же по выздоровлении Лойола оставил общество и начал скитальческую жизнь, полную самоотречения, а потом отправился в Иерусалим. Но здесь его рвение обращать неверных встретило препятствие в том обстоятельстве, что он сам был несведущ в истинах веры. Поэтому, возвратившись назад, он в Париже принялся за изучение богословия. Религиозное одушевление и рвение к обращению неверных не покидали его и здесь. Он успел даже возбудить сочувствие к своим стремлениям в нескольких своих товарищах и образовал из них маленькое общество одинаково с ним настроенных людей, послужившее зародышем будущего ордена. В 1534 году Лойола и его товарищи в одной из парижских церквей дали обет нищеты и целомудрия и поклялись посвятить себя попечению о христианах в Иерусалиме и обращению неверных. По окончании образования все они, действительно, в 1537 году отправились в Венецию, чтобы оттуда переправиться в Иерусалим, но бывшая в то время война с турками остановила их; притом же Лойола нашел, что стремление их к деятельности на пользу Церкви может быть осуществлено и в западных христианских странах, где вера вследствие реформационного брожения подвергалась большому колебанию. Поэтому он и его товарищи в Венеции же приняли священнический сан и сделались странствующими проповедниками, убеждая и призывая всех и на всяком месте к покаянию. Переходя из города в город, они наконец пришли в Рим (1539 г.) и здесь своей необычайной ревностью к проповеди и строгим образом жизни успели привлечь к себе такое сочувствие, что многие начали заявлять желание присоединиться к ним. Теперь Лойола решился формально уже основать орден и составил со своими товарищами устав его. Кроме трех обычных монашеских обетов – нищеты, целомудрия и послушания, они установили для себя еще четвертый обет – безусловного повиновения папе, обязываясь исполнять все, что бы ни повелел им папа, идти по его поручению всюду, куда бы он ни послал, беспрекословно, без всяких колебаний и немедленно. Целью ордена, как она определялась в уставе, было распространение и утверждение веры и Церкви; средствами же для этого должны были служить: миссии к язычникам, магометанам, еретикам и вообще к кому бы то ни было, если требовало этого достижение цели, учреждение благотворительных и учебно-воспитательных заведений, проповедь и, наконец, исповедь. Так как члены нового ордена предназначали себя на борьбу с царством сатаны, то они, в качестве воинства Христова, усвоили себе название Общества Иисуса или ордена иезуитов. Папа Павел III, стесняемый реформацией, увидел в ордене Лойолы превосходное оружие для борьбы с ней и в 1540 году утвердил его устав. Затем, как Павел III, так и его преемники, особенно Юлий III, постоянно покровительствовали ордену и предоставили ему такие права и преимущества, каких никогда ни один орден не имел.

Внутренняя организация ордена иезуитов была такая. Все члены его разделялись на несколько классов. Первый класс, самый низший, составляли новиции, то есть молодые люди, приготовлявшиеся в особых заведениях, новициатах, к поступлению в орден; они большей частью избирались иезуитами из числа способных и отличавшихся успехами воспитанников их же коллегий. Приготовление заключалось главным образом в развитии у них повиновения и преданности ордену. Каждый приготовившийся к вступлению в орден должен был порвать все личные связи с миром, отречься от своей личной воли, личных убеждений и наклонностей и отдать себя всецело в распоряжение ордена «так, как бы он был трупом». Второй класс составляли схоластики. В него вступали те новиции, которые выдержали испытание; они давали первые три обета нищеты, целомудрия и послушания и служили в качестве помощников учителей, миссионеров и тому подобное. По мере того как схоластики заявляли свои способности к тому или другому роду деятельности, они переходили в разряд духовных коадъюторов, составляя третий класс ордена, и назначались на должности учителей, профессоров, проповедников, духовников и прочее. Кроме этих духовных коадъюторов, у иезуитов были еще светские коадъюторы, дававшие также три простые обета, назначением которых было служить по хозяйственной части в разных учреждениях ордена. Наконец, четвертый класс составляли профессы, которые давали четвертый обет – безусловного повиновения папе. В этот класс назначались из духовных коадъюторов только отличавшиеся выдающимися способностями, знаниями, верностью и опытностью; профессам поручались все важнейшие должности по ордену, а равно разнообразные миссии и посольства. Во главе ордена стоял генерал его, избираемый профессами из своей среды пожизненно. Он пользовался неограниченной властью в управлении орденом, и все члены ордена обязаны были безусловным ему повиновением, сам же генерал, кроме папы, ни от кого не был зависим. Находясь в подчинении своему генералу, члены ордена со всеми орденскими учреждениями, где бы они ни находились, были изъяты от всякого рода подчинения тем или другим духовным властям. Таким образом, орден иезуитов во главе со своим генералом, имевшим местопребывание в Риме, представлял собой особое государство в государстве или, лучше, – особую Церковь в Церкви. Все иезуитское государство, по мере распространения его в разных странах, разделялось на провинции, начальниками которых генерал назначал профессов, со званием провинциалов. В заведовании провинциалов, под главным начальством генерала, находились все существовавшие в провинции орденские учреждения – больницы, приюты, новициаты, училища, коллегии, миссии и прочее. Орденскими учреждениями, в свою очередь, заведовали особые начальники и так далее. Вообще во всем ордене, от генерала до последнего слуги, все было организовано в строжайшем порядке безусловной подчиненности и повиновения низших членов высшим. Этот порядок поддерживался наблюдением и возведенным в правильную систему шпионством одних членов ордена за другими. Провинциалы в известные сроки должны были доносить генералу о положении и ходе дел в их провинциях, и в то же время о них самих и их действиях также в известные сроки тайно доносили состоявшие при них ассистенты, назначаемые из профессов же генералом; начальники отдельных учреждений посылали срочные донесения как своему провинциалу, так и генералу, но то же самое независимо от них должны были делать и их помощники и так далее. Зная все и из разнообразных источников, что каждый в ордене делал и даже думал, генерал распоряжался всеми и всем, не давая никому отчета, карал и миловал по своему усмотрению, назначал на должности и отрешал, и вообще направлял деятельность каждого. Правда, сам генерал не был изъят от орденского надзора, и при нем неотступно находились четыре ассистента и один адмонитор (духовник) из профес­сов, избираемые профессами же, но ассистенты не вмешивались в его распоряжения и не стесняли его неограниченной власти. Первоначальным назначением их было только наблюдать, чтобы генерал не уклонялся от целей и задач ордена, и в случае нужды они имели право созвать конгрегацию профессов для суда над ним (чего, однако, во все время существования ордена не было), но затем они сделались просто министрами всемогущего генерала ордена.

При такой своеобразной организации орден иезуитов выработал для своей деятельности и своеобразные нравственные правила. Усвоив себе схоластический метод доказательств за и против, иезуиты приложили его к нравственному учению и создали такую нравственную казуистику, на основании которой всякий порок и всякое преступление можно было признать нравственно невменяемыми. В этом случае они прибегали прежде всего к выработанной ими так называемой теории «оправдания» (probabilismus), сущность которой заключалась в том воззрении, что всякое действие может быть совершено и не будет противно нравственным законам, если только в оправдание его можно представить правдоподобное основание или мнение какого-нибудь авторитетного богослова. Там, где теория «оправдания» оказывалась неудобоприменимой, иезуиты прибегали к другому казуистическому средству – directio intentionis, которым допускалось совершение всякого безнравственного поступка, если только при этом безнравственный поступок не составлял главной цели, а совершался для того, чтобы достигнуть другой, позволительной и похвальной цели, то есть выходило, по их воззрению, что хорошая цель оправдывает дурные средства. Наконец, иезуиты, где нужно было, прибегали еще и к третьей казуистической уловке – к учению о так называемой «мысленной оговорке» (veservatio mentalis); на основании этого учения дозволялось давать ложные клятвы и обещания, только при этом нужно было держать в уме ограничение или отрицание клятвы и обещания.

Деятельность ордена иезуитов началась вслед же за утверждением его устава. Благодаря своей крепкой организации, уму и ловкости своих членов, а также привилегиям, данным папами, он распространился с необыкновенной быстротой почти во всех странах Европы, проник даже и в другие части света. Везде, где только поселялись иезуиты, они первым делом устраивали те или другие заведения – больницы, приюты, школы для детей, коллегии, занимались проповедничеством, делались духовниками и тому подобное. Посредством больниц и приютов они приобретали расположение низших классов. Учреждением школ и коллегий они забрали все образование в свои руки и воспитывали подрастающее поколение в строго-католическом духе; в качестве проповедников они являлись опытными и знающими борцами против протестантства и защитниками Римской Церкви со всеми ее догматами; наконец, при посредстве исповеди, вообще крайне снисходительной вследствие особых нравственных воззрений иезуитов, они не только привлекали к себе народ, но и покоряли совесть кающихся и управляли ею по своему произволу. Действуя таким образом на пользу Римской Церкви, иезуиты для достижения своих целей не пренебрегали и другими средствами, в числе которых первое место занимали у них интриги, соединенные со всевозможными неблаговидными действиями. Пренебрегая всеми нравственными законами ради достижения своих целей, они не останавливались и пред злодеяниями. Дворы католических королей и князей, у которых иезуиты постарались занять места духовников и даже советников, были главным поприщем их деятельности со всеми интригами и происками, и здесь по преимуществу они добивались осуществления конечной цели ордена – дать торжество Римской Церкви в борьбе с протестантством. С появлением иезуитов борьба Римской Церкви с протестантством действительно пошла успешнее. Во второй половине XVI века они успели в некоторых германских владениях остановить дальнейшее распространение протестантства, а в некоторых даже восстановить католичество. Там же, где обыкновенными средствами ничего нельзя было сделать для уничтожения протестантства, иезуиты стремились подавить его огнем и мечом. Так, например, религиозные войны во Франции для подавления кальвинизма происходили при самом деятельном участии иезуитов; Тридцатилетняя война в Германии, в которой католики стремились совершенно истребить протестантизм, подготовлена была ими и также велась при их деятельном участии.

Другие монашеские ордена, появившиеся в Римской Церкви в эпоху Реформации, не имели такого значения, как орден иезуитов, хотя возникли также под реформационным воздействием. Из них наиболее замечательны: 1) орден театинцев, основанный в 1524 году в Италии с целью произвести улучшения в исполнении белым духовенством своих обязанностей; театинцы были священниками с монашескими обетами и с особенной ревностью безмездно исполняли все обязанности по исполнению церковных треб, проповеди и попечению о больных и умирающих; 2) орден капуцинов, составляющий отрасль старого ордена францисканцев, возникший в 1528 году; капуцины восстановили первоначальный устав Франциска и ввели у себя строго нищенский образ жизни; чуждаясь образования, они вращались преимущественно в низших слоях общества и поддерживали в них, вместе с суевериями, уважение к Римской Церкви; 3) орден пиаристов или пиаров, основанный в начале XVII века; целью этого ордена было бесплатное обучение и воспитание юношества в строго католическом духе; особенно распространен был в Польше и в русских областях, находившихся под властью Польши, и 4) орден лазаристов или священников-миссионеров, основанный в 1624 году во Франции с целью религиознонравственного воспитания местных жителей; впоследствии лазаристы с миссионерскими целями проникли на православный Восток.

Борьба между католиками и протестантами, как упомянуто было выше, окончилась в 1648 году Вестфальским миром, по которому во всех государствах, участвовавших в Тридцатилетней войне, предоставлено было религиозное и гражданское равноправие как лютеранам, так и рефор­матам. Таким благоприятным для протестантов исходом борьбы ревностные поборники католицизма во главе с иезуитами были крайне недовольны. Папа Иннокентий X (1644–1655 гг.) своей буллой объявил даже Вестфальский мир проклятым, недействительным и необязательным на прошедшие, настоящие и все будущие времена и освобождал всех от клятвенного обещания хранить условия этого мира. Но ни папа, ни иезуиты не могли сделать ничего больше того, что было уже сделано. Эпоха религиозных войн прошла, и вместе с тем установилась, так сказать, географическая граница между протестантством и католи­чеством. Протестантизм окончательно утвердился и сделался господствующим вероисповеданием, кроме Швейцарии, Голландии, Англии, Швеции и Дании, во всех государствах северной Германии, а католицизм, кроме Италии, Испании и Португалии, в которых попытки к Реформации были подавлены на первых же порах, удержался в Бельгии, Франции, Богемии, Польше, Венгрии и в государствах южной Германии, Австрии, Баварии и прочих, хотя во всех этих странах было много и протестантов. Сверх того, к половине XVII века и в политике западноевропейских государей, как католических, так и протестантских, произошла существенная перемена – вероисповедные интересы отступили на второй план и уступили место расчетам, касавшимся политического равновесия го­сударств. Поэтому для поборников католицизма возможны были теперь только частные и отдельные притеснения и преследования протестантов, и притом в тех странах, где католичество было исповеданием господствующим; в странах же чисто протестантских они не имеют уже ни сил, ни средств предпринимать что-либо серьезное в пользу католичества. С другой стороны, и протестантство, ограничиваясь теми странами, в которых оно сделалось исповеданием господствующим, не делает более попыток утвердиться в странах католических. В таком виде и представляются взаимные отношения между католиками и протестантами после Вестфальского мира 1648 года. Более выдающиеся случаи притеснений и преследований протестантов были в Венгрии, Франции и некоторых германских владениях. В Венгрии, находившейся во второй половине XVII века под властью Австрии, немецкий император Леопольд I (1658–1705 гг.) по стараниям иезуитов в 1673 году лишил многочисленных венгерских протестантов религиозной свободы и силой принуждал их возвратиться в католичество, при этом было арестовано более 400 лютеранских и реформатских пасторов, и те из них, которые не согласились перейти в католичество, были сосланы на галеры. Во Франции Людовик XIV (1643–1715 гг.), по стараниям тех же иезуитов, с 1671 года предпринял систематическое преследование реформатов с целью совершенно уничтожить их во всем своем государстве. Сначала реформатов заставляли принимать католичество разными стеснительными мерами, например запрещением браков между ними и католиками, лишением права поступать на общественную и государственную службу и тому подобное, затем принуждали их к этому силой при пособии драгун (драгонады), наконец в 1685 году особым королевским указом реформатство положительно запрещалось во Франции: Нантский и Нимский эдикты в пользу реформатов были отменены, богослужение их было запрещено под угрозой смертной казни, а церкви их приказано немедленно разрушить. Одни из реформатов восстали против таких распоряжений и подверглись казням или ссылкам, другие же, спасаясь от преследований, сотнями тысяч бежали из отечества в Швейцарию, Голландию и другие протестантские страны. В Зальцбурге, одном из духовных владений Германии, фанатичный архиепископ граф Фирмиан в XVIII веке уже захотел присоединить к католичеству всех своих подданных-протестантов и, когда те отказались от этого, в 1731 году выгнал их всех, числом до 30 тысяч, из отечества. Что касается неприязненных отношений протестантов к католикам, то такого рода отношения по временам проявлялись в Англии. Здесь католическая партия еще со времени учреждения при Елисавете епископальной Церкви была более или менее стесняема, но, с другой стороны, и она была настолько сильна, что не теряла надежды возвратить Англию к католицизму, тем более что в течение всего XVII века королевская власть в Англии подвергалась почти постоянным колебаниям. Католическая партия особенно усилилась в правление Карла II (1660–1685 гг.), благодаря тому что его жена и брат Иаков, будущий король Англии, были ревностными католиками и окружали себя иезуитами. Это подало повод ревнителям религиозной свободы обвинить английских католиков в несуществовавшем заговоре против короля и поднять против них преследование, причем многие из них поплатились арестами, ссылками, изгнани­ем. Карл II хотя не желал этого преследования, но должен был уступить парламенту. Подобным же притеснениям подверглись английские католики и после низложения короля Иакова II (1685–1688 гг.), стремившегося при содействии иезуитов восстановить в Англии католичество. В XVIII, а тем более в XIX столетиях отношения между католиками и протестантами в государствах Западной Европы благодаря распространившимся идеям веротерпимости сделались более или менее мирными, и если религиозная ненависть с той или другой стороны по временам обнаруживалась, то больше в литературе, чем в жизни.

В XVI и XVII веках протестанты сосредоточивали все свои силы на том, чтобы упрочить свое политическое положение и организоваться в отдельные и независимые от Римской Церкви религиозные общества, поэтому в это время они и не выступали на поприще миссионерской деятельности. В XVIII же и особенно в XIX столетиях, когда положение их на западе Европы упрочилось, проповедническое рвение овладевает и ими. В это время, помимо отдельных лиц, посвящавших себя миссионерской деятельности, во всех протестантских странах возникают правильно организованные миссионерские общества, которые получают разные гражданские права и привилегии, собирают большие суммы денег и учреждают миссии во всех частях света, посылая туда своих миссионеров. Первое миссионерское общество открыто было в Англии в 1701 году для распространения Евангелия в иностранных землях; затем в XVIII же, а главным образом в XIX веке как в Англии, так и в других протестантских государствах – Голландии, Швейцарии, Дании, Швеции, Германии и Северо-Американских Штатах – подобные же миссионерские общества стали появляться во множестве. В настоящее время число миссионеров, действующих от имени и на средства этих обществ, считают тысячами.

Деятельность протестантских миссионеров сосредоточивалась и сосредоточивается главным образом в странах, населенных разными языческими народами и находящихся частью во владении европейцев, частью составляющих независимые государства. Так, они подвизаются во многих азиатских странах – Ост-Индии, Китае, Японии и островах Индийского архипелага, на всем доступном европейцам пространстве Африки, на материке Австралии и австралийских островах, в Америке, среди коренных обитателей ее, – одним словом, везде, куда успели только проникнуть европейцы. Способ распространения веры, который усвоили себе протестантские миссионеры, – это заведение школ и возможно большее распространение книг Священного Писания. Что касается успеха протестантских миссий в обращении язычников, то он мало еще соответствует тем средствам и усилиям, какие положены на это дело. В Азии, несмотря на все усилия миссионеров, присылаемых сюда от разных миссионерских обществ, ничего почти не сделано ими, даже в Ост-Индии, составляющей с ее многомиллионным языческим населением достояние англичан, подвизающиеся здесь английские и отчасти немецкие миссионеры имели и имеют весьма незначительный успех. То же можно сказать и об Африке, где миссионерам в немногих только местах удалось устроить из негров христианские общины, не отличающиеся притом же задатками прочного существования. С большим сравнительно успехом действовали американские миссионеры между американскими индейцами, большинство которых в настоящее время христиане. Положительным же успехом сопровождалась протестантская миссионерская деятельность только на некоторых австралийских островах в Тихом океане. Так, между прочим, жители Сандвичевых островов в последнее время почти все обращены в лютеранство.

В тесной связи с миссионерскими обществами и миссиями у протестантов находились и находятся библейские общества, устраиваемые с целью распространения Библии. Первое библейское общество, если не считать попыток в этом роде, сделанных в начале XVIII века в Германии, основано было в Англии в 1804 году под названием «Британское и иностранное библейское общество». Вслед за Англией библейские общества появились во множестве во всех решительно протестантских государствах. Преследуя свою цель, библейские общества, особенно британское, перевели частью всю Библию, частью отдельные книги Священного Писания на все известные языки и даже наречия и распространяют их по всему свету с необыкновенной ревностью. Способ распространения заключается в продаже изданий Библии по удешевленным ценам, а равно в бесплатной раздаче их. Бесплатная раздача Библий имеет место главным образом в миссиях. Благодаря библейским обществам, протестантские миссионеры имеют возможность предлагать Священное Писание всем народам, среди которых они действуют, на их родном языке или наречии.

Протестантское вероучение как при первых реформаторах, так и после них страдало весьма существенным не­достатком. Предоставленное произвольному уяснению и пониманию богословов-профессоров различных университетов, при отсутствии сдерживающего авторитета иерархии и Предания, оно находилось в полной зависимости от их изменчивых взглядов и потому не имело ни определенности, ни единства не только в частностях, но даже и в основных пунктах. Этот недостаток особенно резко выяснился даже для самих протестантов во время их борьбы с католиками, и потому в протестантских обществах очень рано явилось стремление поставить свое вероучение в определенные формы, обязательные для всех. В лютеранстве это окончательно сделано было в 1580 году при посредстве формулы конкордии, составленной после нескольких совещаний немецкими богословами и сделавшейся символической книгой лютеран. После этого протестантское вероучение во всех немецких университетах стало развиваться только в пределах конкордии и в строго лютеранском духе. Такое направление, принятое лютеранским богословием, было господствующим в XVII столетии и известно под именем лютеранской ортодоксии. Характеристические черты его – безусловное признание истинности всего содержания вероучения, заключающегося в вероисповедных формулах, и стремление оградить его неприкосновенность при помощи науки. Результатом этого направления было появление у лютеран большого количества более или менее научно обработанных ортодоксальных богословских систем. Лучшим из богословов ортодоксального направления признается Иоанн Герхард († 1637 г.). Но ортодоксия немецких богословов скоро впала в односторонность. В своих системах они, подобно средневековым схоластам, обращали внимание не на сущность вероучения, а на постановку его и таким образом на почве протестантизма возобновили старое схоластическое направление. Необходимую принадлежность его составляли диалектические тонкости в определении, разграничении и разъяснении религиозных понятий и подбор массы текстов Священного Писания, подтверждающих излагаемые истины веры. Самое Священное Писание у лютеранских схоластов сделалось не источником вероучения, а сборником изречений, нужных только для подтверждения догматов, заключающихся в вероисповедных формулах. К этому присоединялась у них еще фанатическая нетерпимость ко всему, что отзывалось католическим или реформатским пониманием вероучения, и страсть к полемизированию. Под влиянием ортодоксальной схоластики проповеди лютеранских пасторов обратились в сухие ученополемические рассуждения о теоретических истинах веры, нравственная же сторона вероучения в них не имела места. Крайними представителями ортодоксального схоластического направления были лютеранские богословы Калов († 1686 г.), Квенштедт († 1695 г.) и другие.

Одностороннее направление, принятое ортодоксией, вызвало в лютеранском обществе оппозицию, которая в XVII же веке выразилась другим богословским направлением, известным под названием пиэтизма. Первым представителем этого направления был лютеранский проповедник Иаков Шпенер (1635 – 1705 гг.). Восставая против безжизненного направления ортодоксального богословия, подавлявшего всякое живое обнаружение богословской мысли и религиозного чувства, он утверждал, что сущность христианства заключается не в догматических вероопределениях и схоластическом разъяснении их, а в живой сердечной вере, сопровождающейся благочестивой настроенностью души и нравственной жизнью. Мысли Шпенера нашли сочувствие в среде молодых богословов Лейпцигского университета, из которых особенно выдавался Август Франке († 1727 г.). Отказавшись от сухого богословия ортодоксальных профессоров, они в 1686 году образовали свой богословский кружок, посвятивший себя непосредственному изучению Священного Писания с целью нравственного назидания. Лейпцигские ортодоксалы, назвавши направление кружка пиэпгизмом, подвергли его преследованию. Вытесненные после этого из Лейпцига, пиэтисты нашли себе приют во вновь открытом в 1694 году Галльском университете, где Франке сделался профессором, и упрочили здесь свое направление. Из Галле пиэтизм распространился в других местностях Германии и имел много последователей. Поставляя сущность христианства в одном только внутреннем исправлении и нравственном возрождении человека, пиэтисты утверждали, что догматическое учение не имеет особо важного значения, так как, по их мнению, оно не назидает и не исправляет людей. На этом основании они не признавали необходимости следовать вероучению символических книг и ортодоксальных богословских систем, а обращали все свое внимание на нравственно-назидательное изъяснение Священного Писания. Весьма важное значение придавали они также проповеди, которая на основании слова Божия должна назидать и исправлять, и вместе с тем настаивали, чтобы проповедники сами были проникнуты духом библейского благочестия. В XVIII столетии первоначальное искреннее благочестие пиэтистов сменилось внешней набожностью и чувствительными фразами о благочестивой жизни, вследствие чего пиэтистическое направление стало мало-помалу упадать.

Под влиянием пиэтизма во второй половине XVIII века в лютеранском обществе образовалось новое богословское направление, которое значительно удалилось от строгой ортодоксии XVII века и вместо символических формул стало основывать вероучение на одном Священном Писании. Это направление, отличавшееся индифферентным отношением к положительному лютеранскому вероучению, известно под именем супранатурализма. Оно также, как и пиэтизм, произвело разъединение в лютеранском обществе. Но еще большее разъединение произвел рациона­лизм. появившийся также во второй половине XVIII века. Предоставив разуму верховное решающее значение в деле веры, рационализм дошел до отрицания не только общепринятого лютеранского вероучения, но и самого Откровения. Это направление было господствующим в лютеранском богословии в конце прошедшего и в начале настоящего (XIX) столетия. Разнообразные богословские направления и партии, частью составляющие наследие прежних времен, частью возникшие вновь, существуют в лютеранском обществе и в наше время.

Внутреннего разъединения не избежали и реформатские общества, а также Англиканская Церковь. Строгое реформатство, утвержденное на Всеобщем синоде в Дортрехте (1618–1619 гг.), подвергалось постоянным колебаниям под влиянием арминианства, а потом рационализма; последний является преобладающим направлением в ре­форматском богословии и в настоящее время. Англиканская епископальная Церковь, как образовавшаяся из смеси католичества с протестантством, неминуемо должна была испытывать церковное разъединение. Кроме отделившихся от нее пуритан и индепендентов, со строго реформатским направлением, в ней самой в XVII и XVIII веках образовались еще три партии под названиями высокой. низкой и широкой Церкви. Высокая Церковь относилась с уважением только к тому, что в англиканстве удержано было от католичества, низкая Церковь склонялась к чисто протестантским началам англиканства, а широкая, допускавшая рационалистические воззрения на догматы, заняла среднее примиряющее положение между первыми двумя. Эти партии существуют и в настоящее время. Из партии, называемой высокой Церковью, выходили стремления к соединению с Церковью Православной.

Внутреннее разъединение в протестантских обществах, кроме возникновения в среде их различных партий и богословских направлений, выразилось еще в описываемую эпоху появлением новых сект. Из них заслуживают внимания секты квакеров, гернгутеров, методистов, сведенборгиан и ирвингиан.

Секта квакеров возникла в Англии в XVII столетии. Основателем ее был простой ремесленник Георг Фокс († 1691 г.), принадлежавший к обществу пресвитериан. Будучи человеком религиозным и склонным к мечтательности, он, вместе с усердным чтением Библии, постоянно предавался размышлениям о религиозных предметах. Эти размышления при отсутствии положительных богословских знаний довели его до религиозного самообольщения, так что свои религиозные мечты он стал принимать за непосредственные откровения Божественного Духа. Откровения Фокса под влиянием бывшего в то время в Англии религиозного брожения и колебания между различными вероисповеданиями вращались вокруг той мысли, что истинного христианства нет ни в одном религиозном обществе и что его необходимо восстановить. Истинное же христианство, по его мнению, состояло не в догматах, обрядах и тому подобном, из-за чего так много происходило споров, а в непосредственном озарении каждого человека от Святого Духа, Который просвещает его и направляет к нравственному совершенству. Вообразив себя человеком, предназначенным свыше восстановить истинное христианство, Фокс в 1647 году выступил с проповедью о покаянии и вступлении в новую совершенную церковь непосредственно озаряемых Святым Духом. Проповедь его имела успех, так что в 1649 году из своих последователей, подобно ему чувствовавших в себе присутствие Святого Духа, он образовал новое религиозное общество, которому дал название общества друзей. Название же квакеров, то есть трепещущих, последователи Фокса усвоили себе впоследствии, понимая его в том смысле, что они трепещут пред величием Божиим³⁴⁰. Английское правительство и общество первоначально преследовали квакеров, вследствие чего многие из них, начиная с 1656 года, стали переселяться в Америку. Здесь секта их вскоре достигла цветущего состояния благодаря одному английскому аристократу и богачу, вступившему в их общество, Вильгельму Пенну († 1718 г.). Пенн получил (1680 г.) от английского правительства, в уплату долга его отцу, одну провинцию в Северной Америке (впоследствии Пенсильванию) в собственное и полное владение, собрал сюда рассеянных в Америке квакеров и вновь переселил многих из них из Англии. Пользуясь во владениях Пенна религиозной свободой, квакеры под его покровительством и руководством устроили большую и правильно организованную общину. В 1689 году по общему акту веротерпимости Вильгель­ма III они получили свободу вероисповедания и в самой Англии, и с этого времени прекратились против них всякие преследования. Кроме Англии и Америки, квакеры в настоящее время существуют еще в Германии и Голландии, где они давно уже образовали небольшие общины.

Учение квакеров после Георга Фокса мало развивалось. Исключительно доверяя внутреннему просвещению, они чуждались и чуждаются теоретического раскрытия своего вероучения, и потому не имеют ни вероопределений, ни богословских систем. Основной догмат их верования – это, как было и у Фокса, внутреннее непосредственное вдохновение и озарение от Святого Духа. Смысл этого догмата такой. Бог от века предопределил сойти на землю, чтобы спасти людей, и исполнил это в Своем Сыне, Иисусе Христе. Христос явился и является в мир как свет, просвещающий каждого ко спасению, как Слово Божие, Глас Божий, Дух Божий, изливающийся в сердце каждого. Не отвергая прямо рождения Христа во плоти, квакеры, однако, воплощение и всю земную жизнь Его относят к Его таинственному рождению и обитанию в душе человека. Таким образом, у квакеров лицо Иисуса Христа отождествляется с Лицом Святого Духа, а искупление понимается только как внутреннее возрождение и освящение души человека вселяющимся в нее Христом – Духом Святым, и притом представляется не однажды навсегда совершенным в определенное историческое время, а совершающимся постоянно от века и до настоящего времени путем того же непосредственного откровения и озарения человеческих душ. Священное Писание квакеры признают, но объясняют его по-своему так, как указывает им их непосредственное откровение. Что касается различных церковных учреждений, то при своеобразном понимании квакерами таинства искупления все они стали для них излишними и положительно ими отвергнуты. Поэтому у них не только нет иерархии, но и никаких духовных должностных лиц, нет таинств, храмов и богослужения. Но у них все-таки есть свои религиозные собрания, в которых они проводят время в молчании и самоуглублении, в ожидании озарения от Святого Духа, и если при этом кто из них, мужчина или женщина – все равно, почувствует в себе присутствие Святого Духа, тот может вслух выражать свои чувства в молитве, песнопениях или поучении. В прежние времена в своих религиозных собраниях квакеры нередко доходили до такого экзальтированного состояния, что впадали в исступление, которое выражалось кривляньями, судорожными движениями, плачем и криком, но в настоящее время собрания их происходят более или менее спокойно. В своей жизни квакеры старались и стараются доказать, что они действительно составляют общество озаренных от Святого Духа. Все мирское и материальное как способное погасить их внутренний свет возбуждает в них отвращение. Отсюда у них суровый образ жизни, отсутствие всякого рода роскоши, презрение к удовольствиям, развлечениям, почестям и тому подобное. Взаимные отношения у них построены на началах строгого равенства и братства. В сношениях с принадлежащими к их обществу они отличаются честностью, прямотою и правдивостью. Подобно меннонитам, квакеры избегают военной и гражданской службы, клятвы и присяги.

Секта гернгутеров образовалась из общины богемских или моравских братьев, возникшей из остатков гуситов еще до Реформации³⁴¹. В 1722 году богемские братья, притесняемые в своем отечестве католиками, переселились в саксонские владения и здесь по приглашению графа Цинцендорфа в его имении основали местечко Гернгут, в котором и устроили свою общину. От места своего нового жительства они стали называться гернгутерами. Граф Цинцендорф († 1760 г.), державшийся пиетистического образа мыслей, нашел в общине братьев, стремившихся устроить свою жизнь по Евангелию, прекрасную почву для осуществления своих собственных благочестивых стремлений. Поэтому он присоединился к возобновленной их общине в Гернгуте и, сделавшись главою ее со званием епископа, посвятил всю свою жизнь ее интересам и благоустройству. В своем вероучении община гернгутеров склонялась более к лютеранству и в 1749 году приняла даже Аугсбургское исповедание, но в устройстве она удержала формы апостольской Церкви. Так, в ней сохранились должности епископов, пресвитеров, диаконов, диаконисс, были в употреблении вечери любви, умовение ног, целование пред причащением и прочее. Догматическая сторона вероучения у гернгутеров стояла на втором плане, все же свое внимание они сосредоточили на нравственно-практической стороне христианства. Они стремились устроить жизнь сообразно с нравственно-евангельскими требованиями, в духе евангельской любви. Поэтому весь быт их общины, их взаимные отношения, равно и отношения к людям других исповеданий носили на себе отпечаток этого евангельского начала. Так, всякого рода ссоры, споры и полемика с кем бы то ни было членам общины были воспрещаемы безусловно. Своею мирной, трудолюбивой и сосредоточенной только в своем обществе жизнью гернгутеры приобрели всеобщее расположение, и потому общины их распространились во всех почти государствах Европы и в Америке. В Америке они заявили себя как ревностные миссионеры.

Секта методистов возникла в Англиканской епископальной Церкви в первой половине XVIII столетия. Она вышла из стремления произвести реформу собственно в жизни Церкви, не касаясь ее вероучения. Основателем ее был один пылкий и благочестивый юноша, Джон Веслей († 1791 г.), образовавший в 1729 году в Оксфорде из нескольких своих товарищей по университету небольшой кружок ревнителей благочестивой жизни. Разные благочестивые упражнения, которым предавались члены кружка в известном порядке и системе, методически, подали повод назвать их методистами. Это название удержалось за последователями Веслея навсегда. По окончании образования Веслей сделался странствующим проповедником благочестия. В это время (1732 г.) к нему присоединился другой подобно ему настроенный молодой человек Георг Витфильд († 1770 г.), отличавшийся проповедническим талантом. Веслей и Витфильд обошли с проповедью о покаянии и обращении на путь благочестивой жизни всю Англию и побывали даже в Америке. Проповедь их имела успех, так что в 1739 году они имели возможность устроить в Лондоне первую методистскую общину, которая сделалась рассадником новых проповедников благочестия. В 1741 году между методистами произошло разделение по поводу учения о предопределении. Учение о предопределении в Англиканской Церкви было формулировано двусмысленно, так что можно было понимать его и в строго кальвинском смысле, и в арминианском. Веслей держался первого понимания, а Витфильд – второго, вследствие чего и последователи их разделялись на веслейянцев и витфильдиан. Впрочем, это разделение не помешало распространению методизма. Во второй половине XVIII века и особенно в настоящем столетии он распространился во многих местностях Англии, а в Северо-Американских Штатах, где нет государственной религии, занял даже господствующее положение в ряду других исповеданий.

Методисты представляют собою раскольническую партию в Англиканской церкви. Не отступая от общепринятого вероучения, они стремились только ввести в церковную жизнь начала самого строгого благочестия. Прежде всего они хотели сделать всеобщим строгое исполнение всех религиозных обязанностей, предписываемых церковью, как первое и видимое проявление благочестия. Когда же это им не удалось, они образовали отдельные общины со строгой церковной дисциплиной и системой благочестивых упражнений и стали относиться к господствующей Церкви неприязненно, как к церкви мирской, допускающей у себя не только членов, но и священнослужителей, преданных мирским интересам и даже порочных, и тому подобное. В этом случае методисты напоминают древних раскольников – новациан и донатистов. Сами же методисты в своих заботах о благочестии придавали всей своей жизни, общественной и домашней, религиозный отпечаток. Неопустительное посещение богослужения и слушание проповеди, чтение Библии и душеспасительные разговоры и беседы, благочестивые размышления, в особенности о смерти и вечных мучениях, и прочее – все это обязательно предписывалось их правилами благочестия. Но стремление методистов к благочестивой жизни только в отдельных случаях проявлялось искренней набожностью, у большинства же оно превращалось в фарисейство и ханжество.

Секта сведенборгиан получила свое начало от одного шведского ученого Эммануила Сведенборга (1688–1772 гг.). Это был человек, обладавший глубоким умом и обширными познаниями в математике, физике, астрономии, минералогии и прочем, но в то же время с детства подверженный падучей болезни и галлюцинациям. Долгое время Сведенборг жил двойственной духовной жизнью: с одной стороны, он предавался чисто рассудочной деятельности при своих научных занятиях, с другой – во время болезненных припадков погружался в мир фантазии. Но между деятельностью рассудка и воображения у него было некоторого рода соотношение – все то, что превышало человеческое разумение в области веры, мысли или опыта, он стремился объяснить и постигнуть при посредстве своих фантастических образов и умозрений. Наконец, болезненная деятельность воображения развилась в нем до того, что совсем потемнила его рассудок, и он во время своего пребывания в Лондоне в 1744 году сошел с ума. Лечение хотя ослабило болезнь Сведенборга, но совершенно ее не уничтожило – тихое одностороннее умопомешательство осталось у него навсегда. Пунктом его помешательства было то, что называется духовидением. Он воображал, что или он своим духом посещает жилища духов и ангелов, или духи и ангелы посещают его и что он получает от них откровения. Во всем остальном он был совершенно здравомыслящим человеком. Под влиянием своих фантастических видений и откровений Сведенборг в 1745 году пришел к убеждению, что он призван Богом объяснить настоящий смысл Священного Писания и основать новую совершеннейшую религию и новую церковь, названную им «Новым Иерусалимом». С этого времени он оставил все свои научные занятия и начал писать, как он говорил, по внушению Божию, сочинения религиозного содержания. Новая религия, которую проводил Сведенборг в своих сочинениях, имеет двойственный характер, какова была и духовная жизнь его самого, – рационализм и крайний мистицизм в соединении с крайне фантастической мечтательностью составляют ее характеристические черты. Священное Писание Сведенборг признавал за Откровение, но главным образом по его внутреннему смыслу, который он сам находил в нем, извращая своими мистическими толкованиями до последней степени даже исторические факты и лица. Основной догмат христианства о Святой Троице он совершенно отвергал, утверждая, что он противоречит и Священному Писанию, и разуму, под Сыном же Божиим и Святым Духом он разумел проявление Единого Божества. Искупление, по его мнению, состояло в том, что Единый Бог, сошедши на землю и приняв человеческий образ, вступил в борьбу с духами преисподней, которые покорили было людей своей власти, и победил их. Этим Он облегчил для людей самодеятельное обращение и обновление. Далее люди спасаются уже сами собою и не верою, а единственно только делами. После смерти человека, по учению Сведенборга, есть три различных состояния: мир духов, царство небесное и ад. Мир духов похож на настоящий, так что умершие вначале едва замечают перемену; здесь души умерших обнаруживают во всей полноте добродетели или пороки, с которыми они сжились на земле, и сами приготовляют себе переход в царство небесное или ад. Царство Небесное, по фантастическим откровениям Све­денборга, имеет три отдела: один для добрых духов, другой – для ангелоподобных и третий для ангелов; по мере усовершенствования духи переходят из одного отдела в другой. Жизнь духов в Царстве Небесном похожа на жизнь земную. Они соединяются в общества, товарищества и работают вместе; там есть также разные должности и учреждения, например церкви, школы и прочее, есть даже различные полы и духовное супружество. Блаженство их состоит во взаимном доброжелательстве и благотворительности, в прекрасных платьях, жилищах и так далее. Ад образуют общества и кружки единомысленных злых духов, которые своею злобой мучают друг друга; злые духи делаются с течением времени диаволами.

Сведенборг, написавши целые тома о своих откровениях относительно новой религии, сам не предпринимал никаких мер к распространению ее и основанию новой Церкви, кроме рассылки своих сочинений ученым людям и обществам. Но на сочинения его мало обращали внимания и даже относились к ним с пренебрежением. После же его смерти нашлись люди, которые дали веру откровениям этого душевнобольного человека и задумали по его мысли основать новую Церковь. Первые сведенборгианские общины основаны были в Англии в 1773 году, появились они также и в Северной Америке; в Швеции же хотя были попытки распространить сведенборгианство, но они оказались неудачными. Последователей Сведенборга всегда было малое количество.

Секта ирвингиан принадлежит к разряду мистических сект, возникших в настоящем столетии. В ней выразился протест против слишком далекого уклонения всех протестантских обществ от Церкви времен апостольских, а также против рационалистического направления в богословии, которое приводило к отрицанию Откровения, пророчеств, чудес и прочего. Такой протест высказал один проповедник Шотландской пресвитерианской Церкви в Лондоне, Эдуард Ирвинг. В своих проповедях и беседах он проводил такую мысль, что благодатные дары, бывшие в первенствующей Церкви, – каковы дар языков, пророчества и чудес – могут проявляться и в настоящее время у людей, достигших нравственного совершенства путем молитвы и твердой веры. Под влиянием его речей некоторые из его паствы начали уже пророчествовать и говорить на разных непонятных языках. Пресвитерианский генеральный синод в Шотландии в 1833 году за такого рода мистические воззрения отлучил Ирвинга, но он нашел поддержку в некоторых членах Англиканской церкви и основал отдельную общину своих последователей, получивших название ирвингиан. Хотя в 1834 году Ирвинг умер, но его община продолжала свое существование и все свои стремления направляла к тому, чтобы восстановить быт апостольской Церкви с апостолами, пророками, евангелистами, пастырями и учителями. При посредстве своих мнимых пророков община выбрала 12 апостолов, которые и устроили ее церковный быт. Управление общиной организовано было на соборных началах, богослужение сближено с католическим и отчасти с православным. Что касается учения ирвингиан, то сущность его заключается в следующем. Церковь, как общество верующих во имя Отца и Сына и Святого Духа, имеет своим назначением быть невестой Христа и соучастницей Его славы. Для достижения этого назначения ей даны средства в таинствах крещения и причащения и в служениях апостольском, пророческом, евангельском и пастырском. Но со смертью первых апостолов церковь уклонилась от своего назначения и утратила все благодатные дары, следствием чего было извращение вероучения, распространение неверия и прочее. В последнее же время все христианские общества дошли до такого состояния, что готовы принять и боготворить антихриста, пришествие которого уже наступает. Но в эти последние дни Господь Бог снова изливает свои благодатные дары на избранных. Эти избранные и есть ирвингианские апостолы, пророки, евангелисты и прочие, которые имеют своим назначением привести всех христиан в меру возраста совершенна. При наступлении на земле царства антихриста праведные, то есть принадлежащие к обществу ирвингиан, вознесутся на воздух для встречи Христа и потом сойдут с Ним на землю, царство антихриста будет разрушено и они будут царствовать со Христом на земле тысячу лет.

Ирвингианские апостолы, выполняя свою миссию, ходили с проповедью по разным христианским странам, но вообще мало приобретали последователей. В настоящее время общины ирвингиан распространены главным образом в Англии и Северной Америке.

Во время борьбы с протестантством в XVI и первой половине XVII века папство, благодаря Тридентскому собору и ордену иезуитов, успело до известной степени восстановить свой авторитет, потрясенный реформацией. Но этим авторитетом оно пользовалось только во время самой борьбы, так что религиозные войны XVI и XVII веков были последним проявлением папского могущества. После Вестфальского мира (1648 г.), положившего конец борьбе за религиозные принципы, значение папства в католическом мире начинает постепенно упадать. В это время во внешней и внутренней политике католических государств Западной Европы совершился поворот, отразившийся на папстве неблагоприятными последствиями. С половины XVII века католические государи в международных отношениях, союзах и войнах начинают руководствоваться принципами политической обособленности и равновесия государств, вследствие чего интересы папской церковной политики теряют для них всякое значение, и они ради своих государственных интересов не стесняются нарушать их; внутри же своих владений католические государи все свои заботы сосредоточивают на том, чтобы поставить свою власть вне всякой зависимости от кого бы то ни было не только в гражданских, но и церковных делах. Такое направление политики, враждебное всем теократическим притязаниям пап, вызывает с их стороны противодействие, но все усилия их сохранить за римским престолом средневековую власть и значение остаются бесплодными. Постепенное ограничение папского авторитета и папской власти, начавшееся с половины XVII века вследствие нового направления политики, доходят до настоящего времени.

Во второй половине XVII века из всех католических государств Франция с особенной настойчивостью стремилась к ограничению папской власти. Французский король Людовик XIV (1643–1715 гг.) хотя был и ревностным католиком, но в церковных делах своего государства желал распоряжаться независимо от папы. Между прочим, он присвоил себе право раздавать вакантные епископства даже в тех местностях Франции, где это право издавна принадлежало папскому престолу. Папа Иннокентий XI (1676–1689 гг.) заявил протест против таких действий короля, но последний поднял в своем парламенте вопрос о пределах королевской и папской власти в Церкви и для решения этого вопроса созвал французское духовенство на собор. Французское духовенство, само стремившееся освободиться от подчинения папе, в 1682 году выработало на соборе четыре положения, которыми определялись права Галликанской, то есть Французской, Церкви. Сущность этих положений заключается в следующем: 1) Бог не даровал ни святому Петру, ни его преемникам власти в делах светских, почему церковная власть не может низлагать монархов и разрешать их подданных от присяги и долга; 2) Галликанская Церковь подтверждает постановления Констанцского собора, которыми вселенские соборы признаны выше папы; 3) правила и обычаи, принятые во Французском королевстве и Галликанской церкви, должны оставаться неприкосновенными и 4) решения пап в вопросах веры только тогда получают непреложную силу, когда последует на это согласие всей церкви. Утвердив эти положения, Людовик дал им силу государственного закона. Правда, в 1693 году по политическим соображениям Людовик вынужден был дозволить своим епископам заявить папе об отречении от всего постановленного в 1682 году, но в действительности этого отречения не было, и Галликанская Церковь после того на основании четырех положений, когда ей нужно было, всегда давала отпор папским притязаниям.

В XVIII столетии папство доведено было правительствами католических государств до такого бессилия, что вынуждено было в подрыв самому себе делать им уступки за уступками. Из таких уступок особенно тягостной для него было уничтожение ордена иезуитов. Орден иезуитов к XVIII столетию достиг наибольшего развития. Он распространился решительно по всему свету и везде захватил в свои руки воспитание юношества и исповедь. Вместе с тем он приобрел громадные богатства, источником которых служили частью пожертвования, которые иезуиты умели привлекать к себе с особым искусством, частью обширные коммерческие предприятия ордена в Европе и других частях света. Главная цель, которую преследовали теперь иезуиты в своей деятельности, заключалась не в обращении еретиков, а в господстве над всеми христианскими обществами. Самым любимым средством для достижения этой цели у них были интриги и заговоры, сопровождавшиеся разного рода преступлениями. Своими интригами они опутывали все классы общества, начиная с высших придворных сфер, куда иезуиты постоянно проникали и откуда стремились руководить управлением государствами и политикой. Но деятельность их в таком направлении в связи с их безнравственными правилами в XVIII же столетии стала ненавистной всем, и католические правительства решились избавиться от них навсегда. Первой выступила против иезуитов Португалия. Здесь в 1759 году некоторых из них, как участников в заговоре на жизнь короля, заключили в тюрьмы и предали суду, а всех вообще арестовали и отправили к папе с запрещением возвращаться. В 1764 году последовало изгнание иезуитов из Франции, причем парламент прямо называл их орденом, опасным для государства. В 1767 году примеру Португалии и Франции последовала Испания; по приказанию короля все иезуиты, находившиеся в Испании, в один и тот же день были арестованы, в числе шести тысяч человек, и на кораблях отправлены в Италию. Затем точно так же поступлено было с иезуитами в итальянских государствах, Неаполе и Парме. Не ограничиваясь удалением иезуитов из своих владений, католические государи чрез своих послов в 1769 году настойчиво потребовали от папы Климента XIII (1758–1769 гг.) формального уничтожения ордена. Климент не перенес такого гнета, заболел и скоро умер. Тогда послы настояли на выборе в папы кардинала Ганганелли, который склонен был исполнить требование их государей. Но и Ганганелли, вступивший на папский престол под именем Климента XIV (1769–1774 гг.), долгое время не решался на уничтожение могущественного ордена. Только вследствие новых настойчивых требований со всех сторон, в 1773 году он издал буллу, которой объявил Общество Иисуса и все его учреждения упраздненными. Булла была обнародована и приведена в исполнение во всех католических государствах, но тайно иезуиты продолжали все-таки существовать. Папа Климент XIV за свою буллу поплатился жизнью – его смерть со всеми признаками отравления приписывали иезуитам.

Вскоре же после уничтожения ордена иезуитов над папством разразились новые бедствия. В Австрии император Иосиф II (1780–1790 гг.) предпринял такие реформы в церковном управлении, в силу которых заведование внешними делами Церкви переходило в руки правительства, а внутреннее управление предоставлялось епископам, влияние же папы на церковные дела Австрии совсем почти устранялось. В некоторых мелких немецких государствах католического исповедания сделаны были попытки основать Национальную Католическую Церковь, независимую от папы. Наконец во Франции в 1789 году началась революция, которая сопровождалась ниспровержением папской власти не только в этой стране, но и в самой церковной области. В то революционное время папство в лице Пия VI и Пия VII испытало такое унижение, какого оно не испытывало со времени Бонифация VIII. В 1796 году французы появились в Италии, заняли папские владения и образовали Римскую республику (1798 г.). Папа Пий VI (1774–1799 гг.), ограбленный и униженный, взят был в плен и отведен во Францию, где вскоре и умер. Его преемник Пий VII (1800–1823 гг.), избранный в Венеции под защитой Австрии, подвергался подобным же притеснениям от Наполеона I, который в 1809 году перевез его во Францию и заставил дать согласие сделать Францию местопребыванием римских первосвященников навсегда. Только в 1814 году, после низвержения Наполеона, папа получил возможность возвратиться в Рим, а в 1815 году на Венском конгрессе восстановлен был в своих духовных и светских правах.

После Французской революции папство все свое внимание сосредоточило на восстановлении своей власти. В этих видах папа Пий VII вскоре же после своего возвращения в Рим в 1814 году восстановил орден иезуитов – этих, по выражению папской буллы, сильных и опытных кормчих папского престола. Католические государства, только что успокоившиеся после революционных волнений, не возражали против такого распоряжения, и иезуиты по-прежнему распространились всюду. С официальным и открытым появлением иезуитов снова начались усиленные заявления о правах пап на всемирное преобладание в духовных и светских делах. Но в XIX столетии при широком распространении просвещения и настойчивом стремлении всех народов к национальному объединению и политической независимости подобные притязания труднее, чем когда-либо, могли быть осуществлены. Уже в двадцатых годах настоящего столетия в разных католических странах, например Испании, Италии, Франции, в связи с политическими движениями начались движения против иезуитов и папства. Движение в Италии с течением времени приняло особенно опасный для папской власти характер. Здесь разнообразные политические стремления к половине настоящего столетия приняли определенную форму – объединение Италии под властью одного государя со столицей в Риме сделалось жизненным вопросом для всего итальянского населения. Вместе с тем по всей Италии стали раздаваться голоса против светской власти пап. Сардинский король Виктор Эммануил наконец осуществил народные стремления. В 1861 году он успел соединить под своей властью мелкие итальянские государства и принял титул итальянского короля, в 1870 году присоединил к объединенной Италии папскую церковную область и сделал Рим столицей своего королевства. Папой в то время был знаменитый Пий IX (1846–1878 гг.). Будучи не в силах отстоять свою светскую власть оружием, он отдал Рим без сопротивления, но в то же время издал энциклику ко всем католическим епископам, в которой, протестуя против захвата Рима, проклинал и отлучал от церкви Виктора Эммануила и его сподвижников. Проклятие и отлучение, однако, не изменили хода событий – с занятием Рима войсками объединенной Италии папское церковное государство окончило свое существование. Упразднив светскую власть папы, Виктор Эммануил позаботился устроить самым почтенным образом его положение как духовного главы всего католического мира. В распоряжение Пия IX и его преемников предоставлен был так называемый город Льва, то есть предместье Рима, построенное в IX веке Львом IV, где находились Ватикан и церковь святого Петра; все папские дворцы в городе и за городом со всеми угодьями оставались также за ним; взамен доходов, которые папа получал со своей церковной области, назначена была ему определенная ежегодная сумма денег от государства; личность папы объявлялась священной и неприкосновенной; свобода и независимость в его первосвященническом служении обеспечивались ручательством короля и всей нации и так далее. Но Пий IX не хотел примириться с совершившимся фактом и, считая себя пленником в своем Ватикане, до самой своей смерти отказывался вступить в соглашение с итальянским правительством. Его преемник Лев XIII держался такой же роли ватиканского узника.

В описываемую эпоху папство должно было вести борьбу еще с внутренними врагами. Такими врагами были для него янсенизм и квиетизм – религиозные направления, возникшие в самой Римской Церкви и волновавшие ее довольно долгое время. В янсенизме, возникшем в XVII столетии, выразился протест против нравственной системы иезуитов, подрывавшей все нравственные основы, но тем не менее терпимой и даже покровительствуемой церковью. Иезуиты, придавая вообще большое значение свободной воле человека в деле спасения, понимали грех как сознательное и свободное отступление от заповедей Божиих, но отсюда они делали такой казуистический вывод, что если пример, привычка, страсть и прочее увлекают человека ко греху, то грех не должен быть ему вменяем, так как он совершил его помимо своей свободной воли. На этом, между прочим, основании они извиняли и оправдывали на исповеди все возможные грехи и преступления. Против такого безнравственного учения восстал один нидерландский епископ Корнелий Янсений († 1638 г.). Иезуитской морали он противопоставил строгое учение Августина о грехе, свободной воле и благодати и развил свои мысли в особом сочинении под названием «Августин». В противоположность иезуитам Янсений утверждал, что воля человеческая несвободна, так как она порабощается страстями и стремлениями к земному, вследствие чего человек постоянно подвержен греху; освобождает же человека от греха не иезуитская всеоправдывающая и извиняющая исповедь, а благодать, которая очищает душу от страстей, возбуждает в ней раскаяние и любовь к Богу и утверждает волю в добре. Отсюда, по учению Янсения, вытекает необходимость под воздействием благодати проводить жизнь строго добродетельную с полным отречением от мира и его соблазнов. Сочинение Янсения, напечатанное после его смерти, возбудило всеобщее внимание, и во Франции, где особенно проявлялось недовольство иезуитами, встречено было с сочувствием. Здесь образовался кружок почитателей Августина и Янсения и противников иезуитской нравственности; центром его был один женский монастырь около Парижа, Пор-Рояль. Кружок постепенно расширялся все более и более, к нему присоединялись многие из духовенства, ученые, лица из знатных фамилий и прочие. Члены кружка, названные янсенистами, без всяких обетов соблюдали монастырскую жизнь, посвящая себя молитве и трудам, как физическим, так еще более литератур­ным. При монастыре Пор-Рояль основалось даже богословское училище, сделавшееся рассадником янсенизма. Мнения янсенистов в короткое время распространились по всей Франции и проникли даже за ее пределы, и везде принимаемы были с сочувствием.

Иезуиты же после выхода в 1640 году книги Янсения поняли, какой опасностью угрожает их деятельности раскрытое в нем учение, и потому в 1643 году выхлопотали у папы Урбана VIII (1623–1644 гг.) осуждение ее. Но этим янсенизм не был уничтожен – во Франции и Нидерландах янсенисты заявили протест против распоряжения папы и вступили в литературную полемику с иезуитами. Тогда иезуиты изложили учение Янсения в пяти положениях, извлеченных ими из его книги, и представили папе Иннокентию X (1644–1655 гг.) как еретические. В 1653 году папа осудил их в особой булле, которую и отправил во Францию. Но и против этого осуждения заявлен был протест со стороны янсенистов и многих французских епископов, разделявших их мнения. Они доказывали, что осуждены такие положения, каких в книге Янсения нет, а когда папа (Александр VII) безапелляционно решил, что спорные положения действительно находятся в книге, стали возражать, что папа злоупотребляет своей непогрешимостью, утверждая несуществующий факт. Споры продолжались до 1668 года, когда папа Климент IX изъявил свое согласие, чтобы епископы, державшиеся янсенизма, подписали осуждение пяти положений вообще, без упоминания о том, что они составляют учение Янсения. Но иезуиты были недовольны таким исходом дела и тем более, что янсе­нисты в своих полемических сочинениях раскрывали со всей подробностью их безнравственное учение, их собственную распущенную жизнь и все их интриги. Поэтому они продолжали вооружать против них как пап, так и французского короля Людовика XIV. В начале XVIII столетия иезуиты добились наконец преследования янсенистов. В 1709 году по распоряжению Людовика монастырь Пор-Рояль и училище при нем были закрыты, а папа Климент XI в 1713 году в своей булле, Unigenitus, предал анафеме все учение янсенистов, формулированное для этой цели в 101 положении. Так как осуждение папы по существу дела было осуждением учения уважаемого учителя Церкви, блаженного Августина, то его булла произвела большое волнение во Франции. Со стороны многочисленных почитателей Августина и Янсения, во главе которых был сам архиепископ Парижский, последовал открытый протест против папской буллы, но это мало помогло им. Правительство по проискам иезуитов начало гнать их и преследовать, вследствие чего многие из них бежали в Нидерланды. Вообще же борьба между иезуитами и янсенистами закончилась в половине XVIII века, когда против самих иезуитов восстали все католические правительства. Результатом янсенического движения было основание в Нидерландах особой Церкви, в сущности католической, но совершенно независимой от Рима. Она организовалась в 1723 году из католиков-янсенистов под управлением архиепископа Утрехтского и епископов Гарлемского и Девентерского и существует до настоящего времени вне всякого общения с Римской.

Другое религиозное направление, возникшее в XVII же столетии и известное под именем квиетизма, имело для Римской Церкви и папства меньшее значение, нежели ян­сенизм. Но оно заслуживает внимания, как протест против безжизненного богословского формализма и обрядовой внешности, к которым сводилась вся религиозная жизнь Римской Церкви. Квиетизм получил свое начало от испанского священника Михаила Молиноса, державшегося мистического образа мыслей и славившегося благочестивой жизнью. В своих проповедях и особом сочинении, так называемом духовном наставнике, изданном им в 1675 году, он проводил такое учение: высшее христианское совершенство состоит в сладостном божественном спокойствии души, не возмущаемом ничем земным. Это спокойствие достигается путем внутренней молитвы и непосредственного созерцания Бога. Душа, погруженная в созерцание божества, предается ему всецело, – начинает любить его чистой любовью, то есть свободной от всякой корысти, не помышляя ни о наградах, ни о наказаниях. Предаваясь таким образом Богу, она теряет даже свою личность и как бы поглощается божеством, так что не имеет собственной воли, а действует, руководимая волей божественной. Такое состояние души и есть сладостное божественное спокойствие, к которому должны стремиться христиане. Все земное и внешнее, каковы различные церковные учреждения, храмы, общепринятое богослужение и тому подобное, в этом состоянии становятся уже излишними. Своим учением Молинос увлек многих сначала в Испании, а потом в Риме, где он был с 1669 года священ­ником. Но иезуиты скоро положили конец его деятельности. Преданный суду инквизиции, он был в 1687 году осужден, как еретик, и заключен в тюрьму, в которой и умер в 1696 году. Несмотря на такой печальный конец первого проповедника квиетизма, последний продолжал распространяться все более и более в Испании, Италии и особенно Франции. Мистическими религиозными мечтами и созерцаниями увлекались особенно женщины. Во Франции самыми ревностными приверженцами и распространителями квиетизма были госпожа Гюйон и ее духовник Лякомб. Со своими проповедями о божественной бескорыстной любви, бесполезности храмов и богослужения и прочем они обошли всю Францию и Швейцарию и имели много последователей. Даже известный французский епископ Фенелон держался квиетистического образа мыслей. Сильное распространение квиетизма побудило французских епископов, во главе которых стоял знаменитый Боссюэт, принять против него меры. В 1695 году по распоряжению короля они составили собор, на котором осудили учение квиетистов как еретическое, а главную представительницу его, Гюйон, присудили к заключению. Но и после этого споры из-за учения квиетистов продолжались: защитником его выступил Фенелон, вступивший в литературную полемику с Боссюэтом. Только в 1699 году папа Иннокентий XII по просьбе короля прекратил споры осуждением полемических сочинений Фенелона, которое тот принял беспрекословно. В последующие времена квие­тизм уничтожился сам собой, но мистическое направление в Римской Церкви всегда имело приверженцев, хотя и немногочисленных.

Янсенизм и квиетизм внесли разделение в Римскую Церковь. В противоположность им в начале XVIII столетия в среде крайних приверженцев папского католицизма с особенной силой стало развиваться, существовавшее и прежде, строго католическое направление, известное под именем ультрамонтанства. В основе его лежали идеи об абсолютной власти пап в духовных и светских делах, развитые Григорием VII, Иннокентием III и Бонифацием VII. До начала XVIII столетия утьтрамонтанство составляло почти исключительную принадлежность папского престола и римской курии, теперь же оно начинает распространяться в среде духовенства и общества. Этому содействовали главным образом иезуиты, сделавшиеся еще более ревностными защитниками и распространителями утьтрамонтанских взглядов после того, как папа Климент XI в 1713 году, осудивши янсенизм, открыто высказался за их учение. Правда, во второй половине XVIII столетия, вследствие уничтожения ордена иезуитов и революционных волнений, ультрамонтанство должно было стушеваться, но после восстановления папства в 1815 году оно снова усилилось в значительной степени. Ультрамонтанские партии в настоящее время существуют во всех католических странах. Принципы, которых держатся ультрамонтанисты и которые они проводят в литературе и жизни, следующие: папская власть – единственная божественная власть на земле; она неограниченна в самом широком смысле в духовных и светских делах христиан; все христиане на земном шаре должны безусловно подчиняться этой власти, веровать так, как она указывает, и составлять единую Римско-Католическую Церковь; истинное христианство содержится только в этой Церкви; папа – единственный хранитель и непогрешимый истолкователь его; все те, которые находятся вне католической церкви или противятся ей и ее главе, папе, не могут и надеяться на спасение. В жизни ультрамонтанисты отличаются крайней нетерпимостью не только к другим вероисповеданиям, но и ко всем вообще мнениям, несогласным с их воззрениями. Отсюда их враждебное отношение к современному просвещению и ко всем новым порядкам государственной и общественной жизни. Их идеал церковной, государственной и общественной жизни – папство и латинство времен Григория VII и Иннокентия III с отлучениями, проклятиями, религиозным невежеством и суевериями.

Римская Церковь и в новейшие времена не отказалась от своего обычая делать нововведения в христианском вероучении, не оправдываемые ни Священным Писанием, ни Священным Преданием Вселенской Церкви. Так, в последние десятилетия ею произвольно установлены два новых догмата – о непорочном зачатии Пресвятой Девы и о непогрешимости папы.

Мысль о непорочном зачатии Пресвятой Девы, то есть без первородного греха, появилась в Римской Церкви еще в XII веке, и под влиянием ее тогда же в некоторых местах установлен был праздник непорочного зачатия. Но как против этой мысли, так и против праздника восставали многие знаменитые латинские богословы, например Бернард Клервоский († 1153 г.), Фома Аквинский († 1274 г.) и другие. С другой стороны, в числе латинских богословов были и защитники непорочного зачатия, например Дунс Скотт († 1308 г.). Что касается пап, то они первоначально не только не допускали учения о непорочном зачатии, но и самый праздник для прославления этого чуда установили у себя в Риме только во второй половине XV века. Три­дентский собор, когда зашла речь об этом учении, в своих определениях не хотел даже назвать его благочестивым верованием и не сделал никакого нового постановления по этому предмету. Вообще, учение о непорочном зачатии Пресвятой Девы до половины настоящего столетия существовало в Римской Церкви как частное мнение и только при папе Пие IX возведено на степень общецерковного догмата. Это было делом ультрамонтанской партии. Проводя мысль о папе как единственном хранителе и истолкователе христианского вероучения, ультрамонтанисты захотели подтвердить это самым делом и предложили Пию IX объявить своей властью учение о непорочном зачатии догматом. Папа Пий, разделявший воззрения ультрамонтанитов, решился последовать их совету. Прежде всего он разослал окружное послание ко всем епископам, в котором, высказывая свой взгляд на учение о непорочном зачатии как на догмат, поручал им разведать, как отнесутся к этому в обществе. Затем, получив на этот счет успокоительные известия, он пригласил епископов в Рим, но не для соборных рассуждений о новом догмате, а для присутствования при торжественном провозглашении его, которое и состоялось 8 декабря 1854 года. Возражений против этого нововведения было немного, и новый догмат принят был везде в Римской Церкви.

Другой новый догмат, о непогрешимости пап, также был делом ультрамонтанской партии. В Римской Церкви, как мы знаем, папа издавна пользовался верховным авто­ритетом. Отсюда, естественно, в темные средние века возникла мысль о его непогрешимости и даже безгрешности (личной святости). При этом так же, как и при появлении учения о непорочном зачатии Пресвятой Девы, одни латинские богословы эту мысль принимали и развивали, другие отвергали. Между прочим, в числе допускавших непогрешимость пап был Фома Аквинский. Сами папы смотрели на этот вопрос также различно; лучшие из них, как, например, Адриан VI (1521–1523 гг.), положительно утверждали, что папа может погрешать даже в предметах веры, распространяя своими декретами ересь. Тридентский собор относительно непогрешимости пап не постановил решения, но на нем со стороны иезуитов решительно уже заявлялось, что непогрешимость есть принадлежность пап. В таком неопределенном положении находилось учение о непогрешимости пап до настоящего столетия, то есть оно было частным мнением, необязательным для верующих католиков. Но в настоящем столетии иезуитско-ультрамонтанская партия, которая главным образом и распространяла это мнение, поставила своей целью сделать его общеобязательным догматом и таким образом завершить свое учение о папской теократии. Пий IX, кроме того, провозглашением своей непогрешимости надеялся остановить посягательства на его светскую власть. Новый догмат решено было провозгласить торжественно. Для этого папа в конце 1869 года устроил в Риме собор, на который приглашено было до 770 епископов. Это был знаменитый Ватиканский собор 1869–1870 годов. Предварительно соборных совещаний приняты были все меры, чтобы вопрос о непогрешимости прошел благополучно. Так, пред созванием собора папа поставил множество безместных епископов, которые при соборных совещаниях были в полном его распоряжении; итальянских и испанских епископов, вполне преданных папе, на собор вызвано было весьма много, между тем как представителей от Германии, Франции и Португалии, откуда можно было ожидать оппозиции, приглашено было сравнительно небольшое число; до 300 епископов папа взялся содержать на свой счет, рассчитывая действовать на их убеждения отпускаемыми субсидиями; далее, соборные совещания назначено было вести на одном латинском языке, на котором не все епископы могли свободно говорить, и притом приказано было хранить их в строгой тайне; наконец, заправлять всем ходом соборных деяний назначены были епископы, на которых папа мог вполне положиться. После немногих совещаний, не имевших, в сущности, никакого значения, некоторые из епископов по приказанию папы составили петицию к собору об утверждении догмата о непогрешимости и стали собирать подписи. Многие подписались, но нашлось много и таких епископов, которые обратились к папе с формальной просьбой не дозволять, чтобы учение о непогрешимости предложено было на соборное обсуждение, представляя разные, вполне основательные возражения против этого. Вместе с тем протестовавшие против непогрешимости епископы, несмотря на строгий надзор за ними иезуитов, успели сообщить о ходе дел на соборе в печать, в которой после этого также начались протесты против нового догмата. Но папа не смутился ни протестом епископов и общественного мнения, ни последовавшими затем предостережениями католических государств, издал декрет о своей непогрешимости как догмате веры и приказал собору, согласно петиции, подвергнуть его голосованию. После голосования оказалось, что из 770 епископов, составлявших собор, за новый догмат высказались только 326 епископов, так как из остальных одни уехали из Рима раньше голосования, другие воздержались от подачи голоса, иные высказались условно, а некоторые, наконец, высказались положительно против. Несмотря на то что декрет принят был меньшинством епископов, папа счел дело оконченным, и новый догмат 18 июля 1870 года торжественно объявлен был всему католическому миру. В папском декрете он формулирован был таким образом: римский первосвященник не может заблуждаться, когда в качестве учителя всех христиан он силой собственного своего авторитета определяет то, что должно быть содержимо всей Церковью в деле веры и нравственности, и что эта незаблуждаемость или непогрешимость римского первосвященника простирается на те же предметы, на которые простирается непогрешимость и Церкви». Противникам непогрешимости декрет угрожал отлучением.

Провозглашение догмата о папской непогрешимости не обошлось в Римской Церкви без разделения. Если епископы, протестовавшие на Ватиканском соборе против нового учения, впоследствии примирились с ним, то этого никак не хотели сделать ученые католические богословы, не разделявшие ультрамонтанских воззрений. Между ними особенно выдавался декан богословского факультета Мюнхенского университета, знаменитый Деллингер, еще во время собора доказывавший печатно всю несообразность учения о папской непогрешимости. Под его влиянием и руководством в 1871 году в Мюнхене образовалась община так называемых старокатоликов, которые не признавали постановлений Ватиканского собора и вообще отвергли ультрамонтанскую теорию папства. Вслед за Мюнхеном старокатолические общины под руководством профессоров-богословов стали возникать и в других германских городах, например Кельне, Бонне и прочих. Так как в среде старокатоликов не было лиц, имеющих высшую иерархическую степень, с папской же иерархией они не хотели иметь дела, то для удовлетворения своих религиозных потребностей они выбрали своего епископа, боннского профессора Рейнкенса. Рейнкенс получил рукоположение от девентерского епископа независимой от Рима католической Церкви в Голландии и стал во главе германских старо­католиков. Римская Церковь, конечно, отвергла от себя старокатоликов, но они тем не менее продолжали и продолжают считать себя истинными католиками. Они утверждают, что папство внесло в католичество много ложного и извратило его, они же, старокатолики, напротив, стремятся сохранить старое, неповрежденное католичество. Такое неповрежденное католичество, по их убеждению, представляет собой Церковь времен Вселенских соборов, когда существовало единение между Востоком и Западом.

Это убеждение привело старокатоликов к мысли о сближении и даже восстановлении общения как с Православной Восточной Церковью, так и с западными христианскими общинами, признающими церковные начала времен Вселенских соборов. В этих видах в 1874 и 1875 годах вожди старокатоличества устроили в Бонне две конференции «друзей церковного единения». В них принимали участие, кроме старокатоликов, представители богословской науки с православного Востока, между прочим, и из России, а также духовные лица и богословы англиканского и даже протестантского исповеданий. Целью конференций было выработать основания, на которых возможно было бы установить единение между всеми Церквами. Но, несмотря на искреннее желание церковного единения со стороны всех участников в конференциях, несмотря даже на то, что по некоторым пунктам соглашение состоялось, переговоры о церковном единении в последующее время не привели к желаемым результатам. Причиной этого было то, что ста­рокатолики, признав в принципе истинной христианской Церковью Церковь времен Вселенских соборов, не хотели сделать решительного шага, чтобы порвать все связи с католицизмом и возвратиться в лоно Православной Восточной Церкви, сохраняющей и до настоящего времени чистые начала и Предание древней Вселенской Церкви.

Собственно в Римской Церкви старокатоличество имело и имеет незначительный успех. Образованные католики не приставали и не пристают к старокатолической партии вследствие вообще индифферентного отношения к религиозным вопросам. Массы католического народа держались и держатся вдали от старокатоличества благодаря своим духовным руководителям, которые, пользуясь их религиозным невежеством, весьма искусно умеют поддерживать в них преданность папской Церкви. Правительства, католические и протестантские, относились и относятся к старокатолическому движению большей частью равнодушно. Наконец, старокатоличество не могло и не может пока иметь большого успеха на Западе вследствие неопределенности его задач и стремлений. Отделившись от папского католицизма, оно не сошлось и с Православием и заняло особое, не определившееся и не выяснившееся еще положение в ряду христианских религиозных обществ. Вообще результаты старокатолического движения – вопрос будущего.