Глава II.

Приступая к исследованию борьбы христианства с остатками язычества в древней Руси, мы прежде всего отметим, что против язычества у нас борьба велась с двух сторон: против него боролись церковь и государство. Иногда церковь и государство действовали совместно, иногда вели борьбу самостоятельно. Говоря о борьбе церкви с язычеством, прежде всего необходимо иметь в виду, что христианское богослужение, таинства, церковные обряды, христианское вероучение, распространяемое и внедряемое устно и письменно, – надежнейшим способом служили к искоренению язычества и способствовали его забвению. Наши иерархи и ревнители благочестия прекрасно это понимали и главным образом заботились о выяснении догматов и нравственного учения христианства. Но жизнь показала, что одного этого мало: древние языческие обряды и верования продолжали жить в народе и церковь принуждена была вступить с ними в борьбу. Средствами борьбы церкви против язычества были: канонические постановления, 2) убеждение.

Прежде всего средством борьбы против язычества были канонические постановления вселенской церкви, собранные в книге, известной у нас под именем Кормчей книги. Наши первые митрополиты были греки; приходя на Русь, они приносили с собой греческие церковные традиции, а также, по всей вероятности, и канонические постановления греческой церкви. Но и на славянском языке Номоканон стал у нас известен очень рано, в период до-монгольский³⁸². В 13 в. по просьбе митроп. Кирилла 2 была прислана в Россию Кормчая книга с толкованиями канонов в сербском переводе, сделанном арх. св. Саввою. Этот список был представлен митроп. Кириллом 2, на Владимирском соборе в 1274 г. для руководства русским пастырям церкви³⁸³.

Кормчая содержит много указаний на пороки, суеверия и остатки язычества. Но пользоваться Кормчей для характеристики русской жизни можно с большой осторожностью, так как Кормчая имеет в виду прежде всего греко-римский мир, а не русских людей. Мы знаем, что многие суеверия, упоминаемые в греческих Кормчих и внесенные в славянские переводы, существуют среди русского народа и сейчас. И помимо Номоканона можно привести немалое количество суеверий, поверий и проч., которые распространены как в России, так и в современной Греции, равно как и среди западноевропейских народов. Известно, что народы Европы, происходя от одного арийского корня, в основе своей имеют много общего как в языке, так и в области преданий и поверий. Это доисторическое сродство поддерживалось и обновлялось в историческую эпоху. Некоторые поверья и суеверия могли быть занесены к нам в христианскую эпоху путем торговых или иных сношений: возможно и письменное влияние. Вообще же мы не считаем возможным ссылаться на Кормчую для суждения о русском язычестве. Но в борьбе с русским язычеством русские иерархи весьма успешно могли опираться на постановления Номоканона. Мало того, у нас делались попытки создать постановления в духе Номоканона и на основании его, вследствие чего возникали так называемые худые номоканунцы. Таковы, например, постановления против употребляющих чай, кофе и табак³⁸⁴. В статье против волшебства и суеверий, ссылаясь на соборное постановление, автор упоминает о лопарях и самояди³⁸⁵.

К каноническим постановлениям русского происхождения должны быть отнесены уставы наших князей, определявшие область церковного суда, который был одним из средств борьбы против язычества. Стремясь к скорейшему и наиболее глубокому усвоению русским народом христианства, наши князья официально предоставляли церкви право суда над некоторыми видами преступлений. Св. Владимир первый дал тому пример, как это показывает приписываемый равноапостольному князю Устав³⁸⁶. Устав св. Владимира пользовался у нас широким распространением: до нас дошло большое количество списков этого памятника со многими вставками и переделками. Какое важное значение придавали уставу Владимира – видно из того, что он служил юридическим руководством даже в 16 ст.; он внесен в Стоглав, глава 63.

По Уставу Владимира Церкви предоставлялась широкая судебная власть над христианами. Митрополит и епископы судили не только церковные преступления, но и гражданские и уголовные: роспуст (развод), смилное (брачный договор с назначением неустойки), заставанье (прелюбодеяние), умычка невест, пошибанье³⁸⁷ промежи мужем и женою о животе (ссора об имуществе), в племени или в сватьстве поимуться (брак в родстве), ведьство (ведовство), зелииничьство (отравительство), потвори, чародеяния, волхования, урекания (попреки) три: бляднею и зелии, еретичество (скорее колдовство, чем ересь); зубоежа (укушение в драке); побои родителей детьми или снохою свекрови; брань скверными словами; споры о наследстве; церковная кража; мертвеци сволочать (гробные тати, разрывавшие могилы и похищавшие одежды с трупа); крест посекут или на стенах трескы (щепы) емлют из креста, (порча крестов на полях или дорогах, а также порча изображений креста на стенах жилищ)³⁸⁸; оскорбление чистоты и святости храма; если жена раздавит лоно мужчины или кого застанут с четвероножиною (скотоложество), или кто под овином молится или во ржи или по рощением или у воды, или девка дитя поврежет»³⁸⁹. Другим юридическим памятником того же рода является устав князя Ярослава, сына Владимирова. По сравнению с уставом св. Владимира, устав Ярослава представляет значительный шаг вперед. В первом уставе только в общих чертах указывались проступки, подлежащие суду церкви. Размер наказаний не указан, это могло зависеть от усмотрений судей, лиц духовных. В уставе Ярослава точно указан размер взысканий и кроме того часто указан порядок судопроизводства: иногда суд был чисто церковный, иногда с участием княжеского судьи, если затрагивались и интересы государства, или же если преступление было совершено лицом духовным. Ведению одного церковного митрополичьего суда подлежали следующие лица и греховные проступки: блуд, – виновные помещались в церковный дом (ст. 5); прелюбодеяние и двоеженство, при чем вторая жена или второй муж помещались в церковный дом, (ст. 8, 9, 15); самовольный развод, даже в том случае, если супруги жили по языческому браку, не венчавшись; только в последнем случае пеня была вдвое меньше (ст. 16); блуд иноверца с русскою, – виновную женщину помещали в церковный дом (17 ст.), мужчина же, грешивший с беременной или жидовской, если не прекращал связи, то помимо штрафа, отлучался от церкви и сообщения к христианами (ст. 52); блуд с черницею, – полагалась епитимия (ст. 18); вообще блуд в степенях родства (ст. 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26); принуждение к замужеству и браку (ст. 27, 46); воровство (ст. 33, 34, 36); чародейство в случае не прекращения занятия этим делом (ст. 39); драка (ст. 40, 41, 42, 43); бивший родителей кроме наказания помещался в церковный дом (ст. 44); распутство и пьянство черного и белого духовенства (ст. 45, 47); употребление нечистой пищи – конины, медведины (ст. 48); сообщение в пище и питье с некрещеными, иноязычниками и отлученными (ст. 50–51). Двойному наказанию, штрафу в пользу митрополита и гражданскому наказанию (князь их казнит) – подвергались следующие проступки: умычка и насилие над девушками (ст. 2 и 7), самовольный развод (ст. 4), мужская неверность (ст. 8). Скотоложество каралось штрафом, епитимией и казнью по закону (ст. 19).

Всматриваясь в систему суда по уставу Ярослава, можно заметить, что преступления чисто нравственного характера, не заключавшие в себе вреда ближнему, подлежали суду церкви; как, например, волхвование, браки в близких степенях родства, общение в пище с язычниками, употребление недозволенной пищи и прочее. Проступки же, заключавшие в себе вред ближнему или нарушавшие общественный порядок, например, умычка девиц, самовольный развод, оскорбление словом и делом, разбирались совместно митрополичьими и княжескими судьями³⁹⁰.

Итак, устав Ярослава различает грех, как нарушение чисто нравственного закона, и преступление, заключающее в себе, кроме того нарушение прав личности и общества. И с принятием христианства русский народ долго еще руководился и управлялся своим старым юридическим преданием, «законом русским», о котором упоминается в договорах русских с греками. Но это обычное право языческой Руси не могло уже удовлетворить новым потребностям. Христианство внесло в русское общество высокие нравственные принципы, вследствие чего многие поступки, законные или безразличные с языческой точки зрения, теперь становились греховными, след. Недозволенными, например, многоженство, наложничество, умычка и проч. К князю и его судьям обращались за разрешением таких жалоб и вопросов, в решении которых гражданская власть была бессильна, так как предыдущая практика не знала таких случаев. Компетентным лицом был только митрополит, в руках которого был Номоканон и практика греческой церкви. И в этих случаях князь «сводил с своей души» суд по сложному делу, как выразился князь Всеволод Мстиславич в уставе новгородском (до 1136), и представлял дело церковному суду. Но Русь 11–12 вв. была мало похожа на цивилизованную Византию, и потому греческую юридическую практику нельзя было целиком пересадить на русскую почву. Приходилось применяться к обстоятельствам и допускать изменения в византийских кодексах. Конечно, изменения касались несущественной стороны и частностей, например, размера наказания. Зависимость наших первых юридических постановлений от церковно-византийских источников очевидна. В «уставе Владимира» заключается и ссылка на источник, легший в основу устава, – греческий Номоканон. В «уставе Ярослав», в общем повторявшего «устав Владимира», заключаются постановления Эклоги и Прохирона³⁹¹. Конечно, перевоспитать недавно обращенное в христианстве общество было делом не легким, и в короткий срок сделать этого было невозможно, но церковь постепенно перерождала недавних язычников, действуя на них и словом убеждения и принудительно посредством суда, предоставленного ей княжескою властью. Митрополичий суд был необходим на первое время; в некоторых случаях только церковь могла справедливо определить правоту или виновность русского человека 11–12 века. Таким образом сам жизнь, новые общественные условия отдавали суд мирской в руки церкви.

Устав новгородского кн. Всеволода Мстиславича (до 1136 г.) повторяет Владимиров устав. В этом уставе сохранилась характерная черта: были случаи не только третьего, но и четвертого брака; приходилось разбирать дела о дележе наследства между детьми первой, второй, третьей и четвертой жен. В 12 веке детям от третьей и четвертой жены выдавалась «прелюбодейная часть в животе»³⁹². Устав Всеволода имел местное значение, как и уставная грамота кн. Ростислава Мстиславовича Смоленской епископии 1150 г.³⁹³ Из подсудных церкви дел по грамоте Ростислава Мстиславича упоминаются следующие: роспуст (развод), двоеженство, брак в недозволенных степенях родства, похищение девицы, «зелья» и душегубство (т.е. все виды волшебства и колдовства), драки между женщинами и вообще все проступки духовенства³⁹⁴. Относительно области церковного суда в самом конце 13 в. (между 1293–1300) имеются сведения в послании неизвестного Владимирского епископа к одному из сыновей Александра Невского³⁹⁵

Какими же средствами располагала церковь против греха и преступления? Обычным средством наказания был денежный штраф в пользу судьи. Но кроме штрафа, карательной меры, устав Ярослава применял исправительные меры: епитимию и принудительное пребывание в церковном доме, где арестованным, вероятно, вменялось обязательное посещение храма и некоторый физический труд, что практикуется и теперь для лиц, отправляемых «под начало» на архиерейский двор или в монастырь. Кажется, применялось и телесное наказание³⁹⁶. Ему, например, подвергали лиц занимавшихся скотоложеством и колдовством³⁹⁷. Епитимье и заключению в церковный дом подвергали преимущественно за грехи против седьмой заповеди. Очевидно старое языческое невоздержание не скоро было забыто русскими.

В заключение выскажем взгляд на древние юридические памятники; вряд ли они были в буквальном смысле плодом законодательной деятельности тех лиц, которым усвояются эти памятники. Вероятно, ни св. Владимир, ни Ярослав не издавали строго выработанного кодекса, но они вошли в соглашение с митрополитом относительно подсудности известных поступков светской или духовной властям. Согласно с этими договорами устанавливалась практика церковного суда. Эти правила, будучи записаны, получили название уставов наших князей. Таким образом тогдашнее законодательство шло от практики к кодексу³⁹⁸. Подлинных постановлений св. Владимира и Ярослава мы не знаем; дошедшие до нас списки уставов с их именем разнообразны по объему и содержанию. Вероятно, первоначальный закон, будучи неопределенным и растяжимым, давал возможность делать дальнейшие изменения без нарушения основных его начал и без предположений о подлоге³⁹⁹. Против язычества были направлены некоторые постановления Владимирского собора 1274 г.⁴⁰⁰ и московского собора 1551 г.; результатом деятельности последнего был Стоглав, содержащий указания на достаточно свежую, хотя и бессознательную память о древних языческих обычаях⁴⁰¹. Составленный Феофаном Прокоповичем и изданный от имени Петра 1 «Духовный Регламент» также должен быть отнесен к разряду канонических произведений; в нем есть обличение суеверий, но о древнем язычестве не упоминается.

Средством борьбы против язычества служили также следующие сочинения канонического содержания, составленные отдельными лицами.

«Правило церковное вкратце» митр. Иоанна П., написанное к Иакову Черноризцу, которое должно быть относимо к так называемым каноническим ответам. Правило обличает языческие жертвы, волшебство, бесовское пение, светские развлечения и языческие формы брака⁴⁰².

«Вопрошаение Кириково» – собрание ответов на вопросы новгородских духовников Кирика, Саввы и Ильи, полученных ими от разных лиц, преимущественно от епископов Нифонта (1129–1156 гг.). «Вопрошания Кирика» показывают, что наше духовенство ревностно старалось провести христианские принципы во все, даже мелкие случаи жизни. Нас не должна удивлять мелочность предписаний новгородских духовников своим духовным детям: старое язычество еще жило в сознании народа, а все старое было грешным, бесовским. Необходимо было строить жизнь на новых христианских началах. Обыденная жизнь состоит из мелочей, а потому необходимо было их касаться⁴⁰³. В некоторых вопросах слышится отголосок языческой старины. Изрекается грозное порицание крающим роду и рожанице хлебы, сыр и мед⁴⁰⁴, порицаются открыто живущие с наложницами⁴⁰⁵. Был языческий обычай привораживанья: жены омывали свое тело водою и давали пить эту воду охладевшим к ним мужьям⁴⁰⁶. Во время болезни женщины носили детей к волхвам. За это налагалась епитимия от 6 до 3 недель, смотря по возрасту согрешивших: молодые женщины подвергались меньшему наказанию⁴⁰⁷. – Обыкновенно говорят, что «вопрошания» Кирика показывают еще чисто младенческое понимание веры в народе, который обращал внимание только на букву и внешнюю форму, на разные мелочи, которые только и были доступны для его разумения⁴⁰⁸. Конечно, в вопросах Кирика не мало наивности и мелочей. Зато в ответах Нифонта видно истинное понимание христианства. Для правильной оценки вопросов Кирика необходимо принять во внимание, что Кирик был духовником. Духовническая практика и побуждала его обращаться к Нифонту с недоуменными вопросами. В значительной степени в вопросах Кирика, Саввы и Ильи отразились взгляды русских людей 11 века; но в общем, как возникшие под влиянием епитимийных традиций востока, а может быть и запада, вопросы Кирика, вероятно, отражают состояние епитимийной литературы в 10–11 веках. В вопросах Кирика в большинстве случаев упоминается о таких грехах, какие вообще встречаются в исповедных вопросах; чтобы согласиться с этим, стоит только просмотреть 3-й том Тайной исповеди Алмазова. То, что приписывается в «вопрошаниях» личности Кирика или двух других духовников, то, вероятно, в большинстве случаев должно быть поставлено в зависимость от материала, который был под руками Кирика. Мы при этом предполагаем, что «вопрошания», именно в своих сомнительных местах, находятся под влиянием «плохих номоканунцев», конечно, занесенных к нам первоначально из Греции или с Балканского полуострова, на который они попали из той же Греции.

Поучение Новгородского ар. Илии – Иоанна, в котором архипастырь убеждает воздерживаться от пьянства и ростовщичества, игры в кости, хождения к волхвам, крестного целования. Священники должны венчать тех, кто сожительствовал без церковного благословения и унимать мирян от святочных игр и кулачных боев⁴⁰⁹.

Правило митр. Максима (грек, рукоположен в 1283 г., умер в 1306г.), содержащее между прочим обличение тех, кто держал жен не от св. апостольские церкви, также о посте в среду и пяток⁴¹⁰.

Другим могущественным средством борьбы церкви с язычеством было слово убеждения. Наши древние писатели, как мы уже и отмечали, главным образом излагали истины христианского вероучения или же поучали правилам христианской жизни. Обличения язычества делались вскользь, мимоходом. К писателям, оставившим нам в своих сочинениях обличения древних языческих верований, относятся следующие: Серапион Владимирский, митр Даниил, Максим Грек и Симеон Полоцкий. Не вдаваясь в сложные подробности, требующие специального исследования, отметим, что мы не считаем преп. Феодосия автором приписываемых ему слов – «о казнях божиих» и « о тропарных чашах».

У упомянутых писателей собственно нет обличения язычества в прямом смысле: с течением времени язычество забывалось, но оставались в народной памяти обряды, обычаи, поверья, начало которых крылось в древне-языческих верованиях. Борьба с этими традициями была в сущности борьбой против древнего язычества, точнее с остатками язычества в народной памяти.

Кроме произведений, принадлежащих определенным писателям, древняя письменность имеет еще огромное количество слов и поучений анонимных или же приписываемых святым отцам, на самом же деле принадлежащих русским писателям. Многие из этих произведений посвящены борьбе против остатков язычества в русском народе. На основании этих памятников мы можем судить, как смотрели наши книжники на свое древнее язычество, и как они его понимали. Изучение памятников этого рода показывает, что излагаемые там взгляды заимствованы из святоотеческой литературы или же непосредственно обоснованы на Библии.

Язычество, по учению Библии, возникло вследствие забвения истинной богооткровенной религии; осуетившись в умствованиях своих, нечестивцы заменили истину Божию ложью и стали поклоняться и служить твари вместо Творца!⁴¹¹

Итак, язычество – это поклонение твари. Этот взгляд был усвоен нашими писателями. В слове и откровении св. апостол⁴¹² говорится, что люди впали в великую прелесть и обоготворяли людей: Перун был старейшина в еллинех, Хорс в Кипре и проч. В слове истолкованном мудростью о твари и о недели заповедуется поклоняться Единому Богу, а не твари, написанной во образе человече⁴¹³. Но почитание стихий и видимой природы у нас было очень скоро предано забвению, и нашим книжникам не было нужды укорять русских людей, что они кланяются твари.

Рука об руку со взглядом на язычество, как на поклонения твари, существовал у нас другой взгляд, что язычество – это служение диаволу, а древние боги – это бесы. Этот взгляд, как и первый, был также основан на Библии. Во второзаконии и Псалтири приношение жертв богам чужим названо служением бесам⁴¹⁴. В Книге Царств пророк Самуил учит, что языческие боги – ничто⁴¹⁵. Надлежащее уяснение взгляда на язычество дано в Новом Завете. Апостол Павел не утверждает, что «идол есть что-нибудь»: но в то же время он говорит, что «язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу»⁴¹⁶. Иначе говоря, по апостолу идол ничто; но язычники, почитая идолов, творят угодное диаволу и находятся в его власти; они заблуждающиеся, но не бесопоклоники в собственном смысле.

Глубокая мысль ап. Павла не была достаточно уяснена нашими древними книжниками, и потому взгляды их не отличаются ясностью. Энергичный автор слова некоего христолюбца почитание древнерусских богов и древние языческие обычаи прямо называет службой идольской⁴¹⁷. Резкий взгляд христолюбца на идолопоклонство, как на служение бесам, содержится только в слове к невежам и слове Златоуста како первое погании веровали идолам⁴¹⁸, где сообщается, что для навий готовили бани и ставили трапезу: ночью приходили бесы, мылись в бане и съедали и выпивали пищу и питье. Но мы не имеем возможности определить, кто по мнению писателя приходил: навья, которых в таком случае необходимо отождествлять с бесами, или же вместо навий приходили бесы, обманывая легковерных родичей чествуемых покойников. Кажется, древние писатели склоняются к последней мысли. Составитель слова Исаии пророка⁴¹⁹, страстно нападая на рожаничный культ, всюду в свое обличение вносит какую-то двойственность: говоря о трапезе роду и рожаницам, автор здесь же делает прибавку о черпании бесам; в другом месте сказано: «работающе бесом и слоужаще идолом, и ставяще трапезу роду и роженицам». По-видимому, автор не отождествляет рожаничный культ с служением бесам, а говорит об этом параллельно, не давая себе отчета, что же это такое – род и рожаницы: род и рожаниц он считал кумирами суетными и даже одним кумиром («поете песнь бесовскую идолоу родоу и рожаницам»). В конце слова ставленье рожаничной трапезы считается делом ничтожным, «пустошным творением. Следовательно, с точки зрения самого автора слова рожаничный культ отнюдь не был служением диаволу. О бесопочитании же говорится для отвращения от древнего обычая. В других памятниках поклонение твари и идолам и всякого рода древние обычаи уже смешиваются. В слове св. Григория рожаничаная трапеза хотя и названа «проклятым ставленьем», но автор признает, что этот обычай существует на хулу святому крещению и на гневе Богу⁴²⁰. К числу таких деяний отнесено и почитание дня недели, написанной женой, в человеческий образ – тварь⁴²¹. В слове Златоуста, как первое погании веровали в идолы почитание идолов и жертвы молнии, грому, солнцу и луне не отделяется от поклонения Перуну, Хорсу и другим богам; кто так делает, тот бежит к диаволу, который хочет вовлечь нас в дно адово⁴²². Итак, язычники и те, кто живет по древним языческим традициям, чтут не бесов, они только омрачены дьяволом и творят его волю. Совершенно такой же взгляд содержится в слове св. Дионисия о желеющих⁴²³. Игры и пляски предосудительны потому, что это дело пустошное, отвлекающее от праведной жизни. В играх почет и слава дьяволу, так как любители таких развлечений творят супротив Божию закону⁴²⁴.

Таков взгляд наших древних книжников на наше древнее язычество. Чем дальше шло врем, тем меньше речи в нашей литературе о язычестве. Обличения, конечно, продолжаются, но обличается не язычество, а грех, нарушение христианской заповеди. Если мы и услышим в позднейшие века о язычестве, то это говорится по старой привычке, как риторический прием⁴²⁵.

Содержание безыменных слов и поучений мы разбираем в соответствующих главах нашего исследования, а самые произведения с комментариями напечатаны во втором томе настоящего труда.

Наше древнерусское язычество вымирало и забывалось постепенно; церковь и государство боролись с остатками язычества по мере своего разумения. Борьба тянулась на протяжении всей древней Руси, не закончилась и теперь. Борьба велась частичная; русская иерархия и государственная власть не владели до Петра могущественнейшим средством борьбы – просвещением, вследствие чего в борьбе не было системы и определенной последовательности, что неизбежно должно было отразиться на результатах борьбы. В последующих главах мы будем излагать в систематическом порядке мероприятия церкви и государства против остатков язычества. Здесь же кратко отметим важнейшие исторические явления и условия, на фоне которых постепенно христианизировалась древняя Русь.

Выше мы указали, как боролась с язычеством церковь. Ниже мы отметим отношение к остаткам язычества со стороны государства. Имея свои специальные задачи, государство не могло посвятить столько внимания религиозным вопросам, сколько этому посвящала церковь. Тем не менее заботы государства о духовных нуждах народа были весьма велики. Деятельность князей до монгольского периода, посвященная этой стороне народной жизни, нами уже отмечена. Последующие властители Руси обнаруживали не меньшую заботливость в этом направлении, хотя не облекли ее в столь определенные законодательные формы.

Христианство было введено у нас по инициативе гражданской власти. Идолы были сокрушены по приказанию князя Владимира. В 11 веке государство также стояло на страже интересов церкви; появлявшиеся волхвы «погибоша»; о некоторых из них мы знаем, что они погибли от руки представителей государства, о других можно думать, что их исчезновение произошло при содействии той же власти. Стремясь к скорейшему и наиболее глубокому усвоению русским народом христианства, наши князья официально предоставляли церкви право суда над некоторыми видами преступлений. Таким образом государство добровольно поступалось своими правами в пользу церкви. Вообще, древняя Русь успешно христианизировалась, находясь под благотворным влиянием Византии. Первыми нашими митрополитами были греки. Из них Леон (или Лев), Георгий, Иоанн 2, Никифор были писателями, или считались таковыми. Но этому мирному развитию была поставлена преграда. В первой половине 13 в. над Русью стряслась великая бела: татарские орды с огнем и мечем прошли по нашей родине, разоряя и уничтожая селения и города; множество жителей было истреблено или же попало в рабство. На оставшихся в живых была наложена тяжелая дань. Говорят, что татары не могли задержать нашего развития, так как спутники Батыя вовсе не были варварами; татары в ту пору оказались первостепенными стратегами и удивительными организаторами, чуждыми столько же разрушения во что бы то ни стало, сколько стремления к порабощению⁴²⁶. Вряд ли можно отрицать крайнюю жестокость татар6 после битвы при Калке татары положили пленных русских князей под доски, на которых сели обедать. Жители городов и сел русских, лежавших на пути татарских орд, выходили к ним навстречу с крестами, т.е. сдавались добровольно без малейшего сопротивления и без всяких условий, но были все убиваемы. По свидетельству летописца, погибло бесчисленное множество людей⁴²⁷. Это ли не страсть к разрушению? Значение татарского ига заключается не только в том, что татары разорили Киев, который стал падать еще в 12 в. Значение татарского нашествия мы видим в том, что оно смыло, дал иное направление естественному руслу нашей истории. Мы не знаем, что было бы, если бы русские на Калке одолели татар; может быть в отдельных княжествах возникли бы научные центры, оригинальная литература могла бы дать пышный расцвет… Все это могло бы быть и не быть. Но несомненно то, что со времени нашествия татар процесс нашего развития надолго остановился. Мы оказались изолированными от остальной Европы. Под влиянием татар Русь в некоторых отношениях стала государством азиатским; да и в глазах западноевропейских народов мы были не столько европейцами, сколько азиатами. После татарского нашествия мы не видим уже таких замечательных произведений, какие были в до татарскую эпоху, каковы: Начальная летопись, Слово о полку Игореве; нет таких писателей, как, например, митр. Илларион, Кирилл Туровский. Исключением представляется Серапион Владимирский. Но его следует считать воспитавшимся на культуре до татарского периода. Из этого следует, что на Руси под игом татар просвещение пало. В 14 в. замечается усиление гражданской власти. Это произошло вследствие ослабления татарского ига. Московские собиратели земли, по образцу византийских императоров, стали считать себя охранителями и интересов церкви. На Владимирском соборе в 1274 году иерархи находили возможным пользоваться увещаниями; высшей карой от уклонения от уставов церкви было отлучение. Начиная же с 14 века отношение к проступкам против веры изменяется: гражданская власть берет на себя обязанность карать грех внешними мерами. Отметим, что с конца 14 века в русском народе начинает обнаруживаться религиозное брожение. Полагаем, что это произошло вследствие сложных причин, но в числе их не было древнее язычество. Монгольское иго понизило уровень народного развития; связь с Грецией слабела, скоро и совсем прекратилась, началось западное влияние чрез Новгород. Результатом всего этого и была ересь стригольников. Ересь стригольников появилась во Пскове в 1371 г. В 1375 году в Новгороде были казнены трое развратников веры: их бросили в воду⁴²⁸. В 1427 году секта стригольников подверглась разгрому: некоторых схватили и посадили в тюрьму, а другие разбежались⁴²⁹. В 1487 году была открыта ересь жидовствующих. На соборе 1504 года еретики были осуждены и преданы проклятию⁴³⁰. Борцом против жидовствующих был преп. Иосиф Волоколамский.

15 век весьма темное время для нашего просвещения. Татарщина без сомнения понизила интеллектуальный уровень общества. Необходимо отметить и следующее обстоятельство: когда мы заимствовали от греков христианство, при чем наши первые князья – христиане пытались насадить у нас греческое искусство и настоящее просвещение, само греческое просвещение было в упадке, и упадок этот продолжал прогрессировать. Вначале довольно сильное влияние греческой культуры (в Киевский период) постепенно понижалось и наконец прекратилось. Не заботясь о нашем просвещении и положив в основу своих отношений к России корыстолюбие, греки потеряли авторитет в глазах русских. Особенно удручающее впечатление в России должно было произвести поставление в митрополиты Киприана при жизни св. Алексия (1375 г.) и поставление в митрополиты самозванного кандидата Пимена (1380 г.)⁴³¹ Такие поступки не забываются. В конце 15 века татарское иго было свергнуто. Русские освободились от владычества татар исключительно своими силами. Это естественно должно было развить у наших предков национальную гордость. Как раз в это самое время Византия доживала свои последние дни. Для спасения государства византийские императоры решились на соединение церквей с подчинением восточной церкви Риму. На Флорентийском соборе (1437 г.) русский митрополит Исидор, родом грек, был ревностным сторонником папы и унии. Формально заключенная уния не имела никакого успеха и не принесла Византии ожидаемой помощи. Возвратившись из Рима в Москву, Исидор попал в заключение, а 1443 году бежал из России. Поступок Исидора в конец дискредитировал греков в глазах русских, и с тех пор во главе русской церкви никогда не было грека.

Под влиянием нашествия татар на Руси, как обыкновенно бывает при общественных бедствиях, развилась религиозность. Татарское иго рассматривалось, как наказание за грехи. Русские люди искренно были религиозны и всеми силами души стремились быть благочестивыми. При отсутствии собственного просвещения и при отсутствии просвещенного руководства наша религиозность приняла одностороннее направление. Запада и латинства мы боялись, грекам не верили, да они и не могли нам оказать содействия; и вот пришлось нам положиться на себя. В 15–16 веках мы не видим в России ни одного выдающегося писателя, подобного тем, какие были у нас в период до монгольский. Некому было учить темную народную массу. Арх. Геннадий сообщает, что и учиться было мало охотников. И вот вследствие недостатка понимания христианского вероучения, несущественное у нас смешивается с важным, форма с содержанием, обряд с догматом; конечно, предпочтение отдается тому, что наиболее доступно и понятно, т.е. обрядовой стороне. Когда мы заимствовали христианство от греков, в это время у последних еще не выработалось единообразие церковно-богослужебных обрядов. Это разнообразие перешло и к нам. Так, нами было принято двоеперстное и троеперстное сложение для крестного знамени. Впоследствии у греков господствующей формой стало троеперстие, а у нас двоеперстие; у греков была принята трегубая аллилуйя, а у нас сугубая и проч.⁴³² Впоследствии, когда Русь сознала свою политическую силу, она стала оскорбляться отношением к себе греков. Вряд ли греки в 14–15 вв. стали хуже, чем были раньше, только в это время русские их лучше узнали⁴³³. Нашим предкам показалось, что греки нравственно пали. Присматриваясь к грекам, русские отметили, что и в деле веры греки отличаются от нас. А так как в то время у нас не отличали обряда от догмата, то обрядовую разность греческой церкви от русской объяснили отступлением греков от древнего благочестия. Впоследствии только подготовлялся. Сомнения русских в православии греков подтвердились на Флорентийском соборе: греки продали православие; но Провидение не замедлило покарать отступников: в 1453 г. Константинополь был взят турками. Истинное православие осталось только в Москве, среди русского народа. Первый Рим пал вследствие гордости, второй Рим – Константинополь вследствие своего отступничества; третий Рим – Москва, истинная хранительница православия, а четвертому Риму не бывать, – вот миросозерцание наших предков, как его выразил старец Филофей. Конечно, в такую законченную форму это миросозерцание выразилось не сразу; начало его восходит задолго до Филофея.

Русские люди, со времен св. Владимира, искренно стремились к истинному правоверию и христианским добродетелям. Древнее язычество тускнело и вымирало. В 15 веке уже не могло быть и речи о сознательной приверженности к древнему нечестию. По-видимому, истинное благочестие ярко сияло в Московском государстве. На самом же деле было нечто иное. В 16–17 вв. развилось у нас множество суеверий: вера в волшебство была всеобщей, многие верили в астрологию; появилось немалое количество ложных книг и проч. Такое явление в русской жизни возникло вследствие усиленного сближения с Западной Европой, каковое последовало вследствие причин политических и экономических. Заимствуя технические знания у Европы, наше правительство заботливо охраняло чистоту православия. Открытой пропаганды латинства и лютеранства, конечно, не допускалось. Тем не менее западное литературное влияние сказывалось; конечно, заимствовалось то, что находило себе отклик в русских верованиях: новое чужеземное приспособлялось к старому. Так, например, старое верование в род и рожаниц в 17 в. приняло астрологическую окраску.

В 16–17 вв. и духовная и светская власти прилагали большую заботу о нравственном преуспеянии русского общества: гонению подвергались игры, пляски, песни, скоморохи, волшебство, астрология и проч. Этот курс, по-видимому, установился прочно, хотя правительство в лице новой династии Романовых обнаруживало явное тяготение к Западной Европе. Деятельность великого Преобразователя внесла резкую перемену в отношения государственной власти ко многим явлениям русской жизни: Петр 1 разграничил область деятельности светской и духовной властей. Начиная с Петра, светская власть предоставила духовной заботиться о религиозно-нравственном состоянии русского общества, касаясь этого только в том случае, если оно соприкасалось с общегосударственным строем. Петр даже открыто взял под свое покровительство некоторые деяния, считавшиеся до того времени греховными;, например, устраивая ассамблеи, царь прямо-таки пропагандировал игры и забавы; конечно о древнем язычестве здесь не было и помину. Таким образом, начиная с Петра государство перестает вести борьбу с остатками язычества: это дело предоставляется исключительно духовной власти.

Наша речь о борьбе с остатками язычества в допетровской Руси; но чтобы определить последствия борьбы в указанный период, мы отмечаем, сохранилось ли известное древнее верование до наших дней. В большинстве случаев оказывается, что древне-языческие верования дожили до нашего времени, но смысл их забыт.