Глава Х. Игры и пляски

В естественных религиях празднества в честь богов обыкновенно соединяются с разного рода играми, процессиями и плясками под пение и музыку, иногда с переряживанием. На первых же страницах нашей Начальной летописи повествуется, что у радимичей, вятичей и северян бывали игрища и пляски между селами⁹⁹⁷. Княжеские пиры в древнейшую эпоху сопрвождались музыкой, что можно заключить из благочестивого размышления летописца под 1015 г.: «лют граду тому, в нем же князь ун, любяй вино пити с гуслеми и с младыми светники»⁹⁹⁸. Сообщив о нашествии в 1068 г. половцев, летописец предается благочестивому размішлению: дьявол льстит и отвлекает нас от Бога трубами и скоморохами, гуслями и русальи (плясками); на игрищах народа множество, а церкви стоят пустыми⁹⁹⁹. Это место заимствовано из Златоуструя¹⁰⁰⁰. Но можно быть уверенным, что летописец вооружался против распространенного тогда обычая проводить праздники в играх и плясках. Из жития преп. Феодосия видно, что музыка и пение были обычным развлечением при дворах наших князей. Однажды, придя к князю Святославу преподобный увидел, что князь сидел, а перед ним играли музыканты «овы гоусельные гласы испоущающи, другиа же органныя гласы поющи, инем замарные писки гласящим», – так все играли, веселились, как это было в обычае у князя. Преподобный сел с карю и поник головою, а потом спросил: «так ли будет и на том свете?». Князь был тронут и приказал музыкантам умолкнуть. Однакоже музыка при княжеском дворе не была уничтожена; только во время прихода преподобного Феодосия не играли¹⁰⁰¹. Замечательно, что на стенах Киевского Софийского собора, построенного великим князем Ярославом до наших дней, сохранились фрески, изображающие княжеские забавы. На одной фреске изображены плясуны и музыканты, играющие на дудке, трубах, гуслях и литаврах; были известны и акробатические представления. Обычай иметь при дворе музыкантов и танщовщиков, вероятно, заимствован нашими князьями из Византии. Когда княгиня Ольга была в Константинополе во время парадного обеда пели два хора певчих и разыгрывались разные представления, состоявшие из плясок и других игр¹⁰⁰². Фрески Киевского собора писаны, конечно, греческими художниками и в силу византийских традиций. Очевидно, в Киеве сочувственно относились к музыке и пляскам, иначе не позволили бы сделать такого рода изображения.

Старая любовь русского народа к играм и пляскам, отмеченная на первых страницах нашей летописи, поддерживалась существованием особого класса людей, называемых скоморохами. Название «скоморох-скомрах» достаточно невыяснено. У нас они – захожие люди. Суздальский летописец говорить об их латинском костюме¹⁰⁰³. Наши скоморохи родственны мимам греко-римского мира: может быть «бесовская кобылка, ряженье туром, козою, личины восходят к «козьлим», «сатурским» лицам языческих Врумалий, и занесены на Русь мимами. Греческие мимы иногда ходили в сопровождении медведей; против этого обычая направлено 61 правило Трульского собора¹⁰⁰⁴. И у нас до самой последней четверти 19 в. «медведники» водили по деревням и селам медведей. Каким путем распространились мимы по Европе, сказать трудно. Великое переселение народов на время похоронило классическую культуру, но институт мимов пережил прогром, и при дворе первых германских властителей были мимы и гистрионы; далее во Франции жонглеры и менестрелы – те же мимы. За ними остались их греко-римские названия; все это пришлые, прохожие люди¹⁰⁰⁵. Слово шпильман, зашедшее к славянам, как полагают, еще в X-XI в., дает основание думать, что скоморохи проникли к нам от немцев. Слова – шпильман – μίμος, плясьць, игрец, глоумец, скомрах – однозначащие¹⁰⁰⁶. В Сербской кормчей 1262 г. в главе «о шпильманах и о глоумцих» сделана приписка «шпильман сказаетьсе игрец»¹⁰⁰⁷. Профессия мимов и скоморохов всюду была в презрении. Обычай мимов маскироваться, петь веселые, часто непристойные песни напоминал вакхический культ Диониса; мимы – вожаки дрессированных зверей, занимались знахарством, ворожбой, – все это возбуждало строго осуждение со стороны ревнителей христианства в Византии. Мим – язычник, мима – непременно блудница. Ни государство, ни церковь не признавали их полноправной личностью¹⁰⁰⁸. В германском мире шпильманы были гонимы церковью и юридически безправными людьми¹⁰⁰⁹. И тем не менее, как в Византии, так и в средневекой Европе мимы и шпильманы встречали сочувствие со стороны народа: без них не обходились народные праздники, пиры, свадьбы, турниры и т.д.¹⁰¹⁰. Это сочувствие ярко видно из общеевропейского юмористического рассказа о споре еврейского ученого с шутом-скоморохом о превосходстве веры. Невежда-шут благодаря остроумию и находчивости остается победителем в серьезном богословском споре¹⁰¹¹. В славяно-русском сказании о 12 пятницах оппонентом еврею Тараске был скоморох, пьяница, голыш кабацкий, плешивый и кривой. Когда Тараска был лишен бороды и бежал, скоморох «нача плясати и играти и жидовскую веру ругати». Эта повесть, вероятно, византийского происхождения¹⁰¹². У нас простой народ любил глумотворцев и скоморохов. Отношение к ним церкви, конечно, было иное.

Отрицательное отношение церкви к скоморохам на Руси зависело от нескольких причин. Наша древняя литература главным образом состояла из переводов с греческого, вследствие чего византийские взгляды и традиции господствовали на Руси. Византийская аскетическая литература осуждала светские развлечения и представителей их мимов. Вслед за нею и русское духовенство устно и при посредстве литературы стремилось об искоренении у нас игр, песен и плясок. Но скоморошество было явлением не заносным, а исконно-русским. Пение, пляска и сценические представления существуют у всех народов, на разных ступенях культуры. Любовь славян к песням и музыке – факт общеизвестный. В естественных религиях священные торжества часто сопровождаются танцами, а пение во всех религиях является существенным элементом богослужения. Без пения и плясок не обходилось богослужение и наших предков-язычников. Конечно, в качестве участников-исполнителей торжества с плясками принимали участие люди наиболее умелые и способные в этом деле. «И очень может быть, что из них то и выродились наши скоморохи, которые, по мере того, как и самые языческие обряды разлагались и превращались в простые народные игры и развлечения, стали не больше, как потешными или «веселыми» людьми, как называл их народ, делавшими из своего веселья выгодное ремесло»¹⁰¹³. Таким образом, причина, породившая греко-римских мимов и наших скоморохов, кроется в доисторических условиях западной ветви арийцев. В историческую эпоху это доисторическое сродство могло подновляться: греко-римские мимы могли заходить на Русь, или наши скоморохи могли заимствовать костюмы или даже содержание сценических представлений у мимов: плясуны и музыканты на фресках Софийского собора одеты в западные костюмы, – это или настоящие иноземные мимы, или же если и русские люди, то они наряжены в костюм мимов. Можно думать, что наши скоморохи заходили в Византию: может быть вожаки медведей были по преимуществу из русских. Русские медведчики заходили в 16 веке в Западную Европу, были в Германии и даже в Италии. Хождение славянских поводырей на Запад могло начаться раньше 16 в.¹⁰¹⁴

Вооружаясь против игр и плясок, русские иерархи прежде всего оприались на постановление Номоканона, 62 правило шестого вселенского собора (Трульского) запрещает празднование календ, Вота и Врумалий, пляски, переряживание и проч. при изготовлении вина¹⁰¹⁵. В примечании к этому правилу пояснено, что календы-празднества в первый день каждого месяца, Вота остатки языческого празднества в честь Пана, и Врумалии – остатки празднества в честь Диониса или Вакха, коего одно из прозваний было Вромий. В Номоканоне также имеются постановления против игр и плясок. В 23 правиле Номоканона при Большом Требнике запрещаются пляски на браках и на стогнах (публичные пляски) «или во одежду женскую мужие облачатся, и жены в мужскую: или наличники, якоже в странах латинских зле обыкше творят, различная лица себе притворюще». Здесь говорится о комических масках, которе носились в древней Греции во время празднеств в честь Диониса. Неизвестно, под влиянием какого источника появилось в Номоканоне обличение наличников, «якоже в странах латинских». Тут, очевидно имеются в виду карнавалы¹⁰¹⁶.

Следующие два правила возникли, вероятно, под влиянием 62 правила шестого вселенского собора. Полагаем, что они составлены на Руси, «Книга тиктон правило.

Эллинских пирований да не творити верным не праздниках стых, женам или мужем, или девицам, и на кулачки не битися. Аще ли то сотворят верни христиане! То 6 лет да запретятся поклонов 100 на день, да 200 молитв.». По мнению Востокова словом «тиктон» переписчик назвал какой-нибудь список Кормчей. Характерно указание на кулачные бои, обычно практиковавшиеся по праздникам, «Правило 61. Аще кто в праздники или в недели, или в стыя вечеры, на игрища ходит или на конское ристание, или личину наденет на себе, 7 лет да запретится, поклонов 100 на день и 200 молитв»¹⁰¹⁷. В рукописи 18 в. Московской Синодальной Типографии №35 (403), в статье «заповеди стых оць опитимиях разных» (л. 38) есть такое место: «грех е приложивши нос или бороду, или голову чью смеху и сраму подобно онии 15 дней поклон 60 на день» (л. 39 об.)¹⁰¹⁸.

Наши иерархи, вооружаясь против игр и плясок, руководствовались постановлениями Номоканона. Митрополит Иоанн 2 (1077–1089) внушал иереям, что священнику благоразумно и с благословением можно принимать предлагаемую пищу, но, когда начнется играние, плясание и гудение, он должен немедленно удалиться, чтобы его чувства не осквернились виденным и слышанным (прав. 16)¹⁰¹⁹. Правило 24 митроп. Иоанна, разрешающее мужчинам и женщинам совместно принимать пищу, «кроме начинания и играния, и бесовского пения, и блудного глумления»¹⁰²⁰ представляет из себя изложение 22 правила 7-го вселенского собора Новгородский владыка Илья-Иоанн (1165–1186 г.) запрещал духовным лицам участвовать в народных играх (правило 4). Он же увещевал духовенство унимать детей своих духовных «о тоурех, и о лодыгах, и о колядницех, и про безаконный бой» (прав. 26. Убитых на игрищах не следовало отпевать в ризах, ни принимать (на проскомидии) просфор о них¹⁰²¹. Владыка запрещал игры с переряживанием; тур – это маска, изображавшая животное-тура. Лодыга – игра в кости, лодыжки – бабки. Вероятно, в 12 веке эта игра имела азартный характер¹⁰²². Митр. Иоанн 2 (1077–1089) обличал увлечения своей паствы играми и плясками; особенно совершение браков без церковного венчания с плясками, гудением и плесканием¹⁰²³. В постановлении Владимирского собора 1274 г. сделан укор за остатки язычества. «В божественные праздники позоры некакы бесовские творим, с свистанием, и с кличем и воплем созывающе некы скаредные пьяница, и бьющеся дрьколеем до самые смерти и възимающе от убиваемых порты. На оукоризноу се бывает Божиим праздником и на досажение Божиим церквам»¹⁰²⁴. В 8 правиле тогоже постановления¹⁰²⁵ запрещается следующий обычай: в субботу вечером собираются в одно место мужчины и женщины и играют и пляшут бесстыдно и «скверну деють» в ночь святого воскресения, как еллины в праздники Диониса. Действительно, это была вакханалия, участники скакали и ржали, как кони, и делали скверну. Не ясно, разумеется ли здесь ночь под обычные воскресные дни, или же ночь в Великую субботу, под Пасху. Акад. Е.Е. Голубинский полагает последнее, допуская, что весенний языческий праздник после принятия христианства был присоединен к празднику Пасхи, как его канун¹⁰²⁶. Из послания митр. Фотия (1408–1431 г.) видно что псковскому духовенству приходилось вести борьбу против игрищ и развлечений: среди позорищ безчинных был бой, на который собирались «заговев святый великий пост». Митрополит увещевает, чтобы такого безчиния впредь не было¹⁰²⁷. Из сказанного видно, что в первые пять веков христианства на Руси духовенство ревностно боролось со страстью народа к играм и пляскам. Борьба велась мерами увещевания. Потом дело несколько изменилось. Окрепшая гражданская власть стала проявлять попечение о народной нравственности. Но в деле искоренения игр и плясок гражданские власти не всегда проявляли энергию, потому чт осами в глубине души сочувствовали этого рода развличениям. Духовенство начинает энергичнее выступать против игр, обращается к содействию светской власти. В этом отношении характерно обращение Памфила к храброму мужеству гражданской власти Игумен Елизарова монастыря Памфил в своем послании к псковичам по поводу празднования ими Купальской ночи дал характерное описание этого чисто языческого праздника. Когда настанет праздник Рождества Предтечи, в святую ту ночь, говорит Памфил: «мало не весь град возмятется, и в селех возбесятся, в бубны и в сопели и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотониньскими, плесканием и плесанием женам же и девам и главным накиание (главами кивание) и оустнам(и) их неприязнен клич всескверные песни бесовския и хрептом их вихляния и ногам скакания и топтания, ту же ес(ть) мужем и отроком великое падение на женское и девичие шатание и блудное им возрение, також(е) есть и женам мужатым беззаконное оскрвернение ту же и девам растление». Памфил с негодованием говорит, что такое чисто языческое празднование – радость и веселие сатане. В высшей степени характерна та мера, которую предлагает Пафил для искоренения зла. «Вы же государи наши, благочестивые властели сущии, гразная держава христолюбного государя нашего! Одимите храбрым мужеством вашим от такового начинания идольского служения»¹⁰²⁸. Послания Памфила написаны, вероятно, в первое десятилетие 16 века¹⁰²⁹. Против увеселений светского характера ревностно ратовал митр. Даниил (правил митр. Между 1522–1539 г., ум. 1547 г.). Особенно нападал Даниил на скоморохов, грубые и циничные представления которых многим были по вкусу. Кроме обличений, рабросанных в разных его сочинениях, Даниил оставил специальное слово, направленное против зрелищ и увеселений¹⁰³⁰. Светскими удовольствиями, как отмечает Даниил, сильно увлекалось и духовенство и даже духовенство Московского Успенского собора¹⁰³¹. Из обличений митр. Даниила не видно, чтобы в 16 в. у нас игры и пляски содержали в себе остатки чистого язычества: собственно Даниил обличает страсть своих современников пображничать в веселой компании. В Стоглаве запрещается участие на свадьбах скоморохов и глумцов¹⁰³². В небольшой статье «о многих неисправлениях, не угодных Богу», неизвестный автор отмечает, что на браки призывали иереев со крестами, а скоморохов с гудами; скоморохи рядились в «бесов образ», т.е. бывали в масках и вообще маскарадных костюмах¹⁰³³. Автор обличает обычай справлять свадьбы с музыкой и танцами. Ничего специально языческого здесь нет. Характерно, что с 16 в. увеселениям начинают предаваться лица духовного звания, даже монашествующие, как отмечает митр. Даниил. В соборном приговоре (1551 г.) об учреждении и обязанностях московских поповских старост повелевается священникам удаляться от игр, под страхом запрещения¹⁰³⁴. В основе этого запрещения лежить каноническое постановление, чтобы духовенство не присутствовало при играх. Важно, что поповским старостам напоминает это постановление, очевидно, вследствие замеченных аномалий в среде духовенства. Обличая разгул, которым оканчивалось поминовение покойников в Троицкую субботу и русальи о Иванове дне, в навечерие Рождества Христова и Богоявления Господня, Стоглав ограничивается строгим запрещением; о принудительных мерах не упоминается. В приговорной грамоте (1555 г.) Троицко-Сергиева монастрыского собора сказано: скомороха или волхва, или бабу ворожею, бив да ограбив, да выбити из волости вон, а прихожих скоморохов в волости не пускать¹⁰³⁵. Эта энергичная мера не представляет из себя чего-либо исключительного. Мы знаем, что монастыри в древности владели большим количеством земли, на которой жили монастырские крестьяне. Монастырь сам судил своих крестьян во всех делах гражданских и уголовных за исключением дел губных, т.е. душегубства, разбоя и татьбы с поличным¹⁰³⁶. Монастырь строго наблюдал за нравственностью своих крестьян, пьяницы, табачники и развратники строго наказывались¹⁰³⁷. За дурное поведение монастырь навсегда прогонял со своих земель крестьян и посадских людей¹⁰³⁸. В случае уголовного преступления, губного дела, монастырские крестьяне отсылались к воеводе¹⁰³⁹. Таким образом, Троицко-Сергиев монастырский собор, предписывая своим крестьянам и посадским людям изгонять скоморохов, руководился обычной монастырской практикой удалять с своих земель вредных людей. Пробои, вероятно, считались наказанием за незаконную и греховную профессию; ограбление могло быть рассматриваемо, как возвращение обратно вымененного скоморохами у простецов имущества или денег. Троицкий собор не выдавал скоморохов воеводам, это значит, что скоморошество не считалось уголовным преступлением, а просто делом грешным и пустошным, скоморохов даже не судили, а просто удаляли. В 1628 г. патриарх Филарет указал клич кликать, чтобы с кобылками не ходили и на игрища не сходилися, коледы, овсеня и плуга не кликали: а кто учнет сего государева указа ослушаться, и тем людем быть в опале, а от патриарха в запрещении и в духовном покаянии¹⁰⁴⁰. Итак, патриарх Филарет любителям развлечений грозил опалой гражданской власти и запрещением иерархии. Как проводилась в жизнь эта угроза, точно не знаем. В 30 годах 17 в., в Нижнем Новгороде образовался небольшой кружок священников, ревнителей церковного благочиния и народной нравственности. В 1636 году девять священников подали коллективную челобитную патриарху Иоасафу 1, прося дать святительский указ относительно указанных ими нестроений. Челобитная довольно подробно останавливается на народных играх и развлечениях. От Рождества Христова и до Богоявления народ проводил время в игрищах. «Делают гсдрь лубяные кобылки», пушит нижегородские священники: «и туры украшают полотны и шелковыми ширинками и повешивают колоколцы на ту кобылку, а на лица своя полагают личины косматые и зверовидные и одежду таковую ж, а созади себе оутверждают хвосты, яко видимые беси, и срамная оудеса в лицех носяще и всякое бесовско козогласующе и обявляюще срамные оуды, а иные в бубны бьюще и плещуще и пляшуще». За скоморохами ходили сонмы великие народа, и многие давали мзду слугам сатаниным. В навечерие Рождества Христова и Богояления ходили толпами по улицам, пели бесовские песни и кликали коледу. В шестой четверг по Пасхе, на праздник Вознесения Христова, у Печерского монастыря (в двух верстах от Нижнего), по случаю храмового праздника устраивалось народное гуляние с пьянством, плясками и музыкой¹⁰⁴¹. Кроме указанных, были еще народные гулянья: в седьмой четверг по Пасхе (семик) на убогих домах, потом на праздник Сошествия св. Духа в селе Высоком (в двух верстах от Нижнего) по случаю храмового праздника и наконец – на праздник Рождества Иоанна Предтечи, когда сходились на поле ради позорного играния и пьянства и скакали чрез огонь. Это делалось не в одну только Ивановскую ночь, а от Рождения Иоанна Предтечи (24 июня) до Петрова дня. В ночь на праздник Рождества Христова также раскладывали огни. На семик девушки и женщины ходили в лес («под дрова, под березы»), приносили с собою «яко жертвы» пироги, кашу и яичницу, поклонялись березам, пели песни, плясали, завивали венки, кумились. На Святой неделе (Пасхальной) медведчики и скоморохи ходили по дворам и творили безчинные игры; тогда же качались на качелях, при чем иногда были смертные случаи при падении с качелей. Народ тешился кулачными боями, оканчивавшимися иногда смертью без покаяния. Новгородские священики просили патриарха Иоасафа учинить святительский указ об устранении церковных безпорядков и безобразий по церквам (удалить шпыней и прокуратов), и также об играх бесовских дать свои святительские грамоты¹⁰⁴². Составление челобитной г. Рождественский склонен приписывать Ивану Неронову¹⁰⁴³, который словом и делом всю жизнь боролся против народных увеселений. Так, еще в юности, прибыв в Вологду, Неронов обличал архиерейских прислужников, тешивших беса игрой, хотя был жестоко избит участниками игрища. Будучи священником в Новгороде, Неронов заявил себя ревностным борцом против публичных игр и плясок. На святках он вместе с учениками своими (сторонниками) вечерами ходил по улицам и вступал в схватки с любителями увеселений («сражахуся с бесовскими слугами») и приказывал орудия игр бесовских разбивать и сокрушать. Случалось, что скоморохи жестоко колотили ревностного обличителя; но иногда обличения увенчивались успехом¹⁰⁴⁴. К 1636 г. относится память патриаршему тиуну Мануйлову и московскому поповскому старосте Панкратию о прекращении в Московских церквах разного рода безчинства и злоупотреблений. Народ, празднуя свои народные праздники (непразньственные праздники), проводил время в игрищах и кощунах бесовских, развлекаясь медведчиками и скоморохами, в бубны били и в сурны ревели, и руками плескали, и иная неподобная делали. Кто участвовал в безчинстве, о тех следовало доносить патриарху¹⁰⁴⁵. Эта «память» весьма сходна, местами тождественна, с челобитной нижегородских священников, поданной в том же 1636 г. Под влиянием последней возникла и московская «память» тиуну Мануйлову и поповскому старосте Панкратию¹⁰⁴⁶. В некоторой зависимости от нижегородской челобитной находится распоряжение патр. Иоасафа, изданное через 10 лет, в 1646 г.¹⁰⁴⁷

Память 1636 г. грозит любителям увеселений, что о их безчинствах будет донесено патриарху. Предполагалось, что патриарх, помимо мер духовного взыскания, может еще пожаловаться на упорствующего гражданской власти. Таким образом, борьба с играми велась преимущественно путем убеждения. Случаи энергичной расправы со скоморохами, вероятно, были единичны и находились в зависимости от личности ревнителя веры и благочестия. Выше было сказано об борьбе с скоморохами Ивана Неронова. Отличавшийся твердою верою, стойко преданный заветам старины, протопоп Аввакум (род. Около 1620, ум. 1681), ревнуя о Христе, не терпел скоморошества, музыки и вообще забав. «Приидоша в село мое плясовые медведи с бубнами и с домрами, и я грешник, по Христе ревнуя, изгнал их и хари, и бубны изломал на поле един у многих, медведей двух великих отнял, одного ушиб и паки ожил, а другого отпустил в поле»¹⁰⁴⁸. Кроме духовных лиц, против игр и плясок выступали люди и светские. Так, иконописец Григорий в 1651 г. писал из Вязьмы челобитную, жалуясь, что народ имеет пристрастие к увеселениям, которые приурочивались к следующим праздникам: 1) святкам, от Рождества Христова до Богоявления (святочные развлечения были чем-то в роде маскарадов и носили кощунственный характер, так как были пародией на монастырскую жизнь); 2) Троицыну дню, 3) к празднику рождения Иоанна Предтечи и к периоду времени от Петрова до Ильина дня¹⁰⁴⁹. Григорий, хотя и был лицом светским, но, занимаясь иконописанием, он близко принимал к сердцу религиозно-нравственную сторону народной жизни и считал себя как бы лицом духовного звания. Посылая в 1657 г. пристава Лобанова, митр. Иона объявил, что занимающиеся играми, скоморохи и вожаки медведей будут от него, святителя, в великом смирении и наказании без пощады и во отлучении от церкви¹⁰⁵⁰. Симеон Полоций (1629–1680 г.) ревностно вооружался против народных развлечений. Он полагал, что на качелях некогда качались в честь богов¹⁰⁵¹, Симеон порицал плясания и скакания со скверным припеванием, а также идущий исстари обычай по-язычески праздновать купальскую ночь. Патриарх Иаким в 1686 г. запрещал в Москве скверная и бесовская действа и грища в навечерие Рождества Христова: толпы народа всякого возраста и пола ходили по улицам в масках с нескромными песнями и плясками. Такие же игралища и позорища происходили по Рождестве Христове по 12 днех до Крещения Господня¹⁰⁵². Вообще, в 17 в. страсть к играм и пляскам не угасала в народе; но это было общечеловеческое стремление к веселию. О древноем язычестве здесь не было и помину. Духовенство боролось против народных развлечений. Потому что находило их вредными для чистоты нравственности.

Одним из могущественных средств борьбы против игр и плясок была исповедь. В исповедніх вопросах неизменно упоминаются песни, игры и пляски. «Или плясал еси на пиру. Или на позоры ходил еси»¹⁰⁵³. «Или плясала и песни пела. Или скоморохов слушала и в сладость игры их смотрела»¹⁰⁵⁴. «Не пел ли еси песней бесовских. Не играл ли еси в гусли или шахматы»¹⁰⁵⁵. В поновлении инокам читаем: «Согреших на игрищах позоров смотрех, и скоморохов, шахматы, и зернью и тавлеи играх и лекы, ииными мноземи играми играх, бесовских игр в сласть смотрих и слушах всех и сам играх. Согреших в оуристани коньстем, и плескании ручнем и в плясании, и во всех играх неподобных»¹⁰⁵⁶.

Музыка и пляска считалась иерархией делом греховным, сатанинским. Бесы-искусители нередко изображаются пляшущими и играющими. Преподобный Феодосий, много претерпевший от злобы бесов, однажды, как повествует Печерский Патерик, слышал произведенный бесами шум, как бы от едущих колесниц, «инем же в сопели сопоущем, и тако все кличющем, яко трястися пещеры»¹⁰⁵⁷. Когда бесы хитростию заставили Исаакия Печерского поклониться одному из них, они ударили в сопели и в гусли, и в бубны, «и начаша им играти»; по их приказанию Исаакий плясал до изнеможения¹⁰⁵⁸. Отметим, что и повествовательная литература древней Руси осуждала пляски и пение. Конечно, по своему духу и направлению наши древние сказания и легенды принадлежали к господствовавшему тогда церковному направлению. Этот род литературы более подвергался западному влиянию и вместе с тем мог отразить в себе и чисто народные воззрения. Это смешанное направление ярко сказываетя в повестях древней Руси, сюжет которых, вероятно, заимствован. В одном кратком повествовании сообщается, как монах-старец, сидя в своей келье и «поя псалтырь», задремал, что дало возможность бесу попытаться соблазнить старца. Бес в виде отрока «срачинина в скомрашь одежи» вошел в келью и, став пред старцем, начал плясать. Старец молитвою изгнал беса¹⁰⁵⁹. Эта повесть греческого происхождения: более древний ее текст находится в славянском переводе Синайского Патерика по синодальному пергаменному списку 12 в., №551, л. 111 об. ¹⁰⁶⁰ Другая повесть передает, что одну девушку, которая «во дни святые» проводила время в играх, в веселии и танцах, бесы восхитили и занесли в геену и тем ее всю опалили. Призванный священник на исповеди не нашел за ней ни одного смертного греха, кроме любви к танцам и пению песен¹⁰⁶¹. Особенно замечательна по смешению христианских аскетических воззрений с русским язычеством повесть об окаменевших смоленский девицах, помещенная в Синод. Цветнике 1665 г., №908, л. 223–224. Однажды на одном великом поле, в 30 верстах от Смоленска, случилось быть бесстыдному беснованию, и множество дев и жен стеклися на бесовское сборище, нелепое и скверное, в ночь, в которую родился Пресветлое Солнце – великий Иоанн Креститель, первый покаянию проповедник. По повелению Божию св. великомученик Георгий Победоносец, явившись пред этим сборищем, говорил, чтобы они перестали от такого беснования: но они нелепо ему возбраняли с великим срамом. Тогда святой проклял их, и они немедленно окаменели. Здесь бросается в глаза грубое смешение христианства с язычеством: пресветлое солнце, которому праздновали в день Купалы, поставлено, как эпитет Иоанна Предтечи¹⁰⁶². Духовные народные стихи, служащие выражением народного религиозного миросозерцания, отрицательно относятся к забавам, пению и пляскам. В стихе о страшном суде помещено такое обращение к грешникам: «вы в гусли – свирели играли, скакали, плясали – все ради дьявола»; в стихе о грешной душе сказано, что она «под всякие игры много плясывала, самого сатану поспотешивала». «Песни и пляски от сатаны», говорят старообрядцы. Лубочные картинки также относятся отрицательно к играм и пляскам¹⁰⁶³.

Перейдем к обзору безыменных поучений, направленных против игр песен и плясок. Наши древние сборники были преимущественно учительного характера: благочестивй книжник главною целью своего труда имел в виду научение, назидание – как жить, чтобы угодить Богу. Грехи и пороки возбуждали в писателе негодование, и он сурово обличал житейские нестроения, но делал это между прочим, мимоходом; излагая идеальное христианское учение, автор указывал, что наша жизнь, исполненная грехов и слабостей, не соответствует христианскому идеалу. Главною целью сочинения было назидание, и потому мы имеем мало слов и поучений исключительно назидательного характера. Да и эти обличения имеют чисто отвлеченный характер: писатель обыкновенно не рисует нам действительной, будничной жизни: он выше житейских мелочей; в сознании его всегда предносится идеальное христианское учение. Обыкновенно обличения встречаются в сочинениях учительного характера, как тени, темные пятна на светлой картине идеальной христианской жизни. Из недостатков в древней жизни наиболее усердно обличалась страсть наших предков к музыке, пению и танцам. Это и понятно: другие грехи в большинстве случаев составляли тайну согрешившого и нужен был особый повод, чтобы вооружиться против этих пороков. А пение и пляска были делом открытым, явным. Непристойный характер многих забав с пением и плясками был очевиден; в этом случае языческая старина была необыкновенно живуча. Правда, языческий смысл большинства песен и обрядов было давно забыт; но и как пережиток язычества, песни и пляски преследовались духовенством, так как они шли в явный разрез с монашески-аскетическою моралью, заимствованною нами из Византии. Особенно соблазнительно, совсем по-язычески проводились нашими предками праздники. Обличение песен и плясок встречаются в сочинениях поучительного характера; есть слова и целиком направленные против этих обычаев древней русской жизни, но их мало. Сначала мы приведем древнерусские слова и поучения, в которых учительный элемент преобладает над обличением игр и плясок. В одном из слов на Четыредесятницу, признаваемых за произведения русского проповедника домонгольского периода¹⁰⁶⁴, именно в слове на неделю мясопутную, излагая евангельское повествование о втором пришествии Спасителя, проповедник говорит, что все люди будут разделены, как пастух разлучает овец от козлов; овцы – это праведники, а «козлица нарицает иже скверными делы житье свое препроводиша, беснующеся и скачюще во пьянстве и во всякои неправде и немилосердьи»¹⁰⁶⁵. В слове Иоанна Златоуста о кротости, составитель развивает мысль, что кротость есть мать мудрости и вообще всех добродетелей, а мачеха – злое величание, пороки же ее дети. Мы должны приять мать и отженить от себя мачеху, а мы сами на себя гнев Божий приводим и самовольно лишаемся царства небесного – злыми нашими делами и между прочим пьянством, песнями пустошными и плясанием. Вышеуказанная мысль о противоположении между доброделями и грехами, матери и мачехе, более развита в слове св. отец о наказании¹⁰⁶⁶. В числе детей мачехи там упоминаются «игры неприязные». Проповедник призывает исправиться и указывает на покаяние, как на способ, при посредстве которого, отгнав мачеху, верующие могут «измыть искалянные порты крстьные», т.е. одежды крещения. Далее составитель слова объясняет, что он разумеет под этими символами: «порты именоуеться крещенье», «а каль» разные пороки, в числе которых «смехотворение и вся игры бесовские». Русский составитель слова об играх и плясании, хотя и приписанного Иоанну Златоусту¹⁰⁶⁷, говорит, что Христос хотел сотворить нас равными ангелам, но мы сами себя из людей прелагаем в зверей – при посредстве наших страстей и пороков; бесы соблазняют людей весьма различными способами… «иного на кощуны, и на песни сотонины оучат а иные на плесканье и на гоуденье, а дроугие потычють плясанию, еже всех (грехов) злее». В Измарагде второй редакции это место читается несколько иначе: бесы иного «на песни сатанинские и на плескание и на гудение и на плясание учат, всех же игрании проклятее есть многовертимое плясание»¹⁰⁶⁸. Составитель слова разъясняет, почем он так неодобрительно относится к музыке и пляскам, по его мнению, пляшущая жена – это невеста сатанина, любовница дьявола, супруга бесова, не только сама плясунья будет сведена во дно адово, но и те, которые на нее с любовью смотрят и в сласть разжигаются; пляшущая женщина подобна Иродиаде, – мужу грешно иметь общение с такою женою. Конец слова представляет из себя перифраз 32 главы книги Исход, преимущественно шестого стиха. В поучении христианском, руской пределке слова, приписанной неосновательно Иоанну Златоусту,¹⁰⁶⁹ развивается мысль, что верующий должен подражать жизни людей, живущим по книгам, конечно, Священного Писания. Если видишь многих, собирающихся к кощунникам и чародеям, и к сатанинским песням и играм, – прослезися о них. Достойны сожаления устраивающие обеды многи и вечери и безчинные пития и прлести. Если видишь иерея или чернеца, рано ядущих или пьющих, то помни, что их ожидает наказание… Но некоторые неразумные говорят: «кую пакость гусли творят, игры, плескание и песни?». О, несмысленные, восклицает составитель слова: эта ли от вас честь Богу! Это ли Богу воздаете. Разве в плясании или плескании слава Божия? Все наши поступки должны быть направлены к прославлению Божию, а в играх диаволу почет и слава. Вы творите вопреки Божию Закону; нарекшись христианами, держите нрав неверных и говорите: какая пакость (вред) от глума? Горе говорящему, что горькое сладко, и прелагающему свет в тьму. О, неразумные, скажите, где написано, чтобы христиане держались обычаев поганых, языческих? Если и всего мира соберете книги, будет ли в них заключаться повеление, чтобы верные играли, гудели и плясали? Это обычаи поганых – (язычников), которых ждут вечные муи и узы огненные. В предыдущем поучении говорилось, что необходимо знакомиться с книгами религиозного характера и жить согласно с теми советами и указаниями, которые там излагаются. В «слове Иоанна Златоуста како не ленитися книги чести»¹⁰⁷⁰ более настойчиво приводится эта мысль и кроме того указываются случаи, когда попытки жить по писанию могут привести к благим последствиям. Многие, говорит составитель слова, непочитанием божественных писаний с правого пути совратились и погибли, другие же хотя и читают книги, но, не имея совершенного разума, также с правого пути совратились по Божьему попустительству величания их ради. Птицам даны крылья, чтобы они могли избежать силков; человеку же даны книги, чтобы он мог обнажить неприязненную сеть диавола, ибо у диавола много козней, которыми он уловляет людей, в числе которых (козней) не последнее место занимают греховные развлечения: бесы «иных на позоры и на пиры, и на плясание потычют, а иного на пианство и на блуд ласкают – иного на кощуны и на плясание и на песни, и на гусли поучают». Бог же открыл святыми книгами все диавльские соблазны, чтобы мы не были прельщены, и даровал на диавола честный крест, а на сети его святые книги. Послушающий их и творящий реченное получит жизнь вечную. Слово содержит общехристианское учение, не касаясь язычества, почему мы не издаем текст. В предыдущих поучениях говорилось, что необходимо неленостно слушать книжное учение, и вообще разъяснялась польза от чтения книг религиозного содержания. По-видимому, составители имели в виду книжное чтение и поучение на дому. Составитель Слова Иоанна Златоуста как учения слушати¹⁰⁷¹ побуждает своих пасомых приходит в храм слушать церковное учение, от которого уклоняются верующие, предпочитая игры и забавы. Проповедник тужит и скорбит, что мало народа собирается слушать учение. Поучение – великое приобретение для души: все благое от поучения. «Но мнозии невегласи» с горечью говорит он: «на игры паче текут неж к церкви, кощуны и блядословие любят боле книг». Поистине, таковым недостойно именоваться христианами: горе им будет, с неверными, язычниками осудятся немилостивно. Поучения не издаем, так как в нем нет специальных обличений против язычества.

Итак, верующие нередко предпочитали игры и непристойные разговоры хождению в церковь и слушанию поучений. Конечно, занятый трудовою жизнью человек мог ходить в церковь преимущественно по праздникам; будни были заняты трудом. Вместе с тем праздник был днем отдыха. И вот у русского человека являлось колебание, как провести праздник? Сходить в церковь или повеселиться? Этому вопросу посвящено русское «слово св. отец, как духовно праздновати»¹⁰⁷². В слове излагаются правила христианской жизни. в изложении чувствется энергия. Судя по началу, где настойчиво рекомендуется посещать церковь, можно думать, что слово первоначально предназначалось для церковного произнесения, и только впоследствии было внесено в Измарагд 2-й редакции, как назидательное произведение для домашнего чтения. «Иже кто верен и благочестив», начинает свое слово проповедник: «лепо ны божественные праздники имети в чистоте духовно, а не на позоры ни на игры упражнятись, но мужи и жены, стари и юнии, малы и велици в церковь собирайтесь вси на утреню на вечерню и на литургию». Далее говорится, как следует вести себя в церкви и излагаются правила христианской жизни. В слове истолкованом мудростью о твари и о дни недели¹⁰⁷³, неизвестный автор разъясняет русским людям, что неделе не следует кланяться, а следует воскресный день проводить благочестиво: не работать, не гневаться, не клеветать, не осуждать, не пить вина, «ни играюще игр бесовских». Лица, к которым обращено было слово, жили «слабо» и обыкновенно не слушали божественных словес. «но аще плясци или гудци» – музыка, или иной какой-нибудь игрец позовет на игрище, или на какое идольское сборище, то все с радостью спешат (текут). Когда же нам предстоит послушать апостольские и пророческие вещания, то мы зеваем и чешемся, и потягиваемся, дремлем и говорим: дождь или холод, «или летсно ино», вероятно, жарко. А на позорищах, где нет ни крова, ни затишья, часто под дождем и ветром, все это принимает с радостью, устраивая зрелица на пагубу душам. «А в церкви покрову сущю и заветрию дивну» – не хотят прити не поучение, ленятся, а это было бы на великую пользу и на спасение душам. Живость и картинность изображения, столь редкая в нашей древней учительной литературе, дает основание думать, что составитель слова писал под живым впечатлением действительности. Христианский храм всегда был училищем благочестия, а христианское богослужение главным воспитательным средством в духе христианского благочестия. Простолюдин посещал храм преимущественно в праздники, главным образом в воскресный день. Русские люди обыкновнно не унижали святости воскресного дня повседневным работами; но при этом день воскресный, или как тогда называли «неделя», праздновался у нас далеко не по-христиански. На воскресный день русский человек смотрел, как на отдых, совсем не усматривая в нем одного дня из седмицы, посвященного богопочитанию. Воскресение часто проходило в грубых развлечениях, совсем по-язычески. Пастырям церкви и ревнителям благочестия приходилось разъяснять верующим святость воскресного дня и настойчиво убеждать по-христиански проводить этот день. Это было больное место нашей христианской общины; пастыри весьма часто должны были обращаться к пасомым с словом обличения и назидания на эту тему. В слове о недели блаженного Евсевия архиепископа¹⁰⁷⁴ проповедник говорит, что в этот день подлежит только усердно молиться, посещать церкви и вообще упражняться в делах благочестия. Но не все единым умом с единою мыслию или намерением ожидают воскресенья, с сокрушением говорит составитель слова: те, кто боится Бога, ожидают неделю с добрым намерением, чтобы в этот день мольбы свои без мятежа вознести к Богу и причаститься св. Тайн Христовых. А ленивые и безумные невегласи ожидают недели, чтобы, оставивши дело, на улицах и площадях собираться. Не ложь – это слово, говорит составитель слова: выйди в будни на игрища, т.е. на площадь или на околицу, и нйдешь их пустыми, а выйди на то же место в неделю, и найдешь «ины гудуща, ины плещуща, ины поюща пустошьная, и пляшуща, овы борющеся и помызающа друг друга на зло». Горе будет тем, кто не отстанет от этого: осуждены будут в тьму кромешную со диаволом. Далее описывается благолепие и святость христианского богослужения. Слышащие и видящие богослужение радуются душами, а пришедшие на игрища «вся видят пагубная и пустошьная диявольская творения, поюща и пляшуща и гудуща»… Многие пляской доводят себя до исступления: «аки бесни ся творят». Награда участникам игр – пагуба. Эти увеселения автор слова сравнивает с нечестивым пиром Ирода, закончившимся обезглавлением Иоанна Крестителя. Далее автор ревностно пооружается против многовертимого плясания и особенно против пляски женщин; эта часть слова аналогична с словом Златоуста о играх и плясании¹⁰⁷⁵. Слово св. отца Иакова о дни святыя недели¹⁰⁷⁶, как показывает и самое заглавие, содержит учени о святости воскресного дня. Это пространное слов в начале содержит свидетельства из Священного Писания и предания о святости «недели», а дальше излагается учение, как проводит воскресенье. Таким образом первую часть слова можно назвать догматической, а вторую – прикладной, содержащей нравственное учение. Слово Иакова известно в двух редакциях: у обоих начало общее, а концы совершенно различные. В первой редакции¹⁰⁷⁷ в конце обличаются игры и пляски, а во второй¹⁰⁷⁸ преимащественно пьянство. В начале слова в обеих редакциях излагается порядок миротворения. В седьмой день Бог окончил творение и благословил день седьмой. Составитель слова приводит свидетельства и соображения, даказывая святость воскресного дня и небоходимость проводить его по-христиански, посещая храм и творя богоугодные дела. Верные, оставив дела свои, духовно празднуют этот святой день, праздник спасения, а не ходят ни на игрища, ни на позоры, ни на беседы, как неверные. Далее составитель слова Иакова приводит почти буквально место, находящееся и в слове Евсевия¹⁰⁷⁹: многие, говорит автор ожидают воскресенья, чтобы повеселиться, а не затем, чтобы ходить в церковь и поговеть. Ленивые безмцы идут на игрища и по праздникам там играют, пляшут, вступают в борьбу. Разъясняя слушателям пользу посещения храма, составитель запрещает оставлять храм до конца богослужения, напоминая поступок Иуды. В другом заимствовании из того же слова Евсевия составитель слова Иакова говорит, что плещущие, гудящие пляшущие «сами яко бесни ся творятще». Конец слова Иакова имеет много общего с четии-менейным словом Евсевия. В слове о недели Иакова брата Господня, епископа Иерусалимского¹⁰⁸⁰ приводят доводы, в силу которых человек в воскресенье должен посещать храм: если человек посещает церкви, то и стопы ног его чтомы от ангелов; конечно, ходить по церквам следует «не пустошная мысля». Воскресенье следует праздновать духовно, а не пьянством, не играми, не пустошными беседами. Составитель слова говорит, что мы, как истинные христиане, не дожны в воскресный день ходить ни на игрища, ни на позоры, а упражняться в делах благочестия, что доставляет нам духовную радость. У неверных нет такой радости, но скорбь им на уме и сетование. Апостол Павел заповедует все творить во славу Божию, если мы едим, поем или ходим в церковь или монастырь. Но бывает во славу Божию и сидение: если какие игры (происходят), или пьяницы кличуть, или же (есть желание идти) на «скоморосни плясание и кощоуны», – то ты в тот день оставайся дома, не выходи, и твое сидение будет во славу Божию. О, братие, разве в пьянстве и грехе слава Божия? Далее составитель слова ревностно обличает пьянство. В пространном слове св. отец о посте устава церковного¹⁰⁸¹ составитель заповедует праздновать пасхальную неделю радостию духовною, а не пьянством, ни объядением, ни песнями бесовскими. В последней части слова, при исчислении злых и скверных дел, упоминаются: «песни бесовские, плясани, бубны, сопели, козиц, играния бесовская и вся злая дела»… Перечисляя те же здые и сквеные дела, составитель слова о посте о велицем, и о Петрове говении и о Филипове – упоминает почти те же грехи и в числе их «игранья неподобные русалья¹⁰⁸². Составитель пространной компляции «слова св. отец как жити крестьяном», давая различные советы христианской жизни и обличая слабости и пороки, также неизбежно должен был коснуться развлечений. «Аще кто от вас братие или монастыря кормит, или на литургию раздает, и воздвигнет диавол того дни в дому его песни мирские, то несть приятна Богу мальба зань, и ни во что ее не вменить только издавание и труд, сатана бо обрадовался о играх, тем блюдите того любимии». (Далее составительопять переходит к пьянству, о котором говорил раньше). Несколько ниже составитель говорит: «блюдитежеся и плясания и гусли и сопели и сатаниньских песней, и позориц всех таковая бо творящи, диаволу работающи¹⁰⁸³.

Слово Иоанна Златоуста поучение ко всем христианам, или поучение св. отец к детям душевным¹⁰⁸⁴, заключается в себе обличение страсти русских людей к песням и играм. По содержанию слово оригинально: простодушный иерей поучал свою паству не столько в церкви, сколько на трапезе во время пития и еды; недовольные его упрекали, прихожане замечали своему отцу духовному, что он учит несвоевременно. Кажется в ответе на эти замечания и было составлено слово. Не ленитесь послушать моей беседы, пишет проповедник, вот мое слово: «вонмите словесем божиим, сотворите повеленное вам… бежите игрищ, да не смеются вам погании», т.е. укланяйтесь игрищ, чтобы не смеялись над вами язычники или иноверцы. Далее проповедник увещевает своих посомых избегать грехов и принимать учение. Слушатели же были не особенно к этому склонны: они редко посещали храм, а если и приходили, то, по-видимому, не входя в церковь, собравшись толпой, занимались кощунами, сварами, клеветой, играми, хвастовством, укоризной и проч. Не лучше были и те, которые пристствовали при богослужении: они занимались осуждением ближних, уходили из храма с гневом друг на друга. Что же касается обличений древнего автора, то они могут быть современными даже и в наши дни. И теперь не редко крестьяне собираются в праздничный день к храму, чтобы обменяться новостями, посудачить и проч. Некоторые все время службы проводят в церковной ограде или на паперти за разговорами. Опытные сельские священики знают это и потому между утреней и обедней делают значительный промежуток. В это время крестьяне разбиваются на группы на могилах вокруг церкви и ведут беседы. Это своего рода клуб. Зато, когда «оттрезвонят», все должны идти в церковь.

Итак, игры, песни и пляски обыкновено называются бесовскими. Взгляд на танцы и на музыку, как на дело в высшей степени греховное, бесовское, перешел к нам из Византии, хотя и русские «игрища» не оставляли никакого сомнения, что спсительного там было мало. Разбирая русские сочинения, мы тем не менее видим, что ревнители благочестия вооружались на песни и пляски главным образом за то, что эти развлечения отвлекали верующих от храма божия и заключали в себе много соблазнительного. Сам музыка не отделялась от греховных забав и развлечений праздничного дня. Таким образом обличения музыки и песен, нередко развращавших людей слабовольных и безхарактерных, понятны сами по себе. Игры и пляски обличались, как греховные развлечения, отвлекавшие верующих от благомыслия и святости воскресного дня. Но кроме того, наше духовенство ясно сознавало, что многие песни и обряды – пляски были остатком древнего язычества. А потому пастыри были правы, называя игры и пляски поганским обычаем, т.е. языческим. Несомненно, такой термин возник не без влияния греческой литературы. Слово Иоанна Златоуста, приводимое в двух разночтениях¹⁰⁸⁵, содержит в себе взгляд на игры и вообще на общественные развлечения, как на остаток язычества. Послушайте, обращается проповедник к своей пастве¹⁰⁸⁶: многие из вас только по имени христиане, а обычаем и делами как поганые неверные. Вы привыкли делать по-еллински, т.е. по-язычески… Вы кощунствуете, слушаете еллинские и жидовские басни, на улицах и на площадях городских творите «оуродословья» – безчинства, глумление. Как вы все это допускаете, будучи христианами? Как вы решаетесь после этого принимать Святые Тайны? Ведь вы хуже еллинов, т.е. язычников, навыкши творить поганские дела – плясанье, плесканье руками, песни сатанинские, пьянство, блуд… Автор слова до глубины души возмущался, то родители брали с собою своих детей на приы и на зрелища. И это делали люди почтенные, преклонного возраста. Если у тех старцев спросить что-либо о жизни апстолов или пророков, ничего не могут ответить. А если речь зайдет о конях или птицах, то они философы и хитрецы. Некоторые говорят, будто бы в глумлении нет греха. Наша жизнь дана нам для благоугождения Богу и спасения души, мы же употребляем ее на зло и пагубу. Слов научения слушали неохотно, а на зрелищах присутствовали с удовольствием. Сатана научил людей позорам, смехотворству, кощунству. Поповедник укоряет тех, кто внимал охотно «пустошникам», очевидно, скоморохам, дававшим представления. Вы не только прилежно слушаете их (игрецов), но и речи их выучиваете. Собравшись на пирах или где-либо, христианам подобает беседовать о пророчествах и учении святых. А у нас вместо того говорят, такой-то скоморох сказал так, а такой-то игрец вот то-то… Делающие так готовят себе муку вечную. В Измарагде второй редакции, гл. 59, это слово продолжено. Составитель убеждает быть милостивыми. Не для того человек родился, чтобы, собрав богатство растратить его «в ядех или во пьянстве, и в блуде, или игрецем дая». Немилостивым обещана погибель, а милостивым спасение¹⁰⁸⁷. В «слове св. отца нашего Иоанна Златоуста о том, какое первое погании веровали в идолы»¹⁰⁸⁸ заключается следующее обличение общественных увеселений. «Послушайте бо паки, каци оубо крестьяни, а поганых образ носяще, и прокужающе лице, или поглашения или плясания. Или плескания роуку сотониноу, или оутварь женьскую на мужех си творяще». В слове Христолюбца читаем, что «не подобает крестьяном игр бесовских играти, иже есть плясание, гудба, песни бесовские и жертва идольская». По рукописи Софийской библиотеки №1285 брак, сопровождаемый играми и музыкой, приравнен к идолослужению¹⁰⁸⁹.

Анонимные слова и поучения против игр и плясок несомненно отражают в себе соответствующую учительную литературу Византии: наши поучения представляют из себя подражания, а иногда перевод с греческого. Указать первоисточник для каждого слова в отдельности не всегда возможно, как в виду сложности этого дела, так и потому, что многие византийские сборники и сочинения, с которых был сделан перевод на славянский язык, остаются неизвестными или даже утеряны. И кроме того, славянские компиляторы иногда пользовались столь многими источниками и пособиями, что новое составленное ими поучение в значительной мере справедливо могло получить заглавие: «слово св. отец», «слово св. апостол и св. отец»¹⁰⁹⁰. Образчиком такой сложной компиляции может служить «слово св. отец, как жити крестьяном»¹⁰⁹¹. Подтверждением сказанного выше могут служить слова св. Ефрема Сирина, заключающие в себе обличения развлечений¹⁰⁹². Некоторые слова, известные в нашей литературе с именем св. Ефрема, составлены под непосредственным влиянием Паренисиса. Слово св. Ефрема о покаянии и о суде, заключающее нападки на развлечения, составлено из нескольких отрывков находящегося в Паренисисе поучения Ефрема Сирина о покаянии и любви¹⁰⁹³. Выше мы говорили, что игры и пляски подвергались у нас преследованию вследствие того, что они нарушали святость христианских праздников, содержа языческий элемент. Это мысль Св. Ефрема. Слово св. Отца Ефрема о похвале Честного Креста и о праздновании духовном осуждает светские развлечения во время праздников, усматривая здесь остатки язычества: автор просит потщится праздновать праздники божии, «а не якоже погании (язычники) празднуют объядением и пьянством и играми. Святые же дни почтем блжще дхвьнь и бжствен а не кумирскы ни торжьскы, ни смехотвореньем, ни песми сотониньскыми ни играми бесовскими, ни позорищи скверными»¹⁰⁹⁴. Это измарагдовское слов представляет из себя переделку 102 главы Паренисиса. Эсхатологические слова с именем св. Ефрема Сирина помещаемые в Измарагде первой и второй редакции, возникли под непосредственным влиянием соответствующих слов Паренисиса. В слове св. Ефрема о втором пришествии упоминается: басни еллинские, празднословие, смех, гудение, песни сотонинские, свирели и плясания, пение дьявольское¹⁰⁹⁵. По слову блаженного Ефрема о недели яко не подобает глумитися крестьяном поганьскими делы игрища уподобляются идолослужению¹⁰⁹⁶. Слово св. Отца Ефрема о покаянии¹⁰⁹⁷, помещаемое в Измарагде первой и второй редакции, является переделкой предыдущего слова. В Измарагде первой редакции есть вставка, направленная против игр и плясок, судя по языку, русского происхождения: «егда играют русалья, или скоморосе или пьяници кличуть и бещинья творять ли срамословья не наказаных человек или кака сборища идольских игр», то ты в то время оставайся дома, не выходя никуда, – и это сидение во славу Божию. Помещаемое в Измарагде второй редакции «слово Ефрема о покаянии» (гл. 85) возникло чрез сокращение Измарагдовского слова первой редакции.

Мы видели, наши пастыри и учители церкви обличали греховные развлечения своей паствы под влиянием греческой литературы. Ярким примером такого обличения может служить один эпизод из апокрифического жития Нифонта. Это житие переведено с греческого и, как видно из записи в послесловии в рукописи Троицкой Лавры №35, существовало на Руси в первой четверти 13 в. Была ли эта рукопись у нас в 1222 г. переведена или переписана – сказать трудно. В целом своем виде житие Нифонат было мало распространено; но отдельные эпизоды часто встречаются в различных сборниках. Все житие состоит из описаний борьбы святого с бесами; св. Нифонт был одарен особым даром видеть духов, и описание видений составляет преобладающий элемент жития. Одно из видений, в обработке, особенно охотно переписывалось нашими книжниками, это «слово св. Нифонта о русалиях», известно по Измарагду обеих редакций и приводимое нами по рукописи 16 в. Троицкой Лавры¹⁰⁹⁸. Однажды святой шел в церковь и уиведл на пути 12 бесов, которые поносили своего старейшину за то, что он не в состоянии был отвратить людей от христианского богослужения. Старейшина бесов стал их успокаивать, уверяя, что люди не перестают их славить мирскими песнями, и общеал показать им это. И действительно, на встречу им попался человек скачущий и играющий на сопели, и с ним шло множестов народа, – одни плясали, другие пели. Блаженный видел, что все эти люди были связаны «ужем единым» – веревкой от единого черного беса, и влекомы в след сопельника. Увидя скомороха, бесы весьма обрадовались и стали прельщать народ, понуждая одних плясать, а других плескать и петь. И сами бесы скакали плясали среди народа, но этого никто не видать, кроме св. Нифонта. Один богач приказал играть и петь пред собою и дал за это сопельнику серебреник, который был положен музыкантом в карман. Бесы извлекли этот серебреник и послали его с одним бесом к отцу своему в бездну Лазион, князь бесовский, принял этот сребреник, как жертву и сказал: «Всегда принимаю жертву «от кумир», т.е. жертвы, приносимые язычниками кумирам: но они не веселят меня так, как жертвы, приносимые христианами, – от них, этих жертв мне особенная радость и веселие. Лазион велел возвратить деньги обратно сопельнику, «осквернив я своим омрачением» и отдал приказание: «идите и поучайте на игры греховные назаряны», (он не посмел сказать «христиан»). Посланный возвратился на землю и исполнил данное Лазионом приказание, а бесы разошлись, чтобы прельщать людей. Видя все это, блаженный со слезами умолял «остати всем игр бесовских от лести дьявола, наипче же свое имение дают бесу лукавому иже соуть русалия, иние же скоморохом». Таким образом ни в каком случае не следует ничего давать музыкантам, ибо дающие приравниваются к кумирослужителям, как говорится далее в слове. Слово «русалии», поставленное в заглавии приведенного эпизода из жизни св. Нифонта, не достаточно выясняется из содержания самой статьи. Из вышепериведенной выдержки выходит, будто бы писатель называет русалиями – беса (имение дают бесоу лоукавому иже соуть русалия). Очевидно, это место неудачно переведено с греческого, или же переводчик неудачно вставил в перевод слово «русалия». В данном случае вернее понимать под словом «русалия» – пляшущую под музыку сопельника толпу, или просто пляску.

Духовенство всегда относилось к играм и плясками неодобрительно. Гражданская власть, как мы сказали раньше, считала музыку и зрелища делом дозволенным. Но это было в первые века нашей христианской эры, когда наши князья руководились придворными традициями византийских императоров. Потом связь древнй Руси с Византией стала слабеть. В правящих сферах возобладало аскетическое направление. Некоторое время гражданские власти безмолвствовали относительно светских развлечений. Но по мере того, как крепнет Московская Русь, московские власти начинают вменять себе в обязанность следить за религиозной и нравственной сторонами жизни своих подданых. Такое явление заметно со второй половины 15 века. Жалованной грамотой (1470 г.) Дмитровского князя Юрий Васильевича запрещалось играть скоморохам в Инобожеских селах Троицкого монастыря¹⁰⁹⁹. В уставной грамоте, Артемовского стана Переяславского уезда, крестьянам, данной великим князем Василием Ивановичем в 1506 г. значится: «а скоморохам у них в волости играти не освобождаем»¹¹⁰⁰. Гражданские власти, восставая против скоморохов, в принципе принуждены были делать уступку вкоренившемуся обычаю и разрешали играть скоморохам «не сильно». «А скоморохом у них ловчей и его тиун по деревням сильно играти не освобождает», говорится в уставной грамоте 1509 г. Дмитровского князя Юрия Иоанновича: «кто их пустит на двор добровольно, и они тут играют; а учнуть у них скоморохи по деревням играти сильно, и они их из волости вышлют вон безпенно»¹¹⁰¹. Великий князь Василий Иоаннович в 1522 г. запрещал по деревням ездить попрошатаям и играь скоморохам, попрошатаи и скоморохи подвергались великокняжескому суду¹¹⁰². По уставной Онежской грамоте, данной великим князем Иваном Васильевичем в 1536 г., скоморохи, игравшие в волости сильно, высылались вон из волости¹¹⁰³. Ограничиетльные меры против скоморохов предпринимались в 1558 г. Старицким князем Владимиром Андреевичем¹¹⁰⁴ и царем Иваном Васильевичем в 1554 г.¹¹⁰⁵.

Из приведенных фактов видно, что гражданская власть в 16 веке не имала строго выработанного практического принципа по отношению к скоморошеству. С одной стороны – скоморохам играть нельзя, а с другой – можно, но не сильно. Эту двойственность отношения к скоморошеству можно объяснить психологически: в силу своего оффиального положения гражданские власти должны были к играм и пляскам относиться отрицательно; но эти же власти были истинными сынами своего народа, безгранично увлекавшегося скоморошескими забавами. И вот получается административная полумера: можно играть скоморохам, но не сильно. Иначе говоря, игры и пляски разрешались в умеренном количестве: в течение непродолжительного времени и при небольшом количестве скоморохов исполнителей. С запрещением играть «сильно» следует сопоставить разрешение скоморохам играть только там, где их пустят на двор. Это значит, что нередко скоморохи являлись без приглашения и, дав представление или исполнив несколько музыкальных пьес, насильственно требовали платы, а иногда просто грабили и воровали: «скоморохи по деревням сильно ядят и пьют, и из клетей животы грабят, а по дорогам людей разбивают», говорится в Стоглаве¹¹⁰⁶. Такое явление могло приносить существенный вред и безпокойство жителям. Скоморохи, в зависимости от своего ремесла, должны были действовать не единолично, а соединяясь в «ватаги», артели, по-нашему труппы: судя по перечню инструментов, музыка скоморохов была оркестровая, требовавшая нескольких человек исполнителей; под музыку происходили пляски и вообще представления, также требовавшие нескольких исполнителей. Но в половине 16 в. ватаги скоморохов состояли нередко из шестидесяти, семидесяти, до ста человек¹¹⁰⁷. Была и другая причина, заставлявшая скоморохов собираться ватагами: они были люди безправные, которых всегда могли обидеть – «бив да ограбив выбить из волости», что и случалось нередко¹¹⁰⁸. Бывали случаи, когда скоморохов просто грабили, как это сделал в 1633 г. некий Андрей Крюков, заперший троих скоморохов в баню и вымучивший у одного 7 рублей, у дргого 25 рублей и у третьего 5 рублей. Обиженные жаловались государю, вероятно, потому, что они были скоморохи (крепостные) людей именитых – князей Шйского и Воротынского¹¹⁰⁹. Таким образом соединяться в большую ватагу скоморохов побуждала и безопасность; артель в 60–100 человек могла не бояться обид и оскорблений; приходилось обывателям опасаться нашествия такой ватаги. Бродячими скоморохами делались или озлобленные неудачники, желавшие в весельи и гульбе заглушить свое горе, или же вообще широкие натуры, которым скучно и тесно было сидеть на одном месте, а работать не хотелось. А потому, естественно, что ватаги скоморохов производили притеснения над жителями и даже занимались разбоями, как видно из Стоглава. Таким образом, запрещение играть «сильно», кроме нравственной цели, имело еще чисто гражданскую заботу об общественной безопастости.

Отрицательное отношение стоглава к увеселениям светского характера известно. Вообще, в 16 веке, в частности в царстование Грозного, мы наблюдаем отрицательное отношение госоударственной власти к играм и пляскам. Между тем сам царь в этом отношении грешил вряд ли меньше своих подданных. Известны безчиные пришества Грозного, который лично играл и плясал со скоморохами в машкерах и принуждал к тому же и других князь Репнин, не пожелавший плясать, пал жертвой своего благочестия и прямоты¹¹¹⁰. То же должно сказать относительно 17 в. Пляски и зрелища считались оффициально недозволенными для народа, но при царском дворе они допускались. На свадьбе царя Михаила Федоровича (1626 г.) играли в сурны и в трубы и били по накрам¹¹¹¹. Но в следующем 1627 году царь приказал кликать клич по всей Москве, чтоб впредь за Старое Ваганково никакие люди не сходились на безлепицу николи¹¹¹². Безлепица, вероятно, игры и пляска с музыкой. В 1649 году царь алексей Михайлович издал ряд строгих указов, направленных против народных увеселений. В грамоте Шуйскому воеводе Смену Змееву царь дает заказ крепкий, чтобы в навечерие Рождества Христова и Богоявления – Колед и Плуг и Усеней не кликали, песней бесовских не пели, не сквернословили, на рождественских святках не собирались на бесовские игрища. А кто это будет делать, тому за такие супротивные христианскому закону неистовства быть от государя в великой опале и в жестоком наказании¹¹¹³. Кроме Шуи, подобный же указ был послан в Белгород¹¹¹⁴, в Дмитров¹¹¹⁵, в Тобольск¹¹¹⁶. Такие же указы были отправлены в Кострому 1646 г. и в Бежецкий Верх 1652 г. воевода последнего ссобщал, что он уничтожил все найденные инструменты. – Эти указы были изданы под влиянием челобитной выборного детей боярских г. Курска Малышева, поданной им в 1648 г. Собственно он подавал две челобитных по повду упадка народной нравствтенности; последняя челобитная¹¹¹⁷ была причиной издания циркулярного указа, направленного против игр и увеселений¹¹¹⁸. Известно, что при Алексее Михайловиче приказано было отобрать и уничтожить музыкальные инструменты; их было сожжено пять возов¹¹¹⁹. Мероприятия царя Алексея Михайловича показывают, что этот царь стремился удержать русское общество в старых традициях. Но есть и иные факты. Сам царь был любителем зрелищ, н прочь был послушать и музыку. По случаю торжественного объявления Феодора Алексеевича наследником престола и рождения царевны Феодоры Алексеевны, царь задал большой пир, после кушанья великого государя тешили – в арганы играли, в сурны и трубы трубили, и в суренки играли, и по накрам и по литаврам били¹¹²⁰. Узнав, что в Западной Европе существуют театральные представления, царь поручил полковнику Фань-Стадену ехать заграницу и привезти оттдуа труппу актеров. Но ехать в далекую и варварскую Россию не нашлось много охотников: Стаден привез только одного трубача и четырех музыкантов. Еще до возвращения Фан-Стадена царь приказал поискать сведущих в этом деле среди иностранцев, проживающих в Москве. Подходящим человеком, способным «строить комедии», оказался пастор Грегори, который, набрав 64 человека из русских и иностранцев, 17 октября 1672 г. исполнил в присутствии царя трагикомедию об Эсфири и Артаксерксе. Зрелище чрезвычайно понравилось царю, и он щедро наградил Грегори и его труппу¹¹²¹. В 1674 г. на представлении пьесы «Эсфирь» присутствовала царица с царевнами; правда, они сидели за решоткой, скрытыми от публики. Репертуар Грегори был переводный; исполняемые пьесы относились к разряду «прохладных», не преследовавших нравоучительных целей, хотя сюжет для них и брался преимущественно из Библии¹¹²². В доме боярина Матвеева также устроен был театр. Примеру Матвеева последовали Милославский, кн. Одоевский и кн. В.В. Голицын. Даже женщины высшего круга увлекались театром: боярыня Тат. Ив. Арсеньева, приближенная царевны Софии, устраивала у себя в доме театральные представления, где исполнителями были ее дворовые люди¹¹²³. Репертуар Грегори был явлением случайным, наносным, чуждым русской жизни. Гораздо глубже и серьезнее были попытки Симеона Полоцкого (1629–1680 создать национальную драму – мистерию. Его «комедия о Навуходоносоре и о трех отроцех» может быть рассматриваема, как развитие «пещного действа». Другая пьеса Полоцкого «Блудный сын» переложение в диалогическую форму евангельской притчи. Произведения Полоцкого отличаются отсутствием грубости и площадных шуток. Драматические его произведения следует рассматривать, как школьные представления, занесенные из Киева в Москву. Попытка Полоцкого, вследствие искусственности его произведений и отсутствия драматического таланта у их автора, успехом не увенчалась.

По смерти Алексея Михайловича комедийное дело заглохло. В 1676 г. последовал указ «очистить палаты, которые были заняты на комедию». Но через четверть века это дело возродилось: в 1702 г. в Москву прибыла приглашенная Петром странствующая немецкая труппа под управлением Иоганна Куншта. В 1703 г. актеры были отпущены обратно, так как их представления не удовлетворяли царя¹¹²⁴. Немецкий атнтрепренер думал «привести царское величество в утешение» операми, летанием и махинами, а великий преобразовтель хотел, чтобы театр служил общегосударственному делу, разъяснял народу смысл его преобразований¹¹²⁵. При преемниках Великого Преобразователя мы видим иностранные труппы при дворе. В 1756 г. вышел указ об учреждении русского театра.

Итак, начиная с последней трети 17 в. мы замечаем изменение во взглядах нашей светской власти на общественные зрелища. Теоретически не одобряя и преследуя таковыя, царь Алексей Михайлович был страстным любителем театра. Его сын, Великий Преобразователь, и в теории, и на практике сочувствовал возвникновению в России художественного театра с национальным репертуаром. Петру не удалось создать желательный для него театр, но царь пользовался всяким подходящим случаем, чтобы при посредстве праздников и зрелищ популяризовать делать доступными для толпы свои стремления и разъяснять смысл своих великих дел. Праздники и маскарады были довольно часто в любимом Петром «парадизе», Петербурге. Они обычно происходили в «Летнем саду». Здесь праздновались царские именины, «преславная виктория» Полтавская, коронация царя и т.д. Особой торжественностью были обставлены спуски новых кораблей. Праздники вообще сопровождались угощением вином: случалось, что в конце пира сильно выпивший адмирал Апраксин заливался слезами; Меньшиков терял сознание, – жена и свояченица оттирали его спиртами; иные ссорились, другие клялись в дружбе¹¹²⁶… Нам, современникам, кажется, что иногда Петр слишком далеко заходил в своих шутках. Таковой нам кажется учреждение потешной всепьянейшей компании с «шутейшим князем-папой» и «архиепископом вся Яузы и всего Кукуя патриархом», Никитой Моисеевичем Зотовым. Мы сказали, что в настоящее время некоторые потехи Петра нам кажутся рискованными. Но великий реформатор знал, что делал. Всматриваясь в забавы и развлечения Петра, мы прежде всего можем видеть здесь естественое стремление царя развлечься и отдохнуть почти от нечеловеческих трудов и забот. Но помимо этого в забавах Петра всегда была еще другая, более глубокая, общественная цель. Как его игра в солдатики со сверстниками – «потешными» сослужила общественную службу, положив начало русской армии, так и развлечения Петра способствовали переустройству нашего семейного и общественного уклада жизни. До Петра женщины высшего класса вели почти теремный образ жизни; общественной жизни не существовало. Вообще, нравы были грубы. Петр хотел привить русскому обществу и внешние формы европейской жизни, и внешний лоск европейской цивилизации. Наиболее действительной мерой в этом отношении было учреждение ассамблей указом от 26 ноября 1718 г. В самом же указе разъяснялась цель их учреждения: ассамблея, или вольное собрание не только для забавы, но и для дела, ибо тут всякий может друг друга видеть, и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, при том же и забава. Царь хотел, чтобы эти общественные собрания никого не стесняли и действительно служили делу объединения общества. Хозяин не обязан был ни встречать, ни провожать, ни угощать никого из гостей; он должен был только приготовить несколько комнат, столы, свечи, табак, напитки для тех, кто желает выпить, шахматы и шашки. Карт не полагалось. Каждый делал, что хотел. На ассамблеях присутствовали: Двор, дворяне, военные до обер-офицеров, купцы, мастера. В ассамблею имел доступ всякий прилично одетый человек, за исключением слуг и крестьян. Танцы должны были служить средством сближения между дамами и кавалерами. Сам Петр страстно танцевал и употреблял все усилия оживить и сплотить общество. Императрица и царевны Анна и Елизавета также принимали участие в танцах наравне со всеми. В моде были польский, миновея (менуэт), контраданс, какой-то «пистолет-миновет» и проч. Кроме того царь изобрел свой собственный танец, что-то вроде «гросс-фатера», скорее это была игра: от 30 до 50 пар медленно двигались под звуки похоронного марша; потом, по знаку распорядителя танцев музыка переходила в веселую, дамы оставляли своих кавалеров и брали других из числа не танцевавших, кавалеры ловили дам и вообще спешили запастись дамой6 поднималась толкотня, беготня, шум и крик. Сам царь, Екатерина и вся царская фамилия были на общем положении: их ловили и за ними бегали, равно как и они делали то же самое. Наконец, по знаку распорядителя все приходило в прежний порядок; кто оставался без дамы, тот подвергался наказанию за нерасторопность. На ассамблеи царь приглашал и духовных лиц. Спустя три года после введения ассамблей в Петербурге, они были заведены в Москве. Конечно, ассамблеи носили достаточные следы русской грубости: за нарушение установленных правил провинившийся должен был осушить кубок большого или малого орла. Мужчины нередко напивались, заставляли женщин пить; это было не на одних только ассамблеях, на пиру в Петербурге по случаю Ништадского мира дам опоили до полусмерти… Пьяные мужчины на ассамблеях заводили ссоры и даже драки. Но подобного рода явления были присущи не одним русским: гораздо позднее балы императрицы Марии-Терезии считались благополучно оконченными, если случалось небольшое число скандалов среди перепившихся гостей. При Екатерине 1 ассамблеи переродились в такие балы, которые по приличию и даже чопорности мало чем уступали изящным версальским собраниям¹¹²⁷. Петровские ассамблеи и вообще забавы, как видно из вышеизложенного, имели государственное и общественное значение: это были собрания и развлечения не только для забавы, но и для дела. Известно, что Петр был не прочь повеселиться и в простой домашней обстановке. Взгляд Петра на общественное и частное увеселение имеет чрезвычайно большое значение: со времен Петра светская власть перестает преследовать мирские развлечения. Конечно, иерархия не могла стать на петровскую точку зрения; но и ее взгляд на мирские увеселения изменился, соответственно изменившимся обстоятельствам. В прежние времена музыка и пляска порицалась, как бесовское дело, как остатки язычества. Со времен Петра русская интеллигенция порвала связь со своим прошлым, и если нужно было ее обличать, то следовало обличать за увлечение новшествами, а не за привязанность к языческой старине. Простой народ, конечно, продолжал жить своей прежней жизнью; но новые веяния коснулись и его. В 16–17 веках древние верования в большинстве случаев получили новую окраску. В 18 в. они подверглись еще большему забвению. Игры и пляски продолжали существовать в народе, но их языческого смысла уже никто не понимал. И духовенство перестало смотреть на них с этой стороны. Со времен Петра песни, музыка и вообще всякое веселье порицалось уже только за то, что они были делом мирским, пустошным, непроизводительным, отвлекавшим человека от душеспасительных и благочестивых упражнений. Этот взгляд хорошо развит в «слове о пользе души». Здесь рассказывается об одном богобоязненном человеке, который, выйдя в поле, увидел гроб с разлагавшимся трупом. Покойник был знатен и богат при жизни, теперь же представлял из себя ужасающий вид. Благочестивый человек вздохнул, заплакал и предался благочестивым размышлениям, переданным в виде речи о тщете всего земного и ужасе неизбежной смерти. Речь простроена на противоположениях такого рода: «где есть сего богатство, где есть кони борзые, где есть много и дорогоценные светлые ризы, где пиры и веселия з гуслеми, и с песньми до полунощи веселяся медвяные чаши испивая, а ныне во гробе лежит от всех един, а душа его во огни негасимом палима жалая капли водные»¹¹²⁸.

Итак, начиная с эпохи Петра Великого гражданская власть резко изменяет свое отношение к светской музыке, зрелищам и пению; Петровская реформа открыто стала на сторону прежде гонимых забав. Получив права гражданства, скоморошество видоизменилось, облагородилось, сблизилось с западноевропейским искусством: скоморохи-плясуны с течением времени заменились балетными танцорами, глумотворцами стали называться актерами и проч. Конечно, произошло это не сразу, а исподволь, постепенно, при чем древние скоморохи в чистом своем виде не вывелись совершенно до наших дней. Мы лично не встречали в наше время странствующих скоморохов, но в каждом селении обязательно найдутся люди, которые на рождественских праздниках, на масленице и вообще по праздникам с успехом увеселяют невзыскательную публицку игрой на скрпке или гармонике, могут устроить разного рода «позоры» и «глумы» в роде вождения «бесовской кобылки», «козы» или «лося», проплясать и позабавить. За свои таланты и искусство они получают не одну рюмку водки и лишний кусок пирога. Эти «веселые люди» прямые преемники некогда гонимых скоморохов. И репертуар у них один и тот же, по основе своей весьма древний, только приспособленный к требованиям времени. Справедливость требует сказать, что современный доморощенный-глумотворец (равно как и древний скоморох) на плохом счету у местного священника, как плохой прихожанин; плохо смотрит на него и гражданская власть в лице урядника или станового, так, как и наш современный скоморох, по древней традиции, не всегда чист на руку.