Повесть о купце, заложившемся о добродетели жены своей

Повесть зело полезна о двою купцех, о Викентии, иже бысть от града Еневы, да о Амбросии, иже бысть от града Пляцентии, яко един со другим побилися о великий заклад о добродетелех женских, выписано из книги летописца

Во граде Париже Быша от инех стран купцы приезжие и обещание учинили себе у некоего человека во едином дому пребывати. И кииждо²³⁶ купец во своем упражнении тамо пребываше. Прилучи же ся единою²³⁷ седети им на обеде и между собою начаша о житии своем, и о домех, и о пожитиях²³⁸ глаголати. И между некиими глаголы предложили некий глагол, яко та есть вещь дивна и поистине сумнительная, яко купеческия жены имут быти добродетельны к мужем своим «В разлучении дают обещание благо и постоятельно, еже дом коегождо нас²³⁹ добре пасти и самой ей себе во всем непорочно блюсти, понеже наша братия, купеческия люди, и всех стран и градов, часто домов своих лишаются, и от жен своих разлучаются и, многое время чуждеземствующе, в домы своя не возвращаются. Жены же их купеческия меножае в домех своих без мужей своих пребывают, нежели с мужьями жительствуют».

И между теми купецкими людьми бысть некоторый купец именем Амбросий, от града Пляцентии, нравом же человек непостоянный и блудолюбивый. Их купецким речем свою речь изрече «Аз поистине про свою жену с похвалою рещи не могу и не ручаюся за ню, но дах ей волю по своей воли жити, и како может, сама себе да хранит. Всегда приказываю ей аз, дабы жила во всяком благочестии, и по се время жена моя честь хранила и мене при своей братии никогда в стыд житием своим не вводила, и мне во всем угодила». И иныя смехотворныя и блудолюбныя речи про свою жену изглагола, яко всем слышащим сотвори смеятися.

Тамо же бысть некий купец именем Викентий, от града Еневы, человек постоянный и добронравный, и благоразумный, ничего пустошнаго не глагола, ниже смеяся, и ни смехотворному глаголанию внимая. И некий от купец вопроси его, глаголя «Викентий, ты что седиши печален зело? Чесо ради к сим глаголом ничего не глаголеши?» Викентий же отвеща к ним, глаголя «Господие мои и братия возлюбленная, кая ваша смехотворная словеса слышу и недоумеваюся, и к сердцу их не прилагаю. Еже, воспоминая жены своя, смехотворно глаголати, или, ведая их беспорочное житие, за них не поручитися, то бо есть сожительницы своей самое презрение и немилосердие. От коегождо нас разве кто каков порок весть²⁴⁰ за женою своею и во мнении злом пребывает, и за ню ручатися не хощет. И по сем видимому не вем, коею радостию таковых, господие мои, уподобляете, яко разве кто таковый порок ведает за женою своею, что она мужу своему неверна в домовном житии. И тии мужие во злом мнении отъезжают в путь свой, всегда воспоминает злым жену свою, и чада, и рабы, и рабыни. Таковый бо всегда должен быти имать в печали и не в смехотворении, и отнюдь бы того зла не воспоминати, и всеконечно мощно в забвении такову жену в дому своем предати. И се убо воистинну вем, яко может быти тому человеку добрейшему и радостному, егда ведает в дому своем оставлену благонравную жену свою, с нею же купно приобретают благопрепитания себе и чадом своим, и рабом, и рабыням. И который муж и жена друг о друге любезно прилежат²⁴¹, тамо всякое согласие бывает и приобретение. А идеже несть любви и сожития, тамо всегда раздоры и нестроения, и друг от друга разлучившеся, всегда глаголют злая – муж про жену, а жена про мужа все злое вещает, и всегда в радости не съезжаются. Тогда токмо и радуются, егда друг от друга разлучаются». И паки рече Викентий «Аз же, господие мои и братия, смело изрещи могу и похвалитися добродетельною моею женою, яко вселюбезно и нелицемерно со мною живет и добре дом мой без мене управляет, и честь свою беспорочно хранит, понеже даровал ми ю есть Господь Бог добронравну и добродетельну ко странным и убогим, и благоприятну к чадом, к рабом и рабыням милостивну и рассудительну, и во многом моем имении крепкоблюстительну, и никоея тщеты не творящю. И того ради аз люблю ея всею душею моею и во многом моем имении веру имею без сумнения к ней. И, вем ея благочестие, вседушевно за ню ручаюся, что она мне ни в чем не изменит и доброго своего нрава не пременит. И аще бы любезнейшая жена моя мене не любила и имение бы мое тощила²⁴², и которое бы пронырство и лукавство хотя единожды учинила, и аз бы не токмо изрядною ея красотою возжделен не бых и в толиком своем имении ей не поверил, но никогда бы могл к ней возвратитися, ниже ю видети радостным лицем, но всегда странствовал и был с печали убог и бесприютен, и благополучия бы во своих купеческих делах с великия печали никогда имети могл».

И тем похвальным Викентиевым словам супостат диавол позавиде. Купец Амбросий, иже от града Пляцентии, воста и нача глаголати: «Любимый мой господине Викентии! Что ты нам про жену свою глагола, не можем в том веру яти, ибо вся быти в добродетельных женах могло и может быти, дабы жены наша без нас, мужей своих, были во всем добры и с нами бы жадных²⁴³ дел не имели. Но понеже мы всегда странствуем и от любви их на многое время разлучаемся, а в домех своих имеем всякое преполнение и изобилие, и есть вещь явственна, яко жены, во младости и во всяком изобилии оставльшиися, по своей воли живущия, зело друголюбны и не постоянныи суть бывают, и скоро имут веру беседам сказания. Показуют при юношах мягкая глаголания и плясания, и радостны ся творят о похотной вещи. Юноши же, видяще их благоприятных к себе, радостне с ними беседующих, наипаче к таковой любви бесстыдно прилепляются. И всякими козньми и злохитростьми онех подходят, и с правого пути совращают, вселюбезно во блудных похотех пребывают и всякими дарами онех юнош дарят. Гораздо с трудностию такову нашу жену купеческую мочно обрести, которая бы к такову диавольскому совету не пристала, ко юноше во своей младости не пребывала, и дарами бы их не дарила, и ко прелести бы их к себе не вдавала. А ты, господине мой Викентий, зело жену свою над иными нашими женами похваляешь, но и во всякой добродетели возносишь. Смел бы я с тобою о тысящи златых заложитися! Хотя аз жены твоея не знаю, токмо о сем гораздо вем, чтo она oт мене не отстоится, имати быти должна в моей воли».

Викентия же сия речь уязвила вельми, и глагола Викентий Амбросию «Хощу за тo главу мою заложити, что ты не имаши такова дела над женою моею сотворити и по ея добронравию тo учинити». И иныя же купцы, слышавше тo, посмеяшася, прочии же советующе, дабы како тое речь промежду ими унять. Но Викентий всячески хоть со Амбросием в заклад за такое досаждение главу свою пложити. Амбросий же рек «О главе в заклад положити не хощу, но положим заклад со мною о пяти тысящах златых. Обаче доволно есть и сего, и ничто же нас заклад сий вредит». Викентий же на том закладе подав Амбросию руку, и дали разнят прочим другом своим, которыя хотели тo между ими развести, и писанием в том залогу утвердишася крепце. Наипаче же Викентий той залог крепце закрепи понеже он в Веневе граде многое время уже не бысть и до жены своея не имел ничего написати, ниже с посланники чего к жене своей сказати, дабы жена его о том закладе отнюдь не выдала, понеже веды ея во всем себе верну и добронравну и вельми на ню надеяся, яко не вдаст себе ко блудной похоти и не повинется²⁴⁴ воли не своего мужа. И тако разыдошася кииждо о себе.

Амбросий же отплыв oт града Парижа и приеха ко граду Веневы. И начат прилежно искати, како бы и коим образом могл беседовати с Викентиевою женою. И не возможе времени такова улучити, дабы где ея узрел и сам собою побеседовал, понеже из дому своего не исходима есть. И oт многих честных жен и целомудренных Амбросий же слышав сие, яко во всем благонравна и благочестива есть, понеже и крепкожительна²⁴⁵. И начать искать инаго к ней пути злокозненного и умышлением лукавым начатъ под ню подходити.

Слышите, любимицы, сию притчу идеже диавол чего не может сотворити, той научит и пошлет человека, волю диаволю творящего. Посла же ко Амбросию таковое зло – бабу обавницу²⁴⁶, та же баба прежде сего зело знаема была в дому Викентиеве. Амбросий же, изыскав тое бабу, увещав и зело одарив, и поведа ей намерение свое «Аще сие ми сотвориши, еже быти ми в дому Викентиеве и видети жену его, аз за клятвою великою обещаюся дати тебе больша тех дарований. Буди ми в сем деле помощница!» И тако Амбросий со оною бабою умыслиша лукавство сотворити приготоваша скрыню велию, или сундук, яже сокровища влагахуся или драгое одеяние, на той же скрыне учиниша утлину, или скважню, дабы мочно извнутрь зрети, и замок приделаша извнутри же. Потом оная баба пришед в дом Викентиев и молила жену его Флорентию «Молю тя, госпоже моя, не презри прошения моего! Имам некую нужду отъехать от града сего недалече. И аще милость твоя взыщется надо мною, повели ми скрыню мою со имением моим в дом свой привести и соблюсти ю при себе токмо едину нощь, понеже вем тя во всем благочестиву и боящююся Бога. А окрестныя соседи имам близ дому моего не постоянныи и зело радующиися чуждему имению, и насилующе похищаху, и того ради вельми опасаюся вещей моих, яже в скрыне, тамо без себе оставити». Слышавши же то жена Викентиева, не разуме лукавыя козни, но простодушно повеле ей скрыню свою принести на соблюдение имения ея, понеже первее оная баба в дом Викентиев много прихождаше и пакости никоея не деяше.

Баба же, шедши, поведала Амбросию «Господине, трудно тебе таковы госпожи достовати и никогда до нее доити невозможно. Дабы тое добронравную жену имети могл к твоей воли, едино тебе учинити могу, что в ложи ея чрез едину нощь будеши. И тако тя никто же знати не будет, и не возможеши никому явитися. Но егда будеши внутрь ложа Викентиева, тогда по твоему разуму твори како можеши». Амбросий же сему рад бысть. И влезши в скрыню, повеле себе замкнути, извнутри же может сам себе отмкнуть. И тако замкнувши Амбросиа, повеле баба за собою нести четырем человеком наемшимся до жены Викентиевы и упросила, дабы велела тое скрыню поставити во своей ложницы пред очима ея. Флорентия же повеле ей тое скрыню во своей клети поставити, идеже сама опочиваше. И тако внесши и поставиша ю прямо ложа ея. Баба же, поклоншися Викентиеве жене, скоро из дому ея пойде, яко бы в путь готовяшеся пойти «Есть ли дастъ Господь здраво возвратитися, то наутрее паки по тое скрыню прииду».

Амбросий же, послушав то, яко уже в скрыни стоит в клети, и из скрыни утлиною посмотрев по клети, и не видев никого же, ниже слышав глаголющих, вси бо, поставиша оную скрыню, из клети изыдоша и замкнуша. Он же отомкнув скрыню и излезе вон, и прииде ко клетным дверем, и, усмотрив тамо, укрепився извнутри добре, дабы кто к нему не вшел. Он же присмотрев во клети всему прилежно – одеждам и коврам, и на одре посланной ложи, и иным всяким узорочным²⁴⁷ вещем. И узрев при возглавии стоящю шкатуну²⁴⁸, добре изрядную работою содеянну, и взем, отомкнув, со многоценным сокровищем госпожи Флорентии. И много ту было различных именитых вещей. Он же взя оттуду два клейнота²⁴⁹, что наилучшия и дражайшия, да пояс и перстень. И вземши, паки замкнув. И с теми вещами убрався, клеть отомкнув, и сам, в скрыню свою влезши, заперся. А перстень и пояс бысть Флорентии, жены Викентиевы.

Дню же мимошедшу²⁵⁰, приближися вечеР.П рииде же оная целомудренная жена со своими девицами в клетъ свою и сяде на ложи своем, и побеседовавши с ними чрез малое время, и восхоте опочити. И начат раздеватися, и совлекла с себе со оною одеждою и срачицу. Амбросий же из скрыни увидев скважнею тело ея и под левым сосцем усмотрев бородавку с некоторыми власы лисоватыми²⁵¹, и то себе в память взем. И, дойде своея злыя хитрости, рад бысть.

На утрии же прииде оная баба обавница, вземши свою скрыню и повеле паки нести ю во свой дом. Егда же принесенней бывши, отсла прочь принесших. Амбросий же вышед из скрыни и одарив бабу добре. И взяв оное драгое сокровище с собою, и доехав до града Парижа.

Приехав же, пойде до оного дому мужа, идеже пребываше Викентий, и до инех купцев, и взыскивает своего закладу, пяти тысящ златых. И начатъ Викентию при инех купцех глаголати, яко «Аз имех жену твою в воли моей. Аще ли не имеши словесем моим веры яти, что жена твоя ввела мене в клеть свою и до ложницы, и показа ми в клети вся драгия вещи и ковры. И все подобие во клети твоей аз видех» – все по ряду²⁵² ему сказа. «Аще ли и сему виденному мною не имеши веры, покажу ти явственно, яже имам в руку моею аз драгия вещи твоего сокровища, которыя мне жена твоя, отверзши подобную шкатуну, казала и выбрати велела между иными многоценными вещьми на знак любве ея ко мне». И выняв два клейноты и показав Викентию «Имел ли еси в дому твоем сия клейноты?» Викентий же видев свои клейноты и позна. Потом же показа Амбросий перстень жены его драгоценный и пояс. Тогда добре позна Викентий, яко та сокровища любезныя жены его, зело усумнеся и недоумевашеся, како содеяся, и рек Амбросию тако о сем «Мя уверил еси, Амбросие, и мню, яко некую кознь сотворил еси, да тебе сия драгия моя вещи раби мои вдаша за некое дарование к ним. А сего поистине не вем, да еже бы видети тебе самому жену мою и сия вещи дати на знак любления, понеже никогда таковое бесстыдство бысть в ней». Амбросий же рече ему: «Господине Викентий, аще ли мне не имеши веры, то аз пред всеми людьми явственно и о сокровенной запазушной вещи поведаю ти, аще подлинно хощеши уверитися. Твоя бо жена под левым сосцем своим имат червленую бородавку с пятию или с шестию власы лисоватыми». Людие же, слышавшее то, довольно тому Амбросию веру яша. Викентий же с великою болезнию воздохнув и вельми прослезися о разлучении жены своея. Той же залог Амбросию, пять тысящ златых, товарами многоценными отдаде и от великого стыда от града Парижа со слугою своим до другого града пойде в велицей печали и скорбию обдержим.

И оттуда писа Викентий к жене своей Φлорентии «А как мое сие писание к тебе прийдет, и тебе бы немедленно до мене ехати». А слуге своему приказал под великим запрещением скоро жену свою в путь выпровадить и на пути в темном лесу ея задавити или заклати «А аз ти за сие обещаюся добре одарити». Той же слуга обещася господину своему тако сотворити и повеление его исполнити. И тако отъеха от господина своего к жене его с епистолиею²⁵³.

И приеха до града Еневы, до госпожи своея, и епистолию ей поднесе. Она же прочетши епистолию и вельми о том начат дивитися, и рече «Когда таково было, еже господин мой повеле ми скоро к себе приехати? Прежде бо сего отнюдь таково не бывало!» И начат слуги присланного со всяцем испытанием вопрошати. Он же отнюдь ей не поведа, но токмо рек «Мню, яко того ради ехати тебе до себе повеле, яко еще онамо²⁵⁴ медлити долго будет». Она же, яко добропослушная и добрая жена, рекла «Тако буди воля господина моего надо мною! Не могу ослушатися его». И так, уготовившися в путь, поеха со оным слугою.

И егда приехаша в лес, приступи слуга ко госпожи своей с жалостию и с великим плачем. Нача ей наедине глаголати, поведая повеление господина своего, яко «на сем лесу с великим запрещением повеле тебе удавити». Она же вопрошая вины «Чего ради тако муж мой повеле тебе надо мною сотворити? Понеже не вем, в чем бы я пред ним была неисправна²⁵⁵». Слуга же отповеда ей «Воистинну сего не вем, госпоже моя, чесо ради сице прогневася на тя». Госпожа же начат раба того молити со слезами и с великим рыданием, и с хлипанием многим, дабы к ней явился милостив в таковый горький смертный час и не погубил бы ея. Раб же той, видев госпожу свою горько и зельне плачущюся о скором убиении, сжалился, зря на ню, и совлекл с нея ризы ея, и облече ю во свое мужеское платие в ветхое. И глагола ей «Гряди, госпоже моя милостивая, во здравии твоем, идеже несть тебе твоих сродников и знаемых, дабы тебе ради аз главы моея не потратил. А аз твое платие донесу господину своему, а твоему сожителю Викентию, для уверения и забытия твоего». Потом же Флорентия остригши власы главы своея, и облечеся в мужеское платие, и нарече себе Истваном. И поклоньшися рабу своему на нозе, плачущися, и во хлипании своем не возможе ни единого слова проглаголати. Раб же подъем ю от земли, и паки друг с другом прощение сотвориша. И поеха раб той ко господину своему.

Истван же пойде в путь свой незнаемый и, шедши, нача плакати и глаголати в себе «О дражайши сожителю мой и прелюбезны хранителю моея младости и тленныя красоты! Что аз тебе злое сотворила? И чем толико прогневала тебе? Кто разруши нашу промеж собою нелицемерную любовь? И кто нас разлучи союза законного, когда ты, любезный мой господине Викентий, таков немилосерд ко мне был еси? Воистинну злобного словесе никогда же ми сотворил еси, за которое неисправление рекл еси. Всегда яко зеницу ока любезно хранил мя еси. Но какое сие твое немилосердие прииде на мя, не вем, Бог весть. И излиял еси скоро и незапно на мя гнев твой. Которую твою заповедь аз, окаянная, преступила? И в чем твоей честности когда преслушала? Но за помощию Божиею, любя тебе, моего Богом дарованного пастыря и любезного сожителя, волю твою во всем творила и честь свою хранила, преисполненный дом твой добре соблюдала и имения твоего бездельно никогда не истощила, дети твоя в добре наказании и в любви воспитала, рабы и рабыни гладом и наготою не томила, и никакому их злу не учила, и поругательства над ними никогда не чинила, но во всем по твоему благочестию яко мати ко присным чадом нелицемерную любовь казала. А се днесь аз, бедная, вместо онех болезнь восприемлю злую, яко едина есть от убогих и бескровных сирот, скитаюся по пустыни, не имеющи, где главы моея бедныя подклонити». И, воздев руце свои на небо, с великим плачем вопияше: «О Владыко человеколюбче, Господи, Творче небесе и земли! Не постави им во грех сего, иже мя, злочастную, разлучиша от любезного моего сожителя и дети наша осиротеша. Но от всея души моея тебе, Творцу моему и Содетелю всего мира, отселе чада моя вручаю. Буди ты, Господи, тем сирым отроковицом помощник и заступник, и хранитель, и милостив, понеже бо ты един вся веси, яко без мене, горькия и бесчастныя матере, иже некому уже ими попещися и в добром учении, наказании миловати и призирати, отвсюду бо вскоре осиротеша. О, Боже мой, Боже мой, премилостивый Царю! Чесо ради прежде сего незапного разлучения не повелел еси изъяти из мене мою душу грешную, дабы аз, грешная и бедная раба твоя, не ведала беспокровного сиротства любезным чадом моим! Не даждь им, Господи, премилостивый Владыко, Царю Небесный, дабы когда могли в беспризрении своем ко срамному и студному делу прийти! И коснися им с высоты славы твоея, сим сирым отроковицам, десницею твоею, и воздержи их от всех злых творений (...), и всели страх твой в сердца их, и научи их ходити право по стезям заповедей твоих, яко благословен еси во веки веков, аминь». И потом, воздев руце, ко Приснодеве и Божии Матери сице вопиюще и глаголюще «О всемилостивая Госпоже Царице и Богородице, Мати Господа вышняго! Внуши и услыши глас мой и вопль, и стенание сердца моего, и слезы, проливаемыя ко Господу Богу и тебе, помощнице и наставнице всего мира! Призри на мя, убогую и вскоре внезапу обнищавшую рабу твою! Буди мне наставница тверда и путеводительница крепка. О прелюбезная и премилосердная Мати Царице и Богородице, помилуй мя, вскоре обнищавшую! Благоволи же, Господи Боже мой, едине ведый тайная сердца моего, мужеви моему, рабу твоему Викентию, сие незлобие мое яве возвестити и еще объявити ему о мне в жизни моей. Ими же веси, судьбами. Ты, Господи, едина надежда моя, ты един упование мое, и в руце твои предаюся. Что ми по твоему Божию смотрению тако терпети, твори, Создателю мой, что ти есть годно. Время мне таково прийде и час терпению приближися. Буди имя Господне благословенно отныне и до века». И тако от плача и рыдания едва преста и Божиим наставлением пойде по пустыни в путь незнаемый.

И вскоре дойде до града Александрии. И пребысть тамо неколико время, скитаяся во граде между начальствующими людьми и всем с радостию служаше. И тако познася от онех начальствующих самому александрийскому салтану, яко «прекрасный прииде отрок и явися в державе твоей, и зело разумен, и достоин есть быти при твоем величествии». Салтан же повеле Иствана пред себе привести. Приведену же бывшу²⁵⁶, абие зря салтан на Иствана, вельми удивися красоте лица его и многому разуму. И повеле Иствану во граде Александрии начальным человеком над купецкими людьми быти, да у приезжих купецких людей заморския товары переписывает и досматривает, да с тех купеческих многоценных товаров пошлину и оброки царю салтану собирает. И по его, Истванову, собранию у царя салтана казна вельми умножися. Истван же в толиком собрании салтану зело бысть верен и собираше салтану многое богатство, яко ин никто же тако прежде не собираше. И того ради салтан Иствана вельми любляше и от своих богатых сокровищ Иствана по премногу обогатил есть. И бысть Истван повсюду славен и всем начальствующим и купецким людем знаем. И любим бысть, и пребываше в величествии.

Муж ея Викентий от великия своей печали едва в добрый разум прииде. И воспомяну о дому своем. И тако прииде во град Енев и вниде в дом свой. Сретоша же его с великим плачем и горьким рыданием осиротевшия две дщери его с рабы своими. Он же узре их, яко едины есть от убогих сирот, в худей и черней одежди облеченныи и образом побледневшия, власы же имеющие до пояса простертыя и свившияся, яко стрелы. Он же объем их и напад на выя их, плача и рыдая, и не возможе во слезах своих и во хлипании ни единого слова к ним проглаголати. И сам себе обличаше, яко в толиком сиротстве презрел их и забвенных учинил. И бысть в дому его плачь и стенание, и вопль мног. Осиротевшия дщери плакахуся любезныя матери своея, рабы же и рабыни премилостивыя госпожи своея Φлорентии. И пребысть Викентий в дому своем неколико время, плача и сетуя, и от всех спрашивая вины жены своея. Дети же его и рабы и рабыни с плачем ротящиися²⁵⁷, глаголаху, яко «Ни един oт нас сего и до сего дне и слухом ни oт кого не слыхали, яже глаголеши, не токмо самем таковое дело, нашедше на ны²⁵⁸, видети. Н токмо вемы, яко внезапу рождшия нас матере лишихомся и такового ради скорого разлучения доднесь не видехом ни дне, ни часа радостна. А что над нею содеяся и чесо ради, не вемы, Бог един весть». Викентий паки приложи слезы ко слезам. И пребысть неколико время в дому своем со дщерьми своими во многом сетовании.

В то же время во Александрии бысть великое и преславное торжище. Собравшася множество купеческих людей от всех стран и великих градов со всякими драгими товары. Истван же с приезжими купеческими людьми зело изрядно и со всеми любезно пребываше, а наипаче со своими единостранными влохами²⁵⁹, с которыми язык изрядно разуме. И с ними сошедшися, с радостию о всяких прилучаях беседоваше. Тамо же приеха и льстивый Амбросий от града Пляцентии, который злым своим лукавством разлучил Иствана с мужем своим Викентием, а неправедным залогом Викентиевым дойде великого богатства. И, приехав во Александрию, постави двор себе между венецких купецких селениих.

И моляше Амбросий Иствана, дабы изволил приехать и посетити его, и посмотрел бых у него драгоценных вещей «и что твоей честности полюбится». А сам Амбросий богатством и драгими вещьми Викентиевыми возношашеся «Н имаши от мене драгоценно приобрести ничто же?» Истван же, ездя по торговищу, и приеха ко Амбросию, и вниде к нему в дом. Амбросий же встрете Иствана с радостию, и веде его внутрь селения своего, и показа ему вся драгия вещи. И промежду теми товары узре Истван свой пояс и перстень многоценный, который украде Амбросий в дому Викентиеве, будучи во скрыни своей. Лукавне²⁶⁰ смотря Истван на тo свое похищенное драгое сокровище, дивися и недоумевашеся, како и в кое время таковое сокровище Амбросию достася. И нача Истван Амбросия вопрошати с велицем испытанием «Како тебе, господине, сия драгия вещи, откуду досташася и каковою ценою купил еси я?» Амбросий же отвеща, посмеявся: «Господине мой, честнейши Истване! Аще годны честности твоей сия вещи, клейноты и перстень, и сий пояс, благоволи себе взяти их, яко мне сия вещи не драгою ценою пришли во граде Еневе некая прекрасная госпожа купца Викентия, жена его, дарова мне на знак любви своея». Истван же разуме тo, яко Амбросий злодей бысть им и разлучник союза их. И тако у Амбросия прия сия вещи с радостию и за тo обещася ему никакую мзду воздати. И тако с ним увещася, доколе он, Амбросий, вси товары своя испродаст.

И нача Истван у инех купцев о мужи своем Викентии вопрошати прилежно, жив ли есть и где пребывает. Купцы же поведаша, яко жив есть, но в великом убожестве в дому своем пребывает. Истван же оным купцем показа оныя драгия вещи, клейноты, и перстень, и пояс. Купцы же познаша и начата поведати Иствану «Господине честный Истване, сия клейноты и пояс, и перстень драгоценный неблагодарный Пляценский Амбросий от дому благонравного и смиреномудрого купца Викентия своим злым умышлением достал, будучи во граде Еневе. Той бо благонравный Викентий, ведый²⁶¹ благочестивую и доброжительну жену свою Флорентию, похвали ея во всех добродетелех, бывши во граде Париже. Той же злонравный муж Амбросий позавиде их доброму сожитию, похвалися на дом его, яко имать жену его привести во свою волю. И о сем Викентий вельми поболев сердцем, не терпя Амбросиева досаждения, биша о великий заклад в пяти тысящах златых, яко не имать в дому его быти и жены его видети, не токмо ея до воли своея привести. Той же многокозненный враг, купец Амбросий, по залоге ходил во град Енев и своим злохитрством быв в дому Викентиеве. И сия драгоценныя вещи неведомо где и како похитив и во град Париж на показание всем принесе. Викентий же видев драгия вещи сия и позна, яко его дому сокровища та, и веру сему ят. И оный залог многими драгими товарами и вещьми за пять тысящ златых оному Амбросию отдаде. И того ради Амбросий великим богатством хвалится. А Викентий все конечно с женою своею Флорентиею разлучен бысть, зане повеле жену свою вскоре рабу своему убити не в коем темне лесу. Раб же той милосердовав о ней, дарова ей вместо смерти живот, яже сам втайне за клятвою нам сказа. И ныне жена его, Викентиева, скиташеся яко едина есть от убогих». Истван же, сие слышав, вельми прослезился. И онех купцев, иже ему поведаша правду, попремногу одарив и начат вельми жаловати, и смело им повеле во Александрии в торговли пребывати.

И молит Истван онех купцев, дабы за его прошение отписали во град Енев к Викентию, чтобы во Александрию скоро пришел, яко «Вси твои залоги в руце твои возвратятся, и печаль твоя на радость преложится, и взыдет печаль на главу оскорбившему тя. Ты же безо всякого сомнения потщися прийти не мешкав. О сем бо твоем пришествии вси поручаемся, яко не вотще твое пришествие будет во град Александрию». Оныя же купцы по прошению Иствана писаша во град Енев ко оному купцу Викентию и за поручением своим с великою верностию. И по сем Истван моли оных купцев, чтобы то его моление к ним тайно было и никто бы того отнюдь не ведал, дóндеже Господь Бог по своей праведной воли что сотворит. Купцы же Иствану сие сотвориша за велиею клятвою, яко ни един разве их может ведати, доколе Викентий во Александрию приидет.

И послаша к Викентию верна человека с епистолиею. Викентий же епистолию прочет и недоумеваяся, дивяся бывшему, глаголя в себе «Господи Боже мой, ты вся веси! Что сие бысть? И кто может толикую печаль от сердца моего отъяти, иже мя в конец сокруши? Но обаче²⁶² буди воля твоя надо мною, Боже и Творче мой, Создателю и Избавителю, твори, еже благоволиши». И тако упование свое возложи на Господа Бога Вседержителя, глаголя «Буди имя Господне благословенно отныне и до века, аминь». И тако пойде в путь свой. В пути же его помогая ему во всем Господь Бог. И скоро приплове во град Александрию.

Истван же реченный, жена Викентиева, зело соблюдаше лукавого Амбросия и надзираше его, дабы не ушел из града Александрии. И часто его к себе емлюще, и всячески его угостевая и любовь к нему яко ко присному другу показоваше, и сам его посещаше всегда, чем бы его удержати до Викентия. И единою²⁶³ того Амбросия Истван приведе пред лице салтаново и первее упокоивши его всякими питии с великою честию. И похвалися Истван пред салтаном милостию оного Амбросия, яко драгими вещьми одари его. И положи Истван пред салтаном оныя драгия вещи, клейноты и пояс, и перстень драгоценный. Салтан же видев тыя драгия вещи, зело дивися и начат Амбросия вопрошати «Како и откуду таковыя драгия вещи в руку твоею приидоша?» Амбросий же, не чая себе ничего злого, поведа салтану всю истину, яко похваляяся или величание себе в том творяше. Салтан же удивляяся, а Истван, слушая, от великия болезни сердечныя воздохнув, обаче яко некое новое благополучие обрете – очима плачася, сердцем же вельми радуяся.

И услыша Истван от онех купцев, яко Викентий во Александрию прииде. И начат Истван молити царя салтана, да повелит пред себе купцев представити, Викентия от града Еневы да Амбросия, иже от града Пляцентии. Салтан же для моления верного и любимого своего слуги Иствана повеле к себе бояр своих и думных созвати и седе с ними на судище, и онех купцев вскоре повеле пред собою представити. Викентий же и Амбросий сташа пред царем. И абие Истван принесе оныя драгия вещи, клейноты и пояс, и перстень драгоценный, и положи на стол пред царем и пред всеми бояры. И паде пред царем Истван и начат со слезами у царя просити милости «Прошу тя и молю, вседержавнейший и великий царю, сотвори суд между нами праведный. Сия драгия клейноты и пояс, и перстень, еже за твою царскую ко мне милость даровал ми есть сий он купец Амбросий. Изволи, великий царю, вопросити его при всех предстоящих и приседящих твоему царскому сигклиту, где он, Амбросий, и каким промыслом сия драгия вещи достал, дабы он при твоей царской милости и пред всем твоим честным сигклитом истину поведал». Царь же салтан тако рек «Зело бо аз имею в памяти прежнее Амбросиево о сих вещах поведание, но токмо сигклитом и всем бояром о сем истину поведай». И рек Амбросию «Повеждь ми при всех самую истину и не погреши ни в чем. Не убойся мене, ниже кого постыдися. Аще будет сия вина, но обаче явен грех малу вину творитъ. Слышах бо аз про сего купца Викентия, яко был есть зело благославен в куплех своих, но како в толикое убожество прииде, не весть бо зде никто же, токмо ты, Амбросие. Поведай правду сигклитом моим. А аз от тебе прежнее поведание добре в памяти своей вем. Поведай ныне истину свою яве, да вси слышащим уведят».

Сердце же оному злодею Амбросию зело ужасеся, видя близ себе купца Викентия стояща. И помысли в себе, яко «Аще и истину аз пред царем повем или не истину, не будет обличающего». Зане чаяше, яко жена Викентиева убиена есть, а инех на сию истину свидетелей несть. А о сем недоумевашеся, что Истван жена Викентиева есть. И паки то в себе помысли, яко: «Аще за неправду мою и повелит царь салтан оный залог вспять возвратити сему Викентию, и то мне тщета будет небольшая, понеже чуждее отдать неболезненно, но аз тем залогом приобретох себе богатство многое». И поведа Амбросий царю при всех боярех и думных весь свой злокозненный поспех²⁶⁴ того дела, како, будучи во граде Париже, похвалился он Викентий многими добродетельми, и крепким житием, и милостивым нравом жены своея Флорентии, и противу сего глаголах с похвалою, яко «Аще и попремногу добронравна жена твоя, но от мене не отстоится, но сотворит волю мою, его же аз пожелаю. Сей же Викентий за оную мою досаду хоте залог со мною положити за добродетель жены своея главу свою, что отнюдь воли моей не имать сотворити. Аз же о главе залога положити не восхотех и рек ему, Викентию «Положим между собою залог о пяти тысящах златых». И тако договоришася, положихом таковый залог. Прилучиша же ся ту с нами наша братия, разных градов купцы, и на том залоге руки наша разняша. Сей же Викентий остался во граде Париже, аз же отплых оттуду и доплых до града Еневы. И начат тамо окрест живущих дому Викентиева соседей спрашивати о жене его, како бы сподобился ея видети и побеседовати с нею. Соседи же поведаша ми, яко отнюдь с нею невозможно нигде снити²⁶⁵, понеже бо неисходима есть из дому своего и пребывает в великой крепости и добронравии. Аз же начах искати к ней иного пути. И обретох некоторую бабу по своему намерению, еже поползновенна есть на приятие даров и в дом Викентиев входима есть. Аз же начат любезно к ней припадати и дары ей вдах. И посла ея в дом Викентиев, да присмотрит тамо входы и исходы, и что есть в дому Викентиеве от нарочитых вещей, и где, и в каких местах лежащия, да возвестит ми о всем явственно, чтобы мне и чем уверити Викентия. Оная же баба бысть в дому их и виде, яко инако ми в дому Викентиеве видети жену его невозможно, умысли мя в скрыни тамо принести. И тако молила жену его, Викентиеву, дабы ей повелела скрыню ея в дому своем в клети поставити на едину нощь, идеже ложе ея. А о себе поведа жене Викентиеве, яко бы отъити от града недалече некоея ради потребы. Добронравная же и простодушная она госпожа Φлорентия повеле ей скрыню свою принести. Баба же, пришедши, возвести ми о сем, яко и како быти тебе невозможно в дому Викентиеве, но токмо разве сокрытися в скрыни и отнесенну быти тамо. Сотворихом же скрыню велию и утлину потаенную из нея. И тако в скрыне оной отнесен бысть в дом Викентиев и поставлен в клети при ложи жены его. И посмотрих оною потаеною утлиною по всей клети, и не виде мя тамо никтоже, отомкнувся извну и вышед из скрыни, и ходих един по клети и вся вещи, тамо бывшия, присмотрих. И узре при возглавии ложнем²⁶⁶ шкатуну водовейную и отворих ея, и сия драгия клейноты и пояс, и перстень из шкатуны взях с собою, и тако в скрыню свою влезох и замкнувся извнутри. И егда прейде день и приближися вечер, прииде оная госпожа Φлорентия в клеть свою с девицами, и сяде на ложи своем, и начат раздеватися. И с прочею одеждою и срачицу с себе совлечет. Аз же утлиною прилежно смотрях и узре на теле ея под левым сосцем бородавку с пятию или с шестию власы лисоватыми. А с нею ни единаго слова не глаголах и гласа моего не смеях явити ей, а потом нигде никогда же не видех ю».

Викентий же услыша от Амбросия таковыя глаголы и от великия болезни паде на землю, яко мертв. И едва отдохнув, и начат рыдати и глаголати «О злый и многокозненный Амбросие! Порадовахся тленному богатству, неправду ми еси прежде о жене моей поведал! Аз же простою моею душею поях веры ложному твоему доводу и того ради залог твой отдах и добронравную жену мою без всякого милосердия рабу своему в пусте месте повелех за то убити и польским²⁶⁷ зверем и птицам небесным на снедение оставити». И сия слышавшии царь салтан, князи и бояре и весь сигклит царский зело о сем печальни Быша, и мягкосердечнии же вельми прослезившеся, и увещающе Викентия от плача и рыдания.

Истван же, не могий от слез удержатися, начат с великим рыданием плакати. Приступи близ Викентию и паде пред царем, глаголя «О пресветлый и вседержавный царю! Благодарю тя за премногую твою ко мне милость, яко на правду сего Амбросия привел еси. Его же аз, окаянная, отнюдь никогда же видела. Се бо мужа моего Викентия ложно до великого убытку доведе и нестерпимыя срамоты достави. А мене, бедную и убогую, в погибель врину и в вечное позорище и посмеятельство приведе, и худыя славы доставил. А сей Викентий есть воистинну возлюбленный мой муж!» И, объемши Викентия, начат рыдати зельне и облобыза его, и рече ему «Сожителю мой драгий и прелюбезный! Аз есмь возлюбленная жена твоя Флорентия». И отложа стыд, открыв перси своя и показа мужеви своему Викентию для достоверия под левым сосцем своим бородавку с лисоватыми власы. Викентий же добре уверився. И вси, зряше в той час, познаша ю быти жену. Царь же салтан начат дивитися с бояры своими доброму разуму и смиреномудрию жены Флорентии, яко в толикой печали и во многом сетовании и скорби велицей не премени благочестия своего, но обаче уцеломудрися и во всем служении своем царю салтану любима вельми бысть.

И в той час повеле царь салтан залог Викентиев у Амбросия скоро взяти и вся имения, еже приобрел есть Амбросий тем богатством, повеле Викентию и жене его отдати. Купца же Амбросия нага поставляше. И повеле царь вскоре медом намазати его по всему телу и, отвезше в лес, за ребра повесити. И тако от различных червей, и от ос, и от пчел, и от шерсней, и от мух, и от павуков, и от слепней на долгое время яден бысть и зле замучися.

Викентий же с женою своею Флорентиею царю салтану воздаша благодарение за истинное его правосудство. И облечеся Флорентия в женское платие, и бысть вельми прекрасна, добротою своею процветая, якоже доброплодный финик, и добронравием украшаяся, яко маслина плодовита, паче многих славных жен. Царь же отпусти их с миром и проводити их повеле до града Еневы со всем имением Амбросиевым до дому их во всяком благочестии и славе велицей. И своими царскими дары по премногу одари их за оную верную службу и за великое терпение Истваново.

Баба же оная, которая помогала злокозненному Амбросию во злодействе его, должна бы была по повелению цареву велицей муце. Но прежде уведала, яко за ея промыслом повеле Викентий жену свою убити, убояся вельми и прежде пришествия их во град, скоро шед в некое место, сама ся обесила²⁶⁸.

По сем же Викентий с женою своею доидоша до града Еневы и до дому своего и начаша жити в велицей радости и в веселии, славяще Христа Бога и Пречистую его Богоматерь. И от имения своего начаша милостыню многу творити, рабы и рабыни своя наделяти добре и вся убогия и бедныя, хромыя и слепыя в дом свой приводити и питати, и нагия одевати, и того ради наипаче богатством отвсюду множащимся. И тако в великом богатстве и славе пожиша лета довольна. Чада своя воспитавше и добре их управиша со всяким преполнением. И рабы своя, якоже и чада своя, богатством преисполниша и свободу коемуждо их даша. Раби же до живота их не восхотеша отъити никако, они же самовольно, яко отцев чада, держахуся и служахуся им верно во всем. Оного же раба, иже дарова Флорентии живот вместо незапныя смерти, начаша зело любити и жаловати по премногу, яко сына своего единородного, и вся имения своя ему вручиша. Он же вместо господина своего бысть во граде Еневе славный купец и во вся страны и в помория своими корабли плавания творяше, и во многих окрестных царствах славен и честен купец, якоже и Викентий.

Зрите, любимицы, яко правда от смерти избавляет, иже кто ея крепце в себе сокрывает.

Конец.