Две беседы на слова: «Приветствуйте Прискиллу и Акилу» и проч. (Рим.16:3)

В Св. Писании нет ничего излишнего. – Отчего зарождаются ереси. – На что нужно обратить внимание в рассматриваемом приветствии. – Ап. Павел приветствует рабочих и бедных. – В этом заключается его благородство. – Не должно порицать брака. – Назиданием служат не только слова праведных, но и их жизнь. – Нравственное увещание к ручному труду. – Не должно стыдиться труда и положения

1. Многие из вас, я думаю, удивляются этому отделению прочитанного из апостольского послания, или лучше – считают эту часть послания неважной и излишней, потому что она содержит только приветствия, непрерывно следующие одни за другими: поэтому и я, вознамерившись сегодня говорить о другом, оставил тот предмет и готов остановиться на этом, дабы вы убедились, что в Священных Писаниях нет ничего лишнего и ничего неважного, хотя бы то была одна иота, хотя бы одна черта, но и простое приветствие открывает нам великое море мыслей. Что я говорю: простое приветствие? Часто прибавление и одной буквы привносит целый ряд мыслей. Это можно видеть в имени Авраама. И не безрассудно ли, – когда кто получает письмо от друга, то читает не только содержание письма, но и находящееся внизу приветствие, и по нему особенно заключает о расположении писавшего; а когда пишет Павел, или лучше – не Павел, но благодать Духа провещает послание к целому городу и к такому множеству народа, а через них и ко всей вселенной, – то считать что-нибудь из написанного излишним, пробегать без внимания и не помышлять о том, что от этого все извратилось? Оттого, подлинно оттого мы впали в великое нерадение, что читаем не все Писания, но, избирая то, что считаем более ясным, на прочее не обращаем никакого внимания. Оттого вошли и ереси, что мы не хотим читать всего состава (Писания), что считаем нечто в нем излишним и неважным. Поэтому всем прочим мы усердно занимаемся, не только излишним, но и бесполезным, вредным; а знание Писаний у нас пренебрегается и презирается. Люди, страшно привязанные к зрелищу конских ристалищ, могут со всей точностью назвать и имена, и стадо, и породу, и отечество, и воспитание коней, и годы их жизни, и быстроту бега, и который из них, с которым состязаясь, одержит победу, и какой конь, из какой будучи выпущен ограды, и с каким наездником одержит верх на ристалище и перебежит соперника. Также занятые плясками не меньше тех, но еще больше обнаруживают безумную страсть к тем, которые бесчинствуют на зрелищах, т.е. к шутам и плясунам, пересказывая и род их, и отечество, и воспитание, и все прочее. А мы, когда спрашивают нас, сколько и какие послания Павла, не умеем сказать и числа их. Если же некоторые и знают число их, то на вопрос о городах, к которым писаны послания, отвечать не могут. Евнух и иноземец, развлекаемый множеством забот по множеству дел, так прилежно занимался Библией, что даже во время путешествия не оставался праздным, но, сидя на колеснице, с великим тщанием занимался чтением Божественных Писаний; а мы, не имея и малой части его занятий, изумляемся, слыша даже названия посланий, несмотря на то, что каждый воскресный день собираемся здесь и наслаждаемся слушанием Божественных Писаний. Впрочем, чтобы нам не употребить всей беседы на одни обличения, представим теперь самое приветствие, которое кажется излишним и ненужным. Когда оно будет объяснено и когда будет показана польза, какую оно доставляет внимательно слушающим его, тогда больше обнаружится вина тех, которые пренебрегают такими сокровищами и выпускают из рук духовное богатство. Какое это приветствие? «Приветствуйте, – говорит апостол, – Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе» (Рим.16:3). Не кажется ли это простым приветствием, не представляющим нам ничего великого и важного? Посвятим же ему одному всю беседу, или лучше – сегодня, при всем старании, мы не в состоянии будем исчерпать для вас все мысли, заключающиеся в этих немногих словах; но необходимо отложить для вас и на другой день множество соображений, рождающихся от этого малого приветствия. Поэтому я намереваюсь теперь объяснить не все это приветствие, а только часть его, начало и вступление. «Приветствуйте Прискиллу и Акилу».

2. Во-первых, надобно подивиться добродетели Павла, как он, которому вверена была вся вселенная, который вмещал в душе своей и землю, и море, и все города под солнцем, и варваров и эллинов, и столько народов, так заботился об одном муже и об одной жене. Во-вторых, нужно подивиться и тому, какую бдительную и попечительную имел он душу, помня не только всех вообще, но и в частности каждого из почтенных и благородных людей. Теперь нисколько не удивительно, что так поступают предстоятели церквей, потому что и те смятения прекратились, и они принимают на себя попечение об одном только городе; а тогда не только великость опасностей, но и расстояние пути, и множество забот, и непрерывные войны, и непостоянное всегда и у всех пребывание, и многие другие еще большие обстоятельства в состоянии были изгладить из памяти и самих близких, однако не изгладили этих людей. Почему же они не изгладились? По великодушию Павла, по его горячей и искренней любви. Он так удерживал их в душе своей, что часто вспоминал о них и в посланиях. Но посмотрим, кто и каковы это были люди, которые так привязали к себе Павла и привлекли к себе любовь его. Не консулы ли какие-нибудь, или военачальники, или правители, или облеченные каким-либо другим отличием, или владевшие великим богатством, и из числа предводителей города? Нельзя сказать ничего такого, а совершенно напротив: это были люди бедные и неимущие, жившие трудами рук своих. «Ибо ремеслом их было делание палаток» (Деян.18:3). И, однако, Павел не стыдился и не считал бесчестием для царственного города и для народа, высоко думавшего о себе, заповедовать, чтобы они приветствовали этих ремесленников, и не думал, что дружбой к этим оскорбит тех: так он всех учил тогда любомудрствовать. Мы часто, имея родственников, которые немного беднее нас, чуждаемся близости к ним и считаем бесчестием, если когда-нибудь окажемся их родственниками; а Павел не поступает так, но даже хвалится этим, и не современникам только, но и всем потомкам объявил, что те скинотворцы были первыми в числе друзей его. Пусть никто не говорит мне: что важного и удивительного, если он, занимавшийся сам тем же ремеслом, не стыдился своих соремесленников? Что говоришь ты? Это-то самое особенно и важно, и удивительно. В самом деле, не столько те, которые могут указать на знаменитость предков, стыдятся низших; сколько те, которые некогда были в том же низком состоянии, а потом вдруг достигли какой-либо славы и знаменитости. А что не было никого славнее и знаменитее Павла, что он был знатнее самих царей, это всякому известно. Кто повелевал бесами, воскрешал мертвых, повелением своим мог ослеплять и исцелять ослепших, чьи одежды и тень прекращали всякого рода болезни, того, очевидно, можно было почитать уже не человеком, а некоторым ангелом, сшедшим с неба. Но, несмотря на то, что он пользовался такой славой, везде возбуждал удивление, и где бы ни являлся, всех обращал к себе, он не постыдился скинотворца и не считал этого унижением для людей, имевших такие отличия. В Церкви Римской, вероятно, было много знаменитых людей, которых он понуждал приветствовать тех бедняков. Он знал, верно знал, что благородство состоит не в блеске богатства и не во множестве денег, но в скромности нравов, так что люди, не имеющие ее, а гордящиеся славой своих родителей, хвалятся одним только пустым именем благородства, а не самим делом; или лучше – и самое имя часто отнимается у них, если кто будет восходить к дальнейшим предкам этих благородных. В самом деле, если станешь тщательно исследовать о человеке знаменитом и славном, который может назвать благородного отца и деда, то часто найдешь, что прадедом его был человек низкий и неизвестный; равным образом, если мы, восходя мало-помалу, исследуем весь род людей, считающихся низкими, то часто найдем, что древнейшими их предками были правители и военачальники, а потом они переродились в пастухов лошадей и свиней. Зная все это, Павел невысоко ценил эти отличия, но искал благородства души и ему удивляться учил других. Таким образом, мы получаем уже и отсюда немалую пользу, (научаясь) не стыдиться никого из людей простых, обращать внимание на душевную добродетель, а все наши внешние преимущества считать излишними и бесполезными.

3. Можно получать отсюда и другую не меньшую пользу, которая особенно ограждает нашу жизнь, если употребляется надлежащим образом. Какая же это? Та, чтобы не осуждать брака и не считать препятствием и помехой на пути, ведущем к добродетели – иметь жену, воспитывать детей, управлять домом и заниматься ремеслом. Вот, и здесь были муж и жена, управляли мастерской, занимались ремеслом и показали любомудрие гораздо более совершенное, чем живущие в монастырях. Откуда это известно? Из того, как приветствовал их Павел, или лучше – не из того, как он приветствовал, но из тех слов, которыми после он свидетельствовал о них. Сказав: «Приветствуйте Прискиллу и Акилу», он присовокупил и их достоинство. Какое же именно? Не сказал: богатых, знаменитых, благородных, но что? «Сотрудников моих во Христе Иисусе» (Рим.16:3). А с этим ничто не может сравниться в отношении к добродетели. И не отсюда только можно видеть добродетель их, но и из того, что он пробыл у них не один день или два, или три, но целых два года. Как мирские начальники никогда не решились бы остановиться у людей простых и незначительных, но отыскивают великолепные дома каких-нибудь значительных мужей, чтобы незначительность лиц, которые принимают их, не унизила величия их достоинства, так поступали и апостолы: они останавливались не у всякого, у кого случится; но как те ищут великолепия дома, так они искали добродетели души и, тщательно разведав о нужных для них людях, останавливались у них. Этого требовал и закон, данный Христом. В какой град, или «и в какой дом войдете», говорил Он, спросите, кто в нем достойный, – «там оставайтесь» (Лк.9:4). Следовательно, те (Прискилла и Акила) были достойны Павла; если же они были достойны Павла, то достойны и Ангелов. Эту хижину я смело мог бы назвать и небом, и церковью, потому что где был Павел, там был Христос: «Ищете доказательства, – говорит он, – Христос ли говорит во мне» (2Кор.13:3), а где был Христос, там постоянно привитали и Ангелы.

Если же они и прежде оказались достойными служения Павлу, то представь, какими сделались они, прожив вместе с ним два года, наблюдая и вид его, и походку, и взор, и род одежды, и входы, и исходы, и все прочее. У святых не одни только слова, наставления и увещания, но и весь вообще образ жизни бывает для внимательных достаточным уроком любомудрия. Представь, каково было видеть Павла, когда он совершал вечерю, обличал, утешал, молился, плакал, выходил и входил. Если мы, имея только четырнадцать посланий его, носим их по всей вселенной, то те, которые имели у себя сам источник посланий, язык вселенной, свет церквей, основание веры, столп и утверждение истины, какими не могли сделаться, живя вместе с таким ангелом? Если одежды его были страшны для бесов и имели столь великую силу, то сожительство с ним какой не могло привлечь благодати Духа? Видеть одр Павла, постель его, обувь его, – недостаточным ли это было для них побуждением к постоянному сокрушению? Если бесы, видя одежды его, трепетали, то тем более верные и жившие вместе с ним сокрушались, видя их. Не излишне исследовать и то, почему он в приветствии поставил Прискиллу прежде мужа, не сказав: «Приветствуйте Акилу и Прискиллу», но: «Прискиллу и Акилу». И это он сделал не без основания, но, мне кажется, потому, что видел в ней больше благочестия, чем в муже. А что сказанное – не догадка, это можно видеть и из Деяний (Апостольских). В самом деле, Аполлоса, человека красноречивого и сведущего в Писаниях, но знавшего только крещение Иоанново, она, приняв, наставила в пути Божием и сделала совершенным учителем (Деян.18:24, 25). При апостолах женщины не заботились о том, о чем заботятся нынешние – как бы одеться в великолепные одежды и прикрасить лице свое умываниями и притираниями, и мучат мужей своих, заставляя покупать и платье более дорогое, чем у соседки и женщины равного звания, и белых мулов, и золоченую сбрую, и евнухов для прислуги, и большую толпу служанок, и все прочее, относящееся к смешной пышности. Отказавшись от всего подобного и отвергнув мирскую гордость, (женщины при апостолах) домогались только одного, как бы сделаться общниками апостолов и участвовать в одной и той же с ними ловитве. Поэтому не одна Прискилла была такова, но и все другие. Так о некоторой Персиде Павел говорит: «которая много потрудилась о Господе» (Рим.16:12), хвалит и Марию и Трифену за эти труды, за то, что они трудились с апостолами и посвящали себя на те же подвиги. Как же в Послании к Тимофею он говорит: «А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии» (1Тим.2:12)? Это тогда, когда и муж благочестив, и имеет ту же веру, и участвует в той же мудрости; а когда он неверный и заблуждающийся, тогда апостол не лишает ее власти учить. Так в Послании к Коринфянам он говорит: «И жена, которая имеет мужа неверующего, ...не должна оставлять его. Почему ты знаешь, жена, не спасешь ли мужа?» (1Кор.7:13, 16). Как же верная жена может спасти неверного мужа? Оглашая его, наставляя и приводя к вере, как и эта Прискилла – Аполлоса. С другой стороны, когда Павел говорит: «Учить жене не позволяю», то разумеет учение с амвона, беседу в общем собрании, свойственную священникам; а частным образом увещевать и советовать он не запретил, потому что, если бы последнее было запрещено, то он не похвалил бы Прискиллу за то, что она делала это.

4. Пусть слушают это мужи, пусть слушают и жены: последние для того, чтобы подражать той, которая была одного с ними пола и одинаковой природы, а первые для того, чтобы им не оказаться слабее женщины. Какое мы будем иметь оправдание, какое прощение, когда женщины показывают столько усердия и столько любомудрия, а мы непрестанно будем заняты мирскими делами? Пусть узнают это и начальники и подчиненные, и священники и находящиеся в звании мирян, чтобы первые не удивлялись богатым и не гонялись за великолепными домами, но искали добродетели с бедностью, не стыдились беднейших братий и не избегали ни скинотворца, ни кожевника, ни пурпуропродавца, ни медника, оказывая уважение не только лицам, облеченным властью; а подчиненные не считали своего состояния препятствием к принятию святых, но, помня о вдове, которая приняла Илию, имея только горсть муки (3Цар.17:10), и о тех, которые два года держали у себя Павла, открывали свои дома нуждающимся и все, что имеют, делили со странниками. Не говори мне, что нет у тебя рабов для прислуги. Хотя бы у тебя было их множество, Бог повелевает тебе самому собирать плод гостеприимства. Поэтому Павел, обращаясь к жене-вдовице и заповедуя ей принимать странников, повелел делать это ей самой, а не через других, потому что, сказав: «принимала странников», присовокупил: «умывала ноги святым» (1Тим.5:10). Не сказал: если издерживала деньги или приказывала слугам делать это, но: если делала это сама. Поэтому и Авраам, имея триста восемнадцать домочадцев, сам побежал к стаду, принес тельца и устроил все прочее, и жену сделал участницей в плодах гостеприимства. Для того и Господь наш Иисус Христос родился в яслях и по рождении воспитывался в доме, и в возрасте не имел, где главу приклонить, чтобы всем этим научить тебя – не обольщаться великолепными вещами настоящей жизни, но во всем любить простоту, искать бедности, избегать богатства и украшаться внутренно.

«Вся слава дщери Царя, – говорит Писание, – внутри» (Пс.44:14). Если ты имеешь расположение к гостеприимству, то имеешь все нужное для гостеприимства, хотя бы у тебя был один только овол; если же ты человеконенавистен и не любишь странников, то, хотя бы ты имел изобилие во всем, твой дом тесен для странников. Прискилла не имела ложа, украшенного серебром, но имела строгое целомудрие; не имела постели, но обладала волей приветливой и гостеприимной; не имела блестящих колонн, но имела блистательную красоту души; не имела стен, обложенных мрамором, ни пола, испещренного драгоценными камнями, но сама была храмом Духа. Это похвалил, этим восхищался Павел; поэтому он два года прожил безотлучно в их доме, поэтому он постоянно вспоминает их и воздает им великую и дивную похвалу, – не для того, чтобы сделать их более известными, но чтобы в других возбудить такую же ревность и убедить – считать счастливыми не богатых и не облеченных властью, но странноприимных, милостивых, человеколюбивых, оказывающих великое дружелюбие к святым.

5. Узнав это из настоящего приветствия, будем и мы показывать то же самими делами: не станем без разбора считать богатых счастливыми, а бедных унижать, не станем стыдиться ремесел и будем считать бесчестием не работу, но праздность и безделье. Если бы работа была бесчестием, то не занимался бы ею Павел и не хвалился бы особенно ею, говоря так: «Если я благовествую, то нечем мне хвалиться, потому что это необходимая обязанность моя... За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую о Христе безмездно» (1Кор.9:16, 18). Если бы ремесло было бесчестием, то он не повелел бы, чтобы неработающие и не ели (2Фес.3:10). Один только грех служит к бесчестию, а его обыкновенно порождает праздность, и не один только и два, или три, но всякий вообще порок. Поэтому и некто премудрый, показывая, что праздность научила всякому злу, и беседуя о слугах, говорит: «Употребляй его на работу, чтобы он не оставался в праздности» (Сир.33:28). Что узда для коня, то работа для нашей природы. Если бы праздность была добром, то все произращала бы земля незасеянная и невозделанная; но она не производит ничего такого. Некогда Бог повелел ей произвести все без возделания, но теперь не делает так, а заповедал людям и запрягать волов, и влачить плуг, и проводить борозду, и бросать семена, и многими другими способами ухаживать и за виноградной лозой, и за деревьями, и за семенами, чтобы занятие работой отклоняло душу работающих от всякого зла. Вначале, чтобы показать Свою силу, Он устроил так, что все произошло без наших трудов: «Да произрастит земля зелень, траву», – сказал Он (Быт.1:11), и тотчас все зацвело; но после не так, но повелел, чтобы земля произращала при помощи и наших трудов, дабы ты знал, что Он ввел труд для нашей пользы и нашего блага. Хотя наказанием и мучением кажутся слова: «В поте лица твоего будешь есть хлеб» (Быт.3:19), но на самом деле они – некоторое внушение и вразумление, и врачество против ран, происшедших от греха. Поэтому и Павел непрестанно работал, не только днем, но даже и ночью. Это возвещает он, когда говорит: «Труд наш и изнурение: ночью и днем работая, чтобы не отяготить кого из вас» (1Фес.2:9). И не для удовольствия только и душевного отдыха он занимался работой, как делают многие из братий, но прилагал такое усердие к труду, что мог помогать и другим. «Нуждам моим, – говорит он, – и нуждам бывших при мне послужили руки мои сии» (Деян.20:34). Человек, повелевавший бесами, бывший учителем вселенной, которому вверено было попечение о всех живущих на земле, который с великим усердием заботился о всех церквях, находящихся под солнцем, о племенах, народах и городах, работал день и ночь и нимало не отдыхал от этих трудов; а мы, не имеющие и малейшей части забот его, или даже не могущие и представить их в уме своем, проводим жизнь постоянно в праздности. Какое же будем мы иметь оправдание, скажи мне, или какое прощение? Оттого всякого рода зло вошло в жизнь, что многие считают величайшим достоинством – не заниматься своими ремеслами и крайним позором – показаться сведущим в чем-нибудь подобном. А Павел не стыдился в одно и то же время держать нож в руках и сшивать кожи, и беседовать с людьми, находящимися в почестях, но даже хвалился этим, когда приходили к нему тысячи славных и знаменитых людей; и не только не стыдился делать это, но и в своих посланиях, как бы на медном столбе, объявлял о своем ремесле. Так, чему он вначале научился, тем занимался и впоследствии, и после того, как восхищен был до третьего неба, после того, как перенесен был в Рай, после того, как слышал от Бога неизреченные глаголы; а мы, недостойные и подошв его, стыдимся того, чем он хвалился, и согрешая каждый день, не обращаемся и не считаем этого бесчестием, а того, чтобы жить праведными трудами, избегаем, как чего-то постыдного и смешного. Какую же, скажи мне, мы будем иметь надежду спасения? Стыдящемуся следует стыдиться греха, – оскорбить Бога и сделать что-нибудь недолжное, а ремеслами и работами надобно даже хвалиться. Таким образом, через занятие работой мы и дурные помыслы легко исторгнем из души, и будем помогать нуждающимся, и не станем беспокоить двери других, и исполним закон Христов, который говорит: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян.20:35). Для того нам и даны руки, чтобы мы и себе помогали, и увечным по телу доставляли, по возможности, все необходимое из нашего имущества; так что, если кто живет в праздности, то, хотя бы он и был здоров, он несчастнее одержимых горячкой; эти имеют извинение в своей болезни и могут найти сострадание, а те, позоря телесное здоровье, справедливо всеми ненавидятся, как преступающие законы Божии и причиняющие вред трапезе немощных, и делающие свою душу худшей. В самом деле, не в том только зло, что тогда как надлежало бы питаться собственными средствами и собственными трудами, они беспокоят дома других, но что они и сами становятся хуже всех. Нет, подлинно нет ничего в мире, что не портилось бы от бездействия. Так, вода стоячая загнивает, а текучая и всюду разливающаяся сохраняет свою доброту; и железо, лежащее без движения, становится слабее и хуже, и точится большей ржавчиной, а находящееся в деле становится гораздо полезнее и красивее, блистая нисколько не хуже всякого серебра; и земля, остающаяся в покое, как всякий может видеть, не произращает ничего хорошего, но дурные травы, терния, волчцы и бесплодные деревья, а получающая возделывание обильно производит питательные плоды. Вообще сказать, всякое существо от бездействия портится, а от свойственной ему деятельности становится полезнейшим. Итак, зная все это, сколько вреда от праздности и сколько пользы от деятельности, будем первой избегать, а последней держаться, чтобы нам и настоящую жизнь прожить благопристойно, и нуждающимся помогать из своего имущества, и, усовершив свою душу, получить вечные блага, которых да сподобимся все мы, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава, с Отцом и Святым Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Слово об Акиле и Прискилле и о том, что не должно худо говорить о священниках Божиих

Как велика была заботливость ап. Павла. – Прискилла и Акила были счастливее царей земли. – Строгость апостолов: польза этих примеров. – Возражение против апостолов и против других христиан касательно бедности: ответ неверующим. – Почему Иисус Христос одобрил бедность? – Почему Он не поставил ее в безусловную и постоянную обязанность Своим ученикам? – Как нужно истолковывать известные повеления. – Сравнение между богатым и бедным. – Единение и взаимная любовь учителей и учеников во времена апостолов как источник процветания христианства. – Какой великий грех злословить вождей Церкви. – Злословя их, тем самым мы вредим самим себе. – Даже когда они имеют недостатки, мы должны воздерживаться от осуждения их по причине священного характера их личности; было бы постыдным лицемерием – публично оказывать им почтение и прибегать к их помощи, а у себя дома злословить их или одобрять тех, кто их злословит. – Этот недостаток почтения и любви к священникам есть язва Церкви. – Кроме того, это прямо подрывает и наше спасение, потому что раз мы не хотим подвергаться Суду Божию, мы не должны судить других, а должны судить самих себя.

1. Убедились ли вы, что не должно считать излишним ничего из находящегося в Божественном Писании? Научились ли тщательно исследовать и надписи, и имена, и простые приветствия, написанные в Божественных изречениях? Я думаю, что уже никто из трудолюбивых не позволит себе пропустить без внимания какие-нибудь слова, помещенные в Писаниях, будет ли то перечисление имен, или счет лет, или простое кому-нибудь приветствие. Впрочем, чтобы это убеждение было тверже, займемся и сегодня остальной частью приветствия Прискилле и Акиле. Самое вступление к нему доставило нам немало пользы. Оно научило нас, какое добро – труд, и какое зло – праздность, и какова была душа Павла, как бдительна и заботлива, оказывая великое попечение не только о городах, племенах и народах, но и о каждом отдельно верующем. Оно показало, что бедность нисколько не служит препятствием к гостеприимству, что везде нужны не богатство и деньги, но добродетель и благочестивое расположение души, и что славнее всех люди, имеющие страх Божий, хотя бы они были доведены до крайней бедности. Так, Прискиллу и Акилу, скинотворцев и ремесленников, притом живших в бедности, мы теперь ублажаем больше всех царей; облеченные почестями и властью проходятся молчанием, а скинотворец с женою прославляются во всей вселенной. Если же здесь они пользуются такой славой, то представь, каких воздаяний и венцов удостоятся они в тот день (последнего Суда); но и прежде того дня немало и удовольствия, и пользы, и славы получили они, прожив столько времени вместе с Павлом. Как я говорил прежде, так и теперь скажу и не перестану говорить, что не только учение или увещание и совет, но и сам вид святых доставлял много удовольствия и пользы, и даже самое употребление одежд и самый род обуви. Подлинно, много пользы происходит для нашей жизни от того, чтобы знать, в какой мере они пользовались необходимым. Они не только не выходили из пределов нужды, но иногда не пользовались и всем самым необходимым, а жили и в голоде, и в жажде, и в наготе. Так Павел, заповедуя ученикам, говорил: «Имея пропитание и одежду, будем довольны тем» (1Тим.6:8); а о себе самом говорит: «Даже доныне терпим голод и жажду, и наготу и побои, и скитаемся» (1Кор.4:11) Но в то время как я говорил, мне пришло на мысль нечто, заслуживающее исследования, о чем и необходимо сказать теперь. Что же это такое? Я говорил, что и вид апостольских одежд доставляет нам великую пользу; но между тем как я говорил об этом, мне пришел на мысль закон, который дал Христос апостолам и который говорит: «Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха» (Мф.10:9, 10); а между тем оказывается, что Петр имел сапоги. Так, когда Ангел пробудил его от сна и выводил из темницы, то сказал ему: «Опояшься и обуйся... надень одежду твою и иди за мною» (Деян.12:8). И Павел в Послании к Тимофею говорит: «Принеси фелонь, который я оставил в Троаде у Карпа, и книги, особенно кожаные» (2Тим.4:13). Что говоришь ты? Христос заповедал не иметь и сапогов, а ты имеешь и фелонь, а у другого есть и сапоги? Если бы это были люди обыкновенные и не всегда повиновавшиеся Учителю, то здесь не было бы и вопроса; но так как они предали Ему души свои, были верховными и первыми из учеников и во всем повиновались Христу, а Павел не только исполнял заповеданное, но и восходил выше назначенных пределов, и тогда как Христос заповедал жить от благовестия, он жил трудами рук своих и таким образом делал нечто больше заповеданного, то действительно достойно исследования, почему они, во всем повинуясь Христу, в этом случае, по-видимому, нарушают закон Его? Нет, они не нарушают его. Речь об этом будет нам полезна не только для оправдания тех святых, но и для заграждения уст язычникам. Многие, разоряющие дома вдовиц, лишающие одежды сирот, присвояющие имущество всех, по настроению своему нисколько не лучше волков, живущие чужими трудами, – видя иногда некоторых из верных по болезни телесной одетыми в несколько одежд, тотчас указывают нам на закон Христов и говорят такие слова: не заповедал ли вам Христос не иметь двух одежд, ни сапогов? Как же вы нарушаете постановленный на это закон? И потом, сильно посмеявшись и похохотавши, и наругавшись над братом, уходят. Поэтому, чтобы этого не было, обуздаем теперь и их бесстыдство. Конечно, можно было бы избавиться от них, сказав только следующее. Что же именно? Вот что: если ты считаешь Христа достойным веры, то справедливо представляешь это и спрашиваешь у нас; если же ты не веришь Ему, то для чего указываешь на законы Его? На самом же деле, когда ты хочешь осуждать нас, то Христос кажется тебе достойным веры Законодателем; а когда нужно поклоняться и удивляться Ему, то не оказываешь никакого уважения к общему Владыке вселенной.

2. Но, чтобы они не подумали, будто мы говорим это по невозможности защищаться, приступим к самому решению вопроса. Какое же будет решение? Для этого нужно посмотреть, кому и когда, и почему Христос заповедал это. В самом деле, не только сами сказанные слова надобно рассматривать, но и лицо, и время, и причину, и все это должно тщательно исследовать. Рассматривая внимательно, мы найдем, что это заповедано было не всем, но одним апостолам, и им не навсегда, но на некоторое определенное время. Откуда это видно? Из самих слов (Господа). Призвав двенадцать учеников, Он сказал им: «На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите; а идите наипаче к погибшим овцам дома Израилева... больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте; даром получили, даром давайте. Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои» (Мф.10:5–9). Посмотри на мудрость Учителя, как Он сделал заповедь легкой. Сначала сказал Он: «Больных исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте» и щедро даровал им свою благодать, а потом заповедал это, обилием знамений делая легкой и удобной эту бедность. Но не отсюда только видно, что им одним была дана указанная заповедь, но и из многого другого. Так тех дев Господь наказал за то, что они не имели елея в светильниках своих (Мф.25:1–9); и других Он осуждает за то, что они видели Его алчущим – и не напитали, видели жаждущим – и не напоили (Мф.25:41–42). А у кого нет ни меди, ни сапогов, а одна только одежда, тому, как возможно было бы напитать другого, как одеть нагого, как ввести в дом бесприютного? Кроме этого, то же самое будет ясно видно и из другого случая. Когда некто подошел и сказал: «Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?», – и когда Христос перечислил все заповеди закона, а тот, продолжая спрашивать, говорил: «всё это сохранил я от юности моей; чего еще недостает мне?», – то Он сказал ему: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф.19:16, 20, 21). Если бы бедность была законом и повелением, то надлежало бы с самого начала сказать это, и постановить законом и предписать в виде повеления, а не высказывать в виде совета и увещания. В самом деле, когда Он говорит: «Не берите с собою ни золота, ни серебра», то говорит как повелевающий; а когда говорит: «если хочешь быть совершенным», то говорит, как советующий и увещевающий. А не одно и то же – советовать и давать закон. Кто дает закон, тот желает, чтобы предписанное непременно было исполняемо; а кто советует и увещевает, и представляет на волю слушающего избрать то, о чем говорит, тот делает слушателя властным принять и не принять. Поэтому Он не просто сказал: «пойди, продай имение твое», чтобы ты не считал этих слов законом, а как? «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое», – дабы ты знал, что это дело зависит от воли слушающих.

Итак, что та заповедь дана была одним апостолам, ясно видно отсюда; но разрешения вопроса мы еще не нашли. В самом деле, если и одним им это было поставлено в закон, то почему они, получив заповедь не иметь ни сапогов, ни двух одежд, оказываются имеющими: один – сапоги, а другой – и фелонь? Что сказать на это? То, что и их Христос не навсегда подчинил этому требованию закона, но, намереваясь идти на спасительную смерть, Он освободил их от этого закона. Откуда это видно? Из самых слов Спасителя. Когда Он готовился идти на страдание, то, призвав их, сказал: «Когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток? Они отвечали: ни в чем. Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лк.22:35, 36). Но, может быть, кто-нибудь скажет: апостолов ты действительно оправдал этими словами; но теперь требуется объяснить, почему Христос давал противоположные заповеди, то говоря: «не берите... поясы свои», то повелевая: «кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч»? Почему же Он так поступил? Согласно с Его премудростью и попечительностью об учениках. Вначале Он заповедал им первое, чтобы они самим делом и опытом узнали силу Его и, узнав, смело пошли потом по всей вселенной. Когда же они достаточно узнали силу Его, то Он хотел, чтобы они показали и собственную свою доблесть, не хотел до конца пестовать их, но часто дозволял и попускал впадать им и в искушения, чтобы они не оставались навсегда без упражнения. Как учители плавания сначала, подложив свои руки, с великой тщательностью поддерживают своих учеников, а спустя один, два или три дня, часто, отняв свою руку, приказывают им самим поддерживать себя, а иногда попускают им и немного погружаться, и хлебнуть немало воды, так точно и Христос поступил с учениками. Вначале и при первых шагах Он не попустил им потерпеть ни малого, ни великого, но везде был присущ им, ограждая и охраняя их, и все предоставляя им в изобилии; а когда надлежало им показать и собственное мужество, то Он несколько сократил Свою благодать, заповедав им совершать многое и собственными силами. Поэтому-то, когда они не имели ни сапогов, ни пояса, ни посоха, ни меди, то не терпели ни в чем недостатка: «Имели ли, – говорит Он, – вы в чем недостаток? Они отвечали: ни в чем». А когда Он заповедал им иметь и суму, и мех, и сапоги, то они оказываются и алчущими, и жаждущими, и наготующими. Отсюда видно, что часто Он попускал им и подвергаться опасностям, и терпеть бедствия, чтобы они заслужили какую-нибудь награду. Так и птицы поступают с своими птенцами: пока у тех перья нежные, они, сидя на гнезде, согревают их; а когда увидят, что они оперились и могут рассекать воздух, то сначала приучают их летать около самого гнезда, а потом ведут и далее, сначала следуя за ними и поддерживая их, а после того предоставляя их собственным их силам. Так поступил и Христос, воспитывая учеников в Палестине, как бы в гнезде; когда же научил их летать при Себе и под Своим руководством, то наконец пустил их лететь по вселенной, заповедав им во многих случаях находить помощь в самих себе. А что это справедливо и что для того, дабы они узнали Его силу, Он лишил их всего, послал их в одной одежде и повелел идти без сапогов, это мы ясно увидим, выслушав саму речь Его. Он не просто сказал им: возьмите суму и мех, но напомнил им о прежнем, сказав так: «когда Я посылал вас без мешка и без сумы и без обуви, имели ли вы в чем недостаток?» Т.е. не все ли было у вас без всякого недостатка, не пользовались ли вы великим изобилием? А теперь Я желаю, чтобы вы и сами подвизались, желаю, чтобы вы испытали и бедность. Поэтому уже не подчиняю вас требованию прежнего закона, но позволяю иметь и суму, и мех, чтобы не подумали, что Я действую через вас, как через бездушные орудия, но чтобы и вы могли показать собственное любомудрие.

3. Что же, скажешь, разве не большая обнаружилась бы благодать, если бы они постоянно так жили? Но в таком случае они не сделались бы столь славными, потому что если бы они не испытали никакой скорби, ни бедности, ни гонения, ни притеснения, то прожили бы в бездействии и беспечности; а теперь Христос благоволил, чтобы не благодать только просияла, но обнаружилась и доблесть учеников, дабы впоследствии кто-нибудь не стал говорить, что они не привнесли ничего от себя самих, но все совершилось по мановению Божию. Конечно, Бог мог до конца сохранить их при таком изобилии, но Он не восхотел этого по многим и необходимым причинам, о которых мы часто говорили любви вашей: одна именно та, о которой мы сейчас сказали; другая, не менее важная, та, чтобы они научились быть скромными; и третья та, чтобы им не воздавали славы большей, нежели какая следует человеку. По этим и по многим другим причинам попустив им подвергаться многим неожиданным искушениям, Он не восхотел оставить их под строгостью прежнего закона, но смягчил и облегчил суровость того любомудрия, чтобы жизнь для них не сделалась тяжкой и невыносимой, если бы они часто были оставляемы в опасности и принуждены были хранить тот строгий закон. Впрочем, так как этот неясный предмет надобно объяснить, то необходимо сказать и следующее. Сказав: «Кто имеет мешок, тот возьми его... также и суму», Он присовокупил: «а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лк.22:36).

Что это значит? Не вооружает ли учеников Тот, Который сказал: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую» (Мф.5:39)? Тот, Который заповедал благословлять злословящих, терпеть оскорбления, молиться за гонителей, потом вооружает учеников, и притом одним мечом? И какой был в этом смысл? Если бы непременно нужно было вооружить, то надлежало бы снабдить не одним только мечом, но и щитом, и шлемом, и латами. Подлинно, если бы Он намеревался устроить это по-человечески, то кому не показалось бы смешным такое повеление? В самом деле, хотя бы они взяли бесчисленное множество такого оружия, и тогда одиннадцать человек что значили бы перед такими нападениями и кознями стольких племен, властителей, городов и народов? Могли ли бы они выслушать голос ржущего коня? Не пришли ли бы они в ужас при одном виде войска, будучи воспитаны на озерах и реках, и малых ладьях? Для чего же Он говорит это? Для того, чтобы указать на козни иудеев и на то, что они намереваются схватить Его. Но ясно Он не хотел сказать этого, а сказал прикровенно, чтобы опять не смутить их. Подобно тому, как слыша слова Его: «Что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях... что говорю вам в темноте, говорите при свете» (Мф.10:27), ты разумеешь не то, будто Он заповедует оставить улицы и площадь и проповедовать на кровлях – потому что не видно, чтобы ученики делали это – но слова: «на кровлях» и: «при свете» выражают смелость; а слова: «на ухо» и: «в темноте» означают: то, что вы слышали в малой части вселенной и в одной стране – Палестине, возвещайте по всей земле. Не во тьме и не на ухо, в самом деле, беседовал Он с ними, а часто на высоких горах и в синагогах. Так надобно разуметь и здесь. Поэтому, как там, слыша о кровлях, мы разумели иное, так и здесь, слыша о мечах, мы будем разуметь не то, будто Он повелел приобрести мечи, но то, что мечами Он выражает угрожающие козни и что Ему предстоит потерпеть от иудеев то, что Он потерпел. Это видно из дальнейших Его слов. Сказав: «купи меч», Он присовокупил: «должно исполниться на Мне и сему написанному», что «к злодеям причтен» (Лк.22:37). Когда же они, не поняв сказанного, отвечали: «Вот, здесь два меча», то Он говорит: «довольно» (Лк.22:38). Между тем этого не было довольно. В самом деле, если бы Он хотел, чтобы они пользовались пособиями человеческими, то не только двух или трех, но и ста мечей было бы не довольно; а так как Он не хотел, чтобы они пользовались пособиями человеческими, то и два меча были излишни. Впрочем, Он не объяснил этой прикровенной речи; как, мы видим, Он и часто делал. Когда не понимали сказанного, то Он оставлял и опускал это, предоставляя последующим событиям объяснение сказанного. То же Он сделал и при другом случае. Беседуя о Своем Воскресении, Он говорил так: «Разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его» (Ин.2:19), – однако ученики не поняли этих слов; а что они не поняли, на это указал евангелист, сказав: «Когда же воскрес Он из мертвых», тогда «и поверили Писанию и слову, которое сказал Иисус» (Ин.2:22), и опять в другом месте: «Ибо они еще не знали из Писания, что Ему надлежало воскреснуть из мертвых» (Ин.20:9).

4. Впрочем, вопрос решен достаточно; обратимся к остальной части приветствия. Итак, что же сказано и от чего мы дошли до этого? Мы ублажали Прискиллу и Акилу за то, что они жили вместе с Павлом, что они тщательно изучали в нем и род одежды, и вид обуви, и все прочее. Отсюда родился у нас тот вопрос: именно, мы исследовали, почему, тогда как Христос повелел не иметь совершенно ничего, кроме одной только одежды, апостолы оказываются имевшими и сапоги, и фелонь. Затем было доказано, что, употребляя это, они не нарушали закона, а, напротив, точно соблюдали его. Мы говорили об этом не для того, чтобы поощрять вас к умножению богатства или побудить к приобретению большего, нежели сколько нужно, но чтобы вы могли отвечать неверующим, которые насмехаются над нашим учением. Христос, отменив прежний закон, не заповедал иметь ни домов, ни рабов, ни лож, ни серебряных сосудов, и ничего другого подобного, но только освободил нас от требования прежде сказанного. И Павел так увещевал: «Имея пропитание и одежду, – говорит он, – будем довольны тем» (1Тим.6:8). А то, что превышает нужду, надобно издерживать на нуждающихся, как и поступали те, Прискилла и Акила. Поэтому Павел и хвалит их, и прославляет, и воздает им величайшую честь. Сказав: «Приветствуйте Прискиллу и Акилу, сотрудников моих во Христе Иисусе», он присовокупляет и причину такой любви. Какую же именно? «Которые голову свою полагали за мою душу» (Рим.16:4). Так за это, может быть, скажет кто-нибудь, ты любишь и приветствуешь их? Конечно, потому что, если бы даже одно это было, они достойны были бы похвалы. Кто спас военачальника, тот спас воинов; кто избавил от опасности врача, тот возвратил здоровье больным; кто укрыл от бури кормчего, тот охранил от волн целый корабль. Так и те, которые сохранили учителя вселенной и пролили кровь свою для его спасения, стали общими благодетелями вселенной, своей попечительностью об учителе доставив спасение всем ученикам. А дабы ты знал, что они не только в отношении к учителю были таковы, но и в отношении к братьям оказывали такую же попечительность, выслушай дальнейшее. Сказав: «голову свою полагали за мою душу», он присовокупил: «которых не я один благодарю, но и все церкви из язычников» (Рим.16:4). Что говоришь ты? Скинотворцев, бедняков, ремесленников, у которых нет ничего, кроме необходимой пищи, благодарят все церкви языческие? Какую же пользу могли принести эти двое столь многим церквям? Какое имели они обилие богатства? Какое величие власти? Какое дерзновение перед начальниками? Обилия богатства и силы перед властителями они не имели, но что важнее всего этого, они в преизбытке имели благородное усердие и душу, готовую на опасности. Поэтому они и сделались благодетелями и спасителями многих. В самом деле, не столько могут принести пользы церквям люди богатые, но малодушные, сколько бедные, но великодушные. Пусть никто не считает этих слов странными; это верно и подтверждается самими делами. У богатого много поводов – потерпеть вред: он боится за дом, за слуг, за поля, за сокровища, как бы кто не отнял у него чего-нибудь из этого. Кто владеет многим, становится рабом многого. Напротив, бедный, как человек свободный и чуждый всех этих поводов, есть лев, дышащий огнем, имеет душу отважную и, отрешившись от всего, легко делает все, что может принести пользу церквям, хотя бы нужно было обличить, хотя бы укорить, хотя бы потерпеть множество бедствий для Христа; однажды пренебрегши настоящей жизнью, он удобно и с великой легкостью совершает все. И чего, скажи мне, бояться ему? Чтобы кто-нибудь не отнял у него сокровищ? Но этого нельзя сказать. Чтобы не лишиться отечества? Но вся поднебесная – город для него. Чтобы кто-нибудь не уменьшил его наслаждений и охранной стражи? Но, отказавшись от всего этого, он имеет жительство на Небе и стремится к будущей жизни. Хотя бы нужно было отдать саму душу и пролить кровь, он не откажется. Поэтому такой человек и сильнее, и богаче властителей, и царей, и народов, и всех вообще. А чтобы ты убедился, что эти слова не лесть, но что действительно люди, ничего не имеющие, преимущественно перед всеми могут говорить свободно, посмотри, сколько богатых было во время Ирода, сколько сильных? Но кто выступил на середину, кто обличил тирана, кто защищал оскорбляемые законы Божии? Из богатых никто; а бедный и нищий, не имевший ни ложа, ни стола, ни крова, житель пустыни – Иоанн, этот один и первый со всей смелостью обличал тирана, обнаруживал прелюбодейный его брак и в присутствии и вслух всех произносил осуждающий его приговор. Также прежде него великий Илия, не имевший ничего, кроме милоти, один с великим мужеством обличил нечестивого и беззаконного Ахава. Так, ничто не дает такой смелости в речах, не располагает быть отважным во всех бедствиях, не делает столь непобедимыми и сильными, как то, чтобы не иметь ничего и не быть связанным ничем. Поэтому, кто хочет приобрести великую силу, тот пусть полюбит бедность, пусть презирает настоящую жизнь, пусть считает за ничто смерть. Такой человек не только больше богатых и начальников, но и самих царей, в состоянии будет принести пользу для церквей. Цари и богатые, что ни делали бы, делают посредством денег, а такой человек часто совершает многое и великое, и посредством опасностей и смерти. Чем кровь драгоценнее всякого золота, тем жертва последняя важнее первой.

5. Таковы были и эти гостеприимцы Павла, Прискилла и Акила: они не имели изобилия в имуществе, но имели душу богаче всякого богатства, ожидая смерти каждый день, проводя жизнь среди убийств и крови и постоянно испытывая мученичество. Оттого наши дела в те времена и процветали, что так ученики с учителями и так учителя с учениками были соединены. Ведь не об этих одних говорит Павел, но и о многих других. Так в посланиях к евреям, фессалоникийцам и галатам он свидетельствует, что все подвергались многим искушениям, и объясняет в посланиях своих, что они были гонимы и изгоняемы из отечества, и лишаемы имущества, и терпели бедствия до самой крови, и вся их жизнь была подвижническая; и, однако, они не отказались бы отдать на отсечение сами члены свои за учителей. Так в Послании к Галатам он говорит: «Свидетельствую о вас, что, если бы возможно было, вы исторгли бы очи свои и отдали мне» (Гал.4:15); и Епафродита, бывшего у колоссян, он хвалит за то же, когда говорит: «он был болен при смерти; но Бог помиловал его, и не его только, но и меня, чтобы не прибавилась мне печаль к печали» (Флп.2:27). Это сказал он, выражая, что поистине он скорбел бы о смерти ученика. Также и добродетель его он открывает перед всеми в словах: «Он за дело Христово был близок к смерти, подвергая опасности жизнь, дабы восполнить недостаток ваших услуг мне» (Флп.2:30) Кто может быть блаженнее их, и кто несчастнее нас? Они и кровь, и душу свою отдавали за учителей, а мы часто не решаемся произнести и простого слова за общих отцов, но, слыша, как их злословят, поносят и свои, и чужие, не заграждаем уст говорящим, не удерживаем, не укоряем.

О, если бы сами мы не были первыми их (отцов) поносителями! Теперь даже от неверующих нельзя слышать таких злословий и порицаний, какие против начальствующих произносятся теми, которые, по-видимому, принадлежат к верующим и соединены с нами. Нужно ли после этого исследовать, отчего произошла такая беспечность и такое нерадение о благочестии, когда мы так враждебно расположены к нашим отцам? Нет, подлинно нет ничего, что могло бы так расстраивать и разрушать Церковь, или лучше – нет ничего другого, что могло бы так легко делать это, как то, когда ученики с учителями, и дети с отцами, и подчиненные с начальниками не соединены весьма тесно. Кто злословит брата, тот устраняется от чтения Божественных Писаний: «Что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои», – говорит Бог, и потом, приводя причину, прибавляет: «сидишь и говоришь на брата твоего» (Пс.49:16, 20); а ты, осуждая духовного отца, считаешь себя достойным входить в священное преддверие? С чем это сообразно? Если злословящие отца или мать наказываются смертью (Исх.21:17), то, какого достоин будет наказания дерзающий злословить того, кто необходимее и важнее родителей? И он не страшится, чтобы земля, разверзшись, совершенно не поглотила его, или молния, ниспавши свыше, не сожгла хульный язык его? Разве не слышал ты, что потерпела сестра Моисея, когда стала говорить против начальника, как она сделалась нечистой, подверглась проказе, испытала крайнее бесчестие и, несмотря на то, что брат ее молился и припадал к Богу, не получила прощения? А между тем она положила (при реке) этого святого, заботилась о его воспитании, вначале содействовала тому, чтобы мать сделалась его кормилицей и чтобы дитя не было воспитано на руках иноплеменников, а впоследствии предводительствовала сонмом женщин, как Моисей – сонмом мужей, вместе с ним переносила все бедствия; и, хотя была сестрой Моисея, однако ничто не помогло ей избежать гнева Божия за ее злословие; и Моисей, который умолил Бога за такой народ после невыразимого его нечестия, – и он, припадая и прося прощения сестре, не мог умилостивить Бога, но еще услышал сильную укоризну, чтобы мы знали, как велико зло – порицать начальников и осуждать жизнь других. Подлинно, в тот день (будущего Суда) Бог будет судить нас не только за то, в чем мы грешили, но и за то, в чем осуждали других; и часто грех, легкий по своему свойству, делается тяжким и непростительным оттого, что согрешающий осуждает другого. Может быть, слова эти не ясны; постараюсь поэтому объяснить их. Согрешил кто-нибудь, и строго осудил другого, совершившего тот же грех: за это в тот день он подвергнется наказанию не такому, какого требует свойство греха его, но больше чем двойному и тройному, – потому что Бог назначит ему наказание не сообразно с тем, в чем он сам согрешил, но за то, что строго осудил другого, который согрешил в том же. А что это справедливо, я еще больше объясню, как обещал вам, из бывших примеров. Фарисей, хотя сам ни в чем не согрешил, жил праведно и мог указать много своих добрых дел, когда осудил мытаря, хищника, корыстолюбца и беззаконнейшего человека, подвергся такому осуждению, что его ожидает наказание большее, чем какое следовало этому. Если же он, сам не согрешив ни в чем, но простым словом осудив другого грешника, который своими беззакониями был известен всем, подвергся такому наказанию, то мы, много согрешая каждый день и между тем осуждая жизнь других, которая притом никому неизвестна и не открыта, представь, какому подвергнемся наказанию, как лишимся всякого прощения. «Каким судом судите, – сказал Господь, – таким будете судимы» (Мф.7:2).

6. Поэтому я прошу, убеждаю и умоляю отстать от этой дурной привычки. Священникам, о которых говорим худо, мы нисколько не повредим, не только тогда, когда говорим ложь, но когда и правду, – так и фарисей нисколько не повредил мытарю, но еще принес ему пользу, хотя говорил о нем правду; а самих себя мы подвергнем крайним бедам, – так и фарисей вонзил меч в себя самого и отошел, получив смертельную рану. Итак, чтобы и нам не потерпеть того же, будем удерживать невоздержный язык. Если фарисей, злословивший мытаря, не избег наказания, то мы, злословя отцов своих, какое будем иметь оправдание? Если Мариам, однажды позлословившая брата, подверглась такому осуждению, то какая надежда на спасение нам, когда мы каждый день осыпаем начальствующих бесчисленными злословиями? Пусть никто не говорит мне, что то был Моисей; ведь и я могу сказать, что то была Мариам. Впрочем, чтобы ты ясно понял и то, что, хотя бы священники даже подлежали осуждению, и тогда ты не имеешь права осуждать их жизнь, послушай, что говорит Христос о начальниках иудейских: «На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте» (Мф.23:2, 3). Что может быть хуже тех, ревность которых губила учащихся у них? Однако, несмотря на это, Он не лишил их достоинства, не сделал презренными для подчиненных: и весьма справедливо. В самом деле, если бы подчиненные получили такую власть, то мы увидели бы, как они всех лишили бы власти и свергли бы с седалища. Вот почему и Павел, укорив иудейского первосвященника и сказав: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону» (Деян.23:3), когда услышал слова некоторых, останавливающих его: «первосвященника Божия поносишь?» – то, желая показать, какую должно воздавать честь и уважение начальствующим, что сказал? – «Я не знал, братия, что он первосвященник» (Деян.23:4, 5). Вот почему и Давид, застигнув беззаконного Саула, дышавшего убийством и достойного тяжкого наказания, не только пощадил жизнь его, но не позволил себе даже произнести против него обидного слова и, приводя причину этого, сказал: «помазанник Господень» (1Цар.24:7). И не отсюда только, но и из других событий весьма ясно можно видеть, как далек должен быть подчиненный от того, чтобы исправлять дела священников. Так некогда, при возвращении кивота, когда некоторые из подчиненных, увидев его наклонившимся и готовым упасть, поправили его, то подверглись наказанию на том же самом месте, будучи поражены Господом и падши мертвыми. Между тем они не сделали ничего худого; они не наклонили кивота, а поправили, когда он наклонился и готов был упасть. Но чтобы ты вполне убедился в достоинстве священников и в том, как непозволительно человеку подвластному и принадлежащему к числу мирян исправлять такие дела, Бог умертвил их среди множества народа, с великой силой устрашая всех прочих и внушая никогда не приближаться к недоступным предметам священства. В самом деле, если бы каждый, под предлогом исправления худо сделанного, стал присвоять себе достоинство священства, то никогда не было бы недостатка в предлогах к исправлению, и все перемешались бы между собою так, что мы не различили бы ни начальника, ни подчиненного. Никто пусть не думает, будто я говорю это в осуждение священников (по благодати Божией, как и вы знаете, они показывают великую честность во всем и никогда никому не подавали никакого повода к их осуждению), но говорю для того, чтобы вы знали, что, если бы даже вы имели дурных отцов и тягостных учителей, и тогда не безопасно и не безвредно было бы для вас хулить их и злословить. Если о родителях телесных один мудрый говорит: «Хотя бы он и оскудел разумом, имей снисхождение» (Сир.3:13), – так как что ты воздашь им за то, что они дали тебе? – то тем более, должно соблюдать этот закон в отношении к отцам духовным; и каждому должно осматривать и разбирать свою собственную жизнь, чтобы нам не услышать в тот день: «Что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» (Мф.7:3)? Так, лицемерам свойственно перед народом и в глазах всех целовать руки священников, касаться колен их, просить помолиться за них и, имея нужду в крещении, прибегать к дверям их, а дома и на площадях этих виновников и служителей таких благ для нас осыпать бесчисленными злословиями или сочувствовать другим злословящим. Если отец действительно не хорош, то почему ты считаешь его достойным веры служителем страшных Таинств? Если же он кажется тебе достойным веры служителем Таинств, то для чего ты допускаешь, чтобы другие злословили его, не заграждаешь их уста, не выражаешь своего неудовольствия, не приходишь в негодование, чтобы получить великую награду от Бога и похвалу от самих хулителей? Ведь они, хотя бы были тысячекратно дерзкими, конечно будут хвалить и одобрять тебя за твою заботливость об отцах; напротив, если мы не будем делать этого, все станут осуждать нас, даже и сами хулители. Кроме того, прискорбно еще и то, что мы и там подвергнемся крайнему осуждению. Подлинно, ничто так не вредит церквям, как эта болезнь. Как тело, не надлежащим образом связанное покровом нервов, испытывает много болезней и делает жизнь не в жизнь, так и Церковь, не связанная крепкими и нерасторжимыми узами любви, испытывает множество войн, усиливает гнев Божий и подает повод ко многим искушениям. Чтобы этого не было, чтобы нам не прогневать Бога, не умножить наших бедствий, не навлечь на себя неизбежного наказания и не наполнить нашей жизни многими горестями, обратим язык наш к благословению, будем каждый день разбирать нашу собственную жизнь и, предоставив судить о жизни других Тому, Кто в точности знает тайное, будем сами осуждать собственные свои грехи. Таким образом можно будет нам избегнуть и огня геенского. Как те, которые разбирают чужие грехи, нисколько не заботятся о своих собственных, так те, которые боятся осматривать жизнь других, будут обращать великое внимание на свои проступки; а, помышляя о своих грехах и каждый день осуждая их, и требуя от самих себя наказания за них, они будут иметь тогда Кроткого к ним Судью. Это и Павел выражает, когда говорит: «Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» (1Кор.11:31). Итак, чтобы нам избегнуть такого приговора, оставив все прочее, будем заботиться о собственной жизни, укрощать помысл, влекущий ко грехам, располагать совесть к сокрушению и требовать от самих себя отчета в делах своих. Таким образом мы можем облегчить бремя грехов, получить полное прощение, провести настоящую жизнь с удовольствием и сподобиться благ будущих, благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, через Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава во веки веков. Аминь.