О современных нам нуждах и задачах русского церковного пения

Трудами передовых наших деятелей текущего века⁴, особенно за последние три его десятилетия, некоторые вопиющие недостатки нашего церковного пения устранены, некоторые пробелы пополнены. Главной заботой этих деятелей было: выяснить общий характер наших древних церковных напевов, частью техническое устройство гласов и особенно, лежащую в их основе, диатоническую гамму, освободить гармонизацию древних напевов от несвойственного им западноевропейского хроматизма и квадратного симметрического ритма, очертить главные пункты истории церковного пения, восстановить мелодии древнейшего из распевов, столпового или знаменного, в более исправной редакции. Но это еще далеко не исчерпывает предмет. Еще более обширное поле предлежит будущим трудолюбцам по церковному пению. В нашей церковно-певческой литературе не подлежали еще подробному техническому исследованию и исправлению прочие древние распевы русской церкви, Киевский, Болгарский и Греческий; в ней еще не затронут мелодический узор их, т. е. свойства мелодического движения и его изменений; не рассмотрены и не определены их общие формы, т. е. состав и отношения их членов; не уяснено соотношение напевов их частей к поемому тексту, т. е. ритм песнопений⁵. А без этих познаний, мы не только не можем проникнуть в дух древнего творчества и воспроизвести его в своих творениях, но и надлежаще понять и исполнить, дошедшие до нас, готовые творения наших предков. Это-то дело прежде всего и предстоит продолжить нам.

История, как наука, служит важной учительницей, как в общественной жизни людей, так в науке и искусстве. Тоже и относительно пения. История церковного пения должна нам открыть его первоисточники, степени и пути его естественного развития, эпохи его процветания, а также застоя или упадка, и причины того, очертить его разносторонние направления и разветвления, а также внутренние условия, и внешние влияния на его естественный рост и органическое развитие, встречавшиеся уклонения от чистоты стиля, от церковного или художественного характера, наконец, его роды и виды по местам и народностям. История должна указать и выдающихся деятелей в области этого искусства, и достойные, почему-либо внимания, их произведения. История откроет нам богатства, скопленные до нас веками, и научит нас относиться к ним и к их авторам с надлежащим уважением, а затем, она расположит нас не прерывать естественную с ними связь, a положив их в основание, продолжать их дело, подражая им в лучшем и избегая их ошибок. История церковного пения, как Вселенской, так и Русской Церкви, в первый раз, но тщательно, вполне добросовестно и довольно подробно обработана нашим покойным проф. моск. Консерватории прот. Д. В. Разумовским. Его преемникам остается разработка и уяснение лишь некоторых сторон и отдельных пунктов. Важнейшими из них в настоящее время представляются следующие: биографии церковно-музыкальных песнотворцев и история их произведений, а также исторические исследования последовательности степеней и форм развития церковных напевов. К отдельным пунктам, требующим продолжения разработки, собственно по русской истории церковного пения, принадлежат: крюковая и нотная библиография вообще; первоначальное пение в России от XI до XIV века, т. е. древнее болгарское и греческое (кондакарное) пение в России; сущность и причины преобразования церковного пения с половины XIV века; развитие и Формы хомового великорусского пения в XVI и XVII веке, и полифонического нотного юго-западного; обстоятельства происхождения каждого из наших важнейших распевов: знаменного, киевского, болгарского, греческого и других.

Церковно-музыкальное творчество, как и литературно-поэтическое, может быть или оригинальным, или подражательным, но во всяком случае, оно не должно и не может ограничиваться каким-либо одним видом произведений, или одним стилем. Многовидность церковного пения фактически подтверждается историей этого искусства. Ее требует широта и многосторонность воплощаемой идеи, которая, более или менее, полно может выразиться лишь совокупностью известного рода художественных произведений. Поэтому разнообразие форм в единстве представления составляет одно из важных условий красоты. Как разнообразные цветы на полях, как многоразличные добродетели в христианской жизни, не теряя значения отдельных своих видов, выражают полноту, одни растительного царства природы, другие – нравственной христианской жизни, так и церковные распевы и напевы разных стилей, видов и гласов, не теряя своего значения и не вредя один другому, разносторонне выражают полноту одного и того же объекта, которым в церковном пении служит мысль и чувство поимого текста. Поэтому-то и в пении первенствующей христианской церкви положены в основу, не один, а четыре главные лада и как бы стиля разных европейских и азиатских народностей (дорийский, лидийский, фригийский и миксо-лидийский или ионийский), допущены к употреблению все три рода пения (диатонический, энгармонический и хроматический), составлены 8-м гласов и несколько напевов неосмогласных, со сменой означенных гласов по столпам и с переходами из одного в другой (модуляция); и все это сделано в видах разнообразия церковного пения. С той же целью и впоследствии, Восточной церковью допускались при богослужении напевы разных народностей и христианских обществ. Поэтому же и у нас, с половины XVII века и до ныне, допускаются в церковное употребление осмогласные распевы разного стиля, глав. образом, четырех же народностей: великорусской, южнорусской, болгарской и греческой, а также и неосмогласные песнопения иных разных стилей, под условием лишь сохранения в них духа греко-восточной церковности и общих требований музыкальной красоты. Таким образом, первым предметом для разработки и усовершенствования, в настоящее время, должны служить все известные в наших церковных книгах древние распевы: Столповой или знаменный, киевский, греческий и болгарский; первый из них, как основной и главный, последние три, как дополнительные и второстепенные; за ними же, и иные осмогласные и неосмогласные напевы, и новые композиции, в духе ли древних распевов или оригинальные, мелодические ли то или полифонические. Господство же одного какого-либо вида или стиля древнего, или нового, с устранением прочих, предоставляется стеснительной для церковного искусства односторонностью, a господство произведений западного пошиба и мирского направления и совершенно неуместным в нем явлением.

Однако, при восстановлении ныне в России древних церковных распевов, встречается весьма важное затруднение, с одной стороны в мелодическом творчестве в духе этих распевов, а с другой – в соглашении их мелодий с привычными уже нам ныне формами европейской гармонизации и ритма. Скажем кратко об обстоятельствах этого дела с указанием возможных путей к благополучному исходу.

Композиции западного стиля, прервав во 2-й половине XVIII века русское мелодическое песенное творчество в духе древних распевов, отвлекли нас от них в совершенно иную область музыки и образовали в истории нашего древнего церковного пения огромный мелодический пробел, который уже собственными нашими средствами восполнен быть не может. Ибо чрез упущение этого мелодического творчества утрачено нами весьма важное звено, связующее наше настоящее с отдаленным прошедшим. Даже произошло нечто худшее: живое художественное предание древних напевов у нас за это время иссякло; лучшие способы и приемы их исполнения забыты. А это обстоятельство снова ведет к мысли о восполнении упущенного у нас не прерывающимся доныне творчеством наших восточных единоверцев – южных славян и греков, пение которых, восполнив указанный пробел, могло бы дать нам толчок к продолжению русского самобытного творчества в связи с пением греко-славянским. Чрез это живое общение в пении, мы могли бы уяснить себе и теорию нашего пения, и древние, сохраняющиеся еще у этих народов, мелодические способы его исполнения и выразительности, уяснить гораздо лучше, чем из наших архивных рукописей или из живого же, но утратившего художественные стороны, предания наших старообрядцев. Но есть и другие причины оживить наше церковное пение свежей струей именно греко-славянского мелодического пения. Это – сама художественность этого пения, его устойчивость, цельность и оригинальность. С другой стороны, мы, уже не раз и не без успеха, делали опыты непосредственного заимствования церковного пения и от греков, и от болгарских славян (в XII и XVII веках). На пение греков и южных славян возлагают надежды и некоторые из наших знатоков и любителей церковного пения⁶. Во всяком же случае, если уже суждено нашему церковно-певческому искусству продолжать свое существование с дополнительными заимствованиями извне, то гораздо естественнее, справедливее и благоприличнее нам черпать для него мелодический материал из обильных запасов единоверных нам христиан-греков и южных славян, чем из репертуаров инославного запада или даже театра. А это дело опять потребует от деятелей и соответственных познаний, и не малых трудов.

Ритм и гармонизация напевов. С творческой практикой соприкосновенны ритм и гармонизация церковных напевов. Что касается до ритма древних греко-византийских и наших распевов, то он, гл. обр., есть словесный, для восстановления которого не требуется особых трудов и усилий. Он должен остаться в том же виде, в каком изгаляется ныне в наших одноголосных певческо-богослужебных книгах, без применения к нему правил однообразного последования сильных и слабых времен (т. е. деления на равные такты), и разве только тщательное деление мелодий на строфы, периоды, строки (колена) и главные мелодические обороты, потребуют некоторых работ. Но столь легка гармонизация древних мелодических распевов греко-восточного происхождения для многоголосного исполнения. В этом отношении не мало делалось опытов и у нас в России и за границей, но вообще без желаемого успеха, потому что западная гармонизация, как искусство новое и строго формальное, не легко мирится с древним весьма свободным мелодическим голосоведением, с обширными мелодическими украшениями (кратиматами, терерисмами), а особенно, – в греческом пении, – с энгармоническим и хроматическим родами пения, заключающими в себе четверти, трети и еще более дробные доли целых интервалов. Поэтому в бывших доселе в европе опытах гармонизации древних греко-восточных напевов по необходимости приходилось или изменять и сокращать мелодию для гармонических выводов, или же нарушать чистоту, а иногда и основные правила европейской гармонии. Подобное сему затруднение встречено и русскими музыкантами при гармонизации древних русских распевов. Их диатоническая гамма, большие мелодические украшения (фитные лица) и древний мелодический характер, представляли не мало затруднений для применения к ним европейской контрапункции. Причем, то гармония, то чаще всего мелодия, утрачивали важную часть своих свойств и достоинств. Из иностранных переложений в гармонический вид греческого церковного пения особенно известны переложения г. Рандхартингера, изд. в Вене, южно-славянского пения – К. Станкевича в Вене же и испанца И. Де-Кастро в Риме. К опытам переложений древних русских напевов в России должно причислить троестрочное пение, господствовавшее особенно в XVII веке, труды придворных певцов Петра Великого, переложения прот. Турчанинова и директоров придворной капеллы: Д. С. Бортнянского и А. Ф. Львова; затем в новом направлении, – чисто в диатонической гамме, труды: М. И. Глинки, H. М. Потулова, Д. Н. Соловьева и Московского Общества любителей церковного пения и наконец, опять придворной певческой капеллы.

Соображая все бывшие доселе способы применения европейской гармонии к древним, восточного происхождения, мелодическим напевам, опять мы приходим к заключению, что большая часть этих работ не увенчивалась надлежащим успехом от того, что страдала односторонностью, именно в следствие стремления перелагателей насильственно навязать древним напевам один только, при том наименее приложимый к ним вид гармонии, тогда, как видов этих существует несколько. Упомянем о них кратко. Первый вид многоголосого исполнения состоит в том, что певцы исполняя мелодию в один голос, лишь с разностью между высокими и низкими голосами на октаву, допускают в ней по местам подголоски, т. е. незначительные отступления от точного последования мелодическому напеву, происходящие в простых аккордах. Второй вид гармонического пения, издавна известный собственно в греческих церквах, состоит в том, что один высокий голос, тенор или альт, звучно исполняет мелодию напева, сопровождая ее словами напеваемого текста, между тем, как все прочие певцы, в унисон и без слов, держат только начальный, основной звук ее. Это – пение с исоном (ΐσον – равное). Третий вид полифонического пения есть европейская гармония диатонического или же хроматического рода, в виде ли дуэта, трио или квартета, и проч. Наконец, есть смешанные виды полифонического пения, именно соединение в одном и том же отрывке solo с tutti, мелодического многоголосного пения с гармоническим (Вид многоголосного пения с подголосками, мы можем слышать в соборном пении наших священнослужителей, a также в пении сборной клиросной братии и у старообрядцев; пение с исоном, известное доныне на Афоне и в большей части церквей греческих, рекомендуется г. Де-Кастро и для нашего славянского клиросного пения, для чего излагаются им и его образцы)⁷. Пение гармоническое употребительно во всех наших светских и церковных хорах, сформированных по западным образцам. Наконец, оригинальное и весьма привлекательное сочетание мелодического пения с гармоническим, мы видим в изложении греческого пения г. Рандхартингером. Вот общие виды многоголосного исполнения церковных песнопений, могущие быть примененными к разным мелодиям и нашего церковного пения. Некоторые же мелодии, сверх того, могут быть исполняемы, по древнему обычаю и одиноким певцом (solo) с подпеванием ему народа (tutti).

Практика издательская. Нотные наши издания по церковному пению представляют собой род сборников, содержащих в себе или полный круг годичного клиросного пения, или только известную церковную службу (наприм. литургию) и даже известный отдел ее (напр. ирмосы), или наконец, только некоторые избранные песнопения. Но для нас важнее их деление, с точки зрения, содержащихся в них напевов, именно: а) на мелодические сборники древних напевов; б) сборники новых гармонических церковных композиций, преимущественно западного стиля; г) сборники обычного клиросного пения и наконец, д) сборники для школьного употребления и пения общенародного.

а). К сборникам древних наших церковных напевов, главным образом, относятся издания Московской Синодальной типографии с 1772 г., именно: Октоих нотного пения, Обиход (пространный), Ирмолог и Праздники. В них собрано в изобилии и даже иногда в избытке⁸, главное церковно-певческое достояние нашего прежнего времени до XVIII века. Совокупность этих книг представляет собой один из драгоценных памятников церковной древности, подобных которому не имеет западная европа. Во избежание недоумений, могущих встретиться при рассмотрении или употреблении этих книг, должно заметить прежде всего, что они содержат в себе пение, по преимуществу, торжественно-праздничное и потому, более или менее, художественное, рассчитанное на исполнение надлежаще приготовленными к тому певцами; в устах же неискусных певцов, пение это, как и лучшие гармонические произведения позднейшего времени, теряют всякое художественное значение. Затем напевы в них изложены пятилинейной нотной системой лишь в элементарном ее виде, в расчете на восполнение их художественной стороны живым устным преданием, опытностью руководителей хоров и не утратившимся еще в России, параллельным их изложением крюковыми знаками. За утратой же, в настоящее время, древнего устного певческого предания, за неимением опытных в древнем пении певцов и общим забвением крюкового знамени, эта система представляется ныне недостаточной, что конечно, вместе с вкравшимися в издании некоторыми ошибками и послужило поводом к постепенному исправлению, и новому изложению древних напевов за последнее время. Нотные знаки элементарной системы, по мнению знатоков древнего русского церковного пения (напр. гг. Д. С. Бортнянского, С. В. Смоленского и др.), не могут выразить построения и частностей знаменного распева⁹. Особенно же, с этой системой, совершенно утратились, для нашего времени, весьма важные для художественного исполнения древних напевов, известные и у греков, и у наших предков, при их крюковой нотописи, знаки оттенков выражения, обозначающие пение не только громкое или тихое, твердое или мягкое, но также звуки союзно произносимые или отрывистые, ровные или колебательные, и дрожащие, носовые или гортанные, светлые или глухие; издаваемые, более или менее, открытым ртом и проч.¹⁰ Очевидно, что для надлежащего художественного исполнения древних напевов, эти оттенки мелодического выражения должны быть восстановлены или же, по крайней мере, заменены соответственными им иными оттенками. Прибавим к сему, что развитие у нас мелодической теории, укажет и некоторые другие необходимые пополнения означенной нотации, например, со стороны ритмического деления мелодий на полустишья.

б). Что касается переложений древних наших напевов в гармонический вид, то важнейшие труды, в этом отношении, принадлежат придворной певческой капелле, особенно же директорам ее, Бортнянскому и Львову, а также прот. Турчанинову¹¹. Но, как выше сказано, труды эти, имевшие большое значение для своего времени, ныне с изменением взглядов на этот предмет, признаются несовременными, хотя новые отдельные попытки переложений в чисто диатоническом роде, с сохранением древних мелодий в неприкосновенном их виде, не выработали еще одного строго определенного и общераспространенного стиля их гармонизации. Труд этот предлежит будущим деятелям по церковному пению.

в). He будем много говорить о весьма многочисленных и всюду распространенных ныне сборниках новых сравнительно церковных композиций западного стиля разных авторов. Многие из этих сочинений прекрасны сами по себе и достойны клиросного употребления при православном богослужении, многие посредственны, но гораздо более таких, которые совершенно чужды духа нашей церковности и должны быть поэтому изъяты из церковного употребления. Вообще, относительно этого рода произведений, требуется строгая разборчивость. Причем критерием их подбора, для употребления при православном богослужении, должны служить не только общие музыкально-художественные начала, но и соблюдение, или несоблюдение в этих произведениях характера православной церковности, соответствие или несоответствие их целям самого богослужения, выполнение или не выполнение в них общих требований свято-отеческого предания относительно церковного пения¹².

г). Обычное клиросное пение, составляя необходимую принадлежность годичного круга богослужения, всегда представляло собой совокупность преимущественно малых распевов и предмет устного певческого предания, и только в последние три десятилетия появилось несколько сборников этого пения¹³. Нужда в таких сборниках указывается не только практической необходимостью ежедневного богослужения, но и потребностью в более правильном, однообразном и приличном православному богослужению, пении. Однако, все изданные поныне сборники этого пения и по количеству, и по качеству напевов, стоят ниже действительной обычной клиросно-певческой практики в России, так что иногда приходится читать их и вместе удивляться, почему в них упущены многие известнейшие и достойные церковного употребления напевы, и почему иные из них изложены в худшей редакции, чем какую они имеют в действительном клиросном пении. Отсюда вытекает потребность, не следуя слепо таким сборникам, выслеживать лучшие живые образцы обычного церковного пения и продолжать собрание их, очищая их редакцию более строгой критикой. А это дело потребует также приложения сил, познаний и не мало времени. Затем, нельзя ограничить обычное пение лишь одними малыми или сокращенными распевами, хотя бы и в незначительных приходских церквах. Древний певческий обычай, согласно церковному уставу, отличает особой торжественностью не только великие праздники, но и важнейшие песнопения в каждом богослужении. Таковы многие не сменяемые песнопения богослужения, очень часто не надписанные гласом, песнопения, сопровождающие, более или менее, важные священнодействия, наконец, заключительные песнопения, в том или другом их ряду, наприм., богородичны догматики, катавасии и другие, которые должны быть петы более протяженными и торжественными напевами, чем рядовые песнопения. Этими то напевами и должны быть непременно дополнены наши сборники обычного пения.

д). Пение в школах. Иностранцы упрекают нас в том, что доселе у нас нет надлежащего методического руководства для преподавания церковного пения в наших школах¹⁴. Недостаток этот преувеличен¹⁵. Однако, желательно, чтобы с развитием теории и практики нашего церковного пения, и наши учебные руководства и пособия для школ приняли иной, лучший вид, как в методическом, так и в техническом отношениях.

Но у нас действительно совершенно не имеется особых нотных изданий для общенародного церковного пения, как предмета у нас еще нового и потому недостаточно обоснованного. Впрочем, общенародное пение, как простейшее и обычное по своему составу, не должно затруднить в выборе напевов, когда более точно определится предмет и порядок общенародного пения при богослужении, потому что очевидно, что народ должен петь в церкви не новое что-либо, а часть того же, что доселе пелось только на клиросах; выделение же из сборников клиросного пения простейших напевов для народного употребления не составит особого труда и будет делом скорее издателей нотных книг, чем мастеров церковного пения. Гораздо труднее составить новые церковные композиции для народного пения, но, при настоящем положении дел, едва ли в ближайшем будущем можно ожидать потребности в них, а следовательно и сообразных с ней новых произведений.

Певческая практика. He трудно исполнять гармонические произведения европейского стиля, как уже привычные нашему слуху и снабженные в нотации всеми возможными знаками музыкального выражения. Для этого требуются лишь достаточные голосовые средства, известная подготовка певцов и опытный руководитель хора, каковых в настоящее время у нас уже не мало. Напротив, исполнение древних распевов ныне весьма трудно. Причиной того недостаточность для выражения их музыкальных знаков, которыми они ныне изложены, забвение нами древнего певческого предания, а вместе и отсутствие живых художественных образцов пения, и наконец, совершенный недостаток опытных руководителей для певцов в исполнении ими древних напевов. Вместе же с этим утрачены для нас не только свобода и задушевность древнего нашего церковного пения, но и древние его художественные оттенки выражения. Однако и ныне есть возможность восстановить, до известной степени, верно древнее наше церковное пение. К тому подают надежду: некоторые остатки живых его образцов у наших единоверцев и старообрядцев, сохранность доныне древних певчих книг и известность некоторым знатокам церковного пения их крюковых знаков, наконец, сохранность всех древних приемов мелодического церковного пения у греков и придунайских славян, – наших первоучителей и главных руководителей в церковном пении. Их мелодии и живые образцы исполнения, можно думать, окажут нам великое пособие для восстановления древних способов и приемов церковно-мелодического пения.

Но не это одно должно составлять предмет наших забот относительно наших церковных хоров. Упомянем о некоторых весьма желательных в них качествах. Истинно церковные хоры, кроме свойств общих всем певческим хорам, т. е. известной степени теоретической и практической певческой эрудиции, разумности и тщательности исполнения, аккуратности в занятиях и строгого соблюдения хоровой дисциплины, бодрости духа и взаимо-вспоможения при пении, должны еще отличаться и иными свойствами, вытекающими из церковности их певческих занятий.

1). Прежде всего церковное пение должно быть согласно с церковным уставом православного богослужения. Певцы должны петь именно то, что положено в церковных книгах петь при известных богослужениях и в том именно порядке, в каком положено, не сокращая певческого материала и не изменяя его порядка. В этом случае, им должно руководиться не произволом и даже не певческими сборниками, иногда сокращенными, но уставным порядком богослужения¹⁶. То же должно сказать и относительно внешних способов и приемов, указанных определенно в церковном уставе и в богослужебных книгах. Всячески желательно, чтобы певцы исполняли требования церковного устава: относительно пения антифонного, распределяемого поклиросно и совокупного, исполняемого обоими клиросами вместе; относительно места пения – на клиросе, среди церкви или в притворе; относительно общих оттенков выражения, обозначаемых надписаниями: велегласно, косно (медленно), поскору, тихо, равно, со сладкопением (dolce) и проч. Затем, относительно порядка служб, они находятся в непосредственном подчинении предстоятеля церкви, как первоблюстителя церковного устава и главного распорядителя при богослужении.

2). Желательно, чтобы певцы, при употреблении ими всякого рода напевов, содействовали целям православного богослужения и соблюдали общие обычаи и приемы пения, одобренные древними отцами и учителями церкви, а с другой стороны, избегали всего неодобренного ими. Церковное пение, по мысли этих первоуставщиков православного богослужения, должно быть вразумительно и поучительно для молящихся, т. е. соединено с внятностью текста, чуждо затемняющих его мысль сложности и чрезмерной искусственности; затем, оно должно отличаться бесстрастием и важностью своего характера, должно быть чуждо светского, а тем более театрального характера; вместе же с тем, оно должно быть выразительное и изящное, благочинное и благоговейное, а не кичливое и крикливое. Наконец, оно должно быть соединено с отчетливо выполняемой мелодией и надлежащим словесным ритмом песнопений¹⁷.

3). Относительно употребления тех или иных распевов в настоящее время, в видах разнообразия церковного пения и единения церквей, представляется наилучшим двухсотлетний обычай русской церкви совмещать при богослужении разные греко-славянские распевы: знаменный, киевский, болгарский и греческий, а также и новые партеенные переложения и композиции, выдерживающие характер православной церковности. Ho при этом необходимо распределять эти распевы и их виды применительно к характеру богослужений и значению самих песнопений в богосл. Так стихиры у нас поются обыкновенно киевским распевом, тропари – греческим и знаменным. Но, в некоторых случаях, особенно прилично употреблять один известный распев в приложении, если не ко всем, то к большей части песнопений. Так во дни Пасхи приличнее всего употреблять весело-торжественные напевы распева греческого, во дни же великой четыредесятницы (кроме субботних и воскресных дней) и на службах заупокойных (на всенощ. бдении, на литургии, в чине погребения и панихиды) – скорбные молитвы знаменного распева. Наконец, необходимо соразмерять протяжность пения с продолж. священнодействий и значением известного песнопения в ряду других песнопений богослужения. Так песнопения во время каждения церкви, при совершении священнослужащими входов, тайных молитв, во время причащения, а также некоторые несменяемые песнопения церковных служб все славники, богородичны догматики, величания и задостойники, необходимо петь протяженными или большими распевами, приличнее же всего, древнейшим из них, большим знаменным; прочие же песнопения – краткими напевами. Но при этом, следует избегать, как излишней растянутости, так и торопливой беглости в пении.

4). Наконец, само поведение певцов на клиросе и даже внешний вид их, должны быть безупречны и не должны подавать никакого повода к соблазну или развлечению молитвенного настроения присутствующих в храме. Певцы не должны забывать, что они у всех на виду и что всякая их поза и каждое движение заметны для богомольцев. Всем видно, исполняют ли они или нет, поклоны и другие исконные православные церковные обычаи, держат ли себя в храме благоговейно и чинно, или же не благоговейно и небрежно, своевременно ли или несвоевременно входят в церковь и выходят из нее, допускают ли или не допускают разговоры, смех, оглядывание по сторонам, несвоевременные хождения из храма и обратно под предлогом ношения нот и других будто бы клиросных надобностей. Молящимся заметны и задачи тона для пения, и каданс, делаемые регентом хора, а равно и каждая самая незначительная ошибка в пении. От неосторожности же и не аккуратности певцов и их управителя происходят: развлечение присутствующих в храме, пересуды между ними по выходе из него, порицания певцам и даже самому порядку богослужения, каковые порицания мы нередко встречаем, например, в полемических книгах против православной церкви наших мнимых старообрядцев¹⁸.

Теже самые нужды и теже самые задачи существуют и для православного церковного пения в Прибалтийском крае, лишь с местными оттенками их причин, степени, частных свойств, а затем и способов к, более или менее, благоприятному исходу. В 1888 году, я уже имел случай говорить «о состоянии церковного пения в православных церквах Прибалтийского края и о мерах к его возвышению»¹⁹. Теперь считаю достаточным кратко упомянуть, о сказанном мной, с некоторыми дополнениями и применениями к настоящему случаю.

В Прибалтийском крае, церковное пение возбуждает к себе особый интерес не только, как предмет богослужебной практики, еще сравнительно здесь новой, но и как предмет школьного преподавания и народного обучения, столь важных в деле религиозного воспитания и единения в Русской православной церкви. В отношении к богослужению здесь существует потребность применить церковные напевы к богослужебному тексту местных народностей, вместе же с тем, расширить и возвысить церковное пение до надлежащей степени его полноты и благолепия, свойственных христианским обществам, достигшим полной меры возраста; в отношении школ – необходимо сообщить воспитывающимся достаточные и здравые понятия о музыкальных началах, формах и красотах православного пения и воспитать в них вкус к истинно эстетически–религиозным наслаждениям, а чрез то и привязанность к православной церковности. Наконец, в отношении к народу – необходимо дать ему средства удовлетворить, развитой уже здесь, потребности в общенародном храмовом пении и в домашних молитвенно-благочестивых упражнениях.

Эти нужды православного богослужения, школы и народа, в области церковного пения, на здешней окраине более настоятельны, чем в пределах коренной России, эти задачи более неотложны, а вместе и более трудны для решения. Причиной того, прежде всего бывшие здесь неблагоприятные условия для развития и процветания церковного пения. Сравнивая условия развития церковного благолепия, вообще и в частности, церковного пения у славянских племен с таковыми же условиями в Прибалтийском крае, мы нашли эти последние крайне неблагоприятными. К ним относятся: малочисленность, а вместе и разноплеменность местных обитателей, долговременное их пребывание под властью и влиянием разных инославных народностей, особенно же немцев–лютеран; недостаток административного влияния православных туземцев в крае; а также имущественного и образовательного их ценза; сравнительная недавность православия в крае и отвлечение сил, немногочисленных местных трудолюбцев от пения, делами первой важности, каковы: укрепление колеблющихся в вере новообращенных, борьба с инославными обычаями, постройка церквей, переводы на местные языки необходимых богослужебных книг и вообще, благоустроение еще неполного здесь уставного порядка богослужения.

Далее, неблагоустроенность церковного пения в крае происходила частью от скудости здесь для него источников, частью от трудности их применения к местным богослужебным текстам; затем, от недостатка учреждений и специальных мер, содействующих развитию церковного пения. Первоначальным и главным источником церковных напевов здесь было элементарное устное певческое предание, приносимое сюда клириками-пришельцами из разных мест обширной России и потому, сколько разнообразное, столько же и шаткое, меняющееся с переменой лиц клира. Обширный письменный материал русских древних и новых напевов был здесь бесполезен без тщательного его разбора и без применения к местным народным текстам; а для его разбора и применения требовались знание дела и время. Затем обособленность и так сказать, замкнутость края от прочей православной России и отсутствие в нем православных монастырей – этих средоточий духовно-религиозной жизни, а вместе с тем внешнего церковного благолепия и полного уставного богослужения, – лишали православное его население возможности слышать и живые образцы благоустроенного пения церковного. Недоставало в крае и учреждений, школ, братств и обществ, способствующих развитию церковного пения. К учреждениям этим следовало бы отнести рижский архиерейский хор и духовно-учебные заведения епархии. Но архиерейские хоры, как мы видели, при усвоенном ими исключительно партесном пении, служа образцами и некоторым образом, школой для подобных же им городских хоров, обыкновенно не имеют благотворного влияния на мелодическое богослужебное пение простых клиросных певцов, а тем более, на пение общенародное. Что же касается духовно-учебных заведений, то здесь на все три губернии их имеется только два, – это рижское духовное училище; основанное в 1847 г. и рижская духовная семинария, существовавшая слитно с училищем с 1851 г. и отделенная от него в 1870 г.; вследствие чего большинство псаломщиков края состоит из воспитанников, не духовных, а светских учебных заведений и преимущественно учительской семинарии. Да и вообще на духовно-учебные заведения, как заведения не специально певческие, а с общеобразовательным характером, притом с научно-педагогической, а не практической постановкой предметов, равно, как и по многим другим причинам²⁰, нельзя возлагать больших надежд, как на рассадники церковного искусства. Наконец и некоторые из специальных мер к развитию в крае церковного пения оказались здесь мало применимыми, а потому и малоплодными. Съезды причетников и учителей церковно-приходских школ на певческие курсы оказались сопряженными для этих лиц с значительными расходами и упущением прямых обязанностей по церкви, строгий выбор лиц низшего клира мог отозваться недостатком их необходимого количества для отправления богослужения, достаточно полных методических руководств и сборников для изучения церковного пения не было; чувствовался недостаток в руководителях по церковному пению в церкви и в школах.

Вследствие же всего этого, церковное пение во многих православных церквах края находилось в неустроенном, a в некоторых из них даже в жалком положении. Во многих эстских и латышских церквах все церковные песнопения известного разряда пелись на один, который-либо простейший по конструкции, глас, наприм., все стихиры на глас 3-й Киевского распева, тропари на глас 4-й обычного напева, ирмосы на малоупотребительный напев 2-го гласа; в некоторых церквах большая часть песнопений не пелась, а читалась; в иных слышались еще лютеранские гимны, привычные певцам и народу до их обращения в православие. С переходом в православие, общенародное пение в храме обыкновенно прекращалось. Таково прошлое православного церковно-певческого искусства в крае; инославным подававшее повод к нареканиям на православную церковь, в православных же возбуждавшее скорбь о столь низком состоянии церковного благолепия.

Однакоже, не смотря на все, неблагоприятные для церковного пения, обстоятельства, способность, любовь и некоторая привычка к пению местных обитателей, очевидны для всякого, отдельные деятели по церковному пению были и существуют, постепенные успехи, как их, так вообще православного клира и народа в этом искусстве несомненны. Народная песня не замерла в устах народа, а слышится и в домах, и на полях; в народных кружках и клубах; игра на музыкальных инструментах, особенно на смычковых, здесь развита между всеми классами не только городских, но и сельских общин. Общества «Баян» в г. Риге и «Гусли» в г. Ревеле суть первые певческие общества в России. Общий съезд латышских музыкальных обществ в 1873 г. доказал, что музыкальное образование в местном населении также распространено, как и между немцами. «Всякий город, почти всякое местечко края… имеет свой певческий союз»²¹. А это обстоятельство служит ручательством того, что здесь есть музыкальные познания и силы, которые могут быть обращены и на церковно-вокальную музыку.

По временам и местам, деятельностью частных лиц, силы эти и действительно прилагались к церковному пению. К числу отдельных лиц, любителей и устроителей здесь православного церковного пения, имевших влияние на окружающую их среду, должно причислить, наприм., бывшего о. ректора здешней духовной семинарии, впоследствии, Архиепископа Херсонского и Одесского Никанора († 1890 г.). По его настоянию и под личным его наблюдением, без штатного учителя пения и вне классного времени, происходили в семинарии регулярные и обязательные для всех воспитанников спевки с целью изучения богослужебных песнопений и напевов; причем воспитанники обязаны были списывать богослужебные песнопения, например, стихиры, в особые тетради, по которым и пели они на спевках и в церкви. Песнопения эти были размечены для пения самим о. ректором, который снабжал их разделительными знаками и ударениями. Всем воспитывавшимся тогда в семинарии доныне памятно это время. Оно было не легко по новости предмета занятий и по строгости дисциплины, но зато многоплодно. Мера эта возвысила тогда церковное пение в духовной семинарии и впоследствии, доставила епархии несколько любителей и знатоков церковного пения, которые и являются в настоящее время лучшими деятелями в крае по устроению благолепного богослужения в храмах и надлежащего церковного пения. Другим любителем и знатоком церковного пения был ректор той же семинарии из латышей, протоиерей Михаил Михайлович Дрекслер († 1885 г.), бывший некогда певцом в студенческом хоре Моск. Дух. Академии. Около него сгруппировался кружок певцов из преподавателей семинарии, которые могли прекрасно исполнять церковные напевы, как показал опыт пения ими литургии, совершенной преосвященным Вениамином в Алексеевской церкви. В той же Алексеевской церкви, восемь лет тому назад, составился кружок любителей церковного пения из прихожан этой церкви, преимущественно лиц торговых, которые доныне лично участвуют в клиросном пении, принимая на себя и все издержки по содержанию церковного хора. По временам и в хоре рижской дух. семинарии появлялись знающие свое дело регенты, под руководством которых хор этот достигал заметных успехов в пении, так что обращал на себя общее внимание рижских граждан. Особенно это должно сказать о том времени, когда хор этот состоял из воспитанников дух. семинарии и дух. училища, и за неимением семинарией домовой церкви, пел в церкви Благовещенской (иначе Николаевской). И в настоящее время, число деятелей по церковному пению в крае не уменьшается, а еще более увеличивается. Они, главным образом, принадлежат к штату местных священнослужителей и по большей части, к числу бывших воспитанников Высокопреосвященнейшего Никанора. Они руководят псаломщиками, устрояют в своих приходских церквах хоры певцов, вводят общенародное пение при богослужении, приобретают певческие книги, делают опыты применения церковных напевов к местным текстам и проч.

Благодаря этим и другим немалочисленным труженикам на ниве Христовой, церковное пение, не только по временам и по местам, поднималось до уровня высокого церковного искусства, но и вообще улучшилось в большей части приходских церквей края. Теперь не в одном каком-либо отдельном приходе, а во многих местах, там, где прежде слышался только голос чтеца или где все песнопения пелись на один глас, слышится полное церковное осмогласие, притом равных общепринятых в Русской Церкви распевов; во многих местах имеются благоустроенные, из самих же прихожан, хоры певцов; во многих местах происходит всенародное богослужебное пение, не оставляющее желать ничего лучшего. Пение лютеранских гимнов, бывшее в употреблении у православных не только в домашнем быту, но иногда и при богослужении (наприм., вместо причастного стиха и при погребениях), ныне вывелось. Вообще, по наблюдениям нашего Архипастыря, Преосвященнейшего Рижского и Митавского Арсения, столь неутомимо обозревающего вверенную ему епархию, ныне «церковное пение везде в удовлетворительном состоянии, а во многих местах и в весьма хорошем»²².

Чего же недостает для полного успеха искусства церковного пения в крае? Недостает единства в действиях, надлежащего руководительства, достаточных средств к постановке церковного пения в лучшем виде, вообще правильной организации дела, необходимой, как для обеспечения успеха, так и для предупреждения возможных, но не желательных узких направлений или уклонений с прямого пути в сторону. А эту задачу и должно принять на себя новоучреждаемое Общество любителей православного церковного пения. Оно должно объединить и сплотить разрозненные теперь силы отдельных деятелей, указать более надежные и чистые источники церковного пения, чем устное предание, показать живые художественные образцы разных видов церковного пения – одиночного, хорового и всенародного, приготовить руководителей этими видами пения, составить методические руководства к изучению пения и хорошие певческие сборники, разработать, по возможности, теорию (мелодику и ритмику) разных распевов, улучшить приемы пения, развить в населении края любовь и вкус к истинно церковному пению и достойно руководить ими; короче, по возможности, стремиться к удовлетворению всех тех нужд по церк. пению, которые указаны нами выше и какие окажутся. Дружные действия совокупных сил Общества в этих отношениях могут принести гораздо более пользы, чем самые усиленные и бескорыстные труды отдельных деятелей.