Арест апостола Павла, суд и путешествие в Рим, главы 21–28

В миссионерском деле Церкви очень ценно знать, во всех местах, «давних учеников», верных, испытанных людей, «у которых можно было бы жить». Повсюду есть такие верные Христовой Церкви души, служители Ей преданные. Надо миссионерам и другим служителям останавливаться у них. Их служение, как и христианки Лидии из Фиатир, есть – служить служителям Божьим. Это особый дар Духа.

Придя в Иерусалим и встретившись с пресвитерами тамошней общины, ап. Павел услышал от них совет: "сделай же, как мы скажем тебе» (Деян.21:23). Апостолу посоветовали, исполнить, с 4-мя иудеями, обряд очищения в храме; в спасительность сего обряда не веровали ни пресвитеры христиане, ни ап. Иаков, с ними бывший, ни сам ап. Павел. Они знали хорошо, что освящается человек не обрядом, но Духом Божьим. Однако, всё же они решили исполнить этот обряд «для народа», чтоб показать себя с лучшей стороны, пред многочисленными сторонниками обрядового закона. Здесь было нечто близкое к лицемерию. Но, так как действие было не важным обрядом обрезания, знаменующим ветхий Завет с Богом, то ап. Павел здесь согласился на компромисс и решил, в этот раз, несколько смягчить соблазн Креста Христова… Это было человеческим решением (не плохим, конечно, а нейтральным – нравственно), что выяснилось сейчас же, во время самого исполнения сего обряда. Страсти иудеев и их злоба против ап. Павла не только не были угашены подобным «жестом» апостола, сделанным в сторону иудеев, ради их немощи, но наоборот вспыхнули эти страсти с неожиданной яркостью. Благочестивая человеческая рассудительность не подействовала. Острота Креста выявилась с новой стороны… Началось новое великое гонение на Павла, чреватое большими последствиями для него, всяческими перипетиями, злобой гонителей, свидетельством Истины и страданием за нее.

Мы видим, как личность апостола, его свободная, человеческая (и потому не безошибочная) воля участвует всё время па путях благовествования. Господь Дух Святой не сделал из апостола безличного раба. Его личность участвует всё время в благовествовании, и своей великой жертвенностью, и своими немощами человеческими, чрез которые, по вере его и любви ко Господу Иисусу Христу, всегда переливалась сила Божия. Апостол был силен и в самой немощи своей…

В лице этого римского военачальника лучшая сторона Государства, как Божьего установления справедливости и законности, избавляет апостола из руки его избивающих. Воины Клавдия Лисия подоспели вовремя. Павел освобожден от самосуда толпы, но тысяченачальник должен сковать его цепями, не зная, впрочем, кто он, думая, что он египтянин, недавно образовавший в пустыне большую шайку разбойников. «Множество народа... кричало смерть ему» (Деян.21:36)… «Мы... для одних – запах смертоносный», – писал после апостол (2Кор. 2:16). Свет Христов и правда Христова, живущая в человечестве, разделяет мир высшим разделением. Дух Божий возбуждает в душах, в зависимости от их воленаправленности, различные чувства, и, как бы раскрывая сущность людей, принуждает их идти до конца во внешнем мире тем путем, которым уже идет их сердце. Дух максимализирует и выбрасывает во вне всё внутреннее, в чем свершается уже отчасти Божий Суд в мире. Последний же Суд есть выявление последнего слова в той нравственной фразе, которую человек уже произносит сейчас своим сердцем. Суд есть конечное утверждение «внутренней логики вещей». Суд есть осуществление высшей логики бытия… Предающий Христа не может не распять Его. Умывающий Ему ноги (хотя бы в лице меньших братьев-людей), не может не благовествовать Его правды, не предать ему до конца своей жизни.

Государство же в этом мире (как и вся душевно-телесная жизнь, с ее интересами и целями временными) нейтрализует, задерживает действие этого Суда. Если бы не было, со стороны внешнего мира, этой душевно-телесной нейтрализации духовных состояний человечества, вся бы жизнь загорелась и вспыхнула в мире двумя огнями: райским и геенским; и земная жизнь покаяния, исправления, возрастания в правде и в ней спасения, – была бы невозможной… Клавдий Лисий – типичный представитель государства. Он «Божий слуга», начальник и «не напрасно меч носит» (Рим.13:4). Он сковал апостола, но не по пристрастию, а ища законности и правосудия. Здесь, конечно, вскрывается и вся духовная слабость, недостаточность «Божьих слуг» государства. В них нет высшей прозорливости. При всей их честности, они узки, слепы и глухи к реальности высшей, духовной жизни. Лисий наивно спрашивает горящего правдой Божьей апостола из-за того только, что он отвечал ему по-гречески: … «не ты ли тот египтянин, который пред сими днями проповедовал возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи... разбойников» (Деян.21:38)? Это повторение слов, говорящих о Самом Господе: «В нем Вельзевул" (Мф.12:24, 27, Мк.3:22, Лк.11:18) … Нечуткость к внутреннему облику человека. Мир слеп и глух, но он все-таки живет каким-то осколком зеркала, отражающего волю Божию. Клавдий Лисий – это видно – поставлен был, волей Промысла, как крепкая стена меж ап. Павлом и гонителями его. Смертоубийственная ярость иудеев иерусалимских пеной разбивалась у этой стены. Два круга сталкиваются тут над жизнью апостола: ревнители лжецерковного закона и ревнители закона государственного, «доцерковного». И тысяченачальник, чтоб нечто узнать у апостола («по какой причине так кричали против него» (Деян.22:24) ) приказывает истязать апостола. Но Государство и тут его спасает: он защищен от истязания своим римским гражданством и римским законом. Ради этого одного, может быть, будет оправдана пред Богом вся римская Империя… Но «волны мира» не закончили своей борьбы. По сей день борются еще эти стихии над головой благовестников Евангелия. Религия мертвой традиции и народных древних обычаев не принимает, избивает истину Христову. Государство, законами своими, – как обручами сковавшее мир, отчасти защищает и спасает христиан в лоне своей законности, давая им некую свободу слова и действия; но этой же своей законностью, несовершенной, оно сковывает их, как – Лисий Павла, «двумя цепями» (Деян.21:33): в жизни личной и в жизни церковной.

В своей ярости, – отчасти, – уже бессильной – против апостолов и Христова учения, – иудеи, собравшись толпой пред представителем Римского государства, не только кричали, но и «...метали одежды и бросали пыль на воздух" (Деян.22:23). Пыль эта – и подобная ей – до сих пор носится в воздухе этого мира… Если трудно бывает, иногда, дышать воздухом этого мира, всей его атмосферой, то лишь потому, что носится в воздухе пыль брошенная (и бросаемая всё время) противниками Божьей Истины. Труден воздух этого мира, пылен, для духа человеческого. Надо все время подниматься, отделяться от земли, приближаться к небу, чтобы найти иной воздух, которым было бы легко дышать. Пыль в воздухе, о которой упоминают Деяния Апостолов, есть образ нарушенного Закона Божьего, символ всякого греха. Сама по себе пыль, прах, физическая земля – благословенна и призвана взращивать добрые плоды, на пользу людям. Но нечестиво брошенная в чистый, целительный для человека воздух, – эта пыль отнимает у воздуха благословение.

Одна только злая воля человека может свершить этот грех, – нарушая определенную для мира святую волю Божию.

Омрачается вся атмосфера жизни явлением греха.

В конвульсивном жесте людей, кричащих против Правды Христовой и бросающих в воздух прах земли, раскрывается вся философия земного противления Богу.

Опять лжецеркви судят Церковь Бога Живого.

Представитель языческого государства, тысяченачальник »...повелел собраться первосвященникам и всему синедриону, и, выведши Павла, поставил его пред ними» (Деян.22:30).

«Вот Я посылаю вас, как агнцев посреди волков» (Лк.10:3)…

Агнец, горящий любовью ко Христу, – Павел, и «князья мира сего», пыль, забравшаяся в атмосферу этого мира и «мешающая дышать», не только человеку, но и Самому Творцу… Как не осудить строя и духа этого мира!?

Глашатаям нового мира предлежит быть связанным и мучимым этим миром… «В мире будете иметь скорбь...» (Ин.16:33). Скорбь христианина не только в физическом гонении и возбранении ему служить Истине; скорбь его и в самом длящемся в мире состоянии неполного еще Царства Божия. Скорбь его и за гибель самих врагов Истины, тоже званных к Богу. Скорбь за «хозяйничание» демонов среди Богом сотворенных человеческих душ.

Нужно мужество, чтоб встать во весь рост богопреданности над этой скорбью. Оттого и произнес Господь свое слово, говоря о скорбности истинного ученичества в мире: «Мужайтесь, ибо Я победил мир» (Ин.16:33). Уже победил. Всё остальное мнимо; всё другое есть лишь краткая, совсем не затрагивающая глубины этой победы фантасмагория.

Оттого спокойно сердце христианина в мире.

Он приказал бить апостола по устам и тем ясно показал свою демоническую одержимость; демоны более всего ненавидят уста возвестителей Божьей истины.

Известно, еще из книги Бытия, что диаволу змию дана власть только над пятою человека, Богу преданного, «Пята» же его есть весь плотской круг земной жизни (Быт.3:15). «Жало в плоть», которое мешало благовествованию апостола (2Кор.12:7), было для него только жалом в пяту, по верному обетованию Божию, данному семени Жены во Христе.

И физический удар вождя лжецеркви по устам вождя Церкви есть лишь удар в жалкую, материальную «пяту». Дух апостола остался неуязвим. Сказав истину Анании («Бог будет бить тебя» и «стена подбеленная», т. е. подкрашенная белым, якобы чистым), стена меж Богом и людьми, – апостол даже эту несомненную истину готов взять назад, ради другой: истины смягчения сердец человеческих и указания на необходимость подчинения всякому слову Божию (Деян.23:3).

Если людям обычно в мире приходится отказываться от добра ради зла, или от меньшего зла ради большего, или от большего ради меньшего, или, наконец, от зла ради добра, – то христианину приходится в мире отказываться только от меньшего добра ради добра большего. Христианин – слуга Божий, непрестанный свершитель всё большего и большего добра…

Мы видим здесь, как апостол «смешал языки народов». Как сам Творец разделил при построении богоборческой башни Вавилона солидарность грешного человечества, так и апостол, метким, целесообразным словом, сразу показал всю неосновательность и внутреннюю разделенность тех, кто солидарно противился Божьей истине… «Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями и собрание разделилось» (Деян.23:7).

Творческое, святое разделение людей! Разделение людей, имеющих нечистую связь между собою, – свято. Разделение разбойников есть ослабление зла. Такими святыми делениями людей пользуется Промысл Божий для своих целей истинного их соединения. Пророк был послан тоже не только для «созидания», но и для «разрушения» (Иеремия).

Апостолы не созидатели только, но и великие разрушители мира, многих его противобожеских связей и единений, всей эгоцентрической его «любви», всех не истинных его «дружб».

Апостол – строитель тайн Божьих; он знает, когда надо разделить строителей башни богопротивления; ему (как и всякому христианину в мире) дана власть созидать и разрушать, рассекать и разделять всё, мешающее Божественному созиданию.

Этот маккиавельевский принцип «разделяй и властвуй» – есть демоническое подражание мечу евангельскому. Задача Промысла в мире – не допускать чрезмерного скопления и единения свободных воль человеческих, ко злу направленных; разрушать призрачные, неэкзистенциальные единства.

Зло в себе не способно объединить людей и народы…Оно выдумывает призраки добра и истины, чтобы вокруг них объединить человечество против Христовой Истины. И Благодать, как во время построения Вавилонской Башни, так и во все эпохи, разрушает ложные единства человеческие, доказывая их лживость и непрочность. Промысел разделяет людей, не чтобы «властвовать», как хотят цари и дельцы мира сего. Власть божественная утверждается в служении Христовом, исходит из Божьей любви, пленяющей человеческую свободу в Царство Божие… Власть же сего мира ищет господства, ради похоти властвования и своекорыстия.

Благодать Божия все время благодатно разделяет мир: «не мир принес Я на землю, но меч; ибо Я пришел разделить...» (Мф.10:34–35). Божественное разделение чудно; оно для всех нужно и живительно. Меч Истины рассекает даже человека, «до разделения души и духа, составов и мозгов» (Евр.4:12) (большего разделения нельзя себе представить), отделяя все гнилое, отсекая «дикое мясо» (самостное, не связанное с личностью в вечности) от подлинного тела духовного личности человеческой. Этот процесс промыслительной хирургии проходит по всему миру, по всем социальным слоям и народам человечества. Но одновременно с этим «смешением языков» зла в отдельном человеке, так и во всем человечестве (в его эгоистической жизни), Благодать ткет истинные ткани жизни в самих личностях и в живом теле их вечного соединения друг с другом в Духе Святом… Таков смысл всего процесса истории, после отпадения человека от Бога и от собственной подлинной жизни.

Несомненно любя и самих своих гонителей фарисеев, и саддукеев, как своих (еще не нашедших истины) братьев, апостол смело бросил, в гнилой пруд мнимого единства, камень Божьей правды, который должен был произвести (и сразу же произвел) волнение в этом прокисшем болоте человеческого национального и личного эгоизма.

«Сыны противления» действовали еще только интуитивно, некиим сатанинским «нюхом зла», сверх рационально обнаруживая (удивительный это факт!) благоухание Истины в Апостоле. Идеологически книжники синедриона иерусалимского не были сильны против Истины. Они, как и многие современные враги христианства, не вникали и не желали вникать в сущность Божьего учения о Свете и инстинктивно животно защищали свое маленькое, привычное, приспособленное ко тьме зрение, от ослепительно для них сияющего во тьме – и эту тьму судящего – Света.

Как дети, всегда переходящие с одного предмета на другой, или псы, оставляющие одну кость, чтоб заняться другой, брошенной им, эти слепые вожди слепых, тотчас же отвлеклись от самой темы своего суда над апостолом, и детски, животно, возбудились друг против друга, в плоскости своих всегдашних несогласий.

Как на ладони, тут видна вся неосновательность, «дурная детскость» их критики и их преследований апостола. Новая сторона психологии «сынов века сего» открывается тут.

Апостол же, конечно, не только хотел произвести разделение в лагере своих духовно младенствующих противников, не только – отвлечь их внимание от себя, но и педагогически дать им, хотя бы некоторым из них, тот понятный им краешек истины, за который могла бы ухватиться их незрелая совесть… Апостол хотел в чем то найти их единомыслие с Истиной.

Мы видим, как постоянно во всем апостол ищет и хочет видеть элемент добра и начало правды. Благочестие язычников афинских он видит в жертвеннике «неведомому Богу» (Деян.17:23); правду фарисеев – в их вере в воскресение. Постоянное его желание найти общую почву со всяким человеком (даже самым враждебным Истине), – быть всегда «эллином с эллинами», «иудеем с иудеями» – показывает глубину его самоотверженной любви к Истине и к человеку, независимо от того, обладает ли человек истиной, или отлучен от нее. Истина у апостола сочетается с истинным образом человека.

Глубину Божьей любви мы видим в делах и словах апостола, глубину любви его, умершей для «себя» и воскресшей в Боге. Лишь эта любовь имеет дар не мыслить зла и радоваться о Истине, даже о всех самых малых крупицах ее в человечестве.

Чрез пост обостряется всякое духовное движение человека, – и доброе, и злое. Постом можно особенно себя приблизить к Богу и особенно отдалить себя от Бога. Пример неблагодатного поста и темного самоотвержения являют те «более сорока» (Деян.23:13) иудеев, которые «заклялись не есть и не пить, пока не убьют Павла» (Деян.23:12). Желая острее поддержать в себе состояние злобы, они решились на такой пост. Во всяком случае они, эти иудеи, не были теплохладными, и если кто из них после обратился ко Христу, он, вероятно, стал горячим благовестником Истины.

Трагично в мире это возбуждение великих сил духа и энергий самоотвержения человеческого – на дела, не дающие вечной жизни человеку, но только ускоряющие его падение в бездну. Мир полон такого неблагодатного постничества, такой гибельной жертвенности, усиливающей суетную, злую активность духа. Всё это подтверждает лишь святой закон поста, данного для просветления, умягчения и возвышения человеческого сознания.

Этот неизвестный юноша стал промыслительно орудием избавления апостола Павла от нависшей над ним опасности. Узнав о заговоре против него, апостол не пренебрег мыслию обратиться к гражданским властям. При отвлеченной вере человек, может быть, решил бы ничего тут не делать, для своего лично телесного спасения, пассивно предавшись в волю Промысла. Но великий реалист духа, апостол Павел усмотрел, как мы имеем право предполагать, руку Промысла, именно в сообщении ему племянником известия о готовящемся на него нападении. И, как видим, принял все внешние меры, для предупреждения этого нападения (Деян.23:17–18). «Сын сестры» (Деян.23:16), как ангел Господень, оказался в числе светлых стражей, охранявших драгоценную для всего мира жизнь апостола.

Язычник, тысяченачальник Клавдий Лисий, был также в числе светлых сил, которым был поручен беззащитный, в оковах, апостол. Поверив, добрым своим сердцем, племяннику Павла, Лисий, под сильным конвоем, отправил апостола в Кесарию, при письме вполне благоприятного апостолу содержания. Не думал, конечно, Лисий, каково значение, для всего человечества, того, о ком благожелательно и снисходительно писал Феликсу. Какая тайна в том, что некие последние в мире должны после стать первыми, а первые последними. Несмотря на ясное об этом слово Откровения, ни «последние» не подозревают ожидающей их славы, ни «первые» не думают о возможном своем умалении пред этими «последними» (Лк.13:30, Мк.10:31, Мф.20:16).

Вскоре в Кесарии появились и ожидаемые там жалобщики на апостола, Анания и другие старейшины, приведшие, конечно, целый легион бесов с собою… Агнец Христов – Павел был под стражей в Иродовой претории. На первом рассмотрении дела ничего не было решено, но «чрез несколько дней Феликс, пришедши с Друзиллою женой своею иудеянкой, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. И так как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя. При том же надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним» (Деян.24:24–26).

Примечательно здесь сочетание некоего, несомненно религиозного, страха Феликса во время слов апостола о правде, воздержании и суде, с его явным желанием получить с апостола взятку. Этот тип религиозности человеческой не чужд и нашей эпохе; в делах, в жизни и психологии, – прочное служение своим эгоистическим интересам, а в глубине души, где-то «трещинка в вечность», смутное, но уже святое беспокойство от соприкосновения с миром таинственным, с областью непостижимой, но, как-то реальной… «Может быть, реальной». Непросветленная вера в иное могущественное бытие правды и суда, страх от начала осознания этого бытия и суда, и, в то же время, – хладная отдаленность разума, сердца и воли от Истины.

Тертул произносит обвинительную речь против апостола. Речь эта напоминает речи обычных наемников, говорящих не от сердца, а то что надо тем, которые наняли их. Это был ходатай по делам, адвокат, без коего не обходились государственно судебные дела и в апостольское время. Кратко, но обстоятельно выразил Тертул точку зрения первых преследователей христиан. Христианство им представлялось «назарейской ересью». Представители христианства – «язвой общества». Польстив Фесту и его государственной мудрости, апеллируя к нему, как к блюстителю мира, иудеи, чрез своего адвоката, приносят косвенную жалобу и на Клавдия Лисия, вырвавшего апостола Павла из рук их. Этим свидетельствуют они о несомненно благом намерении и поступке иерусалимского тысяченачальника, который стал, сам того не зная, архистратигом ангелом, в отношении апостола.

Укоризны некоторых людей почетны. Укоризны Тертула, если и бессильны прибавить славы великому апостолу, то, несомненно, возвышают Клавдия Лисия, показывают его справедливую душу.

Созерцаешь это странное судилище: безвестного, бесцветного Феста, сидящего «на судейском месте» (Деян.25:6), и кучку злых людей, желающих истребить сокровище всего человечества – апостола Павла, но связанных страхом государственной законности; воочию видишь всё «действо мира сего:» зло и добро рядом растут, цветут и плодоносят на поле этой жизни. И не сразу, а постепенно выявляются (для благоговейно созерцающих жизнь) пути Живого Промысла и спасения людей.

Божественно, без нарушения нравственной, человеческой свободы, соединяются на этих путях, личные судьбы каждого человека, неповторимого во веки; сочетаются с делом спасения всего человечества.

Если Иуда, как говорит Священное Писание, удавился, чтобы «пойти в место свое», то ведь всякий человек ищет идти, и всегда идет только «в место свое», во всех своих делах жизни.

«Агриппа сказал Павлу: позволяется тебе говорить за себя" (Деян.26:1). Тоже, как «Божий слуга» (Рим.13:4), Агриппа, властью, свыше данной ему, открывает уста, которые ненасытно будут слушать, в веках, миллиарды людей и всех народов. «За себя» ли говорит Апостол? Конечно, не за себя, а за Господа. Мы видим, как это «за себя» говорит Апостол! Если бы все люди так говорили за себя. Мы слышим горячую, дышащую теплом и живыми интонациями, речь любящего Бога человека… И вдруг прерывает ее апостол вопросом к Агриппе: «Веришь ли царь Агриппа, пророкам?» И добавляет сейчас же: «знаю, что веришь» (Деян.26:27) … добавляет потому, что «...любовь всему верит, всего надеется...» (1Кор.13:7)… Явно, что Апостол уже любит Агриппу во Христе, и хочет перелить в него свою радость, свою веру и знание Истины.

Но Агриппа закован в свою высоту, в свой государственный престиж. «Ты не много не убеждаешь меня сделаться христианином», – отвечает он Павлу (Деян.26:28). И ответное, последнее слово апостола пред судилищем, показывает, как за себя говорил апостол: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все слушающие меня сегодня, сделались такими, как я», и добавляет: »кроме сих уз« (Деян.26:29). «Все слушающие меня сегодня»… – Сколько таких оказалось, услышавших слова апостола во всех народах земли… Неисчислимое множество людей в истории сделалось именно такими, как апостол, в вере Христовой. Исполнилась молитва его, говорившего слова свои – не за себя, а за Христа.

А царь Агриппа? Услышал ли он что-нибудь? Мы не знаем. Одно несомненно, что сердце его и жены его Вереники в какой-то степени было смягчено. Если не ожесточается сердце, от святых слов, значит оно смягчается. Слово Святое никогда не производит нейтрального действия.

"Отошедши в сторону говорили (царь, правитель и Вероника) между собою, что этот человек ничего, достойного смерти или уз, не делает» (Деян.26:31).

«И сказал Агриппа Фесту: можно было бы освободить сего человека...» (Деян.26:32).

Не было ли это слово Агриппы, в тот миг, на весах Божьих, равносильным исповеданием веры во Христа?

Юлий был хранителем и водителем апостола на пути в Рим. Тоже орудие Промысла Божьего, он пытался, как и многие души в мире, помешать Промыслу на своем жизненном пути. Послушавшись апостола, он не подверг бы опасности всех плывших тогда на корабле. Но присутствие Павла спасло его и всех от потопления. Узник – опять – спас тюремщика. Ангел ночью, явившись апостолу, сказал, что »...Бог даровал тебе всех плывущих с тобою» (Деян.27:24). Начальник стражи был второй раз свыше «дарован» апостолу.

Христианину «дарует» Бог всех людей, с ним встречающихся. Все, с кем мы проводим время, и, встречаемся, кто нам поручается и кому мы поручаемся, все они «даруются» нам Богом, для служения им и спасения их… «...Ничего не имеем, но всем обладаем» (2Кор.6:10).

Чем ближе к Богу человек, тем больше людей поручается, даруется ему. Апостолу дарован был весь Корабль, то есть все верующие Церкви… Не удивительно, что ему дарованы были и все плывшие с ним тогда на александрийском корабле 276 душ. Все они получили, по мере своей, «солинки» правды Божьей; и многие из них, может быть, оказались не только физически спасенными своею близостью к апостолу.

Человеколюбие сотника Юлия к Павлу (Деян.27:3) уже открывает смягченность его сердца в отношении апостола. Конечно, «кормчему и начальнику» малого корабля он еще доверял «более, нежели словам Павла» (Деян.27:11), знавшего тайны Небесного Кормчего жизни. Этого Кормчего Юлий не знал, и оттого много трудного пережил на своем пути.

Чрез сотника Юлия Рука Божия удержала взволнованных, во время крушения корабля, воинов от пролития крови, и апостола, и других узников. Час Божий еще не настал для них. Снова Юлий, «желавший спасти Павла», является его ангелом, помощником того Ангела Божьего (Деян.27:43), который ночью явился Павлу и сказал ему: «не бойся, Павел; тебе должно предстать пред Кесаря...» (Деян.27:24).

Мало интересно изыскивать, к какому племени принадлежали жители острова Мелита (Мальты), когда кораблекрушение выбросило на этот остров ап. Павла и его спутников. Достойна примечания религиозность жителей этого острова. Она проявляется двояко: во-первых, эти «иноплеменники» (Деян.28:2) «оказали немалое человеколюбие», по свидетельству Луки. «Они, по причине бывшего дождя и холода, разложили огонь и приняли всех нас», всех путников, выброшенных на их берег.

У костра, во время происшествия с ядовитой змеей, выявилась другая сторона религиозности этих язычников. Увидав «висящую на руке» ап. Павла змею, они говорили друг другу: «верно этот человек убийца, когда его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить..» (Деян.28:4). Какое ясное понятие о законе Божьего Правосудия. В своей детской вере в близость и реальность суда Божьего над человеком, во всех обстоятельствах его земной жизни, эти примитивные люди ближе к Богу, чем многие последователи современного отвлеченного христианства, отдаляющего силу Божию от земли на небо, оставляющего земле только законы природы или одинокую самость человека.

Начальник острова Мальты принял потерпевших аварию «и три дня дружелюбно угощал» (Деян.28:7), не подозревая, конечно, кто находится в числе безвестных и наименее почетных путешественников. Но некая часть апостольской силы приоткрылась ему вскоре, в исцелении его отца, страдавшего горячкой и болью в животе. «Павел вошел к нему, помолился, и, возложив на него руки свои, исцелил его» (Деян.28:8). Как просто это исцеление: «пришел, увидел, победил», – величие простоты Юлия Цезаря. «Пришел, увидел, исцелил», и – никаких по этому поводу не сказал слов или фраз; сделал это «по пути», смешавшись потом с толпою и, может быть, позабыв сделанное. Таков характер и стиль людей Нового мира, Нового Завета с Богом. Люди острова использовали, конечно, время пребывания у них этого страшного преступника и чудотворца, охраняемого от людей, заслоняемого от них стражей, но целящего их болезни и немощи. Все, имевшие болезни на острове и пришедшие к апостолу, исцелились за эти месяцы. Благодарность за это была оказана апостолу, и «почестями» и «нужным» (Деян.28:10). Несомненно, в этом приношении принимал участие и благодарный душою Публий.

Исцеления эти свершались апостолом не только вещественно бескорыстно, но и духовно бескорыстно. За благодать телесного исцеления апостол не требовал даже христианства от исцеленных. Он исцелял, независимо от своего благовествования, силой только одной сострадательной любви. И эта сила нечеловеческой истины, Божественной жизни так влекла людей, чрез Апостола, ко Христу. Сияющее «на злых и на добрых" солнце не могло не быть истинным солнцем (Мф.5:45).

О них известно только то, что они упросили апостолов Павла и Луку – Самого Господа, бывшего в апостолах – «пробыть у них семь дней» (Деян.28:13–14). Эти путеолские братья прямо противоположны людям гадаринским, которые просили (Мф.8:34) Господа отойти от их пределов.

Там и тут воля Божья становилась послушной воле человеческой. Господь любит волю человеческую, любит ее свободу, и исполняет то, что она хочет. Оттого и небо жизни, и бездна смерти, – так одинаково доступны человеческим сердцам.

"В Риме Павлу было позволено жить особо с воином, стерегущим его» (Деян.28:16). Кем позволено? Какими-то безвестными чиновниками римских юридических инстанций, о которых в исторической памяти ничего не сохранилось. Чрез них прошла воля Божия о Павле и о Риме. «И жил Павел целых два года на своем иждивении и принимал всех, приходящих к нему, проповедуя царство Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» … (Деян.28:30–31) Сколько этот воин «стерегущий» должен был слышать благодатных, Духом движимых слов. Этот воин – избранник Промысла. Может быть, никто в мире более его не напитывался благовествованием апостольским.

Что сталось с этим воином? Как его человеческая воля ответила на все эти потоки благодати, лившиеся на него день и ночь из уст первоверховного апостола? Стал ли он сыном и благовестником Истины? Или небесная мудрость, несущая миру вечную жизнь, скользила по нем, не касаясь его существа. Какова была его душевная жизнь эти два года непрестанного пребывания с апостолом? Это сокрыто от нас. Но он не мешал апостолу. Апостол мог «невозбранно» проповедовать слово о Христе Господе. Этот воин, вероятно, сделался при нем почти домашним человеком. И, конечно, служил верной защитой апостола от новых посягательств на его жизнь со стороны каких-либо врагов истинной «надежды Израилевой» (Деян.28:20). С основательностью можно это утверждать. Не римские власти, конечно, но небесные силы приставили этого воина одиночку к апостолу мира, чтобы, после многих путешествий, пребывал теперь апостол на одном месте. Этот жалкий человеческий надзор, эта бессмысленная подсудность человеческим судам, помогли апостолу прибыть в Рим, задержаться в нем и утвердить Римскую церковь.

В сущности, апостол Павел в узах явился и первым архиереем Рима, исторически дающим образ истинного пастырствования, основанного не на внешнем престиже или государственном авторитете, но на правде Христовой и ее кротких страданиях в мире.